Собрание сочинений, том 1

Предисловие

Не без премудрой и благой воли Промысла Божия, именно в наше время совершилось открытие чудотворных мощей Угодника Божия, святителя Тихона. Без сомнения, Господу было угодно таким радостным событием в Русской Церкви указать нам в жизни и подвигах новопрославленного Чудотворца потребное по нашим нуждам руководство в жизни.

И действительно, жизнь святителя Тихона обильна назиданием для нашего времени. Она представляет нам образец не только иноческих, но преимущественно общехристианских добродетелей, одинаково необходимых для каждого христианина. Сводя подвиги Святителя к общим чертам, мы находим, что в его жизни, с одной стороны, раскрывается живое отношение догмата к жизни и взаимная их связь. То есть, как христианские догматы, живо и постоянно сознаваемые верующим умом, должны выражаться и выражаются в соответственных им сердечных расположениях и свободных действиях воли. С другой же стороны — представляется образец нашего служения ближним. В первом случае жизнь Святителя обличает нас в нашей холодности к вере, в нашем непостоянстве и увлечении всяким ветром учений. А во втором, — в нашей себялюбивой сосредоточенности лишь на самих себе.

И тем удобнее для нас в жизни свт. Тихона находить поучительные для себя уроки, что она так близка к нам по своим свойствам и по времени. Несмотря на то, или лучше сказать, именно потому, что святитель Тихон был иноком, жившим в монастыре, — он проявил в себе подвиги и добродетели, не только те, которые свойственны инокам, но и те, которые необходимы каждому христианину, живущему в мире. Добродетели эти — богомыслие, внимание к самому себе, упражнение в слове Божием, молитва, милосердие духовное и телесное. Упражняясь в этих добродетелях, свт. Тихон жил и спасался под теми условиями и порядками жизни общественной и частной, под которыми живем, действуем и вращаемся и мы сами. Читая жизнь этого Угодника Божия, вы встречаетесь со знакомыми уже вам словами, учреждениями и порядками, увидите, например, тот же порядок, которым и теперь восходят на высшую степень священства — Иерархи, найдете тот же порядок и жизни монастырской, к какому вы уже привыкли и на который, может быть, смотрите равнодушно. Кратко, вся жизнь святителя проходила под условиями жизни новой России, уже послепетровской, на которую иные смотрят, как на среду, особенно неблагоприятную для спасения сынов православной Церкви. Поэтому близость к нам жизни Святителя отнимает у нас возможность, под предлогом, что он был монах и жил в монастыре, что ныне не те времена, не таковы обстоятельства, — отказываться от его руководительства.

Но в этой близости к нам жизни свт. Тихона заключается причина особенной трудности ее изображения. При первом взгляде на нее, она кажется слишком простой и обыкновенной. Нам кажется, что так жить и действовать не мудрено, что при тех же условиях, в которых находился Святитель, точно также жить и действовать мог бы каждый из нас. Но в том то и заключается величие христианской простоты, что высокая жизнь подвижника является пред нами столь близкой к нам, что мы находим ее удободоступной и для нас. Жизнь свт. Тихона действительно проста, но за этой простотой или в этой простоте — высота и богатство благодатной жизни, глубина и многосторонность иноческих подвигов. Поэтому, чтобы изображение жизни святителя Тихона было верно и назидательно, нужно с одной стороны понять и оценить эту простоту, и сохранить ее в жизнеописании, а с другой — выразить всю глубину и высоту его подвижничества. При опущении в этом случае с какой-нибудь стороны, жизнеописание не будет достойной Святителя, особенно, если упущено будет из виду одно из высоких, замечательных и достойных подражания упражнений Тихона, именно богомыслие — его предмет, его постоянство, его живость и высота. Без раскрытия и достаточного объяснения этого упражнения, жизнь Святителя, действительно, будет казаться слишком обыкновенной и простой.

Желая с этой стороны, полнее раскрыть внутреннюю сторону подвижнической жизни святителя Тихона и своими силами и трудами послужить прославлению этого Угодника Божия, сочинитель и предлагает свой труд христолюбивым читателям, прося их внимания к нему и снисхождения к тем его недостаткам, какие в нем могут оказаться.

Автор при этом считает своим долгом сказать и о тех средствах, какие он имел при составлении этого жизнеописания. Он имел под руками:

а) «Записки о святителе Тихоне» Василия Чеботарева, бывшего келейника Святителя. Эти записки напечатаны в «Православном Обозрении» за 1861 г. № 7, Июль.

б) «Записки» тоже «о Святителе» другого келейника Иоанна Ефимова, на руках которого испустил последнее дыхание свт. Тихон. Тот и другой келейник рассказывают о тех подвигах Святителя, свидетелями которых были сами, и рассказывают со всей неподдельной простотой и искренностью. Предзанятой мысли при составлении записок у них не было, они писали под влиянием тех впечатлений удивления и уважения, какие произвели на них деяния и слова свт. Тихона. Поэтому свидетельства их весьма важны.

в) «Описание жизни преосвященного Тихона, епископа Воронежского и Елецкого», сочиненное для любителей и почитателей памяти сего преосвященного. Это описание жизни Тихона — одно из лучших по сжатости, по точности сведений и по прекрасному пониманию и цельному изображению Святителя. Оно было составлено преосвященным Евгением, бывшим митрополитом Киевским, который сам собирал сведения о святителе Тихоне.

г) Статью «О трудах святителя Тихона по управлению воронежской епархией», напечатанную в прибавлениях к «Творениям св. Отцов» — журнале, издаваемом при московской духовной Академии, в 3-й книжке за 1862 г. Статья эта много помогла при изображении епископского служения свт. Тихона. В ней собраны сведения о распоряжениях Святителя на епархии, хранящиеся в архиве Воронежской консистории. Без этих сведений жизнеописание Святителя осталось бы далеко неполным.

д) «Дела», хранящиеся в архиве святейшего Синода о назначении Тихона в учителя еще в бытность его учеником, — о его переводе в Тверь, о назначении на Новгородское викариатство, о рукоположении во Епископа, о переводе на Воронежскую епархию, о ходатайстве его об оставлении сумм, оставшихся от его предшественника, на поправку собора и архиерейского дома, — о его прошениях по болезни на покой и об увольнении.

е) «Сочинения» святителя Тихона. Чтение и изучение сочинений этого отца нашей Церкви очень много помогло автору проникнуть во внутреннюю жизнь Святителя на покое.

Кроме того, автор имел в виду и «Житие иже во святых отца нашего Тихона, епископа Воронежского, всея России Чудотворца», — издание второе, дополненное СПб., 1862 г. и «Жизнь новоявленного Угодника Божия Тихона, епископа Воронежского и Елецкого, с присовокуплением избранных мест из его творений». Издание второе, дополненное, Москва, 1862 г. Это жизнеописание составлено добросовестно и со знанием дела.

Заключаю это предисловие словами самого свт. Тихона:

Ежели кому покажется в каком рассуждении грубое нечто, тому охотно объявляю, что здесь ищется польза, а не услаждение, спасение, а не человекоугодие. Будет ли кто просвещенный имея разум, паче чаяния начитает что достойное исправления, то скудоумию моему, а не воли моей приписать прошу. Спасайся о Христе, любезный брат.

* * *

Живые отличаются от мертвых не только тем, что смотрят на солнце и дышат воздухом, но тем, что совершают что-нибудь доброе. Если они этого не исполняют, то ничем не лучше мертвых.

Святитель Григорий Богослов

Глава 1 Воспитание, образование и училищная служба святителя Тихона

Место и год рождения свт. Тихона. — Обстоятельства его домашнего воспитания. — Поступление в училище и семинарию. — Недостатки в средствах жизни, успехи. — Назначение на должность учителя семинарии. — Любовь к созерцанию и видение. — Поступление в монашество. — Рукоположение в иеромонаха и архимандрита. Назначение на должность префекта, а потом и ректора семинарии. — Избрание и рукоположение во епископа.

Этими словами приличнее всего начать повествование о жизни и подвигах свт. отца нашего Тихона, потому что промыслу Божию угодно было путем скорбей вести своего Угодника от колыбели до гроба. В юности — бедность и нужды, в зрелости — труды и болезни, в старости — подвиги и недуги, — так прошла вся жизнь святителя Тихона.

Тихон родился в 1724 г., в селе Короцке, Валдайского уезда, Новгородской губернии, от бедного дьячка Савелия [1] Кириллова и назван Тимофеем. Вскоре после его рождения умер отец, и многочисленное семейство Короцкого дьячка осиротело. И вообще-то некрасна жизнь бедного и большого семейства служителя церкви в бедном приходе, каково же бывает положение его, когда оно осиротеет и лишается своего кормильца — отца?! Знакомому с бытом сельского причта не трудно представить тяжелую судьбу осиротелого семейства. Правда, за старшим сыном покойного, или за старшим братом Тимофея, — Евфимеем, закреплено было место его отца. Но так как главные средства бедных сельских причтов заключаются, преимущественно, в обработке земли, для чего нужны опытность и распорядительность хозяина и крепкие рабочие руки, — то понятно, почему и с закреплением отцовского места за старшим его сыном, бедность и нужда этого семейства доходили до такой крайности, что детям иногда было нечего есть, и они вынуждены были из-за куска хлеба наниматься к богатым мужичкам — помогать им в обработке земли. «Когда есть дома нечего, — вспоминал после Святитель об этом времени, — то бывало, весь день бороню пашню у богатого человека, чтобы только накормил меня хлебом». [2] Кто же мог тогда подумать, смотря на этого босого, обгорелого, в простой холщевой рубашке мальчика, который, наравне с крестьянскими детьми, с вожжами в руках, ведет по пашне деревенскую лошадь с бороной и, понукая ее, сам едва успевает следовать за ней по комкам неразбитой земли, — кто мог тогда подумать, что из этого мальчика выйдет впоследствии возделыватель нивы сердец человеческих, великий светильник русской Церкви!

Впрочем, и тогда его душевные свойства привлекали к нему любовь некоторых деревенских поселян. Так его очень полюбил один богатый, но бездетный ямщик. Желая воспитать и усыновить любимого им Тимошу, а по смерти отдать ему и все богатство свое, он неоднократно приступал к вдове с просьбой отдать ему Тимофея, — в чем, конечно, материнская любовь всегда отказывала ему. Но, может быть, в одну из таких тяжелых минут, когда нужды особенно показались тяжкими и нескончаемыми, когда сердце переполнилось скорбью, жалость к плачу и нуждам детей побеждала любовь к сыну, когда, быть может, блеснула надежда такой жертвой облегчить участь других детей, — как-бы то ни было, — только в отсутствие старшего сына, мать взяла своего Тимошу и повела к ямщику. По-видимому, судьба будущего пастыря Церкви зависела от произвола окружавших его людей, и решалась не мудрыми соображениями матери. На самом деле, она находилась под верховным смотрением промыслителя Бога. Как только мать с сыном вышли из дому, приходит домой Евфимий, который в это время, без сомнения, считался главой семейства, и, не увидев матери и одного из братьев, спрашивает: где они? Ему рассказали, в чем дело. Встревоженный брат немедленно бросился за матерью, и догнав ее на дороге, на коленях стал умолять ее оставить свое намерение. «Куда вы ведете брата? — говорил он ей. — Ямщику отдадите, — ямщик и будет. А я не хочу, чтобы брат был ямщиком. Я лучше с сумой пойду по миру, а брата ямщику не отдам. Постараемся обучить грамоте, — продолжал он, — и тогда он может в какую-нибудь церковь во дьячки или пономари определиться». Убеждения подействовали — мать возвратилась домой. [3]

Но, чудное дело! Как сдалась она на эти убеждения? Будто мало натерпелась бедная мать! Будто лучше положение бедного дьячка, в сравнении с зажиточным бытом богатого крестьянина? Будто не испытала она, как беспомощно вдовство и сиротство в духовном звании! Но нет — видно оценила и поняла она эту братскую и самоотверженную любовь, это уважение к грамотности, к образованию и к своему сословию. Видно поняла бедная мать, что как ни бедна участь крестьянина, все же он ближе к престолу Божию. Как ни близко подходит его положение к положению крестьянина, все же он певец Бога вышнего, служитель Его святой Церкви. Хорошо рекомендует это обстоятельство, этот поступок, и старшего брата Евфимия. Такая почтительность к матери, такая самоотверженная братская любовь, такое уважение к грамотности, такое предпочтение своего служения мирским материальным выгодам, — ясно изображают прекрасные свойства простого, необразованного сельского причетника и вообще направление всего семейства, в котором воспитался свт. Тихон. Немудрено, что в такой благодатной среде сеялись и пускали корни, возросшие после, такие чудные добродетели этого Угодника Божия. «Деревцо малое, к какой стороне наклонено будет, — так и расти будет. Новый сосуд (горшок) чем наполнится, — такой и запах будет издавать. Так и малые дети, как воспитаны будут, так и будут жить», [4] — говорил впоследствии сам Святитель.

Итак, бедный мальчик Тимофей опять воротился домой на скудость и труды, в которых он и рос дома до 14-ти летнего возраста. Нельзя не видеть из всей его последующей жизни и из его сочинений, что это время наложило на него свой отпечаток. Так, на всю жизнь он сохранил в себе простоту и незатейливость внешней обстановки, сочувствие к простому народу, знакомство с его нуждами, иногда некоторую суровость в своих подвигах, простоту, и даже простонародность в выражении своих мыслей в сочинениях.

По мыслям его старшего брата Евфимия, как мы и видели выше, — юному Тимофею готовилась самая скромная доля. Его хотели обучить чтению и письму, а потом позаботиться об определении его на какое-нибудь причетническое место, как уже было с другим его братом Петром, который был определен в Новгород во дьячки. Но Господь судил о нем иначе. Он готовил его к высшей иерархической степени.

В начале 1735 года государыней Анной Иоанновной был издан строгий указ, «коим предписывалось сделать церковно-служительским детям разбор и лишних, особливо же не учащихся, отдавать в военную службу». Вскоре, в марте, этот указ подтвержден был новым строжайшим указом о том же предмете. Строгость указа и строгое исполнение его гражданским начальством побудили церковнослужителей, на последние средства, отдавать своих детей в духовные школы, состоявшие тогда большей частью при архиерейских домах. Повезла и мать-вдова своего Тимофея в город с той же целью, чтобы отдать его в школу. Но, по бедности своей и по случившейся тогда от неурожая хлеба дороговизне в содержании, она не могла отдать его туда, куда хотела. Поэтому, «для облегчения собственного пропитания», [5] представила его на усмотрение гражданского начальства, — а оно назначило его к исключению из духовного звания и к определению в военную арифметическую школу. Но и тут братская любовь, по высшему распоряжению Промысла, спасла его от участи, столь не соответствовавшей будущему предназначению. Другой старший брат, бывший причетником в Новгороде, сжалившись над участью своего брата, упросил духовное начальство принять его в училище, обещаясь, при всей своей бедности, содержать его на собственном иждивении. Духовное начальство уважило его просьбу, — и 11 декабря 1738 года Тимофей был записан в школу с фамилией Соколовский. [6]

С этого времени труды удваивались для юного ученика. Ему приходилось трудиться и духовно и телесно. Учась в школе и упражняясь в занятиях дома, под надзором своего брата, Тимофей в свободные часы нанимался к огородникам копать гряды и так сам себе приобретал пропитание. Таким образом, еще не будучи подвижником, Тимофей уже предвкушал подвижническую жизнь. Но, из-за того, что, во-первых, от школьных занятий его отвлекала работа, а во-вторых, в многочисленном училище было мало учителей (при двух учителях было до тысячи учеников), целый год обучения прошел для него без особенных успехов. Впрочем, для него уже важно было и то одно, что в это время он успел выказать и свои дарования, и свое прилежание и благонравие. Почему, с устройством семинарии, в 1740 г., в монастыре св. Антония Римлянина, он, как один из надежнейших и лучших учеников, (в числе 200 лучших), был принят на казенное содержание. Так Провидение дало ему средства приобрести образование и вступить на предназначенный ему путь!

Впрочем, и с принятием Соколовского на казенное содержание, положение его было далеко не совершенно обеспеченным. Ему приходилось опять терпеть большие нужды. Так, чтобы удовлетворить свою любознательность, которая постоянно требовала себе духовной пищи, ему приходилось нередко жертвовать телесным довольством. Чтобы прочитать полезную книгу, от которой не отрывалось его внимание, или которую не удавалось прочитать днем, в часы классных занятий, — он должен был нередко просиживать целые ночи. А так как казенных свечей для этого недоставало, — то иногда продавал половину своего хлеба и на вырученные деньги покупал свечи. Вспоминая об этом времени, на покое Святитель говорил: «В семинарии я начал продолжать учение на казенном коште и терпел великую нужду, по недостатку к содержанию себя; и так бывало, когда получу казенный хлеб, то из него половину оставлю для продовольствия себя, а другу половину продам и куплю свечу, с нею сяду за печку и читаю книгу». [7] Эти достойные всякой похвалы качества молодого воспитанника семинарии — прилежание и любознательность, ради которых он жертвовал телесным довольством, соединялись, как видно, и с сильным, строго благочестивым настроением его души и отличали его от прочих товарищей. Товарищи Соколовского чувствовали особенность его жизни и его высокое нравственное превосходство, но вместо того, чтобы соревновать ему, как следовало бы, они, как обыкновенно бывает с легкомысленными юношами, только смеялись над ним. Они брали лапти, и, махая ими перед Тимофеем, приговаривали: «величаем тя»... Как ни кажется эта шалость ребяческой и глупой, тем не менее она заслуживает того, чтобы о ней было упомянуто, так как предчувствие товарищей действительно впоследствии оправдалось. Им пришлось кадить ему настоящим образом, уже не в шутку, а серьезно.

При таком неутомимом прилежании, даровитый ученик Соколовский оказывал значительные успехи в изучении семинарских наук, и потому беспрепятственно был переводим из одного класса в другой по той мере, как открывались новые классы. Так год он учился синтаксису, год поэзии, четыре года риторике, а вместе и греческому языку. Затем, с 1746 года поступил в философский класс и учился философии, через два же года перешел в богословский класс. Но, так как наставник богословия (Иосиф Ямницкий), вскоре умер, и этот класс был закрыт, — то ученики опять должны были слушать философский курс, читанный новым наставником, вызванным из киевской академии — этого рассадника ученых тогдашнего времени. Так продолжалось до 1750 года. В сентябре же этого года Тимофею Соколовскому поручено было преподавание греческого языка, но сначала ему почему-то не было назначено жалованья, тогда как другие учителя из учеников получали жалованье. Поэтому в июне 1751 г. он подал прошение к преосвященному Стефану (в Петербурге), в котором просил определить ему жалованье, «какое его архипастырской воле угодно будет и оное, за прошедшую сентябрьскую и январскую треть, выдать». [8] Преосвященный Стефан, сделав справку о прилежном исполнении Соколовским его ученических и учительских обязанностей, и получив удовлетворительный ответ, в том же месяце, положил резолюцию: «производить как денежное, так и хлебное (жалованье) против нижней латинской школы учителя, из учеников определенного и из означенного им месяца и числа заслуженное выдать» (1751 г. 12 июня). [9]

Учитель латинского языка был тоже из учеников и получал жалованья 50 р. и 9 четвертей ржи. Столько же должен был получать и учитель греческого языка Тимофей Соколовский. Жалованье, конечно, ничтожное, но, при казенном содержании оно было не незначительной помощью и, без сомнения, избавляло его от необходимости променивать хлеб на свечи. При таком пособии он учился еще четыре года в богословском классе и, таким образом, в 1754 году, на 30 году своей жизни, окончил курс своего образования в числе лучших студентов. При большом числе учащихся и несоразмерно малом числе учителей, а при этом при скудости в учебных средствах, тогдашнее, только что начавшееся, семинарское образование само по себе не могло быть вполне удовлетворительным. И, без сомнения, оно было таковым и для Тимофея Савельича, но его неутомимая любознательность, его собственные размышления, знание и преподавание греческого языка, давали возможность восполнить, сколько было возможно пробелы и недостатки образования. Как преподаватель греческого языка он по необходимости, должен был посвящать особенное внимание на изучение греческой святоотеческой литературы, в которой так глубоко запечатлелся дух истинного христианства, и которая в душе Тимофея находила соответствующую себе нравственную почву. Оттого в сочинениях свт. Тихона не видно каких-нибудь школьных заученных приемов или так называемой схоластики. Напротив, в них господствует естественная простота и своеобразность мысли и слова, о чем скажем в своем месте.

Так, на 30 году своей жизни, Тимофей Савильич Соколовский окончил курс своего семинарского образования. Это, однако ж, не был юноша молодой, неопытный, неустоявшийся в своих правилах и понятиях. Напротив, это был муж, уже предначавший путь тесной жизни, исполненной лишений, скорбей и трудов, — муж, устремлявший свой испытующий взор внутрь самого себя, к самопознанию. Жизнь в школе была для него временем искуса и послушания, как и оказалось вскоре, потому что через 9 лет, по окончании курса, он уже стоял в сонме иерархов русской Церкви. Конечно, не он один, но и многие из его товарищей воспитывались в подобных нуждах и лишениях, но ни один из них не сумел или не хотел так воспользоваться ими, как это сделал Соколовский.

По окончании курса, Тимофей Савельич был оставлен при семинарии учителем. К прежнему предмету его преподавания был прибавлен новый, а именно — преподавание поэзии. Впрочем, вероятно, по невозможности совместить преподавание этих двух предметов, поэзии и греческого языка, этот последний был сдан его ученику Феодору Сотскому.

С определением Соколовского в учителя его внешнее положение значительно улучшилось. Жалованье его теперь утраивалось против прежнего: вместо 50 р., — по штату, он стал получать 150 р. и 24 четверти хлеба. [10] По получении жалованья он первым делом вызвал к себе свою старшую сестру, чтобы избавить ее от тех тяжелых и унизительных работ, которыми она доставала себе пропитание; она мыла полы у богатых людей и скудной платой за то жила, — матери его тогда уже не было на свете.

Немного мы знаем о жизни Тимофея Соколовского на его училищной службе, но несколько случаев, о которых он впоследствии вспоминал, будучи на покое, и которые переданы нам его келейниками, дают нам возможность несколько проникнуть в духовную жизнь этого учителя и, хотя бы отчасти понять предначатие им того духовного преуспевания в подвижнической жизни, какое он явил в себе впоследствии.

Живя на покое, святитель Тихон неоднократно вспоминал следующие случаи, в которых Господь являл ему Свое промыслительное о нем попечение. Когда он еще был учителем, во время вакации, архимандрит Александровского монастыря пригласил к себе в гости всех учителей, в том числе и его; они отправились. По приезде в монастырь, Тимофей Савельич один пошел на колокольню, чтобы осмотреть прекрасное местоположение вокруг монастыря и полюбоваться им. Не опробовав перил, которые совершенно сгнили, он оперся на них, и перила немедленно упали на землю, а его как будто кто оттолкнул назад к колоколам, — и он упал на пол, полумертвым. Опомнившись от испуга от угрожавшей опасности, он едва сошел с колокольни и едва смог дойти до архимандричьей кельи. Увидев его, товарищи от изумления стали его спрашивать: «Тимофей Савельич, что ты лицом изменился, посмотрись в зеркало, ты мертвому подобен»? Он в ответ на это попросил чашку чаю, обещая после рассказать о причине своего испуга. Напившись чаю, он повел их к колокольне, и, указав на разбитые в дребезги перила, лежавшие на земле, сказал, что на этом месте и ему предстояла такая же участь быть разбитым, если бы не сохранил его Господь. В то же время был с ним и другой случай. Однажды он ехал верхом на лошади, вдруг лошадь стала его так бить, что седло свернулось и он упал на землю, причем одна нога его запуталась в стремени. Опасность была очевидная, но Господь и здесь видимо сохранил его. Взбесившаяся лошадь вдруг остановилась, как-будто усмиренная кем, — и Тимофей Савельич остался невредимым. Подобные случаи были с ним в Твери и в Воронеже. [12] Так Господь являл своему избраннику благопромыслительное попечение о нем. А он, со своей стороны, всегда чувствовал и видел в подобных случаях хранящую и благодеющую десницу Божию, — и всегда за то славословил Господа, — почему в духовном завещании, между прочим написал: «Слава Богу, что Он в бедственных и смертных случаях меня сохранял».

Другое воспоминание святителя Тихона, относящееся к этому же времени, еще яснее изображает нам начатки его духовной жизни. «Когда я был учителем, пишет с его слов келейник, я и тогда привычку имел и любил ночное время без сна провождать, и занимался либо чтением душеполезных книг, либо душеспасительными размышлениями... В мае месяце, ночь была весьма приятная, тихая и светлая; я вышел из кельи на крыльцо, которое на северную сторону было и стоя размышлял о вечном блаженстве... Вдруг небеса разверзлись и там такое сияние и светлость, что бренным языком сказать и умом понять никак невозможно; то только сияние было кратко (почти одноминутно), и паки небеса натурально в своем виде стали, и я от того чудного видения более горячее возымел желание к уединенной жизни, и долго, после оного чудного явления, чувствовал и восхищался умом, да и ныне, когда вспомню то, ощущаю, в сердце моем некое веселие». [13]

Из этого рассказа видно, что Тимофей Савельич, еще будучи бельцем, приобрел, по его собственному выражению, привычку бодрствовать по ночам, и проводить их в чтении книг или в душеспасительных размышлениях, а такое бодрствование, по словам Исаака Сирина, дает «душе подвижника херувимские очи, чтобы непрестанно возводить ей взор и созерцать небесное зрелище». Это расположение с молодых лет к душеспасительным размышлениям, при дальнейшем упражнении, возросло до постоянного богомыслия и действительно дало его душе херувимские очи, что и увидим впоследствии.

Видна здесь и его особенная любовь к красоте видимой природы, по которой он уже и тогда от мысли о мире видимом возносился к размышлению о мире духовном, — невидимом, от наслаждения, например, красотой прекрасной майской ночи, тихой, светлой, приятной, — к размышлению о вечном блаженстве на небе. Такое свойственное подвижникам упражнение в душеспасительных размышлениях, по опытному свидетельству того же отца, порождает пренебрежение к миру, и вместе с этим полагает начало в человеке «всякого доброго движения, ведущего его к жизни». «И, если человек не погасит в себе эти святые помыслы житейскими связями и суесловием, то они поведут человека к глубокому созерцанию, которого никто не в состоянии изобразить словом» — в чем, впоследствии, действительно преуспевал свт. Тихон. Удостоившись таким образом созерцать и ощущать небесные радости, он через то был воззван к подвижнической жизни, так как, по слову того же отца пустынножителей, «благодать сия дается от Бога тем, о ком известно, что им действительно подобает удаляться от мира сего к лучшей жизни».

После этого благодатного видения, Тимофей Савельич Соколовский, по собственному его признанию, возымел более горячее желание к уединенной жизни. Напрасно его родственники, желая иметь в нем для себя опору, упрашивали его выйти на какое-нибудь священническое место, разумеется, со вступлением в супружество. Избранный совсем к другому положению и служению, монах в душе и жизни, Тимофей Савельич помышлял только об оставлении мира и поступлении в монашество, об уединении и беспрепятственном упражнении в душеспасительных размышлениях. И он, вероятно, давно бы исполнил свое желание, если бы не то обстоятельство, что в Новгороде долго не было архипастыря. И потому как только рязанский епископ Димитрий (Сеченов) был сделан новгородским архиепископом, Тимофей Савельич немедленно подал на его имя прошение о своем непременном намерении вступить в монашество, — и получил на это архипастырское разрешение. На 34 году своей жизни, он был пострижен и наречен Тихоном.

Премудрый Промыслитель, ведая душевную чистоту и готовность Тихона на служение св. церкви, как-будто выжидал возложения на него монашеского чина, чтобы в продолжительном времени, возвести его на степень архипастыря: через три года после поступления в монашество, он был уже епископом.

В неделю антипасхи, Тихона рукоположили в иеродиакона, — а летом, в вакацию, во иеромонаха. Вместе с этим саном умножались и его труды по семинарии. С августа того же года он был сделан преподавателем философии, а в январе месяце префектом семинарии. Но не более полугода довелось ему трудиться в преподавании нового предмета и в отправлении новой должности. Скоро он призван был к новому роду служения. Так как слух о дарованиях, уме и добродетелях Тихона довольно распространился между архипастырями, то некоторые из них хотели воспользоваться его услугами на пользу школы и Церкви. Так епископ Тверской, преосвященный Афанасий, выпросил его в свою епархию у архиепископа Новгородского Димитрия. Почему, 26 августа 1759 года последовал из Святейшего Синода указ, которым Тихон отдавался в распоряжение преосвященного Афанасия. Он увольнялся в тверскую епархию, «к определению, по рассмотрению тамошнего преосвященного, к лучшему пред сим, в коем он находился, послушанию!» [14] Несмотря на недавнее пострижение Тихона, Афанасий сделал его сначала настоятелем и архимандритом Желтикова монастыря, а потом, в том же 1759 г., настоятелем Отроча монастыря, ректором Тверской семинарии и преподавателем богословия, а вместе с этим присутствующим в духовной консистории. Полтора года проходил Тихон это новое послушание. Его сочинение «Об истинном христианстве», которое окончательно было отделано в Задонске, может отчасти служить памятником его трудов по преподаванию богословия в семинарии.

Живя в Твери, Тихон думал и мечтал только об уединении. У него еще тогда было намерение удалиться куда-нибудь в пустынный монастырь, и наряду с братией проводить уединенную жизнь, а до этого времени думал построить в монастырской вотчине, близ Твери, келью и удалиться в нее для подвигов безмолвия, молитвы и душеспасительных размышлений. Об архиерействе же он решительно никогда не думал. «Я никогда не мыслил о сем важном сане, чтобы быть мне епископом», — говорил он о себе, и, без сомнения, со всей искренностью, как и во всем прочем, что ни говорил он о себе. «У меня мысли были непременно куда-нибудь удалиться в пустынный монастырь, быть монахом и провождать уединенную жизнь; но Всевышнего судьбе угодно так, что есмь недостойный епископ». И потому, чем неожиданнее было его избрание в епископа, тем памятнее были для него все подробности этого события.

По воспоминаниям самого Святителя, избрание его в епископа ознаменовано было особенным предуказанием. В день св. Пасхи, 1761 г., Тихон участвовал в служении литургии с преосвященным Афанасием, в тверском соборе. Во время херувимской песни, у жертвенника, когда Тихон подходил к преосвященному Афанасию со словами, архиерейство твое да помянет Господь Бог во царствии своем, — Афанасий ошибкой, вместо: архимандритство твое, сказал: «епископство твое да помянет Господь Бог во царствии своем». Заметив свою ошибку, преосвященный улыбнулся и пожелал ему быть действительно епископом. «Дай Бог быть вам епископом», сказал он ему. Конечно, этот случай не имел бы никакого значения, и святитель Тихон впоследствии не обращал бы на него внимания, как на дело случайной оговорки, если бы в этот день действительно не было бы решения вопроса об избрании Тихона в епископа.

Именно в первый день Пасхи, архиепископ Димитрий, — как после святитель Тихон лично узнал от него, — вместе с Епифанием, епископом Смоленским, избирали кандидатов на Новгородское викариатство, для представления Государыне Императрице. Семь кандидатов они уже имели в виду. Но преосвященный Епифаний, зная добродетели и дарования Тихона, просил преосвященного Димитрия включить и его в число кандидатов, и, несмотря на возражения последнего, что он еще молод, что еще только три года прошло со времени принятия им монашества, — включили и его. Стали бросать жребий кого из них представлять на утверждение, — и три раза вынимался жребий Тихона. «Верно Богу так угодно, чтобы быть ему епископом, сказал Димитрий, — не туда было я намеревался его назначить». Преосвященный Димитрий имел в виду назначить его архимандритом Сергиевой лавры — назначение в то время весьма важное, потому что соединялось с правом быть членом Святейшего Синода. [15] Таким образом, обмолвка Тверского епископа была хотя и случайная, но, по действию промысла Божия, послужила указанием на избрание Тихона во епископа. «По всеподданейшему Ея Императорскому Величеству словесному Святейшего Синода докладу и по представлению синодального члена преосвященного Дмитрия, архиепископа великоновгородского, Государыня утвердила „посвятить Тихона на новгородское викариатство“, о чем и послан был указ, через тверского епископа». [16]

В живой памяти Тихона сохранились обстоятельства получения им указа. Расскажем об этих обстоятельствах словами самого Тихона. «Как крестьяне были за монастырями, то близ города Твери была монастырская вотчина, при оной же была и роща, положение же места прекрасное и уединенное. Я намерение имел в оной роще выстроить себе келью для уединения. Однажды, в свободное время, весной, в день субботний, я и был в оной вотчине; и крестьяне мостили мосток через протекающую малую речку, я же прохаживался и смотрел за их работой. Послышав в соборе благовест к вечерне, я приказал заложить коляску и поехал в монастырь к вечерне и, придя в церковь, стал на своем месте. В скорости пришел ко мне от архиерея сторож и говорит: отец ректор, пожалуйте к его преосвященству. Я ему сказал: вот, отслушав вечерню, тотчас и явлюсь к его преосвященству. Но посланный не успел выйти из монастыря, в ту же минуту приходит и другой сторож и говорит: „извольте скорей ехать“. И я, недослушав вечерни, поехал в архиерейский дом; но дорогой, едучи, чувствовал в сердце своем и печаль и радость, ибо некоторые из архиерейского дома, как-то, эконом и прочие, были недоброжелательны ко мне, и думал: нет ли от них каких-либо клевет на меня к архиерею. По приезде же я вошел к нему с торопливостью в переднюю келию и приказал келейнику доложить преосвященному, что я приехал. В ту же минуту вышел ко мне преосвященный и говорит мне приветственно: прошу покорно отец ректор, — поздравляю вас епископом, и дал мне синодальный указ; сам же заплакал: жаль де мне расстаться с вами, и говорит мне: вы немедленно сдайте монастырь и отправляйтесь в Петербург». [17] Новонареченному епископу оставалось покориться Божию о нем промышлению и отвечать: благодарю, приемлю и ни мало вопреки глаголю. Сдав монастырь, он немедленно отправился в Петербург, где 13 мая 1761 г., в Петропавловском соборе, рукоположен в епископа городов Кексгольма и Ладоги, с тем, чтобы, управляя Хутынским монастырем, быть викарием архиепископа Новгородского. Так, на 37 году своей жизни, через 7 лет по окончании семинарского курса учения и через три года после принятия монашества, Тихон, по высшему распоряжению Небесного Архиерея, Господа нашего Иисуса Христа, облечен саном и властью архиерея земного.

* * *

Добродетельные от юности и до гроба ведут борьбу. Но покоятся они со дня смерти, пока придет время воздаянию. Они умирают на время, как засыпают вечером после дня трудов; и как после сна, восстанут они из гробов и облекутся в славу.

Преподобный Ефрем Сирин

Глава 2 Служение свт. Тихона в сане епископа

Приезд свт. Тихона в Новгород и встреча его. — Назначение на воронежскую епархию. — Приезд в Воронеж, запущенность епархии. — Просьба об увольнении. — Попечение святителя о благоустроении духовенства и духовных училищ. — Заботы о монашестве. — Прекращение нехристианских празднеств.

После рукоположения во епископа, святитель Тихон немедленно отправился из Петербурга в Новгород, на свою паству, куда послан был из Синода указ, чтобы новгородское духовенство встретило своего архипастыря с подобающей честью, «что и было выполнено при колокольном звоне». При этой встрече было великое стечение городских жителей, желавших видеть своего архиерея, который не так давно на их глазах был учеником и учителем тамошней семинарии. Эта торжественная встреча, совершаемая знакомым ему духовенством, это большое стечение народа, устремлявшего на него свои взоры, этот колокольный звон и вообще все это торжествующее движение родного города, — произвели сильное и глубокое впечатление на душу Тихона, помышлявшего прежде только об уединении и смиренной доле пустынника — и потому эта встреча сохранилась в его памяти и служила предметом его воспоминаний на покое.

В самом деле, всего один год и восемь месяцев тому назад, когда Тихон выезжал из своего родного города простым иеромонахом, прощаясь, может быть навсегда со своей родиной, — не прошло и одного месяца, как он думал о построении особой кельи для уединенных размышлений и занятий, — и вот теперь опять возвращается в свой родной город и сверх всякого чаяния, архипастырем и среди такого торжества. Без сомнения, он чувствовал резкую противоположность настоящего своего положения с прошедшей жизнью, и потому вполне понимал и разделял чувства своей старшей сестры, которая, стоя в толпе жителей и смотря на своего брата — епископа, при воспоминании о днях тяжелой бедности, — плакала от радости и умиления, — да и после не могла без слез войти к нему в его архиерейские комнаты. «Случилось, — говорил Святитель своему келейнику, — что между народом находилась, смотря на церемонию, и сестра моя родная, которая прежде вдовствовала в крайней бедности... На другой день, из Хутыня, послал я за ней колясочку, — а она, приехавши, и не смеет войти ко мне в келью. Я, отворя двери, сказал ей: пожалуй сестрица, — и она, залившись слезами, вошла ко мне; а я спросил: о чем же ты плачешь, сестрица? Я плачу, сказала она мне, от великой радости, братец; вы помните в какой мы бедности при матушке воспитывались, что было, временем, и дневной пищи лишались, — а теперь я вижу вас в таком великом сане! Я ее просил почаще навещать меня, говоря ей: сестрица! теперь есть вам на чем приехать ко мне; у меня есть услуга, лошади и коляска для вас. А она сказала: благодарствую, братец; но иногда (пожалуй) я и наскучу вам своим частым приездом. Нет, родная, сказал я ей: я никогда не соскучу твоим посещением и сердечно тебя люблю и почитаю» (поскольку де она была ему старшая сестра). [18] Недолго, впрочем, бедная сестра наслаждалась такой радостью и такой трогательной братской любовью через месяц она умерла, — и сам Святитель отпевал ее, проливая обильные слезы над ее гробом.

Как к своему архипастырю, к Тихону представлялись и все духовные, из которых многие были его товарищами по семинарии. С братскими чувствами и с простотой любви встретил их архипастырь. С простосердечной улыбкой он напомнил им об их училищных шалостях, — и когда они, в смущении, отвечали ему: «Проси нам, владыко святый», — и он с той же простотой сказал им: «я братцы шутя вам говорю». [19]

Не долго, однако ж, святитель Тихон трудился для блага своей паствы. Сначала он был назначен для председательствования в синодальной конторе, оставленной в Петербурге на время, пока находился Синод в Москве, по случаю коронования Императрицы Екатерины II, (в августе 1762 г.), — а потом в воронежскую епархию. На докладе 3 февраля 1763 года, в котором кандидатами на воронежскую кафедру от Синода были представлены два архимандрита: Варлаам, настоятель Донского монастыря, и Симеон, настоятель Кирилло-Белозерской обители, — Государыней собственноручно было написано: «быть епископом воронежским викарию новгородскому». [20] Вероятно, Императрица лично знала святителя новгородского, — о чем гласит и предание, существующее в Новгороде, что государыня, зная добродетельную жизнь Тихона, уважала его и, во время проезда через Новгород в Москву, принимала от него благословение.

После возвращения Синода в Петербург, свт. Тихон в конце апреля 1763 года отправился на новую паству, и 14 мая прибыл в загородный воронежский архиерейский дом.

Встреча святителя Тихона в Воронеже не могла так благоприятно подействовать на его душу, как было это при его въезде в Новгород. Тогда положение его было неожиданно и ново. Теперь же, напротив, все было уже знакомо и привычно. Там епархия была ему известной, даже родственной. Напротив, здесь все было не только не знакомо, но, кроме того, и запущено, ветхо.

В Новгород он приехал со свежими силами, со здоровьем, не боящимся трудов. Сюда же он ехал с довольно уже расстроенным здоровьем. Дорогой, от самой Москвы, он начал чувствовать сильную головную боль и расстройство внутри себя. Судя по этому, можно отчасти понять, каковы были его мысли и чувства при первом торжественном входе его в кафедральный собор и свой архиерейский дом, и при первом знакомстве с нравственной стороной своей паствы.

Звон, которым был встречен архипастырь при входе в благовещенский соборный храм и который всегда так много прибавляет к церковному торжеству, состоял почти только из малых колоколов, потому что большие колокола, [21] были разбиты. Наружность и внутренность храма показывали крайнюю ветхость. Позолота на его главах пропала и главы почернели. Внутри — многоярусный, старинный иконостас обветшал, позолота и серебро на его столбах и резьбе полиняли. Иконы, как в нижних, так и в других ярусах, от ветхости значительно повредились, краска на святых ликах облупилась, оклады местами отстали от досок, алебастровая работа по стенам отвалилась, а соборная ризница крайне нуждалась в новых одеждах. Подобная запущенность была и вокруг храма и архиерейского дома. Каменная ограда местами не окончена, местами не выведена выше фундамента, а местами, где стены были уже выведены, покачнулась и повалилась. Семинарское строение стояло не покрытым, без окон и дверей. Судейская камера при консистории не отделана, а службы в архиерейском доме (например, пекарня), запущены и требовали поправки. Все требовало починки, поправки и больших издержек!

При дальнейшем знакомстве нового воронежского архипастыря со своей епархией, и в других отношениях она для него представляла мало утешительного. По своей обширности, по разнородности своего состава, по малообразованности духовенства и народа, по отсутствию хороших духовных училищ, по скудости средств архиерейского дома, — эта епархия была одной из труднейших епархий в то время для церковного управления. Она занимала тогда пространство вдвое или даже втрое против настоящего ее объема. В ней насчитывалось до 800 церквей, до 15 тысяч духовенства обоего пола и до 800 тысяч всего православного населения. Ее народонаселение образовалось из случайных поселений и большей частью из бродяг и раскольников, в поселениях же войска донского — из казаков. Духовенство состояло большей частью из людей малообразованных или даже и совсем необразованных, а народ, хотя и отличался простотой веры и жизни, но вообще был груб и мало сведущ в познании веры.

Несмотря на многолюдство епархии, она едва ли не была одной из беднейших. Правда, у нее состояло в подушном окладе до 1370 человек крестьян, но с них не было никаких денежных сборов. [22] Таким образом, с самого своего вступления на воронежскую кафедру, святитель Тихон видел впереди одни многообразные нужды, заботы и труды.

Чувствуя, однако, свое здоровье крайне расстроенным, свт. Тихон в то же лето, в августе месяце решился просить св. Синод об увольнении его, по болезни, от епархиального управления. «Как из Москвы выехал я болен, — писал он в прошении (от 7 августа 1763 г.), — так и ныне нахожусь в той же болезни, еще и паче, — которую, как внутри себя, так и в голове, чувствую, почему (сегодня) и литургии служить и прочих дел по должности отправлять не в состоянии, — ибо часто, как кроме служения, так и в служении, обморок находит, о чем как служащие со мной, так и прочие засвидетельствовать могут. Того ради Вашему Святейшеству о сем донеся, всепокорнейше прошу, дабы соблаговолено было меня от епархии уволить, дабы мне в неотправлении должности своей, как пред Богом, так и пред Вашим Святейшеством, ответу не дать, — а определить в келью, по близости, в Троицкую Сергиеву лавру, на какой Ваше Святейшество порции соблаговолите». [23] В ответ на эту просьбу св. Синод посоветовал святителю Тихону только обратиться к помощи врачей, в надежде, что его молодые годы помогут ему освободиться от болезни. Таким образом, несмотря на свои недуги, свт. Тихон должен был продолжать свое служение, как того требовало глубокое сознание им своих архипастырских обязанностей, и как позволяли его силы, которых, впрочем, он не жалел.

Вступая в управление своей епархией, свт. Тихон, в одно и тоже время, обращал свое ревностное внимание на все отрасли епархиального управления. Чтобы ясно и отчетливо видеть его попечительность о благоустройстве своей паствы, мы сначала скажем о его заботах по исправлению ветхостей храма, архиерейского дома и консистории, затем о благоповедении священно- и церковно-служителей, об устройстве духовных училищ, — и, наконец, об исправлении народа.

Вскоре после подачи прошения о болезни, свт. Тихон послал прошение на Высочайшее имя, в котором просил у Государыни разрешения на поправку всех ветхостей собора и архиерейского дома, с принадлежащими к ним зданиями употребить оставшиеся после смерти его предшественника деньги, суммой до шести тысяч рублей, которые еще не были отосланы в коллегию экономии. Иных же средств он решительно не видел вокруг себя. «Чем бы оные все (т.е. ветхости) исправить, — писал Святитель, — такой суммы в оном архиерейском доме не находится; ибо с имеющихся затем архиерейским домом вотчинных крестьян (коих состоит по минувшей второй ревизии в подушном окладе тысяча триста семьдесят одна душа), никаких денежных сборов никогда не бывало и ныне нет, а состоят те крестьяне на пашне, сенокосе и на заготовлении дров и прочих работах. И потому означенный, покойный преосвященный Иоанникий епископ, при жизни своей, за показанным недостатком, определил, за своей рукой, реестр, из собственных своих келейных денег, на церковные вещи, 3009 рублев; точно по тому реестру, за скорой его преосвященства кончиной, ничего не сделано, — который реестр в святейший Синод, минувшего мая 22 дня, а в коллегию экономии со оного точная копия, сентября 3 числа сего 1763 г., при доношениях, посланы. А после его преосвященства кончины, по описи явилось денег — червонцев и рублевой монеты пять тысяч восемьдесят восемь рублев семьдесят копеек, да посуды всякой и платья на 478 руб. по-видимому, оказалось, которое все следовать имеет, по указам Вашего Императорского Величества в коллегию экономии, но токмо онаго поныне еще ничего не отослано». [24] Это прошение сдано было на рассмотрение св. Синода.

Синод обратил внимание на просьбу преосвященного Тихона. Он немедленно, в том же году, послал указы, — один в Воронеж, в котором предписывалось составить комиссию, а комиссии составить опись оказавшихся от ветхости повреждений и примерную смету на их исправление, — а другой в коллегию экономии, — в котором ей предписывалось остановить требование из воронежской консистории оставшихся после преосвященного Иоанникия денег, на означенные епархиальные нужды. Комиссия, в скором времени, составила подробную опись и смету, по которым требовалось всего суммы 12 тысяч, — между тем как коллегия сделала в Синоде отношение, в котором уведомляла, что на основании недавно полученного Высочайшего указа, она крайне заботится об экономии своих сумм и потому не может оставить деньги преосвященного Иоанникия в распоряжение воронежского епископа, и что, если нужны деньги, она всегда выдаст их из своих сумм, сколько нужно, — только на выдачу денег будет ожидать разрешения от самой Государыни. После этого все дело было представлено на Высочайшее рассмотрение, где оно слишком замедлилось. Ничего не зная о ходе дела, свт. Тихон, 28 февраля 1766 г. снова подал прошение в св. Синод об исполнении его прежней просьбы, но в ответ получил указ от 15 сентября, которым ему предписывалось обращаться по этому делу, помимо св. Синода, прямо в коллегию экономики.

Этим и закончились все сношения преосвященного Тихона с правительством о суммах, оставшихся от его предшественника, без сомнения, к немалому его огорчению. Сначала в ожидании успеха своего прошения, а потом вследствие неожиданного отказа, Тихону оставалось изыскивать свои собственные средства, — в чем, кажется, он и преуспел, потому что заложил новый каменный собор в Воронеже, который, впрочем, освятить ему самому не привелось.

В продолжение своего почти пятилетнего служения, святитель Тихон встречал много случаев из жизни духовенства, в которых открывались для него его общие недостатки. Так, он усмотрел, что готовящиеся к рукоположению (ставленники) являются к нему незаконных лет, без надлежащего свидетельства от прихожан и от причта о желании иметь их, и о добром их поведении, — что некоторые из принявших священство священнослужителей не умеют правильно совершать службу Божию, вследствие чего, по праздникам и воскресным дням, не бывает службы, — а иные, в праздники и воскресные дни уезжают от своего прихода на ярмарки, оставляя церковь без службы, или, без спросу отлучаются от своего прихода иногда верст за сто.

Заметил весьма много беспорядков по брачным делам, которые происходили или по неведению и неосмотрительности, или по другим посторонним побуждениям, — равно как и беспорядки по церковному благолепию, — что, например, священнослужители небрегли о чистоте в храме и в алтаре. Иные употребляли вино для таинства причащения низшего сорта и достоинства, в храме ставили домовые иконы во множестве и беспорядке, погребали усопших в храме и делали над могилами склепы, что стесняло пространство в церкви для присутствующих. Узнал также, что многие священнослужители, кроме того, что оказываются невеждами в благовествовании Христовом, но, что еще хуже, не желают даже и читать Евангелия и не имеют его у себя на дому, о проповеди же в церкви и вообще о распространении в народе истинных и здравых учений не имеют почти никакой заботливости, да мало показывали в себе и готовности к тому. Все эти беспорядки свт. Тихон старался остановить, прекратить и исправить, всеми зависящими от него мерами, и в этом случае он показал особенно разумную распорядительность.

Чтобы не допускать до рукоположения людей, недостойных или не приготовленных к тому, свт. Тихон, по своем вступлении на епархию, немедленно послал указ во все городские и духовные правления (31 мая 1763 г.), чтобы ставленники имели от причта и от прихожан одобрительные свидетельства. Эти свидетельства должны быть представляемы в духовные правления, а правления обязывались навести справку о том, нет ли чего худого за ставленниками, знают ли они чтение, указанных ли они лет, не подлежат ли они подушному окладу, — и уже после этих справок, если они окажутся удовлетворительными, представлять к посвящению. В прекращение же выше указанных беспорядков со стороны рукоположенных священников, святитель Тихон указами приказал благочинным (поповским заказчикам и десятиначальникам), каждому в своем ведомстве, освидетельствовать лично, — правильно ли совершаются утреня, литургия и вечерня, — и, если окажутся незнающие, то присылать таких, при донесениях, к нему на дом. [25] Другими указами предписал, чтобы священнослужители неотлучно находились при своих церквах, никак не опуская службы в воскресные и праздничные дни. Если же кому нужно отлучиться верст за сто и более, то испрашивали бы на то дозволения консистории и правления, означая куда едут, за чем и на какое время, в другую же епархию отлучались бы с разрешения архиерея с билетами.

В предотвращение беспорядков в брачных делах, через указы делал различные внушения духовенству, чтобы, например, не венчать никого ранее 15 лет мужского пола, и 13 лет женского, без надлежащих документов (венечных памятей и исповедных росписей), поздно вечером, не венчать малолетних отроков с взрослыми (большими) невестами, «чем отверзается дверь ко многим беззакониям», — не венчать беглых от живых жен и мужей и вообще не совершать сомнительных браков, без разрешения архиереев. Но и после этих внушений, он признал необходимым разослать циркулярно, по всему духовенству, инструкцию о совершении браков, строго предписав духовным правлениям раздавать списки каждому священнику «с расписками и объяснением в тех расписках, которого именно года, месяца и числа священник те копии примет, и те расписки прислать в консисторию, при доношениях, неукоснительно, где оные подписки хранить в целости, а вновь производимым священникам с той инструкции и списка копии отдавать в консистории, в принятии коих оным священникам неотменно расписываться на производимых о просвящении их в попа делах».

В попечении о церковном благолепии, святитель Тихон показал особенную внимательность и благоразумную распорядительность. Узнав, что в некоторых церквах нет причетников, а потому некому сохранять чистоту в храме, он приказал представить ведомость обо всех причетниках, какие есть в его епархии, — и заштатных, от церквей, где они есть, перевести туда, где их нет. Где есть диаконы, велел отдать их смотрению церковную разницу, для наблюдения за чистотой. Строго подтверждал, чтобы святые запасные тайны хранились в серебряных или чистых оловянных сосудах, но отнюдь не в медных, или жестяных, или иных сосудах, притом всегда в алтаре, в крайнем бережении и наблюдении. Напомнил старый указ, которым предписывалось вынести из церквей домовые иконы. Другим указом запретил хоронить в церквях и делать склепы выше помоста, а где таковые есть — сломать. Предписал оградить церкви оградой, и притом в наивозможной скорости, а где недостаток в дереве, окопать канавой, или окласть по способности самородным камнем, дабы через оные никакой скот и прочие животные не могли ходить и св. церквам впредь ни малейшего повреждения не было. Приказывал также обносить оградой и те места, где прежде были церкви, а особенно место св. престола, которое непременно должно быть ограждено и покрыто.

Узнав, что иные священники употребляют для священнослужения вино окислое и совсем негодное для употребления и что они извиняют себя невозможностью по близости достать хорошее вино, Святитель распорядился:

«1) послать во все духовные правления указы, чтобы правители старались всемерно, ежели в близостных городах продажи не живет, сообща от ведомства своего, купить на Воронеже, или где способнее вино продается, и держать в бочке, в добром погребе, откуда все (бы) того ведомства священники, чрез посланных от себя, или сами, по немногой части, дабы окиснуть не могло, взимать и содержать могли при всякой церкви в добром хранении;

2) а где имеется купечество и в них есть винная продажа, то сообщить от нас к г. губернатору воронежскому, с требованием, чтобы от губернской канцелярии, яко о нужнейшем церкви св. деле, указами в магистраты предложено было, дабы в городах церковное вино продаваемо было самое чистое, беспримесное и не окислое, откуда бы безнужно церкви святые довольствоваться могли и священники от греха оставались бы свободны;

3) по учреждении по всем духовным правлениям такового порядка, смотреть по церквам, ежели где явится окваснелое или гнилое вино, таковых нерадивых священников безупускно штрафовать».

Чтобы сколько возможно уврачевать невежество духовенства, свт. Тихон употреблял к тому разные средства. Заметив в духовенстве неведение благовествования Христова, — Тихон в указе писал: «являются ко мне многие священники и диаконы, которые совсем не умеют читать Евангелия и Апостола. Из сего видно, что они или не имеют у себя заветов, или имеют, да не читают, и так, как о своем, так и о порученных спасении не радят. Поскольку в Новом Завете воля Отца небесного, возлюбленным Его Сыном, Господом нашим Иисусом Христом открыта; и так, не читая Нового Завета, нельзя знать воли Отца небесного, а не зная, невозможно исполнять, а от неисполнения воли Его святой следует явная погибель, а потому нужно каждому Новый Завет иметь и с прилежанием его читать. Того ради приказали всем обретающимся в епархии нашей монастырским властям и их братии, иеромонахам и иеродиаконам и рядовым, знающим чтение, монахам и духовным управителям и десятоначальникам и их ведомства священно- и церковно-служителям иметь каждому у себя Новые Заветы и читать с благоговением и прилежанием, дабы и сами знали волю Божию и могли, по возможности, исполнять и других научать, и в том неослабно смотрели и понуждение чинить им, монастырским властям и духовным правителям, с подтверждением, что если кто (чего Господь Бог благодатью своей да сохранит всех) о чтении сих боговдохновенных книг нерадеть будет и так, как о своем спасении, так о порученных себе спасении, пренебрегать будет, тот воздаст ответ за нерадение должности своей пред страшным судом Божиим и здесь будет наказан».

В первом же году своего пребывания в Воронеже, чтобы дать священно-служителям истинные понятия о совершаемых ими таинствах, святитель Тихон написал краткое учение «О семи св. Тайнах» или, как в указе называется, реестр, что требуется от священника для благочиния церковного и для исполнения его обязанностей, — и велел прибить его на стене, на пристойном месте. В этом сочинении, в вопросах и ответах, он излагает краткое понятие о сущности каждого таинства, об образе его совершения, о лице совершающем и о лицах приемлющих их.

Зная, как важна исповедь для каждого христианина и какое действительное средство имеет в нем священник для благодетельного действия на нравственность своих пасомых, Святитель, в следующем году, в дополнение книги «О таинствах», написал еще «Прибавление к должности священнической о тайне св. покаяния». В этом сочинении он руководствует духовных отцов, как им поступать при исповеди, как в одних возбуждать чувства истинного раскаяния и сокрушенного исповедания своих грехов, а других, которые предаются неумеренной, доходящей до отчаяния скорби о грехах, утешать милосердием Божиим. При этом он влагает в уста духовника увещания и утешения, какие тот должен употреблять в том или другом случае.

Так, он внушает священнику говорить пришедшему на исповедь: «Богу, чадо, ты исповедуешься, ничего не утаивай, не стыдись, и ничего не бойся, — потому что трое только здесь нас: Бог, пред которым ты согрешил, который все твои грехи, так, как они делались, совершенно знает, — поскольку Бог везде есть, на всяком месте, — и где ты что делал, или говорил, или думал худое и доброе, — Он тут был и все то совершенно знает, — и теперь с нами, — и вот только одного твоего покаяния и самовольного исповедания ожидает; — второе лицо — ты; а ты сам знаешь свои грехи; не стыдись же высказать их все, когда делать их не стыдился; третий — я, тебе подобострастный, такой же человек, как и ты, поэтому, и меня нечего стыдиться». Затем Святитель внушает священнику расположить исповедующегося к прощению обид и сердечному примирению с ближними, «без чего исповедь не будет иметь силы и не может низвести на кающегося прощение от Бога».

Если же священник не усмотрит в кающемся сожаления и сердечного сокрушения о грехах своих, — в таком случае, — по наставлению свт. Тихона, он должен, с собственным сердечным участием, раскрыть грешнику, что грех есть самая черная неблагодарность к Богу, такому благому, такому милостивому и великому благодетелю, — и за тем произнести следующие умилительные речи: «Рассуди, каково Богу видеть такую нашу неблагодарность, — Богу, благодетелю и отцу нашему, так нас возлюбившему, так нас жалующему и милующему! Ах, что это мы делаем! что мы так бесчувственны! Не жалко ли родителям нашим — отцу и матери, когда мы их приказу не слушаемся и им противимся? Не жалко ли благодетелю нашему, когда мы ему воздаем, вместо любви, ненавистью, вместо добра, злом? Не паче ли Богу жалостно, Богу нас питающему, одевающему, сохраняющему от всякого зла и прочими благодеяниями исполняющему, — когда, вместо любви, воздаем Ему ненавистью, и такие являем неблагодарствия? Ах, лучше бы нам тогда солнце не сияло, лучше бы света сего не видеть, лучше бы родителей и друзей лишиться, лучше бы стократ умереть, лучше бы на свете не жить». После исповеди, по внушению Святителя, пресвитер должен сделать увещание покаявшемуся грешнику, чтобы он берегся греха, напомнив ему, что за грех, в котором человек не показывает исправления, Бог наводит всякую казнь, никого не щадит, как не пощадил, например, согрешивших ангелов, но низринул их с неба. Столь же прекрасные и полезные внушения влагает он в уста пресвитера и в том случае, когда этому последнему приходится исповедовать умирающего. После указания библейских примеров милосердия Божия, явленного к кающимся грешникам, Святитель продолжает: «Да и сам Бог говорит неложными устами: не хочу смерти грешника (Иез 31:11). Вот чадо, как милосерд Бог к кающимся грешникам. Поскольку Он Создатель наш, а мы создание Его, — Он Бог наш, а мы люди Его, — Он Господь наш, а мы рабы Его. — Он отец наш, и мы сыны Его, недостойные, — поэтому всячески умилостивится над ними, когда к Нему со слезами и сожалением обращаемся. Он и твое сокрушенное исповедание милостью своей приемлет, и благодатью своей грехи твои отпускает, ради смерти возлюбленного Сына своего Господа нашего Иисуса Христа. Потому будь надежен в спасении своем, мужайся и противных сему никаких дум в голову не приемли».

В таком же роде святитель Тихон составил образец увещания подсудимых, в руководство священникам — увещателям. В нем он напоминает страшный и праведный суд Божий, милосердие Господа к грешникам, по которому Он оставляет им время для покаяния здесь на земле, — и за тем внушает увещателю говорить преступнику, что этим временем пока и нужно воспользоваться, — что, по благому устроению Божию, они — преступники пойманы и приведены на суд человеческий, для заглаживания своих грехов раскаянием и понесением справедливого наказания. «Что ныне объявите, — пишет Святитель, — со всякой истиной и в том покаетесь, то уже будет заглажено милосердием Божиим и не явится на суде оном. Лучше здесь пред немногими стыд претерпеть, нежели там пред всем миром. Лучше здесь временно наказанным быть и за то Бога благодарить, нежели там вечно терпеть наказание. Лучше здесь временно в ссылке быть, нежели там вечно во аде сидеть. Лучше здесь временно узы претерпеть, нежели там вечно. Лучше здесь временно всякое страдание терпеть, нежели там вечно: ибо временное все минует, — но вечное никогда. Претерпите же временное, да избежите вечного наказания».

Чтобы побудить священнослужителей к исполнению их существенной пастырской обязанности — проповедованию слова Божия и приучить их к чтению душеполезных книг, святитель Тихон предписал, чтобы, по заамвонной молитве, на литургии, всякий воскресный и праздничный день, читать или Толковое Евангелие, в тот день прилучившееся, или из какой-либо другой книги, принятой в св. Церкви, или хотя выбрав полезное слово из Пролога, «а в иные воскресные дни и прочитывать напечатанное в Следованной Псалтыри, на листе 386, весьма душеполезное и поощрительное спящей и не радеющей о своем спасении душе, — слово св. Кирилла, архиепископа иерусалимского об исходе души и о втором пришествии (пока промыслятся на то книги), чего ради и принуждать священникам приходских людей, чтобы они приходили в те праздники и воскресные дни необходимо.

В течение всего своего управления воронежской паствой, святитель Тихон строго наблюдал за исполнением этого предписания, наказывая ослушников значительным денежным штрафом, а в случае вторичного ослушания, даже лишением места и запрещением священнослужения. С целью же познакомить священников с катехизическим проповедованием истин веры Христовой, свт. Тихон установил, в кафедральном соборе, по воскресным дням, проповедование слова Божия, — вызвав собственно для этой цели из московской славяно-греко-латинской академии воспитанника Ивана Васильева Турбина, которого и посвятил в диакона. По предписанию Святителя, в воскресные дни, за час до обедни, ударяли десять раз в колокол. Полчаса времени назначалось для сбора слушателей, — и полчаса для проповеди. При начале благовеста к литургии, проповедь должна быть окончена. К слушанию этих поучений должны были собираться и священно- и церковно-служители, исключались только служившие раннюю обедню, или живущие по отдаленности. К исполнению этой обязанности священно- и церковно-служители обязывались собственноручной подпиской, о небрегущих же об этом приказано было доносить ему. Так было в Воронеже, для уездных же городов, в которых нельзя было найти людей способных быть катехизаторами, разослана была особая книжка для чтения в церквах. К слушанию этого чтения, как и в г. Воронеже, обязаны были являться все священно- и церковно-служители, которые, в свою очередь, должны были убеждать к тому и своих прихожан.

Но как пастырь церкви должен действовать на пасомых сколько своим словом, столько же, или даже более, своей жизнью, своим примером, — то святитель Тихон, стараясь, по возможности, о просвещении духовенства, в тоже время, заботился об исправлении и нравственных его недостатков. С этой целью он написал для духовенства и разослал по всей епархии особое наставление, в виде окружного послания, в котором разъясняет высокие обязанности священника, как он должен приготовляться к совершению таинств, какие мысли и чувства должны наполнять его душу во время совершения их, — братски увещевает духовенство к трезвенному и благочестному поведению и неусыпной заботливости о назидании народа, всячески внушает избегать пьянства, сквернословия и даже празднословия, — худых обычаев (каков, например, обычай в пьянстве и непотребных играх проводить св. дни масленицы), — хранить братолюбие, прощать друг другу обиды и читать слово Божие.

Все это наставление отличается простотой и ясностью, — проникнуто духом искренно отеческой попечительности и братской любви: он не грозит, но советует, просит, умоляет. Так, показывая, какой соблазн подает нетрезвый и бесчинствующий священник, по званию своему обязанный быть светом миру, солью земли, богомольцем и предстателем пред Богом за людей, — Святитель пишет: „Почему пастырски советую, братски увещеваю: всячески берегитесь от пьянства, да удобнее возможете избежать греха и не подать претыкания ближнему“... Увещевая их по христиански проводить св. праздники, Святитель продолжает: „Я, когда предлагаю вам не в пьянстве праздновать св. дни, не то разумею, чтобы всячески воздерживаться от пития. Можно во славу Божию испить вина или чего другого, — для того, чтобы в такие дни, при душевном веселии, было и телесное утешение, чтобы человек и духом и телом радовался и, радуясь, сердцем и устами Бога благодетеля благодарил. И посему я здесь отвергаю не употребление вина, а излишнее употребление, т.е. пьянство, от которого происходят всякие бесчиния; пить не запрещаю, но упиваться, хотя и всегда, а паче в праздники; особливо здесь, о сырной седмице говорю вам, чтобы не так ее проводить, как она обыкновенно проводится... Прошу и молю любовь вашу душепагубный тот обычай отложить и не смотреть на то, что было, но о том рассуждать, что должно делать и что св. Церковь, мать наша, приказывает, да и людей Божиих, вам порученных молить и всячески о том же увещевать. Надобно когда-то ответ о всем Богу отдавать“. Внушая читать Евангелие, он так выражает сладость такого дела: „Когда читаешь Евангелие, — Христос Бог с тобой говорит. Когда читая молишься к Нему; то ты с ним говоришь. Ах! разглогольствие сладкое! Ах! любезная и всеприятная беседа! Бог с человеком, Царь небесный с перстию тленной, Господь с рабом разглагольствует! Что сего приятнее и что полезнее! Видите, какая польза есть чтения писания священного? Ежели вы его оставите, что будет вам? Се рех вам, — Бог между мной и вами есть посредственник“. С той же целью, чтобы внушить духовенству приличное поведение, свт. Тихон, кроме увещаний употреблял иногда и слово приказания. Так, одним указом он подтвердил, чтобы духовные лица в питейные дома не только для питья, но и ни для чего не ходили, а кто нарушает это, тех штрафовать, — священника, в первый раз, двумя рублями, диакона рублем, причетника полтиной, — во второй раз, — вдвое, в третий, — втрое, а в четвертый, — доносить архиерею».

Употребляя все средства к исправлению своего духовенства, святитель Тихон заботился и следил за точным исполнением своих предписаний. Отчасти с этой целью, отчасти и для скорейшего решения дел, — он назначил во всех духовных правлениях, по уездам, по другому присутствующему, а выбор его предоставил городским и уездным священнослужителям, с общего согласия. Требуя, чтобы не только духовенство, но и монастырские и городские власти исполняли предписания духовного правления, вместе с тем, он наблюдал, чтобы духовные управители тщательно и честно исполняли свои обязанности, немедленно удаляя нерадивых от их должностей.

Искренно заботясь об исправлении духовенства и следя за их поведением, Святитель строго наказывал нерадивых и ослушников. Так, у одного, священника, за небрежное хранение св. Таин и нечистоту в алтаре, велел отобрать составленную грамоту, другого, за подобную вину отослал на год в монастырь, третьего, за то, что не в дальнем расстоянии ходил к больному со св. дарами не в потире, а в ветхой дароносице, которую держал у себя дома, послал на полгода в монастырь.

Впрочем, в судебных резолюциях свт. Тихона, виден не столько судья, который применяет к известному преступлению наказание, чтобы удовлетворить нарушенной правде закона, — сколько пастырь Церкви, который наказанием хочет пробудить в виновных сознание вины и желание исправления. Поэтому, подвергая наказанию виновных, он почти везде указывает на важность звания священника, на страшный суд Божий, который грозит преступникам и нарушителя закона. С другой стороны, в тоже время, показывает свое участие и снисхождение к виновным. Так, одного священника консистория приговорила за ссору с другим священником перевести на другое место, но свт. Тихон написал: «Хотя бы и следовало священника перевести, однако ж оставляется на прежнем месте, чтобы дом в перенесении не разорился, — а ему, за вину свою, класть в соборе седмицу по сто поклонов на день, чтобы детей учил страху Божью и послушанию, а не противному, — за что имеет отдать ответ Богу, а потом с подпиской отпустить, чтобы крайне берегся от ссоры, в которой и к алтарю не должно приступать, по слову Христову. А когда впредь ссора познана будет, то и запрещению имеет подпасть и монастырских трудов не убежит. Как такие священники Отца небесного будут призывать и молиться: прости нам, как и мы прощаем, а сами в сердце злобу на брата имеют, да как и о других молиться будут, когда молитва их, так как от злобного сердца, мерзка пред Богом? А всякий священник есть посредственник между Богом и людьми, ибо он людские молитвы к Богу представляет и о них ходатайствует. Все сие ему объявить, чтобы знал, какое то есть священное звание и, видя свою неисправность, умилился и исправился. А в ссоре крайне не приступал бы к литургисанию, ибо грех ко греху приложит».

Отрешая священников, даже за тяжкие вины, Святитель, в облегчение положения семейства, охотно предоставлял места их сыновьям. Один священник, бывший под судом, ходатайствовал о разрешении ему священнослужения, по причине бедности семейства. Свт. Тихон предоставил ему средства для содержания, но не разрешил его на священнодействие. «Разрешен не будет, писал он в своей резолюции, пока из Синода указ не получится. Ибо его дело не одно сие, да еще вымышленное на свою беду и других, что не токмо попу, но мужику простому весьма грешно. Пусть учится и познает, что есть священство. А оно есть не хлеб искать точию и кормиться, но пасти Христово стадо, а не соблазнять и других в грех приводить».

Заботясь о доброй жизни и нравственности духовенства и будучи строг в наказаниях, Святитель, в тоже время, старался возвысить его, как в собственных, так и в глазах всех мирских людей. Он наблюдал, чтобы консистория не была пристрастна в своих действиях и приговорах и чтобы не тянула дел. Потому однажды, за неправое решение, он положил тяжелый денежный штраф на члена консистории и на секретаря, и только ради св. дней пасхи простил их. Узнав, что консисторские чиновники грубо обращаются с духовенством при допросах, он дал такое предложение: «не безызвестно нам стало, что некоторые духовные нашей консистории канцеляристы, при допросах, священников всякими неподобными словами ругают, что является крайне духовному чину бесчестно и им священникам обидно. Того ради приказываем означенных священников канцеляристам спрашивать при допросах без наималейшего ругательства и укоризны, с надлежащим, в силу указов, увещанием. А если впредь кто в ругании священников явится, то учинено будет с ним, как с ругателем духовного чина, в силу св. правил, не упустительно». Он запретил также чинить на теле священников какое бы ни было телесное наказание, что тогда было в обычае. Он уничтожил поставку подвод для проезда духовных управителей и посланных ими, а вместо этого установил собирать деньги на этот предмет, но когда и в этом случае консистория стала злоупотреблять, Святитель предписал все наемные подводы уничтожить, а указы и прочие письменные сообщения из консистории в надлежащее место отправлять через указанные почты, а если окажется нужным отправить куда-нибудь с нарочным необходимо нужнейшие указы, подтвердительные или о производстве следствий, «то оные посылать, по силе указов, с платежом прогонных денег, а без таковых денег оным нарочно с указами отправленным, паче же проезжающим для своих нужд, священно-церковно-служительских подвод, хотя бы кто и подорожную из консистории давал, по содержанию указов не давать».

Вмешательства светских лиц в духовные дела Святитель не любил. Одного священника консистория оправдала, между прочим, добрым отзывом гг. штаб- и обер-офицеров и прочих разного звания людей. Архипастырь в резолюции по этому случаю пишет: «светским людям духовных дел правление знать не по чему; потому и аттестат об нем данный не бессумнителен». Другой священник в нарушении предписания оправдывался тем, что он сделал это для губернаторского помощника, — Святитель усилил ему наказание. В случае притеснения священников со стороны помещиков, он переводил их на другие места, а церкви приписывал к соседнему селу. В случае грубости со стороны крестьян, запрещал священникам ходить к ним в дом с требами, пока не смирятся, и только дозволял детей крестить и причащать, «яко незлобивых и неповинных».

Не видно из консисторских дел, чтобы в его епархии возникали дела по жалобам на лихоимство священников. Только раз дошло до сведения Святителя, что один протоиерей взял много денег за освящение церкви. Святитель по этому случаю предписал: «Деньги отдать в церковь, протоиерея на два месяца в монастырь, — а впредь поступать так: на подводу по копейке на версту брать, да за труды рубль из миру, а если где будут доброхоты, — более не возбраняется, только бы не из церковных денег».

Таковы были заботы святителя Тихона об устроении духовенства, об исправлении его нравственности и улучшении быта.

Ревнуя об образовании своего духовенства, архипастырь воронежский обращал особенное внимание на образование его в школах, и с этой целью старался заводить училища. В этой отрасли управления предстояли ему также большие труды, заботы и огорчения.

Семинария, основанная в Воронеже еще в 1721 г., из-за недостатка средств никогда не была в полном составе, при предшественнике свт. Тихона, преосвященном Иоанникие, была совершенно распущена. Во всей многолюдной епархии оставались только две славянские школы, — одна при архиерейском доме, а другая, такая же, в г. Острогожске. Между тем к преосвященному явились с прошениями об определении на места совсем незнающие грамоты. Чтобы помочь этому недостатку, свт. Тихон велел во всех городах, где есть духовные правления, завести славянские школы. Нужные для них здания купить или выстроить на счет духовенства, а учителями в них, по общему согласию, избрать священников и диаконов, искусных в чтении, пении и письме, если же много будет учеников, — в помощники им избрать доброго причетника. Но, несмотря на строгость, с какой Святитель предписывал, через духовное правление, родителям из духовных присылать своих детей в эти школы, несмотря на наказания, каким подвергались учителя за небрежность в своем деле, — славянские школы не принесли ожидаемой пользы. От нерадения духовных управителей и побегов учеников через два года пришлось совсем закрыть училища по уездам. Обучавшиеся частично были переведены в Острогожск, частично в Елец. Малоуспешные отданы на обучение родителям, с тем, чтобы ежегодно представляли их на испытание в Воронеж, в консисторию.

После этого святитель Тихон предположил открыть семинарии, или лучше преподавание латинского языка в оставшихся школах в Острогожске и Ельце. Им были сделаны нужные на этот счет распоряжения и приведены в исполнение. Преподавателем в осторогожской школе был назначен священник Никита с жалованием в 30 р., а в последствии, на помощь ему прислан был некто Иван Солнцев — учить читать по латыни. Из закрытых школ были отобраны лучшие и способнейшие ученики, отправлены нужные латинские книги, и, наконец, посланы священники и диаконы для сбора добровольных приношений от духовенства.

В елецкую же школу был назначен лебедянский диакон Максим Ефимов, с переводом его к Покровской церкви, в Елец, и с назначением ему жалования по 40 р. На содержание этой школы положено было брать с каждого священника по 30, с диакона по 15, с причетников по 7 1/2 коп., исключая тех, дети которых содержатся в училище на их собственном коште.

Но эти школы не могли процветать вдали от личного надзора Святителя и при отсутствии расположения самого духовенства к образованию детей. До сведения Святителя доходили слухи о разных злоупотреблениях, которые, крайне огорчая его, вызывали иногда строгие наказания. Так, открылось, что учитель острогожской семинарии, диакон Иван Корнилев, вместе с канцеляристом Ананиею Кушанским, отпустили из семинарии, бессрочно, в дома родителей 14 учеников. Диакон взял за это 13 р. 50 к., семь баранов, два пуда меда, один мешок ржи, один мешок пшеницы, — а Кушанский девять рублей. Свт. Тихон определил: «означенные деньги взять с диакона и канцеляриста, а за припасы вытребовать деньгами, по существующей цене; диакону приискивать место в донских станицах, а канцеляриста записать в копиисты, — управителя духовного правления, архимандрита Феодосия, за нерадение о своей должности, перевести в лебедянский монастырь и оштрафовать его и товарища его по управлению, Иакова, 10 руб., в пользу семинарии; учеников, за исключением причетнических детей, воротить в школу; с отцов, за каждый месяц укрывательства детей, взыскать со священника, по 1 р. 50 к., а с диакона по 1 р.».

Еще менее сочувствия к делу образования встретил свт. Тихон в духовенстве донских казаков. По наклонности казаков к расколу, — там особенно нужны были образованные священники. Поэтому Святитель запретил казацким детям являться для ставления в духовный сан, позволив это только детям священно- и церковно-служителей, — и сделал предложение войсковой канцелярии устроить на ее счет семинарию в Черкаске. Но канцелярия, по неимению средств на то, отказалась. Тогда Тихон спросил тамошнее духовенство, не желает ли оно само устроить у себя семинарию, если же нет, то предложил отвозить своих детей в Воронеж. Духовенство согласилось лучше у себя устроить школу, чем возить в Воронеж. Поэтому в Черкаске было открыто училище, но и тогда священников нужно было принуждать строгими мерами, чтобы они отдавали своих детей в школу.

Так действовал свт. Тихон, пока не было у него никаких средств от правительства для заведения какой-нибудь школы, потому что на другой год вступления Святителя на воронежскую епархию, указом Государыни Императрицы крестьяне были отобраны от монастырей, и с этих последних запрещены были всякие поборы на содержание духовных школ, впредь до назначения на то особых сумм. Когда же суммы были ассигнованы (в 1766 г.) свт. Тихон со всей ревностью принялся за дело устроения семинарии в Воронеже. Как ни мала была эта сумма, 665 р. 55 к. в год, — он успел возобновить семинарию, поправить дом, приготовить учителей, собрать учеников. Во все подробности этого дела входил непосредственно сам Святитель. Дом семинарский теперь возобновлен, ученики, и некоторые учителя были переведены из острогожской и елецкой семинарии. Некоторые же из учителей (5 чел.), были вызваны из киевской академии и из харьковского коллегиума. Сбор с духовенства на содержание училищ был прекращен. В сентябре того же года свт. Тихон определил жалование учителям: первому риторическому учителю, правящему должность префекта, Василию Лукьянову, по 100 р., второму, синтаксическому, по 75, третьему, Стефану Григорьеву, по 50 р., а содержание приказал производить из архиерейского дома. [26] Вскоре за тем, особой росписью, Святитель определил количество содержания учителей и учеников. [27] Таким образом, вблизи Святителя устроилась давно им желаемая семинария.

С истинно отеческой любовью и внимательностью стал наблюдать архипастырь за образованием воспитанников. Он сам часто посещал классы, сам определял порядок учения, отмечал лучшие и поучительнейшие места из писателей для толкования воспитанникам, — давал правила для надзора за их поведением, — отличавшихся учеников по учению и поведению поощрял или подарками, или раздачей денег, или определением их на казенное содержание. Инструкция, написанная им для семинарии, показывает, как смотрел он на семинарское образование и чего хотел от воспитанников. В ней он внушал воспитанникам, чтобы они смотрели на свое будущее служение, не как на средство к жизни, а как на подвиг ради Бога и ближних, — а на свое воспитание, как на Божие избрание к этому высокому служению. «Должно помнить каждому воспитаннику, — написано было в инструкции, — что от Бога позван к сему званию, ради общей пользы и славы Божией», что «учение, потому, нужно проходить тщательно и с призыванием помощи Божией, что образование ума должно соединять с образованием сердца, — или учение с добрым житием, почему заранее, с самых молодых лет, нужно „противиться природному злонравию и приобучать себя к добродетели, что достигается повседневным поучением в законе Божии и чрез искание в том успеха самоиспытанием“».

Из этих общих правил он выводит частные, в которых излагаются обязанности воспитанников не столько классические, семинарские, сколько нравственные, общие для каждого христианина, как-то: ходить в церковь и благоговейно стоять в ней, беречься кощунства и неблагоговейного употребления имени Божия, у начальников быть в послушании, между собой в братской любви и всячески избегать ссоры, вражды, пересудов, злословия, сквернословия, неприличных шуток и бесчинного смеха, хранить чистоту тела и удаляться от неприличных обществ. При этом учит и благоприличию: «по базару и улицам не таскаться, на базаре и улицах, как обычай есть грубым деревенским мужикам, никаких снедей не есть, светских и непристойных песней не петь и не списывать, вина и прочего хмельного пития, от чего пьянственная бывает страсть, не пить, а ежели кто будет пить, хотя и пьян не будет, да обличится, что пил, — штрафовать». «Ежели же кто, — пишет в заключение Святитель, — (чего да не допустит всемилостивейший Бог, по своей благости), развращенного будет нрава и неисправен покажется, на такого письменно представлять и такой исключится из чина церковного». Эту инструкцию приказано было прочитывать два раза в день, вслух всех воспитанников, чтобы всякий знал и помнил, как ему должно вести себя.

Полезно бы и теперь напоминать эти правила духовным воспитанникам, готовящимся на служение Церкви. Многие из них, предаваясь иногда юношеским мечтам о поступлении на священнические места, почти всегда имеют в виду только удобства жизни, доходы, хозяйство, житейские заботы, а редко, очень редко размышляют о том, какое высокое им предстоит служение, как много требуется от человека для должного исполнения высоких и трудных обязанностей этого служения, как мало приготовлены они — юные мечтатели, — как часто они бывают мало достойны не только этого служения, но и тех удобств, о которых мечтают.

Бывает и то, что эти юные мечтатели, имея за собой разные нравственные недостатки, нисколько не заботятся об их исправлении, отлагая это дело до времени принятия священства. Нет нужды много говорить о том, как горько ошибаются подобные молодые люди. Нет нужды напоминать, что все юношеские грехи отзовутся и в то время, — и трудно будет бороться с ними, если кто одумается и решится на эту позднюю, но нужную борьбу.

Так заботился Святитель воронежский об образовании детей духовного звания. Но, к сожалению, и после этого он не видел сочувствия к себе в духовенстве. Несмотря на освобождение духовенства от всяких поборов в пользу училищ, отцы, под разными предлогами, старались не отдавать своих детей в школы. Видя это нерасположение к учению, Святитель вынужден был ослаблять меры взыскания. Так, один священник, под предлогом болезни, взял из семинарии своего сына. Когда обман был открыт, со священника был взыскан штраф, но деньги были отданы его сыну, на пропитание и одежду.

Таких трудов и забот стоило святителю Тихону попечение об образовании приходского духовенства. Немало забот требовало от него и монашество, которое, в его обширной епархии было довольно многочисленно, — оно населяло 13 монастырей. Мы уже увидели, что он предписал каждому грамотному монаху приобрести Новый Завет и читать его. Но были и другие меры к устроению монастырского благочиния. Так, с целью, чтобы монахи помнили свои обеты, он дал такое предложение: «По всем монастырям послать указы, чтобы чин пострижения читаем был в трапезе братии, в един день седмицы — понедельник; тут же присовокуплять и зерцало иноческого жития, которое в прошлом 1763 году разослано, дабы во всегдашней памяти содержали, что обещались, чем обязались и тако бы обеты свои исполнять тщались, а преступившие свои обеты каялись бы и исправляли себя по своим обетам. А настоятелям всей братии крепко смотреть, яко слово имеющим воздать страшному Судии за всех порученных».

17 мая 1765 г. был выдан приказ, чтобы монахи не ходили на поминовенные обеды. Если же кто из светских пожелает их пригласить, то учреждать обед в монастыре. Бывать на поминках дозволялось только настоятелю с одним диаконом, по просьбе усердных. Узнав, что монахи и сами настоятели часто отлучаются из монастыря, свт. Тихон предписал «монахов не отпускать из монастырей без крайней надобности, — самим настоятелям не отлучаться, не получив предварительно разрешения от архиерея». Когда дошло до сведения свт. Тихона, что некоторые монахи ведут нетрезвую жизнь, он, по этому случаю, сделал такое распоряжение:

1) если кто из монахов будет упиваться день, такого посадить в келию на трое суток под крепкое наблюдательство, и давать ему хлеба умеренную порцию, а кваса или воды сколько потребует. Если кто в пьянстве пребудет два или три дня, то за оные два дня, содержать неделю, а за три дня полторы;

2) кто после сего не исправится, о таковом представлять нам, с полным жития его показанием;

3) таковым монахам жалованья и доходов не давать, а нужное для них, по усмотрению настоятеля, покупать казначею.

Святитель Тихон не спешил постригать в монашество желающих принять этот сан. На донесении задонского архимандрита Корнилия о пострижении в монашество находившегося в этом монастыре воронежского купца Косьмы Маликова, Святитель написал: «потрудиться еще так и считаться в братстве; ибо черная риза не спасет; а кто и в белой ризе, да послушание, и смирение и чистоту имеет, — есть непостриженный монах».

Глава 3

Пастырские заботы святителя Тихона о народной нравственности. — Попечение о христианском просвещении народа. — Катехизические беседы, проповеди самого Святителя. — Сочинения для народного чтения и рассылка их по епархии. — Распоряжения о благочинии в церкви. — О благочинии во время праздников. — Благочестивая ревность его в прекращении празднования ярила и масленицы. — Меры к ограждению православных от раскола и суеверий. — Возбуждение к добродетели. — Подвиги самого Святителя. — Любовь и уважение к нему народа. — Расстройство его здоровья. — Прошение об увольнении его на покой и увольнение.

Заботясь об исправлении духовенства и стараясь возбудить в них ревность в попечении о спасении душ, святитель Тихон в то же время сам неусыпно трудился над просвещением народа светом Христовой веры и над исправлением его нравственности. И в этом отношении он представлял собой образец в высшей степени достойный подражания.

С целью преподать народу основные христианские понятия, Святитель, как мы и видели, установил в кафедральном соборе чтение катехизических поучений, произносимых диаконом Иваном Васильевичем Турбиным. Но, к крайнему его прискорбию, народ не оценил такой заботливости своего архипастыря, ревнующего об его просвещении, и не хотел жертвовать и одним часом воскресного дня для собственной же душевной пользы. Слушателей на катехизические беседы являлось мало. Огорченный такой невнимательностью, в 1766 году Святитель написал и говорил к жителям Воронежа увещание, исполненное скорби и строгого отеческого негодования на такую их невнимательность, и потому сильное своим безыскусственным красноречием.

«С немалым сожалением, — говорил он, — многократно примечал я, что на душеполезное учение, которое преподается без малого уже год, мало кто от граждан собирается. Оно для того назначено (определено), чтобы всякий, слушая, познал, в чем состоит звание христианское и сила закона Божия, и так бы в благочестии успевал. Но противное, как вижу я, намерению моему делается.

Проповедник всю седмицу трудится, потеет, собирает, как пчела, чтобы мог в наставление предложить, кричит чрез целый час; но почти всуе пропадают труды его, падает почти туне семя слова Божия, потому что мало слушающих... Я думаю, что ежели бы здесь преподавалось учение, каким образом тленное богатство собирать, временную честь и достоинство получить, в ту школу не только бы сами родители приходили, но и детей приводили бы. А к тому проповеднику, который учит собирать сокровище нетленное на небесах, который показывает путь к вечному блаженству, слушать не только детей своих не приводят, но и сами отцы и матери не приходят.

За нужное и великое полагают слышать, как делать прибыль своего купечества, как указать услуги какому-нибудь господину, — а о том, как Богу угодить, как спасение души получить, как жизни вечной не потерять, как избежать вечной гееннской муки, о том менее всего помышляют! Не заблуждение ли это! Не крайняя ли слепота! Ищут тленных, а презирают нетленные; ищут смертных, а презирают бессмертные; ищут земных, а презирают небесные! Знать, у таких людей или глубокий сон греховный, или крайнее пристрастие (прилежание) к мирским вещам, от которых ни на один час освободиться не хотят. Но знай, друг, что богатство мира сего, как речное стремление, утечет; слава суетная, как дым, исчезнет; честь и достоинство, как цвет сельный, увянет вскоре, одно слышание слова Божия есть та благая часть, которая, по слову самой предвечной истины и правды, Спасителя нашего, никогда не отнимется (Лк 10:42). Но мало кто ищет Его... О учителя! О проповедники слова Божиего! Сколь вы несчастливы в нашем веце; сколь мало имеете слушающих вас! Чтобы немецкому, французскому и другим иностранным языкам обучиться, многие иждивения не жалеют, ни денег, ни труда; а проповедники туне, без серебра, учат закону Божиему, объявляют волю Отца небесного, проповедуют слово Божие, которое наставляет совершенно знать, во что веровать, да и сходственно тому и жизнь свою вести; но никто не слушает их! Улицы везде полны людьми; на торжище бесчисленное собрание народа; между лавками премногое множество людей; везде в обществах (компаниях) довольное число собранных, на единой только Божией проповеди мало кто есть! Потому у таких христиан, которые удаляются от слушания проповеди, как вера, так и жизнь одинаковы (равные).

Вера от слышания, — по слову апостола, — а слышание от слова Божия (Рим 10:17). Где же сыскать ее? Где сообразные ей плоды? Где простота христианская? Где братолюбие, которого Христос требует от нас? Где кротость, где милосердие, где благость, где воздержание и прочее? И следов не видно! Напротив же того, откуда разбой, откуда хищение, откуда мздоимание, откуда татьбы, откуда клятвопреступления, откуда прелюбодеяние и любодеяние, откуда клеветы, осуждения, откуда пьянство и невоздержание, откуда лесть, обманы и прочие сим подобные беззакония, если не оттуда, что закон Божий находится в крайнем презрении и незнании»...

Заключая свое слово, Святитель обращается со следующими отеческими увещаниями. «Не оставляйте же, молю вас, не оставляйте столь нужного дела. Вы сами узнаете в себе великую перемену. Узнает всякий, в каком он состоянии находится; увидит скверну своей души, и потому будет омывать ее, увидит наготу, и потому будет стараться одевать ее, увидит бедность и окаянство, и потому будет искать блаженства. А, проповедник о том не унывай, что мало слушающих, но трудись усердно, в славу Божию и пользу ближнего. Мзда твоя не погибнет, но большой будет на небесах. Аминь». Это слово, произнесенное самим Святителем в соборе, в тоже время было произнесено и по всем церквам в городе.

Действуя через других, святитель Тихон и сам трудился в учении и слове. Считая для себя священной обязанностью учить народ христианской вере, но в то же время не желая упускать из внимания и доверять другим дела по епархиальному управлению, св. архипастырь больше говорил проповеди устно, без предварительного приготовления их на бумаге. Поэтому, от времени его четырехлетнего пребывания в Воронеже осталось немного писанных проповедей, но и из этого остатка можно усматривать свойства св. проповедника. Как сам он глубоко и искренне любил Христову истину, так и слово его дышало той же любовью. Как сам он старался свои действия приводить в соответствие с христианским учением, с его святыми догматами, так и в своем слове старался, раскрывая несоответствие нашей жизни и наших действий с христианскими истинами веры, приводить их к этому соответствию. В этом заключается общее свойство проповедей свт. Тихона. Примером этого может служить следующее место из слова на день Успения пресвятой Богородицы. «Если скажет кто, — учит Святитель, — как может статься, чтобы мне не верить Евангелию, чтение которого я слышу каждый день? Хорошо, братец, и я тебя с апостолом Иаковом спрошу: покажи мне веру твою без дел твоих? (Иак 2:18). Веруешь Евангелию, да для чего по вере своей не исполняешь написанного в Евангелии? Веруешь, что Бог везде, и потому не отлучен от тебя, где бы ты ни был, и что бы ты ни делал, — все знает до тонка, для чего же делать то, чего в присутствии Божием ни как не должно делать? Такая-то вера твоя!

Веруешь, что Бог праведный судия есть, для чего же не трепещешь грехами раздражать Его? Такая-то вера твоя! Веруешь, что Бог есть самое высочайшее добро и что Его надобно всем сердцем любить: для чего же не любишь Его, как самое высшее добро? Для чего малую сласть предпочитаешь сему высочайшему добру? Для чего делаешь то, что противно Его святой воле?.. Такая-то вера твоя! Веруешь, что Сын Божий пришел в мир для тебя и столь страшные претерпел страдания, и тем избавил тебя от вечной смерти, для чего же по вере своей не угождаешь Ему? Ежели бы кто избавил тебя от смерти телесной каким-нибудь способом, ведь ты бы все делал, чего бы он не захотел, для чего же ради Христа не делаешь того, чего Он хочет, когда веруешь, что Он от смерти вечной избавил тебя столь чудным образом? Такая-то вера твоя.

Веруешь, что Он со славой придет судить живых и мертвых, для чего слезами и покаянием прежде того времени не умилостивляешь Его? Для чего на суд тот не приготовляешься? Ты веруешь, что суду Божию предстанешь, где не токмо худое дело, но и слово праздное истязуется, где будешь судим за дело, слово и помышление, для чего ж столь страшного и неумытного Судию не только не умилостивляешь заблаговременно, но и не перестаешь делать то, за что имеешь быть осужден на оном всемирном позорище? Такая-то вера твоя! Веруешь Евангелию, которое учит, что Христос вменяет себе все то, что нищим и бедным дается ради имени Его святого: Истинно говорю вам: так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне (Мф 25:40), для чего ж не хочешь алчущего напитать, жаждущего напоить, странного ввести в дом, нагого одеть, болящего и в темнице сидящего посетить? Скоморох и шут, который увеселяет тебя, ласкатель, который бесстыдно хвалит тебя, отходят от тебя довольными, а Христос, который обещает тебе царство небесное, отходит с пустыми руками. На банкеты и музыку сыплешь (деньги) щедрой рукой, изобильно, а крестьянам, которые и последнюю скотину для платежа оброка продают, и мало спустить не хочешь. Псы, любезная твоя охота, насыщаются от трапезы твоей, а бедный твой слуга и хлеб с водой (иной раз) в охоту поест. В карты проиграть в одну ночь рублев сто и более — это ничего, а на выкуп пленных и сидящих за долги в темнице и рубля жаль. Такая-то вера твоя и такие плоды ее!

Веруешь Евангелию, которое обещает жизнь вечную и радость нескончаемую, ходящим только тесным и прискорбным путем, для чего же идешь пространным путем сластей и страстей, который ведет в пагубу, — по словам Христовым (Мф 7:13)? Такая-то вера твоя! Храбрый воин, желающий удостоиться от монарха высокой чести, не страшится треска и звука орудий, но идет прямо, подвергается всяким опасностям. Трудолюбивый купец, собирающий временное и тленное богатство, не устрашается ни опасности от моря, ни напасти от разбойников, ни разлучения с женой и детьми, ни странствования вдали от любимого отечества, и земледелец во все лето палимый солнечным зноем, сколько проливает пота для того только одного, чтобы собрать вожделенный плод. Видишь, сколько подъемлется труда для одного только тленного и почти мнимого добра, а ты, когда веруешь и чаешь вечного добра, для чего не подъемлешь и равного труда для такого добра? Такая-то вера твоя! Нет, — друг мой, — не такие плоды производит вера христианская. Как огню свойственно согревать, воде орошать, свету просвещать, — так живой вере свойственно показывать добрые дела». — Таким был святитель Тихон в своих проповедях!

Не довольствуясь одной устной проповедью, которую не все могли слышать, но желая как можно дальше и больше распространять истины веры в народе, ревностный воронежский архипастырь писал еще особые сочинения для народа и рассылал их по церквам. Так, он разослал по епархии:

1) Краткое увещание, что всякому христианину от младенчества до смерти в памяти всегда содержать должно, т.е. обеты или клятвы, данные при крещении, вездесущие Божие, страдания Христовы за нас, и четыре последние: смерть, страшный суд, ад и вечное блаженство. Это увещание было прибито в церквах на стенах.

2) Краткое наставление, как подобает себя в христианской должности содержать, — в котором внушает различные нравственные правила, и даже относительно одежды, употребления пищи, омовения лица и прочее.

3) Наставление о должности христианской, родителей к детям и детей к родителям, с кратким изъяснением десяти заповедей.

4) Примечание некое, из Святого Писания выбранное, возбуждающее грешника от сна греховного и к покаянию призывающее с последующими образами, с кратким увещанием к скорому обращению. В этом увещании он особенно восстает против беззаботного отлагания покаяния и исправления жизни. «Многие, — пишет Святитель, — до старости или до болезни отлагают покаяние, что весьма не благоразумно и худо, потому что лучшую часть жития своего, т.е. молодость, — греху, миру и диаволу в жертву приносят, а худшую часть, т.е. старость, хотят Богу принести. Но неизвестно, придется ли это исполнить? Очень может статься, что в старости сил не станет к поднятию труда в покаянии, а душевные силы от злых обычаев и привычек ослабевают в произволении и хотении. Находясь же в болезни, весьма трудно человеку и с болезнью бороться, и о грехах думать и жалеть, и к Богу ум и сердце возводить. В болезни случается исступление ума, беспамятство, отнятие языка, возмущение, тоска, страх смертный, тягчайший всякой болезни, укоры (подвиг) совести от воспоминания прошедших грехов и от имеющих за тем последовать наказаний. В болезни сатана подвизается привести в отчаяние, как читаем в житиях святых, да и внезапные случаи бывают, от которых люди умирают без покаяния».

5) Наконец, еще им было написано большое сочинение: Плоть и Дух, или собрание некоторых нравоучений из святого Писания и толкователя оного, святого Златоуста, с рассуждениями в пользу духовную. Святитель в предисловии к этому сочинению, так объясняет его состав и свойства. «В сей книжице, — пишет он, — во-первых, полагается св. Писание, под тем учение св. Златоустого, после же прилагается рассуждение для простого народа. Рассуждения сии о покаянии, христианской должности, о страхе Божии, о любви и плодах ее: милости, примирении с ближним, об отпущении согрешений ближнему и прочее. Рассуждение полагается просто и кратко. Просто — ради лучшего понятия простейшему народу, кратко — чтобы не скучно было чаще прочитывать читателю. Ежели кому в каком рассуждении покажется грубое нечто, тому охотно объявляю, что здесь ищется польза, а не услаждение, спасение, а не человекоугодие». Замечательно здесь то смиренномудрие, с каким он предлагает эту книгу для чтения. «Буде же кто просвещенный, имея разум, паче чаяния, начитает что достойное исправления, то скудоумию моему, а не воли моей, приписать прошу».

Так как храмы Божии, с совершаемыми в них таинствами, приносимыми молитвами и всем вообще богослужением, — ближайшие для народа сокровищницы даров благодати и лучшие училища веры и нравственности, то святитель Тихон особенно заботился о том, чтобы народ в воскресные и праздничные дни посещал храмы Божии и благоговейно стоял в них. Он предписал духовенству крепко наблюдать за тем, чтобы жители их приходов в церковь Божию к вечерне, утрени и св. литургии, всегда, в господские праздники и в воскресные дни, непременно ходили и в церкви стояли бы с благоговением и страхом Божиим, не разговаривали бы, не шумели и ежегодно исповедовались, — и чтобы приказчики и старосты за этим имели смотрение. Кроме этого он разослал по всей епархии «Краткое увещание, как подобает в св. храмы входить на славословие». «Внидите во врата Его во исповедании» (Пс 99:4), — так писал Святитель, начиная словами Псалмопевца:

1) В церковь идя, думай, что ты в дом Царя небесного идешь, где со страхом и радостью стоять должно, так как на небеси, пред небесным Царем: Во храме стоящи, на небеси стояти мним, — поет св. Церковь.

2) Желая молиться с пользой, оставь ближнему согрешения, да неосужденно Отца небесного призовешь, говоря: Отче наш, иже ecu на небесех! и проч. — остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим. И если не оставишь ближнему согрешений, знай, что и тебе от Бога не оставятся согрешения. Если не будете прощать людям согрешения их, то и Отец ваш не простит вам согрешений ваших (Мф 6:15).

3) В церкви стоя, по сторонам не озирайся, и как кто стоит или молится, не смотри, да не с фарисеем осудишься, поскольку пришел ты не судить, а у Бога, судии и сердцеведца, милости просить, — но к единому алтарю со умилением взирай, где святая жертва приносится, и, мытарю подражая, о всех грехах помолись милостивому Богу, говоря: Боже! будь милостив ко мне грешнику!

4) От смеха, разговоров, крайне берегись, поскольку кто в церкви стоя смеется, или разговаривает, — не только не умилостивляет Бога, но и сильно раздражает, не отдает чести святому месту и других соблазняет и препятствует другим молиться. Послушай прилежно чтение и пение и от того умиляйся, и если мысль твоя отвлекает ум твой к дому твоему, или к иным мирским вещам, всячески старайся ум свой обращать и призывать к слушанию пения славословия Божия, псалмов и молитв читаемых, да выйдешь с пользой из церкви.

5) Что слышал в церкви прочитанное или проповеданное, в доме своем рассуждай и старайся по тому исполнять, да не в большее осуждение будет тебе слышанное слово Божие и не сотворенное. Блаженны слышащие слово Божие и соблюдающие его (Лк 11:28). Да и домашних своих и детей к тому же наказывай и учи, да не будешь истязан Богом из-за них. Так в церковь входя и молясь, с пользой выходить будешь и жизнь свою хорошо устроишь, и желаемого вечного блаженства сподобишься благодатью Господа Бога нашего Иисуса Христа. Аминь.

Узнав, что на некоторых пастырские не действуют увещания, он приказал штрафовать неблагочинно стоящих во храме, не выпуская их из церкви, брать по рублю с каждого из них на церковные потребности, и для этой цели во всех церквах предписал сделать на цепях железные ящики, в удобном месте, видном для народа.

Внушая своим пасомым в праздничное время ходить в храм, святитель Тихон с особенной ревностью заботился и о том, чтобы народ и в своих домах по христиански проводил св. дни праздников. С этой целью он разослал по всей епархии указ, который предписано было прочитывать по церквам, при многочисленном стечении народа. При этом требовалось, чтобы священники внушали прихожанам в эти дни удерживаться от хождения в питейные дома, ходить в св. храмы на славословие Божие и проводить праздники со всяким благоговением, представляя им, за неисправность в этом, гнев Божий и страшный Его неизбежный суд. На ослушников, бесчинно ведущих себя в эти дни, велел доносить ему, объявляя, что он будет действовать на них всей строгостью суда и наказания, как на преступников и явных нарушителей закона Божия, по силе святых правил и указов. С этой целью и было сделано отношение в воронежскую губернскую канцелярию, «дабы она благоволила о всем выше писанном, как здешним, так и всех городов и мест жителям объявить с подписками, а в воскресные и праздничные дни, до окончания церковной службы и крестного хождения, продажу в питейных домах, в силу указа 1722 года окт. 27, чинить запретить».

Необыкновенный пример своей благочестивой ревности о благочинии народа, Святитель явил в искоренении нехристианских обычаев в праздновании масленицы и народного праздника — так называемого — Ярила.

Чтобы приготовить народ к мысли о прекращении неблагочинного празднования масленицы, святитель Тихон заранее, вскоре после своего вступления на епархию, стал внушать народу о неприличии этого празднования. Сперва он увещевал священников и вообще все духовенство, чтобы они сами, подавая собой добрый пример для народа, проводили дни сырной седмицы, как того требует устав св. Церкви, — и всячески и везде старались склонять к тому своих прихожан. Тоже самое старался он внушать и в своих устных беседах с жителями Воронежа, как только представлялся тому удобный случай. В 1765 г. он решился окончательно уничтожить этот обычай, остановить нехристианское празднование дней, установленных совсем не для торжества и необузданной веселости. Святитель решился сказать слово против масляницы в соборном храме, к народу, вероятно, уже довольно подготовленному к тому и стараниями священником и его устными беседами. Слово с пастырской простотой соединяло и глубокую скорбь проповедника и благочестивую ревность о духовном благе народа.

«Послушайте, да со вниманием послушайте, — взывал он к народу. — Сами вы, слушатели, хорошо знаете и бесспорно признаете, что масленицу все ожидают, как какого-нибудь великого праздника. Почему к празднованию ее приготовляются заранее, варят пиво, мед, закупают вино. В самое же празднование, люди обоего пола одеваются в лучшее платье. Жены, сверх того, украшают, или, лучше сказать, портят лица свои различными красками на прельщение юных, и, таким образом, из естественной доброты делают притворную личину. Приготовляют, какое кто может, хорошее кушанье, пироги, конфеты и разные закуски, которыми украшают столы. Так приготовившись, друг друга зовут в гости, друг друга посещают... Собралась компания, следует испразднение бутылок; стаканы и бокалы никогда не изсыхают; бывает при этом поздравление, а за поздравлениями следует бесчувствие. Но не держится зло между стенами, не скрывается в одних домах, но выходит на публику, является на улицах, на стогнах, по дорогам; и бывает от того зло сугубее, зло от соблазнов. Тогда непрестанное ристание на конях; тогда одни за другими следуют, как привязанные, протягивается по дороге длинный обоз, как бы веревка соблазнов. К этим забавам присоединяются и другие не меньшие; тут разносятся кличи и песни; в другом месте идут кулачные бои, а кое-где драки, брани, сквернословия. А что бывает в ночи, что делается в тайных сокровенных местах, — о том и не говорю, ибо о том, что они делают тайно, стыдно и говорить (Еф 5:12). Вот как, слушатели, празднуется масленица! Стыд покрывает лице мое, когда я вывожу наружу это празднование и когда при этом подумаю, что так празднующие — христиане, отрожденные водою и Духом, чающие воскресения мертвых и жизни будущего века. Болезнь и жалость сокрушают мое сердце от того, что сим празднованием порочится святая и благочестивая вера. Страх и трепет приводит в содрогание члены, когда пред умные взоры мои представляю праведный и страшный суд Божий».

Затем, указав истинную цель установления сырной седмицы и церковные воспоминания, которые предшествуют и сопутствуют масленице, Святитель от лица св. Церкви, с болезнью сердца, восклицает: «ах жалко, ах стыд нам! Сыны родих, — простирает церковь Божий и жалобный глас, сыны родих и возвысил, тии же отвергошася мене. Сыновей родила купелию пакибытия, напоила млеком Божиего слова, воспитала таинствами веры, одела одеждой нетления, утвердила надеждой вечного живота. Слыши небо и внуши земля: сыны родих и вознесох тии же отвергошася мене! А как отверглись сыны сии от матери своей, — послушайте. Она приказывает в те дни более благоговеть, а те более бесчинствуют. Она приказывает воздерживаться, а те более предаются страстям. Она определяет пост, а те более объедаются и пьянствуют. Она приказывает очищать телеса и души, а те более оскверняют. Она приказывает отлагать страсти, а те более прилагают. Она предлагает покаяние, а те более свирепеют, — велит сетовать за содеянные грехи, а те прибавляют. Она повелевает плакать, а те более утешаются. Она велит более умилостивлять Бога, а те более прогневляют. Ах справедливая жалоба, жаления и плача достойный глас! Сыны родих и вознесох, тии же отвергошася мене. Слыши небо и внуши земле! Сыны матери своей отверглись. Христиане церкви Христовой не слушают, христиане, отвергшиеся сатаны и всех дел его, опять к делам его обращаются. Жалостное дело, слушатели, да и страшное»!

Это слово имело желаемый успех. Пока пастырь этот правил воронежской паствой, не видно было бесчинств в сырную седмицу, какие бывали прежде. Празднование масленицы было оставлено, но, к сожалению, не навсегда. Оно возобновилось опять после того, как не стало святителя Тихона в Воронеже. Во время его пребывания на покое, бесчинные увеселения опять начались, из подражания другим городам. Услышав об этом, Святитель сказал: «горестно слышать, как изменяется народ; надобно молить Господа, чтобы он просветил и наставил его на путь истины». [28]

Но благочестивая ревность свт. Тихона в искоренении языческого празднества — ярила увенчалась полным и решительным успехом.

Праздник ярило, вероятно, какой-нибудь остаток языческой старины, был чисто народным и местным праздником, вроде так называемых, народных гуляний. Он обыкновенно начинался в среду или пятницу после Троицы, и, продолжаясь неделю, оканчивался в понедельник или вторник Петрова поста. К этому времени народ приготовлялся заранее. Обыкновенным местом этого гульбища была площадь в Воронеже, за старыми московскими воротами, куда сходились и съезжались городские и окрестные жители. Здесь, по обычаю, строились торговые шалаши, палатки и балаганы, и устраивалось подобие ярмарки. Гулянье, как видно, начиналось тем, что избирали одного молодого человека, украшали его цветами, лентами, увешивали колокольчиками, на голову надевали бумажный колпак, раскрашенный и убранный лентами, лицо намазывали румянами, в руки давали колокольчики. В таком виде, в сопровождении толпы народа, он ходил по площади, и назывался ярилом. Затем везде начинались игры, пляски, пьянство, кулачные бои, которые не редко оканчивались или увечьем, или смертоубийствами.

В 1765 году, это нехристианское празднество началось с 25 мая. Узнав о начале его от каких-то благочестивых граждан, которые, вероятно, и со своей стороны выражали недовольство на такое празднование, св. архипастырь воронежский решился остановить и прекратить этот языческий обычай, единственно силой слова и своей архипастырской власти. 30 мая он приехал на саму площадь, и здесь, пораженный крайним неприличием зрелища, начал говорить свое обличительное и трогательное слово. Можно представить, какое изумление и смятение произошло в народе, когда разнесся слух по всей площади, что приехал их благочестивый пастырь, — все собрание пришло в смущение: одни старались скрыться от Святителя, другие же обступили его. Свт. Тихон обличал, умолял, советовал, и угрозой отлучения от Церкви повелевал прекратить это столь несвойственное христианам гульбище, и так успел в своем увещании, что народ при нем же стал разрушать балаганы, палатки и шалаши. Святитель возвратился домой. [29]

На другой день (31 мая), он созвал к себе, в загородный Троицкий дом, всех городских священников и почетнейших граждан, и снова начал к ним увещания и обличения, доказывал безобразие и бесчиние этого праздника, умолял оставить его навсегда и взял с них обещание в том. Для окончательного же увещания и всех вообще жителей Воронежа, свт. Тихон в следующий воскресный день, в Благовещенском соборе назначил всеобщее собрание. К этому времени он приготовил проповедь и произнес ее в соборе. Изобразив бесчиние гульбища, как он сам его видел, и показав его несоответствие призванию и служению христианина, Святитель, с истинно отеческой скорбью, умолял всех истребить это зло.

«В этой горести и болезни сердца, — говорил он, — обращаю я мое слово ко всем живущим в городе сем и с плачем молю: истребите зло сие от среды вас. Священники, пастыри словесных овец Христовых, стражи дома Господня, ангелы, возвещающие волю Отца небесного! По своей должности, настойте, умолите, запретите, пощадите души, порученные вам от Пастыреначальника Иисуса Христа, кровью Его искупленные... Господа начальствующие, которым от благочестивейшей Монархини поручен меч на устрашение злодеев и нечествующих! Устрашайте мечом сим и пресекайте бесчиния и соблазны людей противящихся слову истины. Честные отцы и матери, всячески удерживайте от того детей своих. Господа! Останавливайте дерзость рабов своих. Граждане, украшенные сединой и непорочной жизнью своей, советуйте благообразным советом. И вообще всех молю, постарайтесь все единодушно не допускать впредь подобные нечестия и нехристианские игрища».

Опровергнув извинение, указываемое в давности обычая, архипастырь продолжает: «сим праздником хулится имя Христово и порочится вера наша, ибо противники наши, видя такое неистовство, справедливо поносят и говорят: „вот-де какие у них праздники! Знать такая и вера, такое и благочестие“! Сим праздником бесславится и город сей, ибо жители прочих российских городов, смотря на таковые праздники справедливо говорят: „что-де в Воронеже какой-то праздник, какого нигде нет, и оный называют своим именем ярило. Ах! что это за праздник у них!? Знать какому-нибудь из древних идолов празднуют они, а думается стыдно бы, паче же ужасно, христианам праздновать идолу“. От сего беззаконного торжества претерпевает укоризну и пастырь ваш: „чего-де скажут, он смотрит там! Ведь он на то и поставлен, чтобы такие нечестия отсекать. Должно быть он не знает своего звания, или позабыл, или не радит о том“. Да и справедливо будут говорить это! Ах беззаконный праздник! О нечестивое сонмище! О студное имя, гнусное и мерзкое имя ярило! Слуха целомудренного недостойное имя ярило! Итак разрушьте, молю вас и прошу, сонмище его, предайте забвению праздники сии, а празднуйте единому Триипостасному Богу, Отцу и Сыну и Св. Духу, в Егоже крестились. А за то, что благость Его доселе прогневляли сими беззаконными праздниками, покайтесь, жалейте, и прибегайте к благоутробию Его с сокрушением сердца и со слезами. Он, как Отец многомилостивый, примет вас кающихся и грехи ваши вам оставит и помилует по великой своей милости. Аминь».

Это слово, одушевленное такой пастырской ревностью и такой умилительной простотой, произвело глубокое впечатление на слушателей. Все присутствующие в церкви слушатели беспрестанно рыдали и частыми стонами и вздохами по временам заглушали речь проповедника. Все раскаялись от чистого сердца и искренно решились оставить бесчинный праздник. И как это слово, в то же время было прочитано по всем городским церквам, в которых оно имело такое же действие, — то раскаяние было всеобщее. Многие, и после приходя к Святителю, в раскаянии припадали к его стопам, просили у него прощения и приносили раскаяние даже в том, что такую скорбь причинили его сердцу. Пастырь же, с своей стороны, давал им новые увещания и утешения.

Так исстари существовавший в Воронеже, народный праздник, был уничтожен навсегда одной ревностью архипастыря, — и Святитель прославлял Господа за успех своей ревности.

Не менее святой ревности, показал святитель Тихон и в ограждении своей паствы от раскола. С этой целью он требовал от священников, чтобы они побуждали всех прихожан ежегодно исповедываться и причащаться св. Таин, а о небрегущих об исполнении этой святой обязанности доносили бы ему, под страхом строгого наказания, без утайки. По случаю обнаружения раскола в войске донском, свт. Тихон учредил следственную комиссию, при которой велено быть одному вдовому диакону, Василию Михайлову, как весьма способному в рассуждении и в доказательствах от священного Писания к отвращению раскольнического суеверия, — возвращавшихся к православию, бывших в расколе, православных же, с семействами, велел допущать до св. причастия, после надлежащего их покаяния и исправления. В 1764 году, появилось было, в селе Мечетках, Бобровского уезда, несколько опасных суеверов. Свт. Тихон приказал их взять, и, не отпуская в дома, отдать их на увещание Ивану Васильевичу Турбину. До обедни они должны были слушать его увещания, а прочее время работать при церкви. На содержание их велено было давать им по две и по три копейки.

В то же время Святитель предохранял свою паству и от других опасностей для ее веры. Так, найдя некоторые погрешности, или догматические неточности в акафистниках, привезенных из Киева ходившими на богомолье, он два экземпляра из них отослал в Синод, а по воронежской епархии, через гражданское начальство, велел сделать публикацию, чтобы эти книги, у кого есть, доставлены были в консисторию. Точно также узнав, что в войске донском, не только простолюдины, но и священно- и церковно-служители имеют у себя волшебные и суеверные тетрадки и письма, — он строго наказал виновных и на будущее время сделал предписание через духовные правления, чтобы духовные не только сами, но и своих прихожан берегли от таких богопротивных и суеверных тетрадок, а в бедствиях и напастях призывали одного всесильного Бога, и возлагали упование на Его благость и всемогущество.

Благочестивая ревность свт. Тихона простиралась и на другие стороны народной нравственности. Так например, он с силой обличал различные виды хищения. В проповеди, написанной на этот предмет, он между многими хищниками указывал разных бессовестных продавцов, которые в крайней нужде ближнего не подают ему помощи, во время голода продают хлеб не иначе, как за самую высокую цену, дают взаймы деньги или хлеб с большим незаконным ростом, удерживают заклады, обманывают мерой и весом, продают вещи по цене гораздо высшей, чем они стоят на самом деле, или худой товар продают за добрый, например, хрусталь за драгоценный камень, куницу за соболя и т.д. Указывал на властелинов и сильных, которые у своих подчиненных, или у слабых и беззащитных нагло отнимают имения, дома, рабов, и волю и прочее, или принуждают тех продавать то, что они не хотели бы продавать, или принуждают работников к большим сверх договора и вознаграждения трудам, или насильно кабалят и порабощают свободных людей, или самовольно употребляют чужие вещи, или пашут на чужой земле, или за работу и службу удерживают плату и награждение. Указывал и на мздоимных судей, лихоимных чиновников, неправедных приставников, или казначеев, утаивающих доходы, но приписывающих расходы, или производящих ущерб чужому имению через свое небрежение.

Благочестивая ревность Святителя иногда доходила до того, что он, во время общественных бедствий, назначал особые посты. Без сомнения, такая ревность и такие обличения свт. Тихона многим не нравились, и навлекали на него разные клеветы и неприятности, особенно со стороны воронежского купечества. Один из келейников Святителя передает, что, живя в Задонске, свт. Тихон выражал свое недовольство на тогдашнее воронежское купечество. «Я вам лично скажу, — писал келейник, — что мне покойный епископ Тихон сказал: „Эй страшное слово“». [30] Можно думать, что Святитель, сам любя милосердие, побуждал к тому и воронежских купцов, но они, отказываясь от благотворительности, и терпя обличение от своего архипастыря в скупости и немилосердии, не скупились оскорблять его своим злоречием и клеветами.

Действуя на свою паству словом, святитель Тихон, в то же время, действовал на нее и своим примером. Прежде всего, он являл собой доблестного подвижника в служении на благо ближних. Несмотря на свои недуги, он, со всей неутомимостью, с неослабным усердием занимался исполнением своих обязанностей. Весь день он всецело посвящал трудам по епархии. Утром, обыкновенно занимался рассматриванием епархиальных дел, разбирал их с возможным беспристрастием, с живейшим участием выслушивал просьбы и жалобы просителей и судил виновных. После обеда и краткого отдыха, занимался почти всегда до полночи сочинением поучений, наставлений и увещаний к народу. Вместо отдыха читал писания св. отцов, и преимущественно св. Златоуста. Менее всего тратил время на беседы с посетителями. Если же и приходилось иногда беседовать, — в таком случае разговоры его состояли из нравоучительных размышлений и советов.

Такое внимание и такая распорядительность по всем отраслям епархиального управления, такая заботливость об образовании духовенства и просвещении народа, несмотря на расстроенное состояние здоровья святителя Тихона, — ясно свидетельствуют о великой ревности его ко благу своей паствы!

Но особенно были поучительны для народа его дела благотворительности и умиротворения враждующих. Для людей бедных и нищих к нему всегда был свободный доступ, и никто не уходил от него без помощи. Нищих он наделял, бедным помогал, скорбящих утешал. Не довольствуясь частым приниманием нищих в своем доме, Святитель имел еще обыкновение каждый праздник Пасхи, Рождества Христова, в неделю сыропостную и в другие заговенные дни, рассылать понескольку денег в богадельни, в остроги, и к другим заключенным. Иногда же, переодевшись в простое монашеское платье, по вечерам в помянутые дни, сам приезжал в жилища заключенных, как бы посланный от архиерея, и, подавая милостыню, предлагал при этом словесные утешения, увещания к терпению и разные наставления. Когда по сладковесным его увещаниям, или по народному слуху, его стали узнавать, он, не прекращая милостыни, прекращал свои личные посещения, вместо себя посылая кого-нибудь из своих монахов.

Вступая в беседы с приезжающими к нему, он внушал им миролюбие, взаимную любовь, а как только слышал о ссоре и вражде, — старался примирить враждующих. Так, склоняя одного помещика к прощению обиды и примирению с обидевшим его, Святитель писал к нему между прочим: «Как будете молиться Богу: остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим, — если сами не оставляете? Брат наш такой же, как и мы: он словом обесчестил, оскорбил вас, — а мы — черви, земля, пепел, грязь смрадная, на всяк день столько раз прогневляем Бога, Создателя своего, Господа великого и страшного, которого сами Силы небесные ужасаются и трепещут. Вот посылаю к вам пресвятой образ Спасителя моего и твоего, и сим умоляю вас. Сие имя ангелам дивно, апостолам, мученикам, святителям и преподобным любимо, нам грешным сладко, потому что о Нем только наши надежды и наше упование. Оставьте злопамятность. — Сия моя худая бумажка и недостойная, на страшном суде Христовом, мне во свидетельство, а вам во изобличение будет». [31] Таким образом, можно по справедливости сказать о свт. Тихоне, что, уча подчиненных ему пастырей, «стеречь дом Господень, и делом, и словом, и помышлением», — он сам на себе исполнял это правило, — делом, ибо показывал людям пример честного и христоподражательного жития; — словом, ибо наставлял и поучал их к хранению закона Божия; — помышлением, ибо всегда думал о душевной пользе словесных овец.

Видя такую благочестивую жизнь архипастыря, жители Воронежа ценили искреннюю, смелую и благочестивую ревность своего Святителя, и если многие не питали к нему любви и уважения, какое подобает воздавать своему архипастырю, то по крайней мере, чувствовали к нему невольный страх, и если не хотели следовать его увещаниям из любви к нему, — исполняли его волю из опасения навлечь на себя наказание Божие. Почему граждане Воронежа, увещевая кого-нибудь из своей среды к повиновению Тихону, — обыкновенно говаривали, что «он Богу пожалуется». И, вероятно, были неоднократные случаи того, как Господь действительно наказывал оскорбителей и ослушников св. архипастыря, но мы приведем только один случай, сохранившийся в записках одного келейника. [32]

В 1764 году, — пишет он, — преосвященный Тихон ехал верст за сто от Воронежа, на погребение одного помещика. Для смены лошадей ему пришлось остановиться со своей свитой в одном селе, именуемом «Хлевное». Грубые жители этого села, несмотря на то, что имели много и хороших лошадей, отказывали ему в смене свежих лошадей, под предлогом неимения их, а при этом еще оскорбили его своей грубостью. «Нет лошадей», — говорили выборный и старики, к которым обращался Святитель с просьбой поскорее подать новых лошадей, — и затем прибавляли: «Ты ведь не губернатор, чтобы для тебя скоро собрать лошадей». Разогорченный таким грубым ответом, святитель Тихон говорил: «Да ведь я ваш пастырь, — вы и меня должны почесть не меньше губернатора, и мне служить, как своему пастырю». На это мужики отвечали новой грубостью: «Да, ты пастырь, но пастырь над попами, да над дьячками». Этот ответ еще более огорчил Святителя, и он уговаривал их побояться Бога и не беспокоить его. Наконец, спустя немало времени, лошади были поданы, и святитель Тихон с немалым огорчением отправился в путь. Но это грубое обращение крестьян со своим архипастырем не прошло для них даром. Вскоре стали замечать, что в их селе добрые лошади ни у кого не держатся, но одна за другой падают, а сами они в большинстве стали нуждаться в хлебе, чего прежде не бывало. Сознавая за собой вину и полагая, что эти несчастья постигли их вследствие проклятия их села архиереем, — крестьяне, спустя около 16 лет после проезда Тихона, когда он уже жил на покое в Задонске, отправились к нему с просьбой снять с них наложенное на них проклятие. Тихон лежал тогда в постели и не мог принять их лично, но сказал через келейника: «Проклинать их я не проклинал, но сам Бог наказывает их за непочтение и оскорбление своего пастыря», — и вместе с тем объявил им прощение.

Подобный случай возможен и в наше время. Пусть он научит словесных овец взирать на пастыря, как на служителя и образ самого Христа, за оскорбление которого наказывает сам Господь, ибо Он сказал: Кто принимает вас, принимает Меня, а кто принимает Меня, принимает Пославшего Меня (Мф 10:40), отвергающийся вас Меня отвергается; а отвергающийся Меня отвергается Пославшего Меня (Лк 10:16).

Недолго, однако, воронежский Святитель трудился на благо своей паствы. После четырех лет и семи месяцев он должен был удалиться на покой. К этому было много побуждений. Известно, как искренняя и горячая ревность о благе ближних сильно оскорбляется, когда встречает или непонимание, или противодействие себе, клевету и озлобление. Именно так было со святой ревностью святителя Тихона. Он встречал препятствия в исполнении своих святых намерений со стороны духовенства и народа, или в их невнимательности и равнодушии, или в прямом упорстве к исправлению своих недостатков, что без сомнения глубоко оскорбляло его чувствительную душу. Видел также злоречие, клеветы и осуждение своей святой деятельности, — что также было не легко ему переносить. Впрочем, эти огорчения никогда не могли быть для Тихона побуждением проситься на покой, потому что это означало бы недостаток в нем истинной любви и самоотвержения на пользу ближних. Но об этих огорчениях нужно упомянуть потому, что они, сильно действуя не чувствительную душу Святителя, служили немаловажной причиной расстройства его здоровья, которое чувствовалось им еще в самом начале его пребывания в Воронеже. Бессонница и частые приливы крови к голове останавливали его не только в служении литургии, как писал он прежде, но и в отправлении его обязанностей по управлению епархией. Приходя в болезненное, расстроенное положение, Святитель, к крайнему своему прискорбию, примечал, что он не может с прежней ревностью трудиться на пользу церкви Божией, что с его болезнью необходимо связаны упущения по делам служения, что вследствие упущения он может сделаться причиной погибели душ христианских, что его самого может постигнуть то горе, которым он угрожал неисправным пастырям, если он не оставит своего служения. И без сомнения, ему было не легко на это решиться, когда он смотрел на свое служение, как на возложенное на него самим Промыслом, когда его душа жаждала трудиться во благо ближних. Но крайне расстроенное здоровье и смиренное сознание слабости своих сил для несения высоких обязанностей архипастыря, заставили его просить решительного увольнения на покой. «Вот причина моего уединения, — говорил он уже на покое, — первое — слабость моего здоровья не позволяла мне управлять епархией; второе — епископский омофор, который на плечах своих епископы носят, очень тяжел; я ни поднять, ни носить не могу оного. К тому же и сил не имею таких; — пусть сильные носят». [33] По таким побуждениям, святитель Тихон послал второе прошение в Синод от 16 марта 1766 года, в котором писал: «И доныне в той же болезни (какую он описывал в первом прошении) нахожусь, и уже в крайнюю пришел слабость, так что по своей должности и отправлять дел, которых по здешней епархии много, и трудные, и мне, по немощи моей несносны, и служить не могу», — почему и просил уволить его от епархии на покой, — а если это не будет разрешено, то дозволить ему жить в Задонском монастыре впредь до излечения. На эту просьбу не последовало никакого ответа, а между тем здоровье свт. Тихона расстроилось до того, что весной 1767 года он не надеялся подняться с постели и готовился к смерти. Желая проститься со своим другом, иеромонахом Митрофаном, он писал к нему: «Я в Троицком живу; ко мне приезжай немедленно, чтобы повидаться, пока с миром сим не распрощаюсь, поскольку крайне слаб». Апрель 1767 г. После этого свт. Тихон решился послать просьбу об увольнении прямо на имя Императрицы, прося вместе с тем дозволения жить в каком-нибудь монастыре воронежской епархии и назначения какого-нибудь пособия на его содержание. Вследствие такой усиленной просьбы, св. Синод сделал доклад Государыне об увольнении Тихона от епархии, назначение пенсии предоставляя ее милостивому благоусмотрению. 17 декабря Государыня изъявила согласие на увольнение преосвященного Тихона, определив на его содержание 500 руб. в год, и дозволив жить в том монастыре воронежской епархии, в каком пожелает он сам. 3 января 1768 года свт. Тихон получил указ из Синода, увольняющий его от должности, а 8 числа он уже сдал все дела и вещи, принадлежащие архиерейскому дому.

Глава 4 Пребывание святителя Тихона на покое

Отношение его епархиального служения к последующей его жизни на покое. — Поселение в Толшевском монастыре, переселение отсюда, по причине нездорового климата, в Задонский монастырь. — Борьба с нерешимостью — решимость подвизаться и в делах служения ближним и во внутреннем преуспевании. — Общее изображение его жизни.

Епископский сан, и семилетнее служение в нем святителя Тихона в Новгородской и Воронежской епархиях, не остались без особенного влияния на его последующую жизнь. По любви к уединению и безмолвию он хотел бы скрыться от людей и в безвестности трудиться для своего спасения. Но епископский сан не позволял ему этого сделать. Как возжженный светильник в русской Церкви, он не мог уже скрываться под спудом для сынов ее, желавших озаряться его светом. Живя на покое в Задонске, Тихон чувствовал и неоднократно выражал, что епископский сан препятствует ему трудиться в безвестности и вдали от людей. «Если бы можно было, — говаривал он, — я бы и сей сан снял с себя, и ряску, и клобук, и сказал бы о себе, что я простой мужик и пошел бы в самый пустынный монастырь... Но та беда, что у нас в России нельзя сего сделать». По этим же побуждениям, он сочувствовал положению греческих епископов, которые, оставив свои епархии, удаляются на Афон и там пребывают в безвестности и глубоком уединении. «Там наши братья, епископы, оставив епархии, живут по монастырям в уединении», — говаривал Святитель из желания уединения.

С другой стороны, привыкнув к усиленным и многообразным трудам в епархии, Тихон развил в себе такую любовь к деятельности, что, удалившись от епархиального управления, не мог спокойно жить и трудиться лишь для себя, поэтому до тех пор не мог успокоиться, пока не решился часть своего времени и трудов посвящать благу ближних. Потому, его жизнь на покое проходила в удовлетворении совместных требований его души — и любви к уединению, и любви к деятельности на пользу ближних, т.е. в подвигах безмолвия и в подвигах самого деятельного служения ближним. Впрочем, он не вдруг определил для себя эти занятия, но сначала должен был вынести тяжелую борьбу с самим собой.

Отказавшись от управления епархией и желая трудиться в безвестности и безмолвии, Тихон для своего жительства избрал сначала Толшевский монастырь, [34] и поселился в нем. По своему положению эта обитель совершенно соответствовала его подвижническим видам. Она находилась вдали от селений и была окружена лесами, в то время почти непроходимыми. Не тревожимый многолюдством, здесь он чувствовал себя, даже когда и после бывал, «покойнее и веселее»; здесь он думал беспрепятственно трудиться и соблюдать монастырский устав наравне с простым послушником. «Вот здесь на монастырь походит, — говаривал он после, — здесь самая монастырская уединенная жизнь». [35] Здесь же он надеялся от действия природы и телесных трудов на свежем воздухе, получить облегчение в своих недугах.

Но благоприятствуя его наклонностям к безмолвию и уединению, эта обитель, или точнее — природа ее местности не благоприятствовала его здоровью. Нечистый воздух, наполненный вредными испарениями от окружающих болот и густых лесов разрушительно действовал на его слабые и расстроенные нервы. Весной и летом, при телесных трудах, здоровье его, по-видимому, стало поправляться, но к осени оно расстроилось еще более и болезненные припадки усилились. К тому же настоятель монастыря, зараженный неисцельным расколом, явно выражал свой ропот на водворение у себя своего пастыря, который к тому же еще старался его обратить на путь истины, хотя и совершенно безуспешно. Потому, несмотря на свою любовь к этой обители, святитель Тихон вынужден был ее оставить. «Эх! если бы не вода здесь такая, не подумал бы я никогда в иной монастырь идти жить», [36] — сказывал он своему келейнику.

Новым местом для своего пребывания Тихон избрал третьеклассный Задонский монастырь, куда и переселился в Великий Пост 1769 года, и где оставался до своей кончины.

Задонский монастырь расположен на полугоре, близ реки Дона, в 90 верстах от Воронежа. Внизу под полугорьем вытекает множество чистых ключей. Местоположение в окружности красивое, воздух здоровый. Вблизи монастыря было небольшое селение, известное под названием Тешевки, которое в 1779 году, по умножении жителей, переименовано в уездный город Задонск, следовательно, этот монастырь не был так уединен и не пользовался такой тишиной как монастырь Толшевский. По временам здесь бывали даже ярмарки, на которые съезжалось много народу из соседних селений. Несмотря на то, что многолюдство нередко стесняло святителя Тихона, пребывание его здесь оказалось весьма благотворным для его здоровья. Чистый воздух, телесные работы в монастырском саду в первую весну и лето, и отдохновение от тяжелых трудов, значительно укрепили его слабые нервы и поправили его здоровье.

Но с укреплением его телесных сил изменилось его душевное состояние. Пока он был нездоров и силы его были слабы, он по необходимости должен был оставлять занятия, и это нисколько не тревожило его деятельной души. Когда же силы его укрепились и здоровье поправилось, — он снова почувствовал в себе потребность к трудам, к которым привык, и готовность к занятиям, в которых всегда упражнялся с особенной ревностью. И эта потребность в трудах, не находившая никакого удовлетворения в настоящем его положении, стала беспокоить, тяготить его. Он не знал, на что решиться, чем наполнить пустоту своего времени, которое все было в полном его распоряжении и ничем пока не было занято. Естественно, он начал скучать без дела. Случись это удаление на покой ранее, когда он еще был архимандритом, как он желал этого тогда, — бездействие не так бы тяготило его, переход от служебной деятельности к уединению не был бы так резок тогда. Но после таких ревностных трудов, какие были в епархии, настоящее, ничем не занятое положение, вынужденное притом болезнью, которая впрочем прошла, — слишком резко противоречило его прежней жизни и его, сильно развившейся привычке к деятельности; так что, несмотря на все свое расположение к уединению, он не мог вдруг забыть своей прежней деятельной жизни и отрешиться от нее. Он мысленно возвращался к своему служению в епархии. Это тяжелое состояние души Святителя прекрасно понял и выразил один из его жизнеописателей, преосвященный Евгений.

«Мужам деятельным, — писал он, — привыкшим к должностям и чувствующим еще в себе силы к оным, нет ничего тягостнее удаления от обыкновенных своих занятий. Они больше всех тогда чувствуют как бы потерю своего существования, пустоту времени и будто бы бесполезность свою, по крайней мере, в первые годы своей свободы. Уединение и досуг, которых искали сами они при делах, становятся им обременительнее самих дел и мрачная скука одолевает их». [37] При этом в душе Святителя возникали различные помыслы, которые еще более смущали его душу. Теперь ему представлялось, что он слишком мало потрудился для Церкви, для служения которой и принял сан архипастыря, что много полезных для Церкви начинаний оставил неоконченными, много добрых намерений неприведенными в исполнение. Он упрекал себя в том, зачем так решительно и поспешно требовал увольнения на покой — зачем считал выздоровление свое невозможным; — если бы он просил увольнения на время лечения, — тогда бы он опять мог занять прежнее место и снова трудиться для блага Церкви Христовой. Смущала его и та мысль, что будто бы даром, незаслуженно получает он пенсию. Итак, в нем появилось желание снова воротиться в епархию.

Во все время этого неопределенного состояния Тихон был постоянно скучен и беспокоен. Он целыми днями сидел запершись в своей келии и не выходил из нее, жившие при нем слышали только его быстрые шаги по комнате и голос его молитв и молитвенных обращений к Господу. [38] В этом тяжелом состоянии он признавался своим знакомым и даже писал об этом, С.-Петербургскому архиепископу, преосвященному Гавриилу. Понимая положение Тихона, что ему становится скучно без определенных официальных занятий, преосвященный Гавриил предлагал ему Валдайский Иверский монастырь, близ его родины, в полное его управление. Этим предложением святитель Тихон хотел было воспользоваться. Он уже приготовил было и прошение, но все еще не решался подать его. Один случай, в котором он увидел особенное указание промысла Божия, остановил его в исполнении этого намерения. Однажды келейник Тихона, встретив у монастырских ворот одного, очень уважаемого Святителем старца, по имени Аарон, сказал ему, что преосвященный решил непременно выехать отсюда в Новгородскую епархию. О. Аарон дал на это такой суровый ответ, который и самого мнительного человека вывел бы из нерешительности. «Что ты беснуешься? — сказал он келейнику. — Матерь Божия не велит ему выезжать». Слова эти буквально были переданы Тихону. Святитель, услышав в них голос и волю как бы самой Матери Божией, переспросил у келейника: «Точно ли так сказал о. Аарон?», — и когда услышал подтверждение, сказал: «Ну так я и не поеду отсюда», и, взяв приготовленную просьбу, разорвал ее. [39] Этим однако же еще не разрешалось его тяжелое состояние. Он все еще не знал, на что ему решиться, на что употребить свои силы, чем, каким делом наполнить пустоту времени, которое прежде исключительно посвящалось на служение св. Церкви?

В таком неопределенном положении святитель Тихон провел целый год. По прошествии же года, однажды, лежа на диване, он стал вдумываться в свое положение, и с таким напряжением, что, по замечанию келейника «весь был облит чрезмерным потом». Видно минута была нелегкая, но зато эта минута была последней. В это время в нем созрела решимость не только навсегда оставаться в монастыре, но и вести иной строго-определенный образ жизни. В этой решимости, он вдруг встал с дивана и громким решительным голосом сказал: «Хоть умру, но не пойду отсюда», и с этой минуты, как жизнь, так и душевное его состояние совершенно изменились. «От того часа, — говорил его келейник, — уже не так стали беспокоить его таковые мысли, а другой год, находясь там, препроводил в спокойствии духа и в чувствительном веселии сердца, потому что был напоен духовной радостью. [40]

Чем же успокоил себя святитель Тихон, на что решился, какой избрал для себя образ жизни? Вся последующая жизнь его с сей минуты дает нам прямой и решительный ответ на эти вопросы. Он решился половину своего времени посвящать на служение ближним в делах милости телесной и духовной. Он, значит, решился продолжать свое служение, только в новом виде, соответственно своему новому положению. Упреки же, которые он прежде делал себе и которые тогда его так беспокоили, теперь послужили только побуждениями к новому роду деятельности. Он упрекал себя в том, что мало потрудился для своей паствы, и потому решился теперь оставаться здесь, и трудиться опять для нее, хотя и в ином виде. Он совестился получать пенсию, считая ее незаслуженной, — потому решился раздавать ее нищим и бедным.

Так разрешилось неопределенное положение святителя Тихона. Промысел Божий, таким образом, поставил своего угодника именно на тот путь жизни и подвигов, который вполне соответствовал его свойствам и наклонностям его души, — с подвигами уединения соединять подвиги служения ближним, через что находила себе удовлетворение его любовь и к безмолвию, и к ближним.

Положение святителя Тихона в Задонском монастыре было такое же, как и всякого епископа, по собственной просьбе, а не по суду, уволенного на покой. Как архипастырь, бывший начальником монастырей, он не подчинялся на покое надзору настоятеля, а проводил совершенно независимую, самостоятельную жизнь. Он занимал отдельный домик, стоявший над монастырскими воротами, имел свою собственную прислугу, мог пользоваться братской трапезой по своему желанию, или же жить на ту пенсию, которую получал от правительства, хотя не пользовался ни той, ни другой, а жил на приношение своих благотворителей. Как уволенный по болезни на покой, Тихон ни к чему не обязывался и мог совершенно свободно и самостоятельно располагать своим временем. Он не имел никаких обязанностей по управлению монастырем, но как епископ и как бывший начальник, мог заявлять перед настоятелем и братией свои требования и настаивать на их исполнении. Это, впрочем, было только в частных случаях, вообще же он мог приводить свои требования в исполнение через занявшего его место архиерея.

Соответственно таким условиям положения Тихона в монастыре и проходила его жизнь на покое.

После твердой решимости оставаться в Задонске, он оставил свое уединение и по большей части держался следующего порядка в своей жизни. Встав утром, он обыкновенно шел в церковь и бывал у каждой церковной службы. Когда немного было народу в церкви, например, в будничные дни, он становился на клирос, сам читал и пел, и пел большей частью киевским напевом. При многолюдстве же в церкви — стоял в алтаре. Сам Святитель почти никогда не служил литургии, [41] и только в первые годы, в царские дни, облачась в мантию с омофором, выходил на молебен, да еще служил утреню в день Пасхи и Рождества Христова.

Не совершая литургии, он, однако же, еженедельно приступал к причащению св. Таин, — иногда в мантии с омофором, иногда же, когда некому было его облачить, просто в священнической ризе, стоя на орлеце у престола. Во время чтения и пения, равно и во время священнодействия Евхаристии, Святитель предавался иногда такому громкому плачу и рыданию, что вопли его слышны были по всей церкви. Приходя в такое чувство умиления свт. Тихон, во время пения: Тебе поем, — если замечал, что предстоящие худо молятся, или рассеянно стоят в храме, побуждал всех к должной молитве, какой требует важность совершающегося в это время в алтаре священнодействия. Ревнуя о проповедании слова Божия, он наблюдал, чтобы в праздники не упустительно произносимы были, так называемые, синодские поучения, и своими замечаниями принуждал к тому настоятеля, иногда же давал для произнесения в церкви свои проповеди, которые и составлял с этой целью. Из уважения к сану Святителя, заведен был обычай, чтобы тот, кто читал Апостол в церкви, подходил к нему под благословение. Живя в монастыре независимо, он принимал у себя посетителей, кто бы ни обращался к нему, выезжал из монастыря, куда и когда хотел, и иногда на довольно продолжительное время. Как епископ, имеющий право иметь свою собственность, он три года держал у себя лошадь, которую подарили ему его знакомые гг. Бехтеевы.

Между литургиями, или же когда не бывал у поздней литургии, все утреннее дообеденное время посвящал писанию сочинений. Когда же бывал у поздней литургии, то выходя из церкви, вступал в беседы с простыми богомольцами, или приводил к себе детей и учил их, или принимал у себя друзей и беседовал с ними, или делал все это вместе. Живя на своем собственном содержании, Святитель имел свой собственный стол и никогда в Задонске не ходил на общую трапезу. В обыкновенное в монастырях время для обеда садился за стол, причем, несмотря на скудость своего стола, очень часто говаривал: „Слава Богу! вот у меня хорошая пища! А собратья мои?!.. Иной бедный в темнице сидит, иной без соли ест! Горе мне окаянному!“ Во время стола, келейник всегда читал ему писания ветхого завета, преимущественно же книгу пророка Исаии, которую особенно любил Святитель. Иной раз велит читать какую-нибудь главу, а сам, положив ложку, начнет плакать. После обеда, имел обычай около часа отдыхать, а затем читал жития святых и писания св. отцов. В летнее время, после отдыха, прохаживался в монастырском саду и за монастырем. Во время прогулок читал псалтирь, которую брал всегда с собой, куда бы ни пошел, или же предавался богомыслию. Вечером также принимал посетителей, ходил к вечерни. При свете огня, после вечерни, заставлял читать библию и часто на вопрос чтецу: разумеет ли он, что читает? — изъяснял темные места из прочитанного. Затем исполнял монастырское правило с коленопреклонением, слезами и воплями. В этом упражнении нередко заставало Тихона утро, и он ложился спать, употребляя на сон не более четырех часов.

Общим отличительным свойством святителя Тихона была простота. Решившись оставаться в Задонске навсегда, он стал вести себя так, как требовало того это свойство его души. Привезя с собой все, что он имел в епархии, по требованию приличий, как-то: „шелковое платье, теплые и холодные подрясники и рясы на теплом меху и прочее приличное архиерейскому сану одеяние, перину с подушками, одеяла хорошие, карманные серебряные часы и подобное“, — он все это продал и вырученные деньги роздал бедным. У себя же оставил для употребления самое необходимое, и по качеству самое простое и незатейливое, например, оловянную и деревянную посуду, два медных чайника, — один для воды, другой для чая, — две пары чашек, чайник, два стеклянных стакана, медный таз, стенные часы с кукушкой, немного холщевых полотенец и белых носовых платков тонкого полотна. Постель он себе сделал из ковра, набитого соломой, изголовьем служили две набитые пером подушки, за одеяло отправлял службу овчинный тулуп, покрытый китайкой. Наряд его, в котором он стал ходить, был также самый простой: одна суконная гарусная ряска, два подрясника, — один овчинный, другой заячий, покрытые темной китайкой, — пояс ременный, — на ногах, обыкновенно, шерстяные чулки, подвязанные ремнем, и коты (две зимы он ходил в лаптях, впрочем только в келии), в руках самые простые ременные четки, — вот весь его наряд и богатство. „Ни сундука, никакого влагалища и ничего подобного не было у него; разве только старый кожаный мешок, в который клал он, в случае выезда куда-нибудь книги, гребень, несколько рубах и восемь фуфаек из белой байки, которые он часто переменял от сильной испарины“.

В комнате тоже не было изысканных украшений. Кроме св. икон, стены его комнат украшались св. картинами, питавшими его богомыслие, из которых на одной был изображен лежавший в гробу изможденный старец, — картина, напоминавшая ему о смерти и потому висевшая у ног постели, а на других изображались страдания Христовы. Эти последние висели также в спальне, близ постели, чтобы при взгляде на них приводить себе на память непостижимую и невыразимую любовь Спасителя к человеку, как она явлена нам в Его крестной смерти за нас. Впоследствии он еще приобрел для себя гроб, чтобы, взирая на него, сильнее чувствовать мысль о смерти и небоязненнее готовиться к ней. Так разоблачившись от благолепия, приличного сану архиерея, свт. Тихон приоделся смиренномудрой нищетой простого инока. И хотя впоследствии позволил себе, после усиленных просьб почитавшего его Тихона III, принять штофную ряску, и хотя из взаимного уважения к нему надевал ее иногда, но несмотря на это, опасаясь помыслов стяжания, или тщеславия, не любил этой ряски. „Это бредни, братец“, — говорил он келейнику, когда придя из церкви, снимал ее с себя. „Давай на стол скорей, я есть хочу“, — прибавлял он при этом, как будто желая отвлечь свою мысль от этой роскошной для монаха одежды. [42]

Ту же простоту показывал Тихон и в своих действиях. Так он работал в монастырском саду, сам рубил дрова, иногда без верхнего платья, в одной белой рубашке, косил траву для своей лошади, которая была подарена ему и жила у него три года. „Временем сам дрова рубил, — пишет о нем келейник, — прикажет мне бывало: наточи топор хорошенько и рукавицы свои принеси мне, я дров нарублю на печку свою, авось-либо поразобью кровь себе, может быть и поздоровее буду“. Однажды прогуливался он за монастырем, и, придя в келию, сказал мне: „Я нашел в лесу лежащую колоду, из которой дров воза два или более будет; возьми топор, пойдем и вырубим ее, а то мы, братец, дрова-то покупаем“. Мы пошли в лес и начали колоть, он же разделся и колол в одной рубашке, а поколов, говорил мне: „Так я умаялся; даже пить захотел, сходи, пожалуй, в монастырь и квасу принеси“, — в чем он подавал мне пример к трудолюбию».

Впрочем, в этих трудах его несколько стеснял епископский сан, почему и сами труды телесные были для него больше предметом желаний. «Если бы не сей сан, — говаривал он нередко, — я бы пошел в самый пустынный монастырь, и употребил бы себя на простые работы, как-то: дрова рубить, воду носить, муку сеять, хлебы печь и т.п. Но та беда, что у нас в России нельзя сего сделать». Почему он мысленно переносился на Афон, где епископы, оставив свои епархии, живут в уединении и трудятся наравне с другими монахами, и любил беседовать с иноками, приезжавшими оттуда.

Такой же простотой отличался святитель Тихон и в своем обращении с ближними. Впоследствии, в своем месте мы скажем о его простом обращении с детьми и с крестьянами, сейчас же напомним себе только о его простоте в обращении со своими келейниками и прислугой. Он не терпел и избегал обычных услуг от своего келейника и принимал их только в необходимых случаях. По свидетельству одного из келейников, никто из служивших у него никогда его не одевал, не раздевал, и не разувал; «но по смиренномудрию своему, все это он сам делал». «Только когда силы его истощались, я, — говорит келейник, — усердно упрашивал его, дабы благоволил все то к спокойствию его выполнять и то едва упросил: все говорит — бывало: я еще сам в силах». Такова вообще была жизнь Святителя в Задонске.

* * *

Нет иной стези к духовной любви, которою начертывается в нас невидимый образ Божий, если прежде всего человек не станет милосердным по подобию Небесного Отца, явившего нам Свое совершенство в милости. Господь заповедал повинующимся Ему полагать милость в основание богоугодной жизни.

Не променяй любви к брату твоему на любовь к какой-нибудь вещи, потому что любовью к брату ты стяжал внутри себя Того, Кто драгоценнее всего в мире.

Преподобный Исаак Сирин

Глава 5

Дела милости телесной. — Раздача милостыни просящим. — Помощь крестьянам. — Помощь, оказанная сиротам. — Скрытная благотворительность. — Наказанный обман. — Посылка милостыни на родину. — Христианское странноприимство. — Поседение больных и попечение о них. — Заступничество за неправедно обвиненных. — Посещение заключенных в темнице. — Средства Святителя для благотворительности. — Собственные лишения и упование на промысел Божий.

Определив себя на служение ближним в делах благотворительности, святитель Тихон предался этому роду служения с тем же усердием и с той же ревностью, с какими он проходил свое архипастырское служение. Благотворительность ближним сделалась для него такой обязанностью, в которой открылся для него источник скорби и печали, утешения и радости.

Чтобы в порядке и полноте изобразить ее, мы сперва скажем о делах милости телесной, а потом о делах милости духовной.

Дела милосердия и сострадания свт. Тихона к бедным и несчастным были весьма разнообразны. Он, как справедливо замечает его келейник, по евангельски творил дела милосердия: алчущего напитал, жаждущего напоил, странного привел в дом свой, нагого одел, больного посетил, к заключенным в темнице не переставал ходить до самой кончины, для неправедно обиженных был заступником и ходатаем, сиротам — покровитель и кормитель, угнетенных защитник.

По сочувствию ли к простому народу, или потому, что хорошо знал бедственное положение многих крестьян, особенно господских, Тихон больше благотворил простому народу — крестьянам, хотя в тоже время не отказывался помогать бедным и из других сословий. [43] То он сам выведывал о нуждах крестьян в разговорах с ними, и смотря по тому помогал им. То сами нуждающиеся крестьяне, слыша о его милосердии, стекались к нему со всех сторон и, изъясняя перед ним свои нужды, просили у него помощи, которую непременно и получали. «Лишился ли, например, кто дома от пожара, Тихон давал деньги на обзаведение нового. Болезнью ли и немощью, или какими другими случаями, доведен ли был кто до нищенства, — он давал ему пособия и не только для пропитания, но и для основания будущего безбедного состояния. Многим бедным крестьянам для обзаведения хозяйством и для работ давал скотину, земледельческие орудия, а для посева — хлеб. Один раз во время неурожая хлеба в Задонске, помощь его была особенно заметна и спасительна для бедного народа. Каждый раз при вратах монастыря и при его кельи являлись алчущие, которым каждый день раздавал он деньги и хлеб, за что и был осыпаем сердечными благословениями народа. В другой раз, в Ельце сделался пожар, и он, чтобы помочь погоревшим, сам ездил в Воронеж и Острогожск для сбора подаяний». [44]

Доступ к свт. Тихону был открыт для всех. Сначала он сам являлся к бедным и сам раздавал подаяния, но потом, когда многие стали приходить ко времени раздачи милостыни из одного любопытства посмотреть Святителя, — он стал реже показываться, чтобы избежать любопытных взоров приезжих, и принужден был благотворить не лично, а через своих келейных. Привыкнув видеть лицо самого Святителя и лично ему объяснять свои нужды, многие бедные нередко оставались недовольными заочной подачей и роптали на него за скудость милостыни. Тогда он опять являлся сам, терпеливо, с кротостью выслушивал жалобы, а иногда и бранные слова, и иной раз, прибавит, а иной раз откажет таким назойливым и дерзким просителям. Но случалось, что вскоре или на другой день, жалея о том, что отказал, велит келейнику отнести деньги к бедняку, отпущенному без прибавки, чтобы утешить его.

Особенно живо Тихон сочувствовал положению бедных сирот и несчастных семейств. Приведем здесь один случай. Однажды в бытность Святителя в Ельце у Ростовцевых, является к нему бедная мещанка — вдова с 5 малолетними детьми. «У меня нет ни куска хлеба, ни одежды, ни копейки денег, — говорит она Святителю, — помоги, владыко, чем можешь». Тихон немедленно принял участие в положении ее семейства. Двух мальчиков взял к себе на воспитание, а остальным стал помогать деньгами. Впоследствии, во время своих приездов в Елец, он заходил к бедной вдове, и, не застав ее, оставлял деньги на столе, что возбуждало в бедной матери искреннее благодарение не только милосердому Святителю, но ради него и Господу, который являет на земле таких благодетелей. [45]

Зная, впрочем, что истинная бедность не всегда стоит у дверей щедродаровитых и просит подаяния, но большей частью скрывается и тихо от людей терпит нужды, перебивается с одной крайности на другую, скорбит и плачет, Святитель не довольствовался собственным выведыванием о нуждающихся, и личной подачей милостыни, а нередко поручал это дело другим и разнообразил способ своих благотворений. Так у него был какой-то любимый человек в городе Ельце, душевные свойства которого были ему вполне известны. Этому-то другу он поручал помогать бедным тайным образом. Этот доверенный человек, во время базарного съезда в городе, ходил по ярмарке, подходил к мужичкам, приехавшим из соседних деревень и сел с хлебом для продажи, заводил с ними разговоры, в которых выведывал о положении и нуждах продавца, начинал продавать хлеб. Сторговавшись по надлежащей цене, он оставлял у крестьянина или только один задаток, или всю цену за хлеб, смотря по собранным сведениям, и затем уходил прочь будто бы для покупки и еще чего. Чтобы оценить эту помощь, стоит только вспомнить, что на этих базарах, особенно осенью или зимой, отягченные оброками, крестьяне продают весь свой хлеб, так что не остается у них или на зиму хлеба, или на весну семян.

Слыша о щедрости Святителя, особенно к несчастным, двое из жителей Ельца вздумали обманом выпросить у него подаяние. Явившись к нему, они со слезами рассказали ему о мнимом своем несчастье, — пожаре, говорили, что от огня потеряли все свое состояние. Святитель, по обыкновению, дал им денег. Довольные обманом, мнимо-погорелые возвращаются в свой город, но, приблизившись к своим домам, увидели их в пламени. Пораженные близостью карающей руки Божией, они поспешили к свт. Тихону и теперь уже с искренними слезами умоляли его, чтобы он испросил им помилование у Господа за их грех и сам бы простил их. Святитель, выслушав в чем дело, в изумлении повергся на колени перед изображением распятия Христова, произнес молитву, и встав, с кротостью сказал: «Просите у Господа всем сердцем и всей душей прощения и помилования; вы уже наказаны за грех ваш; молитесь, чтобы не остался праздным сей урок, посланный вам от самого Промысла: отселе вы должны начать новую жизнь». Сказав это, он дал им еще денег и благословил их. Урок, действительно, не остался для них без пользы. При помощи и руководстве Святителя, они изменились к лучшему и своей примерной честностью и трудолюбием заслужили себе общее уважение своих соседей. [46] Да образумит этот пример и ныне подобных людей, вымогающих милостыню под разными вымышленными предлогами! В подаянии милостыни свт. Тихон не ограничивался тем кругом людей, в котором сам жил и действовал, но посылал свою помощь и в другие места. Так, три раза он посылал со своим келейником деньги на свою родину, в Новгород, Валдай и Короцк, для раздачи тамошним беднякам. «В деяниях апостольских написано, — говорил он своему келейнику, когда отпускал его на родину, — что в Антиохии первенствующие христиане собрали милостыню и отправили ее в Иерусалим к бедным христианам; и я хочу послать тебя пешком в село Короцк, к брату моему Ефиму с деньгами, ибо там, в нашей стороне, есть очень бедные люди. Вместе с братом вы там раздайте, а тебе за послушание мзда от Господа будет». Братьям, которые оставались, вероятно, такими же бедными причетниками, как и прежде, он приказал дать — Ефиму (в Короцке) пять рублей, а Петру (в Новгороде) — десять рублей. «Пусть братья сами трудятся, — говорил он, — а на меня не надеятся». [47] В другой раз посылая полтораста рублей священнику села, соседнего с его родиной, он написал ему правила, которые тот должен был соблюдать при раздаче этих денег, и которые полезно помнить всякому, кто хочет истинно благотворить бедным. «Поступать при раздаче, — писал он, — прошу именно таким образом:

1) как в нашем селе, так и в окольных деревнях проведай самых бедных вдовиц и прочих, которые платят подушнину или оброки, или которых держат под караулом за подушнину или оброки;

2) проведав бедность каждого, и их число, смекни посланные деньги, сколько кому достанется, и на бумажке напиши у себя в доме...

3) так сделав, раздавай каждому, смотря по нужде;

4) раздавая же, не говори, что от меня присланы, когда спрашивать будут, потому что деньги не мои, и родственники мои, узнав, будут на меня гневаться и браниться, что им не прислал; ты только, говори, что прислано от человека убогих ради; об этом прошу тебя именем Христовым;

5) людям, хотя они и бедны будут, но запивают или ленятся работать, таким ни копейки не давай; нищим, которые ходят по улице и под окно со шалгунами, отложи рублей десять и, собрав их, раздай им смотря по бедности;

6) что кому отдашь, то напиши на сей тетради и с сим письмовручителем пришли ко мне, как он из Петербурга будет ехать обратно сюда;

7) себе за труды три рубля, а ежели мало покажется, пять рублей возьми из сих денег, когда хочешь. Прошу покорно потрудиться ради Христа, который за труды твои воздаст тебе Своей милостью».

Из этих правил видно, что Святитель, во-первых, на деньги, данные ему на раздачу бедным, смотрел как на принадлежащее единственно и исключительно одним бедным, находящимся в крайних нуждах, и потому не распоряжался ими по личным расчетам, по видам родства. Во-вторых, делал самый осторожный выбор в нуждающихся, и в-третьих, не лишал мзды и помогающих ему в этом деле, а ценил их труды.

Милосердию свт. Тихона обязана своим существованием и бывшая деревянная, ныне каменная богадельня, в городе Ливнах, Орловской губернии, устроенная на Георгиевской площади при церкви св. Георгия. Строение деревянной богадельни было поручено протоиерею ливенского собора, о. Стефану, которого и просил извещать о ходе дела. В этом деле, как впрочем и во всяком деле милосердия, Святитель принимал горячее участие. Он входил в мельчайшие подробности этого учреждения и с нетерпением ожидал его окончания. Когда о. Стефан донес ему, что «за распутицей, дело это нынешним осенним временем исправиться не может и не благоволено ли будет перевозку материалов отложить до пути», Святитель отвечал ему письмом, в котором умолял его «ради Христа постараться, не можно ли ныне построить, чтобы было где бедным покоиться, на пристойном месте». Так спешил он в делах милосердия! Питая алчущих и жаждущих, одевая нагих, свт. Тихон принимал странствующих, посещал больных и успокаивал их. Малая келия его по временам становилась то странноприимной для бедных, то больницей для больных. «Как бедным сиротам и старичкам, так и всем странникам его келии были прибежищем и прокормлением, — говорит один его келейник, — ибо странноприимство у него было невозбранное». Творя дела милосердия телесного, Святитель при этом не оставлял и дел милосердия духовного. Так, если ему приходилось услышать из уст своих гостей «осудительные речи», он тотчас, кто бы ни был его гость, останавливал его, делал ему выговор, говорил приличное наставление и вообще от предосудительных речей отвращал, затворяя таковым уста и требуя от них, чтобы впредь никогда он того от них не слышал. [48]

«Если кто из крестьян, идущих на работу или на богомолье, заболеет дорогой — то у него все таковые больные находили спокойное пристанище и отеческое попечение. Он сам ходил за ними, сам успокаивал их. Он приносил им свою подушку и колпак, приказывал повару получше готовить для них пищу, сам поил их чаем раза по два или по три на день, и держал крепкие напитки с лекарственными настоями на случай больных и пользовал оными. По часу и более просиживал возле них, утешал и ободрял их своими приятными и успокоительными разговорами. Иные из больных выздоравливали и отходили от него с наградительным напутствием на дорогу, а иные умирали. В таком случае Святитель заботился, чтобы они были напутствованы по обряду православной Церкви, причем присутствовал лично, приказывал келейнику с поваром выкопать могилу и сам бывал при погребении». [49]

Таким же утешителем и врачом бывал Святитель и для монашествующей братии. Если он слышал, что кто-нибудь из братии заболевал, то являлся к больному, утешал его своей беседой, высказывая притом те успокоительные мысли, которыми и сам утешал себя, т.е. что Господь, кого любит, того наказывает, бьет же всякого, которого принимает, что наказание в настоящее время не кажется радостью, а печалью, что Господь искушает наше сердце и хочет обличить перед нами наши внутренние расположения — или любовь к Нему и преданность, когда терпеливо переносим болезнь, или малодушие и маловерие, если ропщем на Него, — что терпение в болезни делает нас участниками в язвах и страданиях Христовых, и приносит богатый плод и т.д. К духовному утешению Святитель прилагал чай и пищу, приспособленную к природе и желанию больного. [50]

Прибегали к Святителю и обиженные, и он был верным заступником и ходатаем. Главным образом он заступался за крестьян перед их господами. Слыша жалобы о жестоком обращении последних с первыми, он иногда сам являлся к господам и своим личным предстательством, силой своей кротости, своего смирения и действенного слова, успевал склонять их к кроткому обращению с крестьянами и даже у самых суровых испрашивал милости, снисхождения и прощения.

Но были, впрочем, и другие случаи его ходатайства за несчастных. Вот один из таких случаев, увенчавшийся необыкновенным успехом. Однажды, прохаживаясь около монастыря, и зайдя в бывшую за оным небольшую рощицу на горе, он увидел бедных детей и с ними трех женщин, горько о чем-то плачущих. Сострадательный Святитель пожелал узнать о причине их слез. По расспросе оказалось, что это члены семейства из соседнего дома, осиротевшего вследствие того, что их отцы, два родные брата, по клеветам и наветам, отданы в военную службу. На руках их престарелой матери и жен осталось девять малолетних детей. Живо тронулся Святитель несчастным положением семейства и, взяв его на свое попечение, стал присылать им на пропитание хлеб и деньги. Но кто может заменить для матери сына, для жены — мужа, для детей отца? Святитель хорошо чувствовал это и потому, разузнав все дело обстоятельнее, и уверившись в невинности обвиненных, решился, во что бы то ни стало возвратить семейству их полное счастье. Несмотря на то, что дело, по-видимому, было уже потеряно, ибо оба брата уже давно были разосланы в разные пограничные полки, — он написал от имени сирот просьбу в св. Синод и, при письме к петербургскому митрополиту Гавриилу, отправил ее с нарочным из своих келейников. Дело подвергнули новому рассмотрению. Оказалось, что суд, действительно, был неправый, и оба брата к несказанной радости их семейств и утешению Святителя возвращены были в свои дома. [51]

Таким же другом-утешителем был свт. Тихон и для заключенных в темнице. Посещать их для него было особенным наслаждением, для которого он жертвовал своим спокойствием, решаясь всякий раз на довольно далекий путь. Пока Задонск еще не был уездным городом и ближайшие темницы были в Ельце, за 40 верст от Задонского монастыря, Тихон нарочито ездил туда, чтобы посетить тюремных узников. Отправляясь в Елец под предлогом посещения друзей, или каких-либо покупок, он строго запрещал сопровождавшему его слуге разглашать о тайне его поездки, а чтобы не быть замеченным в городе, приезжал обыкновенно вечером, и, оставив свой экипаж за городом, сам приходил в тюрьму пешком. Входя сюда, он приветствовал узников, как братьев, садился с ними, дружески расспрашивал каждого о причине его заключения, и каждому, смотря по нужде, предлагал слово участия и любви. Невинно страждущих ободрял к благодушному несению креста, виновным указывал на Распятого, чтобы в Нем одном имели они исцеление от ран душевных в деле исправления, выкупал заключенных за долги. Выходя из темницы и прощаясь с заключенными, он просил принять от любви его то, что Бог послал и что он принес с собой. После этого он немедленно удалялся из темницы, заходил в богадельню с такими же приношениями, затем, нисколько не отдохнув от поездки, отправлялся назад из города, сопровождаемый сердечной благодарностью тех, которых он утешил своим посещением, а когда знакомые граждане города узнавали о прибытии и искали его, свт. Тихон немедленно оставлял город и удалялся так поспешно и тайно, что искавшие и следов его не находили.

Таковы были милосердные деяния этого нищелюбивого Святителя! Он так любил благотворить, что в тот день, когда приходящих бедных бывало у него более и когда он больше раздавал денег и прочего, — он в тот вечер бывал радостнее и веселее. А если в какой день было мало просителей, или и вовсе никого не было, в тот вечер он прискорбнее бывал. [52] Оттого дела благотворения нередко служили для него врачеством от уныния, как и выразился об этих случаях отечественный учитель Церкви, что эту душевную рану (т.е. уныние) он излечивал тем, что тотчас делал кому-либо новое добро. [53] Описывая дела милосердия свт. Тихона, один келейник в заключение пишет: «смело скажу, что он по Иову святому, был око слепым и нога хромым; двери у него всегда отворены для всех приходящих, и все (кто ни приходил) находили у него готовыми пищу, питие и спокойствие». [54]

На дела милосердия, как мы и видели выше, святитель Тихон определил всю свою пенсию — 500 рублей ассигнациями в год. Без сомнения, для столь обильных, разнообразных и великих дел милосердия было весьма недостаточно такой суммы, особенно, когда вдруг приходилось помогать большими суммами. В таких случаях Святитель с делом милосердия соединял и подвиг смирения. Когда оказывалось нужным подать кому-нибудь помощь, а собственных средств у него к тому недоставало, он или продавал имеющиеся у него не совсем нужные вещи, или ездил к знакомым и собирал подаяния, как мы и видели, например, в том случае, когда нужно было помочь погоревшим в городе Ельце. Главным же и постоянным источником средств для милостыни были приношения его друзей, которые будучи расположены Святителем к благотворительности, или лично ему оказывали дела благотворения, или же в его распоряжение отдавали свои приношения, назначаемые для бедных.

Назначив всю свою пенсию для бедных, он не считал ее уже своей, и никогда не тратил из нее ни копейки для себя. Он иногда терпел немалые лишения, но пенсию все-таки употреблял по назначению. Случалось, — говорит его келейник Иоанн, — выходил у него весь чай и сахар, которые употреблять он находил для себя полезным, или чувствовался недостаток в пище, так что приходилось, как ему самому, так и его келейным, терпеть недостаток по несколько дней, — несмотря на это, решение свт. Тихона раздавать пенсию бедным оставалось неизменным. Келейные начинали роптать на него, но он, имея твердо упование на благой Промысел Божий, внушал это же чувство и это же упование на Бога и келейным, обнадеживая их скорой помощью. И, действительно, дня через два или три кто-нибудь из его друзей присылал к Тихону все нужное для него самого и для его келейных.

* * *

Если ты хочешь почтить Жертву, то принеси в жертву душу свою, за которую принесена Жертва: душу свою сделай золотой. Если же она хуже свинца и глины, а ты приносишь золотой сосуд, какая из того польза? Мы требуем в дар Богу ваши души, ведь ради душ принимает Бог и прочие дары. Хочешь почтить Тело Христово — не испытывай презрения, когда видишь Христа нагим. Сначала напитай Его, алчущего в лице нуждающегося, и тогда уже употреби остальное на украшение трапезы Его (храма). Итак, украшая дом Божий, не презирай скорбящего брата: этот храм превосходнее первого. Те украшения могут похитить, а что сделаешь для брата, алчущего, бездомного и нагого, того и сам диавол не может похитить: оно сберегается в неприступном хранилище.

Укрась и язык кротостью и смирением, сделай его достойным призываемого тобою Бога, наполни благословением и многою милостью; можно ведь и словами творить милостыню.

Святитель Иоанн Златоуст

Глава 6

Милосердие духовное. — Обучение детей. — Поучительные беседы с крестьянами и с посетителями. — Обличение высокоумия странников и роскоши в женщинах. — Выезды из монастыря к друзьям и обучение их христианской жизни. — Письменные наставления друзьям, монахам и пастырям. [55] — Примирение враждующих. — Выезды по этому случаю к помещикам. — Благотворное влияние на своих друзей. — Два примера этого влияния. — Принятие Бехтеева в монастырь. — Терпение гонений и их благодушное перенесение. — Обращение к нему раскольников и его предостережение против них.

Со всей любовью и усердием подвизаясь в милосердии телесном, святитель Тихон также, или еще более, любил дела милости духовной. «Немалую любовь ко Христу, — говорил он, — показывает тот, кто во имя Его делает милость телесную ближнему; но большая любовь та, когда кто духовно назидает ближнего...». «Поэтому, когда видишь брата своего, идущего в ров погибели, и погибели вечной, закричи, закричи в след его: брат, не туда идешь!.. Удержи его, возлюбленный, удержи, пока еще не поздно». Но чтобы этим наставлением не подать повода неразумной ревности к жестокому и горделиво-обличительному общению с заблуждающимся, человеколюбивый Святитель прибавляет: «Обличи, но не публично, а тайно, дружески, между тобой и братом, где благодать Божия подаст тебе случай (к тому). Если сам не можешь, поищи такого, который бы мог ему помочь. Объяви ему болезнь брата твоего, болезнь объяви, а не оклеветай его, — с сожалением и любовью к нему, а не с ненавистью и злобой, как многие привыкли делать, чтобы он, узнав немощь его, подал ему лекарство, приличное немощи». Так учил, так и действовал Тихон.

Широко распространялась его телесная милостыня, но еще дальше разливалось его мысленное добро, его богатство христианской мудрости. Многих снабжал он милостыней, многим помогал, многих избавлял от нищеты, от скорбей, от греховных искушений и падений, часто неразлучных с нищетой, но еще большее число людей он спасал от вечной гибели словом вразумления и назидания. И в этом случае его деятельность была весьма обширна и разнообразна. Он учил детей, внушал христианские правила всем, кто бы ни приходил к нему беседовать, начиная с крестьянина до помещика. Преподавая свои наставления устно и письменно, обличал современные ему пороки, вразумлял заблуждающих и примирял враждующих. Рассказ об этих делах духовной милости начнем с того, как он обучал детей.

Зная важность христианского воспитания, имеющего влияние на всю жизнь человека, а с другой стороны, видя невнимание крестьян к воспитанию и образованию своих детей, Тихон сам заботился об их образовании, стараясь внушать им христианские понятия и смягчать их дурные нравы и расположения. С этой целью он приласкивал к себе детей, призывал к себе в келию, учил молитвам, со свойственной ему простотой объяснял им оные, а самых малых приучал по крайней мере произносить: Господи помилуй, Пресвятая Богородица, спаси нас, и т.п. Приучал их ходить в церковь и с этой целью, после обедни, у себя в келии оделял их или деньгами, или белым хлебом, или яблоками.

Вот как изображает келейник Тихона его обращение с детьми: «Когда он идет из церкви в келию свою, — пишет он, — как бедные и неимущие из мужичков, так и многое число детей идут за ним. Малые дети, не взирая на его архиерейский сан, толпой, со смелым лицом войдут за ним прямо в зал, где (по словам другого келейника), положив по три земных поклона, единогласно и громко скажут: слава Тебе, Боже наш, слава Тебе! А он скажет им: дети, где Бог наш? Они также единогласно и громко скажут: Бог наш на небеси и на земли! Те, которые были посмышленнее, читывали (по обучению Святителем) Иисусову молитву, а те, которым было года по три, по четыре и по пять, — те, бывало, что есть мочи, кричат, творя молитву с земными поклонами: Господи помилуй, Господи пощади; а иные: Господи услыши, Господи помози; а кто: пресвятая Богородица, спаси нас, вси Святии молите Бога о нас. Вот хорошо, дети, — скажет им Святитель, даст им по копейке и по куску белого хлеба, а в летнее время оделит по яблоку».

Таких посетителей собиралось нередко до 50, а иногда до 100 человек... При раздаче денег или хлеба детям, Тихон наблюдал над выражениями их склонностей и расположений и старался добрые склонности и расположения укреплять, а дурные искоренять. Случалось, что одному он даст более, а другому менее. Это неравенство в раздаче милостыни давало случай в одних видеть скромность, кротость и незлобие, в других же, напротив, зависть, гнев, ненависть и т.п. Получивший мало, случалось, начинал гневаться на раздателя, завидовать предпочтенному, а иногда бывало и то, что таковой начинал и силой отнимать у другого лишнее против него. Оттого начинались ссоры, слезы, а иногда и драка. Тогда Святитель делал им увещания и наставления, старался пристыдить виновных, возбудить в них раскаяние и расположить их к братолюбию; «иные друг другу в ноги кланялись и лобызались, а иные по природе своей оказывались к примирению несклонными». В этих случаях Святителю приходилось изведывать или врожденные, или привитые воспитанием, греховные расположения и наклонности в детях, что и изображал он потом в своих сочинениях.

Так сильна была в святителе Тихоне любовь к детям, что и после, когда он бывал нездоров и потому не ходил в церковь, он желал знать: следуют ли дети его наставлениям? «Были ли дети в церкви»? — спрашивал он келейника, — и когда узнает, что были, но ушли, не повидав его преосвященства, заметит с улыбкой: «Бедные, они ходят в церковь для хлеба и денег; что ты не привел их ко мне?» Какая отеческая любовь и нежная снисходительность к детскому возрасту слышится в этих словах! Тихон не забыл детей и в своем духовном завещании: почти все теплое платье, какое осталось после него, он завещал раздать бедным детям. Задонская обитель, помня его любовь к детям, почтила эту высокую черту его души прекрасным памятником: при открытии в монастыре училища, в 1818 году, положено было, в память Святителя, содержать ежегодно по десяти бедных мальчиков на полном монастырском иждивении.

По своему воспитанию и по простоте своей души, святитель Тихон также как к детям, был близок и к простому народу, любил беседовать с ним, — и с большим удовольствием, когда эти люди не узнавали его под простым одеянием. Ему понятен был их разговор, известны были их нужды и потребности. Часто в виде простого монаха, или послушника, встречая крестьян на дворе, или у крыльца, он заводил с ними простой разговор, сажал около себя, расспрашивал каждого об их работах, занятиях, повинностях, правительственных распоряжениях относительно их и т.п. Простота в обращении и в самой речи, разговорчивость и искренность в беседе открывали сердце нашего, по недоверчивости вообще застенчивого, поселянина, и располагали его к откровенности. Потому разговорившиеся мужички открывали без утайки все, что у них было на сердце. Кто показывал уныние, кто роптал на правительство, на господ, кто клеветал на собратию, — словом, всякий открывал свои сердечные раны.

Изведав таким образом и душевное, и житейское положение своего собеседника, Тихон предлагал ему и соответствующие пособия. Если он видел в ком уныние, — утешал и ободрял; если слышал ропотливость, особливо против начальства, — уговаривал или пристыжал собственной того крестьянина строптивостью; если слышал злоречие, — обличал; если усматривал малодушие, — ободрял к терпеливости. Словом, каждому давал советы и вразумления. Если же узнавал о действительно тяжком положении своего собеседника, или ему знакомых, старался помочь и помогал самим делом.

Любя преимущественно беседовать с простым народом, Тихон тем не менее с любовью и усердием принимал искавших у него христианской мудрости и из других сословий. Когда он был здоров и спокоен, разговор его был одушевлен, жив и быстр. Общий предмет его бесед составляли те истины, которые постоянно занимали его ум и святыми чувствами наполняли его сердце. Это истины о величии и вездеприсутствии Божием, о благом Его промышлении о нас, об искуплении, о достоинстве души человеческой, о силе греха, и т.п. Как в писанном, так и в живом слове, он старался внушать, чтобы наши мысли, чувства, желания, намерения и действия соответствовали этим истинам, или чтобы вообще наша жизнь была согласна с нашей верой, с христианским учением. При этом он приспособлялся и к личному положению каждого посетителя, к его духовным потребностям, которые не могли скрыться от его прозорливых очей. Так, с молодыми он говорил о силе и гибельности страстей и светских развлечений, со старыми — о свершенном [56] отречении от мира и упражнении в Богомыслии, с отцами семейств — о богобоязненном воспитании детей, с детьми — о почитании родителей, с купцами — о добросовестной торговле, с начальниками и господами — о кротком и человеколюбивом обхождении с подчиненными или крепостными, — словом, каждому посетителю давал соответственные наставления. При основательном знании слова Божия и знакомстве с церковной историей и житиями святых, речь его украшалась, и как прекрасными узорами испещрялась изречениями из слова Божия, оживлялась примерами и рассказами из святоотеческих писаний, отчего получала особенную убедительность, живость и действенность на души слушателей.

Впрочем, не всегда одинаково разговорчив бывал Святитель со своими посетителями, и это зависело не столько от его душевного состояния, сколько, и по большей части, от самих посетителей, от тех расположений, с которыми они являлись к нему. Многие приходили к свт. Тихону не ради душевной пользы, а только из пустого любопытства, посмотреть на заштатного архиерея, о добродетельной жизни которого ходит народная молва. Проникая в расположения таких посетителей, Тихон холодно принимал их и в беседе с ними был неразговорчив, почему они уходили от него недовольными. «Лучше бы ты и не докладывал о таких посетителях», — со скорбью скажет он после келейнику. Если же из числа такого рода посетителей бывали какие-нибудь монахи или послушники, — тех, как людей духовных, он вразумлял, и обличая их праздное любопытство и высокое мнение о себе, учил смирению и простоте. Аще кто мнит себе быти что, ничтоже сый, умом себе льстит, — обыкновенно говорил таковым свт. Тихон.

Однажды один странствующий послушник из смоленских шляхтичей, по имени Стефан Гаврилов, любопытствуя видеть Святителя, зашел к нему. Разговорившись со свт. Тихоном, высокоумный странник вздумал учить его, осуждая за подстрижение усов (сам он носил большие, неподстриженные усы). Святитель с кротостью напомнил ему слова апостола: Смотри, брат, поступай осторожно; невысокомудрствуй. Кто думает, что он стоит, берегись, чтобы не упасть. Стефан Гаврилов не воспользовался вразумлением Святителя, и, осудив его, с недовольством оставил монастырь. Но высокоумным и гордым свойственно впадать в какие-нибудь чувственные грязные страсти, чтобы падением смириться и принять те наставления, которые они отвергли в своем высокоумии. Так случилось и с Стефаном Гавриловым. Странствуя, он впал в пьянство и потерял свой паспорт. Его, конечно, взяли как бродягу, неимеющего никакого вида, обрили ему половину головы и бороды, а с тем вместе и один ус, и отравили в Задонск, где он сидел в тюрьме. Узнав об этом, Святитель приказал своему келейнику взять его на поруки. Представленный к Тихону, образумившийся странник признал себя наказанным единственно за него — Святителя, и потому просил прощения. Святитель, без сомнения, простил его и отпустил с миром. Такое же нерасположение оказывал Святитель к женщинам, приходившим к нему изысканно и роскошно одетыми. Известно, до каких чудовищных и нелепых размеров в прошедшем столетии доходила мода и роскошь в женских украшениях. Дамы того времени носили пудру и физмы, белились, румянились и т.п. Сильно возмущала душу Святителя такая вычурность, такая нескромность в одежде, такое искажение нашей естественной красоты. Когда, бывало он усмотрит в окно, — говорит келейник, — господ, приехавших на ярмарку и идущих в церковь, а особенно женского пола, одетых щеголих, скороходок, вертушек, не по благопристоинству христианского характера намазанных белилами и румянами, распудренных, то с наполненными слез очами говорил: «Бедные и ослепленные христиане! Смертное тело свое убирают и украшают, а о доброте душ своих едва ли когда вспомнят. От грехов своих они очернели, как мурин, незнающий Бога и неверующий во Христа Сына Божия». Зная такие чувства и мысли Святителя относительно своих нарядов, знакомые ему дамы, приезжая к нему [57] ради душевной пользы, снимали свои украшения, а паче головной убор — пудры с буклями, переодевались в скромную одежду, и уже в таком виде являлись к свт. Тихону. Иначе он не принимал, или скажется бывало нездоровым, или пошлет принять благословение от какого-нибудь иеромонаха. [58]

Принимая у себя посетителей, свт. Тихон и сам иногда выезжал из монастыря для посещения своих знакомых и друзей. Так, он ездил в Елецк к своим друзьям, Григорию Феодоровичу Ростовцеву и Косьме Игнатьевичу, которые были купцами города Ельца. Сам Ростовцев был человек воздержанный и набожный, а два сына его, Димитрий и Михаил, проводили безбрачную жизнь. Говоря о семействе Григория Феодоровича, Тихон прибавлял: «Нам, монахам, нужно учиться добродетельной жизни в его доме». К старшему сыну, Димитрию, он имел особенное доверие и бывал рад, когда тот приезжал к нему. С ним он иногда подолгу разговаривал о жизни и обязанностях христианина. Ему же Тихон поручал продавать даренные вещи для раздачи нищим и покупать потребное для своей келейной жизни. Таким же другом для Святителя был и Косьма Игнатьевич. Он также проводил воздержанную жизнь, подвизался в посте и молитве, упражнялся в чтении и уразумении слова Божиего и любил беседовать с людьми духовными, посвятившими себя Богу. Посвятив свою жизнь Господу, он проходил звание старосты и занимался обучением детей грамоте, а вместе с тем благонравию и благочестию. И духовенство, и граждане города его весьма уважали и охотно вверяли ему своих детей для обучения. Не безвозмездно трудился в образовании Косьма, но все получаемое в награду за труды он раздавал нищим. К нему-то приезжал иногда свт. Тихон и так ценил его дружбу и дорожил его мудрой беседой, что иной раз целые ночи проводил с ним в беседах в его бедной келии, бывшей возле церкви, нередко беседовал с ним и у себя в Задонске.

Иногда Святитель выезжал и к знакомым помещикам, которые присылали за ним своих лошадей, и гостил у них. Без сомнения, такие посещения предпринимались Святителем не столько из желания духовной пользы себе, сколько для дел милостыни духовной и телесной.

Это живое общение особенно благотворно было для знакомых ему помещиков. В то время, как известно, в богатых и образованных классах нашего общества господствовала чрезмерная роскошь. Богатые люди того времени имели огромную прислугу или дворню, и одевали ее в богатую одежду, кормили различных потешников и нахлебников, разводили роскошные и увеселительные сады, держали своры собак и охотников, задавали частые увеселительные пиршества, на которые созывалось возможно большее число знакомых и родственников, один перед другим соперничали в изысканности и богатстве блюд, в изобретательности увеселений, и, предаваясь невоздержанию в пище и питье, часто заводили самые предосудительные увеселения и потешные штуки. Такая роскошь богатых, как обыкновенно бывает, вызывала глупое подражание со стороны небогатых людей, и без сомнения вовлекала их в неумеренные расходы, порождая жизнь не по доходам, выше своего состояния.

Тихон сильно вооружался против разлива этого современного ему зла. «Зло сие, — говорил он, — пред глазами всех... Сколько мы видим перемен в построении домов, в придумывании одежд, в приготовлении блюд (трапез), в убранстве карет и коней. Сколько видим перемен и в прочей суете, красоте и пышности мира сего! Один построил такие и такие хоромы, один начал носить такую-то и такую одежду, один поставил такие-то и такие зеркала в своем доме, один начал ездить в такой-то и такой карете, такой-то и такой стол готовить, в такое-то и такое убранство одевать предстоящих слуг и подобное — видит это и другой — и подражает ему. Видят это все и делают то, что делает один. И таким образом повсюду умножается и везде разливается, час от часу, более и более усиливается роскошь, а с ней умножается всякое зло и поедает души человеческие, как пожар, или как моровая язва... Уже низшие дворяне и чиновники (подлое благородство) и купцы, которые прежде ходили и жили, как простые люди, все теперь сделались князьями и вельможами, не хотят уже иначе жить, как только в богатых и прекрасных домах, не хотят сидеть, как только за богатой трапезой, исполненной различных снедей; не хотят пить, как только лучшее и дорогое вино; не хотят ходить, как только в шелковых и прекрасных одеждах, в лисьих, куньих и собольих шубах; не хотят ездить, как только в англинской карете. Такая-то гордость и пышность мира сего вошла в христиан и день ото дня возрастает».

Без сомнения, эту безмерную роскошь нельзя было удовлетворять без обиды для ближних. Святитель видел и это, и опять возвышал свой голос против этого зла: «Много вреда делает людям эта роскошь, — говорит он. От кого бедные и беззащитные терпят насилия и обиды, от кого плачут и умываются кровавыми слезами вдовицы и сироты, как не от сильных, упоенных любовью мира сего? Где более нищих, убогих, полунагих и имеющих крайние нужды в пропитании и жизни, как не в крестьянах, которыми владеют миролюбцы — господа? В какой стране больше хищений, воровства, насилий, разбоев, убийств и прочих беззаконных дел, как не в той, в которой властелин упоен гибельной любовью сего мира?.. Упившемуся любовью мира сего чего не приходит на ум? Чего он не замышляет, чтобы утолить жажду, кроющуюся в сердце его? Хочется в богатом и прекрасном доме жить, держать богатый и изобильный стол, самому, жене и детям, ходить в богатом и изобильном одеянии, слуг держать в пристойной одежде, ездить на дорогих конях и в дорогих каретах, иметь увеселительные сады, пруды, галереи и делать прочее сим подобное, — но откуда взять? Где взять суммы на все это? Господину надобно собирать их с крестьян, надобно налагать на них более оброков!.. Судье надобно собирать с прибегающих к суду. Вместо правды делать неправду, нерадеть о Боге и Его законе, не разбирать правого и виноватого, оправдывать нечестивого и осуждать невинного!.. Беззаконному купцу надобно лгать, обманывать, льстить и худую вещь продавать за хорошую, дешевую за дорогую!.. Так и в других званиях роскошь производит много зла и вреда».

Другая, тоже резкая черта того времени — грубая гордость богатых и сильных людей. Они с презрением смотрели на бедные и низшие классы народа, например, крестьян. Только себя считали созданными для счастья и наслаждения жизнью, и потому не хотели видеть в них своих меньших братьев, таких же, как они, людей, имеющих такие же права на наслаждение жизнью, как и они. Отчего сильные люди нередко самым вопиющим образом нарушали и попирали человеческие права своих меньших братий. Сильно вооружался и против этого зла Святитель. «Слышим, — пишет он, — что один другому говорит: я-де не твой брат! Чудно, что человек человеку говорит, и без стыда говорит: я-де не твой брат! Если ты не его брат, то чей же? Он человек, а тебя как назвать — Ангелом или бесом? Скажи, скажи пожалуйста, ибо сам ты говоришь человеку: я не твой брат; я-де высокий, а он низкий; я-де богат, а он беден; я-де благородный, а он низкого происхождения; я-де господин, а он раб; я-де честен, а он бесчестен; я-де добрый человек, а он злой и прочее. О человек! посмотри на Христа, Сына Божия, кто Его благороднее? Кто Его богаче? Кто Его честнее? Кто Его славнее? Кто лучше? Кто Его премудрее? Никто с Ним не может сравниться ни в чем... однако ж Он не стыдится людей братиею Своей нарицать, говоря: Возвещу имя Твое братиям Моим (Евр 2:12; Пс 21:23; Ин 20:14). А ты кто, говорящий человеку: я не твой брат, и не хотящий подобного тебе назвать братом? Высокий ли ты? — но такой же человек, как и низкий. Благородный ли ты? — но такой же человек, как и худородный. Властелин ли ты? — но такой же человек, как и подчиненный твой. Господин ли ты? — но такой же человек, как и раб твой. Богатый ли ты? — но такой же человек, как и нищий. А что называешь себя добрым человеком, а другого злым, так это неизвестно еще, кто лучше: ты или тот, которого ты называешь злым. Не тот добр, кто себя называет добрым, но тот, кто добро творит, и кого Бог, праведный Судия, хвалит. Посмотри в гробы мертвых, и увидишь, что и ты брат всякому человеку».

Чтобы посрамить горделивые предрассудки богатых и сильных людей, Святитель напоминает о любви Спасителя, простирающейся равно на всех людей, и на каждого в отдельности. «За человека Христос Сын Божий дражайшую Свою кровь излиял. Ты ли, о окаянный, ты ли уничижаешь и дешево ставишь того, за которого великая цена заплачена? Сын Божий за него кровь Свою излиял! Ты ли гнушаешься тем, которым Сам Бог утешается? Ты ли разоряешь того, которого Сам Бог созидает? Ты ли оскорбляешь и проливаешь слезы того, которого Сам Бог утешает? Ты ли лишаешь пищи того, которому Христос тело Свое в снедь подает? Ты ли совлекаешь одежду с того, которого Сам Бог одевает бессмертной одеждой, славой и честью венчает? О дерзновение! О неистовство! О безумство! О крайнее ослепление! Как досадно Богу, когда сын Его, сын Божий по благодати, кровью Единородного Сына Его усыновленный, гонится, поругается, лишается, бесчестится, обнажается».

Эти пороки и греховные понятия Святитель старался искоренить в своих друзьях и насадить в них христианские понятия и добродетели. Он восставал против пиршеств, против псовой охоты, против картежных игр, против роскоши в пище, питии и одежде, и располагал к человеколюбивому обращению с крепостными крестьянами, в чем и успевал, как и увидим ниже.

Действуя таким образом лично на своих ближних, свт. Тихон в то же время действовал на многих письменно. Он раздавал знакомым тетради своих сочинений, которые с этой целью переписывал его келейник, кроме того писал [59] письма к своим знакомым и приятелям, в которых одним предлагал наставления в добродетельной жизни, других укреплял в заботливости о спасении своей души, иным раскрывал опасность вообще от греха, и в частности от их греховного положения и увещевал к исправлению, иных врачевал от помыслов уныния и т.п. Эти письма писались иногда по одному внутреннему побуждению, иногда в ответ на какие-нибудь вопросы, какие задавали его друзья, — иногда в дополнение своей беседы, веденной при личном свидании и так далее.

Услышав, что один из его знакомых (винный откупщик) опять поставил сломанные качели около питейного дома, а другой, забыв тяжкое и бедственное время для отечества, проводит дни в пиршествах, которые устраиваются поочередно у него и его друзей, — свт. Тихон не умедлил вразумить их своими кроткими письмами, полными самой нежной христианской любви. «Слышал я, — писал он к откупщику, — что качели, которые уничтожены были, ты опять возобновил. Разве ты не примечаешь, сколько при тех качелях совершается соблазнов и бесчиний от безумных и бесстрашных людей? Берегись, чтобы судом Божиим не причислились тебе, как подавшему повод к тем бесчинствам, все те соблазны и беззакония, которые при оных качелях делаются... Беззаконное дело искать своего прибытка от того, что бывает причиной к преступлению закона Божия, бесчестию Законодавца и погибели человеческой... Да разве тебе нечем кормиться кроме качелей? Думаю, что и кроме того доход имеешь. Ежели же более хочешь собирать, то берегись, чтобы не коснулось и тебя то страшное Божие слово, которое сказано некоему богачу (Лк 12:20). [60] Прочитай эту притчу и рассуждай. Если послушаешь и уничтожишь качели, лучше и своей душе, и другим сделаешь, а если не послушаешь, как хочешь делай. Вера наша учит, что суд Христов будет, на который соберемся все. Апостол Павел написал: Мы ничего не принесли в мир; явно, что ничего не можем и вынести из него; Имея пропитание и одежду, будем довольны тем. А желающие обогащаться впадают в искушение и в сеть и во многие безрассудные и вредные похоти, которые погружают людей в бедствие и пагубу. Спасайся о Христе, брат и друг». [61] Впрочем, мы не знаем, какой успех имело это письмо.

Увещевая того из своих друзей, который проводил дни в поочередных пиршествах, Святитель писал ему: «То ли ныне время, чтобы так веселиться нам? (хотя и всегда христианам не такое приличествует веселье: Царствие Божие не пища и питие, но праведность и мир и радость во Святом Духе (Рим 14:17), — то ли, говорю, ныне время так веселиться? То война, то пожары, то язва, то прочие напасти находят нас и смиряют нас. А люди того не чувствуют... Братья наши от пуль, ядер и меча на войне падают, иные во всегдашнем страхе находятся, а мы здесь безумно веселимся! Надобно бы нам помогать им против врагов, а мы вместо того гуляньями, пьянством и прочими грехами изощряем на них (т.е. братий) иноплеменнический меч, и так против себя воюем! О лютое время и лукавые дни! О слепоты развращенных и нераскаянных сердец! В сие ли печальное и лютое время веселиться!? Отечество стонет от бед и напастей, юноши оскудевают, казна истощается на войны. Остаются только старцы, отроки и младенцы, — доходит дело и до нас. Везде матери, отцы, жены, братья и друзья сетуют и плачут о своих падших на брани и в опасности смерти находящихся, но одни эти гуляки веселятся, они не сыны отечества, они с нашими врагами радуются о бедах наших, окружающих нас!.. О роскошь, роскошь! Как ты ослепляешь, обезумляешь и ожесточаешь людские сердца!.. Сколько в таких собраниях и гуляньях соблазнов, грехов и беззаконий бывает, — невозможно исчислить! Сколько лиц, столько законопреступников. Далеко отсюда отходит Бог и Ангелы Его святые. Там место диаволу и ангелам его злым, которые радуются с радующимися и веселятся о их погибели! Сего ради погибель их не дремлет, если вскоре не очувствуются... Так веселился и евангельский богач, но находящийся в муках кричит и возглашает: „Отче Аврааме! умилосердись надо мною и пошли Лазаря, чтобы омочил конец перста своего в воде и прохладил язык мой, ибо я мучаюсь в пламени сем“ (Лк 16:24). Так тот, который вином обманывается, тот капли воды просит, но не получает и во веки не получит! Надобно опасаться того и нынешним богачам, которые каждый день веселятся и закон Божий нарушают, а на нищих Лазарей и смотреть не хотят». За сим Тихон увещевает расторгнуть этот союз и сообщить это письмо другим.

Преподавая наставления монашествующим, свт. Тихон почти вовсе не касался мельчайших и сокровеннейших помыслов, борющих монаха, но высказывал простые, первые, общие всем монахам и, так сказать, обыкновенные правила. Так напомнив, что монах два раза давал обет работать Христу своему Господу верой и правдой, он внушал ему представлять себе вездеприсутствие Божие, ибо это рождает страх Божий, — воздавать почтение настоятелю, подражать его житию, если оно свято, — не осуждать, когда недостойно подражания, не выходить из монастыря в народ, не посещать келий братии без крайней нужды, ибо это рождает празднословие и леность. В церкви стоять со благоговением и вниманием ко всему, что читается и поется, и не разговаривать, особенно о земных вещах. Не быть в праздности, но постоянно и в перемежку что-нибудь делать; Богу молиться кратко, но чаще и прилежнее; с осторожностью обращаться с женщинами; чаще напоминать себе час смертный, суд Христов, геенну и царство небесное. При возникновении дурных помыслов, особенно отчаяния или похоти плотской, немедленно убивать их призыванием помощи Божией, занятиями, размышлением о скоротечности всего земного, о грозной будущности для грешников; беречься испытывать чужие пороки, не укорять и не обижать своего брата, не быть злопамятным, но терпеливо переносить все обиды и огорчения, взирая на начальника и совершителя веры Иисуса Христа. Вот вся сущность тех наставлений, какие он преподавал своей братии, требующей от него вразумления.

Не оставлял Святитель без вразумления и бывших своих соработников, т.е. священников, когда они прибегали к нему за духовной помощью. И здесь, как и в письмах к монахам он напоминает самые главнейшие и первой важности правила. Так он советует — размышлением о своем служении и богомыслием воспитывать в душе страх Божий; хранить чистоту души и тела; не засматриваться на юные девические и женские лица; постоянно перед собой воображать вездесущего и всеведущего Бога, а себя ходящим перед Его лицом; удаляться от неприличных пиршеств и собраний; не взирать на дурные действия своих собратий, но постоянно внимать учению Христову и своим обязанностям; не забывать нищих; с умилением, страхом и благоговением совершать Св. Тайны; не быть без дела, но упражняться в молитве, в чтении слова Божия, особенно же посланий ап. Иоанна Богослова и посланий ап. Павла к Тимофею и Титу, — ибо в первых изображена вся должность христианина, а в последних обязанности пастыря; с женой жить по христиански, в чистоте; в исповеди быть осторожным, чтобы излишней строгостью не привести кающегося в отчаяние, а излишней снисходительностью не привести кающегося в греховный обычай; говорить по праздникам поучения, хотя и краткие; в простых беседах сказывать что-нибудь душеспасительное; не стыдясь и без боязни, но в надежде на помощь Божию обличать и сильных; искоренять злые обычаи и привычки; напоминать приближение суда Христова, чаще прочитывать заповеди Христовы и притом с толкованием; не человекоугодничать, терпеливо и даже с радостью переносить обиды, злословие и клевету. [62]

Кстати упомянем здесь об одном письме свт. Тихона, написанном им для вразумления одного обманщика. Раз, под видом благочестия, явился к нему один капитан, из дворян, и своим лицемерным благочестием и своими беседами вкрался к нему в такое доверие, что Тихон держал его у себя около года, пил с ним чай и кушал за одним столом. Войдя в такое доверие, благородный гость поступил с благодетелем совсем неблагородно. Видя, что из любви к Святителю многие из его знакомых и друзей не скупятся помогать бедным, гость написал к ним письма от имени Тихона, в которых просил у них помощи, и, подписавшись под почерк и руку Святителя, под предлогом посещения родных, поехал развозить их и собирать деньги. Но Тихона немедленно известили об этом подлоге, и хитрость обманщика не удалась в самом начале. Однако же наглый обманщик имел еще столько бесстыдства, что снова просился к Святителю в Задонск. Тогда, милостивый, но не терпящий такого наглого обмана, Тихон написал ему короткое и увещательное письмо, в котором между прочим писал: «хотел ты ко мне явиться, а с какими расположениями неизвестно, — Бог один знает твое сердце, — но я тебя не допустил и не без причины. Человек однажды обманувшись в другом, и впредь ему не доверяет... Я тебе все оставляю, что ты мне ни сделал, желаю тебе всего, чего и себе. Будь же ради меня спокоен и мирен, только сам себя не оставь. Разумей, что пишу. Что человек в мире этом ни делает, все Бог видит и в книге своей записывает. Мирское в мире и останется, а с человеком только дела его пойдут. И чем более делает он добрых или злых дел, тем более и там их явится... Полно же запутываться в сети, но пора расторгнуть их и освободиться... Бог во всем помощник; ты только восстань, и Бог подымет тебя; ты начни, и Бог поможет тебе; ободрись, и Бог укрепит тебя; пробудись, и Христос просветит тебя; вступи на путь благочестивых, и Христос поведет тебя. Встань, спящий, и воскресни из мертвых, и осветит тебя Христос (Еф 5:14). Пора, пора, о пора! Время уже сотворити Господеви (Пс 118:126). Не знает человек, где суд Божий его постигнет, там падет в ров, где и не чает... Поэтому начни, пока здоров, и хоть бы смерть постигла тебя, спасешься и все грехи твои не помянутся пред Богом. Так сильно пред Богом покаяние истинное и сопряженное с верой во Христа».

Духом такой кротости и любви были проникнуты и исполнены свт. Тихоном все вразумления заблуждающих.

«Милостыня высока, но миротворение выше и милостыни, — говорил Святитель, — ибо милостивые только сами помилованы будут, а миротворцы сынами Божиими нарекутся». Потому он так любил эту добродетель, что не только его собственный успех в водворении мира, но и вообще всякая весть о примирении враждовавших между собой всегда утешала и радовала его. Эту благодать примирения он распространял далеко вокруг себя, но преимущественно на монастырскую братию и на помещиков.

Нередко случалось, что монастырская братия ссорилась между собой и враждовала. Бывало, как только Святитель услышит о такой ссоре, тотчас пошлет келейника за враждующими и, когда они придут, станет уговаривать их к сердечному и искреннему примирению и забвению обид друг на друга. В случае же своей болезни, или какого-нибудь занятия, — для увещания таковых св. миротворец посылал своего келейника, который от его имени и начинал уговаривать враждующих, в чем при помощи Божией и усевал всегда. По примирении же, Святитель призывал примиренных, беседовал с ними о жизни христианской вообще, и монашеской в частности, угощал их чаем и вином, а иногда сажал за свой стол.

Для усмирения вражды в кругу помещиков, Святитель нередко, а особенно в первые годы своего пребывания на покое, сам приезжал к ним и старался водворить мир, где его не было, а это случалось преимущественно при семейных раздорах, при разделе наследства, при расстройстве детей и тому подобное. Приезд его был семейным праздником. Уважавшие Святителя встречали его, как посланника небес, лобызали как друга и благодетеля, внимали ему, как мудрому и опытному отцу и наставнику. На его суд отдавали домашние распри и несогласия, и кого он признавал виновным, тот беспрекословно подчинялся его приговору. Из такого дома он не выезжал до тех пор, пока не примирит между собой всех и не водворит полного согласия. В чувстве радости оставляя умиренный дом, Святитель призывал на него благословение Божие и, радостный, возвращался в свою келию. Как велика была тогда его радость и как глубоко чувствовал он блаженство этой заповеди о миротворении, — это мы можем заключить из того случая, что, примирив однажды соседнего помещика, долго враждовавшего со своим братом, он три дня, запершись в келии, молился Богу со слезами, благодаря его за эту, ниспосланную ему, благодать примирения.

Подвизаясь таким образом в служении своим ближним, святитель Тихон имел великое нравственное влияние на своих знакомых и друзей. «Когда, при жизни его, некоторые из благоприятелей, благодетельствующих ему в нужных случаях, — пишет его келейник, — приезжали к нему, или он приезжал к ним в их дома, — всегда были подкрепляемы им в вере и в делопроизводстве христианского звания, как из многих господ помещиков, так равно и из елецких граждан и, получая нравоучительные наставления из его уст, препровождали жизнь миролюбивую и странноприимническую к бедным; были милостивы и щедроподательны, к монастырям прибежны, к монашескому чину усердно расположены; так как бы во многих были сердце и душа едины. А коль скоро Преосвященный, болезнью своей будучи удручен, не мог со многими беседовать и до себя по болезни своей допускать, то начали все те, которые к нему прибегали из помещиков и из купеческого звания, ослабевать в вере и оскудевать во всех добротворениях, повели жизнь свою также, как и прежде, в роскоши, скупости, в зависти, ненависти и в миролюбии и прочем; о чем наслышав от достоверных своих благотворителей, лежа на одре, весьма болезновал, оплакивал неверие и слабости человеческие, приводя оные слова пророка и апостола: И послю глад на землю, не глад хлеба, ни жажду воды, но глад слышания слова Господня (Ам 8:11). Вера от слышания, а слышание от слова Божия (Рим 10:17)». [63] Как высоко ценили наставления свт. Тихона его друзья и какую придавали им силу и значение даже и после его смерти, это доказывают следующие два примера. Один помещик, по увещанию Святителя, оставил охоту, для которой содержал свору собак, и дал обещание свою жизнь проводить по христиански, но после его смерти забыл свое обещание и предался картежной игре. Вскоре после этого помещика постигло великое несчастье: его двадцатилетний сын, которого он особенно любил, утонул в реке, а при этом стали сбываться и все другие прещения покойного Святителя. Признав в этом несчастьи наказание Божие за пренебрежение к внушениям Тихона, помещик исправился и со всем семейством стал проводить умеренную и благочестивую жизнь.

Другой из друзей свт. Тихона, тоже помещик, слушая наставления Святителя, распалился такой ревностью к благочестию, что решился, бросив жену и детей, бежать в какую-нибудь глубокую пустыню. Услышав об этом, Святитель тотчас написал ему письмо, в котором останавливал его неразумную ревность, указывая возможность жить богоугодно и в том положении, в котором тот находился. Помещик вразумился и, оставив охоту, карты, и веселые пирушки, начал жить по наставлениям Святителя, как следует христианину. Но после кончины Святителя забыл его наставления и свои обеты и опять мало по малу обратился к старым своим привычкам. И однажды отправившись на охоту верхом на лошади, с собаками, он упал с лошади и раздробил себе обе ноги, отчего и страдал долгое время. Тут он вспомнил прещения свт. Тихона и, раскаявшись в своем непостоянстве, возвратился к скромной и христианской жизни. [64]

Благоразумно управляя ревностью своих друзей к удалению от мирской суеты, Святитель со всем усердием содействовал поступлению в монастырь тем из них, в которых возгоралось истинное стремление к монашескому уединению и подвижничеству, и которые не были связаны никакими семейными узами. Так подступил он с сыном знакомого помещика Бехтеева, Никандром Алексеевичем.

Еще во время управления епархией, в первое посещение помещика Бехтеева, в селе Ксизове, свт. Тихон обратил внимание на его юного сына Никандра. Другие дети, приняв благословение от Святителя, ушли играть, а Никандр, напротив, не отходил от него во все время пребывания Тихона. Оставляя дом Бехтеевых, Святитель подозвал к себе Никандра и, дунув ему в лицо, сказал: «Да будет благословение Божие на сем юноше». Никандр почувствовал какую-то неизъяснимую радость и старался чаще видеть Святителя в Воронеже или Задонске. Свт. Тихон, видя доброе расположение Никандра, тем охотнее поучал его словом Божиим.

Никандр отправился на службу в Петербург, напутствованный благословением и наставлениями Тихона. Святительское благословение ограждало его и на службе. Через три года он вышел в отставку и заехал к преосвященному Тихону в Задонск принять благословение. Святитель заметил, что молодому человеку надобно бы послужить еще, но Никандр отвечал, что желает теперь послужить Царю небесному. Мудрый Тихон, хотя и одобрил его намерение, но советовал ему прежде испытать себя и приготовиться к духовной жизни. Так как деревня его родителей была недалеко от Задонска, то Тихон предложил ему чаще посещать монастырь и открывать свои мысли. При прощании с ним, Тихон дунул в уста Никандра, сказав: «Воля Божия да будет с тобой», — благословил и отпустил его со слезами.

Родители думали найти в сыне, после военной службы и столичной жизни, веселого молодого человека, а между тем увидели совсем противоположное. Никандр постоянно искал уединения, занимался чтением Священного Писания, постился и молился. Родители, видя в нем такую перемену, запретили ему свидание с преосвященным Тихоном и схимонахом Митрофаном и держали его постоянно под надзором, чтобы он тайно не ушел в монастырь. Два года Никандр был под надзором, но мог вести переписку с Святителем. Когда же это было открыто, к его комнате был приставлен караул. В таком стесненном положении Никандр решился уйти из дому. Воспользовавшись отсутствием родителей, в одну темную ночь он спустился из окна своей комнаты и, пробравшись садом к реке Дону, сел в лодку и поплыл. Ночь была темная, река в этом месте широкая, а надобно было плыть двенадцать верст по реке. Долго Никандр плыл, не видя берега, наконец, увидал его и, выйдя на берег, встретил здесь преосвященного Тихона и схимонаха Митрофана. «Я чувствовал, — говорил Святитель Никандру, — что вы ныне оставите дом родителей и вышел встретить вас, дерзайте и не бойтесь. Хотя со стороны ваших родителей и будут поиски, но вы останетесь в ограде Христовой». Никандра отвели в келию о. Митрофана и скрыли там в пещере, выкопанной руками Митрофана, о которой никто не знал, кроме Тихона. На другой день в сильном гневе приезжает в монастырь отец Никандра. С позволения игумена он осмотрел все келии, кроме святительской и, не найдя сына, отправился с жалобой к губернатору и епархиальному архиерею. Но преосвященный Тихон III, управлявший тогда воронежской епархией, представил ему между прочим, что для мирской жизни у него осталось два сына, пусть же третий послужит Отцу небесному, — и этим успокоил его. Никандр отдан был под руководство о. Митрофану, и действительно навсегда остался в монастыре, проходя все возлагаемые на него послушания. [65]

По общей участи всех истинных последователи Христовых, святитель Тихон, по собственным его словам, был «хулим, поносим, укоряем, ругаем». Несмотря на всю искренность и чистоту его действий, неблагонамеренные люди находили поводы соблазняться его жизнью, в самых лучших и благих его начинаниях, в самых искренних и чистых его действиях старались отыскивать стороны достойные порицания. Подвергали пересудам его выезды из монастыря, его подвиги благотворения, а особенно — частое посещение темницы. Так, настоятель монастыря, осуждая образ жизни Святителя, нередко на стороне говорил про Тихона, что «он живет у него хуже всякого монаха». Делали Святителю неприятности и монахи, немало приходилось терпеть и от монастырских служителей, которые, случалось, нередко смеялись ему вслед и бранили его. С кротостью и терпением переносил Святитель все подобные оскорбления, воздавая добром за зло. Чтобы вразумить настоятеля и заградить его уста, он, бывало, пошлет к нему келейника с каким-нибудь приношением. «Возьми сахару голову, или виноградного вина бочонок (или иного чего-нибудь), — прикажет он келейнику, когда узнает, что настоятель порицал его, — и снеси архимандриту, у него может быть нет этого».

Слыша насмешки и брань со стороны монахов и монастырских служителей, Святитель показывал вид, что он не видит и не слышит ничего, а между тем внутренне размышлял: «Видно так Богу угодно, что и служители смеются надо мной; да я же и достоин этого за грехи мои и еще мало мне этого». Иногда прибавлял: «Ну долго ли мне обидеть их, да не только их, но и начальнику я скоро бы отомстил, но я не хочу этого! Прощение лучше мщения». Чтобы образумить своих оскорбителей, он оказывал им дела милосердия и любви. Если досаждавшие ему монахи делались больными, он всякий день раза по два, по три, посещал их, утешал своими беседами и снабжал питием и пищей. А служителям, оскорблявшим его, помогал хлебом, деньгами, не оставлял их и в чем-либо другом. Побеждаемые такой любовью, многие из его оскорбителей приходили в раскаяние, признавались перед ним в своей виновности и просили у него прощения. Нельзя изобразить радости, с какой он их принимал. Он обнимал их с радостными слезами, целовал, угощал их чаем, водкой и своим столом, и таким образом обращал их из своих врагов в друзей.

Чем же укреплял себя свт. Тихон в терпеливом и благодушном перенесении злословий и гонений за добро со стороны людей? Служа меньшим братиям своим, как самому Христу, сделавшему всех нас своими братьями, он в Спасителе и Его любви находил для себя источник утешения в огорчениях. «Терпеть что-нибудь ради Христа, — говорит он словами Златоуста, — это такое блаженство, которого и словом изречь невозможно». Потому, взирая на самого Господа, произносил слова: Христос пострадал за нас, оставив нам пример, дабы мы шли по следам Его. Будучи злословим, Он не злословил взаимно; страдая, не угрожал, но предавал то Судии Праведному (1 Петр 2:21, 23). [66] «Подлинно, — писал он, — тяжко и немалый крест быть всеми ненавидимым, но утешительно, что сие ради Христа бывает, ради которого все мы должны с радостью терпеть. Услышь утешительное слово Христово: Если мир вас ненавидит, знайте, что Меня прежде вас возненавидел. Если бы вы были от мира, то мир любил бы свое; а как вы не от мира, но Я избрал вас от мира, потому ненавидит вас мир. И еще: Кто имеет заповеди Мои и соблюдает их, тот любит Меня; а кто любит Меня, тот возлюблен будет Отцем Моим; и Я возлюблю его и явлюсь ему Сам (Ин 15:18–19; 14:21). Что этих слов может быть утешительнее христианской душе? Ненавидит ее мир, но любит ее Бог. Чуждается ее мир, но избирает и принимает ее Бог, скажи же, скажи, пожалуй, что лучше — от Бога любимым быть, или от мира? Весь мир в сравнении с Богом — ничто. Горька любовь мира сего и к большей горести ведет... Сладка Божия любовь, утешительна и радостотворна и к вечной радости и сладости ведет. Поелику лучше и несравненно лучше от единого Бога любимым быть, нежели от всего мира. Я изволяю и избираю сие. Пусть меня весь мир ненавидит, когда хочет, и делает мне, что хочет; только бы Бог один любил и в милости Своей содержал меня. Любовь Его и милость паче всего мира любви и милости мне. Блага мне, Господи, милость твоя! Мне же Богови прилеплятися благо есть. Не хочу ничего ни на земле, ни на небе, кроме Тебе единого и любви Твоей. С Тобой и в сени смертной жив буду и блажен, — без Тебя и небо ничтоже есть»...

Свидетельствуя по собственному опыту, что терпеливая душа всегда в покое и тишине, и чем более она преуспевает в этом подвиге, тем больший покой и тишину чувствует, Святитель продолжает: «О когда бы возможно было тебе видеть сердце того, кто носит иго Евангельское, иго Христово: увидел бы ты, что в нем рай радости и сладости есть, и царствие Божие в нем есть; хотя извне различно и беспокоится, и как благовонная роза тернием, бедами и напастями окружается. Ибо не может и в том человеке не быть утешения и истинной радости, в котором царствие Божие чувствуется. Бедная душа моя! Воздыхай, молись и старайся благое иго Христово носить и будешь на земле жить сообразно небесному житию. Подай мне, Господи, иго Твое доброе и бремя легкое носить, и всегда буду покоен, мирен, радостен и весел»... Поэтому Тихон из всех добродетелей особенно ублажал терпение. «О блаженны те дома, грады, веси, села и общества, — взывал он, — в которых обитает терпение, ибо оно лучше сохраняет общество, нежели оружие, лучше защищает город, нежели стены».

Впрочем, любя ближнего и не желая подавать ему поводов к пересудам и осуждению, свт. Тихон стал скрывать свои добродетели, хотя нисколько не ослабевал в них. Соблазнялись его выездами из обители, — и он стал реже выезжать. Соблазнялись его личной раздачей милостыни, — и он стал подавать ее через келейника. Во время большого стечения народа в городе он делался предметом праздного любопытства и разных пересудов, — и он стал меньше показываться народу, больше заключаться в своей келии. Его стали пересуждать за посещение темницы, — и он начал скрываться, или благотворить через доверенных людей. Но в праздник Пасхи и в другие дни, от нетерпеливого желания лично приветствовать заключенных в темнице, и вернее узнать об их нуждах, Тихон отправлялся сам, нередко в одежде простолюдина и, разузнав о потребностях заключенных, немедленно присылал им все нужное. Утолив таким образом свою жаждущую благотворительных дел душу, он успокаивался. Так любил он Христа в лице меньших братий!

Слух о добродетельной жизни свт. Тихона, его духовной мудрости и сладости его поучений, привлекал к нему многих раскольников. Вскоре после поселения его в Задонске, раскольники, безуспешно домогавшиеся найти себе архипастыря, обратились, наконец, к нему с предложением быть у них епископом. Не трудно представить, какое действие произвело на свт. Тихона это неразумное предложение. Святитель, со скорбью и негодованием смотревший на всякое своевольное и упорное противление св. православной Церкви, с презрением отвергнул их предложение, обличив их суеверие и суетность их начинаний. Однако, несмотря на отказ, раскольники продолжали питать к нему чувства уважения. Почему многие из них часто обращались к нему со своими сомнениями о вере и Церкви и всегда получали от него вразумление. [67]

Был даже такой случай. Около 1779 года Донской Оксайской станицы, ревностный по истинному благочестию, священник о. Василий, привез к Тихону для увещания одного упорнейшего расколоначальника с несколькими его единомышленниками. Святитель, хотя и уверил их в истинности православной Церкви и в пагубности их заблуждения, но для большего уверения в истине своих доказательств, уговорил их отправиться к новгородскому архиепископу в Петербург, где они и присоединились к православной Церкви. Возвращаясь домой, бывшие раскольники, вместе со священником, заехали поблагодарить Святителя. С величайшей радостью принял их свт. Тихон и, взяв в свои объятия бывшего расколоучителя, восклицал: «Да возрадуется душа наша о Господе, яко обретохом овцу погибшую, и яко мертв бе и оживе, изгибл было и обретеся. Слава Богу о всем! Слава Богу за Его благость к нам и человеколюбие»! Преподав им наставление и одарив их тетрадями своих сочинений, он отпустил их восвояси.

Болея душой о заблуждениях раскольников, свт. Тихон не был, однако же, их миссионером, прилагавшим особенные и чрезвычайные попечения об их обращении, как мы видим это, например, в ростовском святителе, св. Димитрии. Действуя на них примером своей жизни, Тихон больше заботился о сохранении православных от обольщения раскольниками. Одному монаху, которого раскольники старались совратить к своему заблуждению, свт. Тихон писал: «Раскольников, как огня берегись, и не имей с ними никакого общения, хотя бы они и по недели постились, всегда молились и прочие дела показывали, — бегай от них».

Особенно же старался Тихон предохранять от увлечения расколом простых, благочестивых богомольцев, которые ходят по св. монастырям и на пути своем встречаются с учителями раскола. Он советовал им «при встрече с сими отщепенцами св. Церкви, блудящими по пути погибели, подобно овцам неимеющим пастыря», отражать их лукавые вопросы и внушения словами: «Я верую так, как содержит и сказует св. матерь наша Церковь», а если спросят они: «А церковь ваша как содержит и приказывает содержать веру?», — то советует отвечать так: «Как мы веруем и содержим». «Этим ответом, — говорит свт. Тихон, — всякой секты раскольник, как пес палкой, будет отражен от вас, а вы соблюдете свою приверженность, глубочайшую преданность и повиновение св. Церкви, как вернейшие чада матери своей, пекущейся о спасении душ ваших». Совет действительно вполне соответствует простоте и вместе с тем остроумию русского простолюдина. Им, как непроницаемой броней, он был закрыт от хитрых нападений расколоучителей.

С той же целью, чтобы предохранить от раскольнических соблазнов православных простолюдинов, свт. Тихон особенно старался развить в них чувство полной преданности и повиновения св. Церкви, потому неоднократно говаривал: «Кто повинуется св. Церкви и воздает подобающую честь и уважение ее пастырям, установленным от самого великого Архиерея, Иисуса Христа, отметаясь от раскольнических сект и всяких душевредных суеверий, как противоборных Церкви, тот повинуется самому Господу Богу. Покоритесь Богу; противостаньте диаволу, и убежит от вас; ибо этот враг нашего спасения, в таковые раскольнические секты, как рыболов рыбу, ловит, запутывая их в гибельные сети». Отпуская в путь богомольцев и благословляя их, Святитель в напутствие произносил над ними следующее молитвенное призывание: «Господь Иисус Христос Спаситель наш, да сохранит и избавит вас от сетей оных вражеских, яко истинных сынов Церкви святой и да соблюдет от всяких душевных искушений». [68]

Глава 7 Келейные занятия или внутренее преуспевание святителя Тихона

Порядок и разнообразие его занятий. — Общее изображение его келейной жизни. — Богомыслие — основание его внутреннего преуспевания. — Борьба с раздражительностью, с плотью, с различными видами уныния и с помыслами гордости. — Средства против этих врагов и их одоление.

В порядке своих келейных занятий свт. Тихон руководствовался теми правилами, которые внушал всем, особенно же своим келейным, а именно, чтобы быть постоянно при деле, чем-нибудь заниматься. «Кто живет в праздности, тот постоянно грешит», — это была его обыкновенная и всегдашняя поговорка. Но, с другой стороны, чтобы от постоянных занятий и трудов не слишком утомляться и чтобы вследствие того сами занятия не прискучили, он старался разнообразить их. «Восстав от сна, — писал он в одном наставлении, — благодари Бога и молись. Из церкви придя, прочитывай из книги что-нибудь на пользу души своей, потом принимайся за рукоделие и делай. Поделав, встань и помолись, помолившись опять из книги что-нибудь читай. Итак все по переменам делай, т.е. то молись, то читай, то рукоделием занимайся. Но в рукоделии и чтении возводи ум свой ко Христу и молись Ему, да помилует тебя и поможет тебе. Когда по переменам будешь делать, то ко всему — чтению и молитве, большая охота будет и усердие. Ибо переменность производит охоту и усердие. Так и пища переменная приятнее становится для людей, нежели одна и та же».

Мы уже видели выше, как он сам жил по этим правилам, как был занят и как разнообразил свои занятия: утром, после литургии, — писание сочинений, прием посетителей и беседа с ними, во время обеда чтение из Священного Писания, — после обеда краткий отдых, затем вечерня, — после вечерни — чтение или слова Божия или святоотеческих писаний, и наконец монастырское правило, т.е. вечерние молитвы, продолжавшиеся нередко далеко за полночь. Этот обычный порядок дневных занятий разнообразился еще делами милосердия, прогулками и телесными трудами вне монастыря или в монастырском саду, — посещениями друзей и беседами с ними. Но что для нас особенно важно и поучительно, — это его богомыслие, которое сопутствовало всем другим занятиям Святителя и пропитывало их собой. Стоял ли он в церкви, читал ли, или слушал Священное Писание, гулял ли или ехал куда, — богомыслие не оставляло его и почти постоянно заключалось молитвенными вздохами, воззваниями, а нередко и воплями. Таким образом богомыслие служило как бы основанием всего внутреннего преуспевания Святителя, возвышаясь иногда до сладостнейшего созерцания. Поэтому изображение внутренней жизни свт. Тихона мы должны начать с его богомыслия.

Мы уже видели выше, что еще в бытность свою в училище учителем, свт. Тихон любил проводить ночи в душеспасительных размышлениях. Теперь же, на покое, он со всей любовью и без всякой помехи предался этому любимому упражнению. По его сочинениям, написанным в Задонске, в которых он изливал свои мысли и чувства, можно судить о том, какие истины постоянно занимали его ум, как он размышлял о них, какие сердечные движения возбуждались ими и наполняли его душу? Постоянным предметом размышлений задонского подвижника были христианские догматы о непостижимом величии и всемогуществе Божием, о Его всеведении, вездесущии и благости, о Его благом попечении и промышлении о нас, об искуплении нас кровью Сына Божия, о благородстве человеческой природы, о таинствах крещения и причащения, и наконец, о страшном суде, будущем блаженстве и мучениях.

При размышлении об этих св. истинах, свт. Тихон, во-первых, старался объяснять и приближать их к своему разумению, сравнениями, подобиями и примерами, взятыми из нашей жизни и из окружающей нас видимой природы. Во-вторых, всегда прилагал их к себе и с ними сравнивал свои не только дела, но и мысли, намерения, пожелания и чувства. Вследствие такого способа душеспасительных размышлений, свт. Тихон приходил в различные святые расположения и душевные состояния. Когда, например, он таким образом размышлял о величии Божием, тогда или приходил в чувство благоговения и страха и повергался пред Ним в трепете и смирении, или же чувствовал глубокую печаль и уязвлялся ею, как стрелой, если при этом вспоминал, что такого великого Бога, перед Которым трепещут все небесные Силы, мы оскорбляем своими грехами. «Как мне не трепетать Того и не смиряться пред Тем, у Которого в руце все концы земли и я? И смерть и живот мой в руце Его! Боже преблагой и милосердный, — взывает он пораженный величием Бога, — пощади меня бедного грешника!».

Когда размышлял о вездесущии и всеведении Божием, тогда рождалось в нем опасение, как бы своими мыслями и действиями не оскорбить Господа. «Сие размышление учит меня всегда и везде бояться Тебя и трепетать перед Тобой, — беседует Святитель с Богом, — со страхом и опасением жить и обращаться, делать, говорить, мыслить и начинать, так, как дети перед отцом своим, рабы перед господином своим, поданные перед царем своим ходят и обращаются; потому что все пред Тобой совершается и все перед всевидящим Твоим оком явно и откровенно есть».

Когда размышлял о Божием промышлении и исчислял все блага, которые Промыслитель подает нам, свт. Тихон исполнялся чувствами самого глубокого благодарения и пламенной любви. «Чувствую и лобызаю и я, бедный грешник, благость Твою, Господи... И сколько раз ощущаю благость Твою в сердце своем, столько раз возбуждается и возжигается сердце мое к любви Твоей! Слава благости Твоей! Слава щедротам Твоим! Слава милосердию Твоему! Слава долготерпению Твоему! Слава человеколюбию Твоему! Возлюблю Тя, Господи, крепосте моя». Когда же размышлял о догмате искупления, то в душе его рождались разнообразные сердечные движения, смотря по тому, какую он брал часть для созерцания из истории нашего падения и затем спасения во Христе, воплотившемся Сыне Божием, — то скорбь и печаль, когда размышлял об оскорблении грехами такого Человеколюбца, Который душу Свою положил за нас, то твердое упование и несомненную уверенность на Его милосердие, то радость, благодарение, любовь, готовность на перенесение всяких скорбей, когда помышлял о страданиях Спасителя и Его вечных заслугах перед Отцом небесным. «Пою человеколюбие Твое! — взывает он. — Прославляю благость и милосердие Твое, недостойный и бедный грешник!.. Где бы я был, грешник и законопреступник, как не в погибели и вечной смерти, подобно поверхенному мертвецу; вкушал бы, как и демоны, вкушал бы вечно горькие плоды грехов моих. Благость Твоя, милосердие и человеколюбие Твое недопустило меня до того, но так чудно спас Ты меня!.. Благослови душе моя, Господа, и вся внутренняя моя имя святое Его. Благослови, душе моя, Господа, и не забывай всех воздаяний Его», и прочее (Пс 102:1–2).

Созерцание страданий Спасителя приводило его даже в какое-то удивление и изумление. «Поверь, любезный, — пишет он одному своему приятелю, — истину тебе говорю: сколько раз живой верой будешь рассуждать о сем великом деле, столько раз в удивлении и некоем исступлении будешь находиться. Размышляй о сем почаще и всегда будешь в удивлении и сердечном благодарении». Что говорил он об этом изумлении по собственному опыту, в этом уверяет следующий рассказ келейников. «Однажды, во время сочинения книги об истинном христианстве, когда ум погружался в тайны спасения, Святитель, сидя на кровати, против которой висело изображение на кресте Спасителя, размышлял о страданиях Его, и до того углубился в это созерцание, что ему представилось, что с картины, как бы с Голгофы, идет к нему Христос Спаситель, весь израненный, изъязвленный, измученный и окровавленный. Восхищенный таким видением, полный глубокой скорби и печали, а вместе и благоговейного трепета, Тихон бросился на пол, распростерся перед картиной, как бы у ног Спасителя, и громко воззвал: „и Ты ли, Спасителю, грядеши ко мне“. Придя в себя Святитель нашел себя лежащим на полу. С этого времени (1771–1774 гг.) он стал еще сильней размышлять о страданиях Спасителя». [69]

Размышляя же о таинстве св. причащения, он представлял страдания Христовы, благость Его, по которой Он дает Свое пречистое тело в снедь верным и вступает в самую тесную связь с причастником. Потому «Святитель к св. тайнам приступал не только с плачем, но и с великим рыданием, а после уже целые те сутки весьма весел и радостен бывал». [70] До какой степени свт. Тихон любил погружаться в размышление о вечном блаженстве праведных, это лучше всего показывают два видения будущей славы — одно в Новгороде, о котором мы уже говорили, а другое в Толшевском монастыре, во время одного из его приездов туда, о котором скажем в своем месте.

Понятно, что после такого упражнения Тихона в богомыслии каждое греховное движение и действие, чужое ли или его собственное, являлось совершенно противоположным всем его мыслям и расположениям, всему настроению его ума и сердца, настроению всей его души. Каждое дурное действие проходило перед судом всех его св. помыслов и оказывалось самой черной неблагодарностью к великому нашему благодетелю Богу и выражением нашего равнодушия, невнимания и дерзкого оскорбления презельной любви Его к нам, явленной прежде и постоянно являемой теперь, оказывалось и действием, унижающим до скотоподобия нашу природу, созданную по образу Божию, и подвергающим нас строгой ответственности, грозному суду и вечным мучениям в будущем веке. «Великое зло есть грех, — зло, паче всякого зла злейшее! О воистину лучше нагому ходить, нежели грешить; лучше в пленении и темнице сидеть, нежели грешить; лучше в ранах и во всякой болезни быть, нежели грешить; лучше света не видеть и во тьме сидеть, нежели грешить; лучше поругание, посмеяние, укорение, поношение, биение и раны терпеть, нежели грешить; лучше, наконец, всякое зло, какое в мире сем быть может, претерпевать, нежели грешить». Отсюда становится понятным, как святитель Тихон ненавидел грех, как старался избегать греха и как для того внимательно следил за собой. «Он даже самые благие свои мысли рассматривал так тонко, как могут быть видимы на руках черты и линии», — свидетельствовал о нем его келейник. Об этом он каждому, желающему спастись, с объяснением внушал. [71] Поэтому, чем больше погружался Святитель в душеспасительные размышления, в богомыслие, тем внимательнее становился к своим мыслям, чувствам, желаниям, намерениям и действиям, и чем яснее открывал свои немощи и недостатки, тем больше старался избавиться от них и исправить себя. Здесь, следовательно, нам приличнее всего говорить о его борьбе с греховными увлечениями своей природы.

Прежде всего Святитель открыл в себе недостаток излишней горячности и раздражительности, происходящей от его природного свойства вспыльчивости и силы чувства, а отчасти и от превозношения себя над другими, ибо раздражительность, по словам Лествичника, есть знак великого возношения. [72] К этим недостаткам, как видно, примешивалась еще и не совсем очищенная духом кротости и истинной любви и не чуждая духа превозношения, ревность по благочестию других, выражавшаяся в строгой взыскательности с тех, о которых он ревновал. Так за малую погрешность и вину, особенно же за празднословие и осуждение, он нередко делал келейным строгие выговоры и наказывал их поклонами с коленопреклонением. Такая строгая взыскательность была причиной того, что некоторые из служащих, тяготясь ею, стали от него отходить. При строгой внимательности к себе, Тихон скоро избавился от этого недостатка.

Сознавая свою горячность и обращаясь с молитвой к Богу о помощи, он становился больше и больше взыскательным к себе, а в обращении с другими благоразумно снисходительнее и сдержаннее. Допущенную же и несдержанную горячность он немедленно поправлял смиренным раскаянием пред лицом оскорбленного и изъявлением ему внимания и любви. При таких стараниях и при помощи Божией, Тихон так преуспел в кротости и негневливости, «что и за правильный выговор последнему келейнику из простых мужичков, если замечал его оскорбившимся, — кланялся об руку, испрашивая у него прощения». [73] Один из его келейников, испытав неоднократные опыты его строгости и милости к нему, так описывает и природные свойства Тихона и смягчавшую их кротость: «Комплексии Святитель был ипохондрической, и часть холерики была в нем. Иногда дает мне строгий и справедливый выговор, но скоро потом придет в раскаяние и сожаление; через полчаса позовет меня к себе и даст мне либо платок, либо колпак, или иное что, и скажет: „возьми себе“, — что и было знаком одобрения и утешения». [74]

До какой степени святитель Тихон преуспел в кротости и незлобии, показывает, кроме приведенных нами случаев о благотворении оскорблявшим его — настоятелю и братии, еще и следующий.

Раз в гостях у одного знакомого помещика свт. Тихон встретился с одним дворянином, человеком вольнодумным и вспыльчивым, который, не ожидая встретить сильных возражений и опровержений со стороны Святителя, так разгорячился, что ударил его по щеке. Святитель пал ему в ноги, говоря: «Простите меня Бога ради, что я ввел вас в такое исступление». Пораженный такой кротостью и таким смирением Тихона, гость пришел в такое раскаяние, что, взаимно упав к ногам Святителя, зарыдал, умоляя его простить. Разумеется, прощение было даровано, и побежденный кротостью сделался с того времени добрым христианином. [75]

Рассказывают также, что во время личной раздачи милостыни Тихону приходилось нередко выслушивать от недовольных подаянием просителей различные непристойные бранные слова, но он не только не оскорблялся на таких просителей, а напротив, смотрел на них, как на малых и неразумных детей, с улыбкой, а иногда в ответ говорил им: «Ну брани, брани больше», — и потом все-таки жалел их и прибавлял, «для того единственно, — замечает его келейник, — дабы, удоволясь подаянием, проситель без ропота пошел от него». [76]

Таким же победителем, при помощи Божией, является святитель Тихон и в борьбе с плотью и унынием.

С состоянием его здоровья нередко изменялось и состояние его духа. Как только укреплялось его здоровье, ополчалась на него плотская брань. Напротив же, когда изнемогали его телесные силы, приходили в расслабление его дух и тело, — нападала на него тоска или уныние. Как же боролся он с этими врагами?

Борьба с плотью — это борьба с своим собственным естеством. «Не думай, — говорит св. Исаак Сирин, — что природа забывает о том, что естественно всеяно в нее Богом для чадородия и для испытания пребывающих в подвиге». Святитель уже давно положил начало непорочного жития, он уже пережил пылкую юность в трудах своего образования и ради сладости будущих благ, вкусить которую удостоил его Господь, когда он еще был бельцем, — однажды навсегда отказался от удовлетворения плотских требований в пределах брачного сожития. Теперь же на покое, при постоянном богомыслии и упражнении в молитве, ему оставалось бороться с приражениями к душе нечистых помыслов, временами против воли возникающих в ней, и одолевать нечистые движения плоти. Эти нечистые плотские помыслы и движения иногда с особенной силой обуревали его душу. Против сильных нападений он употреблял и сильные меры. Так однажды, во время литургии, по попущению Божию, вдруг напали на него плотские помыслы. Чтобы победить их, Тихон, скрывая себя от предстоящих, стал очищать руками восковую, горящую свечу и при этом жег свои пальцы. От жгучей, мучительной силы внешнего огня угасал внутренний огонь естества. В других случаях он смирял свою плоть бичеванием плоти, или силой молитвы. Крестообразно распростираясь на полу, он пламенно молил Спасителя укротить ярость плоти и получал просимое.

Храня целомудрие своего духа, он соблюдал скромность во внешнем поведении. Он так был скромен в беседе, что удерживался даже от улыбки, и если позволял ее себе, то тотчас же говорил молитву: «Господи прости, я согрешил пред Тобой, окаянный». С 1772 года до самой кончины никогда не ходил в баню, (чтобы не видеть своей наготы), и только изредка в келии мыл себе голову по причине обильной испарины. Чтобы не подавать ни малейшего повода к плотским движениям, он не пил никаких спиртных напитков, даже для подкрепления своих сил. Зная силу вина в этом случае, Тихон иногда говаривал «в предостережение монашествующим, что если бы он имел в своем управлении монастырь, то лучше бы согласился дозволить престарелым монахам для поднятия и несения трудов употреблять скоромную (мясную) пищу, чем хмельные напитки; эти же последние он бы совсем запретил вкушать, а если бы и позволил, то только в малом количестве, дабы свободнее избежать вражеского наваждения и многоразличных искушений». [77]

Борьба с унынием составляет особенно пространную и поучительную страницу в жизни святителя Тихона.

Нередко нападало на него уныние в виде тоски, печали, скуки и безотчетной скорби. «Хотя всякому христианину, но паче в монастырь уединившемуся, находит скука, уныние, печаль и тоска», — пишет Святитель с собственного опыта. Состояние скорби и тоски, как обыкновенно бывает с людьми, упражняющимися в духовных уединенных занятиях, состоит в каком-то расслаблении духа и тела. На человека находит какое-то равнодушие ко всему, ему ничего не хочется делать: за что он не примется, все у него не ладится, все валится из рук; сердце его скорбит и тоскует, и он не знает причины того; обратится ли человек с молитвой к Богу, — ум и сердце остаются косными на молитву и неподвижными в ней. «В великой печали, — пишет сам Святитель, — человек не знает сам, что делать». В такое время все, даже мелкие неприятности становятся для человека тяжелыми, огорчают, раздражают его. Господь, если он посвятил себя на служение Господу, как будто отвращает Свое лицо от него, предает его печали, чтобы таким искушением смирить его дух и дать ему средство собственным сердцем познать силу Божественной помощи, и сладость небесных утешений. В подобном тяжелом положении и бывал свт. Тихон, по попущению Божию.

По своей природе, он был склонен к задумчивости и соединенной с ней грусти, ибо, как говорит его келейник, «комплексии он был ипохондрической». При почти постоянном страдании нервными болезнями, — это природное свойство могло доходить в нем до болезненности, особенно, когда бывали к тому какие-либо поводы, какие-нибудь неприятности со стороны людей, нерасположенных к нему и огорчавших его. Когда мы все это примем в соображение, — нам будут понятны слова Святителя: «Я временем в мыслях своих чувствовал, что всех бы людей обнимал и целовал; а иногда бывало ощущал в себе отвращение от всех; искушение же сие я нередко чувствовал». [78] Такое состояние — состояние безблагодатное для праведника! Следствием такого состояния, если инок ему поддается, бывает переход из монастыря в монастырь, или решительное оставление монашеской жизни. «Когда унынию и скуке будешь предаваться, — пишет Святитель одному иноку, — то большее уныние на тебя восстанет и со стыдом выженет тебя из монастыря». Это состояние скорби и тоски так было обычно Тихону, что нанесло отпечаток на все его сочинения.

Какие же средства употреблял святитель Тихон к отогнанию тоски и уныния? Средства эти различны, смотря по свойствам скорби.

Так как телесная болезненность, по тесной связи души с телом, отражалась на расположении духа, то Святитель употреблял средства между прочим и к укреплению тела. Сам он вообще не прибегал к помощи земных врачей, а при твердом уповании на помощь небесного Врача, и терпеливом перенесении недугов, предоставлял врачевание своего телесного состава самой природе. С этой целью он упражнялся на свежем воздухе в телесных трудах, особенно в самом начале своего пребывания в Задонске: копал гряды в монастырском саду, рубил дрова, иногда косил траву, и совершал другие работы. Так бывало прикажет своему келейнику: «Наточи топор хорошенько и рукавицы свои принеси мне, я дров нарублю на свою печку, авось-либо поразобью кровь себе, может быть, и поздоровее буду».

В самом начале нашего повествования о пребывании Тихона в Задонске было сказано, что телесные труды на свежем воздухе так благодетельно подействовали на его здоровье, что он снова почувствовал себя готовым поднять на себя труды епархиального управления. Иногда же и сам Господь, за твердое упование на Него подвижника, утешал его ниспосланием ему небесной помощи. Так однажды Святитель из-за сильной боли в голове лежал в постели, но внезапно услышал ангельское пение и такое усладительное, что боль прошла и больше уже никогда не возвращалась. Но такое утешение было единственным. Господь, врачуя и утешая своего угодника, с той целью допускал до него искушения, чтобы через борьбу с ними он укреплялся в своих силах и становился достойным многих и славных венцов. Потому задонский подвижник и должен был употреблять духовные средства против тоски и уныния. Этими средствами были: пение псалмов, писание сочинений, выезды из монастыря и общение с друзьями. Об этих средствах мы скажем порознь.

Пение псалмов — общее для всех, и самое действенное средство для разогнания тоски и скорби. При знании псалтири наизусть и при умении петь, Тихон особенно пользовался этим средством. Когда он бывал в мрачном расположении, — пишет его келейник, — он пел некоторые стихи 118 псалма, начиная с 41 стиха: Благо мне, яко смирил мя ecu, яко да научуся оправданием Твоим, и прочее.

Без сомнения, с той же целью, чтобы утешать себя боговдохновенными словами пророка, — Святитель составлял нечто в роде канона из стихов умилительных псалмов, разделяя стихи, или тропари, покаянным припевом великого канона: Помилуй мя Боже, помилуй мя. Та благодатная сила, которая заключается в псалмах, сообщалась и душе свт. Тихона. То совершенное и святое упование на Бога жива, которым они проникнуты, — передавалось и его душе, и производило в ней сладостное успокоение, духовную радость и совершенную преданность воле Божией. То ощущение близости Бога к человеку, какое чувствовал псалмопевец, пробуждалось и в его душе. «В великой печали человек не знает сам, что делать, — пишет Святитель, — в таком случае, возлюбленный христианин, возверзи на Господа печаль твою и Той тя препитает (Пс 41:6). Хотя и говорится тебе в помыслах: где есть Бог твой? — но ты отвечай: Близ Господь всем призывающим Его во истине (Пс. 144:18)».

Писание сочинений было также важным средством для Тихона к облегчению его скорби и рассеянию его грусти, что он подтверждает собственным своим признанием. «В сочинениях моих, — пишет он в донесении св. Синоду, — старался я о пользе и исправлении братий моих — христиан, а более всего в них душу свою унывающую поощрял к покаянию и подвигу благочестия». При той искренности и простоте, с какими он писал свои произведения, иного действия от писания и не могло быть. Мысли его прояснялись, текли совершенно свободно и излагались на бумаге без строгой последовательности, а так, как появлялись в душе. Также свободно изливались из сердца и порождаемые мыслями чувства, которые потому иногда останавливали правильное и ровное течение мыслей. Грусть, тоска таким образом изливались на бумагу и рассеивались, — и душа разрешалась от скорбных расположений, которые овладевали ею и давили ее. Такими сочинениями, в которых особенно свободно изливались его мысли и чувства, были, по преимуществу, его келейные письма и сокровище от мира собираемое (четыре книги). Впрочем, и вообще все его сочинения носят печать скорби и тихой грусти.

Иногда с целью исповедать Господу и излить пред Ним свою скорбь св. писатель составлял так называемые воздыхания к Иисусу. Так, например, он вопиял: Изведи из темницы душу мою, исповедатися имени Твоему. Иисусе, Сыне Божий, помилуй мя. Привлецы мене, да прииду к Тебе. В темнице заключен есмь, Господи, и тьма окружает мя; связан многими узами железными, и несть ми ослабления. Рассторгни узы да свободен буду. Прожени тьму, да узрю свет Твой. Изведи из темницы, да прииду к Тебе.

Выезды из монастыря. Когда мрачное расположение духа Святителя доходило до сильной степени, тогда он удалялся из Задонского монастыря в уединенные места и там сугубыми подвигами старался рассеивать это опасное состояние духа. «Когда на него находило искушение, — пишет келейник, — то он говаривал: „Не знаю, куда себя девать братец, или ты не чувствуешь, что в келии смрад?“ — Скажешь: „Я не чувствую“. — „Возьми дегтю и влей на пол“, ибо любил дегтярный запах. Или скажет: „Поедем в Липовку“. [81] В этом селе был дом гг. Бехтеевых, в котором сами господа не жили. Святитель, приезжая сюда, проживал здесь иногда месяца по два и более, имея при себе келейника и повара. Здесь, в тихом уединении, никем нетревожимый, Тихон предавался своим обычным подвигам — молитве и богомыслию. В воскресные и праздничные дни ходил на службу в церковь, а в будничные дни сам на дому отправлял вечерню, утреню и часы, а келейник его пел». [82] Это место и само положение его здесь весьма нравились ему. Когда один из его друзей просил у него совета, где поселиться ему для уединенной и удобной к ученым занятиям жизни, Святитель писал ему между прочим: «По моему мнению нет тебе лучше места, как Липовка. Там место уединенное и способное к чтению, размышлению, молитве и сочинению всякого умного дела, — словом по науке нашей место весьма выгодное... Я бы, ей, неисходно там жил; так мне место это нравится».

С той же целью, т.е. чтобы сугубыми подвигами успокоить свою скорбящую душу, Тихон два раза гостил в Толшевском монастыре, где, по словам свидетеля-келейника, пребывал в вящших трудах, а именно: к каждой службе ходил в церковь, пел на клиросе, по праздникам обедал за общей трапезой с братией, чего никогда не делал в Задонске, — в полуночи обхаживал около церкви и перед дверьми ее молился с коленопреклонением и слезами, и потом скорыми шагами возвращался в свою келию. [83]

С той же целью он выезжал из монастыря в сопровождении келейника на лошади, подаренной ему гг. Бехтеевыми, в поле и лес, и чаще всего путь его направлялся по дороге, называемой патриаршеской. В полуторе версты от Задонска на север, среди густого леса, была поляна с родником чистой и свежей воды. Сюда часто ездил Святитель, и здесь своими руками обделал колодезь, и среди тишины предавался богомыслию. Не раз говаривал он своему келейнику: «Знаешь ли ты, Василий, какое здесь место? Здесь место святое и весьма приятное, как я приеду сюда, ощущаю живость. Это место утешает мои дух радостью, точно рай земной» [84]. Иногда он здесь сам косил траву, а его келейник подгребал ее. «Клади в одноколку, — скажет он бывало, старику (т.е. подаренной лошади), — годится на ночь». По временам Святитель ездил и на другой колодезь [85] верстах в 3-х от Задонска и, напившись там воды, возвращался домой. Освежив свою однообразную жизнь, утешив свою скорбящую душу такими выездами, он с новыми и ободренными силами возвращался домой, и продолжал прежние подвиги и свою обыденную жизнь в Задонске. К прискорбию для Святителя, в этих выездах из монастыря злоречие находило поводы клеветать на него, и потому он стал их сокращать. «Люди, особенно враги мои, в этом находят повод к клевете на меня, когда я там живу (т.е. в Липовке); оттого я заключил себя в монастырь и чуть ли куды без крайней нужды выеду».

Общение с друзьями. Несмотря на природное расположение к задумчивости и уединению, свт. Тихон имел чувствительное, горячее и искреннее сердце, постоянно готовое на сострадание и сочувствие, и само нуждавшееся в том, — или, как все это выражают одним словом, — имел симпатическую натуру. К тому же, воспитавшись в сельском быту, в котором простота, естественность, и искренность отношений составляют обыкновенные добродетели людей, Тихон и сам отличался простотой в обращении с ближними, и в них привык встречать ту же простоту. Поэтому, когда сердце его наполнялось грустью и тоской, то, соответственно живости его характера, простоте в обращении и потребности в ней, — он нуждался в живом общении или в искренней беседе с такими людьми, которым бы он мог раскрывать всю свою душу и которые бы, понимая его положение, могли искренно ему сочувствовать и разделять его скорбь. Без сомнения, по этим между прочим побуждениям Тихон неоднократно посещал любимый им город Елец, лежащий в 38 верстах от Задонска, и в котором жили его друзья.

Любовь к жителям этого города была так велика, что составляла немалую причину нерешимости Тихона оставить Задонск. «Я бы непременно выехал отсюда, — часто говаривал он после, — но жалко мне город Елец оставить; я весьма люблю елецких жителей; я замечаю, что в нем много благочестно живущих людей», — и иногда прибавлял к этому: «Будто я родился в нем». [86] Обыкновенно он останавливался или у Ростовцевых, или у Косьмы Игнатьевича, — с которыми проводил ночи в собеседовании. Радуясь, что к нему стекаются городские жители и ищут от него душеспасительных наставлений, — он много разговаривал с ними. Они же, в знак своего усердия к нему, приносили ему рыбу, хлеб и прочее. Святитель принимал принесенное, но все отсылал в острог, дозволив разве келейнику взять себе калачей на дорогу. Утешив себя таким образом, Тихон в сопровождении жителей, провожавших его за реку Сосну, уезжал из города, преподавая им благословение. Отъехав версты три от города, он останавливался, чтобы еще посмотреть на город и поклониться его церквам. «Когда построен этот город?» — спрашивал он. «Это (словно) Сион»! Вероятно, с той же целью и по тем же побуждениям, Тихон два раза ездил в Воронеж для посещения своего друга Тихона III.

Впрочем, во время тоски Святителю не всегда можно был пользоваться этим средством, т.е. выездами из монастыря к своим друзьям. Иногда он бывал недоволен этими выездами. Случалось, что друзья вовлекали его в непристойные разговоры, оскорбляли нескромными беседами и пересудами ближних, или грубым упорством в ложных взглядах и суждениях, о чем мы имели случай сказать выше. После таких посещений он возвращался не таким, каким выезжал, в чем и признавался перед своими келейными. Вследствие этого случалось, что когда друзья присылали за ним лошадей, он долго, иногда целые сутки, бывал в нерешимости — ехать или нет, и нередко отсылал назад присланных лошадей. «Пустыня и уединение собирают добро, — обыкновенно говаривал он в подобных случаях, — а отлучка от оных и соблазны мира расточают».

Отказывая себе в выездах из монастыря, Тихон в самом монастыре нашел себе друзей и нередко прибегал к их духовной помощи. Таковыми были: простой старец Феофан и схимонах Митрофан, — в иных случаях приглашал к себе в монастырь своих елецких друзей.

Не случалось ли вам самим испытать, или слышать от других, как ребяческий лепет незлобливого и доверчивого младенца рассеивал самые густые и мрачные облака родительской грусти, облегчал стесненную скорбью грудь отца, и заставлял его смело и бодро идти на труды, неприятности, и опасности жизни. Трудно, и едва ли возможно постичь эту тайну человеческого сердца, только несомненно, что это бывает, и многие испытывают на самих себе. Так было и с Тихоном.

Для него этим незлобивым младенцем был старец Феофан, из крестьян, неграмотей и простец душой. Когда Тихон впадал в унылое расположение духа, этот старец занимал его своими простыми разговорами (развлекал и успокаивал), обходясь с ним попросту как с таким же поселянином, как он сам, и называя его бачкой. Часто своей простой беседой, своими немудрыми разговорами он, по простоте своей, перебивал мудрую речь самого Тихона, и преосвященный уступал ему, ожидая в его речи услышать утешение и назидание. И действительно, безоблачная ли ясность души Феофана освещала мрак грусти Тихона, — детский ли нехитростный взгляд на жизнь первого разрешал затруднения, мысли и думы последнего, — неподдельность ли нрава и детская наивность сообщались и его душе, — как бы то ни было, только от бесед Феофана Тихон чувствовал в себе перемену. Мрачное расположение духа проходило, и он становился спокойнее. Вследствие этого Феофан сделался для него необходим, и Святитель так приблизил его к себе и так любил его, что редко обедывал без него. «Феофан моя утеха, — говаривал он о старце, — я им весьма доволен, за то я и хвалю его: первое за простосердечие, второе за то, что он никогда не бывает в праздности, но всегда упражняется в благословенных трудах». «Подлинно, и старец, по своей жизни, достоин был похвалы», [87] — замечает келейник Тихона. С ним же почти ежедневно говаривал преосвященный такими словами: «Феофан! пора, пора в отечество: мне уже истинно наскучила жизнь эта; я рад бы хоть и теперь умереть, только бы не лишиться вечного блаженства». И затем прибавит: «О бедные и окаянные мы! Теперь избранники Божии радуются и веселятся, а мы, странники и пришельцы, в маловременной сей жизни бедствуем и волнуемся. Туда, Феофан, нам надобно всегда мысленно стремиться, чтобы не лишиться с ними участия? Пусть мир мирское любит, а мы непременно всегда будем стараться горняя достигать. Так-то Феофанушка!» [88]

Как утешался святитель Тихон беседами с Митрофаном и одним из елецких друзей, показывает следующий случай.

Однажды, а именно на 6-й неделе великого поста, на святителя Тихона напало такое уныние и в такой степени, что восемь дней он не выходил из келии, почти ничего не пил и не ел, никого не принимал к себе, даже и утеху своего Феофана. В таком положении он послал письмо к Косьме Игнатьевичу в Елец, прося его непременно приехать в Задонск.

Косьма Игнатьевич, в твердом уповании на то, что Господь благословляет всякое дело любви, несмотря на половодье и распутицу, тотчас же отправился в путь. Не без опасности для жизни, среди льдин, переехал он Дон и явился к унывающему другу. Тихон, увидев его, вздрогнул от представления тех опасностей, каким подвергался его приезжий гость, и был весьма рад его посещению. Он велел подать самовар и потом раскрыл перед ним свое тяжелое душевное положение, доводившее его до отчаяния. Косьма сказал ему все, что мог сказать в утешение, ободрение и укрепление, и что знал по опыту своей духовной жизни. Но не столько опытные советы, сколько вообще сама беседа с другом, да и сам приезд Косьмы — так утешили Тихона, что скорбь его прошла, и он сделался весел, просидел с ним за полночь и на другой день, вместе со схимонахом Митрофаном, у которого обыкновенно останавливался Косьма, — просил его обедать к себе. Когда они шли обедать, знакомый рыбак принес Митрофану живого верезуба для вербного воскресенья. Митрофан отослал его к келейнику, но дорогой, остановя Косьму, сказал ему: «Знаешь ли ты, какая пришла мне мысль? Вербное воскресенье будет, а Косьмы у меня не будет, станешь ли ты есть верезуба?» — Косьма отвечал: «С охотой». Митрофан воротился домой, велел келейнику из принесенной рыбы приготовить уху и холодное и опять пошел к Тихону. Обед у Тихона был самый простой и без масла, так как была пятница. Гости, утешенные ласковым приемом Тихона, его спокойным и веселым расположением духа, простившись с ним после обеда, воротились в келию Митрофана и сели за уху и холодное, послав тем временем келейника за водой для чая. В это время отворяется дверь и сверх всякого ожидания является Святитель. Митрофан смутился и упал перед Святителем на колени, говоря что он соблазнил Косьму. Но Тихон, зная строгую жизнь обоих, сказал: «Садитесь, я знаю вас: любовь выше поста». Сев около них, он велел и себе положить ухи, и, несмотря на то, что весь великий пост даже не вкушал масла в понедельник, среду и пятницу, съел ложки две ухи и потчивал Косьму.

Эта доброта и мудрое благоразумие Святителя еще более поразили Косьму, и без того глубоко почитавшего Тихона за его святую жизнь. Припомнив по этому обстоятельству хранившееся в монастыре предание, что это место будет прославлено одним угодником Божиим, и в святителе Тихоне мысленно признавая исполнение сего предания, Косьма вслух говорил, обливаясь слезами: «Так, ваше преосвященство, так!» Когда Святитель стал просить объяснения этих слов, Косьма пред образом Спасителя рассказал, как бывший архимандрит Варсонофий обмирал и в это время слышал глас, что здешнее место будет прославлено одним Божиим угодником. Услышав это и получив быть может некое благодатное уверение в этом, Тихон заплакал и удалился в свою келию, а потом, призвав к себе Косьму, просил его вновь рассказать видение. Выслушав снова тот же рассказ, Святитель сказал: «Хотя и не принимаю этого на свой счет, но прошу не рассказывать об этом, пока я жив». [89] Вот какое утешение обретал скорбящий Тихон в общении со своими близкими друзьями!

Состояние безотчетной скорби, столь обычное святителю Тихону вследствие его болезненности, само по себе не было бы опасным, если бы в это время не нападали на него помыслы отчаяния, этого смертного греха против Святого Духа. Эти губительные помыслы, как обыкновенно бывает, [90] представляли Тихону невозможность спасения для него, останавливали его внимание на грехах, увеличивали их тяжесть, и в то же время клеветали на Бога, будто Он строг, требователен и карает всякий грех, всякое преступление, — заставляли сравнивать его жизнь и подвиги с жизнью и подвигами великих святых, например: апостолов, пророков и мучеников, не находили ничего общего между теми и другими и смущали ослабленную душу той мыслью, что он недостоин приобщиться к лику таких великих угодников в царствии небесном. Такие помыслы приводили Тихона в страх и ужас. «Слышу я, — писал Святитель одному другу, обуреваемому помыслами отчаяния, — слышу я, что тебя смущают помыслы и порываются в отчаяние... Я и сам в себе тоже чувствовал и ныне часто чувствую, отчего бывает страх и ужас и тоска (и на других тоже примечаю, — почему не с тобой одним случается это); но спасения о Христе не отчаиваюсь».

Против этих помыслов Тихон вооружался молитвой, или душеспасительными размышлениями. Так, советуя другим, он и сам укреплял и успокаивал свою душу размышлениями о том, что помыслы отчаяния неизбежны для всех, истинно подвизающихся во спасении, что они ясное свидетельство зависти к нам диавола, который хочет ввергнуть нас в отчаяние и через то погубить нас, что этой борьбы не чувствуют в себе только люди, преданные миру, что, следовательно, эти помыслы — знамение нашего преспеяния в добре, что Господь милосерден и многомилостив, и спасает именно кающихся грешников, и если придет судить, то только непокаявшихся, а покаявшимся объявит благословение Отца Небесного. На сих последних размышлениях, как видно, особенно останавливался Святитель и в них для себя находил особенное утешение и ободрение.

«Придет Господь второе судити. Но кого? Не просто грешников, но грешников непокаявшихся, а покаявшимся грешникам и верующим в Него объявит милость и благословение Отца Своего небесного... Итак, есть нам, кающимся грешникам, надежда, есть утешение печалующимся и сетующим. Отверзаются двери милосердия Божия стучащим, дается просящим по прошению их, обретается ищущим Бог со всем небесным сокровищем. Входят в живот вечный разбойники, мытари, любодейцы и прочие грешники кающиеся. Есть, значит, и нам грешным надежда. Потому как Бог на лицо не зрит, но всех кающихся грешников равно милует и спасает. Когда же находит такой помысел, как нам быть с апостолами, пророками, мучениками и прочими великими святыми, которые в таких добродетелях просияли? то мы такому ответим так: мы с разбойником желаем быть, который при самом конце своей жизни испустил только один глас с покаянием: Помяни меня, Господи, когда приидешь в Царствие Твое, — и услышал от Христа, на кресте висящего: Истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю (Лк 23:42–43). А когда с разбойником оным будем в раю, то и со Христом самим; поелику оный разбойник со Христом в раю, а следовательно и со всеми святыми; ибо где Христос, там и все святые. Помолимся же ко Христу с разбойником: Помяни меня, Господи, когда приидешь в Царствие Твое! Кроме таких размышлений, Святитель утверждался в надежде на милосердие Божие и молился Богу словами Псалмопевца: Не остави мене Господи Боже мой, не отступи от мене; вонми в помощь мою, Господи спасения моего. Господи! что ся умножиша стужающии ми ? Мнози возстают на мя, мнози глаголют души моей: несть спасения ему в Бозе его. Ты же Господи, заступник мой и прочее...».

Когда таким образом, при помощи Божией, свт. Тихон рассеивал пасмурное состояние своей души, прогонял помыслы отчаяния и уныния, тогда душа его освещалась духовной радостью. «Когда будешь против уныния стоять и побеждать предписанным образом, — писал он, — то всегда за победой будет следовать радость, утешение и большая душевная крепость; и всегда подвизающимся попеременно бывает то печаль, то радость. Как под небом бывает то мрачно, то бурно, то ведренно; [91] так бывает и в нашей душе, — то печаль и искушение, как буря, — то утешение и радость, как приятное вёдро; и как после погоды вёдро бывает нам гораздо приятнее, так и после искушения и печали слаще бывает утешение». Это состояние спокойствия своей души и радости Святитель выражал псалмопением, которым утешал и скорбящую душу. Обыкновенно, когда бывал в ведренных мыслях, он певал 148 псалом, в котором все твари, разумные и неразумные, призываются к прославлению Господа: Хвалите Господа с небес, хвалите его в вышних.

Борясь с плотью и унынием, св. подвижнику задонскому нужно было еще выйти победителем и из борьбы с самым скрытным, хитрым и опасным врагом — гордостью. «Кто начнет, — говорит Святитель, — при благодати Божией, уклоняться от этого смертного греха — житейской гордости и, оставив тварь, искать Творца, того сретает другое, злейшее зло, духовная гордость и фарисейское высокоумие. Эта всепагубная язва в особенности гнездится в тех, которые много постятся, много подают милостыни, как это показал на себе оный фарисей (Лк 18:10–16), которые удаляются в монастырь, облекаются в мантию, часто и много молятся и стараются совершать, по-видимому, нехудые дела. Так бедному человеку везде приходит сия ехидна и ищет умертвить его своим ядом...». «И нет ничего опаснее, сокровеннее и труднее гордости. Гордость опасна, ибо для гордых заключается небо, а вместо неба определен ад. Гордость сокровенна, ибо так глубоко кроется в нашем сердце, что усмотреть ее мы можем не иначе, как при помощи кроткого сердцем Иисуса Христа Сына Божия... И нет ничего труднее, как одолеть гордость, ибо с великими трудами и также не без помощи Божией, мы преодолеваем ее».

При особенном услаждении размышлениями о Иисусе Христе Сыне Божием, — и при том способе своих размышлений, по которому Святитель все направлял к собственному назиданию, ко всем предметам веры прилагал не только свои дела, но и помышления и малейшие желания, при тонком разборе своих душевных движений, он мог очень скоро и удобно отличать в себе тонкие помыслы гордости и высокоумия, тем более, что ясно сознавал признаки присутствия в душе этого хитрого врага. «Гордость, — по его понятиям, — обнаруживает себя тем, что высшим непокорна, к равным и низшим неуступчива, велеречива, высокоречива и многоречива, — всяким образом ищет себе славы, чести и похвалы, ставит себя высоко и превозносит свои дела, презирает и унижает других, какое добро имеет, то приписывает себе, а не Богу, хвалится и тем добром, какого не имеет, старается скрывать в себе недостатки, не любит принимать увещаний и не принимает, самовольно мешается в чужие дела; лишившись чести и сана, равно как и в других несчастьях, — ропщет, негодует, а часто и хулит; короче, гордость гневлива, завистлива, нелюбительна, ненавистлива».

Понятно, что так понимая гордость, Тихон немедленно убивал в себе ту мысль, осуждал то движение своей души, в которых усматривал хоть малейший из этих известных ему признаков гордости. Впрочем из этого еще не следует, что ему легко доставалась победа над помыслами гордости. Узнать помыслы гордости и не соглашаться с ними, это еще не составляет торжества над ними подвижника. Для полного торжества надобно утвердиться в смирении и смиренном образе мыслей, чувствований и действий, что достигается, при благодати Божией, усиленными трудами и подвигами. Как в этом случае подвизался святитель Тихон, мы не можем сказать, по неимению на то свидетельств. Знаем только, что эту борьбу окончил в нем юродивый Каменев: ударив Святителя по щеке, он сказал ему на ухо: «Не высокоумь». С этого времени помыслы высокоумия и гордости оставили Тихона, и он был так рад, что назначил своему врачу пенсию по три копейки в день. [92] Подавляя в себе всякие движения гордости, Святитель восходил на высоту смирения, являя в себе его досточудные свойства. Он начал нестяжательностью, отрешившись от всяких земных стяжаний. Считал себя странником и пришельцем на земле, который, следовательно, не может иметь никакой привязанности к чему-нибудь земному. Скрывал свой сан под видом послушника, свою мудрость под простотой речи или в простоте (буйстве) евангельской проповеди. Был так скромен и сдержан в своей беседе, что удерживался даже от улыбки. Восходя этим путем, он достиг того, что бесчестие и гонение за добро переносил с терпением, удовольствием и любовью к своим врагам, делами милосердия и благотворительности склонял их к миру и любви. Истребил в себе раздражительность и первый просил извинения и прощения, как только замечал, например, что келейник, получивший выговор, начинал обижаться на него. Любовно обходился со всеми низшими и равными, имел благодатный дар слез, [93] и взирая на свои немощи, недостатки, и грехи, — все восписывал благодати Божией и потому алкал и жаждал ее.

Вот его собственное исповедание смирения. «Когда человек посмотрит внутрь своего сердца и рассмотрит свое внутреннее состояние, то увидит душевную нищету, горшую телесной. Потому что кроме бедности, окаянства, греха и тьмы ничего в себе не имеет. Не имеет он истинной живой веры, истинной сердечной молитвы, истинного и сердечного благодарения, собственной правды, любви, чистоты, благости, милосердия, кротости, терпения, покоя, тишины, мира и прочего душевного добра. Так нищ и убог человек! А кто имеет то сокровище, тот от Бога его получает... Многих грехов человек не видит в себе: грехопадение бо кто уразумеет (Пс 18:13), а благодать Божия обличает их ему... Отсюда рождается в человеческом сердце печаль, тоска, воздыхание, иногда же чувствуется и мучение. Сердце сокрушается, человек изливает горячие слезы — эти знаки сокрушения, плачет и рыдает, как будто потерял нечто великое...

Не знает и не имеет в себе человек истинного покаяния и жаления о своих грехах, а благодать Божия производит в нем и то и другое, и истинное покаяние, и жаление... Сам по себе не имеет в себе человек истинной и сердечной любви к Богу, — благодать Божия, показывая в Боге источник всякого блага и добра, и тем просвещая его сердце, зажигает в нем огонь Божией любви; чувствуя в сердце своем такую любовь человек отрыгает словеса любви: Возлюблю Тя, Господи, крепосте моя (Пс 17:1)... Сам по себе не имеет человек истинной и сердечной молитвы, — благодать Божия учит его о чем молиться, и возбуждает в нем истинную и сердечную молитву. Тогда человек кратко, но усердно молится и взывает: „о Господи помилуй, о Господи ущедри, о Господи услыши и спаси“. Короче, та же благодать учит человека благодарить Бога за все Его благодеяния к нам, и он в чувстве благодарности преклоняет пред Ним сердечные колена, падает и вопиет к нему: „Кто я есть, Господи, что Ты подаешь мне такие блага?! Я грешник, я тварь, перед Тобой согрешившая, и Тебя огорчившая и на всякий день перед Тобой согрешающая; но Ты меня и такого не оставляешь, а напротив благостью и милостью Твоей жалуешь“. Та же благодать Божия учит человека страху Божию, представляя пред его сердечные очи величество, всемогущество, вездесущие и всеведение Божие, и через то побуждая его в мыслях, желаниях, намерениях и делах поступать пред Богом с осторожностью и с опасением, как бы не оскорбить Его. Та же благодать учит человека радоваться о Боге Спасе своем. Та же благодать изменяет и делает человека любительным, милосердным, кротким. Та же благодать, показывая ему его нищету, убожество, бедность, окаянство и ничтожество, учит его и самому смирению; та же, наконец, благодать воспламеняет его сердце такой любовью к Богу, что ни на небе, ни на земле, ни к чему он не стремится, ничего не желает, кроме единого Бога, — воспламеняет и такой любовью к ближним, что хотел бы всех без изъятия вместить в объятия любви своей и всех видеть спасенными».

Таким образом, приписывая все благодати Божией, свт. Тихон искал и просил ее и через то привлекал обильные струи ее. «Как воды обыкновенно с высоких гор истекают на низкие места, так и реки дарований Божиих ниспускаются на юдоли смиренных сердец. И как праздный сосуд удобно все вмещает в себя, так и сердце человеческое, испраздненное от мирской суеты и гордости, удобно к восприятию дарований Божиих».

Имея такое глубокое смирение, Святитель не терпел похвалы себе, и однажды, когда любимый им архимандрит Сампсон, в глаза восхваляя его жизнь, сказал ему, что Господь прославит его нетлением тела, Тихон так оскорбился этими словами, что почел их произнесенными по внушению демона и с тех пор всегда сетовал на о. Сампсона. Но было, как мы видели, и то, что он спокойно и без смущения от горделивых помышлений, но со смирением выслушал слова Косьмы Игнатьевича о прославлении Задонской обители угодником Божиим, и хотя чувствовал, что это откровение относится к нему, однако же пребывал в сознании одних своих немощей, все восписуя всемощной благодати.

Глава 8

Писание сочинений, как средство, возбуждавшее богомыслие. — Преуспевание в богомыслии. — Слово Божие и природа видимая возбуждают его. — Связь молитвы с богомыслием. — Изумление во время молитвы и богомыслия. Видение. — Сила молитвы. — Прозорливость, как благодатный дар, и любовь к Богу, как высший и превосходнейший дар.

Вскоре после решения оставаться в Задонске, святитель Тихон принялся за сочинения, и не оставлял пера до самой кончины. Первым его трудом в Задонске было сочинение «Об истинном христианстве», в шести томах. Он писал его в продолжении двух лет 1770 и 1771 года. Судя по величине этого сочинения и по времени, в которое оно было написано, должно думать, что Святитель переделывал и приспособлял к понятиям народа свои семинарские уроки. В продолжении трех лет, с 1777 года по 1779 год он трудился над книгой «Сокровище духовное от мира собираемое», — в четырех частях. В промежуток же этого времени, т.е. с 1771 по 1776 год, отчасти же и в то время, как писал эти сочинения, он составлял еще краткие проповеди, наставления монашествующим, размышления, письма келейные и посланные к приятелям, и наставление христианское, написанное для острогожского купца, Ростовцева.

При написании этих сочинений, у святителя Тихона кроме книг священного Писания и нескольких книг Златоуста, никаких других не было. Несмотря на это, его душа была так полна разными мыслями и чувствами, что когда он диктовал своему келейнику, который писал под диктовку, речь его лилась обильным потоком, и писец не успевал записывать за ним. «А когда, — по словам того же писца, — благодать Божия не столь сильно действовала в нем, и в мыслях чувствовался недостаток, — Святитель отсылал келейника, — а сам, став на колени, а иногда крестообразно распростершись на полу, начинал молиться, и молился со слезами Богу о ниспослании вседействующего Св. Духа». Молитва низводила на него просимую благодать, и он, опять призвав келейника, «начинал говорить так пространно, что писец не успевал рукой водить пера». [94] Ясно, что все эти сочинения — это как бы излияние его мыслей, чувствований и желаний. Почему во всех этих сочинениях ясно отображается богомысленный ум Святителя, его чистое сердце, то скорбящее о людских и своих грехах, то пламенеющее любовью к Богу и ближнему. В них раскрываются, преимущественно, те догматические истины, какими был постоянно занят его ум, т.е. истины о величии и вездеприсутствии Божием, о Его благом промышлении о нас, об искуплении нашем через Иисуса Христа, о смирении, о суде, о вечном блаженстве и вечных мучениях, о достоинстве природы человеческой, а отсюда о грехе и добродетели.

Таким образом открывается, что писания святителя Тихона, будучи плодом его богомыслия и молитвы, в то же время еще более усиливали его упражнения в том и другом. Ибо не только во время обдумывания сочинений, но и во время самого писания оказывалась нужда в напряжении мысли и в помощи молитвы.

Вследствие постоянного и иногда усиленного упражнения святителя Тихона в богомыслии, душа его достигла в этом подвиге такой зрелости, так была преисполнена святыми мыслями о христианских догматах, в такой живой памяти и ясности хранила их, что все, действовавшее на душу и обращавшее на себя ее внимание, все это становилось случаем или поводом к размышлению о том или другом догмате в отдельности, или о всех в совокупности. Например, при виде неба, усеянного звездами, при виде земли, премудро наполненной созданными и веселящимися тварями, — он невольно приходил к размышлению о всемогуществе, премудрости и благости Творца и Бога нашего. При мысли о царе, отце и господине из земнородных, — невольно приходил к размышлению о небесном Царе, Отце и Господе. При виде солнца видимого, размышлял о невидимом Солнце, о Солнце правды, Иисусе Христе. При виде купца, который перевозит закупленные в чужих странах товары к себе домой, — о нашей духовной купле для небесного отечества. При виде странника, — о нашем странничестве на земле, при виде телесного сна — о смерти, и т.п.

Точно так же возбуждали свт. Тихона к богомыслию и услышанные им или пришедшие ему на память какие-нибудь слова и выражения. Так выражения: никуда я не могу уйти от тебя и сам здесь, — напоминают ему о вездеприсутствии и всеведении Божием. Выражение: иди за мной, — о нашем призвании следовать за Христом. Слова: много я тебе должен, — о неисчисленных благодеяниях Божиих, излитых и изливаемых на нас Богом. Вопрос: чей ты? — о нашем христианском звании. Выражение: он с ним заодно — о нашем единомыслии или со Христом, когда работаем и служим Ему, — или с дьяволом, когда следуем его греховным внушениям. Выражение: вернись, не туда пошел — голос совести и слова Божия, зовущий грешника возвратиться с его лукавых и нечестивых путей. Слова: завтра приду, возбуждают его мысль против грешников беспечно и бесстрашно живущих и со дня на день отлагающих покаяние; — слова же: и мы туда пойдем — мысль об общем и неизбежном для нас всех пути к будущей загробной жизни.

Все эти, столь, по-видимому, случайные поводы, приводя ум к богомыслию, порождали и различные святые чувствования, — чувства благодарности, надежды, терпения, любви, славословия и молитвы. Так по поводу слов: кого же мне и любить, как не Его, — которые говорить прилично только об одном Боге, — свт. Тихон исчисляет все благодеяния Божии являемые нам, и заключает свои размышления следующим воззванием: о Боже! вечная любовь и благость! Сподоби меня любить Тебя, Тебя, Который меня создал, Который меня падшего искупил, заблудшего обратил и словом своим святым просветил, Который питаешь меня, одеваешь, заступаешь, сохраняешь меня от наветов вражиих и прочие бесчисленные блага изливаешь на меня; — сподоби меня любить Тебя, высочайшее добро и блаженство мое, и от любви славить Тебя, благодарить Тебя, угождать Тебе, творить святую волю Твою, духом и истинной поклоняться Тебе, петь и хвалить Тебя, Которого поют и хвалят непрестанно Ангелы на небесах, да и я сердечно с пророком пою Тебе радостным духом: Возлюблю Тя, Господи, крепосте моя, Господь утверждение мое, и прибежище мое, и избавитель мой, Бог мой, помощник мой и уповаю на Него, Защитник мой и рог спасения моего, и заступник мой (Пс 17:2–3).

Еще сильнее действовало на святителя Тихона чтение или слушание слова Божия. Оно наводило его ум на те размышления о св. истинах, в которых он привык упражняться, возбуждало в его сердце те святые чувства, которые обыкновенно рождались при тех или других душеспасительных размышлениях. Так, привыкнув размышлять о вездесущии и всеведении Божием, при чем рождалось в нем опасение как бы не оскорбить своими мыслями и делами вездесущего Бога, — свт. Тихон естественно возвращался к этим размышлениям и к этому опасению, когда слышал слова писания о всеведении Божием, например, слова Псалмопевца: Камо пойду от духа Твоего и от лица Твоего камо бежу. Или при размышлении об искуплении нашем через Иисуса Христа, Сына Божия, предаваясь чувствам радости, благодарения и славословия, он предавался тем же чувствам, как скоро слова писания напоминали ему об этих догматах. Так, во время стола, слушая чтения из книги пророка Исаия — этого ветхозаветного евангелиста, Святитель нередко, положив ложку, начинал проливать слезы, слезы или покаянные, или радостные и благодарственные.

Изображая действие слова Божия на свою душу Святитель писал: «Как сладостно и приятно читающему или слушающему со вниманием слово Божие, верой видеть, как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, в слове том Бога, Творца, Искупителя и Промыслителя своего и божественные Его свойства; верой и любовью лобызать непостижимую Его благость, излиянную на род человеческий; удивляться непостижимой Его премудрости, показываемой в создании мира и в Промысле о нем; хвалить непостижимую Его правду, которой рабов Своих защищал и защищает, а врагов Своих казнил и казнит; хвалить непостижимое величество славы Его, видеть божественные Его чудеса, от начала мира сотворенные; слышать милостивые и отеческие Его обещания, иные сбывшиеся, иные непременно сбыться имеющие; — взирать верой на будущую славу, различно изображенную в слове святом, и к ней желанием восхищаться! Как увеселительно представлять себе образ спасения нашего, описанный в нем, которым мы избавились от греха, смерти, диавола и ада, — и удивляться, в сем показанной нам, благости Божией, и радостным духом благодарить Его! Весьма приятно нам читать то известие, в котором описываются подвиги нашего воинства и изображается победа, одержанная над нашими врагами; но несравненно приятнее перечитывать и вспоминать тот подвиг, которым Избавитель наш Иисус Христос Сын Божий, подвизался за нас и славно победил врагов наших. Все это представляется в св. Божием слове, — заключает свт. Тихон, — сам читай, христианин, и увидишь».

Услаждаясь таким образом чтением или слушанием слова Божия, святитель Тихон приобрел самую твердую и несомненную уверенность в божественности слова Божия, так что верил ему больше, чем своим собственным чувствам. «Священное писание, — пишет он, — есть истинное Божие слово, которое прельстить и солгать не может, как и сам Бог. Ему верить должно больше, нежели своим чувствам и всему свету. Чувства наши и весь свет удобнее могут обмануть нас, нежели св. Писание». Потому он так любил упражняться в слове Божием, что Псалтирь и весь Новый Завет и некоторые места Ветхого Завета знал наизусть.

В подобном же отношении к богомыслию свт. Тихона находилась и молитва. В его душе как богомыслие переходило в молитву, так и молитва в Богомыслие, или непременно сопровождалась им. «Истинная молитва не может быть без размышления», — учит сам Святитель. Как он учил, так и действовал. Все его размышления об истинах веры, или имеют форму собеседования с Богом, или заканчиваются молитвенным обращением к Нему, что мы уже отчасти и видели. «Знаю я и со смирением исповедуюсь, — пишет он, — что я много Тебе, Создателю и Богу моему, согрешил, и жалею о том. И другие грехи вижу в совести моей, а иных не вижу, и более не вижу, нежели вижу: грехопадения бо кто разумеет (Пс 18:13). Жалею и сокрушаюсь, что ими Тебя, благого и человеколюбивого Бога моего, Создателя моего, Искупителя моего, высочайшего Благодетеля моего, Тебя, которого Ангелы святые со страхом и трепетом почитают и поклоняются, Тебя, такого и толикого Господа, безумно и последнейший червяк безмерно оскорблял своими грехами. И сколько раз я согрешал пред Тобой, сколько раз видел Ты меня согрешающим, столько раз Ты терпел по благости Твоей, и сколько раз терпел мне, столько раз миловал меня. И если бы по святейшей правде поступил Ты со мной, уже бы давно сошла в ад душа моя, но благость Твоя и долготерпение Твое удержали Тебя и не допустили меня, бедного грешника, до погибели моей... Исповемся Тебе, Господи, всем сердцем моим; и прославлю имя Твое во век; яко милость Твоя велия на мне и избавил еси душу мою от ада преисподнейшаго (Пс 85:12–13). От сих и прочих, которых и не знаю, благодеяний Твоих ко мне, вижу я, что в любви Твоей ко мне и благости, человеколюбии, долготерпении и щедротах весь заключаюсь. Благость Твоя, Господи, есть, что я еще не погиб, еще живу. Вижу я, что Ты ведешь меня ко спасению вечному, которое обещал Ты знающим и почитающим Тебя. Помилуй же меня бедного грешника до конца, и благодатью единородного Сына Твоего заглади все согрешения мои, и спаси мя в вечную жизнь, да там со всеми избранными Твоими за все твои благодеяния буду благодарить, хвалить и петь Тебе, с единородным Твоим Сыном, и Пресвятым Духом, не верой, но лицом к лицу, в нескончаемые веки. Аминь».

Взаимно и молитва сопровождалась богомысленными размышлениями или переходила в богомысленное соуслаждение. Так, по свидетельству келейников, мы знаем, что при молитве и богомыслии отличный имел он дар слезный. «Нередко, во время божественной литургии, в церкви, стоя со вниманием, столь иногда углублялся в размышления о любви Божией к роду человеческому, об искуплении его непостижимым таинством воплощения Сына Божия, об Его страданиях и об евхаристии, что при многолюдном собрании рыдал даже вслух всех присутствующих во храме». Подобным образом и в келии, когда он молился, «от воображения двоякой вечности, слышимы были вопли его и рыдания, с произношением гласного моления: Помилуй Господи, пощади Господи, потерпи Благость наша грехам нашим; услыши Господи и не погуби нас со беззаконьми нашими и прочее. И плачь слышим был такой, как плачь друга по лишении умершего своего друга». [95] Без сомнения, во время молитвы Святителя, в его душе возникали и другие размышления и представления, которые также возбуждали в нем слезы и плачь, например представления о вездеприсутствии Божием. «Веруй и думай, что Бог близ тебя и пред тобою есть; и таким образом возбудится в тебе истинная, сердечная и благоговейная молитва, — говорит Святитель. — Тогда будешь пред Ним падать со смирением, и кланяться, и воздыхать, и молиться, и говорить: о Господи помилуй! о Господи ущедри! о Господи услыши! Тогда и сердце и ум убудут соответствовать словам молитвы твоей».

При таком содружестве молитвы с богомыслием, свт. Тихон восторгался нередко до созерцания или изумления. Что такое созерцание или изумление, это вполне объясняет св. Исаак Сирин. «Все роды и виды молитвы, какими только люди молятся Богу, имеют пределом чистую молитву, — пишет он. — Ибо и воздыхания, и коленопреклонения, и сердечные прошения, и сладчайшие вопли и все виды молитвы, как сказал я, имеются пределом чистую молитву, и до нее только имеют возможность простираться. А от чистоты молитвенной и до внутренней, как скоро мысль переступила этот предел, не будет уже иметь она ни молитвы, ни движения, ни плача, ни власти, ни скорби, ни прошения, ни вожделения, ни услаждения чем-либо из уповаемого в сей жизни, или в будущей. До сего только предела всякое молитвенное движение и все виды молитвы доводят ум властью свободы. Потому и подвиг в молитве. А за сим пределом будет уже изумление, а не молитва; потому что все молитвенное прекращается, наступает уже некое созерцание и не молитвой молится ум...». «Святые в будущем веке, когда их ум поглощен Духом, не молитвой молятся, но с изумлением водворяются в веселящей их славе. Так бывает и с нами. Как скоро ум сподобится ощутить будущее блаженство, забудет он и самого себя и все здешнее, и не будет уже иметь в себе движения к чему-либо. Такой молитвенной высоты достигают весьма немногие из святых.

„Как из многих тысяч едва находится один, исполнивший заповеди и все сказанное с малым недостатком и достигший душевной чистоты: так из тысячи разве один найдется, при великой осторожности, сподобившийся достигнуть чистой молитвы, расторгнуть этот предел и принять оное таинство; потому что чистой молитвы никак не могли сподобиться многие; сподобились же весьма редкие; а достигший того таинства, которое за сей молитвой, едва по благодати Божией находится и из рода в род“.

Свт. Тихон, по благодати Божией, иногда бывал за пределами молитвенного подвига в изумлении, и как видно из его собственных слов, неоднократно. „Сколько раз, — говорил он, — с живой верой мы будем размышлять об этом великом деле, об искуплении нашем во Христе, — столько раз в удивлении и некоем исступлении будем находиться“. Судя по этим словам, можно думать, что он неоднократно бывал в таком состоянии, состоянии изумления. И действительно, подобные состояния бывали с ним нередко. „Иногда в своей келии, при чтении слова Божия, иногда в монастырском саду, во время прогулок и богомысленных размышлений, он вдруг падал на колени, прижимал руки к сердцу, возводил очи горе, и лицо его освещалось особенной радостью и чистотой. И когда проходили такие состояния, и после долго еще оставался на лице его отсвет небесной радости, а его живое, радостное расположение духа, его словоохотливость и желание делиться своими чувствами с другими, показывали, что душа Святителя была полна восхищением и невольно открывалась, чтобы излить полноту духовного утешения“.

Так один раз утром он прохаживался по садовой дорожке, и, углубленный в размышление, вдруг остановился, как бы пораженный чем-то. Пал на колени, приложил руки к сердцу, устремил глаза вверх, как-будто видел что-то. Лицо его заметно изменилось и просветлело, изображая что-то неземное и необычайное. Увидев все это с колокольни, благовестивший к обедне соборный клирик, в страхе и недоумении тотчас прибежал в церковь и дрожащим голосом, как изумленный, пересказал инокам все виденное им. Те поспешили на колокольню, но Тихон уже ходил по саду и на лице его оставались признаки, показывавшие, в каком положении он недавно был. [96] Еще подобный случай передает нам его келейник. Часто предаваясь молитвенным и созерцательным подвигам в монастырском саду, Святитель не желал, чтобы кто-нибудь был свидетелем его подвигов и потому наказывал своему келейнику, чтобы он в случае крайней надобности, заранее давал о себе знать своим покашливанием. Так келейник и делал. Но однажды случилось, что, имея крайнюю надобность до Тихона, келейник много раз кашлял, не доходя до него, но молящийся не слышал и продолжал стоять лицом к востоку, с воздетыми к небу руками. Видя, что Тихон его не слышит, келейник подойдя к нему, окликнул: „Ваше преосвященство!“ Тут только вошел в себя Святитель... Внезапность и неожиданность этого звука, так его поразила, что даже пот выступил на его лице, и он сказал келейнику: „Вот, как голубь забилось у меня сердце! Ведь я давно тебе приказывал, чтобы не доходя до меня покашлять“. „Я кашлял“, — отвечал ему келейник. — „Ну, я не слыхал“. Вообще, как только Святитель замечал, что келейники случайно бывали зрителями подобных состояний, он строго запрещал им рассказывать об этом.

При таком упражнении и преуспевании в молитве и вообще в духовных подвигах безмолвия, свт. Тихон приобрел сыновнее дерзновение пред Богом. Так он молил Господа открыть ему день кончины и получил просимое: „в день недельный (т.е. в воскресенье) будет кончина твоя“, — было ему сказано в видении. Так, еще он молил Матерь Божию о том, чтобы один из его друзей не отлучался от него по смерти, — и в сонном видении от самой Божией Матери получил уверение, что будет так, как он просит. В другой раз в сонном видении он также увидел Богоматерь, сидящую на облаках, и стоящих около Нее апостолов Петра и Павла. Стоя перед ними на коленях, он просил о продолжении всему миру милостей Божиих и услышал глас ап. Павла: Когда будут говорить: „мир и безопасность“, тогда внезапно постигнет их пагуба.

Молитва Святителя нередко оказывала и чудодейственную силу. Так, один из его прислуги, человек весьма преданный Святителю, сильно простудился и так захворал, что уже готовился к смерти. Желая перед смертью проститься со Святителем и получить от него святительское благословение, больной попросил, чтобы его привели к нему и, когда привели, между прочим сказал свт. Тихону: „Владыко святый! хотя и совсем умираю, но ежели мои слабые и недостойные услуги для вас потребны и моей душе спасительны, то верую, что Господь Бог услышит ваши молитвы и возвратит мне здравие“. На это Святитель со слезами сказал: „Иди, и Бог тебя помилует“. И действительно, по молитвам Святителя, больной в скором времени освободился от болезни без всяких лекарств. „Великую и живую имел он в себе веру, — прибавляет к этому рассказу келейник, — и Господь Бог во многих случаях его слушал“. [97]

Во время же молитвенных подвигов, Господь однажды удостоил Своего угодника и видения будущей славы. Это было в один из приездов Тихона из Задонска в Толшевский монастырь. По обычаю, исполняемому им здесь, в полночь Тихон обходил вокруг церкви и, становясь перед алтарем на колени, пламенно молился Богу: „Покажи мне уготованное любящим Тебя“. И вот однажды он видит, что небо как бы отверзлось и воссиял свет, озаривший весь монастырь, причем был слышан голос: „Виждь уготованное любящим Бога“. От этого небесного видения он пал на землю, и когда видение кончилось, от страха и сладости сердечной он едва мог доползти до келии. [98] Еще однажды, в сонном видении, он получил прикровенное откровение о вчинении его в лик св. святителей. Это было в ночь под 12 мая, когда церковь воспоминает святителей св. Германа патриарха и св. Епифания архиепископа кипрского. Ему представилось, что будто бы он в церкви и видит двух стоящих святителей, из которых один в патриаршем, а другой в архиерейском облачении. Вот будто-бы вышедший из алтаря архидиакон с хрустальным кадилом, стал кадить предстоящих и сперва покадил архиепископу, потом патриарху, а затем и ему самому. На это сновидение свт. Тихон обратил свое внимание и рассказывал о нем, как о случившемся с одним из его друзей.

Кроме этих благодатных дарований, свт. Тихон обладал еще и даром прозорливости, который хотя и не открывался в нем в таком обилии, в такой открытости и обширности, как бывает у прозорливцев и прорицателей, привлекающих к себе толпы народа за словом благословения или запрещения, — но несмотря на это, обитал в нем постоянно и время от времени открывался в нем в различных случаях. Так он узнавал свойства и расположения приходивших к нему, хотя иногда Господь и не открывал ему сердечные помышления некоторых из них, как например, обманувшего его капитана, о котором уже была речь. Иногда он наперед знал духовные нужды своих друзей и знакомых и приезжал к ним в то самое время, когда они нуждались в его духовной помощи и руководстве. Иногда видел отдаленное как близкое. Так осенью 1777 или 1778 года, Святитель, прервав свои душеспасительные размышления, которым предавался, расхаживаясь по заднему крыльцу своей келии, вдруг пришел к келейнику и приказал ему записать, что этого именно года и числа в Петербурге великое наводнение, причинившее великую гибель многим домам и людям. [99]

Иногда свт. Тихон прозревал будущее. Так, однажды, будучи в Ельце у Ростовцевых, и видя бегающего по комнате мальчика, внука старика Ростовцева, подозвал его к себе и, погладив по голове и благословив, сказал ему: „Собирайся, Саша, в горний Иерусалим, собирайся, голубчик, в небесное отечество“. Через три дня, доселе здоровый мальчик, скончался. Иногда прозревал в помыслы других. Это показывает следующий случай. Однажды он пригласил с собой обедать Никандра Алексеевича, уже находящегося в рясофоре. Во время трапезы Никандру пришла мысль: за что это так Господь возлюбил Святителя, и обогатил его умом, верой, благочестием, да и наружно украсил его благообразным лицом и окладистой, красивой бородой, а его лишил этой красоты и волос на бороде (у него были только два клочка волос на бороде)? — „Раб Божий, — вдруг говорит ему Тихон, — что так мыслишь? Хочешь ли я назову тебе угодников Божиих безбородых?“ Никандр был поражен такой прозорливостью Святителя, встав из-за стола, он пал к ногам его, прося прощения за скорбный помысел. Получив прощение, Никандр обратился к Святителю: „Как это вы, владыко святый, провидели мои мысли“? — „Нужно внутренние очи совершенствовать, — отвечал Святитель, — тогда и внешние откроются. Брось, например, горсть пшеницы в стакан воды, и смотри — зерна видны. Так и наши помыслы видимы провидящему“. [100]

Как видно вообще из всей жизни свт. Тихона, он и не думал о стяжании чудесных дарований Духа, но ревновал о самом высоком даровании, о котором ревновать заповедует ап. Павел, а именно о даровании любви (1 Кор 12:31).

От постоянного упражнения в богомыслии, в слове Божием и молитве, задонский подвижник более и более воспламенялся огнем божественной любви, и чем глубже погружался он в размышления о любви Божией, явленной и постоянно являемой роду человеческому, тем пламеннее становилась и его любовь к Богу. „Дела любви Господа нашего Иисуса Христа, а паче страдание Христово, в котором явлена непостижимая любовь Его к нам, — пишет святитель Тихон, — убеждают нас взаимно любить Его. Возлюбил Он нас, возлюбил недостойных, — возлюбим и мы Его, достойного всякой любви. Он наш Создатель, Он наш Промыслитель, Он наш Искупитель, Он наш Любитель, Он наш Отец!.. Возлюбим же Его, как высочайшее наше добро и блаженство, и от любви покажем ему послушание, соблюдем св. заповеди Его, и уклонимся от всякого греха, которого Он ненавидит...“.

Так высока, пламенна и совершенна была эта любовь Святителя к Богу, что он ничего не желал, ничего не искал ни на земле, ни на небе, кроме одного Бога. Не ради блаженства, не ради благ, обещанных на небесах всем любящим Бога, стремился он к Богу, но единственно ради общения с Ним, ради одного лицезрения сладчайшего Иисуса. „Что ми есть на небеси? и от Тебе что восхотел на земли Боже?“ (Пс 82:25) — взывает Святитель словами Псалмопевца. Пусть утешаются земными земное мудрствующие. Пусть довольствуются иные золотом и серебром, иные честью и славой, иные мудростью века сего, иные роскошами и сластями, иные иным своим сокровищем: да будет им то утешением, чего желают, что поставляют себе за сокровище. Меня ничто то не веселит. От всего того отвращается мое сердце, и не только то, как земное, но и на небесах ничего не ищу и не желаю, кроме Тебя, Боже мой и Создатель мой! Ты мне един все, в Тебе одном нахожу все, чего во всех Твоих созданиях не нахожу. Я тогда удовольствуюсь, когда Тебя увижу. Тогда престану желать, когда Тебя сыщу. Тогда утешусь, когда к Тебе приду, тогда насыщуся, когда явлюся лицу Твоему. О! Когда приду и явлюсь лицу Божию»! Это вожделенное для Божиего угодника время наступало и уже было близко.

* * *

Христиане — члены Христовы, которые во всяком действии заповедей Господних или даровании Святого Духа — совершенны, в соответствии с достоинством Главы, Которая есть Христос.

Святитель Василий Великий

Глава 9 Последние дни жизни свт. Тихона

Ослабление его здоровья. — Видение. — Совершенное уединение. — Сношение со знакомыми через письма. — Завещание. — Другое видение. — Приготовление к смерти. — Кончина и погребение его. — Надгробное слово над ним. — Его духовное завещание.

Укрепляясь духовно и воспламеняясь св. любовью, свт. Тихон, между тем ослабевал и угасал телесно. От подвигов и преклонности лет, и без того слабое по комплексии, здоровье его стало приметно ослабевать и расстраиваться. Те болезни, которыми он страдал на епархии, и от которых он врачевал себя удалением на покой и телесными трудами, с наступлением преклонных лет опять возвратились с прежней силой и беспокоили его. Расстройство нервов более и более увеличивалось и производило бессонницу, содрогания в членах (конвульсии), и даже обмороки. Бодрствуя духом, но по ослаблению телесных сил чувствуя скорое своих телес отложение, — свт. Тихон в конце своей жизни предался совершенному уединению, безмолвию и самоуглублению.

День праздника Рождества Христова в 1779 году был последним днем выхода Тихона из келии в церковь. По случаю открытия в Задонске уездного города, в этот день на литургию в соборе собралось много чиновников и народа. От тесноты и духоты в храме Святитель почувствовал крайнее изнеможение. Когда его келейник, читавший Апостол, по монастырскому обычаю подошел к нему за благословением, Тихон, благословив, приказал ему идти вперед и очистить дорогу. Выйдя из церкви и с четверть часа постояв на северной паперти, он опять тем же порядком воротился в храм и достоял службу. По окончании литургии и по выходе из церкви, Святитель преподавал благословение чиновникам и народу, — и еще более утомился и изнемог. Воротившись в келию, он велел запереть двери и отказывать посетителям, которых, по обыкновению, принимал после литургии для душеспасительных бесед. Это было началом его совершенного уединения.

Последовавшее около этого времени сновидение побудило его совершенно заключиться в своей келии. Ему представилось, что его привели на прекрасный луг, на котором стоят прекраснейшие хрустальные, огромной величины здания, — что в этих зданиях приготовлены пиршественные столы, что он видел веселящихся, слышал их пение и ликования, хотя и не разумел смысла слышимых песнопений; — что будто бы его спросили: хорошо ли здесь, — а он ответил: весьма хорошо, и на это услышал следующие утешительные слова: «Чрез три года и ты можешь войти сюда, а теперь поди потрудись».

По пробуждении свт. Тихон чувствовал в своем сердце неизъяснимую радость. Но по своим летам и недужливости он не мог трудиться так, как трудился прежде. Горя пламенным желанием разрешиться от уз плоти и быть со Христом, и по сему откровению зная срок своего труженичества, он хотел остающееся время неразвлекаемо предаться богомыслию и размышлению о наступающей вечности. Поэтому он неисходно заключил себя в келию, никому не показывался и только изредка выходил на заднее крыльцо своей келии, чтобы немного освежиться на свежем воздухе. К себе никого не принимал, кроме самых близких и духовных лиц (духовных, вероятно, по духу, а не по сану и одежде), и то на короткое время. Своим келейным говорил только самое нужное и необходимое. Прежде бывало, когда келейник читал ему Священное Писание, он ему многое объяснял, а в это время только слушал, пребывая в молчании: иногда глав десять и более прочитает ему келейник, а он только скажет: «Полно, благодарствую, поди к себе». Все остальное время он пребывал в глубоком безмолвии. Келейник, которому было позволено входить в его спальню, часто заставал его сидящим на кровати, облокотившимся на стол и опустившим голову на руку. Всей душей погруженный в богомыслие, угодник Божий как будто вовсе не видел и не слышал вошедшего, и только, как будто вовсе не видел и не слышал вошедшего, и только, как будто сквозь сон чувствовал, что кто-то был у него. Потому после спрашивал келейника тоном сомнения: «Не входил ли ты в такое-то время», — и затем объяснял ему о своем состоянии. [101]

К размышлению о смерти и вечности свт. Тихон располагал себя и особенным образом: он или взирал на картину, висевшую у ног его постели, на которой был изображен старец, в черном одеянии лежащий в гробу; или выходил в чулан, в котором стоял гроб, обитый черной фланелью и белой тесьмой, со всеми одеждами на погребение, — и смотря на этот гроб, оплакивал падение человека, говоря: «Вот до чего довел себя человек, что будучи сотворен от Бога непорочным и бессмертным, как скот зарывается в землю». Возвратившись в келью, он иногда предавался громкому плачу и рыданию. Такие посещения бывали каждый день. [102]

Впрочем, несмотря на совершенное уединение, свт. Тихон не оставлял дел милосердия. По-прежнему во множестве приходили к нему бедные нищие и по-прежнему получали подаяния, с тем только различием, что лично уже никто не видел его, только одни темничные узники имели утешение видеть его самого и слышать его душеспасительные беседы. Так как в новом городе еще не было казенных строений, то суды и темница на время были помещены в монастыре. Видя в этой близости к себе темничных узников особенный, подаваемый самим Господом, случай для служения этим несчастным братьям, а в лице их самому Христу, Святитель стал часто посещать их печальное жилище, проводил с несчастными по несколько часов в утешительных беседах, и, по обыкновению, при расставании с ними, оделял их милостыней. В день же св. Пасхи, Рождества Христова и в неделю сыропустную, кроме утешений и подаяния, он приходил лобызать их с обычными христианскими приветствиями. Но и теперь, как было и прежде, этому делу милосердия мешали пересуды злоречивых людей, — и он был вынужден временами лишать себя удовольствия посещать несчастных узников.

Отклоняя от себя личные посещения, святитель Тихон не хотел однако же лишать своих наставлений тех, которые прибегали к его духовной мудрости и ждали от него совета. Отвечать таковым письменно он не отказывался до последней возможности, пока мог владеть пером. Поэтому одно наставление, написанное для монашествующих, даже не было окончено, по причине крайнего ослабления его здоровья. Лежа на одре болезни и слыша, что некоторые из его знакомых, лишенные его благотворного влияния, начали ослабевать в добродетельной жизни, Святитель написал к ним послание, полное отеческой любви и скорби о своих возлюбленных чадах. На это послание, не вошедшее в состав его сочинений, мы можем смотреть, как на последнее.

«Христиане! — писал Святитель, — Суд Христов приближается и уже близко, и, как тать в ночи, нечаянно придет день тот, и в чем кого застанет, с тем тот и явится на суде оном страшном. Иного в блудодеянии застанет, и с тем явится; иного в убийстве, и с тем явится; иного в пьянстве застанет, и с тем явится; иного в злоречии, иного в клевете, иного во лжи, хитрости и лицемерии застанет, иного в обиде и оскорблении ближнего застанет, — и с тем каждый явится. Иных в банкетах и пировании, иных в картежной игре, иных в операх и маскарадах застанет и так явится там. Иных в ссоре и брани — и так явится там. Иных в мздоимстве и пагубных взятках застанет, и с тем явится там. Иных в плясках, в танцах, играх и в прочих бесчиниях застанет, и с тем явится там. Иных в иных беззакониях и с тем явятся там!

Благочестивая и богобоязненная душа! Радуйся, так как к тебе вечное спасение приближается. Ты станешь одесную Судии, Царя небесного, и услышишь вожделеннейший глас: Приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира (Мф 25:34). Горе вышереченым и прочим беззаконным христианам! Они будут праведным судом Божиим казнены, пошлются в вечный огонь и с дьяволом и ангелами его будут мучимы во веки веков, более, нежели незнающие Бога, турки и идолопоклонники!

Молю вас, возлюбленные, молю вас милостью и кротостью Христовой, пощадите души ваши и покайтеся, да не вечно погибнете. Бог еще ожидает нас, еще долготерпит нам. Блажен будет, кто истинно обратится и покается; окаянен, кто в ожесточении пребудет. Каяться, плакать и рыдать будет в тот час, но уже поздно и бесполезно, ибо с плачем и отойдет в вечную муку.

Я сие пишу вам от христианской любви и сожаления. Примите краткое, но полезное увещание. Не смотрите на тех, которые явно уже безбожны, и о законе Господнем небрегут, так как не поучаются в нем. Послушайте же меня, спасения вам желающего, как и себя, а паче послушайте самого Христа, Который алчет и жаждет спасения нашего, Который ради того и в мир пришел, пострадал и умер, чтобы нас спасенными видеть. Исполните, возлюбленные, святое и спасительное желание Христово, и спасения вечного, ценой крови и смерти Христовой оцененного, не потеряйте. Возрадуются о нас Ангелы Божии на небесах, и святые души, когда обратимся и будем каяться. Христос Господь с радостью примет нас, и все нам отпустит согрешения наши. Покаемся и будем во всегдашнем приготовлении к стретению Христа Господа, Царя славы, грядущего судить живых и мертвых. Скоро идет и не умедлит Судия всех. Се, гряду скоро, и возмездие Мое со Мною, чтобы воздать каждому по делам его, — говорит Господь (Откр 22:12). Тому слава во веки веков. Аминь». [103]

Судя по тону речи этого послания, кроткому и полному любви и помазания, а равно и по всему образу жизни Святителя во время его заключения в уединении, мы можем с уверенностью думать и говорить, что в это время душа его оставалась в покое от приражения и борьбы с теми искушениями, о которых мы говорили в предшествующих главах. Духовный, благодатный мир, который наступает после борьбы, в это время уже обитал в святой душе подвижника!

29 января 1872 года свт. Тихон составил духовное завещание, в котором воздав славу Богу за все его благодеяния к нему, — словами апостола Павла выражает упование на милость Божию и за пределами этой жизни. Вемы бо, яко аще земная наша храмина тела разорится, создание от Бога имамы, храмину нерукотворену, вечну на небесех (2 Кор 5:1). Хвалите Господа вси языцы, похвалите его вси людие, яко утвердися милость Его на нас и истина Господня пребывает во век (Пс 116). Хвали душе моя Господа (Пс 145:1). Благословен Господь Бог Израилев, что посетил народ Свой и сотворил избавление ему, и воздвиг рог спасения нам в дому Давида, отрока Своего (Лк 1:68–69). После этого Святитель делает распоряжение о своих сочинениях, которое поручает своему келейнику Иоанну Ефимову представить в Святейший Синод на рассмотрение. В другой записке делает распоряжение, во-первых, о своем имуществе, которое, как ни мало, завещает продать и раздать нищим, исключая некоторых вещей, назначенных в подарки на память. Во-вторых, о своем погребении, завещая похоронить себя в приготовленных одеждах и гробу, в архиерейской мантии и с панагией. И наконец, о месте могилы, назначив оное близ церкви Владимирской Божией Матери, на пороге, при входе в алтарь: «Пусть мое грешное тело попирается ногами», — писал он в завещании.

За год и три месяца святитель Тихон получил параличное поражение всей левой стороны своего тела и совершенно слег в постель. Это случилось с ним во сне. Ему представилось, что он молится в придельной монастырской церкви св. Евсевия Самосатского, а приходский священник города Задонска, по имени Михаил, вынес в царские двери младенца под белым покрывалом. Тихон спросил об имени младенца, — ему отвечали: «Василий». Приподняв покрывало, он поцеловал его в правую щеку, а младенец ударил его по левой. Проснувшись в ту же минуту, Святитель почувствовал онемение щеки и всей левой половины своего тела. Без сомнения, он принял эту болезнь, как Божие призвание на новые духовные труды и подвиги. Услышав об этой болезни Святителя, немедленно прибыл к нему его искренний друг и почитатель, преосвященный Тихон III. Больной привстал было на постели, чтобы сидя беседовать с таким почтенным другом и гостем, но не смог сидеть и вынужден был опять лечь. Целые сутки провел в монастыре приехавший святитель, многократно посещая своего больного друга, утешая его и взаимно соутешаясь с ним духовными беседами. [104]

Около этого времени Господь утешил Своего угодника, горевшего к Нему своей пламенной любовью, новым благодатным откровением. «Святитель Тихон увидел во сне высокую лестницу, стоящую среди монастыря и окруженную множеством народа. Его подвели к лестнице и требовали, чтобы он восходил по ней. Он не мог отговориться слабостью сил и повиновался. Народ следовал за ним и поддерживал его, так что он не чувствовал никакой усталости и, взойдя уже до облаков, пробудился. Косьма Игнатьевич, одному которому был свободный доступ к Святителю, объяснил ему, что лестница — это путь в царствие небесное, высота ее — трудность пути, народ, последовавший за ним — слушающие его наставления и следующие им, легкость и помощь при восхождении — содействие благодати Божией и молитв любящих его. Святитель сказал на это объяснение: „Я и сам то же думаю, чувствую приближение моей кончины“». [105]

И действительно, наступало время отшествия свт. Тихона. Его телесные силы стали видимо ослабевать, хотя дух сохранял всю бодрость и силу. Голос его ослабел до того, что понимать его мог только один келейник, через которого он и передавал свои предсмертные внушения приходящим друзьям. Приобщаясь Св. Таин каждую неделю, на последней неделе он приобщился два раза, и за три дня предсказал свою кончину. В этот день он позволил всем своим знакомым приходить к нему и прощаться. Как только было получено такое позволение, все его знакомые поспешили им воспользоваться, получить от него последнее благословение и проститься. К его одру собралось множество лиц обоего пола, которые, без сомнения, дожидались этой минуты последнего свидания. Святитель лежал с закрытыми глазами. Видя его предсмертное изнеможение, друзья с плачем и рыданием припали к его одру и, лобызая его руку, вопили к нему: «Отец ты наш! На кого ты нас сирых, печальных и горьких оставляешь? К кому мы прибегнем и от кого получим наставление нашим бедствующим душам?» Святитель, сердечно любя их, прижал их к себе десницей, и указывая рукой на картину распятого Христа, говорил им тихо: «Господу Богу вручаю вас».

Таким образом распростившись с своими знакомыми и чувствуя слабость языка, Святитель последние два дня предался богомыслию и не велел никого к себе впускать. Но в субботу вечером к нему пришел (по скромности своей, замечает келейник) игумен Самуил, сел возле постели и стал спрашивать: «Не будет ли какого приказания». Свт. Тихон открыл глаза, взглянул на него и тихо на ухо сказал келейнику, чтобы его не беспокоили, что приказания никакого нет. Игумен, видя приближающуюся кончину Святителя, поцеловал его руку и удалился, причем строго наказал келейнику немедленно дать знать ему, как скоро наступит кончина Святителя. «Хотя он лежал с закрытыми глазами во все то время, — говорит келейник, описывая его предсмертные минуты, — но он углублял свой ум, мысли и чувства к Богу. Точно так это было; ибо мне его духовные чувства и умные моления очень были замечательны навсегда. Посему-то он изволил сказать и игумену, чтобы он не мешал ему, т.е. его углубленным мыслям к Богу». [106]

К полуночи с 12 на 13-е августа сделалось ему труднее, и умирающий Святитель просил, чтобы утром пораньше совершили раннюю литургию, дабы в третий раз причаститься ему Св. Таин. В третьем часу по полуночи он послал просить об этом очередного иеромонаха, но его просьбу, как бывало и прежде, не торопились исполнить, а между тем видимо приближалась кончина. Келейник послал дать знать об этом игумену, но его, как будто по особому попущению Божию, не могли добудиться. Монастырская же братия, услышав о приближающейся кончине Святителя, собралась к нему в келию и в глубоком молчании стояла около него с полчаса, но схимонах Митрофан сказал братии, что кончина еще не скоро последует, и потому все ушли в церковь слушать утреню. В отсутствие их, свт. Тихон опять спрашивал о служении литургии, потом, для утоления своей нестерпимой жажды попросил воды и, приподнявшись при помощи келейников, выпил полчашки горячей чайной воды и опять спросил о служении литургии. Но и на этот раз не было заботы исполнить его последнее желание, а между тем наступила последняя минута. В исходе шестого часа утра (45 мин.), продолжая лежать спокойно, Святитель на минуту открыл глаза, а затем закрыв их, испустил последнее дыхание. Он умер на руках своего келейника, в присутствии четырех человек своей прислуги. «Смерть его была так покойна, как будто он заснул». [107] Праведник, аще постигнет скончатися, в покои будет и не прикоснется их мука (Прем 4:7).

Святитель Тихон скончался на 59 году от рождения.

Как только весть о смерти любимого и почитаемого всеми Святителя разнеслась по городу и окрестным селениям, — монастырь внезапно наполнился народом, и всюду слышны были жалобные вопли, особенно нищих и бедных, которые лишались в нем своего питателя. Со дня смерти до самого дня погребения, поселяне и городские жители Воронежа и особенно Ельца, во множестве, день и ночь стекались в обитель проститься с усопшим и помолиться о покое его души. Требования на служение панихид так были многочисленны, что монастырские иеромонахи не успевали удовлетворять желания почитателей усопшего.

Согласно завещанию покойного, его облачили в заготовленные им одежды. Но преосвященный Тихон III, по праву дружбы и по силе уважения к усопшему Святителю, отменил его распоряжения и, прислав из соборной ризницы полное архиерейское облачение, приказал переоблачить его в оное, а место для его погребения назначил под алтарем соборного храма. Сообразно распоряжениям преосвященного, умершего Святителя переодели в полное архиерейское облачение, причем заметили, что несмотря на четвертые сутки, тело его оставалось, как у живого, неокостенелым; в то же время покойного положили в новый гроб, сделанный елецкими купцами, и 17 числа из келии его вынесли в большую монастырскую церковь. 20-го числа преосвященным Тихоном III было совершенно погребение Святителя, к которому приглашено было окрестное духовенство.

Перед окончанием литургии, Тихон III сказал над гробом преставившегося трогательное слово [108] на текст: Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых и на пути грешных не ста, но в законе Господни воля его, и в законе Его поучится день и нощь (Пс 1:1–2). Слово это замечательно для нас, как свидетельство и выражение того уважения, какое питали к святителю Тихону люди близко знавшие и понимавшие его. Приведем здесь те немногие отрывки, которые сохранились до нас из этого слова и которые могут служить сокращенным повторением всей изображенной нами жизни угодника Божия — Тихона.

Кратко объяснив эти слова Псалмопевца, проповедник применил их к усопшему Святителю, и, исчислив его добродетели, как-то: избегание чести и славы, христианскую простоту, кротость, смирение, ревность по вере, любовь к ближним, неусыпное попечение о научении ближних благочестию и истинной христианской добродетели, — показал, что усопший всю свою жизнь располагал сообразно сему ублажению Давида и потому достоин названия блаженного. Затем изображая скорбь о величии потери, которую чувствуют его слушатели и он сам при виде этого бездыханного тела, проповедник продолжал: «Святитель сей блажен, но смертью его не уменьшилось ли на земле наше удовольствие? Не находится ли справедливых (праведных) причин тем слезам, которые мы над гробом его проливаем? Так слушатели! Я и сам ныне лишен в нем не только собрата и сослужителя моего, но и друга. Я справедливые (праведные) проливая слезы, теряю в нем того, сердцу которого были открыты мои чувствования и опытность которого часто дополняла мои испытания... Поведайте же теперь чувствования свои все те, кои пользовались такой же доверенностью и дружеской откровенностью сего добродетельного мужа, поведайте нам праведные скорби сердца вашего. Но зачем? Я верю скорби их, соразмеряя оную скорби моего собственного сердца... Приидите ныне вы, которым давал он отеческие наставления и поучения, вы, коих он решал сомнения совести, коих сердца успокаивал он сладкими утешениями, коим подавал он душеспасительные советы; поведайте, праведны ли ваши слезы над прахом сего добродетельного вашего наставника? Но все это еще не столь великая потеря для вас, пользовавшихся его поучениями. Ибо он вам на все ваши нужды, на все недоумения совести, на все душевные скорби оставил правила, советы, врачевства, в своих книгах и в своих посланиях.

Итак, вы не все потеряли в смерти сего пастыря. Он для вас и подобных вам будет бессмертным в своих благочестивых и добропоучительных писаниях. Но вы, вы, стенающие под игом житейских несчастий и бедствий! Вы, сиротствующие и нуждающиеся! Вы, лишенные крова и жилища, не имеющие одеяния, алчущие хлеба! Вы, осужденные на заключение в мрачных темницах и узах! Не больше ли всех потеряли вы? Кого вы ныне с нами погребаете? Чьим останкам теперь даете на земле последнее целование?..

Се охладело сметным мразом то сердце, которое пламенело к вам сострадательной любовью, онемели те уста, которые утешали вас в скорби, которые приветствовали вас, как детей, которые часто даже лобызали вас снисходительно. Оледенели те руки, которые простирались вам на помощь со щедрой милостыней, неподвижны те ноги, которые всегда поспешно текли к печальным жилищам вашим, как в жилища радости. Придите, обратите слезящие очи на благодетеля своего все те, которые во всякой нужде к нему прибегали, и рыдайте ныне рыданием достойным. Вспомните, что он был, как праведный Иов, око слепым, нога хромым, одежда нагим, алчущим пища, прибежище всем скорбным, немощным подкрепление, печальным утеха, в душевных изнеможениях врачество. Отсель, когда вы рыдать будете под бременем несчастий, когда, болезнью отягчаемые, будете без утешителя и помощника, когда таять будете от голода, скитаться без покрова, мерзнуть без одеяния; то не придет уже к вам ваш Тихон, искавший некогда сам вас. Вы приблизитесь к его жилищу, воззрите на те двери, из которых являлся он вам, как небесный Ангел утешитель, — подождете и не узрите отверзающего, не увидите десницы, простирающейся к вам для подаяния и милостынеподаяния; не обрящете вопрошающего вас о ваших нуждах. Вы, вспомнив Тихона, обольетесь слезами, и с сугубой горестью сердца отойдете от жилища его без помощи, без утешения. Вы поищете его, и вам покажут гроб его, над которым вы в тяжких скорбях сердец ваших припадете с рыданиями». Затем, предложив слушателям утешение, и сделав им увещание подражать его добродетелям, он заключил свое слово следующими словами: «О, муже святый! Представь пред престол всеблагого Бога, помяни и нас любящих и почитающих тя». [109]

При слушании этого слова все присутствовавшие проливали искренние и непритворные слезы.

Перед последним целованием тела усопшего, первенствующий иеродиакон прочитал духовное завещание святителя Тихона, или его прощальную беседу с ближними, в которой он сперва благодарит Бога за все Его благодеяния, а потом прощается со всеми, благодарит благодетелей, просит у всех прощения, и сам взаимно всех прощает.

«Слава Богу, — так пишет святитель Тихон в своем завещании, — яко меня создал по образу Своему и по подобию!

Слава Богу, яко меня падшего искупил!

Слава Богу, яко обо мне недостойном промышлял!

Слава Богу, яко меня согрешившего на покаяние призвал!

Слава Богу, яко мне подал слово Свое святое, как светильник, сияющий в темном месте, и тем меня на путь истинный наставлял!

Слава Богу, яко очи мои сердечные просветил!

Слава Богу, яко подал мне в познание святое имя Свое!

Слава Богу, яко банею крещения грехи мои омыл!

Слава Богу, яко показал мне путь к вечному блаженству! Путь же есть Иисус Христос Сын Божий, который о себе говорит: Я есмь путь и истина и жизнь!

Слава Богу, яко согрешающего меня не погубил, но по Своей благости потерпел согрешения мои!

Слава Богу, яко показал мне прелесть и суету мира сего!

Слава Богу, яко помогал мне в многоразличных искушениях, бедах и напастях!

Слава Богу, яко при бедственных и смертных случаях меня сохранял!

Слава Богу, яко меня от врага — диавола защищал!

Слава Богу, яко меня лежащего восставлял!

Слава Богу, яко меня печалующегося утешал!

Слава Богу, яко меня заблуждающего обращал!

Слава Богу, яко меня отечески наказывал!

Слава Богу, яко мне объявил страшный Свой суд, да того боюсь, и каюсь за грехи мои!

Слава Богу, яко объявил мне вечную муку и вечное блаженство, да той избегну, а сего поищу!

Слава Богу, яко мне недостойному подавал пищу, которой немощное мое тело укреплялось; подавал одежду, которой нагое мое тело покрывалось; подавал дом, в котором я упокоевался!

Слава Богу и о прочих Его благах, которые мне к содержанию и утешению моему подавал! Столько я от Него получил благодеяний!

Слава Богу о всем!

Ныне я к вам, братия моя, слово мое обращаю. Не могу я с вами, как прежде, устами и гласом беседовать, так как бездыханен и безгласен, но беседую малым сим письмецом. Первое, храмина тела моего разрушилась, и как земля земле предается, по слову Господнему: земля ecu и в землю пойдеши, но со св. Церковью: Чаю воскресения мертвых и жизни будущаго века. Надежда моя сидит одесную Бога, Иисус Христос, Господь мой и Бог мой. Он воскресение и живот мой. Он мне говорит: Я есмь воскресение и жизнь; верующий в Меня, если и умрет, оживет. Он меня спящего всесильным Своим гласом возбудит. Второе, отошел я от вас в путь всей земли и отлучился, и уже друг друга не видим, как прежде. Но увидимся паки там, где соберутся все народы, от начала мира до конца пожившие. О! Сподоби Господи и там видеться, где Бог явится лицем к лицу, и тем видящих оживляет, утешает, радостотворит, увеселяет и вечно блаженными делает! Там люди, как солнце, сияют, там истинная жизнь, там истинная честь и слава, там истинная радость и веселие, там истинное блаженство, и все вечное и бесконечное. Буди Господи милость Твоя на нас, якоже уповахом на Тя! Третье: благодетелям моим, которые меня при нужде и немощи моей не оставляли, но по своей любви и милости благами своими снабжали, много благодарствую. Да воздаст им Господь в день он, в котором всем по делам их воздастся! Четвертое: всем, которые меня как-нибудь обидели, простил я и прощаю, да простит им Господь Бог Своей благодатью! Прошу и меня простить, если кого чем обидел, яко человек. Оставите и оставится вам, — говорит Господь. Пятое: пожитков как у меня не было, так и не осталось по мне. Прошу с тех, которые при мне жили и служили мне, ничего не взыскивать. Простите, возлюбленные, и Тихона поминайте».

На подлинном собственной его рукой было подписано: Ваш доброжелатель Тихон, недостойный епископ. Чтение этого завещания было неоднократно прерываемо слезами и рыданиями, как самого чтеца, так и предстоящих. При последнем же целовании народ поднял общий и сильный плачь и вопль.

Наконец, отпевание было окончено, тело было опущено в сделанный склеп, глубиной не больше одного аршина, заложено кирпичами, с выводом надгробия в форме гроба. Усердием почитателей свт. Тихона и задонского игумена Тимофея, это надгробие было благолепно исполнено и расписано, а сверху была положена медная доска со следующей надписью, составленной самим другом покойного, преосвященным Тихоном III: «здесь скончался, 1783 года, августа 13 дня, преосвященный Тихон епископ, прежде бывший кексгольмский, а потом воронежский, рожденный 1724 года; епископствовавший с 13 мая 1761 года; пребывавший на обещании с 1767 года по смерть, показавший образ добродетели словом, житием, любовью, духом, верою, чистотою; 1783 года, августа 20, погребен здесь». Впоследствии вместо этой доски, сделана была серебряная, позолоченная, с изображением Святителя, усердием и иждивением майорши Анны Ивановой Хлусовой.

Завещание усопшего относительно его имущества было все в точности исполнено. Некоторые из оставшихся после него вещей отданы жившим при нем келейникам, а прочие или розданы бедным натурой, или проданы, и вместе с оставшимися деньгами, суммой на 14 руб. 50 коп., розданы нищим. Сочинения же были отправлены в Святейший Синод в том же году.

* * *

Из Твоих сокровищ, Господи, принял я то, что могу принести Тебе. И то, что я хочу воспевать Тебя, Господи, — Твой же дар. Если и малое добро, какое есть в нас, умножается так обильно, то во сколько раз обильнее умножатся в нас дары Твои?

Преподобный Ефрем Сирин

* * *

Воскресение души — это соединение ее с Жизнью, Которая есть Христос. Душа не может жить сама по себе, если неизреченно не соединится и неслиянно не сочетается с Богом, Который воистину есть Жизнь Вечная.

Преподобный Симеон Новый Богослов

О писаниях святителя Тихона

Донесение свт. Тихона в Святейший Синод о своих сочинениях, издание их келейником. — Уважение, которым пользовались и пользуются они у благочестивых читателей. — Свойства ума и сердца свт. Тихона и его жизни, и происходящие отсюда свойства содержания его писаний, простота мыслей, наглядность их изложения, богатство в сравнениях и противопоставлениях, безыскусственность в построении речи, искренность, задушевность, и общий вывод отсюда об их значении для читателей, и в особенности для пастыря Церкви.

В 1782 г., за год и два с небольшим месяца до своей кончины, святитель Тихон написал донесение в Святейший Синод, в котором он представляет ему на благоусмотрение все свои рукописи. «Оставляю я после себя сочинения, — писал он в своем донесении, — до пользы души надлежащие, в которых я по силе своей и возможности, отставши от трудов епаршеских и живя в уединении трудился, а именно:

1) „О христианстве“ в шести томах;

2) „Письма посланные“ в одном томе;

3) „Письма келейные“ в одном томе;

4) „Об истине евангельского учения и о вере“ в одном томе;

5) „Инструкция христианская“ в одном томе;

6) „Сокровище духовное, от мира собираемое“, в четырех томах;

7) „Краткие нравоучительные слова“ в одном томе;

8) „Проповеди трудов епаршеских“, в одном томе.

Это все представляю вашему Святейшеству на благоусмотрение, а поручил их своему келейному служителю Ивану Ефимову, до вашего Святейшества доставить. Если же, в чем, паче чаяния моего, в них погрешил, прошу не воле моей, но неразумию моему вменить. Я всегда со св. Церковью был и есмь согласен, и в сочинениях моих старался о пользе и исправлении братии моей, христиан; а более в них душу свою унывающую поощрял к покаянию и подвигу в благочестии». 1782 г. Мая 26 дня. [110]

Согласно этому завещанию, сочинения Святителя, немедленно после его смерти, были представлены в Синод его келейным. Приняв их, Святейший Синод приказал оные переплести в тетради, и хранить их в архиве. На переплет выданы деньги переплетчику Воробьеву.

Вскоре после этого, а именно 25 октября 1783 г., келейник Иван Ефимов вошел с прошением в Синод, чтобы краткие нравоучительные слова свт. Тихона было позволено напечатать в типографии Императорского сухопутного шляхетского кадетского корпуса переплетчику той же типографии и книгопродавцу Самойле Иванову сыну Шель. По поводу этого прошения, преосвященный Гавриил дал мнение, «что нравоучительные слова Тихона им были читаны и что противного учению православной Церкви в них ничего нет и что они напротив с пользой могут быть употребляемы в пользу общества». Поэтому эти проповеди были выданы Ивану Ефимову, и им напечатаны.

В следующем, 1784 году, 26 января, Иван Ефимов подал второе прошение о том, чтобы ему выдали и позволили отпечатать и другие сочинения преосвященного Тихона, еще ненапечатанные. «Находящиеся в Святейшем Правительствующем Синоде сочинения покойного преосвященного Тихона, епископа воронежского (книги), желаю я взять все для того, чтобы оные напечатать гражданской печатью, в какой типографии за способность могу изобрести; притом напечатать же вторым тиснением и книгу под заглавием: „наставление христианское“. А сколько принадлежащих до первого тиснения книг, о том прилагается при сем реестр. Эти сочинения следующие:

1) „Приуготовление к мудрости христианской“;

2) „О грехе вообще и о последующих греху“;

3) „О покаянии“;

4) „О христианстве“;

5) „О должности христианской к самому себе“;

6) „О должности христианской к ближнему“;

7) „Письма посланные“;

8) „Письма келейные“;

9) „Об истине евангельского учения и о вере“;

10) „Проповеди разные“.» [111]

Святейший Синод разрешил выдать эти сочинения просителю для печати, но прежде поручил их по частям перечитать архимандриту Симонова монастыря Павлу, архимандриту Сергиевской пустыни Макарию, и архимандриту зеленецкого монастыря и ректору петербургской семинарии, Иннокентию, — а они, пересмотрев указанные сочинения, представили на них свое одобрение, почему тетради сочинений и были переданы Ивану Ефимову для напечатания. [112] По словам преосвященного Евгения, большая их часть была напечатана в типографии у Шнора.

Впоследствии Святейший Синод взял на себя полное издание писаний свт. Тихона. Так им были напечатаны все сочинения свт. Тихона в 1836 году, и вторым изданием в 1860 г. Кроме того Св. Синод, признав одно из сочинений свт. Тихона, а именно, Наставление христианское, достойным быть второй книгой в числе поучительных церковных книг, какие составить для церкви было предписано в духовном Регламенте, издавал его отдельно, присовокупляя к нему некоторые статьи из других сочинений Святителя. Это писание свт. Тихона имело до пятидесяти изданий, что свидетельствует о том уважении, которое питают к нему русские православные читатели.

В изданиях Св. Синода сочинения свт. Тихона составляют 15 томов, с приложением его жизни, составленной преосвященным Евгением, бывшим Митрополитом Киевским, и расположены в следующем порядке:

Том I. «Жизнь святителя Тихона», с указанием его сочинений. Стр. 1–63. Затем следуют его писания: Наставления духовенству; Инструкция, что семинаристам должно наблюдать; Наставление монашествующим (из 15 статей); Наставление всей пастве; Наставление христианское. Стр. 1–195. [113]

Том II. «Плоть и дух, или собрание некоторых нравоучений из святого Писания и толкователя оного, св. Златоуста, с рассуждениями в пользу духовную»; Разные размышления и замечания из текстов (переводы с эллино-греческого языка). Стр. 1–194. Это сочинение было напечатано в 1796 г., в типографии чужестранных единоверцев.

Том III. «Разные проповеди» (пространные числом 10), и Краткие нравоучительные слова (числом 20). К этому тому приложено: 1) увещание жителям Воронежа, об уничтожении ежегодного празднества, называвшегося Ярило; 2) увещание о хождении на катехизическое учение в соборе. Стр. 1–255.

Том IV. «Об истинном христианстве». Статья первая, содержащая Учение о слове Божием и духовной мудрости; статья вторая — О сердце и языке человеческом. Стр. 1–223.

Том V. «Об истинном христианстве». Статья третья О грехе вообще и о последующих греху. Стр. 1–77; статья четвертая — О грехах некиих особенно, и два заключения. Стр. 77–162.

Том VI. «Об истинном христианстве». Статья первая О покаянии. Стр. 1–43. Статья вторая — О четырех последних. Стр. 43–69. Статья третья — О добродетелях христианских и два заключения. Стр. 69–414.

Том VII. «Об истинном христианстве». Статья первая– О Евангелии и вере. Стр. 1–46. Статья вторая — О св. Церкви и крещении. Стр. 46–100. Статья третья — О должности христианской к Богу. Стр. 100–216. Статья четвертая — О должности ко Христу Сыну Божию. Стр. 216–330.

Том VIII. «Об истинном христианстве». Статья пятая — О должности христианской к самому себе. Стр. 1–324.

Том IX. «Об истинном христианстве». Статья шестая — О должности христианской к ближнему. Стр. 1–11. Статья седьмая — О взаимной должности христианской. Стр. 11–69. Статья восьмая — Об утешительных плодах св. веры. Стр. 69–166.

Том X. «Сокровище духовное от мира собираемое». В этом сочинении содержатся размышления о предметах св. веры по поводу слов, изречений, или каких-нибудь явлений из видимой природы, о чем мы уже и говорили. В таком способе размышления заключается и причина такого наименования книги. Как пчела собирает мед со всех, хотя бы и различных цветов, так точно поступает и человек, когда он духовно рассуждает о предметах мира видимого и отовсюду собирает мед духовного назидания. Способ такого размышления свт. Тихон считает одним из видов духовной мудрости, почему такие размышления в книге о христианстве назвал духовной мудростью. Часть первая, стр. 1–232.

Том XI. Того же сочинения часть вторая, стр. 1–205.

Том XII. Того же сочинения часть третья, стр. 1–195.

Том XIII. Того же сочинения часть четвертая, стр. 1–136.

Том XIV. «Письма», посланные к некоторым приятелям, числом 33, стр. 1–182.

Том XV. «Письма келейные», числом 123, в которых Святитель записывал свои мысли и размышления о предметах веры, стр. 1–285.

Сочинения святителя Тихона всегда пользовались и доселе пользуются особенным уважением в русской Церкви. «О, как много людей, жаждущих вечного спасения, — пишет один из келейников Святителя, — духовная сия струя напоила в маловременной сей жизни! Но и по представлении его в блаженную вечность питает через душеполезные свои сочинения». [114] Тот же келейник говорит, что он знал некоторых, которые от чтения его книг презрели суету мира сего, взяли крест свой и последовали в след Христа. [115] Преосвященный Платон, митрополит московский, известный своим глубоким образованием, высоко ценил сочинения свт. Тихона. Про его книгу «Об истинном христианстве» он говорил, что она должна быть настольной книгой у всякого православного христианина. Михаил, Митрополит Новгородский, будучи еще московским священником, читал сочинения Святителя воронежского в церкви во дни великого поста и столько привлекал слушателей, что с этого времени сделался известен, как проповедник. Что же давало и дает сочинениям свт. Тихона такую привлекательность и силу такого благотворного влияния на души слушателей и читателей.

Ответом на этот вопрос служит то живое, искреннее, чисто христианское отношение Тихона к писанию сочинений, о котором мы выше говорили в его жизнеописании. В них изливалась его душа, отображалась его жизнь, отпечатывались его мысли, его сердечные движения, желания, надежды и небесные чаяния, и так как его жизнь служит примером осуществления догмата в жизни, то и его сочинения, отображая жизнь его души, представляют собой образец раскрытия в слове этой же самой связи. В этом случае желание Святителя излить на бумагу свою душу, передать ей свои мысли и чувствования, совпадало с его желанием быть назидательным для своих читателей. «В сочинениях моих я старался о пользе и исправлении братии моей, христиан, а более в них душу свою унывающую поощрял к покаянию и подвигу благочестия». Как сам он жил постоянной заботой о том, чтобы не только его внешнее поведение, но и внутренние расположения вполне соответствовали христианскому учению, так тоже самое он внушал и своим читателям, и потому постоянно напоминал им требование: покажи ми веру от дел твоих? «Веруешь Евангелию, — пишет он, — да для чего по вере твоей не исполняешь написанного в Евангелии? Веруешь, что Бог везде и потому неотлучен от тебя, где бы ты ни был и что бы ни делал, все знает до тонка, для чего же делать то, что в присутствии Божием никак не должно делать?.. Такая-то вера твоя! Веруешь, что Сын Божий пришел в мир для тебя и претерпел столь страшные страдания и тем избавил тебя от вечной смерти, для чего же по вере твоей не угождаешь Ему? Такая-то вера твоя!..».

В раскрытии и изложении указанной главной темы, сочинения свт. Тихона представляют следующие замечательные особенности:

а) наглядность, картинность и общедоступность изложения. Свт. Тихон обладал редкой способностью в вещах мира видимого видеть отражение мира духовного, а высокие духовные истины объяснять сравнениями и уподоблениями, взятыми из мира вещественного. Так например, отношения к нам Господа нашего Иисуса Христа, свт. Тихон изъяснял образом солнца, освещающего всю вселенную, сыновнее отношение христиан к Богу и Бога к христианам, — взаимными отношениями отца к детям и детей к отцу; учение о Церкви, как хранительнице благодати Божией для врачевания и спасения верующих, сравнением церкви с «госпиталем» или «лазаретом», в которые ходят больные для излечения; обеты, которые верующий дает при крещении Богу, подобием той клятвы или присяги, которую дает Государю воин, при поступлении на службу; состояние души человеческой, лишенной благодати Христовой, — подобием запустелого дома, преисполненного нечистоты и паутины, — или подобием невозделанной земли, взращивающей одни тернии и волчцы, или подобием запустелого сада, или подобием бесплодного древа, подлежащего посечению и сожжению; действие благодати Божией, просвещающей человека, — образом светильника, внесенного в темную комнату и осветившего ее нечистоту; благодать, очищающую сердце, — образом огня, разогревающего, смягчающего и очищающего холодное и твердое железо; искушения, насылаемые на нас Богом для врачевания от грехов, кроющихся в нашем сердце, подобием рвотного лекарства, которое очищает желудок от засоривших его нечистот; свойства истинной любви христианина ко Христу Спасителю — свойствами искренней дружеской любви и т.п.

«Кого мы любим, — пишет Святитель, — тому стараемся и угодить и волю его исполнить. Так и любящий Бога старается ему угодить и все заповеди Его исполнить. Кого мы любим, о том и радуемся, так и любящий Бога радуется о Боге, и без радости быть не может. Человек ради любимого все оставляет, так и человек ради Бога оставляет мир и все, что в мире есть, презирает и к единому прелюбезному Богу стремится. Кто кого любит, о том часто и вспоминает, так и истинный Божий любитель в незабвенной памяти имеет Бога, Его любовь к нам и благодеяния. Любитель с любимым неразлучно жить желает, так и любящий Бога хочет неразлучно жить с Господом. Истинный наш друг в нашем несчастии познается, если он не оставляет нас тогда, так и истинный любитель Христов и здесь в мире этом со Христом пребывает, сердцем к нему прилепляется, с Ним безропотно претерпевает крест, и в будущем веке с Ним неразлучно быть желает. Наконец, кто любящего любит, тот любит и любимого им. Следовательно, кто любит Бога, тот любит и ближнего, которого возлюбил Бог».

Пользуясь такими и подобными сравнениями, свт. Тихон помнил правило, что «вещь одна другой подобна бывает не во всем, а только в некоторых свойствах; от того и о подобиях, как здесь, так и на прочих местах приведенных, должно разуметь, что они только в некоторых свойствах сходны с теми предметами, для изъяснения которых представлены». Поэтому в его уподоблениях нет натянутости и насильственного сближения. Напротив все эти сравнения, сопоставления и сближения естественны, ясны, просты, и потому понятны каждому.

б) Полнота и обстоятельность в изображении предмета. Так например, говоря о вере, он подробно исчисляет все ее свойства и действия. Говоря о воровстве, он изображает все тайные и явные виды хищения. Говоря о нашей любви к Богу, через сравнение ее с земной любовью, показывает все свойства истинной святой любви.

Чтобы видеть эту изобразительность в примере, возьмем описание свойств плотского и духовного мудрования. «Плотский человек, — пишет Святитель, — весь ум свой и замыслы устремляет к приобретению временного, а духовный всегда стремится к вечному. Плотский человек звание свое проходит для одного временного прибытка, а духовный трудится к расширению славы Божией и пользы ближнего. Плотский человек, если сделает что достойное похвалы, в этом веке ищет награды, а духовный от Бога ожидает воздаяния за добродетель в будущем веке. Плотский человек если делает что похвальное, но делает то по тщеславию, ради приобретения суетной славы, а духовный все намерения простирает во славу Божию и в надежду вечной жизни. Плотский человек перед всеми гордится, возносится, — никто ему не равен, себя ставит выше всех, — всех презирает, а духовный смиряется перед Богом и людьми. Плотский человек хулящего хулит, укоряющего укоряет, злословящего злословит, а духовный хулой утешается, гонения терпит, клянущего благословляет, добро творит ненавидящему. Плотский человек злопамятствует, и за малую обиду ищет отмщения, а духовный молится и за отнимающих жизнь: Господи не постави им греха сего. Плотский человек непримирим, а духовный и с ненавидящими мира бывает мирен», и т.д.

В этом отношении, т.е. в полноте и подробности изображения, святитель Тихон много имеет сходства с св. Златоустом, почему многие современники свт. Тихона называли его вторым Златоустом. Впрочем, несмотря на такое сходство, между ними есть и существенное различие, которое состоит в том, что, во-первых, у свт. Тихона нет той отделанности в речи, какую замечаем у греческого витии, а во-вторых, нет той смелости и отважности в полете мысли и в изложении, какую мы видим в творениях св. Златоуста.

в) Безыскусственность в построении мыслей. В писаниях свт. Тихона нигде не видно того старания, чтобы рядом строго логических построений или искусных умозаключений вести читателя к какому-нибудь убеждению. Напротив, он пользуется почти исключительно описательным методом, он изображает предмет так, как он есть, или каким он кажется непосредственно всякому. Он не столько доказывает истину, сколько раскрывает ее перед читателем. Поэтому мысли, обильно появляющиеся в его уме, излагались большей частью в том естественном порядке, в каком они рождались в его голове. В расположении отделов речи он или довольствовался исторической последовательностью, где дело касалось исторических событий, или же кажущейся и наглядной связью предметов между собой, или же порядок их обозначал цифрами. Так например, после рассуждений «о евангелии и вере», составляющих две особые статьи в его книге «об истинном христианстве», Святитель переходит к рассуждению «о церкви» и «св. крещении», и делает это по следующим основаниям: «От Евангелия, — говорит он, — начинается вера, от веры христианин... собрание же христиан составляет Церковь, в которую вход бывает не чем иным, как только верой и св. крещением». Посему в его статье (т.е. после статьи «о вере») вкратце предлагается «о церкви и св. крещении». Или, составляя христианское наставление, он не занимается развитием какого-нибудь общего христианского правила, а прямо под цифрами изображает частные правила, руководствующие человека в христианской жизни. Начав тем, что без живой веры и страха Божия благочестиво жить нельзя, он потом излагает сами правила. Во-первых, избегать праздности, во-вторых беречься от всякого греха, в-третьих, не делать того, что возбраняет совесть и т.д. Все эти правила, впрочем, он разъясняет более или менее подробно, только порядок их обозначает цифрами. Таким образом в построении мыслей и их течении безыскусственность и простота составляют отличительное свойство его писаний. В этом отношении у него много сходства с простотой писаний мужей Апостольских.

г) При отсутствии строго последовательного порядка в изложении мыслей свт. Тихона, разнообразные движения его сердца изливались на бумагу без всякого препятствия, просто и естественно, в том же обилии и разнообразии, как появлялись в душе. И так как сердце Святителя сочувственно отзывалось на всякое размышление его богомысленного ума, то отсюда в его описаниях мы можем находить все христианские чувствования, которые порождаются размышлениями о различных догматах веры, — чувствования радости, печали, скорби, сетования, благоговения, смирения, трепета, любви, благодарения и славословия, что придает его описаниям особенную живость и служит причиной сильного воздействия на читателя.

Но, что особенно важно, писания свт. Тихона носят на себе печать и того благодатного, богопросвещенного состояния, которое называется помазанием. Помазание не есть что-нибудь определенное, на что можно указать и что можно определить. Оно есть незримое, но чувствуемое веяние Духа благодати, живущего в душе писателя, отражение или отпечаток духоносного ума и сердца, отсвет или печать пламенеющей в сердце любви Христовой. Существо этого помазания заключается в том, что верующий, с одной стороны, так проникается Христовой любовью, в такой полноте усваивает ее, что он готов всех обнять, как братьев, всех вместить в своем сердце, подобно святому апостолу Павлу, а с другой стороны, услаждаясь непостижимой любовью Бога к человеку, все земное вменяет за уметы, и пламенно желает — разрешитися от уз плоти и со Христом быти. С такой любовью воцаряется в душе верующего благодатный мир, тихое благодатное спокойствие. В жизни святителя Тихона мы видели, как он любил своих ближних, как подвизался для них, как пламенел любовью к Богу и желал со Христом быть, как, наконец, утвердился в его душе благодатный мир и спокойствие. Все это и отразилось в его писаниях. Читая их, вы чувствуете, что с вами беседует многоопытный, строгий к самому себе, но любящий Христовой любовью св. старец, нашедший совершенное и полное успокоение своего духа во Христе Господе нашем. Оттого, при чтении и вам передается эта сила любви, эта умягчающая теплота сердца, это благодатное спокойствие духа.

К этому еще нужно прибавить, что и в самом помазании писаний свт. Тихона постоянно слышится тон той душевной грусти, которая была так близка к душе Святителя во время всей его жизни, особенно жизни в Задонске. Почему в этом отношении его писания очень близко подходят к писаниям Ефрема Сирина, — этого проповедника покаяния и слез. Возьмем для примера одно место из писаний свт. Тихона. «Когда человек видит приближение своей кончины или смерти, — пишет Святитель, — что тогда бывает у него на душе? Какой страх, какой трепет и ужас, какой мятеж, волнение, какое отчаяние колеблет его тогда? Ах, зовет меня Царь небесный, а я не готов! Указ Его ко мне пришел, чтобы мне к Нему явиться, а я неисправен. Вижу я приближение мой кончины, а о ней я никогда не думал! Приблизилась ко мне моя смерть, о которой я никогда не помнил. Уже отворяются мне врата к вечности, о которой я никогда не помышлял! Боюсь я Судии Бога, которого прогневлял. Совесть моя, которая представляет мне мои грехи, обличает меня и мучит. Бедственная и мучительная вечность, в которую отходят нераскаянные грешники, колеблет всего меня ужасом и страхом. Зачем это я об этом страшном часе никогда не помышлял? Зачем ум мой был занят суетой? Зачем я столько собирал себе? Зачем гонялся за славой и честью мира сего? Зачем такие-то и такие грехи делал я? Зачем не внимал я слову Божию, которое предостерегало меня? Что мне теперь пользы в приобретенном мной богатстве, чести и славе? Что в пышности и житейской гордости? Что в богатом и разукрашенном доме? Что пользы в каретах, конях, многих слугах, землях и деревнях, различных именах и титулах? Что в увеселительных садах, галереях и прудах? Что пользы в друзьях, которых я часто увеселял пиршествами и различными винами, и с которыми сам веселился?

Сия суета мира сего помрачила и ослепила мой ум, и потому я не мог распознать прелести и истины, зла и добра, вреда и пользы, греха и добродетели, окаянства и истинного блаженства. Она отняла от меня память, память о смерти, к которой я ныне приблизился, и которая полагает конец всему оному мнимому утешению, — память о вечности, в которую я ныне иду. Теперь я познаю, что есть прелесть и истина, в чем состоит мое истинное добро и истинное зло. Теперь я вижу, что истинно слово Божие и истине учит. Блаженны, которые внимают ему! Окаянны те, которые не внимают! О мир, мир, суеты и прелести исполненный мир! Как обольщаешь ты бедного человека! Теперь я оставляю все твое сокровище, и вместо богатства и прекрасного дома вселяюсь в малый гроб, и вместо шелковых и дорогих одежд покроюсь черным одеянием, и вместо многих земель и вотчин зароюсь в трех-аршинной, земляной яме, и вместо богатства, чести и славы наследую мертвость и тление; и вместо роскоши, которой себя утешал, буду снедью червей. Прощайте все, прощайте жена и дети, прощайте друзья и знакомые мои, прощайте слуги и крестьяне мои, прощайте земли и вотчины мои! Я вас теперь оставляю. Прощай мир! Я и тебя оставляю ныне, и все твое оставляю тебе. Наг изыдох от чрева матери моея, наг и ныне отхожу в путь всей земли.

Теперь я вижу, что все, что я ни имел, было не мое, ибо все что имел, ныне оставляю. Как и в мир вошел ни с чем, так и от мира отхожу без всего. Царь небесный зовет меня теперь, и я иду к Нему, но трепещу праведного и страшного суда Его. Он нелицеприятен (лица не приемлет), судит по совести нашей и по делам нашим, а не по лицам. У него цари и подданные, вельможи, князья, господа и их рабы, богатые и нищие — равны».

По возможности, мы указали все особенности писаний свт. Тихона, — соединим же их воедино: раскрытие связи христианских догматов с жизнью, редкое и замечательное искусство посредством сравнений и сближений сообщать истинам веры ясность, наглядность и общедоступность, а богатством подробностей в изображении предмета и изобилием противопоставлений придавать предметам веры силу и изобразительность, — простота и безыскусственность в построении речи, искренность, сила и разнообразие чувствований, — святая и пламенная любовь к Богу и всех обнимающая любовь к ближним, отражение внутреннего успокоения в Боге с печатью тоски по небесному отечеству, — вот свойства писаний свт. Тихона. Все эти свойства ставят этого писателя в ряду высоких св. отцов и учителей Церкви и дают ему право всегда быть современным христианским учителем, и народным по преимуществу перед другими св. писателями русской Церкви.

Если еще короче изобразить особенности писаний свт. Тихона, — то мы выразим самую сущность дела, когда повторим сказанное выше, что в писаниях этого Святителя раскрывается живая и непосредственная связь догмата с жизнью, или изображается живое действие догмата на ум и сердце верующего. Соответственно таким особенностям, чтение этих писаний может иметь и имеет великое благотворное влияние на души всех благочестивых читателей, и мудрых и простецов, образованных и необразованных. Для спасения души в нашем уме необходимо запечатлеть св. христианские догматы и, памятуя о них, находить в них побуждения к преуспеванию в нравственной жизни. В этом случае чтение и изучение богословских систем, содержащих в себе по отдельности, учение о догматах веры и учение о христианской нравственности, далеко не принесут той пользы и не произведут того действия на душу, как чтение и изучение писаний этого богопросвещенного писателя свт. Тихона. Потому что в богословских системах догматы и нравственность изображаются по отдельности, связь существующая между ними, исчезает, и потому читателю самому предоставляется доискиваться, к чему обязывает верующего учение о том или другом догмате веры; а для этого нужно некоторого рода усилие ума, чтобы не только усваивать написанное, как оно представляется непосредственно читателю, но еще и проникать своим разумением глубже и глубже в смысл изложенного учения, — к чему, очевидно, способны весьма не многие, тогда как в писаниях свт. Тихона эта связь раскрыта непосредственно самим писателем. В них не отвлеченно, как в системах, но прямо, в живых мыслях и чувствованиях самого писателя раскрыто, — к каким нравственным действиям обязывает христианина исповедание того или другого догмата, какими чувствами он должен исполняться при размышлении о каком-либо предмете веры и какие действия должны соответствовать этим чувствам. Поэтому читателю остается только усваивать написанное, проникаться мыслями и чувствами самого писателя и утверждать их в своем уме и сердце. Словом сказать, в писаниях свт. Тихона духовная пища предлагается верующему в размягченном и совершенно приспособленном для него виде. Если же мы при этом припомним, что свт. Тихон любил упражняться в размышлении преимущественно о некоторых догматах, как-то вездеприсутствии Божием, о благости и промышлении Его о нас, об искуплении нашем во Христе, о нашей богоподобной природе, о крещении, о евхаристии, и о четырех последних, и мысли об этих догматах чаще всего излагал в своих сочинениях, то нам будет еще понятнее их сильное действие на душу читателя. Через частое повторение мыслей и чувствований об одном и том же догмате, через разностороннее раскрытие его — учение о нем действительно глубже запечатлеется в памяти, яснее будет для ума, ближе к сердцу, побудительнее для воли; так что благочестивый читатель мало помалу при помощи сочинений свт. Тихона и сам может доходить до того состояния богомыслия, в котором так преуспел Святитель. Может доходить до того, что мысли о тех или других истинах веры, постоянно содержащиеся в живой памяти, сделаются для него руководителями в его действиях и вместе с тем источником сладостнейших созерцаний.

В особенности же чтение этих писаний полезно принимающим на себя пастырское служение и трудную обязанность просвещать поселян истинами веры, и внушать правила истинно-христианской жизни людям, обремененным житейскими нуждами и по самому состоянию своему как бы привязанным к земле, которую они возделывают. Пастырь в духе свт. Тихона увидит ту широту отеческой любви, которая объемлет собой всех, не различая ни разности состояний и ни степеней образованности, — ту ревность, которая не ослабляется ни грубостью невежества, ни нравственными недостатками в слабых членах христианской Церкви, — увидит и ту кротость, которая снисходит ко всем, всех готова вести к свету Иисуса Христа, возлюбившего всех и предавшего Себя за всех. Кроме того, ревностный пастырь найдет в свт. Тихоне руководителя в самом преподавании христианских истин. Усваивая искусство духовно рассуждать о земных вещах и через сравнения приближать св. истины к разумению простых людей, он научится указывать поселянам Бога в природе, всеблагой промысел Божий во всех случаях жизни, — научится указывать в Нем источник истинного утешения во всех скорбях, надежду вечного покоя от всех земных трудов и вечного блаженства, дарованного Иисусом Христом верующим в Него, и с простотой детского сердца возлюбившим Его сыновней любовью.

* * *

Духовное слово питает лучше хлеба, исцеляет лучше лекарств, выжигает сильнее огня; не причиняя боли, оно останавливает течение дурных мыслей.

Как искра, когда коснется дров, зажигает их, делает новым источником пламени и, таким образом, простирается дальше и дальше, так и проповедь.

Святитель Иоанн Златоуст

* * *

Уста Христовы словом воскрешали мертвых: дочь Иаирову, сына вдовицы, четверодневного Лазаря, которые были мертвы телом. Проповедующий же слово Божие и учащий покаянию воскрешает души, умершие грехами. Святой Григорий Двоеслов рассуждает об этом так: «Проповедь слова Божия действует с большей силой, чем молитва, ибо большее чудо — обратить грешного на путь покаяния словом учения, чем воскресить мертвого. При воскрешении мертвеца восстает плоть, которая снова умирает, а в воскресении грешника восстает душа и живет вечно. Если хочешь убедиться на деле, что сказанное — истина, смотри: воскресил Бог Лазаря телесно, а что творил Лазарь по воскресении своем, Писание об этом умолчало; воскресил Бог душу в Павле — и что сотворила душа Павла? Своим учением он пробудил многие силы».

Святитель Димитрий Ростовский

О прославлении и чудесах святителя Тихона

Все друзья святителя Тихона по духу, которые, как мы видели выше, еще при жизни высказывали свою веру в его святость и его прославление за гробом; все слышавшие о нем, или узнавшие его по сочинениям, по смерти его питали к нему такое благоговейное уважение и воздавали такое почитание, какое подобает святому и великому угоднику Божию, [116] и верили, что тело его сохраняется нетленным. Так один из них, отставной прапорщик Мамонов, три раза подавал прошение в Св. Синод об открытии мощей святителя Тихона, в твердом убеждении, что они пребывают нетленными.

При таком уважении к святителю, понятно, почему к нему стали обращаться с сердечными воздыханиями и молитвами: именно по причине твердой надежды на то, что свт. Тихон за святость своей жизни вселился в селениях праведных и близок к Престолу Господа, а по любви своей к людям, которую он являл в делах милосердия еще при жизни, молитвенно предстательствует за них пред Богом. Чудодейственная помощь, ниспосылаемая от Бога по молитвам верующих, не замедлила засвидетельствовать неложность их веры и упования.

Чудеса — прежде всего чудесные исцеления — совершались не только при гробе святителя, но и везде, где бы ни призывали его на помощь. Таким образом слава о нем распространялась все дальше и привлекала к его гробу нуждающихся в небесной помощи.

Больные исцелялись или при одном обещании поклониться святителю Тихону, или во время служения панихиды при его гробе, или после помазания елеем из лампады над гробом. Иные избавлялись от непредвиденной смертельной опасности через одно молитвенное призвание святителя на помощь.

Многие страдали столь тяжкими болезнями, что врачи, самые искусные, признавали их безнадежными. Видя своих больных потом здоровыми, они письменно объявляли, что исцеление их могло последовать только по благодати Божией, только тем, что выше всех медицинских пособий.

Из этих чудес мы представляем благочестивому вниманию читателей наиболее поразительные из тех, которые имеются в записях обители и которые засвидетельствованы самими исцеленными и очевидцами благодатной помощи. Но, без сомнения, большинство чудесных случаев остаются ведомыми только самому святителю и тем, кому они явлены.

Этот род болезни — самый трудный для излечения. Как болезнь духа, она требует и духовного врачевства: Сей же род изгоняется только молитвою и постом, — сказал Сам Спаситель (Мф 17:21). Вера в предстательство святого Тихона и Божию благодать, обильно почивающую в его нетленных останках, а также и молитва были самыми действенными средствами исцеления.

1. Девица Юлия Черемисенова летом 1849 г. неизвестно отчего почувствовала сильную тоску и боязнь. Вот что рассказывает ее мать: «Во всякое время дня и особенно ночи она чего-то боялась, не могла ни одной минуты оставаться одна в своей комнате. Ей представлялись разные ненатуральные видения каких-то отвратительных фигур. Болезнь сия день ото дня увеличивалась и довела ее до сильных, невыразимых припадков, ее колотило по два, а иногда и по пять часов. Опытные врачи, несмотря на употребление многих средств, ничем не могли помочь.

Надобно сказать, что во время сильных припадков она не могла терпеть никакой святыни и, когда ее окропляли святой водой или в комнатах курили ладаном, то с ней было гораздо хуже. В церкви она тоже не могла бывать. Зимой она стала кричать и биться так, что пять-шесть человек должны были держать ее. Это продолжалось целыми сутками и оканчивалось всеобщим расслаблением.

В первых числах февраля 1849 года из Севского девичьего монастыря пришла родственница-монахиня и принесла образ святителя Тихона, который и больная дочь моя, после неоднократных сновидений, желала видеть и иметь у себя. Но когда его начали возлагать на нее, то она никак не позволяла этого сделать; когда же для этого были употреблены усилия, тогда ее стало очень сильно колотить; она начинала кричать и через несколько минут лишилась чувств, и в таком положении находилась более часа, а потом пришла в себя. Это всех, окружавших ее, тронуло до глубины сердца.

Убеждаясь через это в милосердии Божием, ниспосылаемом через Его угодника, святителя Тихона, мы посчитали священным долгом приехать с болящей дочерью в монастырь — чего и она желала в нормальном состоянии — и уже при самом гробе святителя просить со слезами его ходатайства пред Богом об оставлении мучительного недуга ее и о прощении соделанных грехов.

17 марта 1849 г. мы прибыли в город Задонск. При входе в церковь, в которой почивают мощи святителя Тихона, в дверях с дочерью опять сделался припадок со страшным рыданием и продолжался несколько минут. Когда же она пришла в себя, ее подвели ко гробу святителя, но не успела она еще дойти до него, как с ней вторично сделался припадок, так что она не могла стоять, а потому вынуждены были ее посадить. Я попросила возложить на нее мантию святителя. После этого она опять стала рыдать с криком. Рыдания продолжались в течение всей Литургии преждеосвященных Даров. По окончании обедни я попросила отслужить панихиду по великому угоднику Божию святителю Тихону, во время которой больную с трудом могли приложить к доске, лежащей на его гробе. По окончании панихиды ей стало немного лучше. Впрочем, во время вечерни с ней опять был припадок.

По окончании вечерни на мою дочь и на бывшую в то время в Задонске купеческую жену Феодосию Гаврилову из г. Ельца, возложили мантию, после чего обе лишились чувств и несколько минут находились в беспамятстве; затем, как будто от долгого сна, пришли в чистую память и с чувством приложились ко гробу св. великого угодника Божия Тихона. А на третий день они удостоились во оставление грехов принять Святые Тайны Христовы, принеся Господу Богу и свт. Тихону теплые молитвы благодарения. После этого я со здоровой дочерью своей возвратилась в свое поместье».

Спустя год, проведенный исцелившейся девицей в уединении, перед праздником Рождества Христова, она поехала на именины крестной матери, и здесь, как только пошла танцевать под звуки музыки, вдруг упала и начала рыдать и биться в беспамятстве. С этого времени припадки опять приходили часто, хотя были слабее, чем прежде, и снова потребовалось лечение.

Однажды она увидела во сне, как седой старец, подавая ей письмо, сказал, что оно от ее лекаря, и прибавил, что у нее один лекарь и потому зачем ей лечиться у других. Но она ничего не могла разобрать, и письмо было мокрое. Она, содрогнувшись, проснулась. После этого мать опять возила ее в Задонск, где она три дня ходила в церковь и с рыданиями прикладывалась к гробнице святителя Тихона; над ней читали молитвы и сама она молилась, хотя и в смущении. Дня через три все припадки прекратились, и с тех пор уже не возвращались.

2. Купеческая жена Феодосия Гаврилова, из г. Ельца, до замужества была здорова, но вскоре после вступления в брак, когда ей было шестнадцать лет, стала подвергаться беснованию, и особенно тогда, когда говорили о чем-нибудь святом, или когда она видела что-нибудь относящееся к духовному лицу или предмету: она впадала в беспамятство, кричала разными голосами и терзала себя руками, так что два-три сильных человека едва могли удержать ее. После этих припадков, продолжавшихся часа по два, обычно следовало расслабление. В таком болезненном положении находилась она года два. В 1835 году родные повезли ее в Воронеж, но припадки продолжались. Потом, когда в Задонске отслужили панихиду по святителю Тихону и она приобщилась Св. Таин, припадки прекратились и более не возобновлялись.

3. Задонская мещанка Елена Котова в мае 1860 г. показала под присягой следующее. Лет за тринадцать до этого она занималась чтением псалтири по усопшим. Однажды, перед праздником Рождества Христова, она пошла читать псалтирь, но, положив поклон, не могла читать, потому что ничего не могла разобрать, как будто никогда не училась читать. Потом, сказав на память: Благо есть исповедатися, — не могла уже произнести слова: Господеви, — и упала на пол, стала кричать и биться в беспамятстве. Прибежавшие человек пять едва могли удержать ее. Такие припадки беснования продолжались каждый день от двух до пяти часов.

После ежедневного чтения над нею молитв при гробе святителя Тихона, куда ее возили, припадки стали случаться реже, а когда на Святой неделе ее духовник, иеромонах задонского монастыря Нифонт, принес ей из церкви, где почивают мощи святителя, ладан, и во время сильного припадка ей влили в рот этот ладан со святой водой, то она получила исцеление и восемь лет после того была здорова.

Потом однажды у нее заболели ноги и стало сводить жилы. Когда же и в этот раз она обратилась с молитвой к свт. Тихону, то получила исцеление: около недели ее возили в монастырь, где она брала масло из лампады святителя и им мазала ноги, отчего и выздоровела, и с тех пор совершенно здорова.

4. Государственная крестьянка Домника Макарьева Щербатова села Дмитрашевки Землянского уезда Воронежской губернии не доверяла беснующимся и укоряла их в притворстве. Сорок четыре года она была совершенно здорова, но вот, в 1859 г., за неделю до Рождества Христова, она стала чувствовать чрезвычайную тоску и такое отвращение от хлеба, что даже не могла видеть его, ела же одну соленую селедку. Потом, на Святой неделе, появились припадки беснования, во время которых она кричала и бранила родных: отца, детей, духовного отца, хлеб, хулила все святое и выказывала особенное отвращение к священным предметам; причем была так слаба, что не могла двигать ни рукой, ни ногой.

Когда она уже готовилась к смерти от истощения, то призванный для напутствования ее духовник, посоветовал мужу и родным отвезти ее в Задонск. Всю дорогу она старалась вырваться, в одном месте сбросилась с очень высокого моста. Больную привезли в Задонский монастырь перед всенощной. Она была в состоянии беспамятства. Когда ее приложили ко гробу святителя Тихона, она пришла в себя, встала на ноги и в продолжение молитв, которые читались над ней, панихиды и всенощного бдения, простояла без поддержки, с усердием молясь святителю Тихону об избавлении ее от беса, после чего почувствовала большое облегчение, сама вышла из церкви и стала есть хлеб. Беснований с тех пор с ней не было, и здоровье ее стало постепенно поправляться.

5. Государственная крестьянка Феодора Яковлева Кочетова, Задонского уезда, села Дубового, деревни Меланьиной, с 7 октября 1859 г. подвергалась беснованию. Во время припадка у нее появлялась боль в сердце и тяжесть во всей внутренности, отчего она падала и кричала. Иногда она не теряла сознания, однако не могла предохранить себя ни от падений и ушибов, ни от сильного крика.

С Вознесения 1860 г. болезнь стала постепенно усиливаться, припадки возобновлялись по два и по три раза в сутки, и что-то влекло больную из избы к колодцам, погребам, и вообще к уединению. Родственники ее, опасаясь, как бы она не сделала себе вреда, вынуждены были привязывать или связывать ее. В июле месяце, связав, ее повезли в Задонск. В продолжение всего пути она старалась освободиться. По прибытии же в Задонск отслужили панихиду по святителю Тихону, и, когда иеромонах читал над ней молитвы, она постепенно стала чувствовать облегчение. А после двухдневного моления при гробе святителя, припадки беснования совершенно оставили ее, и она возвратилась домой, за 24 версты, пешком.

1. У восьмилетнего сына елецкого помещика штабс-капитана Приклонского, Василия, в сентябре 1860 г. заболели глаза. Боль не давала ему покоя и сна, в две недели веки глаз его совершенно перестали открываться, зрачки сделались белыми, как от полного бельма. Полтора месяца напрасно лечили его все доктора, которые были в Задонске, куда привезла его мать для того, чтобы ему оказали медицинскую помощь. Но после молитв матери при гробе святителя, мальчик уснул и видел во сне старца, выходящего из царских дверей и говорящего: «Кто грешен, молитесь». Василий ответил: «Я грешен», — и заплакал. Когда он проснулся и рассказывал этот сон, то уже видел предметы, и потом стал совершенно здоров.

2. У надворной советницы, Александры Измаиловны Богушевской, в апреле 1860 г. в нижнем веке левого глаза образовался шарик величиной с горошинку. Это стало причиной расстройства здоровья всего глаза, и она почти ничего не могла читать, а по утрам плохо видела. Доктора говорили, что из этого шарика должен образоваться опасный нарост. Но, приехав с мужем в Задонск, после панихиды по свт. Тихону, она потерла себе глаза покрывалом, лежавшим на надгробии святителя: шарик исчез, и она совершенно выздоровела.

3. Десятилетний сын мещанина Лашина из г. Ельца в августе 1820 г. заболел глазами, так что ничего не мог видеть. В апреле следующего года его привезли в Задонский монастырь. Здесь была отслужена панихида по святителю Тихону и была прочитана молитва, положенная в требнике за болящих, после чего мальчик прозрел и стал видеть окружающие предметы. Таким же образом получила исцеление в 1852 году его родная племянница, елецкая же мещанка, Александра Сергеева, и тоже от глазной болезни.

4. Исцеление девицы Вельяминовой. Приводим рассказ ее матери, помещицы Тамбовской губернии. «В последних числах августа 1846 г. отправилась я на богомолье в город Задонск со всем семейством, в том числе и с одиннадцатилетней дочерью, Анастасией, у которой дорогой сильно воспалился левый глаз и вся левая сторона щеки. В глазу „стреляло“, из него сильно текли слезы, так что невозможно было смотреть на свет.

Первого сентября, когда мы пришли в монастырскую церковь, где покоятся мощи свт. Тихона, моя больная дочь сама обратилась с теплой молитвой к нему о даровании ей исцеления. При этом иеромонах помазал ее больной глаз маслом из неугасимой лампады при гробе святителя, а она отирала лицо пеленой, которой был покрыт гроб. В результате моя дочь удостоилась получить совершенное выздоровление воспаленного глаза и щеки, так что после поздней обедни боли совершенно не ощущала, течение слез из глаза совершенно остановилось, и она могла свободно смотреть. Второго сентября она ощущала себя совершенно здоровой».

«Дочь моя, Мария Владимировна Меньшикова, — так писал ее отец к настоятелю монастыря, — с ранних лет нередко страдала болезнью горла, которая, с возрастом постепенно развиваясь, доводила ее до отчаяния в жизни. Ее здоровье, хотя и возвращалось при помощи медицинских средств, но на это требовалось не менее десяти дней.

25 августа 1848 г. мы приехали с ней в Задонскую обитель. На следующий день она почувствовала признаки болезни горла, которая, постепенно усиливаясь, довела ее до крайнего изнеможения. Решено было просить кого-либо из иеромонахов напутствовать ее Св. Тайнами, что и было исполнено. Принимать же прежние аптекарские средства, она, находясь в священном месте и укрепляясь верой и надеждой на чудодейственную силу святителя Задонского, Тихона, признала совершенно бесполезным.

29 августа усилившаяся боль в горле доводила ее до совершенного отчаяния. К вечеру, услышав благовест и собравшись с силами, она вознамерилась идти в церковь на всенощное бдение. Войдя в храм, приложилась к изображению лика святителя Тихона, находящемуся над гробом, в коем почивает тело его, с твердым упованием на получение от него исцеления, и после, стоя на своем месте, вдруг почувствовала, что нарыв прорвался, и вместе с тем скопившаяся материя вытекла, и боли с той минуты она более не чувствовала. Мы, вместе с ней, возблагодарили целителя болезни, святителя Тихона».

Белица Калужского Казанского девичьего монастыря, дочь генерал-майора, девица Софья Димитриева Кашкина, так писала о своем исцелении: «Шесть лет я была больна водяной болезнью, много лечилась, но не получала выздоровления. Видя, что болезнь моя более увеличивается, я возымела большое усердие ехать в Задонск, помолиться угоднику Божию, епископу Тихону. По приезде туда, молитвами угодника и милостью Божией, я получила совершенное исцеление. Болезнь видимо исчезала в продолжение суток, чему была свидетельницей задонская жительница из дворян, Татьяна Федоровна Карпова, и я теперь ни опухоли, ни малейшей тяжести не чувствую, по милости Милосердного Всевышнего Творца и угодника Божия, святителя Тихона».

При этом исцеленной было представлено свидетельство доктора о ее болезни. Мы приводим это замечательное свидетельство, по которому можем судить о величии благодати Божией, действующей через святителя Тихона: «В 1845 г. дочь генерал-майора, девица Софья Димитриевна Кашкина, находясь в болезненном состоянии несколько лет и проходя лечение все это время у разных докторов, пригласила меня исследовать болезнь ее, которая и найдена мной в следующем виде: больная страдала явственным затвердением печени при сопутствующем расстройстве органов пищеварительных и грудных, вследствие чего образовавшаяся водяная болезнь в животе и груди дошла до такой степени развития, что угрожала опасностью жизни.

Излечить эти болезни, при чрезвычайно нервном и слабом сложении больной, не было никакой физической возможности и потому все медицинские старания должны были ограничиться единственно облегчением ее болезненных припадков и невыносимых страданий.

В таком ужасном положении г-жа Кашкина отправилась в г. Задонск на поклонение святителю Тихону, где и пробыла несколько дней.

По возвращении же из Задонска она объявила мне, что при гробе святителя Тихона удостоилась получить исцеление от своих болезней и в настоящее время чувствует себя совершенно здоровой. И действительно, при тщательном медицинском исследовании обнаружено, что затвердение печени у нее совершенно уничтожилось, органы дыхания и пищеварения находятся в обыкновенном, естественном, состоянии, нет и признаков водяной болезни, и вообще не осталось и следа тех болезненных расстройств, от которых она так сильно и долго страдала.

Итак, принимая во внимание все вышесказанное, я с полной уверенностью заключаю, что исцеление г-жи Кашкиной от таких жестоких болезненных припадков могло последовать единственно по благодати Божией, и выше всех законов физических и медицинских.

Что сие свидетельство, вследствие требования г-жи Кашкиной, дано по справедливости, сообразно правилам врачебной науки и долгу присяги, в том удостоверяю моей подписью, с приложением казенной печати. Калужской губернии Мещовского уезда врач медико-хирург, надворный советник Орлинский. 14 ноября 1847 г.».

Коллежский ассесор Платон Яковлевич Забугин двадцать лет страдал геморроем. Вот как доктора описывают его выздоровление и исцеление: «Припадки этой болезни Платон Яковлевич чувствовал постоянно, как-то: головокружение, тошноту, сопровождаемую по большей части рвотой до трех раз в месяц, постоянное затвердение желудка, выпадение заднепроходного канала и течение из него крови, которая первоначально шла каплями до двух раз в месяц; а с октября месяца 1845 г. кровотечение усилилось, открылось струей, и ежедневно. И это так истощало все силы г. Забугина, что жизнь его от сильной потери крови была в опасности.

В течение полугода были применены медицинские пособия, но застарелость и упорство болезни не уступали им, и болезнь оставалась в том же положении до отъезда г. Забугина в Воронеж и Задонск для поклонения святителям и угодникам Божиим. Ныне, по возвращении г-на Забугина обратно в Клев, он чувствует себя совершенно здоровым. Припадки его болезни прошли, и течение крови уже не изнуряет его сил и, по словам его, он почувствовал совершенное облегчение своей болезни по выезде из г. Задонска, где он слушал панихиду по св. угоднику Тихону Задонскому, 10 июля 1847 года.

Мы, как лечившие г. Забугина до выезда его из Клева и знавшие его трудную и тяжкую болезнь, которая медицинским средствам не уступала, видя его совершенно здоровым, приписываем это Промыслу Божию и Его св. угодникам, что собственноручной нашей подписью утверждаем. Г. Клев, 27 октября 1846 г. Подписались: профессор университета св. Владимира Эдуард Мареми, доктор Цвечур, медико-хирург А. Скрипенский, доктор медицины и хирургии П. Пелехтов».

Живущая в Задонске, жена чиновника Мартынова, при беременности стала непрерывно страдать кровотечением, от которого так ослабела, что без помощи не могла пройти по комнате, и преждевременно разрешилась мертвым ребенком. После родов к этой болезни присоединилась еще постоянная опухоль ног и жар во рту. Больная обратилась с молитвой к святителю и после многих молитв у себя дома, наконец, в октябре пошла в монастырскую церковь и там помолилась ему усердно. После этого она уснула и видела во сне, как какой-то монах говорил ей, чтобы она больше молилась святителю Тихону и что он поможет ей. Проснувшись, она почувствовала себя совершенно здоровой.

Вот собственный отзыв помещицы Ольги Петровны Дендебери о ее исцелении: «Началась моя болезнь в 1843 году, 13 апреля. Будучи по соседству в гостях у помещицы Маршевой, я внезапно поражена была припадком беспамятства, какового прежде со мной никогда не бывало, и он продолжался около шести часов. А когда я опомнилась, то почувствовала сильное расслабление во всех членах, которое с исступлением ума продолжалось несколько дней, почему я должна была прибегнуть к помощи врачей и лечилась в уездном нашем городе Бугуруслане Оренбургской губернии, где получила некоторое облегчение.

Я вернулась к себе в сельцо Андреевку, но в скором времени, 7 мая того же года, скончалась единственная наша дочь, девица. Этот горестный случай совершенно расстроил мое, и без того уже слабое, здоровье. Истерические припадки, прилив крови к голове, а от сего сильные удары в голову и нестерпимая головная боль, доводили меня до того, что я по несколько дней сряду не оставляла постели. По совету врачей я отправилась на минеральные Сергиевские воды, находящиеся в нашем уезде, и вторично в 1844 г. лечилась ими, а затем в продолжение года пользовалась медицинскими пособиями.

Но все это не принесло совершенного здоровья, напротив, только напрасно истощило все мои силы и искусство наших провинциальных медиков. Болезнь головы меня не оставляла, а 21 мая 1847 г., во время прогулки близ моего дома, без всякой причины со мной случился припадок беспамятства с конвульсиями, продолжавшийся около часа. С тех пор почти ежемесячно делались со мной такого рода припадки, от которых я также лечилась более полугода, что в совокупности, со времени начала моей болезни, составило 4 года и 7 месяцев. Почти ни одного дня не проходило без лекарств и, как я предполагаю, от них и беспрерывной диеты силы мои совершенно расстроились. А в продолжение последнего полугодия моей болезни два раза расслабевал мой рассудок на несколько часов; отчего я говорила и делала разные глупости.

Такого рода страшная болезнь продолжалась со мной до ноября 1847 г., а в последних числах ноября усилилась и уложила меня в постель, и уже никакие медицинские лекарства мне не помогали. Третьего декабря, как я, так и домашние мои думали, что настал последний час моей жизни. Я так ослабела, что признаки жизни оставались только в дыхании и языке, которым могла свободно говорить при совершенной памяти рассудка. Голова горела и была так тяжела, что я не могла пошевелиться, все прочие члены охладели и даже закостенели, и хотя меня беспрерывно растирали, но все было безуспешно.

Поэтому я просила как можно скорее послать за священником в село, версты за четыре. Желание мое было исполнено, и я с нетерпением ожидала духовника. Между тем, до приезда его, племянница моя, девица Месникова, напомнила мне, что я уже несколько лет имею желание съездить в г. Задонск поклониться гробу святителя Тихона, и, может быть, потому и болею, что по разным причинам этого не исполняю. И она стала уговаривать меня сделать это. Я прежде всего стала отговариваться, ссылаясь на дальность пути и слабое здоровье. Но вдруг, как будто воодушевленная свыше, я решилась исполнить мое желание. В это время пришел мой муж. Я объявила ему о своем желании и просила его отпустить меня в г. Задонск, для поклонения святителю Тихону. Он в ту же минуту согласился на мою просьбу, сказав, что отпустит, как только мне будет лучше. Я тут же дала непременное обещание, как только получу облегчение, ехать на поклонение к святителю Божию Тихону.

Произнеся эти слова, я сразу почувствовала облегчение, и в ту же минуту приподнялась без помощи других и села на постели. Все окружающие удивились такому быстрому перевороту моей болезни. Я говорила им, что с призыванием имени святителя Тихона, как будто что-то тяжелое свалилось с головы моей и по всем членам разлилась жизненная теплота. Мы все прославили Бога и угодника Его святителя Тихона. Через полчаса приехал мой духовник. Я встретила его на ногах, свободно встала с постели, пересказала ему все случившееся со мной и, стоя на ногах, исповедалась и приняла Св. Тайны, и дала себе слово нигде больше не лечиться медицинскими пособиями, а прямо ехать в Задонск.

С того дня я начала выздоравливать и 17 декабря выехала из дома в путь, как видно, назначенный мне Богом, укрепляемая надеждой на совершенное выздоровление, которая меня и не обманула. В Задонске я была в январе 1848 г., провела там четыре дня; во время службы находилась у гроба святителя Тихона и с тех пор по сие время не принимаю никаких лекарств. Силы мои, благодаря Богу и свт. Тихону укрепились. Словом, ему единому после Бога я обязана теперешним моим здоровьем».

На богомолье больная брала с собой еще одного крестьянина, подверженного припадкам беснования, который после трехдневного, почти безвыходного пребывания в церкви у гроба святителя, совершенно выздоровел.

У жителя г. Задонска, губернского регистратора, Степана Викулина, в правой ноздре был нарост, называемый полипом. Он до того увеличился, что нельзя было дышать этой ноздрей. В 1854 г. доктор отказался его лечить, так как не имел инструментов для того, чтобы вырезать полип, и советовал ему ехать в Москву. Но Викулин, не имея для этого средств и положившись на милосердие Божие, прямо от доктора отправился в монастырскую церковь, где застал молебен пред Владимирской иконой Божией Матери, по окончании которого просил отслужить панихиду по святителю.

После панихиды, молясь о помощи святителю Тихону с теплотой, на которую только способна душа, потерявшая надежду на обыкновенную человеческую помощь, он три раза потер больное место пеленой святителя. После этого на третий день исчезли наросты в ноздре, и он совершенно выздоровел.

Через несколько лет Викулин почувствовал в ступне левой ноги такую невыносимую боль с колотьем и судорогами, что совершенно не мог ступить на нее и мучился трое суток, не имея ни малейшего покоя. Но когда, вспомнив о первом исцелении, он и в этой болезни обратился с молитвой к святителю Тихону, то вскоре после заснул спокойно, а на другой день встал, не чувствуя никакой боли, которая с тех пор более не возобновлялась.

1. Вот отзыв Анны Павловны Анцыфоровой, жены коллежского ассесора из г. Задонска: «В 1840 г. первоначально я страдала тем, что меня сильно трясло без озноба. Это было по три раза в день, а именно в первом часу ночи, в девятом часу утра, и в пять часов по полудни, и сопровождалось стискиванием всего тела, с таким сильным напряжением, что я чувствовала, как будто бы все суставы во мне расходились, жилы трещали, жжение во всем теле было невыносимое, подобное действию огня, отчего я была как будто обожженная. Иногда ощущалось чрезвычайное подергивание в глазах, на языке, в горле и во всем теле и напряжение жил. От этого я была в совершенно отчаянном положении, падала замертво, и два раза была напутствована Св. Тайнами.

Много раз меня лечили разные доктора медицинскими средствами, но лучше мне от этого не было, а напротив, боль все более и более усиливалась, и потому я день ото дня ожидала себе смерти. Находясь в таком изнеможении, несколько раз, будучи в бодрственном состоянии, но с закрытыми глазами, я видела перед собой чудотворную Владимирскую икону Божией Матери задонского Богородицкого монастыря; а в 1849 г., в марте месяце, но какого числа не помню, в самую полночь, заснув, видела во сне, будто я стою у гроба почивающего в задонской обители преосвященного епископа Тихона и глядя на его, будто бы открытые, мощи, слышала женский голос, говорящий мне: „Проси святителя и читай ему тропарь: „Правило веры и образ кротости“, — он тебя исцелит“. И в то же время тот же голос велел взять два кувшинчика с водой, стоящие недалеко от гробницы сего угодника Божия на столике.

Я, будто бы взяв один из кувшинчиков, начала из него пить, и в тот момент проснулась, и почувствовала чрезвычайное облегчение во всем теле: легко могла встать с постели. С того времени начала я читать ежедневно тропарь святителю: „Правило веры и образ кротости...“ Впоследствии болезнь моя постепенно ослабла, и в конце концов молитвами сего угодника Божия я получила совершенное исцеление».

2. Жена вышеупомянутого Степана Викулина, Мария, в 1856 г. была в нервической горячке, которая потом перешла в жестокую лихорадку. Приступы были два раза в день, и после каждого из них больная, впадая в сильный жар, лишалась чувств и оставалась в беспамятстве. Это продолжалось восемнадцать дней, и в течение всего этого времени больная не принимала никакой пищи, кроме лекарств, которые, впрочем, совсем не помогали, а потому все ежеминутно ожидали ее смерти. Видя свою жену в таком положении, Степан Викулин решил попросить, чтобы в дом его принесли чудотворную Владимирскую икону Божией Матери и мантию святителя Тихона.

Желание его было исполнено, икону принесли в дом и стали служить молебен. Во время молебна больная была покрыта мантией святителя. Потом стали служить панихиду, по окончании которой Мария пришла в память и лихорадка прекратилась. Через два дня она могла уже сидеть и доктор Келлер удивился ее внезапному выздоровлению. Вскоре она и совсем выздоровела, не принимая никаких лекарств с самой минуты решимости искать помощи Божией.

3. Помещица елецкого уезда, жена секунд-майора Раиса Васильевна Воронова, многократно получала исцеления от своих болезней и утешения в скорбях по молитвам святителя задонского. Но особенно достойны замечания были следующие два случая.

В 1842 г. более месяца она была до того больна горячкой, сопровождавшейся сильной болезнью ног, что сам доктор советовал ей обратиться за помощью к святителю Тихону. По приезде в Задонск она на костылях была приведена в церковь, помолилась пред образом Божией Матери и уже почувствовала облегчение. В пещере же, где находился гроб святителя, и где она молила его об исцелении, простояла панихиду без костылей и поддержки со стороны других, потом сама пришла в номер монастырской гостиницы, находившийся на втором этаже, и с тех пор здоровье ее совершенно окрепло.

В 1854 г. г-жа Воронова снова подверглась сильной горячке, притом с рожею на лице, и доктор, при всех своих усилиях, не мог ей оказать никакой помощи. Восьмого мая она прибыла в Задонск и, перед вечерней войдя в монастырскую церковь, помолилась пред иконой Божией Матери, потом подошла к святителю и просила его помощи. В это время она почувствовала сильную испарину; бывшие на ней струпья от рожи сошли, и горячка и рожа совершенно ее оставили.

4. Бывшая монахиня и казначея Смоленского Вознесенского женского монастыря Евстолия в 1846 г. страдала от сильного воспаления в боку и находилась в безнадежном положении. В июне месяце в тонком сне, или забытьи, кем-то обещано было ей исцеление, если она помолится свт. Тихону Задонскому и даст обет поклониться его гробу. Такое же откровение имела и игуменья монастыря, которая дала Евстолии Богоявленскую воду с песком из-под гроба святителя Тихона. После этого у больной открылся кашель, нарыв прорвался, и она выздоровела. Двадцать второго июля она прибыла в Задонск для того, чтобы принести благодарность святителю. Там она рассказала о своем исцелении настоятелю монастыря и присягой подтвердила справедливость своего показания.

Приводим собственное показание исцелившего от этой болезни, воронежского купца третьей гильдии, Ардалиона Михайловича Ляпина: «В сентябре 1847 г., во время сильно свирепствовавшей в Воронеже эпидемической болезни, холеры, вознамерился я из предосторожности и для избежания этой болезни, выехать из города на дачу, находящуюся в имении графини Орловой, близ села Курандина Бобровского уезда. Я выехал 11 числа. По причине поломки экипажа, случившейся на дороге, я остановился в пригородной слободе, при даче. В это время я почувствовал первые признаки холеры — расслабление желудка, но не подавал никакого вида жене моей и семейству, хотя они и спрашивали меня. Проехав после сего не более пятнадцати верст от означенной слободы, на поле, я вдруг почувствовал возвращение припадков болезни; во мне открылись сильные судороги в ногах, а во всех суставах нестерпимая ломота; в продолжение не более полутора часов, я весь посинел и сделался почти совершенно мертвым.

Жена, признав меня уже умершим, как бы от испуга, начала с криком и слезным воплем, бия себя в грудь, призывать на помощь святителя Тихона Задонского и произносить святое имя его. При этом она сняла с шеи образок с изображением лика сего угодника, который носила по христианскому обычаю, и начала им осенять меня и подносить ко рту, говоря: „Святителю Тихоне Задонский! Помози и исцели!“ И когда она этим образком беспрестанно осеняла меня и подносила его ко рту, то у меня на лице и по всему телу постепенно начал показываться пот, и я, как бы опомнившись после случившегося припадка, сказал: „Для чего меня беспокоили?“

Когда же спустя немного, лицо мое несколько оживилось и стали заметны признаки здоровья, жена начала убеждать меня ехать обратно в Воронеж. Но когда она сказала, что только означенным средством могла она оживить меня и привести в здравое чувство, тогда я никак не решился согласиться на ее предложение, твердо уверившись, что только одно святое имя святителя Тихона могло совершенно исцелить меня и восставить от этой болезни. И действительно, с того времени до самого приезда моего на дачу, я час от часу стал чувствовать себя лучше, и не было даже никакой боли. По приезде же на дачу я во все время до совершенного выздоровления ничем другим не пользовался, как только той водой, в которую я прежде погружал образок с изображением святителя и которую употреблял с призыванием св. его имени».

1. Купеческая дочь, девица Александра Яковлевна Елисеева, страдала от закрытого, мучительного геморроя, к которому присоединились сильные истерические припадки, жестокая головная боль, а иногда была у нее и лихорадка. От этих болезней произошло расслабление всех нервов, и больная часто теряла надежду на жизнь, также, как и родные ее. В продолжение всего времени болезни ее лечили врачи, но лечение было безуспешно. Наконец, медики объявили, что ими употреблены все средства, какие требуются по науке, но так как облегчения от болезни не было, то советовали отправиться в Липецк на воды.

В это время родные сестры больной собирались ехать в Задонск, на поклонение святителю Тихону. Больная решилась ехать вместе с ними. По прибытии в Задонск богомолки остановились в бывшей каменной монастырской гостинице. Больная была так слаба, что с трудом могла взойти на лестницу. Это было 25 августа, накануне храмового праздника Владимирской Божией Матери. Больная пожелала быть у всенощной, и в это время явилась у нее вера к святителю Тихону, которого стала она теперь просить об исцелении от болезни.

Во время всенощной она почувствовала укрепление своих сил, так что могла выстоять всю службу от начала до конца, хотя служба была весьма продолжительна, как обыкновенно бывает в храмовые праздники. После этого она прожила в Задонске несколько дней и каждый день была у гроба святителя, заказывала панихиды и день ото дня чувствовала облегчение от болезни и укрепление сил.

Вскоре по приезде в Воронеж болезнь ее прекратилась совсем, и лечение от врачей уже было не нужно.

Во время этой болезни Александра видела во сне, как она приходит ко гробу святителя Тихона, а там служат панихиду; и когда запели «Вечная память», — то она увидела, что святитель выходит из гроба — так, как он изображается на портрете. Больная ему поклонилась до земли и попросила его благословения. Он благословил ее и сказал, чтобы она поклонилась еще раз. Она поклонилась еще раз, и сновидение кончилось. Но это вторичное поклонение было предвестием того, что по выздоровлении Александре придется еще раз поклониться целителю.

Действительно, спустя одиннадцать лет, в 1840 г., болезненные припадки опять возвратились, причем с большей силой, чем прежде, и продолжались год и пять месяцев. В начале этой болезни она опять видела во сне святителя Тихона, но сначала почему-то медлила обратиться к нему, и только во время болезни вдруг пришла ей мысль идти пешком в Задонск ко гробу святителя. Когда она дала обет, болезнь стала ослабевать, а по совершении обета и совсем прекратилась и с тех пор уже не возвращалась.

2. Воронежский купец третьей гильдии Петр Кириллович Казанов, с 13 сентября 1850 г. подвергся сильной лихорадке. Приступы возвратились на третий день и продолжались по шесть часов, а за вторым и третьим приступом по всему телу пошли красные пятна, отчего начался зуд, очень чувствительный и иногда жгучий. Он лечился у городского врача или, в его отсутствие, по его рецептам, но болезнь продолжалась.

В августе 1851 г. он ездил в Харьков для совета с опытным врачом, но также безуспешно. После этого, по совету семидесятидвухлетней матери, в течение двадцати лет своего вдовства ежедневно ходившей в храм, он был в Задонске. После панихиды по свт. Тихону на него была возложена мантия, а потом во время Литургии он выпил несколько капель масла из лампады у гроба святителя. По возвращении же домой у него началась рвота зеленой водой, и часа через два после этого красные пятна на всем теле прошли. И с тех пор он совсем здоров. Это исцеление совершилось 20 сентября 1851 года.

3. От лихорадки же получила исцеление помещица Анна Рингель, которая одержима была ею полтора года. Лихорадка сопровождалась нестерпимой головной болью и опухолью всего тела. Она натерлась маслом и выпила толченого ладана с гроба святителя Тихона, и получила совершенное исцеление. После этого во всех скорбях и нуждах она обращалась к нему с молитвой и получала отраду и помощь.

Так ее восьмимесячная племянница дважды заболевала, ее мучил сильный кашель, и дважды получала исцеление после того, как г-жа Рингель после теплой молитвы к угоднику Божию Тихону мазала девочку маслом из лампады от его гроба.

4. Монах Иринарх получил исцеление от лихорадки, продолжавшейся два с половиной года, и сопровождавшейся сильными приступами, когда воззвал к святителю: «Святителю Христове, Тихоне, хоть бы ты мне помог!» В ту же минуту он почувствовал в себе перемену: во всем теле его сделался жар и появился пот, и лихорадка прошла.

Рясофорный послушник задонского монастыря Кассиан, прежде именовавшийся Иваном Соловьевым, бывший крестьянин тульской помещицы Ефремовского уезда сельца Алексеевки поручицы Анны Михайловны Леонтьевой, 11 января 1851 г. был поражен параличом так, что три года был без памяти, нем, в помешательстве рассудка и не владел правой рукой. Через шесть недель с начала болезни владение рукой возвратилось, но немота осталась и умственные способности расстроились. Состояние это доктор признал неизлечимым. По совету протоиерея Перцова и с благословения бывшего преосвященного тульского Димитрия, Соловьев с бабкой своей и другими женщинами, отправился на богомолье в Задонск, Воронеж и Клев. Шестого июня того же года больной прибыл в Задонск и на другой день по окончании заутрени, подойдя ко гробу святителя Тихона, взяв из лампады масла и выпив его, почувствовал потрясение в языке и во всех членах тела, а после панихиды по святителю, в ту же минуту произнес: «Велия благодать святителя, угодника Божия Тихона!», — и постепенно стал без труда говорить, а через два дня мог уже ясно и без затруднения читать церковные книги и с тех пор совсем здоров.

Первый сын задонского уездного предводителя дворянства Гавриила Николаевича и его жены Софьи Алексеевны Славяновых, Николай, родившийся в апреле, в июне сильно захворал. Он сделался очень беспокойным, лишился сна, день и ночь кричал. Прибегли к помощи опытного задонского врача Семенновича, но в течение десяти недель применение всех медицинских пособий оставалось совершенно безуспешным: дитя более и более ослабевало.

Мать дитяти, приведенная почти в отчаяние таким неблагоприятным ходом его болезни, решилась прибегнуть к самой надежной помощи — к помощи святителя Тихона. Четырнадцатого августа она взяла его и пошла пешком в г. Задонск, отстоящий от их деревни на двадцать верст, и прибыла туда уже поздно, после всенощной. Эту ночь ребенок провел также, как и предшествующие ночи, очень беспокойно. На другой день утром г-жа Славянова пришла с ним ко гробу угодника Божия Тихона и, помолившись с тем горячим усердием, какое свойственно только матери, желающей сохранить своего первенца, положила его на надгробие святителя. Дитя перестало кричать. Когда же она взяла его опять на руки, то увидела, что он крепко спит. Сон этот продолжался весь день, а в двенадцатом часу следующего дня у дитяти из уха непрестанно пошла материя. После этого ребенок стал заметно поправляться и скоро выздоровел совершенно.

2. Крестьянский мальчик Василий Голошубов до пяти лет не мог ничего говорить, хотя и слышал. Родители хотели его выучить говорить: «Господи, помилуй», — но не имели успеха. Когда же они дали обет сходить в Задонск и поклониться гробу угодника Божия, мальчик начал произносить эти слова; когда же исполнили свой обет, пришли ко гробу и, помолившись свт. Тихону, приложили мальчика ко гробу, тогда он начал говорить все, и родители прославили Бога.

Святитель Тихон — не только чудесный целитель недугов, но великий помощник и спаситель в бедах и обстояниях. В записи монастыря было внесено следующее происшествие.

В мае 1845 г. помещицы села Алексеевки Липецкого уезда Тамбовской губернии, Потулова и Сабо, в карете, запряженной шестерней, проезжали через реку Матырь по настилу из соломы. Потулова с горничной девушкой, выйдя из экипажа, прошла по мосту вперед, за ней пошел лакей с одной отпряженной лошадью из пристяжных, а г-жа Сабо, страдавшая зубной болью, осталась в карете. При переезде через мост, не имевший перил, карета опрокинулась в воду, упав на довольно значительную глубину, и так как стекло было опущено, то карета скоро наполнилась водой, так что г-жа Сабо была в крайней опасности, тем более что погода стояла холодная. Кучер, форейтор и лакей, не умевшие плавать, были в воде, кто как мог придерживаясь за экипаж.

Госпожа Потулова бросилась было к карете, но, не видя возможности оказать помощь, стала кричать. На крик прибежал мальчик, пасший вблизи овец, но также не мог ничем помочь. Тогда г-жа Потулова стала молитвенно просить помощи святителя Тихона, и в ту же минуту лакей, сам не зная как, ухватившись за ручку каретной дверцы, отворил ее и г-жа Сабо вышла из кареты, а вслед за тем приехал крестьянин, который и помог всем спастись. Зубная боль Сабо миновала, и вообще никаких дурных последствий от столь долгого пребывания в холодной воде ни с кем не было. Рассказ об этом происшествии г-жи Потулова и Сабо тотчас подали в монастырь и после подтвердили то своей присягой.

Такими и подобными им чудесами, совершавшимися после призывания с верой имени угодника Божия Тихона, распространялась слава о нем среди верующих по всей русской земле. В сынах Церкви Православной родилась полная уверенность в том, что Господь, управляющий небесной и земной Церковью, прославляя Своего угодника чудесами, прославит его и нетлением тела. И действительно, Господь благоволил в утешение верующим, и для славы Православной Церкви, явить нетление тела свт. Тихона.

Обретение нетленных и святых мощей святителя Тихона

Обретение мощей святителя Тихона, как и открытие мощей прп. Сергия, Радонежского чудотворца, или еще ближе, святителя Митрофана Воронежского, произошло при построение в Задонском монастыре нового храма.

В 1845 г. здесь была начата кладка нового обширного каменного собора по плану архитектора Тона, а прежний каменный собор, под алтарем которого покоилось тело святителя Тихона, должен был быть сломан. Когда разобрали храм, перед тем, как разобрать ветхий алтарь, уже давший трещины и угрожавший падением, преосвященный Антоний, архиепископ Воронежский, имея в виду двукратное, связанное с теми же обстоятельствами, перенесение гроба святителя и чудотворца Митрофана, признал необходимым снять надгробие, устроенное над склепом, разломать сам склеп, в котором находился гроб святителя Тихона, и вынув его, без оглашения перенести в теплую монастырскую церковь и положить под спудом. Для этого, несмотря на свои старческие годы и недуги, преосвященный Антоний сам приехал в Задонск и после личного осмотра алтаря и усыпальницы святителя Тихона, приказал настоятелю задонской обители, архимандриту Серафиму, а также казначею и иеромонаху Паисию и ризничему иеромонаху Зосиме отправиться в усыпальницу, и, заперев дверь изнутри, разломать надгробие и своды под ним.

Надгробие было высотой в аршин, а своды под ним — в аршин с четвертью толщиной, они были сделаны из большого соединения кирпичей, стоявших в два ряда. С большим трудом посланные разломали своды. Нижняя, или внутренняя их часть от сырости и влажности местами обвалилась, и кирпичи лежали на гробе святителя. После того, как кирпичи были убраны, к радости трудившихся, оказалось, что крышка и боковые доски гроба подверглись разрушению, нижняя же доска, состоящая из двух половинок, оставалась целой, тело святителя — нетленно и невредимо, архиерейское облачение, в котором он был погребен, несмотря на шестидесятитрехлетнее пребывание в сырой могиле, сохранилось неповрежденным и целым, только от времени немного пожелтело. Положив под нижнюю доску три чистых полотна, мощи свт. Тихона были с благоговением перенесены из склепа на поверхность земли. По всей усыпальнице распространилось неизъяснимое благоухание.

Это было первое обретение честных нетленных мощей святителя Тихона, задонского и всея России чудотворца.

Когда дали знать о том преосвященному Антонию, он немедленно явился в усыпательницу и, спустившись в склеп, в чувстве радости, благоговения и умиления, припал к персям святителя, и лобызая его руку, благодарил Господа за то, что Он исполнил желание его сердца, удостоил увидеть нетленные останки святого угодника и молитвенника Тихона, а потом, обратившись к присутствующим, произнес: «Мощи нетленны и подобны мощам святых угодников, почивающих в Киево-Печерской Лавре».

По распоряжению архиепископа Антония мощи были положены в новый гроб, перенесены в теплую церковь и поставлены посередине. Здесь в присутствии некоторых братии, которые с нетерпением ожидали радостного появления св. мощей, была совершена панихида. Затем гроб, закрытый крышкой, в двух местах был обвязан тесьмой, запечатан печатью преосвященного Антония и поставлен на северной стороне храма, поверх пола. Гроб закрыли деревянным надгробием, обитым зеленым бархатом, сверху положили доску с металлическим рельефным изображением святителя, которая лежала в усыпальнице.

Несмотря на то, что перенесение мощей свт. Тихона из склепа в теплую церковь было совершено без огласки, весть о нетлении их в округе распространялась быстро. О том, насколько радостным было это удостоверение в нетлении тела всеми почитаемого святителя для сынов Русской Православной Церкви, может свидетельствовать письмо преосвященного Антония к обер-прокурору Святейшего Синода, графу Протасову: «За приятное для себя дело считаю довести до сведения Вашего сиятельства известие о таковом обретении нетленного тела преосвященного Тихона, радостном для святой нашей Православной Церкви, в недрах которой только процветает нетление среди всеобщего разрушения. При сем не могу от Вас скрыть того сладостного, неземного восторга, которым исполнена была душа моя, при виде нетленного тела преосвященного Тихона. Я готов и рад бы был разрешиться от уз бренной и дряхлой моей плоти и с праведным Симеоном, удостоившимся принять на руки Христа Спасителя, воскликнуть: ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко, по глаголу Твоему (Лк 3:22), известному мне.

Благодарю Господа, возвестившего в сердце Помазанника Своего, благочестивейшего Государя Императора Николая Павловича [117], да продлится мое пастырское служение воронежской Церкви, как бы нарочно для того, чтобы я, при исходе дней моих, удостоился первым узреть нетленное тело доброго пастыря Христова, светившего блеском своих добродетелей и учением Евангельским, как залог нашего всеобщего воскресения».

От избытка сердца говорят уста, — сказал Спаситель (Мф 12:34). Эти чувства преосвященного Антония разделяло большинство верующих. Потому, по перенесении мощей свт. Тихона в теплую церковь, в Задонск стало стекаться еще больше народа, и все выражали желание видеть их открытыми для всеобщего поклонения и чествования. Начальник губернии, бывший в Задонске в день воспоминания преставления святителя Тихона (с 13 по 15 августа), когда Литургию совершал преосвященый Антоний, писал в донесении министру внутренних дел среди прочего о том, какое чествование воздавали верующие новоявленному святителю: «В день памяти святителя Тихона всегда собиралось много народу, но в настоящее время со всех сторон стеклось такое множество богомольцев, а особенно высшего дворянства, даже из отдаленных губерний, что монастырь, довольно обширный, не мог вмещать паломников. При этом я увидел, что все сословия с великим благоговением чествуют преосвященного Тихона, призывают его в молитвах, как святого, на помощь при разных скорбных обстоятельствах жизни, и воссылают ему благодарение за полученные от Господа благодеяния, веруя в его ходатайство пред Богом. Вообще религиозное движение всех сословий увеличивается в ожидании большого прославления преосвященного Тихона, как особенного благословения Божия к любимому народом благословенному Монарху и Его Августейшему дому».

Однако, несмотря на это общее чествование свт. Тихона и на общее ожидание открытия его мощей, признание его в лике святых и торжественное открытие его нетленного тела для общего поклонения последовало не сразу после первого обретения, а спустя шестнадцать лет. Если можно иногда испытывать тайные пути Промысла Божия, все направляющего во благо наше, то в этом случае мы безошибочно можем сказать, что это замедление должно было послужить и послужило к тому, чтобы отнять у неверующих все поводы к неверию относительно чудесного нетления мощей святителя Тихона, чтобы не могли сказать, что оно оставалось нетленным оттого, что стояло в закрытом месте, куда не проникал воздух, ибо шестнадцать лет оно простояло почти на открытом теплом воздухе, особенно благоприятствующем разложению тела, и, несмотря на это, осталось также непричастным тлению. Не ясное ли это свидетельство присущей этому телу благодати Божией!

Между тем чудотворения от гроба святителя продолжались, желание того, чтобы были открыты его мощи, нисколько не ослабевало, а напротив, высказывалось чаще и чаще. Поэтому преосвященный Воронежский Иосиф снова обратился в Святейший Синод с донесением, в котором, полностью подтвердив все прежние донесения преосвященного Антония, вместе с тем засвидетельствовал, что еще в самое недавнее время при гробе святителя Тихона совершились чудесные исцеления и что многие лица неоднократно выражали ему, преосвященному Иосифу, всеобщее желание об открытии мощей сего иерарха Божия; причем им предоставлены были собственноручные показания иноков, находящихся в Задонском монастыре с 1846 г., и засвидетельствованные копии с записки и с подробного сказания о чудесах, исходивших от гроба святителя Тихона.

Святейший Синод, находя благовременным приступить к прославлению святителя, с Высочайшего соизволения, сделав нужные распоряжения для удостоверения в истинности нетления его мощей и чудес, при гробе его совершающихся над верующими, и признав его в 1861 г. в лике святых, благодатью Божией прославленных, назначил 13 день августа, день кончины свт. Тихона, днем торжественного открытия св. его мощей, а совершить само торжество открытия поручил трем иерархам Русской Церкви: Исидору, митрополиту Санкт-Петербургскому, Иосифу, архиепископу Воронежскому, и Сергию, епископу Курскому, о чем православный народ был извещен особым указом.

В назначенный день это радостное торжество было совершено при чрезвычайном и многочисленном стечении народа в Задонск. Двенадцатого августа, после поздней Литургии с крестным ходом, мощи свт. Тихона были вынесены из теплой церкви, где стояли под спудом, перенесены в большой соборный храм и поставлены посреди церкви. В шесть часов началось всенощное бдение. Во время пения: Хвалите имя Господне, — предстоящие у закрытой еще гробницы иерархи отперли гробницу, вынули вложенный в нее гроб со св. мощами и оставили посреди храма для общего поклонения и лобызания. На другой день, после Литургии мощи были поставлены на уготованное им место на левой стороне храма.

День прославления святителя Тихона Милосердный Господь благоволил ознаменовать обильным излиянием благодати Своей на всех, с верой прибегавших ко гробу Его угодника и к его молитвам и ходатайству. Множество больных тяжкими и неизлечимыми недугами получили совершенное выздоровление, некоторые слепые от рождения прозрели, немые получили дар слова. Обилие благодати Божией было зримо и осязательно для всех. Нередко случалось видеть, как несколько человек несли расслабленного, бесноватого или болящего со сведенными руками, ногами или с другими поврежденными членами тела, к раке святителя Тихона, и лишь только страждущего прикладывали к св. мощам, — ему свыше посылалось выздоровление. Чудотворения совершались всенародно, на глазах у всех, и в действительности исцелений никто не мог усомниться, так они были явны и поразительны! Чувства радости, удивления и благодарения Господу были всеобщими у многочисленных свидетелей благодатных явлений.

Это событие — прославление свт. Тихона от Господа чудотворениями и нетлением тела — да утвердит нас в святой православной вере как единой истинной и совершенной, которая являет таких великих угодников Божиих и низводит благодать Божию на всех прибегающих к их молитвам; да исполнит сердца наши упованием на великое к нам милосердие Господа, в явлении нетленного тела святителя дающего нам верный залог Своей любви к русской державе. Да вразумит это событие и ревнителей мнимой старины, да поймут они, что не в букве сущность дела, но в святой и живой, сердечной вере, руководствуемой св. Церковью, что Церковь Русская, так прославляемая от Господа, принадлежит к составу единой Святой, Соборной, Апостольской Церкви, что, следовательно, вне ее или помимо нее нет нам спасения. Да привлечет оно к Православию взоры и сердца иноверцев и да научит их искать и видеть в восточном Православии дух и жизнь древнего христианства, которого они тщетно ищут в кладезях своей мудрости! Да будет это событие радостным не только для России, но и для всего Православия!

Значение для нас жизни святителя Тихона

Итак, спросим себя теперь, православный читатель, чему учит нас жизнь святителя Тихона? Какое назидание мы можем извлечь для себя из воспоминания о его подвигах? Какое руководство мы можем найти у него для нашей христианской жизни?

В начале нашего повествования мы сказали, что свт. Тихон обличает нас в нашей холодности к вере. И в самом деле, мы вполне заслуживаем этого обличения, потому что находимся в духовно-нравственном расслаблении, причины которого скрываются в глубине нашего духа, в нашем сознании, в нашем уме и сердце. Мы слишком мало занимаемся догматами нашей святой веры, мы как будто привыкли, присмотрелись к ним; мы не чувствуем их внутренней силы и целительной сладости, поэтому мы потеряли из виду их глубокую связь с жизнью. От этого нам кажется, что изучать догматы, размышлять о них, заниматься ими — это дело богословов, исключительно посвятивших себя этому занятию, а никак не наше.

Вследствие такой нашей греховной холодности к вере мы являемся слабыми, вялыми в исполнении наших христианских обязанностей, или правил нравственности. Они кажутся нам простыми предписаниями, внутренних разумных оснований которых мы не видим. Оттого мы не осознаем своего высокого призвания, не осознаем того, что мы чада света, сыновья Отца Небесного, царственное священство, народ святой, люди обновления, призванные на дела благие, которые да исполняем (Еф 5:8; 1 Петр 2:5; Еф 2:10). Оттого мы и не воодушевляемся к исполнению своих христианских обязанностей сознанием высоты и святости нашего призвания. Оттого мы по большей части делаем добро или по обычаю, без сердечного участия, или из расчетов, или же тогда, когда представляется нам случай сделать добро легко, без труда и жертвы.

От такого-то духовного расслабления и врачует нас пример святителя Тихона. Примером своей жизни он указывает нам средство, при помощи которого мы можем возрастить в себе любовь к догматам нашей святой веры, находить в них наслаждение для нашего ума и сердца, сознавать в них внутренние основания христианской нравственности, и этим сознанием воодушевляться к исполнению святых обязанностей христианина.

Это средство заключается в размышлении о святых догматах, или в богомыслии. Для того, чтобы понять, какие благотворные действия оно производит в душе христианина, вспомните жизнь святителя, вспомните, какие разнообразные святые мысли и чувства рождало в нем богомыслие, то возбуждая в его сердце чувство благоговения, страха, смирения, веры, упования, сетования и скорби о грехах, то воспламеняя его пламенной любовью к Богу и ближним. Вспомните, как богомыслие возвышало и очищало его молитву, как вследствие постоянного упражнения в богомыслии он приобрел святой навык быть осторожным в своих не только делах, но и намерениях и помышлениях, строго судить не только свои внешние действия, но и сердечные движения, отчего развилась в нем способность все встречающееся его вниманию обращать в свое собственное назидание. Отсюда родились и твердое и непоколебимое убеждение в православной вере, и душевный мир, и пламенная любовь к Богу, изгнавшая всякую чувственную привязанность к земным вещам, и любовь к ближним, находившая блаженство в служении им, в делах материальной и духовной милости. Как же в этом случае нам подражать свт. Тихону? Как воспользоваться богомыслием, чтобы утвердиться в любви к святой вере и в исполнении христианских обязанностей? И на это мы находим указание в примере жизни святителя. Вспомним только предмет и свойства его богомыслия, и прежде всего то, что он размышлял о догматах святой веры, но преимущественно о вездеприсутствии и всеведении Божием, о благостном Промышлении, о любви Божией к нам, явленной нам в воплощении Сына Божия и искуплении нас крестными страданиями и смертью Его, о богоподобной, высокой природе нашей, о Таинствах Крещения и Причащения, о смерти, Суде, о вечных радостях на небе или вечных мучениях в аду.

При размышлении об этих догматах веры, святитель, во-первых, старался разъяснить их себе, приблизить их к своему пониманию, как можно живее представлять их в своем уме, и для этого прибегал к сравнениям и подобиям; во-вторых, эти размышления прилагал к себе, к своему нравственному положению, сверяя с догматами веры свои мысли, начинания, расположения и действия.

И мы станем так поступать, подражая святителю Тихону в его богомыслии. Если, например, мы хотим размышлять о вездеприсутствии и всеведении Божием, помыслим и представим себе, что Господь близ каждого из нас, что Он невидимо соприсутствует нам и как Владыка и Господь, и как Премилосердный Отец наш; что, как Владыка и Господь, Он не терпит и малейшего уклонения от Его воли в слове ли, или в деле, а как Отец, Он всегда готов помогать и благотворить нам, лишь бы мы готовы были вместить даруемое. Помыслим, что не только каждое дело, но и каждое слово Он слышит, каждое намерение наше видит и оценивает, что делать плохое пред невидимым, но Вездесущим Богом — это так же преступно, как преступно грешить или делать дерзости в присутствии почтенного или высокого лица.

Запечатлеем эти мысли в себе, в своем уме и сердце, будем чаще и чаще вспоминать их, особенно тогда, когда мы хотим решиться на какое-либо дело, и тогда, с уверенностью можно сказать, мы дойдем до того, что будем находить особенную сладость в этом догмате о свойствах Божиих, и особенное побуждение к постоянной осторожности в намерениях и делах, к постоянному благоговению перед всегда соприсутствующим нам Богом. Если многие люди приучают себя к постоянной сдержанности в словах, движениях и действиях из-за одних приличий света, то почему христианину не позаботиться о приобретении постоянной бдительности над собой и осторожности в своих мыслях, словах и действиях по обязанности своего звания, из благоговения перед Вездесущим Богом.

Далее, мы начинаем размышлять о тайне Промышления Божия о нас. Чтобы размышление об этой истине было для нас благотворно, представим себе, что Бог есть Отец наш, без сравнения, чадолюбивее любого отца из земнородных, какого бы ни представил наш ум, что Он видит нужды наши, слышит наши вздохи, ведает наши немощи, и, без сомнения, имеет бесчисленное множество средств помочь нам, вести нас по тому именно пути, по которому только и можем мы идти, если желаем себе спасения. Запечатлевая эту истину в нашем уме и сердце, мы мало-помалу, при помощи Божией, возрастим в себе преданность воле Божией и твердое упование на Божие Промышление.

Утверждая в себе подобные мысли во всех чрезвычайных обстоятельствах нашей жизни, и радостных, и тягостных, мы будем находить в Боге-Промыслителе твердую опору и самое сладостное успокоение нашего духа. Его будем исповедовать Причиной наших радостей, в премудрых распоряжениях Его премудрой воли обретать утешение и ободрение для терпеливого перенесения тягот жизни, попускаемых Им, по благой Его воле.

Когда же станем подобным образом размышлять и о тайне нашего искупления во Христе, в частности, о тайне воплощения Сына Божия, помыслим, как Сын Божий, приняв нашу плоть во всем, кроме греха, немоществовал, как Младенец, возрастал, развивался и укреплялся, по Своему человеческому естеству, как обыкновенный человек; жил до тридцати лет в безвестности, трудами Своими разделяя скромную и тихую долю Своих родителей. Безгрешный в числе грешников идет к Иоанну на Иордан принять Крещение от его руки, крестится, постом приготовляется к проповеди Евангелия, проповедует и чудотворит, с любовью принимает кающихся грешников, входит в общение с ними, терпит клеветы и хуления от врагов истины, затем, совершив дело проповеди, предает Себя на вольные страдания, и — о долготерпение Божие! — терпит мучения. И не только не слышим от Него ни одного осуждения врагам, напротив, Он еще молится за них, молится об их прощении, и наконец умирает, и Его кладут во гроб. И все это за меня, и за тебя, и за каждого грешника, чтобы нам, после покаянного обращения к Господу, не подлежать за наши грехи осуждению и наказанию, которое бы мы не могли понести на себе.

Таким образом, входя своим размышлением в тайну воплощения, мы будем больше и больше исполняться любовью к нашему Сладчайшему Спасителю, Искупителю, Избавителю и Ходатаю. Так же будем поступать в размышлении и о прочих догматах.

Чтобы наши размышления сильнее действовали на нашу душу, станем учиться у святителя Тихона тому его дарованию, по которому он в мирском находил духовное сокровище, или повод к своему назиданию и утешению. Так, когда видишь слугу, стоящего с благопристойностью перед своим господином, вспомни о своем предстоянии Вездесущему и Всеведущему Богу и Господу твоему. Когда видишь детей, беззаботно и беспечно живущих в доме своего отца, вспомни и ты о своем Небесном Отце, вспомни, что и ты бы должен был жить в доме Его, сем мире, как дитя, возложив на Него все упование свое — на Него, нашего Отца и Благого Промыслителя.

Когда ты чувствуешь благодарность и любовь к человеку, давшему тебе что-нибудь земное, вспомни тогда, какова должна быть наша благодарность и любовь к нашему Спасителю и Благодетелю, не перестающему всегда, во всякое время, на всяком месте благотворить нам, лишь бы мы просили у Него милостей и могли бы вмещать их. Когда мы, оскорбив нашего друга, употребляем все старание, чтобы извиниться перед ним, посылаем подарки, чтобы возвратить его любовь, вспомним тогда, как своими грехами мы оскорбляем своего Благодетеля и Спасителя, как мы должны дорожить Его любовью, и потому как должны стараться возвратить Его любовь к нам, каким раскаянием, каким покаянием, какими слезами?! Когда видим внешнюю красоту человека, подумаем о несравненно высшей красоте и несравненно лучшем благородстве души нашей.

Когда видим преступников, которых ведут или на суд, или в темницу, вспомним об ожидающем нас Страшном Суде Христовом. Слуха нашего достигает звук музыки — перенесем наши мысли к стройному и неизреченному славословию Ангелов. Видим веселье пирующих — перенесемся мыслью к небесному веселью небожителей и сравним то и другое веселье. Так и в других случаях станем от видимого и земного переноситься к невидимому и небесному.

Итак, станем усерднее предаваться размышлениям о святых истинах нашей веры. Предаваться таким размышлениям — это не значит все свое время посвящать этому духовному упражнению, как делают это святые люди, посвятившие себя служению Богу и не обязанные никакими житейскими нуждами. Этого у нас никто не требует. Станем посвящать этому время сначала хоть понемногу, но как можно более усердно. Свободного времени на это всегда хватит. Если каждый из нас построже разберет, как он проводит время, то найдет, что много, весьма много времени проходит или без всякого занятия, в рассеянности, или в занятиях пустых и ничтожных, и если при этом каждый спросит себя: много ли он посвящает времени на душеспасительные размышления, то получит самый неутешительный ответ — или вовсе не посвящает на это времени, или же посвящает слишком мало, так что такие кратковременные занятия вовсе не оставляют никакого следа в душе, а если и оставляют, то слишком слабые.

Начнем же с молитвой это святое дело, изгоняя леность ума нашего, и тогда с надеждой можем сказать, что истины нашей веры будут благотворно действовать на наши души.

Другое наставление внушает нам святитель Тихон примером своей благотворительности. Если мы станем рассматривать наши отношения к ближним, особенно при сравнении их с подвигами милосердия святителя, то мы найдем, что эти отношения крайне скудны делами любви. Не станем уже говорить о тех, кто приобретает себе средства для жизни, обижая ближних незаконными средствами, — такие христиане в жизни святителя Тихона, очевидно, найдут для себя сильное и нужное обличение.

Но, кроме них, обретут себе наставление и такие христиане, которые, по современным понятиям о нравственности, живут честно, никого не обижают, приобретенным пользуются в свое удовольствие, и время от времени не прочь подать милостыню, показать дела благотворительности. Им пример святителя внушает, во-первых, смотреть на свое богатство не как на собственное приобретение, но как на дар Божий. И в самом деле, если Бог управляет всем, так что и волос с головы нашей не падает без Его воли (Лк 21:18), то как же не по Его распоряжению человек пользуется богатством! Разве Бог, по Своему могуществу и премудрости, не найдет средств или внезапно лишить человека всего, или усугубить ему Свои дары? Поэтому богатство или достояние, как чужое, т.е. Божие, нужно употреблять по воле его Хозяина, не только на свою пользу, но в одинаковой степени и на пользу ближних. Поэтому же недостаточно только не обижать ближнего, — это еще добродетель языческая, а нужно еще заботиться о его благе, любить его, благотворить ему.

Во-вторых, пример святителя учит, что милостыня, или благотворительность наша должна быть не только случайным делом (т.е. когда только у тебя попросили, ты подаешь) и, кроме того, должна быть совершаема не из обычая только, не из-за того, чтобы успокоить свою совесть в этом отношении, но по любви к нашему Спасителю. Святитель Тихон учит нас видеть в бедных и нуждающихся меньших братии наших, братии о Христе.

О если бы мы вполне восчувствовали эту великую истину — ту, что служение меньшим братиям есть служение Самому Христу, и оно Им Самим принимается и усвояется, что, служа братиям во имя Христово, мы служим Самому Христу, — тогда бы мы не были так равнодушны и безучастны к их судьбе, так медлительны в делах благотворения, так скудны милосердием; тогда бы мы не только подавали тем, которые сами просят нас о помощи, но спешили бы к бедным по первому о них слуху, или даже сами стали бы отыскивать их; не только подавали бы для того, чтобы поскорее отделаться от просителей, но стали бы скучать, считая тот день потерянным, когда нет просителей. Все это мы и видели в живом примере святителя Тихона!

Чтобы любовь и пристрастие к стяжаниям не смущали нас опасением обнищания, чтобы, с другой стороны, любовь Христова к братиям воспламенялась в нас более и более, и возбуждала нас к служению им, для этого опять обратимся к руководству свт. Тихона. Посредством размышления о своем странничестве здесь, на земле, посредством размышления о том, что земные приобретения — это Божий дар, посредством устремления своего ума и сердца на небо, свт. Тихон, как мы видели, погасил в себе, при помощи Божией, всякую чувственную привязанность и тем сильнее воспламенялся любовью к ближним. Подражая ему, станем и мы чаще и прилежнее обращаться к той мысли, что мы здесь странники и пришельцы, что все приобретенное оставим здесь при дверях гроба, что наше истинное сокровище — на небе, что там нам нужны будут духовные, а не вещественные приобретения, и тогда, можно надеяться, мы будем становиться равнодушнее к стяжаниям и добрее к нашим ближним. Впрочем, делами милости телесной не исчерпываются обязанности наши по отношению к ближним. Мы должны и духовно благотворить им. Жить только для себя и в себе, отказываться от совета из опасения впоследствии каких-либо неприятностей или упреков со стороны принявшего совет, оставлять в покое враждующих, не содействовать их примирению — это тоже языческое равнодушие к ближним. Нет, не так нужно жить христианам. Посмотрите, как поступал в таких случаях свт. Тихон. Когда спешил примирить враждующих, он не опасался, что ему скажут: «Не ваше дело»; когда вразумлял заблуждающихся, он не опасался, что на него прогневаются, но, делая все это во имя Христово, во славу Божию, во всем преуспевал и за всякий успех благодарил Господа.

Итак, православный читатель, рассматривая свою жизнь, не станем утешать, успокаивать себя той мыслью, что мы никому не делаем зла, никого не обижаем, не злословим, всем желаем добра и при случае подаем милостыню, — это еще языческие добродетели, этого еще недостаточно, нам нужно быть христианами, жить соответственно своему званию, словом, если не совершенно так, как учит пример святителя Тихона, то, по крайней мере, подобно тому.

Для того, чтобы утвердиться в таком образе мыслей, чувств и действий, мы должны, глядя на жизнь сего угодника Божия, упражняться в чтении его писаний и, вспоминая силу его молитвенного предстательства за нас пред Богом, просить его о низведении на нас благодатной помощи.

* * *

Проявим дело любви к нашим братьям во Христе, принесем эту превосходную жертву — милость, которой жаждет от нас Господь, — оказывая ее нуждающимся, обращая на правый путь заблуждающихся, какое бы ни было это заблуждение, какая бы это ни была нужда, заступаясь за обиженных, поддерживая лежащих в немощи, будь то страдающие по причине видимых врагов или болезней или по причине злых духов и страстей бесчестия, посещая заключенных в темнице, а также перенося поступающих против нас и угождая друг другу в страхе Божием, хотя бы кто и имел на кого неудовольствия, потому что и Христос угождал нам всеми способами: делами и словами. Всем, чем обладаем, явим любовь друг к другу, чтобы и от Бога получить нам любовь.

Святитель Григорий Палама