От века известно, что общение с любым домашним животным благотворно действует на организм человека, но мы, с нашим упрощенно материалистическим взглядом на жизнь, не могли позволить себе даже смутно догадываться о характере этого воздействия. И только теперь, в эпоху тотального проникновения в нашу постсоциалистическую действительность чародеев всех мастей, потомственных колдунов, деревенских знахарей и чукотских шаманов, выступающих в каждом кинотеатре благословенного града святого Петра, мы получили возможность называть вещи своими именами.
Целительство и биокоррекция — понятия столь же многоликие, сколь и неопределенные. В последнее время так стали называть любые воздействия, оказываемые на живой организм самыми разными по природе, но непременно естественными источниками — камнями, растениями, живыми существами. Строго говоря, к целительским методам можно бы отнести и массаж, и бальнеотерапию, и даже всем хорошо знакомую электрофизиотерапию (с оговоркой, касающейся использования медикаментозных средств, например, при ионофорезе). С точки зрения традиционной медицины (хотя неизвестно еще, какая из них традиционнее), все биокорригирующие воздействия объединяются одним-единственным, но зато весьма существенным общим свойством: природа их влияния на организм не сводится к понятным нам физическим и химическим процессам, воспроизводимым в пробирке, а затрагивает еще какие-то механизмы, действующие в самом организме, активизируя его собственные жизненные силы. Другими словами, медики регистрируют результаты «нетрадиционных» методов лечения, но не умеют описать и объяснить то, каким образом они получаются.
А между тем — все очень просто, по крайней мере, содержательно. Наше тело управляется целым множеством программ, заложенных в подсознание — ну, совсем как компьютер управляется операционной системой. Вы не задумываетесь о том, что за программа выводит на экран монитора симпатичную заставку — так же, как не задумываетесь о том, по какой программе выделяются в организме разные вещества, как поступает в ткани кислород, как сокращается и расслабляется мускулатура внутренних органов и т. д., и т. п. Стало быть, именно подсознание способно добраться до тех программ, в которых стряслись неполадки, проверить их и, по возможности, устранить ошибку, иногда даже раньше, чем она проявится в явных симптомах заболевания. Любой сбой может быть компенсирован до тех пор, пока подсознание с этим справляется. А не хватит своих ресурсов — можно получить помощь со стороны.
Целитель подобен, собственно говоря, системному программисту, знающему или интуитивно ощущающему источник неприятностей и умеющему их исправить. А камни, травы, некоторые предметы можно сравнить с дискетами, на которых записаны правильные варианты программы и из которых надо только уметь выбрать нужный и настроить его на индивидуальную систему. И если мы не понимаем тот «язык программирования», которым пользуется живая природа, то это еще не означает, будто его не существует вовсе.
Биополевая энергетическая структура представляет собой не что иное, как спектр колебаний всех структур организма, от клетки до каждого из органов и организма в целом. Изменяя активность разных частей этого спектра, работая в биополе, как мы говорим, «ручками», целитель может вернуть организму или его части нужную «настройку по частоте», может подправить баланс частот и тем самым привести в норму функционирование тела. И делается именно через подсознание, обеспечивающее резонанс колебаний в биополях целителя и исцеляемого.
Так вот, если вспомнить о развитых возможностях подсознания у животных, то не приходится удивляться, что они владеют целительским ремеслом от века. Это — один из мощных приспособительных механизмов, помогающих выжить без таблеток и скальпеля. Вообще-то, самого по себе врожденного знания целебных трав у животных было бы достаточно, чтобы не сомневаться в их целительских способностях. Так ведь мало этого существует огромное количество наблюдений, говорящих о несомненных успехах наших домашних зверей в деле исцеления человечества.
Много лет назад в прессе промелькнули показавшиеся мне тогда наивной выдумкой сообщения о собачке Жуже, славившейся своей способностью исцелять самые разные заболевания одним лишь прикосновением. Тогда мы не знали еще слов «экстрасенсорика», «целительство», «биокоррекция», и подобные вещи воспринимались то ли как беззастенчивая газетная утка, то ли как малоправдоподобное чудо. Но потом врачи один за другим принялись убеждать нас в том, что прикосновение к шерсти и поглаживание животного снимает статическое электричество, успокаивает нервы; что положительные эмоции, проистекающие от общения со слабым и беззащитным зверьком, способствует снижению артериального давления и прочее, прочее, прочее.
Ну, разумеется, все это правда — и про статическое электричество, и про положительные эмоции. Но не вся, а только полправды. С тех наивных времен мы вынуждены были поверить в гораздо более широкие возможности собак. В Америке, например, нескольким десяткам тяжелых шизофреников было предложено взять на воспитание собак. Отказались только двое. У остальных отмечено более восьмидесяти процентов стойкого улучшения. Там же, в самой индустриальной и здравомыслящей стране мира, существует государственная программа по использованию собак для выхаживания тяжелых больных в госпиталях и хосписах, в которую практичные американцы вкладывают немалые денежные средства. Стали бы они это делать, если бы не видели реальной пользы!
Английские медики описали и исследовали еще одно интересное явление — это собаки, спасающие своих хозяев при эпилептических припадках. Они ощущают приближение очередного приступа заранее, когда явных предвестников еще нет, и подставляют собственное тело, чтобы по крайней мере смягчить удар при падении человека. И эпилептик быстрее приходит в себя, последствия припадка бывают гораздо менее тяжелыми. Доктор Борчетт из Института Эпилепсии, хотя и считает это явление труднообъяснимым, тем не менее, не сомневается в результатах. Под его постоянным наблюдением состоит тридцать семь таких человечье-собачьих пар.
Вот уже и на первом курсе Ветеринарной Академии рассказывают, что человек, одомашнивая собаку, руководствовался не только ее охотничьими и сторожевыми качествами. На самом почетном месте среди факторов отбора была и способность к зализыванию ран, быстрейшее исцеление которых было для первобытных людей делом огромной важности. И дело тут не только в лизоциме — особом веществе, подобном антибиотику, который содержится в собачьей слюне. Могу ответственно утверждать, что вылизывание представляет собой процесс биополевой обработки, с диагностикой и лечением одновременно.
Да разве только собаки? Всем известно, что кошка отлично диагностирует и снимает острые болевые синдромы. Я много лет страдала травматическим радикулитом, от которого избавилась, как я считаю, только благодаря животным. Мой собственный кот, Клетчатый, с которым вы уже знакомы, почувствовав, что у меня опять болит поясница, ложился на больное место и не уходил, как я ни протестовала и ни ворочалась тяжело все-таки!
Знаю случай, когда простая дворовая киса укладывалась живым воротником на плечи хозяйки, заболевшей ангиной, обвивала своим телом шею, снимая боль и способствуя скорейшему излечению. Даже температура у этой женщины нормализовалась гораздо быстрее, чем в отсутствие кошки. А йеменская кошка Пицца умудрилась поставить на ноги своего хозяина, румынского инженера Антона Кристаки, когда тот перенес микроинсульт с параличом левой стороны лица и нарушениями речи. Пицца двое суток не отходила от хозяина, сидела, прижавшись к пораженной стороне, а позже перешла на режим «разовых процедур». Через месяц Антон Кристаки был полностью здоров, хотя врачи не могли обещать столь быстрого выздоровления.
Впрочем, в кошачье целительство и без меня почему-то верят гораздо охотнее, чем в собачье. Заверяю вас: оба эти вида животных (и не только они) приносят неоспоримую пользу здоровью человека. Есть, правда, существенные различия в том, почему и как они это делают, а от этого зависят и «показания к применению».
У кошек почти нет выраженной социальной организации, их отношения в каждой сложившейся группе сугубо индивидуальны (чуточку иначе дело обстоит в львиных прайдах, хотя и там нет «типовой» структуры отношений и многое определяется уникальной совместимостью индивидуумов). Всякая кошка — индивидуалистка с ярко выраженным эгоистическим поведением (это не брань, а всего лишь термин), а все ее мотивации направлены на потребление и удовольствие. Вот она и потребляет патологическую энергию нашей болезни, перерабатывая ее с пользой и наслаждением для себя. Потому-то кошка так здорово справляется с теми состояниями, которые сопряжены с энергетической избыточностью — это боль, воспалительные процессы, некоторые нарушения обмена веществ, гиперпластические изменения.
Собака — животное стайное, обладающее едва ли не самой развитой социальной структурой из всех известных нам зверей, уступая по этой части только человеку и (не удивляйтесь, пожалуйста) крысе. Развитые социальные отношения определяют собой необходимость альтруистического поведения, которое служит благу всего сообщества, порой в ущерб интересам самого индивидуума. Поэтому собака не только потребляет нашу энергию, но и корригирует биополевую структуру при любом отклонении от нормы — ведь она, обеспечивая благополучие своих близких и стаи в целом, тем самым заботится и о собственном благе. Если здоров Вожак вся стая будет в большей безопасности. Здоровая Мать — это здоровые дети, надежное будущее стаи. А потому каждый член стаи кровно заинтересован в добром здравии всех остальных членов социума.
Состояние подсознания, от которого зависит самочувствие организма (если нравится, можно называть «внутреннего доктора» по старинке эфирным телом), во многом определяется общим строением психики. Вот уж воистину: «в здоровом теле — здоровый дух!». Кстати, я убеждена, что древние римляне, сложившие этот афоризм, вкладывали в него смысл, противоположный современному: они считали, что здоровый дух можно распознать по здоровью тела. Нынче мы поменяли причинно-следственную связь, полагая, будто здоровье тела обязано обеспечить духовное здравие. Впрочем, это не предмет для споров — связь эта несомненно действует в обоих направлениях.
Поскольку социальные отношения суть важнейшая часть психики, лежащая в основе приоритетов мотиваций и критериев поступков, то роль их в биополевой специфике невозможно переоценить. Мне думается, что именно этим определяется «биополевая полярность», совпадающая у собак и людей и противоположная им у кошек. В этом же и причина столь разного влияния на человеческое биополе — там, где кошка служит всего-навсего этакой «биополевой пиявкой», собака способна активно вмешиваться в энергетическую структуру, перестраивая ее и изменяя к лучшему.
Важность социальных контактов и эмоциональных сторон общения подтверждается вполне солидным научным экспериментом, о котором я услышала когда-то по радио. Две группы кроликов посадили на обогащенную холестерином диету, которая заведомо должна была привести к тяжелому атеросклерозу. Одной группе зверьков исследователи просто ставили пищу в клетку. Кроликов из другой группы гладили при кормлении по шерстке, разговаривали с ними. И атеросклероз развился только у животных из первой группы!
Ученые побоялись сделать более далеко идущие выводы, чем роль прикосновения и осязательных ощущений. Я же думаю, что дело тут в первую очередь в тех эмоциональных и биополевых контактах, которых были лишены несчастные звери из первой группы. Хотя и прикосновение дело не такое простое. Знаю по себе, какой мощный отклик, положительный или отрицательный, может вызвать простое рукопожатие, которое, к слову, тоже имеет вполне определенный социальный смысл. Оттого и пользуюсь своим извечным женским правом выбирать — кому пожать руку, а кто и без этого обойдется. Кому помашу на прощанье, а кого уж лучше в щечку поцелую. Рука в биополевом плане — орган особый.
А вот еще один интереснейший эксперимент по связи социальных структур и физиологического состояния организма. Петербургский врач, доктор Александр Владимирович Сачков, рассказал мне о своей работе по изучению сопротивляемости крыс различным патогенным факторам — от переохлаждения и голодания до радиации. Он вел наблюдения не за одной крысой, а за целой крысиной семьей-стаей (у них, как я упоминала, социальная структура очень сложна). Изымая из сообщества зверьков разных возрастов и социальных статусов, он воочию убедился в том, что при неполной структуре отношений сопротивляемость действию патогенных факторов резко падает. Крысы начинают болеть, болеют тяжелее и чаще гибнут.
Благодаря многолетнему опыту жизни в довольно интересном по структуре межвидовом сообществе, включающем животных четырех видов (считая людей), я могу теперь рассказать вам о столь же замечательных результатах биополевого контакта.
Знали бы вы, в каком плачевном состоянии я досталась своим собакам! Тридцать девять лет. Наследственные сбои в обмене веществ — рекордный вес достиг 112,5 килограммов (170 % от нормы). Нарушения в опорно-двигательном аппарате, три с лишним года на костылях, причем в ранней юности, когда закладывается многое в будущем здоровье. Хронический тонзиллит с шестью абсцессами миндалин. Сердечная аритмия. Более мелкие неприятности я, чтобы вас не удручать, и перечислять не стану. Поверьте, что моя история болезни в поликлинике была незаурядно пухлой и большинство поликлинических врачей разных специальностей узнавали меня в коридорах в лицо при первом же появлении. Понятно, что чувствовать себя здоровой и полной сил мне удавалось, мягко говоря, нечасто. Работоспособность, выносливость и эмоциональное состояние при таких кондициях тоже были далеко не на высоте. Вот такой приняли меня на попечение мои звери — квашней в кресле.
В первый Рольфин год я, разумеется, очень много энергии отдала ему. Опасений и страхов, частью обоснованных, частью напрасных, хватило до его девяти месяцев, когда я вдруг почему-то осознала, что за него можно уже не бояться. Теперь-то я понимаю, что при правильном выращивании около девяти месяцев наступает не только собачье половое созревание, но и психологическая, и, с позволения сказать, биополевая зрелость. Социальное становление собаки, приходящееся на тот же период, предрасполагает к тому, чтобы начать распоряжаться своими возможностями в интересах близких.
Впервые он стал явно проявлять свои «медицинские наклонности» перед первой пустовкой Бамби. Ей тогда было около восьми месяцев, ему — чуть больше полутора лет. При созревании у моей девочки появился на шейке нарост, напоминающий бородавочку, состоящую из отдельных бугорочков доктор сказал, что это частенько бывает у сук под влиянием гормональной перестройки. Поначалу я, не сообразив, принялась чем-то прижигать и смазывать эту бородавочку, но безуспешно. К мазям и прижиганиям Бамбина бородавочка отнеслась совершенно равнодушно, продолжая разрастаться. Тут-то и вмешался Рольф. Он взялся усердно, по несколько раз на дню, массировать бородавочку языком, постепенно доводя ее до полного «созревания», но снять ее до поры до времени не пытался. Я ему не мешала, положившись на естественную собачью интуицию — так я тогда это понимала. И вот, когда бородавочка разбухла, налившись алой кровью, и стала походить по форме, размеру и цвету на спелую ягодку малинки, он очень осторожно, в несколько приемов «ампутировал» ее зубами. То же повторилось и перед второй пустовкой, и я, предоставив лечение Черному Доктору, уже не беспокоилась. После вязки и родов бородавочки у Бамби уже не появлялись.
Примерно в то же время он и начал помогать мне. В его социальных представлениях я заняла место Старшей Матери — существа, нуждающегося в максимальной опеке и заботе во всех отношениях. Сам же он был для себя (как и для нас) сильным и уверенным Воином, ответственным за слабых. Видимо, уверившись в своих возможностях, а заодно и ободренный моей святой верой в него, Черный принялся лечить мои мелкие травмы. Тогда кухонные неприятности, порезы и ожоги, были у меня вовсе не редкостью, что написано мне, Овну по рождению, на роду. Так что работенку я ему поставляла исправно. Пес старательно зализывал мои многострадальные руки так, что даже шрамов не оставалось, останавливал довольно сильные кровотечения при порезах, а я, как и все, восхищалась замечательными свойствами собачьей слюны. На первом этапе своей целительской деятельности он ограничивался наружными повреждениями.
Но вот настал момент, когда его целительская помощь понадобилась всерьез, причем угадать, как именно следует помочь, было затруднительно, по крайней мере, для человека.
Я тогда переболела гриппом, по обыкновению, не укладываясь в постель. Как это нередко бывает, болезнь оставила по себе затяжной «хвост». Температура, и без того у меня всегда пониженная, не дотягивала до тридцати пяти, кровяное давление устойчиво держалось ниже нормы, слабость была поразительная. Не то, что работа, хотя бы нетрудные домашние обязанности, а и нормальный отдых был для меня солидной нагрузкой. Стыдно сознаться, но в таком состоянии я едва-едва высиживаю у телевизора в течение фильма, тянет лечь и не двигаться. Тогда, устав от вынужденного безделья и решив действовать наперекор болезни, я уговорила своих мужчин съездить на машине на праздник в честь дня рождения города. Немного покатавшись, мы приехали на Стрелку, как раз к началу всеобщего гулянья. Что за действо там разыгрывалось, я, ей-Богу, не помню. Не до того было. Опершись о гранитный парапет, я выстояла минут двадцать, и в глазах потемнело. Пришлось попроситься домой и улечься отдыхать.
На кровать мужа, рядом со мной, кряхтя и ворочаясь по обыкновению, взгромоздился Рольф. Он очень любил так поваляться, подставляя для ласкового почесывания то живот, то грудь, вылизывая меня в порядке ответной нежности. А у меня не было сил даже на то, чтобы принять его ласки. Я, даже не пошевелив губами, взмолилась: «Милый, ты же видишь, как мне нехорошо!». А он лежит рядом спокойно, растянувшись на боку. Гораздо позже, сопоставив наблюдения, я поняла, что это — его «рабочая позиция», она у каждой собаки своя. И вдруг меня осенило: «Мальчик мой, я тебе столько сил отдала! Дай же и ты мне хоть немного!». Подчеркиваю: все это я проговорила мысленно, без единого звука вслух.
В следующее же мгновение я почувствовала, как в моей груди, чуть повыше солнечного сплетения, точно заслонка открылась. Даже звук мне почудился. От Черного ко мне протянулся словно бы невидимый гофрированный шланг, плотно присосавшийся к отворившемуся «лючку», и по нему, бурля, хлынул мощный поток энергии. Ни дать, ни взять дозаправка самолета в воздухе, мне однажды случилось это видеть. Несколько минут мы лежали так, не шевелясь, и он качал, качал, качал…
Возможно, он чуточку не рассчитал, торопясь поставить меня на ноги, сам захлебываясь своей энергией и щедро делясь ею со мной. Закружилась голова, поплыло все вокруг меня и внутри — точно ураган, состоящий их отдельных, переплетающихся между собой цветных вихрей. Сейчас, когда я осознанно делаю такое сама, я предпочитаю поосторожничать, боясь перегрузить реципиента и внимательно следя за тем, как «переваривается» моя энергия. А он, видно, качнул мне чисто по-собачьи.
Почувствовав мою перегрузку, Черный моментально отключился, давая мне возможность усвоить огромной силы энергетическое воздействие. Потом попробовал подкачать еще немного, убедился, что больше мне не требуется, и спокойненько ушел. Минут через пятнадцать я встала совершенно здоровой. Больше слабость не возвращалась.
Должна вас заверить, что все эти красочные подробности мною совсем не выдуманы. Как я убедилась, для биополевого воздействия любого рода вообще очень характерно это яркое восприятие мельчайших деталей, запоминающихся гораздо сильнее обстоятельств реальной жизни, остающихся в эмоциональной памяти очень надолго, если не навсегда.
Еще один очень показательный случай такого рода с моим участием в качестве исцеляемого произошел пару лет спустя. К этому времени я и сама уже научилась снимать у себя разнообразные острые состояния, блокировать развитие заболеваний и вообще нормализовать собственную биополевую структуру. И все-таки — и на старуху бывает проруха! В тот раз я оплошала, позволив неприятностям захватить меня врасплох. Неожиданно и очень резко сдавило сердце. Боль разрасталась, мне даже говорить было трудно. Я едва прошептала: «Рольфушку!». Мои мужчины, разволновавшись, тем не менее сообразили, что я имею в виду. Они уложили меня на кровать и скоренько позвали Черного, который в момент происшествия был занят чем-то своим на кухне. И тут мой мальчик повторил свой сеанс биокоррекции! Растянулся на боку, лежа совершенно неподвижно, даже не попытавшись приласкаться, как сделал бы в любом другом случае. Не прошло и минуты, как спазм начал отступать, клещи, сдавившие мое сердце, потихоньку разжали свое железное объятие, боль улеглась. Но было еще очень неспокойно. Я давно знаю это состояние алертности, когда нервная система еще не решается отменить сигнал боевой тревоги, посланный органам, чтобы привести их в экстренную готовность к борьбе. Достигнутое равновесие было еще слишком хрупким и неустойчивым. Тут бы мне Бамби, она-то как раз и выравнивает, как бы разглаживает биополе, окончательно приводя его в порядок.
Позвать Бамби, кликнуть ее хотя бы мысленно я не успела. Деятельность мозга, приходится признать, была в тот момент не на высоте. Я только услышала за спиной мягкий, легонький прыжочек, и к коленям моим сзади прильнуло маленькое теплое тельце. Умница моя Бамби, словно бы спать устроилась, но на самом деле пришла работать. Она — моя валерьяночка. И вот уже разливается внутри спокойное, ненавязчивое тепло, вот уже совсем хорошо. Отлегло. Тревога миновала окончательно.
Но не валяться же так, в блаженном оцепенении. Джинка — вот кто активизирует все биополевые процессы, пополняет запас сиюминутной, легко усваиваемой энергии. И она, тоже без всякого зова, уже рядом со мной. Потеснив сделавшую свое благое дело матушку, она принимает свое рабочее положение, распластывается ничком, кладет голову между вытянутыми передними лапами. Бодрость, прилив сил. И через пару минут я встаю, как ни в чем не бывало!
Так они работают. Так они лечили меня и в поездке, когда мы возвращались из Карелии после парочки «холодных ночевок». Тогда на Лижменском озере нас застали заморозки и, проспав пару ночей в тонком спальнике в моментально остывающей с вечера машине, я ухитрилась не на шутку простудиться.
Согреться, раскачав собственную энергетику, я уже умела, но только в бодрствующем состоянии. Разогревшись до легкого пота, я пыталась уснуть, отключалась, потом просыпалась, дрожа от холода, и все начиналось сначала. А утром выходила к замерзшим лужам и чуть схватившемуся ледком краю озера. В день отъезда меня сильно знобило, глухой простудной болью ломило голову, закладывало нос, ощутимо побаливало горло.
Собакам на лечение понадобилось чуть больше часа. Я полулежала, подремывая, на заднем сиденье машины, а они, мои Эскулапы, обложили меня своими телами, как припарками, и прямо в дороге выхаживали окончательно скисшую хозяйку. В Олонец я приехала во вполне приличном здравии.
Нередко мы с собаками лечим вместе. Я помню, как вместе с Джинкой мы выхаживали ее детей, Ларса и Лэйсу, утащивших в укромный уголок и слопавших полиэтиленовый пакет, соблазнительно пахнувший копченой селедкой. Останки растерзанного пакета они запрятали так, что я чисто случайно наткнулась на них только на третьи сутки их болезни.
Четырехмесячным щенкам было совсем плохо — у них уже холодели лапки, закатывались глазки и вытягивалось тельце. Врач твердил про возможную инфекцию, настаивал на скорейшем введении антибиотиков, а мы с собаками, вопреки всякому здравому смыслу, медлили. Мы были твердо уверены, что никакой инфекции не было, ну, не чуяли мы ее, и все тут! А я, честно сказать, не считаю курс антибиотиков такой уж безобидной мерой, тем более в раннем детстве. Мы вводили им глюкозу с аскорбинкой, физраствор, поддерживали камфарой сердечки, но от антибиотиков упорно отказывались. Тем более, что злосчастные обрывки полиэтилена были уже найдены, что и объяснило причину болезни.
Трое суток мы держали их на груди: я — Ларса, Юра — Леську, и отдыхали понемножку, когда мать могла справиться одна. Потом отдыхала Джинечка, а мы брались за дело в полную силу.
Дети тянули энергию, как обезумевшие вампиры. Они пошли на поправку к утру четвертого дня. И видели бы вы благодарные глаза вымотанной, уже отдавшей детям все, что могла, Джинечки! Она понимала, что дело обстоит весьма серьезно, и без нашей биополевой поддержки ей было бы не выдюжить.
У любимого нашего «двоюродного бультерьера» образовалась за ухом шишка размером чуть ли не с куриное яйцо. Обнаружил ее Рольф. Надо сказать, в тех случаях, когда мои собаки тянутся к встречному зверю, чтобы понюхать или полизать какое-то место, где, может быть, ничего и не видно, я всегда предупреждаю хозяина: последите, скорее всего, что-то не в порядке. Вот и тут было так же. Может быть, Рыжика кто-то прихватил зубами в бурных дворовых играх — причина так и осталась невыясненной. Несколько дней шишку, не подававшую, впрочем, никаких признаков нагноения, смазывали всем, что можно было для такого случая придумать. Шишка держалась стойко. Отчаявшись, хозяйка Рыжего привела своего ненаглядного ко мне: лечи, дескать, как можешь. В руки мои она верила, испытав их действие на себе.
Я в тот день была несколько не в форме, а потому не только призвала на помощь Рольфа, но и решила помочь себе музыкой. Надев наушники, в которых звучала запись дуэта «Зикр», я поставила руки на манер излучателей, даже (в нарушение правил) не экранируя левой рукой поток энергии, исходящий из правой. Мой опыт неоднократно подтверждал, что с собаками экранировать необязательно. Они прекрасно улавливают и используют всю необходимую им энергию, не упуская ни капли и не вычерпывая до донышка мои запасы. Рольфушка в это время массировал языком затылок Рыжего. Затрудняюсь определить, кто кому ассистировал, но минут через двадцать такого комбинированного воздействия шишка уменьшилась раза эдак в три, причем на коже не было никакого отверстия, через которое Рольф мог бы извлечь какое-либо содержимое. Еще через пару часов позвонила хозяйка Рыжего: шишки уже вовсе нет! Я до сих пор не знаю, что это было. Сознаюсь, я до крайности не люблю таких случаев, когда не вполне понимаю, что именно делаю. В тот раз настойчивость хозяйки и мое доверие Рольфу, похоже, пошли на пользу. Пес был совершенно здоров еще много лет.
Собаки мои считают биокоррекцию делом настолько естественным и эффективным, что сами показывают мне больное место, стараясь подсунуть его под правую ладонь. Например, наши овчарки, и Рольф, и Акела, почему-то с детства порой маются ушами — то они чешутся так, что спать нет сил, то воспаляются внутренние поверхности ушных раковин, и все это без всякой видимой причины. Чистку ушей, всяческие закапывания и смазывания они терпеть не могут и презирают эти процедуры, считая их бессмысленными издевательствами. Каждый раз подобные мероприятия протекают с долгими кривляньями и визгами, доводящими до полуобморочного состояния моего мягкосердечного мужа. Но стоит мне лишь поставить руки в исходную позицию, как зверюга подходит и засовывает ухо между растопыренными ладонями. А то и ночью разбудит, потрогает лапой за правую руку и ухо подставит: помогай!
Очень интересны и собачьи биополевые защиты, которые я называю для себя «энергетическим панцирем». Благодаря этим возможностям собака всегда страдает в драке куда меньше, чем может ожидать человек.
В нашей фоксячьей семейке драки, казалось бы, не на жизнь, а на смерть — дело довольно обычное. Подрастающая Кася, вообще не очень-то умеющая вести себя в приличном обществе, никак не могла примириться со своим законным положением младшей в стае. Бамби, долготерпеливая матушка, время от времени «вламывала» ей от души, и дело заканчивалось полной Каськиной капитуляцией. Джинкины обязанности старшей сестры и Пестуньи усугублялись и сложностями отношений со мной. Уступить ни одна из сестер не считала для себя возможным, а потому яростные схватки заканчивались обычно своего рода клинчем, как у боксеров. Это профессиональный охотничий прием, который у фоксятников называется «чавка в чавку». Они вгрызались друг другу в морды, не будучи в состоянии высвободить пасти, сцепленные, как рога оленей в брачном поединке. Казалось, высокочувствительные длинные носы трещат под сильными челюстями. Еле разняв мертвую хватку (Джинечка-то зубы по команде разожмет, а у Каси защелкивается классический мускульный замок), мы бросались осматривать несчастные морды. Нечего и говорить о размозженных носах и страшных ранах — царапину, и ту не всегда обнаружишь.
Я поняла, как это у них получается, только тогда, когда и сама овладела подобными возможностями. В момент угрозы организм как бы уплотняет энергетическую оболочку, представляющую собой последний рубеж обороны от вторжения извне. Создается своего рода энергетический панцирь, если не предотвращающий, то по крайней мере амортизирующий повреждения тканей. Так йоги ложатся на битое стекло или гвозди, втыкают в животы остро заточенные мечи и кинжалы. Так болгарские нестинары ступают по раскаленным углям — и не случайно это действо сопровождается пением и небыстрым, но очень ритмичным танцем. Когда я увидала нестинаров вживе, я поняла, что они приводят себя в медитативное состояние, управляемое подсознанием и позволяющее привести в действие защитные силы «панциря».
Теперь я и сама, обнаглев, могу если не танцевать на углях, то хотя бы поворошить костер босой ногой. Правда, делаю это довольно осторожно, но угли-то самые что ни на есть настоящие, золотисто-алые, с перебегающим по ним сизым дымком. Когда я впервые сделала это при своих родственниках, не отдавая себе отчета в том, что делаю что-то необычное, глаза у племянницы расширились: «Тетя Наташа, как это вы?». А я и сама не замечаю — как. Если нужно, панцирь включится сам собой, защищая кожу и от ожога, и от боли. А уж ходить босиком по лесу, по хвое, щепкам, сосновым шишкам стало сущим удовольствием. Удивляюсь, как это раньше мне было колко и на травке, и на песочке!
Специально я этому не училась, попросту не обращала внимания, пока этот панцирь не заработал сам собой. Я вдруг заметила (а точнее, заметили мои близкие), что количество моих привычных кухонных микротравм резко пошло на убыль. Мне когда-то объясняли, что этого можно добиться тренировкой в йоге, но ее-то я и не практикую. Видно, энергозащиты стали одним из следствий общих изменений, происшедших в организме с развитием подсознания, и мне оставалось только принять это с благодарностью Природе как состоявшийся факт.
Жить мне стало легче. Вот выплескивается со сковороды мне на ногу, на нежную и тонкую кожу подъема, увесистая капля кипящего растительного масла. Плотный полиакрил колготок, расплавившись, стекает пониже лодыжки. Можно бы ожидать глубокого ожога, во всяком случае, болезненного и долго не заживающего волдыря как будто не миновать. А у меня на ноге остается всего лишь буровато-коричневое пятно, напоминающее след стекающей по склону вулкана лавы, которое исчезает само собой через пару дней.
При чистке картошки к походному ужину соскальзывает с неровной поверхности и втыкается мне в палец узбекский нож моего брата, специальной стали и заточки. На коже виден лишь крошечный, не больше миллиметра длиной, задир, глубина которого без микрометра определению не поддается. Через пару минут не разглядеть и его.
Во всех этих случаях есть одна общая особенность. Чтобы не чувствовать боли, мне нужно специально к ней приготовиться. Если я не успеваю этого сделать, то боль, как и положено, ощущается довольно остро. Но только отношусь я к ней по-другому, чем прежде. Боль становится чем-то внешним по отношению ко мне, а самое сильное чувство, которое она во мне вызывает — это даже не удивление, и лишь недоумение: это что такое? И до тех пор, пока она, боль, остается как бы снаружи, травматические факторы, будь они термическими или механическими, словно бы не имеют доступа глубже самой поверхности кожи. Но стоит мне, расслабившись, отнестись к боли более или менее всерьез, отреагировать на нее эмоционально — и травмы не миновать. Тут уж рана или ожог будет всенепременнейше.
Вообще говоря, не так уж трудно и унять сильную боль, к примеру, зубную. Только сделать это можно лишь тогда, когда не отдаешься ей во власть, сохраняя, если можно так выразиться, биополевую независимость. Это полностью согласуется с мыслью о том, что любые биополевые воздействия достигают цели именно на волне наших эмоций, являющихся своеобразными входными вратами энергетических структур организма.
До тех пор, пока человек остается хозяином своих эмоций и ощущений, он способен на многое. Проснувшись утром с острой болью в горле и не вставая с постели, можно за десять минут избавиться от начинающейся ангины и даже удалить увиденные в зеркале налеты на миндалинах. Можно за два-три часа, не прекращая всей прочей деятельности, остановить и повернуть вспять развитие заглоточного абсцесса (мне ли не знать этой характерной боли и сопутствующих ей ощущений!). Главное — не поддаваться. Мы страдаем только тогда, когда позволяем себе страдать. Эту простую истину открыли мне собаки.
В начале этой главы я рассказала вам о том, какой я досталась своим собакам. А теперь — пару слов о том, какой они меня сделали.
Мой вес снизился почти на сорок килограммов (хотя сейчас, кажется, стал потихоньку прибавляться вновь, надо бы снова обратить на себя внимание). Мне, носившей, как в старом анекдоте, «чехлы на танки», теперь удобнее всего в джинсах, и это даже не выглядит отвратительно. Я выдерживаю очень и очень солидные нагрузки, непосредственно связанные с моей теперешней работой, и даже не валюсь с ног по вечерам. При необходимости я всегда могу поработать еще немножко пока не позволила себе «распустить нервные окончания». Я не знакома с теперешним нашим участковым врачом, а ведь она работает у нас на участке уже лет десять. Справки мне в последнее время были как-то не нужны. И в свои пятьдесят с небольшим лет я плохо помню, какие лекарства валяются у нас в домашней аптечке — не от склероза, а потому что они годами остаются невостребованными.
Мои «молодильные яблочки» — мои собаки! Этот биокорректор всегда со мной и еще ни разу меня не подводил. Так не отказывайтесь же и вы от помощи своего Богом данного домашнего доктора! Неужели приятнее отвернуться от собаки только для того, чтобы через полчаса проглотить очередную порцию химических препаратов — «от сердца», «от головы», «от желудка»? Собака сделает для вас, без просьб и дополнительных затрат, то же самое, что делают за немалую мзду моднейшие спасители человечества в своих салонах и новомодных центрах нетрадиционной медицины.
Меня частенько спрашивают, как я ухитряюсь прокормить такую ораву. И я честнейшим образом отвечаю: «Трачу то, что экономлю на врачах». «Что, редко болеют?». — «Это мы — редко, а они — никогда!». И впрямь, грех хвастаться, но у наших собак болезней не бывает, разве что нечастые травмы.
Я рассказываю столь подробно о своих и чужих болячках вовсе не из кокетливого желания произвести на вас неотразимое впечатление собственными достижениями. Мне хотелось лишь еще раз проиллюстрировать главную мысль этой книги: общение с собаками действительно развивает в нас те способности, которые могли бы остаться втуне, продремав всю жизнь.
Да, и я, и мой сын научились у собак без всяких лекарств останавливать кровотечения, обеззараживать и обезболивать раны, ускорять их заживление, снимать сердечные приступы и спазмы головного мозга… да и мало ли что еще. У сына моего еще больше оснований пользоваться этими возможностями — он ведь стал ветеринарным врачом и опирается на специальные знания. Я же, относясь к медицине с огромным почтением, никогда не вмешиваюсь в действия врачей. Нет, не было и не будет в моей практике случая, когда я не посоветовала бы первым делом обратиться к доктору или заменила бы своими манипуляциями назначения, сделанные врачом. Моего диплома медсестры гражданской обороны, хоть он и с отличием, хватает ровно на то, чтобы понимать, чего не следует делать.
Однако были в моей биографии несколько случаев, когда мне доводилось оказывать и собакам, и людям экстренную помощь в режиме «Скорой» — грех, например, не вывести из обморока старушку-пенсионерку, падающую к моим ногам в метро. Не стану перечислять этих людей — они меня могут и не вспомнить. Зато я помню их, не зная имен и никогда больше с ними не встречаясь. Честно говоря, биополевое родство, как мне кажется, связывает людей не хуже кровной присяги на братство, какую принимали в ответственных случаях побратимы у самых разных народов.
Иногда мне приходится применять приемы, заимствованные у собак, и в тех случаях, когда врачи отказываются от пациента, а мне кажется, что надежда все же есть. Однажды меня вызвали к собаке, давно и тяжело болевшей собачьей чумой, пролеченной всем, чем только можно. Врачам больше нечем было ей помочь, но состояние было — хуже не придумаешь. Впервые увидав ее, я ужаснулась: отсутствие каких бы то ни было реакций на окружающее, хаотичные движения, на кличку не реагирует, любимых прежде хозяев не узнает. А как страшны были ее бредовые видения! Вот уже несколько лет у меня сжимается сердце, когда я вспоминаю эти черные тени на фоне багровых языков адского пламени!
Прежде чем взяться за работу, я обзвонила знакомых ветеринаров, позвонила даже человеческому врачу, которому я очень верю. Приговор был единодушным: полный отказ коры головного мозга, не возись, все равно не выживет! А руки мои знают, что выживет, и больше того, есть шанс спасти мозг. Я, разумеется, предупредила хозяев, что последствия могут быть сколь угодно тяжелыми, что если даже к собаке вернется сознание, то параличи и другие нарушения могут сделать ее инвалидом на всю жизнь. Внешне спокойный и невозмутимый хозяин ответил мне таким голосом, что я поняла: сделаю все, что смогу.
Наставляли меня тогда мои собственные собаки. Все, что я предпринимала, я предварительно «выспрашивала» у них, проигрывая на их реакциях пробные, значительно ослабленные воздействия. Собственно говоря, лечением руководили они, а я была всего лишь добросовестным исполнителем. И мы выдюжили! Собачка не только жива и совершенно нормальна, но даже параличи и тики не так страшны, как обещали быть.
Словом, это отделение моей «копилки чудес» трещит по швам от обилия интереснейших и вполне реальных случаев. Тут и мгновенное спасение собаки, раздавленной колесами автомобиля — через пятнадцать минут она шла своими ногами и выполняла команды. Тут и моя травма со значительной потерей крови, когда меня выводили из шока и лечили мои собаки. Тут же и случаи, когда именно через воздействия на психику собаки, а не энергетическими процессами, удавалось приостановить развитие тяжелейших онкологических заболеваний. И еще те, когда собака начинала лечить хозяина после нашей работы по совершенствованию отношений между ними. И многое, многое другое. Можете мне поверить, чтобы рассказать вам все, что касается взаимной оздоровительной помощи людей и животных, понадобилось бы еще две-три таких книги. Но лучше бы вам понаблюдать за своей собственной жизнью с собакой и обратить внимание на подобные эпизоды — не сомневаюсь, что они встречаются куда чаще, чем принято думать.