Соблазн в шелках

Глава 4

– И этот наглец даже не сделал пожертвования?

– Ни гроша.

– В таком случае он заслуживает этого исчадия ада – своей доченьки. Тебе повезло, что ты выпуталась из этой истории.

После двух чашек кофе и подробнейшего анализа происшедшего Клодия почувствовала себя лучше. Правда, она ни словом не обмолвилась о своем трепете, надеясь, что это поможет ей быстрее избавиться от воспоминаний.

– В тот момент я напрочь забыла о пожертвованиях. Да и у него, по правде говоря, мысли были заняты совсем другим.

– Это его не оправдывает.

Чем больше Клодия думала, тем больше склонялась к тому, чтобы согласиться с этим. Пока они с Кейт общими усилиями пытались соорудить на сковородке свиную поджарку, она сказала:

– Он готов заплатить за это бешеные деньги. Как подумаю, сколько всего можно сделать, имея такую сумму…

Кейт резала зеленый лук.

– Наверное, эта девчонка избалована до ужаса.

– Еще бы! Ее джинсы и кожаная куртка были словно с витрины Дома моды. А платье, которое она надевала на вечер в ресторан! Я, правда, не очень отчетливо помню, потому что слишком нервничала, по могу поклясться, что оно куплено не в дешевеньком магазинчике, где покупают одежду большинство девушек ее возраста. У нее был вид дорогой содержанки.

– Наверное, у нее есть даже собственный счет в «Харродз».

– Это бы меня не удивило. Я в ее возрасте покупала одежду в магазине уцененных товаров.

– А я до сих пор там покупаю, – усмехнувшись, сказала Кейт.

Клодия рассмеялась и сняла с полки банку с соусом. На июльской распродаже она приобрела секционную кухонную мебель, а ее отец, приезжавший на лето погостить, оборудовал кухню. Работы было не очень много, учитывая крошечные размеры помещения. Здесь даже двоим негде развернуться.

Острый нюх Портли позволял ему учуять свиное филе на расстоянии пятнадцати шагов. Он вошел и стал настойчиво тереться о ее ноги.

– Нет, – твердо сказала Клодия, – ты уже ужинал. – Кот уставился на нее, трогательно подняв одну лапу, и издал хорошо отработанное жалобное мяуканье.

– Не выйдет, – сказала она. – Ветеринар сказал, что у тебя начинается ожирение, и велел держать в строгости.

Портли решил совершить обходной маневр: он притворился, будто ему и дела нет до свиной вырезки, он просто зашел на кухню, чтобы вздремнуть на полу. Если повезет и обе хозяйки одновременно повернутся к нему спиной, он вспрыгнет на разделочный столик и схватит вкусненький кусочек того, что там лежит, как бы это ни называлось. Портли растянулся на полу и притворился спящим.

– Знаю, что ты затеваешь, – строго сказала Клодия, – так что лучше катись отсюда подобру-поздорову, пока тебе не отдавили хвост.

Портли отказался от своего замысла и вышел вон, презрительно покачивая хвостом.

– Он тоже избалован до ужаса, – сказала Клодия. – Я к нему снисходительна, потому что с ним плохо обращались, пока он не попал к нам… Уверена, что папочка Гамильтон тоже слишком снисходителен к своей дочери, потому что у девочки нет матери.

– Ты этого не знаешь.

Клодия выложила свинину на сковородку.

– Не знаю, но могу поспорить, что это так. Даже если они в разводе, он все равно будет стараться компенсировать ей отсутствие матери. Особенно если развод произошел по его вине.

– Уверена, что он дает ей кучу денег на карманные расходы – сколько душе угодно. И каждое ее желание сразу же исполняется.

Клодия добавила перец и лук и стала перемешивать содержимое сковородки.

– Наверное, но у него на нее не хватает времени. Похоже, его работа требует полной отдачи. И еще она все время разъезжает на такси, за его счет.

– Повезло соплячке. – Кейт засыпала в кипящую воду китайскую лапшу. – Значит, возвращаешься к роли «соблазнительной Натали», – ухмыльнувшись, сказала она. – Если повезет, то это скоро закончится. Рождество на носу, а ты знаешь, что это значит.

– Вечеринки, – простонала Клодия. – Все конторы полны идиотов, ломающих головы над тем, как бы придать пикантность рождественскому сборищу бухгалтерского отдела. Райан ждет меня завтра у себя в офисе, и я с ужасом думаю об этом. Уверена, что к нему уже поступили заказы, и эта Жаба будет во весь рот ухмыляться, предвкушая удовольствие.

Наутро, когда она вошла в офис, ей не сразу удалось увидеть физиономию Райана, потому что ее прикрывал последний номер журнала для автогонщиков. Ноги его покоились на столе рядом с коробкой с гамбургерами.

– Опаздываешь, – пробурчал кузен.

– А ты разговариваешь с набитым ртом.

Райан зачавкал громче, чтобы разозлить ее окончательно.

– Нашел потрясающую машину – «порше-каррера», принадлежавшую двум очень аккуратным леди.

Клодия повесила куртку на спинку стула.

– Райан, кто застрахует твой «порше» после того, как ты угробил три машины подряд?

– У меня приятель, знакомый с одним ловким страховым агентом. – С полным ртом он невнятно добавил: – Так и знал, что с этим гамбургером что-то не в порядке. Корнишонов не хватает. Ты не могла бы сбегать в магазинчик на углу и…

– Не испытывай мое терпение, Райан.

– Как хочешь. Все равно придется попросить тебя подменить меня в офисе. Я ухожу домой поспать.

– Но у нас в таком случае останется всего два водителя!

– Тяжелый случай, но у меня была очень напряженная ночь. – Он подмигнул, надеясь вогнать ее в краску. – С Глупышкой Беллиндой.

Клодия подняла глаза к небу.

– Райан, меня не интересует твоя омерзительная сексуальная жизнь. Но ответь мне, как ты собираешься завоевывать солидную клиентуру, если уходишь спать, когда людям нужны машины?

Кузен придал своему лицу отработанное выражение оскорбленной невинности.

– Я не могу отвечать за безопасность пассажиров, если вымотался, как заезженный конь. Ты, наверное, и представить себе не можешь, как утомляет человека ночь по-настоящему необузданного секса. К твоему сведению, за один час полноценного неистового секса сжигается столько же калорий, сколько за участие в лондонском марафоне. Не говоря уже о нескольких часах обалденного…

– Райан, хочешь я тебе кое-что скажу? – спросила Клодия, сложив на груди руки и с жалостью поглядывая на него. – Один психолог сказал мне как-то раз, что мужчины, хвастающиеся своей богатой сексуальной жизнью, обычно либо импотенты, либо никудышные любовники.

– Глупости. А кто здесь хвастает? Лично я просто констатирую факты.

Клодия, конечно, не надеялась, что ее вдохновенная импровизация сотрет самодовольную ухмылку с его физиономии, но попытаться стоило.

– Ты просто завидуешь, – продолжал Райан. – Каждый вечер ложишься спать в одиночестве. Я могу помочь, если хочешь. У меня есть приятель, у которого мужское хозяйство как у слона.

Клодия наполнила водой чайник.

Не обращай на него внимания, он умышленно «заводит» тебя.

– У него уже есть пара птичек, но он и для тебя выкроит время, – продолжал Райан, засовывая в рот остатки гамбургера. – Особенно если я шепну ему, что ты в отчаянии. Он очень отзывчивый и добрый, всегда рад помочь одиноким и обездоленным.

Улыбнись ему своей ангельской улыбочкой, которую он не выносит.

– Это очень мило с его стороны, Райан. Если мне отчаянно захочется полюбоваться «слоновьим хозяйством», я буду иметь его в виду. А почему ты думаешь, что я каждый вечер ложусь в постель одна?

– А телеграф джунглей на что? – спросил Райан, отправляя скомканную бумагу из-под гамбургеров мимо мусорной корзинки. – Иначе это называется звонок твоей мамы моей маме, а потом звонок моей мамы – мне. – Он довольно похоже изобразил голос ее матери: «Я ужасно переживаю за Клодию. Какая жалость, что она порвала с Мэтью. Мэтью такой чудесный мальчик и из очень хорошей семьи. Знаешь, его отец был виноторговцем».

Не было смысла возражать ему, Клодия отчетливо представляла себе, как ее мать произносит что-то подобное. Мама могла без устали говорить об их разрыве с Мэтью и о том, каким «чудесным мальчиком» тот был, хотя прошло уже более двух лет.

– В следующий раз, когда позвонит твоя мама, скажи ей, что я вообще решила отказаться от мужчин, – заявила Клодия, прикоснувшись рукой к чайнику. – А я посмотрю, сколько времени пройдет, прежде чем моя мама узнает, что я стала лесбиянкой. Зная потенциал твоей матери, могу поспорить – на это потребуется не более десяти минут.

Девушка поставила на конфорку чайник, поморщившись при виде пролитого кофе и грязных кружек, оставленных Райаном на подносе.

– Почему ты такой неряха?

– Я заботился о тебе, дорогая Клодия. Надо же чем-нибудь занять твои праздные ручонки, чтобы ты не натворила здесь каких-нибудь бед в мое отсутствие. К тому же я никогда не мою посуду, если есть женщина, способная выполнить эту работу.

Клодия подавила охватившее ее яростное желание удавить кузена на его собственном, вызывающе ярком галстуке. Не дождется, что она выйдет из себя!

Оставив картонку из-под еды посередине письменного стола, Райан встал и надел пиджак.

– Пока, милая кузина. Веди себя хорошо.

В тысячный раз Клодия поразилась, как постороннему наблюдателю Райан мог показаться вполне нормальным человеческим существом, невзирая на розовый пиджак и отвратительный галстук. При росте примерно пять футов одиннадцать дюймов он был довольно худощав и до сих пор походил на озорного кудрявого мальчика-хориста. Это сходство позволило ему в детские годы выйти сухим из воды, когда он совершил убийство.

– Хочешь знать, почему старая тетушка Флора из Килли-скранки оставила мне все деньги? – неожиданно спросил Райан несколько дней назад. – Потому что, когда мне было шесть лет, она приехала к нам на Рождество погостить. Мама и папа повели ее в школу, чтобы тетушка полюбовалась, как я играю пастушка в школьном рождественском спектакле, и бедная старушенция растрогалась до слез.

Он вскочил на ноги и фальцетом продекламировал свои слова в Том спектакле: «Мы должны поспешить в Вифлеем. Эта яркая звезда укажет нам путь!»

Райан снова хлопнулся на стул, давясь от смеха.

– После этого на каждый мой день рождения она присылала мне денежный перевод, а я писал ей в ответ коротенькое письмо, старательно выводя буквы: «Дорогая тетушка Флора, огромное спасибо за деньги. Половину я положил в сберегательный банк, а остальное отослал в Африку бедным детям, которые голодают. Надеюсь, что ты в добром здравии. Любящий тебя Райан».

Клодия смотрела на него с нескрываемым презрением.

– Ты бессовестный проходимец.

Кузен улыбнулся еще шире.

– Ты еще не слышала самую интересную часть этой истории. Года два назад я был в Шотландии и заехал к ней. Мама говорила, что тетушке осталось недолго жить, так что я подумал: «Ну что плохого в том, что я напомню старушке о существовании ангелоподобного племянника – на тот случай, если она еще не составила завещания».

Воспоминания вызвали у нее желание как следует пнуть Райана, но, поскольку он уже собирался уходить, Клодия сдержала свой порыв из опасения, что кузен может из-за этого задержаться.

– Кстати, чуть не забыл, – сказал Райан как бы между прочим, уже взявшись за ручку двери, – если заглянешь в наш дневник, то увидишь, что там записаны два заказа: один – на вечер в среду, там потребуется французская горничная на семидесятилетний юбилей какого-то старикана. А вот другой значительно интереснее. В субботу вечером вызов на вечеринку членов клуба любителей регби. Не поверишь, но они хотят Красную шапочку, потому что, видишь ли, фамилия их капитана Волфсон. И, как ты, наверное, догадываешься, они зовут его Большим Скверным Волчищем.

Сердце у Клодии ушло в пятки.

– Вот смеху-то будет! – фыркнул Райан. – Особенно я повеселюсь. Я им сказал, что на таком мероприятии тебе потребуется телохранитель. Они ведь хотят, чтобы ты подошла к Большому Скверному Волку и сказала: «Боже мой, мистер Волк, почему у вас такие большие глаза?»

Клодия попробовала изобразить, безразличие. Райан улыбался во всю физиономию.

– А потом ты спросишь про уши, потом про зубы, а затем скажешь: «Боже мой, мистер Волк, неужели все, что у вас имеется, таких же огромных размеров?» И тут Большой Скверный Волк…

– Я поняла. – Призвав на помощь все свои актерские способности, Клодия зевнула во весь рот и уселась на стул. – Если хочешь знать, то для регбистов сюжет, по-моему, несколько скучноват.

Но даже когда она увидела, как ухмылка сползла с лица кузена, ее это не очень утешило.

Вернувшись домой, Клодия нашла записку Кейт:

«Пол тащит меня на какую-то вечеринку в самый темный угол Гемпшира. Мы останемся там на ночь, потому что, наверное, хлебнем как следует и не сможем вести машину.

До завтра, целую, Кейт».

Пол и Кейт встречались уже четыре месяца, что для Кейт было своеобразным рекордом.

Типичный случай. Именно тогда, когда мне нужно плечо, на которое можно опереться, я оказываюсь одна.

Хорошенько понежившись в ванне, Клодия надела клетчатую фланелевую пижамку, подаренную матерью на прошлое Рождество, потому что «в твоей спальне гуляют сквозняки, дорогая».

Готовить ужин Клодии не хотелось, поэтому она взяла в холодильнике упаковку трески в сливочном соусе из запасов Кейт и сунула разогреваться в микроволновку, добавив картофелину.

Девушка поужинала перед телевизором, поставив тарелку на колени, а Портли тем временем испытывал ее терпение, пытаясь цапнуть лапой с тарелки кусочек рыбы, когда ему казалось, что хозяйка на него не смотрит.

– Нет! – Клодия решительно ссадила его с дивана на пол. Портли с обиженным видом посидел, повернувшись к ней спиной, а потом вышел из комнаты. Наверное, отправился в спальню отсыпаться в корзинке со свежевыстиранным бельем, приготовленным для глажки. Если он был особенно сильно оскорблен, то мог даже испачкать белье.

Клодия закончила ужин, стараясь не думать о вечеринке в клубе регбистов. Еще старательнее девушка гнала от себя мысли о том, как будет торжествовать Райан, если она откажется от работы. Телевизор что-то бубнил, а Клодия, не обращая на него внимания, размышляла о том, что деньги заработать, видимо, не удастся, что она все-таки спасовала перед трудностями, и о больших скверных волчищах. Больше всего ее угнетала мысль, что Райан, сидя с пинтой пива в руке, будет ухмыляться во всю физиономию, радуясь своей победе.

Нет, всему есть предел. Девушка обязана знать границу дозволенного.

Клодия подняла телефонную трубку и почувствовала, как заколотилось сердце.

Ей ответила миссис Поджатые Губы.

Клодия судорожно вдохнула.

– Можно попросить мистера Гамильтона?

Ей послышался голос матери: «Если только ты не делаешь это по другой причине…»

– Извините, его нет дома. Что ему передать?

– Ничего. Я позвоню в следующий раз. – Положив трубку, Клодия попыталась сосредоточиться на каком-то документальном фильме о тиграх. Возможно, сюжет фильма даже заинтересовал бы ее, но бедный маленький тигренок умер, а презренная съемочная бригада палец о палец не ударила, чтобы его снасти.

В десять часов двадцать минут она решила, что пора закругляться, и отправилась в спальню. День выдался явно неудачным. Клодия уже взбивала подушки, когда послышался звонок в дверь.

Ох, пропади все пропадом. Судя по всему, день должен был закончиться именно появлением Питера-Надоеды. Питер-Надоеда несколько месяцев тому назад поселился в квартире над ними. Странный тип с влажными даже на вид руками, который тем не менее был о себе весьма высокого мнения, впрочем, как и большинство проходимцев. Ему, как видно, взбрело в голову, что жизнь похожа на веселенькую рекламу растворимого кофе и что если у него в доме будет постоянно не хватать то кофе, то пакетиков для заварки чая, то стирального порошка, то рано или поздно одна из этих девушек, проживающих этажом ниже, осознает, что он самый привлекательный мужчина, и превратится в страстную нимфу.

Твердо решив не пускать его дальше порога, Клодия распахнула дверь и замерла, потрясенная, так как увидела перед входом Гая Гамильтона. Она мысленно прокляла себя за то, что надела практичную пижаму. Ну почему, почему она не надела шелковую, цвета слоновой кости? Ну почему у нее вообще не было шелковой пижамы цвета слоновой кости?

Он был в джинсах и сером свитере грубой вязки и пахло от пего шерстью и холодным ночным туманом. Гай показался ей совсем другим: более молодым, более суровым, более приземленным, как будто с него сняли защитную оболочку городского жителя.

– Это вы мне звонили? – спросил он.

Девушка кивнула.

– Как вы узнали?

– Миссис Пирс узнала вас по голосу.

– Но как вы нашли мой адрес? – Еще не получив ответа на свой вопрос, Клодия все поняла. – Наверное, навели справки в агентстве, которое предоставляет вам такси?

Он покачал головой.

– У меня фотографическая память. – Гай едва заметно улыбнулся уголком губ, однако от этой кривой улыбочки сердце у девушки странно затрепетало, как будто ее здорово стукнули и крепко поцеловали одновременно.

– Вы имеете в виду письмо на столе в офисе?

– Да. – Взглянув на ее пижаму, Гамильтон добавил: – Извините. Я понимаю, что уже поздновато для неожиданных посещений.

Клодия взяла себя в руки.

– Я не собиралась ложиться спать. Входите, пожалуйста. Здесь довольно холодно. Чтобы нагреть эту квартиру, никаких денег не хватит, – все равно что отапливать улицу.

Как только, впустив Гамильтона, она закрыла дверь, в разговоре возникла неловкая пауза. Прихожая напоминала по размерам стенной шкаф. Когда Клодия купила эту квартиру, здесь было очень темно. Но побелка сотворила чудо. В углу стояла огромная аспидистра, которую попросту называли «цветочком» и которая, судя по всему, не боялась никаких сквозняков. Теперь, когда здесь находились «цветочек» высотой три с лишним фута и Гай Гамильтон ростом шесть с лишним, прихожая походила уже не на стенной шкаф, а на коробку из-под обуви.

– Вы как будто стали ниже ростом, – произнес он. Клодия только что подумала то же самое.

– Я даю усадку, приняв ванну, – возвестила она беззаботным тоном. – Но к утру мой рост восстанавливается.

Гай снова улыбнулся уголком губ.

– Почему вы позвонили? Передумали?

Набрав полную грудь воздуха, чтобы успокоиться, Клодия сказала:

– Может быть, вы пройдете в комнату?

Слава Богу, в гостиной было прибрано. Здесь было даже уютно, несмотря на ужасный коричневый ковер на полу, который она так и не собралась заменить. Вместо этого Клодия несколько нарушила его мрачную монотонность, разбросав то здесь, то там хлопчатобумажные коврики. Книжные полки по обе стороны камина были заново покрашены кремовой краской и красиво выделялись на фоне темно-зеленой стены. Это она тоже сделала своими руками и очень гордилась, что ей удалось достичь такого же эффекта, как на иллюстрации в журнале «Дом и сад».

Гамильтон, казалось, ничего не заметил.

– Садитесь, прошу вас, – сказала Клодия, указывая на диван. – Могу ли я предложить вам кофе или еще что-нибудь? – Заметив нерешительный взгляд Гая, девушка тут же добавила: – Кофе у меня не растворимый.

– Кофе, пожалуйста. Черный, без сахара.

Только оказавшись на кухне, Клодия почувствовала, как бешено колотится у нее сердце. И не только потому, что он пришел, но и потому, что спички, необходимые для того, чтобы сжечь мосты, потерялись безвозвратно.

«Ты еще об этом пожалеешь, – сурово сказал ей внутренний голос, пока она отмеривала свежесмолотый кофе в фильтр кофейника. – Не говори потом, что я тебя не предупреждал».

Ах, заткнись ты!

Включив кофейник, Клодия метнулась в спальню и торопливо содрала с себя пижаму. Будь что будет, но она не станет принимать у себя мужчину в таком виде. Девушка натянула серые леггинсы, дополнив их нежно-розовым мягким свитером, прикрывавшим бедра. Она несколько раз провела по волосам щеткой, и они шелковистой волной упали ей на плечи. Сразу же передумав, Клодия заколола их на затылке. Потом снова распустила.

Но никакого макияжа. Ни блеска для губ, ни даже капельки духов. Не дай Бог, он подумает, что она сделала это ради него! А как насчет свитера? Не слишком ли глубок у него вырез? Не хотелось, чтобы он подумал, будто она выставляет напоказ все свои прелести.

Внимательно оглядев себя в зеркале, Клодия решила, что вырез свитера не открывает ничего лишнего, если только специально не заглядывать сверху за ворот.

Едва ли Гамильтон станет это делать.

Из кухни доносился аромат кофе.

Достань хорошие чашки, а не эти неприличные старые кружки. И куда, черт возьми, подевался молочник?

Гай, судя по всему, достаточно хорошо освоился в гостиной.

– Спасибо, – пробормотал он. – Пахнет отлично.

Он ничего не сказал по поводу изменений в ее внешнем облике, однако по глазам было видно, что это не прошло незамеченным. Чувствуя, что надо что-то сказать, Клодия попробовала обратить все в шутку:

– Не могла же я принимать практически незнакомого человека в пижаме. Бедненькая сестра Иммакулата, воспитавшая меня в монастырской школе, сгорела бы от стыда.

На этот раз Гай даже не попытался скрыть насмешливый огонек в глазах.

– Ради спокойствия сестры Иммакулаты, – сказал он, подняв глаза к потолку, – я должен добавить, что не какой-нибудь подозрительный незнакомец, а самый нормальный мужчина.

– Именно поэтому она и сгорела бы от стыда.

Насмешливый огонек мелькнул еще раз и погас. Как будто Гамильтон хотел сказать: «Шутки в сторону, перейдем к делу».

– Вы серьезно решились на поездку?

Он не добавил: «Потому что, если вы просто водите меня за нос, мне лучше сразу же уйти и не тратить зря времени», – это чувствовалось по его деловому тону.

Клодия попыталась не обращать внимания на внезапную сладкую боль, возникшую где-то внутри. Как было бы хорошо, если бы Гай сказал сейчас: «Послушайте, в отношении Аннушки я уже все организовал. Я пришел сюда по другой причине…»

Ишь чего захотела! И не надейся.

– Вы правильно поняли: я передумала. – Гамильтон посмотрел на нее проницательным взглядом.

– Что этому способствовало?

– Поступили еще два заказа, выполнить которые я не смогу себя заставить.

– Я так и подумал. – Он быстро взглянул на нее. – Мне потребуется ваш паспорт, чтобы получить визу.

Она сходила в спальню и принесла паспорт, который хранился в ящике прикроватной тумбочки.

Как Клодия предполагала, Гай раскрыл паспорт и в течение нескольких секунд разглядывал первую страничку.

– Хорошая фотография, – сказал он наконец.

– Спасибо. – Клодия поняла, что его похвала относится не к техническому исполнению фотографии. Любой сразу же подумал бы, что этот внутренний свет, эта улыбка и блеск в глазах могут принадлежать лишь без памяти влюбленной двадцатипятилетней девушке.

На самом же деле она сфотографировалась после ленча в компании двух приятельниц, только что вернувшихся после недели отдыха на нудистском пляже. Они изрядно выпили, и в течение всего обеда Клодию одолевали приступы безудержного смеха, когда она слушала описания отвратительного зрелища подрагивающей дряблой кожи, не говоря уже о поразительном разнообразии размеров и типов мужских болтающихся частей тела.

Однако откуда ему знать об атом? Поджав под себя босую ногу, девушка сменила тему.

– Вы объяснили Аннушке, почему я оказалась у вас дома?

– Конечно.

– Она вам поверила?

– Не сразу, но в конце концов даже она поняла, что я не стал бы придумывать подобную историю.

– И что сказала?

– Сначала ничего. Возможно, просто от ярости утратила дар речи. Когда я сказал, что вы отказались от предложения, ярость сменилась злорадством. Она сказала по этому поводу следующее: «Значит, тебе дали от ворот поворот, а? Так тебе и надо!» Я сказал ей, что вы занимались киссограммами на спор, – продолжал Гай. – От этого ваш рейтинг в ее глазах подскочил на пятьдесят пунктов. Мне следовало бы на этом и остановиться, но я, к сожалению, рассказал, зачем вам потребовались деньги. Вы сразу же упали в ее глазах до уровня зануды с благородными идеями.

– Может, лучше сказать ей, что мне захотелось заработать на отдых на Карибском море?

– Теперь поздно об этом говорить.

– Как она отреагирует на то, что я передумала?

– Надуется и, возможно, запрется в своей комнате. Будет часами висеть на телефоне, рассказывая своим друзьям, какой я чудовищный садист, помешанный на контроле, и о том, что она скорее умрет, чем позволит увезти себя в какое-то арабское захолустье.

Именно этот момент выбрал для своего появления на сцене Портли. Он зевнул, потянулся и издал мяуканье, означавшее «не пора ли перекусить?».

Гай взглянул на кота без особого интереса.

– Ну и ну! Чем оно питается? Анаболическими стероидами?

– Это не «оно», а «он»! Вернее, это был «он» до того, как его кастрировали. Теперь из радостей жизни у него остались только еда и сон.

– Бедняга!

Обиженная за Портли Клодия взяла кота на руки и поцеловала в рыжую шерсть на голове. Однако Портли еще не простил ей эпизод с треской. Вырвавшись, он отправился посмотреть, что за гость к ним пожаловал. Усевшись словно каменное изваяние, кот стал внимательно разглядывать Гамильтона немигающим взглядом.

Гай не оставил наглое поведение кота без внимания.

– Тебе не мешало бы посидеть на голодной диете, – сказал он, поднося к губам чашку.

Портли ничуть не обиделся. Наоборот, он решил, что на незнакомце как раз такой шерстяной свитер, в какой он давно мечтал запустить свои когти. Сделав удивительно мощный прыжок к Гамильтону на колени, кот задел чашку, из которой выплеснулся кофе. Гай вскочил на ноги, ругаясь вполголоса.

Клодия в ужасе схватилась за голову.

– Только этого не хватало! Я сейчас принесу тряпку. – Она бросилась на кухню, схватила тряпку, потом решила, что та слишком грязная, взяла из ящика чистое полотенце, смочила его, отжала и снова вернулась в гостиную.

– Извините, ради Бога. Этот кот – совершенно безмозглое животное. – Клодия принялась промокать полотенцем свитер. – Надеюсь, что пятна не останется.

– Все в порядке, – сказал Гай несколько секунд спустя.

– Глупости. Нет ничего хуже пятен от кофе…

– Достаточно, Клодия. – Гамильтон произнес это твердо и так же твердо отстранил ее руку с полотенцем, взяв за запястье.

Она остановилась и взглянула на гостя снизу вверх. Пряди волос упали на ее лицо, а нежно-розовый кашемировый свитер вздымался и опускался на груди в такт учащенному дыханию, которое объяснялось не только тем, что она трудилась над удалением пятна.

Что-то снова отозвалось внизу живота, только на этот раз не мягко и вкрадчиво, а бурно, неистово. У Клодии почему-то задрожали колени.

Гамильтон стоял так близко, что Клодия могла разглядеть крошечные золотистые искорки в его глазах и каждую черную ресницу в отдельности. Она видела едва заметную щетину на лице, ощущала запах мыла, аромат мужского одеколона, смешанный с запахом влажной шерсти.

– Я всего лишь пыталась помочь… – неуверенно пробормотала Клодия.

– Я это ценю, но теперь все в порядке. Нам нужно кое-что обсудить.

Ей каким-то образом удалось заставить себя говорить нормально.

– Одну минутку, я только протру ковер. – Клодия наклонилась и стала яростно тереть два пятнышка от кофе на ковре.

Когда она вернулась на свое место, колени у нее все еще дрожали. Клодия до сих пор ощущала его руку на своем запястье и от этого чувствовала себя несколько ошалевшей.

– Вылет около десяти часов утра в пятницу, – сказал Гай деловым тоном. – У вас есть подходящая одежда? Хоть сейчас и девяностые годы, но одежда, пригодная для пляжей Средиземноморья, совершенно исключается. Колени и плечи должны быть прикрыты; вещи, облегающие… фигуру, тоже исключаются. – Он перевел взгляд на вырез ее свитера. – То же самое относится и к слишком глубоким декольте.

У нее замерло сердце.

Боже милосердный! Он, должно быть, все-таки запустил глаза за вырез, когда я оттирала его свитер!

Собственная реакция ее очень удивила. Ну и что из того, что он заглянул за декольте? Почему это она затрепетала, словно героиня романа времен королевы Виктории?

Ах, подайте мне скорее нюхательные соли!

– И конечно, никаких джинсов в обтяжку, – продолжал Гамильтон.

– Никаких джинсов в обтяжку, – послушно повторила Клодия. В данной ситуации было очень трудно заставить себя смотреть умными глазами и внимательно слушать. С. ней происходило что-то странное, причем речь шла не только об охватывавшем ее трепете. За последние годы она крайне редко вспоминала о сестре Иммакулате, но стоило помянуть всуе ее имя, как тут же появлялся ее дух, как во время спиритического сеанса. Клодия вдруг услышала голос старой монахини, как будто та находилась рядом.

«Если ты примешь это предложение, Клодия, то это должно быть обосновано достойными причинами. Во-первых, ты хочешь добыть деньги для детского лагеря, не поступаясь своими моральными принципами. А во-вторых, ты хочешь помочь этому мужчине выйти из весьма затруднительного положения. Ты не должна принимать предложение только лишь потому, что он…гм-м… что он возбуждает у тебя определенные чувства…»

– Клодия, вы меня слушаете?

Девушка, вздрогнув, пришла в себя и увидела, что Гай, нахмурив лоб, вглядывается в ее лицо, как будто у нее не все дома.

– Слушаю. И очень внимательно. – Морщинки исчезли с его лба.

– Вам придется что-нибудь покупать? Я понимаю, что в магазинах в ноябре выбор уже невелик…

– Думаю, что я обойдусь тем, что есть.

– В таком случае я ухожу. – Он поднялся и размял колени, как это делают длинноногие мужчины. – Мне потребуется номер вашего телефона.

Вот если бы он вам понадобился для чего-нибудь другого.

Клодия записала номер в блокноте, который лежал рядом с телефоном, и оторвала листочек. Гай сунул его в карман.

– Я позвоню завтра или послезавтра.

– Отлично. – Голос ее звучал ровно, по-деловому, но она чувствовала фальшь. – Вы хотите, чтобы я поближе познакомилась с Аннушкой до отъезда?

– Не вижу смысла. Ведь она всеми силами постарается заставить вас отказаться от поездки.

Гамильтон пошел следом за ней к входной двери. Прежде чем открыть дверь, он остановился, держа в руке ключи от машины.

– Вы не просили ничего передать мне, когда позвонили. После того как вы передумали в первый раз, вы не передумаете снова? – Он внимательно вгляделся в лицо Клодии. – Если я переусердствовал, пытаясь втянуть вас в эту авантюру, то так и скажите. Если вы сейчас пойдете на попятную, я не рассержусь. Кому, как не мне, знать, что справляться с Аннушкой – дело не из легких.

В его тоне слышалась не то усталость, не то покорность судьбе. Стоящая перед ним проблема явно не имела решения, и Гай это знал.

Такое положение не могло не удручать этого независимого человека. Клодия видела все как на ладони. Она отчетливо представляла себе, как он ловко справляется с конфликтными ситуациями, возникающими в деловой сфере, или, например, с управлением яхтой во время шторма в открытом море, однако со своей шестнадцатилетней своенравной дочерью Гай справиться не мог.

Клодии не раз доставляло удовольствие видеть, как мужчина, полагавший, что может справиться с чем угодно, начинает понимать, что он все-таки не Господь Бог. Так почему же сейчас все по-другому?

– Я не собираюсь идти на попятную, – голос у нее слегка дрожал, она улыбнулась и пожала плечами. – Не буду рассказывать, что приготовил для меня Райан, но поверьте, мне доставит огромное удовольствие заявить ему, чтобы он убирался… куда подальше.

Гай едва заметно улыбнулся.

– Наверное, нечто такое, что заставило бы сестрицу Как-ее-там-зовут перевернуться в могиле.

– Достаточно гадкое, чтобы вызвать небольшое землетрясение. Учтите, что она всегда считала меня не поддающейся перевоспитанию.

– В таком случае у вас с Аннушкой…

Его прервал звонок в дверь. На сей раз явился Питер-Надоеда со своей самодовольной ухмылкой.

– Ну? – спросила Клодия, сдерживая раздражение. Питер-Надоеда перевел взгляд с Гая на нее и обратно и изобразил на физиономии нечто среднее между удивлением и гаденькой понимающей усмешкой.

– Надеюсь, я ничему не помешал? – Он бросил заговорщический взгляд на Гая, как бы говоря: «Не теряйся, приятель, мы друг друга понимаем».

Клодия почти физически ощутила, как ощетинился Гай.

– Что у тебя случилось на сей раз, Питер? Опять пакетики с заваркой кончились?

– Гм-м… – Надоеда, кажется, утратил свою обычную самоуверенность, возможно, потому, что в трех футах от него стоял Гай, весьма убедительно изображая каменный монолит. – У вас не найдется двух кусочков хлеба? У меня, оказывается, не осталось…

Клодия была готова на любую жертву, лишь бы избавиться от него. С другой стороны, ей показалось, что хлеба у нее самой едва хватит на завтрак.

– Я сейчас посмотрю, но едва ли…

– Немного поздновато попрошайничать у соседей, – резко вмешался Гай. – Кстати, в полумиле отсюда есть заправочная станция, которая работает круглосуточно, а при ней круглосуточно работает магазин.

Питер-Надоеда нервно улыбнулся.

– Разве? Не знал. Наверное, недавно открылся. – Чтобы показать, что его мужское достоинство отнюдь не пострадало, он бросил на Клодию взгляд, говоривший: «Не расстраивайся. Я ведь понимаю, что ты была бы рада принять меня, если бы этот назойливый тип не встал поперек дороги». – Спокойной ночи, лепесточек!

Дверь за Питером закрыл Гай, на лице которого было написано нескрываемое удивление.

– Лепесточек?

Клодия едва сдержалась, чтобы не рассмеяться, чувствуя за собой, однако, какую-то непонятную вину.

– Он ужасно надоедливый тип, но время от времени мне его становится жаль, потому что мне кажется, что он очень одинок.

– Одинок! Как бы не так!

Пол, приятель Кейт, однажды обрисовал сложившуюся ситуацию весьма красочно:

– Этот нахал только и мечтает, как бы стащить штанишки с вас обеих. И, если будете поощрять его визиты, он вобьет себе в голову, что у него есть шанс. Пройдет немного времени, и он облапает одну из вас потными руками – и не приходите ко мне с жалобами. Я вас предупредил!

Все это можно было прочесть в глазах Гая, словно он сам произнес эти слова.

– Он совершенно безобиден, – попробовала оправдаться Клодия.

– Часто он заходит попрошайничать?

Девушка чуть было не ответила, что даже если она ежедневно раздает продукты всем нахалам, проживающим в Патни, его это не касается. Однако она почувствовала облегчение, оттого что Гамильтон без труда отделался от надоедливого соседа.

– Один или два раза в неделю. Не могу же я просто сказать ему, чтобы он отвязался?

– А почему бы и не сказать, черт возьми? От подобных типов только так и можно отделаться. – Голос Гая был по-прежнему резок и холоден, хотя глаза немного оттаяли. – Вы слишком снисходительны. – Чуть улыбнувшись, он отечески потрепал ее по плечу. – Спокойной ночи.

Ночь выдалась далеко не спокойная.

Клодия лежала в постели, укрывшись пуховым одеялом, и ругала себя за то, что неизвестно зачем упомянула о сестре Иммакулате. Дух старой монахини все время бродил рядом, как будто население юго-западного Лондона всю ночь занималось спиритизмом.

Поделом мне, сама виновата. Зачем произносила ее имя всуе?

Но мешала заснуть не только сестра Иммакулата. В течение целого часа после того как Клодия легла в постель, ее мысли занимал Гай Гамильтон. Эти мысли мало-помалу превратились в фантазии, которым она частенько предавалась в ранней юности, особенно во время нудных уроков географии.

Она представляла себе, например, как идет однажды по своей улице возле дома, а в это время совершенно случайно мимо проезжает в своей машине ее любимый певец. Тут совершенно случайно на дорогу выскакивает собака, он резко тормозит и чуть не сбивает Клодию. Она грациозно падает на тротуар. Красавец выскакивает из своего шикарного лимузина, берет ее на руки и несет в дом, а родителей совершенно случайно нет дома – уехали на целую неделю.

Он заботливо осматривает синяки и ссадины Клодии, а она, слабо, но соблазнительно улыбаясь, умоляет его не задерживаться из-за нее. Но он и слышать не хочет об отъезде, потому что опасается, нет ли у нее сотрясения мозга. К понедельнику он безнадежно влюбляется в нее, а Эмма Картрайт, которая нагло увела у нее из-под носа первого в жизни Клодии приятеля, зеленеет от зависти.

Сейчас ею овладели такие же несбыточные мечты, только роль главного героя в них играл некто другой.

Да и мечты были уже не детскими.