Смысл жизни человека и государства

Поэтому попытки проправительственных “истинных русских демократов”, типа Виталия Третьякова (63), доказать, что “будущая… российская политическая система… не будет… калькированной с французского или американского образца”, а “будет именно русская политическая система, всегда немного традиционная и всегда отчасти футуристическая, поскольку во внутренней политике России… всегда будет несколько больше авторитаризма, чем во Франции или Германии. Просто потому, что Россия пространственно больше, что у нас сильны соответствующие исторические традиции…”, не имеют под собой никаких серьёзных основ, кроме желания угодить мнению высокого начальства.

На самом деле менталитет российского народа уже изменился за прошедший после установления демократии относительно короткий период и начинает приближаться к менталитету развитых капиталистических стран. Так по данным исследовательского центра портала SuperJob.ru: в 2008 году 78% наших граждан (а в 30-40 летнем возрасте - 82%) стали понимать, что недостаток финансов - это мотивация для того, чтобы трудиться больше и лучше, и только 16% готовы умерить свои потребности и ждать, когда государство придёт им на помощь.

Принципиальным подтверждением этому является и данные исследований Тартуского университета, доложенные на 14-й Европейской конференции психологии личности. При проведении репрезентативного психолого-социологического исследовании, в котором участвовали 40 российских вузов и были опрошены 11 тысяч этнически русских, проживающих от Камчатки до Карелии, выяснилось, что никакого стереотипа русского человека или специфического “русского духа” не существует. И поэтому, по мнению профессора Тартуского университета Юрии Алика: “оправдывать какую-нибудь политическую систему тем, что таков русский народ, или что демократия и другие формы западной жизни русскому противопоказаны, - чистая демагогия” (64).

Постскриптум

Глава уже была практически закончена, когда в мире разразился всеобщий экономический кризис, который достаточно точно выявил реальное отношение наших граждан к существующей власти. А именно от степени доверия граждан к своей власти в прямую зависит как тяжесть разразившегося кризиса, так и скорость выхода из него. Для подтверждения этого вывода сравним необходимые условия выхода из кризиса, достаточно точно отражённые в статье “Кризис и модернизация” сопредседателя Совета по национальной стратегии Иосифа Зискина, и поведение, а самое главное - причины поведения тех, от кого действительно зависит, когда и как мы будем из него выходить:

“Кризис, как и разруха, коренится в головах. Для его одоления мало наладить финансовый кровоток. Нужно, чтобы все агенты экономической жизни поверили в свои перспективы в новых условиях, не изымали активы из оборота, не бежали из страны…

Кризис безжалостный, но безошибочный диагност, выявляющий все дисфункции институциональной системы… При стабилизации, выстраивании властной вертикали было достаточно контроля за действиями ключевых игроков, блокирование выхода за определенные рамки. Для полноценного преодоления кризиса нужно доверие к мотивам и методам руководства страны. Доверие, способное побуждать активную часть общества к позитивным действиям в экономике, политике и социальной жизни. Иначе все “игроки” будут искать обходные пути” (65).

Ну и каково же оно - доверие к существующей власти? В 2008 году из России утекло рекордное количество средств - 130 млрд. долларов (это при размере внешнего долга, который должен быть оплачен в 2009 году, 150 млрд. долларов). Причём даже “простые” граждане, не доверяя своему государству, только в октябре 2008 года скупили 16 млрд. долларов (66). Вот и ответ на вопрос об уровне доверия к своему государству. Если народ безмолвствует, то это ещё не говорит о том, что ему всё нравится в его правителях и их политике.

Интересно, что только кризис заставил государство обратить своё внимание на неэффективность государственной экономики. Так уже в августе 2009 г. президент был вынужден поручить Генпрокуроре и своему контрольному управлению как госкорпорации распоряжаются вверенными им деньгами и имуществом, и на основании этих данных сделать вывод - нужны ли они как класс. Более того помощник президента Аркадий Дворкович, выступая перед студентами Международного финансового университета, вынужден был констатировать: “Чтобы достичь результатов, необходимо привлекать специалистов с рынка, эти компании должны стать рыночными, тогда и не будет стоять вопрос об их статусе” (67).

Конечно, сторонники огосударствления экономики могут возразить: на Западе тоже есть госкорпорации, и никто там не возражает. Да, “госкорпорации есть и на Западе. Имеют единую законодательную базу. Создаются на время. Полностью открыты. Отчитываются перед парламентами. Дотошно проверяются аналогами нашей Счётной палаты. Дальнейшая судьба - приватизация активов… С выгодой для бюджета” (68). А у нас суверенная демократия не может копировать такой чужой опыт: “Государство снабжает ГК каким-то имуществом. Тут же с ним расстаётся. Поскольку оно переходит в собственность получателя… Госкорпорация должна раз в год отчитываться перед правительством. И всё. Всех прочих любопытных, включая депутатов, она вправе послать куда подальше… Чтобы ни делала госкорпорация, банкротство исключено… возможные убытки должны покрываться бюджетом… А, извините, почему? Ведь добро наше общее” (68). Нет не общее. В авторитарном государстве оно в первую очередь государственное, причём распоряжается им чиновничье-государственный аппарат, а не народ или его реальные представители.

Если бы целью автора являлась банальная критика предлагаемых методов выхода из психологического и экономического кризисов в России, то достаточно было бы остановиться на достаточно правильных, хотя и общеизвестных рекомендациях: для предотвращения фиксации и тем более превращения переходного авторитарного периода в тоталитарный необходимо активно заняться перевоспитанием населения в демократическом и либеральном духе, начиная со школьных программ, и обеспечить создание достаточно мощного класса, имеющего как экономическую, так и политическую возможность не смотреть власти в рот.

Однако, как мы уже убедились, существующая власть не очень то стремится к установлению в России либеральной демократии, к которой, по мнению Фрэнсиса Фукуямы, в конечном итоге придут все - не столько даже из идеологических, сколько из практических соображений. И это далеко не случайно.

Как показали исследования Класинг, основанные на эксперименте психолога Геерта Хофштеде, разработавшего показатели “восприятия власти” и “индивидуализм” на основании обследования 100 000 человек из 65 стран мира, во всех странах, население которых длительно воспитывалось в условиях коллективизма и считало разумным наличие строгой иерархии (властной вертикали), государственные власти не демонстрировали особой заботы о частной собственности и свободах (69).

“В сообществах коллективистов интересы личности не являются приоритетными, - комментирует свои наблюдения Класинг. - Вполне естественно, что такие особенности менталитета не способствуют защите прав и свобод”. Хуже другое: “Более поздние эксперименты, аналогичные проведённому Хофштеде, показали, что выведенные им больше 30 лет назад индексы практически не меняются со временем, притом, что в экономике и политике стран успели произойти огромные изменения” (70).

А, следовательно, для активного продвижения нашего общества к демократии необходимо изменение его менталитета, что в свою очередь невозможно без выявления истинного смысла жизни человека и разработки на его основе новой действительно общечеловеческой морали. Именно этому и будут посвящены последующие главы книги.

ЛИТЕРАТУРА:

— Василюк Ф.Е. “Психология переживания” (изд. Московского университета, 1984).

— Sarnoff A. Personality. Dynamic and development. - N.Y: Wiley & Sons, 1962. - 572 p.

— Maier N.R.B. Frustration theory: restatement and extent ion. -Psychological review, 1956, vol. 63, No 6, p. 370-388.

— Би-би-си на других языках, 08.12.2005.

— “Известия” 31. 10. 08.

— Jacobson G.F. Programs and techniques of crisis intervention. - In: American handbook of psychiatry. /Ed. By S. Arieti - N.Y., 1974, p. 810-825.

— Мелихов Александр. “Известия”, 26.06.2008.

— Клиффорд Саймак. Пришельцы.

— Любутин К. человек в философском измерении: от Фейербаха к Фромму.

— Третьяков Виталий “Известия”, 03.07.08.

— Желязны Роджер. Доннерджек.

— Марков Александр. VIII международные Лихачёвские научные чтения (Известия 16.06.08)

— Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма.

— Ямпольская Елена. “Известия” 05.06.2008.

— Межуев Вадим. VIII международные Лихачёвские научные чтения (Известия 16.06.08).

— “Основы учения Русской православной церкви о достоинстве, свободе и правах человека”.

— Фромм Э. Психоанализ и религия.

— Хайек Ф.А. Дорога к рабству.

— Смирнов Дмитрий. “Известия”, 12.09.2008

— Александр Мелихов. “Известия”, 19.08.2008.

— Веллер М. и Бурковский А.

— Лившиц Александр “Известия”, 09.07.2008.

— Цыганков Олег “Известия” 27.03.08.

— Руссо Ж. Ж. Рассуждение о науках и искусствах. / Трактаты. М. 1969.

— Шпенглер О. Закат Европы. Очерки морфологии мировой истории. М. 1998.

— Зиновьев Александр. Коммунизм как реальность, 1980

— Быков Дмитрий. “Известия”, 01.07.08.

— Баталов А.А., Шапошников Г.Н. Варварство и цивилизованность - извечные формы экзистенции. Екатеринбург. 2001.

— Мелихов Александр. “Известия”, 03.06.2008.

— Малинецкий Георгий. “Известия” 11.06.2008.

— Баневич Артур. Где нет княжон невинных.

— Ковалёв Сергей. Известия 18.03.08.

— Малинецкий Георгий. “Известия”. 11.06.08.

— Третьяков Виталий “Известия”, 28.04. 08.

— Максимов Андрей. “Известия”, 18.08.2008.

— Смирнов Дмитрий. “Известия”, 12.09.2008.

— Воскобойников Дмитрий. “Известия”, 30.06.08.

— Никонов Вячеслав. “Известия” от 22.04.08.

— Тепляков Сергей. “Известия”, 07.07.2008.

— Гамильтон Лорел. Пляска смерти, 2007.

— Немцов Борис и Милов Владимир. Независимый экспертный доклад “Путин. Итоги. 2008”.

— Батенёва Татьяна. “Известия”, 22-24.08.2008 .

— Лившиц Александр. “Известия”, 21.05.08.

— Андреев Андрей “Известия”, 23.05.08.

— Лившиц Александр. “Известия”, 30.04.08.

— Савиных Анастасия. “Известия”, 14.07.2008.

— Данные Фонда “Общественное мнение”, “Известия””, 18.07.2008.

— Интернет опрос “Известий”. “Известия”, 25.04.2008.

— Лившиц Александр. “Известия”, 18.06.2008.

— Дискин Иосиф. “Известия”, 22.04.08.

— Третьяков Виталий. “Известия”, 28.04.08.

— Грызлов Б.В. “Известия”, 11.07.2008.

— Диккенс Ч. Колокола.

— Панарин Игорь. VIII международные Лихачёвские научные чтения. “Известия”, 16.06.08.

— Иванов Виталий. “Известия”, 23.06.08.

— Диккенс Ч. Холодный дом.

— Источник: финансовая отчётность Газпромбанка за 2005 год по международным стандартам финансовой отчётности.

— Источник: “Ведомости”, “Дорогие медиа. “Газпром-Медиа” может стоить 7,5 млрд. долларов”. 6 июля 2007.

— Источник: финансовая отчётность “Газпрома” за 2005 год по международным стандартам финансовой отчётности.

— “Ведомости”, “Сибнефть разогрели” 28.09.05.

— Иванов Виталий. “Известия”, 05.05.2008.

— Иванов Виталий. “Известия”, 23.06.08.

— Третьяков Виталий. “Известия”, 17.07.2008.

— Би-би-си, 18.07. 2008

— Зискин Иосиф “Известия”, 19.01.09.

— Каледина Анна “Известия”, 19.01.09.

— Шишкунова Елена “Известия”. 16.09.2009.

— Лившиц Александр. “Известия”, 16.09.2009.

— Степанов Антон. “Сами виноваты”, Smart Money. 04 (142).

— Klasing M. The cultural roots of institutions. University of St. Gallen Working Paper. N 2008-28. Nov. 2008.

ГЛАВА 2

“Истинное счастье и подлинную свободу

мы ощущаем, не приобретая новое,

а сбрасывая балласт ненужного”.

Александр Громов

ФИЛОСОФИЯ ЖИЗНИ.

Принципиально эту главу можно было написать, как классический историко-философский обзор проблемы смысла жизни человека и человечества с чётким и подробным изложением взглядов всех философов, занимавшихся этой темой, но автор не философ и самое главное смысл этой главы заключается не в мелочно конкретной оценке деятельности того или иного исследователя, а в выявлении принципиальных ошибок, свойственных философии и философам, занимавшихся решением этого одного из самых важных смысло-жизненных вопросов.

Хотелось, чтобы читатель понял: все мои поиски ошибок во взглядах и представлениях философ, исследовавших проблему смысла жизни, и особенно критические замечания об их работах обусловлены не философской безграмотностью цитируемых авторов (хотя советский период не мог не сказаться на системе решения даже философских вопросов) и не попыткой предстать перед читателем гением рода человеческого, а просто укоренившимися у автора представлениями о требованиях, предъявляемых к современным научным работам в областях, не связанных с гуманитарными науками, требованиями, определяющими чёткий набор действительно научных доказательств, без которых речь может идти в лучшем случае только о пусть и гениальной, но догадке, а в худшем просто о чистой фантазии.

То что проблема отсутствия чётких критериев истины в философских вопросах существует не вызывает сомнения у большинства современных исследователей. Так, по мнению Э. Фромма(1): “Ирония истории состоит в том, что, несмотря на доступность источников, в современном мире нет предела для искажений и неверных толкований различных теорий”. Причём это далеко не чисто теоретический вопрос, поскольку “существующий антагонизм идей - это надвигающаяся угроза всей нашей культуре” (2). И это действительно так, ибо отсутствие правильного (потому что оно действительно научное) мировоззрения в условиях многополярности и мультирелигиозности нашего мира с его огромными военно-экономическими возможностями может легко привести человечество к катастрофе.

Но перейдём, наконец, к самому вопросу. Правильно поставленный вопрос - это половина правильного решения. Иммануил Кант, пожалуй, первым сумел чётко сформулировать три основных вопроса философии: “Все интересы моего разума (и спекулятивные и практические) объединяются в следующих трёх вопросах: 1. Что я могу знать? 2. Что я должен делать? 3. На что я могу надеяться?” (3). Но поскольку “самый главный предмет в мире, к которому познания могут быть применены - это человек, ибо он для себя своя последняя цель” (3), то к первым трём добавился четвёртый: “Что такое человек?”.

Из всех этих основных вопросов философии для большинства людей именно третий раньше или позже становится первым, поскольку “знание о смерти” автоматически “порождает вопрос о собственном и постоянном бытии, как и вопрос о смысле человеческой жизни… в диалектическом развитии философской антропологии положение о смертности есть первое” (4). Но кто же может дать человеку ответ на это вопрос?

Иммануил Кант первым предложил достаточно простой с его точки зрения перечень наук, которые должны отвечать на все основные вопросы философии: “На первый вопрос отвечает метафизика, на второй мораль, на третий религия, на четвёртый антропология” (3). И если учитывать, что у человека именно осознание собственной однократности, случайности было и остаётся на протяжении тысячелетий “ядром всей религиозности” (5), то связь религии с третьим вопросом кажется совершенно естественной. Более того, тогда и “философия, подобно религии, должна нести человек экзистенциальное утешение, духовную защиту” (6).

Но если человек - искусственно созданное и запрограммированное какой-то высшей силой существо, то ответ на вопрос “в чём смысл его жизни?” упирается либо в поиски документальных божественных указаний (например, в изучении соответствующих религиозных манускриптов), либо в создание мира философской фэнтези: “философия - это искусство, вместо научности - перевод художественной интуиции в понятие” (7), которая может быть гениально поэтичной, но всё равно была и будет оставаться обыкновенной игрой в бисер.

И только, если расценивать появление сознания (а вернее осознания себя) у человека, как естественный этап эволюции биологических существ, то можно попытаться найти научно-философский ответ на этот принципиальный и столь важный для человека вопрос. Поэтому и критическому разбору ответов на этот вопрос должны подлежать только те философские исследования, которые базируются на попытках осмысления реальных научных законов, а не на фантазии авторов.

К таким реальным законам, которым вольно или невольно подчиняются все живые существа, несомненно, являются законы биологии. Интересно, что основоположником антропологического направления в философии оказался не материалист, что было бы наиболее логично, а идеалист А. Шопенгауэр, впервые постулировавший, что именно антропология определяет цель философии и более того является её исходным пунктом. Вот только концепция у него получилась не совсем человеческая.

“В сердце каждого из нас действительно сидит дикий зверь, который только и жаждет случая посвирепствовать и понеиствовать в намерении причинить другим горе или уничтожить их” (8). А отсюда: люди “пожирают друг друга”, “я и эгоизм, это одно” (9). Понятно, что при жизни в таком обществе сумма страданий не может не превышать сумму счастья, и счастьем может быть только освобождение от страданий, то есть целью такой жизни должна являться только смерть.

Невольно складывается впечатление, что единственный зверь, с которым так или иначе имел дело Шопенгауэр, был бешеным волком. Но почему именно с него надо было делать человека - не понятно.

Ф. Ницше (10) ещё более чётко ставит вопрос о значении биологического фактора в жизни человека: “Надо перевести человека обратно на язык природы”, ибо “в основе нашего существа есть нечто, не поддающееся обучению, некий гранит духовного фатума, предопределённого решения и ответа на предопределённые заданные вопросы”.

Причём предпосылкой для этого заключения послужило у Ницше космогоническое учение Коперника. Вот только причина этого вывода несколько своеобразна: “Разве не в безудержном прогрессе пребывает со времён Коперника именно самоумаление человека … вера в его достоинство, уникальность, незаменимость … канула в небытие - он стал животным, животным без всяких иносказаний” (11).

Но раз человек - животное, то и основой человеческой сущности, его “духовным фатумом” должен стать чисто животный (с точки зрения Ницше) сверхинстинкт воли к власти. Более того, разум (рационализм), способный подавлять подобные инстинкты, по его мнению, является не благом, а причиной физиологического вырождения. “Я учу говорит “да” всему, что накопляет силы, что оправдывает чувство силы” (12). Естественно, что если правда в силе, то “сама жизнь есть в основе своей присвоение, нанесение вреда, преодоление чужого и более слабого, подавление, твёрдость, навязывание собственных форм, воплощение … - эксплуатация” (13).

Если бы Ницше просто почаще ходил в зоопарк, то вскоре бы заметил, что роль лидера даже в обезьяньем сообществе далеко не всегда принадлежит самому сильному и самому глупому, а само лидерство заключается не только в присвоении и угнетении, но и в защите и наведении порядка в стае. Значимость именно такого лидерства подтверждает, например, этологическое исследование, во время которого одну из двух групп куриц постоянно лишали лидера, в результате чего все показатели выживаемости в этой группе оказались значительно хуже, чем в группе с лидером.

Приведённые только что критические примеры, кроме того, объясняют в чём заключался принципиальный недостаток биологического подхода в создании концепции человека у большинства философ. “Эти попытки, однако, потерпели крах при их теоретическом осуществлении, в особенности из-за произвольных возможных утверждений”, и в первую очередь потому, что “научного, эмпирически верифицируемого учения об инстинктах не существует, а это означает, что в нашей науке мы не имеем права предполагать существование таких независимых основных инстинктов, кроме органически представленных (инстинкта питания, полового инстинкта)” (14).

Интересно, что, сделав подобный жёсткий вывод Гелен, тут же сам эмпирически предложил ряд основных инстинктов, которыми регулируется жизнь человеческого сообщества: инстинкт заботы о детёнышах, инстинкт восхищения и сострадания, инстинкт безопасности. (15). Именно эти три инстинкта, по его мнению, предопределяют гармонию и конфликты общественной жизни. Хотя важную роль, считает он, играют ещё инстинкты агрессивности и взаимности. Причём беда современного общества (и в этом он, в принципе, соглашается с Фрейдом) заключается, с одной стороны, в том, что инстинкт агрессивности недостаточно сублимируется в тяжёлый физический труд, а, с другой стороны система сегодняшнего воспитания не готовит человека к восприятию агрессии.

Более сложным, двойственным представляется влияние биологического на человека К. Лоренцу (16). Основной проблемой человеческого вида он считает отсутствие инстинкта сдерживания агрессивности по отношению к представителям собственного вида, что в условиях постоянного прогрессирования вооружений может привести к гибели всего человечества.

Более того, особенности современного развития общества, по его мнению, способствуют тому, что инстинктивные, генетически запрограммированные нормы поведения, которые ещё в недавнем историческом прошлом были добродетелями, в современных условиях могут приводить к гибели. “Единственная наша надежда - в нашем умении думать, и в моральных решениях, которых мы можем достигнуть с помощью этого умения” (17).

Казалось бы, блестящий вывод: “надо думать!”. Но ведь проблема то не в том, что все остальные исследователи не думали, а в том на основании каких фактов и как они думали. Автоматическая замена биологической концепции на социальную потенциально не менее (если не более) опасна, поскольку идей может быть бесконечное множество (сколько умов - столько идей), а благими намерениями - дорога в ад вымощена. Тем более что помимо теистических существуют и нетеистические религии, но религии, а не научно доказуемые истины.

Отсутствие научно разработанного механизма постановки целей и принятия решений не может не приводить к субъективности, как в предлагаемых проблемах, так и в способах их решения. Для примера можно рассмотреть некоторые наиболее одиозные грехи цивилизации с точки зрения К. Лоренца (18).

“Размягчение чувств”. По мнению автора, лекарственные средства, снимающие боль, не дают ощутить радость, полноту здоровья, а исчезновение ярких, сильных переживаний, остроты жизни делает жизнь пресной, что приводит к исчезновению сильных характеров - эволюционному регрессу.

Странный вывод. Вряд ли требуется специальное медицинское образование, чтобы понять: человек, испытывающий радость, а тем более полноту здоровья от зубной боли и принципиально не желающий её снять, имеет серьёзные проблемы с психикой, если ему уже не поставлен диагноз мазохизма. А яркость и сила переживаний, которые, например, много раз в день испытывает трейдер или брокер, явно не уступают по силе эмоций переживаниям первобытного охотника или ковбоя. Тем более что по данным Института мозга РАМН и Института психологии РАН агрессивность и активность человека на 94% и 89% соответственно определяются его генотипом, а не частотой пугалок и страшилок в его жизни.

“Генетический упадок”. Это понятие Лоренца включает в себя два положения. Первое - опасность накопления генетических дефектов из-за поддержания жизни генетических уродов. В принципе, это классический повтор установок нацистского рейха на эвтаназию психических больных и вообще всех “недочеловеков”. Если даже вынести за скобки гуманистические и моральные установки современного общества, то и то с чисто биологической точки зрения для накопления генетических дефектов необходимо наличие закрытых анклавов, приводящих к близкородственным бракам, что становится всё менее реальным в условиях нарастающей глобализации человеческого общества. Тем более что это заявление Лоренца сделано в век активной разработки методов исправления генетических аномалий.

Второе положение понятия “генетического упадка”, по мнению К. Лоренца, заключается в том, что господство идеологии равенства не даёт побеждать сильнейшему, а стало быть, тормозит природное развитие человеческого вида. Если бы речь шла о выведении породы лошадей тяжеловозов, то спорить было бы не о чем, но кто может предсказать “кто матери истории более ценен” на том или ином этапе развития человечества? Так что бороться человечеству, конечно, надо, но не с равенством, а с уравниловкой, тормозящей развитие экономики и морально развращающей общество, как это неоднократно и по разным поводам сумела продемонстрировать система советского социализма.

“Отказ от традиций”. Самое странное для этолога положение. В нём Лоренц доказывает противоестественность внутривидового противостояния на примере конфликта поколений. В то же время он рассматривает нации как различные виды и приветствует их “межвидовое” противостояние, поскольку приобретение нацией в ходе эволюционной борьбы черт своеобразия делает её совершеннее, а потеря своеобразия и замкнутости приводит к тупиковой ветви развития нации как вида.

Сама попытка отождествления наций с видом не выдерживает никакой критики с точки зрения любого биолога. Особенности исторического развития человечества привели к тому, что наличие общего языка и даже проживание на одной территории отнюдь не свидетельствуют о близком генетическом родстве между членами этого сообщества, более того генетическая общность разных национальностей может быть больше, чем между различными представителями одной нации. В качестве примера можно привести финнов и россиян. Те россияне, которые генетически относятся к угро-финской группе, конечно гораздо ближе к финской нации, чем к россиянам с преобладанием генов тюркской группы.

И, наконец, стала ли совершеннее культура Советского Союза по сравнению с культурой Российской империи, самоизолировавшаяся за “железным занавесом” и воспринимавшая как порочную и разлагающуюся культуру всего остального мира? Да и что мешает в нормальном демократическом обществе развиваться различным культурным представлениям и точкам зрения? Скорее уж тупиком развития для культуры любого общества являлось и является желание сохранить её в неизменном виде, поскольку даже с чисто биологической точки зрения любая сверхспециализация вида несёт в себе угрозу гибели даже при незначительном изменении привычного ореола существования.

То же по сути можно сказать и о противостоянии поколений. Во-первых, оно существует ровно столько, сколько существует само понятие поколений, а, во-вторых, и это, пожалуй, самое главное - противостояние поколений, вернее их взглядов на жизнь стимулирует развитие общества, его прогресс, не давая обществу одряхлеть в искусственно поддерживаемой неизменности.

“Подвластность человечества доктринам”. Это положение включает у К. Лоренца две взаимоисключающие проблемы: некритичное восприятие современным человечеством модных идей и излишняя вера в науку, как одно из главных проявлений воздействия на умы современного человека. И если некритичность восприятия была и остаётся проблемой человечества, то, как раз причиной её появления всегда являлась и является, если не полная анаучность, то явная недостаточность научности восприятия действительности. А уж количество некритично воспринимающих те или иные идеи граждан в прямую зависит от того, как много их останавливается на уровне подросткового развития, при котором требуются герои, на которых надо равняться и чьи идеи воспринимаются без серьёзного осмысления как свои собственные. Так что лучше уж вера в науку, поскольку, начиная с самых ранних этапов формирования человека разумного, она, так или иначе, способствовала выживанию человека как вида в отличие от чисто умозрительных религиозных верований.

В принципе отрицание биологического в человеческой природе и признание только социального начала присуще разным направлениям в философии. И колеблется от излишней идеализации человека у Монтегю: “Зло не присуще человеческой природе, человек злу учится… Его учат агрессивности, как и всем другим формам насилия, которые проявляет человеческое существо” (19), до классического марксистского убеждения в чисто социальной сущности человека: “Та сумма производительных сил, капиталов, социальных форм общения, которую каждый индивид и каждое поколение застают как нечто данное, есть реальная основа того, что философы представляли себе в виде “субстанций”, и виде “сущности человека”… (20.).

Правда, в более поздних работах классики марксизма отходят от столь примитивного похода к сущности человека. Так, “поздний” Маркс уже утверждает, что “если мы хотим … оценивать всякие человеческие действия, движения, отношения и т.д., то мы должны знать, какова человеческая природа вообще…” (21). Ещё более чётко высказывается Энгельс в “Анти-Дюринге”: “Но ведь уже сам факт происхождения человека из животного царства обуславливает собой то, что человек никогда не освободиться полностью от свойств, присущих животному…” (22).

Интересно, что у их последователей советско-марксистских философов почему-то вновь явно превалирует идея гегемонии социального начала в человеке. Причём при доказательстве “снятия” биологического социальным даже такой неординарный философ как Леонтьев опускается до уровня учебника младших классов: “… для того, чтобы обнаружить “глубинную” общность потребности в пище у человека и животного, достаточно взять изголодавшегося человека. Но это не более, чем софизм.” (Пожалуй, это единственное слово, которое может оказаться не понятным младшекласникам). “Для изголодавшегося человека пища действительно перестаёт существовать в человеческой форме, и, соответственно, его потребность в пище расчеловечивается, но если это что-нибудь и доказывает, то только то, что человека можно довести голоданием до животного состояния, и ровно ничего не говорит о природе его человеческих потребностей”. (23). Как говорится: как и какой вопрос поставишь, так и такой ответ получишь. В данном случае Леонтьев убедительно доказывает только то, что марксистские философы привыкли питаться только не расчеловеченной пищей, а для того, чтобы сохранить в человеке человеческое достаточно своевременной поставки пищи.

Конечно, само по себе признание важности биологического начала в человеке совсем не отрицает значимости его чисто человеческих составляющих: душевного мира (внутреннего мира конкретного человека) и духовного мира (мира других людей) (24). Больше того, нельзя не согласиться с Э. Кассирером (2), что “существует система деятельностей, которые составляют сферу истинно человеческого. Язык, миф, религия, наука, искусство - вот различные составляющие этой сферы”. Причём для человека важны не только материальные компоненты человеческой культуры, но и само человеческое общение. Как справедливо утверждает Фромм: “Сама натура человека не может быть согласна с изоляцией и одиночеством. У людей есть потребность в общении, связях с людьми, в самоутверждении, привязанностях, потребность обладать самосознанием, потребность в ориентации и необходимость иметь объект поклонения. Чувство одиночества, фрагментирующее личность, разрывающее её на дискретные части может вести к агрессивности, насилию, терроризму и анархии”.

И всё же хотя “коллективизм…обеспечивает тотальную безопасность, снимает страх перед жизнью”, правда для этого надо подчиниться “всеобщей воле”, где собственная ответственность поглощается коллективной ответственностью” (25), но истинного освобождения от одиночества, а, следовательно, от вопроса о смысле жизни он не даёт. Поэтому и продолжаются попытки философов дать на него ответ, но если они, как это привычно для представителей чисто гуманитарных наук, не обращаются к естественным наукам, то их ответы продолжают носить сугубо субъективный характер.

В качестве примеров подобных ответов можно предложить идеи К. Любутина и Э. Фромма. Так К. Любутин (6) постулирует в одном абзаце практически два совершенно разных ответа на вопрос о смысле жизни: “Что движет человеком?.. Человеку присуще стремление реализовать себя. В этом, видимо, заключается смысл его жизни. Но каково содержание реализации? Только реализация одухотворённая даёт то совершенство, которое делает жизнь целостной. Смысл человеческого бытия - в самом бытии”.

То, что стремление реализовать заложенные в себе потенциальные возможности жизненно важно для человека, не вызывает никаких сомнений: и в реальной жизни, и в литературе постоянно отмечаются психологические проблемы, возникающие у людей, особенно на определённых этапах развития (например, кризис среднего возраста), если им не удаётся добиться реализации своих желаний и планов. Но реализация - реализации рознь, поскольку реализовать себя можно в чём угодно (например, в воровстве), но можно ли это назвать смыслом жизни вопрос не менее сложный, чем тот который мы разбираем.

Второй же вариант ответа: смысл бытия в бытии, с одной стороны отрицает первый, а с другой, как ни странно сближается с проблемами первого ответа, поскольку бытие бытию рознь. И в принципе этот ответ является лишь офилософствованным перефразированием “народной мудрости”: живи, пока живётся.

По мнению Э. Фромма смыслом жизни должно быть достижение определённых духовных ценностей, что принципиально совпадает с идеями Ф. Ницше. Но если Ницше убеждён, что “разрешить проблему ценности,чтобы установить последовательный ряд ценностей” должен философ (26), то Э. Фромм представляет людям самим заниматься поисками духовных ценностей. “Аутентичен тот, кто верен духовности; неаутентичный человек - бездуховен… Материалисты в той мере, в какой они заняты поисками аутентичности, в той мере, в какой они заняты поисками прозрения, гармонии, спасения, верны духовности. С другой стороны, “спиритуалистический” мыслитель, который не занят поисками подлинного прозрении, бездуховен” (1).

В то же время Э. Фромм предлагает и своё собственное представление о смысло-жизненных ценностях: “душевное здоровье не может быть отделено от основной человеческой проблемы - достижения целей человеческой жизни: независимости, цельности и способности любить” (1). Даже не пускаясь в дискуссию насчёт правильности отобранных Фроммом составляющих цели человеческой жизни, стоит отметить, что речь в данном случае может идти только о необходимых составляющих полноценного существования человеческой личности, но не о цели или смысле жизни.

Тем не менее, поскольку Э. Фромм убеждён в правильности своих выводов, перед ним, естественно, встаёт вопрос: почему же человек далеко не всегда стремится к достижению цели своей жизни? И Фромм находит два основных объяснения этому факту. Во-первых, “эти идеи на самом деле не затрагивают всей натуры… в силу особенностей социального характера, такие идеи остаются лишь набором осознанных принципов, но в критический момент люди оказываются неспособны действовать в соответствии со своими принципами”.

То есть все беды человечества (в том числе и не умение следовать правильным философским построениям) обусловлены тем, что “социальный характер - это результат динамической адаптации человеческой природы к общественному строю. Изменение социальных условий приводит к изменению социального характера, т.е. к появлению новых потребностей и тревог. Эти новые потребности порождают новые идеи, в то же время, подготавливая людей к их восприятию. Новые идеи в свою очередь укрепляют и усиливают новый социальный характер и направляют человеческую деятельность в новое русло” (27).

В конечном итоге подобный ответ невольно приводит к мысли о том, что в принципе единого смысла жизни нет и быть не может, поскольку он зависит от конкретных социальных условий каждого общества.

А вот второй вариант объяснения причины отсутствия у человека желания искать смысл жизни, основываясь на социальных представлениях современного для него общества, заслуживает особого интереса. Не отрицая своей идеи о значимости социальных условий в формировании человеческих ценностей, Фромм вынужден признать, что “существуют неизменные законы, присущие человеческой природе и человеческому поведению и действующие в любой культуре”, которые “нельзя приступить, не нанеся серьёзного вреда личности” (1), и что “социальный характер… не является результатом пассивного приспособления к социальным условиям; социальный характер - это результат динамической адаптации на основе неотъемлемых свойств человеческой природы, заложенных биологически либо возникших в ходе истории” (28).

Принципиальной ошибкой в этом высказывании является уравнивание в силе воздействия на человека биологических и социальных законов, не подтверждаемое конкретными научными исследованиями, в первую очередь в области биологических наук.

Подобное псевдо решение вопроса вообще-то очень типично для философской науки: вместо привлечения специалистов в той или иной области, на худой конец углубления собственных естественно научных знаний - стандартные попытки умозрительного решения проблем с опорой только на имеющиеся собственные знания и способности.

С нашей точки зрения попытка принципиального решения основного вопроса философии невозможна без использования современных представлений о биологии животного мира, неотъемлемой частью которого является и сам человек. “Путь к будущему лежит в понимании нашей биологической природы, в признании её ограниченности, её потенциальных возможностей и в использовании этой природы для возвращения к ней - создание лучшего мира - морально лучшего мира для всех” (29).

В следующих главах мы попытаемся доказать роль влияния общебиологических законов на судьбы государств и народов, а также обязательность их учёта в решении вопроса о смысле жизни человека и государства.

Литература:

— Фромм. Психоанализ и религия.

— Кассирер Э.. “Опыт о человеке. Введение в философию человеческой культуры. // Проблема человека в западной философии. М. 1988.

— Кант И. Соч. в 6 т. Т.3. М. 1964, с. 661

— Landsberg P. Einfuhrung in die philosophische Anthropologic. F. A. M. 1960. S.70/

— Плеснер Г. Ступени органического и человек // Проблемы человека в западной философии. М. 1988.

— Любутин К. “Человек в философском измерении от Фейербаха к Фромму”. Псков, 1994

— Шопенгауэр А. (цит. по Любутину К. “Человек в философском измерении от Фейербаха к Фромму).

— Шопенгауэр А., ПСС, т.3, с. 624

— Шопенгауэр А., ПСС, т.4, с. 466

— Ницше Ф. Наши добродетели.

— Ницше Ф..К генеалогии морали.

— Ницше Ф. Воля к власти. М., 1910, с.36.

— Ницше Ф. Соч. т.2, с. 221-222.

— Gehlen A. Anthropologische Forschung. Hamburg. 1961. S. 55.

— Gehlen A. Der Menschen - sein Natur und Stellung in der Welt. Bonn. 1955. S. 55.

— Лоренц К. Кольцо царя Соломона. М. 1979.

— Лоренц К. Врождённый запрет братоубийства.// Диалоги продолжаются. М., 1989. С. 105.

— Лоренц К. Восемь смертных грехов цивилизованного человека.

— Аншли Монтегю М.Ф. “Гуманизация человека”, 1962.

— Маркс К., Энгельс Ф. Фейербах. Противоположность материалистического и идеалистического воззрений. (Новая публикации первой главы “Немецкой идеологии”). М. 1966.

— Маркс К., Энгельс Ф. Соч. т. 23, с. 623.

— Энгельс Ф. Анти-Дюринг.

— Леонтьев А.Н. Деятельность. Сознание. Личность. М., 1975, с. 195.

— Плеснер Г. “Ступени органического и человек” // Проблемы человека в западной философии. М., 1988.

— Бубер М. “Проблема человека. Перспективы // Лабиринты одиночества. М. 1989. С.89-90.

— Ницше Ф. Соч. т.9, с. 130

— Фромм Э. Бегство от свободы. С.232-233.

— Фромм Э. Бегство от свободы. С.244-247.

— Рьюз М., Уилсон Э. “Дарвинизм и этика // Вопросы философии. 1987. N1. С. 108.

Глава 3

МОЖЕТ ЛИ СОЦИАЛИЗМ СТАТЬ БУДУЩИМ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА?

Искусство так рождает зеркала -

Чтоб каждый мог себя в них обрести…

Мир отражений вязок и жесток,

Он рвётся из застывшего стекла…

И страшно - вдруг ещё придёт их срок,

И завладеют миром зеркала,

И вырвется на волю легион

Фальшиво отражённых ими душ…

Сергей Лукьяненко “Фальшивые зеркала”

Не знаю даже, способны ли те, кто действительно претерпел такое, работать над переменами… Мне думается, что если лепить горшок на покривившемся кругу, то он тоже выйдет кривым, какого бы высокого мнения о себе не был горшечник. И чем горшок больше, тем больше будет изъян.

Тэд Уильямс “Война цветов”

До недавнего времени смыслом и целью жизни человека и государства, называемого Советским Союзом было построение сначала социалистического, а затем и коммунистического общества. Эксперимент не удался. Но может быть, проблема была только в наличии ошибок при проведении эксперимента, может быть, просто у руководителей государства не хватило опыта (в конце концов, никто в истории человечества подобные эксперименты над людьми и государствами не проводил) или знаний?

В принципе политик, планирующий переустройство мира не обязан знать всё: он может не знать математики, литературы и даже географии переустраиваемого мира, но он не может не знать психофизиологии людей, живущих в этом мире. Слишком дорого обходится людям это не знание. И то, что уровень науки на момент переделки мира ещё не дорос до истинного знания предмета, не может извинить будущего демиурга. Перестройку мира должно осуществлять только тогда, когда в этом есть действительная необходимость и имеются достаточные знания для этого деяния.

Ленин и Карл Маркс были достаточно грамотны для своего времени, и, будучи культурными людьми, конечно, не могли не обратить внимание на всеобщий интерес общества к физиологии. Тем более, что идея И.М. Сеченова о том, что душевные проявления есть следствие работы головного мозга, изложенная в “Рефлексах головного мозга”, настолько быстро и глубоко проникла в общественное сознание, что даже в романе “Анна Каренина” Стива Облонский, расстроенный семейными неприятностями, объясняет самому себе возвращение хорошего настроения в привычной комфортной обстановке с точки зрения сеченовской теории: “Рефлексы головного мозга, - подумал Степан Аркадьевич, который любил физиологию”.

Вряд ли Ленин, а в дальнейшем и Сталин не имели представлений об исследованиях одного из первых российских лауреатов Нобелевской премии Ивана Петровича Павлова. Конечно, имели, но эти исследования, как и последующие исследования бихевиористов, доказывали, что автоматические неосознанные реакции организма можно вырабатывать с помощью внешнего воздействия, а, следовательно, любого можно научить любому. А значит можно воспитать принципиально новых людей, соответствующих желаниям демиургов.

Они от всей души надеялись создать “мир воспитания. Обучения. Наставления… Мир, в котором учитель, Наставник стал высшим мерилом справедливости”, верили, что из людей “можно вылепить всё что угодно”, но получили “Мир, воплотивший мечту безумного педагога”. (1)

В чём же дело? Идея перестройки психологии человека научно обоснована, материальные возможности (в руках большевистских лидеров оказалось целое государство) налицо, а эксперимент провалился. Для того чтобы понять причину этой трагической ошибки придётся углубиться в основы психофизиологии, поскольку без понимания её законов, а особенно без учёта тех принципиальных изменений, которые произошли в этой науке за последние полвека, нельзя объяснить, почему провалился эксперимент по переделке общества, проведённый на 1/16 части суши.

Начинать придётся с понятия безусловного инстинкта. Если суммировать определения безусловного инстинкта Ч. Дарвином и Уильямом Джеймсом, то под ним понимаются те акты, которые могут быть выполнены одинаково многими особями одного вида для удовлетворения основных потребностей, без сознательного предвидения цели и без предварительной выучки, но целесообразно (2).

Классическая физиология, с которой, так или иначе, были знакомы большевистские лидеры, считала, что человека отличает от животных почти полное отсутствие у него безусловных инстинктов.

Впервые с идеей возможности переноса, а вернее допустимости переноса биологических механизмов саморегуляции на человеческое сообщество выступил Чарльз Кенди. Но только с появлением и развитием этологии - науки, изучающей поведение животных в естественных условиях, удалось доказать, что основу поведения человека, как и животных, составляют врождённые, а не приобретаемые механизмы, а потому и общественное развитие в первую очередь определяется наследственно детерминированным поведением людей. В настоящее время изучением биологических основ социального поведения всех живых существ, включая и человека, занимается социобиология (3).

Однако вряд ли можно полностью согласиться с мнением Уильяма Джеймса о том, что у человека больше различных инстинктов, чем у животных, но они “замаскированы” его способностью к мышлению и обучению. Поскольку, если речь идёт именно о безусловных инстинктах, то есть о наборах строго определённых автоматизированных действий (например, сосательный или дыхательный рефлексы у только что родившегося ребёнка), то их у человека, несомненно, меньше, но вот наследственных потребностей, требующих своего удовлетворения, практически столько же, сколько и у животных.

Впервые ещё в 1918 году на значимость потребностей в формировании инстинктов обратил внимание У. Крэг в своей работе “Влечения и антипатии как составляющие инстинкта”, подразделивший инстинкт на три главных компонента:

1) влечение, или побуждение (drive), которое требует удовлетворения;

2) поисковое поведение (appetitive behavior);

3) завершающее действие (consummatory act),

При активации потребности (не важно у человека или у животного) в первую очередь мобилизуется память о способах удовлетворения данной потребности - мотивация. “В рамках мотивационного возбуждения - пишет В.А. Жуков (4*) - происходит не сбор всей доступной информации, а поиск ключевого стимула, который позволит охарактеризовать ситуацию как знакомую, такую, с которой человек (или животное) уже сталкивался…

“Общая эффективность” мотивационного механизма “зависит от уровня тревоги… Эмоции при этом становятся регулирующим механизмом… Сила эмоции пропорциональна недостатку информации о способе удовлетворения текущей потребности… Кроме того, если в памяти обнаружены несколько способов удовлетворения потребности, то возникающие на этом этапе эмоции сильнее, чем в том случае, когда такой способ известен только в одном варианте”, поскольку приходится ещё и выбирать наиболее эффективный способ.

Интересно, что “при сильной мотивации (которая пропорциональна силе потребности и величине тревоги) сигнальное значение может приобретать стимул, имеющий только отдалённое сходство с оптимальным.

Примером в поведении животных служит реакция избегания силуэта хищника. В спокойном состоянии птицы не реагируют на предъявляемые им разнообразные геометрические фигуры. Если же предъявленная фигура соответствует силуэту ястреба, парящего в небе, то птицы начинают кричать и пытаются скрыться — проявляют реакцию избегания. Уровень мотивации животных можно повысить, например, через повышение тревожности. Для этого достаточно предъявить птицам звуковой сигнал, скажем сильный шум…

У человека примером приобретения ранее нейтральным стимулом сигнального значения может служить так называемая “любовь с первого взгляда”. Эти словосочетанием обозначают сильный аффект, внезапно возникший к случайно встреченному человеку. Такое происходит, когда уровень одной или сразу нескольких потребностей, которые человек удовлетворяет в любви, достигает определённого критического значения”.

Не надо думать, что поисковое поведение - это всегда пассивная реакция на внешние раздражители. Во многих случаях, достигнув состояния специфической готовности к какому-то виду деятельности (например, готовности к размножению) животное активно ищет стимулы, при действии которых эта деятельность могла бы осуществиться. Причём даже у животных в поисковой фазе поведенческого акта появляются проявления пусть и элементарной, но рассудочной деятельности (5).

По представлению Лоренца (6), именно поисковая фаза поведенческого акта откосится к категории целенаправленного поведения, так как совершаемые действия подчинены определённой цели, которая может быть достигнут разными путями. Именно для такого вида многостадийного поискового поведения Дж. Берендс ввёл понятие “иерархии поискового поведения”.

Важно понять, что даже генетическая изменчивость затрагивает не “рисунок” комплекса инстинктивных действий, а лишь частоту его выполнения и пороги их активации, а вариабельность поведения животных с одинаковым генотипом обуславливается средовыми факторами.

Причём зачастую такие формы инстинктивного поведения являются настолько древними, что охватывают более широкую группу животных, чем можно судить по морфологическим признакам, на которых основывается систематика (Ч.Уитмен, К. Лоренц). Именно этот факт позволяет проводить аналогию поведения между различными видами животных и человеком.

Окончание поиска приводит к включению завершающего акта, который может быть достаточно сложным, но однотипным, как, например, брачное поведение у птиц, включающее ухаживание, постройку гнезда, совокупление, заботу о потомстве. Такие целостные двигательные программы получили название фиксированных комплексов действия (ФКД).

Интересно, что совершенствование поведения в эволюции пошло двумя путями. Один из них осуществляется путём расширения специализированных и жёстко запрограммированных врождённых завершающих актов. Именно таким путём пошла эволюция беспозвоночных. В отличие от них эволюция позвоночных связана с расширением диапазона возможностей поисковой фазы, что даёт возможность приспособления к самым разнообразным ситуациям. Причём в этих случаях врождённые реакции чаще всего бывают “замаскированы” различного рода индивидуально приобретёнными наслоениями (6).

Особенностью человека является то, что большую часть ФКД он приобретает в процессе накопления индивидуального опыта, поскольку “любая человеческая общность вырабатывает нормы поведения, которые с молоком матери внедряются в предсознание ребёнка ещё задолго до того, как у него проявляется способность самостоятельно мыслить. Эти “извне” привитые нормы приобретают силу “внутренних” инстинктов, но они не передаются по наследству, генетически. Они передаются из поколения в поколение осознанно, а по большей части - неосознанно (примером собственного поведения, оценками людей и событий, образами сказок и преданий, песнями, оборотами и интонациями речи)”. (7).

“Различия между людьми заключаются в том, что одни прекращают процесс накопления программ достаточно рано, в юные годы, а другие накапливают их всю жизнь. Первые применяют программы, часто только приблизительно подходящие к данной ситуации, а вторые нередко тратят излишне много времени на исследование ситуации и подбор наилучшей программы”.

В отличие от программ ФКД большинство важнейших потребностей человека являются не приобретёнными, а врождёнными, причём именно они и определяют и поведение человека, и развитие человеческого общества в целом.

Д. А. Жуков, обобщая данные литературы, выделяет следующие врождённые потребности человека:

— витальные:

— самовоспроизведение - это потребность иметь потомство и заботиться о нём, а не половая потребность, поскольку половую потребность можно разложить на несколько витальных и социальных потребностей;

— самосохранение:

- метаболические (пищевая, питьевая и др.),

- оборонительные;

— самоподдержание:

- сенсорное,

- информационное, (не обязательно для удовлетворения других потребностей, поскольку лежит в основе исследовательского поведения),

- эмоциональное (определяет эффективность поведения, может удовлетворяться при игровом поведении),

- гедонистическое (потребность в приятных ощущениях, она сигнализирует организму, что условия существования близки к оптимальным);

2. социальные (все формы поведения, связанные с общением с другими существами, причём общение может быть не прямым, а только воображаемым):

— самоидентификация,

— доминирование,

— лидерство,

— подчинение,

— следование;

Кроме того, автор выделяет ещё и идеальную потребность - потребность к самопознанию. Наличие врожденного характера которой вызывает слишком сильные сомнения. Во-первых, она присуща далеко не всем людям, а во-вторых, никакого генетического подтверждения наличия данной потребности до сих пор не получено.

Более подробно имеет смысл остановиться на социальных потребностях, поскольку именно они определяют поведение человека. Потребность в самоидентификации “присутствует абсолютно у всех людей”, является “основной социальной потребностью человека и животных и заключается в потребности ощущать себя членом определённого сообщества”, причём “человек считает себя членом какого-то сообщества не потому, что большинство членов этой группы чем-то ему симпатичны”. Принципиально можно выделить два варианта стремления к самоидентификации: родственный и защитный, возникающий как один из механизмов ухода от депрессии.

В качестве разъяснения родственного стремления к самоидентификации Д.А. Жуков приводит остроумный пример: “Родственники - это группа совершенно посторонних людей, которые периодически собираются выпить и закусить по поводу изменения их количества. На вопрос: “перечислите 20 человек, общение с которыми доставляет вам наибольшее удовольствие”, испытуемые упоминают не больше двух родственников, причём это, как правило, члены семьи. Тем не менее, общаясь с родственниками на свадьбах и поминках, человек испытывает душевный подъём в силу того, что при этом удовлетворяется его потребность в самоидентификации”.

В качестве защитного механизма потребность в самоидентификации возникает в тех случаях, когда “человек постоянно терпит поражения при социальных конфликтах на работе и в семье”. В этих случаях человек пытается “самоидентифицировать себя с другим сообществом, в котором он будет более успешен… идентифицируя себя с тем сообществом, которое сейчас находится в фазе подъема… Следует заметить, что чем причудливее форма поведения, которая используется как признак принадлежности к некоему сообществу, тем сильнее ее стресс-протективный, психотерапевтический эффект… При этом неудобства, вызванные физическим дискомфортом, с избытком компенсируются комфортом психическим… Конечно, простейший способ создания метафизического сообщества — чтение сериальной литературы: дамских романов, женских детективов, жестких детективов”. Но в принципе это может быть самоидентификация себя как “члена семьи, гражданина определённого государства, представителя нации, члена трудового коллектива, болельщика футбольной команды и т. д.”. Причём “в разные моменты времени может доминировать различная самоидентификация…

Остальные социальные потребности, точнее их набор у каждого человека соответствует стилю приспособления личности… Основные из них - потребность в доминировании (приоритетный доступ к витальным ресурсам; у человека в настоящее время витальным ресурсом являются деньги), в лидерстве (свобода движения в социальной структуре сообщества), в подчинении и в следовании за лидером”.

Доказано, что врождёнными являются также агрессия и аффилиация (персонифицированное дружелюбие). Так исследования, проведённые И. фон Эйбл-Эйбесфельдом (2) в различных странах мира (Европе, Полинезии и Латинской Америке), показали однотипность целого ряда врождённых стереотипов, в том числе чередование знаков дружелюбия и агрессивности при церемонии знакомства у детей. Подтверждением врождённого характера агрессивности являются также исследования сотрудников Института мозга РАМН и Института психологии РАН, изучавших, какой вклад вносят генетика и окружающая среда в формирование темперамента однояйцовых и разнояйцовых близнецов в возрасте от 7 до 12 месяцев. Оказалось, что агрессивность ребёнка на 94% определяются его генотипом.

Конечно “соотношения потребностей конкретного человека постоянно меняются - происходит смена доминирующих мотиваций. Но набор основных потребностей и их иерархия у каждого человека индивидуальны”.

Особенностью врождённых потребностей является их крайне высокая значимость для нормального функционирования индивида. Так даже выработка условного рефлекса на основе безусловного идёт быстрее, чем на основе положительных или отрицательных эмоций, а любые попытки противодействовать врождённым потребностям, особенно в раннем детском возрасте, обязательно приводят к печальным последствиям.

Так “лишение в детстве возможности удовлетворения… потребностей” в сенсорном, информационном притоке, наконец, в гедонистической потребности (потребности в приятных ощущениях) “приводит к психическим расстройствам (от “педагогической запущенности” до слабоумия”).

А “нефрустрированные дети”, которых воспитывают, не отказывая ни в какой просьбе и ничего не запрещая” и тем самым лишая “возможности удовлетворять… естественную для ребёнка потребность “следования за лидером” получают “проблемы общения при взрослении” и “у них возникает целый ряд когнитивных и эмоциональных расстройств”.

Самым главным подтверждением врождённого характера витальных и социальных потребностей человека является выявление генов, ответственных за их функционирование. К настоящему времени из генетики даже выделяется отдельная её отрасль, занимающаяся поиском поведенческих генов - психогеномика. Этот термин, в частности, предложен В.З. Тарантулом, автором книги “Геном человека. Энциклопедия, написанная четырьмя буквами” (8).

Обобщая, проведённые к настоящему времени результаты исследований В.З. Тарантул, приводит данные о том, что в целом психика и поведение на 50% определяются генами. То есть люди, выросшие и воспитанные в одной и той же “окружающей среде” ведут себя по разному в зависимости от своей наследственности.

Экспериментально доказано наследственное происхождение такой черты поведения, как “лидерство”, в связи, с чем применяется термин “ген лидерства”, выделен “ген гениальности”, установлено, что даже ощущение благополучия и удовлетворённости жизнью на 50% зависит от генетики (т.е. не зависит от материального положения, возраста и образ