Смятый лепесток

На автопилоте за два с половиной часа долетела до столицы и вышла из здания Домодедово.

На автопилоте доехала до центра под первые лучи солнца и медленно побрела по улицам.

На автопилоте дошла до Андреевского моста. Вытащила действующий паспорт, по которому прилетела. Не раздумывая ни мгновения, выбросила и его, и загранпаспорт в мутную воду.

На этом моменте режим автопилотирования по щелчку выключился.

Меня сковал ужас и полнейшая дезориентация.

Как же всё это произошло? Это моя жизнь или эпизод какого-то фильма?

Что же я теперь буду делать? Совсем одна! В незнакомой обстановке с фальшивыми документами… Без дипломов, аттестатов, без единой возможности устроиться на официальную работу! Как я могла поступить так опрометчиво?! Жить в постоянном страхе, что до меня доберутся, вернут обратно и довершат процесс разрушения моей личности…

Боже, как с этим справиться?!

Ноги гудели. Я опустила рюкзак на асфальт и как-то мигом рухнула на колени, уткнувшись лицом в ткань единственной вещи, что у меня есть.

Истерика накрыла чудовищной волной, и теперь эта волна смела всё – и стержень внутри, и задатки устойчивой психики, и мнение о том, что я сильная.

Я рыдала взахлеб, душимая этим обостренном чувством паники и полного опустошения.

Кто я теперь? Что меня ждет?..

Слезы лились нескончаемым потоком, вместе с ними из меня вываливались годы молчаливого протеста. Зачем заводить детей, которым не сумеешь дать теплоты? Лучше бы я росла в семье нищих, но любящих меня родителей! Которые не позволили бы докатиться до нынешней ситуации, где я стала пущенным в небо воздушным шаром. Никто не знает, где он в конечном итоге окажется, и когда лопнет, наткнувшись на сук дерева.

Потерянная душа, чью суть и глубину никому до сих пор не удалось постичь… Все мои достижения и заслуги, бывшие в том числе и попыткой обратить на себя внимание, теперь остались в той, другой жизни, от которой я отказалась. Как мусор, ей-богу. Отличница, умница, но не красавица. Теперь безродная, беззаконная и тоже не красавица.

Агонию внутри ребенка должны гасить родители, а я эту агонию из-за них и заработала.

Как умалишенная, рассмеялась сквозь плач.

С детства я – прозрачный элемент, который можно приделать ко всему, а можно и отставить в сторону. Какая разница? Невидимая деталь ни помочь, ни изменить что-либо не сможет. Я могла лезть из кожи вон, чтобы родители мной гордились, но этого никогда не случалось. Меня хвалила Лима, я выросла на кухне с этой доброй женщиной, своей заботой и нежностью спасшей мое сердце от ненависти и тьмы, которая обязательно настигла бы рано или поздно в такой-то обстановке.

И я приняла свою участь! Компенсировала одно другим. Не нужна родителям – зато она во мне души не чает. Потихоньку залепила эту брешь улыбками и объятиями Лимы, моей невероятной пампушки! Приняла свою участь и перестала задавать вопросы. Я взращена на любви кухарки – кто бы мог подумать! И вряд ли ещё когда-нибудь её увижу…

Только вот…детские травмы – страшная вещь. Даже я, думавшая, что переборола их, сейчас оказалась лицом к лицу с кривой действительностью, которая усмехалась мне. Ничто не проходит бесследно. И когда накатывает…вот этот самый момент – твое истинное «Я». Только поступками можно продемонстрировать свое принятие, прощение и силу духа. Только решением. Только выбором.

Страхи будут всегда. Большие и мелкие. Обоснованные и беспричинные. Но только тебе выводить формулу своей жизни теми или иными шагами, будучи готовым к последствиям.

Когда, вдоволь потешив прохожих своими истошными рыданиями и пережив первую губительную волну самоанализа, я взглянула на ситуацию под другим углом, ко мне вернулась выдержка.

Во-первых, я встала с колен, успев подмерзнуть. Осень в самом разгаре, а я тут вдруг стала практиковать моржевание.

Во-вторых, достала бумажные платки и вытерла щеки, подбородок и шею, успевшие утонуть в соленой влаге.

В-третьих, окончательно призналась себе в следующем. Я на подсознательном уровне просила предотвратить свою свадьбу, зная, что это станет моим концом. Видимо, сформулировала свое желание настолько коряво, что мне было ниспослана такая вот своеобразная помощь…

И что я имею? Беременная и одинокая девушка на жизненном перепутье. Которой в ближайшее время не будет покоя.

Но…хватит.

Просто к черту всё это. Я устала. Будь, что будет.

Хотела, как лучше, не раскрывая личности своего похитителя и насильника, чтобы не разрушать его жизнь окончательно, ведь именно моя семья и стала причиной такого жуткого поступка. Но поплатилась за это сама. Вновь и вновь. За чужие грехи.

Теперь мне безразлично, что станет с Дмитрием. Безразличен и отец. Все эти ужасы. Несправедливость, грязь, жестокость.

Я привыкла считать, что живу в неправильной среде. Что так не надо. Так нельзя. И вот теперь мне дали шанс. Давай, покажи, как надо. Сможешь?

Смогу! Буду бороться всегда! Сберегу этого ребенка, взрастив в нем чистоту и добродетели, на которые способна!

Прощай, Спандарян Алмаст Гариковна.

Здравствуй, Оганова Алина Георгиевна.

* * *

Я оформила в банке заявку на новую карту уже на фальшивый паспорт, жутко нервничая от одной лишь мысли, что обман раскроется в любую секунду. Ведь всё по базе тщательно проверяется. Срок получения казался мне нескончаемым, хотя и занимал не так много времени. И в этот период я жила в скромной дешевой гостинице, отдавая себе отчет в том, что отныне экономия – мой лучший друг.

Распродала абсолютно все драгоценности в самых разных ломбардах города, чтобы не вызывать подозрений. И попыталась получить лучшую цену за них. Оказалось, что «законная зарплата идеальной жены» по материальным меркам очень даже высока. Это была нереально огромная сумма для беглянки. На нее можно было бы даже купить маленькую квартиру у нас в пригороде. И эта мысль не давала мне покоя.

Можно спрятаться, но далеко не убежать. И лучший способ остаться в тени – быть под носом того, от кого скрываешься.

И я решилась.

Смысл мне терзать себя жизнью в столице, если я заведомо знаю, что это путь в никуда. Деньги когда-нибудь кончатся. Работать официально я не смогу без своих документов. Восстановить – нечего восстанавливать, тогда меня точно поймают за подлог. А неофициально – это как? Куда возьмут без диплома и аттестата? Чтобы каждый работодатель имел возможность этим попрекнуть или не выдать зарплату? Нет договора – нет обязательств. Это же Москва. Я с ней не справлюсь одна.

После долгих размышлений пришла к выводу, что должна вернуться. Осесть в ближайшем маленьком городке нашей области. Там меньше внимательных и придирчивых чиновников, больше шансов остаться на плаву. И ниже вероятность, что обманут, кинув на обочине. Мне знакома местность, менталитет.

Пока ждала оповещение из банка, штудировала рынок недвижимости. Делала закладки на подходящих мне квартирах, созванивалась с владельцами и брокерами. Конечно, без посредников выходило дешевле, но многие подробные объявления с фотографиями давали именно агентства.

Когда карта была готова, на получение я шла с трясущимся нутром. Не могла поверить, что всё прошло успешно. Купить сим-ку на фальшивый паспорт не так страшно. А вот опасаться быть пойманной при проверке данных в финансовой системе – настоящий трэш. Когда консультант вручила мне конверт, я всё еще была не в себе. Но как только поставила нужные подписи, тут же очнулась и поинтересовалась, можно ли сразу положить деньги на счет.

Может, сумма наличных, которые были при мне, и удивила девушку, но та не подала вида. Я закончила с оформлением, уплатой всех процентов, и теперь была свободна, не тревожась о том, что в рюкзаке ношу громадные деньги. Это приносило облегчение.

Дальше следовал поход по магазинам, приобретение самого простого чемодана, вещей первой необходимости с низким ценником – пижама, полотенце, пара кофт, джинсы, ботинки, средства личной гигиены и…парик, чтобы быть похожей на красочное изображение. Отныне я не имею права шиковать. Забронировав крохотную студию у нас в пригороде на месяц, чтобы было, где жить, я купила обратный билет туда, откуда совсем недавно стремилась исчезнуть. По новому паспорту.

Полковник Спандарян вряд ли представляет, на что способен изворотливый женский ум, если обладательницу загнать в угол. Я уехала его дочерью и растворилась на просторах московской суеты. Все мои следы вели в столицу, и официально я оттуда не возвращалась. Думаю, он бы аплодировал стоя, узнай, какая непростая схема провернута теми, от кого не ожидалось и толики данной инициативы. Нельзя недооценивать людей. Никогда.

Мама просила не возвращаться. А я и не вернулась. Жизнь разделилась на до и после. И вот это «до» теперь плавало где-то в глубинах Москва-реки.

Брать такси с повышенными тарифами мне не хотелось. Бессмысленные траты, я никуда не спешу. Воспользовавшись общественным транспортом, причем, впервые прибегнув к поездке на междугороднем автобусе, через три часа уже стояла на вокзале и договаривалась с хозяйкой арендованной жилплощади о передаче ключей.

А потом несколько недель ездила и знакомилась с местной недвижимостью, никак не находя то, что хочу. Кто бы знал, насколько это непросто. Мне нужно было светлое помещение с хотя бы поверхностным ремонтом, чтобы не заморачиваться еще и по этому вопросу. С каждым днем я всё больше и больше теряла надежду отыскать приемлемый вариант именно в рамках выбранной территории. Пока после очередного фиаско не наткнулась на объявление, висящее на двери подъезда, когда возвращалась во временное обиталище. Оказалось, здесь в срочном порядке продается двухкомнатная квартира с мебелью. Тут же позвонила, обговорила с хозяином детали и утром поднялась на четвертый этаж.

Мне нравилось расположение, поскольку была налаженная инфраструктура – в двух шагах медицинское учреждение, детский сад, школа, транспортная развязка. Я и выбрала это место, исходя из мысли, что отсюда без проблем доеду в любую точку городка.

Можно сказать, удача повернулась ко мне лицом, а не филейной частью. Дом был идеален по моим представлениям. А сумма – сказочной. Даже меньше, чем я рассчитывала. Зато с наилучшими условиями! Молодая супружеская пара с двумя детьми спешила покинуть «захолустье», перебравшись в столицу региона. Поражаясь тому, что я всё делаю с точностью наоборот.

К счастью, для оформления купли-продажи ничего лишнего с моей стороны не требовалось. Мы подали заявку через МФЦ, подготовили пакет документов, и уже вскоре я была обладательницей своей собственной жилплощади в пятьдесят шесть квадратных метров. Обеим сторонам была выгодна сделка без лишних переплат, только госпошлина. Моя единственная загвоздка – прописка. У меня не было возможности выписаться из неизвестного адреса, указанного в паспорте. И я не хотела думать о том, чем это чревато. Плевать!

Я перебралась в свой дом под Новый год, сменила старую дверь на современную систему из двух стальных полотен, чтобы повысить уровень безопасности. И на этом вся переделка закончилась. Я была не в том положении, чтобы затевать ремонт, даже если что-то где-то не нравится. Но, на самом деле, всё было по сердцу, главное – я свободна.

С грызущим чувством вины в новогоднюю ночь встала перед зеркалом, приложив ладони к округлившемуся животу. Я ведь ни разу не была у врача, не знаю, как развивается малыш. Но всё делалось во имя нашей с ним дальнейшей спокойной жизни.

Пообещав, что после праздников мы обязательно будем думать только о нём, я с улыбкой выпила чаю под передачу по телевизору, съела пару мандаринов, глядя на красочные салюты, и отправилась спать.

В общем, встретила будущий прекрасный год с мыслями о самом главном – здоровом крепком ребенке.

Не загадывала. Не мечтала. Не рассчитывала на чудо.

Поставила цель. И сделала первый шаг к её осуществлению.

Глава 10

Четыре года спустя…

– Уважаемые дамы и господа! Вас приветствует Дмитрий Зотов – командир воздушного корабля «Airbus A321» компании «Аэрофлот», выполняющего рейс по маршруту Каир-Москва. Расстояние составляет две тысячи девятьсот тринадцать километров, время в пути – шесть часов десять минут…

Сообщаю данные об аэропортах, высоте, скорости и давлении. Повторяю речь на английском, привычно обращая внимание на произношение, хотя она и доведена до автоматизма за столько лет работы в гражданской авиации. Дальше идет запись мелодичного голоса, вещающего правила безопасности. Бортпроводники сопровождают инструктаж показательным выступлением параллельно презентации на активировавшихся экранах. По моим личным наблюдениям, когда нахожусь в амплуа пассажира, многие безалаберно игнорируют данную часть. Их интересует только информация о подаваемых напитках и обеде. Уверен, мамаши в большинстве своем и не в курсе, что кислородные маски сначала надо нацепить на себя. И при любой аварийной ситуации рискуют оставить детей сиротами. В лучшем случае, конечно.

Мрачные мысли на какой-то промежуток испаряются, когда я окончательно погружаюсь в свой мир. Выруливание на взлетную полосу. Созерцание огоньков, – если рейс ночной, как сейчас, – пока идет согласование курсовой системы. Рев двигателей на максималках, шасси и крыло – под колоссальным давлением. Затем – закрылки в нулевое положение, они обеспечили обтекание воздушным потоком на малой скорости, стали продолжением крыла, увеличивая площадь и уменьшая сопротивление.

Итак, доводим скорость до максимальной. Мчимся. Еще через несколько мгновений плавно отрываемся от земли. Это любимый момент в моей профессии – начало. Пилот подобен музыканту-виртуозу, который чувствует мелодию – когда адажио, а где надо и аллегро. Часто мне кажется, что самолет – это мое продолжение, словно единый организм. И не требуется внешних подсказок, хотя, если что-то пойдет не так, световая и звуковая сигнализация дадут об этом знать.

Многолетняя лётная деятельность на всевозможных типах воздушных гражданских суден закалила. Мандраж, как и ступенчатый подъем по карьерной лестнице, остался позади. Только романтика полета в этой бескрайней стихии.

Очнулся только после громогласных аплодисментов. Это всегда выводило меня из транса, в котором я находился на протяжении всего полета. Еще одно подтверждение того, что пилотирование – искусство, схожее с музыкой.

Удачное совпадение – у меня три свободных дня, успел отлететь свои девяносто часов за месяц, чуть выше законной нормы, но не нарушение, если согласовано с самим пилотом. Совсем скоро посадка на мой рейс. Домой. Уже шесть недель не видел семью, предпочел в прошлое «окно» остаться в столице. В этот раз нельзя, нужно присутствовать…

Присаживаюсь в одном из кафе и прошу принести крепкий кофе. Хотелось бы собраться с мыслями. Но мимо вдруг проносится толпа стюардесс, причем не только нашего экипажа. Это явление редкое и тем более удивительное, что они обступили конкретную молоденькую девушку, что-то демонстрирующую на своей ладони. Она заметила мой взгляд и смутилась:

– Дмитрий Евгеньевич, Вы тоже еще здесь…

Киваю в ответ.

– А я сережку нашла… – пытается оправдаться неуклюже. – Это на удачу, Вы же знаете?..

– Да, Жанна, знаю.

Пилот Дима и стюардесса Жанна – у нас просто феерический состав. И если в кабину пассажиры с творческими наклонностями, желающие продемонстрировать знание песни про пилота Диму, никогда не попадут ввиду строгого запрета, бедной девушке приходится ловить ухмылки и выслушивать интерпретации известной композиции про стюардессу Жанну весь полёт. Её бейдж с именем действует на людей, как призыв к действиям.

У любой профессиональной области есть своя копилка суеверий и примет. Я когда-то слышал о том, что для стюардессы найти женские серьги в салоне после рейса – это несказанное «счастье». Приносит какие-то успехи. Но такая ситуация случилась впервые на моем веку. Ну, хоть одной «обеспечено» что-то хорошее.

Девушки исчезают так же внезапно, как и появились, спеша по домам к родным и друзьям.

Я же, четвертуя местного бариста, вновь погружаюсь в свои мысли…

* * *

– Ну что, давайте помянем?..

Передергивает от этих слов. Каждый раз. Будто впервые. Когтями по незажившей ране. И вспарывает, вспарывает… Мутит от этого действа – собранных за столом людей, фотографии на стене…

До сих пор не смирился! Вулкан внутри бушует, заставляя стиснуть челюсть до характерного скрежета.

Выхожу на балкон и делаю шумный вдох полной грудью. Смотрю вдаль на детскую площадку, где две девочки возятся с ведрами в песочнице. Казалось, еще недавно я, стоя на том же месте и с тем же прищуром, следил за тем, чтобы Соня далеко не уходила. Выполнял школьные задания, то и дело срываясь, чтобы проверить, как там моя любимая малявка. Сестра часто чувствовала мой взгляд, поднимала голову и лучезарно улыбалась. Соня действительно была крохотным солнышком. Её невозможно было не любить.

Пять лет!

Боже, пять лет! Как они пролетели?! Чудовищный срок без неё.

Дверь открывается, и через мгновение рядом оказывается мама. У неё глаза на мокром месте, но она не даёт слезам пролиться. Обнимает меня осторожно за пояс, и я привычно перекидываю руку через её плечи, прижимая к себе.

– Димочка, я понимаю, как тебе больно. Я понимаю! – сколько скрытого отчаяния в этом голосе, – но так нельзя. Ты срываешься и уходишь, ни разу не провел за столом больше пяти минут…

– А зачем? Насмотрелся в лица дражайших родственников. Ты ведь тоже замечаешь, мам? Замечаешь? Произносят высокопарные слова, а у самих на лбу так и светится – гулящая девка получила по заслугам. Шлюха, короче. Что с неё взять? Очередной аборт. Просто неудачный.

Заметно побледнев и непроизвольно дернувшись, родительница поспешила доказать обратное:

– Дима, что ты такое говоришь! Они все любили Сонечку!

Саркастически ухмыляюсь. Ага, конечно.

– Мама, тебе пятьдесят семь лет, но ты наивнее младенцев.

Понимаю, что груб. Это происходит непроизвольно. Весь мой негатив, аккумулируемый до этого в течение года, разом выливается на поминках вот уже пять лет подряд. Вроде бы, даю себе слово на этот раз сдержаться, а как вижу вызывающее оскомину сборище в квартире – сатанею. На кладбище я их не замечаю. Занят тем, что осматриваю территорию, что-то подправляю, где-то выдергиваю мелкий сорняк. В уборке нет необходимости – мама тщательно ухаживает за могилой.

– Может, я и наивная, мой дорогой, – тон приобретает строгие нотки, – а вот ты, Димочка, совсем одичал в своей Москве. Это – твоя семья. Будь добр, уважай и светлую память сестры, и людей, которые пришли помянуть её…

Резко отстраняется и оставляет меня одного со стойким ощущением, что я вновь обидел самого дорого человека… Нервно провожу пятерной по волосам. Не становится легче ни на йоту! Эта боль меня пожирает, я заложник собственной вспыльчивости.

Следом появляется Яна, которая плотно прикрывает дверь и, преданно заглядывая в глаза, прижимается губами к моему виску.

– Дим.

И ей больше ничего не надо говорить. Только произнести моё имя так, чтобы я понял – она действительно понимает, она сочувствует, она поддерживает.

Стискиваю её в объятиях, пытаясь забыться. Девичье тело податливое и теплое, отчего умиротворенно вздыхаю.

– Я скучала.

Да, сложно быть женой пилота, отсутствующего большую часть года. У нас с ней непростая ситуация – Яна не хочет перебираться в Москву, я – возвращаться домой. Но мне приходится переступать через себя. Я принял эту ответственность несколько лет назад, и теперь должен подстраиваться под такой темп.

– Пойдем, ну, правда, неудобно. Папа твой один там отдувается, тебе надо его поддержать.

И возразить нечего. Молча возвращаюсь с ней в гостиную. Снова обвожу презрительным взором собравшихся. Отец сильно сдал. Смерть Сони и его выход на пенсию случились одновременно. Не успели проводить с почестями лучшего пилота местных авиалиний в заслуженную свободную жизнь, буквально через неделю-другую произошла трагедия. В отличие от мамы, достопочтенный мужественный Евгений Александрович сдерживается с большим трудом, украдкой вытирая влагу в уголках глаз.

Выворачивает от бессилия!.. Отвожу взгляд.

Будь моя воля – никого бы не пустил. Как не заметить эту гнильцу? Уважаемая Светлана Егоровна, мамина родная старшая сестра, которую я ввиду её профессии учителя не имел права называть тетей Светой, всю жизнь причитавшая, что та и удачнее замуж вышла, и дети в люди выбились, а у неё – всё не так, сейчас ахает и охает, картинно качая головой. Как она смотрела на мать, встречающую отца после рейсов! С какой завистью, далекой от чего-то светлого. Никогда не понимал, почему люди терпят это лицемерие в семье. Что за священные узы, построенные на низменных чувствах?

Её дочь Катя со скучающим видом листает ленты в социальных сетях, явно желая находиться не здесь, а где-нибудь в очередной веселой компании в лесу на шашлыках. Ещё бы – последние дни лета. Катерина у нас умница, защитила кандидатскую и теперь укрепилась на кафедре экономической теории в нашем государственном университете. У Катеньки с теорией всегда были отличные отношения – в теории она «самая прекрасная и умная» девушка в области. Сей факт не помешал ей выйти замуж и развестись через несколько месяцев, заявив, что муж её попросту не был достоин. Кате можно. У неё мать – гарпия, тут же заткнувшая рты всем сплетникам. В отличие от моей, молча терпящей доводы посторонних о скоропостижной кончине Сони.

Ещё несколько семейных пар – друзья, коллеги родителей. Я вырос среди них, мы проводили вместе праздники, отдыхали на природе, ездили на море, до которого рукой подать. Будучи ребенком, а позже – молодым парнем, я возводил всех в ранг прекраснейших людей. А потом, когда уехал на учебу в академию в Питере, возвращаясь, почему-то стал замечать резкие перемены. Странные разговоры, которым изначально не придавал значения. Но суть которых уловил лишь после смерти Сони.

Зависть. Настоящая неприкрытая ничем, старая, как сам мир. Гнусное чувство, разрушающее и самого человека изнутри, и его отношения с другими.

У нас была обычная среднестатистическая семья, державшаяся на плаву после развала Союза. Мать – терапевт, отец – пилот. Это сейчас данная профессия считается одной из самых высокооплачиваемых и даёт множество привилегий и льгот, а в то время мы едва сводили концы с концами, ожидая, что всё устаканится. Очень долго я оставался единственным ребенком, поскольку на фоне вечных стрессов у мамы просто не получалось сохранить ни одну из беременностей, что пришлись на период до моего одиннадцатилетия. А я, жуть, как хотел братика или сестричку, наблюдая за своими друзьями, у которых с этим никаких проблем не было, ибо у каждого были либо старшие, либо младшие.

Когда случилось чудо и родилась Соня – поздний долгожданный комок, я, без преувеличения, был самым счастливым среди всех. Правда, энтузиазм поубавился, когда она подросла и начала рвать школьные тетради, вырисовывать каракули в дневниках и учебниках, что были казенными и подлежали возврату. Потом с ней приходилось гулять, вести разъяснительные беседы, но что поймет малыш в таком возрасте? Сестренка выслушивала внимательно, даже хмурилась для антуражу, как говорится. А потом заливалась смехом и целовала меня, с такой любовью и обожанием глядя мне в лицо, что я моментально ей всё прощал.

Когда поступил в Питер, Соня пошла в первый класс. Рискуя очень многим, я пропустил этот день в авиационной академии, а сам, как и обещал, держал за руку мелкого чертенка с двумя длинными хвостами и огромными бантами. Напыщенным павлином, выражая гордость оттого, что у неё такой взрослый брат, Сонька сделала свои начальные шаги по двору школы. Я наблюдал за ней, мысленно ведя счет бедолагам, которые склонят головы перед уже рождающейся ослепительной красотой. Одни её глаза чего стоили – любовался бы вечно. Хотя они у нас и одинаковые, но в ней также искрилась какая-то женская сущность, хитринка, кокетство.

Очень переживал за неё, лишь бы не наделала ошибок, не поддалась мнимым чувствам, не натворила дел в переходном возрасте. Я помнил своих одноклассниц, многие из которых примерно с четырнадцати-пятнадцати без зазрения совести расставались с девственностью, вступая во взрослую жизнь. Может, немного цинично, но своей сестре я такой участи не желал. Поэтому пытался держать руку на пульсе. Не давил, но контролировал, ежедневно звонил, переписывался, приезжал сразу, как появлялась возможность. Соня была счастлива и светилась, получая подарки из разных стран, когда я ещё только-только осваивал самостоятельность в качестве второго пилота после получения лицензий. Сам балдел от её реакций – искренних, живых, восторженных. Здорово, когда ты для кого-то являешься героем.

Настоящая нервотрепка ожидала меня, когда она поступила в университет. Был долгий период обид, когда все в один голос отказались отпускать её в Москву. Ну да, у нас город не самый большой по России, но достаточно значимый и занимает хорошие позиции. Государственный университет вполне престижное место, вот туда я и пророчил ей путь.

– Ну, Дима, почему?! Ты же там, я буду с тобой! Хочу учиться в столице!

Хныкала, давила на жалость, не разговаривала по несколько дней.

А я объяснял: меня нет в городе большую часть времени, я мотаюсь по миру, и не смогу помочь в случае чего. Криминогенность на высоком уровне, а красивая молодая девушка – и вовсе под ударом, если её некому защитить. А дома и отец рядом, и окружение у нас хорошее, шансов быть обиженной практически нет. Обходя стереотип, согласно которому в восемнадцать пора вылетать из гнезда и строить судьбу самостоятельно, никто из нас Соню никуда выпускать не собирался. И работать ей не было нужды – обеспечивали втроем.

Уговорили с горем пополам. Я радовался, что мелкая больше не дуется.

И в таком режиме прожил весь её первый курс…

А потом этот ночной звонок в августе пять лет назад.

Вакуум в голове.

Сони больше нет.

Глава 11

Спустя ещё полтора месяца…

Яна выходит из ванной, понурившись, отводит взгляд и сразу направляется в кухню. Выбрасывает очередной тест. И так понятно – отрицательный.

Иду следом и молча обнимаю со спины, пока она смотрит в окно.

– Ян, прекрати.

– Что прекратить?

– Изводить себя, будто это конец света.

– Дим, мы четыре года женаты. Мне тридцать пять. Думаешь, нет причин переживать, что у нас не получается зачать?..

Что я могу на это ответить? Ведь даже проверялись по всем статьям, нет никаких проблем ни у неё, ни у меня. Что за злой рок? Люди сплошь и рядом «залетают», от детей отказываются, а у нас никак не выходит и одного завести.

Разворачиваю её к себе и заглядываю в кошачьи глаза светло-зеленого цвета. В них читается отчаяние и готовность сдаться. Никогда раньше не видел эту боевую девушку такой.

– Ян, ну, серьезно, давай поедем со мной? – пытаюсь вновь уговорить её. – До каких пор мы будем жить на расстоянии и раз-два в месяц заниматься сексом, чтобы ты забеременела?

Она раздраженно высвобождается из объятий и отступает, иронично усмехаясь и тихо бросая:

– Ещё пожалуйся мне, что тебе не с кем там тр*хаться, Зотов.

Меня передергивает от этого заявления, сразу же вспыхиваю, забыв о благих намерениях:

– Есть что сказать – говори прямо.

– Я уже сказала. Никогда дурочкой себя не считала, всё прекрасно осознаю, и ты не унижай нас обоих отрицанием этого факта.

– Что-то не вижу скорби на лице. По-моему, тебе до лампочки, есть ли у твоего мужа любовница или нет.

Яна горько рассмеялась и тряхнула шевелюрой.

– Дим, ты всё же стал конченым циником. Думаешь, я упаду тебе в ноги и начну просить, чтобы ты не изменял мне? Даже самые яро любящие мужчины ходят налево, а между мной и тобой только привязанность, от былой пылкости и той же самой любви ничего не осталось очень давно.

Хочется крепко выругаться. Да что там, бл*дь! Орать благим матом!

Мы с Яной были влюблены ещё со старшей школы, бросали друг в друга многозначительные взгляды, ждали чего-то… Но мне уже тогда казалось, что такая прагматичная девчонка не для меня. В этом возрасте хочется легкости, любовных подвигов в горизонтальной плоскости, веселья. А не выноса мозга, что обеспечено, если ты вступаешь в серьезные отношения. И о каких серьезных отношениях могла идти речь, если я всегда знал, что укачу в авиационную академию, куда мечтал попасть с детства. И что? Кто бы меня здесь ждал? Так ничего у нас и не вышло, мы даже не пытались.

Второй раз судьба столкнула нас во время моего приезда спустя несколько лет. Отмечали с друзьями окончание университета – каждый своего, мы разбрелись по разным направлениям. И надо же было в клубе встретить компанию Яны, которая собралась там же праздновать чей-то день рождения. Пара взмахов ресницами, многозначительные взоры, схлестнувшиеся во мраке помещения, рассекаемого светомузыкой, и продолжение у этой ночи могло быть лишь одно.

Да, нам было чертовски хорошо. Я пробыл дома около четырех месяцев, пока получил ответ из компании и поступил на официальную работу после всех экзаменов и испытаний. И за всё это время мы практически не расставались. Я и раньше слышал о том, что медики – самые приземленные люди, их ничем не проймешь, даже брезгливость ко многим бытовым вещам притупляется, но с Яной в этом убедился. Эта девчонка в постели творила такие вещи, что столичным путанам впору было у неё учиться, как ублажать мужчину. С ней всегда было интересно, беззастенчиво и остро. Невозможно не свихнуться от накала. Она любила эксперименты, а я слетал с катушек из-за неё, творящей безумства. И мне казалось, что, вот она – любовь всей моей жизни, классная, неординарная, лучшая. На тот момент Яна только-только попала в интернатуру и грезила о будущем. Так же, как и я, она ещё с малых лет знала, чего хочет. А именно – стать педиатром. Так что, можно сказать, сейчас она – сапожник без сапог. Лечит чужих детей.

Я уехал, мы были на связи, ничего не обещали, но и без слов с ума сходили друг по другу. О, тогда Яна ещё не была столь мудра, чтобы принимать измены как данность. Словно фурия, устраивала мне показательные выступления, грозилась прилететь и оторвать все стратегические места, а потом пришить на лоб. Очень талантливая. Обожал её. И уже тогда расстояние стало для нас камнем преткновения. Никогда не понимал, что людей держит в провинции. Жизнь кипит именно в столице, меня тянуло к этим огонькам, я наслаждался суетой. А Яна, наоборот, предпочитала в этом плане размеренность, стабильность и тишину.

В таком режиме прошло ещё два года. Естественно, я, молодой парень весьма и весьма недурной наружности, не ощущал недостатка женского внимания. И иногда давал осечки – реалии жизни. Куда без этого? А Яна будто чувствовала. Но в агонии полыхала не только она. Я тоже подыхал от мысли, что её окружают всякие похотливые самцы. Умница, красавица, за словом в карман не полезет – девушка всегда была в центре внимания. И эти больные отношения выматывали обоих.

Даже не помню, кто из нас, наконец, предложил расстаться. Крышесносный секс – это здорово, но всё остальное шло в минус. Не дотягивали мы до адекватного формата. Было очень жаль, потому что я понимал, насколько она необыкновенная и неповторимая в своём роде. Среди пустышек, которые меня окружали, я четко осознавал, что из себя представляет самодостаточная Яна.

Но, увы, мы, гордые и амбициозные, не хотели поступаться своими принципами и целями. Так и разошлись, не остыв, но признав, что эти отношения нас разрушают.

Прошло ещё несколько лет. Третий раз судьба столкнула нас на похоронах Сони. Я был удивлен, что бывшая одноклассница и просто моя бывшая присутствовала на данном мероприятии. Оказалось, они с матерью теперь ещё и коллеги, работают в одном учреждении.

Каждый по-своему пытался пережить это горе. Мне в компании пошли навстречу, предложив взять отпуск прямо сейчас, не придерживаясь графика, я сначала, было, хотел согласиться, остаться рядом с родителями. Но буквально на следующий день после того, как сестру предали земле, сорвался обратно. Чуть сам не умер в этой обстановке, где всё напоминало о ней. Утешающих сплошь и рядом было много, мама находилась в надежных руках, да и отец не позволил бы ей сдаться. Они меня не стали отговаривать и ни разу не упрекнули.

А я…даже по-мужски оказался неготовым к потере такого близкого человека. Соня была целым миром. Маленьким ярким миром. И вдруг всё померкло. Это не укладывалось в голове. В сердце. В душе. Отрицание шло полным ходом. Я отказывался принимать это, жить в атмосфере, пропитанной болью потери. Слушать шепоток «добрых» языков, не стеснявшихся обсуждать судьбу сестры даже у нас дома.

Превратился в настоящего психа. Видел всё в черно-белом цвете. Ненавидел всех и каждого. Задавал один и тот же вопрос: почему?! И не находил ответа. Только мерзкая холодная тишина.

Растворялся, прятался и забывался в полётах. Там нужна сконцентрированность, высокий уровень ответственности всё же включал мозг, стоило только войти в кабину. Пусть огромный процент пути и преодолевается на автопилоте, но командир обязан быть начеку. Даже не знаю, как отлетал полгода, приезжая домой только на девять и сорок дней. Засыпал и просыпался с каким-то смутным грызущим чувством, отмахивался от него, злился на себя за слабость, шел дальше.

Пока в одну из ночей не проснулся в холодном поту с четко сформированным желанием – хочу мстить. Сука, хочу крови! Выпотрошить того, кто виновен в её уходе! Сжечь, заставить биться в предсмертной агонии, видеть ту же боль, муки и страдания, что испытывает вся семья. Я был чертовски уверен, что это принесет мне облегчение. И не только мне, но и Соне, мысли о которой не покидали. Посмотреть в глаза этому ублюдку, от которого она была беременна, решившись потом на аборт. Не сомневался ни секунды – он её и отправил, побоявшись ответственности!..