Соавторы

Глава 2

Рабочий день был в разгаре, и, когда позвонил Чистяков, Настя Каменская сидела на совещании в кабинете следователя, возглавлявшего бригаду по раскрытию нашумевшего убийства крупного предпринимателя. Почувствовав, как вибрирует в кармане пиджака мобильный телефон, Настя жестом попросила разрешения выйти в коридор.

– Леш, я не могу сейчас разговаривать, – скороговоркой пробормотала она, притворив за собой дверь кабинета.

– Я быстро. Ты не забыла, что нам сегодня нужно к Сашке на квартиру подъехать? Когда и где встречаемся?

– Они же только завтра прилетают, – удивилась она. – Зачем сегодня ехать?

– Квартиру расконсервировать. Пыль вытереть, проветрить, продукты купить. Там целый год никто не жил. Как ты себе это представляешь?

– Леша, я не знаю… Не могу сказать точно, когда освобожусь. Я позвоню, ладно? Как только будет ясность, сразу и позвоню.

– Хорошо бы, чтобы это случилось все-таки не завтра, а хотя бы сегодня, – проворчал муж.

Вернувшись в кабинет, Настя моментально выбросила из головы проблему брата, его квартиры и его возвращения из-за границы, где он с семьей прожил без малого год: маленький сынишка нуждался в лечении в условиях чистого альпийского воздуха. Следователь, с которым ей приходилось работать по делу об убийстве предпринимателя, был строгим и требовательным, и никакие личные дела его не интересовали. Если бы он только заметил, что Каменская отвлеклась от обсуждения и не может попасть в русло беседы, нотации было бы не миновать. Этот следователь – не Костя Ольшанский, к сожалению, и даже не Гмыря, отношения с которыми сложились давно и носили характер не столько служебный, сколько братско-сестринско-дружеский.

После совещания она съездила по двум адресам, поговорила с возможными свидетелями и только около восьми вечера вспомнила о муже и о брате. Лешка прав, маленький Санечка – астматик, да еще и аллергией страдает, нельзя его запускать в пропыленную квартиру. Конечно, его там, в Австрии, лечили, и Даша уверяла, что успешно, что мальчик уже почти совсем здоровенький, но ведь почти, а не окончательно. Чувствуя себя виноватой, она вытащила из кармана телефон и позвонила Чистякову.

– Я свободна, – радостно сообщила она. – Назначай место встречи. Ты сейчас где?

– Я уже давно у Сашки, пылесосом орудую, – сообщил муж. – Приезжай сюда, по дороге купи продукты.

– Какие? – глупо спросила Настя.

– Ну знаешь, подруга, не испытывай мое терпение. Какие увидишь, такие и покупай. Хлеб, масло, сахар, чай, кофе – это обязательно, остальное на твое усмотрение. Тебя что, и этому учить нужно?

– Ладно, Леш, не злись, – примирительно произнесла она. – Скоро приеду.

В магазине она набила едой три объемистых пакета, догадываясь, что наверняка купила много лишнего, и браня себя за то, что не может сосредоточиться и подойти к решению задачи, как выразился бы Лешка, «системно». Вот, к примеру, взять хоть молочные продукты. Что выбрать: кефир, простоквашу или йогурт? Кто знает, что любит Саша, что ест его жена и что можно племяннику? На всякий случай Настя бросила в корзину и то, и другое, и третье. И только расплатившись и распихивая содержимое корзины по пакетам, сообразила, что можно же было прямо из магазина позвонить Дашеньке на мобильник и все спросить. И почему она такая тупая? На работе ее хвалят, говорят, Каменская – умница, а на самом деле? До такой простой вещи не додумалась. И экзамен чуть не завалила. Может, не такая уж она и умница? Или была когда-то умницей, а теперь… Стареет, что ли? Мозги уже не те? С возрастом утратила способность быстро переключаться, как начала с утра думать о работе, так остановиться не может?

Ей стало грустно. И немного страшно. Ей сорок три года. Это «уже» или «еще»?

В квартире брата царил арктический холод – Чистяков открыл все окна, чтобы изгнать застоявшийся воздух, который отчего-то казался протухшим, хотя по законам химии так быть не могло.

– Лешик, я, кажется, что-то не то сделала, – виновато сказала Настя, выкладывая покупки на стол в кухне. – Ты только не ругайся, ладно? Я сегодня немножко не в себе.

– Ты и вчера была немножко не в себе, и позавчера тоже, – ехидно заметил муж, критически оглядывая довольно странный набор съестного. – Это у тебя перманентное состояние. Асенька, это вот что такое?

Он ткнул пальцем в красивую яркую упаковку с изображением пальмы.

– Это? Финики.

– И зачем?

– Вкусно… Они сладкие, с чаем хорошо… Леш, не надо, пожалуйста, я и так сейчас расплачусь.

Ее голос задрожал, и набежавшие на глаза слезы удалось удержать с большим трудом. Да что с ней такое? С чего это она решила рыдать на ровном месте?

– Леш, со мной что-то не так, – тихо сказала она, утыкаясь лбом в плечо мужа. – Может, я болею чем-нибудь? Соображаю плохо, плакать все время хочется. И усталость страшная, как будто я сто лет пахала и ни одного дня не отдыхала.

– Ну что ты, Асенька, что ты, – Чистяков ласково погладил ее по голове. – Ты присядь, давай я сейчас чаю сделаю с бутербродом. Ты ведь голодная?

Она кивнула, села на уютный мягкий диванчик и почувствовала, как мешают ей закаменевшие плечи. Подняла руки и привычным движением начала разминать твердые, словно деревянные мышцы. Она смотрела, как Леша ловко разворачивает упаковки, нарезает хлеб и сыр, делает бутерброды, заваривает чай, и чувствовала, что снова вот-вот расплачется.

– Леша, может, это у меня нервы? – спросила она, украдкой стирая со щеки все-таки прорвавшуюся сквозь заслоны слезинку.

– Асенька, у тебя не нервы, а банальный кризис среднего возраста, – спокойно ответил Алексей, ни на секунду не задумавшись. И по этому спокойствию, и по тому, как быстро он нашел ответ, Настя поняла, что муж давно все заметил и не только заметил, но и обдумал.

– Ты намекаешь на климакс, что ли?

– И на него тоже, и не намекаю, а говорю прямо.

– То есть ты хочешь сказать, что я превращаюсь в старуху?

Это была наглая провокация, но Чистяков не был бы Чистяковым, если бы его можно было сбить с толку такими дешевыми приемами.

– Я хочу сказать, что есть физиологические законы, которые ты не можешь отменить и которые нет смысла игнорировать. Ты не старуха, ты женщина среднего возраста, но, поскольку ты не рожала, климакс у тебя может наступить раньше. И что в этом страшного? Да, ты плохо себя чувствуешь, ты устаешь быстрее, чем раньше, тебе все время хочется плакать, и что? Думаешь, ты одна такая? Миллионы женщин через это проходят, и ничего, остаются живы.

– Но если у меня действительно начинается климакс, значит, я старею, – упрямо возразила Настя.

– Ничего подобного. Это означает, что через некоторое время ты полностью утратишь способность родить ребенка, только и всего. Больше ничего в твоей жизни не изменится. Ася, это надо просто перетерпеть, понимаешь? Сорок три года – это прекрасный возраст, когда уже накоплен солидный жизненный опыт, позволяющий избегать грубых ошибок, и когда впереди еще много лет, в течение которых ты можешь делать, что тебе интересно. Сейчас начинается лучшая пора твоей жизни, и она продлится лет тридцать, а может, и дольше. А ты ревешь вместо того, чтобы радоваться. Вот, держи бутерброд.

– Спасибо.

Она откусила хлеб с сыром, но вкуса не почувствовала. С трудом прожевала, еле-еле проглотила. А ведь пять минут назад ей казалось, что она умирает от голода и может одним махом съесть все, что принесла из магазина. Какая-то мысль не давала ей покоя… Что-то связанное с Лешкой… Что-то ее задело, не обидело, нет, а именно задело, зацепило… А, вот оно!

– Леша, ты с таким знанием дела рассуждаешь про климакс, словно ты врач, а не математик. Ты что, литературку почитывал? Или со специалистами консультировался?

– И то, и другое. – Он был совершенно спокоен, пил маленькими глоточками горячий чай и насмешливо смотрел на жену. – А что тебя удивляет?

– Зачем?

– Ася, я не слепой и не бесчувственный. Если я вижу, что с тобой, как ты сама выразилась, что-то не так, я пытаюсь понять, что происходит. Ты помнишь, сколько раз я задавал тебе вопросы? И ни одного внятного ответа не услышал. Это тянется уже несколько месяцев, и ни разу ты не смогла объяснить мне, почему ты такая взвинченная, или почему ты плачешь в подушку, или почему явно неадекватно реагируешь на самую привычную ситуацию, на которую раньше даже внимания не обращала. Тогда я решил поискать объяснения сам.

– И уверен, что нашел? – зло спросила она.

Версия с климаксом ей совершенно не нравилась. Просто она слишком много работает, вымоталась, устала… Она ведь и раньше работала много, всегда была трудоголиком, но это давалось как-то… легче, что ли, проще. Почему же сейчас у нее совсем нет сил? Почему у нее такое ощущение, что мозги заторможены? И экзамен по уголовному праву и криминологии – ярчайший тому пример. Все знать, все понимать и не суметь внятно изложить! Позор. Стыдоба. Если все дело в том, что раньше она была моложе и сильнее, а теперь, с годами… то неизбежно придется признавать, что она все-таки стареет. А чем эта версия лучше версии с климаксом? Ничем. Они обе про одно и то же. Про то, что время идет и невозможно на долгие годы застыть в одном возрасте и в одном состоянии здоровья. Но, может быть, есть еще какое-то объяснение?

– Не уверен, но объяснение вполне правдоподобное. И не надо злиться из-за этого, это нормальное течение жизни. У меня тоже будет климакс, и я стану мрачным, депрессивным и совершенно невыносимым, а тебе придется со мной маяться, утешать меня и терпеть мое плохое настроение. Тебе и в голову не придет, что это проявления мужского климакса, ты начнешь мучиться подозрениями, что ты мне надоела, что я завел себе молодую длинноногую подружку и изменяю тебе в полное свое удовольствие, а я, натурально, буду все отрицать, сердиться, раздражаться и хлопать дверью. И это тоже надо будет пережить. Асенька, кончай разводить трагедию на пустом месте, квартира уже проветрилась, сейчас сделаем вторую влажную уборку и поедем домой.

– А зачем вторую? – не поняла Настя.

– Затем, что с улицы пыль и грязь налетела во все окна.

Да, действительно, об этом она не подумала. Мозги стали совсем неповоротливыми, таких элементарных вещей сообразить не может. А еще диссертацию писать собралась! Куда конь с копытом, туда и рак с клешней…

– В котором часу они завтра прилетают? – спросила Настя двумя часами позже, когда они с Чистяковым подъезжали к своему дому на Щелковском шоссе.

– В девятнадцать с какими-то минутами. Я обещал их встретить.

– Я, наверное, не успею в Шереметьево, – виновато сообщила она.

– Это само собой, – усмехнулся Леша. – Приедешь попозже, когда сумеешь. Дашка все равно спать не уляжется, пока с тобой не повидается. Кроме того, Саша мне сообщил под большим секретом, что маленький Санечка сам лично выбирал в магазине подарок для тебя, и он тоже не успокоится, пока не вручит его и не увидит, как ты удивишься и обрадуешься. Поэтому, Ася, я тебя прошу хотя бы завтра вечером постараться держать себя в руках и не портить людям радость. Не сидеть с кислой миной, не раздражаться по пустякам и не плакать. Сумеешь?

– Постараюсь.

– Это не ответ.

– Сумею, – твердо пообещала она.

Господи, какой кошмар! Оказывается, Лешка все время видит ее раздраженной, с кислой миной и со слезами на глазах! Неужели правда? Неужели ей совсем не удается скрывать от мужа свое состояние, он все видит и все это терпит? Бедный Чистяков! И за что ему такое наказание под названием «Настя Каменская»?

Сначала все казалось несложным и даже интересным. Неожиданно им позвонил человек, благодаря которому удалось вытащить сына из неприятной истории и спасти от приговора и тюрьмы, и попросил навести справки о писателе Василии Богуславском. Тут никаких особых усилий не требовалось, и непонятно даже было, почему нужно кого-то просить об этом, ведь тот, кто позвонил, мог бы с таким же успехом изучить все материалы, размещенные в Интернете. Наверное, ему это и в голову не пришло. Как бы то ни было, Вячеслав и Елизавета Боровенко, не вдаваясь в ненужные вопросы, включили компьютер и занялись делом.

Оказалось, что никакого Василия Богуславского как физического лица не существует и что «Василий Богуславский» – это название некоего проекта и одновременно коллективный псевдоним трех авторов: Глеба Богданова и Екатерины и Василия Славчиковых. Ни издательство, ни сами авторы никакого секрета из этого не делали, рассказывали о проекте в своих интервью и даже давали совместные пресс-конференции. Суть проекта тоже не была тайной: двадцать детективных романов, сюжеты которых должны быть связаны с искусством, шоу-бизнесом и средствами массовой информации. Иными словами, события в этих романах должны происходить на фоне театрального, кинематографического, телевизионного, газетно-журнального и эстрадного закулисья.

– «Мы хотели, чтобы у читателей этих детективов интерес был бы двойным. Не только «кто и за что убил», но и «как это у них там происходит». Людей всегда интересуют подробности из жизни театра, кино и телевидения, и мы решили сделать на это ставку», – процитировал вслух Вячеслав отрывок из интервью главного редактора издательства. И тут же прокомментировал: – Поразительная открытость! Все знают, что существуют подобные проекты, но никто никогда не раскрывает людей, которые в нем реально участвуют. Ведь сколько раз я натыкался на то, что читаю книги, подписанные одним и тем же именем, и понимаю, что написаны они совершенно разными людьми, но нигде никакой информации об этом не нахожу. А тут – пожалуйста, все карты на стол выложили. Как ты думаешь, почему?

– Я думаю, это тоже элемент рекламы для привлечения внимания, – отозвалась Лиза. – Мы не такие, как все. Все скрывают, а мы действуем совершенно открыто, а раз мы действуем не так, как другие издатели, то и проект у нас не такой, обратите внимание.

– Возможно, – согласился он. – Похоже, что ты права. Ну что ж, можно отчитаться о проделанной работе.

Он потянулся к телефону, чтобы позвонить по межгороду и радостно сообщить, что задание выполнено.

– Трое? – задумчиво протянул в трубке человек, которому супруги Боровенко были обязаны. – Это жаль.

– Почему?

– Это плохо, – собеседник Вячеслава не удостоил его объяснениями. – Соберите мне сведения о каждом из троих. Эти имена мне ничего не говорят. Через три дня я должен знать о них все.

Такая постановка вопроса супругов озадачила, но они помнили, чем обязаны этому человеку, поэтому сочли за благо не возмущаться и сделать все, что смогут.

За три дня они успели не так уж много, ведь никаких источников информации, кроме Интернета, у них не было. Но, с другой стороны, это не так уж и мало, потому что в сети содержалось огромное количество как интервью и критических статей, так и публикаций, в которых по тому или иному поводу упоминался Василий Богуславский или его отдельные «человеко-части».

Самой известной фигурой среди соавторов был Глеб Борисович Богданов, маститый писатель, член всяческих союзов и лауреат всевозможных премий. Первая его книга была опубликована еще в 1955 году, вторая – в 1958-м, и молодой автор, написавший увлекательнейшую биографию Михаила Фрунзе, был немедленно обласкан властью. Третья книга была посвящена Софье Перовской, а после четвертой, героем которой выступал Муравьев-Апостол, Глеба Богданова официально «назначили» главным биографом страны. Ему было дозволено (читай – заказано) создать высокохудожественные жизнеописания людей, на которых, в соответствии с тогдашней идеологией, должен был равняться советский человек. Богданов писал о Николае Островском, Феликсе Дзержинском, Анне Елизаровой-Ульяновой, Глебе Кржижановском, о Менжинском и Бонч-Бруевиче, о Бабушкине и Красине. А также о Максиме Горьком, Николае Чернышевском и Виссарионе Белинском. Все эти книги выходили в серии «Факел» и имели одну особенность, отличающую их от многих подобных жизнеописаний: они были написаны так, что оторваться от книги было невозможно. Глеб Богданов обладал редким даром рассказчика, умеющего держать читателя в напряжении до самой последней страницы. Как ему это удавалось – никто так и не понял, ни критики-литературоведы, ни сами читатели, но в итоге все оставались довольны: идеологи, преподаватели истории и литературы, школьники и студенты.

С конца восьмидесятых годов прошлого века Богданов писать перестал, вероятно, спрос на жизнеописания резко упал. И вновь Глеб Борисович возник только в 1999 году уже в качестве «человеко-части» проекта «Василий Богуславский».

Богданов был дважды женат и столько же раз разведен, обе его супруги живы и здоровы, от двух браков он имеет двоих детей – сына Илью и дочь Ладу.

В биографии Богданова все было понятным и логичным, кроме одного: почему он в течение десяти лет не написал ни одной книги. Устал? Надоело? Решил больше не браться за перо? Возможно. Тогда как объяснить его участие в проекте? Да, идеологически выверенные биографии стали не нужны, Богданову больше не заказывали жизнеописания, но ведь он мог творить без заказа, по собственному усмотрению, писать романы, повести. Почему же он, обладая уникальным даром рассказчика, этого не сделал? Или все-таки сделал, но рукописи по каким-то причинам не увидели свет? Если так, то каковы эти причины?

Екатерина Славчикова показалась супругам Боровенко фигурой типичной для современности. Экономист по образованию, она работала бухгалтером сначала на госпредприятии, потом в различных мелких фирмах, а потом в один прекрасный день начала писать детективы. Публиковалась под собственным именем, никакими псевдонимами не пользовалась и никаких секретов вокруг себя не разводила. В 1997 – 1998 годах вышли четыре ее повести, после чего, с 1999 года, она перестала творить самостоятельно и включилась в проект «Василий Богуславский». Состоит во втором браке, от первого брака имеет дочь, от второго – двух сыновей. О своей семейной жизни Екатерина Славчикова рассказывала журналистам много и охотно, так что информации было достаточно, но она не казалась супругам Боровенко интересной.

Василий же Славчиков, третий соавтор проекта, оказался сыном второго мужа Екатерины. Никакого литературного прошлого у него не было, он ничего не писал и не издавался, и зачем его взяли третьим автором в проект, было непонятно.

– Да ясно же, семейственность разводят, – пожала плечами Елизавета. – Всегда стараются своих поближе к кормушке пропихнуть.

– Нет, Лиза, не все так просто, – возразил Вячеслав. – Гонорар за рукопись не зависит от числа соавторов, деньги платят за рукопись, а не за работу каждого. А соавторы делят этот гонорар между собой в определенной пропорции. Какой смысл Екатерине брать в проект парня? Если она хочет дать ему денег, она может сделать это из собственного кармана. Что-то тут не так.

– А что не так-то? Вот смотри, гонорар за книгу составляет, допустим, сто единиц, и если соавторов двое, они делят его пополам, по пятьдесят единиц на каждого. А если их трое, то по тридцать три единицы. Таким образом, у семьи Славчиковых оказывается не пятьдесят единиц, а шестьдесят шесть. Вот тебе и весь расклад.

– И ты полагаешь, что Богданов легко согласился на то, чтобы его доля уменьшилась с пятидесяти единиц до тридцати трех? Вот так просто взял и отдал свои кровные совершенно чужому молодому парню, который не умеет писать книги и от которого толку как от козла молока? Не поверю!

– Вообще-то верно, – согласилась Елизавета. – Надо почитать их интервью повнимательнее.

У них оставалось еще двое суток из отведенных трех, и супруги решили разделиться. Вячеслав оккупировал компьютер, выискивая все новые и новые материалы о Василии Богуславском, а Лиза отправилась в библиотеку и в книжный магазин. Вернулась она с шестью книгами: двумя жизнеописаниями, принадлежащими перу Глеба Богданова, двумя детективами Екатерины Славчиковой и двумя произведениями, подписанными «Василий Богуславский». Читала она быстро, так что для самого поверхностного анализа времени вполне хватило.

О Богданове она ничего нового не узнала, книги действительно были увлекательными и читались на одном дыхании, но это было известно и раньше. Детективы бывшего бухгалтера отличались затейливостью истории, но при этом, как ни странно, читались с огромным трудом. Язык был серым, лишенным какой бы то ни было образности и живости, фабула казалась несбалансированной, и происходящие в романе события то неслись галопом, как взбесившийся конь, то провисали и надолго застывали на одном месте, вызывая ассоциации с задумавшейся черепахой. Лиза то и дело ловила себя на желании бросить книгу недочитанной, но вспоминала, что читает не ради удовольствия, а исключительно ради дела, и снова бралась за работу. Самым интересным для нее было описание быта и нравов женских колоний, а также женских камер в следственных изоляторах. Эти описания присутствовали в обеих прочитанных книгах Славчиковой, а конфликты, возникшие в местах лишения свободы, или сложившиеся там отношения лежали в основе самих детективных сюжетов.

Романы же Василия Богуславского были хороши во всех отношениях: и история интересная, и концовка неожиданная, и стиль замечательный, и действие нигде не провисает, двигается по нарастающей, не давая оторваться от книги.

– Все ясно, – сделала вывод Елизавета, закрывая последнюю из шести книг. – Она сидела.

– Кто? – не понял Вячеслав.

– Да Славчикова эта. Она отсидела какой-то срок, по всей вероятности, небольшой, отсюда и интерес к описанию зоны. Конечно, может оказаться, что она все это выдумала или знает из чьих-то рассказов, но мне кажется, она сама через все это прошла. Теперь дальше. Богданов за всю жизнь не написал ничего такого, что он сам бы придумал, понимаешь? Он только описывал чужие жизни, чужие истории. У него потрясающее чувство текста, он о самых скучных вещах умеет рассказывать интересно и увлекательно, но он не умеет придумывать. А у Славчиковой все наоборот: она великолепная выдумщица, но совершенно не умеет свои истории интересно рассказывать. Вместе с Богдановым у них все получается классно: она придумывает историю, а он ее структурирует, излагает и записывает.

– А третий? Он что делает?

– Понятия не имею, – вздохнула Елизавета. – Его присутствие в книгах Богуславского никак не просматривается. Не понимаю, зачем он им нужен?

Когда миновал трехдневный срок, Вячеслав долго разговаривал по телефону с человеком, обратившимся к ним со столь странной просьбой, а когда повесил трубку, в полном недоумении обернулся к жене:

– Он хочет, чтобы мы приехали к нему. Всего на один день. Но как можно быстрее.

– Зачем?

– Не знаю. Он сказал, что это важно, и в первую очередь для нас самих. Он сказал, чтобы мы приехали вдвоем. – Господи, – заволновалась Лиза, – что там могло случиться? И какое отношение к этому имеет мифический Богуславский?

– Не знаю, – угрюмо повторил Вячеслав. – Но он просил таким тоном, что это больше похоже на приказание. Придется ехать. Ты сможешь отпроситься на работе?

– Я и так брала три дня, чтобы читать эту муть… Но я что-нибудь придумаю, Славик. Неужели Юрка опять что-то натворил?

На следующий день они уехали в город, где на четвертом курсе автодорожного института учился их сын Юрий. А еще через день вернулись в Москву, получив вполне конкретное, но очень странное задание: установить наблюдение за всеми соавторами, издающимися под псевдонимом «Василий Богуславский». Все дальнейшие инструкции получать от находящегося в Москве человека, который с ними свяжется, вот его имя, он им позвонит. Они должны понимать, что все это, во-первых, очень важно и, во-вторых, в их же собственных интересах, поскольку если выплывет наружу, каким образом их родной сынок избежал уголовной ответственности, то пострадает и мальчик, и они сами.

– Мне ничего не будет, я уже год как на пенсии, – небрежно гудел хорошо поставленным голосом Андрей Степанович, – а в отношении вашего Юры уголовное преследование будет возобновлено, если материалы, которые собрал журналист, попадут не в те руки.

– Но как же нам их искать? – растерянно спросила Лиза Боровенко, у которой при одной только мысли о том, что сын окажется за решеткой, холодело сердце и темнело в глазах. – Мы же не умеем, мы со Славой технари, а не сыщики…

– Сыщиков сюда впутывать нельзя, – строго оборвал ее Андрей Степанович. – Слишком узкий круг профессионалов, понимаете?

– Нет, – признался Вячеслав.

– Это только со стороны кажется, что работников милиции очень много. На самом деле оперативников, следователей и их начальства очень мало, и все друг друга знают. Ну, не в буквальном, конечно, смысле, – поправился Андрей Степанович, поймав недоверчивый взгляд Вячеслава. – Я хочу сказать, что их численность достаточно мала, чтобы информация проходила быстро и попадала не к тем, к кому следует. Если взять наугад двух офицеров МВД из разных регионов нашей страны, то через полчаса окажется, что у них есть общие знакомые. Я понимаю, что вы – люди неопытные и вам будет трудно, поэтому мой человек в Москве окажет вам некоторую помощь. Но – подчеркиваю! – некоторую. Основную работу должны будете сделать вы сами. Материалы, которые когда-то собрал журналист, попали в руки кому-то из этих «Богуславских». Необходимо узнать, к кому именно и от кого. А вот когда эта часть задачи будет решена, тогда посмотрим: может быть, вам придется действовать и дальше, а может быть, мы поручим это специалистам. Так я могу на вас рассчитывать?

– Конечно, – хором заявили супруги, хотя ни Вячеслав, ни Лиза даже отдаленно не представляли себе, что и как они будут делать.

Но делать все равно будут, оба в этом ни секунды не сомневались. Ведь речь идет о сыне, которого с таким трудом, за такие огромные взятки удалось отбить от обвинения в групповом изнасиловании. Юра был виновен, родители это знали, да он и сам не отрицал. Хорошо, что все участники преступления были сильно пьяны и на следствии путались в показаниях и не могли точно сказать, кто из них истязал девчонку, которой не посчастливилось в этот проклятый час идти домой через парк, а кто только смотрел и глумился. Медико-биологическая экспертиза мазков, взятых у потерпевшей, совершенно недвусмысленно доказывала соучастие Юрия Боровенко. И вот тут… В общем, что теперь вспоминать. Андрей Степанович сделал то, что обещал. Но если сегодня выплывет факт фальсификации экспертного заключения, то мальчик обречен.

В течение двух недель Слава и Лиза, оформившие на работе отпуска за свой счет «по семейным обстоятельствам», пытались в меру своих способностей следить за соавторами. Купили на рынке «левый» диск с адресной базой данных и сразу же нашли адрес Глеба Борисовича Богданова. С Екатериной и сыном ее мужа дело оказалось сложнее. В базе данных никакой Екатерины Славчиковой подходящего возраста не оказалось, а по адресу, указанному как место регистрации Василия Славчикова, молодой человек не проживал, но чтобы это установить, потребовалось потратить два дня.

– Ладно, с парнем понятно, он наверняка или снимает квартиру, или живет у бабы, – досадливо морщась, констатировал Слава Боровенко. – А вот почему Екатерины в базе нет?

– Может, база устаревшая, – высказала предположение Лиза. – Она могла после регистрации второго брака еще какое-то время носить прежнюю фамилию, под этой фамилией она и прописана. Или вообще она прописана там, где жила до замужества, и соответственно, под прежней фамилией. Ты же знаешь, какой у нас бардак кругом… Хорошо хоть адрес Богданова есть. Оттуда и начнем.

В одном из интервью Екатерина Славчикова, отвечая на стандартный вопрос о писательской кухне и о том, «как вы это делаете», как-то упомянула, что по средам и субботам они собираются у Богданова. В первую же после начала слежки среду Вячеслав убедился, что это действительно так. Вечером они с женой «провожали» Екатерину и Василия. Лиза на собственной машине марки «СААБ» доехала следом за писательницей до самого дома и даже сумела увидеть, в какой именно почтовый ящик она заглядывала. Слава же на своей «Ауди» сначала вынужден был проехать до клуба «Юпитер», прождать там почти два часа, потом тащиться следом за «Жигулями» Василия еще в одно место ночной тусовки, и только около трех часов ночи ему удалось увидеть дом, в котором живет самый молодой из троих соавторов.

И что делать дальше? Ну, выяснили они, где живут эти «Богуславские», и что теперь? Как узнать, у кого из них те самые материалы? Почти сутки Лиза и Слава ломали головы, ничего не придумали и решили дождаться звонка человека по имени Николай, которого назвал им Андрей Степанович. Николай их вопросам ничуть не удивился, словно ждал их, и не задумываясь ответил:

– Нужно выяснить распорядок их жизни. Когда и где бывают, кто остается в квартире, понимаете?

– Не очень, – признался Слава.

– Ну, это неважно, – отмахнулся Николай. – В общем, надо обрисовать картину их жизни. И не только их самих, но и всех членов семьи.

– Теперь понятно.

Задача казалась супругам Боровенко абсолютно непосильной. Уже через три дня они знали, что Богданов живет один, но в его квартире целыми днями находится старая домработница, а в квартире Екатерины Славчиковой, кроме ее мужа, имеются трое детей и няня. Да еще Василий, который живет-то вроде бы в одиночестве, но гости к нему приходят. Как вдвоем уследить за всеми? Лиза и Слава гоняли по Москве, постоянно созваниваясь, передавая «объекты» друг другу, выбиваясь из сил и опасаясь опоздать и что-то упустить. Работали они непрофессионально, неловко, совершали множество ошибок, но к концу второй недели им все же кое-что удалось.

Василий Славчиков был совершенно непредсказуем. Никакого распорядка в его жизни не было, приходил домой далеко за полночь, уходил в разное время, а случалось, и вовсе целый день квартиру не покидал. Двое суток провел безвылазно в общежитии студентов театрального института. Ездил по каким-то адресам, где проводил от пятнадцати минут до четырех часов, тусовался по клубам. В общем, не «объект», а цепь мучительных кошмаров.

Ничуть не легче дело обстояло с Екатериной. Ее муж-профессор, как и положено профессорам, ходил на работу далеко не каждый день, зато каждый день к восьми утра приходила няня, которая отводила в школу старшего из мальчиков и потом занималась только младшим: гуляла, ходила с ним в поликлинику и еще куда-то. Дочь Екатерины, семнадцатилетняя красоточка, училась в одиннадцатом классе и исправно ходила в школу к первому уроку, но вот возвращалась… когда после второго урока, когда после четвертого, а когда и вовсе часов в восемь вечера. Одним словом, активно прогуливала занятия, преимущественно в те дни, когда матери и ее мужа-профессора не было дома. То есть уходила утром, как примерная ученица, а о том, в котором часу она вернулась, никто не знал. Кроме няни, разумеется, которая, судя по всему, девицу покрывала. Или, по крайней мере, прогулам не препятствовала. Сама Екатерина тоже жила не по графику, никаких регулярных посещений фитнес-центров, салонов красоты или клубов за ней замечено не было. Она ходила в магазины за продуктами, носила вещи в химчистку и прачечную, один раз съездила к стоматологу, но в целом предсказать ее времяпрепровождение по часам оказалось невозможным. За одним-единственным исключением: она, как и Василий, по средам и субботам с двенадцати дня до восьми вечера находилась у Глеба Борисовича Богданова.

Глеб же Борисович жил по раз и навсегда установленному распорядку, который нарушался только в случае необходимости. С половины десятого до половины двенадцатого – пешие прогулки. В это время дома обычно находится старуха-домработница, которая либо ночует у Богданова, либо является к семи утра и уходит в десять вечера. За продуктами старуха ходит, как правило, после того, как накормит писателя обедом. Все остальное время они в квартире вдвоем.

По четвергам Глеб Борисович обедает в ресторане «Старая Вена» на Краснопрудной улице, всегда в одно и то же время: с двух до четырех. По воскресеньям к обеду приезжает красивая молодая девушка, судя по внешнему сходству – родственница Богданова, может быть, даже дочь или внучка. Кроме соавторов, молодой красавицы и домработницы, к Богданову за две недели никто не приходил. Сам же маститый автор, помимо ресторана, который он за эти же две недели посетил, соответственно, два раза, один раз побывал на юбилее другого не менее маститого писателя и один раз – в «Останкино», где участвовал в съемках ток-шоу. Понятно, что юбилей и съемки – мероприятия, так сказать, одноразовые, и, если бы их не было, Глеб Борисович сидел бы дома и писал очередной бестселлер.

– Мы сделали все, что могли, – отчитался Слава Боровенко, позвонив в заранее оговоренное время Николаю. – Теперь мы можем возвращаться на работу?

Ответ оказался неожиданным.

– Это решаю не я. Вас подключил к делу Андрей Степанович, и только он может решить, будете ли вы и дальше выполнять его задания. Моя роль состоит только в том, чтобы вас консультировать и при необходимости помогать.

– Что же нам делать теперь? – мрачно спросил Вячеслав.

– Позвоните Андрею Степановичу. Он сам скажет.

Разговор с Андреем Степановичем не внес ясности.

– Я же вам объяснял, Слава, вы должны найти материалы. А вы пока только установили, кто из этих «Богуславских» где живет и с кем. Этого совершенно недостаточно. Если вы сами не понимаете, спросите у Николая, и он все вам объяснит.

На этот раз Николай был более разговорчив и терпелив, объясняя прописные, как ему казалось, истины этим двум далеким от детективной работы людям. Инструктаж он проводил уже не по телефону, а лично. Слава, разговаривавший с Николаем по телефону, по голосу составил примерный его портрет – эдакого самоуверенного молодого человека, может быть, чуть старше их сына Юры, непременно красивого и модно одетого, и был страшно удивлен, когда увидел невысокого лысоватого мужичка средних лет с простоватым лицом.

Встреча по настоянию Николая происходила поздно вечером. Он велел Боровенко приехать на машине в условленное место, сам подошел и сел на заднее сиденье. Слава и Лиза, сидевшие впереди, слегка повернулись, сели боком, чтобы удобнее было разговаривать, но все равно в темноте разглядеть Николая как следует не смогли.

– Есть два способа выяснить, у кого из троих находятся материалы. Первый – обыскать их жилища. Если с хатой Василия это проделать легко и просто, то со всеми остальными – проблематично. Богданов почти все время сидит дома, да у него еще и старуха там болтается постоянно. У Екатерины тоже проходной двор, муж-домосед, дети, нянька, дочка-прогульщица. Для того чтобы выполнить работу качественно, нужно не менее трех часов. Ни квартира Екатерины, ни квартира Богданова не бывает пустой по три часа. Согласны?

– Не знаю, – растерянно протянул Вячеслав.

Такими категориями он мыслить не умел.

– Ну как же не знаете, когда вы сами час назад мне об этом рассказывали. Это же результаты ваших наблюдений, а не мои выдумки.

– Да, конечно, вы правы, Николай, – вынужден был признать Слава.

– Второй способ – прослушивать разговоры всех троих, когда они собираются вместе, чтобы понять, кто является автором идей, заимствованных из материалов журналиста. Это понятно?

– Понятно, – послушно повторил Боровенко.

– Значит, нужно поставить «жучок» в квартиру Богданова. Технику я вам дам, а ваша задача – подыскать человека, который ее поставит. Потом будете сидеть в машине неподалеку от дома и слушать, как ваши писаки общаются между собой. Кто-нибудь из них обязательно что-нибудь скажет. Здесь тоже все понятно?

– Нет, – вступила в разговор Лиза. – Зачем нужно искать человека, который поставит прослушку? Вы думаете, Слава сам не сумеет? Он, между прочим, кандидат технических наук.

– Ни капли не сомневаюсь в способностях вашего мужа, – неприятно усмехнулся Николай. – А подобрать ключ и открыть чужую дверь, не повредив замок, чтобы хозяева ничего не заметили, он тоже сумеет? И сигнализацию отключить, если она есть?

Об этом Боровенко не подумали. И в эту секунду им впервые стало по-настоящему страшно. Одно дело – следить, наблюдать, никаких законов не нарушая. Даже подслушивать – это… ну, словом, как-то еще ничего. Но вскрывать дверь чужой квартиры…

– Есть еще немаловажный момент, о котором вы наверняка не подумали, – продолжал Николай как ни в чем не бывало. – Вам нельзя светиться в подъезде, где живет писатель, толочься на площадке перед его квартирой и давать возможность соседям себя увидеть и запомнить.

– Почему?

– Потому что вам может понадобиться вступить в контакт с Богдановым под какой-нибудь легендой, и совсем ни к чему, чтобы кто-то из соседей вспомнил, как вы ковырялись в замке его квартиры. И вообще, что вы бывали уже в этом доме.

Да уж, так далеко замыслы супругов Боровенко не заходили.

– И где нам искать такого человека?

– Это на ваше усмотрение. Можете даже попросить кого-нибудь из своих знакомых. Важно, чтобы вы сами там не показывались. Но я вам могу посоветовать найти хорошего вора-домушника, он с этим справится без проблем.

– Да где же мы его найдем?! – в отчаянии воскликнула Лиза. – Вы же милиция, вы могли бы сами… ну хоть познакомить нас с ним… или я не знаю…

Она окончательно потеряла контроль над собой и готова была расплакаться. Голос Николая между тем внезапно стал холодным и отчужденным.

– Кто вам сказал, что я из милиции? С чего вы это взяли?

– Но ведь Андрей Степанович… Мы думали… – бормотала беспомощно Лиза, вцепившись пальцами в рукав куртки сидящего рядом мужа. – А разве нет?

– Нет. Андрей Степанович просил меня консультировать вас и при необходимости помогать, что я и делаю, – повторил он хорошо знакомую супругам Боровенко фразу. – И на этом все.

На следующий день Николай, как и обещал, передал им технику и оставил Славу и Лизу наедине с новыми проблемами. Супруги, раздавленные свалившейся на них необходимостью искать (неизвестно где!) уголовника, даже не могли разговаривать друг с другом. Слава молча ходил из угла в угол и жалел, что несколько лет назад бросил курить, Лиза так же молча сидела в кресле, поджав под себя ноги, и бессмысленно теребила бахрому шелкового платка, наброшенного на плечи.

– Лилька, во что же мы с тобой вляпались? – наконец негромко произнес Вячеслав. – Это же чистый криминал. А начиналось все так невинно… Писатели, книжки, интервью… Мне и в голову прийти не могло, что этим закончится.

– Славочка, не надо рефлексировать, пожалуйста, – отозвалась жена. – Во что бы мы ни впутались, мы все равно уже впутались. Еще тогда, когда Юрик попал в «обезьянник» за кражу, а мы его вытаскивали и платили ментам. Тогда, в первый раз, когда он еще в десятом классе был, помнишь? Мы с тобой тогда решили: все, что угодно, только не тюрьма для мальчика. И когда он попал уже по-настоящему, за групповое изнасилование, мы пошли этим же путем. И теперь мы не можем отступить. Иначе он сядет. И мы вместе с ним, за дачу взятки. Давай не будем думать, как так получилось, давай думать о том, что делать дальше.

– Что делать, что делать! – внезапно взорвался он. – Уголовника искать, вот что делать! Ты хотя бы представляешь себе как?

– Не кричи. От твоего крика проблема не решится сама собой. Нам не обязательно искать уголовника, вполне подойдет опытный слесарь.

– А сигнализация? Мы даже не знаем, есть ли она у Богданова, и если есть, то какая именно. Как это выяснить?

– Ну, воры же как-то выясняют…

– Вот именно. Значит, ни о каком слесаре не может быть и речи, нужен именно уголовник.

– Хорошо, – согласилась Лиза, – пусть будет уголовник. И все равно мы должны не волосы на голове рвать, а думать.

– Я и думаю, – проворчал Вячеслав.

Снова на некоторое время воцарилось молчание. Лиза решила пойти самым простым путем и начала мысленно перебирать своих знакомых, а также жильцов своего дома. Может, кто-то из них сидел? Или кто-то из их родственников… Черт возьми, так много воров в стране, тюрьмы, говорят, переполнены, а когда нужен всего один, так не знаешь, где его взять!

Решение пришло в голову неожиданно. На рынке. На рынке есть все. Продукты, вещи. Наркотики, оружие, поддельные документы. И воры.

На следующее утро Вячеслав отправился на ближайший к их дому рынок. Сколько лет прошло с тех пор, когда они с Лизой покупали вещи на таких вот рынках? Как посмотреть. Семь лет – это много или мало? Семь лет назад они оба, по образованию инженеры-пищевики, работали на умирающем мясокомбинате и получали зарплату из госбюджета, да и ту нерегулярно. Потом комбинат был перекуплен финнами, весь персонал уволен, но супругам Боровенко удалось прорваться в ряды тех, кого заново приняли на работу. Они и в самом деле были толковыми инженерами, у Вячеслава – около сорока патентов и два изобретения, у Елизаветы – чуть больше двадцати, и новые хозяева это оценили. Теперь они – люди состоятельные, на вещевых рынках ничего не покупают. Хотя вещи здесь попадаются очень даже приличные, спору нет, но статус, статус… Человек, зарабатывающий пять тысяч долларов в месяц, просто не может себе позволить одеваться на рынке. Так считала Лиза, и хотя Слава этой позиции не разделял, но поступал в соответствии с желанием жены. Ему было все равно, что носить, лишь бы было функционально и хорошо сидело, но не спорить же по таким пустякам, есть вещи и поважнее.

Вячеслав огляделся, походил по рядам и быстро вычленил несколько фигур, которые могли бы ему подойти. Для этого нужно было только обратить внимание на возникающие то и дело конфликты и на тех, кто немедленно появлялся, чтобы их «развести» или «разрулить». Понаблюдал еще примерно с полчаса и из этих нескольких выделил одного: если и не смотрящего, то совершенно точно его приближенного, уж больно подобострастно здоровались с ним стоящие за прилавками торговцы, и уж очень много напряжения было в их глазах, когда они смотрели ему вслед.

– Мужик, ты здесь главный? – негромко спросил Слава, подходя к нему.

– Чего надо? – послышался ответ «по существу».

– Нужен хороший инструмент. И к нему – толковый человек. Работа несложная. Тебе – сто баксов за хлопоты, ему – пятьсот за работу. Сговоримся?

Цены, которые называл Боровенко, были им взяты «с потолка», он понятия не имел, сколько стоят такие услуги.

– Ты меня за кого держишь? – надменно цыкнул зубом рыночный начальник.

Слава внутренне дрогнул, но удержался от того, чтобы торопливо извиниться и бежать без оглядки. А очень хотелось.

– За человека, который решает проблемы, – вымученно улыбнулся он. – Ты ведь решаешь проблемы?

– Ну.

– Вот и реши мою. Или твои услуги стоят дороже?

– Ладно, пошли, перетрем базар.

«Базар терли» недолго, и проблема была сформулирована следующим образом: ни о какой квартирной краже речь не идет, просто нужна помощь в поиске человека, хорошо разбирающегося в замках и ключах, даже не сейфовых, а так, дверных, плевое дело. И никакого криминала, боже упаси. Человека Славе пообещали подыскать к завтрашнему дню.

– Это точно, что работа несложная?

– Сто процентов, – покривил душой Боровенко, потому как сам не понимал, сложная ли это работа: войти в квартиру писателя Богданова. Может, и сложная, если там замок навороченный и сигнализация хитрая, а может, и ерундовая совсем.

– И за все про все ты готов отдать шестьсот баксов?

– Точно, – подтвердил он.

– Тогда так. За работу – сотня, остальное мне. За несложную работу сто баксов и то много. И все расчеты через мои руки. С человеком, которого я дам, денежные вопросы не обсуждать. Он – исполнитель, «шестерка».

«А за твои хлопоты полштуки баксов – не много?» – мысленно съехидничал Слава, но вслух произнес, конечно, совсем другое.

Было бы наивным думать, что рыночный «менеджер» окажется порядочным и добросовестным. Слава на это и не рассчитывал. На следующий день к нему подвели человека, готового за сто долларов сделать все, что нужно. При одном взгляде на него Слава понял, что этот выполнил бы работу и за пятьдесят. Наверняка именно столько он и получит в итоге от «менеджера» (Слава догадывался, что в криминальном мире для должности, которую тот занимал в рыночной иерархии, есть какое-то специальное жаргонное название, но слова этого он не знал, поэтому про себя и в разговорах с Лизой называл его именно так: «менеджер»), который прикарманит себе, помимо обещанных пятисот за хлопоты, еще и львиную долю от остальных денег. Но это их дела, пусть сами разбираются. Для Славы Боровенко главное – дело сделать.

Парень по имени Мишаня был хлипким, прыщавым и напрочь отмороженным. Сразу видно, что наркоман. Да бог с ним, лишь бы с дверью управился и глупостей не наделал.

Несмотря на прыщавость, внешнюю хлипкость и отмороженность в суждениях, парень оказался сообразительным. Но, однако же, потребовал объяснений. Как это так, ничего не брать? А на хрена ж тогда хату вскрывать? Прослушку поставить? Это что же, шпионские дела? Не, так дело не пойдет, на фээсбэшные срока он не подписывался, голова дороже.

– Да успокойся ты, Миша, никакого шпионажа. В квартире живет писатель, обыкновенный писатель, старенький. Но понимаешь… как бы тебе объяснить… Ты в политике что-нибудь понимаешь?

– Да нужна она мне! – Мишаня небрежно сплюнул себе под ноги. – Чего с нее толку?

– В общем, я журналист, веду журналистское расследование о связях некоторых партий с якобы независимой прессой. А этот писатель – он со всеми главными редакторами знаком, и есть информация, что деньги от партий к газетчикам идут через него. Он такой благообразный, почтенный, лауреат всяких там премий, короче, на него никто не подумает. А я уверен, что он там всеми делами заправляет. Но мне нужно знать точно. Поэтому я хочу послушать, о чем он разговаривает со своими гостями и по телефону. Ясно тебе?

По Мишаниному виду было понятно, что ни черта ему не ясно и что половину слов он не понял вообще, а другую половину не смог соединить в связную мысль.

– А он точно писатель? Не депутат какой-нибудь там, не генерал?

– Да точно, Миша, точно. Вот, смотри, я специально прихватил с собой, как знал, что ты спросишь. – С этими словами Слава Боровенко вытащил из сумки изрядно зачитанный посетителями библиотеки томик серии «Факел». Роман о жизни Николая Баумана, автор Глеб Богданов, на первой стороне обложки – фотография знаменитого революционера, на четвертой стороне – фото писателя. – Вот его квартиру нужно открыть. Про сигнализацию ничего не скажу – не знаю. Может, ее и вовсе нет. Но я тебе плачу за то, чтобы ты сам это выяснил. Сумеешь?

– А чего там, сделаем. – Миша снова сплюнул и облизал губы. – Не в первый раз замужем. Адресок знаешь?

– Конечно.

– Сколько в хате народу?

– Двое. Писатель и его домработница, совсем дряхлая, на ладан дышит. Писатель по утрам на два часа уходит гулять, но старуха в это время дома, а когда она уходит в магазин, тогда он дома. В общем, нужно ловить момент, когда их обоих не будет.

– Ладно. – Миша вздохнул как-то особенно жалостливо, и Слава понял, что сейчас он начнет просить деньги.

Так оно и случилось.

– Авансик бы, – с деланым равнодушием бросил парень, глядя в сторону.

Слава достал из кармана заготовленную пятисотрублевую купюру.

– Деньги все полностью получишь от него, – он неопределенно махнул рукой в сторону, где находилась будка «менеджера». – Это тебе не аванс, а премиальные. Только между нами.

– Само собой, – Мишаня широко улыбнулся, и купюра мгновенно исчезла из поля зрения. – Говори адрес.

Вечером того же дня хлипкий воришка сообщил, что никакой сигнализации в квартире Богданова нет и что работу он обещает выполнить в первый же момент, как только хата опустеет.

– Квартира наверняка большая, ты сориентируйся, чтобы «жучок» стоял в том месте, откуда все слышно, – напутствовал его Вячеслав.

– Да ясно, что не в сортире его втыкать, – ухмыльнулся Миша.

– И не в спальне, и не на кухне. У писателя наверняка есть кабинет, все деловые разговоры там происходят. И про телефонные аппараты не забудь.

– Да ладно учить-то… Соображу как-нибудь. Чего ты всего одного «клопа» ставишь? Поставил бы несколько, во всех комнатах, и голова бы не болела. – Не достал, – вздохнул Слава. – «Клопы» денег стоят, а я не олигарх какой-нибудь. У журналистов зарплата маленькая.

Ждать подходящего момента пришлось четыре дня. С половины десятого утра, когда Богданов уходил для совершения моциона, и до одиннадцати вечера, когда в окнах квартиры гас свет и становилось понятно, что писатель лег спать и уже никуда не уйдет, Слава добросовестно дежурил, сидя в машине в обществе то лениво подремывающего, то потягивающего из банки пиво Мишани. Пил Мишаня неаккуратно, пиво то и дело проливалось, текло по его руке, оставляло следы на куртке и капало на пол. «Машина вонять будет», – с досадой думал Боровенко, брезгливо косясь на грязные Мишанины руки, встречавшиеся с мылом недели две назад, если не больше.

Наконец им повезло, писатель ушел гулять, а через некоторое время из подъезда вышла старуха-домработница и засеменила торопливыми шажками в сторону супермаркета.

– Давай быстро! – Слава сильным тычком разбудил спящего Мишу. – Просыпайся, урод!

Тот сонно потянулся, прихватил сумку с инструментами и вышел из машины. Вернулся он через двадцать минут. Лицо его уже не было сонным и ленивым. Он выполнил работу и знал, что через час – именно столько времени ему потребуется, чтобы добраться до рынка, – получит деньги. Ох и раскумарится же он на такие бабки!

– Ну? – коротко спросил его Слава.

– Все сделал, – так же коротко ответил Мишаня.

– Почему не проверил технику? Мы же договорились, как поставишь «жучок», сразу же начнешь говорить из разных комнат и от разных телефонов, чтобы я мог убедиться, что все слышно, – с досадой упрекнул Вячеслав.

– Да ну… забыл я, – равнодушно бросил парень. – Там телефон всего один на всю хату, в прихожке на столе стоит.

– Как – один? – не поверил Боровенко. – Не может быть.

– Точно говорю. Я все комнаты проверил. Нигде нет аппаратов, только в прихожке. Я еще подумал, как этот старый хрыч по всей хате скачет, когда телефон звонит? И не лень же. Короче, я «клопа» воткнул так, что до телефона и до кабинета совсем близко получилось, там еще столовка есть типа гостиная, что ли, и комната с камином, их тоже будет слышно. А насчет кухни, спальни и еще одной комнаты – не гарантирую. Если двери не закрывать, то услышишь, а если закроют – тогда не знаю. Уж больно хата большая, я и так самое лучшее место нашел.

– Ладно, Мишаня, спасибо тебе за работу. Если что не так – я знаю, как тебя найти, ты это имей в виду, – на всякий случай добавил Слава.

– Ага, ищи, – скривился Миша. – Если что понадобится, ты знаешь, как меня найти. Ну, бывай.

И потрусил к метро. А Слава немедленно перезвонил Лизе и велел приезжать к дому Богданова. Сегодня среда, одиннадцать утра, через полчаса Глеб Борисович вернется с прогулки, а через час придут его соавторы. И будет что послушать. Может быть, уже сегодня они все узнают.

Но им не повезло. В тот день они слушали про умершего мальчика и разговоры его души с богом, про прокисший борщ, про нравы в среде студентов театрального института, про амбиции Глафиры Митрофановны, которую Василий Славчиков называл бабой Глашей и которая считала, что испорченный суп нанес сокрушительный удар по ее репутации и что Глебушка должен немедленно вызвать милицию, про проработку характера какого-то режиссера, поступки которого не укладываются в схему цельного характера, и нужно сначала придумать его биографию и душевный склад, чтобы понимать, как он может поступать и как не должен… В общем, слушали супруги Боровенко в тот день о чем угодно, только не о том единственном, что их интересовало.