Собрание сочинений. Том 16: Опасные игры. Скорее мертвый, чем живой. Поцелуй мой кулак

ГЛАВА 1

Первые признаки чего-то неладного стали заметны только через месяц после аварии. Пожалуй, это можно было бы назвать замедленным шоком, хотя доктор Мелиш и подобрал какой-то другой термин. Этот профессиональный термин для нас с вами прозвучал бы абракадаброй. Так или иначе, но доктор имел в виду именно замедленный шок.

За месяц до аварии я парил в разреженной атмосфере успеха. Взять, к примеру, мою работу. Ради того, чтобы заполучить ее, я трудился, как раб, и наконец добился своего — стал главным комиссионером самой первоклассной ювелирной фирмы Парадиз-Сити — «Люс и Фремлин». Эта фирма стоит на одной ступени со всемирно известными фирмами «Картье», «Ван Клиф и Арпелс». В нашем городе каждый магазин или лавка стараются перещеголять друг друга, так как этот город — место, где миллионеры спускают свои денежки. Где типы с набитыми бумажниками, снобы, кинозвезды и любители выставлять напоказ свое богатство проводят время в поисках острых ощущений.

«Люс и Фремлин» считается лучшей в своей области, и должность эксперта по бриллиантам приносила мне годовой доход в размере шестидесяти тысяч долларов, что даже в этом городе, с его самой высокой на флоридском побережье стоимостью жизни, считалось очень неплохим заработком.

Я имел «мерседес» с откидным верхом, квартиру с двумя спальнями, выходившую окнами на океан, а также банковский счет в престижном банке Парадиз-Сити и тысяч на восемьдесят акций и облигаций.

Мой шкаф был буквально забит хорошими костюмами. К тому же я был высоким и, по мнению многих, красивым парнем, лучшим игроком в гольф в Загородном клубе. Теперь вам, наверное, ясно, что я имел в виду, говоря — я на вершине успеха. Но погодите: сверх того у меня была Джуди.

Я упоминаю Джуди последней, так как она была самым ценным моим достоянием.

Хорошенькая брюнетка, умная и добрая. Мы познакомились в Загородном клубе, и она оказалась хорошим игроком в гольф. Если я давал шесть очков форы и иногда ей удавалось победить меня, она имела все основания думать, что играет не так уж и плохо. Джуди приехала в Парадиз-Сити из Нью-Йорка собирать материал для биографии старого судьи Джорджа Соера. И быстро акклиматизировалась, став неотъемлемой частью молодой компании клуба. Мне потребовались три недели и тридцать раундов в гольф, чтобы убедиться — Джуди именно та девушка, которую я так долго ищу. Позже она призналась, что почувствовала во мне своего мужчину гораздо раньше.

Мы обручились.

Едва мой босс Сидни Фремлин, принадлежавший к той породе щедрых, несколько ошеломляющих своей экспансивностью педерастов, которые — при условии, что вы им нравитесь — не знают, чем вам угодить, услышал об обручении, сразу же заявил, что совершенно необходим званый вечер. Сидни обожал вечеринки. Он заверил, что позаботится о финансовой стороне и то что вечер необходимо устроить в клубе и пригласить буквально всех его членов.

Я отнесся к затее довольно безразлично, но Джуди она пришлась явно по душе, и я согласился.

Сидни прекрасно понимал, что я едва ли не лучший знаток бриллиантов на тихоокеанском побережье, и если он потеряет меня, репутация фирмы понизится почти так же, как падает репутация французского ресторана, отмеченного тремя звездочками в путеводителе Мишлена, с уходом шеф-повара. К тому же я нравился всем клиентам фирмы, которые почти всегда советовались со мной, желая знать мое мнение о покупках.

В общем, Сидни высоко меня ценил, а когда вы у него в почете, он готов достать для вас звезду с неба. Все это было еще месяц назад. Я вспомнил тот вечер, подобно тому, как человек, страдающий от зубной боли, грызет на больном зубе орех.

Джуди пришла ко мне около семи. Вечеринку назначили на девять, но мы условились встретиться пораньше, чтобы поговорить о доме, в котором будем жить, когда поженимся. У нас на выбор было два варианта: дом типа ранчо с большим садом или деревянное шале за городом. Я высказывался в пользу шале, но Джуди склонялась к ранчо из-за сада. Мы провели около часа, обсуждая все «за» и «против», и в конце концов Джуди убедила меня, что сад все-таки нужен.

— Когда появятся дети, Ларри, сад будет просто необходим, — подвела она итог нашему спору.

Не откладывая дела в долгий ящик, я тут же позвонил Эрни Труали, представителю строительной компании, с которой мы имели дело, и сообщил ему, что зайду завтра для внесения предварительного аванса за ранчо.

Мы вышли из квартиры, чувствуя себя на седьмом небе, и отправились в Загородный клуб, где нас ожидали друзья. За милю от клуба мой мир разлетелся вдребезги. На перекрестке, справа, вылетела машина и врезалась в нас, как эсминец, таранящий подводную лодку. Одно короткое мгновение я видел машину — старый потрепанный «кадиллак» с обалдевшим от страха парнем за рулем, затем чудовищный удар в бок, швырнувший «мерседес» в кювет.

Теряя сознание, я подумал о Джуди. С той же мыслью я очнулся в роскошной палате Джефферсон-клиники, оплаченной Сидни. Собственной персоной он сидел у кровати, плача в шелковый платок.

Раз уж мы заговорили о Сидни Фремлине, разрешите описать его. Высокий, гибкий, со светлыми волосами, а о возрасте можно было только гадать: где-то между тридцатью и пятьюдесятью. Сидни нравился всем. В нем была теплота и ошеломляющая сердечность. Он обладал блестящими художественными способностями и имел особый дар создавать удивительной красоты ювелирные украшения.

Его партнер Том Люс занимался финансовой стороной дела. Люс не мог отличить бриллиант от горного хрусталя, да это ему и не было нужно. Зато он прекрасно знал, как приумножить доллар. Его и Сидни считали богачами, а прослыть богачом в Парадиз-Сити значит попасть в категорию чертовски состоятельных людей. В то время как Люс, пятидесятидвухлетний дородный мужчина, с шиком, которому позавидовал бы бульдог, пребывал за сценой, Сидни порхал по демонстрационному залу, если только не занимался у себя в кабинете созданием какой-нибудь новинки. Большинство старых клуш я предоставлял ему. Они его просто обожали. Но богатые молодые дамочки, состоятельные бизнесмены, подыскивающие необычный подарок, и те, кто получил в наследство бабушкины драгоценности и теперь хотел оценить их, или вставить камни в новую оправу, шли ко мне.

Гомосексуалисты — странные твари, но я нахожу с ними общий язык и убедился, что часто у них находишь больше таланта, доброты и верности, чем у обычных «настоящих» мужчин, с которыми сталкиваешься в нашем изобильном Сити. Конечно, у монеты есть и оборотная сторона: их ревность, вспыльчивый нрав, язвительность и зловредность, которым позавидует любая женщина. Сидни обладал всеми достоинствами и недостатками среднего гомо. Но мне он нравился, и мы отлично ладили. С расплывшейся от слез косметикой, с глазами, как озера отчаяния, Сидни дрожащим голосом сообщил мне новости, самой страшной из которых была та, что Джуди умерла на операционном столе. Мне, по его словам, повезло: небольшое сотрясение мозга и сильно рассечен лоб, но через неделю я буду ходить, как часы.

Именно так он и выразился: «Будешь ходить, как часы».

Вот такая у него манера говорить. Как-никак он учился в английской частной школе, пока его не вышибли оттуда за попытку соблазнить учителя физкультуры.

Я не мешал ему рыдать над собой, но сам не проливал слез. Когда я полюбил Джуди, то мечтал прожить с ней до скончания века, и где-то в глубине души у меня зародилось чувство счастья, хрупкое, как яичная скорлупа.

Я знал, насколько оно хрупкое, да и всерьез рассчитывать на счастье в том мире, в котором мы живем, вряд ли имеет смысл. Но я все же надеялся, что наша скорлупа уцелеет в течение некоторого времени.

Едва он сказал, что Джуди умерла, скорлупа треснула, и мой красочный мир сразу стал черно-белым. Через три дня я действительно встал на ноги, но я уже был совсем не таким, как прежде.

Похороны были тяжелыми. Явились все члены Загородного клуба, из Нью-Йорка прилетели отец и мать Джуди. Я плохо их запомнил, но они показались мне хорошими людьми. Мать Джуди сильно походила на дочь, и это расстроило меня. Я вернулся домой полностью разбитым и мечтал только об отдыхе. Сидни вызвался проводить меня домой и сидел в квартире, несмотря на мои просьбы оставить меня одного. Сейчас я понимаю, его присутствие в квартире в тот ужасный момент пошло мне на пользу. Наконец, около десяти, он встал и сказал, что пойдет домой.

— Возьми месяц отпуска, Ларри, — сказал он на прощание. — Можешь играть в гольф, съезди куда-нибудь. Приди в себя. Ее ничем не заменишь, так что поезжай, отдохни как следует, а потом возвращайся и работай как проклятый.

— Нет, я вернусь завтра и буду работать как проклятый, — возразил я. — И спасибо за все!

— Никаких завтра! — он даже топнул ногой. — Я хочу, чтобы ты отдыхал месяц. Это приказ!

— Чушь! Как раз работа-то мне и нужна, чтобы отвлечься. Я буду работать. Завтра увидимся.

В тот момент я считал такое решение правильным.

Разве мог я разъезжать по стране, развлекаясь и играя в гольф, когда у меня из головы не шла Джуди. За время своего короткого пребывания в клинике я все обдумал. Скорлупа треснула, ее не склеишь. Чем скорее я сосредоточу все мысли на работе, тем лучше. Я рассуждал ужасно трезво. Такое случается постоянно, твердил я себе. Тот, кто строит планы, возводит воздушные замки, даже говорит торговцу недвижимостью, что решил строить ранчо, внезапно обнаруживает, что все пошло прахом и его планам никогда не суждено осуществиться. Это случается каждый день, пытался убедить я себя. Я нашел свою девушку, мы думали о будущем, и вот она умерла. Мне тридцать восемь лет. При благоприятных обстоятельствах я могу рассчитывать еще на столько же. Что ж, нужно опять начинать строить себе жизнь, браться за работу, и, как знать, может, потом снова встретится девушка, похожая на Джуди, и мы поженимся. В глубине души я сознавал, что это не более чем глупости. Никто и никогда не заменит Джуди. Она была моей избранницей, и теперь каждую девушку я буду судить по меркам Джуди, а при таком сравнении, конечно, проиграет любая. Так или иначе, но я вернулся в магазин, заклеив рассеченный лоб полоской пластыря и стараясь вести себя так, словно ничего не случилось. Друзья, а их у меня хватало, пожимали мне руку крепче обычного. Все они вели себя нестерпимо тактично, изо всех сил притворяясь, что Джуди никогда не существовало. Хуже всего было иметь дело с клиентами. Они говорили со мной приглушенным тоном и не глядя в лицо, поспешно соглашались с любым моим выбором, вместо того, чтобы с удовольствием привередничать, как это было раньше. Сидни порхал вокруг, делая все возможное и невозможное, чтобы отвлечь меня от дурных мыслей. Он то и дело выскакивал из кабинета с набросками, спрашивал моего мнения о них, чего никогда не делал раньше, с видом величайшего внимания выслушивал мои замечания, потом исчезал, чтобы снова появиться через какой-нибудь час.

Вторым по авторитету человеком в торговом зале был Терри Мелвилл, начинавший у «Картье» в Лондоне и обладавший внушительным и всеобъемлющим знанием ювелирного дела. Он был пятью годами моложе меня, невысокий худой гомо, с длинными, выкрашенными в серебристый цвет волосами, синими глазами, узкими ноздрями и ртом, похожим на прорезанную ножом щель.

Когда-то в прошлом Сидни увлекся им и привез в Парадиз-Сити, но теперь он ему надоел. Терри ненавидел меня, и я платил ему тем же. Он ненавидел меня за знание бриллиантов, я же — за ревность, за мелочные попытки перехватить моих клиентов и за его ядовитую злобу. Его бесило, что Сидни так много делает для меня, хотя я и не педераст. Они постоянно ссорились. Если бы не деловые качества Терри, да еще какая-то грязь, припасенная им на Сидни, тот наверняка избавился бы от него.

Когда Сэм Гобл, ночной охранник, отпер магазин и впустил меня, Терри уже сидел за своим столом.

— Сочувствую твоему несчастью, Ларри, — с притворной грустью сказал он. — Могло быть и хуже. Ты тоже мог погибнуть.

В его глазах было подлое, злорадное выражение, вызвавшее у меня острое желание ударить по его поганой физиономии. Я видел, как он рад случившемуся.

Я молча кивнул и прошел мимо него к своему столу. Джейн Барлоу, моя секретарша, полная солидная дама лет сорока пяти, принесла мне почту. От ее печальных глаз и попытки улыбнуться у меня защемило сердце. Я притронулся к ее руке.

— Бывает, Джейн, — сказал я. — Не надо ни о чем говорить. Чем тут помогут слова. Спасибо за цветы.

Сидни, постоянно справлявшийся о моем самочувствии, приглушенные голоса клиентов, Терри, злобно следивший за мной из-за стола, сделали этот день едва переносимым, но я все же выдержал его до конца. Сидни пригласил меня пообедать, но я отказался. Рано или поздно мне предстояло столкнуться с одиночеством, и чем раньше, тем лучше. Последние два месяца мы с Джуди обедали либо у нее, либо у меня на квартире. Теперь всему этому пришел конец.

Некоторое время я раздумывал, не поехать ли в Загородный клуб, но потом решил, что не в состоянии вынести молчаливое сочувствие, и ограничился тем, что купил сандвичей и остался дома в одиночестве, думая о Джуди. Не слишком приятное времяпрепровождение, и этот первый день дался мне с трудом. Я сказал себе, что через день-два жизнь войдет в колею, но получилось иначе. Не только моя скорлупа счастья рассыпалась после аварии. Я не ищу оправданий, а просто передаю то, что сказал психиатр.

Полагаясь на себя, я верил, что смогу изгнать тягостные воспоминания из подсознания. Но пережитое травмировало мой рассудок. Это выяснилось потом, когда психиатр объяснил мое поведение не только одной травмой. Нет смысла углубляться в подробности. Суть в том, что в последующие три недели я пришел в упадок, как в моральном плане, так и в физическом. Я стал терять интерес к вещам, из которых до сего времени складывалась моя жизнь: к работе, гольфу, общению с людьми, и даже к деньгам.

Хуже всего, конечно, получалось с работой. Я начал делать ошибки: вначале маленькие упущения, потом, с течением времени, упущения серьезные. Я пришел к выводу, что меня не интересует желание Джонса приобрести платиновый портсигар с рубиновыми инициалами для его новой любовницы. Он получил портсигар, но без инициалов. Потом я забыл, что миссис Ван Клей заказывала золотые часы с календарем для своего маленького чудовища-племянника, и послал ему золотые часы без календаря. Мадам явилась в магазин, словно галеон под всеми парусами, и честила Сидни до тех пор, пока тот едва не заплакал. Эти примеры дают некоторое представление о том, насколько я сдал. За три недели я натворил уйму подобных ошибок. Назовите это несобранностью, назовите, как хотите, но на Сидни сыпались шишки, а Терри втихомолку злорадствовал. Кроме того, раньше за состоянием моей одежды следила Джуди. Теперь я забывал ежедневно менять рубашку — какая разница, в чем ходить!

Я перестал играть в гольф. Черт возьми, кто, кроме ненормального, станет бить по маленькому белому мячику, загоняя его невесть куда, да еще потом пойдет искать его?

Спустя три недели после смерти Джуди Сидни вышел из своего кабинета в зал, где сидел я, тупо уставясь на стол, и спросил, могу ли я уделить ему минутку внимания.

— Только минутку, Ларри, не больше.

Я почувствовал укол совести. На моем подносе для входящей корреспонденции лежала груда писем и заказов, на которые я даже не взглянул. Часы показывали три, а письма и заказы дожидались моего внимания еще с девяти часов.

— Мне нужно просмотреть почту, Сидни, — сказал я. — У тебя что-нибудь важное?

— Да.

В его тоне было что-то, заставившее меня подняться. При этом я посмотрел в сторону Терри. Он наблюдал за мной с издевательской ухмылочкой на красивом лице. Его поднос для входящей корреспонденции был пуст. Что бы про него ни говорили, но Терри был работяга.

Я прошел в кабинет вслед за Сидни, и он закрыл за мной дверь с такой осторожностью, словно она была сделана из яичной скорлупы.

— Садись, Ларри.

Я сел.

Он заметался по просторному кабинету, словно мотылек в поисках свечки. Желая вывести его из затруднительного положения, я спросил:

— Ты чем-то озабочен, Сидни?

Он остановился и горестно посмотрел на меня.

— Я озабочен тобой и хочу попросить об одном одолжении.

— О каком же?

Он опять запорхал по комнате.

— Сядь же, ради Бога! — рявкнул я на него. — О каком одолжении, интересно знать?

Он метнулся к столу и сел. Затем достал шелковый платок и принялся вытирать лицо.

— Так какое же одолжение? — повторил я.

— Дело не идет на лад, Ларри, не так ли? — при этом он не смотрел на меня.

— Что не идет на лад?

Он спрятал платок, набрался решимости, оперся локтями о полированную поверхность стола и кое-как заставил себя посмотреть мне в лицо.

— Я хочу просить тебя об одолжении.

— Ты это уже говорил. О каком?

— Я хочу, чтобы ты повидался с доктором Мелишем.

Ударь он меня по лицу, я не удивился бы до такой степени. В удивлении я откинулся назад, глядя на Сидни во все глаза. И было почему! Доктор Мелиш был самым дорогим, самым модным врачом-психиатром в Парадиз-Сити. Это говорит о многом, если учесть, что в нашем городе психиатр приходится примерно на пятьдесят человек в среднем.

— Как тебя понимать?

— Я хочу, чтобы ты встретился с ним, Ларри. Счет я, разумеется, оплачу. По-моему, тебе просто необходимо с ним поговорить.

Он поднял руки, останавливая мои протесты.

— Минутку, Ларри, дай же мне возможность договорить. — Он сделал паузу и продолжал: — Ларри, с тобой не все ладно. Я знаю, через какое ужасное испытание ты прошел. Разумеется, твоя невосполнимая потеря оставила след. Все это я могу понять. Сам я на твоем месте просто не пережил бы подобного потрясения. Я уверен в этом. Восхищаюсь твоей решимостью вернуться и продолжать работу, но, как ты сам в этом убедился, ничего хорошего из этого не вышло. Ты ведь понимаешь это, правда, Ларри?

Он смотрел на меня умоляюще.

— Понимаешь?

Я потер рукой подбородок и замер, услышав скребущий звук щетины. Проклятье, подумал я. Забыл побриться утром! Встав, я пересек кабинет и подошел к большому зеркалу, в котором Сидни так часто любовался собой. Я уставился на отражение, чувствуя холод внутри. Неужели этот неряха — я? Я посмотрел на заношенные манжеты рубашки и перевел взгляд на туфли, не чищенные, по крайней мере, пару недель. Затем медленно вернулся к креслу и сел, глядя на Сидни. Он с жалостью наблюдал за мной, и на лице его читались озабоченность, доброта и волнение за меня. Что ж, я еще не настолько опустился, чтобы не представить себя на его месте.

Я подумал о своих ошибках, о неуменьшавшейся груде корреспонденции на столе и о том, как я выгляжу. Вопреки вере в себя, со мной, как он выразился, действительно было не все в порядке.

Я медленно и глубоко вздохнул.

— Послушай, Сидни, давай забудем о Мелише. Я уволюсь. Ты прав. Что-то пошло не так. Я уберусь отсюда, а ты предоставь Терри шанс. Он молодец. Обо мне не беспокойся, я и сам перестал о себе беспокоиться.

— Ты лучший знаток бриллиантов в нашем деле, Ларри, — спокойно сказал Сидни. Теперь он полностью овладел собой, перестал мельтешить и суетиться. — Уйти я тебе не дам. Такая потеря слишком дорого мне обойдется. Тебе нужно приспособиться к ситуации, и доктор Мелиш поможет в этом. Выслушай, Ларри. В прошлом я много для тебя сделал и надеюсь, ты считаешь меня своим другом. Теперь пора и тебе кое-что для меня сделать. Я хочу, чтобы ты пошел к Мелишу. Уверен, он сумеет привести тебя в порядок. Для этого может понадобиться месяц, может быть, два, да хоть год. Твое место всегда останется за тобой. Ты много значишь для меня. Повторяю, ты лучший знаток бриллиантов в нашем деле. Тебе крепко досталось, но вскоре все войдет в норму. Сходи к Мелишу.

И я пошел.

Сидни был прав, следовало сделать хоть это, но я не надеялся на доктора Мелиша, пока не познакомился с ним. Это был маленький, тощий, с проницательными глазами лысеющий человечек. Сидни уже вкратце проинформировал его о моем горе, так что он знал мое прошлое, Джуди и последующие события.

Незачем было вдаваться в подробности. У нас состоялось три беседы, и, наконец, он вынес приговор. Все сводилось вот к чему — я нуждаюсь в полной перемене обстановки. Мне следовало уехать из Парадиз-Сити, по крайней мере, на месяц.

— Как я понял, вы с момента аварии так и не садились за руль? — спросил он, протирая очки. — Обязательно купите машину и привыкайте к ней. Ваша проблема в том, что вы считаете ваш случай чем-то исключительным. — Он поднял руку, прерывая мои протесты. — Я знаю, вам не хочется это признавать, но, тем не менее, именно в этом корень вашей болезни. Весьма советую побольше общаться с людьми, чьи проблемы посерьезнее вашей. Тогда собственная представится в правильной перспективе. У меня имеется племянница, она живет в Луисвилле. Работает там в бюро социальной опеки и очень нуждается в бесплатных помощниках. Предлагаю вам поехать в Луисвилл и поработать там. Я уже звонил ей. Правда, она заявила, что ей ни к чему неуравновешенная личность. У нее своих проблем хватает, а если придется решать еще и ваши проблемы, то вы ей не подходите. Мне понадобилось определенное время, чтобы уговорить ее, так что теперь дело за вами.

Я покачал головой.

— Вашей племяннице будет от меня не больше пользы, чем от лишней дырки в голове. Нет, это дурацкая идея. Я найду себе что-нибудь другое. Договорились, я уеду на три месяца…

Доктор повертел в пальцах трость.

— Моей племяннице нужна помощь, — еще раз повторил он, пристально глядя на меня. — Неужели вам не хочется помочь людям, или вы решили, что все должны помогать вам?

При такой постановке вопроса крыть было нечем. Что я теряю? Сидни оплатит время, необходимое для моей реабилитации. Я избавлюсь от магазина с его приглушенными голосами и глумливой улыбкой Терри. Пожалуй, это идея. По крайней мере что-то новое, а это, возможно, позволит мне забыть о потере. Довольно вяло я возразил:

— Но у меня нет квалификации для подобной работы. Я ничего в ней не смыслю. И буду скорее обузой, чем помощником.

Мелиш взглянул на часы. Было видно, что он думает уже о следующем клиенте.

— Если племянница говорит, что у нее есть для вас дело, следовательно, она считает, что вы ей пригодитесь, — сказал он нетерпеливо. — Ну так что, попробуете?

Почему бы и не поехать? Пожав плечами, я заявил, что согласен.

Первым делом я купил «бьюик» с откидным верхом. Путь домой потребовал напряжения всей воли. Я дрожал, обливался потом и стал весь мокрый к тому времени, как поставил машину на стоянку. Пять минут я неподвижно сидел за рулем, потом заставил себя снова запустить мотор и выехал на оживленную главную магистраль, прокатился вдоль приморского бульвара, снова свернул на главную улицу и повернул к дому. На этот раз я не потел и не дрожал.

Сидни пришел проводить меня.

— Через три месяца, Ларри, — сказал он, пожимая мне руку, — ты вернешься и снова будешь лучшим спецом по бриллиантам. Удачи тебе, поезжай с Богом.

И вот с чемоданами, набитыми одеждой, без веры в будущее, я направился в Луисвилл.

Нужно отдать должное доктору Мелишу, он действительно обеспечил мне перемену обстановки.

Луисвилл, расположенный миль за 500 от Парадиз-Сити, оказался достаточно большим, беспорядочно застроенным промышленным городом, над которым постоянно висело плотное облако смога. Его заводы, в основном, занимались переработкой известняка. Известняк здесь перемалывают, делая цемент, известь и еще Бог весть что. Это главная отрасль промышленности во Флориде.

Ведя машину на малой скорости, я добрался туда только через два дня. Как выяснилось, я стал нервным водителем — каждый раз, когда мимо проносилась машина, я вздрагивал, но все же стоически продолжал путь, остановившись только на ночь в мрачном отеле, но когда прибыл наконец в Луисвилл, был на пределе физических сил и нервов. Уже проезжая предместья, я почувствовал зуд — на коже начала оседать цементная пыль, вызывая нестерпимое желание помыться.

Ветровое стекло и корпус машины моментально покрылись пылью. Даже яркие солнечные лучи не в состоянии были пронзить толщу смога над городом. Вдоль шоссе, переходящего в центральный проспект города, вереницей тянулись заводы по производству цемента, и грохот размалываемой породы буквально закладывал уши.

Без особого труда я отыскал отель «Бендикс», рекомендованный Мелишем как лучший в городе. Он находился в переулке, неподалеку от проспекта. Здание являло собой не очень достойное зрелище. Вездесущая пыль покрывала его толстым слоем. Вестибюль был меблирован ветхими бамбуковыми креслами, а столом администратора служила маленькая конторка, позади которой висела доска с ключами.

За конторкой восседал высокий, расплывшийся человек с длинными баками. Этот субъект выглядел так, словно совсем недавно побывал в стычке с превосходящим по силам противником и теперь зализывал раны.

Не торопясь и не выказывая особой заинтересованности, он занес меня в книгу регистрации и протянул ключ от номера. Печальный негр-бой взял мой чемодан и направился к лифту. Лифт был явно построен еще в прошлом веке, шел рывками, скрипя и содрогаясь, и я порадовался, когда вышел из него целым и невредимым.

Оказавшись в номере, я огляделся по сторонам. Что ж, по крайней мере, здесь имелось четыре стены, потолок, туалет и душ, но больше похвастаться было нечем. Ничего не скажешь — перемена обстановки полная.

Парадиз-Сити и Луисвилл так же несхожи между собой, как новенький «роллс-ройс» и помятый, сменивший по меньшей мере трех хозяев, «шевроле», если такое сравнение не будет оскорбительным для «шевроле».

Я вынул вещи из чемодана, развесил одежду в шкаф, разделся и встал под душ. Решив следить за своим внешним видом, я облачился в новую белую рубашку и свой лучший костюм. Взглянув на отражение в зеркале, я почувствовал прилив уверенности в своих силах. По крайней мере, я снова выглядел, как человек с положением в обществе, пожалуй, немного поблекший, но все же не лишенный блеска. Поразительно, как могут преобразить человека, даже такого, как я, дорогой, хорошо сшитый костюм, белая рубашка и галстук.

Доктор Мелиш снабдил меня телефоном племянницы, сообщив также и ее имя. Ее звали Дженни Бакстер. Я набрал номер, но никто не подходил. Слегка раздосадованный, я минут пять прохаживался по номеру, затем позвонил снова. И опять никакого ответа. Я подошел к окну и выглянул наружу. Улица внизу была запружена народом. Прохожие, сновавшие во всех направлениях, казались неряшливыми, многие были откровенно грязными. В толпе преобладали женщины, вышедшие за покупками, ребятня, судя по виду, не мытая с момента рождения, и небритые мужики, одетые в нечто напоминавшее спецовки. Машины, проносившиеся по улице, сплошь покрывала все та же цементная грязь. Позже я узнал, что цементная пыль была главным врагом города, худшим даже, чем скука, считавшаяся врагом номер два.

Я снова набрал номер Дженни Бакстер и на сей раз, к своему облегчению, услышал женский голос.

— Алло?

— Мисс Бакстер?

— Да. А кто это?

— Я Лоуренс Карр. Ваш дядя, доктор Мелиш… — Я намеренно сделал паузу. Знает ли она обо мне или нет?

— Ну конечно. Где вы?

— В отеле «Бендикс».

— Вы не подождете с часик? К тому времени я здесь все закончу.

Вопреки учащенному дыханию, словно она только что бегом преодолела шесть лестничных маршей (как я узнал позднее, именно так и обстояло дело), голос звучал энергично и деловито. Но у меня не было никакого желания торчать в этом убогом номере.

— А если мне подъехать?

— О да, приезжайте. У вас есть адрес?

Я ответил утвердительно.

— Тогда приезжайте, когда вам будет удобно. Хоть сейчас, — с этими словами она положила трубку.

Я спустился с третьего этажа по лестнице, так как нервы мои все еще были не в порядке, и не хотелось еще раз входить в скрипучий, готовый в любой момент развалиться, лифт. Негр-бой с охотой объяснил мне дорогу. Как выяснилось, Мэддокс-авеню находилась в пяти минутах ходьбы отсюда, а поскольку я с трудом отыскал место, где поставить машину, то решил идти пешком. Шагая по главной улице, я машинально отметил, что на меня обращают внимание. Постепенно до меня дошло, что люди глазеют на мой костюм. Когда идешь по главному проспекту Парадиз-Сити, встречаешь знакомых на каждом шагу. Там ты прямо-таки обязан прилично одеваться, но здесь, в задыхающемся от смога городе, все казались мне оборванцами.

Я нашел Дженни Бакстер в служившей ей офисом комнатке на шестом этаже большого, донельзя запущенного дома без лифта. Я вскарабкался по лестнице, чувствуя за воротником все ту же цементную грязь. Перемена обстановки! Ничего не скажешь, Мелиш подобрал мне чудненькую обстановочку!

Дженни Бакстер на вид было примерно тридцать три года. Это была высокая, худая девушка, с лицом, затененным массой неопрятных черных волос, заколотых на макушке и готовых в любой момент рассыпаться. По моим стандартам красоты, в ее фигуре не хватало женственности. Ее груди выглядели маленькими холмиками, ничуть не привлекающими сексуально, совсем не такими, как у женщин, которых я знал в Парадиз-Сити. К тому же она выглядела слегка истощенной. Невзрачное серое платье, в которое была облачена Дженни, по-видимому, было сшито ею самой, ничем иным нельзя было объяснить покрой и то, как оно висело на ней. Лицо с хорошими чертами, форма носа и губы превосходны, но что заворожило меня, так это глаза — честные, умные, проницательные, совсем как у ее дяди. Она что-то быстро писала на желтом бланке и, когда я вошел в комнату, подняла голову и посмотрела на меня. С чувством неуверенности я остановился на пороге, недоумевая, за каким чертом я сюда пришел.

— Ларри Карр? — у нее был низкий, но выразительный голос. — Заходите.

Едва я сделал шаг, раздался телефонный звонок. Она взмахом руки показала на второй из двух неказистых стульев и сняла трубку. Ее реплики, в основном «да» или «нет», звучали энергично и сухо. Похоже, она владела техникой давления на собеседника, не давая разговору затянуться.

Наконец она положила трубку на рычаг, задумчиво провела карандашом по волосам и улыбнулась мне. Улыбка моментально преобразила ее. Это была чудесная, открытая улыбка, полная тепла и дружелюбия.

— Извините, но эта штука звонит не переставая. Значит, вы хотите помочь?

Я сел.

— Если сумею.

Я сам не знал, искренне ли это я говорю.

— Но только не в этом красивом костюме.

Я выдавил улыбку.

— Конечно, но вина здесь не моя. Ваш дядя не предупредил меня…

Она кивнула.

— Дядя прекрасный человек, но его не интересуют детали. — Она откинулась на спинку стула, внимательно рассматривая меня. — Он рассказал мне о вас. Буду откровенна. Я знаю о вашей проблеме, искренне вам сочувствую, но она меня не интересует, так как у меня сотни своих проблем. Дядя Генри говорил, что вам нужно оправиться, но это ваша проблема, и вы сами должны ее решить. — Она положила руки на усеянный пятнами бювар и снова улыбнулась. — Поймите, пожалуйста, в этом Богом забытом городе нужно очень многое сделать, слишком многим помочь. Мне очень не хватает помощников и совершенно нет времени на сочувствие.

— Я и приехал сюда помогать. — В моем голосе против воли послышалось раздражение. За кого она меня принимает? — Что от меня требуется?

— Если бы только я могла поверить, что вы действительно хотите мне помочь.

— Я уже сказал. Я приехал помогать. Что нужно делать?

Она достала из ящика мятую пачку сигарет и предложила мне. Я извлек из кармана золотой портсигар, недавний подарок Сидни ко дню рождения. Портсигар был не из простых. Он обошелся Сидни в 1500 долларов, и я очень гордился им. Если угодно, можете называть его символом положения. Даже некоторые из клиентов с нескрываемым интересом рассматривали его.

— Закурите мои?

Она посмотрела на сверкающий портсигар, потом перевела взгляд на меня.

— Это настоящее золото?

— Это? — я повертел сверкающую игрушку в руках, чтобы она смогла получше рассмотреть его. — О, само собой!

— Но ведь он очень дорогой!

Мне показалось, что цементная пыль сильнее зудит под воротником.

— Мне его подарили. Полторы тысячи долларов.

Я протянул портсигар ей.

— Так не желаете попробовать моих?

— Нет, спасибо.

Она вытащила сигарету из помятой пачки, с трудом отрывая взгляд от портсигара.

— Будьте с ним поосторожней, — сказала она. — Могут украсть.

— Так здесь воруют?

Она утвердительно кивнула, принимая огонь от золотой зажигалки, подаренной мне одним из клиентов.

— Полторы тысячи долларов! За такие деньги я могла бы месяц кормить с десяток моих семей.

— У вас десять семей? — Я убрал портсигар обратно в задний карман. — Неужели?

— У меня две тысячи пятьсот двадцать семей, — сказала она спокойно. Выдвинув ящик письменного стола, Дженни вынула план улиц Луисвилла и разложила его на столе передо мной. План был расчерчен фломастером на пять секций. Квадраты были помечены цифрами от одной до пяти. — Вам следует знать, с чем вы столкнетесь. Я кратенько введу вас в курс дела.

Из ее слов выходило, что в городе социальной опекой занимаются пять человек и за каждым закреплен свой участок. Ей достался наихудший. Дженни на секунду подняла на меня глаза и улыбнулась.

— Другие от него отказывались, вот мне и пришлось его взять. Вот уже два года я работаю на этом участке. Моя работа — оказывать помощь там, где в ней по-настоящему нуждаются. Я, конечно, пользуюсь определенными фондами, но они даже на треть не соответствуют нуждам. Я хожу по квартирам, составляю сводки. Данные нужно обрабатывать и заносить в карточки. — Она постучала карандашом по сектору номер пять на плане. — Здесь, пожалуй, сосредоточено все худшее в этом ужасном городе. Почти четыре тысячи человек, включая детей, которые перестают быть детьми, едва им исполняется семь лет. — Ее карандаш переместился с обведенного сектора и уткнулся в точку сразу же за чертой города. — Здесь находится женский исправительный дом штата. Это очень трудная тюрьма. В ней содержатся неисправимые преступницы и условия содержания их ужасные. Еще три месяца назад посещать эту тюрьму не разрешалось, но я в конце концов убедила заинтересованных лиц, что смогу принести пользу…

Зазвонил телефон, и после обычного набора слов «да» и «нет» она положила трубку.

— Мне разрешено иметь одного бесплатного помощника, — продолжила она, словно нас и не прерывали. — Бывает люди приходят сами, как, например, пришли вы, иногда кого-либо присылают из муниципалитета. Ваше дело — содержать в порядке картотеку, отвечать на телефонные звонки, в неотложных случаях самостоятельно принимать решения, перепечатывать сводки, если сумеете разобрать мой ужасный почерк. В общем, будете сидеть за этим столом и распоряжаться в мое отсутствие.

Я заерзал на стуле. О чем, черт побери, думал Мелиш, или он не знал? Ей нужен не человек в моем положении, а энергичная секретарша, привычная к канцелярской работе. Занятие определенно не для меня. Я так и сказал это ей, со всей вежливостью, на которую только был способен. Однако в моем голосе все же проскользнули нотки недовольства.

— Это не работа для девушек, — возразила Дженни. — Моим последним добровольцем был пенсионер-счетовод. В свои шестьдесят пять лет ему нечем было заняться, кроме игры в бридж или гольф, и он предложил мне свои услуги, но сумел продержаться всего лишь недели две. Я не обижалась на него, когда он ушел.

— Выходит, ему надоело?

— Нет, не надоело. Он испугался.

Я недоуменно уставился на нее.

— Испугался? Работы было слишком много?

Она улыбнулась своей теплой улыбкой.

— Не в этом дело. Ему нравилось работать. Удивительно, сколько он успел сделать за это время. Моя картотека впервые была в полном порядке. Нет, он не выдержал встречи с теми, кто иногда входит в эту дверь. — Она кивнула на дверь тесного офиса. — Лучше сказать вам сразу, Ларри. Этот сектор города терроризирует молодежная банда. Она известна полиции как банда Джинкса. Ее членам от десяти до тридцати лет. Верховодит ими Призрак Джинкс. Он сам выдумал себе это имя, вообразив себя неким мафиози. Он свиреп и крайне опасен, а что до ребят, так они рабски ему повинуются. Полиция не может с ним ничего поделать, он чересчур хитер. Из его банды многие попадались, но он — никогда. — Помолчав, она продолжала: — Призрак считает, что я лезу не в свои дела. Думает, что я передаю сведения полиции. По его мнению, все те, кому я помогаю, должны обходиться своими силами. Он и его компания ни в грош не ставят своих родителей за то, что они принимают пособия, которые удается для них достать: молоко для малышей, одежду, уголь и так далее. К тому же я помогаю им с финансовыми затруднениями, например, с квартплатой, с наймом на работу. Все свои проблемы люди делят со мной. Призраку же кажется, что я вмешиваюсь не в свое дело, и он сильно мешает мне. Они частенько наведываются сюда, пробуют запугать. — Она снова тепло улыбнулась. — Меня им не запугать, но до сих пор этой шпане удавалось спугнуть всех моих добровольных помощников.

Я слушал, но не верил. Какой-то сопляк… Мне это казалось чепухой.

— Я что-то не вполне вас понимаю. Вы хотите сказать, что этот мальчишка напугал вашего приятеля-счетовода и он сбежал? Как ему удалось такое?

— О, он большой мастер убеждения. Не надо забывать, что эта работа не оплачивается. Счетовод все объяснил. Он уже не молод, вот и решил, что ради бесплатной работы не стоит рисковать.

— Рисковать?

— Они пригрозили ему, как это они обычно делают, что, если он не уйдет с этой работы, банда повстречается с ним как-нибудь вечером. Ведь они способны на любую жестокость. — Она посмотрела на меня, и лицо ее стало суровым. — У него жена и уютный дом. Вот он и решил уйти.

У меня напряглись мышцы живота. Что ж, я прекрасно представлял себе уличную шпану и знал, на что она способна. Кто не слышал о них! Темным вечером ты идешь по улице и вдруг на тебя набрасывается свора маленьких свирепых дикарей. Для них не существует никаких запретов. Удар в лицо может лишить набора приличных зубов, пинок в пах запросто делает человека импотентом на весь оставшийся срок жизни. Но может ли такое случиться со мной?..

— Вы не обязаны предлагать свои услуги. — Похоже, она прочла мои мысли. — С какой стати дядя Генри не думает о деталях…

— Давайте выясним один вопрос, — перебил я ее. — Должен ли я понимать вас в том смысле, что эта ребятня, этот Призрак могут угрожать мне, если я буду работать здесь?

— О да, рано или поздно, но он станет вам грозить.

— Его угрозы что-нибудь значат?

— Да. Боюсь, что да.

Перемена обстановки!

Я задумался. И внезапно осознал, что за время разговора с этой женщиной ни разу не вспомнил о Джуди. Такого не случалось со времени аварии. Может быть, удар в лицо или даже в пах будет способствовать перемене во мне?

— Когда приступать к работе?

Ее улыбка согрела меня.

— Спасибо. Вы можете приступать, как только купите свитер и джинсы. И не пользуйтесь часто вашим прекрасным портсигаром. — Она встала. — Извините, мне нужно идти. Я вернусь не раньше четырех. Тогда и объясню вам систему регистрации и как вести карточки, после чего вы станете полноправным сотрудником.

Мы спустились с шестого этажа и вышли на улицу. Я проводил Дженни до покрытого цементной пылью «Фиата-500». Она почему-то медлила включать мотор.

— Спасибо за желание помочь. Думаю, мы сработаемся. — Секунду-другую она всматривалась в меня через маленькое окошко. — Я сочувствую вашему горю. Все устроится, нужно только набраться терпения.

С этими словами она отъехала. Я стоял на краю тротуара, чувствуя, как на мне оседает цементная пыль, которую влажная жара превращает в едкий, грязный пот. Дженни Бакстер понравилась мне. Глядя вслед ее машине, я раздумывал, какое будущее меня ждет. Легко ли меня испугать? Пока об этом я не имел понятия. Что ж, когда дойдет до дела, узнаю.

По узкой шумной улице я вышел на Мэйн-стрит в поисках магазина, где можно было бы купить джинсы и свитер.

И ничего не почувствовал, когда это случилось. Грязный, оборванный малыш, лет десяти, внезапно налетел на меня, заставив отшатнуться. Он выпятил губы и издал громкий непристойный звук. Затем пустился наутек.

Лишь вернувшись в отель «Бендикс», я обнаружил пропажу моего дорогого золотого портсигара. К тому же мой прекрасный костюм был разрезан бритвой.

ГЛАВА 2

Переодевшись в джинсы и свитер, я отправился в полицейский участок заявить о пропаже портсигара. К моему удивлению, оказалось, что я не слишком-то и опечален, но сознавал, что Сидни будет буквально уничтожен потерей своего подарка, и было только справедливо в отношении его вернуть портсигар.

В дежурной комнате воняло цементной пылью и немытыми ногами. На длинной скамье у стены сидели рядком человек десять ребят, оборванных и угрюмых. Их маленькие темные глаза со злобой следили за мной, пока я подходил к дежурному сержанту.

Полицейский являл собой здоровенную глыбу мяса с лицом, похожим на кусок сырой говядины. Он сидел в одной рубашке, и по его лицу в складки жирной шеи стекал пот, смешиваясь все с той же цементной пылью. Сержант катал взад и вперед по листу промокашки огрызок карандаша и, когда я подошел, слегка приподнялся, чтобы выпустить газы. Мальчишки на скамейке захихикали.

За все время, пока я рассказывал о своей пропаже, он не прерывал своего занятия, катая карандаш. Потом поднял на меня глаза, и взгляд его прошелся по моему лицу с интенсивностью газовой горелки.

— Вы приезжий?

Его голос звучал сипло, словно сорванный от крика. Я подтвердил, добавив, что приехал совсем недавно и буду работать с мисс Бакстер, служащей социальной опеки.

Он сдвинул фуражку со лба и, не поднимая глаз от огрызка карандаша, вздохнул и нехотя вытащил бланк заявления, велев мне его заполнить. Я беспрекословно заполнил бланк и вернул сержанту. В графе стоимости украденного я каллиграфическим почерком написал: «1500 долларов».

Он лениво начал просматривать написанное, потом его массивное лицо напряглось, и, отодвинув бланк ко мне, тыкая грязным пальцем в графу «стоимость украденного», осведомился своим сиплым голосом:

— Это что такое?

— Столько стоит портсигар.

Он что-то пробурчал себе под нос, сверля меня взглядом, потом уставился на бланк.

— Мой пиджак порезан бритвой, — продолжал я.

— Вот как? Пиджак тоже стоит тысячу пятьсот долларов?

— Пиджак стоил триста долларов.

Он фыркнул, выпустив воздух сквозь мясистые ноздри.

— Можете описать мальчишку?

— Примерно лет десяти, черная рубашка, джинсы, — ответил я. — Темноволосый, грязный.

— Видите его здесь?

Я обернулся и посмотрел на сидящих в ряд ребят. Большинство из них были темноволосые, грязные, все как один одетые в черные рубашки и джинсы.

— Это мог быть любой из них, — ответил я.

— Угу, — промычал он, не переставая сверлить меня взглядом. — Вы уверены насчет стоимости портсигара?

— Абсолютно!

— Угу, — он потер грязную шею, потом, после небольшого раздумья, положил бланк на стопку точно таких же. — Если мы его найдем, дадим вам знать. — Последовала пауза, потом он небрежно поинтересовался: — Долго пробудете?

— Два или три месяца.

— С мисс Бакстер?

— Такова идея.

Секунду он изучал меня, потом презрительная улыбка медленно наползла на его лицо.

— Ничего себе идея!

— Думаете, мне столько не продержаться?

Он засопел и снова принялся катать карандаш.

— Если мы его найдем, вас известят. Полторы тысячи баксов, каково!

— Да.

Он кивнул, потом вдруг проревел громовым голосом:

— Сидеть смирно, стервецы!

Я вышел и уже в дверях слышал, как он говорил другому копу, до этого молча подпиравшему грязную стенку:

— Еще один тронутый!

Часы показывали двадцать минут второго, когда я отправился на поиски ресторана, но, к моему удивлению, на главной улице их не оказалось. В конце концов пришлось довольствоваться сальным гамбургером в баре, набитом потными, пахнущими грязью людьми, с подозрением пялившими на меня глаза и сразу отводившими взгляд, едва я смотрел на них.

Выйдя из бара, я решил пройтись. Луисвилл не тот город, который может предложить что-либо достойное по части зрелищ. Кроме пыли и нищеты, здесь ничего нет. Я медленно обошел район, помеченный на карте Дженни как сектор номер пять.

И познакомился с миром, о существовании которого не догадывался. После блеска и великолепия Парадиз-Сити мне показалось, что я спустился в «Ад» Данте. На каждой улице во мне немедленно распознавали чужака. Люди сторонились меня, недоуменно оглядываясь и перешептываясь за моей спиной. Ребята свистели мне вслед, некоторые издавали громкие, непристойные звуки. Но я упрямо ходил до четырех часов, после чего повернул к офису Дженни. Теперь она казалась мне необычайной женщиной. Провести два года в таком аду и сохранить способность так улыбаться — немалое достижение.

Когда я вошел, то застал ее сидящей за столом и что-то быстро пишущей на желтом бланке. При моем появлении она подняла голову и встретила все той же теплой улыбкой, о которой я только что думал.

— Так-то лучше, Ларри, — она с одобрением посмотрела на мой наряд. — Гораздо лучше. Садитесь, я объясню вам свою систему регистрации, как я ее называю в шутку. Вы умеете обращаться с пишущей машинкой?

— Умею.

Я сел и подумал, а не сказать ли ей о портсигаре, но потом решил промолчать. У нее и так слишком много забот, чтобы думать еще и о моих.

В течение следующего часа она объясняла мне свою систему учета, показала сводки и картотеку, и все это время не переставая звонил телефон. В шестом часу она взяла несколько бланков, пару авторучек и заявила, что ей нужно идти.

— Закрывайте в шесть, — сказала она на прощание. — Но если бы вы напоследок успели отпечатать пару этих сводок…

— Нет проблем! Куда вы отправляетесь?

— В больницу. Надо навестить трех старушек. Мы открываем в девять утра. Но, возможно, я не сумею прийти раньше полудня. Завтра мой день посещения тюрьмы. Импровизируйте, Ларри. Не пасуйте перед ними, но за нос водить тоже не позволяйте. Если им понадобится что-то серьезное, скажите, чтобы поговорили со мной.

Махнув на прощание рукой, она исчезла.

Я отпечатал сводки, обработал их и разнес по карточкам. Затем привел в порядок картотеку. Меня удивило и немного разочаровало молчание телефона. Люди словно знали, что Дженни здесь нет и некому ответить.

Впереди был скучный вечер. Заполнить его было нечем, оставалось только вернуться в отель. После некоторого размышления я решил задержаться и привести в порядок картотеку. Надо признаться, много я не наработал. Начав читать карточки, я увлекся. Они раскрывали живую картину отчаяния, нищеты, преступности. Это захватывало, как чтение первоклассного детектива. Я начал постигать процессы, происходящие в пятом секторе этого вечно накрытого облаком смога города. Когда стемнело, я включил настольную лампу и продолжил чтение. Время перестало существовать. Я настолько увлекся, что не услышал, как открылась дверь. Но даже если бы и не это, я вряд ли смог услышать хоть что-то, до такой степени ловко это было проделано. Дверь открывалась постепенно, дюйм за дюймом, и лишь когда на карточку упала тень, я понял, что в помещении кто-то есть.

Я буквально подскочил от неожиданности. Этого они и добивались. При тогдашнем состоянии моих нервов сделать это не составляло труда. Авторучка выпала из моей руки и покатилась по столу, мышцы живота конвульсивно сжались.

Мне никогда не забыть первую встречу с Призраком Джинксом. Тогда я не мог знать, кто стоит передо мной, но когда на следующее утро описал своего посетителя Дженни, она сказала, что это именно он.

Вообразите высокого, очень худого юнца лет около двадцати двух. Темные волосы, никогда не знавшие расчески, сальными прядями свисали на плечи. Его худое лицо цветом походило на застывшее баранье сало. Глаза, как две темные бусинки, были расположены вплотную к горбатому носу. На губах играла глумливая улыбочка. Одежда его состояла из грязной, некогда желтой рубашки и несусветных штанов, отделанных кошачьим мехом по бедрам и краям штанин. Тонкие, но мускулистые руки были покрыты татуировкой. Кисти с тыльной стороны пересекали непристойные надписи. Тонкую, почти девичью талию стягивал семидюймовый кожаный ремень, усаженный острыми медными шипами, — страшное оружие, если ударить им по лицу. От него так и несло едким запахом пота. Казалось, если он встряхнет головой, на поверхность стола посыплются вши.

Меня удивило, как быстро я справился с испугом. Отодвинув стул немного назад, чтобы иметь возможность быстро вскочить на ноги, я не отрывал взгляда от пришельца. Сердце гулко колотилось в груди, но я был уверен в себе. В памяти мелькнул разговор с Дженни и ее предупреждение о том, что местная шпана жестока и опасна.

— Привет! — стараясь говорить спокойно, сказал я. — Что-нибудь нужно?

— Ты новый баран? — у него оказался неожиданно низкий голос, что еще больше усиливало его угрожающий вид.

— Верно, я только что приехал. Чем могу помочь?

Он окинул меня взглядом. За его спиной почувствовалось движение, и я понял, что незваный посетитель явился не один.

— Позови своих друзей, или, быть может, они стесняются?

— Им и там хорошо, — равнодушно бросил он. — Ты бегал к копам, верно, Дешевка?

— Дешевка? Это новое имя для меня?

— Точно, Дешевка.

— Ты зовешь меня Дешевкой, а я буду называть тебя Вонючкой. Идет?

Из коридора послышался приглушенный смешок, сразу, впрочем, оборвавшийся. Маленькие глазки Призрака загорелись и превратились в красные бусинки.

— Больно ты умный!

— Именно. Выходит, нас пара, Вонючка. Чем могу служить?

Медленно и неторопливо он расстегнул ремень и взмахнул им.

— Хочешь получить вот этим по своей поганой физии, Дешевка?

Я оттолкнул стул назад, вскочил и обеими руками схватил пишущую машинку.

— Хочешь получить вот этим по своей поганой физии, Вонючка?

Лишь несколько часов назад я спросил себя, легко ли меня напугать. Теперь я знал ответ — нелегко.

Мы смотрели друг на друга. Потом он все так же медленно и неторопливо застегнул пояс, а я так же медленно и неторопливо опустил машинку. Казалось, мы оба вернулись к исходному состоянию.

— Не задерживайся у нас, Дешевка. Такие типы, как ты, здесь не ко двору. И не ходи к копам. Мы не любим стукачей.

Он бросил на стол пакет в засаленной оберточной бумаге.

— Безмозглый говнюк не знал, что это золото.

Он вышел, оставив дверь открытой. Стоя неподвижно, я прислушивался, но они ушли так же бесшумно, как и появились. Впечатление было жутковатое. Похоже, они нарочно двигались, как призраки.

Я развернул пакет и обнаружил в нем свой портсигар, вернее то, что от него осталось. Кто-то, скорее всего при помощи молотка, превратил его в тонкий, исцарапанный лист золота.

В ту ночь, впервые после смерти Джуди, она не приснилась мне. Вместо этого мне снились глаза, похожие на хорьковые, с издевкой смотревшие на меня, и я вновь слышал низкий угрожающий голос, произносивший вновь и вновь: «Не задерживайся у нас, Дешевка».

Дженни не показывалась в офисе до полудня. Я провел несколько часов над картотекой и дошел до буквы «3». Пять или шесть раз звонил телефон, но едва человек на том конце провода узнавал, что Дженни здесь нет, обрывал разговор и, извинившись, клал трубку. У меня побывало трое посетительниц, пожилых, неряшливо одетых женщин, которые удивленно таращились на меня и молча пятились в коридор, тоже говоря, что им нужна мисс Бакстер. Улыбаясь своей самой лучезарной улыбкой, я спрашивал, не могу ли чем-то им помочь, но они удирали, как испуганные крысы. Около половины двенадцатого, когда я печатал на машинке, дверь с треском распахнулась, и парнишка, в котором я безошибочно узнал вора, укравшего портсигар и разрезавшего мой пиджак, высунул язык и, издав непристойный звук, метнулся за дверь, с топотом скатываясь по лестнице. Я даже не потрудился встать, чтобы догнать его.

Когда прибыла Дженни, я сразу отметил перемену в ее облике. Ее волосы выглядели все так же, словно вот-вот упадут на лицо, но улыбка была не такой теплой, а в глазах притаилась тревога.

— В тюрьме серьезные неприятности, — сообщила она. — Меня не пустили. Одна из заключенных впала в буйство. Пострадали двое надзирательниц.

— Это скверно.

— Да… — она села, внимательно глядя на меня. Последовала пауза, потом она спросила: — Все нормально?

— Разумеется. Вы не узнаете свою картотеку, когда у вас найдется время взглянуть на нее.

— Были какие-нибудь осложнения?

— Вроде того. Вчера вечером ко мне наведался один тип. — Я описал его наружность. — Это вам о чем-то говорит?

— Конечно. Это был Призрак Джинкс. — Она приподняла руки и беспомощным жестом уронила обратно на колени. — Быстро же он за вас взялся. Фреда он не трогал целых две недели.

— Фред? Ваш приятель-счетовод?

Она кивнула.

— Расскажите, что здесь произошло.

Я рассказал обо всем, умолчав только о портсигаре.

— Я предупреждала, Ларри, Призрак очень опасен. Может, вам действительно лучше уехать?

— Как же вы удержались два года? Разве он не пытался вас выставить?

— Конечно, но у него имеется своеобразный кодекс чести. Он не нападает на женщин, и, кроме того, я заявила, что он не напугает меня и я не уеду.

— Меня ему тоже не запугать.

Она покачала головой. Прядь волос упала на глаза, и Дженни раздраженно заколола ее булавкой.

— Ларри, в этом городе храбрость — непозволительная роскошь. Раз Призрак не хочет, чтобы вы здесь оставались, вам придется уехать.

— Неужели это так серьезно?

— Да. Ради вашего же блага, вы должны уехать. Я справлюсь сама. Не надо еще больше осложнять положение. Пожалуйста, уезжайте.

— Никуда я не уеду. Ваш дядя прописал мне перемену обстановки. Извините за эгоизм, но я больше озабочен своей проблемой, чем вашими. — Я улыбнулся ей. — С тех пор, как я приехал сюда, я не думаю о Джуди. Ваш город пошел мне на пользу, так что я остаюсь.

— Ларри, вас могут избить.

— Ну и что. — Нарочно меняя тему, я продолжал: — Тут заходили три старушки. Правда, они не пожелали со мной говорить. Им были нужны только вы.

— Прошу вас, Ларри, уезжайте. Призрак опасен.

Я взглянул на часы. Четверть первого. Я встал.

— В этом городе можно где-нибудь прилично поесть? Я до сих пор живу на одних гамбургерах.

Она посмотрела на меня с тревогой в глазах, потом беспомощно развела руки, признавая поражение.

— Ларри, надеюсь, вы сознаете, на что идете и что делаете.

— Совсем недавно вы утверждали, что вам нужен помощник. Вот вы его и получили. И не надо слишком драматизировать обстановку. Так как насчет приличного ресторана?

Она улыбнулась мне.

— Хорошо, раз вы так хотите. «Луиджи» на Третьей улице. Это в двух кварталах налево от вашего отеля. Хорошим его не назовешь, но и плохим тоже.

Тут зазвонил телефон, и я вышел, оставив ее одну и слыша за спиной привычные «да» и «нет».

После посредственного обеда (мясо оказалось жестким, как старая подметка) я зашел в полицейский участок.

На скамейке у стены в одиночестве сидел парнишка лет двенадцати с подбитым глазом. Из носа его капала на пол кровь. Наши взгляды на мгновение встретились. В его глазах сквозила ненависть.

Я подошел к сержанту, который по-прежнему занимался своим излюбленным делом — катал взад и вперед карандаш, тяжело дыша носом. Я некоторое время подождал, пока он обратит на меня внимание.

— Опять вы, — свиные глазки в упор уставились на меня.

— Хочу избавить вас от лишних хлопот, — я не понижал голоса, уверенный, что парнишка на скамейке принадлежит к банде Призрака. — Я получил портсигар обратно, — сказав это, я положил расплющенный кусок золота на стол перед сержантом. Он некоторое время удивленно рассматривал остатки портсигара, поднял, повертел в руках и положил на стол. Я продолжал невозмутимым тоном:

— Он сказал, что мальчишка понятия не имел, что это золото. Видите, что они с ним сделали.

Он прищурился, разглядывая сплющенный кусок металла, и тяжело фыркнул носом:

— Полторы тысячи баксов, да?

— Именно.

— Призрак Джинкс.

— Да.

Он откинулся на спинку стула, внимательно рассматривая меня с усмешкой в свиных глазках, и наконец спросил:

— Желаете подать жалобу?

— А стоит ли?

Казалось, можно было расслышать, как скрипят его непривычные к мысли мозги.

— Сказал вам Призрак, что портсигар украл он?

— Нет.

Сержант извлек мизинцем немного цементной пыли из мясистой ноздри, внимательно осмотрел, затем вытер палец о рубашку.

— Были свидетели, когда он возвратил украденное?

— Не заметил.

Полицейский сложил руки на столе, наклонился вперед и посмотрел на меня с презрительной жалостью.

— Слушайте, приятель, — сказал он своим сиплым голосом. — если вы рассчитываете остаться в этом проклятом городе, не подавайте жалобу.

— Спасибо за совет. Я и не думал этого делать.

Наши глаза встретились, и он сказал, понизив голос до шепота:

— Говоря неофициально, приятель, на вашем месте я бы поскорее убрался из этого города. Простофили, которые берутся помогать мисс Бакстер, долго не выдерживают. И мы ничего не можем поделать. Я, конечно, говорю неофициально.

— Он, случайно, не из банды Джинкса? — спросил я сержанта, поворачиваясь к мальчишке, который внимательно слушал наш разговор.

— Весьма возможно.

— У него кровь.

— Угу.

— Что с ним случилось?

Взгляд свиных глаз стал отчужденным. Я понял, что надоел ему.

— Какая вам забота? Если вам больше нечего сказать, шагайте отсюда. — С этими словами он снова принялся катать карандаш.

Я подошел к парнишке.

— Я работаю у мисс Бакстер служащим социальной опеки. Мое дело — помогать людям. Могу я чем-нибудь тебе…

Я не успел договорить. Парнишка плюнул мне в лицо.

В течение следующих шести дней не произошло ничего примечательного. Дженни появлялась, бросала на стол желтые формуляры, озабоченно справлялась, нет ли у меня каких затруднений, и снова убегала. Меня поражало, как она может выдерживать такой темп. И еще казалось странным, что она вечно носит одно и то же платье и совершенно не заботится о своей внешности.

Я перепечатывал сводки, классифицировал их, разносил по карточкам и продолжал наводить порядок в картотеке. Очевидно, разнесся слух, что я стал официальным помощником, так как старые, увечные и немощные люди начали заходить ко мне со своими заботами. Большинство пыталось надуть меня, но я обстоятельно спрашивал их фамилии, адреса, вкратце записывал суть их жалоб и обещал переговорить с Дженни.

Когда в их бестолковые головы просочилась мысль, что им меня не обвести, они начали обращаться со мной по-приятельски, и дня четыре мне это даже нравилось, пока я не обнаружил, что их бестолковая болтовня мешает работать. После этого я не давал им засиживаться. К своему удивлению, я обнаружил, что мне нравится этот странный контакт с миром, о существовании которого я не догадывался. И полной неожиданностью явилось письмо от Сидни Фремлина, написанное пурпурными чернилами, в котором он спрашивал, как мои успехи и когда я намерен вернуться. Лишь читая письмо, я осознал, что напрочь забыл Парадиз-Сити, Сидни, с его шикарным магазином и раскормленной клиентурой. Вряд ли имело смысл описывать ему мои занятия в Луисвилле. Скажи я ему о своих заботах, он слег бы в постель от отчаяния. Поэтому я написал, что думаю о нем, что мои нервы все еще в плохом состоянии, но Луисвилл обеспечил перемену обстановки и я скоро вновь напишу ему.

Я надеялся этой отпиской успокоить Сидни примерно на неделю.

На шестой день все переменилось.

Я пришел в офис как обычно около девяти. Входная дверь была распахнула настежь. С первого взгляда стало ясно, что замок взломан. Плоды моих шестидневных трудов, старательно отпечатанные сводки и карточки, грудой лежали на полу, облитые смолой. Нечего было и думать что-либо спасти — смолу ничем не ототрешь. На столе красовалась надпись, сделанная красным фломастером: «Дешевка, убирайся домой!»

Меня удивила собственная реакция. Думаю, обычный человек испытал бы гнев, чувство безнадежности, может быть, бессилия, но я реагировал иначе. На меня нахлынула неведомая доселе злоба. Я посмотрел на работу, погубленную глупым и злым типом, и принял его вызов: «А, вы со мной так, ну и я отвечу тем же!»

На уборку ушло все утро. Я торопился, не желая, чтобы Дженни узнала о случившемся. К счастью, этот день у нее был зарезервирован для посещений, и я не ждал ее раньше пяти часов. Принеся банку бензина, я смыл смолу с пола, а испорченные карточки и сводки снес в мусорный бак. Старушкам, время от времени заглядывавшим в дверь и изумленно таращившимся на разгром, я говорил, что сегодня у меня нет времени. Не пытаясь протестовать, они уходили. Лишь одна из них, толстуха лет под шестьдесят, задержалась в дверях, глядя, как я оттираю пол.

— Могу я помочь, мистер Ларри? — спросила она. — Для меня эта работа привычней.

Наверное, злость в моем взгляде испугала ее, потому что, пожав плечами, женщина ушла.

К четырем часам я закончил работу. На телефонные звонки я не обращал внимания. Лишь наведя относительный порядок, я сел за стол и продолжил работу.

В четверть шестого прибежала Дженни. С усталым видом она плюхнулась в кресло по другую сторону стола и недоуменно принюхалась.

— Все в порядке? — она сморщилась. — Бензин? Что-нибудь случилось?

— Так, пустяк, маленькое происшествие. Как у вас дела?

— Нормально, как всегда. О вас начинают говорить, Ларри. Вы нравитесь старичкам.

— Это шаг в верном направлении, — я откинулся на спинку стула. — Расскажите мне о Призраке. У нас есть на него данные?

— Нет! — она застыла, не сводя с меня глаз. — Почему ты спросил?

— Но должно же быть о нем хоть что-то. Где он живет?

Она продолжала пристально смотреть на меня.

— Зачем вам понадобилось знать, где он живет?

Я выдавил небрежную улыбку.

— Я тут думал о нем. Интересно, нельзя ли войти с ним в контакт. Вдруг я сумею поладить с ним. Я имею в виду — подружиться. Как вы думаете?

Дженни отрицательно покачала головой.

— Нет! Это совершенно нереально! С Призраком никто не может подружиться. Плохо придумал, Ларри. — Она замолчала, с подозрением глядя на меня. — Так все же, что случилось?

— Случилось? — я фальшиво улыбнулся ей. — Просто я подумал, нельзя ли изобразить из себя доброжелателя, готового помочь. Но не буду с вами спорить, вы лучше знаете обстановку.

— Все-таки что-то случилось. Мне ли не знать Призрака! Ну, пожалуйста, скажите мне.

— Ничего не случилось. Беда в том. Дженни, что у вас желание драматизировать ситуацию. — Я опять улыбнулся ей и вдруг почувствовал прилив вдохновения. — Если у вас нет других планов на вечер, может быть, пообедаете со мной?

У нее расширились глаза.

— Пообедать? С радостью!

По выражению ее лица я догадался, что для нее это, вероятно, первое предложение такого рода после приезда в этот Богом забытый городишко.

— Здесь можно найти более или менее приличное заведение, где можно приятно провести вечер? От «Луиджи» я не в восторге. Расходы не имеют значения.

Она хлопнула в ладоши.

— Вы это серьезно? Расходы не имеют значения?

— Именно. С самого приезда сюда я ничего не потратил. У меня уйма денег.

— Тогда в «Плаза». Это в пяти милях от города. Я там никогда не была, но мне многое рассказывали, — она жестикулировала и казалась радостной, как ребенок.

— Отлично! Я все устрою.

Она посмотрела на часы и вскочила.

— Ой-ей-ей, нужно идти, через пять минут у меня встреча.

— Так, значит, вечером в восемь часов. Приходите в отель, у меня машина. Договорились?

Несколько минут я сидел, думая о ней и улыбаясь, потом, повинуясь внезапному импульсу, набрал номер полиции и попросил соединить меня с сержантом. После недолгого ожидания в трубке послышался его сиплый голос.

— Говорит Карр, помните меня?

До меня донеслось его тяжелое дыхание.

— Карр? Полторы тысячи баксов, правильно?

— Точно. Не можете вы сказать, где обитает Призрак Джинкс? Где его логово?

Последовала длинная пауза, потом он с подозрением осведомился:

— Чего это вам вздумалось?

— Хочу с ним встретиться. Нам давно следует потолковать.

— Ищете неприятности?

— Я сотрудник опеки. Или вы забыли? Мне нужна информация.

Снова последовала длинная пауза. Я представил, как он, задумавшись, катает взад и вперед неизменный карандаш. Наконец он сказал:

— Для сотрудника опеки? — снова пауза, затем слова: — Его нора в доме № 245 по Лексингтон-авеню. Банда собирается в кафе Сэма на Десятой улице. — Снова длинная пауза, затем он еще раз предупредил: — Не лезьте на рожон, приятель. Заварушки в этом городе приходится расхлебывать нам, а мы не любим лишней работы.

— Вас можно понять, — ответил я и положил трубку.

В телефонной книге я нашел номер ресторана «Плаза» и заказал столик на 20.40. Но Призрак успел нанести упреждающий удар.

Дженни прибыла в отель ровно в 20.00. Я едва узнал ее. Она заплела волосы в косу и туго закрутила вокруг изящной головки. Черное с белым платье превратило ее из старомодной неряхи в молодую и соблазнительную женщину. Явно довольная произведенным впечатлением, Дженни внимательно смотрела на меня.

— Сойдет? — она кокетливо повела плечами.

Я был облачен в свой лучший костюм. Со времени утраты Джуди Дженни была первой женщиной, которую я пригласил в ресторан.

— Вы выглядите чудесно, — сказал я, ничуть не покривив душой.

Мы подошли к стоянке, где я оставил «бьюик». Все шины были спущены, а водительское сиденье исполосовано бритвой. Поперек ветрового стекла шла надпись большими белыми буквами: «Дешевка, убирайся домой!»

Нельзя сказать, чтобы вечер блестяще удался. Да и как могло быть иначе? Дженни расстроилась из-за машины, но я сдерживался, подавляя жгучую ненависть к Призраку Джинксу.

Я отвел ее обратно в отель, посадил в шаткое бамбуковое кресло, а сам позвонил в прокатное агентство Герца. Машина прибыла через пятнадцать минут. Пока мы ждали, я пытался успокоить Дженни.

— Послушайте, все это чепуха. Я отдам машину в ремонт. Это не проблема. Не обращайте внимания. Я уже все забыл…

— Но, Ларри, неужели вы не понимаете, что этот ужасный мальчишка не оставит вас в покое, пока вы не уедете. Вы должны уехать. Он может что-нибудь с вами сделать! Это зверь! Он ни перед чем не остановится! Он…

— Дженни! — Мой резкий тон сразу заставил ее умолкнуть. — Я ведь собирался пообедать. Хватит о Призраке. Давайте поговорим о вас. Вы чудесно выглядите. Почему вы всегда носите это ваше ужасное серое платье?

Она непонимающе посмотрела на меня, потом беспомощно пожала плечами.

— О, вы об этом! Посмотрите, как одеты прохожие на улицах. Это моя маскировка, если хотите знать. Поэтому я вас и просила носить свитер и джинсы. Здесь приходится одеваться в соответствии с ролью.

— Да? — я понимал, насколько она права. — Я провел здесь только восемь дней, но картина для меня совершенно ясна. Вы и вправду думаете, что можете помочь этим людям?.. Нет, подождите. Говорю вам, я получил некоторое представление о ваших подопечных. Эти люди — попрошайки. Они постоянно норовят сжульничать. Они только берут. Неужели работа в таких условиях — такая уж распрекрасная идея? Вам не кажется, что вы бегом поднимаетесь по эскалатору, идущему вниз?

После минутного раздумья она спокойно возразила:

— Но кто-то ведь должен этим заниматься? Один из пятидесяти действительно нуждается в помощи. И если я сумею помочь хотя бы этому одному — уже работаю не напрасно.

Подкатила машина Герца. Я расписался в квитанции, и мы отправились в «Плаза».

Ресторан расположился на вершине холма с видом на огни Луисвилла. Как выяснилось, это было шикарное и дорогое заведение. Готовили здесь превосходно.

Оркестр негромко наигрывал свинг. Вокруг было полно раскормленных женщин и толстых пожилых мужчин. Все громко разговаривали: обстановка, так хорошо знакомая мне по Парадиз-Сити. Мы ели, беседовали, но хорошее настроение не приходило, потому что мы оба думали об испорченной машине, Призраке Джинксе и о серой, убогой жизни Луисвилла, но держали эти мысли про себя.

Я отвез Дженни домой. Было уже одиннадцать вечера. Она поблагодарила за очаровательный вечер, но выражение ее глаз показывало, насколько она обеспокоена.

— Ларри, прошу вас, будьте реалистом. Возвращайтесь в свой город.

— Я подумаю над этим. А что, если нам еще когда-нибудь провести вечер вместе? — Я притронулся к ее руке. — В следующий раз повеселимся как следует.

Попрощавшись, я поехал к себе в отель. Переодевшись в свитер и джинсы, я спустился в холл и спросил печального негра-боя, как отыскать Десятую улицу. Он посмотрел на меня, как на сумасшедшего. После повторного вопроса он неохотно сообщил, что до улицы добрых полчаса ходу, и начал было подробно объяснять дорогу, но я остановил его.

Я вышел на жаркую, не успевшую остыть улицу, задыхающуюся от цементной пыли, и подозвал такси. У начала Десятой улицы я расплатился и пошел по ней. Улица была тускло освещена, через каждые пятьдесят метров стояли мусорные баки, издававшие такое зловоние, словно в каждом из них находился гниющий труп. Вокруг сновал народ, главным образом пожилые женщины и старухи, люди, лишенные крова. Дальше картина менялась. Неоновые лампы заливали тротуар резким неживым светом. Теперь я старался держаться в тени. Здесь располагались обычные дешевые танцульки, клубы со стриптизом, кинозалы, где крутили порнографические фильмы, бары и кафе. В этой части улицы царила молодежь.

Парни с длинными волосами, девчонки в коротеньких шортах и прозрачных блузках мельтешили, как бабочки вокруг горящей лампы. Вокруг стоял невообразимый шум от многочисленных транзисторов, извергавших оглушительную поп-музыку.

Наконец я обнаружил искомую вывеску кафе Сэма. Все так же стараясь держаться в тени, я прошел мимо кафе. На стоянке возле кафе ровной шеренгой стояли восемь тяжелых мотоциклов «хонда», вычищенных до блеска. С рулей свисали защитные шлемы. Кафе было битком набито молодежью, одетой в обычную униформу, а шум, доносившийся до моих ушей, буквально оглушал.

Я дошел до конца улицы и повернул обратно. Найдя неосвещенный вонючий подъезд, я скользнул в темноту. Отсюда я мог следить за выходом из кафе. Прислонившись к стене, я принялся терпеливо ждать. Тлевший внутри гнев на Призрака теперь разгорелся, как лесной пожар. Я думал о картотеке, облитой смолой, варварски испорченной машине.

Около полуночи начался массовый уход из заведения. Вопя и перекрикиваясь, ребятня высыпала на улицу и быстро рассосалась во всех направлениях. Потом вразвалочку вышли восемь юнцов во главе с Призраком. Все они были одеты в одинаковую униформу: желтые рубашки, штаны, отделанные кошачьим мехом, широкие пояса, усаженные медными шипами. Они оседлали свои «хонды», нахлобучили шлемы, и в следующую секунду улица буквально содрогнулась от рева мощных моторов, работавших на холостых оборотах. Потом они рванули с места. Производимый ими шум был таков, словно только что началась третья мировая война.

Запомнив номер мотоцикла Призрака, я дошел до ближайшего перекрестка, дождался такси и уехал в отель. Растянувшись на неудобной постели, я принялся ждать. За время ожидания я выкурил бесчисленное множество сигарет. В душе у меня бушевал ничем не сдерживаемый лесной пожар ненависти. Около трех часов ночи я тихо встал и спустился в вестибюль.

Ночной портье крепко спал.

Я вышел на жаркую пыльную улицу и направился на поиски такси. Наконец мне удалось отыскать машину с дремлющим водителем. Я попросил отвезти меня на Лексингтон-авеню. Поездка заняла не более десяти минут. Луисвилл крепко спал. Отсутствие движения на улицах позволяло гнать на полной скорости. Водитель остановился на углу улицы.

— Подождите меня здесь, я скоро вернусь.

Именно на таких улицах, как эта, и плодятся паразиты. По обе ее стороны затемняли небо многоквартирные жилые дома со старомодными пожарными лестницами. Все те же смердящие помойные баки, тротуар, донельзя замусоренный газетами.

Я шел по пустынной ночной улице, пока не поравнялся с домом № 245. Это было логово Призрака. Я остановился, увидев у тротуара блестящую «хонду», и сверил номер. Сомнений быть не могло — передо мной стояла краса и гордость Призрака.

Я огляделся по сторонам, желая убедиться в отсутствии свидетелей. Единственным, кто видел меня, была шелудивая кошка, метнувшаяся в переулок.

Я повалил «хонду» на бок и отвинтил колпачок бензобака. Когда бензин разлился лужей вокруг машины, я отступил назад и, чиркнув спичкой, бросил ее в лужу бензина.

ГЛАВА 3

На следующее утро по дороге в офис я зашел в магазин скобяных товаров и купил черенок для кирки. Принеся в офис, поставил его возле стола, чтобы в случае нужды моментально схватить свое импровизированное оружие одним быстрым движением. Не без причин я подозревал, что оно может мне понадобиться.

Дженни прибежала около девяти с пачкой неизменных желтых формуляров в руке, как всегда одетая в свое невзрачное серое платье. Я с трудом узнал в ней женщину, с которой вчера был в ресторане.

Она еще раз поблагодарила меня за приглашение и поинтересовалась, хорошо ли я спал. Я уверил ее, что спал отлично — ложь, разумеется, поскольку вообще не смыкал глаз. Она посмотрела, чем я занимаюсь, и по выражению ее лица я понял: Дженни удивлена тем, что я все еще работаю над буквой «В». Откуда было ей знать, что Призрак уничтожил плоды всей моей работы, а у меня не было ни малейшего желания говорить ей об этом. Вскоре она упорхнула. Я стучал по клавишам машинки, все время прислушиваясь, не раздадутся ли шаги на лестнице. Было около одиннадцати, когда появился Призрак с семью дружками.

Они вошли так бесшумно, что застали меня врасплох, несмотря на то, что я все время был настороже. Если бы не его постоянное желание покрасоваться перед своими подчиненными, я не имел бы ни одного шанса. Видимо, он чувствовал себя в полной безопасности с семью приятелями за спиной.

Он остановился перед столом, со злорадным предвкушением быстрой расправы глядя на меня красными глазками-пуговками, полными лютой ненависти, и начал медленно расстегивать ремень.

— Послушай, Дешевка, вот тебе за…

Но я уже справился с шоком, вызванным его появлением, и в следующую секунду действовал. Войди он с занесенным поясом в руке, я ничего не сумел бы противопоставить неожиданному нападению, но он хотел посмотреть, как я корчусь от страха.

Мгновение — и я стоял на ногах с палкой в руке и без промедления пустил ее в ход. Мне было наплевать, убью я его или нет. Я вложил в удар всю силу обеих рук и вес тела. Моя ярость не уступала его. Удар пришелся по лицу. Двух зубов как не бывало, из носа фонтаном ударила кровь, челюсть бессильно отвисла, глаза закатились. Призрак, как сноп, повалился на пол и остался лежать бесформенной вонючей грудой. Я даже не задержался, чтобы взглянуть на него. Как разъяренный бык, я обежал стол, размахивая окровавленной палкой.

Семерых дружков буквально вынесло в коридор. Я лупил по их спинам направо и налево, обезумев от ярости. Они посыпались вниз по лестнице, сбивая друг друга в желании поскорее оказаться на улице. Я гнался за ними до площадки второго этажа, немилосердно колотя по согнутым спинам.

Здесь я остановился, а они с топотом понеслись дальше, похожие на стаю испуганных крыс. На произведенный шум выскочили обитатели этого дома. Под их изумленными взглядами я поднялся обратно в офис. Противно было прикасаться к поверженному Призраку, но я не желал, чтобы он здесь оставался. Я ухватил его за грязные сальные волосы и поволок в коридор. Там дал пинка, и мой враг с грохотом покатился вниз, приземлившись на площадке пятого этажа.

Я вернулся в офис, убрал палку в шкаф и позвонил в полицию. По моей просьбе меня соединили с сержантом.

— Это Карр, помните такого? Полторы тысячи баксов.

Было слышно, как он тяжело сопит в трубку, гадая, за каким чертом я звоню на сей раз.

— А теперь вы о чем? — спросил он наконец.

— Тут меня навестил Призрак. Хотел немного подправить мое лицо ремнем с шипами. Мне пришлось обойтись с ним немножко круто. Вы послали бы сюда «скорую», мне кажется, ему срочно нужны уход и забота. — С этими словами я положил трубку.

Минуту-другую я сидел неподвижно, разбираясь в своих ощущениях. Посмотрел на свои руки, лежащие на столе. Они не дрожали. Я не чувствовал никакого внутреннего напряжения — словно провел партию в гольф, и это удивило меня. По времени побоище заняло не больше двух минут. Я совершил нечто такое, что еще недели две назад счел бы совершенно невозможным. Встретился лицом к лицу с восемью головорезами: одного искалечил, а остальных обратил в бегство. И теперь, когда все было позади, я не испытывал запоздалого страха. Мне только хотелось закурить, что я и сделал. Потом, зная, что примерно через час придет Дженни, достал половую тряпку и подтер кровь Призрака. Запихивая тряпку в мусорную корзину, я услышал сирену санитарной машины. Я не потрудился выйти в коридор, продолжая работать над картотекой.

Через некоторое время вошли два копа.

— Что здесь такое? — спросил один. — Из-за чего такой шум?

Копы ухмылялись и выглядели весьма довольными.

— Пришел Призрак, начал буянить, вот и пришлось немножко его успокоить.

— Ага, мы его видели. Поднимайся, приятель, сержант хочет поговорить с тобой.

По дороге в участок они сообщили мне результат футбольного матча, который только что слушали по радио. Для копов они вели себя более чем хорошо.

Я подошел к столу сержанта, который все так же катал свой карандаш, на сей раз, впрочем, без особого удовольствия. Прервав занятие, он посмотрел на меня, сузив свиные глазки, и сказал:

— Выкладывай, что случилось?

— Я уже сообщил вам по телефону, сержант. Призрак явился с семью дружками. Он угрожал мне. Пришлось вышвырнуть его в коридор, а дружки сами убрались.

Он с любопытством пялился на меня, сдвинув шляпу на затылок, затем фыркнул:

— Я только что получил заключение врача. У подонка челюсть вдребезги, сопатка вдребезги, восьми зубов как и не бывало, и ему еще повезло, что остался жив. Чем это вы его огрели?

— Торопясь уйти, он упал с лестницы, — ответил я без особого выражения.

Он кивнул.

— Вроде как споткнулся?

— Вроде.

Последовала долгая пауза, потом я спросил:

— Вы видели его ремень? Он весь утыкан медными шипами. Этим ремнем он собирался пройтись по моему лицу.

Он опять кивнул, не спуская с меня глаз.

— Стоит ли нам плакать над ним, сержант, — продолжал я. — Если вы считаете, что я должен послать цветы в больницу, я так и сделаю.

Он вновь начал катать карандаш.

— Он может подать жалобу. Телесные повреждения и так далее. Нам пришлось бы расследовать.

— Так, может, подождем, пока он пожалуется?

Свиные глазки опять остановились на моем лице, и он перестал катать карандаш.

— Угу, это мысль.

Он посмотрел на меня, обведя взглядом пустое помещение. Случайно это произошло или нет, но мы были одни в комнате. Наклонившись вперед, сержант просипел:

— Каждый полисмен в этом городе мечтал бы сделать с этим подонком то, что сделали вы. — Его похожее на кусок сырого мяса лицо расплылось в дружеской улыбке. — Но смотрите, мистер Карр, Призрак, он вроде слона, ничего не забывает.

Мое лицо по-прежнему было лишено всякого выражения.

— У меня много работы. Могу я вернуться к своим делам?

— О, конечно. — он откинулся на спинку кресла, и взгляд его стал задумчивым. — Шофер такси сообщил, что прошлой ночью видел, как загорелся мотоцикл Призрака. Вы случайно ничего не знаете об этом?

— А должен?

Он кивнул.

— Правильный ответ, но не зарывайтесь. Мы должны хранить в городе закон и порядок.

— Когда у вас найдется свободная минутка, сержант, попробуйте сказать об этом Призраку.

Мы посмотрели друг на друга, потом я повернулся и вышел из комнаты.

В офисе я застал Дженни. Разумеется, она уже знала все. Правда, я и не надеялся сохранить это в тайне. Она была бледна и дрожала.

— Вы могли его убить! — крикнула Дженни. — Что вы с ним сделали?

— Он буянил, вот и нарвался. — Я обошел стол и сел. — Ему давно причиталось. Я только что из полицейского участка. Копы веселятся, как студенты на вечеринке. Так что давай забудем о Призраке.

— Нет! — в ее глазах вдруг вспыхнул гнев, которого я никак не ожидал увидеть. — Думаете, что вы герой, да? Ничего подобного. Я знаю, вы сожгли его мотоцикл. Сломали нос и челюсть. Вы такой же жестокий и злобный, как и он! И я не потерплю здесь вашего присутствия. Вы испортили все то, чего я старалась добиться годами. Я хочу, чтобы вы ушли!

В изумлении я воззрился на нее.

— Вы еще скажите, что навестите бедняжку в больнице и будете сидеть у его постельки?

— Незачем острить. Мое решение твердо: я хочу, чтобы вы ушли.

Я начал терять терпение, но все же пока владел собой.

— Послушайте, Дженни, давайте посмотрим в лицо фактам. С головорезами вроде Призрака нужно обращаться так, как они этого заслуживают, то есть как с животными. Да они и есть животные. Предположим, я сидел бы со сложенными руками и позволил бы негодяю содрать кожу с моего лица. Тогда вы были бы мной довольны?

— Вы чуть не убили его! Я не хочу с вами разговаривать!

— Ладно, — я встал и вышел из-за стола. — Я поживу в отеле еще пару дней. — У двери я остановился и оглянулся на девушку. — Дженни, вся беда в том, что хорошие люди редко бывают реалистами. Призрак — весьма свирепое животное. Ладно, ладно, навестите его, держите за ручку, поступайте, как вам хочется. У каждого есть право на собственное мнение, но будьте осторожны.

— Я не желаю вас слушать! — Она повысила голос. — Дядя ошибся, послав вас сюда. Вы совершенно непригодны для такой работы. И не можете понять, что люди отзываются на доброту. Я работаю здесь два года, а вы только десять дней и вы…

И тут я вспылил:

— Погодите! — Пораженная резкостью моего тона, она замолкла. — Чего вы добились за два года своей добротой? Люди совершенно не ценят этот дар. Все, что им от вас нужно, это талон на бесплатное питание или подачка. Все те женщины, от которых вам нет покоя, просто попрошайки. А вы уверены, что они не смеются над вами? Призрак годами терроризировал ваш сектор. Даже полиция не смогла справиться с ним. А я справился, и, может быть, до вас вскоре дойдет, что за десять дней я сделал больше для вашего города, чем вы за два года.

— Уходите!

Я видел, что причиняю ей боль, но мне было уже все равно. Я сделал то, на что в этом паршивом городе ни у кого не хватало смелости: прищемил хвост Призраку Джинксу, и здорово прищемил. Оставив ее одну, я зашагал к отелю «Бендикс».

По дороге я отметил, что прохожие больше не сторонятся меня, некоторые даже улыбаются. Новости в таких городах расходятся быстро. Коп, стоящий на краю тротуара, дружески подмигнул мне. Я в одночасье стал популярной личностью в Луисвилле, но это не доставило мне особой радости: Дженни испортила мой триумф. Я просто никак не мог понять, как она может быть такой бестолковой.

Возникал вопрос, что делать дальше. Может, через день-другой она остынет и я снова смогу вернуться к работе. Парадиз-Сити казался таким далеким, и у меня не было ни малейшего желания возвращаться туда. По крайней мере сейчас.

Почувствовав, что проголодался, я зашел в ресторан «Луиджи». Два пожилых официанта просияли, увидев меня. А до сего дня меня здесь игнорировали. Едва я принялся за еду, как к моему столику подошел толстый пожилой мужчина в неопрятном костюме. Он представился как Херб Лессинг.

— Я содержу аптеку за углом. Хочу вас поблагодарить: вы сделали хорошее дело. Этот ублюдок получил по заслугам. Может, теперь я получу покой по ночам, — он помолчал, глядя на меня, потом добавил: — Я считаю, что вы сослужили нашему городу хорошую службу.

«Интересно, — подумал я, — что сказала бы Дженни, услышав его слова».

Я кивнул, поблагодарив, и снова принялся за еду.

После ленча, не желая возвращаться в отель, я от нечего делать пошел в кино, но фильм так и не отвлек от мыслей о Дженни.

По окончании фильма я не спеша дошел до отеля и поднялся в номер. «Вы такой же жестокий и злобный, как и он!» Я закурил сигарету и лег на кровать, думая о ее словах. В конце концов я решил, что, может быть, она и права. Со мной определенно что-то происходит. Я вспомнил ту волну безумной ярости, с которой я ударил Призрака, а после набросился на его дружков. Правда, меня спровоцировали, но ни о чем подобном еще три месяца назад не могло быть и речи. Не авария ли причиной того приступа безумной ярости? Может, у меня в голове выбило какой-нибудь винтик? Не посоветоваться ли с доктором Мелишем? Потом я решил, что не стоит беспокоить его. Меня одолевали новые заботы. В первый раз со времени смерти Джуди я почувствовал неодолимую потребность в женщине. Что со мной происходит, черт побери? Я недоумевал.

Пожалуй, лучшим решением будет посещение местного борделя. В таком городе, как Луисвилл, наверняка имеется подобное заведение, и портье должен знать о нем.

Я посмотрел на часы: четверть седьмого. Сбрасывая ноги с постели, я говорил себе, что найду женщину, хорошо пообедаю в «Плаза», а завтра будет видно, что делать дальше. Когда я выходил из комнаты, зазвонил телефон. Снимая трубку, я не предполагал, что этот звонок изменит всю мою жизнь.

— Мистер Карр? Говорит О'Халлорен, сержант городской полиции.

Я узнал сиплый, сорванный голос.

— Да, сержант?

— Я везде вас разыскиваю…

— В чем дело? — Я сразу насторожился, все мысли о женщине исчезли, я снова почувствовал, как напряглись мышцы живота. — Какие-нибудь неприятности?

— Можно сказать и так, — всхрапнув носом, он продолжал: — Мисс Бакстер упала с лестницы. В настоящее время она находится в больнице.

Я слышал замедленные удары своего сердца.

— Она сильно разбилась?

— Ничего опасного, но довольно сильно. — Он умолк, снова всхрапнул носом и добавил: — Сломано запястье, лодыжка, трещина в ключице. В общем, здорово грохнулась.

— Как ее найти?

— Она в городской больнице. Я подумал, что необходимо вас известить.

— Спасибо. А как это случилось?

— На площадке вашего этажа натянули проволоку. Между нами говоря, думаю, для вас, но споткнулась она.

Тлевший во мне огонек ярости снова начал разгораться.

— В самом деле? — отозвался я и повесил трубку. В течение нескольких минут я стоял, мрачно уставясь на противоположную стенку. Натянутая на лестнице проволока, без сомнения, ждала меня. Со всеми своими дурацкими идеями о доброте, Дженни пострадала вместо меня. Падение могло стоить ей жизни.

Я позвонил портье и попросил соединить меня с городской больницей. У подошедшей к телефону медсестры я спросил, можно ли навестить мисс Бакстер, но получил отрицательный ответ. Как выяснилось, ей только что дали снотворное.

Я поблагодарил и повесил трубку.

Начинало смеркаться, и тени сгущались. Выйдя из отеля, я дошел до здания, где помещался офис Дженни, и вошел внутрь. Ярость во мне все росла. К счастью, у меня все еще оставался ключ, который я забыл отдать ей, когда уходил. Включив свет, я подошел к шкафу и достал свое импровизированное оружие, предусмотрительно спрятанное от глаз Дженни. Все остальные конторы в этом здании уже были закрыты, свет горел только у меня. Некоторое время я надеялся, что это соблазнит дружков Призрака подняться ко мне для расправы. Я страстно желал, чтобы они клюнули на приманку, дав мне возможность добраться до них и спустить шкуры. Я напрасно прождал до половины двенадцатого, потом, прихватив палку, закрыл офис и вышел на темную улицу. Поймав такси, я попросил водителя отвезти меня на Десятую улицу. Расплатившись и подождав, пока такси отъедет, я зашагал по пустынной в этот час улице, хотя клубы стриптиза и кафе еще работали. Вскоре я был возле кафе Сэма. Перед кафе ровной шеренгой стояли сверкающие «хонды», но на сей раз их было всего семь. Шум, вырывающийся из кафе, буквально разрывал барабанные перепонки.

Держа палку под мышкой, готовый к драке, я начал отвинчивать колпачки бензобаков. Затем опрокинул мотоциклы на бок, дав бензину разлиться широкой лужей.

Из кафе вышли девушка в мини-юбке и парень с ожерельем на шее. Они остановились и изумленно уставились на меня.

— Эй! — несмело окликнул меня парень. — Не тронь мотоциклы.

Не обращая на него внимания, я шагнул в сторону и закурил сигарету. Девчонка испустила крик, похожий на блеяние овцы. Парень метнулся обратно в кафе.

Я отошел подальше и щелчком послал горящую сигарету в лужу бензина. Последовала ослепительная вспышка, сопровождаемая взрывом, потом взметнулось коптящее пламя. Жар заставил меня отступить на другую сторону улицы.

Семеро юнцов, в грязных желтых рубашках и отделанных мехом штанах, выскочили из кафе, но тут же попятились, остановленные жаром. Я спокойно наблюдал. Ни у одного из них не хватило духу вытащить горящий мотоцикл из ревущего пламени. Они просто стояли и смотрели, а «хонды», вероятно их единственная радость, таяли в огне.

Я ждал, сжимая палку обеими руками и мысленно уговаривая их броситься на меня, чтобы я смог измолотить их, но эти трусы так и не решились на поступок. Как глупые вонючие бараны, они стояли, пассивно созерцая гибель дорогих игрушек, которые позволяли чувствовать себя мужчинами, и не трогались с места.

Через пять минут все это мне надоело и я ушел. Хотя Дженни, страдавшая на больничной койке, и не знала об этом, я чувствовал, что поквитался за нее.

Я спал без сновидений и проснулся в девятом часу, разбуженный телефонным звонком. Я снял трубку.

— Мистер Карр, вас тут спрашивает полицейский, — в голосе портье слышались укоризненные нотки.

— Я спущусь. Попросите его подождать.

Торопиться я не стал. Побрился, принял душ, одел дорогую спортивную рубашку и диагоналевые брюки и только после этого спустился в вестибюль. Сержант О'Халлорен, в мятых брюках и рубашке без мундира, в сдвинутой на затылок шляпе, массивной глыбой заполнял бамбуковое кресло. Куря сигарету, он читал местную газету. Я подошел и сел рядом.

— Доброе утро, сержант. Выпьете со мной кофе?

Он прекратил чтение, аккуратно сложил газету и положил на пол.

— Через полчаса мне на дежурство, — сказал он своим сиплым голосом. — Я решил зайти к вам. Обойдемся без кофе. — Он уставился на меня свиными глазками, холодными, как лед, и твердыми, как алмаз. — Ночью на Десятой улице был чертовский пожар.

— В самом деле? — я ответил ему таким же взглядом. — Простите, не успел почитать местные газеты.

— Сгорело семь дорогих мотоциклов.

— Кто-нибудь подал жалобу?

Он заложил толстые ноги одна за другую.

— Пока нет, но могут подать.

— И вам, конечно, придется расследовать это происшествие?

Он подался вперед, в свиных глазках блеснул красный огонек.

— Вы начинаете меня беспокоить, мистер Карр. Такой холодный, безжалостный сукин сын еще не появлялся в нашем городе. Хочу сказать вам кое-что неофициально. Если вы снова выкинете подобный номер, у вас могут быть крупные неприятности. Вы едва не сожгли кафе. Хватит.

— Предоставьте ваших свидетелей, сержант, а уж потом пугайте неприятностями. Я не признаю свою вину, но, по-моему, полиция в этом городе бессильна перед ублюдками вроде Призрака Джинкса и подобных ему, так что я не могу взять в толк, почему вы начинаете блеять, едва кто-то начинает делать работу за вас. — Я встал. — Если хотите выпить чашечку кофе, пойдемте со мной.

Он сидел, уставясь на меня, и вертел в толстых пальцах недокуренную сигарету.

— Говорю вам — кончайте. Еще одна такая выходка — и вам не миновать каталажки. Ваше счастье, что мне по душе мисс Бакстер. Она делает нужное дело. Разумеется, ваше право сводить счеты, но пора и честь знать. Я не вмешался, когда вы обломали Призрака. Он получил по заслугам, но вот ночная проделка мне не нравится. — Он тяжело поднялся на ноги и навис надо мной. — Я чувствую зло, исходящее от вас. Похоже, вы опаснее, чем эта банда безмозглых стервецов. Если я прав, вы рискуете нарваться на крупные неприятности.

— Вы повторяетесь, — отозвался я вежливо. — Как вы только что сказали, разговор неофициальный, не так ли?

— Угу.

— Тогда опять-таки неофициально, сержант: идите вы к…

Я встал, пересек унылый вестибюль и зашел в еще более унылую забегаловку, где выпил чашку скверного кофе. Потом закурил и просмотрел местную газетенку.

Фотография семи кретинского вида юнцов, стоящих с мокрыми глазами над остатками своих «хонд», доставила мне немалое удовольствие.

Часов в десять я вышел из отеля и направился в единственный во всем городе цветочный магазин. Купив букет красных роз, я зашагал к городской больнице. Довольно часто встречные улыбались мне, и я отвечал им улыбкой.

После долгого ожидания меня, наконец, пропустили к Дженни. Она выглядела бледной, а ее длинные волосы, заплетенные в косы, лежали по обе стороны плеч. Сестра засуетилась с вазой для цветов, потом вышла. Я смотрел на Дженни и чувствовал себя великаном. Она еще не знала, что я отомстил за нее. Я не только разделался с Призраком, но и заставил ходить пешком семерых его дружков кретинов. Остаться без мотоциклов было им равносильно кастрации.

— Привет, Дженни, как дела?

Она печально улыбнулась.

— Не ожидала увидеть вас, Ларри. Думала, что после тех слов, что были сказаны мной, нашим отношениям конец.

Я пододвинул стул и сел.

— Так просто вы от меня не избавитесь. Забудем все. Как вы себя чувствуете?

— Я не могу ничего забыть. Зря я вам сказала, что вам непонятна доброта. Я рассердилась, а некоторые женщины говорят не то, что думают, когда сердятся. Спасибо за розы, они такие чудесные.

Интересно, как бы она говорила, узнав о семи сожженных «хондах»?

— Хватит об этом. Вы не сказали, как себя чувствуете.

Она состроила недовольную гримасу.

— О, нормально. Врач говорит, что я встану через три или четыре недели.

— Та проволока была натянута для меня. Мне жаль, что вы на нее натолкнулись.

Наступила долгая пауза, в течение которой мы смотрели друг на друга.

— Ларри, если у вас есть желание, вы могли бы оказать мне небольшую услугу. Насчет офиса вам незачем беспокоиться, об этом позаботились служащие муниципалитета, прислали замену. Но есть одно дело, которое я должна была выполнить. Вы не согласились бы заняться этим вместо меня?

— Какое именно дело? — Мне бы сказать, что я покончил с этой опекунской лавочкой, что это занятие не для меня, а для дураков, но меня подталкивала судьба. — Буду рад помочь вам.

— Завтра в одиннадцать из тюрьмы освобождают одну женщину. Я навещала ее и дала обещание… — на секунду умолкнув, Дженни посмотрела мне в глаза. — Надеюсь, вы понимаете, Ларри, что для человека, сидящего взаперти, обещание очень много значит. Я обещала встретить ее, когда она выйдет, и отвезти домой. Она пробыла в тюрьме четыре года. Это будет ее первая встреча со свободой. Я просто не хочу разочаровывать ее. Если меня там не окажется, если ее никто не будет ждать, это может свести на нет все труды, которые я в нее вложила. Не согласитесь ли вы встретить ее, объяснить, что со мной случилось, и почему я не смогла встретить ее?

«Господи! — думал я. — Как можно быть такой простодушной!» Женщина, которая провела за решеткой четыре года, наверняка должна быть крепче стали. Как и все отиравшиеся вокруг Дженни попрошайки, эта женщина втирала ей очки, но поскольку это из-за меня Дженни сломала лодыжку, запястье и ключицу, я решил выполнить ее просьбу.

— Это не проблема, Дженни, разумеется, я ее встречу.

Она одарила меня своей теплой, дружеской улыбкой.

— Спасибо, Ларри, вы сделаете доброе дело.

— Как ее можно будет узнать?

— Она одна освобождается в это время. У нее рыжие волосы.

— Тогда нет проблем. За что ее посадили? Или мне не следует об этом спрашивать?

— Нет, не следует. Разве это имеет какое-нибудь значение? Она отсидела свой срок.

— И куда же мне ее отвезти?

— У нее дом неподалеку от шоссе № 3. Там живет ее брат. Она покажет дорогу.

Появилась беспокойная медсестра и заявила, что Дженни пора отдохнуть. Вероятно, она была права. Дженни выглядела обессиленной.

— Ни о чем не беспокойтесь, — я встал. — Ровно в одиннадцать я буду на месте. Вы не сказали, как ее зовут?

— Рея Морган.

— Порядок. Я навещу вас завтра после обеда и расскажу, как все произошло.

Сестра погнала меня из палаты.

Удаляясь из больницы, я думал, что впереди у меня большая часть дня, которую нечем заполнить. Я еще не знал, что встреча с Реей изменит всю мою жизнь.

В четыре минуты двенадцатого решетка, загораживающая вход в женский исправительный дом, распахнулась, и Рея Морган вышла на бледный солнечный свет, едва пробивавшийся сквозь смог и цементную пыль. Я сидел в отремонтированном «бьюике» уже минут двадцать и, увидев ее, щелчком отбросил сигарету и вышел из машины.

Трудно описать словами эту женщину. Могу только сказать, что это была высокая стройная женщина с густыми волосами цвета спелого каштана, одетая в поношенный светлый плащ, темно-синие брюки и запыленные стоптанные башмаки. Женщины бывают красивые, хорошенькие и привлекательные. Рея Морган не подходила ни под одну из этих категорий. Она была Рея Морган, единственная в своем роде. У нее были правильные черты лица, хорошая фигура, длинные ноги и прямые плечи. Но самое большое впечатление производили ее необыкновенные глаза. Это были огромные глаза, глядящие на мир с подозрением, циничной насмешкой и обнаженной сексуальностью. Эта женщина познала все. Когда наши взгляды встретились, у меня появилось чувство, что эта женщина старше меня на много лет и настолько же богаче опытом.

— Я Ларри Карр, — отрекомендовался я. — Дженни в больнице. С ней произошел несчастный случай. Она просила встретить вас.

Она взглянула на меня. Ее глаза, как рентген, раздели и ощупали мое тело.

Ничего подобного я не испытывал раньше. Я реагировал на ее медленный, изучающий взгляд, как реагировал бы любой мужчина.

— Ладно, — она перевела взгляд на «бьюик». — Двинули отсюда. Дайте сигарету.

У нее был низкий хрипловатый голос, такой же бесстрастный, как и ее глаза.

Протягивая пачку сигарет, я сказал:

— Разве вы не спросите, насколько серьезно пострадала Дженни?

— Дайте прикурить.

Поднося огонь к сигарете, я уже был во власти гнева.

— Вы не слышали, что я сказал?

Она втянула дым в легкие и медленно выпустила из тонких ноздрей.

— И что с ней?

Равнодушие, прозвучавшее в ее голосе, яснее всяких слов подсказало, какой простофилей была Дженни.

— Сломана лодыжка, запястье и перебита ключица.

Она сделала еще одну затяжку.

— Так и будем здесь торчать? Я хочу домой. Ведь вас ради того и прислали, чтобы отвезти меня домой.

Она, словно столб, обошла меня, открыла дверцу и проскользнула вовнутрь. Меня охватила холодная ярость, и я рывком распахнул дверцу.

— А ну вылезай, сука! — заорал я на нее. — Вали пешком! Я тебе не фрайер, вроде Дженни! Вылезай, или я тебя вытащу!

Она еще раз затянулась сигаретой, рассматривая меня.

— Я и не считаю тебя фрайером. Не бурчи кишками, я заплачу. Отвези меня домой и я расплачусь за проезд.

Она не отводила от меня взгляда зеленых глаз.

И тут мной овладела та же жажда секса, что и прошлым вечером. Я едва сдержал желание разложить Рею прямо на запыленной дороге. Теперь ее глаза казались мне зелеными омутами обещания. Я захлопнул дверцу, обошел машину и сел за руль. Машина помчалась по шоссе № 3.

Когда я выжидал удобный момент, чтобы влиться в поток машин на главной магистрали, она спросила:

— Как тебя угораздило связаться с этой дурочкой? Говоришь ты, вроде, на моем языке.

— Ты знай, помалкивай. Чем больше я тебя слушаю, тем меньше ты мне нравишься.

Она рассмеялась.

— Даешь! А ты штучка, парень!

Она небрежно опустила любопытные пальчики мне на бедро, но я отбросил ее руку.

— Заткнись и сиди смирно. А то пойдешь пешком! — рявкнул я на нее.

— Ладно. Дай еще сигарету.

Я кинул ей пачку и вырулил на шоссе.

Еще пять минут быстрой езды — и мы проехали мимо ресторана «Плаза».

— А он все еще тут, — заметила Рея.

И тут до меня дошло, что рядом сидит женщина, отсидевшая четыре трудных года за решеткой. Эта мысль встряхнула меня. Я отпустил педаль газа.

— Куда везти? — спросил я, не глядя на нее.

— Еще миля, а там первый поворот направо.

Следуя ее указаниям, машина свернула на немощеную дорогу и запрыгала по ухабам. Время от времени я посматривал на попутчицу. Рея сидела, отодвинувшись от меня, и курила, глядя прямо перед собой. В профиль ее лицо казалось высеченным из мрамора. Такое же холодное и жесткое.

Я думал о ее словах: «Заплачу за проезд». Вкладывала ли она тот же смысл, что и я? Вожделение охватило меня. Я даже не мог припомнить, когда испытывал такое неистовое желание, и это потрясло меня.

— Далеко еще? — спросил я осипшим голосом.

— Повернешь направо в конце дороги — и мы на месте.

Она выбросила окурок в открытое окно.

Я проехал еще с милю и повернул направо. Узкая дорога упиралась в дощатый одноэтажный домишко, заброшенный и ветхий.

— Это твой дом?

— Он самый.

Я затормозил, рассматривая постройку. Да, худшего места для жилья и быть не может. Дом окружали буйные заросли сорняков, некоторые футов в пять высотой. Пара пустых бочек из-под горючего, масса ржавых консервных банок и обрывки бумаг блокировали подходы к дому.

— Трогай, — нетерпеливо сказала она. — Чего рот разинул?

— Это в самом деле твой дом?

Она закурила еще одну сигарету.

— Здесь жил мой никудышный дурак-папаша. Это наследство, которое он нам оставил. Тебе-то какая забота? Не можешь ехать дальше, дойду и так.

— «Нам»? Кому «нам»?

— Мне и брату.

Она открыла дверцу и выскочила из машины.

— Пока, мистер Благодетель. Спасибо, что подвез.

Она направилась к дому, размашисто шагая по усыпанной мусором земле.

Я подождал, пока она войдет в дом, запустил мотор и осторожно проехал до самого конца дорожки, где она терялась в высокой траве, там остановился и, выйдя из машины, направился к дому.

Входная дверь была открыта. Я заглянул в тесную прихожую. Слева виднелась еще одна распахнутая дверь. Я услышал мужской голос, говоривший:

— Господи! Никак вернулась!

Меня охватила волна холодного, горького разочарования. Слова «я заплачу за проезд» оказались обманом.

Я шагнул вперед, и Рея, услышав шаги, обернулась.

— Тебе что-нибудь нужно?

Возле окна сидел мужчина, видимо, брат. Высокий, мощного телосложения, с такими же густыми каштанового цвета волосами и зелеными глазами на угловатом лице. Одет он был во что-то вроде грязного джутового мешка и замызганные джинсы. На вид он казался несколько моложе сестры, 23 года, не более.

— Кто это? — брат вопросительно глядел на Рею.

— Я Ларри Карр, сотрудник опеки.

Мы уставились друг на друга, и я моментально возненавидел его, когда он издал короткий глумливый смешок.

— И кто к тебе только не липнет, — сказал он Рее. — То всякие хмыри, то вот теперь и опекун из бюро.

— А, заткнись, — огрызнулась она. — Он никого не кусает. Есть какая-нибудь еда в этой вонючей дыре?

Я перевел взгляд с брата на сестру. Они были из чуждого мне мира. Мне вспомнился Парадиз-Сити, с его богатыми жирными старухами и их собаками, суетящийся, мельтешащий Сидни, чистая, привлекательная молодежь в несусветных нарядах. И все же эта убогая обстановка чем-то притягивала меня.

— Как насчет помыться? — проговорил я. — Затем я угощу вас обедом.

Мужчина отпихнул Рею в сторону и двинулся ко мне.

— По-твоему, мне нужно помыться?

— Разумеется! От тебя же воняет, как от козла!

Рея, наблюдавшая за инцидентом, рассмеялась и встала между нами.

— Это мое, Эд. Не трогай его.

Поверх ее плеча мужчина сверлил меня взглядом зеленых сверкающих глаз. Я ждал продолжения, чувствуя огромное желание ударить по этой наглой харе. Видимо, он понял это по моему виду, так как хмыкнул, развернулся и, пройдя грязную, запущенную комнату, отворил еще одну дверь и вышел, с треском захлопнув ее за собой.

— Ничего себе возвращение домой! — проговорил я. — Так как насчет обеда?

Она окинула меня холодным изучающим взглядом. Изумрудно-зеленые глаза смотрели на меня с язвительной насмешкой.

— Мама! Ну и приспичило же тебе! Когда ты получишь меня, это обойдется гораздо дороже обеда!

Это прозвучало и как вызов и как обещание. Я улыбнулся ей.

— Жду тебя в отеле «Бендикс» в любое время. — С этими словами я вышел из дому и направился к машине. Рано или поздно, говорил я себе, но мы сойдемся, и это будет событие, которого стоит подождать.

Я вернулся в Луисвилл, съел ленч у Луиджи и, купив кисть винограда, направился в больницу.

Дженни казалась более оживленной. Она бодро улыбнулась, когда я сел на стул возле ее кровати.

— Как прошла поездка? — поинтересовалась она, поблагодарив за виноград.

В смягченном виде я описал ей мою встречу с Реей Морган и то, как довез до дома и распрощался.

— Но ее брат показался мне порядочным прохвостом и не понравился мне, — закончил я.

Но Дженни было нелегко провести.

— Что вы о ней думаете? — она испытующе уставилась на меня.

Стараясь показать, что Рея мне безразлична, я пожал плечами:

— Кремень. Я сообщил ей, что с вами случилось несчастье, и вы послали меня.

Она улыбнулась своей теплой улыбкой.

— Но это ее не заинтересовало, не так ли?

— Нет, не заинтересовало.

— И все же вы не правы, Ларри. Люди отзываются на доброту.

— Она — нет!

— Да, это верно, но большинство отзываются, хотя, разумеется, не все. Она — трудный случай.

— Лучше не скажешь.

После долгой паузы она спросила:

— Что вы намерены делать дальше, Ларри? Ведь вы здесь не останетесь?

— Скажите мне одну вещь, Дженни. Ведь вы в больнице уже два дня. Много у вас было посетителей за эти два дня, не считая, конечно, меня? — Задавать подобный вопрос было низостью, но я все же хотел убедиться.

— Только вы, Ларри, и больше никого, — она вновь улыбнулась.

— Итак, ни одна из тех старух, настырно осаждавших вас просьбами, не навестила вас?

— Это ничего не доказывает, Ларри. Вы не понимаете. Они все очень бедны, а, приходя в больницу, положено что-нибудь приносить. Им нечего принести, вот они и не приходят.

Я кивнул.

— Спасибо за разъяснение.

Неожиданно она спросила:

— Как ваша проблема?

— Проблема? — я недоуменно уставился на нее, не понимая, о чем она говорит, но потом вспомнил, что считаюсь человеком с проблемой, побывавшим в автомобильной катастрофе и оплакивающим утрату Джуди. Ведь еще совсем недавно я не мог сосредоточиться на работе и получил от ее дяди приказ переменить обстановку. За последние два дня я начисто позабыл об этой проблеме.

— Мне кажется, проблемы больше не существует, — сказал я.

— Я так и думала. Вам лучше вернуться. Этот город — чуждая для вас стихия.

Я подумал о Рее.

— Остались нерешенными кое-какие дела. Так что задержусь здесь еще на пару деньков. Что вам принести завтра?

— Вы ангел, Ларри. Спасибо. Хорошо бы что-нибудь почитать.

Я купил «Соглашение» Элиа Казена и послал книгу ей в палату, решив, что подобное чтиво как раз для нее.

ГЛАВА 4

Я подъехал к зданию, где размещался офис Дженни, с боем захватил место на стоянке и поднялся на шестой этаж.

После визита к Дженни я вернулся в отель и примерно в течение получаса думал о Рее Морган, прохаживаясь из угла в угол своего маленького номера. Я механически переставлял ноги, подобно маятнику, мотаясь из угла в угол, а из головы не шли эротические мысли. Я так отчаянно желал ее, что казалось, в моей крови стремительно размножается вирус Эроса. Воображая, как, раздев ее, я овладеваю вожделенным телом, я обливался потом, но постоянно держал в голове ее слова: «Мама! И приспичило же тебе! Когда ты получишь меня, это обойдется подороже обеда!» Но я не простофиля, вроде Дженни.

Когда она станет моей, — а я был уверен в этом, — это обойдется бесплатно. Но сначала нужно побольше узнать о ней. У Дженни наверняка имеется на нее досье, и не мешало бы предварительно ознакомиться с ним. Это могло бы серьезно помочь в достижении цели.

Придя к такому выводу, я направился в офис Дженни. У двери я остановился. Сквозь тонкую филенку доносился стук пишущей машинки, и это несколько удивило меня. Я постучал, повернул ручку и вошел. За столом сидела пожилая худая женщина. Ее лицо выглядело так, словно его целиком вырубили из тикового дерева. Зажатая в угол, сидела девушка-подросток, неуверенно, одним пальцем ударявшая по клавишам пишущей машинки. Обе уставились на меня, словно я свалился с луны.

— Ларри Карр, — представился я, мило улыбнувшись Деревяшке. — Я работал с Дженни Бакстер.

Это был профессиональный служащий социальной опеки, не то что дилетант вроде Дженни. Легко было представить, как разбегаются старушки, едва взглянув на нее.

— Да, мистер Карр? — ее голосу позавидовал бы и коп.

— Решил вот зайти… — Я перевел взгляд на картотеку, стоящую позади девчушки, прекратившей печатать. Она была явно недавней выпускницей школы, очень серьезная, бесполая и совершеннейшая зануда с виду. «Где-нибудь в этих ящиках я найду историю Реи Морган», — думал я.

— Если могу помочь… — неоконченная фраза повисла в воздухе.

— Помочь? — Деревяшка изумленно воззрилась на меня. — У вас есть квалификация, мистер Карр?

— Нет, но у меня… — Я замолчал, понимая, что зря трачу слова. Ей наверняка обо мне уже все известно.

— Благодарю вас, мистер Карр. — Она окинула меня жестким взглядом. — Мы прекрасно управимся и без вас.

— Я просто подумал, надо бы зайти… — я попятился к выходу. — Я живу в отеле «Бендикс». Если вам вдруг понадобится моя помощь, только позвоните…

— Мы не будем беспокоить вас, мистер Карр, — подобрав губы, добавила она с кислой гримасой. — Мисс Бакстер всегда подбирала дилетантов. У меня несколько другие методы.

— Могу себе представить, — шагнув в коридор, я прикрыл за собой дверь. Что ж, предпочтительнее было бы сделать все легальным путем, но, если старая корова все так повернула, придется поступить иначе. У меня все еще оставался полученный от Дженни ключ.

Я спустился с шестого этажа и вышел на пыльную от цемента улицу. Было пять часов, и я зашел в маленький бар напротив офиса, сел в угол, откуда прекрасно просматривался выход, заказал пиво и, закурив, принялся ждать.

Время шло. Люди входили и выходили. Со мной попытался завязать разговор пьянчужка, но я недовольно отмахнулся от него. После второй не спеша выпитой кружки я увидел, как из подъезда вышли Деревяшка и девушка и пошли по улице. Деревяшка держала руку девочки властной хваткой, словно ожидая, что откуда-нибудь выскочит агрессивный мужчина и изнасилует бедняжку.

Я не торопился. Выпил еще одну кружку, выкурил сигарету и только после этого, расплатившись, покинул бар. Было четверть седьмого. Из подъезда вышли три хихикающие девушки в мини-юбках и, вертя тощими попками, пошли по улице. Через час стемнеет. Я не хотел зажигать свет в офисе, дабы не привлечь лишнего внимания. Войдя в подъезд, я начал медленно подниматься на шестой этаж. Обитатели маленьких однокомнатных контор заканчивали дела и уходили домой. Они так и шмыгали мимо меня: низенькие и толстые, некоторые со своими машинистками, не обращая на мою персону ровно никакого внимания, торопясь вернуться в свои неуютные дома, чтобы поесть, посмотреть телевизор и лечь в постель с толстой женой.

Когда я добрался до площадки шестого этажа, из бюро напротив вышла женщина с лицом, похожим на сморщенную сливу, захлопнула дверь и бочком протиснулась мимо меня с таким видом, словно я был, по крайней мере, бостонским душителем. Открыв дверь офиса, я решительно вошел вовнутрь, закрыл за собой дверь и приступил к поискам. Мне понадобилось минут десять на то, чтобы найти досье Реи Морган. Усевшись за стол, я обстоятельно принялся знакомиться с материалами дела. Дженни потрудилась на славу. Записи были сделаны ее размашистым почерком. Должно быть, она сочла сведения слишком щекотливыми, чтобы отдать их для перепечатки.

Рее Морган, как я узнал, исполнилось двадцать восемь лет. Уже в возрасте восьми лет она предстала перед Законом как трудно воспитуемая. В исправительный дом она попала в возрасте десяти лет, попавшись на краже губной помады и духов из магазина самообслуживания. В возрасте тринадцати лет, находясь в заключении, вступила в половую связь с одним из служащих. Их накрыли с поличным, и, не дожидаясь прибытия полиции, мужчина перерезал себе горло. Рею перевели в тюрьму с более строгим содержанием. Через год ей удалось бежать. Но вскоре ее вновь задержали за проституцию. Она предлагала себя водителям грузовиков. Вновь представ перед Законом, она была направлена на психиатрическое обследование. Это не принесло успеха, так как Рея вновь улизнула и два года обреталась неизвестно где. Следующий арест в Джексонвилле, где она в компании трех бандитов предприняла попытку ограбления банка. Адвокат сделал упор на то, что Рея несовершеннолетняя, и ей дали только год. К тому времени ей исполнилось семнадцать лет. Отсидев срок, она вновь исчезла из виду, всплыв тремя годами позднее. На сей раз в компании с двумя мужчинами, предприняв попытку ограбления ювелира. Рея была за рулем автомобиля. Двое, вооруженные дешевыми игрушечными пистолетами, вошли в маленькую ювелирную лавку в Майами. Они были совершенными дилетантами и сразу раскисли, стоило появиться охраннику с пистолетом сорок пятого калибра в руке. Рея свободно могла скрыться, но осталась на месте и была арестована. С учетом прошлых заслуг ей вкатили четыре года тюрьмы строгого режима. Выйдя на свободу, в компании с тремя налетчиками участвовала в нападении на бензоколонку. И на этот раз судья дал ей на всю катушку, засадив Рею на четыре года за решетку. На этом биография Реи заканчивалась.

Я бросил папку на стол и закурил. Теперь, обстоятельно ознакомившись с ее прошлым, я заинтересовался ее братом. Я поискал в папках досье на него, но ничего не нашел. Очевидно, Дженни не имела с ним дел, но я был убежден — Рея и ее братец одного поля ягодки.

В сгущавшихся сумерках я сидел и думал о Рее. Я думал о жизни, которую она вела, и чувствовал, что завидую ей. Я вспоминал собственную монотонную жизнь, ласковую мать, умершую едва мне исполнилось пятнадцать лет, отца, ишачившего на алмазных копях, где он нажил уйму денег, но неудачно вложил капитал и, не в силах пережить крах надежд, умер, сломленный.

Рея жила порочной жизнью, но не сломалась. Едва вырвавшись из тюрьмы, она вновь и вновь становилась на уготованную ей преступную дорогу. Но, по крайней мере, она обладала волей и энергией. Пусть ее воля и энергия служили злу, но она, однажды выбрав себе дорогу, твердо придерживалась ее.

Я раздавил окурок и закурил другую сигарету. Меня всю жизнь учили, что воровать дурно, но так ли это в условиях такого мира, где я живу? Не следует ли это представить борьбой за выживание наиболее приспособленного, смелой войной одного человека против всего общества? Разве это не лучше существования людей, паразитирующих на простофилях типа Дженни?

Половина моего рассудка вопила — я не прав, но другая — возражала. Я отдавал отчет — Рея входит в мою жизнь. Она привлекала своей сексуальностью, но и сверх того, я завидовал ее смелости, вероятно, превосходившей мою собственную. У меня вдруг возникло желание испытать все то, что испытала она. Ее преследовала полиция, и вот я решил познать все это на собственном опыте. Я представлял ее в тот момент, когда она понимала, что дело принимает нежелательный оборот, и все же не ударялась в панику. Я все больше завидовал ей. Мне хотелось узнать, как я буду вести себя в подобной обстановке.

Темнело. Я засунул папку на место, вытряхнул из пепельницы окурки в конверт и положил его в карман. Деревяшке незачем знать, что в офисе кто-то побывал. Спускаясь по лестнице, я продолжал думать о Рее, о ее брате и их убогой развалюхе, называемой домом, и, как ни странно, продолжал завидовать им.

Что мне следовало сделать, так это побыстрее собрать пожитки и вернуться в Парадиз-Сити. Следовало побывать на приеме у доктора Мелиша и целиком отдаться в его руки. Следовало сознаться в том, что я встретился с женщиной, в прошлом закоренелой преступницей, и сексуальная одержимость ей стала моей навязчивой идеей. Следовало признаться ему, что я испытываю неодолимое желание повторить все сделанное ею, испытать все ее эмоции, руководствуясь желанием разговаривать на равных, когда я доберусь до тела Реи. Следовало поведать о неотвязно преследовавшей меня мысли — раз я мужчина, а она женщина, следовательно, я способен проделать все лучше, чем она. И тогда существовал бы шанс помочь мне, но я не предоставил доктору такой возможности. Я не выехал из отеля и не сбежал в Парадиз-Сити. Я сидел в мрачном баре над засохшим сандвичем и кружкой пива и думал о Рее. Наконец не выдержал, сел в «бьюик» и поехал к ее дому. Рея притягивала меня с магической силой, и я не мог ей противостоять.

У поворота на грунтовую дорогу я остановил машину, включил габаритные огни и остаток пути прошел пешком. Приближаясь к дому, я слышал оглушительные звуки джаза, победно грохотавшего над кучами мусора. За поворотом дорожки показались освещенные окна. Я дошел до покосившейся ограды и встал в тени дерева, глядя на окна, как заблудившийся в пустыне путник смотрит на оазис, не подозревая, что это мираж.

Ночь была жаркая и воздух совершенно неподвижен. Окна были распахнуты. Я увидел силуэт, пересекший освещенный прямоугольник. Брат! Итак, он здесь.

Я осторожно двинулся вперед, старательно обходя бочки, тщательно выбирая место, куда поставить ногу, чтобы не наступить на пустую жестянку, по мере возможности стараясь продвигаться, не делая лишнего шума, хотя эта предосторожность была совершенно излишней, учитывая грохот джаза. С глухо колотящимся сердцем я подобрался достаточно близко, чтобы иметь возможность заглянуть в окно, самому оставаясь незамеченным.

Теперь я отчетливо видел брата Реи. Он топтался по комнате с жестянкой консервов в одной руке и ложкой в другой. Переступая и притопывая ногой, он одновременно набивал рот каким-то клейкого вида месивом. Я пошарил взглядом по комнате и в дальнем углу заметил Рею. Она сидела, лениво развалясь в ободранном кресле, некогда обитом кожей, из дыр которой выпирала грязная вата. На ней был красный халат и черные брюки, которые казались нарисованными на ее теле. Сердце забилось сильнее при виде ее длинных ног и красивых бедер. В ее губах торчала неизменная сигарета. С лицом, лишенным выражения, она смотрела в потолок, а брат продолжал раскачиваться и дергаться в такт музыке, притопывая ногой и не забывая совать в рот ложку за ложкой. Глядя на Рею, я гадал, о чем она может думать. Ну и пара! Так говорила одна часть моего рассудка, а другая завидовала. Неожиданно Рея наклонилась вперед и выключила радиоприемник, стоящий на стуле рядом. Наступившая тишина была подобна удару.

— Кончай! — крикнула она. — Что ты вечно дергаешься, как прокаженный!

Ее брат некоторое время стоял неподвижно, сутулясь и вытянув перед собой руки. Постепенно его лицо приняло злобное выражение.

— Черт подери, какая муха тебя укусила! — проревел он. — Включи!

Ни слова не говоря, Рея схватила приемник, вскочила на ноги и резким движением швырнула его о стенку. Корпус разбился, детали разлетелись во все стороны.

Брат подскочил к ней и отвесил оплеуху, от которой Рея покачнулась, едва не упав. Выкрикнув грязное ругательство, он снова ударил ее.

И в ту же секунду я метнулся вперед. Ярость бушевала внутри, как лесной пожар. Я ворвался в комнату в ту минуту, когда он отвел руку для новой затрещины. Перехватив запястье, я рывком развернул его к себе и двинул кулаком в лицо. Он пошатнулся и отлетел в сторону. Я прыгнул вслед и, пока он не оправился, ударил в пах. С глухим стоном он упал на колени.

Стоя над ним, я сцепил руки в замок и ударил ими по шее. Мне было наплевать, убью я его или нет, как и в случае с Призраком. Он хрюкнул и растянулся у моих ног без сознания. Я повернулся и посмотрел на Рею, неподвижно застывшую у стены. На ее левой щеке виднелся кровоподтек, и, судя по всему, она все еще была оглушена полученными ударами. Ее глаза были устремлены на неподвижное тело брата.

— С ним ничего страшного, не беспокойся. С тобой все в порядке?

Пламя бешенства постепенно затухало внутри меня.

— Я тут оказался случайно.

Она опустилась на колени подле брата и перевернула его на спину. Из носа мерзавца сочилась кровь, но он дышал. Подняв голову, она буквально ожгла меня сверкающими зелеными глазами.

— Убирайся! Тебя сюда не звали! — злобно прошипела она. — Убирайся и больше сюда не суйся!

С минуту мы смотрели в глаза друг другу.

— Когда надумаешь, найдешь меня в отеле «Бендикс».

Я вышел в жаркую темную ночь, чувствуя ноющую боль в костяшках пальцев, но безразличный к ней.

На обратном пути в Луисвилл я убеждал себя, что сделал шаг вперед. Я показал, что я настоящий мужчина, и в сравнении со мной ее брат ничего не стоит. Но этого было явно недостаточно. Нужно доказать, что я смелее, чем она.

Уже перед дверью своего унылого номера я услышал телефонный звонок. После короткого колебания я поднял трубку.

— Ларри, мой дорогой, милый мальчик!

Я сразу перенесся в недавнее прошлое. Так мог говорить только Сидни Фремлин. Я упал на кровать.

— Привет, Сидни!

Из последовавшей затем трескотни я уловил то, что он давно пытается дозвониться до меня, несколько раз вызывал отель, но меня всякий раз не оказывалось на месте. Его укоризненный тон не произвел на меня ровно никакого впечатления.

— Как поживаешь, Ларри? Когда ты вернешься? Ты здесь очень нужен.

Мое сознание перестало воспринимать журчащий голос Сидни, перед глазами стояло вспухшее от ударов лицо Реи.

— Ларри, ты слушаешь?

— Я вернусь. Дай еще немного времени. Вероятно, месяц. Годится?

— Месяц! — взвизгнул он. — Но, Ларри, ты мне нужен сейчас же! О тебе постоянно спрашивают. Скажи, как себя чувствуешь? Не мог бы ты вернуться на следующей неделе?

— Разве Терри не справляется с работой?

— Терри! — Его голос поднялся еще на одну октаву. — Не говори мне о нем! Он совершенно невыносим. Вернись, Ларри, и я его вышвырну!

Он надоел мне, и я оборвал его:

— Я вернусь не раньше чем через месяц.

— Месяц? — голос Сидни поднялся до писка.

— Именно, — с этими словами я положил трубку.

Пройдя в ванную, я подставил ноющую руку под струю холодной воды. Снова зазвонил телефон. Сидни! После долгих, продолжительных звонков телефон наконец умолк. Я растянулся на постели.

От моих мыслей мне начало казаться, будто я по меньшей мере десяти футов роста. Меня буквально распирало от самодовольства. Призрак. Семеро головорезов. А теперь я расправился с братом Реи. Скоро она придет ко мне. Я не сомневался в этом и хотел, чтобы все так и было: она придет и отдастся мне. Но вначале я должен стать на одну доску с ней. Обычно побудительной причиной преступления служат деньги, но я не нуждался в них, пока Сидни платит 60 тысяч в год. Обдумывая преступление, я понял, что нахожусь в уникальной в своем роде позиции. Хочу совершить преступление с целью пережить то же напряжение, то же волнение, ту же опасность, какие пережила Рея, но мне не нужно украденное, чем бы оно ни оказалось.

Удовлетворение даст мне сам акт похищения, конечный же продукт не имеет значения. Необходимо сделать первый шаг, говорил я себе. После некоторого размышления я решил вначале угнать машину. Вероятно, это не трудно. Помотаюсь в машине по городу, а после оставлю неподалеку от места, с которого угнал. Сделав это, я стану вором, а ведь и Рея была воровкой. Шансы попасться незначительны, но я все же испытаю чувство опасности и подвергнусь некоторому риску. Ничего другого пока мне не нужно.

Не хватит ли раздумывать? Пора действовать. Я посмотрел на часы: восемь минут полуночи. Все в том же приподнятом настроении я надел пиджак, погасил свет и вышел на улицу. Не пользуясь лифтом, бесшумно спустился в вестибюль, где дремал ночной портье, и вышел на жаркую ночную улицу.

Украсть машину оказалось несколько сложнее, чем я предполагал. Подойдя к ближайшей стоянке, я наткнулся на делавшего патрульный обход охранника. Коп подозрительно уставился на меня, кладя руку на дубинку, едва я замешкался у входа.

— Вам что-нибудь нужно? — спросил он с требовательной интонацией типичного полицейского.

— Только не вас, — буркнул я и поспешил ретироваться.

Через час я исходил множество улиц, уставленных машинами бампер к бамперу, но едва останавливался проверить, заперта ли дверца, обязательно кто-то появлялся из темноты, на ходу окидывая меня подозрительным взглядом. Я вспотел, сердце громко стучало. Это и было то самое напряжение, и приходилось признаться, мне оно совсем не нравилось. Только в час ночи, когда мужество постепенно начало покидать меня, нашлась незапертая машина, с опрометчиво оставленным ключом зажигания.

«Начнем!» — подумал я и вытер вспотевшие ладони о джинсы. Оглядев пустынную улицу, я с отчаянной решимостью открыл дверцу и скользнул за руль. Нетвердой рукой повернул ключ и нажал педаль газа. Послышался слабый звук, напоминающий урчание, через секунду совершенно заглохший.

Пот струился по лицу, я совершенно ничего не видел в темноте. Пришлось нащупать выключатель и зажечь свет. Это был едва тлевший огонек, сразу померкший. Я пытался угнать машину, аккумулятор которой был совершенно разряжен!

Мои нервы не выдержали.

С меня было более чем довольно напряжения на одну ночь. Выскочив из машины, я закрыл дверцу и пошел по улице. Жажда мучила нестерпимо, а мышцы ног дрожали так, словно я пробежал, по крайней мере, милю.

«Так вот что такое риск! — думал я. — А ведь я всего-то и сделал, что попытался угнать машину, — тысячи подростков проделывают это каждый день. И не сумел! То-то посмеялась бы Рея, узнай о моих жалких похождениях!»

Приходилось сознавать — на пути честности, бывшей моим уделом более тридцати лет, и нечестности есть препятствия, преодоление которых потребует больше дерзости и отваги, чем у меня в настоящий момент имелось.

На углу улицы находился бар, открытый всю ночь. Я зашел выпить пива. В баре было всего трое посетителей: неизбежный пьяный, толстая немолодая шлюха и гомосексуалист, мальчик лет семнадцати, в вишневом костюме, с волосами до плеч и дорогими золотыми часами на тонком запястье. Он жеманно улыбнулся мне, и тут, при виде часов, у меня появилась идея. Я отнес пиво на дальний столик и посмотрел на мальчика. В единый миг тот оказался рядом.

— Мы можем стать друзьями? — спросил он с волнением. — Я уверен, вы так же одиноки, как и я.

Я окинул его взглядом.

— Цена?

— Десять долларов. Со мной ты чудесно проведешь время.

— Где?

— Дальше по улице есть отель. Там меня хорошо знают.

Я допил пиво и встал.

— Так чего же мы ждем?

Мы вышли в жаркую темноту и пошли по улице. Время от времени он беспокойно улыбался и льнул ко мне, словно боялся потерять. Он отлип только, когда мы проходили мимо копа, который уставился на нас, словно мы были, по крайней мере, инопланетянами, а потом сплюнул от отвращения.

— Нам недалеко, милый, — прошептал мальчик. — Это как раз в конце улицы.

Я оглянулся. Копа не было видно. Мы как раз поравнялись с проходом между домами, уставленным вонючими баками. Я схватил парнишку и затолкал в проход. Он издал испуганный писк протеста, но это был не более чем писк. Мой кулак врезал гомику по челюсти, и я сделал это с удовольствием, так как извращенец принадлежал к другой породе. Придерживая, опустил его головой прямо на кучу отбросов и, склонившись, снял золотые часы, вероятно, подарок влюбленного клиента. Затем, воровато оглядевшись, направился к своему отелю.

Проходя мимо очередного помойного бака, задержался, чтобы бросить в него свою добычу. Присыпав часы отбросами, я зашагал дальше.

Теперь я и впрямь казался себе великаном. Первый шаг сделан — я стал вором!

На следующее утро я пробудился от беспокойного сна, услыша голос, отчетливо раздававшийся в моем сознании. Голос вещал: «Ты должен немедленно уехать в Парадиз-Сити, пойти к доктору Мелишу, рассказать ему о своей вчерашней выходке и попросить помощи».

Я проснулся окончательно и осмотрелся вокруг. Голос звучал так громко и отчетливо, что начинало казаться — в комнате кто-то есть. Потом до меня дошло, что это сон, и я снова уронил голову на подушку.

О возвращении не могло быть и речи. Я не желал, чтобы мне помогали. Мои мысли были целиком посвящены Рее, и вожделение настолько сильно охватило меня, что пришлось вылезти из постели и некоторое время простоять под холодным душем, пока не остыл жар моего тела.

Затем я побрился, одел рубашку и джинсы и спустился в ресторан выпить пару чашек неизменно скверного кофе. В компании со мной завтракали несколько коммивояжеров, попутно листая свои записные книжки. Никто из них не обращал на меня внимания. Я закурил сигарету и вспомнил вчерашнюю ночь.

Что за жалкая выходка! Как издевалась бы Рея, узнай о моих подвигах. Как глупо провалилась операция по угону машины! А потом этот щупленький педерастик! Такое может сделать кто угодно. Чем я рисковал? Отобрал часы, вероятно, самую дорогую для него вещь. Да, здесь действительно нечем гордиться! Я вспомнил, как Призрак Джинкс назвал меня Дешевкой. Судя по событиям прошедшей ночи, это имя подходит мне как нельзя лучше. Но сегодняшней ночью будет иначе. Я твердо решил, что поднимусь на одну ступеньку выше. Нужно только разработать план действий. Я сидел, курил и после напряженных размышлений составил план действий.

Выйдя из отеля, я сел в «бьюик» и выехал из города. Миль за сто севернее по шоссе находился городишко под названием Джексонов Полустанок, чистенький и процветающий. Его жители специализировались на выращивании апельсинов. На его главной улице, забитой машинами скупщиков фруктов, я с трудом отыскал место для стоянки и зашагал по горячему асфальту в поисках нужного мне магазина. В универмаге самообслуживания мне пришлось буквально проталкиваться сквозь толпу покупателей, делавших необходимые покупки на конец недели: волнующаяся масса людей, для которых я был невидимкой.

Поднявшись на эскалаторе в отдел игрушек, я попросил продавца показать игрушечные пистолеты, упомянув несуществующего племянника. Девушка представила на выбор множество пистолетов, револьверов и даже кольт полковника Джека. После недолгого размышления я остановился на пистолете «беретта», который благодаря агенту 007 сделался знаменитым. Он был точной копией настоящего и выглядел достаточно угрожающе. После этого я спустился на второй этаж и купил яркую сумку на ремне, с буквами «ТВА», отпечатанными по бокам. Оттуда прошел в отдел готовой одежды и, поискав на вешалках, купил красный пиджак с черными накладными карманами, который можно было легко запомнить. В отделе, где торговали всякой всячиной для розыгрышей и маскарадов, я разжился битловским париком и зеркальными очками, сквозь которые можно прекрасно видеть, спрятав глаза.

Все покупки я уложил в сумку. В Луисвилл я возвратился в пятом часу. По дороге в отель, проезжая мимо городской больницы, я вдруг вспомнил, что совершенно забыл о Дженни, и она, видимо, не знает, что и думать. Чья-то машина вырулила со стоянки, и я тут же встал на ее место, повинуясь первому побуждению. Несколько минут я сидел в машине, размышляя, а хочу ли я увидеть Дженни. И был уже склонен отказаться от встречи, но что-то притягивало меня к ней. Выйдя из машины, я подошел к киоску и купил книгу Фредерика Форсайта «День Шакала» и классический роман Грэма Грина «Власть и слава».

— А я о вас думала, — сказала Дженни, поблагодарив меня за книги. — Хотела бы я, чтобы вы были уже дома.

— Не беспокойтесь по пустякам, — я улыбнулся ей, думая, как она не похожа на Рею. — Я еще недостаточно окреп для развеселой жизни в Парадиз-Сити.

— Но чем же вы занимаетесь?

Я пожал плечами.

— Да так. Этот город заинтересовал меня.

— Вы повредили руку?

Мои пальцы еще не зажили после удара, нанесенного брату Реи.

— Неполадка в машине. Полез исправлять. Пустяки, до свадьбы заживет. Как вы, Дженни?

— Поправляюсь. Лодыжка медленно срастается.

Я рассказал о встрече с Деревяшкой и девочкой.

— Пришелся не ко двору.

— Мисс Мэтис очень профессионально относится к работе. — Дженни покачала головой. — Вы обиделись?

— Не сказал бы. — Помолчав, я спросил то, что очень хотел бы узнать: — Скажите мне, Дженни, одну вещь. Брат Реи Морган с виду тертый парень. На какие средства он живет, вы не знаете?

— Фел?

— Его зовут Фел Морган?

— Фелдон. Он внук Фелдона Моргана. Так его назвали в честь деда. Того застрелили в момент ограбления банка.

— В самом деле? А чем он зарабатывает себе на жизнь?

— Что-то связанное со старыми автомобилями. Он продает металлолом или что-то в этом роде. А почему вас это интересует?

— Да из-за их дома. Ну и местечко. Не думал, что человек хотя бы с минимальным заработком может жить в такой дыре.

— О, некоторым просто безразлично, где жить. — Что-то похожее на волнение отразилось на ее лице. — Меня тревожит Рея. Она так легко может снова попасть в беду. От брата мало толку. А она так одержима мыслью разбогатеть. И никак не может понять: чтобы иметь много денег, их надо заработать. Она заявляет, что не может ждать так долго. Я столько с ней говорила на эту тему, но ее ничем не прошибешь. Начинаю сознавать, что она безнадежна. Неловко говорить такое о ком-либо, но Рея может оказаться неисправимой. Я чувствую, что вскоре она снова ввяжется в какое-нибудь темное дело и на сей раз попадет в тюрьму на долгие годы.

— Это ее дело и забота, — заметил я. — Да, теперь я понимаю, какое у вас нелегкое занятие.

Она приподняла руки в бессильном жесте и снова уронила на простыню.

— Я не жалуюсь, это моя работа. — Помолчав, она продолжала: — Человек должен сам прожить свою жизнь. Время от времени мне все же удается влиять на людей, и это меня утешает. — Она улыбнулась мне. — Не могу ли я повлиять на вас, Ларри, хоть немного? Не согласитесь ли вы вернуться в свой город и забыть о нас, чтобы я могла порадоваться за вас?

Я на секунду задумался.

Дженни — человек, желающий всем добра. Человек, поднимающийся по эскалатору, идущему в обратном направлении. У меня же на уме другое. Представляется удобный случай втереть ей очки. Она прикована к постели и еще недели две не сможет выйти из больницы. Я притворился, что колеблюсь, потом кивнул головой.

— Хорошо, Дженни, считайте, вы на меня повлияли. Я уеду. Вы правы, я зря теряю время, находясь здесь. Очень не хочется покидать вас, вы были хорошим другом, но вы правы. Я уеду завтра утром.

Может быть, я недостаточно убедительно говорил эти слова, или Дженни была более проницательной, чем мне показалось, так как она печально на меня посмотрела, потом сказала:

— Я убедилась: человек должен сам прожить свою жизнь. Лишь очень немногие следуют советам, даже если они и хороши. Но что делать, если такова человеческая природа?

Неожиданно мне очень захотелось рассказать ей, что со мной происходит. Я сознавал, что никогда не откроюсь доктору Мелишу, но под ее испытующим взглядом я уже было собрался покаяться. Однако в сознании снова всплыл образ Реи, и момент признаний миновал.

Я прикоснулся к ее пальцам, выдавил улыбку, произнес несколько банальностей насчет того, чтобы не потерять связь в будущем, и вышел из больницы уже полностью поглощенный мыслями о том, что я буду делать сегодня вечером.

У себя в номере я распаковал покупки. Надел пиджак, парик и зеркальные очки. С «береттой» в руке я прошел в ванную, где висело зеркало в рост человека, и всмотрелся в отражение. Вид у меня получился весьма несимпатичный, и я был абсолютно уверен — никто из моих знакомых не узнал бы меня. Я злобно оскалил зубы, и вышло довольно устрашающе. Вскинув пистолет, я прицелился в отражение и прорычал:

— Ни с места! Ограбление!

Если бы грозная фигура, подобная той, что я видел в зеркале, вошла в мой офис в Парадиз-Сити, я без колебания выложил бы все бриллианты из сейфа. Удовлетворенный, я снял парик, очки, пиджак и сложил в сумку. Не поленившись съездить за ними в такую даль, я лишил полицию возможности проследить их происхождение, а значит, и добраться до меня.

Я был доволен собой.

Теперь оставалось дождаться ночи — потом я стану настоящим преступником. Я лежал на кровати и пункт за пунктом перебирал в голове предстоящую операцию. Убедившись, что все заучено наизусть, я уснул, радуясь наступившей дремоте. Это доказывало — мои нервы в порядке.

Около девяти я проснулся и спустился в закусочную, где поужинал сальными тефтелями со спагетти. Выйдя из закусочной, зашел в отель, прихватил сумку с реквизитом и пошел к машине, стоящей в конце улицы.

Я выехал из города и покатил по шоссе. В шести милях от Луисвилла находилась автозаправочная станция фирмы «Калтекс». Я ни разу не останавливался там, но проезжал мимо довольно часто. Дела у них шли бойко, и я знал, что они не закрываются всю ночь.

Проезжая мимо, я сбавил скорость.

Толстый, мощного телосложения мужчина сидел в застекленной будке. Больше никого не было видно. Я решил, что этот человек заступил на смену и работает один. При первой же возможности я развернулся и поехал обратно в Луисвилл.

Следующие два часа я провел в ночном кинотеатре, где смотрел старый вестерн. Он оказался достаточно увлекательным, чтобы привлечь мое внимание. Когда зажегся свет, я вышел с толпой зрителей и сел в машину. Прежде чем завести мотор, я неподвижно просидел несколько минут. «Пора!» — подумал я и был несколько обескуражен, ощутив, как сильнее забилось сердце, а ладони покрылись потом.

Ярдов за триста от заправочной находилась стоянка. Я завернул туда, выключил мотор и габаритные огни. Впереди ритмично вспыхивали яркие огни рекламы «Калтекс». Выйдя из машины, я отступил в тень и надел пиджак, парик и очки. У меня так дрожали руки, что я уронил игрушечный пистолет, доставая его из сумки. Несколько секунд я лихорадочно шарил в траве, прежде чем нашел его. Сердце уже стучало как молот. Секунду я колебался, размышляя, не вернуться ли в отель, но потом перед моим мысленным взором всплыла Рея, ее рыжие волосы и циничные зеленые глаза. Это придало мне решимости.

Я решительно зашагал по обочине к сверкающим огням рекламы. Лишь изредка мимо меня проносились машины. Приблизившись к станции, я замедлил шаг. Держась в тени, я медленно продвигался вперед, теперь уже отчетливо различая маленький, ярко освещенный офис. Толстяк-служитель с сигаретой, свисавшей с нижней губы, смотрел ночную телепередачу.

От нервного напряжения мое сердце билось так, что я едва мог дышать.

Несколько минут я стоял, наблюдая за ним. Шоссе было пустынным. Если действовать, то только сейчас!

Я услышал собственное бормотание:

— Рехнулся! Ведь ты можешь угодить за такое в тюрьму!

И все же я двинулся вперед, до боли стискивая рукоятку игрушечного пистолета. И обратной дороги больше не было!

Дежурный бензоколонки поднял голову, когда я толчком распахнул дверь в его кабинет. Глаза его едва не выскочили из орбит при виде пистолета. На мгновение он окаменел.

— Это ограбление! — прорычал я. К сожалению, это прозвучало не очень убедительно. Я был испуган не меньше, чем он. На короткое время мы уставились друг на друга. Он был примерно пятидесяти лет от роду, толстый, лысеющий и по виду настоящий семьянин, со спокойными карими глазами и решительным ртом человека, привыкшего к ответственности за близких. И он первым оправился от испуга. Его пристальный взгляд остановился на пистолете и вдруг утратил напряженность.

— Здесь нет никаких денег, сынок, — сказал он спокойно. — Не повезло тебе!

— Давай деньги, или эта штука выстрелит! — Мне самому сделалось тошно от звука моего голоса. Даже сам я сознавал, что выгляжу не грознее мыши.

— У нас здесь система, сынок, — проговорил он, старательно выговаривая слова, словно разговаривая с ребенком. — Ночной сейф. Все, что я получаю, идет вот в этот стальной ящик. Все, до последнего бакса. Только босс может его открыть.

Я все еще пытался выдерживать грозный вид, но по моему лицу предательски катились струйки пота.

— Я подарил своему сыну точно такой же пистолет на Рождество, — продолжал он. — Сын прямо-таки помешался на Джеймсе Бонде. — Толстяк перевел взгляд на экран телевизора. — Шел бы ты домой, а? Может быть, я и отсталый, но мне вот нравится Бенни Хилл.

Он благодушно рассмеялся, так как Бенни только что произнес: «У меня даже пузо с брюшком!»

Совершенно уничтоженный, я вышел на пустынное шоссе, подошел к машине и поехал в город.

ГЛАВА 5

Оказавшись у себя в номере, я повалился на кровать, охваченный отчаянием.

— Дешевка! — насмешка Призрака звучала в ушах. — Да! Дешевка!

Ужасно болела голова, я весь дрожал от отчаяния и стыда.

Я трус! Что-то не так в моем механизме. Видимо, лишь попадая в экстремальную ситуацию, я способен на решительные действия. Но в спокойном состоянии я не грознее мыши.

Теперь было отчетливо видно: моя жалкая попытка состязаться с Реей оказалась мертворожденной. На вторую попытку у меня не было никакого желания — она неминуемо окончилась бы моим арестом. Я безнадежный, никчемный, малодушный дилетант. Мне еще повезло с толстяком-заправщиком. Едва взглянув на пистолет, он тут же распознал в нем игрушку и отмахнулся от меня с пренебрежением, которого я заслуживал.

Мои мысли снова переключились на Рею, я мучительно желал ее и больше не думал о том, что ее порочность и злоба неминуемо погубят меня. Песня сирен неумолимо звучала в ушах, и я не в силах был им противиться. Я помнил ее слова: «Когда ты получишь меня, это тебе обойдется дороже обеда!»

Я помнил, как она выглядела, говоря это: зеленые глаза, полные обещания, тело, выгнутое в мою сторону, чувственная улыбка.

Теперь мне было наплевать, какой будет цена. Куда девалась высокомерная уверенность, что я получу ее задаром! Но я должен обладать ею, пусть даже на ее собственных условиях. Чего она потребует? Досье Дженни содержало и тот факт, что некоторое время Рея была проституткой. А если предложить ей 200 долларов? Это чертовски высокая цена для шлюхи — она просто не сможет отказаться от этого. Может быть, поимев Рею, я избавлюсь от своего наваждения?

Я начал понемногу успокаиваться, хотя голова буквально разламывалась от боли. В нетерпении я слез с кровати, проглотил восемь таблеток аспирина, запил водой и снова лег на кровать, ожидая действия лекарства. За деньги можно купить все, убеждал я себя. Хватило бы их! Я куплю ее! Дженни сказала, будто Рея одержима мыслью разбогатеть. Она с радостью ухватится за возможность заработать двести долларов. Для меня уже не имело значения, что я покупаю ее за деньги. Непреодолимая похоть мучила меня, требуя увидеть ее в постели обнаженной. Стоит мне овладеть ею, удовлетворить свою похоть, и я вернусь в Парадиз-Сити, уже забыв о ней.

Я уснул, согреваемый такими мыслями.

На следующее утро я чувствовал себя гораздо увереннее. В девять часов я зашел в банк и обменял на деньги пять стодолларовых дорожных чеков, просто на всякий случай, как говорил я себе. Я предложу ей две сотни и, если она заартачится, подниму до пяти, но я не сомневался, что Рея удовлетворится и этими двумя.

Я вернулся к «бьюику», завел мотор, но тут мои мысли переключились на брата Реи. Что, если он торчит в своей убогой лачуге? Я с силой стиснул руль. Если он дома, я не смогу сделать Рее предложение! При мысли об этом по мне прокатилась волна мучительного разочарования. Я выключил зажигание, вышел из машины и зашагал по улице.

Было еще слишком мало времени. Часы на здании муниципалитета били десять. Я с трудом сдерживал нетерпение. Придется подождать, по крайней мере, до полудня, но и тогда я не буду уверен, что ее брат уйдет на работу. Я шел бесцельно, никого не видя. Мысли о Рее жгли мое воображение. Так я бродил, пока часы не пробили одиннадцать.

К тому времени я готов был лезть на стенку. Зайдя в бар, я заказал двойной скотч со льдом. Виски немного успокоило меня. Я закурил и уже собрался было заказать еще выпивки, когда увидел на другой стороне улицы Фела Моргана, вылезающего из потрепанного «бьюика» образца 1960 года. Я поспешно расплатился и пошел к выходу из бара. Фел неспешно удалялся, сунув руки в карманы джинсов. Грязная белая майка в обтяжку обрисовывала его мощную мускулатуру. Я проследил за ним до склада металлолома. Остановившись, я наблюдал, как он зашел и помахал рукой толстяку в комбинезоне, разрезавшем автогеном покореженный лист металла. С сильно бьющимся сердцем и прерывисто дыша, я устремился к своей машине. Сев за руль, я, как угорелый, рванул с места. Уже через двадцать минут я трясся по грунтовой дороге, ведущей к дому Морганов. Одна мысль сверлила мой мозг: «Пожалуйста, Господи, пусть она будет дома!»

Тормозя перед домом, я с облегчением увидел — входная дверь распахнута настежь. Выключив мотор, я остался сидеть в машине, стискивая руль обеими руками, слыша стук собственного сердца и не отрывая взгляда от двери. Я сидел так с минуту или около того, затем, снедаемый сексуальной горячкой, вывалился из машины и пошел к дому по заросшей сорной травой тропинке. Когда я приблизился к открытой двери, на пороге возникла Рея.

Мы остановились, глядя друг на друга.

Она принарядилась со времени нашей последней встречи. Хлопчатобумажное платье, выгодно подчеркивающее все ее достоинства, едва доходило ей до колен. Она была без чулок и босиком. Шею обвивали дешевые синие бусы. Лицо хранило все то же холодное, бесстрастное выражение, зеленые глаза смотрели на мир все так же цинично.

— Привет! — произнесла она своим хрипловатым голосом, от которого по моему телу пробежал трепет. — Чего надо?

Стараясь придать голосу твердость, я ответил:

— Ты знаешь, чего мне надо.

Она бросила на меня изучающий взгляд, потом отступила в сторону.

— Зайди-ка лучше и поговорим об этом.

Я прошел вслед за ней в убогую маленькую комнату. На столе стоял треснувший кофейник и две грязные чашки. Жестяная пепельница, переполненная окурками, дополняла сервировку.

Под моим неотступным взглядом она прошла к поломанному креслу и опустилась в него. Ее платье при этом задралось до самых бедер, а когда Рея закинула нога за ногу, мелькнули голубые трусики.

— Ты, вроде, собирался ждать, пока я приду к тебе?

Она потянулась за пачкой сигарет, лежащей на столе.

— Сколько? — хрипло спросил я. — Брось сигарету. Говори сколько и давай начинать.

Она прикурила сигарету и издевательски усмехнулась.

— Ишь, как тебя скрутило!

Дрожащей рукой я достал из кармана две стодолларовые бумажки и бросил их ей на колени.

— Давай за дело!

Она взяла деньги и посмотрела на них с ничего не выражающим лицом, потом подняла глаза на меня. Я надеялся увидеть в них огонек алчности, на крайний случай удовольствия, но вид холодного лица-маски моментально привел меня в уныние.

— Интересно, за что же это? Две сотни баксов! У тебя не все дома?

Это были самые правдивые слова, которые от нее мне доводилось слышать, но я не обратил на них внимания. Я желал ее со страстью, которая пугала меня, но не мог отступить. Я вытащил остальные три сотни и швырнул ей. Хотя вожделение и толкало меня к ней, я никого так не ненавидел, как ее в этот момент.

— Это больше, чем ты стоишь, но все равно бери, — сказал я грубо. — А теперь давай-ка…

Нарочито медленно она сложила пять бумажек и положила их на стол. Откинувшись на спинку кресла и не спуская с меня взгляда, она медленно выпустила дым из тонких ноздрей.

— Было время, когда я ложилась за доллар, — сказала она. — Было время, когда я ложилась за двадцать долларов. Было даже время, когда я ложилась за сто долларов. Когда несколько лет торчишь в камере, есть время подумать. Я знаю, чего хотят мужчины. Я знаю, чего тебе от меня надо, и это у меня есть. Но я также знаю, чего хочу — денег, не сто долларов, и не пятьсот, и даже не пять тысяч. Я хочу настоящих денег! В этой стране водятся старые жирные дураки, сидящие на миллионах. Да, да, я считаю на миллионы. Я найду такого старого жирного дурака и продам свое тело за миллионы, то есть за настоящие деньги, пусть даже это будет не сразу.

Она презрительно указала пальцем на деньги, лежащие на столе.

— Забери их, Дешевка! Я не раздвину ног, пока не найду типа с деньгами, какие мне надо.

Я стоял и молча смотрел на нее, не зная, как поступить.

— Тебе не нужны пятьсот долларов?

— Твои пятьсот долларов — нет!

Похоть так одолевала меня, что я утратил остатки гордости.

— Но почему же нет? Пятьсот долларов за полчаса. Давай бери деньги и за дело!

— Ты слышал, что я сказала, мистер Бриллиантовый Карр!

Я замер и в изумлении уставился на нее.

— Что ты сказала?

— Я знаю, кто ты. Фел докопался. Он записал номер твоей машины и навел справки в Парадиз-Сити. Там ты довольно известная фигура, верно, Бриллиантовый Карр?

Красный огонек тревоги загорелся в тумане безумия, окутывавшего мой мозг, предупреждая: надо бежать от этой женщины и больше не встречаться с ней, но я уже не мог рассуждать разумно, и через секунду красный огонек потускнел и погас.

— Какая разница, кто я, — возразил я. — Я такой же, как и все остальные мужчины. Бери деньги и раздевайся.

— Если ты не берешь их, детка, возьму я, — раздался голос у меня за спиной.

Я резко обернулся и увидел Фела, подпирающего косяк двери и смотрящего на меня с гнусной улыбочкой. Его вид раздул искру уже знакомой мне ярости, и он, должно быть, понял это по моим глазам.

— Легче, парень, — сказал он. — Я на твоей стороне. Эта сука только разыгрывает из себя недотрогу. Хочешь, сейчас она станет шелковая.

Рея проворно вскочила на ноги, схватила деньги и скомкала их в кулаке.

— Только подойди, ты, зараза! — закричала она. — И я вырву твои проклятые гляделки!

Он рассмеялся.

— И ведь вырвала бы, — сказал он мне. — Что, если нам поостыть немного и потолковать по-свойски? Мы тут уже о тебе говорили. Можно было бы поладить. Как насчет обмена кое-каких камушков, с которыми ты имеешь дело на…

Я изумленно уставился на него.

— Что скажешь, кореш, — продолжал он спокойно. — Она согласится. Рея сама все и придумала, когда выяснилось, кто ты. Без камушков ты ее не получишь. Давай договариваться.

— Бери деньги, — сказал я ей.

Она язвительно улыбнулась, качая головой.

— Я передумала. Мне пригодятся пятьсот баксов, даже если они и твои. И не пробуй их отнять. Мы с Фелом запросто тебя успокоим. Обдумай хорошенько предложение Фела. Если хочешь получить мое тело, то только в обмен на бриллианты. Не за один бриллиант, а за целую кучу. Подумай, а пока убирайся отсюда.

Я взглянул на Фела и увидел у того в руках короткий железный ломик.

— Даже и не пробуй, кореш, — сказал он. — Я запросто раскрою тебе башку. В прошлый раз тебе удалось застать меня врасплох, но сейчас этот номер не пройдет. Так что не следует горячиться. А теперь катись!

Он посторонился, освобождая мне дорогу. Я ненавидел его. Ее я ненавидел еще больше, но одновременно желал каждой клеткой своего тела.

Я вышел и, вдыхая насыщенный смогом воздух, зашагал к своей машине. Не помню, как доехал до отеля.

Я полностью пришел в себя лишь лежа на постели, когда утренний свет посеребрил цементную пыль на стекле окна моего номера. Меня переполняло безнадежное уныние. Даже Рея зовет меня Дешевкой! Боже, как я ненавидел ее. Мне вдруг захотелось покончить с собой. Лежа на кровати и спрашивая себя — а почему бы и нет, — я не желал давать этой женщине время мучить меня и дальше.

Но как это сделать?

Снотворное?! Но у меня оставалось только шесть таблеток. Выброситься из окна? Я могу свалиться кому-нибудь из прохожих на голову на этой шумной улице. Я осмотрелся.

Здесь не было ничего, способного выдержать мою тяжесть, если вдруг я надумаю повеситься. Машина!

Да! Я сяду в машину, разгонюсь и врежусь в дерево. Так и сделаю!

Соскочив с кровати, я зашарил по карманам, ища ключи от машины. Куда я их дел? Обведя комнату диким взором, я увидел их на пыльном столе. Едва я сделал шаг в том направлении, зазвонил телефон. Какое-то время я колебался, потом сорвал трубку с рычага.

— Ларри, мой дорогой мальчик!

Черное облако уныния рассеялось при звуке голоса Сидни Фремлина. Чувствуя, как весь дрожу и обливаюсь потом, я упал на кровать.

— Привет, Сидни, — голос мой напоминал карканье.

— Ларри, ты должен вернуться!

По его голосу я сразу догадался, что Сидни в каком-то серьезном затруднении. Его интонации наводили на сравнение с пчелой, которая попала в бутылку и жужжит как сумасшедшая.

— В чем дело?

Я вытер пот со лба тыльной стороной ладони.

— Ларри, золотко, я просто боюсь говорить все по телефону. Какой-нибудь отвратительный субъект может нас подслушать. Ты просто обязан вернуться. Миссис П. хочет продать… ты сам знаешь что. Сам я не справлюсь. Только ты, умница, мог бы это уладить. Ты ведь понимаешь, что я хочу сказать, правда, Ларри? Это абсолютный, страшный, полнейший секрет! Ну скажи, ты понял?

Миссис П!

Я медленно перевел дыхание, мысленно перенесясь на пять лет назад, когда успешно провел свою крупнейшую для фирмы Сидни Фремлина сделку с бриллиантами.

Миссис Генри Джексон Плессингтон, жена одного из богатейших торговцев земельными участками во Флориде — а богаче и не бывает, — пожелала бриллиантовое колье. Она была давним клиентом «Люс и Фремлин». До моего поступления к ним Сидни продал ей несколько мелочей, среди которых не было ничего по-настоящему ценного. Но когда на сцене появился я и, познакомившись с ней, узнал, насколько богат ее муж, я тут же увидел возможность сбыть ей что-нибудь грандиозное. Когда я сообщил о своем замысле Сидни, тот страшно разволновался, не без основания заметив, что я слишком честолюбив. Мне пришлось пустить в ход все свое обаяние, чтобы очаровать эту немолодую уже женщину, убеждая, что она достойна носить только все самое лучшее.

Она реагировала на мой подход, как растение реагирует на хорошую порцию удобрения. Вслед за тем я перевел разговор на бриллианты. Намекнул, что мечтаю создать бриллиантовое колье, и оно своим великолепием превзойдет все до сих пор созданное. Я объяснил, какие старания понадобятся для подбора гармонирующих между собой камней. Мне доставило бы удовольствие, как бы между прочим добавил я, сознавать, что это произведение искусства будет принадлежать ей. Она упивалась моими словами с удовольствием кошки, лакающей сливки.

— Но откуда мне знать, что колье мне понравится, — начала сдаваться миссис Джексон. — У нас с вами могут оказаться разные вкусы.

Именно такого поворота событий я и ждал и заранее подготовил ответ:

— Я закажу и заранее ознакомлю вас с эскизом, но и к тому же знакомый гранильщик из Гонконга изготовит стеклянную модель колье. Тогда вы сами сможете оценить красоту этого украшения. Конечно, макет обойдется тысяч в пять долларов, и если мадам понравится и она закажет настоящее колье, эти расходы мы компенсируем.

Она дала согласие.

Я попросил Сидни предварительно изготовить эскиз на бумаге. Он обладал несомненным талантом в изготовлении такого рода вещей, а здесь буквально превзошел себя, создав настоящий шедевр.

— Но, Ларри, в бриллиантах это будет стоить целое состояние! — воскликнул он, когда мы рассматривали рисунок. — Она никогда не пойдет на это. Колье обойдется никак не меньше миллиона!

— Оно обойдется дороже, — сказал я. — Предоставь мне свободу действий. Если удастся уговорить ее, она уговорит мужа. Он богат до неприличия.

Миссис Плессингтон одобрила эскиз, и это был первый шаг. Я надеялся, что она сразу закажет колье из бриллиантов, но вначале нужно было обработать мужа, да и к тому же ей понравилась сама идея создания стеклянного макета.

Моему знакомому понадобилось два месяца, чтобы выполнить задуманное, но как он это сделал! Только профессионал высочайшей квалификации сумел бы отличить подделку. Работа была настолько хороша, что у меня появилось опасение, как бы миссис Плессингтон не удовлетворилась макетом, а подругам хвасталась, будто колье настоящее.

Я явился к Плессингтонам на их роскошную виллу на побережье моря. Огромный «роллс-ройс» и «бентли» последней модели стояли на стоянке перед виллой. Зорко следя за выражением лица миссис Плессингтон, я выложил сверкающее колье на черную бархатную подушечку. Она едва не упала в обморок. Затем я застегнул колье на ее шее и подвел к высокому зеркалу, и лишь после того пустил в ход все свое профессиональное красноречие.

— Конечно, как вы сами видите, миссис Плессингтон, оно сделано из стекла. Вы также видите, что в этих камнях нет жизни, но если это будут настоящие бриллианты… Я пел дифирамбы, как соловей в мае.

Зачарованная, она стояла, глядя на свое отражение, тучная, пожилая женщина, с отвисшей грудью и шеей, уже начинавшей собираться в складки.

— Даже Элизабет Тейлор позавидовала бы вам.

И пока ей не пришла в голову вредная мысль удовлетвориться стеклянной копией вместо настоящих бриллиантов, я расстегнул и снял колье с шеи.

— Но сколько оно может стоить?

Это, конечно, был самый главный вопрос. Я объяснил, что на изготовление такого колье понадобится собирать камни со всего света. Когда они будут собраны, их огранят лучшие мастера и оправят в платину, что тоже должно быть сделано специалистами. Все это стоит денег. Я развел руками и одарил ее чарующей улыбкой. Мы оба сознавали: колье будет оплачено не ее деньгами. Ей придется исхитриться вытянуть их у мужа. Я упирал на то, что бриллианты вечны и никогда не падают в цене. Деньги ее мужа получат надежное помещение.

Подождав, пока она усвоит информацию, я небрежно добавил, что колье будет стоить примерно полтора миллиона долларов.

Она и глазом не моргнула. Да и с чего ей волноваться? Платить-то придется мужу! Она сидела с мечтательным выражением в глазах — гора жира в платье от Нормана Хартвелла. Я догадывался, о чем она думает. Она думала, каким великолепным символом ее положения было бы это колье, как завидовали бы ей подруги и, может быть, даже Элизабет Тейлор.

Так что, в конце концов, миссис Плессингтон получила свое колье, самую дорогую игрушку, когда-либо проданную фирмой «Люс и Фремлин».

Окончательная стоимость колье составила миллион восемьсот тысяч долларов!

Миссис Плессингтон и ее колье вызвали настоящий шум в прессе. В газетах появилась ее фотография с колье на шее и мужем рядом, с лицом, словно тот надкусил зеленую айву.

Она щеголяла в колье в казино, в клубе, в опере и была на седьмом небе.

Но через месяц одну из ее подруг, с колье, которое я постеснялся бы предложить самому захудалому из своих клиентов, огрели по голове, а колье украли. Женщина так и не оправилась от травмы и теперь нуждалась в постоянном внимании сиделки. Это нападение до смерти напугало миссис Плессингтон, которая только теперь сообразила, что ее бриллианты ценой в миллион восемьсот тысяч могут навлечь на нее смертельную опасность. Она немедленно сдала колье в сейф своего банка и больше не рисковала надевать его.

Все это происходило пять лет назад, а теперь, по словам Сидни, она хочет продать колье. Для нас не было секретом, что в последнее время миссис Плессингтон пристрастилась к игре. Она проводила в казино буквально все вечера. Муж не препятствовал ей в этом, так как помимо продажи здоровенных ломтей Флориды и повсеместного возведения небоскребов он имел еще одно увлечение: он был страшным бабником.

В то время как его жена большую часть ночи проводила за игрой, сам он предавался постельным развлечениям с любой приглянувшейся ему девчонкой. Но Плессингтон знал счет своим деньгам, так что время от времени проверял счета жены, устраивая ей головомойку. Миссис Плессингтон никогда не выигрывала. Зная все это, не трудно было догадаться, что к этому времени она по уши в секретных долгах и вынуждена продать колье, пока муж не догадался о их размерах.

— Ларри? — донесся до меня голос Сидни Фремлина сквозь шум электрических разрядов. — Ты слушаешь?

Мне было наплевать на миссис Плессингтон, на ее колье, да и на самого Сидни, если на то пошло. В голове засела только жгучая мысль о Рее.

— Я слушаю.

— Ради Бога, сосредоточься, Ларри, — настойчиво произнес Сидни. — Пожалуйста, ради меня, ты должен вернуться. Не могу представить, чем можно заниматься в этом ужасном городе. Ну, скажи же, ты вернешься и поможешь мне?

Снова судьба направляла меня: еще несколькими минутами раньше я думал о самоубийстве. Если бы Сидни попросил меня заняться не продажей колье Плессингтонов, а чем-либо иным, я без раздумий бросил бы трубку. Но это колье было вершиной моих достижений. Создав эту игрушку, я приобрел репутацию одного из лучших специалистов по бриллиантам. Мрачное настроение вдруг покинуло меня. Может быть, еще одна перемена обстановки излечит от маниакального влечения к Рее, но я хотел все же оставить себе лазейку, на всякий случай.

— Я не поправился, Сидни. У меня болит голова и еще трудно сосредоточиться. Если я вернусь и все наилучшим образом устрою с колье, сможешь ли ты продлить мой отпуск еще на месяц?

— Конечно, милый мальчик! Кроме того, я дам тебе один процент от выручки. А если захочешь, будешь отдыхать еще шесть месяцев. Справедливее некуда, не так ли?

— Сколько она за него хочет?

Он зажужжал, как пчела в бутылке, прежде чем ответить.

— Я не обсуждал с ней этот вопрос. Ей не терпится получить деньги. Я сказал, что проконсультируюсь с тобой, а уже потом ты лично переговоришь с ней.

Я вновь заколебался, подумав о Рее, но потом решился.

— Хорошо, я сейчас же выезжаю и послезавтра буду у тебя.

— Не бери машину. Найми воздушное такси. Я оплачу расходы, — Сидни просто изнывал от нетерпения меня увидеть. — Ты не представляешь, какое это для меня облегчение. Давай пообедаем вдвоем где-нибудь в тихом местечке? Встретимся около девяти в «Ла-Палме», согласен?

«Ла-Палме» — один из самых дорогих и изысканных ресторанов Парадиз-Сити. Сидни явно хотел задобрить меня.

— Договорились, — ответил я и положил трубку.

Во время двухчасового перелета в Парадиз-Сити в кабине маленького самолета мысль, подобная черной змее, незаметно пробралась в мой мозг. «В этой стране полно старых жирных дураков, которые сидят на миллионах», — сказала Рея.

Зачем ждать, пока я стану старым, жирным и богатым? Почему бы сразу не завладеть огромным богатством? Я думал о колье Плессингтонов.

Миллион восемьсот тысяч долларов! Я был уверен, что по роду специфики своей работы, зная крупнейших торговцев бриллиантами в мире, я не встречу ни малейших трудностей со сбытом камней, надо только соблюдать элементарную осторожность. Эти торговцы с руками оторвут все, что я им предложу. Я достаточно часто продавал бриллианты от имени Сидни, а тот всегда требовал оплаты наличными. Партнеры по сделкам никогда не возражали, зная эту прихоть Сидни, и Сидни тоже всегда платил наличными, но самое главное — везде признавалась моя подпись. Итак, разобрав колье, я буду иметь все шансы выгодно сбыть бриллианты. В последнее время операции подобного рода целиком перешли в мое ведение. Сидни больше не поддерживал контактов с коммерсантами, всецело полагаясь на меня. Мне уплатят наличными, полагая, что я действую от имени Сидни, а на самом деле я открою счет в швейцарском банке на свое имя. Легче легкого продать колье, но вот украсть его так, чтобы никто ничего не заподозрил, — совершенно другое.

Я воспринял это как вызов.

Может быть, я ничего не стою, когда речь идет о тривиальном грабеже, и до смерти пугаюсь при попытке угнать чужую машину, но операция по похищению колье хотя и представляла немалую опасность, тем не менее позволяла мне действовать в своей стихии.

В течение следующего часа, под монотонный гул моторов маленького самолетика, уносившего меня в Парадиз-Сити, я перебирал в уме методы и средства.

Я нашел Сидни с бокалом двойного мартини в отдельном кабинете. Метрдотель ресторана «Ла-Палме» проводил меня туда с почтением, достойным члена королевской семьи. Как обычно, ресторан был полон, и мне пришлось задержаться у нескольких столиков, отвечая на стандартные вопросы, касающиеся моего здоровья, но вот дверь кабинета захлопнулась за мной, и Сидни порывисто пожал мою руку.

— Ларри, дорогой мой мальчик! Ты просто не представляешь, как я ценю твой приезд! — выпалил он, и на его глазах блеснули слезы. — Как ты плохо выглядишь! У тебя совершенно измученный вид. Как себя чувствуешь? Ты не переутомился в самолете? Ненавижу себя, что вытащил тебя раньше времени, но ведь ты понимаешь необходимость этого, правда?

— Я в полном порядке. Не суетись по пустякам. Долетел прекрасно.

Но он никак не мог успокоиться. Первым делом заказал и для меня двойной мартини, а когда метрдотель ушел, принялся расспрашивать о моем здоровье, чем я занимался и не скучал ли по нему.

Привычный к его жужжанию, я бесцеремонно прервал Сидни:

— Послушай, перейдем к делу. Я немного устал и после обеда хочу прилечь, так что не стоит тратить время зря на разговоры о моем здоровье.

Принесли мартини, и Сидни заказал черную икру, суфле и шампанское.

— Ничего, как ты думаешь? Это все легкое и питательное, ты потом будешь хорошо спать.

Я похвалил его выбор.

— Итак, она хочет продать колье? — спросил я, едва только метрдотель ушел, щелкнув пальцами двум официантам, чтобы они обеспечили нас первоклассным обслуживанием.

— Она пришла вчера, колыхаясь, как студень. Я знаком с бедняжкой не первый год и заслуженно считаюсь ее другом. Она призналась, что отчаянно нуждается в большой сумме денег. Сначала я опасался, что она будет просить взаймы, и у меня прямо голова пошла кругом от попыток придумать какую-нибудь отговорку, но она тут все и выложила. Она вынуждена продать колье, но главное условие — это сохранить сделку в тайне от мужа. Ей было очень важно узнать, сколько я могу дать за колье.

— Она опять проигралась?

— Она не сказала этого прямо, но полагаю, что да. Я, понятно, едва почуял, куда она клонит, сразу напустил дымовую завесу. Сказал, что дело можешь провернуть только ты, так как являешься лучшим специалистом по бриллиантам, и на твое молчание можно положиться. Пришлось сказать, что ты в отъезде, но едва появишься, я незамедлительно направлю тебя к ней. Бедняжка чуть не обмочилась. Я понял, что достать деньги для нее крайне важно. Я уверил, что постараюсь вызвать тебя уже к сегодняшнему вечеру. На этом мы и разошлись. И вот ты вернулся, Ларри. Ты встретишься с ней утром. Не представляешь, в каком она состоянии. Она маленькая глупышка, и мне просто не хочется видеть, как она страдает. Ты ведь повидаешься с ней, правда?

— Для этого я и приехал.

Принесли икру, и я продолжал, намазывая тост маслом:

— Ты имеешь хоть какое-нибудь представление, сколько она хочет?

— Насчет этого я не заикнулся. Не хотел портить тебе игру. Все в твоих руках, Ларри.

— Дело может оказаться не таким простым, Сидни. Ты, конечно, понимаешь — колье предстоит разобрать. Нечего и думать, продавать его в теперешнем виде. Опять поднимется шумиха, и, если Плессингтон вдруг увидит на фото очередную дуреху в его колье, миссис Плессингтон придется плохо. Я кое о чем подумал, пока летел. Мы сами могли бы чертовски неплохо заработать на сделке. Можно продать камни даже за два миллиона, но сработать нужно чисто.

— Два миллиона! — Сидни вытаращил глаза.

— Вот как я себе это представляю. Я встречусь с миссис Плессингтон и объясню ей, что, раз она хочет продать колье в его теперешнем виде, мы дадим ей ту цену, которую она некогда заплатила, то есть миллион восемьсот тысяч. Из твоих слов ясно, а я лишний раз подчеркну это — повторная продажа колье вызовет такой же интерес, как некогда был проявлен к ней, а это ей никак не подходит — она боится огласки. Стоит ей до этого дойти, и она ни за что не позволит нам продать его в целом виде. Тогда я объясню ей: если колье разобрать, стоимость камней значительно понизится. Камни придется продавать по отдельности, и мы не сможем предложить ей больше девятисот тысяч — половину первоначальной стоимости. Если она согласится, — а выхода у нее нет, — ты платишь ей девятьсот тысяч — и колье наше. — Я поднял руку, видя, что Сидни собирается прервать меня. — Дай мне закончить. Ты должен спроектировать новое бриллиантовое ожерелье, в которое войдут все камни из колье Плессингтонов. Я закажу ожерелье Чану, подыщу покупателя в Южной Америке, либо в Индии, или на Ближнем Востоке и сбуду за два миллиона. И тогда ты заработаешь миллион сто тысяч. По-моему, это выгодная сделка.

Он откинулся на спинку кресла и некоторое время изумленно взирал на меня.

— Но мы не можем так поступить! — воскликнул он с возмущенным видом. — Нельзя же наживаться подобными методами на этой бедняжечке!

— Это — бизнес, Сидни, — невозмутимо произнес я и наложил себе икры. — Спросить Тома, сможем ли мы так поступить?

Он всплеснул руками.

— У Тома не душа, а счетная машина, и кассовый аппарат вместо сердца.

— Потому-то ты и ешь икру.

Несколько минут он задумчиво жевал.

— Ты действительно думаешь, что сможешь продать ожерелье за два миллиона?

— А почему бы и нет?

Я был уверен, что не смогу, но мне нужна была приманка для Сидни.

— Например, Бартоны смогут его купить за такую сумму, но ты должен превзойти себя и спроектировать такую вещь, в сравнении с которой все другие покажутся дешевкой.

Глаза Сидни загорелись. Он обожал такие задачи.

— Я сумею, уверен! Какая замечательная идея! Ларри, умненькая ты киска!

Я понял, что выиграл бой, и начал успокаиваться. Выпив шампанского, я начал второй раунд, ступив на очень тонкий лед.

— Понадобится время, Сидни, может, нужно будет слетать в Гонконг. Чан проработает над ожерельем не меньше месяца. На продажу уйдет значительно больше времени — месяца три, может, пять. Что станет тем временем с миссис Плессингтон?

Он изумленно уставился на меня. Такая мысль как-то не приходила ему в голову.

— Я знал, что это слишком хорошо, чтобы поверить в возможность сделки. По-моему, она не может ждать и недели.

Подошел официант и убрал тарелки. Мы сидели в молчании, пока не подали суфле из омаров и официант не удалился.

Тогда я забросил бомбочку, не зная, взорвется она или нет.

— На мой взгляд, если мы хотим, чтобы сделка состоялась, тебе придется одолжить ей деньги до продажи ожерелья.

Он широко раскрыл глаза.

— Девятьсот тысяч! — его голос поднялся до писка.

— Ты ссудишь их под шесть процентов, а ожерелье в конце концов продашь за два миллиона, — сказал я. — Спроси Тома, бывают ли сделки выгоднее.

— Но мне не по средствам одолжить такие деньги.

— Я и не говорю, чтобы ты одалживал. Одолжит фирма.

— Том ни под каким видом никому не одолжит. Даже самому Никсону.

— Да? Тогда деньги дашь ты. Твой банк позволяет тебе превысить кредит. Что ты теряешь? Ожерелье будет твоим. Даже если я не смогу выручить два миллиона, свою цену мы всегда получим. Даже в этом случае ты удвоишь свои деньги. Ну же, Сидни! Такой шанс бывает раз в жизни!

В раздумье он отправил в рот вилку с суфле, и я увидел огонек жадности, зажегшийся в его глазах.

— Тому совсем не обязательно знать об этом, правда? — вдруг сказал он. — Я имею в виду — раз я вношу личные деньги, тогда и те деньги, которые удастся выручить от продажи ожерелья, тоже будут мои личные. Не так ли?

— Правильно. Минус один процент моих комиссионных.

Он взглянул на меня, слегка прищурясь, и я понял, что он не думал об этом.

— Да, и один процент тебе.

Было заметно, как он пытается подсчитать сумму в уме.

— Ты дашь мне 18 тысяч долларов. Вычти еще 900 тысяч миссис Плессингтон и прибавь ее шесть процентов на ссуду, и у тебя останется приблизительно 880 тысяч чистой прибыли. По-моему, совсем не дурно.

Он подумал еще немного и сказал:

— У меня есть идея даже лучше. Ларри, мой мальчик, что, если ты попробуешь убедить миссис Плессингтон продать колье за 750 тысяч? В конце концов, деньги-то не ее. Я мог бы продать акции для покрытия этой суммы, и тогда колье стало бы моим и я мог бы не беспокоиться относительно Тома. Если я так сделаю, а ты продашь ожерелье за два миллиона, я получу миллион с четвертью. Довольно заманчиво, не правда ли?

— Я думал, ты не захочешь наживаться на бедняжечке, — сказал я, прикидываясь, будто шокирован.

Он беспокойно заерзал.

— Но ведь ты же сказал, что это бизнес, — он сделал паузу, вглядываясь в мое лицо. — Как ты думаешь, сумеешь ли ты убедить ее продать колье за эту цену?

— Попытка не пытка.

Я покончил с остатками суфле.

— Ларри, приложи завтра максимум стараний. Я уверен, у тебя должно получиться. — Сидни щелкнул пальцами, подзывая официанта и заказывая кофе. — Слушай, я вот что сделаю. Добудь колье за 750 тысяч, и я дам тебе два процента. Справедливее некуда.

— И оплатишь самолет до Гонконга и все расходы, связанные с поездкой? — сказал я, зная, что никакого Гонконга не будет.

— Естественно, дорогой.

— Терри знает о миссис Плессингтон?

— Не упоминай об этом скверном мальчишке. Право, следует поскорее избавиться от него. — Сидни даже покраснел от раздражения. — Он становится совершенно невозможным.

— Это к делу не относится. Знает ли он?

— Конечно, нет!

— Ты уверен? Миссис Плессингтон приходила к тебе? Разве он не поинтересовался, что ей было нужно?

— Мы даже не разговариваем.

— Он не мог подслушать?

Мысль о Терри заставляла меня нервничать. Он слишком хорошо разбирался в бриллиантах, чтобы я мог чувствовать себя в безопасности.

— Нет. Когда пришла миссис Плессингтон, он был занят с клиентами.

— Слушай, Сидни, он не должен ничего знать. Собственно, никто не должен знать, а не то пронюхает Том. Ведь если задуматься, сделка проходит через фирму, и у Тома будет много причин для неудовольствия, если он узнает.

Сидни опять тревожно заерзал. Он знал это не хуже меня.

— Если я куплю колье на свои деньги, — сказал он несколько вызывающе, — Том здесь будет ни при чем.

— Но миссис Плессингтон — клиент фирмы. — Я хотел внушить ему чувство вины. — Слушай, Сидни, чтобы фирма осталась в стороне, тебе лучше работать над эскизом не в офисе, а у себя дома. Естественно, колье тоже должно находиться там.

Ему незачем было знать, что это условие существенно для моего плана.

Он не колебался.

— Да, все останется строго между нами. — Он с доверием посмотрел на меня. — Ты поможешь с ожерельем, Ларри?

«Ну и нахал, черт его дери, — подумал я. — Ведь знает же, что без меня он не то что не сможет сделать ожерелье, но даже уговорить продать за ту мизерную цену, что мы только оговорили. И, собираясь огрести такой гигантский барыш, предлагает мне жалкие два процента, а Тома Люса вообще выбрасывает из сделки».

— Ты знаешь, на меня можно положиться.

Во время полета в воздушном такси и обдумывания плана, как украсть колье без риска, я испытывал угрызения совести из-за Сидни, так как в случае выполнения плана он понес бы существенные убытки, но теперь, когда Сидни показал свою алчность, упреки совести стихли.

Скажи он мне: «Слушай, Ларри, давай поделим все поровну. Ты берешь на себя работу, я предоставляю капитал», — я отказался бы от своей затеи. Но раз он проявил себя таким проклятым жаднюгой и эгоистом, предложив мне только два процента, я, не сходя с места, решил осуществить план. Ему наплевать на миссис Плессингтон, так чего же я должен беспокоиться о нем?

Сцену, устроенную мне миссис Плессингтон, лучше забыть. Она не назвала Сидни вором, но это подразумевалось. Она плакала и заламывала голые руки. Она неистово металась по просторной комнате, выставляя себя в самом неприглядном виде. Она обвиняла меня во лжи, напомнив мои слова о том, что бриллианты никогда не падают в цене. На это я возразил, что колье придется разобрать, и, если она подождет год или полтора, я обеспечу ее полутора миллионами за камни и платину, но поскольку она требует деньги сразу, Сидни не может дать ей больше.

Наконец она утихомирилась. Что ни говори, на три четверти миллиона долларов не очень-то начихаешь, особенно, если деньги не твои. До сих пор ей не приходила в голову мысль, что попытка продать колье в его сегодняшнем виде неизбежно приведет к огласке, и это соображение в конце концов укротило ее. Она согласилась принять чек, выписанный Сидни, но заявила, что никогда больше не будет иметь дел с фирмой «Люс и Фремлин».

Я сделал несколько приличествующих этому случаю замечаний, хотя на все это мне было наплевать. И тут она выкинула нечто настолько неожиданное, что я на первый момент онемел.

— Вы должны, по крайней мере, отдать мне стеклянное колье, — сказала она. — Хоть это вы обязаны сделать. Если муж когда-нибудь захочет взглянуть на колье, я покажу ему имитацию. Он не заметит подделки.

Она, естественно, не знала, что стеклянное колье было осью, на которой вращался мой план. Без него мой план огрести два миллиона долларов просто перестал бы существовать.

Пять лет назад, когда Сидни доставил настоящее колье миссис Плессингтон, он спросил меня о судьбе стеклянного макета. Как человек скупой, он терпеть не мог лишних трат. Колье находилось в офисе, о чем я и сообщил Сидни. Сидни спросил, нельзя ли вернуть имитацию Чану в обмен на кредит в две или три тысячи. Я гордился колье как своим творением, да и к тому же в то время мне повезло на бирже и я чувствовал себя богачом. Я пообещал вернуть копию Чану и выручить за нее максимум возможного, но поступил иначе.

Я сохранил колье в качестве сувенира, а Сидни получил две с половиной тысячи долларов, якобы от Чана, но на самом деле это были мои деньги.

И вот теперь миссис Плессингтон вспомнила о копии. Справившись с секундной растерянностью, я сказал, что его сломали и использовали стекляшки для других макетов. Услышав такое, она едва не лопнула от злости и принялась настаивать, чтобы мы изготовили другую копию. Я обещал все устроить, но просил учесть, что на это потребуется не меньше трех месяцев. Ей пришлось удовлетвориться этим.

Мы вместе отправились в банк в ее «роллс-ройсе», и она забрала колье из хранилища. Оно лежало в шикарном кожаном футляре, обитом черным бархатом. Я не видел колье уже четыре года. От его красоты у меня перехватило дух. Я протянул чек миссис Плессингтон, и она подала мне колье.

Затем чуть ли не бегом я поднялся из хранилища, торопясь реализовать свой план. Пока владелица разговаривала с управляющим банка, я взял такси и поехал к себе домой. Отперев стенной сейф, я взял стеклянное колье и положил копию и подлинник рядом.

Сидни был дизайнер, но и только. Он не разбирался в бриллиантах, и я был уверен, что не отличил бы одно колье от другого. Изумительная работа Чана могла ввести в заблуждение даже Терри. Присмотревшись, он, конечно, отличил бы подделку, но я предусмотрел, чтобы Терри был лишен такой возможности.

Я положил стеклянное колье в кожаный футляр, а настоящее в пластиковый и убрал в свой сейф. Потом позвонил Сидни в магазин и порадовал сообщением, что все прошло гладко. Он, как обычно, зажужжал, словно пчела, и назначил встречу у себя в пентхаусе.

Дом Сидни был великолепен. Окна выходили на море, просторная, со вкусом обставленная гостиная, четыре спальни, плавательный бассейн на террасе, фонтан в холле и все прочие штучки, которым богатый педераст мог найти применение.

Едва я позвонил, дверь отворилась. Сидни с нетерпением ждал меня.

— Как она реагировала? — был его первый вопрос, заданный мне, в то время как его глаза не отрывались от свертка в моих руках.

— Как и следовало ожидать. Она не назвала тебя вором, но это подразумевалось. Ноги ее больше не будет в фирме.

Сидни вздохнул.

— Я догадывался, что бедняжечка именно так и поступит. Что ж, отнесемся к этому мужественно. В конце концов, она ничего не приобретала у нас за последние годы. — Он не сводил взгляд со свертка.

— Оно здесь?

Наступил критический момент. Я встал так, чтобы солнечный свет, падающий из окна, упал на мои руки, вынул футляр и открыл его.

Солнце заиграло в стекле, и Сидни с восторгом уставился на колье.

— Оно изумительно, Ларри! Какая красота! Ах ты умница! Теперь надо браться за работу.

Он отобрал у меня футляр, еще раз полюбовался на колье и закрыл крышку.

Первая, самая важная проверка, кажется, прошла успешно.

— Я набросаю несколько эскизов, а затем мы их обсудим. Я буду работать весь уик-энд.

— К слову, Сидни, я оставил в Луисвилле свою машину. Завтра я слетаю туда и пригоню назад. Как?

— Нет проблем! А я тем временем приготовлю кое-что, над чем поработаем потом.

Я смотрел, как он подходил к картине Пикассо и открывал стенной шкаф, спрятанный за нею. Я достаточно хорошо знал эту модель сейфа. Система трех рубежей сигнализации обеспечивала практически стопроцентную гарантию сохранности ценностей. Малейшая ошибка, и на голову тебе свалится целая орава полицейских.

Сидни положил футляр в сейф, захлопнул дверцу и обернулся ко мне с сияющей улыбкой.

— Во вторник оставь вечер свободным и приходи сюда, скажем, часов в восемь. Мы устроим маленький ужин, а потом без помех посмотрим эскизы будущего колье.

— Отлично, Сидни. Ну ладно, я поехал в магазин.

В такси я думал о том, что меньше чем через сутки я увижу Рею.

ГЛАВА 6

В двенадцатом часу я затормозил перед бунгало Морганов. Входная дверь была открыта, но никаких других признаков жизни я не заметил. Выйдя из машины, я пересек двор, заросший сорной травой, и заглянул в гостиную.

Рея сидела за столом и читала газету. Услышав шорох, подняла голову все с тем же насмешливым выражением в зеленых глазах. Ее вид побудил во мне мучительное вожделение. «Господи! — подумал я. — Вот это женщина! Самая волнующая, самая дьявольски красивая, самая желанная женщина в мире!»

— Ты? — удивление мелькнуло в ее глазах. — Чего надо, Дешевка?

Безумная ярость, которую нельзя было контролировать, поднялась во мне. Я сделал три стремительных шага вперед и отвесил Рее три оплеухи, отбросивших ее назад.

— Не смей называть меня так! — заорал я, готовясь принять ответные меры, если она вдруг вскочит и кинется на меня, но Рея сидела неподвижно, прижав ладони к лицу, с широко раскрытыми от удивления глазами.

— Четко сработано, кореш, — прокомментировал Фел, входя в комнату ленивой походкой. — Так с ней, сукой, и надо. Я надеялся, что вскоре мы тебя увидим. Чувствуй себя как дома.

Я игнорировал его приглашение, не сводя глаз с Реи.

— Тронь меня еще раз и пожалеешь, что родился на свет, — сказала она, но в ее голосе не чувствовалось уверенности. Мое бешенство начало утихать, и до меня вдруг дошло, как неправильно вел я себя с ней, упрашивая и пресмыкаясь. Я вспомнил то уважение, которое она оказывает брату. Скорее всего, она уважает мужчин, не церемонящихся с ней.

— Назови меня еще раз Дешевкой и снова получишь по физии. — Отодвинув плечом Фела, я подошел к дряхлому креслу и сел. — Я пришел для серьезного разговора. Если вы не струсите, втроем нам можно прикарманить кое-какие бриллианты.

Рея уставилась на меня как на сумасшедшего, а Фел разразился хохотом.

— Видишь? Я же говорил, в нем есть перец, глупая ты корова. А ты не верила. Этот малый не промах, за милю видно.

— Заткнись, — огрызнулась Рея, по-прежнему не сводя с меня глаз. — Это как же понимать?

— Хоть у меня и имеются кое-какие деньги, но мне их не хватает. Вы хотите денег тоже, так почему бы не примкнуть ко мне и раздобыть их?

С заблестевшими глазами и напряженным лицом, она подалась вперед.

— Как, интересно знать?

— Вы не поленились узнать, кто я, а я не поленился пролистать ваше досье. Я знаю, ты участвовала в двух паршивеньких ограблениях и оба раза получила по четыре года. Это детские забавы. Если вы с братом умеете думать и не струсите в нужный момент, можете огрести полмиллиона.

Фел втянул воздух с резким свистящим звуком, а Рея застыла, сжимая кулаки.

— Ты серьезно? Полмиллиона? — голос Фела походил на карканье.

— Я пришел не для того, чтобы валять дурака. Полмиллиона вам на двоих, полмиллиона мне.

— Меня не проведешь, — резко сказала Рея. — Что скрывается за твоей трепотней? Или ты вообразил, что меня можно одурачить. Полмиллиона! Ха!

— Да заткни ты свою проклятую глотку! — заорал Фел. — Сама ты городишь чепуху! Говорю тебе, этот малый в порядке. — Он повернулся ко мне. — Говори дальше, мистер, чего ее слушать. У нее всегда было ума с горошину. Так что насчет полмиллиона? Иисусе! Вот бы мне такие деньжата!

— Они лежат и вас дожидаются. Вам-то всего и делов, что войти, взять и уйти.

— Войти в ваш магазин, обчистить и уйти? — недоуменно спросил Фел.

— Не говори глупостей! Глазом не успеешь моргнуть, как окажешься за решеткой. Нет! Это работа легкая, простая и безопасная.

— А ты что будешь делать? — вмешалась Рея, глядя на меня холодно и презрительно. — Стоять в сторонке, а если дело сорвется, тебя только и видели!

— Промаха быть не может, все очень просто. Я организую дело и продаю бриллианты. Без меня не будет и денег. Но раз вы струсили, скажите, и я найду кого-нибудь другого.

— Скажи-ка, до чего переменился парень с тех пор, как заходил сюда в последний раз. — В голосе Фела звучала благоговейная нотка. — С чего бы это, мистер?

— Все вы!.. вы научили меня этому. — Я посмотрел на Рею. — Я решил не ждать, пока стану богатым, старым и жирным. Я решил разбогатеть сейчас!

Ее глаза не утратили подозрительного выражения.

— Ладно, что за дело? — наконец сдалась она. По выражению ее лица я понял — Рея заглотнула приманку. — Нечего ходить вокруг да около. Чего ты хочешь?

Я был готов к ее вопросу. Достав из бумажника фотографию колье миссис Плессингтон, я положил ее на стол напротив Реи.

— Вот о чем? Здесь бриллиантов на миллион восемьсот тысяч!

Фел подошел и склонился над столом, заглядывая через плечо сестры. Я пристально наблюдал за ними и по выражению алчности на их лицах понял: они попались на удочку так же, как перед этим Сидни. Потом Рея подняла на меня глаза.

— Мы можем загреметь на двадцать лет, если погорим.

— Черт! — взорвался Фел. — Ты кончишь ныть? Тебе нужно обязательно вставлять палки в колеса? Заткнулась бы лучше!

— Я побывала в тюрьме, а ты нет, — спокойно парировала она. — Дурак, и говоришь по-дурацки.

— Никакой тюрьмы не будет, — вмешался я. — Давайте я все объясню.

Я рассказал им все о колье Плессингтонов, показал газетные вырезки и фотографии, где она была изображена с колье на шее. Я рассказал о тысячных карточных долгах, из-за которых она была вынуждена тайно продать его. И о том, как мой босс тайно купил колье по бросовой цене. И идею о том, как мы решили тайно сделать новое колье и продать с огромным барышом.

— Жадный сукин сын, предлагает только два процента с выручки, — закончил я. — Вот я и решил прибрать колье. В моем положении я без риска могу продать камни за миллион. Что и разделим пополам. — Пользуясь любимым выражением Сидни, я добавил: — Справедливее, дальше некуда!

Рея посмотрела на меня испытующе.

— Что-то больно ты расщедрился. — Ее холодные недоверчивые глаза шарили по моему лицу. — Что у тебя на уме? Ты знаешь, мы пошли бы на дело и за десятую долю такой цены. Что ты задумал?

Я понял, что переборщил. Она, конечно, была права. Предложи я им пятьдесят тысяч, и они ухватились бы за это дело с радостью. Но теперь поздно пятиться. Я совершил промах и теперь следовало усыпить их подозрения. Я бесстрастно выдержал ее подозрительный взгляд.

— Мне кажется, — осторожно начал я, — раз вы проделываете самую опасную часть работы и получите половину, то останетесь довольны и будете держать язык за зубами. Я вовсе не хочу, чтобы вы тянули деньги из меня после дела. Чтобы избежать шантажа, я сразу делю куш пополам.

— Этот малый думает на два хода вперед. Котелок у него варит, — возбужденно сказал Фел. — Твоя правда, мистер. Полмиллиона — и ты о нас больше не услышишь!

— Опасная часть работы? — Рея моментально заметила еще один мой промах. — Ты же только что говорил — дело простое и легкое. В чем же тогда опасность?

— Мне следовало сказать «активная часть работы», а не опасная, но всего ведь не предусмотришь.

Да, с Реей нужно держать ухо востро. В отличие от своего легковерного брата, она требует к себе такого же деликатного отношения, как и мешок гремучих змей.

Она еще долго не сводила с меня подозрительного взгляда, потом все же спросила:

— Так что мы должны сделать?

— Прежде всего вам необходимо придать себе более респектабельный вид. Брат и сестра в отпуске. Купите одежду поприличнее на те деньги, что украли у меня. Потом поезжайте в Парадиз-Сити и остановитесь в отеле «Пирамида». Зарегистрируйтесь как Джон и Мэри Холл.

Вынув золотой карандаш, я записал номер телефона на полях газеты.

— Позвоните во вторник около полуночи и сообщите номер, в котором вы остановились в отеле. Не хочу справляться о вас у портье. В среду вечером я заеду к вам и сообщу все необходимые детали. Дело можно будет провернуть уже в пятницу, но детали требуют некоторого уточнения.

— Ты еще не сказал, как мы будем действовать, — сказала Рея, внимательно глядя на меня. — Я хочу знать.

— Мы с боссом будем работать над эскизом ожерелья у него в пентхаусе. Колье будет лежать на столе. Оно необходимо, чтобы сверять образцы камней. Вам только и делов, что войти и взять его, предварительно связав нас, чтобы мы не подняли тревогу. Вот всего и делов.

— Нет, ей-Богу! — воскликнул Фел. — Неужели все так просто! Мы заходим, берем эту чертову штуковину и все?

— Именно. — Я встал. — Еще есть вопросы?

— Нам иметь при себе пистолеты?

— Конечно. Но можете их не заряжать. О сопротивлении не может быть речи. Они нужны вам только для острастки. Вы поняли — пистолеты должны быть незаряженные.

— Ясно. Я раздобуду пару пушек.

— Подробности обсудим в среду. Организацию предоставьте мне. Ваше дело — приодеться, держаться респектабельно и по мере возможности не привлекать внимания. — Я посмотрел на Рею. — Тебе что-то неясно?

Она хмуро вглядывалась в меня.

— Да. В чем здесь подвох? Вот мой вопрос. Я носом чую: здесь что-то не так. Полмиллиона баксов без труда, без писка, без легавых. Темнишь! Какую игру ты затеял?

Я повернулся к Фелу.

— Ты сможешь найти кого-либо посговорчивее в напарники? Она мне надоела. В конце концов, лучше двое мужчин, чем мужчина и подозрительная сука.

Он осклабился.

— Не обращай на нее внимания. Ее вечно поносит через рот. Во вторник вечером мы будем в отеле, мистер.

— Если вы не дадите о себе знать во вторник вечером, я поищу других исполнителей этой акции.

Это была моя прощальная реплика.

За пять лет работы у Сидни я много раз бывал у него в пентхаусе. Берт Лоусон, ночной дежурный, знал меня в лицо и всегда весело приветствовал, распахивая дверь. В десять вечера стеклянная дверь запиралась и Берт уходил в дежурку, коротая остаток ночи перед телевизором. Он выходил только для того, чтобы впустить случайного гостя или ответить на телефонный звонок. Но это случалось крайне редко.

Четверо богатых обитателей дома, включая Сидни, имели свои ключи от парадного и после десяти открывали дверь сами. За исключением Сидни, это были довольно пожилые люди, и если и выходили поздно, то достаточно редко. Это облегчало мою задачу. Входная дверь запиралась на автоматический замок. Когда приходило время, Берт опускал задвижку предохранителя и после этого дверь можно было открыть лишь воспользовавшись ключом. Я не предвидел никаких затруднений при посещении Сидни в поздний час. Лоусон впустит меня без лишних вопросов. Я поднимусь на лифте на верхний этаж, а затем спущусь обратно. Лоусон вернется в дежурку смотреть телевизор. Мне нужно будет прошмыгнуть мимо, открыть замок, поставив его на предохранитель, а затем подняться по лестнице в пентхаус Сидни.

Входная дверь квартиры Сидни тоже была снабжена автоматическим замком. Вечно забывая ключи, он редко запирал ее, зная, что дверь дома охраняется днем и запирается на ночь. Если же в вечер нападения дверь будет заперта, я всегда найду момент, чтобы открыть ее. Я мог бы намеренно оставить чемоданчик в прихожей и выйти туда, пока Сидни работает, и поставить замок на предохранитель, чтобы Рея и Фел ворвались в пентхаус неожиданно и захватили Сидни врасплох. Я был уверен, что страх парализует его. Увидев пистолеты, он и не пикнет. Я не ожидал никаких неожиданных действий с его стороны, но во избежание подозрений придется разыграть из себя храбреца. Фел оглушит меня ударом пистолета. Такая перспектива не очень улыбалась мне: но необходимо застраховаться от подозрений. Правда, я перенес сотрясение мозга при автомобильной аварии, так что Фел должен будет ударить не по голове, а по лицу. Занятый своими мыслями, я вел машину в Парадиз-Сити. Я почти не сомневался, что Рея и Фел заглотнули крючок. Но если они вообразили, что я позволю им уйти с бриллиантами на миллион восемьсот тысяч, то их ждало разочарование. Трюк заключался в том, чтобы подсунуть им стеклянную подделку. Еще во время полета в Луисвилл я почувствовал, что Рея вызывает во мне тревогу. Теперь, возвращаясь домой в «бьюике», я спрашивал себя: а так ли уж мне хочется близости с ней? Я, конечно, испытывал к ней вожделение, но, как выяснилось, миллион долларов притягивает сильнее. Подвернись мне случай переспать с ней как с потаскушкой, которой она и была на самом деле, я бы воспользовался ею, но последний наш разговор показал, насколько она холодная, черствая и бездушная тварь, лишенная всякого проблеска чувства. Миля за милей оставались позади, и постепенно у меня начал складываться план, как сделать ее и брата не более чем пешками в моей игре.

В отличие от своего брата-идиота, Рея отнеслась ко мне с подозрением. В среду вечером придется вести себя очень осторожно. Все пойдет прахом, если, подобно дикой кошке, почуявшей западню, поняв инстинктом, что это ловушка, она откажется от дела. Без нее и Фела мой план сорвется. Я не имел никаких связей с преступным миром. Не мог же я спрашивать встречных-поперечных, не хотят ли те участвовать в краже драгоценностей. Итак, все зависит от того, как сложится наша встреча в среду. Я был уверен — они появятся в отеле, и у меня еще есть время обдумать мельчайшие детали дела. Но время было и у Реи, чтобы обдумать, в чем же заключается подвох и почему я, как последний дурак, ни за что ни про что предложил им полмиллиона. Выражение холодных зеленых глаз яснее ясного показало мне, что я не убедил ее своим объяснением. Но в одном я был уверен: ей нипочем не догадаться, что колье поддельное. Я не без основания считал, что, оставив колье в их руках, я усыплю их подозрения. Колье послужит приманкой для ловушки, и я был уверен, что мысль о такой приманке никогда не придет в их головы. Завладев колье, она почувствует себя хозяйкой положения. Ведь она верит, что мне ни за что не надуть ее.

Когда во вторник утром я появился в магазине, Джейн Боумен, моя секретарша, сообщила, что Сидни нездоровится и он не придет. Я догадался, что Сидни бьется над проектом колье и задача оказалась сложнее, чем он рассчитывал. Я подумал было позвонить ему, но Терри не спускал с меня глаз, и я решил позвонить во время обеда.

В это утро торговля шла вовсю: я продал бриллиантовую брошь, золотой браслет и обручальное кольцо.

Выйдя из магазина, я воспользовался телефоном-автоматом и позвонил Сидни. Его голос звучал подавленно:

— Ларри, золотко, это будет не так просто. Я весь уик-энд делал эскизы, прикидывал и так и сяк, и уже начинаю отчаиваться.

Это было не в характере Сидни, но я знал, насколько трудна задача, стоящая перед ним.

— Сделать два миллиона долларов никогда не бывает просто, Сидни. У тебя уже есть что показать мне сегодня вечером?

— Показать? — его голос поднялся до писка. — Сотни эскизов! Мне уже тошно на них смотреть!

— Не волнуйся. Я зайду в девять, и мы вместе посмотрим, что получилось. Идет?

— Сколько в тебе уверенности! Да, я закажу Клоду превосходный ужин… Приходи пораньше, часиков в восемь.

— К сожалению, я занят. Увидимся в девять.

Я хотел, чтобы, работая над колье, мы встречались как можно позже. Это играло важную роль в моем плане. Клод, толстый добродушный педераст, одно время работавший помощником шеф-повара в ресторане «Максим» в Париже, для Сидни был чем-то вроде Пятницы. Его рабочий день продолжался с восьми утра и до десяти вечера. Он приходил и уходил точно по расписанию. Нечего и говорить, готовил он выше всяких похвал и содержал жилье Сидни в превосходном состоянии с помощью двух цветных женщин, выполнявших всю грязную работу.

В тот вечер, в начале десятого, он открыл дверь на мой звонок и тут же просиял, увидев меня. Я все еще оставался одним из немногих его любимцев.

— Добрый вечер, мистер Ларри. Разрешите выразить мою радость по случаю вашего выздоровления, — его радушие было искренним. — Входите, пожалуйста, мистер Сидни вас ждет, — понизив голос, он продолжал: — Ужин почти готов, так что, прошу вас, не засиживайтесь слишком долго за коктейлями.

Я пообещал ему это и прошел в просторную комнату, где за столом восседал Сидни с тройным мартини под рукой.

— Ларри! Как я рад тебя видеть! Это совершеннейший, да, иди посмотри.

Я для начала подошел к вместительному шейкеру и щедро налил себе мартини, после чего удобно устроился в одном из больших кресел.

— Потом, Сидни, давай вначале поедим. Вся ночь впереди.

— У меня просто голова гудит, — прихватив стакан, Сидни подошел к креслу, стоявшему напротив моего, и сел. — Я уже начинаю сомневаться в успехе. Бог мой! Прошлой ночью я не мог уснуть. Я думал о том, что отдал этой ужасной женщине три четверти миллиона долларов! Наверное, я потерял остатки ума! Я уже начинаю опасаться, что не верну даже свои деньги.

— Успокойся, Сидни, вернешь, и с лихвой. Не тревожься зря. После ужина мы во всем разберемся.

И, несмотря на явное отсутствие интереса с его стороны, я начал рассказывать, как прошел день в магазине, что я продал и кому добавил, что о нем многие спрашивали. За этой пустопорожней болтовней я прикончил свой мартини, и к этому моменту Клод объявил, что ужин подан. Это был отменный ужин. Фаршированные яйца, за которыми последовали котлеты из ягненка а ла Эдуард VII — одно из фирменных блюд ресторана «Максим».

После ужина мы вернулись в гостиную. Я слышал, как ушел Клод, захлопнув за собой дверь. Мне оставалось только гадать, спустил ли он предохранитель замка.

— Я только зайду в туалет, — проговорил я, — а потом мы займемся делом.

Сидни уселся за рабочий стол, а я вышел в прихожую, отметил, что дверь не заперта, а предохранитель поднят, прошел в туалет и спустил воду. Проделав это, я вернулся в гостиную.

В течение последующего получаса мы добросовестно рассматривали эскизы Сидни. Для меня это было пустой тратой времени, поскольку я знал, что никакого колье не будет, но приходилось играть роль до конца. Среди множества набросков я отобрал три, которые, по моему мнению, были близки к идеалу.

— Ты действительно так считаешь или говоришь по доброте? — Сидни смотрел на меня в тревожном ожидании.

— Ты смотришь на колье, когда работаешь?

— Нет… А зачем? — он удивленно раскрыл глаза. — Я держу его в сейфе.

— То-то и оно! — я прищелкнул пальцами. — Вот почему у тебя не получается. Достань колье и положи на стол. Оно тебя вдохновит.

Он изумленно смотрел на меня, потом лицо его осветилось счастливой улыбкой.

— Знаешь, а ведь мне это и в голову не приходило. Умница! Вероятно, ты абсолютно прав.

Он встал и повторил церемонию со снятием Пикассо и открыванием сейфа. Я знал, что он полностью доверяет мне, и все же, набирая комбинацию, он повернулся так, чтобы я не мог увидеть этого. Он потратил уйму денег на этот сейф и теперь хотел, чтобы только он, и никто другой, знал, как открыть этот стальной гроб.

Сидни положил колье на стол. Я передвинул лампу, так чтобы свет падал на стеклянную имитацию. Он сел и несколько минут всматривался в игру камней. Колье и в самом деле выглядело прекрасно. Сидни выбрал лучшие эскизы и начал рассматривать их.

— Ты прав, Ларри, золотко! У меня здесь неверный ход. Ах я глупышка! Мне кажется, здесь можно достигнуть большего.

Он принялся лихорадочно набрасывать эскиз, а я наблюдал за его руками, куря сигарету. Через полчаса, после трех неудачных попыток, он создал эскиз настолько удачный, что я почувствовал — надо пригасить его энтузиазм, иначе следующая встреча будет излишней, а она была необходима.

— Вот оно! Я чувствую! — возбужденно воскликнул он. — Посмотри!

Я и так видел, что это было как раз то, что нужно.

— Очень хорошо, — сказал я нарочито вялым тоном.

— Это именно то, что нужно. Ты видишь, как я расположил большой камень? Почему я сразу не догадался!

— Превосходно, — я нахмурился, потом покачал головой.

— Разве тебе не кажется, что здесь все на месте? — спросил он с тревогой.

— Почти. Я мог бы продать это за полтора миллиона, но ведь мы хотим два.

— Больше никаких камней я докупать не буду, если ты это имеешь в виду, — голос Сидни стал капризным.

— Нет, конечно нет! Композиция идеальная. Меня смущает оправа. Слишком классическая. Не надо спешить, Сидни. Дай мне подумать над ней. Я приду к тебе в пятницу вечером. Уверен, к тому времени мы найдем решение.

— В пятницу?.. — он открыл записную книжку-календарь и полистал ее. — В пятницу не получается. Я пообещал поужинать со скучнейшим субъектом, и никак не могу отменить встречу. Вот в четверг я свободен.

— Отлично, — я поднялся, прикидывая. До окончательной подготовки операции у меня оставалась вся среда и четверг до десяти вечера. Должно хватить. — Я приду в десять. А тогда следующий ход — Гонконг.

— Приходи пораньше, Ларри. Клод приготовит для тебя что-нибудь особенное.

— Извини, раньше не могу. Я ужинаю с Джонсонами. (Ложь! Боже, помоги мне!) Ее интересует бриллиантовая брошь. Когда я получу более или менее ясное представление о том, что конкретно ее интересует, придется попросить тебя сделать несколько эскизов.

— Эта противная старая карга? — Сидни передернулся. — Всегда только противные и старые.

— У них есть деньги. — Я убрал эскиз в бумажник.

— Как ты себя чувствуешь, Ларри? — Сидни проводил меня до двери. — У тебя какой-то болезненный вид.

— Нормально. Просто устал. Когда продам ожерелье, было бы неплохо совершить морское путешествие. Если ты не будешь возражать, разумеется?

— Продай ожерелье, золотко, и отправляйся хоть на Луну, если пожелаешь, а я оплачу все твои расходы.

Когда он закрыл дверь, я задержался на площадке и прислушался. Сидни не спустил предохранитель замка! Похоже, все шло по плану.

Я вернулся к себе в половине двенадцатого. Усевшись с бокалом виски с содовой в кресло, я начал анализировать ситуацию. При условии, что Рея и Фел заглотнули крючок и пойдут на операцию, дальнейшее не представляло трудностей. Они легко проникнут в дом и пентхаус Сидни. Я вспомнил, что Рея достаточно хорошо известна полиции. Что ж, ей придется надеть перчатки. Если она оставит хоть один отпечаток, мне не сдобровать. Я был уверен, что, попавшись, они тут же выдадут меня. Но неизбежно ли вмешательство полиции?

Сидни находился в щекотливом положении. Если он вызовет полицию, Плессингтон узнает, что его жена продала колье.

Положим, Сидни на это глубоко наплевать, но ему далеко не безразлично, если об этой сделке узнает его партнер Том Люс. Между ними может возникнуть разлад, потому что, и мы оба это отлично понимали, Сидни поступил неэтично. Люс жестокий человек и не простит ему предательства. А этого Сидни будет избегать любой ценой. Том для него важнее даже, чем я, при всех моих профессиональных качествах. Но готов ли Сидни безропотно распрощаться с тремя четвертями миллионов долларов? Как он ни богат, но потеря такой огромной суммы будет для него разорительной. После некоторого размышления я все же решил, что Сидни вполне может примириться с потерей денег, лишь бы не навлечь на себя гнев Тома Люса, а также опасаясь ущерба, который могла бы причинить фирме миссис Плессингтон, жалуясь всем его богатым клиентам, что на него нельзя положиться. Если он сам об этом не подумает, я ему подскажу. А уж потом камень за камнем я продам колье и припрячу деньги в Швейцарии. Поработаю у Сидни еще три-четыре месяца и уволюсь под предлогом плохого здоровья. Затем отправлюсь в Европу и осяду где-нибудь, скорее всего в швейцарских Альпах. За миллион долларов я могу себе это позволить.

И тут я вспомнил о Рее с Фелом. Как они поведут себя, узнав, что украли стекляшки, а не бриллианты? Эта парочка может оказаться такой же опасной, как и Призрак. Будучи замешанными в ограблении, они не посмеют донести, зато могут приняться за меня сами. Размышляя над этим, я нашел выход. Мы условились, что во избежание подозрений Фел изобьет меня пистолетом. Воспользовавшись этим, я разыграю нервный кризис и, заявив, что больше не могу работать, уйду немедленно. Ведь пройдет не меньше десяти дней, прежде чем Рея и Фел обнаружат, что украли стекляшки, а не бриллианты. Тем временем я уже буду в Европе, недосягаемый для их мести. Оттуда я напишу Сидни, сообщая ему о моем решении не возвращаться.

Занятый своими мыслями, я сидел, забыв о виски, когда в три минуты после полуночи зазвонил телефон. Дрогнувшей рукой я поднял трубку.

— Карр слушает.

— Кабина тридцать пять.

Я медленно перевел дыхание.

— Она с тобой?

— А ты как думал… — Фел издал довольный смешок.

— Завтра вечером в десять, — сказал я и положил трубку.

Следующий день тянулся бесконечно. К счастью, дела в магазине шли вяло и у меня было время поразмышлять. Терри следил за мной. Наконец, подстрекаемый любопытством, он фланирующей походкой приблизился к моему столу.

— Ты чем-то озабочен, Ларри? — спросил он, сверля меня своими маленькими злыми глазками. — У тебя ужасно задумчивый вид.

— Голова болит, — я был доволен представившимся случаем показать, что мое здоровье оставляет желать лучшего.

— Я очень огорчен.

Он выглядел огорченным не более, чем человек, нашедший на улице десять долларов.

— Ты слишком рано вернулся. Не могу понять, зачем ты так срочно понадобился Сидни. Иногда он так невнимателен к людям. Я вполне мог бы справиться с твоей работой. Почему бы тебе не пойти домой и не подлечить свою бедную голову? Мы с мисс Барлоу справимся и без тебя.

Я уже готов был послать его ко всем чертям, как вдруг сообразил, что для моей игры полезнее прикинуться больным.

— Пожалуй, я так и сделаю, — я встал, — конечно, раз ты считаешь, что вы обойдетесь без меня.

По его удивленному виду я догадался, что он не ожидал такого ответа. Без Сидни, а теперь и без меня, ему придется побегать. Но он принял вызов с радостью.

Направляясь к машине, я гадал, как продвигается у Сидни работа над оправой. Решив предупредить его о своем намерении побыть дома, я позвонил из телефона-автомата.

— Сидни, у меня адски болит голова. Терри сказал, что управится без меня, так что я лучше посижу дома.

— Бедненький! Конечно, иди. — Он разволновался. — Я сейчас же еду туда. Нельзя оставлять магазин на Терри. Я сделал четыре прелестных эскиза. Они тебе понравятся. Не хотел бы ты зайти ко мне сегодня вечером?

— Да нет, лучше я отдохну сегодня, если ты не возражаешь.

— Отдохни обязательно.

Я не сразу поехал домой. Зайдя в банк, я взял три тысячи долларов дорожными чеками. Потом направился в туристическое агентство и навел справки о самолетах, отлетающих в Сан-Франциско. Рейс в пятницу в пять утра подходил мне, и я поинтересовался, можно ли заказать место. Агент заверил меня, что в такой ранний час можно без труда купить билеты перед самым отлетом, так как половина мест всегда пустует.

Я вернулся домой и засел за тщательную отработку мельчайших деталей ограбления. Когда пришло время ленча, я послал за сандвичами и к трем часам пришел к выводу, что предусмотрел все до мельчайших подробностей.

В четыре часа позвонил Сидни и осведомился о моем самочувствии. Я сказал, что головная боль прошла, но чувствую я себя пока не очень хорошо. Он с беспокойством спросил, поправлюсь ли я до пятницы. Я уверил его, что уже завтра буду на работе. В восемь часов я зашел в ресторанчик на углу и легко поужинал, потом вернулся домой и некоторое время нехотя смотрел телевизор. В девять вечера, захватив с собой сумку с париком, пиджаком с накладными карманами и зеркальными очками, но оставив дома игрушечный пистолет, я спустился в гараж и поехал в отель «Пирамида». Я выбрал для Морганов этот отель потому, что его жилые номера располагались в отдельных кабинках-домиках, и там обычно останавливалась молодежь, направляющаяся в Майами. Если Рея и Фел оделись соответствующим образом, они будут неразличимы в толпе. Я поставил машину на стоянке и дальше пошел пешком. Найти кабину номер 35 не представляло никакого труда. На каждой кабине светился ее номер. Ночной воздух содрогался от рева радиоприемников и пронзительных голосов из телевизоров. Никто не обратил внимания, как я прошел к кабине № 35 и постучал в дверь, которая немедленно открылась, словно меня с нетерпением ожидали. Я вошел, и Фел захлопнул дверь у меня за спиной.

Я не сразу узнал Рею, которая стояла у окна и смотрела на меня зелеными глазами. На ней был ярко-красный брючный костюм с белым воротником и манжетами, ее рыжие волосы не свисали в беспорядке, а были собраны в высокую прическу. К тому же она их завила. При виде ее у меня вновь вспыхнуло желание, и по ее насмешливой улыбке я понял, что она заметила это. Я повернулся к Фелу.

Даже ему удалось придать себе респектабельный вид. Он подстриг волосы и надел коричневый спортивный пиджак с бутылочного цвета брюками. Белый свитер с отложным воротником завершал его наряд.

— Вы отлично выглядите, — похвалил я и положил сумку на стол. — У вас имеется другая смена одежды?

— Да. Мы смекнули, что эти шмотки будет легко описать копам, — ответил Фел и ухмыльнулся. — После дела мы превратимся в хиппи.

Что ж, по крайней мере голова у него в порядке. Я обошел стол и сел.

— Раз вы оба здесь, надо понимать, что операция дело решенное. Так?

— Мы пришли послушать тебя, — сказала Рея жестко. — Растолкуй нам все подробно, тогда мы и решим.

Я ждал нечто подобное и пожал плечами.

— Операция состоится завтра вечером.

— Завтра вечером? — Фел повысил голос. — Куда это ты вдруг заторопился?

— Какая разница, завтра или на той неделе. У меня все готово. Чем раньше мы сделаем дело, тем раньше получим деньги.

Фел оглянулся на Рею.

— Пусть говорит, — сказала она, садясь поодаль и закуривая сигарету.

— Завтра вечером, ровно в десять тридцать, вы явитесь в Веллингтон-корт, на бульваре Рузвельта. — Я вынул из бумажника сложенный вчетверо лист бумаги и положил его на стол. — Здесь все расписано и даны подробные указания, как туда добраться. Узнайте время, необходимое для того, чтобы добраться отсюда до Веллингтон-корт. В такой час найти свободное место для машины достаточно легко. Оставьте машину и с непринужденным видом войдите в подъезд. Он будет открыт. Быстро поднимитесь по лестнице. Лифтом не пользуйтесь. Ночной вахтер смотрит телевизор у себя в дежурке, и лифт может вызвать помехи на телеэкране. Когда подниметесь наверх, поверните налево и увидите дверь квартиры Фремлина. На ней номер четыре. Дверь будет незаперта. Откроете ее и пройдете в прихожую. Прямо перед вами будет дверь в гостиную. Послушайте за дверью. Если услышите наш разговор, энергично врывайтесь с пистолетами в руках и орите, чтобы мы не двигались с места. Насчет Фремлина вам нечего беспокоиться, он обалдеет от страха и будет просто сидеть и таращить на вас глаза. Ну а теперь наступает самая хитрая часть операции.

Я повернулся к Фелу, который сидел, поставив локти на колени, и слушал меня с напряженным вниманием.

— Мне придется разыграть из себя героя. Это отведет от меня подозрения в соучастии, иначе будет трудно продать бриллианты. Я вскочу и кинусь на тебя. Ты наотмашь треснешь меня по лицу пистолетом.

Фел удивленно уставился на меня.

— Получить пистолетом по лицу не шутка. Будет больно.

— Я это понимаю, но так надо и пусть все выглядит поубедительнее. Если выбьешь зубы, я плакать не стану. Миллион — большие деньги.

— Ты и вправду хочешь, чтобы я огрел тебя пистолетом по голове?

— По лицу, а не по голове, запомни это хорошенько. Понял?

— Почему не поберечь красоту, мистер. Может, лучше стукнуть тебя легко по черепушке?

— У меня уже было сотрясение мозга. Бить по голове опасно.

— Угу, — он опять кинул взгляд на Рею, но та сидела молча, с непроницаемым лицом и настороженными глазами.

— Я упаду, — продолжал я, — а вы возьметесь за Сидни. Прихватите с собой пластырь. Свяжете его и заклеите рот. То же самое сделаете со мной. Колье будет лежать на столе. Забирайте его и уходите. — Помолчав, я добавил: — Вот и вся операция. Проще некуда. Не будет ни сопротивления, ни полиции. И если вы свяжете нас хорошенько, то придется ждать восьми утра, пока не придут слуги Фремлина и не освободят нас.

Я закурил сигарету и спросил:

— До сих пор все ясно?

— Ты хочешь его о чем-то спросить? — обратился Фел к Рее. — По-моему, все здорово.

— Пока нет, — она стряхнула пепел на ковер, — валяй дальше.

— Вам нужно алиби, — продолжал я. — История будет такая. Вы выехали во Фриско из Луисвилла в понедельник утром. Рея надеялась получить там работу, и ты повез ее. Это объяснит, почему вас не было дома два дня и в вечер ограбления. Утром в пятницу Рея сядет на пятичасовой самолет во Фриско. Ты, Фел, сразу после ограбления поедешь на машине обратно в Луисвилл. В пятницу вечером ты должен быть дома. Всем, кто будет интересоваться, объяснишь, что Рея уехала во Фриско искать работу. Алиби, скорее всего, вам не понадобится, но на всякий случай его надо иметь.

— Ага, — Фел кивнул. — Толково.

Я достал из кармана чеки на предъявителя и бросил на колени Рее.

— Вот вам на расходы. Получить билет до Фриско очень легко. Фамилию и адрес назовешь фальшивые. Остановись в скромном отеле и ищи работу. Это нужно на случай, если полиция в самом деле станет проверять. По прошествии десяти дней возвращайся в Луисвилл. Но не раньше. Ты поняла? Десять дней.

Теперь она задала свой первый вопрос:

— Ну а как же будет с колье? Сунуть его тебе в карман, чтобы ты его продал?

— Если тебе кажется, что сделать это на глазах Сидни будет уместно, то ты здорово придумала. — Я сразу насторожился. — Колье вы заберете с собой и спрячете у себя дома. Кто его возьмет, ты или Фел, не суть важно.

Сузив глаза, она пристально посмотрела на меня.

— С чего это ты стал такой доверчивый? А если мы сорвемся с колье? Тогда ты останешься в дураках, верно?

— А если и так? — я улыбнулся ей. — Неужели ты воображаешь, что смогла бы его продать? Для начала его нужно разобрать, и даже если вам удастся сделать это, вы вскоре убедитесь, что невозможно найти такого скупщика краденого, который предложил бы вам хотя бы четверть миллиона. Любой из них обдерет вас как липку. Вот почему я могу доверить вам колье. Я знаю дельцов, которые уплатят за камни действительно высокую цену. И не станут задавать вопросов, заметьте. Вы же этих людей не знаете, только и всего.

Она обдумала мои слова и впервые несколько смягчилась.

— Ладно, предположим, что все так и будет, — сказала она. — Но что будет после того, как ты продашь камни? А если ты сбежишь с ними и оставишь нас в дураках?

Она выражала вслух то, о чем я уже думал, и поэтому приготовился к ответу.

— Фел останется дома, чтобы все выглядело, как обычно. А ты поедешь со мной под видом моего личного секретаря. И, таким образом, будешь в курсе всех сделок. Будешь знать, сколько мне уплачено за каждый камень. Платить будут наличными. Ты сразу получишь на руки половину от стоимости каждого камня. Убедилась теперь, что я не собираюсь вас обманывать?

Она откинулась на спинку стула, внимательно глядя на меня. Я выбил почву у нее из-под ног. Она больше не могла найти никаких возражений.

— Ладно, вот только бы ты не смылся, пока я не смотрю.

Я широко улыбнулся ей.

— Даже если я этого захочу, у меня не будет такой возможности. Идея в том, чтобы все время быть вместе. — Я сделал паузу, потом добавил, глядя на нее в упор: — Даже ночью. Это входит в условия нашего договора.

Фел загоготал:

— Вот это парень по мне! Братишка! Да вы два сапога пара.

Рея неожиданно улыбнулась жесткой, холодной улыбкой, но тем не менее улыбнулась.

— Договорились, — сказала она, — мы согласны.

Я глубоко вздохнул от облегчения.

— Хорошо. Тогда обговорим детали, а потом я поеду домой. Во-первых, вы оба наденете перчатки, это очень важно. Если вы оставите хотя бы один отпечаток в апартаментах Сидни, не будет никакого миллиона, — взмахом руки я указал на сумку. — Я прихватил наряд для Фела. Взгляните.

Фел открыл сумку и достал парик, очки и пиджак.

— Ух ты, классно! Я даже сам себя не узнаю!

Я посмотрел на Рею.

— Убери волосы под косынку и купи себе такие же очки. Надо прятать твои зеленые глаза. После дела сразу же переодевайтесь. Купите дешевый чемодан, уложите в него эти вещи и выбросьте их где-нибудь в пустынном месте. Пусть этим займется Фел. Понятно?

Она кивнула. Теперь она казалась далеко не такой враждебной, как раньше, и я понял, что она проглотила приманку.

Я постучал пальцем по лежащей на столе бумаге.

— Здесь все написано. Все, о чем я вам говорил. Прочитайте. — Я встал. — Как будто все. Завтра вечером в десять тридцать. — Я опять взглянул на Фела. — Помни же — по лицу, а не по голове. Бей сильнее, чтобы выглядело убедительнее.

Фел оскалил зубы в гримасе.

— Лучше тебя, чем меня.

Остановившись в дверях, я еще раз оглянулся на них.

— Лучше остаться без пары зубов, чем без миллиона долларов, — с этими словами я вышел.

ГЛАВА 7

Четверг прошел так, как и следовало ожидать. Я нервничал, несмотря на старания держать себя в руках, и Сидни, мельтешащий и жужжащий передо мной, едва не свел меня с ума. Он без конца выскакивал из своего кабинета, крутился по залу, бросая на меня заговорщицкие взгляды, а потом снова исчезал. Терри, разумеется, почувствовал, что происходит что-то особенное, и следил за мной недобрым, настороженным взглядом. Наконец я решил прекратить это. Я вошел в кабинет и закрыл за собой дверь.

— Ради Бога, Сидни, надо же сдерживаться. Ты ведешь себя так, что можно подумать, ты сбежал от мафии.

Он широко раскрыл глаза.

— Да? Я спокоен, как епископ. Как тебя понимать?

— Спокоен, как епископ, который обнаружил у себя в постели девчонку.

Он захихикал.

— Ну, может быть, самую чуточку я возбужден. Я просто не могу дождаться вечера. Ты будешь поражен!..

— Потерпи до вечера и перестань мельтешить возле меня. Терри грызет ногти от любопытства.

Он понял намек и весь остаток дня не выходил из кабинета, но, уходя в шесть часов, не смог удержаться и подмигнул мне. Я ответил ему хмурым взглядом, и он удалился, смущенный.

Терри немедленно встал и приблизился ко мне.

— Из-за чего такое волнение? — спросил он. — Он весь день прыгает, как зайчик на резинке. У вас что-нибудь намечается?

Я начал убирать все со стола.

— Почему бы тебе не поинтересоваться у него? Если он захочет, чтобы ты знал, обязательно скажет.

Терри наклонился вперед, опираясь руками о стол. В его злых глазах светилась ярость.

— Ты меня ненавидишь, правда?

Я встал.

— Не больше, чем ты меня, Терри, — сказал я и через зал направился в туалет.

Десятью минутами позже я ехал домой. Через неделю, говорил я себе, а может быть и раньше, я буду в Антверпене, занятый переговорами с одним из крупнейших в мире торговцем бриллиантами. Я предложу ему десять камней покрупнее, но не самый большой. Его я собирался отвезти в Хаттон-Гарден в Лондоне. Уоллес Бернштейн давно просил меня подыскать камень высшего класса для короны. Он намекнул, что она предназначена для одного из членов королевской семьи. Я не сомневался, что он с руками оторвет большой камень, не споря о цене. Потом я уеду в Амстердам, а оттуда в Гамбург. Конечной же целью моего вояжа будет Швейцария. К тому времени я буду обладателем миллиона долларов. Эта сумма, помещенная в восьмипроцентные облигации, обеспечит мне ренту в размере восьмидесяти тысяч долларов в год. Я стану гражданином Швейцарии, уплачу соответствующий налог и буду устроен на всю жизнь.

Я был доволен тем, как повел себя с Реей. Теперь я не сомневался, что она перестала относиться ко мне с подозрением, а это было важно. Услав ее во Фриско, а Фела в Луисвилл, я обеспечил себе свободу маневра. Многое теперь зависело от того, вызовет ли Сидни полицию после ограбления. С ним надо проявить крайнюю осторожность. Он будет в ужасном состоянии и разъярен до бешенства. Когда он такой, то с трудом поддается контролю. Нужно его предостеречь, и очень убедительно. Ведь если делом займется полиция, Том Люс, несомненно, узнает о делишках Сидни. Все зависело от того, что перевесит: ярость Сидни или его страх перед Люсом. Я делал ставку на второе. В 18.35 я поднялся к себе. Вспомнив, что предполагается, будто я ужинаю с Джонсонами, я принял душ, побрился и переоделся в темный костюм. Хотя я проделывал все это медленно, у меня оставалось еще три с половиной часа до начала акции. Я налил себе почти неразбавленного виски и уселся перед телевизором, но не смог заставить себя увлечься программой. Выключив его, я принялся ходить взад и вперед по гостиной, волнуясь и нервничая, то и дело поглядывая на часы. В желудке начались спазмы, но виски сняло неприятные ощущения. Ни с того ни с сего я вдруг вспомнил о Дженни и решил поговорить с ней. Полистав записную книжку, я нашел телефон городской больницы Луисвилла и позвонил туда. После недолгого ожидания послышался голос Дженни:

— Алло?

— Приветствую тебя, — я сел, неожиданно чувствуя, как меня покидает напряжение. — Говорит ваш старый коллега. Как здоровье, Дженни?

— Ларри? — Неприкрытая радость в ее голосе сразу подняла мне настроение. — Как мило, что вы позвонили. У меня все отлично. Я уже могу ковылять на двух палочках.

— Вы уже ходите? Это замечательно. Когда вас выпишут?

— В конце будущей недели. Я жду не дождусь поскорее уйти отсюда. Скажите, Ларри, у вас все хорошо?

Интересно, как бы она реагировала, сообщи я ей, что собираюсь совершить ограбление.

— Полный порядок. Работаю на прежнем месте. Вот договорился поужинать с клиентами. Почти собрался уходить, когда вспомнил о вас.

— Я тоже о вас думала. Как я рада, что вы уехали из этого города. Луисвилл не для вас.

— Может быть, и так. И все же иногда я по нему скучаю и о вас тоже.

Мне вдруг захотелось снова ее увидеть, но я понимал, что это невозможно. Через четыре-пять дней я отправлюсь в Европу и, вероятно, никогда больше сюда не вернусь. Мне вспомнились ее небрежно причесанные волосы, ее энергия, ее доброта.

— Через несколько дней я буду вынужден съездить в Европу. Бизнес есть бизнес. Иначе я с удовольствием повидался бы с вами.

— О! — последовала пауза, потом она продолжала: — Вы долго пробудете в отъезде?

— Точно не знаю. Все зависит от обстоятельств. Может быть, придется и в Гонконг завернуть. Да, это займет порядочный срок.

— Понятно. Что ж, доброго вам пути, — в ее голосе прорезалась безнадежная нотка, сказавшая мне, что она расстроена. Я смотрел на стену, но ничего не видел перед собой. Я думал об одиночестве, которое ждало меня впереди. Изгнанник в чужой стране. Я даже не знаю ни одного языка. Все выглядело совсем иначе, будь со мной Дженни. С такими деньгами мы смогли бы устроить чудесную жизнь. Такие мысли шевелились у меня в голове, в то время, как она говорила:

— У вас наверняка светит солнце. Здесь же оно ужасное. Бывают дни, когда так хочется увидеть настоящее солнце.

Я подумал о том, как весело и интересно было бы показать ей Гонконг, но тут же с чувством тягостного уныния осознал, что теперь поздно. Я не мог сказать ей: «Поедем со мной!» Я не мог вот так, без всякой подготовки, ошарашить ее подобным предложением. И потом, она ведь пока не может ходить. Нет, поздно. Уезжать нужно через несколько дней после ограбления, пожалуй, в следующий понедельник. Оставаться здесь чересчур опасно.

— Солнце здесь чудесное, — сказал я, только чтобы не молчать. — Я буду писать, Дженни. Ладно, время позднее, береги себя.

— И вы тоже.

Мы обменялись еще несколькими стандартными фразами, я положил трубку и теперь сидел, уставившись в стену. Неужели я люблю ее? Я задумался. Мне начинало казаться, что это так, но вот любит ли она меня? Может быть, оказавшись в безопасности в Швейцарии, я напишу ей и поведаю о своих чувствах? Я попрошу ее выехать ко мне и вышлю авиабилет. Мне казалось, что она согласится приехать. Я посмотрел на часы. Ждать еще более двух с половиной часов. Не в состоянии больше торчать в четырех стенах, я вышел из дома и поехал в магазин «Интерфлора», открытый допоздна. Там я сделал заказ на букет роз для Дженни и написал карточку, в которой обещал скоро связаться с ней. Понимая, что нужно что-то поесть, я поехал оттуда в отель «Спаниш-бей» и зашел в бар. Там заказал сандвич с семгой и рюмку водки.

Там меня увидел и сел рядом поболтать один из моих давнишних клиентов, Джек Калшот, богатый биржевой маклер, с лицом заправского выпивохи. Мы поговорили о том, о сем. Он сказал, что подыскивает браслет с изумрудами и рубинами, и выразительно подмигнул:

— Не для жены, сам понимаешь. Я нашел такую цыпочку, огонь-баба! Только нужен подход. Найдется что-нибудь в этом роде, Ларри?

Я сказал, что это не проблема, стоит только завтра зайти к нам в магазин. Еще час я провел, выслушивая его болтовню. С ним было полезно поддерживать знакомство. От него я не раз получал полезные биржевые советы. Где-то в глубине подсознания вертелась мысль, что вскоре все изменится — еще одна перемена обстановки. Интересно, найду ли я друзей в Швейцарии? Судя по тому, что слышал о швейцарцах, они не особенно привечают иностранцев, но, по крайней мере, я был верен, что там обязательно есть американская колония, в которой я заведу знакомства.

Наконец стрелки моих часов показали без четверти десять. Я попрощался с Калшотом, который пообещал зайти в магазин завтра часов около десяти. Садясь в машину, я подумал о Феле и внутренне поежился. Получить по лицу пистолетом — не шатко. Будет больно. Но миллион долларов никогда не дается легко.

Когда я позвонил у подъезда и Лоусон вышел открывать, я увидел Клода, выходившего из лифта. Лоусон открыл мне дверь, и они оба поздоровались со мной. Когда Лоусон рысцой вернулся в дежурку, заметив, что сейчас по телевизору интересная передача, Клод сказал:

— Мистер Сидни сегодня непривычно возбужден. Я с трудом уговорил его поужинать. Надеюсь, вы успокоите его?

Подумав о предстоящем налете, я решил, что это маловероятно.

— Приложу все старания, Клод. Доброй ночи.

Я пошел к лифту. Выйдя наверху из кабины, я проворно спустился вниз по лестнице. Достигнув вестибюля, я осмотрелся. Лоусон торчал в дежурке, откуда раздавался звук работающего телевизора. Я отпер замок и поставил его на предохранитель, а затем поспешил вверх по лестнице. Как я и предвидел, открыть входную дверь было совсем просто. Сидни примчался на звонок и распахнул дверь настежь.

— Входи, мой милый мальчик! — воскликнул он. Его глаза искрились. — Ужин, наверное, был ужасный?

— Скверный.

Я закрыл дверь и, взяв Сидни под руку, провел в гостиную, зная, что дверь осталась незаперта.

— Она колеблется. Не думаю, что ее муж захочет тратиться. Но я встретил Калшота, и ему нужен браслет с изумрудами и рубинами. Он придет завтра. У него появилась очередная цыпочка.

— Бог с ним. Иди посмотри на эскизы.

Идя вслед за ним к столу, я взглянул на часы. Было десять минут одиннадцатого. Через двадцать минут здесь будет твориться черт знает что. Я почувствовал, что слегка вспотел, и, достав платок, вытер ладони.

— Смотри! — он разложил на столе четыре эскиза. — Какой тебе нравится?

Я склонился над ними, почти ничего не видя от волнения.

— Тебе не кажется, что вот этот превосходен? — он положил свой длинный изящный палец на второй с краю рисунок. Я овладел собой и усилием воли прогнал пелену, застилавшую мне глаза.

В течение нескольких минут я разглядывал эскизы. Тот, на который он показывал, был лучшим произведением дизайна, когда-либо виденным мной. Я выпрямился.

— Ты — гений, Сидни! Ошибки быть не может! Вот то, что нужно, и я не я, если не продам это за два миллиона долларов!

Он жеманно улыбнулся, извиваясь от удовольствия.

— Мне и самому казалось, что здесь все как надо, но раз и ты так говоришь…

— Давай сравним это с колье.

— Но зачем? — он удивленно смотрел на меня.

— Я хочу сравнить действительную огранку камней с твоим рисунком. — Я говорил хриплым голосом и был вынужден остановиться, чтобы прочистить горло.

— Понимаю… Да.

Он повернулся, снял картину со стены и повторил секретный ритуал с дверцей сейфа. Я кинул взгляд на часы. Оставалось еще пятнадцать минут.

Он принес колье и положил его на стол.

— Садись, Сидни, и давай сравним их.

Он обошел стол и уселся, а я встал у него за спиной, и мы некоторое время изучали рисунок, а потом колье.

— Изумительно! — сказал я. — Ты прекрасно уловил игру камней. Представляешь, как все это будет выглядеть, когда Чан закончит работу? Мне не терпится отвезти это к нему.

Он посмотрел на меня.

— Когда ты сможешь выехать?

— В понедельник. Завтра зайду в бюро путешествий и разработаю маршрут. В Гонконге я буду где-нибудь в среду. Придется провести неделю с Чаном, дабы убедиться, что он все начал правильно. Ну а потом выеду обратно.

Он кивнул.

— Как по-твоему, сколько времени понадобится, чтобы продать это колье?

— Дело нелегкое. Я уже составил список имен предполагаемых покупателей. На работу у Чана уйдет два месяца. Как только он закончит, я приступлю к делу.

— Ты не можешь дать мне хоть какое-то представление о сроках?

Я смотрел на него, не понимая, куда он клонит.

— Вряд ли это возможно, Сидни. Может, месяц, а может, и все восемь. Два миллиона не мелочь.

Он заерзал в кресле.

— Видишь ли, Ларри, я застраховал колье на девять месяцев. На этот период я добился особого тарифа, но взносы все же чертовски высоки. Если мы не продадим колье в течение восьми месяцев, придется платить больше, а мне этого не хотелось бы делать.

Я замер, пригвожденный к месту.

— Ты его застраховал?

— Ну конечно, дорогуша. Не вообразил же ты, что я отпущу тебя в Гонконг, в такую даль, не застраховав камни. С тобой может случиться все, что угодно. Может произойти несчастный случай, Боже упаси. Три четверти миллиона — чертовски большая сумма. Я не хотел бы подвергать ее риску.

— Да! — мое сердце гулко колотилось. — Но где ты его застраховал?

— Наши люди… «Нэшнл Фиделити». У меня произошла пренеприятная стычка с этим ужасным Мэддаксом. Фу, как я его ненавижу. Он ужасный материалист! В конце концов пришлось пойти к одному из директоров, чтобы получить скидку. Мэддакс хотел содрать с меня чуть ли не вдвое.

Мэддакс!

Мне случалось иметь с ним дело, и я не без основания считал его самым тертым, проницательным и компетентным человеком в страховом бизнесе. Он нюхом чует преступление, даже если оно только задумано. Он и его помощник Стив Хармас раскрыли больше страховых афер и посадили в тюрьму больше мошенников, чем все остальные страховые инспектора, вместе взятые.

Зная, что побледнел, я отвернулся и медленно подошел к окну. Паника парализовала мой рассудок. Ограбление отменяется! Нужно его отменить! Но как? Мозг отказывался работать, однако я понимал, какие роковые последствия имела бы попытка ограбления, когда на сцене появился Мэддакс. Я вспомнил случай, когда шеф полиции Парадиз-Сити Террел был рад получить помощь от следователя Мэддакса Стива Хармаса, и именно Хармас раскрыл тайну похищения ожерелья Эсмальди и убийство.

— В чем дело, Ларри?

— Голова раскалывается, что б ее!

Я обхватил голову руками, пытаясь сообразить, что же делать. В следующую секунду я понял, как до смешного просто предотвратить ограбление. Нужно только пересечь гостиную, выйти в прихожую и запереть. Рея с Фелом не смогут войти, вот и всего делов! Что они станут делать? А что им еще остается делать, как уйти, и при следующей встрече изругать меня последними словами.

— Я принесу тебе аспирин, — сказал Сидни, вставая. — Нет ничего лучше аспирина в таких случаях.

— Ничего, я сам найду, — я поспешно двинулся к двери. — Таблетки в ванной, в шкафчике, правильно?

— Позволь мне…

Тут дверь с треском распахнулась, и я понял, что опоздал.

Позже, вспоминая тот вечер, я понял, почему операция закончилась катастрофой. Вина за ошибку целиком лежала на мне. Несмотря на детальную разработку и тщательное обдумывание плана, я совершенно неправильно представлял, как в критической обстановке будет действовать Сид. Я был совершенно уверен, что этот изнеженный педераст, с его суетливыми движениями, трусливее мыши, и что он съежится от ужаса при малейшей угрозе насилия.

Если бы не ошибка в оценке этого характера, я не оказался бы сейчас в своем теперешнем положении. Но я был так убежден, что он не доставит хлопот, что не обдумывал эту важнейшую часть операции. Я шел к двери, а Сидни приподнимался из-за стола, когда дверь с треском распахнулась и в гостиную ворвался Фел, а следом за ним Рея. Фел облачился в битловский парик и зеркальные очки. В руке он держал безобразный автоматический кольт сорок пятого калибра. Сзади него маячила Рея, спрятавшая рыжие волосы под черной косынкой, закрывая пол-лица огромными зеркальными очками. С револьвером тридцать восьмого калибра и в перчатках, она тоже выглядела достаточно грозно.

— Стоять на месте! — завопил Фел леденящим кровь голосом. — Руки вверх!

Я двигался к нему. Хотел остановиться, но ноги сами несли в том направлении. Мы были почти рядом, когда он взмахнул рукой. Я уловил движение и попытался увернуться, но ствол револьвера с сокрушительной силой ударил меня по лицу и внутри моего черепа полыхнула ослепительная вспышка.

Я упал навзничь, ошеломленный ударом, чувствуя, как по лицу стекает теплая липкая кровь. Мой правый глаз стремительно заплывал, но левый бесстрастно фиксировал происходящее.

Я видел, как Сидни схватил кинжал Борджиа, служивший ему для вскрытия писем, — антикварный предмет, обошедшийся не в одну тысячу долларов. Сидни очень гордился этой вещицей. Он бросился на Фела, словно разъяренный бык, бледный, как пергамент, с выпученными глазами. У него был вид человека не только взбешенного до неистовства, но и одержимого манией убийства.

Я видел, как Рея попятилась и вскинула револьвер, оскалив зубы в свирепой гримасе. В тот момент, когда Сидни сделал выпад в сторону Фела, застывшего столбом, блеснула вспышка и послышался грохот выстрела. Острие кинжала впилось в руку Фела, брызнула кровь.

Затылок Сидни разлетелся кровавыми сгустками, и его тело рухнуло на пол с глухим стуком.

Завитки порохового дыма поднимались к потолку. Фел сделал несколько неверных шагов назад, зажимая рану на руке. Кое-как, с лицом, раздираемым болью, я поднялся на четвереньки, с ужасом уставясь на тело Сидни. Что-то ужасное, серое сочилось из его головы и заливалось кровью. Он был мертв! Я выплюнул зуб на двухсотлетний ковер Сидни и на четвереньках подполз к нему, желая прикоснуться, вернуть его к жизни. Но в тот момент, когда я почти добрался до него, надо мной нависла Рея. Я замер, стоя на четвереньках, и, роняя капли крови, попытался поднять голову. Прямо напротив меня стояло большое зеркало. Я видел в нем ее отражение: огромные зеркальные очки, белые зубы, губы, растянутые в злобной усмешке, делали ее похожей на демона, явившегося из кошмарного сновидения. Она держала револьвер за ствол.

Уставясь на ее отражение, я видел, как она размахнулась и обрушила мне на голову страшный удар рукояткой.

Когда я пришел в сознание, я не знал, что пять долгих дней пробыл в коматозном состоянии, перенес операцию на мозге, и врачи дважды отступали от меня, считая мертвым.

Первой весточкой из мира живых, в который я возвращался, словно всплывая сквозь темную воду, был звук человеческой речи. Я всплывал все выше, не захлебывался, чувствуя только ленивое, против моей воли движение к поверхности, вслушиваясь в звучащий рядом голос, и слова постепенно приобрели смысл. Голос говорил:

— Слушайте, док, сколько еще, по-вашему, мне придется торчать здесь, дожидаясь, пока малый очнется. Я первый человек в управлении. Пока я сижу здесь, дело стоит. Господи, да я просидел здесь уже целых пять распроклятых дней!

Управление? Полиция? Пять дней?

Я лежал неподвижно, уже чувствуя в голове пульсирующую боль. Второй голос произнес:

— Он может выйти из комы в любую минуту, а может пролежать так несколько месяцев!

— Месяцев! — говоривший повысил голос. — Неужели ничего нельзя сделать, доктор. Укол или еще что-нибудь. Если я проведу здесь несколько месяцев, то сам впаду в кому. Тогда у вас на руках будет два пациента.

— Сожалею, но придется ждать.

— Здорово! Ну и что же прикажете делать? Заняться йогой?

— Неплохая мысль, мистер Лепски. Йога часто приносит очень большую пользу.

Наступила пауза, затем человек, которого назвали Лепски, спросил:

— Значит, вы не можете вытащить его из этой проклятой комы?

— Нет.

— И так может длиться месяцами?

— Я же вам уже сказал.

— Черт возьми! Ну и везет мне! Ладно, док, выходит надо сидеть.

— Похоже на то.

Последовал звук удаляющихся шагов, открылась и закрылась дверь, и человек по имени Лепски фыркнул, встал и заходил по моей палате. Его беспокойные движения служили мне звуковым фоном для размышлений. Если бы только не так сильно болела голова, да мысли были пояснее.

Усилием воли я заставил себя вспомнить прошлое. Я снова вспомнил тот страшный момент, когда Рея убила Сидни, видел вспышку выстрела, слышал грохот и видел, как голова бедного Сидни взрывается, превращаясь в месиво крови и мозгов.

Какой же я дурак! Почему недооценил его храбрость? Я вспомнил, как он бесстрашно бросился на Фела с кинжалом Борджиа в руке, на что я сам никогда бы не отважился, видя направленный в грудь револьвер. Это был сумасшедший, безрассудный, но великолепный поступок, на который способен только настоящий храбрец. Когда они ворвались в гостиную, Сидни, вероятно, сразу понял, что им нужно колье, но он не знал, что оно стеклянное, и отдал жизнь понапрасну.

Итак, он мертв. Теперь я попал в невообразимо скверное положение. У моей постели день и ночь дежурит полицейский, ожидая, когда я заговорю. Подозревают ли они, что я как-то замешан в ограблении и убийстве?

Нет, это, конечно, маловероятно. Как реагировал Мэддакс, узнав, что его компании придется выплатить три четверти миллиона долларов? Зная его, следует ожидать, что, не желая платить, он будет копать до тех пор, пока не докажет мою причастность к ограблению и убийству.

Что ж, у меня будет время.

Если я буду лежать тихо, не подавая виду, что уже пришел в себя, может, мне удастся найти какой-нибудь выход из создавшегося положения.

Я услышал, как открылась дверь. Женский голос сказал:

— Ваш ленч готов, мистер Лепски. Я посмотрю за ним.

— Ладно, детка. Если он хотя бы моргнет, зовите меня. Что на ленч?

— Тушеная говядина.

— Это точно говядина, а не собачатина?

Она захихикала.

— У старшей сестры-хозяйки пропала кошка.

— Вот-вот, и здесь мне не повезло.

Затем дверь закрылась. Я слышал, как сестра села, потом зашелестели страницы. Пришлось вернуться к своим размышлениям. Что мы имеем? Рея и Фел унесли имитацию колье. Фел ранен. Привлек ли выстрел чье-либо внимание? Не увидел ли их кто-нибудь, когда они уходили? Может быть, они уже арестованы и все рассказали? Именно поэтому меня стережет полицейский. Я не сомневался, что, если Рея будет схвачена, она тут же укажет на меня. Но как об этом узнать?

По выражению ее лица, увиденного мной в зеркале, я понял, что она хотела убить меня, как только что убила Сидни. Но если я выживу, а, видимо, так оно и будет, и если ее схватят, она, это определенно, не будет молчать. У меня появилось желание поднять руки и обхватить ими больную голову, но я поборол это побуждение. Необходимо выиграть время. Нужно притворяться, что я все еще без сознания.

А если Рея и Фел скрылись?

Что они будут делать? Как им казалось, они похитили колье стоимостью миллион долларов. Они предупреждены, что любой неверный шаг обернется для них катастрофой. Предпримут ли они попытку продать колье? Я предупредил их, что ни один мелкий скупщик краденого не притронется к колье. Не будут же они настолько безрассудны, тем более сейчас, когда на них повисло обвинение в убийстве, обращаться к барыге. И все же я опасался, что Рея, с ее врожденной алчностью, окажется неспособной противиться искушению и попытается превратить колье в деньги.

Но зачем мне думать о них? Раз уж мне суждено выжить, нужно подумать о себе. Предположим, полиция или Мэддакс, особенно Мэддакс, заподозрят меня. Предположим, они получат ордер на обыск и откроют мой сейф. Как они отреагируют, обнаружив настоящее колье? И тут я увидел проблеск надежды, выход из создавшегося положения, в котором я так нуждался. Я лежал неподвижно, но моя больная голова работала на полных оборотах. И вдруг мне стало казаться, что я могу спастись, если только полиция не настигнет Рею и Фела. При этом условии я буду в безопасности. Я могу надеть намордник Мэддаксу и вернуться в магазин. Теперь, когда Сидни мертв, Том Люс предложит мне стать партнером. Без моего опыта магазин вряд ли будет приносить доход. У меня сразу упала тяжесть с души, и я успокоился. Все еще может устроиться, при условии, что Рея и Фел не попадутся. Хотя с чего им попадаться? Даже если их видели выходящими из дома, никто не сможет их опознать. Пока они не сделают какой-нибудь глупости, вроде продажи колье, мне ровно ничего не грозит. Но Рея! Я снова вспомнил слова Дженни: «Она одержима манией разбогатеть и никак не может примириться с тем фактом, что, когда ты хочешь денег, их нужно заработать. Она говорит, что не хочет ждать так долго».

Но Рея далеко не глупа. Она наверняка сознает, что, несмотря на соблазн скорее получить деньги, едва она сунется куда-нибудь с колье — она пропала.

В этот момент я услышал стук в дверь. Сестра встала и пошла открывать.

— Добрый день, мисс Бакстер, — сказала она.

— Как он? — услышал я голос Дженни.

— Все так же.

Дженни здесь!

Лишь большим усилием воли я заставил себя не открывать глаз. Слишком рано. Нужно было сделать вид, что я возвращаюсь к жизни медленно, так чтобы иметь возможность отступить в притворный обморок, если полиция прижмет меня. Сознание того, что Дженни приехала в Парадиз-Сити и интересуется моим здоровьем, подействовало на меня, как бодрящая инъекция.

— Можно на него посмотреть?

— Конечно.

Я лежал, закрыв глаза, с сильно бьющимся сердцем, прислушиваясь к движениям у моей постели.

— Как плохо он выглядит! — огорчение в голосе Дженни много для меня значило.

— Ничего удивительного. Он перенес операцию на мозге, и его жизнь висела на волоске. Но доктор Саммерс утверждает, что опасность позади. Надо только подождать, пока он придет в себя.

Прохладные пальцы прикоснулись к моему запястью, пальцы Дженни. Меня подмывало открыть глаза, увидеть ее небрежно зачесанные волосы и выражение доброты в заботливых глазах. Но для этого еще не настало время. Ради собственной безопасности нужно было ждать. Потом послышался стук открываемой двери и другой голос, голос Лепски, сказал:

— Если это была кошка сестры-хозяйки, то мне по душе ленч из кошки. Приветствую вас, мисс Бакстер, — продолжал он. — Как видите, все без изменений.

— Да, — вздохнула Дженни.

— Вы известите меня, когда он придет в себя, сестра?

— Конечно.

Шорох, шаги. Я не осмелился даже приподнять веки, слышал, как Лепски устраивается рядом. Потом дверь закрылась и Дженни ушла.

— Она мне нравится, — сказал Лепски. — Есть в ней какая-то изюминка. Она влюблена в парня без памяти, верно?

— И не говорите, — согласилась сестра.

Наступила пауза, потом Лепски продолжал:

— Пару месяцев назад меня произвели в детективы первого разряда. Вы даже не поверите, как мной помыкают! Сижу в этой проклятой палате день за днем! Они утверждают, что это очень важно.

— Я просто не понимаю, в чем тут дело, — сказала сестра. — Я читала все газеты, но там ничего толком не сказано. Написано, что мистера Фремлина убили и все. Как это понимать?

— Строго между нами, мы сами ничего не знаем. Мы надеемся, когда мистер Карр очнется, он прояснит ситуацию. Мы уверены, что украдено очень ценное украшение, но не знаем, какое именно. А раз и вы не знаете, то нас пара.

Я слушал с напряженным вниманием.

— Но ведь у вас есть хоть какие-нибудь улики?

— Детка, вы читали слишком много детективов, — в голосе Лепски прозвучала грусть. — Нам известно только, что это были мужчина и женщина. У нас даже имеется описание их внешности. Ночной портье слышал выстрел и видел, как они выходили. Но от его описания никакого толку. Значит, все зависит от того, что видел или знает Карр. Вот я и сижу здесь, как истукан.

— Не хотелось бы мне быть полицейским.

— Ну так нас с вами пара.

После продолжительной паузы Лепски спросил:

— Ну, так что у нас на ужин?

— Не знаю. Все зависит от настроения поварихи.

— Вот как? А если вы ей намекнете, что я сейчас приду и подниму ей настроение, она состряпает что-нибудь вкусненькое?

Медсестра захихикала.

— Так говорить неприлично, мистер Лепски.

— Ваша правда. Совсем отупеешь тут, сидя и глядя на этого малого. Так вы уходите?

— Конечно, ухожу, а то вы вдруг вздумаете и мне поднимать настроение.

— Хорошая мысль. Эх, если бы я не был солидным женатым человеком…

Я услышал, как закрылась дверь.

Итак, пока они не знают о пропаже колье. Пусть Лоусон и видел Рею и Фела. Лепски правильно сказал, это не имеет ровно никакого значения. Их заметили только мельком, так что они имеют все шансы остаться неузнанными. Обдумав ситуацию, я решил не подавать признаков жизни еще в течение хотя бы нескольких часов. Нельзя посеять у Лепски подозрения, что я слышал его разговор с медсестрой.

Я лежал неподвижно, а время шло. Болела голова, раздражала возня Лепски. Время от времени в палату заглядывала сестра. Наконец появился врач, и я решил, что теперь можно.

Услышав, как он здоровается с Лепски, я пошевелился и застонал. Потом открыл глаза и, взглянув на склонившегося надо мной человека, снова зажмурился.

— Он приходит в себя!

— Да ну! Вот новость, так новость! — Лепски довольно потирал руки.

Я вновь открыл глаза, поднес руку к голове, полной тупой боли, и потрогал бинты.

— Как вы себя чувствуете, мистер Карр? — спросил врач.

— Где я? — Это была классическая реплика человека, пришедшего в сознание.

— Вам незачем беспокоиться. Вы в городской больнице. Лежите спокойно. Как вы себя чувствуете?

— Голова болит.

— Сейчас будет лучше. Только лежите спокойно.

— Сидни… Они его убили.

— Ни о чем не тревожьтесь. Сейчас я сделаю вам укол и вы отдохнете. Никуда не торопитесь.

— Эй, погодите, я хочу с ним поговорить, — с лихорадочной поспешностью воскликнул Лепски. — Это очень важно.

— Пока никаких разговоров с пациентом, — отрезал врач. — Сестра…

Секундой позже я услышал прикосновение тампона, потом укол шприца. Медленно погружаясь в забытье, я подумал, что время работает на меня. Я не особенно рвался к разговору с Лепски, но знал, что в предстоящей партии в покер мои карты сильнее.

Меня разбудило солнце. Я пошевелился, приподнял голову, огляделся вокруг. Головная боль почти прошла, сознание было ясным.

В противоположной стороне палаты у окна стоял высокий, худой, сильно загорелый человек, по всей видимости детектив Лепски. Возле кровати сидела привлекательная медсестра, которая, увидев, что я открыл глаза, поднялась и наклонилась надо мной.

— Добрый день, мистер Карр. Теперь вам лучше?

Я поднес руку к голове.

— Что случилось?

— Не волнуйтесь. Я позову доктора Саммерса. — Она отошла к телефону, и тут на меня набросился Лепски. Я увидел жесткие, бледно-голубые глаза, глаза копа.

— Привет, мистер Карр, — произнес он. — И рад же я видеть вас в живых. Не имеете желания поговорить?

— Кто вы? Вы врач?

В следующую секунду медсестра оттолкнула Лепски от кровати.

— Пока нельзя, — безапелляционно заявила она. — Вы не будете с ним разговаривать без разрешения доктора Саммерса.

— Вот чертов цирк, — проворчал Лепски, но все же послушно отошел к окну.

Через минуту в палату вошел темноволосый человек в белом халате. Он пощупал мой пульс и одарил сияющей улыбкой, сказав, что дела у меня идут отлично.

— Мистер Карр, вас хочет кое о чем спросить человек из полиции. Вы расположены отвечать? Если у вас нет сил, скажите, не стесняйтесь.

— Это насчет Сидни Фремлина? — я говорил нарочито хриплым голосом.

— Да.

Я закрыл глаза и несколько секунд молчал. Мне хотелось показать, что чувствую себя пока еще не очень хорошо.

— Я согласен.

Врач обернулся и поманил Лепски.

— Только несколько минут.

— Мистер Карр, могу догадаться, как вы себя чувствуете, — начал Лепски. — Но дело серьезное. Совсем кратко объясните мне, что там у вас произошло, и как вы попали в эту переделку.

Я отметил, что в голосе его не было враждебности, а это определенно означало, что мне пока нечего опасаться полиции. Меня ни в чем не подозревают.

Шепотом, словно находясь на пределе сил, я сказал:

— Мы с Фремлином работали. Распахнулась дверь, и в гостиную ворвались два человека: мужчина и женщина. Фремлин хотел остановить их, но женщина без раздумий застрелила его, а потом ударила меня.

— Над чем вы работали?

— Над эскизом бриллиантового ожерелья.

— У вас есть догадки, чего им было нужно?

— Бриллиантовое колье.

— Какое колье?

— Мы переделывали колье в ожерелье. Колье лежало на столе. Они его забрали.

— Мы не нашли никакого колье, когда приехали, — сказал Лепски. Он наклонился вперед и пристально посмотрел на меня. — Какое колье? Сколько оно стоило?

«Пожалуй, для первого раза довольно», — подумал я и обессиленно закрыл глаза.

— Все, хватит, — сказал доктор Саммерс. — Пациент нуждается в отдыхе.

Лепски застонал.

— Док, на мне висит убийство! Еще пару минут… Эй, мистер Карр!..

Я открыл глаза, уставился на него, потом снова закрыл. Затем почувствовал укол и погрузился в беспамятство, слыша протесты Лепски.

Когда я вновь проснулся, рядом с моей постелью сидел другой человек. Он был высокий, худой, не очень симпатичный, но с непринужденной манерой держать себя.

— Как самочувствие, мистер Карр?

Позади него маячила медсестра.

— Немного болит голова, а так все в порядке, — ответил я, вновь закрывая глаза. Пошевелил головой, потом снова посмотрел на него.

— Кто вы?

— Я Стив Хармас, — ответил он. — Представляю страховую фирму «Нэшнл Фиделити».

По моей спине пробежал холодок. Так вот он какой, человек, о котором я столько слышал. Человек, раскрывающий обманы, аферы и убийства, — правая рука Мэддакса. Он должен быть гораздо опаснее Лепски. Я был уверен в этом, и больше тянуть было нельзя. Пришла пора раскрыть карты. Нужно убедить его в моей невиновности, иначе мне крышка.

— Вы в состоянии говорить?

Его голос звучал негромко, но спокойно, и держался он так, словно сидел у постели хорошего знакомого. Но это не обмануло меня.

— Да.

Я притворился, будто делаю громадное усилие, приподнялся, чтобы можно было видеть его, не задирая голову.

— Я буду краток, мистер Карр, — в его голосе не было враждебности, но серые глаза смотрели настороженно. Я ни секунды не заблуждался на его счет. — Вы знали, что мистер Фремлин застраховал колье в нашей компании на семьсот пятьдесят тысяч долларов?

— Да, он мне говорил.

— Как мы понимаем, колье украдено. И, судя по тому, что вы сказали Лепски, они охотились именно за колье. Сейф мистера Фремлина был открыт. Никаких следов колье нет. Они взяли его?

— Нет.

— Нет? — он с удивлением воззрился на меня. — Вы уверены в этом?

— Да.

Его взгляд выражал сомнение.

— Вы знаете, где оно?

«Пора, — подумал я, — пора выкладывать свои карты».

— Да, знаю. Оно в сейфе у меня дома.

Наступила долгая пауза, в течение которой Хармас испытующе смотрел на меня.

— В вашем сейфе, мистер Карр? Я не вполне понимаю…

Я закрыл глаза и притворился, будто отдыхаю, потом сказал, глядя ему в глаза:

— Могу вас заверить, колье не украдено. Было два колье. Оригинал с бриллиантами и стеклянная копия. Мы работали с копией.

Хармас с присвистом выпустил воздух сквозь зубы.

— Вот это новость! Отлично! А мой шеф уже собирался раскошелиться на три четверти миллиона… Нет, вы серьезно?

— Серьезнее некуда. Фремлин боялся хранить настоящее колье у себя дома. Он попросил подержать его у меня на квартире. Если только воры не побывали у меня, оно до сих пор там.

— Нельзя ли проверить, мистер Карр? У босса инфаркт за инфарктом, и я хотел бы избавить его от страданий.

— Валяйте. Ключ от квартиры найдете в кармане пиджака, — я назвал ему адрес. — Комбинация сейфа Х-11-0-4. Проверяйте. — С этими словами я вновь закрыл глаза.

— Отдыхайте, мистер Карр, и ни о чем не волнуйтесь, — он поспешно вышел.

Я перевел дыхание. Этот ход наверняка отвел от меня подозрения, но риск все же оставался. Если полиция поймает Рею и Фела, они все выложат. И тогда моя ловко придуманная версия расползется по швам.

ГЛАВА 8

Сержант Фред Хесс, из отдела по расследованию убийств, был низеньким толстячком с кустистыми бровями и холодными глазами и производил впечатление пытливого и настороженного человека. Через час после ухода Хармаса Хесс в сопровождении Лепски вошел в палату и направился прямо ко мне.

— Мистер Карр, я Хесс из городской полиции. Отдел по расследованию убийств, — сказал он голосом, похожим на звук пересыпаемого гравия. — Доктор Саммерс говорит, что вы еще не можете дать показания по всей форме, но я надеюсь, вы ответите на несколько вопросов.

— Я в полном порядке, — ответил я. — У доктора Саммерса самые лучшие намерения, но он поднимает шум из-за пустяков.

Это понравилось Хессу, и он слегка усмехнулся, потом пододвинул стул и уселся возле кровати. Лепски отошел к окну и вынул записную книжку. У меня было достаточно времени, чтобы в деталях обдумать свою версию, так что я чувствовал себя довольно уверенно.

— Ладно, мистер Карр, тогда, может, вы расскажете нам о колье. Хармас сказал, что убийцам досталась подделка. Это верно?

— Если колье там нет, значит, они унесли поддельное.

— Они поймут, что унесли подделку?

— Нет. Она одурачит кого угодно, кроме лучших экспертов. Но чтобы все стало на свои места, лучше начать все сначала.

Он прищурясь посмотрел на меня, потом согласно кивнул головой.

Я рассказал ему, как миссис Плессингтон пожелала иметь колье, как я заказал стеклянную модель, чтобы она смогла определить, понравится ли ей композиция. Я объяснил, что Сидни хотел продать копию после того, как она забрала колье, но я решил сохранить ее у себя в качестве сувенира, как память о своей крупнейшей сделке. Я уплатил Сидни за копию три тысячи долларов. (Первая ложь.) Затем я рассказал Хессу об азартной игре миссис Плессингтон и о том, как, ударившись в панику из-за проигрышей, она попросила Сидни продать колье. Я объяснил, почему сделку пришлось держать в секрете и как мы с Сидни надумали переделать колье в ожерелье. Для предотвращения возможной огласки Сидйи решил работать над колье дома.

— Но Сидни боялся использовать настоящее колье для работы, и я предложил воспользоваться имитацией. Потом, для уменьшения риска, он предложил положить настоящее колье в мой сейф.

— Одну минуточку, мистер Карр, — перебил меня Хесс. До сих пор он сидел молча, сохраняя на лице бесстрастное выражение. — Я хотел бы выяснить один вопрос. Мы осмотрели оба сейфа. Ваш и мистера Фремлина. Сейф мистера Фремлина значительно лучше. Он подключен к сигнализации в полицейском управлении, а ваш нет. С чего бы это мистер Фремлин решил, что безопаснее держать колье у вас?

Я ожидал этого вопроса и заранее приготовил ответ:

— Сидни нервничал. Он считал, что вряд ли какому-нибудь вору вздумается искать в моем сейфе что-нибудь стоящее, тогда как его сейф мог привлечь внимание воров.

— Ага, — Хесс почесал нос. — Нервничал? То есть боялся, что к нему могут забраться?

— Он заплатил за колье свои собственные деньги. Хотя он и застраховал колье, но все же хотел уменьшить риск.

— Я спрашивал не об этом, мистер Карр. Он нервничал?

— Да.

— Тогда почему же он не запирал входную дверь?

— Он вечно забывал ключи. Его слуга подтвердит это. Он не боялся оставлять дверь незапертой, так как дверь подъезда всегда на замке.

— А вот в вечер ограбления ее не заперли. Почему?

— Не знаю. Когда я пришел в одиннадцатом часу, дверь была заперта. Мне пришлось звонить Лоусону, ночному дежурному, чтобы он ее открыл. Клод, слуга мистера Фремлина, как раз уходил домой. Мы с ним перекинулись парой фраз. Лоусон вернулся к себе в дежурку. Может, он забыл запереть дверь после ухода Клода.

— Лоусон утверждает, что не поднимал предохранитель замка. Так что, когда Клод захлопнул за собой дверь, замок сработал автоматически, — сказал Хесс.

— Но ведь не сработал! Иначе как могли войти те двое?

— Угу, — наморщив лоб, Хесс опустил взгляд на руку. — Лоусон услышал выстрел и выглянул из дежурки в тот момент, когда убийцы убегали. Они держали револьверы в руках. Лоусон не герой. Он спрятался, но все же успел их рассмотреть. — Помолчав, он добавил: — Когда человек испуган, на его свидетельство, скорее всего, нельзя положиться. Я хотел, чтобы вы описали двоих грабителей.

— Не воображайте, будто я не был испуган, — сказал я. — Все случилось так быстро. Дверь распахнулась, и те двое ворвались в гостиную, вопя во все горло. Я как раз шел в ванную за аспирином, так что наткнулся прямо на них. Мужчина ударил меня револьвером, и я упал.

Продолжая рассказ, я описал, как Сидни бросился на мужчину, как женщина выстрелила в него, а потом, когда я подполз к Сидни, оглушила меня.

— Так это сделала женщина? Она застрелила Сидни и ударила вас?

— Да.

— Мужчина был ранен?

— Сидни порезал ему руку кинжалом.

— Угу. Мы знаем группу крови с кинжала.

Он говорил небрежно, но от его слов у меня мороз пошел по коже. Группа крови! Это был важный факт в случае уличения Фела, если он попадется.

— Давайте вначале займемся мужчиной, мистер Карр. Вы сумеете описать его?

— Он плотного телосложения, ростом примерно с вас. (Вторая ложь.) На нем был битловский парик и зеркальные очки. Одет в красный пиджак с черными накладными карманами. — Я с усталым видом приложил руку к голове. — Вот и все, что я запомнил.

Он потер кончик носа.

— Лоусон утверждает, что мужчина, наоборот, был высоким, около шести футов, и худой.

Больше всего я рассчитывал на путаницу в показаниях.

— У меня сложилось другое впечатление.

— Так, — Хесс вздохнул, — похоже, в таких случаях свидетели всегда не сходятся в своих описаниях. Но парик, пиджак и очки, здесь все совпадает, — он пожал плечами. — Ну а как насчет женщины?

— Она как-то не очень мне запомнилась. Я только обратил внимание на большие зеркальные очки. Они закрывали ей пол-лица. Кажется, она была крупной и довольно мощного телосложения. У меня создалось впечатление, что ей около сорока пяти лет. На ней были красные брюки, а волосы спрятаны под косынкой.

Открылась дверь, и вошел доктор Саммерс.

— Я думаю, сержант, на сегодня хватит, — твердо сказал он. — Я же предупредил — не больше двадцати минут.

— Да-да, — Хесс встал. — Ну что же, спасибо, мистер Карр, отдыхайте. Спасибо за помощь. Мы еще встретимся.

Он вышел из палаты вместе с Лепски.

Доктор Саммерс пощупал мой пульс и, посоветовав мне вздремнуть, тоже ушел. После его ухода я перебрал в памяти разговор с Хессом. Пока все хорошо. Мне только не понравилась новость о группе крови, но тут я ничего не мог поделать. Я знал, что моя судьба зависит от того, останутся ли на свободе Рея и Фел. Я не представлял, как их можно обнаружить, разве только Рея попытается продать колье.

После ленча пришла медсестра и сообщила, что меня хочет навестить мисс Бакстер.

— Вы в настроении принять еще одного посетителя? — спросила она с понимающей улыбкой.

Я был в настроении.

Вошла Дженни с букетом красных роз и корзинкой винограда. Остановившись возле кровати, она внимательно смотрела на меня. В глазах ее было сияние, от которого у меня забилось сердце. Ее волосы были уложены в аккуратную прическу. Одетая в темно-синюю юбку и белую блузку с оборочками, она показалась мне восхитительной.

— Как ваше здоровье, Ларри?

Я широко улыбнулся.

— Мы поменялись местами. Розы и виноград тоже. Как ваша лодыжка?

— Сносно, — она пододвинула кресло и села возле меня. — Скажите, как вы себя чувствуете?

— Теперь, когда вы здесь, — отлично. — Я протянул руку и она взяла ее. — Дженни, как чудесно, что вы пришли. Где вы остановились?

— О, в маленьком отеле. Когда я прочитала о вас в газете, то просто не могла не приехать.

— Страшное дело, — сказал я. — Сидни был моим другом. Просто не могу поверить, что его нет.

— Надо стараться не думать об этом. От таких мыслей никакого толку. Ваше дело — поскорее выздороветь.

— Правильно. Помните, как я позвонил вам в тот вечер, когда все случилось? Я думал, что прощаюсь с вами. Странно, как иногда все получается.

Она кивнула.

— Врач велел не утомлять вас. Надо идти. — Она встала.

— Эй! Подождите! Вы же только пришли.

— Я хотела только повидать вас. Принести завтра чего-нибудь?

— Сядьте, ради Бога! Я хочу с вами поговорить. Вы надолго приехали в Парадиз-Сити?

— На два или три дня.

— Только не говорите мне, Дженни, что с такой ногой вы уже будете работать.

— Нет, не могу, но… — Она улыбнулась. — Мне не по средствам здесь оставаться. Это, наверное, самый дорогой город в мире.

— Это точно, — я помолчал, глядя на нее. — Я не знаю, сколько мне еще придется здесь лежать. Можно мне попросить вас об услуге?

— Конечно, Ларри.

— Выезжайте из отеля и перебирайтесь на мою квартиру.

Ее глаза расширились.

— Как можно!

— Это деловое предложение. Мне нужен человек, который присматривал бы за квартирой, отвечал бы на телефонные звонки, приводил почту в порядок. Два раза в неделю ко мне приходит уборщица, но если ее не контролировать, она ничего не делает. Вы можете занять вторую спальню. Я плачу старательной экономке сто долларов в неделю. Вы сделаете мне одолжение, поселившись там.

Поколебавшись, она отрицательно покачала головой, но я продолжал:

— В обязанности экономки входит также ежедневное посещение меня, чтобы я не чувствовал себя таким заброшенным и одиноким.

Она улыбнулась.

— Хорошо, Ларри, но я не приму платы. У меня есть свои деньги. Иначе я не согласна.

Вошла медсестра-блондинка.

— Мисс Бакстер, мистеру Карру пора отдохнуть, — сказала она, одаряя Дженни милой улыбкой.

— Сестра, будьте так добры, передайте мисс Бакстер ключ от моей квартиры, — попросил я. — Его брал мистер Хармас. К этому времени он его уже наверняка вернул.

— Да, вернул.

Сестра посмотрела на Дженни, перевела взгляд на меня и едва заметно плутовато улыбнулась.

— Идемте со мной, мисс Бакстер.

Дженни потрепала меня по руке.

— Я приду завтра, — она вышла из палаты вслед за медсестрой.

На другое утро, вскоре после визита доктора Саммерса, ко мне явился неожиданный посетитель. Я был в подавленном настроении, так как Саммерс сообщил мне, что придется полежать в клинике еще, по крайней мере, три недели. Даже после выписки мне следовало беречь себя и не слишком переутомляться. Моим неожиданным посетителем был Том Люс. Он вошел в палату, больше чем всегда смахивая на бульдога, правда, бульдога, одетого в безукоризненный костюм. На его лысине блестели капли пота.

Мне редко приходилось иметь с ним дело, так как я работал с Сидни, но знал его как сурового и надежного человека, финансового волшебника. Он уселся возле меня.

— Ну вот, Ларри, — начал он. — Я огорчен, что нахожу тебя в таком положении. Какой ужасный случай! Бедный Сидни. Вчера мы его похоронили. Публика была замечательная. Присутствовали все, имеющие хоть мало-мальский вес в городе. Я велел положить на видном месте венок от твоего имени.

Я внутренне поежился, благодаря Бога, что меня там не было.

— Спасибо, Том. Страшное дело. Я все еще не могу поверить, что его нет.

— Да, — Люс покачал головой. — Я говорил с доктором Саммерсом и из его слов понял, что ты выведен из строя, по крайней мере, на три или четыре недели. Ты можешь предложить кого-нибудь до твоего возвращения?

Я уже думал над этим вопросом.

— Вам понадобится дизайнер и ассистент для помощи Терри. Мне известно, что Ганс Клох хочет перейти на новое место. Он хороший дизайнер, не такого уровня, как Сидни, конечно, но тоже подходящий. Почему бы не написать ему. Он работает у Вернера, в Антверпене. Есть еще Пьер Мартин. Он работает у Картье, в Лос-Анджелесе. Думаю, он ухватится за такую возможность.

Люс сделал пометки в записной книжке.

— Я сейчас же свяжусь с ними. Терри и мисс Барлоу очень перегружены, — он снова сделал паузу, потом сказал: — Ларри, тебе следует узнать сразу, что теперь ты — старший партнер.

— Старший партнер? — я удивленно уставился на него. — Ты хочешь сказать, Том, что предлагаешь мне партнерство?

— Партнерство я предложил бы тебе так или иначе, но Сидни завещал тебе все свои вклады, а это автоматически делает тебя старшим партнером и без моего согласия. Я в высшей степени рад этому, Ларри. Я не желал бы себе лучшего партнера.

Я почувствовал, как по моему позвоночнику прошлась ледяная волна.

— Том, о чем ты говоришь! Я не понимаю…

— Я читал его завещание. В нем упоминается несколько лиц, но основная часть состояния, а оно достаточно значительно, переходит к тебе.

— Ко мне?! — у меня сорвался голос.

— Да. Я захватил копию завещания и опись имущества. Как тебе, вероятно, известно, я ведал всеми его делами. Сидни был очень привязан к тебе, Ларри. Как он пишет в своем завещании, ты станешь его достойным преемником. И тут я с ним согласен.

Я ничего не мог поделать. Я ослабел от болезни и плохо владел собой. Закрыв лицо руками, я заплакал, сотрясаясь в рыданиях. Как я ненавидел себя! Ведь именно я был прямым виновником его гибели! Если бы не моя затея украсть колье, Сидни до сих пор был бы жив. И в ответ на мое предательство он оставил мне все свое состояние.

Вошла сестра. Взглянув на меня, она сразу же погнала Люса из палаты. Потом позвала доктора Саммерса. Следующее, что я почувствовал, был укол в руку, и я погрузился в благословенное забытье.

Остаток дня я провел под действием снотворного. Придя на следующий день, доктор Саммерс сообщил, что отменил на три дня все визиты. Нельзя допустить моего вчерашнего эмоционального срыва.

В некотором отношении я был рад этому. Хотя я знал, что буду скучать без Дженни, но зато это давало мне возможность без помех обдумать свое будущее.

Я прочитал завещание Сидни.

Он оставлял свою прекрасную коллекцию фарфора Тому Люсу. Клод получил сто тысяч долларов. Его секретарь и мисс Барлоу по десять тысяч каждая. Терри достались личные ювелирные украшения Сидни. Остальное имущество отходило ко мне.

Люс составил опись имущества Сидни. Его акции оценивались в сумму примерно в полтора миллиона долларов. Опись включала пентхаус и множество ценных картин, в том числе и картину Пикассо, «роллс-ройс» и все содержимое пентхауса, и я знал, что это включает и колье миссис Плессингтон. Прочтя список до конца, я был поражен. Потом сказал себе, что никак не могу принять все это, иначе не буду жить в мире с самим собой до конца дней. Так я считал в течение нескольких часов, пока не сообразил, что отказаться не столько трудно, сколько опасно.

Поразмыслив еще некоторое время, я начал убеждать себя, что не несу ответственности за смерть Сидни. Разве я не предупреждал Фела о том, чтобы он не заряжал оружие? Откуда мне было знать, что Рея до такой степени порочна, что не остановится перед убийством. Разве я сам не пострадал?

Лишь по чистой случайности она не убила меня. Я был уверен, что Рея сознательно хотела меня убить. Ведь она слышала, как я предупреждал Фела не бить меня по голове.

К концу второго дня непрестанных раздумий я начал сознавать, что означают для меня деньги Сидни. Я богатый человек. Я старший партнер лучшей и старейшей фирмы в Парадиз-Сити. Если я пожелаю, я смогу переселиться в пентхаус. А почему бы и нет? Я внесу кое-какие изменения, но этот пентхаус один из лучших в городе. Я частенько мечтал иметь такой же.

Я даже попрошу Клода, не согласится ли он и дальше заботиться о моей квартире. Я понятия не имел, сколько ему платил Сидни, но если он был по средствам ему, то теперь он по средствам мне. Потом мои мысли переключились на Дженни. Не жениться ли мне на ней? Согласится ли она? Мы знали друг друга совсем недолго. Но меня влекло к ней, а она, понятное дело, не приехала бы в Парадиз-Сити, если бы не испытывала подобных чувств ко мне. Врач рекомендовал мне после выхода из клиники отправиться в длительное морское путешествие. Это казалось самым подходящим решением вопроса. Я попрошу Дженни поехать со мной. Мы сможем лучше узнать друг друга. Эта мысль очень понравилась мне. Мне захотелось как можно скорее увидеть Дженни.

Едва только доктор Саммерс вошел в палату, я попросил его об этом.

— Разумеется, я попрошу медсестру позвонить мисс Бакстер.

Когда сестра принесла ужин, я попросил дать мне газеты. Мне было интересно знать, что пишут об убийстве Сидни и обо мне. После недолгой задержки, вызванной тем, что, скорее всего, она ходила за советом к доктору Саммерсу, мне принесли последние выпуски «Парадиз-Геральд».

— Мы не беспокоили вас почтой, мистер Карр. В настоящий момент у нас набралось около двух мешков писем от ваших друзей и знакомых. Мисс Бакстер разбирает их у вас дома.

Я поблагодарил ее и принялся за чтение. В репортаже о событиях того рокового вечера сообщалось, что двое неизвестных вооруженных людей ворвались в квартиру Сидни, когда мы работали над эскизами бриллиантового ожерелья. Репортер писал, что я пытался оказать сопротивление, но получил сокрушительный удар в лицо и потерял сознание. Сидни же, бросившись на мужчину с ножом, был застрелен женщиной. Оба бандита скрылись, прежде чем поднялась тревога. В момент бегства их заметил привратник. И дальше репортер привел подробное описание внешности преступников. Он добавил, что полиция отказалась сообщить, похищено ли что-либо преступниками.

Это озадачило меня так же, как и репортера. Почему никто не упомянул о колье?

Заголовки во вчерашнем номере газеты подействовали на меня ошеломляюще.

Моя фотография красовалась на газетной странице рядом со статьей, в которой сообщалось, что я проработал у Сидни пять лет. Я являюсь одним из лучших в мире специалистов по бриллиантам, и теперь, получив миллионы Фремлина, я стал старшим партнером фирмы «Люс и Фремлин». Репортер упоминал о моем обручении с Джуди и о том, как, по совету знаменитого психиатра доктора Мелиша, я поехал в Луисвилл, где работал среди бедняков, как вернулся в Парадиз-Сити и теперь, в результате смерти Фремлина, стал его преемником. Я читал и перечитывал репортаж, чувствуя, как паника все больше охватывает меня. Прочтут ли этот репортаж Морганы? В течение нескольких минут я испытал тошнотворный страх, потом овладел собой. Что они могут со мной сделать? Выдав меня, они выдадут и себя. Рея не дура. Она должна понимать, что все это равносильно самоубийству. Но если их арестует полиция? Опасность таилась именно здесь! Если их поймают, они не станут молчать. В каком положении я окажусь тогда? Некоторое время я размышлял над этим. Располагая деньгами Сидни, я смогу нанять лучшего адвоката, поскольку с самого начала не делал тайны из того, где находится настоящее колье. Я буду отрицать все, что они скажут. Никакой суд присяжных, разумеется, не признает меня виновным. Ладно, пока их не поймали. Может, они уже покинули страну? У них оставалось больше тысячи моих денег. Этого достаточно, чтобы уехать в Мексику и найти там убежище.

Я был рад приходу сестры со снотворным.

Часов в десять утра в палату вошла Дженни с новым букетом роз. Она сообщила, что полюбила мою квартиру и отлично ладит с Сисси, моей цветной уборщицей, разбирает почту, и что вообще я выгляжу отлично.

— Я действительно чувствую себя лучше. Слушайте, Дженни, вы читали «Геральд»? Знаете, что Сидни завещал мне все свои деньги?

Она кивнула.

— Я очень рада за вас, но понимаю, что вы испытываете.

Мы смотрели друг на друга.

— Сначала я думал отказаться, но потом понял, что даже отказавшись от всех денег, я не верну Сидни.

— Вы не должны отказываться. Он хотел, чтобы все досталось вам.

— Да.

Я сообщил ей, что доктор Саммерс порекомендовал мне двухмесячное морское путешествие. По его мнению, мне необходимо взять компаньона, который заботился бы о том, чтобы я не переутомлялся.

Я глянул ей в глаза.

— Не согласитесь ли вы, Дженни, поехать со мной? С этим для вас будут связаны определенные хлопоты, но я предпочел бы ваше общество любому другому.

Она уставилась на меня, словно не веря своим ушам.

— Поездка дальняя, — продолжал я. — Южная Африка, Индия, Сайгон, Гонконг и Австралия. Что вы скажете?

— Вы серьезно?

— Конечно, серьезно.

— Ох, Ларри, с большой радостью. — В волнении она захлопала в ладоши, и я вспомнил, как она радовалась, когда в Луисвилле я пригласил ее поужинать в ресторане.

— Нужно подготовиться. Недели через четыре я смогу ехать. Купите себе одежду, но не забывайте, что я очень богат. Все счета отсылайте в мой банк. Повидайте Тома Люса. Он обеспечит вам кредит. Обратитесь в бюро путешествий. Пусть они приготовят расписание круиза, и мы вместе его обсудим. Заказывайте первый класс.

— Хорошо, я повидаю Тома Люса и наведаюсь в бюро путешествий сегодня же днем.

Я откинулся на подушку, чувствуя себя более или менее беззаботным и счастливым. Но это состояние длилось недолго.

После обеда мне нанесли визит сержант Хесс и Лепски.

— Один-два вопроса, если вы не возражаете, мистер Карр, — сказал Хесс, усаживаясь возле меня.

Я постарался взять себя в руки, готовясь услышать какую-нибудь неприятную новость.

— Я хочу кое о чем спросить вас, сержант, — сказал я. — Я читал газеты. В них ни слова не говорится о колье Плессингтонов. Для этого есть какие-то причины?

— Конечно. Если мы разгласим, что колье украдено, придется сообщить, что оно поддельное. Пока воры воображают, что у них настоящее колье, они будут стараться его продать. Мы предупредили всех крупных скупщиков бриллиантов в стране. Едва только они попробуют его сбыть, мы их сцапаем.

— Понятно. — Я подумал об алчности Реи. Хватит ли у нее безрассудства пойти на такой риск?

Хесс поерзал на стуле.

— Я слышал, мистер Карр, одно время вы работали в бюро опеки Луисвилла? Это верно?

У меня сильнее забилось сердце.

— Да, об этом писали в газетах. Здесь нет никакого секрета. После аварии доктор Мелиш посоветовал мне сменить обстановку и послал меня поработать с его племянницей, мисс Бак-стер. Почему вы об этом спрашиваете?

— Вам что-нибудь говорит имя Рея Морган?

Каким-то чудом мне удалось встретить его холодный проницательный взгляд, сохранив на лице безразличное выражение.

— Да. Мисс Бакстер сможет сказать о ней значительно больше, чем я.

— Вы встречались с этой женщиной?

— Да. Когда мисс Бакстер лежала в больнице, я поехал встретить Рею Морган после освобождения из тюрьмы и отвезти ее домой, так сказать в порядке опеки.

— Она знала, кто вы?

— Она знала мое имя.

— А она знала, что вы работаете у Люса и Фремлина? Вы сказали ей об этом?

— Нет. Она мне не понравилась. Мы едва обменялись парой фраз.

— Но она могла разузнать, кто вы такой?

— Вероятно, да. Но зачем это ей?

— Я стараюсь заполнить некоторые пробелы, мистер Карр.

— Разве Рея Морган имеет хоть какое-то отношение к этому делу? — я почувствовал, как у меня взмокли ладони.

— Мы начинаем так думать. Полиция Луисвилла получила рапорт от работника бензозаправочной станции «Калтекс», расположенной недалеко от Луисвилла. Он прочитал в газете описание убийц и позвонил сержанту О'Халлорену из городской полиции. По его словам, на прошлой неделе на него напал человек в битловском парике, в зеркальных очках и красном пиджаке с черными накладными карманами. Он угрожал ему игрушечным револьвером и очень нервничал. Служащий велел ему убираться, что тот и сделал. Служащий уже забыл об этом инциденте, но когда прочитал в газетах описание бандита, вспомнил, что несостоявшийся налетчик на бензоколонку был одет точно так же. О'Халлорен позвонил, и я в спешном порядке съездил в Луисвилл. Такое совпадение показалось мне странным. В Луисвилле появляется человек, похожий на убийцу, и вы тоже побывали там, мистер Карр. Вот мы с сержантом О'Халлореном и решили поискать кого-нибудь с уголовным прошлым, имевшего контакт с вами. Догадка, не больше, но полицейская работа и опирается на догадки. Так нам стало известно о Рее Морган. Подозрения усилились, когда мы узнали, что она живет вместе с братом. Вы встречали ее брата?

Мне пришлось облизать пересохшие губы, прежде чем ответить:

— Да. Он был дома, когда я привез ее.

— Вы ни разу не упоминали при них о своей профессии?

— Я в этом уверен.

Минуту-другую Хесс размышлял.

— У вас была машина?

— Да.

— Если бы им захотелось узнать о вас побольше, они могли проверить ваш регистрационный номер, верно?

— Но с какой стати? В конце концов, я для них был не более чем служащий бюро, который подвез ее до дома.

— Угу, — он помолчал, прежде чем задать главный вопрос: — Эти двое не могли быть теми, кто убил Сидни Фремлина?

Я выдержал паузу, словно вспоминая, и сказал:

— Не знаю. Все произошло так быстро.

— Вам не показалось, что человек, ворвавшийся в квартиру, фигурой был похож на Фела Моргана?

— Не думаю. Я ведь сказал, что мне он показался невысоким и плотным.

— Да-да, — нахмурясь, Хесс почесал себя за ухом. — Мы с О'Халлореном заглянули к ним домой. Они живут в настоящей лачуге. Дом оказался заперт, внутри никого не было. Мы порасспросили соседей. В последний раз их видели дня за два до убийства. Дорога сюда как раз заняла бы такой срок. Мы проверили все отели и мотели, расположенные в Парадиз-Сити и окрестностях, и кое-что обнаружили. Рея и Фел Морганы останавливались в отеле «Пирамида» и выехали в день убийства. Тамошний клерк опознал Рею по фотографии. Скажите мне одну вещь. Вы ведь встречались с ней, разговаривали. Способна ли она на убийство?

Я вспомнил лицо Реи в тот момент, когда она приготовилась ударить. Да, она прирожденная убийца.

— Это я не могу сказать, сержант, — сказал я охрипшим голосом. — Откуда мне знать.

— Угу… У нее чертовски интересное прошлое. По всей видимости, это дело их рук. Если обнаружится, что Морган ранен в руку, и группа крови сойдется, им крышка. — Он встал. — На них уже объявлен розыск. Они обязательно будут задержаны, это только вопрос времени. — Он кивнул Лепски, и они направились к двери. — Ладно, мистер Карр, не будем больше вас утомлять. Поправляйтесь. — Он вышел из палаты вслед за Лепски.

Я сам себе выкопал могилу, думал я. Как у меня хватило глупости дать Фелу свою маскировку, которой я уже пользовался при неудавшемся нападении на бензоколонку. Я сказал им воспользоваться перчатками и позаботился об алиби, но мне и в голову не пришло, что работник бензоколонки, запомнивший очки, пиджак и парик, сообщит в полицию о ночном визитере, и что полиция Парадиз-Сити связана с полицией Луисвилла. Прошло лишь несколько дней, пока я тешил себя уверенностью, что их невозможно найти, если они не попытаются сбыть колье, а полиция уже шла по их следам. Охота началась! Сколько она продлится? Когда их поймают, они заговорят.

Радио Парадиз-Сити передавало последние известия каждые два часа. Я превратился во внимательного слушателя. Стоило диктору объявить, что сейчас будут передаваться последние новости, как я замирал с гулко колотящимся сердцем. Я ждал сообщения об их аресте. Пока длилось ожидание очередной сводки новостей, я едва отвечал сестре. Еда оставалась нетронутой. Все мое внимание было приковано к стрелкам часов, которые медленно ползли, отмеряя время до следующей сводки новостей. Я понимал, что двухмесячный морской круиз придется отменить. Одна мысль о том, что я буду оторван от новостей, все время гадая, не попались ли они, в каждом порту ожидая появления агентов, которые пришли арестовать меня, сведет с ума.

Беспокойство не давало мне лежать в постели. На следующее утро, едва сестра вышла из палаты, я встал и принялся расхаживать взад-вперед. Сначала у меня подгибались ноги, но я упорно продолжал ходить, чувствуя, как движения возвращают мне силы.

Доктор Саммерс застал меня, стоящим у окна.

— Только не надо шума по пустякам, — сказал я. — Я хочу домой. Мне наплевать, как это отразится на моем здоровье. Если я погреюсь на солнышке у себя на балконе, мне будет только лучше. Торчать взаперти я больше не могу.

Неожиданно для меня он согласился.

— Хорошо, мистер Карр, я распоряжусь насчет санитарной машины. После обеда можете отправляться домой. Вечером я заеду посмотреть, как ваши дела. Будет хорошо, если сестра Флеминг поедет с вами и останется на несколько дней. Просто на всякий случай.

— Она мне не нужна. Мисс Бакстер побеспокоится обо мне.

В четыре часа того же дня я сидел на балконе своего дома. Когда туда зашла Дженни, неся чай, я объявил, что морской круиз на время отменяется. Удивление и разочарование, отразившиеся в ее взгляде, вызвали у меня только раздражение. Я то и дело посматривал на часы. Передача новостей должна была начаться через несколько минут.

— Но почему? — спросила Дженни. — Море было бы вам так полезно. Что заставило вас передумать?

— Я имею право передумать, — огрызнулся я. — Пора заняться делами. Нужно еще распорядиться об имуществе Сидни. Я теперь понял, что за два месяца на корабле я помер бы от скуки.

— Ах так, — она опустила взгляд на свои руки и покраснела. — Но я заказала вещи, Ларри, вы говорили…

— Ничего, все в порядке. Может быть, съездим попозже, кто знает. Оставьте их у себя. Вы это заслужили.

— Я не могу это принять, Ларри. Предполагалось, что я буду у вас секретарем…

— Не морочьте мне голову. Оставьте их себе. — Я снова взглянул на нее.

— Спасибо. — В ее голосе звучали холодные нотки. После долгой паузы она сказала: — Пожалуй, пора возвращаться в Луисвилл. Я уже совсем хорошо хожу. Думаю, и вы обойдетесь без меня. Правда?

Неожиданно я понял, что должен остаться один. Нужно проводить свое время в ожидании последних известий. И Дженни только мешала бы мне. Кроме того, если их поймают и они заговорят, я не хотел, чтобы Дженни была здесь, когда меня арестуют. Этого я не хотел бы в любом случае. Не глядя на нее, я сказал:

— Хорошо, Дженни, я понимаю. Вам так хочется вернуться к своей работе, как и мне к своей.

— Да.

— Хорошо, договорились, я… — Видя, что подошло время сводки новостей, я умолк. — Одну минуточку, хочу послушать последние новости.

Пока я слушал все тот же надоевший вздор про Никсона, Китай и Вьетнам, Англию и Общий рынок, Дженни встала и вышла в гостиную. Когда болтовня кончилась и об аресте не было сказано ни слова, я тоже вышел в гостиную. Дженни там не было. Поколебавшись, я пошел в комнату для гостей. Она укладывала вещи.

— Незачем так спешить, — неуверенно сказал я. — О чем вы думаете?

— Через час уходит автобус. Если я на него успею, то послезавтра буду уже в своем бюро. А мне это только и надо.

— Да, понятно… — Испытывая отвращение к самому себе, я вышел на балкон. Через двадцать минут она присоединилась ко мне.

— Берегите себя, Ларри, не переутомляйтесь.

— Спасибо, что вы меня выручили. Будем поддерживать связь.

Я не смел взглянуть на нее.

— Ведь вас что-то очень беспокоит, правда? — Она положила ладонь на мою руку. — Расскажите мне. Вдвоем лучше найти выход из трудного положения.

Как мне хотелось рассказать ей все. Но что толку! Чем она сможет помочь? Никто мне не сможет помочь!

— Все в порядке, Дженни, — сказал я. — Не опоздайте на автобус.

Она долго смотрела на меня, ее губы дрожали. Мне стало ясно, что она действительно меня любит. Но время для этого было упущено. Я отвернулся. Через секунду я услышал, как захлопнулась входная дверь. И тогда я понял, что окончательно остался один.

ГЛАВА 9

Следующие два дня я провел в одиночестве, посылая за едой в ресторан и слушая каждую передачу новостей. Телефон не давал мне покоя. Люди справлялись о моем здоровье, друзья желали навестить меня. В их голосах проскакивала обида, когда я отвечал, что самочувствие не позволяет пока никого принять. Наконец, я совсем перестал отвечать на звонки.

На третье утро доктор Саммерс снял с меня бинты. Не считая плеши на затылке, я был как новенький. Он сказал, что сейчас самое время для морского путешествия. Я ответил, что подумаю, и поскорее сплавил его. Я уже начал жалеть, что так обошелся с Дженни. В моем тогдашнем паническом состоянии мне просто необходимо было остаться одному. Но теперь, когда страх отступил, я старался уверить себя, что Рею и Фела никогда не поймают. По всей вероятности, они давно в Мексике или Южной Америке. А я могу провести остаток своих дней у радио, так ничего и не услышав о них.

Не позвонить ли Дженни? Я объясню, что в тот момент был не в себе, а теперь мне кажется, я готов выдержать морское путешествие. Не согласится ли она забыть о моем поведении и поехать со мной? И все же я колебался. Решив выждать неделю-другую, а потом, если не будет никаких сведений о Морганах, я уеду.

Я написал Дженни письмо, в котором старался объяснить свое поведение плохим самочувствием, и сообщал, что теперь мне значительно лучше и мы могли бы отплыть в самое ближайшее время. Но когда я перечитал письмо, оно показалось мне таким лживым, что я его порвал.

На четвертый день, переборов себя, я взял такси и поехал в магазин. В моем дипломате лежало колье Плессингтонов. Мисс Барлоу, Пьер Мартин и Ганс Клох встретили меня шумными приветствиями. Даже Терри, хотя и без особого энтузиазма, выразил радость по поводу моего выздоровления. Я прошел в кабинет Тома Люса и положил на стол колье.

— Том, я хочу объяснить тебе эту историю с колье, — сказал я.

Он взглянул на меня довольно холодно, кивнул и стал ждать продолжения.

Я рассказал ему всю правду. Как Сидни попросил меня сохранить продажу колье в тайне, как я предупредил его, что это неэтично, и как он настаивал на своем.

— Я все знаю, — спокойно ответил Том. — Видишь ли, Ларри, от меня мало что можно скрыть. Я ведаю акциями Сидни, и когда он сказал, что хочет продать пакет акций на сумму в семьсот пятьдесят тысяч долларов, и когда я услышал, что миссис Плессингтон по уши в долгах, об остальном было нетрудно догадаться. Меня это не волновало, и я жалею, что это так волновало бедного Сидни.

— Колье теперь мое, — сказал я, — и я передаю его в распоряжение фирмы, Том. Когда его переделают, мы продадим, и все деньги получит фирма.

— Вот так и должен поступать партнер, — довольно сказал Том, — но фирма купит его у тебя по цене, которую заплатил Сидни. Так будет по справедливости. Доход от продажи идет фирме. Согласен?

— Отлично! Купи мне акций на эту сумму, Том. Ты смотрел за делами Сидни, и я буду рад, если будешь вести и мои дела.

Ему это понравилось.

Мы заговорили о делах. Как Мартин, так и Клох полностью оправдали мои рекомендации. Даже Терри вел себя прилично.

— По-моему, тебе пока еще рано браться за работу, — сказал Том. — У тебя нездоровый вид. Почему бы тебе не совершить морской круиз.

— Я так и рассчитываю сделать, но не сейчас. А сейчас хочу посетить пентхаус Сидни. Перед поездкой мне надо отделаться от своей квартиры и мебели и обосноваться в пентхаусе. Так что я пробуду здесь еще с неделю. Если возникнут какие-нибудь затруднения, ты всегда можешь обратиться ко мне.

Попрощавшись, я поехал к дому Сидни. Гарри Грегсон, дневной привратник, приветствовал меня, едва я подошел к дежурке.

— Рад видеть вас снова, мистер Карр. До чего скверная история. Я скучаю по мистеру Сидни. Он был настоящий джентльмен.

— Да… — сказал я после паузы. — Я переселяюсь в пентхаус, Гарри. У вас есть ключи?

— Да, сэр. Я читал про это в газетах. Я сказал тогда и теперь вам скажу: всего вам наилучшего, мистер Карр. Здешний персонал очень доволен, что вы будете жить здесь.

— Спасибо, Гарри.

— Наверху никто не был с тех самых пор, как ушла полиция. Там нужно прибрать перед вашим переездом.

— У вас есть адрес Клода, Гарри? Я думаю, не согласится ли он работать у меня.

— А чего же ему не согласиться. Да, у меня есть его телефон. Одну минуточку…

Он вошел в дежурку и, поискав в ящике стола, вернулся с листком бумаги.

— Я слышал, он здорово расстроен.

— Он не заходил сюда после случившегося?

— Нет, сэр. Он уезжал к своей старушке матери на пару недель, но сейчас уже, скорее всего, вернулся.

— Я позвоню ему.

Взяв номер телефона и ключи от пентхауса, я сказал:

— Спасибо, Гарри. Я хочу только оглядеться там и долго не задержусь.

Поднимаясь на лифте, я вспомнил тот роковой вечер и содрогнулся от мысли, что войду в дом Сидни в первый раз после его смерти. Остановившись перед дверью, я заколебался. Мне стало как-то не по себе. «Но ведь это глупо, — сказал я себе. — Сидни мертв!»

Этот чудесный пентхаус теперь принадлежит мне, он станет моим домом. Нужно освободиться от этого комплекса вины. Я не виноват в его смерти. За долгие часы одиночества я вновь и вновь твердил себе это. Надо изгнать чувство вины из своего сознания.

Я вставил ключ в замок и шагнул в прихожую. Услышав слабое гудение кондиционера, я остановился. Неужели полицейские оставили включенным кондиционер? Разве никто не заходил сюда, чтобы убедиться, что электроэнергия отключена?

Озадаченный, я толкнул дверь гостиной.

Передо мной с револьвером в руке стоял Фел Морган.

С нижнего этажа послышалось собачье тявканье, невнятное бормотание голосов, затем снова собачий лай. Я стоял неподвижно, уставясь на револьвер, готовый выплюнуть смерть. Сквозь двойные рамы приглушенно доносилась сирена санитарной машины. Далеко внизу, и так далеко от меня, Парадиз-Сити жил своей обычной жизнью. Я перевел взгляд с револьвера на лицо Фела. В тот же момент он опустил оружие и сказал дрожащим голосом:

— Господи! Я думал пришли копы.

И тут я увидел, что он испуган еще сильнее, чем я, и несколько приободрился, хотя у меня бешено колотилось сердце и пересохло во рту.

Я во все глаза смотрел на него.

Что за ужасный вид? Он выглядел настоящим оборванцем. Грязный, истощенный, с лицом, заросшим рыжей щетиной. Я чувствовал исходящую от него вонь. На нем был все тот же красный пиджак с накладными карманами, но его с трудом можно было опознать под слоем грязи. Туфли были заляпаны так, словно он бродил по болоту. Глаза его ввалились и горели нездоровым блеском, губы дергались.

— Как услышал, что ключ поворачивается в замке, едва с ума не сошел от страха, — произнес он дрожащим голосом. — Я думал, что для меня здесь будет надежное место на пару дней.

Он отвернулся от меня и без сил повалился в мягкое кресло. Револьвер выпал из руки и со стуком упал на двухсотлетний персидский ковер. Фел закрыл рукой глаза и заплакал. Я закрыл дверь и на подгибающихся ногах направился к ящику с виски. Трясущейся рукой я налил чистого виски в два бокала.

— Успокойся, — сказал я, ставя бокал на маленький столик перед ним. — Возьми себя в руки. Выпей.

Он поднял на меня взгляд, вытирая лицо тыльной стороной ладони. В его глазах появилось выражение, как у загнанного зверя, сказавшее мне, что он опасен.

— Сволочь! — сказал он. — Ты втравил меня в эту историю своими сладкими речами, так теперь и вызволяй!

Я выпил половину содержимого бокала, затем подошел и сел рядом с ним.

— Где Рея?

Он сжал кулаки и ударил ими по подлокотникам кресла. Я видел, что от страха он вот-вот впадет в истерику, и это придало мне уверенности.

— Фел, возьми себя в руки. Где Рея?

— Не упоминай при мне об этой суке! — он забарабанил руками по коленям. — Ты должен мне помочь! Ты втравил меня в это дело! Меня разыскивают по обвинению в убийстве…

Видя его панику, слыша, что он говорит, я почувствовал, что сумею с ним справиться.

— Я помогу тебе, но сначала мне нужно знать, что случилось. Где Рея?

Он опять заплакал, сотрясаясь от рыданий. Я сделал глоток виски и откинулся в кресле, наблюдая за ним. Его малодушный страх и исходящая от тела вонь вызывали во мне отвращение.

Я дал ему наплакаться вволю.

Наконец у него иссякли слезы, он вытер глаза грязным запястьем и безнадежно посмотрел на меня.

— Если меня поймают, то упекут в тюрьму лет на двадцать, — сказал он, судорожно выталкивая из себя каждое слово. — Мне такого не выдержать. Я не гожусь для подобного. Двадцать лет за решеткой! Живым я не дамся!

— Перестань думать только о себе, — сказал я. — Где Рея?

— Моя проклятая сестрица? Сука!

Он вскочил, потряс в воздухе руками, затем снова сел.

— Револьверы были не заряжены! Клянусь! Не иначе она их зарядила! Ты говорил не заряжать, и я не заряжал! Это она! Она убила Сидни. Она и тебя хотела убить. Ты же знаешь. Ты должен сказать копам, что я здесь ни при чем!

— Где Рея? — повторил я вопрос.

— Не веришь, да? Думаешь, я такой же гад, как и она? Она всегда была моим проклятием. Не надо было слушать твой сладкий треп. Двадцать лет за решеткой! Мне такого не выдержать…

— Что ты здесь делаешь? — спросил я негромко.

Я надеялся, что звук моего голоса успокоит его. Он откинулся на спинку кресла, обхватив голову руками.

— Пошел ты со своими вопросами! Мне надо выбраться отсюда. Нужны деньги. И машина! Я хочу убраться из этой чертовой берлоги!

— Деньги я тебе дам, — спокойно сказал я. — Помогу достать машину и скрыться отсюда.

Он уставился на меня, дрожа всем телом. Но теперь в его глазах появился огонек надежды.

— Еще бы ты отказался! — сказал он хрипло. — Ты и твои проклятые миллионы! Ты ведь не в накладе, верно?

Это было его ошибкой. Я начинал чувствовать к нему жалость, но эти слова разом заглушили во мне все сострадание.

— Я же обещал, что помогу.

— Как она могла убить его? — он тупо уставился на свои грязные руки. — Поганая тварь! Знаешь, как она обошлась со мной, своим братом? — Он поднял на меня глаза, полные страдания. — Мы рванули из этого проклятого места. Колье было у нее. Мы сели в машину, Рея была за рулем, и погнали по шоссе, как шальные. Я честил ее последними словами за стрельбу, но она на меня даже не взглянула. Я думал, что мы направляемся в Майами, и ни во что не вмешивался. Мне только и оставалось, что ругаться. Свернув на проселок за городом в направлении мангрового леса, она вдруг нажала на тормоза. К тому времени у меня уже штаны были мокрые. Я то и дело оглядывался, не гонятся ли за нами полицейские. Я крикнул, чтобы она ехала дальше. Как сейчас вижу! — он ударил кулаком по колену. — Ее чертовы гляделки были хуже ледышек.

— Мне кажется, задняя левая камера спустила, — сказала она. — Посмотри.

— Не чувствуя подвоха, я вылез из машины и пошел к заднему колесу. Что поделаешь, если я такой доверчивый, ведь клюнул же я на твое предложение. Я и машину обойти не успел, как она нажала на акселератор и была такова, со всеми бриллиантами. Ей было наплевать, что будет со мной.

Его голос прервался, и он снова заплакал, раскачиваясь взад и вперед. Я закурил и перестал бояться его, хотя и понимал, Фел по-прежнему опасен. Если полиция схватит его, он все расскажет. Глядя на него, я принял решение. Нужно заставить его замолчать. Если я хочу жить в безопасности — иного выхода не остается. Я сидел, курил и оценивал свои шансы, в то время как он курил, скулил и плакал. Его грязь и вонь, и жалкое малодушие делали его в моих глазах подобным мухе на стекле. Часы на здании муниципалитета пробили двенадцать.

— Ты, наверное, проголодался, Фел? — спросил я. — Принести тебе что-нибудь поесть?

— Проголодался? Я подыхаю с голоду. И натерпелся же я! Питался в основном сырой рыбой и крабами на том проклятом болоте. Ты был там хоть когда-нибудь? Это вонючее болото полно змей и крокодилов.

Я позвонил в ресторан и попросил администратора доставить мне обед.

— Выйди на террасу, Фел, и не показывайся.

Он схватил бокал с виски, осушил его одним глотком и выскочил на террасу. Я отнес его бокал на кухню, занятый только одной мыслью — как заставить Фела замолчать. Я сознавал, что обдумываю убийство, но эта мысль не шокировала меня. Если я сумею избавиться от него, а потом и от Реи, я буду в безопасности. Мало того, я смогу спокойно наслаждаться всеми благами мира, которые можно купить за деньги.

Я вернулся в гостиную и сел в кресло. За пятнадцать минут, в течение которых я ждал официанта, в голове моей начал формироваться план. Я считал, что с Фелом будет нетрудно покончить, другое дело — Рея. Ладно, не все сразу.

Появился официант, кативший перед собой сервированный столик. При виде меня он расплылся в улыбке.

— Доброе утро, мистер Карр. Рад снова вас видеть. Шеф посылает вам бутылку шампанского с самыми наилучшими пожеланиями. Он сегодня постарался для вас.

Я дал ему на чай два доллара и, когда официант ушел, выглянул на террасу. Фел сидел, прислонившись спиной к барьеру, прижав колени к подбородку.

— Иди ешь, — позвал я его.

Он протиснулся мимо меня, жадно уставился на еду, потом сел и начал есть. Он ел, как изголодавшаяся свинья, набивая рот едой, проглатывая огромные куски, громко чавкая. Меня так замутило при виде этого, что я вышел на террасу и ждал, пока он закончит. Я нашел способ отделаться от него раз и навсегда, и притом без всякого риска. Услышав громкую отрыжку, я понял, что он заканчивает, и вернулся в гостиную. «Бог знает, что подумает официант, когда вернется за столиком», — подумал я, глядя на беспорядок. Фел измазал всю скатерть. От обширного набора сыров ничего не осталось. Корзинка, в которой раньше лежало шесть бутылок, опустела. Винные пятна усеивали не только скатерть, но и безукоризненную салфетку, которой был покрыт сервировочный столик. Даже в корзинке с фруктами не осталось ничего.

«Не беда, — сказал я себе. — Десятидолларовые чаевые уладят все».

Я посмотрел на Фела. Тот с довольной ухмылкой раскуривал сигарету.

— Здорово! — сказал он. — И умеете же вы жить, жлобы богатые. Лучшей жратвы я в жизни не едал!

— Ты просто проголодался.

— Да? Ты вот сидел в этой шикарной квартире, а я жил в болоте со змеями, — он с ненавистью уставился на меня. — Ладно, приятель, ты втравил меня в эту историю, ты и вытаскивай. Не то, гляди! Если копы меня заметут, я расколюсь. Оба сядем лет на двадцать.

Сам того не зная, он приговорил себя к смерти.

— Как ты сюда пробрался, Фел?

Я сел и закурил.

— Любой школьник без труда сделал бы это. Ладно, мне нужна машина. И деньги. — Он с прищуром посмотрел на меня. — Пятьсот кусков!

Я кивнул.

— Столько наберу. Какие у тебя планы, Фел?

— Поеду в Ки-Уэст. Там у меня приятель, который переправит меня на Кубу. Когда буду на месте, пришлю тебе адресок, — он с ухмылкой подмигнул мне, и я понял, что виски начало действовать. — Тогда ты вышлешь мне еще пятьсот тысяч, и это будет наш окончательный расчет. Когда я получу их, ты больше обо мне не услышишь.

— Но я могу услышать о Рее.

— Это твои трудности. Я говорю о себе. У нее колье, так что вряд ли ты ей нужен. У меня же нет ничего.

— Где она, Фел?

— Какое тебе до этого дело? Оставь ее в покое. С ней только беду наживешь. Она продаст побрякушки и сгинет. Забудь о ней.

Я подлил виски в его бокал. Он тут же охватил его и осушил до дна.

— Черт! Здорово же вы, ублюдки, живете! — Он потянулся за бутылкой и подлил себе еще.

— Моя проклятая сестрица! Ты знаешь что, приятель? Ей наплевать на всех, кроме этого своего хмыря. Хипарь какой-то. Бьюсь об заклад, она и сейчас с ним. С этим вонючкой она сразу загорается…

— Ты поедешь в моей машине, Фел, — прервал я его. — Как только стемнеет, поезжай.

Он полузакрыл глаза, и по всему было видно, как сильно он пьян.

— А как с деньгами?

— Это не проблема. Они у меня здесь.

Он с подозрением вглядывался в меня, но я заметил, что он никак не может сфокусировать на мне взгляд.

— Прямо здесь?

— Да.

— Брось! Давай-ка поглядим.

— Увидишь. А с кем это путается Рея?

— На кой черт тебе сдался этот кусок дерьма, Призрак? — он захихикал. — Друг! Ну и гнида! Сразу видать, какая она безмозглая дура! Бегать за таким вонючкой… Он на десять лет моложе ее.

— Призрак Джинкс?

— Ага. Ты знаешь его?

— Встречал в Луисвилле. Тот еще тип!

— Точно, — он развалился в кресле. — Фу, пожрал, так пожрал!

— Как это Рея связалась с Призраком?

— Спроси чего попроще. Они снюхались еще до того, как она попала в тюрьму. Как выйдет, так сразу кидается к нему. Обалдеешь! С таким-то мерзавцем! — он нахмурился, покачал головой, потом потер глаза грязными руками. — Похоже, я перебрал. Спать охота.

— Давай поспи.

Животный инстинкт, предупреждающий об опасности, заставил его выпрямиться.

— Покажи мне деньги, приятель. Говоришь, они у тебя здесь?

— Они в сейфе. — Я встал.

— В сейфе? Каком еще сейфе?

Я подошел к картине Пикассо, снял ее со стены и показал находившийся за ней сейф.

— Ничего себе! — Пошатнувшись, Фел поднялся на ноги. — Я и не догадался там посмотреть. Деньги в этой жестянке?

— Да.

— Валяй, приятель, открывай.

Я повернул диск, зная, что тем самым привожу в действие сигнал тревоги в полицейском управлении.

— Ты уж извини, я не очень знаю, как открыть эту штуку. Комбинация достаточно сложная…

— Сложная, так сложная. — Фел, дыша парами виски, всматривался в наборный диск. — Ну, давай, открывай же!

Я еще некоторое время наугад крутил диск, зная, что патрульная машина находится уже на пути сюда.

— Два, один, пять, восемь, шесть, — бормотал я, крутя диск. Это была совсем не та комбинация, которую сообщил мне Люс. Из-за некудышной памяти Сидни, сейф отпирался простым набором цифр: один, два, три. Я потянул ручку, потом покачал головой. — Наверное, ошибся где-нибудь. Попробуй сам, Фел. Я буду называть тебе цифры.

— Я? Да я пьяный в стельку, — он покачнулся и навалился на меня, едва не сбив с ног. — Сам открывай! Давай, негодяй! Открывай этот ящик к чертовой матери!

Я вновь начал поворачивать наборный диск. Сколько еще придется поворачивать его? Где же полиция, черт возьми? Мне стало жарко. Я вспотел.

— А что б тебя! — я снова безуспешно потянул ручку.

— Ты что, не можешь открыть? — Фел не говорил, а рычал. — Вздумал дурачить меня, да?

— Комбинация правильная, — сказал я. — Видимо, что-то заело.

Зазвонил телефон.

Вздрогнув, мы уставились на аппарат. Затем я, оттолкнув Фела, в два шага пересек гостиную и взял трубку.

— Алло… да.

— Мистер Карр? Это Гарри. Здесь два полицейских офицера. У вас там все в порядке?

— Нет… Вы набрали неправильный номер, — сказал я и положил трубку.

— Неправильный номер? — прищурясь, он злобно уставился на меня.

— Да.

Мы смотрели друг на друга.

— Уж не вздумал ли ты продать меня, ты, мерзавец?

С бешено бьющимся сердцем я вернулся к сейфу. В тот момент, когда я вновь начал поворачивать диск, зазвенел звонок входной двери.

Я повернулся и посмотрел на Фела, который смотрел на дверь гостиной так, словно сквозь нее хотел увидеть то, что происходит за входной дверью.

— Откройте, — рявкнул резкий голос. — Полиция!

Фел вскинул револьвер и направил его на меня.

— Ты, негодяй!..

— Быстро! Давай на террасу… Я задержу их. — Я проскользнул мимо него, внутренне ежась от страха… выстрелит или нет?

Звонок прозвенел снова.

Я был уже на террасе. Трясясь от страха, Фел следовал за мной.

— Ты можешь спуститься вниз… быстро! Бери мою машину. Я задержу их разговором.

Стуча зубами от страха, Фел перегнулся через барьер, чтобы посмотреть на балкон внизу. Я оказался за его спиной, нагнулся и, схватив за штанины, резко рванул вверх.

Фел издал вопль ужаса. Револьвер выстрелил, и Фел рухнул в бездну головой вниз в тот момент, когда послышался треск выламываемой двери.

«Как легко все получилось, — думал я, ведя машину по направлению к Луисвиллу. — До абсурдного легко. Я сделал важный шаг вперед: заставил молчать один рот. Но вот Рея…»

Сержант Хесс поднялся в пентхаус и расспросил меня о происшедшем, и по тому, как он со мной обращался, я понял, что он считает меня невинной жертвой, лишь по счастливой случайности оставшейся в живых.

Я рассказал ему, что, войдя в апартаменты, сразу почувствовал чье-то присутствие, но не успел сделать и шага назад, как появился Фел с револьвером в руке. Он грозил застрелить меня, если я подниму шум. Мне ничего не оставалось, как подчиниться. Фел принялся пить и, став словоохотливым от виски, рассказал мне, что он жил в мангровом болоте и умирает от голода. Он потребовал еды, и я заказал ему обед в ресторане. Наевшись, он потребовал денег. Тогда-то мне и представился шанс. Я знал, что сейф Сидни соединен сигнализацией с полицейским управлением. Когда появилась полиция, Морган ударился в панику. Он выбежал на террасу и попытался спуститься на балкон этажом ниже. Я пытался задержать его, но он выстрелил в меня, сорвался и упал.

Все подтвердилось, когда Хесс осмотрел апартаменты. Судя по всему, Морган провел здесь несколько ночей: грязные отпечатки его рук были повсюду.

— Ну вот, теперь мы достоверно знаем, что они с сестрой и были теми грабителями, — сказал Хесс. — Остается только найти ее.

«Но я найду ее раньше», — думал я про себя.

Я рассказал Хессу, как Рея бросила брата и сбежала с колье. Здесь предоставилась возможность сбить полицию со следа, что я и сделал.

— Морган проговорился, что у них имеется знакомый в Ки-Уэст. Он обещал переправить их на Кубу. Он был уверен, что, бросив его, Рея направилась туда.

Хесс скривился.

— Куба!.. Если она там… нам до нее не добраться.

Газеты подняли большую шумиху вокруг смерти Фела. Рея, вне всякого сомнения, прочла их, но, в чем я был уверен, она не знала, что Фел рассказал мне о Призраке Джинксе. Может быть, она и не прячется в его конуре, но проверить все же стоило. Я должен был заставить ее замолчать. Пока она жива, я не мог рассчитывать на будущее.

Дождавшись конца расследования по делу Фела, я сообщил Хессу, что намереваюсь поехать во Фриско и переменить обстановку. Он спросил, как можно будет найти меня. Ведь если Рея будет задержана, я главный свидетель. Но по выражению его лица я понял, что он не очень верит в то, что полиции удастся ее задержать.

Перед отъездом из Парадиз-Сити я позвонил Клоду и спросил, не смог бы он работать у меня, поскольку я переселяюсь в пентхаус.

— Я высоко ценю ваше предложение, мистер Ларри, — сказал он. — Но я никогда не смогу работать у другого джентльмена, кроме Сидни. Но если вам угодно, я постараюсь найти для вас достойного человека.

— Не нужно, — я бросил трубку. Отказ толстого пожилого педераста вызвал у меня раздражение. Я платил бы ему не меньше, чем Сидни. Что он себе воображает, черт возьми? Но, поразмыслив немного, я понял, что Клод прав. Зачем ему работать на кого бы то ни было? Ведь Сидни щедро позаботился о нем. Но я знал, что не в этом главная причина отказа. Клод презирает меня за то, что я вселился в дом Сидни, как и я себя начал презирать.

Через три дня после смерти Фела я сел в «бьюик» и отправился в Луисвилл.

Накануне я съездил в Майами и купил наряд хиппи: пеструю рубашку, потертые джинсы и резиновые тапочки. Зайдя в одну из многочисленных портовых лавочек, я купил специальный полицейский револьвер тридцать восьмого калибра и пачку патронов к нему. Оттуда направился в магазин, где торговали всяким барахлом для маскарадов и розыгрышей. Там я приобрел черный, курчавый, напоминающий кокон парик, широкий пояс с пряжкой и пружинный нож.

Вернувшись в мои апартаменты, я взял масло, воду и, зайдя на террасу, нагреб земли из цветочных горшков. Смешав все это, я старательно перепачкал рубашку и джинсы.

Не доезжая двадцати миль до Луисвилла, я остановился в маленьком городке, поставил машину в гараж. Потом, неся чемодан с нарядом хиппи, направился к торговцу подержанными автомобилями и приобрел потрепанный «шевроле». На безлюдном пляже я переоделся в наряд хиппи и натянул парик. Я специально не брился три дня и теперь, глядя в зеркало, решил, что смогу пройти неузнанным даже мимо Дженни.

Теперь я готов был действовать.

Сидя за рулем и глядя в пыльное ветровое стекло, я занялся оценкой ситуации.

Меня не мучила совесть из-за Фела Моргана. Я был уверен, что он шантажировал бы меня до конца моих дней. То, что я собирался сделать с Реей, тоже не лежало бременем на моей совести… выбирать приходилось между ее жизнью и моей. Но я знал, что осуществить это будет нелегко. Возможно, она прячется вовсе не у Призрака. Хотя какое-то седьмое чувство подсказывало мне, что она там. Даже в этом случае предстояло вначале заманить ее в ловушку, а потом убить. Это будет столь же опасным делом, как выследить и убить дикую рысь.

Но это необходимо сделать.

ГЛАВА 10

Я въехал в Луисвилл, когда часы на башне муниципалитета пробили шесть. Из-за цементной пыли и смога я, подобно другим водителям, ехал с зажженными фарами. Я чувствовал, как шершавая пыль забивается мне под воротник, и это пробудило во мне ностальгию.

Чтобы добраться до жилья Призрака на Лексингтон-авеню, мне пришлось пересечь центр города, и я увяз в вечернем потоке машин. Когда я тащился мимо офиса Дженни, мне пришло в голову, что она, наверное, и сейчас сидит у себя в конторе на шестом этаже, склонив растрепанную головку над желтым бланком. Но сейчас не время было думать о Дженни. Такое время наступит тогда, когда я уверюсь в своей безопасности. До тех пор она должна оставаться чем-то желанным, но недоступным.

Я оставил «шевроле» на стоянке, откуда можно было пешком добраться до Лексингтон-авеню, после чего, прихватив сумку с запасной рубашкой, бритвенным прибором и револьвером, зашагал через трущобы, пока не добрался до нужной улицы. Уже порядочно стемнело, и кое-где горели уличные фонари. Если не считать нескольких пьянчуг, судачивших о чем-то, сидя на помойных баках, да цветной ребятни, гонявшей мяч, улица была пустынна.

Напротив дома № 245, в котором, как я знал, жил Призрак, стояло ветхое четырехэтажное здание. На его ступеньках сидели двое сопливых белых малышей. Зажав между колен грязные кулачки, сутуля узкие плечики, они, за неимением лучшего занятия, любовались коллекцией отбросов, валявшихся в сточной канаве. Она включала в себя даже дохлую кошку.

Над облупившейся дверью виднелась надпись: «Сдаются комнаты».

В такую удачу с трудом верилось. Я немного задержался, чтобы внимательно осмотреть дом № 245, потом, обойдя ребят, косившихся на меня с подозрением, поднялся по лестнице. В подъезде воняло мочой, затхлым потом и кошками.

В проеме открытых дверей, подпирая косяк, стояла старая карга и ковыряла спичкой в зубах. Те волосы, которые еще оставались, были заплетены в две сальные косички, напоминающие крысиные хвостики, одежда заскорузла от грязи. На вид ей можно было дать лет восемьдесят, а то и больше.

Я остановился перед ней, и она окинула меня оценивающим взглядом, от сбитого набок парика до стоптанных тапочек. По ее презрительной усмешке я понял, что она не в восторге от увиденного.

— Найдется свободная комната, мамаша? — спросил я, ставя сумку на пол.

— Не называй меня мамашей, юный негодяй, — сказала она голосом, булькающим от мокроты. — Я для тебя миссис Рейнольдс, заруби себе на носу.

— О'кей, миссис Рейнольдс. Так есть комната?

— Двенадцать баксов в неделю, и плата вперед.

— Нельзя ли посмотреть?

Я понимал, что наш диалог взят прямиком из третьеразрядного фильма, и, судя по ее ухмылке, она тоже это понимала.

— Второй этаж. Номер пять. Дверь не заперта.

Не прикасаясь к перилам, я поднялся на второй этаж по ничем не застеленной лестнице. Пятый номер находился в конце вонючего коридора. Комната была примерно десять квадратных метров — кровать, два жестких стула, шкаф и вытертый до основы коврик на полу. Обои возле окон отклеились. На покрытом жирными пятнами столике стояла газовая плитка.

Оставив сумку, я спустился вниз, уплатил старой карге двенадцать долларов, потом зашел в продовольственный итальянский магазин и купил провизии с таким расчетом, чтобы хватило на несколько дней. К горке консервов я добавил бутылку виски. Оттуда я заглянул в скобяной магазин и купил кастрюльку и сковородку.

Миссис Рейнольдс все еще подпирала косяк, когда я вернулся.

— Где бы мне умыться? — спросил я.

Она удивленно глянула на меня, почесала под мышкой и каркнула:

— Общественная баня в конце улицы, туалет на каждом этаже. Чего тебе еще надо?

Я отнес покупки в комнату, закрыл и запер дверь, положил все на стол и тщательно осмотрел кровать. Простыни оказались довольно чистыми, лишь на двух тонких одеялах виднелись подозрительные пятна. Интересно, когда появятся клопы?

Перемена обстановки?

Я вспомнил роскошный пентхаус Сидни, доставшийся мне в наследство. Мне придется смириться с этой конурой, если я хочу сохранить за собой роскошное жилье и миллионы Сидни.

Выключив свет, я подтащил к окну стул и, усевшись, принялся наблюдать. С противоположной стороны улицы на меня смотрело восемнадцать грязных окон, в пяти из которых горел свет. Одно из этих окон принадлежало Призраку. Я не имел представления, какое именно, но рано или поздно я это узнаю, если буду достаточно терпелив. Я сидел и курил, не спуская глаз с окон. В освещенных прямоугольниках двигались люди, преимущественно молодежь в несусветных нарядах. На третьем этаже слева красивая молодая негритянка раскачивалась под неслышную мне музыку, поддерживая ладонями обнаженные груди. Наблюдая за ней, я почувствовал, как во мне шевельнулось желание, и заставил себя отвести глаза.

Около восьми я захотел есть. Опустив штору, я отошел от окна и зажег свет. Разогревая банку бобов, я вдруг услышал рев приближающегося мотоцикла.

Погасив свет и отдернув штору, я прильнул к окну.

Призрак на сверкающем новеньком мотоцикле «хонда» затормозил перед домом № 245. Я смотрел, как он горделивой походкой поднимается по ступенькам. Момент наступил. Я наблюдал, как он исчезает в неосвещенном подъезде. Я надеялся увидеть, как в одном из темных окон зажжется свет. Дожидаясь этого момента, я кинул взгляд на молодую негритянку, которая уже надела блузку и что-то помешивала в кастрюле. После пятнадцатиминутного ожидания мне стало ясно, что в какой бы квартире ни жил Призрак, в ней уже и раньше горел свет. С момента прихода Вонючки не осветилось ни одно новое окно. Означало ли это, что Рея находилась в квартире Призрака? Почему бы и нет?

С чего ей сидеть в темноте?

Я начал пристально вглядываться в каждое освещенное окно. Три из них не имели занавесок, и я мог видеть всех, кто находился внутри. На двух оставшихся окнах висели тонкие занавески, правда, не до такой степени тонкие, чтобы через них можно было рассмотреть находившихся внутри. Одно из них было на третьем этаже, другое на четвертом, непосредственно над комнатой, занимаемой негритянкой. По всей видимости, одна из этих комнат и принадлежала Призраку. Я опустил штору, включил свет и вновь разогрел бобы. Что ж, для начала первый день принес неплохие результаты. По крайней мере, я уже знаю, что Призрак живет либо на третьем, либо на четвертом этаже.

Торопливо съев бобы, я выключил свет и вновь устроился на своем наблюдательном пункте.

Около девяти свет в окне третьего этажа погас. Теперь я сосредоточил все внимание на освещенном прямоугольнике четвертого этажа. Я ждал почти час, когда вдруг за занавеской мелькнула тень. Если бы я не наблюдал за этим окном непрерывно, то, несомненно, пропустил бы этот миг.

Итак, он живет на четвертом этаже! Но там ли Рея?

Огни в окнах гасли один за другим. Я не прекращал наблюдения.

Негритянка, прихватив с собой солидных размеров сумочку, подошла к двери и повернула выключатель.

Наконец во всем доме осталось освещенным только окно Призрака. Потом я увидел, как он сбежал по лестнице и оседлал «хонду». Напялив шлем на грязную голову, он запустил двигатель и умчался с оглушительным рокотом. Свет в окошке продолжал гореть! Это могло означать одно из двух — либо ему наплевать на счета за электричество, либо там наверху прячется Рея. Но как это узнать?

Я был чужим в этом районе. Было слишком опасным сунуться в дом Призрака, пусть даже его там и не было. Я закурил очередную сигарету и обвел внимательным взглядом улицу внизу. Словно крысы, что выползают с наступлением темноты, улицу заполнили люди. Пожилые оборванные мужики и женщины шаркающей походкой направлялись в бары и прочие злачные места.

И тут я заметил негритянку. Она стояла, прислонившись к ржавым перилам, сумочка раскачивалась в ее руке. И тут я понял, что она проститутка. Я знал, что ее комната расположена как раз над комнатой Призрака. Вот мой шанс! Может, с помощью этой негритянки я получу подтверждение, что Рея там? Я вспомнил, как полуголой она танцевала у себя в комнате. Она была миловидной и прекрасно сложена. Я не прикасался к женщинам с момента смерти Джуди, то есть очень давно, как теперь мне казалось.

Отодвинув стул, я ощупью пробрался через неосвещенную комнату и вышел в вонючий коридор. Спускаясь по лестнице, я никого не встретил. Сквозь тонкую филенку комнаты миссис Рейнольдс доносился звук работающего телевизора. Не спеша, я спустился по ступенькам на пыльную улицу.

Уличная пена — юнцы, девчонки, пьяницы и старики — водоворотом кипела вокруг меня. Я кинул взгляд на противоположную сторону. Негритянка профессионально уже заметила меня и смотрела с надеждой во взоре. Переждав, пока две помятые машины с ревом пронеслись мимо, я пересек улицу. Едва я достиг противоположного тротуара, она двинулась в мою сторону.

— Привет, голубчик, — сказала она тихо, сверкнув белыми зубами. — Одиноко одному?

Я остановился, внимательно глядя на нее. Ее кожа имела оттенок кофе, сильно разбавленного молоком. Лицо обрамляли выпрямленные волосы. У меня из головы вылетело даже то, что я должен найти Рею и заткнуть ей рот. Мне необходимо было разрядить напряжение, накопившееся в моем теле.

— И еще как! — сказал я хрипло. — Давай исправим это дело.

Она окинула меня испытующим взглядом больших черных глаз.

— Это обойдется тебе в десять баксов, голубчик, — сказала она. — Есть у тебя десять баксов?

Я подумал о пяти сотнях, которые я предлагал Рее за подобную услугу.

— Есть.

— По виду у тебя нет и двух, — она улыбнулась мне. — Ты здесь новенький, верно?

Я полез в задний карман и показал ей десятидолларовую банкноту. Ее тонкие, проворные пальцы выхватили банкноту с проворством ящерицы, хватающей муху.

— Пошли, голубчик, — сказала она. — Конец разговорам, пора за дело.

Она ввела меня в подъезд, который вонял еще хуже, чем мой. Я поднимался по лестнице, а она виляла задом перед моими глазами. Подъем был долгим, и к тому времени, когда мы добрались до ее квартиры, у меня едва не лопалась ширинка.

Она знала свое дело и не разочаровала меня. В прошлом, когда мне не хотелось тратить время, увиваясь за какой-нибудь девчонкой, я брал шлюху. Обычно, когда я занимался делом, они лежали подо мной, безразлично глядя в потолок, некоторые даже курили при этом. Но эта негритянка так сыграла свою роль, что я чувствовал, будто расшевелил ее, хотя и знал, что это не так. Когда все кончилось и я скатился с нее, она не сделала того, что делает большинство из них — слезают с постели и начинают одеваться. Лежа рядом со мной, она раскурила две сигареты и протянула одну мне.

— Определенно, тебе это было нужно, голубчик, — сказала она, поглаживая свои груди.

Да! Это действительно было мне нужно. Теперь я испытывал блаженный покой и облегчение, словно лопнул мучивший меня нарыв. Я втягивал дым в легкие, глядя в потолок. И тут впервые обратил внимание на шаги наверху. До того, как я насытился девушкой, это было у меня как бы не в фокусе. Но теперь я отчетливо слышал шаги: легкое тук-тук-тук женских каблучков. Тогда я и вспомнил Рею и причину, из-за которой я оказался в этой убогой конуре, на постели с молодой негритянкой.

Я прислушался. Женщина у меня над головой ходила взад-вперед не переставая.

Негритянка загасила окурок.

— Пора опять идти на работу, — сказала она. — Ты хорошо провел время?

— Что там творится? — спросил я, указывая на потолок.

— Какая тебе забота? — Она села, спустив длинные ноги с кровати. — Поднимайся, голубчик, мне пора на работу.

Я обхватил рукой ее тонкую талию и притянул к себе.

— Мне еще на десятку.

Она распласталась на мне своим теплым телом.

— Ты серьезно?

— Хочешь деньги вперед?

— Только так, голубчик, мне надо жить.

Я слез с кровати, нашел свои штаны, вынул десять долларов и подал ей.

Едва я вновь оказался подле нее, как она перекинула через меня свою ногу и принялась покусывать за ухо.

— Что там такое? — спросил я. — Похоже на марафон.

— Одна психованная, — негритянка принялась гладить мою шею. — Она сводит меня с ума. День за днем, ночь за ночью ходит по комнате. Если бы не Призрак, я поднялась бы туда и дала ей по шее, но она подстилка Призрака, а он большая куча в этом сортире.

— Ты ее видела?

Она приподнялась на локте и уставилась на меня с выражением любопытства в больших черных глазах.

— К чему вопросы, голубчик? Давай-ка займемся делом.

— Так у Призрака есть девчонка?

— Ты знаешь Призрака?

— Я знаю, какой он ублюдок.

Она успокоилась и опять опустилась на меня.

— Они влипли в какую-то историю. Он прячет ее от копов, — невнятно пробормотала она и прижалась губами к моей шее. — Она две недели там торчит и никуда не выходит, только непрерывно топчется по своему проклятому полу и сводит меня с ума.

Теперь я знал все, что хотел. Я нашел Рею.

Вернувшись в свою убогую комнатенку, я улегся на кровать, не зажигая свет и не опуская штору. Свет уличных фонарей позволял различать предметы. Я испытывал приятную расслабленность. Секс был тем, в чем я давно нуждался. Сади — негритянка сказала мне свое имя, когда я уходил, — оказала на меня благотворное терапевтическое воздействие.

Теперь я знал, Рея находится у Призрака. Пока она жива, моя свобода и унаследованное от Сидни состояние подвергаются постоянному риску. Если она попадет в руки полиции, ее показания изобличат меня. Я должен заставить ее молчать, но как? И тут мне в голову пришла тревожная мысль: что, если она рассказала обо всем Призраку? Если я заткну ей рот, не появится ли на моем горизонте Призрак, готовый к шантажу? Сказала ли она ему, что у нее имеется колье, стоящее, как она воображала, более миллиона долларов? Станет ли она делиться такой важной информацией с такой мразью, как Призрак? Это следовало выяснить. Если она все рассказала, придется заткнуть рот им обоим. Эта мысль не испугала меня. Я считал, что ни Рея, ни Призрак не имеют права на жизнь. Для меня они были опасными животными, а сам я воображал себя охотником, но если удастся избежать двойного убийства, это будет легче и безопасней. Размышляя таким образом и строя планы на будущее, я незаметно задремал. Около двух часов ночи началось нашествие клопов.

Остаток ночи я провел, сидя на жестком стуле, опустив голову на сложенные руки.

В четвертом часу безмолвие ночи было расколото ревом мотоцикла. Стоя у окна, я наблюдал, как небрежной походкой Призрак направляется в свои апартаменты.

На другое утро, после скудного завтрака, я зашел в общественные бани. Примерно до полудня я убивал время, слоняясь по улицам, обходя стороной центр города. Я боялся наткнуться на Дженни. Купив в магазине коробку порошка против клопов, я вернулся в свою комнату и принялся за приготовление ленча из консервированной говядины и картошки. Поев, я густо посыпал простыни и матрас порошком, лег и уснул.

Проснулся я в семь часов вечера. Подойдя к окну, я увидел свет в комнате Призрака. В комнате ниже Сади что-то готовила на плите. Посмотрев вниз, я убедился, что «хонды» Призрака нет.

Я перебрал купленные мной консервы, выбрал одну и поел, после чего устроился у окна с сигаретой в зубах. Так я провел время до девяти часов, пока не увидел, что Сади выходит. Быстро достал из сумки револьвер, сунул его в задний карман брюк и, выйдя из комнаты, присоединился к Сади, едва она вышла на улицу.

— Привет, моя сладость, — сказал я. — Как насчет маленькой разминки?

Она улыбнулась мне.

— Ну, ты настоящий мужчина! — Сади профессионально просунула руку мне под локоть. — Нет проблем, это моя работа.

Едва мы оказались в ее комнате, как я достал из кармана стодолларовую банкноту и показал ей.

— Хочешь заработать столько, Сади?

Ее глаза расширились.

— Ты хочешь каких-нибудь особенных штучек?

— Я просто хочу провести ночь у тебя, — сказал я. — Понимаешь, у меня в комнате клопы.

Она склонила голову набок, но в ее глазах светилось недоверчивое любопытство.

— Где ты берешь эти красивые бумажки, голубчик?

— Неужели это так важно? Так я сплю здесь или иду в отель?

Она протянула руку.

— Ха! Ты спишь здесь.

Разговаривая с Сади, я слышал непрекращающиеся шаги Реи над головой.

— Твоя психованная все еще ходит, — заметил я, отдавая деньги Сади.

— И не говори. Знаешь, я уже начинаю привыкать. Теперь меня начинает донимать, когда она перестает ходить, — положив деньги в сумочку, она подошла к кровати и сняла постельное белье. Подойдя к шкафу, она достала чистые простыни.

— Обслуживание на самом высоком уровне, — заметил я, делая попытку ей помочь.

— Когда мужчина платит за ночь сто баксов, он имеет право на дополнительные удобства, — сказала Сади. — Раз вся ночь наша, не помешает принять душ. Как насчет выпивки?

— Святое дело!

Она достала бутылку дешевого виски, принесла воду из-под крана и лед, после чего, с сознанием выполненного долга, удалилась в ванную.

Я сидел в старом кресле с бокалом виски в руке и слушал, как Рея вышагивает у меня над головой. Казалось, это мечется животное в клетке. Я вспоминал то время, когда испытывал к ней желание, и радовался, что сейчас она ничего для меня не значит, просто у меня над головой мечется из угла в угол опасное животное. Можно было бы подняться наверх, вышибить пинком дверь и застрелить ее, но я понимал, что это не самый лучший выход из положения, чтобы закончить нашу маленькую драму. Надо убить ее так, чтобы и тень подозрения не упала на меня.

Эта ночь с Сади была не такой бурной, как в прошлый раз. Я быстро утолил сексуальный голод, и мы уснули в объятиях друг друга. Сади спала крепко, но я парил между сном и явью.

Мое полусонное состояние фиксировало стук каблуков непрерывно вышагивающей Реи. Но полностью я проснулся лишь тогда, когда послышался рев приближающегося мотоцикла, от которого задребезжали стекла.

Сади застонала во сне, перевернулась на другой бок и продолжала спать.

Внизу грохнула дверь подъезда, и послышались тяжелые шаги Призрака, поднимающегося на четвертый этаж. Я отчетливо слышал, как он открыл дверь своей квартиры и с треском захлопнул ее за собой.

— Слушай, сука, это последняя бутылка виски, — его низкий, угрожающий голос доносился сквозь потолок так отчетливо, словно он находился в комнате Сади.

— Давай ее сюда! — я сразу узнал голос Реи.

— Бери и упейся насмерть. Мне-то какого черта беспокоиться.

Сади тихо застонала во сне. Наступила пауза, потом Призрак снова заговорил:

— С меня хватит! Нечего тебе здесь отсиживаться! Помещение нужно мне самому. Выметайся отсюда!

— Заткнись, безмозглое отродье! — в голосе Реи звучала истерическая нотка, заставившая меня насторожиться. — Я останусь здесь. Мне некуда идти! Попробуй сделать какую-нибудь гадость в отношении меня, и я прижму тебя к ногтю. Копам давно не терпится наложить на тебя лапу.

После длительного молчания Призрак сказал:

— Черт, никак не пойму, чего ты здесь торчишь. Что ты натворила, что даже нос боишься показать на улице? За каким чертом ты явилась сюда и теперь прячешься от копов? Я хочу знать! Где Фел? Хватит с меня твоего проклятого присутствия и непрерывного пьянства. Выметайся!

— Да ну?

Чувствуя тепло, исходящее от тела Сади, я напряженно вслушивался в каждое слово. Рея между тем продолжала:

— Я останусь здесь до тех пор, пока не смогу уйти без риска. Мне нельзя показываться на улице до тех пор, пока все не успокоится. Ведь я для тебя немало сделала. Кто купил тебе твой чертов мотоцикл? Неужели ты не можешь сам что-нибудь заработать? На что ты годен, кроме как гонять на мотоцикле да хвастать напропалую?

— О'кей! — Призрак понизил голос, и мне приходилось напряженно вслушиваться, чтобы разобрать его слова. — Выметайся! Можешь настучать на меня копам. Они меня не тронут, когда зацапают тебя. Так что собирай свои вещи и уходи.

— Выпей, Призрак…

— Я уже сказал, выметайся!

— Ну перестань, чего там. Вечно мы ругаемся, — в голосе Реи вдруг послышалась плаксивая нотка. — Выпей. Я хочу в постель… С тобой…

— Кому ты нужна? Сказано, катись к чертовой бабушке!..

— Я слышала, дорогой. Но я хочу лечь. Давай…

— Я сыт по горло, пьяная корова! Пошла вон! Иди устраивай сама свои проклятые делишки, а меня оставь в покое.

По звучавшей в его голосе злобе я вдруг понял, что он говорит всерьез и не отступится от своего. Я соскользнул с кровати и торопливо натянул одежду. Возможно, я дождался своего часа! Итак, Призрак мне не опасен.

Когда я надевал туфли, Сади перевернулась на спину.

— Голубчик, где ты? — пробормотала она и снова уснула.

Призрак заорал:

— Вон! — Дверь с треском распахнулась. — Забирай свои вещи…

Что-то грохнуло об пол, потом дверь захлопнулась. В тот же миг я выскочил в коридор. Тихо открыв дверь квартиры Сади, я сбежал по лестнице в подъезд. Стоя в темноте, я ждал. Рея спускалась по лестнице. Я уже слышал ее бормотание:

— Ублюдок… ублюдок…

В следующую минуту я увидел смутные очертания ее фигуры. Она ощупью пробиралась к двери.

— Не спеши, детка, — тихо произнес я. — На улице копы.

Она остановилась, задохнувшись от неожиданности.

— Кто ты такой, черт тебя подери? — она пыталась рассмотреть меня.

— Вроде тебя, пережидаю.

Она тяжело привалилась к стене, рядом со мной. Я слышал запах виски из ее рта.

— Пережидаешь? Как тебя понимать? — у нее заплетался язык. Судя по всему, она была пьяна в стельку.

— Хочешь, детка, смоемся вместе. У меня машина, и я знаю надежное место за городом.

Она соскользнула на пол.

— Господи, как я пьяна, — в ее голосе слышался вопль отчаяния. — Я хочу умереть.

«Но не здесь», — подумал я. Грохот выстрела неминуемо привлек бы внимание. Надо выманить ее в безлюдное место, а уж потом пристрелить.

— Пошли, детка.

Она всматривалась в меня.

— Кто ты такой? Я тебя не вижу. Кто ты такой, черт тебя задери!..

Я отбуксировал ее вниз по ступенькам и вывел на темную, безлюдную улицу. Рея шла спотыкаясь, и мне все время приходилось поддерживать ее. Под уличным фонарем она отстранилась от меня, и мы взглянули друг на друга. Я едва узнал ее. Она страшно постарела. В рыжих волосах появилась седина. Ее изумрудно-зеленые глаза мигали, словно за ними горели лампочки, но вид был истощенный. Пошатываясь, она всматривалась в меня. На ней был надет красный брючный костюм, через плечо висела сумка.

— Привет, кудлатый, — наконец сказала она. — У тебя есть хоть какие-нибудь волосы под этим париком?

— Шевелись. Машина в конце улицы, так что вперед.

Она пьяно рассматривала меня. Мой растрепанный парик, густая борода, грязная одежда как будто придали ей уверенности.

— Ты тоже в бегах?

— Допустим.

— Мой брат умер, — сказала она. — Единственный сукин сын, который меня понимал. Его убили копы.

Я взял ее под руку.

— Давай, пошли отсюда.

Она послушно двинулась следом, но была так пьяна, что растянулась бы ничком, не поддержи я ее. Петляя, мы двигались по пустынной улице к тому месту, где я оставил «шевроле». Когда я отпирал дверцу, она прислонилась к машине, с подозрением глядя на меня.

— Мы не встречались, кудлатый?

— За что тебя ищут копы? — вопросом на вопрос ответил я.

— На кой черт тебе это знать?

— Тоже верно. Так ты садишься или останешься?

Она открыла правую дверцу и шлепнулась на пассажирское сиденье. Мне пришлось перегнуться через нее, чтобы захлопнуть дверь.

— Куда мы едем, кудлатый?

— Не знаю, куда ты, а я мотаю на побережье. У брата есть катер. Он переправит меня в Гавану.

— В Гавану? — она прижала руки к лицу. — Я тоже хочу туда.

— Вот и договорились. У тебя есть какие-нибудь деньги?

Она хлопнула по объемистой сумке.

— А как же! Поехали, кудлатый.

Когда мы выехали из города, она уснула. Было четыре часа утра. Еще час, и начнет светать. Широкое шоссе было пустынно. По обеим сторонам тянулись густые сосновые и кипарисовые леса. Я смотрел на Рею. Ее голова была откинута на сиденье, глаза закрыты. Все, что мне нужно было, так это мягко затормозить, достать из заднего кармана револьвер, прострелить ей голову, выбросить тело на обочину и уехать. Нетрудно. Не доезжая до Неплза, избавлюсь от парика, брошу машину и на автобусе компании «Грейхаунд» доберусь до Сарасоты. Там куплю новую одежду, сбрею бороду, пересеку страну, направляясь в Форт-Пирс, а оттуда вернусь автобусом в Литл-Джексон, где я оставил свой «бьюик». Потом вернусь в Парадиз-Сиги, вольный, как птица. Этот план, промелькнувший у меня в голове, был очень прост. Я воображал, что покончить с Реей будет необычайно трудно и опасно, но вот она сидит, погруженная в пьяный сон, полностью в моей власти. Остается только нажать курок…

Я взглянул в зеркальце заднего вида. Ни одной машины. Я плавно ослабил нажим на педаль акселератора. Машина начала терять скорость, катясь по инерции, и остановилась в тени большого бука, когда я перевел рычаг скорости в нейтральное положение и включил ручной тормоз.

Рея по-прежнему спала. Мои пальцы обхватили рукоятку револьвера. Я медленно вытащил оружие и снял предохранитель. Подняв револьвер, прицелился ей в голову и положил палец на спусковой крючок. Но на большее меня не хватило. Я сидел и глядел на нее, в отчаянии целясь ей в голову, но отчетливо понимал, что не смогу нажать на курок, не смогу хладнокровно убить ее. В горячке я убил Фела, но у меня не хватило решимости застрелить спящую женщину.

Внезапно Рея открыла глаза.

— Смелее, Ларри Карр, — сказала она громко. — Докажи, что ты не трус. Смелее! Убей меня!

Ослепительные фары приближающегося грузовика осветили кабину «шевроле». Я смог отчетливо рассмотреть ее. Боже! Она выглядела ужасно. Глядя на нее, я не понимал, как мог испытывать к ней влечение. Теперь это мне казалось каким-то страшным эротическим кошмаром. Она сжалась в комок в углу, глаза смотрели тупо, губы кривились в издевательской усмешке.

У нее был вид сумасшедшей.

— Смелее! Убей меня! — повторила она.

Грузовик с ревом пронесся мимо. Я вздрогнул от мелькнувшей в моем сознании мысли, что, если бы я убил ее, машина поравнялась бы с нами именно в тот момент, когда я вытаскивал на обочину ее безжизненное тело.

Я опустил револьвер и разжал пальцы. Оружие упало между нами на сиденье. Я понимал, что мой путь окончен, и мне стало вдруг безразлично.

— В чем дело, Дешевка? — спросила она. — Ведь ты же все обдумал, верно? Кишка тонка? Или ты думал, что я не узнаю тебя в твоем дурацком парике?

Я смотрел на нее с ненавистью. Она была отвратительна мне, как прокаженная.

— Я скажу тебе то же, что недавно сказал твой дружок: «Выметайся!» Вон из моей машины!

Она следила за выражением моего лица.

— Не мечи икру. Колье у меня. Мы еще можем выкрутиться.

Она открыла сумку, пошарила в ней и вынула кожаный футляр для драгоценностей.

— Смотри, оно у меня! Миллион долларов! Ты говорил, что сумеешь его продать. Мы можем вместе уехать в Гавану и начать новую жизнь там.

«Вместе с ней!» — я содрогнулся.

— Продать его? Жить с тобой? Я не стал бы жить с тобой, даже если бы ты осталась последней шлюхой на свете! Это колье не стоит таких денег… оно поддельное.

Ее глаза широко раскрылись, она подалась вперед.

— Ты врешь!

— Это стеклянная копия, несчастная ты дура! Неужели ты воображала, что я позволил бы тебе и твоему братцу унести на миллион долларов бриллиантов?

Она с присвистом втянула в себя воздух. Я ожидал вспышки неистовой ярости, но она была буквально уничтожена моими словами.

— Я предупреждала идиота, — сказала она как бы про себя. — Я знала, что ты змея с той самой минуты, как мы встретились. Но он и слышать не желал. «Этот парень в порядке!» Но я-то знала, какое гнилое у тебя нутро.

Она откинулась на спинку сиденья.

— Ладно, мистер Дешевка Карр, твоя взяла. Если меня поймают, то дадут пожизненное. Я уже отсидела в тюрьме восемь лет и знаю, что это такое, а ты нет. Фел тоже не знал. Ему повезло, что он умер.

Я больше не мог выносить ее присутствия.

— Пошла вон! Когда тебя арестуют, можешь говорить все, что тебе вздумается. Мне на все наплевать. Вылезай и проваливай!

Казалось, она не слышала моих слов.

— Две недели я торчала взаперти в вонючей конуре. Две недели! Каждую минуту я ждала, что придут копы. Господи! Выпить бы!

Она закрыла лицо руками.

Глядя на нее, я совершенно не испытывал жалости. Я хотел поскорее избавиться от нее, вернуться в Парадиз-Сиди и дожидаться полиции.

— Убирайся! — заорал я на нее. — Ты прогнила насквозь! Не нужна даже такой безмозглой твари, как Призрак! Пошла от меня к черту!

— Один Фел не мог без меня жить. А когда стало горячо, он сбежал. Оказался трусливее зайца.

Она рассмеялась каким-то лающим смехом.

— Что ж, похоже, все кончено. Интересно, каково это быть мертвой?..

Тут я увидел, что она держит в руке мой револьвер.

— Брось его! — заорал я.

— Пока, Дешевка. Придет и твое время!

Я рванулся к ней, но она, отпихнув мою руку, вскинула револьвер и, прижав к виску, нажала на спуск.

Вспышка выстрела ослепила меня, грохот оглушил. Я почувствовал на своем лице что-то липкое и мокрое и, содрогаясь всем телом, вывалился из машины. Я стоял дрожа, промакивая лицо платком, а из открытой дверцы вилась тонкая струйка дыма.

Сержант О'Халлорен сидел за своим столом, катая карандаш по промокашке.

Напротив него, на скамье у стены, сидели пятеро сорванцов из банды Призрака, юнцы в возрасте от десяти до пятнадцати лет, одетые в униформу, состоящую из грязных джинсов и черной рубашки.

Я произвел сенсацию, когда показался на пороге в сопровождении двух патрульных полисменов: это по всему было видно.

В заскорузлом шелковом парике, криво сидящем на голове, заляпанной кровью Реи рубашке, с кровоподтеком на челюсти, нанесенным ретивым полицейским, наручниками, защелкнутыми на кистях рук, сфотографированный, я произвел бы сенсацию где угодно.

Мое появление вызвало оживленное перешептывание среди парнишек, и О'Халлорен, подавшись вперед, рявкнул:

— Молчать, маленькие негодяи, или я сейчас возьмусь за вас!

Мне показалось, что я вернулся по времени назад.

Один из полицейских прошел вперед и начал излагать суть дела. Я улавливал только обрывки его фраз: «Национальное шоссе…», «мгновенная смерть…», «револьвер в руке…» Временами его голос замолкал, пока О'Халлорен все старательно записывал.

Я понимал, что меня принимают за убийцу Реи, и ничего не мог с ним поделать. В течение долгого возвращения в Луисвилл у меня было достаточно времени все обдумать. Самоубийство Реи явилось для меня сильнейшей встряской, вернувшей, как это ни странно, к тому состоянию, в котором я пребывал накануне смерти Джуди. Я вновь стал самим собой и мог спокойно проанализировать свои действия. Моя подсознательная жадность и зависть всегда толкали меня на скользкую дорожку. Именно моя жадность привела к такому трагическому финалу, как смерть Сидни. Из-за патологической жадности я убил Фела Моргана. Я помнил тот момент, когда пальцы легли на спусковой крючок револьвера, нацеленного в голову Реи.

И время возвращения в Луисвилл стало для меня моментом постижения истины.

Наконец О'Халлорен закончил запись и поманил меня к себе. Но я неподвижно стоял до тех пор, пока полицейский не начал толкать меня к столу сержанта.

— Ваше имя? — требовательно спросил О'Халлорен.

— Лоуренс Полторы Тысячи Долларов Карр, — ответил я.

Он подался вперед, его маленькие жесткие глазки раскрылись пошире, затем мне показалось, что он узнал меня.

— Снимите с него этот дурацкий парик, — приказал он полицейскому. Тот моментально выполнил приказание и положил парик на стол перед сержантом.

О'Халлорен некоторое время смотрел на него, потом шумно вздохнул и обратился ко мне:

— Ты имеешь право говорить все, что угодно, но знай, что бы ты ни сказал, все это может быть использовано против тебя.

— Она устала от жизни так же, как и я, — сказал я. — Она хотела умереть, так что мне пришлось застрелить ее.

Он фыркнул, затем откинулся на спинку стула, глядя на патрульных.

— У него, вероятно, крыша поехала. Так просто признаться в убийстве.

Итак, я был препровожден в отдел по расследованию убийств. Лейтенант, под чью юрисдикцию я попал, был маленьким человеком с седыми волости, жесткими, стального цвета глазами, красным лицом и агрессивно выдвинутой вперед челюстью.

Он задал мне несколько вопросов, но в этот момент я не был расположен к разговору. Я упорно молчал, уставясь неподвижным взглядом в пол, и даже когда он ударил меня по лицу, я не открыл рта. Наконец меня заперли в камере.

Я сидел там, спрашивая себя, как я мог стать причиной смерти человека, который так хорошо относился ко мне, что даже оставил мне большую часть своего состояния.

Мне принесли еду, но я отказался.

Позже О'Халлорен зашел в мою камеру и, засунув пальцы за ремень, некоторое время разглядывал меня.

— Чего ты добиваешься, мерзавец? — спросил он, и, к моему удивлению, голос его звучал достаточно дружелюбно. — Сейчас не время для такого поведения… Предположим, ты расскажешь мне, как все это случилось?

Я упрямо глянул на него.

— Я убил ее. Остальное неважно.

О'Халлорен почесал под мышкой.

— Лейтенант хотел бы знать, когда вы сделаете заявление. — Он водрузил шляпу на голову. — Слушай, мерзавец, если бы не кое-какие обстоятельства, меня бы здесь не было…

Я видел, что его что-то беспокоит.

— Чего вы хотите? — спросил я.

Он опять сдернул шляпу, потоптался по камере, потом решительно повернулся в мою сторону.

— Сугубо между нами. Я думаю, у вас что-то неладно с головой, так что я не верю, что вы могли убить ее. Я думаю, для тебя будет лучшим молчать и ждать, когда приедет твой адвокат.

— Вы думаете, я сумасшедший?

Он кивнул.

— Угу… все путем. Послушай мой совет. Сиди тихо. Я сообщу в Парадиз-Сити твоему адвокату, а также партнеру Тому Люсу. А пока сиди тихо.

Это была бы последняя вещь на свете — чтобы Том Люс увидел меня в столь неприглядном положении.

— Скажи лейтенанту, что я готов сделать заявление.

О'Халлорен некоторое время переминался с ноги на ногу.

— Смотри, парень, лучше тебе сделать вид, что ты не в своем рассудке, но если ты будешь упрямиться, я вряд ли смогу помочь тебе, — он подался вперед и понизил голос. — Зачем лишнее беспокойство. Понимаешь… Я вызвал мисс Бакстер и разговаривал с ней… она просила помочь тебе. Вот так-то, парень.

Дженни?

Я ни в коей мере не желал, чтобы Дженни повторила путь Джуди… Чудесно, что она беспокоится обо мне, но слишком поздно.

— Скажи лейтенанту, что я готов сделать заявление, — сказал я.

О'Халлорен удивленно уставился на меня, потом махнул рукой.

— Должен сказать, что тебе грозит как минимум пятнадцать лет тюремного заключения, — сказал он, и я видел, что он встревожен. — Даже если они придут к выводу, что ты невменяем, ты получишь лет десять.

Но я уже принял решение.

— Скажи лейтенанту, что я готов сделать заявление. — Ведь с какой стороны ни взгляни, я виноват в смерти Сидни. — Пятнадцать лет… десять лет? Что ж, это действительно перемена обстановки, не так ли?