Социальная система общества идёт по пути усложнения. На примере существующих и незатронутых новыми веяниями (что критично важно) обществ можно проследить ход изменений в социальном устройстве. В племенном первобытном устройстве существовала (и существует) максимально возможная обратная связь между членами группы и управлением. Собственно управление зачастую сводится к одному человеку – вождю. В племени не может быть голодающих или несправедливо обделённых. Все получают столько поровну необходимого и по статусу в племени от излишнего. Собственно излишков мало или нет, как нет и стимула к их добычи (производству, захвату). При усложнении социальной организации, неизбежной при увеличении численности, обратная связь между управлением и подчинёнными резко падает. В случае рабовладения происходит прямое насилие. Но заставить раба работать интенсивно, производительно, самостоятельно невозможно. Эффективность рабовладения резко падает при усложнении производства и становится почти невозможным при индустриальном способе производства. Большевики пытались доказать обратное, но им это не удалось. Трудовые армии оставались эффективными только при уровне производства, характерном для ранней Месопотамии и Древнего Египта (если верить современной исторической мифологии).
Экономическую систему Советского Союза не удалось полностью перестроить согласно марксистско-ленинской мифологии, ходя сделано было многое и в нужном направлении. Однако остались два принципиальных момента. Первый – возможность накопления и второй – существование банковского процента. Эти принципы были существенно ограничены, но не уничтожены. Государство не нашло методов налаживания положительной обратной связи с населением. Если на Западе этому служил рынок и системы искусственной конкуренции, в советском обществе таких регуляторов не нашлось. В плановой экономике не могло оставаться места капиталистическим элементам. Более того стимулы не должны и не могли быть чисто экономическими. Этого элиты СССР не понимали. Собственно они вообще мало что стали понимать, так как стремительно превращались в своеобразную касту, полностью изолированную от народа. А с аристократией, даже свежесделанной, капитал привык иметь дело. Опыт безболезненной или насильственной ликвидации аристократии у капитала был богатый.