Смыслесловие (Опыт рефлексии осознания постижений)

Алтайских истуканов чудный шепот

в зелёной роще ТГУ

светлел весной. И тихий ропот

в нас трепетал, клоня ко сну.

Какое множество мгновений

в избытке смылопостижений

в таится в роще вековой

и пожинается Судьбой,

где юность, зрелость в старости едины,

и так во времени неотделимы,

что в цепи целых поколений

любви, страданий и сомнений,

и буднях серой суеты

едины в сути как мечты.

Фиолетовым знобило

по осенний плыни лес,

Всё в природе жёлтым жило

в алом золоте небес, –

там творится смысл мгновенья,

в нас являясь откровеньем.

Радость, боль и жизнь, и смерть, –

свет и тьма как круговерть,

шёпот листьев у природы

в звонком говоре погоды.

Непрерывный путь событий, –

слов, мгновений и открытий

мы проходим сквозь себя

в жалкой суетности дня.

Стучат стаканы. Водка льётся,

нетерпеливым так неймётся,

что пьют они всегда до дна,

встречает тут их Сатана, –

там не бывает тьмы приличий,

а только подлость безразличий.

Но кто пришёл из Ада тьмы,

где песни серой голытьбы

нас левым маршем озаряют,

кидая в лапы битв народов

так беспокойных от природы,

что генотип славянский тает.

Природа! будь благополучна

и с русским духом неразлучна.

В осенних сумерках всё небо золотило, –

не отдыхало бледное светило,

и перламутра звень небес

туманом рисовала лес.

Воображения картины

есть жизни нашей половина,

другая половина, – бег,

благополучий разворот,

и тот, кто шире разевает рот, –

считается, – он дельный человек.

Где эти степени и званья…

лишь Дух из широты призванья

нас озаряет пламенем своим,

и мы смиряемся пред НИМ.

Иду аллеями судеб, –

здесь тишина и золото дождя

купают лики праха, шелестя.

Венков повсюду чёрный креп

так завораживает взгляд,

что пьёшь небытия весь ад.

Здесь города и улицы бытуют,

и ветер немоты нескладно дует,

и память в изваяниях не спит,

о чём ни с кем тут вечность говорит.

Листая прошлого прошедшего страницы, –

нам не увидеть в сути эти лица,

но в их молитвах по годам, –

смиренья нам. "И аз воздам! "

Герой наш в кепке деловит, –

шкафов наград его не счесть,

патентов тьма, – он всем руководит, –

патент на сбитень даже есть.

За век его начальником везде

сей кандидат химических машин

всегда был так неуязвим.

Но многим врезал "по балде"

и проявил себя в Батуме,

дорвался даже до Сухуми…

И за границей намекнул на власть,

которой пользует он всласть, –

в дворцах кукуй почтенный мирянин, –

Ты Янус –Бог из многих половин.

Лаская звук подушечками пальцев,

смычком мелодию ведя,

улавливая в пульсе танца

все ароматы прожитого дня,

он композицию верстал

и труд его наградой стал , –

наградой тем, в ком длилось вдохновенье

его скрипичного моленья,

наградой тем, кто сердцем жил

и духом в Боге не остыл.

Дышали негой и зарёй

тревоги струн и алый бег гармоний,

он слышал в этом близком стоне

тень композиции земной.

Вгрызаясь в музыки канву

скрипичной розовой кудели,

все ноты пластикой живут

на гармоничной карусели,

где синий цвет рождает свет

в духовно прожитой купели.

На нежной пажити скрипичного огня

стояла осень, тени для,

смычок и пальцы скрипача

гранили звуки сгоряча.

И звень мелодии плыла, –

как тень луны была кругла,

и в серебристой свиристели

как струны голубым запели!

В лужах голуби купаются,

на дворе октябрь листается,

дышит зюйд – ост, дышит зюйд – ост, –

поднимаем новый тост

за здоровье всех могущих

и по жизни в лад бредущих

с жизнью, с жизнью вкривь и вкось, –

Боже, радости подбрось.

Всюду мертвых листьев грусть

в шорохе событий,

с молодыми не кружусь, –

мне не до традиций!

Серый ветер сеет хмарь, –

в грязь личиной не ударь…

Огранённые росписи мыслей в стихах

стали символом в мире событий,

хорошо ли живётся в чужих вам краях, –

где нет радости новых открытий,

где корыто еды повседневно полно,

но о счастье вам думать уже не дано,

где вы сами себе в поднебесье мечты

шьёте новый ковёр неземной красоты ,

в хрупких тканях волнистого полотна

вы живёте в границах и бдений, и сна.

Но чужбина, вкраплённая в вашу судьбу

теней изморозь чертит по вашему лбу,

похвальба о деньгах, – надоедливый рой, –

это звук, это звук, но фальшиво – пустой.

Надо жить, надо жить

и блудить, и блудить, –

в огорчениях новых

схваток жизни суровой,

а весна, а весна

в жизни только одна.

Мир, Любовь, – совершенство, –

в жизни столько блаженства,

и в мужской половине

ликов женских картины

проявляются тьмой

как рассвет голубой, –

в женском чуде причала

всех мужчин укачало.

Полна ужасных действующих лиц

вся наша жизнь с рожденья до заката,

и доброта поэтому нам в радость.

Мы как болванчики, то кланяемся ниц,

то ждём в строю начальников парада,

а жизнь проходит в руководстве нами,

где мы живём с заштопанными ртами.

Глядим на Запад, кушаем с Востока,

едва ли помним предков и истоки,

и музыкальный шабаш чтём, –

ведь русский дух нам нипочём.

И в этой серой круговерти

не дьявол глупости в нас вертит, –

случайный флюгер злых событий

есть ванька – встанька нашей прыти.

Когда смешались тень со светом,

как зло и доброта, и сглаз,

когда всё стало одним цветом

и радуг образ в нас погас, –

тогда объятьем Сатаны

все наши помыслы полны.

И в яви тени все злодеи

при виде денег онемеют,

потом все разом гомонят

и в корень власти скопом зрят.

Здесь нет ни равных, ни друзей,

здесь шелест похоти смердится

и стоит Духу объявиться,

как видим пляс сухих костей.

Смерть президенту Барту!

Долой короля Александра!

И миру безумному лгут , –

готовится новая свара,

и режут Европы пирог,

и алчно глядят на Восток.

Ты, Мир, улыбаясь в крови,

на дело людское смотри,

и в месиве праха и тел

людской сонм опять не удел.

Мир будет всегда воевать

и матери будут рыдать, –

и только лишь день обновится, –

Мир кровью захочет умыться.

Я рад за молодых, –

в усилиях пустых их научили:

и вежливо хамить, обманывать вразнос,

им безработицу как ять всучили

и в этой жизни поручили

хвалить партийный опорос.

У нас все партии едины как Россия,

хотя, глянь, каждый тянет одеяло вкось:

от пирога страны они уже вкусили,

но отдавать стране готовы только врозь.

Живи и благоденствуй хрупкий мир от партий, –

их отличить по существу нельзя, –

как одинаковы по сути эти рати, –

они лишь юных манят и дразнят.

Мы в селе "Колбаса"

Да "Безногое" , – живы, –

жизнь вся наша в лесах,

жизнь из сухожилий, –

мы же кости и кожа

в жизни серой, порожней.

Где – то там, – Абрамович, –

Удалец Удалович,

нам вменяет в вину, –

"на печи спину гнут".

Мы же в пьяни винимся,

но труда не боимся,

Но, увы, воровать! ?, –

Абрамовича стать.

Власть народа, –

тьма кромешна, –

депутаты, – топь болота,

в их деяниях поспешных

рёв концертов лягушачьих,

комариный писк кусачий.

Что народ един, – мы знаем, –

в поп – культуре отдыхаем,

а в войне идеологий

крутят нами чьи –то боги.

Ну а Минин и Пожарский, –

это нам подарок царский,

как икона на Кремле, –

Чудо нищей детворе.

Звезда Судьбы стояла надо мной,

но облака мохнатой пеленой

рождали влажное и мглу, –

в ней место было только злу.

А где мечта? А радость где? –

сгорели в отсиявшем дне.

Сквозь предрассудки прорываясь,

кидаемся на дрянь в штыки,

мы, с дорогими расставаясь,

летим как тучи вдоль реки,

и в отраженье силы вод

мы сами рвёмся в небосвод.

Увы! Желания страна

сама собой поглощена.

Никто мы в этой круговерти,

где синий небосклон и синий луч заката

до безнадёжности бессмертен,

но в сердце вызывает радость

и теплоту от созерцанья

священной тени мирозданья.

Гори звезда душевного моленья,

где Дух природы, – жизнь и светотени,

и пути пульса, – музыки мелодий

как настроение в погоде.

Погоды смена, – проблески огня,

небесной прихотью сменяя

и гром, и молнии порывы

в нас отражают миг счастливый, –

ведь живы мы,

пока нет тьмы.

Когда войне же быть с Китаем, –

никто не ведает, не знает,

но станет Мир необитаем

иль скопищем одних трущоб, –

так мнил Владимир Соловьёв,

хотя был сам вполне здоров.

Как обстоятельства событий

влекут нас в темень чёрных дум, –

научных множество открытий, –

но груз души, – открытый трюм.

И в этом трюме мы играем,

и в этом трюме роли длят,

и Старший Брат нас презирает

за вечно русский наш наряд.

Go to Hell, Go to Hell, –

он про себя так уверенно пел,

что просиял и увидел тот сад,

где начинался доподлинный Ад.

Черти хвостами своих опахал

правили тут здесь таинственный бал.

Куча дурацких кипящих котлов

варево варит из глупых голов.

Pearly Gates, Pearly Gates, –

Райский кому предназначен тот рейс, –

может для тех, кто в Катыни увяз, –

это и есть прозорливость и сглаз.

Варшавский блок давно встал в НАТО,

Россию круто ненавидя,

а США безумно рады, –

их доллар в мире полный лидер,

и злата звонкий паритет,

хотя ещё авторитет,

но Зеллик в полный голос взвыл,

что золотой пул не остыл, –

пенталитетом из валют

звездит Всемирный Банк свой труд.

Там нет и не было рубля, –

Российский рубль для них петля,

а из России рви сырьё, –

и это радует ворьё.

А нам войны с Китаем,

как ясно всем, не миновать, –

пусть будет мир с Ираном раем,

ну а на НАТО наплевать,

поскольку русским Запад спицу

вставляет что-то вроде шприца.

А потому Зюганов – мэтр

от тайны тайн на километр,

коль выражаться в микрометрах,

далёк от истинного света.

Кто крутит в глупости слова, –

цепляет мыслей жернова.

Конечно, НАТО русский грех,

да и Китай ведь наш успех…

Шипело море в огненной дымке,

белой косынкой летели гуси,

качались кудри осины мудрой,

дорога слышит как ветер дышит,

и кучей – грудой автомобили

шоссе забили.

Как в нашем мире всё столбно – долбно

и неудобно,

и если даже душа на страже,

то всё равно угрюмо дно

бассейна дачи, –

там тени плачут. –

Мир наш бездонный. –

Nuella regula sine exceptione.

Лилось людское месиво – жало

после работы, после пожара,

с ресниц поребриков тротуаров

дождь снимал грязь улиц,

солнце в окнах домов улыбалось,

тормоза голосами куриц

взывали к унылым прохожим,

и ветер звуком порожним

врывался в двери метро, –

оно преисподней жгло,

увлекая холодом вниз, –

quiquid discis, tibi discis.

Нору! Хочу иметь Нору!

Чтоб скрыться от друзей любвеобильных, –

в объятьях дружеских задушат….что за труд.

И поцелуями, улыбками, умильно

словами будут стрекотать

и душу, душу истязать.

Девиндранат Тагор! –

хочу как он в Нору,

где просто лягу и умру.

И здесь я обрету покой,

и навсегда он будет мой.

Аспид ждёт своей добычи

в человеческой Судьбе,

Аспид жаждет крови нынче, –

тянет руки к Сатане.

И кружатся вихрей хлопья,

ночь вращая так и сяк ,

Леший то дверями хлопнет,

то хохочет вурдалак

по заснеженной пустыне

рассугробленных дорог, –

здесь душа моя так стонет,

тут я жалок, одинок.

Но Звезда моя, я знаю, –

Ты пробьёшь всю чернь у зги, –

на тебя я уповаю, –

Дух мне душу сбереги.

Белинского и Гоголя к помойкам понесли…, –

коль поп-культура в души зрит

и без-Убразие в них длит,

тот факт в народе соразмерный, –

библиотекам признак верный, –

сколь не шалтай, сколь не болтай

за всё в эпохе отвечай.

И вот уже грядут года, –

от обученья сам балда,

а в том и счастье, и беда, –

за всё плати. Сама Свобода

встречай нас радостью Прихода.

Как евро затрещал по швам, –

так и Европу захолонит,-

не стоит русским сам – со – щам

влезать в проблему. Глупый стонет.

Пусть мудрый Сорос суетится,

ему всегда во всём не спится,

своей "Алхимией финансов"

он рефлексирует романсом.

Гремят литавры унций злата,

и доллар в радуге наряда

готов для Нового Парада

в судьбе дряхлеющего НАТО, –

там суетятся кошки – мышки

да и смышлёные мартышки.

Как только Власть меняется, –

История кудрявится, –

уж так в России повелось

и чёрным белое зажглось.

Куда, куда спешите вы

в прозрачной хромоте молвы.

У нас культ мифа – анекдота, –

там, где солдат, –

всем мнится рота.

Иначе , – всё наоборот, –

кто мыслит, – тот и идиот.

Ученье, – это та же тьма, –

лупи учителей, братва, –

вам лучше отсидеть весь срок,

чем краткий выучить урок.

В России всякий грамотей, –

нет образованных детей.

С Образованьем, – вы урод,

хотя вместили небосвод.

Способных тьма, талантов много, –

но нет в них гения Труда, –

им жизнь становится убогой

в Голгофе постиженья дна.

Горит звезда самотворенья, –

там Бог един, там сущность Свет, –

а мы есть света отраженье

в твореньях краха и побед

отговорившего начала,

что в нас Трудом всегда кричало.

Таланты жизни, тьмы дорог,

где воля есть лишь Мир Труда.

Истёрла ли вас всех беда,

и вы исчезли без следа.

Иль просиял вам светом Бог.

В Тель – Авиве хорошо,

а в России хуже, –

как у нас теперь свежо, –

ветер с лютой стужей

дарят нам свои гостинцы,

но без палестинцев.

Громко воет Новый год,

плюхаясь в метелях,

а сибирский наш народ

в этой карусели

всё мечтает о тепле,

быть навеселе, –

и, крестясь на Иордан, –

он святыней людям дан,

чтит и весь Иерусалим, –

он в религиях един.

Пенсионеров суетных толпа

в студеный день Новосибирска

качала мэру скудные права

бесплатного проезда в ритме визга,

хотя проезд им разрешён,

но курам на смех, – скуден он.

Вельможи власти были непреклонны, –

ведь жалкий люд им бьёт поклоны, –

им чужды страсти нищего народа, –

ведь власть избрали на три года, –

избравши, – могут умереть, –

властям кудрявиться и петь.

Как мудр начальственный поход, –

России, Индии народ

готов за Мир стоять стеной

как сердцем, так и головой,

а монстр из монстров США

юань китайский как дрова

в цене повысят для себя,

но всех нас искренне любя, –

чтоб на два фронта взвыл Китай, –

его ведь только погоняй.

И пламя Азии взметнёт

Содом-Гоморры огород, –

и от сочувствий США

тогда аукнутся дрова, –

и воентехнику и лярд

нам снова бросит мудрый брат, –

и доллар кровью освежится, –

ему давно пора умыться.

В снежной шерсти все дома

как медведи ёжатся,

в зге сосулечной страна

без тепла корёжится, –

средь начальства суета, –

голодрань народная

их частит из уст в уста,

нечисть беспородная.

Возомнили о себе,

избранные слуги,

разве можно голытьбе

не иметь прислуги?

Хапать, есть и вольно жить,

выбившись в вельможи, –

в этом весь их смысл и прыть

в толсторылой коже.

Марк Твен Америке не свой, –

в нём много черного порой?

Тогда и Гоголь всем жидам,

не просто Гоголь, а лишь срам,

" Кувырк-Коллегия" Лескова,

где смех, но вовсе не здоровый…

И вот от гения Марк Твена

поди идут к исламу вены, –

американцам снятся сны,

похоже все от Сатаны.

Гуляй Свободы Слова ветер, –

ты был и есть один на свете,

а в сонме снов литератур, –

избавь от дураков и дур.

Дивимся мы судьбе России, –

за сотню лет сменили дважды

строй государственного стиля, –

и всё на Запад, глядя, страждем. –

Из не рожденных поколений, –

трава полынь, трава забвений…

А в людях новых новый гомон, –

они в России слабость чают

и поп – культуру привечают, –

надрыв в душе, Дух русский сломан.

Но в суете сует Заблуда

я вижу русское же Чудо,

а без чудес России нет, –

в ней Дурь, и Ум, и Честь, и Свет.

Ещё недавно вся страна

как сыр была поражена

ходами – дырами кротов

и тьмой агентов – болтунов, –

влияний их заблудший свет

Россию вел в кошмар из бед.

А "колумбийские друзья" , –

они всегда одна семья

и в хрусто – ритме перестроек,

и в олигархо – перекрое.

Страна прессует все гроши, –

от сильных мира ей шиши, –

когда же ты, Россия – Мать,

Русь – тройку сможешь погонять?

В серебре стояли

окна, крыши и дома,

тучи небо рвали,

сини пелена

за рекой уныло

одевала грусть, –

в прошлого картины,

в даль ту, не вернусь.

В наледях сосулек, –

холода – огня,

мысли развернулись

в сердце у меня.

На струне четвертой

слышу скрипки звень,

Дух душе упертой

дарит света день.

А вы, убогие невежды,

но голосистые лгуны,

залили водкой свои вежды, –

умом давно обделены, –

ведь Менделеев диссертаций

о водке просто не писал, –

"Объём удельный" без сенсаций

он в той работе выяснял.

А Ломоносова хулили, –

вы пыль, вы прах у ног его,

вы глупость Западную свили

и дурь по СМС пустили, –

вы сопли, – больше ничего.

Серебро гуляло в звёздах,

иней платиной пророс,

и огонь закатный грозно

медью в окнах стыл. Без слёз

суетилось , пело время

и жалело наше племя.

В суете сует купаясь,

брали мы под козырёк, –

только зря мы расстарались, –

мимо жизни гнал поток, –

мы остались в стороне,

хотя стих не обо мне.

Но вперёд гляди. Как знать…, –

радость, свет, – в себе стяжать…

Шёлк весенней синей хмари, –

как всё это далеко, –

в злобном наша жизнь ударе, –

а кому сейчас легко, –

те, кто жизнью наслаждаясь,

хорохорятся напрасно. –

Между светом, тьмой мешаясь,

не поможет миг несчастным.

В светлых кружевах позёмки

только Дух в нас дышит ёмко,

и тогда кристалл ума

скажет нам, где свет, где тьма.

В полосе духовных битв

время есть и для молитв.

Уже не жарко. Тлело солнце.

Садился свет на ветки ив.

Избушек алые оконца

хранили вечера порыв

людей усталых и молитв,

и тёмных свар семейных битв.

Деревня, тихо засыпая,

ещё метала звуков гул,

а петушиный караул

давно утих.Рыдая,

в горланном посвисте Небес

лягушки оглашали лес.

И только тайна Бытия

святых хранила Жития.

В углах медвежьих спит Россия, –

там млеют истины простые:

о зле, добре и о семье,

где труд, любовь в одном седле,

где дышит сада домострой

в семейной радости простой.

А фигли – мигли поп – культуры,

там непонятны от натуры,

в косицах краснопёрых див

там видят к свальности призыв, –

Тоот железной бравой Леди:

«Россия! Глупости наследий.

Им сорок миллионов ртов. –

Вполне достаточно голов».

В загранке был, стучал на ближних,

его кормил весь институт,

пайки вкушал научной жизни,

публиковался там и тут

о том, что «колюшка» нужна

в научных умыслах рожна.

Был председатель всех Советов,

умело щёки надувал,

а среди избранных курбетов, –

он при начальстве приседал,

чтобы начальство выше было

и тем примером всем служило.

Бал академиком всех мер

и остолопам всем пример.

Когда научное кадило

средь думцев мудростью блудило,

то шустроносые сыны

от политической волны

борзо зело, зело борзо

смотрели в рот начальству зло,

поскольку председатель сам

псевдонауки выдал срам,

он и к науке подключился

и ключевой водой мочился

в словесном ветре всех наук, –

бедняга сам пилил свой сук, –

Закон – Природа исполин, –

точней всех истин палестин,

где Петрик – муж и сам мудрец,

ну и финансовый делец.

Вся страна в «блинах» словесных, –

всем убогим в русском тесно, –

ихний сленг для дураков, –

знаков мыслей – пустяков,

а потом уже рычало, –

ювенильный суд – мычало,

а потом уже конец, –

выясняют мать – отец,

а судебный дровосек

чадо делит между ними

в лютой ненависти злыми, –

чадо это человек, –

в нём опять «слова – блины»

серой глупостью полны.

Зазвенело мартом Солнце,

заслезилось во дворах,

хлопот птичьих песен – порций, –

как надежда нам в мечтах,

где в берёзовой капели

лужи синие запели

в золотистой кутерьме

и, противясь синей тьме,

тёплый ветер задышал, –

во дворах он раньше спал.

И душа открылась Духу, –

сердце радовалось слуху, –

мысли начали мечтать, –

одолела Благодать.