Соблазнить парня за 10 дней (СИ, Слэш)

ГЛАВА 1

Ян сидел в столовой, напротив полупустого подноса с едой, и разглядывал белый конверт, лежащий на столе.

Конверт казался ему змеёй, которую подбросил в рюкзак молодому курсанту неведомый насмешник. Тарантулом, который забрался к нему в постель посреди ночи.

Конверт пах почтовыми чернилами и казённой бумагой, на которой присылали извещения семьям погибших на войне. Сургучом и чем-то ещё, неуловимым, но виснущем в воздухе всегда, когда приближаются неприятности.

Конверт пах тоской.

И хотя война давно уже закончилась, и никто из родственников Яна не служил — собственно, у него вообще не было никого, кого бы он мог потерять — Ян всё никак не мог отделаться от ощущения, что конверт сломает его жизнь надвое, и стоит открыть его, как уже не получится жить так, как он жил вчера и позавчера.

— И что с тобой? — на стол рядом с его подносом грохнулся ещё один поднос, и Ян поморщился от неуместности этого голоса, прервавшего воцарившуюся над его столиком траурную тишину.

Где-то вдалеке звенели тарелками. Гудел многоголосый хор кадетских голосов. Со двора доносились стройные удары сапог о плац и слышались команды сержанта.

Ян не слышал ничего. Голоса, тарелки и даже сержант — всё это было где-то за стеклянной стеной, за пределами его личного купола тишины, внутри которого были только он и конверт. А теперь ещё — Андрэ, которого никто не звал присоединиться к тишине.

— Пришло письмо, — многозначительно произнёс Ян. Взял в руки конверт, будто опасался, что Андрэ дотянется до него раньше его самого, и покрутил в пальцах.

Андрэ в ответ покрутил у виска.

— Это, конечно, повод для смертной тоски.

— Да, — произнёс Ян и, откинувшись назад, вздохнул. — Да.

Вообще-то, он отлично знал, что в этом письме. Содержимое конверта было прозаично, как газетная статья, но лично для него драматично, как индивидуально выписанное приглашение на тот свет. В конверте — ни больше, ни меньше — лежал счёт за обучение — за весь прошедший год и, наверное, за весь следующий год.

Письмо приходило уже в третий раз и уже дважды сопровождалось извещением, что если счёт не будет оплачен до октября, Ян будет отчислен без права восстановления — никто не доверял должнику и никто не хотел связываться с ним второй раз.

Ян отчисляться не хотел от слова совсем. Он не сомневался, что многие из сидевших за столиками просторной столовой сделали бы это с превеликой радостью — только бы избавиться от казарменной жизни и никогда не служить. Нефритовая Академия по большей части принимала богатых наследников благородных домов, которые большее представление имели о вине и столичных борделях, чем о чести и благородстве, но именно Ян был не из таких.

Ян был сиротой — с десяти лет. Родители его погибли в пограничных территориях, и ему, как сыну двух офицеров, погибших при исполнении, полагалась возможность получить образование в любом высшем образовательном учреждении Империи.

Ян выбрал Нефритовую Академию, потому что сколько себя помнил — мечтал стать офицером, как отец. Вот только в свои шестнадцать лет он плохо представлял, что образование — это не только успешно сданные экзамены, это ещё и деньги, которые кто-то должен платить.

Государство предлагало дотацию, но, несмотря на громкие слова, её едва хватило, чтобы оплатить первый год. Второй курс нужно было оплачивать самому, и если бы это был обыкновенный ВУЗ, Ян, скорее всего, нашёл бы работу и придумал, чем платить.

В случае же с военной академией этот план не работал совсем — курсантов не выпускали за пределы периметра, а любой заработок на территории академии был исключён.

Мечта, которой Ян жил всю свою сознательную жизнь, со стремительной неизбежностью рушилась в прах, и ему не оставалось ничего, кроме как сказать:

— Чёрт! — и спрятать за пазуху конверт. Делиться с Андрэ своими переживаниями Ян абсолютно не хотел.

Ян вообще не любил говорить о себе — тем более, когда речь шла о том, чтобы жаловаться на проблемы, которые собеседник всё равно не способен решить за него.

Он поднял наконец глаза от столешницы и посмотрел на сидевшего перед ним Андрэ. Тот, похоже, уже напрочь забыл недавний разговор и теперь смотрел куда-то вдаль, за спину Яна, с таким вниманием, будто выцеливал дичь на охоте.

— Не оборачивайся, — бросил Андрэ, краем глаза заметив, что Ян разворачивает плечо.

— Что там? — без всякого интереса спросил Ян и, подтянув к себе плошку с гороховым супом, принялся неторопливо отправлять густую массу в рот.

— Наша звезда. Николя Гриньё.

Ян поморщился. Он увидел перед собой то, что приковало внимание Андрэ, как наяву. Николя, жгучий брюнет с маленьким хвостиком шелковистых волос, стянутом на затылке и нарушавшим любой устав, раскинулся, судя по всему, за столиком у самого окна в парк. Он один занимал места, предназначенные шестерым, но никто никогда не садился рядом с ним, потому что кого приглашать за этот стол — Николя решал исключительно сам. Как правило, он решал не приглашать никого.

Мундир на Николя был, безусловно, небрежно расстёгнут и, вопреки всяким представлениям о морали, демонстрировал уголок загорелой мускулистой груди и золотую цепочку, забегающую за воротник. Яну иногда хотелось дёрнуть за эту цепочку и выяснить, что висит на ней — а заодно разглядеть поближе смуглую шею, покрытую лёгким полупрозрачным пушком.

Николя был хорош и прекрасно знал об этом. Он знал это настолько хорошо, что любой, приблизившийся к нему, буквально читал на дне его чёрных, цыганских глаз беззастенчивое: «Я — бог!» — и иногда Яну казалось, что если спросить Николя в лоб, он произнесёт это вслух.

— Ему вчера подарили новый аэролёт, — заметил Андрэ, наконец опуская взгляд в собственную тарелку, но только затем, чтобы зачерпнуть картофельное пюре и снова исподлобья начать разглядывать Гриньё. — Говорят, развивает до пятисот внешних сил.

Ян снова поморщился. Что его интересовало меньше всего сейчас, так это сколько может выжать новенький, подаренный богатенькими родителями, аэролёт Гриньё.

— Ты только из-за этого на него так уставился? — поинтересовался он и, собрав по тарелке остатки бурой кашицы, запихнул их в рот. Причмокнул — супа было маловато, но таков был казённый паёк, а рассчитывать, что ему, как Николя, выделят премиум-лимит, Ян не мог.

— Ну… — протянул Андрэ, — ещё из-за того, что у него классный зад. Но это ты знал и так.

— Его зада отсюда не разглядеть, — заметил Ян, которому порядком поднадоел этот диалог. — А тебе его не разглядеть вообще.

Андрэ пожал плечами и, откинувшись чуть назад, прикусил только что сварганенный бутерброд:

— Какие мы, — насмешливо заметил он. — Будто тебе там может что-нибудь светить.

Ян поднял бровь.

— Я, вообще-то, и не пытаюсь отыскать у него в заднице огонёк.

— Подумаешь, — Андрэ фыркнул. — Готов поспорить, что если бы он тебе предложил, ты бы лёг и на него, и под него.

Ян, настроение которого после этих слов испортилось совсем, с громким лязгом водворил одну миску в другую и принялся собирать раскиданные по столу салфетки на поднос.

— Идиот, — бросил он.

— Это ещё почему? — Андрэ широко распахнул голубые глаза и с деланным недоумением уставился на приятеля.

— Потому что тебе спорить не на что. Как и мне.

— Да ну… Опять ты о деньгах…

Андрэ тоже составил свои миски стопочкой и следом за Яном поспешил взять в руки поднос.

— Вообще-то, мне как раз прислали содержание на следующий год. Так что я не прочь его прогулять.

Ян скосил на Андрэ взгляд. Семья у того была не сказать чтобы богатая, но деньги всё-таки присылали регулярно, и все подчистую Андрэ спускал в тавернах и кабаках по выходным.

— И ты всерьёз предлагаешь спор? — поинтересовался Ян, чувствуя, как письмо буквально обжигает кожу под кителем.

Андрэ тоже бросил на него косой взгляд и усмехнулся.

— С тобой? О чём тут спорить, Ян, он к тебе даже не подойдёт. На прошлой неделе этот принц отшил даже Альберта.

Ян невольно повернул голову туда, где сидел ещё один местный королёк. В отличие от Гриньё, Альберт был светловолос и узок в плечах, зато китель его сидел так же небрежно, и волосы тоже были на три сантиметра длиннее, чем разрешал устав.

— Таким, как они, можно всё… — пробормотал вполголоса Ян.

— Что? — переспросил Андрэ.

— Ничего, — Ян грохнул поднос на стол для грязной посуды и, скрестив руки на груди, привалился к стене рядом с окошком, а затем прищурился, глядя на Андрэ: — Вот на это и посмотрим.

— М… на что?

— Что он не просто ко мне подойдёт, а ляжет со мной в одну постель. Ну или… на чём там мы с ним будем «делать любовь»?

Андрэ расхохотался. Смеялся он долго и заливисто, запрокинув голову назад и демонстрируя гладкое белое горло с едва заметным кадыком, а потом снова внимательно посмотрел на Яна:

— По-моему, это ты идиот.

— Это ещё почему? — Ян поднял брови.

— Да потому что у тебя нечем отдавать мне долг.

— Какой ещё долг?

— Который ты уже почти заработал, заранее проиграв мне спор.

— Я найду, — произнёс Ян зло и нахмурился. Ему неимоверно не нравилось, когда Андрэ вёл себя так. — Если надумаю проиграть.

Андрэ, на губах которого ещё играла тень улыбки, теперь уже вполне серьёзно смотрел на него.

— Ты что, правда предлагаешь спор?

— А почему нет? — Ян пожал плечами. — Я с ним пересплю. И это будет стоить тебе, — Ян сделал вид, что задумался, хотя сумму он заранее знал — именно она была прописана в письме. — Пятнадцать косарей.

Ян протянул перед собой ладонь и стал молча ждать, когда Андрэ протянет свою в ответ.

Андрэ колебался несколько секунд, а потом крепко сжал его пальцы.

— Тогда по рукам.

Ян уже собирался убрать руку, но Андрэ не позволил:

— Как проверим, кто выиграл спор?

Ян пожал плечами.

— Давай так, — задумчиво произнёс он. — У меня будет десять дней. Начиная с полуночи.

— Смешно, — фыркнул Андрэ.

— Не перебивай. Ты всё равно не будешь ждать год. Так вот… У меня будет десять дней. И в воскресенье я принесу тебе его амулет.

Андрэ поднял бровь.

— Амулет можно украсть.

— Нельзя, — Ян покачал головой. — Ты сам знаешь, он не снимает его даже в душевой. Так что, чтобы добраться до этой штучки, мне придётся провести с ним ночь.

— Ну-у… — протянул Андрэ, — хорошо. Слишком выгодные условия, но если ты вдруг разбогател…

— Эй, Николя! — позвал Ян, заметив, что предмет их разговора тоже ставит на стол использованный поднос. — Разбей нам спор.

Николя обернулся и в недоумении приподнял бровь, будто спрашивал сам себя, какая вошь посмела его отвлечь.

— Замараться не хочу, — бросил он и отошёл прочь.

— Время пошло, — Андрэ хихикнул и сам ударил по узлу, сложившемуся из их рук.

ГЛАВА 2

Первые три дня ушли у Яна на теоретическую подготовку.

Предполагаемую операцию Ян решил причислить к категории «военных» и подошёл к разработке плана с применением всех навыков по тактическому мастерству.

Он разложил на подоконнике своей комнаты в общежитии план территории академии и несколько часов, покусывая карандаш, отмечал пунктиром маршрут движения Николя по территории в течение дня на неделю вперёд — этот маршрут был выявлен путём снятия показаний с двух десятков студентов младших курсов, которым в награду за молчание была обещана защита от того же самого Николя.

Затем он записал в столбик все характеристики общежития предполагаемого объекта, от температуры горячей воды в батареях до рисунка на обоях, который с — риском для жизни — ему удалось рассмотреть через окно, забравшись с биноклем на дерево перед этим самым окном.

Он поставил дежурного первокурсника у медиатеки, и в конце дня тот предоставил Яну список номеров, по которым Николя звонил, и сайтов, куда он заходил.

Ян обнаружил, что с искренним интересом рассматривает этот список, где, вопреки его ожиданиям, преобладали не аукционы подержанных аэролётов, а форумы по астронавигации и были даже две энциклопедии ксенокультур.

Всё ещё покусывая карандаш, он вбивал эти адреса в собственный компьютер в самом уголке медиатеки один за другим и старался не отвлекаться на содержимое, которое было небезынтересно и ему самому, пока над его столом не нависла плечистая тень.

Ян поднял взгляд перед собой и едва не проглотил карандаш.

— Ты за мной следишь?

Николя никогда не казался Яну особо опасным. Просто высокомерным ублюдком, которого было не жаль поставить на место. Он, конечно, был атлетично сложён и не дурак подраться — если честно, то даже очень не дурак. За последние полгода у него насчитывалось пять приводов, и Ян мог только догадываться, сколько удалось замять. Физического воздействия Ян не опасался совсем, хотя в отличие от Николя, которого отпускали с гауптвахты на раз, для него оно могло бы обернуться серьёзными последствиями.

И всё-таки взгляд Николя… завораживал. Приковывал к месту, как бабочку прикалывают иголкой к стене. От него поджимались мышцы живота и хотелось расправить спину, как на плацу.

— С чего это ты взял? — Ян поднял бровь.

— С того, что какой-то пацан шляется за мной по всему периметру и записывает что-то в тетрадочку, подписанную «Яну Дрино».

Ян непроизвольно чертыхнулся и покосился на вход, где, скромно потупившись, стоял пойманный на месте преступления первачок.

Ян выгнул руку и из-под парты погрозил мальцу кулаком. Сам же продолжал как ни в чём не бывало смотреть на Гринье.

— Может, он влюбился в тебя?

Николя лишь презрительно вскинул бровь и швырнул тетрадку на стол.

— Не лезь ко мне, малёк. Усёк?

Ян поджал губы и промолчал. Он давно уже не был мальком. Может, и не вышел телосложением так, как Гринье, но нормативы всегда сдавал отлично — а вот по весу проходил с трудом. «Не всем же гамбургеры из города таскать», — подумал обиженно он, но ничего не сказал.

Гринье тоже настаивать не стал — развернулся и пошёл прочь.

Ян выключил компьютер и, ещё раз погрозив первачку кулаком, спрятал тетрадку за шиворот.

«Объект слежку обнаружил, — подумал он. — Пора переходить ко второй ступени».

Вечером того же дня Ян прошёл в ванную, улёгся на пол и, добравшись до идущей от стока вниз трубы, вспорол гофру ножом для бумаг. Потом встал, отряхнул китель, который, за неимением другой одежды, даже вечером не снимал. Включил кран и выкрутил воду на полную.

Сам он вернулся в комнату, встал перед зеркалом и стал ждать, внимательно рассматривая своё отражение. Брови можно было бы и подправить — Ян поморщился и пригладил их рукой. Потом провёл пальцем по длинному прямому носу, должно быть заметно портившему его лицо в глазах «самцов» — Ян обладал северным, нордическим типом внешности. Светлые волосы его у большинства людей ассоциировались с мягкостью, а у мужчин, заключённых в рамки устава — ещё и с возможностью трахнуть кого-нибудь.

Светлыми волосами, впрочем, здесь дело и заканчивалось — высокие скулы, ледяные глаза и этот самый длинный прямой нос за километр выдавали в нём кадета военного училища: всегда голодного, но очень гордого. И даже если бы Ян мог, как Альберт, отрастить волосы ниже мочек ушей, они всего лишь усилили бы этот диссонанс.

Ян наклонился поближе к зеркалу и пригладил волосы пятернёй, пытаясь зачесать их немного вбок. Вышло откровенно смешно, просто потому, что местный парикмахер не оставлял ничего, что можно было бы зачесать.

Он хотел было зайти в ванную и испробовать ещё один способ, но не успел — со стороны двери послышался яростный стук.

Ян покосился на дверь. Шагнул к ванной. Прыгая на носочках по мокрому полу, добрался до крана, выключил воду. Затем цапнул с полки шампунь и смочил в нём пальцы, ещё раз провёл по волосам — теперь они лежали куда ни шло.

Ян вышел и, крикнув:

— Иду, иду! — принялся неторопливо открывать дверь.

Взбешённого прапорщика Кацу, обитавшего этажом ниже, Ян слушать не стал. Молча стоял по стойке смирно и смотрел перед собой, пока тот исследовал зону потопа.

— Идиот! — наконец выдохнул тот.

— Так точно, сэр! — подтвердил Ян.

— На территории общежития объявляется карантин!

Ян с деланным недоумением посмотрел на него.

— А мне что делать? У меня нормативы с утра, надо поспать.

Кацу некоторое время буравил его недовольным взглядом.

— Найди свободную койку. Или всему надо учить?

— Свободная только в блоке Николя Гринье.

— Ну вот у него и поспи. Мне-то что.

— Прошу выдать письменное разрешение, сэр! — отчеканил Ян.

Кацу поморщился.

— Зайди в комендантскую. Скажи — я прислал.

— Так точно, сэр!

Ян развернулся на каблуках и, печатая шаг, двинулся по коридору прочь.

В комендантской вопрос тоже удалось решить без всяких проблем, и уже через десять минут Ян стоял у комнаты Гринье со своим ключом и набором постельного белья.

Он честно постучал, а не получив ответа, отпер замок и вошёл внутрь.

В душевой шумела вода — Ян знал, что ванная тут тоже оборудована не по уставу, но разглядеть её из окна ему не удалось. Хозяин комнаты, видимо, нежился в горячей воде.

Свободная кровать, положенная по уставу для помещений свыше двадцати метров — в комнате Гриньё было двадцать два — была напрочь завалена барахлом. Здесь лежали атласы, книги по астрономии, учебники по астронавигации и ещё бог знает что.

Ян поморщился — он бы никогда не позволил себе такой бардак. Бросил постельное бельё на единственный свободный стул и принялся по одной перекладывать раскиданные книги на письменный стол, попутно складывая их стопочками в соответствии с тематикой — отдельно астрономия, отдельно навигация, отдельно… Ян замер ненадолго, наткнувшись взглядом на историю окраинных культур, которая не вписывалась в общий рисунок, и развернулся, чтобы опустить её в отдельную стопочку на стол, но так и остался стоять, разглядывая оказавшегося в опасной близости от него обитателя блока.

От Николя в кителе трудно было отвести взгляд. Для того, чтобы пробудить фантазию, вполне хватало какого-то болезненно изящного изгиба шеи, её необыкновенно аппетитного, с лёгким оливковым отливом, цвета, который так и хотелось ощутить языком.

Николя без кителя перекрывал все эти ощущения, как девятый вал перекрывает бег ручейка.

Ян зачарованно разглядывал будто выточенные из камня плавные изгибы мускулов на животе и груди, свёрнутый аккуратной спиралькой пупок, узенькую дорожку чёрных волос, убегающую вниз — под линию полотенца.

Он поднял глаза, снова мысленно оглаживая контуры возникшего перед ним тела. Задержался на красной капельке драгоценного камня, лежащей между широких аккуратных ключиц, и скользнул вверх, по выемке к подбородку, уже подёрнувшемуся дневной щетиной.

— Как это понимать? — Ян зафиксировал взгляд на чуть полноватых, почти коричневых губах. Затём дёрнул головой и заставил себя посмотреть Николя в глаза, но тут же пожалел об этом, потому что если движения губ просто гипнотизировали его, то в глазах он попросту тонул.

— Эм… — Ян снова качнул головой, отгоняя наваждение и напоминая себе, что Николя, скорее всего, производит такой эффект не только на него. — В смысле? Мне было некуда лечь.

— Что? — Николя шагнул к нему, обдавая запахом разгорячённого тела и морской соли, обволакивая им. Ян втянул запах через нос, позволяя этой маленькой частичке Николя проникнуть внутрь себя и чувствуя, как набухает в паху от одной этой мысли — что Николя у него внутри.

— Что–что?

— Чёрт бы тебя побрал, я спрашиваю, что ты делаешь у меня в спальне в половине первого ночи?

Ян дёрнул головой, снова пытаясь избавиться от странного наваждения, накрывшего его с головой.

— Я собираюсь здесь ночевать, — услышал он свой голос словно чужой.

Николя изогнул бровь.

— Как это понимать?

— У меня в блоке потоп. Комендант распорядился мне обосноваться здесь, пока проблема не будет решена. Вот.

Ян, не глядя, достал из кармана записку с печатью и вытянул её перед собой.

Николя взял записку в руки и, скосив на неё взгляд, прочёл. Судя по времени, несколько раз.

— Как это… — хотел было спросить он, но понял, видимо, что спрашивает уже в третий раз, и только усмехнулся одним уголком губ. — Ну просто кайф. Ведь договорились же, что эта комната полностью моя!

— Делиться нужно, — рассудительно заметил Ян и, всё-таки опустив последнюю книгу на стол, потянулся к своей простыне. — И ближним помогать.

Николя наградил его таким взглядом, как будто он сам был обитателем неизученной планеты, и покачал головой.

— И надолго это всё? — поинтересовался он, наблюдая, как Ян застилает постель.

— На семь дней. Не больше, могу обещать.

Наступила тишина. Ян неторопливо растягивал простыню по матрасу. Затем переложил подушку и одеяло и только потом обернулся к Николя.

Николя на него уже не смотрел — сидел на собственной кровати, вытянув ноги, и листал ту самую книгу по истории культур.

Ян покосился на ванную. Засыпать не помывшись он не привык, но Гриньё вряд ли бы сильно обрадовался тому, что кто-то забирается в его дизайнерскую сантехнику, а тащиться в общую душевую через весь этаж было лень. В конце концов Ян решил, что пару дней можно и потерпеть, и, отвернув уголок одеяла, принялся укладываться в кровать.

— Душ не забудь принять, — разрезал тишину комнаты металлический, какой-то даже неживой голос Гриньё, от которого мурашки бежали по спине. — Ненавижу запах чужого пота рядом с собой.

— Тащиться далеко, — признался Ян, но забираться в постель перестал.

Гриньё с недоумением посмотрел на него:

— Не тупи, а? — почти что просительно произнёс он. — Мыло, надеюсь, у тебя с собой?

Ян покачал головой.

— Не успел собрать. Прапорщик выгнал из блока, не оставил времени ни на что.

Гриньё поморщился и, отложив книгу, направился к двери, а Яна пальцем поманил за собой.

В ванной ещё сильнее пахло Николя — мускусом, лесными цветами, морской водой.

— Это, это и это не брать, — он указал на открытый флакончик с шампунем, почти закончившийся обмылок и измятое полотенце в корзине с грязным бельём — Ян не преминул отметить про себя, что у него такой не было, как не было и ещё кучи прибамбасов, которые тут висели по стенам и лежали на полочках.

— Это всё разрешено? — почти машинально поинтересовался Ян, поднимая с полки неуставной бритвенный станок.

— Не знаю, — Николя поморщился, — я такого вопроса не задавал. Душ знаешь, как включать?

Ян хотел ответить: «Да» — но окинул взглядом смеситель явно несерийного производства и только покачал головой.

Ян не любил признаваться, что чего-то не знал. И в любой другой ситуации после нескольких проколов подряд почувствовал бы себя сконфуженным, начал злиться и оттого дерзить. Но запах Николя, витавший в воздухе, почему-то расслаблял. И когда тот, взяв его за руку, опустил пальцы Яна на вентиль и принялся объяснять, это ощущение расслабленности стало только сильней. Ян подумал, что Николя очень хорошо умеет объяснять.

— Долго воду не лей, я в час ложусь спать и хочу, чтобы к этому времени в блоке было тихо и темно, — закончил наконец тот и убрал свою ладонь.

Ян кивнул.

— Спасибо, — машинально произнёс он.

Николя вышел, а Ян вдруг с неудовольствием обнаружил, что аромат теперь стал слабей, да и вообще ванна показалась холодной и пустой, несмотря на клубящийся в воздухе пар. Он сполоснулся по-быстрому и отправился спать.

ГЛАВА 3

Ян проснулся спозаранку — когда радио, висевшее над дверью, включилось и заиграло марш бойцовых ящеров.

У него давно уже выработался рефлекс — по первому звуку тело само принимало вертикальное положение, а на третьем такте ноги опускались на пол и руки принимались делать зарядку.

Уже разминая плечевые суставы, Ян бросил взгляд на соседнюю кровать — Николя видно не было. Только торчала над одеялом подушка, под которой слабо шевелилось чьё-то плечо.

— Ты вставать не собираешься?

— Потише нельзя? — из-под подушки выпросталась рука и, взбив её снова, исчезла под одеялом.

Ян перешёл к поворотам корпуса и теперь смотреть на Николя было не совсем удобно.

— У вас разве нормативов нет?

— Норма… чего? — подушка упала на пол, прозвучала невнятная ругань, и на Яна уставились удивлённые чёрные глаза.

Ян перестал вертеться и, сосредоточив взгляд на своём временном соседе, подумал, что спросонья тот необычайно мил — Николя походил то ли на мокрого котёнка, то ли на выбравшегося из норки крота.

Поразмыслив недолго, Ян сообщил об этом вслух.

— Врежу сейчас, — ответил Николя, и Ян заметил, что рука его инстинктивно легла на амулет, будто проверяя, на месте ли он.

— Что это за штука? — спросил Ян, кивая на красный камень в золотой оправе, лежавший между загорелых ключиц.

— Много будешь знать… Что ты там про нормативы плёл?

— В девять часов сдаём бег!

Николя посмотрел на стоявшие на столе часы. Потом снова на Яна.

— Семь утра, — многозначительно произнёс он.

— Зарядка, контрастный душ, завтрак, разминка…

— Пошёл ты… — Николя снова отвернулся и, подобрав с пола подушку, водрузил её сверху на себя.

Ян тем временем закончил первый пункт своей программы и перешёл ко второму — в этот раз с душем он разобрался самостоятельно, а когда вернулся в комнату, увидел, что Николя сидит на подоконнике и держит в руках большую кружку, а по комнате разливается запах дорогого инкапсулированного кофе.

— Кипятильники в здании общежития запрещены! — машинально процитировал Ян устав и замолк, внимательно разглядывая Николя. Всё-таки Андрэ был прав — Николя был очень аппетитным куском. И задницей этот вопрос вовсе не ограничивался.

— Слушай, заткнись, а? — произнёс «вкусный кусок». — Тебя сюда пустили пожить — так не гунди, радуйся, что я тебя на коврике у двери не положил.

Ян не обиделся. Напротив, потянулся, стараясь продемонстрировать то подобие мускулатуры, которое ему удалось развить, подхватил будто бы случайно свалившееся с бёдер полотенце и, на ходу завязывая его по новой, подошёл к Николя.

Николя сидел неподвижно. Подоконник был средней высоты, и хотя сам Николя был чуть выше Яна, сейчас получалось, что он смотрит на Яна снизу вверх.

— Тебе говорили, что ты очень красивый? — спросил Ян, останавливаясь в опасной близости от него.

Николя сглотнул.

— Да. И что? — спросил он.

Ян задумчиво молчал. Он не был уверен, что врёт — точнее, был уверен, что не врал. Если бы у него был шанс завалить такого парня в постель, он, пожалуй, не отказался бы. Просто этот шанс никогда не было смысла рассматривать всерьёз. Николя не подпускал к себе никого. А теперь он сидел вот так близко. Правда, огрызался без конца — но это почти не портило его.

Ян глубоко вдохнул и твёрдо сказал себе, что такой тактикой не добьётся ничего. Николя слишком привык, чтобы им восхищались. Надо было пробовать что-то ещё. Что-то, к чему он не привык, вот только что?

— А то, — протянул он и отвернулся к потолку, — что странно: такой красавчик — и такой сноб.

Он рассчитывал зацепить Николя своими словами, но произошло что-то не то. На секунду во взгляде того в самом деле мелькнула злость, но вместо того, чтобы огрызнуться, Николя попросту отвернулся к окну.

Ян стоял, не уверенный в том, что делать теперь.

— Что? В точку попал? — уже по инерции поинтересовался он, но Николя только бросил, не оборачиваясь:

— Уйди.

Сказано это было таким тоном, что Ян понял — сейчас с ним бесполезно говорить. Он отвернулся и принялся одеваться, стараясь не смотреть в сторону Николя, и только когда уже застёгивал перед зеркалом последние крючки на кителе, увидел в отражении, что тот, наоборот, повернул голову и внимательно смотрит на него.

— Ну, как твои дела? — Андрэ подкрался сзади и хлопнул Яна по плечу с такой силой, что тот едва не подавился овсянкой, которую только что запихнул в рот.

Завтрак был таким же куцым, как и обед, и пока Андрэ обходил его сбоку, Ян с завистью рассматривал лежащие на его подносе сваренные вкрутую яйца, два тоста и компот. Всё это не входило в его собственный паёк.

— Уже четвёртый день, вы с ним уже?.. — Андрэ опустился на свой стул и пошевелил бровями.

Ян обнаружил, что ему почему-то не хочется отвечать ничего.

— Всё по плану идёт, — коротко произнёс он и, быстро запихнув в рот две оставшиеся ложки каши, собрался вставать.

— Эй, ты куда? — Андрэ попытался поймать его за рукав. — Мы на бег разве не вместе идём?

Нормативы обычно сдавали по блокам и корпусам, и Андрэ, живший в соседнем от Яна блоке, был первым кандидатом в его соперники в любом спарринге.

— Боюсь, у меня другие дела, — буркнул он и, подхватив поднос, понёс его прочь.

Николя стоял у начала размеченной красными мазками беговой дорожки. Вернее, не совсем у начала, а на небольшой площадке, предварявшей её.

Бежать должны были по двое — сначала обитатели первого, потом второго — и так далее корпусов. Все четыре курса сдавали нормативы вместе, так что на площадке собралась уже немалая толпа.

Рядом, но всё же немного в стороне, стояли Арнольд и группка его друзей. На Николя из них не смотрел никто — напротив, объект притязаний Яна даже в типовом спортивном костюме, состоящим из шорт и спортивной куртки с красной полосой на груди, отличался от них как ворона от стаи белых лебедей.

Ян размял плечи, собираясь с силами — он был почти уверен, что через пару минут Николя его отошьёт, но не хотел упускать ни одного шанса — и направился к Гринье.

На полпути его обогнал какой-то парнишка со второго курса, которого Ян по имени не знал. Ян с неудовольствием отметил, что этот явно из блатных — неуставные кудряшки на голове выдавали его с лихвой, да и лицо было сладеньким, как ванильный торт.

— Господин Гринье, — пропел малец, приближаясь к Николя, — позвольте предложить вам поучаствовать в забеге со мной.

Николя окинул его презрительным взглядом и демонстративно остановил этот самый взгляд у парнишки над головой — теперь получалось, что он смотрит прямо Яну в глаза.

— Нафига? — произнёс он.

— Потому что мистер Белоснежка хочет посмотреть, как сверкает впереди твой великолепный зад, — произнёс Ян, не давая мальчишке и рта раскрыть.

Тот попытался что-то возразить, но Ян отодвинул его в сторону, взяв за плечо.

— Ну что, пошли?

Николя надломил бровь.

— Куда?

— Покажешь, что ты это делаешь лучше меня.

Николя продолжал смотреть на него, не меняя выражения лица, только в глазах его загорелся любопытный огонёк.

— Слушай, Дрено… Что тебе надо от меня? — поинтересовался он и сделал шаг вперёд.

— Ничего. Просто все бегут по блокам. А мы теперь в одном блоке с тобой.

Николя какое-то время молча смотрел на него. Видно было, что он не верит в слова Яна ни на грош.

— Кроме того, я хочу посмотреть, насколько твоя благородная задница лучше моей. Говорят, все великие дома давно выродились, и их наследники не могут уже ничего.

— Гринье — не великий дом.

— Расскажешь потом. Так что?

— Ты отвалишь от меня, если я соглашусь?

— Может быть. Если ты сможешь меня обогнать. Но если нет — награда с тебя.

— Какая к чёрту награда? Совсем оборзел?

— Я подумаю. М… Желание, например?

Гринье с сомнением смотрел на него.

— Если денег — то у меня нет.

— Не волнуйся. Придумаю что-нибудь ещё. Так мы идём?

Николя постоял, пытаясь отыскать в происходящем подвох ещё пару секунд, а потом шагнул вперёд и толкнул Яна в плечо, сопроводив действие коротким: «Идём».

Они подошли к столу регистрации, и хотя список пар уже занимал пару страниц, Николя просто произнёс:

— Я хочу отбегать сейчас.

Сержант, сидевший за столом, с сомнением посмотрел на него. Хотел что-то сказать, но, открыв рот, произнёс:

— После семнадцатой. И кто с тобой?

— Дрено.

Регистратор кивнул и принялся что-то черкать в тетради.

Всё это время Николя не отпускал плеча Яна и, теперь подтолкнув его к стартовой полосе, принялся пробиваться туда, минуя очередь.

— Зачем так? — спросил Ян ему в спину. — Подождать не мог?

— Влом.

Ответ был исчерпывающим, и Ян решил принять его как данность.

Пара, бегущая перед ними, уже стартовала, и Ян, заняв позицию, принялся разминать суставы. Николя стоял неподвижно, спрятав руки в карманы, и насмешливо смотрел на него.

— Ты настолько уверен в себе? — спросил Ян, вытягивая руки над головой.

— Мне просто… всё равно, — тот пожал плечами и повернулся к старту.

Тренер вытянул перед собой руку, давая на пальцах отсчёт, и принялся отгибать один за другим. Затем прозвучал свисток, и оба курсанта рванулись с места.

Николя бегал довольно хорошо — Ян рассчитывал, что получит преимущество за счёт того, что весит меньше и больше приспособлен для лёгкой атлетики, но преимущество это оказалось иллюзорным. Несмотря на отсутствие разминки, Николя держался с ним наравне. Они уже заканчивали круг, и Ян порядком запыхался, а Николя всё ещё дышал ровно и начинал вырваться вперёд.

Ян в самом деле увидел его великолепную задницу прямо перед собой, когда впереди показалась финишная линия. Поражение, маячившее вдалеке наравне с ней, было для Яна в сто раз обидней всех поражений, потому что оно означало бы проигранный спор, а следом и потерю денег на обучение в этом году. Это поражение означало потерю всего, и Ян рванулся изо всех сил вперёд, зацепился кроссовком за гравий и рыбкой полетел вперёд. Он уже готовился встретиться с мелкими камешками лбом, когда рука Николя подхватила его за локоть и рванула вверх, едва не выворачивая сустав из плеча, одновременно подталкивая вперёд и почти зашвыривая за финишную черту.

Прозвучал свисток и голос судьи:

— Восемь тридцать восемь, восемь сорок. Отлично и хорошо.

— А тридцать восемь у кого? — спросил Ян, ещё осоловевший слегка после своего недолгого полёта.

— Придурок, у тебя, — услышал он из-за плеча. — Если б не твоя неуклюжесть, было бы и у меня.

Ян обернулся и в недоумении посмотрел на него, но Николя на него не смотрел — он уже медленно брёл по дорожке прочь.

— А наш уговор? — крикнул Ян ему вслед.

— Разберёмся потом, — Николя даже не повернул головы.

Осоловение не проходило весь остаток дня. Ян не понимал, что произошло. Николя вполне мог избавиться от него, но почему-то не стал. Про то, что тот ещё и запорол свой норматив, Ян и думать не хотел — в конце концов, очевидно было, что Николя на любые формальности плевать.

Всё это давало некоторую надежду, в которую Ян опасался поверить раньше времени — тем более, что вместе с надеждой просыпалась ещё и совесть. Эту Ян прогонял от себя целиком.

Уже вечером, после занятий и ужина, Ян постучался в дверь комнаты Николя и тут же вошёл.

Тот сидел на кровати, не снимая мундира, и читал.

— И чё ты стучишь? — спросил Николя, глядя на него. — А если бы я не открыл?

— У меня свой ключ, — растерянно произнёс Ян.

— То-то и оно.

Ян спрятал руки в карманы и подошёл к Николя.

— Что ты читаешь? — спросил он.

Николя только теперь бросил на него взгляд поверх книги. Вообще-то, Ян прекрасно знал, что он читал. Эта книга была в том списке, который составили для него первачки, следившие за Николя в прошлые дни. Просто Ян не очень понимал, откуда у курсанта, для которого военная академия была чем-то вроде обязательного условия для вступления в светскую жизнь, интерес к астронавигации и дальним мирам.

— Тебе не всё равно? — спросил Николя.

— Если спросил, значит не всё равно.

— Не значит нифига, — Николя захлопнул книгу и положил рядом с собой. — Ну, говори, что ты хотел?

— М… Тебя.

Николя поднял бровь, и Ян понял, что сейчас нужно очень осторожно соизмерить степень того, как далеко он зайдёт, чтобы не спугнуть дичь раньше времени.

— Я хотел бы съездить в город завтра вместе с тобой. Ты по средам ездишь всегда, а у меня машины нет.

— И всё? — Николя изогнул бровь ещё сильней.

— Вроде того.

Николя молчал.

— Вообще-то, — сказал он, — это исключено. У меня не будет времени нянчиться с тобой.

Проще всего было бы сказать, что Ян может нянчиться с собой сам, но поскольку он как раз-таки и хотел занять Николя своей персоной на всё время поездки, то этот вариант не подходил.

— У тебя там девушка? — спросил Ян в лоб.

— Что? — было видно, что Николя с трудом сдерживает смех.

— Ну, ты же здесь не встречаешься ни с кем…

— Ну и что?

Ян не ответил. Можно было ожидать, что на этом Николя и закончит разговор, но тот снова задал вопрос:

— Может, тут просто нету того, с кем бы я хотел?

Ян фыркнул и, отойдя чуть-чуть, опустился на вторую кровать.

— Прям-таки нету среди четырёхсот учеников?

— А почему бы и нет?

— Ты так придирчив? Или просто не любишь парней?

— Может быть.

— Отличный ответ.

— Да. Не мешай, я хочу почитать, — он снова взял в руки книгу, давая понять, что больше не будет говорить ни о чём.

Ян сделал вид, что понял намёк, и принялся расстёгивать китель, больше не глядя на Николя. Когда он уже заканчивал и встал, чтобы повесить на вешалку мундир и отправиться в душ, то услышал за спиной:

— Я тебя отвезу. Только не удивляйся ничему.

ГЛАВА 4

Всю среду Ян пребывал в малообъяснимой эйфории.

Когда он пытался выяснить, с чего эта самая эйфория началась, то почему-то вспоминал свою утреннюю зарядку — как его тощая фигура отражается в зеркале, а откуда-то из-за спины то ли поясницу, то ли задницу сверлит внимательный взгляд соседа по комнате. Взгляд этот мешал сосредоточиться на зарядке, которую руки, тем не менее, делали на автопилоте, и заставлял позорно подниматься член в трусах.

— Уно, дос, трес, кватро! — отсчитывало радио, а Ян чувствовал, как каждое колебание воздуха лёгкой дрожью отзывается в паху. Наверняка Николя видел этот позор, но от этого позор становился только выше и сильней.

Впрочем, Гринье так ничего и не сказал.

Напротив, когда Ян опозорился ещё раз, уже в ванной — задумавшись об утреннем инциденте, он едва не ошпарил себе плечи кипятком и, в последний момент успев вывернуть душ, облил им не только кафельный пол ванной, но и неуставной паркет в комнате — Николя с матом ворвался к нему, отобрал душ, но лишь заметил язвительно:

— Хочешь, чтобы и меня из общаги выгнали?

— Извини… — растерянно пробормотал Ян, ещё не отошедший до конца от происшествия. За все прошедшие два года обучения — да и за все предыдущие годы в интернате — он ни разу настолько не терял над собой контроль.

Николя недовольно поджал губы и скептически осмотрел порозовевшие плечи.

— «Контрастный душ!» — передразнил он. — Вылезай!

Ян почти инстинктивно среагировал на командирские нотки в его голосе и уже через две минуты обнаружил, что сидит на стуле посреди комнаты, а Николя мягкими круговыми движениями втирает в обожжённые плечи какой-то крем. Надо сказать, что эти движения, как и сам крем, густо пахнущий камфорой, тоже были неуставными и явно не имели никакого отношения к занятиям по первой помощи. Ян сам не знал, почему подумал об этом — просто абсолютно отчётливо ощутил, что это именно так. И тут же снова промежность предательски начала сосредотачивать внимание на себе, так что оставалось только прикрыть её руками и надеяться, что Николя не заметит ничего.

Николя последним протяжным движением провёл Яну вдоль спины, пропуская по позвоночнику волну мурашек.

— Всё, — сказал он тихо, будто и самого его эта процедура загипнотизировала так же, как Яна. — Футболку помягче одень, а то весь вечер испортишь мне.

Ян машинально кивнул. Футболки у него не было. Только уставная майка, но говорить об этом Николя он не стал — и вполне по уставу мучился бы от своей глупости весь день, если бы против всякой логики губы его не расплывались в улыбке при воспоминании о руках Николя и о том, как тот таращился на его зад.

Яну было стыдно. Он отлично понимал, что запал — как какой-нибудь первачок, каких за Николя всегда таскались целые стаи. Свою же операцию он едва ли довёл до середины — Николя по-прежнему огрызался и не рассказывал о себе ничего.

К вечеру он успокоился кое-как и, приведя себя в порядок в общей уборной, вернулся в их совместный с Николя блок; как казалось Яну, абсолютно готовым к выходу.

Уже у двери он столкнулся с Андрэ, который тихо ойкнул, едва не врезавшись в него, и замер, прикусив губу.

— Что-то хотел? — спросил Ян рассеянно, решив, что Андрэ попросту не может сдержать любопытства и снова пришёл выведывать, как продвигается спор.

— Н-ничего, — торопливо ответил Андрэ, — так… бумажки приносил от коменданта. Для Гринье.

Ян хмыкнул, но вдаваться в выяснения не стал, тем более что из комнаты послышался грубый голос Гринье:

— Ну что там ещё?

Изнутри рванули дверь, которую Андрэ так и не успел до конца закрыть, и Ян увидел на пороге Николя — с бровями, сведёнными к переносице, и сердито опущенными вниз уголками губ, но аккуратно расчёсанного и… одетого в белый пушистый свитер с высоким воротником.

— Ой, — сказал Ян, который в первую секунду своего соседа даже не узнал.

— Ой, — почти хором с ним произнёс Андрэ и, попятившись, натолкнулся на стену, а затем развернулся и рванул по коридору прочь со всех ног.

Ян и Николя проводили его внимательными взглядами, но ни один из них ничего не сказал. Зато уже через секунду рука Николя втянула Яна в комнату и захлопнула дверь за его спиной.

— Ты идёшь или нет? — прошипел Николя ошалевшему Яну прямо в лицо, прижимая его всем телом спиной к стене.

Ян, и без того не успевший до конца понять, что произошло, порядком разомлел от этой близости, от сильного и горячего тела, вжимавшегося в него, и от желания так же вжаться в ответ, сдавить, смять, сделать своим.

— Да, если ты меня выпустишь! — выдохнул он после долгой паузы, рывком собравшись с силами и заставив себя собраться.

— Тогда это что? — Николя отстранился и провёл рукой сверху вниз, очерчивая контуры его кителя.

— Что? — Ян непонимающе нахмурился и склонил голову вбок.

— Я спрашиваю, ты в этом дерьме собрался идти?

— Это не… — обиделся Ян. «Не дерьмо, а парадная форма курсанта Нефритовой Академии!» — хотел закончить он, но тут же до него дошло, что они, вообще-то, собираются в самоволку, и парадная форма будет смотреться не совсем уместно. — У меня другого нет, — растерянно закончил он. План летел к чертям. Яну оставалось только проклинать свою беспечность, виной которой, безусловно, была несвоевременная эйфория, накрывшая его с самого утра.

— Идиот! — резко ругнулся Николя и, убрав руки в карманы, прошёл по комнате от двери к окну и обратно. Потом ещё раз — к окну, и остановился, спрятав руки в карманы и глядя в темноту.

Ян медленно приходил в себя. Можно было сходить за шмотками к Андрэ — правда, тому было не слишком-то выгодно ему помогать, но Ян уже придумал, что соврать.

Мысль не успела оформиться в окончательное решение, когда Николя, тоже всё это время думавший о чём-то своём, резко развернулся и, подойдя к шкафу, распахнул дверцы.

— Иди сюда, — приказал он, и когда Ян, отклеившись от стены, приблизился к нему, вручил тому джинсы и ещё один свитер, такой же огромный, как тот, что был на нём, только небесно-голубой. — Три минуты, — бросил он и отвернулся, чтобы снова уставиться в окно.

Дважды предлагать Яну не пришлось. Он уложился в уставные сорок секунд — даже опередил норматив, если учесть, что ему нужно было не только одеться, но и раздеться.

— Курсант Дрено к выходу готов! — отрапортовал он и замолк, встретившись с таким же тяжёлым, как и минутой ранее, взглядом Гриньё.

Что-то с Николя было не так, но Ян никак не мог понять что. Он не так уж хорошо знал этого парня, да и раньше Гринье никогда не был душой компании, и всё-таки сегодня он был какой-то не такой.

— Пошли, — бросил Николя, снова разворачиваясь к окну. Открыл одну створку и легко перепрыгнул через подоконник, так что Ян машинально рванулся следом в попытке поймать его хотя бы за рукав — как-никак блок располагался на втором этаже.

Он тут же отругал себя за глупую заботу, когда увидел, что Николя не только в порядке, но и успел ловко устроиться на кожаном сиденье серебристого аэрокара с откидным верхом.

— Тот самый «Орёл»? — спросил Ян, перепрыгивая через подоконник следом за ним. В аэрокарах он разбирался не очень, но всё же догадывался, что на «того самого Орла» он мог бы копить всю жизнь, но так и не накопить.

— Закрой окно, — равнодушно приказал Гринье и, заметив, что Ян безуспешно пытается выполнить приказ, но явно не понимает, как справиться со створками снаружи, привстал, так что аэрокар покачнулся в воздухе, и сделал всё сам.

На вопрос Яна он так и не ответил.

Всю дорогу до города в кабине царила тишина.

Ян искоса поглядывал на Гринье, который оставался всё таким же мрачным. Гринье, напротив, ни разу не посмотрел на него.

— Тебе куда? — спросил Николя, когда первые огни небоскрёбов и посадочных площадок замелькали с обеих сторон.

Ян сглотнул. Голос Николя впервые за эти два дня неприятно скрежетал по нервам, но Ян всё же справился с собой и негромко сказал:

— С тобой.

Николя метнул на него быстрый взгляд, но ничего не сказал, только продолжал гнать машину вперёд.

— Мне, собственно, некуда идти, — сказал Ян растерянно и даже честно. — Я просто хотел выбраться из казармы на денёк.

Он заметил, что Николя недовольно поджал губы, и приготовился встретить сопротивление, но тот только сказал так же тихо, без тени злости:

— А может, я не хочу брать тебя с собой? Может, не хочу впускать в свою жизнь?

Ян замер. Сказанное было настолько очевидно для него и настолько незначимо до этой секунды, что он даже растерялся ненадолго.

— Ты не думал, — продолжал тем временем Николя, — что я имею право быть один? И никого из вас не впускать? Вот ты бы хотел, чтобы кто-то ворвался в твою комнату, поселился на твоей кровати и лез к тебе… в твои дела, которые ты не горишь желанием кому-то открывать?

Ян тоже поджал губы на секунду. Он чувствовал, как в душе у него закипает непрошенная злость.

— У меня нет такой комнаты, куда я мог бы никого не пускать. Нет машины, которую бы я ото всех берёг. И нет возможности гонять в город по вечерам в полном одиночестве. Так что извини, здесь мне тебя не понять.

Николя молчал. Ян не заметил, как он увёл машину в сторону с основной трассы и, остановив её над крышей какого-то дома, убрал руку со штурвала, чтобы потереть глаза.

Злость ушла, она утекала сквозь пальцы, когда Ян смотрел на тонкие длинные пальцы, которые Николя до боли, должно быть, вжимает в веки. Хотелось убрать их, отодвинуть в сторону и коснуться губами уставших глаз.

— Ты не отделаешься от меня, — сказал он упрямо вместо этого.

— Ну хорошо, — произнёс Николя, — если я возьму тебя с собой… обещаешь, что не расскажешь никому, где ты был?

Ян почувствовал, как сердце его забилось быстрей, предвкушая встречу с какой-то тайной.

— Ты что… посещаешь какой-то подпольный клуб?

Николя бросил на него нечитаемый взгляд, но не сказал ничего. Яну тут же стало неуютно от своей глупости и от того, что он произнёс этот ненужный, абсолютно неуставной вопрос вслух. Чтобы замять неловкость, он поднял правую руку вверх и торжественно произнёс:

— Клянусь!

— Тогда вылезай. Нам на шестнадцатый этаж.

Николя дождался, пока Ян спрыгнет на крышу, а сам окончательно припарковал машину в перекрестье силовых линий — только теперь Ян заметил, что крыша, над которой они висели всё это время, хоть и не освещена полагавшимися по закону сигнальными огнями, оборудована как посадочная площадка. Кроме их аэрокара здесь было ещё шесть, все шесть — куда скромнее их «Орла».

— Идём, — бросил Николя, поигрывая в пальцах ключом. — И так опоздали к началу.

Снова по спине Яна пробежал холодок — и тут же затих, когда лопатку его накрыла тёплая рука Николя.

Они подошли к лифту и, дождавшись, когда двери откроются, вошли в кабину.

Николя нажал номер этажа, и уже через пару секунд двери открылись опять.

Как и ожидал Ян, вокруг было темно. Едва переступив порог лифта, Ян запнулся о какой-то провод, пробегавший в темноте поперёк прохода, и начал было произносить ругательство, когда рука Николя зажала ему рот. Против ожиданий Николя не огрызнулся, а только прошептал ему в самое ухо:

— Тихо. Смотри туда.

Ян не разглядел, куда Николя указывает в темноте. Он увидел сам — далеко впереди и высоко вверху, под самым потолком, горел узор, состоящий из семи бледно-голубых звёзд. Ян мгновенно узнал созвездие «Орла» — то самое, вокруг третьей звезды которого вращалась планета, так и не исследованная его родителями.

Сердце Яна сдавила непрошенная боль, и он накрыл руку Николя своей рукой, так же до боли сжимая её.

— Седьмая планета Аустеры — одна из наиболее загадочных планет, которые мы знаем сегодня, — услышал Ян голос диктора, разрезавший тишину. — Атмосфера планеты состоит из кислорода, как и атмосфера некоторых других обследованных планет…

— Планетарий… — прошептал Ян, отрывая руку расслабившегося Николя от своего рта.

— Да, — ещё тише ответил Николя. Ян скорее ощутил, как касается его дыхание замерзшего уха, чем услышал звук. — Пошли туда.

Он потащил Яна куда-то в сторону, тот снова запнулся — теперь уже за подлокотник кресла, но кое-как, попеременно извиняясь и спотыкаясь в темноте, они всё же пробрались на свободные места и замерли, прижимаясь друг к другу плечом.

Сердце Яна бешено стучало. Он многое хотел спросить, но не решался нарушить почти полную тишину, царившую в зале.

Света не было. Созвездие тоже исчезло, сменившись алым шаром седьмого мира Аустеры, слегка мерцавшим зеленоватым светом собственной атмосферы.

Яну стало неуютно. Каждое слово диктора эхом отдавалось у него в голове — и каждое, казалось, рисовало небольшой штрих в полотне, изображавшем картину смерти его родителей. Штрих, который уже не имел значения, но всё равно причинял боль.

Он чувствовал, как прохладный воздух планетария скользит по его коже, и замерзал, будто его собственного тела касался абсолютный холод межзвёздного пространства.

Ян поймал себя на том, что его рука тянется к руке Николя, едва заметно белевшей в темноте на подлокотнике, отделявшем их места друг от друга, и одернул себя тут же.

Пару минут он боролся с собой, но чем больше сопротивлялся, тем острее ощущал, что эта рука становится наваждением, его единственным спасением в этом холоде космической ночи.

Наконец Ян сдался. Вцепился в ладонь Николя, причиняя боль.

На секунду рука Николя заледенела, а затем перевернулась в его пальцах и мягко обхватила его кисть.

Ян протяжно выдохнул. От руки Николя по телу разливалось тепло, и сердце начинало биться быстрей и ровней. Он уже почти мог смотреть на световые проекции, проплывающие в воздухе, без слёз.

Николя ничего не говорил. Ян даже не был уверен, что тот смотрит на него.

И когда, спустя долгих полтора часа, лекция закончилась, Николя так и не сказал ничего.

Ян не знал, почему молчит Николя. Сам он молчал, потому что в груди всё ещё жил тот самый холод, что поймал его в свои объятия в темноте.

— Ты куришь? — спросил Николя, когда они уже поднялись на крышу и устроились в сторонке от шумной толпы, разбредавшейся по домам.

Ян покачал головой, хотя в эту секунду он и готов был начать. Язык не слушался его, а когда Николя достал из кармана пачку сигарет, и тонкие пальцы всунули одну в рот, Ян понял, что ему нужно — просто необходимо — снова коснуться этой руки — но сдержался и только молча смотрел, как Николя подносит к сигарете зажигалку, и в темноте занимается горячий красный огонёк.

— Помнишь, ты спрашивал про Сакхер-Те? — спросил Николя.

— Про что? — Ян тут же почувствовал себя дураком, но Николя спокойно ответил:

— Про амулет.

Ян сглотнул. Он помнил, но нервы его и без того были слишком напряжены, чтобы давать или слушать подробный ответ.

— В моём роду есть предание, — сказал тем временем Гринье, явно не замечая, как дрожит вцепившаяся в стальной парапет рука Яна. — Глупость, суеверие… Но я всё-таки верю в него.

Ян снова сглотнул.

— Во что? — спросил он глухо.

Николя затянулся и выпустил в воздух струю горячего дыма, а затем коснулся амулета свободной рукой.

— Когда кто-то из нас рождается, он выбирает камень, который станет камнем его души. Мой камень — рубин. На языке мира, где я родился — Сакхер, кровь.

Николя замолк и снова затянулся, будто выгадывая время, но Ян не торопил его и не перебивал.

— Для других это может быть глупо… — Николя усмехнулся, но глаза его, смотревшие в темноту, оставались серьёзными. — Но мы верим, что Те, камень души, приведёт своего хозяина к тому, кто станет его судьбой. Едва каждому из мальчиков или девочек нашего дома исполнится десять лет, едва он может взять в руки орудия кузнеца, он сам вставляет камень своей души в оправу и вместе с оракулом читает в огне предсказание своей судьбы.

Ян облизнул губы.

— Что предсказали тебе?

Николя отпустил камень и опустил глаза.

— Мне предсказали, что я потеряю камень прежде, чем найду вторую половинку своей души. И ещё — что я всё-таки встречу её. Там, где нас обоих коснётся свет созвездия Орла.

Ян молчал. Ему стало вдруг неуютно. Он не верил во всю эту мистическую чушь — обычное развлечение аристократов, у которых не было других проблем, кроме как верить в предсказания и соблюдать ритуалы возрастом в тысячи лет.

И всё же ему почему-то стало противно от себя самого. От понимания того, что Николя только что рассказал ему то, что, возможно, не рассказывал никому. От того, что он собирается посмеяться над той верой, которую Николя и сам считает глупой — но именно тем выдаёт себя — и то, насколько он эти предрассудки принимает всерьёз.

— Поэтому ты не отдаёшь его никому? — спросил Ян тихо.

Николя пожал плечами и не ответил ничего.

— Пошли, — сказал он сухо, — надо вернуться в казарму до тех пор, пока наше отсутствие не заметил никто.

Они проделали путь до машины в тишине — и в такой же тишине добрались домой. Но странный холодок, поселившийся у Яна в груди, так и не оставил его до самого утра.

ГЛАВА 5

— Уно, дос, трес, кватро!

Ян машинально делал махи ногами, но оживления, которым всегда наполняли его звуки имперского марша, не чувствовал — только зияющую в груди пустоту.

Николя спал.

За прошедшие три дня он успел привыкнуть к вопиющим нарушениям режима, которые царили в блоке Гринье: тот ни разу не встал на зарядку, чёрт его знает когда успевал принимать душ и мог, вопреки собственным же правилам, до трёх ночи зачитываться книгами по астрономии.

После среды они говорили мало. Яна будто ледяной водой окатило признание, сделанное Гринье на крыше. И всё же следующей ночью он не удержался и спросил:

— Зачем тебе это всё?

— Что — всё? — спросил Гринье, поднимая от книги усталые глаза.

— Звёздные атласы, учебники по навигации… Ты же не пойдёшь служить во флот.

Николя поджал губы и отвернулся, сделав вид, что вопрос не касается его, но через какое-то время, видимо, раздражённый пристальным взглядом Яна, всё-таки ответил:

— Я же должен буду как-то его найти.

— Его?

— Или её. Помолчи и дай мне почитать.

У Яна болезненно кольнуло в груди. Он отвернулся и больше с Николя не говорил.

Так в молчании прошло время до пятницы.

За обедом к Яну продолжал приставать Андрэ, но тот ничего хорошего не мог ему сказать. Он вообще жалел о заключённом пари. Воровать у Николя было недостойно офицера — и теперь он абсолютно отчётливо это понимал. Мысленно он уже готовился попрощаться с учёбой в академии, потому что продолжать авантюру, в которую ввязался, Ян не имел ни малейшего желания.

«Зачем продолжать учиться на офицера, если, ещё не став им, ты забываешь про честь?» — спрашивал он себя, пиная гравий на дорожке в перерыве между занятиями, когда солнце уже перевалило далеко за полдень, и живот, едва наполненный жидкой похлёбкой в обед, уже снова начинал требовать внимания к себе.

В эту драматическую минуту из-за поворота и показались Альберт с двумя своими дружками — или «подружками», как заочно называл их Ян.

Альберт не нравился Яну никогда. Несмотря на то, что тот не был замечен в откровенных нарушениях устава, и почти всегда учился на отлично, Ян почему-то кожей ощущал, что не хотел бы очутиться с этой белокурой куколкой плечом к плечу в бою.

Альберт, впрочем, тоже никогда не испытывал тёплых чувств по отношению к таким, как Ян — он заочно называл их «синепопиками» — за синюю полоску на форменных штанах, отличавшую стипендиатов от благородных кадетов. Мнение этой категории курсантов, естественно, интересовало его мало, и зона пересечения интересов этих двоих была настолько мала — даже еду в столовой они получали за разными стойками — что до открытого конфликта дело не доходило никогда.

Тем более удивительным было то, что на сей раз Альберт уверенно направился в сторону Яна, всё ещё ковырявшего гравий носком сапога.

— Привет, кадет, — пропел Альберт, и Ян поморщился, потому что даже голос Альберта вызывал у него неприязнь.

Альберт, не замечая этой гримасы, расслабленно привалился плечом к стене и, спрятав руки в карманы, уставился на Яна.

— Здравия желаю, взводный Тайлер, — процедил Ян сквозь зубы и отдал честь. Взводным Альберт был не у него, но всё-таки был, и к тому же учился уже на четвёртом курсе, так что пиетет приходилось соблюдать.

Альберт вежливостью отвечать явно не собирался. Он подвигал челюстями, будто разжёвывая что-то, и сплюнул на песок — к самым ногам Яна — какую-то зелёную дрянь.

Ян внутренне напрягся, приготовившись услышать что-то наподобие: «Подними». Такие шутки у Альберта и компании были в ходу, но сам он до сих пор не попадал под их прицел.

Ян сжал кулаки, настроившись в случае чего дать отпор, но разговор внезапно свернул совсем в другую сторону:

— Говорят, ты нашего принца подцепил?

— Принца? — Ян сморгнул.

— Гринье. «И черны волосы его, как ворона крыло…» — продекламировал Альберт из поэмы, которую Ян уже слышал где-то, но помнил весьма смутно.

Ян молчал. Краем глаза он заметил стоящего в отдалении Андрэ, который, впрочем, не спешил подходить. Вдвоём они вполне могли бы справиться с этой компанией высокомерных ублюдков, и тот факт, что Андрэ так откровенно трусил, вдруг неимоверно Яна разозлил. Ему захотелось врезать по холёной физиономии, не дожидаясь, когда Альберт даст ему настоящий повод, но он только молчал, не зная, сказать «да» или «нет».

— Я думаю, это не твоё… — договорить он не успел, потому что плечо его вдруг накрыла горячая рука, и такое же обжигающее дыхание коснулось самого уха.

— И куда ты пропал?

Ян вздрогнул, услышав голос Николя настолько близко рядом с собой.

— Воздухом отходил подышать.

— Подышал? Пошли, — рука попыталась его развернуть, но замерла, когда прозвучал вопрос Альберта:

— А мне ты ничего не хочешь сказать?

Несколько секунд царила тишина. Ян осторожно обернулся, пытаясь понять, отчего Николя молчит, но тот только смотрел, прищурившись, на Альберта.

— Мне с тобой не о чем говорить, — произнёс наконец он и, крепче сжав плечо Яна, сам повёл его в сторону аллеи, на которой стоял Андрэ.

Андрэ проводил их удивлённым взглядом — Ян, в свою очередь, окатил его презрением в ответ.

Николя шёл молча, не оглядываясь на Яна, которого по-прежнему подталкивал вперёд, и только, когда корпуса остались довольно далеко, остановился и отпустил его.

Обернувшись, Ян увидел, что Николя вытягивает из кармана сигарету и раскуривает её. На него Николя по-прежнему не смотрел, и Яну оставалось только молча разглядывать, как Гринье неторопливо подносит белую трубочку к бледным губам.

— Что он хотел? — спросил Ян наконец. Николя пожал плечами.

Ян прикусил губу.

— Зачем ты влез? — спросил он. — Теперь он будет думать, что на самом деле…

Николя пожал плечами. Затянулся ещё раз и, когда наконец поднял на Яна взгляд, в зрачках его плясали опасные искорки.

— Может, я этого и хотел?

— Зачем? — Ян едва удержался, чтобы не отобрать у него сигарету и не сделать затяг. Не столько потому, что хотелось попробовать, сколько потому, что именно эта сигарета уже касалась именно этих губ.

Николя пожал плечами и отвернулся.

Они снова замерли в молчании. Ян обнаружил вдруг, что его плечо соприкасается с плечом Николя — необыкновенно уютно, распуская по всему телу волны тепла.

Ян прокашлялся, нарушая эту уютную тишину, и мысленно приказал себе взять себя в руки.

— Николя, — сказал он серьёзно, отодвигаясь в сторону, — я тебе благодарен, что выручил и что свозил меня в город… Но я не думаю… — он запнулся, внезапно почувствовав себя дураком. Что он делал? Пытался спугнуть рыбку, которая сама шла в руки?

Яну мгновенно захотелось взвыть, но ни этого, ни чего-то ещё он сделать не успел.

— Мне на пару пора, — сообщил Гринье как ни в чём не бывало и щелчком пальцев послал окурок прочь. Развернулся и направился обратно к зданию, — и не думаю что-либо ещё объяснять.

Остаток дня Ян провёл как на иголках — впрочем, это состояние уже становилось для него привычным.

Гринье определённо что-то нарушал в его гормональном балансе, и Ян даже подумывал уже обратиться к врачу, но решил всё-таки отложить это до конца недели, когда станет ясно, должен ли он так уж беречь себя или — по большому счёту — уже всё равно.

Вечером он принял душ и, старательно укутавшись в полотенце, устроился на своей кровати, чтобы уткнуться носом в учебник.

Николя, как обычно читавший какую-то «Астрофизику», то и дело искоса поглядывал на него, пока наконец не отложил книгу и не посмотрел решительно на Яна.

— Что это с тобой? — спросил он.

Ян стиснул зубы, заставляя себя не оборачиваться, потому что слишком хорошо знал, что увидит на соседней кровати — восхитительного, полуголого, облачённого в одни только мягкие домашние брюки Николя Гринье.

Впрочем, долго молчать он не смог. Николя смотрел на него, и Ян чувствовал его взгляд ухом, шеей и ещё несколькими местами, на которые он попадал. Он захлопнул книгу и чуть сдвинулся, усаживаясь на кровати, чтобы сообщить:

— Со мной ничего.

Николя несколько секунд оставался неподвижен, а затем решительно переместился на соседнюю кровать, так что Яна снова опалило жаром его тела, а ноздри наполнил восхитительный, категорически неуставной запах лесных цветов.

— Ян, поговори со мной, — произнёс Николя голосом, которому Ян сопротивляться попросту не мог.

— О чём? — шепнул он, хотя вроде бы собирался говорить вслух.

Николя пожал плечами. Ян замер, как загипнотизированный глядя на движение тонких ключиц, между которыми лежал маленький рубин.

— Я думал, что ты собираешься меня соблазнить.

Ян поперхнулся воздухом.

— Что? — сквозь кашель попытался спросить он.

Николя криво улыбнулся.

— Да брось. Все эти сползающие полотенца и круговые движения тазом по утрам.

Ян закашлялся ещё сильней.

— Я уж молчу про этот запах, — Николя повёл носом. — Что это? Духи с феромоном?

Ян выпучил глаза и, изогнувшись, принюхался к своей футболке.

— Стиральный порошок!

Николя замолк. Если уверенности в его взгляде и поубавилось, то лишь самую малость. Он склонил голову вбок.

— Тебя напугало то, что я рассказал тебе ночью?

Ян молчал. Нужно было сказать «да!». Это был бы самый правильный ответ, тем более, что так оно, по большому счёту, и было, слова потерялись где-то в глубине головы и не хотели лезть на язык.

Николя улыбнулся краешком губ.

— Это не значит, что любой, с кем я пересплю, должен стать моей женой… ну или мужем. Всё равно.

Ян молчал. Остатки разума требовали немедленно прекратить этот фарс. Другая, эгоистичная часть его «я», тут же затыкала им рот, требуя довести игру до конца. Оба голоса пасовали перед бешеными ударами сердца, отдававшимися, кажется, в каждой клеточке тела, и волнами жара разбегающимися по телу от той точки, где едва заметно бедра Яна касалась рука Николя.

Николя наклонился, так что горячее дыхание коснулось губ Яна — тот последний раз попытался отдать рукам приказ оттолкнуть нависшего над ним мужчину, но вместо этого услышал собственный гортанный стон и ощутил, как губы Николя — мягкие, тёплые и настойчивые одновременно — накрывают его собственные губы.

Секунду или две Ян просто позволял себя целовать — настолько необычным, всеобъемлющим и безумным было чувство, наполнившее его по воле Николя — а потом руки всё-таки поднялись и своевольно, не реагируя на команды разума, стиснули спину Николя, роняя его на себя.

Теперь тело Николя накрыло его целиком. Ян окончательно сдался, позволяя рукам бесконтрольно ползать по обнажённой спине, со всей дури притискивать себя, впиваться, заставляя Николя так же протяжно стонать.

Пах Николя ползал где-то в районе его паха — такой беззащитный под одним лишь слоем мягкой ткани домашних брюк. Ян яростно вжимался в него собственным пахом, сам не зная, чего хочет добиться. Он застонал ещё громче, когда колено Николя проникло между его бёдер, до боли прижимая напряжённый член, и тут же обхватил своими бёдрами его бедро.

— Чёрт… — выдохнул он, когда губы Николя на секунду выпустили его губы на свободу.

— Ещё? — спросил Николя, но Ян так и не понял, что он имел в виду — он лишь пару секунд смотрел в чёрные, как бездна космоса, глаза, чтобы затем выгнуться, приподнимаясь, и снова впиться поцелуем в губы Николя.

Ян не заметил, как они поменялись местами — Николя, почему-то не сопротивляясь, позволил повалить себя на спину, но Ян всё равно не собирался делать ничего, чему тот мог бы воспротивиться — только целовал. Бешено, почти безумно. Сначала в губы, потом вдоль загорелой шеи. Исследовал губами ключицы и спускался ещё ниже, просто силясь испробовать на вкус как можно больше этой гладкой, пахнущей дорогим шампунем, груди.

— Всё! — он всё-таки нашёл в себе силы отстраниться и, пользуясь преимуществом своего положения, посмотрел на Николя сверху вниз. — Это не я тебя… Это ты меня совратил!

Николя улыбнулся — широко и нагло, но ничего не сказал. Только теперь Ян обнаружил, что руки его всё ещё поглаживают бёдра самого Яна, будто и не слышали команды остановиться.

— Ты хочешь меня, — расслабленно протянул Николя и тут же зевнул.

Ян не стал спорить с очевидным. Напротив, демонстративно прошёлся членом по бедру Николя — и от этой маленькой шалости сам едва не взвыл.

— Я хочу в душ, — сказал он, но вставать не спешил. Даже так, почти не касаясь друг друга, с Николя было неожиданно хорошо. Просто нависать над ним и разглядывать каждую чёрточку его красивого лица.

— Иди, — сказал Николя и ещё раз погладил его по бедру.

Ян соскочил на пол и стремительно ретировался в душевую, где добрых полчаса пытался остудить собственное непослушное тело ледяной водой.

Когда он вернулся в спальню, Николя уже спал.

ГЛАВА 6

— Уно, дос, трес, кватро!

Ян зажмурился, пытаясь не обращать внимания на орущее на всю комнату радио, но перед глазами всё равно стояло лицо спящего Николя — во сне он не казался ни заносчивым, ни самовлюблённым — просто красивым и каким-то до жути ранимым.

Ян открыл глаза.

Не поменялось ничего. Николя всё так же лежал, чуть запрокинув голову назад, выставляя на обозрение белое горло, тонкие ключицы и лежащий между ними кроваво-красный рубин.

Ян протянул руку, чтобы коснуться камня, но пальцы замерли на весу. Он стиснул зубы, чтобы не завыть. «Чёрт, чёрт, чёрт, чёрт!» — пронеслось в голове.

Это было подло. Подло, потому что недостойно офицера. Нет, не поэтому. Потому что Николя доверился ему. Потому что не побоялся уснуть рядом с ним. Потому что он был таким открытым в эти секунды и таким… красивым.

Ян глубоко вдохнул и понял, что наклоняется вперёд… зачем?.. Он сам не мог понять. Только когда его губы оказались опасно близко от губ Николя, он понял, что это они манят его — куда сильнее, чем рубин, деньги, перспектива учиться в лучшей академии Империи… В этот миг для него не существовало ничего столь важного, как близость этих мягких, пересохших после долгого сна губ. И когда Николя открыл глаза, неожиданно резко, как будто и не спал вовсе, Ян только выдохнул шумно, касаясь горячим дыханием его губ, и накрыл их своими, проникая языком в глубину рта, скользя по острым скользким зубам. Николя впускал его в себя. Он всё ещё был беззащитным, как спящий принц. И только спустя несколько долгих мгновений руки его оказались у Яна на пояснице и принялись поглаживать — без той страсти, которая накрыла обоих вечером, нежно и целомудренно.

— Доброе утро… — прошептал Ян, отстраняясь от его губ.

Николя не улыбнулся, хотя в глубине души Ян и опасался увидеть на его губах ту самую вчерашнюю самоуверенную улыбку. Напротив, он смотрел грустно и пронзительно, проникая в самую глубину его собственных глаз.

— Чего ты хочешь от меня?

Заворожённый глубиной этих чёрных глаз, Ян не сразу расслышал вопрос.

— Я… — горло пересохло, и Ян прокашлялся, но это не помогло, потому что он не знал, что сказать в ответ. Он судорожно зашарил глазами вокруг, пытаясь найти зацепку, но взгляд его снова наткнулся на проклятый амулет. Секунду он смотрел на него, чувствуя, как нарастает ноющая боль в груди, а потом спросил: — Это правда?

— Что?

— То, что ты сказал мне в городе… ночью?

— Да.

Ян покачал головой.

«Чёрт, чёрт, чёрт!» — пронеслось в голове опять.

— Так ты не ответил, — напомнил Николя. — Что ты хочешь от меня?

Ян слабо улыбнулся.

— Хочу пригласить тебя куда-нибудь. Занятий сегодня нет.

Николя криво улыбнулся.

— Поэтому ты не машешь ногами, как бешеный?

— Ну… вроде того, — Ян даже немного покраснел.

Николя убрал руки с его талии и попытался устроиться в постели поудобнее. Во взгляде его появилась насмешка.

— Что ж… может быть, — улыбка заиграла и на губах, но Ян не смог заставить себя обидеться, как ни старался. Глядя на улыбку Николя, хотелось улыбнуться в ответ. — А что ты можешь мне предложить?

Ян задумался. В прошедшие годы у него было не так много времени — да и средств — чтобы крутить романы и приглашать кого-нибудь куда-нибудь. Но места в округе были красивые — он понял это в первые же месяцы, когда ещё только оказался в Академии. Потом первое впечатление затёрлось, и он уже почти перестал смотреть вокруг; и вот теперь вдруг вспомнил о том, что хотел сделать с самого начала:

— Может, поднимемся на Деву?

Девой называлась скала, выходившая глубоко в море к востоку от Нефритовой гавани. Со стороны бухты она уходила отвесно вниз, а вот с другой была достаточно пологой, чтобы можно было подняться без туристического снаряжения.

Николя нахмурился.

— Я не могу брать аэрокар днём. Нас тут же спалят.

Ян ответил кривой улыбкой и чуть приподнял брови:

— Кто сказал про аэрокар? Учимся ходить пешком!

Николя задумался.

— Хорошо, — сказал он после паузы. — Только дай мне принять душ.

Такого лёгкого успеха Ян не ожидал. Поначалу Николя выглядел хмурым, но когда они выбрались за пределы периметра, стал постепенно расслабляться — и через какое-то время увлёкся прогулкой так же, как и он сам.

Ян обнаружил, что с Николя неожиданно легко. Его улыбка, взгляд, тёплая рука, то и дело оказывавшаяся на его плече — всё провоцировало на откровенность, к которой Ян не привык.

Сам Николя больше молчал. Но когда они остановились на небольшой террасе, чтобы передохнуть, и Ян спросил, не надоело ли ему ещё, Николя покачал головой — и так же, как утром, грустно и пронзительно посмотрел на него.

— Ты, наверное, не любишь болтовню, — сказал Ян, облокачиваясь на мраморный парапет, отделявший их от бездны, и разглядывая его.

— Не люблю, — согласился Николя, но осмыслить его слова Ян не успел, потому что Николя продолжил: — Я не люблю пустую болтовню. Знаешь, как на светских раутах. Все говорят, говорят ни о чём… И надо быть любезным, даже если тебе всё равно.

— Я, наверное, тоже говорю ни о чём, — Ян слабо улыбнулся.

Николя пожал плечами.

— Мне нравится, — сказал он и, отвернувшись, уставился в даль, туда, где лазурная гладь океана смыкалась с бездонным голубым небосводом. Ян чувствовал, что Николя сказал не всё. Но как ни старался, ничего не мог разглядеть на его лице.

— Продолжай, — сказал Николя, заметив, что Ян замолк. Но Ян только закусил губу. Какое-то время он продолжал вглядываться в черты Николя, а затем пододвинулся к нему и поцеловал — мягко касаясь губ губами, но постепенно углубляя поцелуй. Николя ответил, так же ласково касаясь его языка своим, а потом отстранился и, внимательно глядя Яну в глаза, спросил:

— Ты хочешь со мной переспать?

Ян замешкался на секунду, а потом коснулся его щеки своей рукой.

— Не здесь и не сейчас.

Николя улыбнулся одним уголком губ.

— В блоке, да? В ближайшие дни?

По спине Яна пробежал холодок, но он повёл плечом.

— Знаешь, — сказал он медленно, — мне всё равно. Тогда, когда ты захочешь сам.

Это была правда. Он и сам уже думал о том, что это был бы идеальный вариант — отложить сближение чуть-чуть, до тех пор, пока над ним не будет довлеть пари. До тех пор, пока он не придумает, где взять деньги… последняя мысль будто окатила его ледяной водой. Ведь отсутствие денег означало теперь не только конец его военной карьеры — вылетев из Академии, он бы потерял и Николя.

Остаток пути Ян был мрачен, но, как ни странно, прогулки это не испортило — оказалось, что с Николя уютно ещё и молчать. И когда они спускались вниз, Ян чувствовал себя так, будто пробыл в отпуске неделю, а не отправился на прогулку на один день. Губы сами расползались в улыбке, особенно когда он смотрел на идущего рядом Николя. Николя тоже улыбался — самую капельку, уголком губ. Особенно когда смотрел на него.

— Можно тебя попросить? — спросил Ян, когда они уже почти вернулись в Академию.

— О чём? — рассеянно ответил Николя.

Ян на секунду прикусил губу.

— Я сяду сегодня за ужином за твой стол?

Николя внимательно посмотрел на него. Улыбка исчезла с его лица. Кажется, он хотел сказать что-то резкое, но слова так и не сорвались с его губ.

— Хорошо, — ответил он таким голосом, что, если бы не пари, Ян бы и сам передумал садиться рядом с ним. — Мне пора.

Он отвернулся и, ускорив шаг, двинулся прочь, а Ян остался стоять, глядя ему вслед.

Стыд пожирал его изнутри, но поделать он ничего не мог.

К ужину Ян спустился последним — Николя уже сидел в одиночестве за своим пустым столом, и в этот раз Яну показалось, что он выглядит не столько высокомерным, сколько одиноким. Волны курсантов обтекали его стороной, а сам Гринье медленно болтал ложечкой в густом супе, входившем в его премиум-паёк, как будто вовсе не собирался его есть.

За два столика от него сидел Андрэ. Он тоже выглядел не очень хорошо, и на скуле приятеля Ян различил свежую царапину.

При виде его Андрэ кивнул головой, будто бы приглашая за свой стол, но Ян поставил на поднос компот, перехватил его поудобнее и решительно прошествовал мимо него — к столику Николя.

— Привет, — Ян опустил поднос на стол и заискивающе улыбнулся. Он никогда ещё не чувствовал себя не в своей тарелке настолько, как сейчас. Яну казалось, что вся столовая замерла, и все до одного кадеты смотрят на него.

Николя скосил глаза вбок, и, проследив за ним взглядом, Ян понял, что примерно так и есть — по крайней мере стайка курсантов, облепивших столик Альберта, перестала есть, а сам белокурый красавец медленно жевал кусочек мяса, внимательно глядя на него.

Столкнувшись глазами с Яном, он перевёл взгляд на Николя. Проглотил недожёванный кусок и, не глядя отрезав ещё один, запихнул его в рот. Челюсти его двигались с такой яростью, как будто он представлял, что жуёт кусок плоти Николя.

Николя вдруг улыбнулся — своей великолепной улыбкой, сочетавшей высокомерие, беспардонную наглость и лучики солнечного тепла и, отвернувшись от Альберта, посмотрел на Яна.

— Стульчик подвинуть или сам?

— Спасибо, как-нибудь, — буркнул Ян. Ему всё ещё было неуютно, хоть умом он и понимал, что именно этого добивался сам.

Николя, казалось, окончательно забывший об инциденте, уставился теперь в миски, стоявшие на подносе Яна.

— Это что? — он задумчиво потыкал кончиком вилки в кусок жареной рыбы. На вид она смотрелась весьма неплохо, другое дело, что в ней с трудом удавалось найти что-то, кроме костей.

— Пангасиус, — Ян с надеждой посмотрел на него, — хочешь попробовать? Я бы поменял на… — он обвёл взглядом поднос Николя, на котором стояло четыре тарелки и две чашки: свежий салат, густой суп, жаркое с мясной подливой, кусок торта, компот и чай. — На что-нибудь, — закончил он.

Николя пожал плечами.

— Хочешь? — спросил он, неопределённо ткнув вилкой в поднос.

Ян кивнул, постаравшись сделать это сдержанно.

— Бери, — он пододвинул тарелку с мясом к нему.

Ян поколебался секунду, а потом решительно отставил тарелку с рыбой в сторону и стал уплетать мясо за обе щеки.

Николя на него не смотрел. Впрочем, он не смотрел ни на кого. Взгляд его вообще был устремлён за окно, в опускавшийся на парк вечерний туман.

— Тортик пополам? — неуверенно поинтересовался Ян, и, только расслышав этот вопрос, Николя повернулся к нему, секунду молчал, а потом расхохотался.

— Никогда бы не подумал, что ты сладкоежка, — сказал он, отсмеявшись.

— Ничего я не… — Ян задумался, но потом подумал и решил махнуть рукой, тем более, что Николя уже разрезал торт на два равных куска.

— Спасибо, — Ян неловко улыбнулся, стараясь обхватить салфеткой свой.

Николя махнул рукой. Больше он не отворачивался, внимательно глядя за тем, как Ян пытается запихнуть в рот огромный кусок. Губы его неумолимо ползли вверх.

— Что?! — обиженно поинтересовался Ян, дожёвывая кусок.

— Ничего, — Николя снова улыбнулся. — Смешной.

Какое-то время улыбка ещё играла на его губах, а потом исчезла как-то враз, будто Николя вспомнил что-то.

— Мне пора, — сказал он и, встав, направился прочь.

Ян остался сидеть. Он хотел было спросить, что произошло, но вспомнил пристальный взгляд Альберта, подумал о том, что так же пристально, должно быть, за ним следит Андрэ. И так ничего и не сказал.

Андрэ он поймал после ужина — когда все уже разбредались по казармам. Спрятав руки в карманы, тот брёл от столовой по аллее в направлении жилых корпусов.

— Ну, — поинтересовался Ян. — Как оно?

Андрэ сверкнул на него глазами недовольно, но остановился.

— Всё путём.

— Видел?

— Видел что?

— Как у нас с Николя всё хорошо?

— И что? — Андрэ поднял бровь.

— Может, не будем придираться к деталям? К чёрту медальон? Хочешь, в следующий раз мы с ним поцелуемся при тебе?

Андрэ фыркнул зло.

— Знаешь, Ян, — произнёс он, поворачиваясь к Яну всем корпусом. — От тебя я такого не ожидал.

— Ты о чём?

— Уговор есть уговор. Подвеска должна быть у меня. Ты сам. Сам! Это предложил.

Ян скрипнул зубами.

— Хорошо, — процедил он. Развернулся на каблуках и строевым шагом двинулся прочь.

В корпус он вернулся уже ближе к ночи — с полчаса ходил кругами по аллеям парка, а затем, резко остановившись, озаренный внезапной идеей, развернулся и направился в медиатеку.

Пролистав с десяток сайтов, он нашёл то, что искал. «Любое украшение за один день!» — гласил баннер, и на заднем плане мелькали кольца Всебессмертия из последних фильмов и амулеты крови из модных книг.

И тут же, будто по заказу, в уголке экрана выскочило окошко с фотографией консультанта: «Вам нужна помощь? Обратитесь ко мне!».

«Что нужно, чтобы изготовить амулет?» — быстро набрал он.

«Какой именно? Вот здесь указаны модели…»

Не дочитав до конца, Ян кликнул по ссылке и быстро пролистал. Всё было не то.

«Нужна другая модель. И сделать нужно в течение… в течение дня. Сколько это будет стоить?»

Какое-то время в окошке мелькал значок, обозначавший, что консультант набирает ответ, а затем появилось сообщение:

«Наши специалисты должны посмотреть на прототип или трёхмерный чертёж. В принципе, работу любой сложности можно выполнить в течение дня. Цена будет колебаться от…»

Ян бросил быстрый взгляд на цифры и, запустив руку в карман, пересчитал наличность — на амулет из стекла должно было хватить.

«Очень хорошо», — он перечитал адрес ювелирной несколько раз, чтобы запомнить его, затем закрыл окно и встал из-за стола.

Когда он вернулся в казарму, Николя уже спал, отвернувшись лицом к стене.

Ян постоял какое-то время, разглядывая его расслабленное лицо и белеющее в темноте плечо. Сейчас украсть амулет было бы легче всего — но Николя мог проснуться посреди ночи и обнаружить пропажу. Нужно было сделать иначе — забрать амулет перед самым вылетом в город, смотаться в мастерскую, где с амулета сняли бы чертёж, и к девяти утра — раньше Николя не просыпался никогда — вернуться назад.

Ян коснулся губами виска Николя, затем отошёл, бесшумно разделся и улёгся в кровать.

К шести часам утра амулет был у него в руках. Отстегнуть его было не просто — и не потому, что он боялся Николя разбудить. Просто, едва коснувшись цепочки, Ян снова ощутил приступ чувства вины, но на сей раз подавил его решительно и, расстегнув замочек, осторожно стянул подвеску с шеи спящего соседа.

Сам он был уже одет, но отчего-то побоялся спрятать её в карман — чувство было такое, что стоит выпустить подвеску из рук — и она исчезнет.

Напоследок он ещё раз коснулся губами виска Николя и вышел во двор.

Ян повернул за угол казармы, собираясь перебраться через забор и затем за пределами периметра попытаться поймать попутку, но в ту же секунду понял, что план дал сбой.

За углом, прислонившись спиной к стене и потягивая сигаретку, стол Альберт. Рядом с ним стояли ещё двое парней.

Ян инстинктивно шагнул назад, но тут же обнаружил, что упирается во что-то мягкое спиной.

— Куда собрался, кадет? — Альберт затянулся последний раз и, выплюнув сигаретку, отлепился от стены, окончательно перегораживая Яну проход.

— Тебе прямо сказать или приличия соблюсти? — Ян крепче сжал подвеску в руке.

Альберт шагнул к нему и замер, глядя прямо в глаза.

— Я всё хотел спросить, малёк…

— Я не малёк… — процедил Ян, но Альберт не обратил на это внимание.

— С чего ты решил, что можешь есть с такими, как мы, за одним столом?

— Тебе-то что? — Ян крепче сжал кулак. Подвеску нужно было куда-то спрятать — и немедленно, чтобы не потерять в пылу драки, которой, похоже, было не избежать, и он потянулся к карману, но Альберт тут же заметил его жест и, перехватив запястье Яна, выгнул его, приподнимая вверх.

— А тут у нас что? — глаза его расширились, когда он увидел амулет, а затем Альберт резко, без предупреждения, ударил Яна в лицо. Ян увернуться не успел, потому что Альберт держал его за руку, да и если бы не это, ещё двое стояли за спиной.

Всего противников было пятеро, и хотя Ян успел нанести один или два удара, очень скоро он обнаружил, что лежит на земле, инстинктивно сжимая подвеску в кулаке, а блестящие сапоги курсантов врезаются в его тело со всех сторон.

Ян стискивал зубы, чтобы не издать ни звука, но им, кажется, было всё равно — они двигались методично, будто машины, и только когда Альберт коротко рявкнул:

— Хватит! — замерли, выполняя приказ.

Альберт подошёл к нему и, ткнув носком сапога в плечо, заставил перевернуться на спину.

Затем присел на корточки и резким движением выдернул из руки Яна амулет.

— Никогда, — сказал он, — не приближайся к Гринье.

Затем встал и резко двинулся прочь, а вся его команда потянулась следом за ним. И только Ян остался лежать на земле, всё ещё сжимая по инерции опустевший кулак.

ГЛАВА 7

Ян следил, как удаляются Альберт и его друзья, и только когда их тени окончательно исчезли в рассветном сумраке, попытался встать. Из горла тут же рванулся непроизвольный стон. Всё тело ныло от свежих ушибов. Ян подавил его и, подставив локоть, резко подскочил.

Поднявшись на ноги, он покачнулся и зажмурился на секунду. План летел к чертям, а импровизировать Ян не любил. Обида от того, что Альберт и компания сделали только что, ещё не остыла, но её можно было отложить в сторону — нужно было придумать, как вернуть амулет.

Времени было ещё мало. Можно было попытаться догнать Альберта и… и что? Один он ничего не смог бы сделать против пятерых. Ещё неделю назад Ян обратился бы за помощью к Андрэ, но после того, как тот не вступился за него, Ян не слишком-то рассчитывал на поддержку, а времени, чтобы проверять это, было мало.

Можно было вернуться к Николя. Скорее всего, Николя было бы куда проще разобраться с Альбертом, чем ему самому. И это было бы… честно? Ян представил, как стоит перед Николя, и как тот спрашивает — зачем вообще было брать амулет? Как он смотрит холодно и презрительно — а как бы ещё он мог смотреть?

Ян зарычал. Это было исключено. Оставался план, который хоть и шёл наперекосяк, но всё-таки был хоть на что-то похож.

Ян стиснул кулаки, чтобы не поддаться боли, и направился к забору, который давно уже должен был пересечь.

На трассе он оказался минут через пятнадцать — медленно брёл в сторону города, голосуя проносившимся над головой флаерам.

Один из них остановился. Водитель — сам молодой парень с военной выправкой, с сомнением посмотрел на него.

— Тебя в больницу? — спросил он.

Ян покачал головой и назвал адрес ювелирной.

— Пожалуйста, — попросил он.

Парень пожал плечами и ввёл в навигатор маршрут.

Ещё через полчаса Ян стоял у прилавка мастерской.

— Нам нужен чертёж, — упрямо говорила девушка, с которой, судя по всему, он и общался через интернет.

— Я могу нарисовать!

Девушка покачала головой и уставилась на своего коллегу — немолодого мужчину с залысинами, который, видимо, и должен был выполнять заказ.

— Мне нужно срочно… — растерянно повторил Ян и просительно посмотрел на него.

Тот вздохнул.

— Рисуй.

Прижимая к груди подвеску из подкрашенного красным стекла, вделанного в латунную оправу, Ян добрался до казармы. Часы над входом показывали половину двенадцатого утра. Николя наверняка не спал.

О том, чтобы выиграть пари, речь уже не шла. Ян абсолютно отчётливо понимал, что влетел по полной программе. Оставалось надеяться, что ему удастся выиграть время до… до чего? Ян не знал. Просто отрабатывал единственный возможный вариант.

— Привет… — выдохнул он, переступив порог комнаты Николя.

Николя стоял у окна, глядя на парк, и когда дверь хлопнула, медленно повернулся к нему. Выглядел он уставшим, но презрения в его взгляде Ян не уловил. «Значит, ещё не узнал», — подумал Ян про себя.

Николя шагнул к нему и, подцепив пальцем подбородок, повернул в одну сторону, затем в другую. Затем ткнул ногтем в свежую ссадину, от чего Ян пронзительно ойкнул, и спросил:

— Это что?

— Так, — Ян поморщился. — Упал.

Николя настаивать не стал. Отвернулся, снова занял своё место у окна и продолжил смотреть сквозь стекло.

Ян мучительно пытался придумать, как начать разговор.

— Я его потерял, — произнёс Николя вместо него.

— Что? — Ян вздрогнул и широко распахнул глаза.

— Я потерял свой Сакхер-Те.

Над комнатой повисла тишина. Яну казалось, он слышит, как оглушительно стучит его собственное сердце.

— Нет, погоди! Ты не мог его потерять!

Ян рванулся к кровати Николя и, дёрнув на себя одеяло, сбросил его на пол.

— Ты не мог его потерять! — повторил Ян. — Сейчас мы его найдём!

Николя стоял и молча смотрел на то, как Ян перекапывает его постель.

— С чего ты взял, что я его там потерял? — спросил он через некоторое время.

Ян замер. Сглотнул.

— Ну ты же вечером ещё был в нём. Так? — он чувствовал, что должен повернуться, но заставить себя не мог.

Николя промолчал, и Ян решил, что это следует понимать как разрешение. Он с двойной энергией принялся сдирать постельное бельё, пока наконец, решив, что уже достаточно долго искал, не бросил стекляшку, которую всё это время держал, на пол.

— Нашёл! — провозгласил он. Повернулся к Николя и замер, глядя как тот равнодушно смотрит на амулет, лежащий на полу. Ян быстро подхватил его и, подойдя к Николя, вложил тому в ладонь. — Вот!

— Странно… — задумчиво произнёс Николя. — Я там уже искал.

— Плохо искал! — Ян широко улыбнулся, хотя больше всего ему хотелось провалиться сквозь землю.

Николя внимательно смотрел на него, и Яну казалось, что Гринье видит его насквозь.

— Ну… если всё хорошо, — пробормотал он. — Я пойду?

— Куда? — Николя перехватил его ладонь.

— М… Погулять. Пойду. Да.

Ян стремительно ретировался в коридор, бегом спустился на первый этаж и, только свернув за угол, позволил себе приникнуть к стене спиной и перевести дух. Часы на главной башне гулко пробили полдень, и Ян сжал кулаки. Андрэ уже ждал его в столовой — в этом можно было не сомневаться. Спор был проигран, и всё равно выходило, что он предал Николя.

«Нужно решать проблемы по мере их поступления», — напомнил он себе и, глубоко вдохнув, направился в сторону столовой.

Андрэ в самом деле ждал. Он выглядел куда более довольным, чем накануне, и Ян скрипнул зубами.

— Ты проиграл, — произнёс Андрэ, увидев, что Ян садится за стол напротив него и опускает раскрытые ладони на стол.

Ян даже спорить не стал.

— Это был идиотский спор.

— Пятнадцать тысяч астреев на стол.

Ян закрыл глаза и досчитал до трёх.

— У меня их нет, — сказал он.

Андрэ присвистнул, но ответить не успел.

— Это подойдёт? — на стол перед ним легла загорелая рука с тонкими аристократическими пальцами. Сердце Яна пропустило удар, потому что он узнал эти пальцы, а когда рука исчезла, на столешнице осталась лежать кроваво-красная подвеска — в оправе из белого металла.

«Идиот!» — Ян взвыл про себя, когда до него дошло, что настоящий амулет был оправлен в золото, и зажмурился.

Николя постоял, ещё какое-то время глядя в окно. На душе скребли кошки, но это, безусловно, не волновало никого.

Когда мальчишка с третьего курса с вьющимися русыми волосами сказал ему, что Ян поспорил на него — Николя не поверил. Сам не знал, почему. Может, потому, что привык к завистникам и злословию, к тому, что всегда находился кто-то, кому без интриг спокойно не жилось.

Он не поверил — но от неприятного скребущего чувства под сердцем, которое почти что прошло, когда у него в комнате поселился Ян, избавиться уже не мог.

Он пытался — но не помогал ни ветер, хлеставший по щекам во время ночной поездки, ни столь любимые им звёзды, ни признание, в котором, кажется, Ян не понял ничего.