Собирающая звезды

Глава Первая

Извините, зачем я здесь?

— Поздравляю вас, Бартон! Только что узнал, что девочка в ваших руках. Не разбирайте ее сразу на части без крайней необходимости. Хотелось бы сохранить такой интересный материал.

— Спасибо, сэр. После этого брифинга сразу еду на свидание с нашей малышкой. Просто не могу дождаться, чтобы заключить ее в свои объятия.

— Как вам удалось ее засечь?

— Биосканеры в космопорту. Добавили ее биокарту просто на всякий случай. Никто не предполагал, что девочка появится у нас, на Земле. С ней были спутники. По крайней мере четыре человека. Мужчина, женщина и двое подростков. В данный момент идет их розыск. Надеюсь, что скоро обнаружат. На ноги поднята вся полиция региона и наши специальные подразделения.

— Теперь о цели вашего визита. Из отчета, Бартон, я так и не понял, почему вы подняли это старое дело. По-моему, в нем нет ничего из ряда вон выходящего. Очередное вооруженное столкновение еврейских и арабских кварталов на Европе. Потасовка, вышедшая из-под контроля. Разграбленный Арсенал. Арабская сторона успела сделать несколько выстрелов. Одной ракетой был сбит грузовоз, идущий на посадку. Другая попала в маленький поселок Политеистов, живущих очень обособленно. Никто не уцелел. Виновные наказаны. Дело закрыто тринадцать лет назад.

— Вы абсолютно правы, сэр. Однако некоторые обстоятельства гибели поселка показались мне странными.

— Да, Бартон. Странное — это ваша специализация. И что же привлекло ваше внимание?

— Поврежденный взрывом Купол над поселком продержался неожиданно долгое время, хотя такая конструкция подразумевает почти мгновенное разрушение. Это был все-таки не метеорит, на удар которого рассчитана устойчивость стеклопласса. Создается впечатление, что Купол поддерживала какая-то непонятная энергия. Чуть ли не гравитационная. С обратным вектором.

— Антигравитация. Область научной фантастики. И что вы думаете об этой необъяснимой энергии?

— Может быть, у жителей были генераторы неизвестной конструкции. Об этом поселении вообще шла дурная слава.

— Но вы в этом не уверены.

— Нет. Но кое-что мне удалось узнать. Наша девочка с Европы и ее спутники — все бывшие жители этого поселка.

Меня зовут Эльза. Я не люблю свое имя. В наших краях так называют каждую вторую девушку и каждую третью болонку.

Я не люблю свой вечно заспанный город. Я не люблю понурых лошадей, медленно тянущих повозки по каменной мостовой. Я не люблю свое яркое открытое платье, о глубокий вырез которого так часто спотыкаются мужские взгляды.

Зеленые сопливые юнцы и старикашки в затхлых камзолах — их одинаково тянет посмотреть на невесту Дракона. Им всем хотелось бы увидеть, как Дракон будет рвать накрахмаленные кружева на моей груди. Но вот только в пещеру посторонним вход запрещен.

Я бы могла сказать, что не люблю никого и ничего — но это неправда. Потому что вчера в нашем городе появился Ланцелот.

Скромный ужин за кухонным столом. Взгляд, улыбка, взмах крепкой кисти — и вот я готова идти за ним на край света. И до конца жизни. Как последняя дура. Ланцелот говорит, что я не должна бояться. Что он обязательно убьет зарвавшегося ящера на пенсии. Я ему верю. И я боюсь за него. Ланцелот — всего лишь человек. А Дракон — темная Тварь, порожденная Темным Миром.

— Да хоть Черной Дырой! — смеется Ланцелот, показывая ровные белые зубы.

В нашем городе ни у кого не осталось белых зубов — они все изъедены ржавчиной страха и лести.

Мой рыцарь сидит на детских качелях в нашем фруктовом саду и правит свое оружие — тяжелый боевой меч.

Я смотрю на Ланцелота и хочу дотронуться до полуседого короткого ежика волос, прикоснуться к гладко выбритой щеке с глубокими морщинами у рта. Прижаться к широкой ладони. Но я боюсь ему помешать.

— Ланцелот, давай убежим на Землю!

— Мы уже на Земле, глупая. Неужели ты не видишь? Только на Земле есть Драконы.

— Ланцелот, ты никогда не уйдешь?

— Никогда.

— И будешь здесь, когда я проснусь?

— Буду. Я всегда буду.

— Мне пора! Скоро Битва. — и мой рыцарь легко поднимается, целует меня в щеку и идет навстречу закату — искать свою судьбу.

На фруктовый сад падает тень широких кожистых крыльев. Я все рассказала Ланцелоту — не сказала только, с какой стороны прилетает Дракон.

У меня есть, чем встретить моего мучителя. Я достаю из-под скамьи тяжелый боевой парализатор. Предыдущий спаситель убежал так быстро, что забыл у нашего дома свое оружие.

Я жду, когда Дракон подлетит поближе, нажимаю на курок и держу его, пока хватает сил.

В воздухе кружится темная чешуя. Огромная, зловонная туша валится прямо на меня, закрывая свет.

Я задыхаюсь от тяжести драконьего тела. Я задыхаюсь в теплой драконьей крови. Я задыхаюсь от запаха драконьих внутренностей.

Нет! Я не хочу!

Я сижу на неудобном стуле без спинки. Наручники с меня так и не сняли. Пытаюсь пристроить руки на коленях так, чтобы они не очень мешали. Наручники легкие, почти невесомые. От них не затекают руки и не остаются следы на запястьях. Но я не могу отвести от них взгляд. Их ведь надевают преступникам, так? А что я такого сделала, чтобы попасть в эту категорию? И что теперь со мной будет? Что-то мне подсказывает, что ничего хорошего.

Комната, где я нахожусь, очень похожа на обычный кабинет в каком-нибудь государственном учреждении. Стены, покрытые серой звуконепроницаемой краской. По углам наросла паутина. В ней застряли засохшие мертвые мухи. Пластиковый письменный стол, солидный ком с большим экраном. На подоконнике — жухлое растение в потрескавшемся горшке. Решеток на окне нет, но, думаю, что просто так это стекло не разбить. Даже молотком. И даже если разобью — что мне это даст? Летать я не умею. Во всяком случае пока.

Дверь позади меня открывается. Я резко поворачиваюсь. В кабинет входит пожилой дяденька, усаживается за стол напротив меня, ободряюще улыбается.

Дяденька невысокого роста, с большой лысиной, маленькими сухими ручками-лапками. Белая рубашка, серый вязаный жилет. Под жилетом — круглый животик. Прямо добрый гном из сказки про Белоснежку. Про себя называю его Пауком. Дяденька cмотрит доброжелательно. Как же, видали мы таких приветливых!

— Добрый день. Уж извини, но наручники я пока снимать не буду. Так что прошу прощения за неудобствo.

Я тоже очень стараюсь быть доброжелательной:

— Здравствуйте. Добрый вечер. Извините, зачем я здесь?

— Давай сначала познакомимся, — игнорирует мой вопрос Паук. — Меня зовут Бартон Велш. Можно просто Берт. А тебя?

Я готова к вопросам. Пока сидела в кабинете, все время прокручивала в голове слова Скаута: «Ничего не говорите. Будет только хуже».

— Я Наталья Звягинцева, — гляжу Пауку прямо в глаза, а сама чувствую, как по спине ползет струйка пота. — Мне тринадцать лет. Живу на Марсе. Прилетела на Землю с Паломнической группой.

— С Паломнической, значит… И какие святые места ты уже успела посетить? Нехорошо обманывать взрослых.

— Детей в наручниках держать тоже нехорошо!

— Тоже мне — дитё. Никакая ты не Звягинцева. И на Марсе никогда не была. А наручники — oбычная предосторожность. Если ты смогла придушить Козленко, то непонятно, чего от тебя еще можно ожидать.

— Да не душила я вашего Козленко! Его Скаут… — отчаянно кричу я и прерываюсь на полуслове.

— Замечательно! Значит это был Скаут. Может, ты и других спутников назовешь? Мы ведь знаем, что они есть.

Молчу и ковыряю сандалией потрескавшийся старый линолеум.

— Ну хорошо. Ты подумай. А я пока посмотрю на твою татуировку.

Паук встает из-за стола и подходит ко мне. Пытаюсь увернуться, но он ловко хватает меня за руку и заворачивает рукав кофточки. Осторожно проводит пальцами по тату.

— У твоих спутников такие же? — спрашивает он.

Молчу, кусаю губы.

— Ну вот. Нашла кого покрывать: людей, втравивших тебя в эту историю. Я знаю, ты ни в чем не виновата. Просто у тебя есть некоторые необычные способности. И твои спутники решили этим воспользоваться. Мне тоже хотелось бы в них разобраться. Мы с тобой поговорим. Потом наша лаборатория проведет с тобой несколько тестов — и ты свободна. Мы даже тебе заплатим. За помощь в развитии науки. Неплохо заплатим, между прочим.

Паук возвращается к столу. С удивлением замечаю, что он старается не поворачиваться ко мне спиной. Опасается? Паук нагибается и, жестом фокусника, достает из ящика бутылку виски и два стакана. Наливает на два пальца себе и мне.

— Чтобы лучше думалось.

«Упиться бы сейчас. До состояния несоображения. — Созревает в голове мысль, — Но ведь не даст, зараза паучиная».

Желтая жидкость привлекательно блестит в стакане. Зажимаю ладони между коленок. Насколько позволяют наручники. Чувствую себя некомфортно в супер-коротеньких шортах. Мне только кажется, что Паук с интересом разглядывает мои ноги? Или его действительно возбуждают девушки в наручниках? Я увидела свои шортики валяющимися на полу, а себя — на столе с задранной майкой. Представшая передо мной картина мне не нравится.

Отворачиваюсь в сторону.

— Ну хорошо. — Мой собеседник по прежнему дружелюбен. — Не хочешь говорить сама — придется тебе помочь. Ты слыхала что — нибудь о сыворотке правды? Один маленький укол — и я все про тебя узнаю. Зачем же напрасно травить себя химией? Очень вредной для здоровья, между прочим.

Я не хочу травить себя химией. Но я молчу.

Паук достает откуда-то пластиковый контейнер. Вынимает оттуда пистолет-инъектор.

— Ну что? Поговорим по душам?

Я отвожу глаза.

Паук вспрыскивает мне сыворотку прямо через рукав. Вскрикиваю. Больше от неожиданности, чем от боли.

Приоткрывается дверь.

— Я просил мне не мешать! — раздраженно бросает Паук.

— Я тебе не подчиняюсь, лысый, — раздается в ответ насмешливый голос.

Паучья лапка тянется за лацкан пиджака. Знакомый писк парализатора — Паук беззвучно валится к моим ногам. Едва успеваю отскочить.

Скаут хватает меня за руку: «Уходим, Пудель. Скорее».

Я хочу что-то ответить. Но комната плывет перед глазами. Кто-то невидимый тянет меня за язык: «Меня зовут Пудель. Мне пятнадцать лет. Мы прилетели на Землю за Терри…»

Скаут громко и грязно ругается. Хватает со стола инъектор:

— Что они тебе вкололи, Пудель?

— Сыворотку правды. Очень вредную для здоровья!

Гали каким — то маленьким острым инструментом перекусывает цепочку от наручников и тянет меня в коридор. У меня заплетаются ноги.

— Шевелись! Шевелись, Пудель. Не могу я тебя сейчас тащить.

Раз. Два. Две пощечины больно обжигают щеки. В голове немного проясняется.

Мы бежим по коридору. Поворот. Другой. Хочу лечь прямо на пол. Дверь. Лестница. Ступеньки. Сирена. Топот ног. Кто-то шумно поднимается нам навстречу. Гали прижимает меня к стене и стреляет, стреляет. Вой парализаторов становится просто невыносимым. Зажимаю уши. Скаут снова тащит меня вниз. Спотыкаюсь о неподвижные тела.

Ступеньки. Дверь. Поворот. Еще поворот. Ступеньки. Дверь — мы в помещении, похожем на подвал. Низкие потолки. Трубы над головой. Тусклые светильники.

— Пудель, слушай меня внимательно.

— Меня зовут Пудель. Я выросла в приюте Святой Терезы. У Гали много оружия. Сыворотку правды. Очень вредную для здоровья! — мне становится ужасно смешно. Громко хихикаю. Чувствую, как изо рта течет слюна.

Гали трясет меня за плечи.

— Очнись, Пудель. Очнись же. Слушай внимательно. Времени совсем нет. Сейчас ты соберешь энергию со всех осветительных приборов в этом здании. Аварийное освещение тоже. Генераторы можешь взорвать к чертовой матери.

— Меня зовут… Гали, только не надо меня больше бить. Я же не вижу этих лампочек. Я так не умею.

— Умеешь. Хочешь жить — значит умеешь! Ну!

До боли зажмуриваю глаза. Сначала вокруг — только темнота. Потом темнота начинает проясняться. Сколько в этом здании маленьких огоньков! Вижу их всех сразу. Лампы дневного освещения. Но это не имеет значения. Я собираю огоньки себе в подол футболки. Здание погружается во тьму.

От такого усилия раскалывается голова.

— Я Пудель. Мне пятнадцать лет…

— Остановись, остановись, Пудель. Ты молодец. Ты даже не представляешь, какая ты молодец. А теперь ты сломаешь стену.

— Ты меня путаешь с Суперменом, Гали. Чего я сломаю? Сколько в этом доме этажей?

— Пять. С небоскребом ты бы не справилась. У тебя сейчас много энергии, на пять этажей должно хватить. Ломай стену, Пудель, пока они не поставили периметр. Вот эту, восточную, лучше всего.

Подхожу к неровно покрытой штукатуркой стене подвала. Нестерпимо горит не только рука, но и вся правая сторона тела. Я уже ничему не удивляюсь. И почему-то верю Скауту.

Дотрагиваюсь до шершавой, холодной поверхности. Я собираю все то, что скопилось у меня в подоле, что заполняет меня удушливой волной и не дает дышать. И резко выталкиваю из себя.

Меня зовут Пудель… В ушах стоит грохот. Горло забито пылью. Открываю глаза. Стены больше нет. Только бесформенные обломки и черное, звездное небо.

— Скорее, Пудель. Скорее. У меня здесь рядом байк.

За углом действительно припаркован байк. С виду очень дорогой. Надпись на никелированном боку: "Кавасаки".

— Где ты его взял, Скаут?

— Где взял… Где взял — там уже нету. Держись крепче, Пудель, — Гали протягивает мне кожаную куртку.

Глава вторая

Я — лучше!

Мы едем довольно долго. У меня изрядно вспотела голова в тяжелом шлеме и заломило руки, которыми я цепляюсь за Скаута.

Гали останавливает мотоцикл далеко за городом, среди давно брошенных складских помещений. У построенных без затей бетонных коробок — жалкий вид. Провалившиеся крыши, вырванные с мясом двери, ржавые потеки на фасаде.

Гали обходит несколько из них, выбирая наименее пострадавшее и относительно чистое помещение. Я без сил тащусь за ним следом. Наконец Гали останавливается у одного из бывших складов.

У входа меня рвет остатками эликсира правды. Скаут протягивает мне фляжку с водой. Полощу рот и жадно отпиваю несколько глотков. Выпила бы еще, только фляжка не слишком полная.

В нашем ночном убежище стоит затхлый, кислый запах давно не стиранного белья и плесени. Свой Кавасаки Гали тоже затаскивает внутрь, чтобы не маячил. Темно и холодно. Под утро станет еще холоднее. Мы в Аризоне — штате пустынь. Тут днем очень жарко, а ночью — очень холодно.

Гали не хочет зажигать фонарик, и я все время спотыкаюсь о разбросанный на полу мусор.

Гали достает из рюкзака тонкий спальный мешок.

— Только один, — сообщает Скаут, расстилая его на бетонном полу. — Если тебя это смущает — я могу подремать и сидя.

Меня давно ничего не смущает.

Забираемся в спальник прямо в одежде, только куртки снимаем. Скаут тут же поворачивается ко мне спиной. Мой тощий зад упирается ему куда — то в поясницу. Заснуть сразу не удается. Скаут тоже не спит.

— Гали, откуда ты знал, где меня искать?

— Ну, я знаю, для кого ты можешь представлять интерес.

— А где Мальвина, мальчики, Терри?

— Мы с ними разделились. Встретимся завтра. Рядом с космодромом.

— Мы летим обратно на Европу?

— Да.

— Но эти теперь знают, кого искать.

— Что-нибудь придумаем, Пудель. Главное — я тебя нашел.

— Моя раковина у тебя?

— В рюкзаке. И твоя игрушка тоже.

— Спасибо… Скаут, давай поговорим. Все равно не заснуть. О чем — нибудь привычном, приятном.

— Давай. Только я не очень по части поговорить. Давай, ты первая.

— Я бы хотела остаться на Земле. На Гавайях. Каждый день купалась бы в океане. Надевала бы темные очки и смотрела на Солнце. Ела бы фрукты. Я люблю яблоки. На Гавайях растут яблоки?

— Не уверен.

— Жалко, если нет. В Доме Мадам часто пекла пироги с яблочным повидлом. Запах стоял на обоих этажах. Мадам угощала ими клиентов.

— Да, я помню. Сам сначала удивлялся.

— Ты у нас был?!

— Ну… как бы был…

Ну да. А почему нет. Одинокий здоровый мужчина. Правильной ориентации. Приходил по мере надобности. Выбирал девочку. Уходил с ней в один из номеров. Расстегивал перламутровые пуговицы на платье… Только почему мне так обидно? Почему так не хочется, чтобы это было правдой? Почему так нестерпима представленная себе картина?

— Скаут! Ну повернись же ко мне, Скаут! Я не знаю, к кому ты ходил. К Оленьке, Дженни или Йошико. Только я лучше! Понимаешь, лучше!

Упираюсь Гали в грудь. Сама не знаю, чего я хочу: то ли притянуть его к себе, то ли оттолкнуть.

— Я знаю, что ты лучше, Пудель. Но давай поговорим об этом года через два. Когда ты подрастешь.

— Какой же ты дурак, Гали! Я уже давно взрослая! Понимаешь, взрослая!

Гали тяжело вздыхает и выбирается из спальника.

— Что за народ — эти женщины! Всегда норовят выяснять отношения в самый неподходящий момент. Пудель, очнись! Тебе только что чуть голову не оторвали. Давай отложим этот разговор до того времени, когда мы все будем в безопасности. Пока я вас всех не вытащу.

— Куда? Куда ты нас тащишь? Ты же никогда мне этого так и не сказал!

— За Предел, Пудель. Нас ждет корабль. Самый совершенный корабль в этой Вселенной. Но без тебя он не взлетит.

— Что еще за Предел? Кому за Предел? К чертям — за Предел! Мне туда не надо. Зачем нам туда?

— Затем, что мы не люди, Пудель. И среди людей нам больше нет места.

Меня как будто ошпаривает кипятком. Беззвучно раскрываю рот, как вытащенная на берег мелкая рыбешка, нежданно-негаданно попавшая рыбаку в сети. Мы не люди? А кто мы — монстры, которые скоро переродятся в неизвестно что и пойдут все крушить? Или мы уже крушим? Только потом об этом забываем. И поэтому мы опасны. И за нами правильно охотятся!

Когда первая волна шока уходит, говорю тихо, но твердо:

— Ты мне должен все рассказать, Гали. Я уже заработала на это право.

Выползаю из спального мешка. Сажусь на какие-то ящики. Расстегиваю молнию и накидываю спальник себе на плечи. Гали садится рядом. Достает из рюкзака маленький прозрачный пакет с орешками. Отсыпает половину в мою грязную ладонь. И начинает рассказывать.

Во Вселенной существует раса Предтеч. Они путешествуют от одной Галактики к другой на своих огромных кораблях на гравитационной тяге, способных спрямлять пространство и искривлять время. Иногда они останавливаются на понравившихся им планетах. И живут там — когда год, когда десять лет, а когда и сто. Однажды им понравилась Земля. Долина Нила. Тогда, много тысячелетий назад, окружавшие Нильскую долину пространства не являлись ещё такой безотрадной пустыней, как теперь. А немногочисленные дикие племена местных обитателей никому не мешали.

Предтечи прожили на Земле не одну сотню лет, а много дольше. Это они построили знаменитые пирамиды. Много позже пирамиды использовали древние Египтяне для захоронения фараонов. А для Предтеч это были хранилища энергии, необходимой для полетов их кораблей. На каждой пирамиде, на восточной стене, ярко светился желтый круг с черной паутиной в середине.

Потом Предтечам наскучило жить на одном месте, и они собрались в новое путешествие. Пропали на гранях пирамид желтые солнца — вся энергия перекочевала в мощные двигатели кораблей.

Но нашлись среди предтеч те, кто устал жить в вечном движении по Вселенной. Они основали небольшую колонию на Европе в надежде на то, что люди туда не доберутся. И жили там долго и спокойно, пока на Европу не прилетели первые переселенцы с Земли.

Жителям поселка не пришлось по нраву такое соседство. Они решили сняться с места и пуститься вдогонку своим сородичам. Но они не успели — поселок погиб по трагической случайности. Остались в живых только те, кто в данный момент в поселении отсутствовал. Гали и Мальвина были в полетах — они не гнушались работать на людей. А трое маленьких детей лежали в больнице в соседнем городе с какими-то своими детскими недомоганиями.

Вернувшись из полета, Мальвина разыскала и забрала близнецов. А девочек она не нашла: Терри удочерили на Землю, а вторая девочка была настолько маленькая, что даже имени своего не могла произнести. Ее след затерялся. Мальвина боялась слишком усердствовать в поисках, чтобы не привлечь к себе и мальчикам лишнего внимания. Потом у Гали закончился контракт с Десантом и он всерьез занялся розысками, пытаясь объединить всех оставшихся в живых одной целью — догнать Предтеч, которые успели уйти за Предел. Предел досягаемости других цивилизаций.

Я дотягиваюсь до фляжки и выпиваю воду. Всю, до капли. Потом начинаю медленно приходить в себя.

— А как мы их найдем? — спрашиваю я.

— Мальвина — Знающая Путь. Она вычислит дорогу.

— А кто Димыч и Дымыч?

— Димыч — Набрасывающий Полог. А Дымыч — Ставящий Защиту. Терри — Читающая Время. Она видит будущее. Только еще нечетко. Опыта нет.

— А что делаю я?

— Ты, Пудель, Собирающая Звезды. Ты можешь гасить сверхновые, забирая у них энергию, если захочешь. И научишься. На Европе есть такая же Пирамида, как и те, что на Земле. Только на Земле Пирамиды пустые, а Хранилище на Европе все залито энергией. И тебе предстоит эту энергию собрать и зарядить аккумуляторы корабля, который ждет нас на орбите Юпитера. И тогда мы сможем улететь.

— А почему нас хотят поймать?

— Мы не похожи на людей, Пудель. Мы можем кое-что, чего люди не умеют. И они это знают. И наверняка захотят нас использовать. А если использовать нас нельзя, то лучше уничтожить. На всякий случай.

Я поднимаюсь со старых ящиков и выхожу из помещения. Прижимаю холодные ладони к горящим щекам. Смотрю на небо. Сколько звезд! Где-то там нас ждет корабль. Гигантский корабль Предтеч. Мне страшно. Я не хочу ни за какой Предел. Я согласна остаться жить даже на Европе, даже на маленькой Амальтее, только чтобы меня никто не трогал. Только этот Берт и те, кто стоит за ним, не оставили мне никакого выхода. И еще, я вдруг поняла это очень отчетливо, не хочу остаться без Гали. Хотя, кажется, зачем Пуделю пожилой лопоухий дядька?

Я сажусь на холодные бетонные ступеньки. Мне некуда идти.

В четыре утра, еще до рассвета, ко мне подходит Скаут. Уже в куртке и с рюкзаком. Нам пора ехать…

Скаут останавливает "Кавасаки" в трех километрах от Космопорта, там, где из красноватого потрескавшегося песчаника вырастают круглые холмы, заросшие пожухлой травой и кактусами в человеческий рост. Это наше место встречи. Здесь легко затеряться.

Гали ставит байк так, чтобы его не видно было с дороги. Достаю из дорожной сумки пакет с горячими пончиками и галлоновую картонку с кофе — купили по дороге. Только угощать некого. Ни Мальвины, ни мальчишек, ни Терри нигде нет. Сюрприз. И совсем не приятный.

Озадаченно смотрю на Скаута: «Мы точно здесь встречаемся?»

— Точно, — бурчит Гали. По-моему, он удивлен не меньше меня.

— А они ничего не могли перепутать? Или потеряться?

— Это Мальвина-то? Лучший в Солнечной навигатор. Знающая Путь. Не смеши меня.

— И что теперь делать? Их же искать надо. Вдруг с ними что-то случилось?

— Ждать надо. Что ты ко мне пристала, Пудель. Они вполне могли задержаться.

— Ты меня успокаиваешь или себя?

— Никого я не успокаиваю. Не впадай в панику.

Скаут расстилает на земле куртку. Садиться. Я сажусь рядом. Солнце только-только показалось на горизонте. Багровое, большое и зыбкое. Очень больное на вид. Холодно. Дышу на замерзшие руки. Постукиваю зубами. Время тянется невыносимо медленно.

Проходит час. Никого нет.

Два часа. Никаких изменений.

Три часа. Четыре.

Становится жарко. В сухом мареве лениво клубиться мелкая пыль, забивается в нос, колет глаза. С отвращением пью горячий кофе. На душе так погано — просто слов нет.

Наконец Скаут встает, потягивается. Говорит нарочито беззаботным тоном.

— Ты тут посиди, Пудель. Я поезжу вокруг. Выясню обстановку.

Все ясно. Мои спутники попались в лапы тем же засранцам, что и я. Гали едет их выручать и что будет дальше — неизвестно. А если он не вернется и я умру здесь от жажды, жары или холода? Смотря сколько протяну.

— Я с тобой. Не бросай меня, а?

Скаут долго в задумчивости смотрит на меня. Собирается что-то сказать…

Огромный рефрижератор тормозит у края дороги. Скаут реагирует мгновенно. Секунда, и я лежу на земле, придавленная стокилограммовым телом. Машина трогается. На шоссе остаются четыре дрожащие фигуры. Две высокие. Одна пониже. И одна совсем маленькая.

— Мальвина! — отталкиваю Гали, срываюсь с места и бегу, бегу, бегу им навстречу.

Глава третья

Циркачи

Представьте себе центр большого города в час пик. Представили? Не забыли небоскребы, узкие и высокие, похожие на незазженные сигареты? Спешащие по своим делам толпы людей? Столпотворение это весьма напоминает муравейник. А может термитник. А может гадючник. Представили мобили, автобасы, поезда надземки? Запахи гари, горячего асфальта, еды? И над всем этим раскаленное южное солнце, неумолимо жалящее даже в шесть часов вечера.

Посреди города, в чахлом скверике на пересечении автострад, расположилась не то, чтобы заметная, но любопытная с виду компания из четырех человек. Невысокая, сильно накрашенная, немолодая женщина с колючим взглядом из-под припухших век. Юная черноволосая красавица, бледная, как фарфоровая чашка. И двое очень похожих друг на друга подростков, скорее всего, близнецы. Тощие, высокие и голенастые. Ни дать ни взять недокормленные страусы.

Молодежь в ожидании смотрит на немолодую женщину. Она здесь лидер. Она должна знать, что делать дальше. А женщина, не смотря на большой жизненный опыт, первый раз оказалась в такой невыигрышной ситуации. И изрядно растеряна, хоть и старается этого не показывать.

— Мальвина, что теперь? — спрашивает один из близнецов, с россыпью родинок на шее.

Мальвина задумчиво оглядывает пустые скамейки вокруг.

— Нас уже ищут, Димыч. Нужно где-то спрятаться до утра. А утром попытаться добраться до места встречи со Скаутом.

— У нас дома большой подвал, — нерешительно предлагает черноволосая красавица.

— Спасибо, Терри. Но я думаю, что в полиции уже известны наши личности, а так же твой адрес и имена родителей.

Терри из бледной становиться сероватой. И, кажется, собирается лишиться чувств. Мальвина, вздохнув, утешительно хлопает ее по руке.

— А что теперь будет с Пуделем? — вмешивается в разговор второй близнец.

— Я уверена, что Гали ее найдет, Дымыч. И вытащит.

— Ну да, он скаут. Он умеет. — Дымыч явно пытается сам себя убедить в сказанном.

Мальвина присаживается на скамейку и трет лоб. Как остаться незамеченными? Димычу не продержать полог невидимости всю ночь. Даже после часа такой работы он будет совершенно вымотан. А им еще надо пройти в космопорт и попасть на корабль. В гостиницу нельзя, это ясно, как день. Каждый портье посчитает своим долгом донести. За небольшое вознаграждение. А, может, и большое. Вокзалы, аэродромы отменяются. Там стоят биосканнеры и полно полицейских. Последний сеанс в голотеатрах заканчивается в три часа ночи. Затесаться среди бродяг — их компания будет слишком выделяться на общем фоне. Да и вообще бродяги народ непредсказуемый и опасный.

А вокруг шумит город, раздосадованно гудят мобили, сверкают огни рекламы. Прямо в лицо пялится наглый клоун с развевающегося на ветру огромного баннера. Наглый, наглый клоун…

— Вот что, — решительно поднимается Мальвина, — мы идем в цирк.

За кулисами сплошное столпотворение. Такое, наверное, было перед входом в Ноев Ковчег. Люди, звери, пресмыкающиеся, птицы. Торопливо пробегает дюжина собачек в спортивной форме под предводительством дамы-судьи со свистком в зубах. Ковыляет медведь на роликовых коньках, подгоняемый страшного вида карликом. Семенят красноносые клоуны, подтягивая на ходу широченные штаны. Девушка с с лениво раскачивающимся удавом на шее дожевывает бутерброд.

Администратор труппы находится в предынфарктном состоянии.

— Заболеть лихорадкой Вейзмана! На Земле! Во время гастролей! Ну и кем я заменю этого проклятого фокусника, ну кем?

— Нашим номером, — перед администратором вдруг оказывается маленькая женщина, окруженная подростками.

Администратор открывает было рот, но под внимательным взглядом собеседницы глаза его затуманиваются, движения замедляются, а плечи сутулятся.

Администратор задумчиво приглаживает волосы.

— И что у вас есть?

— Димыч, демонстрируй.

Высокий подросток загадочно улыбается и неожиданно растворяется в воздухе. Через несколько секунд он появляется снова, уже за плечом администратора.

— Черт с вами, — соглашается тот. — Идите на арену. Я посмотрю ваш номер целиком.

Впоследствии Мальвина, наблюдавшая из-за кулис за выступлением своих детей, запомнила его только урывками. Хорошо отпечатались в памяти лишь ходившие между рядов полицейские, внимательно разглядывающие зрителей. И потная рука в кармане на рукоятке Водореза. И еще сладко пахнущий гримом гаер, дышащий в ухо и восторженно шепчущий: «Во дают ребята».

А на арене, вошедший во вкус Димыч в черно-красном плаще и цилиндре размахивал руками и делал страшные глаза. Терри, в блестящем обтягивающем трико и Дымыч, одетый почему-то восточным принцем, исчезали и появлялись по мановению волшебной палочки. Терри, с застывшей на лице улыбкой, приседала в неумелых реверансах, а Дымыч кланялся, как китайский болванчик.

Но публика хлопала. И полицейские в переднем ряду хлопали тоже. А рукоятка совершенно бесполезногоВолнореза жгла Мальвинину руку.

Потом они спали за кулисами на пыльных матах. Вернее, молодежь спала, а Мальвина сидела рядом, напряженно вглядываясь в темноту. И думала о трех детях, за которых она теперь отвечает. И о бедном маленьком Пуделе, так похожем на Мари…

На следующее утро, после того как обнаружилось, что город еще запружен полицейскими, пришлось дать второе представление. Разошедшийся Димыч требовал присутствия на арене Мальвины и вертел перед ее носом розовой балетной пачкой. Пока не получил по уху.

А после представления нашелся выход.

Первым грузовик-рефрижератор увидел Дымыч. Из него выгружали промороженные туши для цирковых хищников. Добротный старый рефрижератор с толстыми металлическими стенами, за которые не проникают лучи полицейских сканнеров. Такие теперь редко встречались на дороге.

Мальвина поговорила с водителем по душам пару минут. И вот они уже располагаются на полу ледяного ящика.

У Терри сразу посинели губы. Южная девочка, что с нее взять. Димыч попытался отдать ей свою куртку и получил по рукам от Мальвины.

— Береги себя, болванище. Ты окажешь Терри большую услугу, если будешь в хорошей форме, когда доберемся до Космопорта.

Дымыч пытался обогреть кабину. Как мог. А мог он плохо. Круглое тату никак не хотело наливаться желтым светом. Но Мальвина была слишком уставшая, а Димычу было запрещено тратить силы на что бы ни было.

К концу сорокапятиминутного путешествия синими были уже все.

Водитель, как ему и было вежливо приказано, высадил четверку на шоссе, немного не доезжая до места встречи. Путешественники пробкой вылетели из рефрижератора. Оглядываясь, подошли к поросшим жухлой травой холмам.

А навстречу им уже с криком бежала Пудель.

У Мальвины размазана по щекам черная тушь. Руки спрятаны в карманы куртки. У близнецов покраснели уши. Дрожащая мелкой дрожью Терри присаживается на Галину куртку. У нее осунулось лицо и запали мультяшные глаза.

Отчего-то я очень рада их всех увидеть. Даже Терри, с которой встречалась всего один раз. Собратья по несчастью, как-никак.

Мальвина обнимает меня и целует в щеку холодными губами. Близнецы хлопают по плечам. Терри утыкается ледяным кукольным носиком мне в шею.

Вспоминаю про пакет пончиков и картонную канистру кофе, купленные в автомате на одной из зон отдыха, встретившейся нам по дороге.

Только почувствовав сладкий запах свежей выпечки, понимаю, насколько проголодалась. Впиваюсь зубами в булочку. Рядом повторяет мое движение Терри. Близнецы слопали свою долю прежде, чем я успела проглотить первый кусок. Мальвина почему-то улыбается, глядя на нас. Она и Скаут пьют черный кофе с сахаром и обсуждают план действий.

— Через три часа отправляется пассажирский транспортник на Европу, — излагает Скаут. — Будем путешествовать четвертым классом: так легче затеряться среди пассажиров.

Мальвина одобрительно кивает.

— Четве — е–ертым, — тянет Терри. — Там же нет нормальных условий!

— Не сахарные, — ставит все точки над и Скаут. — Не растаете.

— А как мы вообще попадем на корабль? — спрашиваю я, — Нас же ищут. Прямо в космопорту и возьмут тепленькими.

— А на что у нас, спрашивается, Димыч? — смеется Скаут. — Он набросит на нас полог невидимости. И мы преспокойненько пройдем на корабль. Главное, никому на ноги не наступать.

Ласточка без Соловья

От Соловья не было никаких известий уже более двенадцати часов. Ласточка нервничала: oна не привыкла к долгим отлучкам хозяина. Но вида не показывала. Ей было неудобно перед остальными членами экипажа. Не дрожала обшивка, ровно работали двигатели, не сбоил бортовой компьютер.

Компьютер вообще был слабым местом Ласточки. Его уже давно надо было заменить на более современный, да все руки не доходили.

Криста нервничала тоже. Кусала губы, хмурила брови, мерила каюту из угла в угол быстрыми шагами.

Ласточка и Криста ждали.

По визору без остановки крутили кадры побоища в ресторане "Олимп". Красавец диктор бодро рассказывал о том, что с одной стороны, бандиту Соловью удалось скрыться, но, с другой стороны, доблестные полицейские истребители с Европы должны догнать его с минуты на минуту. Ласточка не верила ни одному слову. Криста тоже. Но все равно было тревожно.

Маленькое логово Соловья на Амальтее напоминало половинку вареного яйца, уложенного срезом вниз. Такая форма и металлопластовые стены оптимально подходили для расположенного глубоко подо льдом помещения.

Милена, накинув рубашку Соловья вместо халата, с интересом расхаживала по логову, пока хозяин, с удовольствием поглядывая на стройные, чуть полноватые ноги девушки, готовил завтрак. По комнате плыл упоительный запах свежесваренного кофе.

Повар-автомат чихнул и выдвинул поднос с горячим французским багетом, облитым как глазурью золотистой поджаристой корочкой. Милена наклонилась и, обжигаясь, оторвала горбушку.

— Выпью кофе и буду собираться, — предупредил ее Соловей.

— Я тебя подброшу?

— А нам по пути?

— Спрашиваешь! — Милена оторвала от багета еще один кусок и густо намазала маслом.

— Знаешь, я ведь исключительно ветреный.

— Знаю. Все равно по пути.

Первой опасность почувствовала Ласточка. Встрепенулась, взмахнула крыльями, вздрогнула всем латаным-перелатаным корпусом. И эта почти неуловимая вибрация передалась Кристе. Девушка вскочила, рванула-побежала-полетела в рубку. Впечатала худющее тело в ложемент первого пилота, который обычно занимал Соловей. И только тут заныл сигнал тревоги под потолком и на браслете-индикаторе на запястье Кристы. Сканнеры обнаружили вблизи чужие корабли. В количестве пяти единиц.

Хобот уже валился в соседний ложемент. Гринго занимал место за консолью управления торпедами. Зубодер рапортовал, что плазменник готов к работе.

Команда у Соловья была опытная и знала, чем может обернуться всего несколько секунд промедления.

Криста, вцепившись в штурвал, вела Ласточку к поясу астероидов. Выстоять против пяти истребителей не было ни малейшего шанса. Даже при том, что Ласточка была быстрее и маневреннее.

Дотянуть до пояса астероидов шанс был, правда пробираться среди летящих на бешеной скорости осколков Криста умела плохо. Вернее, никогда не пробовала. Умел Соловей. Но его не было.

— Гринго, вызови капитана. Сообщи, что здесь происходит, — приказала Криста. Пот градом катил с лица. Заливал глаза. Капал с подбородка.

Полицейские истребители шли строем, именуемым среди пиратов "прищепкой". Тактика их была проста: догнать, пристроиться в хвост, обойти со всех сторон и "прищемить" корабль-нарушитель прицельным огнем.

Криста "прищемляться" не желала и, поэтому, вела Ласточку на предельной скорости. Вернее, запредельной. Жалобно скрипела обшивка, подвывали двигатели, на грани находилась система охлаждения. У самой Кристы кровь стучала в висках, ломило грудь, вставало красное марево перед глазами.

— Держись, девочка! — шептала Криста Ласточке.

— Держись, девочка! — шептала Ласточка Кристе.

Полицейские ракеты выпускать не собирались. Они хотели приклеиться к жертве и расстрелять из плазменников. Кристе же нужна была определенная дистанция от цели, чтобы не попасть под осколки уничтоженного объекта.

Наконец Ласточке удалось вырваться вперед.

— Давай! — закричала Криста Хоботу.

Дважды приказывать не пришлось. Хобот давно держал на прицеле истребитель, висящий прямо у них на хвосте. Автоматика сработала, как часы. Через несколько секунд вместо истребителя в космосе кувыркались лишь огненные ошметки. Строй полицейских кораблей распался, даря Ласточке спасительные мгновения для бегства.

Вторая ракета, она же и последняя, попала в молоко. То ли дрогнула рука у Хобота, то ли исчерпался запас везения Ласточки на этот день.

Положение становилось критическим. Зубодер уже огрызался короткими очередями по напирающим полицейским кораблям.

— Что у вас происходит? — загремел у Кристы в наушниках голос Соловья.

Милена увидела, как мгновенно потемнело лицо у ее спутника, затвердели скулы, рот застыл в хищном оскале.

— Атакуют мой корабль, — процедил он сквозь зубы.

Милена молча подвинулась, уступая Соловью место за штурвалом. Надежный, легкий корабль рванулся вперед.

Соловей уже командовал.

— Выжми из Ласточки все. Дотяни до пояса астероидов. Меть в квадрат ZC91. Там относительно мало метеоритов. Тебе по плечу. В глубь не лезь. Полицейские крысы за тобой кинуться побоятся.

— Я не успеваю, Соловей!

— Не смей! Все ты успеваешь. Я скоро буду.

— Ты тоже не успеваешь.

— Я всегда вовремя. Или раньше. Переводи двигатели на автономный режим.

— У меня больше нет ракет!

— Выпусти Ламборгини!

— Что?

— Включи первую скорость у своего болида. Открой шлюз и сбрось машину. Это их задержит.

На том конце связи повисло неуверенное молчание.

Соловей впечатал кулак в подлокотник.

— Не успеваешь… — задумчиво протянула Милена и, встретив бешеный взгляд Соловья неожиданно улыбнулась. — А ты возьми меня в заложники. И потребуй прекратить преследование твоего корабля.

— Ты серьезно?

— Я вообще девушка серьезная, как ты успел заметить. Ну?

— Да!

Милена пробежалась пальцами по консоли управления. На экране появилась недовольная физиономия мужчины средних лет.

— Что тебе, Милена? Давай по быстрому. Я занят. Что за манера выходить на связь в середине рабочего дня!

— Меня взяли в заложники! Он меня убьет! Сделай что нибудь! — завизжала Милена в лицо своему отцу, начальнику патрульной службы Европы.

Соловей оттолкнул девушку и вперил в камеру круглые совиные глаза.

— Поторопись, полковник. Времени у меня мало. А, соответственно, у твоей дочери тоже.

Криста так и не поняла толком, что произошло. Бравшие измочаленную Ласточку в клещи истребители, вдруг как по команде развернулись и журавлиной стаей полетели прочь.

— Видишь, все уладилось. Стоило так переживать. — раздалось в наушниках.

Криста без сил откинулась на спинку ложемента и тут же, побледнев, кинулась к выходу. Ее стошнило прямо у дверей.

— Изнервничалась, — уважительно заключил Хобот.

Милена без всяких проблем доставила Соловья к Ласточке.

— Теперь полгода буду с охраной летать, — вздохнула она на прощание.

Соловей погладил Милену по щеке, посмотрел в спокойные серые глаза, сжал тонкое запястье. И поспешил к шлюзовому люку.

Уставшая, счастливая Ласточка торопливо зажигала светильники на его пути.

Уставшая Криста сидела на краю ложемента, устало опустив руки. Соловей обнял ее за плечи.

— Я успел, Криста.

— Да.

— Я всегда успеваю.

— Да.

— А если я когда-нибудь не успею, то я их всех…

— Заклюю, — подытожила Криста. — Пойдем лучше, пернатое, я тебе кофе налью.

Ласточка тихонько засмеялась и включила кофеварку.