— Ник… — жалобно срывается с моих губ и на глаза наворачиваются слезы. Трясу головой, все еще не веря тому, что услышала. Он только что назвал меня шлюхой. Парень, которого я люблю сделал собственный вывод, даже не пытаясь узнать у меня, насколько правдива та запись. Да, он ее посмотрел. Но ведь мог позвонить мне, спросить. А ему, кажется, плевать. Это обидно до слез. Я ведь ни в чем не виновата. Зачем он так? Понятно, что получив видео, парень сделал соответствующие выводы. Но…Просто он не знает правды, я должна ему все объяснить.
Быстро, сбивчиво, начинаю говорить:
— Ничего не было, пожалуйста, поверь мне…Я не изменяла тебе…
Мой голос надломленный. Я слышу в нем виноватые и просящие нотки. Ничего не могу с собой поделать, я слишком сильно переживаю. Но я говорю правду. Ведь в реальности все было не так, как в том видео, которое ему отправил Влад. Ник должен поверить мне. Он должен меня услышать.
Только Ник злится еще сильней. Не хочет слышать меня, верить мне…
— Хватит делать из меня дурака — рычит он, подавшись вперед — Свали нахрен, видеть тебя не могу.
И столько ненависти в его голосе, что мне становится очень больно. Так больно, что дыхание срывается. Почему он не верит мне? Я ведь никогда ему не врала. Не выдержав, всхлипываю, пятясь назад. Боюсь снова увидеть в его глазах оглушающее отвращение. Хочется рыдать от отчаянья. Зачем я вообще пришла? Он пьян и зол. Не слышит меня. Верит лишь тому, что увидел. Нужно уходить, пока не стало еще хуже.
Завтра, мы поговорим с завтра, когда протрезвеет. Он выслушает меня, поймет. А сейчас, мне лучше уйти. Ничего у нас сегодня не получится. Он не станет меня слушать. Я лишь понапрасну буду пытаться донести до него правду.
Бегу, почти ничего не видя перед собой. Реву, потому что сдерживаться уже нет никаких сил. Слышу, как в спину мне летят оскорбления, зажимаю уши руками и выбегаю из дома. Только оказавшись в своей комнате, запираюсь на ключ и без сил падаю на кровать. Плачу горько, жалея себя, его. Он ведь на самом деле так не думает. Просто наговорил со зла. Завтра протрезвеет, я ему все расскажу, и он извинится. Мы снова будем вместе.
Под собственные всхлипы я засыпаю, в надежде, что завтрашний день все исправит.
Утром просыпаюсь разбитая и не выспавшаяся. Всю ночь преследовали кошмары: Влад, который лапает мое тело, смеется в лицо. Ник, который отказывается от меня, обзывая шлюхой. И так повторялось на протяжении всей ночи. Даже когда просыпалась, гадкий смех бывшего стоял в ушах. А когда снова засыпала, вновь окуналась в тот же кошмар.
Умывалась долго, приводя себя в порядок. Попутно обдумывая, как поговорить с Ником. Боже, пусть только он меня выслушает. Пусть не отталкивает. Еще одно такое унижение я просто не смогу перенести.
Когда спустилась вниз, застала встревоженных родителей.
— Ты как, милая? — мама обняла меня, всматриваясь в лицо.
— Нормально. Можно, мы не будем обсуждать то что было?
— Можно, захочешь поговорить, знай, мы всегда с папой тебя выслушаем.
Я кивнула, садясь за стол. Аппетита не было совершенно, но я заставила себя съесть булочку, чтоб еще больше не тревожить родителей.
Мне срочно нужно увидеть Ника. Объяснить ему. Он обязательно поймет. Я должна сделать это прямо сейчас, пока не растеряла всю решимость.
Вскакиваю, так и не допив кофе. Родители растерянно смотрят на меня.
— Я схожу к Нику — бросаю, быстро шагая к выходу. Никто из них меня не останавливает, потому что просто не успевают даже слова сказать.
Выхожу на улицу и невольно щурюсь от яркого солнца. Погода сегодня просто отличная. Можно будет съездить на речку, когда мы с Ником помиримся.
Я замедляюсь возле ворот его дома и нерешительно опускаю руку на дверную ручку. Волнуюсь. Очень сильно. А еще боюсь. Вдруг он снова пьяный? Как я тогда с ним разговаривать буду?
Делаю глубокий вдох, решаясь. Ну все, я пошла.
Дверь за моей спиной как — то слишком громко хлопает и от неожиданности я вздрагиваю. Нервы ни к черту. Сжимая руки с такой силой, что ногти впиваются в ладошки. Иду как будто на собственную казнь. И с каждым шагом, сердце стучит все быстрей и отчаянней.
Поднимаясь на второй этаж, вдруг замираю, потому что слышу женский смех. Моргаю, боясь поверить в то, что это правда. Снова слышу смех.
Нет, пожалуйста, только не это. Он не мог так со мной поступить. На глаза наворачиваются слезы. Я быстро и часто моргаю, пытаясь не расплакаться.
До боли прикусываю нижнюю губу и снова делаю шаг. Ноги тяжелые, будто к ним привязаны неподъемные гири. Пульс стучит в ушах.
Шаг, еще один и еще…
Женский смех становится громче.
Меня начинает трясти. Глаза заволокло слезами. Моргаю часто и дышу.
Замираю возле приоткрытой двери и тихо шепчу:
— Ник…
Не знаю, как он услышал меня, но шаги приближаются. Дверь медленно открывается и Ник опирается о косяк. Он в одних трусах. На груди следы от помады. Я сжимаю пальцы так сильно, что кажется еще немного и я их просто сломаю.
— Чего тебе? — недружелюбно рявкает он и окидывает меня презрительным взглядом. Щеки вспыхивают моментально и я отступаю.
— Ты не один? — спрашиваю, совершенно не понимая зачем. И так все ясно.
— Тебе какая разница? — хмыкает он и выходит, закрывая за собой дверь. Наступает, оттесняя меня к стене, но держится на расстоянии.
— Я хотела поговорить. Но, видимо, опоздала — обреченно шепчу, опуская взгляд. Боже, только бы не расплакаться.
— Нам не о чем говорить. Ты оказалась маленькой шлюшкой, Аля — презрительно кривит он губы.
— Ник…Все не так — шепчу отчаянно, протягивая к нему руки. От отшатывается от меня как от прокаженной, и зло шипит:
— Я никогда больше не притронусь к тебе. Ты мне противна — его серые глаза горят ненавистью. Рот презрительно ухмыляется.
Я умираю от его слов. Сердце болезненно печет в груди. Все было зря. Он даже слушать меня не хочет.
В этот момент дверь открывается и выходит полуголая брюнетка, которая, совершенно не стесняясь, виснет у него на шее и целует в губы.
— Милый, а это кто? — оборачивается ко мне и окидывает снисходительным взглядом.
— Никто. И она уходит — почти рычит Ник и подхватывает девку под задницу, начинает целовать.
Я стремительно убегаю, отчаянно мечтая исчезнуть, раствориться. Забыть обо всем. Мне очень больно и я плачу, плевав, что кто-то может увидеть или услышать.