Я иду по земле, утрамбованной шагом столетий,
От ботфортов Петра до бульдозеров наших времен.
Строят дом на песке непрактичные зодчие — дети,
На граните стоит боевой крепостной бастион.
Всем народам теперь по-родному земля эта снится,
В грунте корни дубов и опорой судьбе якоря.
Здесь и в небе журавль и на ветке зеленой синица,
И глядит Крузенштерн в кругосветных скитаний моря.
Этих тихих мостов белой ночью и сравнивать не с кем.
Да и бедные слепки теперь не нужны никому,
Если сотни народов приходят сюда с Достоевским
Или с пушкинским солнцем, дотла сожигающим тьму.
Ветер Балтики, ветер по-русски широкий и вольный,
Он великих полвека гордится рожденьем вторым,
И восходит заря каждым утром как знамя на Смольный,
Что судьбу указал деревням и трущобам сырым.
Город мой, молодой и жестокой борьбой умудренный,
Знал ты «юнкерсов» гул и бомбежек прицел не слепой,
Ты с ведерком ходил на Неву за водою студеной
Между трупов усталых блокадной стоверстной тропой.
Там, где пролита кровь, подымаются алые розы,
Где заря зажжена — раскрывается день золотой,
Парус в море скользит, над осокой играют стрекозы,
И мгновенью не скажешь — о как ты прекрасно, постой!
Апрельский мир!
Апрельский ветер ранний!
Пускай и нас приветствует весна
Огнем зари со стекол новых зданий
Из каждого умытого окна.
Встают по нитке новые кварталы,
Кран, как жираф, глядит через забор,
Трамвай звонком отсчитывает шпалы,
И отстает от жизни светофор.
Грузовикам успеть не просто к сроку,
Они спешат — не по сердцу простой,
И новое шоссе — стрелой к востоку,
Над ним сибирских лиственниц настой.
Апрельский мир!
Апрельский ветер ранний!
Уходят в море ладожские льды,
И ждет весна стремительных признаний,
И мы ее доверием горды.
Воробышек чистит крыло
В последней невысохшей луже,
Оконное моют стекло,
Водой поливая снаружи,
И плавится луч на стекле,
И зайчику в форточке тесно,
И ЗИЛ на зеркальном крыле
Уносит его от подъезда,
И первая почка с куста
Зеленый глазок приоткрыла,
Кумач на перилах моста,
В рубиновой краске перила,
Две чайки на льдине сидят,
Над ними флажки Первомая,
Весны долгожданный парад,
Всем сердцем тебя принимаю!
Им в зимнее утро не снится —
Веками Россия спала!
Восстание будит столицу
Четырнадцатого числа.
Туман разлетается в клочья,
Встают батальоны в каре,
Рылеев выходит на площадь,
Жену отстранив от дверей…
И клены под ветром не гнутся,
Покой обелиска храня,
Как будто герои проснутся
При свете советского дня.
Ведь в эти же хмурые воды,
Что смыли убитых тела,
Под огненным флагом свободы
«Аврора» навеки вошла!
Целый город им разбужен,
Дождь стучит по мокрым лужам,
По балконам и садам,
По проспектам и прудам,
И по улице торцовой,
И по площади Дворцовой
Льется быстрая вода.
От нее ты никуда
Не уйдешь…
Дождь.
Но в цеху просторно, сухо,
Высоко,
Лишь станки рокочут глухо
И легко,
Красный вымпел над девчонкой
У станка,
Словно песня — ее звонкая
Рука.
Поглощен большой работой
Тихий взгляд,
Без девчонки самолеты
Не взлетят,
Без детали, что берет ее
Рука,
Без добротного ее
Золотника…
Дождь бежит по лужам,
Бежит.
А на ватмане —
Чертежи.
В храм, где пели псалмы, теперь —
С институтской вывеской дверь.
В храм не входит уличный гам,
Только молятся не богам.
В храме выдержка и расчет —
Математике здесь почет.
Взгляд чертежника прям и чист,
Тушь ложится на белый лист.
Это значит —
Новый завод
Среди тихвинских встал болот,
Это значит —
В Сибири мост
Выгибается в полный рост.
За прохожими дождь бежит —
Не достать ему чертежи…
Целый город им разбужен,
Дождь стучит по мокрым лужам,
По балконам и садам,
По проспектам и прудам,
И по улице торцовой,
И по площади Дворцовой
Льется быстрая вода —
Не беда.
Капли город не поранят,
Незаметно отшумят,
Город делом важным занят,
Трубы тихие дымят.
Затуманенная просинь,
Непогодой не смущай,
Трудовая, здравствуй, осень,
Лето отдыха,
Прощай!
Зажглось листом кленовым воскресенье,
И Павловску не молкнуть дотемна.
О майский день!
О светлый день осенний! —
Смешались в сердце
Года времена.
И сердце успокоиться не может,
Сквозь рукотворный лес идет спеша
И видит у Двенадцати дорожек,
Как Ниобеи мучится душа.
И сразу сердце строже и грубее,
И перед ним —
Военные года.
О нет, не слезы бедной Ниобеи,
Здесь вся Россия плакала тогда.
Ее детей,
Литую бронзу эту
Укрывших от грабителей в ночи,
К Двенадцати дубам согнав к рассвету,
Веревкой задушили палачи.
Кривые пауки на черной стали
Ползли на гордый Павловск —
И в бою
О нет, не бронзу девушки спасали,
России честь
И молодость свою.
И сердце смотрит ясно и влюбленно
На мир,
Спасенный кровью от врага,
И кто дерзнет сломать хоть ветку клена,
Где каждая травинка дорога.
Пусть не посмеет зло расположиться,
Где звон ручья — как сердца серебро!
И на ветру доверчиво кружится
Литое голубиное перо.
Годы летят как листья, ветра тревожен свист,
Ветер хлестнет как выстрел, сбросит последний лист.
Снова похолодало, листья ковром в саду,
Сколько их опадало в сорок втором году!
Листья на танках мертвых, взорванной их броне
И на телах простертых, словно тела в огне.
Листья в воронках черных Красного близ Села,
Листья в лугах просторных — не было им числа.
Только в громах чугунных солнца дрожала нить,
Гибель учила юных яростней жизнь ценить —
С горечью поцелуя, с тополем у крыльца,
Жизнь до конца родную, милую до конца…
Самыми храбрыми были солдаты, которые не вернулись домой.
Отец,
Вот и встали на страже твоего покоя
Пять ленинградцев,
Гранитных и вечных.
Тебе и твоим товарищам
Слова признания на граните
Высекли мои друзья.
Я не оставил здесь запечатленного вздоха,
Но я не знаю —
Жалеть ли об этом?
Как сказать тебе бесповоротное — прощай,
Если все кажется,
Что ты вернешься?
Не только песни старины —
И наши скорбны и суровы,
В курганах памятной войны
Не схоронили горе вдовы.
Их мир и холоден и пуст,
В глазах обида и смятенье,
А ты твердишь в недоуменье —
Откуда боль моя и грусть?
Что говорить о вечной славе
И есть ли вечная печаль?
О прошлом ты забыть не вправе,
Но прошлым сердце не печаль.
Встает ольха со дна воронки,
Нарядны бусы бузины,
И на ветру осинник тонкий
Не от взрывной дрожит волны.
Солома на крыше, на поле снопы,
Негромкий родник у изгиба тропы.
Шагаю, умытый живою водой, —
Моя ли заслуга, что я молодой?
Миллионы безвестных вставали в ружье,
Миллионы погибли за счастье мое.
Обязан я быть молодым за двоих,
Наследуя гордую молодость их.
Нет, скорбь погибшим не в отраду,
Лишь только б свет из наших глаз,
Лишь было б в мире все, как надо,
Все, как мечталось в смертный час.
Лишь только б жить полней и строже,
На мелочность не тратя сил,
Пустою песней не тревожа
Молчанье праведных могил.
Кто сказал, что этот мир неласков?
Раздвигает облако заря,
Пулкова серебряная каска —
Словно строгий шлем богатыря.
И сама весна в открытом платье
Мне смеется на лесном лугу,
Сколько должен радости ей дать я,
Чтобы, уходя, не быть в долгу!
Разбило громом полдень знойный,
В чащобах дождь отбушевал,
И свежий мир вздохнул спокойно,
Как будто кризис миновал.
И рвется мир хвоинкой каждой
К восторгам завтрашним своим,
И той же весь я полон жаждой,
И этой жаждой сроден с ним!
Герою Советского Союза летчику-космонавту СССР Владимиру Александровичу Шаталову
Скажу негромкими словами:
Он всем нам кажется родным,
Ведь он ходил по нашим с вами,
По ленинградским мостовым!
Ходил по василеостровским,
По сестрорецким иногда,
Проспектом мог ходить Московским,
Международным в те года…
Сиять янтарно зори рады,
Спешат березы в серебре
На праздник снятия блокады,
Что отмечаем в январе.
На этот праздник вдохновенный
Превыше сказочных берез
Ты из каких глубин вселенной
Какой подарок нам принес!
Вселенную освобождая
От мглы космической навек,
Летишь,
Победу утверждая,
Наш,
Ленинградский человек!
Блокада!
Скудный ломтик хлеба —
Обычный суточный паек,
Блокада!
Воющее небо,
Коптилки смутный огонек,
Блокада —
Выстоять,
Не сдаться,
Собой всю Родину прикрыв…
Кто знает лучше ленинградца
Святого мужества порыв?
В блокадной песне много спелось,
Ее прикрасить не спеши,
Но в ней и молодость,
И зрелость,
И возмужание души.
Кто б позабыл неблагодарно,
Как козьей ножкой под пургой
Делился с ним боец ударной
Под Пулковом иль подо Мгой?
Кто позабыл бы ту минуту,
Когда в закатной полосе
Сияньем первого салюта,
Казалось, смыты слезы все…
Блокадной песней сердце живо,
В своих глубинах слезы скрыв,
Не от блокадного ль прорыва
Идет космический прорыв?
И ленинградцы крикнуть рады
С рабочей гордостью простой:
Наш космонавт — герой блокады,
Бессонной —
Той,
Победной —
Той!
Он кормчий звездного причала
На трассах черной глубины,
Ведь биографии начало —
В геройских днях большой страны.
В их славной песне много спелось,
Ее продолжить поспеши!
В ней наша молодость,
И зрелость,
И взлет стремительной души!
Не раз мы в космос провожали
Героев много лет подряд,
Но вот в космические дали
Летит земляк твой,
Ленинград!
Он закален страдой военной,
Когда мужал в блокадной мгле
На ленинградской,
Вдохновенной,
Непобеждаемой земле.
Весь мир восторженно листает
Жизнь ленинградского орла,
И на пути героя тает
Веков космическая мгла.
А он,
Летя над Ленинградом,
С каким восторгом чистым рад
Своим сыновним теплым взглядом
Окинуть мирный Ленинград.
Его простор,
Январски свежий,
И новостроек целину,
И белый снег вдоль побережий,
Как вешней чайки белизну…
Мертвому полю под крыльями во́рона
Спать — не поднять головы,
Кожа березы осколком разорвана,
Солнце не штопает швы.
Снова погибших — им нет воскресения —
Мать призывает во сне…
Нет, не таким в это утро весеннее,
Край мой, ты видишься мне.
Синих озер самобранные скатерти,
Синих небес благодать…
Если б из них я умел моей матери
Новое сердце соткать!
Летели чайки с вестью торопливой,
Ручьи, журча, прислушивались к ней,
Вдоль тихого озерного залива
Ты шла ко мне из памяти моей.
Ты шла ко мне из полночи бессонной,
Когда кромсали бомбы грудь земли,
Из-под обломков красного вагона,
Где кровь детей затеряна в пыли.
Ты зимний мир улыбкой утешала,
И, радости откликнуться спеша,
Земля весенней пахотой дышала
И голубою дымкой камыша.
О сыне недостойном беспокоясь,
Ты шла ко мне спокойствие вдохнуть,
И кланялись тебе тростинки в пояс,
И волны твой вылизывали путь.
Дышало рябью ветрено и сиро,
Но, мир своей любовью осеня,
Ты шла ко мне — и сотворенье мира
Казалось делом завтрашнего дня.
Два отделения поют.
Звучит не песня, а салют,
Не голоса поют — сердца
О дружбе, верной до конца.
На пограничном берегу
Такую дружбу берегут
Под злобой западных ветров,
В косых лучах прожекторов.
В больших и шумных городах,
В беспечных парках и садах
Ты вспомнишь, как поют сердца
О дружбе, верной до конца.
На скалах голых и крутых,
В лесах дремучих и пустых
Ценить научишься не вдруг
Пожатье мужественных рук.
Но, оценив, поймешь навек,
Зачем сквозь падающий снег
О дружбе, гордой как салют,
Два отделения поют.
Обнявшись за́ плечи по-братски,
Навстречу солнцу и весне
Идем по старой Петроградской,
По юной нашей стороне.
Волной апрельского размаха
Нева торопится вперед,
Хрустящий взламывая сахар —
Задержанный быками лед.
И по волне уходят льдины,
И голубеет белизна,
И хор высокий воробьиный
Шумит над городом —
Весна!
Весна!
И утром ледоходным
Нет этой радости родней —
Себя почувствовать свободным
От прежних дум,
От прошлых дней.
И вверить песне полной мерой
Весь мир, что просится в нее,
И верить в песню крепкой верой,
Как в оправдание свое!
Весна изменит мир ревниво,
Внезапным ветром освежит,
И по лыжне спортсмен ленивый —
Ручей апрельский пробежит.
Сойдет с лыжни и пробуравит
Сугроб, уснувший подо льдом,
И крылья ласточка расправит
Над новоявленным прудом.
И белый парус в море света
Уйдет дорогой голубой…
Весна неведомая эта
Дороже встреченных тобой.
Ты с ней еще ни часу не был,
Ни вечеров ее, ни дней
Не знал —
И вдруг увидишь небо
Синее синего над ней!
Залива серые ворота
Нам были неба голубей,
И в сердце таяла забота,
И в небе — стая голубей.
Они белели над заливом,
Освобожденным ото льда,
И на просторе молчаливом
Зарю ловили невода.
И шла заря, горда как знамя,
Над неводами и волной,
И целый мир был перед нами,
И только крылья за спиной!
Вдруг заметишь с трамвайной подножки —
Летний спит у моста теплоход,
И фанерой забиты окошки,
И мазут мимо борта плывет.
И нахлынет раздумье шальное,
Словно ты не такой, как вчера,
Словно что-то уходит родное,
Словно юности тоже пора
В путь-дорогу…
Над крышей горбатой
Ветер треплет железа листки,
И за Невку в тумане куда-то
Первый,
Третий —
Бегут огоньки…
Сотни верст отсчитала по шпалам
И от синей Невы вдалеке,
Где Нева обернулась Байкалом,
О моей ты забыла реке.
И над ней в ожиданье рассвета
Я бродил у холодных перил,
И не верил я слову привета,
И его никому не дарил.
Или сердце мое бестолково,
Или бьется надеждой шальной,
Но хочу я заветное слово
Лишь однажды сказать,
Лишь одной!
Ну и что ж, что твое голубело
Путеводной звездою окно,
И веселое то было дело —
Вспоминать, как сверкает оно.
И веселое то было дело —
Чей-то сад для тебя разорять
И жасминовой радостью белой
В голубое окошко швырять.
Ну и что ж, что в аллее туманной,
Как в июле, брожу неспроста?
Здесь сегодня по ветру багряный
Поздний лист облетает с куста.
Я нарвал бы тебе и багряных,
Я и голых бы веток нарвал,
Только твой в зауральских туманах,
Словно в омуте, поезд пропал.
Наша лодка приходит обратно
К паутинке на сетке ветвей,
А на лопасти ржавые пятна —
Это мокрые листья на ней.
Собачонка, визжа сиротливо,
По холодному бродит песку,
И с обрыва плакучая ива,
Словно в пропасть, глядится в реку.
Но, упрямые, в сердце остались
Майским утром сверкнувшие мне
Просто солнце и солнечный парус,
Просто солнце на синей волне!
Эх, да что там грустить и томиться
И вздыхать о случайной беде!
Видишь — Невка под солнцем дымится,
Солнце пляшет на синей воде.
Нет от солнца сегодня прохода,
И наполнили мир до краев
Страсть и нежность, гудок парохода,
Гомонливый азарт воробьев.
И сегодня немного мне надо,
Чтоб дышать,
И смеяться,
И жить —
Лишь бы выпала сердцу награда,
Я сумею ее заслужить!
Здесь и в осень ненастную
Блеском стекол в домах
Светят Детское, Красное —
Десять сел на холмах.
И судьбою былинною
В их гордится ряду
То село неравнинное,
Что у зорь на виду.
У ветров оно признано
Как дорожный привал.
Кто назвал его Низино?
Я Высоким бы звал.
Здесь участки распаханы
Все один к одному,
Здесь просторы распахнуты —
Взглядом мир обниму!
Н. Дилакторской
Ласточкины гнезда под балконами,
От балконов писк на полверсты,
Обернулись кленами зелеными
Глоданные козами кусты.
Словно с глаз моих упало облако,
Молодость моя опять в цвету,
Я ее безоблачному облику
Мудрость хмурых лиц не предпочту.
Каждую, безвестную, по отчеству
Назову березку этих мест,
Жизнь пройдет — и снова жить захочется,
Если так — вовек не надоест!
Наш залив —
От него ты не сможешь уехать,
Он такой —
Он по следу придет за тобой,
И прибоя рассыплется дробное эхо,
И ударит в глаза небосвод голубой.
И горластые чайки закружатся шало,
И блеснут невода,
И потянет туда,
Где на веслах зеленая юность мужала,
Неизвестным грядущим
Упрямо горда!
Все слышал ты, и юный, и великий, —
Преображенцев праздничные клики,
И гул пальбы на площади Сенатской,
И скорбный митинг у могилы братской,
И Пушкина стихи, и ямбы Блока,
И голоса свободных стран Востока.
В тебе навек мне дорого все это —
Акации близ университета,
И паруса на шпиле золоченом,
И паруса на море полуденном,
Петродворца точеные фонтаны,
За Нарвскою строительные краны,
И пух твой тополиный под ногами,
И твой асфальт, не топтанный врагами.
Разбуженное вешними ветрами,
Как друг смеется солнце в каждой раме,
На воробьев, воспрянувших от стужи,
Грузовики разбрызгивают лужи…
Да будет вечно мир твоей судьбою,
Апрельским синим небом над тобою!