Детективное агентство Парнэлла находилось на верхнем этаже одного из высотных зданий на Парадиз-авеню. Основал и возглавил это агентство полковник Виктор Парнэлл, и оно, несомненно, было намного лучше и надежнее других подобных заведений на Атлантическом побережье.
Парнэлл проявил смекалку, когда, уволившись из армии, решил открыть свое агентство в Парадиз-Сити — местечке, облюбованном миллиардерами. Агентство было рассчитано только на богатых клиентов, а богачей здесь во много раз больше, чем в других городах Соединенных Штатов Америки.
Сам Парнэлл — выходец из Техаса. От отца ему досталось состояние, нажитое на нефти, поэтому он располагал средствами и сумел обставить свою контору в том бархатно-плюшевом стиле, который так по вкусу здешним обитателям. Под его началом трудились двадцать детективов, десять машинисток, бухгалтер Чарльз Эдварде и Гленда Кэрри — личный секретарь Парнэлла.
Все детективы были бывшими полицейскими или бывшими военными и работали попарно. Каждая пара занимала отдельное помещение, и, если не происходило ничего чрезвычайного, они не имели представления о делах своих коллег. Такой порядок предохранял от утечки информации в газеты. Если же утечка все-таки происходила — оба детектива, занимавшиеся расследованием, немедленно увольнялись, но это случилось лишь однажды.
Моим напарником был Чик Барни, он, так же как и я, во время войны во Вьетнаме служил лейтенантом военной полиции под началом Парнэлла. Ему, как и мне, было тридцать восемь лет, и оба мы были холостяками. Мы работали у Парнэлла три года и пользовались репутацией лучшей пары детективов.
Агентство занималось самыми разными делами — разводами, проблемами родителей и детей, разоблачением шантажистов, вымогателей, расследованием мошенничества в гостиницах и слежкой за мужьями и женами — словом, всем, кроме убийств.
Мы работали в тесном контакте с городской полицией. Если кто-нибудь из наших служащих выходил на какое-нибудь преступление, Парнэлл передавал доклад сыщика начальнику полиции Терреллу, а мы умывали руки. При такой системе никто никому не наступал на пятки. Правда, агентство оставляло за собой право защищать интересы клиента до тех пор, пока Парнэлл не удостоверялся, что данный случай относится к компетенции полиции и никого другого.
В то солнечное летнее утро мы с Чиком, временно ничем не занятые, сидели за своими столами. Мы только что закончили дело, связанное с клептоманией, и ждали нового поручения. Водрузив ноги на стол, Чик изучал какой-то журнал с фотографиями девиц. Чик был высокий, могучий, с волосами песочного цвета и расплющенным, как у боксера, носом. Время от времени он тихо присвистывал, что означало — он наткнулся на потрясающий снимок.
Я сидел за своим столом напротив, выписывая на бумажку цифры, — занимался подсчетами, которые приводили меня к заключению, что к концу месяца, когда нам выплачивали жалованье, я неминуемо снова окажусь на мели. Почему-то деньги никогда у меня не задерживаются. Мне приходится занимать их каждый раз за неделю до выплаты. А получив деньги, я расплачиваюсь с теми, кому задолжал, и опять остаюсь с пустыми руками. Платили же мне между тем совсем неплохо. В нашем агентстве жалованье было куда выше, чем в других. Просто деньги уходили у меня между пальцами.
Я с досадой оттолкнул свои подсчеты и устремил на Чика взгляд, полный надежды.
— Послушай, старый бродяга, — сказал я, как всегда в таких случаях, напустив на себя искательно-просительный вид, — как у тебя с зелененькими?
Чик опустил журнал и вздохнул.
— Брат, пора тебе завязать с этой привычкой, — ответил он. — Что с тобой происходит? Куда ты деваешь деньги?
— Хороший вопрос! Я и сам хотел бы это знать. Деньги приходят и тут же исчезают. А куда, неизвестно.
— Мне-то это известно, — с умудренным видом сказал Чик. — Я же все-таки детектив, верно? Если ты перестанешь возить по злачным местам свою шикарную дамочку, если откажешься от дорогой квартиры, от выпивки, удовольствуешься обычной машиной вместо этого «мазератти», который жрет столько бензина, если бросишь одеваться как кинозвезда, вот тогда, и только тогда ты перестанешь у меня занимать.
— Мудро замечено, старый бродяга. Очень мудро, — улыбнулся я Чику. — Так как же насчет сотни баксов до получки?
— Тебя послушать, можно подумать, что я банкир. Уж пятьдесят я как-нибудь наскребу, но ни цента больше, — Чик вынул из бумажника пятидесятидолларовую купюру и протянул мне. — Идет?
— Что же делать-то? — Я встал, подошел к нему и взял деньги. — Спасибо, Чик. В получку верну. Слово скаута!
— Ладно, до следующего раза. Нет, серьезно, Барт, пора тебе перестать транжирить деньги. Если полковник узнает, что каждые три недели ты по уши в долгах, ему это не понравится.
— Пусть больше платит.
— Ну и что? Ты просто будешь больше тратить, а все останется по-прежнему.
— Верно, — согласился я. — Сегодня с самого утра мудрые мысли из тебя так и сыпятся, — я подошел к большому окну и поглядел вниз на сверкающее под солнцем море, на песок и пальмы, тянущиеся на много миль, на обнаженные тела, полуприкрытые пляжными зонтиками.
— Господи! Что бы я дал, лишь бы оказаться там, внизу, среди этих аппетитных курочек! — вздохнул я. — Мы же только что довели свое дело до конца. Неужели полковник не может дать нам в поощрение за хорошую работу свободный день? Почему бы не дать?
— А ты спроси его, — отозвался Чик, не отрывая глаз от журнала.
Я закурил сигарету и, подойдя к нему, заглянул через его плечо. Он перевернул страницу, и мы оба присвистнули.
— Вот уж тут, как говорится, и святой не устоит, — сказал Чик. — Хотел бы я провести с такой девочкой недельку на необитаемом острове!
— Можно и на обитаемом!
— Вот тут-то ты и ошибаешься. На необитаемом ей ничего покупать не придется.
Зазвонил внутренний телефон. Чик нажал на клавишу.
— Полковник вызывает Барта, — объявила Гленда Кэрри и тут же отключила аппарат. Гленда никогда не тратит ни слов, ни времени зря.
— Начинается, — сокрушенно произнес я. — Новое задание. Интересно, что на этот раз.
— Какая-нибудь старушенция потеряла собачку, — равнодушно бросил Чик и снова погрузился в журнал.
Я направился к Парнэллу, постучался и вошел в кабинет.
Парнэлл — великан с мясистым загорелым лицом, маленькими проницательными глазками и ртом, напоминающим захлопнувшуюся мышеловку, — выглядел именно так, как положено выглядеть закаленному в боях ветерану. И всякий раз, являясь к нему, я с трудом удерживался, чтобы не отдать честь.
Парнэлл сидел за столом. А в кресле для посетителей расположился тучный мужчина в зеленых очках, с густыми бровями на бело-розовом лице, и намечающейся лысиной.
— Барт Андерсен, — представил меня Парнэлл. — Барт, познакомьтесь с мистером Мэлом Палмером.
Толстяк с трудом выбрался из кресла, и мы пожали друг другу руки.
Его лысеющая голова доходила мне как раз до плеча. Я чувствовал, что спрятанные за зелеными очками глаза внимательно и придирчиво изучают меня.
— Андерсен — один из моих лучших работников, — продолжал Парнэлл, когда толстяк снова уселся в кресло. — Можете не сомневаться в его умении держать язык за зубами.
Он предложил мне сесть и объяснил:
— Мистер Палмер — агент и менеджер мистера Раса Хэмела. — Парнэлл замолчал и бросил на меня один из своих ледяных взглядов. — Рас Хэмел. Вам что-нибудь говорит это имя?
Хоть я и не читаю книги, Хэмела я знал. Как раз на прошлой неделе я повел Берту на фильм, поставленный по его роману. Не знаю, как роман, но фильм был дрянь.
— Разумеется, — сказал я, напуская на себя интеллигентный вид. — Его романы в бумажных обложках, похоже, выпускаются в миллионных тиражах. Я только неделю назад смотрел фильм, снятый по его книге.
Мэл Палмер просиял:
— Могу добавить, что мистер Хэмел из той же обоймы, что Робинc и Шелдон «Робинс, Шелдон — авторы популярных романов.».
Я быстро сменил выражение умудренного интеллектуала на выражение почтительного восхищения, но заметив, что на меня с подозрением смотрит Парнэлл, принял обычный вид. А он перевел взгляд на Палмера:
— Ну так что? Я закрепляю за вами Адерсена? Вы уже решились на какие-то шаги, мистер Палмер?
Палмер поморщился:
— Я-то нет, а вот мистер Хэмел полон решимости. Да, приступайте к делу. Парнэлл обернулся ко мне:
— Мистеру Хэмелу шлют анонимные письма насчет легкомысленного поведения его жены. Ей двадцать пять, ему — сорок восемь. Ему начинает казаться, что он допустил ошибку, женившись на такой молодой женщине. Когда он занят работой, ему необходимо быть одному. Она предоставлена самой себе и развлекается, как ей вздумается. В этих письмах утверждают, что развлекается она с молодым человеком. А Хэмел как раз сейчас находится в самой ответственной стадии своей работы. — Полковник взглянул на Палмера:
— Я правильно излагаю?
Палмер потер маленькие пухлые ручки:
— Если принять во внимание, что на экранизацию этого романа заключен контракт с киностудией на десять миллионов долларов, на издание его в бумажной обложке — на один миллион и подписаны договоры с другими государствами, то, конечно, стадия у него сейчас крайне ответственная. Мистер Хэмел подписал все перечисленные контракты, и книгу нужно сдать через четыре месяца.
Я с трудом удержался, чтобы не присвистнуть. Одиннадцать миллионов за какую-то книжонку! «Вот это да! — подумал я. — А я чем занимаюсь?!»
Парнэлл снова обратился ко мне:
— Эти письма мешают мистеру Хэмелу сосредоточиться.
— Да он просто бросил писать! — возмущенно воскликнул Палмер. — Я ему говорю, что эти письма строчит какой-то маньяк и нечего обращать на них внимание. Если книга не выйдет в срок, киношники подадут в суд. — Палмер всплеснул руками. — Мистер Хэмел утверждает, что он не сможет работать до тех пор, пока не удостоверится, что эти письма — плод больного воображения. Короче, он хочет, чтобы за его женой понаблюдали.
«Ну вот, опять таскаться за чьей-то женой, — с тоской подумал я. — Сидеть часами в машине, и при этом изо дня в день ничего не происходит, а потом вдруг что-то случается, но ты уже так одурел от жары и скуки, что дама уходит у тебя из-под носа». Больше всего на свете я не любил наблюдать за чужими женами.
— Понятно, — сказал Парнэлл, — мы как раз для этого и существуем, мистер Палмер. Я с вами согласен, лучше всего было бы мистеру Хэмелу показать эти письма своей жене, но ведь он решительно против?
— К сожалению, да. Он боится ее оскорбить. — Палмер раздраженно задвигался в кресле. — Значит, так. Он хочет установить за ней наблюдение и каждую неделю получать от вас отчет.
— Он не доверяет жене?
— Он стал подозрительным после крайне неудачного опыта. — Палмер поколебался и продолжал:
— Нэнси — вторая его жена. Три года назад он женился на женщине, которой тогда было столько же, сколько сейчас Нэнси. Она считала, что Хэмел уделяет ей слишком мало внимания, и, честно говоря, справедливо, в результате он застукал ее с каким-то молодым повесой и состоялся развод.
— Вы считаете, что она справедливо полагала себя обделенной вниманием? — переспросил Парнэлл.
— Когда мистер Хэмел пишет, он избегает любых контактов. Он работает с девяти до семи, и в это время никому не разрешается входить к нему. Он даже завтракает у себя в кабинете. Такой распорядок для молодой, только что вышедшей замуж женщины может стать невыносим. Вот первая жена и не вынесла.
На столе у Парнэлла зазвонил телефон. Он нахмурился, взял трубку, проговорил:
— Хорошо, через десять минут, — и снова ее положил. Поглядев на Палмера, он сказал:
— Я предлагаю вам ввести Андерсена в курс дела, рассказать, как выглядит миссис Хэмел, кто ее друзья и где она проводит время днем, если это известно. — Полковник поднялся. — Ни о чем не беспокойтесь, мистер Палмер. Передайте, пожалуйста, мистеру Хэмелу, что наш отчет будет доставлен ему лично ровно через семь дней. Когда вы снабдите Андерсена всеми необходимыми сведениями, будьте так добры, зайдите к мисс Кэрри, она сообщит вам о наших условиях. Палмер помрачнел:
— Надеюсь, больших расходов не потребуется. На мясистом лице Парнэлла появилась холодная улыбка.
— Могу вас заверить, мистеру Хэмелу это будет по средствам.
Я провел Палмера по длинному коридору, и мы вошли в наш кабинет. Чик поспешно убрал ноги со стола и спрятал журнал с девочками в ящик.
Я познакомил Чика с Палмером, и они пожали друг другу руки.
Поскольку мне смертельно хотелось выпить, я сказал:
— Располагайтесь поудобнее, мистер Палмер. Не хотите ли шотландского виски?
Я увидел, как оживилось было лицо Чика, но тут же погасло, когда Палмер возразил:
— Нет, нет, спасибо. Так рано виски для меня, пожалуй, чересчур. Разве что розовый джин?
— Словом, давайте чего-нибудь выпьем, — предложил я Чику.
И пока он наливал нам с ним виски, а Пал-меру розовый джин, я усадил Палмера в кресло для посетителей, а сам сел за свой стол.
— Я бы хотел ввести своего коллегу в курс дела, — сказал я. — Мы работаем вместе.
Палмер кивнул и взял стакан с джином, протянутый ему Чиком.
В каждом кабинете имелся бар с напитками, но считалось, что сыщики в рабочее время если и пьют, то только с клиентами. Мы разрешили эту проблему, купив на собственные деньги шотландское виски, и держали бутылки у себя в столах.
Я пересказал Чику то, что узнал от Парнэлла.
— Так что мы должны наблюдать за миссис Хэмел, а она не должна об этом знать, верно? — Я посмотрел на Палмера.
Он кивнул.
По лицу Чика я видел, что перспектива вести наблюдение за чьей-то женой, его, так же как и меня, мало обрадовала.
— Опишите нам миссис Хэмел, — попросил я.
— Я могу сделать лучше. Я принес ее фотографию, — и, открыв портфель, Палмер вынул большую блестящую фотографию шесть на десять и вручил ее мне.
Я посмотрел на портрет. «Стопроцентная красотка!» — решил я. Темные волосы, большие глаза, прямой нос, пухлые губы. Судя по тому, как натянулась на груди белая блузка, с формами у нее все в порядке. Я передал фотографию Чику, и он едва удержался, чтобы не свистнуть.
— Как она обычно проводит время, мистер Палмер?
— Встает в девять, уходит играть в теннис со своей подругой Пенни Хайби — женой Марка Хайби, адвоката мистера Хэмела. Завтракает обычно в «Загородном клубе», затем либо катается на яхте, либо ловит рыбу, либо встречается с друзьями. Так она говорит мистеру Хэмелу. — Палмер пожал полными плечами. — У меня нет оснований не верить ей, но мистер Хэмел считает, что именно эти часы и стоит проверить. Он не сомневается, что она играет в теннис с миссис Хайби. По его мнению, лгать об этом было бы для миссис Хэмел слишком рискованно.
— А эти письма, мистер Палмер?…
— Я принес их. — Он снова запустил руку в портфель и вынул два голубоватых конверта и свою визитную карточку, все это он вручил мне. Потом посмотрел на часы. — Мне пора еще на одну встречу. Если вам понадобятся какие-нибудь дополнительные сведения, свяжитесь со мной. А мистера Хэмела беспокоить нельзя. — Палмер направился к двери, но остановился. — Разумеется, это неприятное дело строго конфиденциально.
— Разумеется, мистер Палмер, — подтвердил я, улыбнувшись своей честной скаутской улыбкой, и проводил его до кабинета Гленды. — Мисс Кэрри расскажет вам о наших условиях.
— Да, да, конечно. — Палмер опять помрачнел. — Я уверен, что это пустая трата времени и денег, но мистер Хэмел слишком важная фигура. Я должен сделать все, чтобы он снова вернулся к работе. — Он посмотрел на меня сквозь свои зеленые очки. — Если вы узнаете что-то неприятное о миссис Хэмел, я, правда, уверен, что этого не случится, немедленно дайте мне знать. В дело вовлечены слишком большие деньги.
«Десять процентов от одиннадцати миллионов долларов — неплохая сумма», — подумал я, вводя его в кабинет Гленды. Мне начинало казаться, что Палмер тревожится не столько о Хэмеле и его жене, сколько о своих барышах.
Гленда сидела за столом. Хоть она и не принадлежит к тому типу женщин, которые мне нравятся, ее наружность, тем не менее, радует глаз. Высокая привлекательная брюнетка в темно-синем платье с белым воротником и манжетами, всегда безукоризненно причесанная, она производит впечатление чрезвычайно деловитой и энергичной дамы — такая она и есть на самом деле.
— Это мистер Палмер, — сказал я и, оставив его наслаждаться суровой улыбкой Гленды, вернулся к себе.
Снова водрузив ноги на стол, Чик читал одно из анонимных писем. Я заметил, что он допил свой стакан, так что, прежде чем сесть за стол, и я допил свой.
— Послушай-ка, — сказал Чик и прочел вслух:
— «Пока Вы строчите свою ерунду, Ваша жена, охочая до секса, утешается с Уолдо Кармайклом. Скаковая лошадка всегда обскачет гужевую, тем более старую». — Прежде, чем взяться за второе письмо, Чик выразительно взглянул на меня. — Ну а это письмо просто образчик остроумия. Слушай. «У Кармайкла это получается гораздо лучше, чем у вас, и Нэнси вполне им довольна. Секс — для молодых, старикам он противопоказан». — Чик бросил письмо на стол. — Оба письма подписаны одинаково; «Ваш, но не поклонник». Да, на месте Хэмела, получив такое письмо, я бы забился в угол и заскулил.
Я вгляделся в письма. Все они были напечатаны на машинке. Судя по штампам на конвертах, их отправили из Парадиз-Сити. Я снова взял фотографию Нэнси Хэмел и стал ее изучать.
— Знаю я, какие грязные мыслишки у тебя на уме, — сказал Чик. — Небось думаешь, что, если бы у тебя был муж, который пишет с девяти до семи, а тебе предоставляет лезть на стенку от тоски, ты бы обзавелся кем-нибудь на стороне.
— А ты — нет?
— Конечно, но…
Я посмотрел на часы. Было пять минут первого.
— Если верить Палмеру, сейчас она должна быть в «Загородном клубе». Мне как раз хватит времени перекусить, и я туда отправлюсь. Пробуду там, пока она не поедет домой. А ты бы пока попробовал выяснить, кто такой этот Уолдо Кармайкл. Раздобудь о нем какую-нибудь информацию.
По дороге к лифту я заглянул к Гленде.
— Приступаю к работе, как только ублажу свой желудок, — объявил я. — Сколько я могу тратить?
— Достаточно. В разумных пределах, — ответила Гленда. — Я заключила с ним выгодный контракт.
— Не сомневаюсь. Даже у нас в кабинете было слышно, как он визжит. На какую сумму?
— Спроси у полковника. Он тебе скажет, если сочтет нужным. — И она снова принялась за работу.
Все служащие Детективного агентства Парнэлла были членами «Загородного клуба», «Клуба яхтсменов», «Казино» и всех ночных клубов, где собираются богатей.
У всех наших служащих имелись при себе кредитные карты, обеспечивающие им в этих клубах бесплатную еду, бесплатную выпивку и все необходимое. Наверно, это стоило Парнэллу уйму де нег, но расходы окупались. Бухгалтер Чарльз Эдварде зорко следил неумолимым взором за тем, чтобы никто не позволял себе лишнего. Этими кредитными карточками мы могли пользоваться в любое время, когда того требовала работа.
Я сидел в шикарном вестибюле «Загородного клуба», листал «Тайм» и поглядывал на дверь, ведущую в ресторан, когда появилась Нэнси Хэмел. Я узнал ее по фотографии, хотя снимок мерк по сравнению с тем, как эта красотка выглядела в действительности.
На Нэнси были белые шорты и белая майка, и от ее фигуры у меня просто глаза на лоб полезли. В Парадиз-Сити полно красоток и соблазнительных дамочек, но Нэнси являла собой нечто выдающееся. С ней шла женщина лет на десять старше, коротконожка с широкой кормой, белокурая, из тех, кого хочется потискать, если, конечно, вам нравится такой тип женщин, лично мне — нет. Я догадался, что это Пенни Хайби.
Обе оживленно болтали. Когда они проходили мимо, я услышал, как Пенни сказала:
— Поверить не могу! В ее-то возрасте!
Во что она не могла поверить, осталось для меня тайной. У выхода подруги попрощались. Пенни побежала к «кадиллаку», а Нэнси направилась к «феррари» стального цвета.
Я успел вскочить в машину нашего агентства, как раз когда «феррари» тронулся с места. При слежке я никогда не пользуюсь своим автомобилем. Если бы не пробки на дороге, я не поспел бы за Нэнси. Но ей пришлось ползти, а я, укрывшись за чьим-то «линкольном», проводил ее до самой гавани.
Нэнси вышла из машины, вышел из своей и я. Она зашагала вдоль набережной мимо стоявших на якоре катеров и яхт. У семидесятифутовой моторной яхты миссис Хэмел остановилась, взбежала вверх по трапу и скрылась внизу. Мне ничего не оставалось, как ждать. На палубе появился здоровенный негр и отдал швартовы. Через несколько минут яхта, проложив себе путь через заставленную судами гавань, с ревом вырвалась к солнцу, в открытое море. Я стоял и смотрел, как она исчезает из виду. На швартовой тумбе с банкой пива в руке восседал Эл Барни.
А Эл Барни — да будет вам известно — это глаза и уши здешней гавани. Если снабдить его пивом, язык у него развяжется. Не будет пива, не будет и разговора.
— Эй, Барни, — окликнул его я, остановившись рядом. — Как насчет того, чтобы выпить?
Он выбросил пустую банку в море, подтянул брюки на своем необъятном животе и осклабился. Этакая приветливая акула, учуявшая, что ей в пасть плывет обед.
— Привет, мистер Андерсен. Пивка бы выпить неплохо, это факт. — Он встал и устремился к бару «Нептун». Я вошел в темный зал следом за ним. В это время здесь еще было пусто, но бармен Сэм оказался на месте. Увидев меня и Барни, он улыбнулся, блеснув зубами.
— Привет, мистер Андерсен, — сказал он. — Что будем пить?
— Ему пива, сколько захочет, а мне — кока-колу, — заказал я и последовал за Барни к столику в углу.
— Хорошо сказано, мистер Андерсен, — похвалил меня Барни, усаживаясь на деревянную скамью. — Вы что-то от меня хотите?
Принесли пиво и кока-колу.
— Ну, понимаешь ли, работа есть работа. Поглядел я на эту яхту, что сейчас отплыла. Занятно. Что-нибудь о ней знаешь?
Барни медленно, не отрываясь от стакана, выпил пиво до дна, потом со стуком поставил пустой стакан на стол. Сэм тут же подоспел и наполнил его снова.
— Это яхта Раса Хэмела, — сказал Барни, берясь за стакан. — Он писатель. Говорят, его книжки хорошо покупают. — Барни нахмурился. — И чего они эти книжки читают, только время зря тратят?
— Точно! А эта девица, что повела яхту, она кто? Его жена?
Маленькие глазки Барни глянули на меня подозрительно.
— Жена. Славная девчонка. Куда лучше, чем первая. Та была настоящая стерва. А нынешняя миссис Хэмел хорошая, всегда поздоровается, а то и рукой помашет. Не важничает. — Он отпил пива, вздохнул и спросил:
— А вам это зачем?
— Да меня, собственно, интересует этот черный бык на палубе, — соврал я. — Он что, постоянно при их яхте состоит?
— Джош Джонс? — Барни поморщился. — Никудышний ниггер. Неисправимый игрок. Денег у него никогда нет. Родную мать продал бы за гроши, да только никто не купит. Он служит у Хэмела. Уже два года работает на него. Матрос-то он хороший, а больше ему похвастаться нечем.
— А миссис Хэмел часто выходит в море?
— Разве четыре в неделю. Развлекается. Я так слышал, что живется ей скучновато.
— А про Хэмела что ты слышал? Что он за человек?
Барни допил стакан, и Сэм наполнил его еще раз.
— Богатый воображала, — сказал Барни. — Такой же, как все эти владельцы яхт. Я его редко вижу. Но уж если он выводит свою яхту в море, то с таким видом, будто вся гавань ему принадлежит. Он из этаких.
Я решил, что мне, пожалуй, хватит расспрашивать Барии, лучше не пробуждать в нем подозрений. Поэтому я поднялся.
— Этот Джонс здешний? — спросил я.
— Ясное дело. Живет тут неподалеку. — Барни внимательно поглядел на меня. — А что, он вляпался во что-нибудь? Ничего удивительного. У него и раньше были неприятности с полицейскими. Его подозревали в контрабанде, но поймать с поличным им не удалось.
— И когда яхта возвращается? — спросил я, не отвечая на вопрос Барни.
— В шесть. Точно, как из пушки. Можно по ней часы проверять.
— Ну пока, Эл. — Я расплатился с Сэмом и вышел из бара на яркое солнце. Ждать предстояло еще четыре часа, так что я поехал обратно в свою контору.
Заглянул к Гленде:
— Полковник занят?
— Поспеши. Еще двадцать минут он будет свободен.
Когда я вошел к Парнэллу, он изучал толстую подшивку документов.
— Сэр, возникла трудность, — сказал я и сообщил, что Нэнси ушла на яхте в море. — За ней никак не последуешь. В море она проводит по четыре часа, за это время много чего может случиться. Матросом на яхте негр. Он заинтересован в деньгах, но, прежде чем с ним говорить, я хотел посоветоваться с вами. Деньги-то он возьмет, но может наврать с три короба, а потом сообщить Нэнси, что про нее спрашивают.
— Не трогай его, — сказал Парнэлл. — Нам же сказано: она не должна заподозрить, что за ней наблюдают. В следующий раз, когда она пустится в море, будешь наблюдать за ней с вертолета. Раздобудь резервный. Это, конечно, обойдется в копеечку, но у Хэмела денег хватит.
Я пообещал так и сделать и пошел к себе в кабинет. Чика не было. Я созвонился с вертолетной службой и поговорил со своим тамошним приятелем Ником Харди. Он сказал, что надо только предупредить его заранее и вертолет будет к моим услугам. Можно не беспокоиться. Время у меня еще оставалось, и я позвонил Берте, моей тогдашней подружке. Мы уже шесть месяцев проводили время вместе. Ей по душе были мои деньги, и она во всем охотно шла мне навстречу. В нашей связи ничего серьезного не было, свадебными колоколами и не пахло. С Бертой всегда было легко, просто и весело. Работала она в модном ателье, что-то там такое делала, и имела квартиру на последнем этаже высотного дома с видом на море.
Мне ответили, что Берта занята с клиентом. Я попросил не беспокоиться и сказал, что позвоню позже, вышел из кабинета, задержался в вестибюле у киоска с газетами, купил «Ньюсуик» и пачку сигарет и поехал в гавань. Остановил машину в том месте, откуда мне видна была бы возвращающаяся яхта, и настроился ждать.
Когда стрелки на моих часах приблизились к шести, я увидел, что яхта входит в гавань. Через несколько минут Джош Джонс закрепил швартовы, Нэнси сбежала с трапа и вышла на набережную.
Она остановилась и крикнула:
— Завтра в то же самое время, Джош!
Помахала ему на прощанье и пошла к своей машине. Я сел в свою и поехал следом за ней.
Гленда сказала мне, что Хэмел живет в Парадиз-Ларго — обиталище наиболее именитых богачей. Парадиз-Ларго представляет собой узкую полоску земли, пересекающую морской канал и связывающую два скоростных шоссе. При въезде на дамбу, ведущую в Ларго, дежурили вооруженные охранники. Кроме того, подступы к ней преграждал шлагбаум с электронным управлением. Никому, подчеркиваю, никому не разрешалось ступить за шлагбаум без предъявления документов, удостоверяющих личность, и без объяснения цели визита. На Ларго было выстроено около сорока роскошных особняков и вилл. Они прятались за цветущими живыми изгородями высотой до двадцати футов и двойными дубовыми воротами, усеянными гвоздями.
Проводив машину Нэнси до дамбы и убедившись, что она едет домой, я свернул с шоссе и двинулся в агентство. Когда я вошел, Чик как раз наливал себе виски, задрав ноги на стол.
— И мне, — попросил я.
— Но из твоей бутылки, — отозвался Чик и спрятал свою в стол. — Что-нибудь удалось выяснить?
— Все, что и так известно. Она играла в теннис, завтракала, каталась на роскошной яхте. Полковник велел завтра следить за яхтой с вертолета. Занятно будет полетать. Ну а у тебя что?
Чик поджал губы:
— Подозреваю, что никакого Уолдо Кармайкла не существует. Пока не встретил никого, кто бы слыхал о таком.
Я вынул свою бутылку, изучил ее на свет и удивился, что в ней осталось всего на один глоток. Налив виски в стакан, я выбросил бутылку в мусорную корзину.
— А в гостиницах ты наводил справки?
— Во всех крупных. Завтра займусь маленькими. Толковал с Эрни и Уолли. Они его не знают, но обещали поспрашивать.
Эрни Болшоу поставлял заметки на страницу сплетен в газету «Парадиз-Сити геральд». Уолли Симмонс ведал связями с общественностью в муниципалитете. Уж если у них нет сведений об этом Уолдо Кармайкле, у кого же тогда их искать?
— Скорей всего Палмер прав, — предположил я, — эти письма может слать какой-нибудь псих, Лишь бы учинить скандал.
— Возможно. Я отправил их в лабораторию. Вдруг да что-нибудь обнаружится.
Я придвинул к себе телефон и позвонил Нику Харди, заказал вертолет на завтра на полдень.
Часы показывали восемнадцать сорок пять. Берта уже должна быть дома. Я набрал ее номер, а Чик принялся убирать у себя на столе.
Когда Берта сняла трубку, я воскликнул:
— Привет, крошка! Как насчет меня и гамбургера в придачу?
— Это ты, Барт?
— Ну, если не я, то кто-то под меня работает.
— Я же не ем гамбургеры, мне от них нехорошо. Поедем в «Чайку». Я голодная.
— Нет, детка, в «Чайку» не получится. Средства в данную минуту крайне ограничены. В «Чайку» мы наведаемся в следующем месяце.
— Попроси в долг у Чика, — посоветовала Берта. Она знала, что время от времени я подкатываюсь к нему с подобными просьбами. — Я прямо умираю с голоду.
— Уже просил. Он, скупердяй, выдал мне только пятьдесят.
— Ну тогда пойдем в «Омары и крабы». За пятьдесят долларов там можно отлично поесть.
— Лечу, детка. А там посмотрим, да? — И я повесил трубку.
— Выбрасываешь мои деньги на эту свою транжирку, — возмутился Чик. — В «Чайку» она захотела! Тебе, Барт, надо лечиться.
— Что ж, живем только раз! — ответил я. — Нет, «Чайка» отпадает. А куда ты наметился? Чик самодовольно ухмыльнулся:
— Ужинаю с Уолли. Он платит. Я ему намекнул, что могу кое-что сообщить, так что урву и полезное, и приятное одним разом. Ну пока, попрошайка! — И Чик удалился.
Я напечатал рапорт, изложив в нем, как наблюдал за Нэнси, и бросил его в поднос для исходящих бумаг. Потом прибрал свой стол и пошел к лифту.
По дороге ко мне присоединился вышедший из своего кабинета Чарльз Эдварде, ведающий финансами агентства. Чарльз был средних лет, небольшого роста, темноволосый — личность весьма сильная. Он неодобрительно посмотрел на меня из-под очков.
— Ты-то мне и нужен! — воскликнул я, нажимая на кнопку вызова. — Ссуди мне пятьдесят долларов и вычти их из моей получки. Срочная необходимость.
— Вечно ты выпрашиваешь аванс, — проворчал Эдварде, входя в лифт. — Полковник этого не одобрил бы.
— А зачем его посвящать? Давай, давай, друг. Не оставишь же ты мою престарелую мать без джина, верно?
Когда лифт остановился внизу, Эдварде достал из бумажника пятьдесят долларов.
— Но это будет удержано из твоего жалованья, Андерсен, запомни.
— Спасибо. — Я схватил бумажку. — Случись у тебя какая крайность, я тебя тоже выручу.
Двери лифта распахнулись, и Эдварде, коротко мне кивнув, вышел. Я нажал кнопку подвального этажа, опустился в гараж, залез в свой «мазер». Запустил двигатель, который ответил мне низким ворчанием, и направил машину в поток других, спешащих домой.
Берта все же уговорила меня свести ее в «Чайку». У нее особый дар заставлять каждого оболтуса делать то, чего ей хочется. Уверен, когда придет ее черед умереть, она уговорит, чтобы ее выпустили из гроба.
Мы нашли свободный столик, я заказал два сухих мартини, откинулся на спинку стула и поглядел на Берту.
Она лакомый кусочек.
Огненно-рыжие волосы, большие зеленые глаза, загар, фигура, из-за которой нарушается уличное движение, — все это делает ее неотразимо зажигательной особой.
Ее можно принять просто за красивую сексуальную дурочку. Она умеет напустить на себя такой вид, что доверчивые простаки готовы поверить, будто она серьезно заинтересована ими и с искренним участием внимает, как они похваляются своими успешными сделками, своими победами в гольфе, достижениями в рыбной ловле и тому подобным. Но меня-то ей не провести, я уже достаточно долго имею с ней дело и твердо знаю, что Берту Кингсли интересуют только деньги и она сама.
Несмотря на этот недостаток она — веселая, а в постели просто потрясающа. Уж если тратить деньги, то лучше на нее, чем на какую-нибудь другую из известных мне красоток. Свою цену она оправдывает, хоть и стоит дорого.
— Нечего на меня так смотреть, — заметила она. — Можно подумать, ты хочешь затянуть меня под стол и изнасиловать.
— Недурная мысль! — отозвался я. — Давай продемонстрируем этим занудам, что мы можем сотворить вдвоем в столь замкнутом пространстве.
— Успокойся! Я хочу есть. — Берта впилась в меня, словно голодающая беженка из лагеря для интернированных. — Гмм! Королевские креветки! Идет! И что-нибудь еще поосновательней. — Она улыбнулась своей зазывной улыбкой метрдотелю Луиджи, который как раз подошел к нашему столику:
— Что бы вы, Луиджи, порекомендовали женщине, которая умирает с голоду?
— Не слушайте ее, Луиджи, — твердо сказал я. — Пусть нам подадут креветки и два бифштекса.
Луиджи холодно взглянул на меня, потом с улыбкой на Берту:
— Я как раз собирался посоветовать вам, мисс Кингсли, цыпленка, фаршированного крабьим мясом, под сметанным соусом с трюфелями.
— Вот это да! — воскликнула в восторге Берта. Не обращая на меня никакого внимания, Луиджи, записав заказ в блокнот, снова улыбнулся Берте и удалился.
— У меня всего пятьдесят баксов, — соврал я. — Если обед обойдется дороже, а так и будет, мне придется занять у тебя, детка.
— У женщин занимать деньги не положено, — ответила Берта. — Это не по-джентельменски. Помаши своей кредитной картой. Для того она и служит.
— Моя кредитная карта только для деловых встреч.
— Ну и что? А у нас разве не деловая?
Принесли креветки.
Пока мы ели, я спросил Берту:
— Тебе что-нибудь говорит имя Уолдо Кармайкл?
— Значит, обед у нас все же деловой, — улыбнулась Берта.
— Возможно. Ответь мне, милая, тебе известно это имя?
Берта покачала головой:
— В первый раз слышу. Уолдо Кармайкл? Звучит сексуально, правда?
— Продолжим игру в имена. А Раса Хэмела ты знаешь?
— Ты что, смеешься? Рас Хэмел? Да я обожаю его книжки. — И она бросила пробный шар:
— Ты на него работаешь?
— Не трать времени на расспросы. Твое дело отвечать и уничтожать то, за что я заплатил. Что еще ты знаешь о Хэмеле, кроме того, что он пишет книжки, которые тебе нравятся?
— Ну так, кое-что… Он недавно женился. Живет на перешейке Парадиз-Ларго. А теперь объясни, к чему эти расспросы?
— Да ты ешь, ешь, а то с личика спадешь, — правда, креветки уже приказали долго жить. — А про его жену ты что слышала?
— Про жену? Видела ее пару раз. Для Хэмела она слишком молода. Лично мне такие не по вкусу. — Берта хитро улыбнулась. — Вот если бы ты спросил меня о его первой жене… — Она не договорила.
— Прекрасно. Спрашиваю о первой.
— Глория Корт. — Берта фыркнула. — Взяла себе снова девичью фамилию, когда Хэмел ее выставил. Она спала со всеми направо и налево. Как я выразилась? «Девичью»? Ты бы хоть иногда поправлял меня. Девушкой эта пташка была в лучшем случае лет до шести.
— Наплевать на ее прошлое, — прервал я Берту, — рассказывай дальше.
— Она живет с мексиканцем, который зовет себя Альфонсо Диас. Он хозяин бара «Аламеда» в гавани.
«Аламеду» я знал. Там находил прибежище всякий портовый сброд. Ни в одном другом прибрежном баре не завязывалось столько драк по субботам, как в «Аламеде».
— А Глория там играет на гитаре, полуголая. — Берта сделала брезгливую гримасу. — Представляешь? Это жена-то Раса Хэмела! Вот так и крошится печенье! Сегодня оно в порядке, завтра все рассыпалось. И еще могу сказать: я бы лучше спала с козлом, чем с Альфонсо Диасом.
Принесли цыпленка со всякой всячиной. Мы принялись за него, цыпленок оказался настоящим объедением, так что я даже перестал беспокоиться, во сколько он мне обойдется. Когда мы доели его и выпили кофе, мысли мои устремились к ожидающей нас ночи.
Берта быстро подметила мое настроение.
— Пошли, неукротимый, — сказала она, похлопав меня по руке. — Я тоже не прочь.
Я помахал, чтобы нам принесли счет, содрогнулся, увидев сумму, и расстался с обеими пятидесятками. После того как я дал на чай официанту, метрдотелю и швейцару, подогнавшему мою машину к входу, у меня осталось тридцать долларов, на которые предстояло жить до конца недели.
Когда мы ехали ко мне домой, Берта проговорила:
— Барт, я тут о тебе думала. Пора тебе сменить работу. Если ты хочешь, чтобы мы продолжали быть вместе, надо поискать, где платят больше, хватит ходить в сыщиках.
— Мысль не нова, — ответил я. — Я сам ношусь с ней весь последний год, но не могу придумать, за что еще мне будут платить деньги, кроме как за сыск.
— Подумай еще. Ты такой специалист по криминальной части, авось чего и придумаешь. Я встретила на прошлой неделе одного парня — купается в зеленых. Обихаживает старых леди. Они осыпают его деньгами, лишь бы он им улыбался.
— Ну, милая, ты уж с такими лучше не встречайся. Жиголо я терпеть не могу.
— А как насчет контрабанды? Я знаю одного парня, он возит сигары с Кубы, зарабатывает кучу денег.
— Хочешь упрятать меня в тюрьму?
Берта пожала плечами:
— Ладно, забудем этот разговор. Но я-то знаю, что бы делала на твоем месте.
Я направил машину в подземный гараж моего дома.
— Ну и что бы ты делала на моем месте? — спросил я, выключая двигатель и свет.
— Я бы поразнюхала насчет тех богатых зануд, на которых работаю, и забросила им приманку, — сказала Берта, выходя из машины.
— Тех зануд, на кого я работаю?
— Ну да, таких богатеев, как Рас Хэмел, на которого ты работаешь.
Я догнал ее, и мы вместе пошли к лифту. — Разве я сказал тебе, что работаю на Хэмела?
— Кончай, Барт. Ты не говорил, но это же ясно. Ладно, забудем. Не умеешь ты шевелить мозгами. Имеешь такие возможности, работая на этих богачей, такими козырями мало кто обладает. И уж эти немногие не упускают своего, не то что ты. Из здешних богачей можно выжать большие деньги. Только надо подумать как. Ну, пошли скорей, а то у меня охота пропадет.
Входя в лифт, я задумался о том, что сказала Берта. И продолжал размышлять, когда мы улеглись в кровать. Но стоило Берте оплести меня руками и ногами, как мысли из моей головы испарились.
Всему свое время и свое место.
Юго-восточнее Парадиз-Сити, примерно в тридцати милях от берега, по заливу до самого Ки-Уэста тянется цепочка маленьких островов.
Сидя в вертолете рядом с Ником Харди, я разглядывал эти острова, казавшиеся зелеными каплями в синем сверкающем море.
Ник без труда выследил яхту Хэмела. Мы уже кружили над гаванью, когда она снялась с якоря и взяла курс в открытое море.
Бояться, что Нэнси и Джош заподозрят, что за ними следят, не приходилось: в небе кружили и другие вертолеты, катавшие богатых туристов.
Я взял у Ника полевой бинокль. Нэнси была на мостике, а Джош, наверно, в машинном отделении. Я искал его глазами, но не находил.
— Они направляются к острову Кейс, — проговорил я. — Вернись к гавани и покружись над ней. Нехорошо, если они нас заметят, что мы летим за ними.
Краснощекий толстяк Ник добродушно повиновался.
— Там, на яхте, миссис Хэмел, — сказал он. — Чего ты от нее хочешь, Берт?
— С каких это пор ты стал таким любопытным? Спроси полковника, раз тебе так интересно.
Ник усмехнулся:
— Ладно. Мне лишнее знать ни к чему. Тем временем яхта приближалась к острову. Она замедлила ход, повернула и поплыла вдоль берега, пока не подошла к Мейткомбу-Кей, а оттуда двинулась к группе маленьких островов, расположенных в пяти милях к востоку.
— Что это за острова? — спросил я.
— Когда-то здесь укрывались пираты, — ответил Ник, он хорошо знал историю Флориды, — и неожиданно нападали на проходящие мимо суда. Говорили, что здесь была штаб-квартира их вожака — Чернобородого. Сейчас эти острова необитаемы.
Яхта замедлила ход и начала пробираться по узкому проливу между двумя покрытыми густыми зарослями островами. В конце концов она исчезла из виду за завесой лиан и лоз дикого винограда.
Я решил, что кружить здесь дольше в ожидании, когда яхта снова появится, не стоит. Не следует, чтобы Нэнси, или Джош, или оба они заподозрили, что мы проявляем к ним особый интерес.
— Ладно, Ник, давай назад, — сказал я. — И если не хочешь, чтобы полковник на тебя наседал, не болтай о том, что мы видели.
Ник удивленно посмотрел на меня и пожал плечами.
— Желание клиента — закон, — ответил он и повернул к берегу. — Только, Барт, учти, миссис Хэмел славная девушка.
— А ты откуда знаешь? Ты с ней когда-нибудь имел дело?
— Конечно. И с ней, и с мистером Хэмелом. В прошлом месяце я отвозил их на Дейтонский берег и привез обратно. Хэмел мне не нравится. Надутый, важничает. А она симпатичная, только зря такая молодая за него вышла.
— Как тебе показалось, они между собой ладят?
— Не знаю. Он сидел сзади и ни слова не сказал за весь полет. А она сидела, где ты сидишь, и болтала всю дорогу.
— О чем?
— О вертолете. Ей все было интересно. Она первый раз в нем летела. Обо всем расспрашивала. И неглупые вопросы задавала. Видать, соображает.
Так, значит, Нэнси — симпатичная и неглупая, но только бывает, что симпатичные девушки спят со всеми подряд. Я переменил тему. Стал тоже расспрашивать Ника про вертолет и про заработки. Мы все еще болтали об этом, когда приземлились. Уже идя к машине, я напомнил Нику:
— Так смотри помалкивай.
— О чем ты говоришь!
Мы пожали друг другу руки, и я поехал в агентство. Гленда сказала, что полковник занят, и спросила, как мои успехи.
Я уже собрался рассказать ей, что Нэнси завернула на пиратский остров, как вдруг у меня в мозгу прозвучали слова Берты: «Из этих богачей можно выжать большие деньги. Надо только подумать как».
И я начал сочинять;
— Следил за Нэнси с вертолета. Но она весь день занималась рыбной ловлей. Зря потратил время.
Гленда кивнула.
— Может, Хэмел напрасно впал в истерику, — продолжал я, — ведь и такое бывает.
— Я передам полковнику.
Я прошел к себе в кабинет. Чика не было. Вытащив бутылку виски из ящика стола, я налил себе и закурил сигарету.
«Надо только подумать».
Вот я и призадумался. И решил, что обследую эти острова в одиночку. Может, Нэнси просто загорает там без всего или рыбу удит, а может, встречается с Уолдо Кармайклом. Острова укрыты от глаз. Что, если именно там она и крутит любовь с этим Уолдо? Раз полковник меня нанял следить за ней, я обязан представить ему рапорт. Но что, если я ничего не сообщу полковнику? Могу ли я сыграть на том, что не доложу полковнику о поездке, Нэнси на эти уединенные острова?
Я налил себе еще и еще поработал мозгами, потом пододвинул телефон и позвонил Тони Ламберта. Тони давал напрокат лодки для рыбной ловли. Когда у Берты выдавались свободные дни и ей хотелось подышать морским воздухом, я обычно обращался к нему. Мы договорились, что я возьму у него лодку с мотором в пять утра.
— И надолго вам нужна будет лодка, мистер Андерсен?
— До полудня.
— Если заплатите наличными, полагается скидка, поездка обойдется вам в двадцать долларов. Если в кредит — в тридцать.
— Ну тогда наличными.
— Ладно. Лодка будет вас ждать. Не беспокойтесь.
Только я повесил трубку, вошел Чик.
— Ну как успехи? — спросил он, садясь за стол.
— Никак. Она ловила рыбу.
— Вот черт!
— Да, но я полетал с удовольствием. А что у тебя?
— Я уже совсем без ног. И готов поклясться, что никакого Уолдо Кармайкла не существует. Даже в полиции его никто не знает. Я обрыскал все отели и мотели. Даже больницы проверил — нигде этого Кармайкла нет.
Я поднялся:
— Пойдем к полковнику.
Нам пришлось подождать десять минуть, пока Парнэлл освободится. Войдя, мы доложили ему, что пока нам ничего обнаружить не удалось.
— Все говорит за то, что Хэмела донимает какой-то псих, — сказал я. — Из слышанных мною отзывов его жена — симпатичная, приятная, обходительная молодая женщина, к тому же неглупая. Никто из тех, с кем я говорил, про нее дурного слова не сказал.
— А об этом Уолдо Кармайкле никто здесь слыхом не слыхал, — добавил Чик.
Парнэлл задумался и подергал себя за нос.
— На этом останавливаться нельзя, — сказал он наконец. — Отказываться от задания слишком рано. Вы же наблюдаете за ней всего два дня. Продолжайте до конца недели, Барт! — Он повернулся к Чику. — Вдвоем вам тут нечего делать. Как раз подвернулась новая операция, займитесь ею, Чик. — И Парнэлл опять обратился ко мне:
— А вы продолжайте присматривать за миссис Хэмел. Когда она на яхте, пусть себе плавает, а вот на суше не спускайте с нее глаз. Если до конца недели вы ничего не обнаружите, я поговорю с Палмером, посмотрим, что он скажет.
Полковник пригласил Чика сесть, а мне махнул, что я могу идти.
Я вернулся к себе. Теперь, раз Чику поручено другое дело, руки у меня были развязаны. До островов я доберусь часа за два. В агентстве никто не будет знать, слежу я за Нэнси или нет. Все утро можно обследовать острова, и если ничего не обнаружится, вечером буду наблюдать за Нэнси.
И тут я вспомнил, что до получки еще девять дней, но в бумажнике у меня и тридцати долларов нет. А за лодку надо заплатить двадцать. Я в тревоге выпрямился.
Кредит в банке у меня исчерпан. Я снова откинулся на спинку стула и предался мрачным размышлениям о своем ближайшем будущем. Если я не найду благодетеля, согласного ссудить меня деньгами, похоже, придется сидеть без еды и питья. В такой переплет я еще никогда не попадал. Я отругал себя за то, что водил Берту ужинать в «Чайку». Но потом утешился, ведь еда-то была превосходная! Ни о чем не надо жалеть, какой-нибудь выход всегда подвернется. Я перебирал в памяти всех друзей, которые меня раньше выручали. Вспомнив каждого поименно, я вынужден был признать, что положение безнадежно. Все мои так называемые друзья давно уже, завидев меня, переходят на другую сторону.
Попросить у Берты?
Я оживился. Это мысль! Если подъехать к ней со знанием дела, можно добиться успеха, но действовать надо очень осторожно. Я еще никогда к ней с таким просьбами не обращался, но все приходится пробовать впервые.
На часах было семнадцать сорок. Берта обычно уходит из своего Дома мод около восемнадцати. Если поспешить, можно ее поймать. Я поспешил.
Подъехав к стоянке, где Берта оставляла свою машину, я увидел, что ее «хонда» на месте. Я закурил сигарету и стал ждать. Через несколько минут Берта быстрым шагом вышла из здания.
— Привет, детка, — поймал я ее за руку. — Удивлена?
Берта посмотрела на меня с подозрением. Я понял, что настроение у нее, в отличие от обычного, неважное.
— Почему ты не на работе? — спросила она.
— Вот как ты приветствуешь своего дружка! Тебе уже говорил сегодня кто-нибудь, что ты выглядишь потрясающе? Еще лучше, чем вчера.
— Нечего мне зубы заговаривать, — оборвала она меня. — Что ты здесь делаешь?
— Захотелось на тебя полюбоваться. Пошли ко мне в машину. Есть разговор.
— Охота мне сидеть у тебя в машине! Поедем лучше куда-нибудь выпьем.
Но я уже знал, что Берта пьет только коктейли с шампанским, поэтому я тверже взял ее за локоть и повел к машине.
— Хочу потолковать с тобой о деле. Я подумал насчет того, что ты вчера говорила.
— Выпить хочется. А что я говорила? Открыв дверцу машины, я буквально впихнул Берту внутрь, потом обежал вокруг и сел за руль.
— Вчера ты высказала великолепную мысль, — напомнил я. — Возьми сигарету.
Берта неохотно послушалась, я щелкнул зажигалкой, потом закурил сам.
— Не помню, что я говорила. А в чем дело?
— Дело в том, что я подумал. И чем дольше думал, тем интересней мне представлялось твое предложение. У меня зародилась мысль, что я могу ухватить большой куш, а тогда уж я и подружку свою не забуду.
— Слушаю, слушаю. Ты, конечно, загибаешь, но говори дальше.
— Чтобы этот план осуществить, мне нужны деньги, совсем немного, — сказал я. — Как бы ты посмотрела на то, чтобы стать моим партнером?
Берта сощурилась:
— Ты просишь у меня денег?
— Можно и так выразиться. Да, прошу. Пока в долг, под двадцать процентов сроком на десять дней. И ты, таким образом, вступаешь со мной в долю.
— В какую долю?
— А вот это пока секрет, детка. — И я улыбнулся своей таинственной улыбкой. — Обещаю через десять дней все тебе вернуть. Ты же знаешь, я не обману.
— Как раз этого я не знаю. — Берта пристально смотрела на меня. — Хочешь попробовать прижать Раса Хэмела?
— Да с чего ты взяла? Я же его и не упоминал!
— И так ясно, что ты на него работаешь. Вчера весь вечер ты про него спрашивал. А как только я спросила, не он ли тебя нанял, ты заюлил, вот я и поняла, что догадалась правильно.
Я вздохнул:
— Строго между нами, детка, я правда на него работаю. Он думает, что его жена водит его за нос, и нанял нас следить за ней. Только Бога ради никому не сболтни.
— Следите за этой постной фитюлькой? — фыркнула Берта. — Да Хэмел спятил. Разве такие способны любовь крутить? Только и умеют, что перебрасываться мячиками в теннис да удить рыбу.
— Так-то оно так, но ведь кто-то мог и завлечь ее. Представь, что ее взял в оборот какой-нибудь другой богач, помоложе Хэмела. С Хэмелом ей скучно, он целыми днями пишет, а этот тип всюду с ней разъезжает, заговаривает ей зубы, вот в конце концов и завязывается пламенная любовь. Такое и раньше случалось, и впредь так будет.
Берта пожала плечами:
— Все может быть. Но ты-то какое к этому имеешь отношение?
— Это же моя работа, детка. Мне только не хватает маленького начального капитала.
— Сколько тебе нужно?
Я видел, что заинтересовал ее, и хотел закинуть удочку насчет пятидесяти долларов, но решил не мелочиться.
— Ну, скажем, триста долларов.
— Триста! — Берта даже вскрикнула. — Полечись сначала.
— Ну ладно, детка, забудем. Я найду кого-нибудь другого. Я же не подарок прошу, а в долг. Таких, кто с радостью согласится ссудить мне на десять дней триста долларов под двадцать процентов, я кучу найду.
— Да не ври, пожалуйста. Кроме меня, тебе никто и пяти долларов не одолжит. Ну ладно, Барт. — Она раскрыла сумочку и вынула кошелек. — Вот тебе пятьдесят долларов на десять дней под двадцать процентов.
Я заглянул в ее кошелек. Казалось, он битком набит зелеными купюрами.
— Ты что, банк ограбила?
Берта сунула мне две бумажки и защелкнула замок.
— Учти, если тебе засветит большой куш, я жду своей доли!
— Как только что-нибудь получу, получишь и ты. — И, чувствуя себя снова богачом, я спрятал деньги в бумажник.
— А теперь поедем выпьем. Ну-ка, отвези меня в бар «Цезарь». Умираю хочу выпить.
Я помедлил. Коктейль с шампанским стоил у «Цезаря» десять долларов. Но колебался я лишь несколько секунд. Ведь я опять разбогател! На что ж тогда деньги, если их не тратить?
Я запустил двигатель, и мы отправились к бару «Цезарь».
К пиратским островам я приплыл чуть позже половины седьмого. Этому предшествовала смертельная борьба с самим собой: до чего же не хотелось мне вставать в половине пятого! Но с помощью будильника и трех чашек крепчайшего кофе я в какой-то мере с собой справился.
Накануне Берта спешила еще на одно свидание, а потому, выпив две порции коктейля с шампанским и забросав меня новыми вопросами, на которые ответа не получила, она куда-то унеслась. А я вернулся домой один и запасся кое-чем для предстоящего путешествия на острова. Достал армейский комплект для джунглей — во Вьетнаме я из него не вылезал: камуфляжную куртку, брюки, заправленные в специальные сапоги, и охотничий нож. Все это я сложил в сумку, туда же сунул мягкую шляпу, мазь от москитов и термос с ледяной водой пополам с виски.
В круглосуточном кафе на набережной я купил пакет сандвичей с мясом. Лодка уже ждала меня в гавани.
Подплыв к островам, я заглушил подвесной мотор и переоделся. Странно было снова облачаться в этот костюм, но, судя по густым зарослям, покрывавшим острова, именно такой здесь и требовался.
Намазав лицо и руки мазью от москитов, которым ничего не стоит сожрать человека заживо, я заплыл в широкий ручей, где вчера скрылась яхта Нэнси.
Я плыл медленно, мотор стрекотал едва слышно. Над лодкой, как занавес, свисали виноградные лозы и лианы. После ослепительного солнца мне казалось, что я попал в душный парной туман.
Вокруг жужжали тучи москитов, но мазь их отпугивала. Скоро я увидел впереди солнечный свет и ввел лодку в крошечную лагуну. Выключил мотор и дал лодке подплыть к ближайшему берегу. В джунгли вела хорошо утоптанная тропинка. На берегу стоял крепко вбитый в землю столб, и я догадался, что к нему крепят яхту. Я тоже привязал к этому столбу свою лодку, перекинул сумку через плечо, сжал в руках нож и крадучись двинулся по тропе, настороженно вглядываясь, не видно ли змей. Прошел около четверти мили. При моем приближении в листве у меня над головой вспархивали синие сойки и черные дятлы. Жара стояла невыносимая, и пот бежал с меня ручьями. Я увидел, что впереди тропа делает крутой поворот, стало светлей, и я догадался, что там, за поворотом, поляна.
Все приемы войны в джунглях сразу ожили у меня в памяти. Я пополз вперед, остерегаясь и не издавая ни звука, пока не приблизился к огромному стволу. Из этого укрытия я смог обозреть поляну.
На ней в тени стояла зеленая брезентовая палатка. В таких я обычно жил, когда воевал во Вьетнаме. В них свободно помещаются четыре человека. Вход в палатку был зашнурован. Рядом с ней стоял переносной набор приспособлений для барбекю и два складных брезентовых стула. Трава вокруг была вытоптана.
Мое открытие озадачило меня. Неужели это и есть любовное гнездышко? Трудно было поверить, что Нэнси встречается здесь с любовником. В палатке, наверно, жарко как в печке.
Я старался не двигаться, гадая, нет ли там кого сейчас. Судя по зашнурованному входу, никого внутри быть не должно. Оглядевшись, я облюбовал большой цветущий куст недалеко от тропы и, пригнувшись, бесшумно подобрался к нему и спрятался. Отсюда меня видно не было, но палатка просматривалась хорошо.
Надо мной отчаянно жужжали москиты. Если не считать этого и щебета птиц, в джунглях стояла тишины. Я обтер пот с лица, открыл сумку и отхлебнул из термоса. Очень хотелось закурить, но я опасался, что дым меня выдаст. Оставалось сидеть и ждать. Ожидание оказалось долгим, томительным. Я то и дело смотрел на часы. Когда стрелки подошли к восьми сорока пяти, вдруг послышалось насвистывание, кто-то приближался к палатке, и я распластался на земле. Затем зашуршали опавшие листья и зашелестели виноградные лозы — видно, их нетерпеливо раздвигали в стороны. Идущий не сомневался, что вокруг никого нет. Он не соблюдал никаких предосторожностей.
Вглядываясь сквозь листья, я увидел, что в дальнем конце поляны из зарослей вышел мужчина. На глаз я дал бы ему лет двадцать пять — двадцать шесть. Его длинные черные волосы давно не знали гребенки. Лохматая борода почти скрывала лицо. На нем была темно-зеленая рубашка с длинными рукавами и черные брюки, заправленные в мексиканские сапоги. В одной руке он держал удочку, в другой — уже вычищенные и выпотрошенные две большие рыбины.
Пока он, присев, разжигал печурку для барбекю, я лежал неподвижно и совещался сам с собой. Может ли быть, что этот крутой хиппи и есть Уолдо Кармайкл? Вряд ли, но все возможно. Глядя, как он ловко управляется со своим делом, как перекатываются мускулы под его пропотевшей рубашкой, я подумал, что такая девушка, как Нэнси, вполне могла им плениться.
Когда рыба зашипела на решетке, парень расшнуровал вход в палатку и вошел внутрь. Через минуту он вернулся, держа железную миску, нож и вилку. Я ждал, пока он поест. Но когда он кончил и стал закапывать мусор, я решил, что пора действовать. Бесшумно двигаясь, я снова переметнулся на тропу. Поднявшись во весь рост и нарочно шумно поддавая ногами опавшие листья, я двинулся к поляне. А дойдя до поворота, даже засвистел, Я хотел предупредить его о своем приближении. Чутье подсказывало мне, что возникнуть перед ним внезапно было бы ошибкой.
Выйдя на поляну, я обнаружил, что он стоит перед палаткой, держа в руках ружье, и направлено это ружье прямо на меня.
Я остановился как вкопанный и улыбнулся самой своей дружеской улыбкой:
— Привет! Извините, что напугал. Я-то вообразил, что здесь один-одинешенек, весь остров к моим услугам.
Незнакомец опустил ствол, так что он смотрел теперь на мои ноги, но я видел, как он напряжен.
— Кто вы? — У него был низкий хрипловатый голос.
Чувствовалось, что я нагнал на него страху.
— Барт Андерсен. Ничего, если я к вам подойду? Это ружье выглядит очень грозно. — Я снова расплылся в улыбке. — Пальнет еще…
Словно загнанный в угол кот, незнакомец не спускал с меня глаз:
— Стойте, где стоите! Что вам здесь нужно?
— Ищу пещеру Чернобородого, — ответил я. — Не знаете, где она?
— Бросьте! Здесь нет никаких пещер.
— Серьезно? А парень в «Нептуне» уверил меня, что пещера именно здесь.
— Говорю вам, хватит!
— А вы что, вроде как отшельник? — Не переставая улыбаться, я сделал шаг вперед. Ружье взметнулось вверх.
— Стойте! Больше повторять не буду! — В его голосе звучала явная угроза.
— Да бросьте вы! Чего вы кипятитесь? Не хотите же вы…
Раздался выстрел. Листья у моих ног столбом поднялись вверх.
Ружье надо было перезарядить, и я не стал терять времени даром. Пока он искал второй патрон, я бросился на него.
Его рефлексам позавидовала бы и кобра. Если бы не моя вьетнамская тренировка, он бы меня изувечил — нацелился ударить меня между ног, но удар, весьма мощный, пришелся по бедру, и я отлетел назад. Пока он снова заносил ружье, я кинулся на него и сильно ударил вниз живота. Воздух со свистом вырвался из его груди, как из проколотой шины, и он упал на колени. Пока он пытался наполнить легкие воздухом, я резко ударил его сзади по шее. Он упал лицом вниз.
Я быстро подошел к палатке и заглянул внутрь. В ней стояли две кровати, между ними складной стол, а в углу таз для умывания на шаткой подставке. На столе с одной стороны лежали женская щетка для волос, расческа, зубная паста, дезодорант и пудра. С другой стороны — сигареты, дешевая зажигалка, зубная щетка и кружка.
Я оглянулся на незнакомца. Он пошевелился. Я подошел, поднял ружье, удалился на некоторое расстояние и стал ждать.
Постепенно он пришел в себя, с трудом встал на колени, с трудом поднялся. Гневно глядя на меня, он тер рукой спину.
— Не будем ссориться, — сказал я, напряженно следя за ним, в его грифельно-серых глазах затаился опасный блеск.
— Что вы тут делаете? — воскликнул он. — Только хватит пороть чушь насчет пещеры Чернобородого. Что вам здесь надо?
— Ну, скажем, хочу, как и вы, отсидеться в тишине и покое. — Я снова улыбнулся. — Эти острова словно созданы для того, чтобы на них укрыться, пока не похолодает.
У него сузились глаза.
— Вы что…, дезертир?
— Давайте будем считать, что я просто хочу тишины и покоя, — повторил я. — Если у вас тот же настрой, я, может, вам и доверюсь. А вас что сюда забросило?
Он поколебался, потом пожал плечами:
— Сбежал из армии полгода назад. Сыт по горло.
Я ни минуты не сомневался, что он врет. Он не был похож на служащего в армии. Отбыв три года в войсках, я сразу чую бывшего солдата.
— Что ж, местечко тут недурное, и палатка у вас хорошая. Долго собираетесь здесь жить?
— Сколько захочу! Для вас тут нет места. Ищите себе другой остров.
У меня из головы не шли принадлежности женского туалета, которые лежали на столе. Интересно, он здесь не один, а с женщиной? Или это вещи Нэнси?
— Ну ладно, — сказал я. — Я бы рад вам составить компанию, но раз вы против, — я пожал плечами, — придется поискать счастья в другом месте. Удачи, солдат. — Я повернулся, подошел к кусту, за которым прятался, и поднял свою сумку.
— Как вы сюда добрались? — спросил он.
— Так же, как и вы. — Я помахал ему рукой и зашагал по тропе к лодке.
Не прошло и трех минут, как я услышал, что он крадется за мной следом. Чувствовалось, что опыта войны в джунглях у него нет, но все же он двигался довольно бесшумно. Если бы я не был начеку, я бы ничего не заметил. Я шел, не останавливаясь, прямо к лодке. Знал, что он в нескольких шагах от меня, но он не показывался. Видно, просто хотел убедиться, что я уеду.
Я сел в лодку, отвязал ее, запустил подвесной мотор и поплыл по длинному темному тоннелю к морю. Я не сомневался, что он будет следить за мной, пока я не скроюсь. Поэтому я поплыл обратно к гавани, но, когда острова скрылись за горизонтом, изменил курс и повернул к острову Мейткомб-Кей, остановился у маленькой пристани и прошел по набережной к бару для рыбаков.
Бармен-негр взглянул на меня, и его черные глаза выразили удивление, а губы тут же расплылись в улыбке.
— Почудилось мне, будто я снова в армии, босс, — проговорил он. — Этот камуфляжный костюм напоминает о прошлом.
В баре было пусто — только он и я. Я сел на стул.
— Пива!
Он откупорил бутылку и налил. Я зверски хотел пить, такая жажда свалила бы и верблюда. Залпом выпив стакан, я закурил.
— Изучаю пиратские острова, — пояснил я. — В здешних зарослях без такого обмундирования пропадешь.
— Это точно. — Он налил мне снова. — Кроме птиц, там и не живет никто. Когда-то, говорят, жили, но это до меня было. Сейчас там ни души.
— Угостись тоже.
— Нет, спасибо, босс, мне еще рано. Я взглянул на часы. Было немногим больше одиннадцати.
— Ну а удочку с наживкой смогу тут раздобыть? — спросил я. — Я в отпуске, хотел погреться на солнышке.
— Я дам вам свою. Я ведь видел, как вы приплыли. Лодку, наверно, у Тони взяли?
— Да, у него. Взял напрокат на целый день. Так дашь мне удочку?
— Конечно, сейчас найду ее. — Он скрылся за грязной занавеской, и мне было слышно, как он там возится.
Немного погодя он вышел, неся хорошенькую маленькую удочку и банку с наживкой.
Я положил на стойку свои последние пятьдесят долларов.
— На всякий случай, вдруг я свалюсь за борт, — усмехнулся я, беря у него удочку. — До пяти я вряд ли вернусь. Ничего?
Он подвинул деньги обратно ко мне:
— Мы же с вами ветераны, босс. От вас мне никаких залогов не надо.
Я был рад заполучить свои деньги обратно. Поблагодарив бармена, я вернулся к лодке. Выйдя в открытое море, приглушил мотор и снова переоделся в свой обычный костюм, засунул форму в сумку и опять поплыл к островам. Обогнув ручей, ведущий к убежищу хиппи, я остановился в четверти мили от устья под плакучими ветками деревьев. Распаковал бутерброды и принялся жевать и думать.
Почему этот парень прячется тут, на острове? Он не дезертир. Он здесь вдвоем с какой-то женщиной, или вещи на столе все же принадлежат Нэнси? «И еще, — подумал я, — такая палатка стоит недешево. А у хиппи с виду за душой и десяти центов не наберется. Значит, его содержит Нэнси».
От нечего делать я начал удить, однако настроения не было. Меня одолевали сомнения и догадки, но я так ничего и не придумал. Мне не хватало информации и фактов. Тем не менее ситуация меня интриговала.
Около трех часов я услышал отдаленный рокот мотора. Убрав удочку, я схватился за свисающие ветки и подтянул под них лодку.
Через несколько минут я увидел, что к острову приближается яхта Хэмела. Она свернула в ручей, сбавила скорость и скрылась из вида.
Я не двигался. Вдруг Нэнси оставила Джоша Джонса караулить? Если он меня обнаружит, все пропало. Лучше подождать, решил я. Медленно протек час. Я сидел в лодке, бил москитов и изнывал от жары. Затем я услышал, как снова заводят мотор, через минуту показалась яхта и стремительно понеслась к городу.
Я решил побеседовать с хиппи еще раз. Можно наврать, что у меня кончился бензин, поинтересоваться, не продаст ли он мне хоть немного. Конечно, я ничем не выдам, что знаю, что лодки у него нет, и с материком его связывает Нэнси. Я не мог поручиться, любовник он ее или нет, но готов был спорить, что на этот остров его доставила она, она же купила палатку и прочее.
Я завел мотор и поплыл по ручью. Привязал лодку к столбу и быстро пошел по вьющейся тропе, не стараясь двигаться бесшумно.
Дойдя до поворота, откуда тропа выводила на поляну, я повернул и разом остановился.
На поляне было пусто, и она выглядела унылой и заброшенной. Палатка, складные стулья, приспособления для барбекю — все исчезло. Сомнений не было: моя птичка — косматый хиппи — упорхнула под присмотром Нэнси и Джоша Джонса. Как только они приехали, мой приятель рас сказал обо мне, и они разом решили сложить пожитки и убраться прочь.
По крайней мере, теперь можно было сделать вывод; этот хиппи что-то натворил. Он не мог рисковать и боялся, что я расскажу кому-нибудь, где он прячется.
Я подошел по утоптанной траве к квадрату, оставшемуся от палатки. При таких поспешных сборах он мог и забыть что-нибудь. Поискав несколько минут, я нашел дешевую никелированную зажигалку, которую видел на столе. Вдруг мне и дальше повезет и окажется, что на никелированной поверхности сохранились отпечатки пальцев. Вынув платок, я накрыл им зажигалку и поднял ее с земли. Тщательно замотав находку в платок, я сунул ее в карман. Поискав еще и убедившись, что больше ничего не осталось, я поспешил к лодке.
Было уже шестнадцать тридцать. Придется еще заехать в Мейткомб-Кей и вернуть удочку. Значит, в агентство я вернусь не раньше семи вечера. Может, еще успею застать Гарри Мэдоуза, нашего заведующего лабораторией.
Я завел мотор и поплыл в Мейткомб-Кей.
Когда я вернулся в агентство, Гленда уже собиралась уходить.
— Полковник на месте? — спросил я.
— Вы разминулись на пять минут. — Она холодно посмотрела на меня. — Что нового?
— Ничегошеньки. Весь день от нее не отставал, — соврал я. — Вела себя, как все примерные жены, — ходила по магазинам, глазела на витрины, пила чай с подружками, потом отправилась домой. Боже, до чего я ненавижу эту слежку за женами!
— Это входит в твои обязанности, — отрезала Гленда и удалилась.
Я пошел в лабораторию, она находилась в конце коридора. Гарри Мэдоуз, сидя на табурете, рассматривал что-то в микроскоп.
Гарри — высокий, худой старик, ему около семидесяти. Раньше он возглавлял городскую полицейскую лабораторию, а когда пришел его час уходить на пенсию, Парнэлл предложил ему перейти к нам. У нас в агентстве лаборатория была маленькая, но прекрасно оборудованная. Мэдоуз с радостью ухватился за предложение, он не мог себе представить, что будет делать, сидя дома.
— Привет, Гарри, — сказал я, закрыв за собой дверь. — Все еще трудишься? Гарри поднял глаза и кивнул.
— Скорей забавляюсь, — ответил он, — коротаю время, все лучше, чем сидеть перед телевизором. Что тебе от меня нужно?
Я протянул ему все еще завернутую в платок зажигалку.
— Взгляни, Гарри, нет ли на ней отпечатков? Если есть, сними их, я бы хотел их сличить.
— Ладно, Барт, к утру будет сделано. Собираешься послать их на проверку в Вашингтон?
— Безусловно. Хочу проверить, как положено, — и, уже подходя к дверям, спросил:
— А про эти анонимные письма, которые тебе передал Чик, что-нибудь удалось выяснить?
— Напечатаны на машинке «IBM —,82C» с шариковой головкой, шрифт «делегат». Я пытал ся найти на этих письмах отпечатки, но с ними обращались осторожно — следы такие неясные, что ничего не дают. А вот бумага, на которой они напечатаны, представляет интерес. У меня имеются образцы всех видов писчей бумаги, которая продается в нашем городе. Такой здесь нет. Мне кажется, бумага итальянская. Но это только предположение.
Я знал, что предположения Гарри обычно всегда оправдываются, и намотал себе на ус, что ими надо заняться в свое время.
— А где письма?
— Я отдал их Гленде, приложил к отчету.
— Хорошо, Гарри. Если найдешь на этой зажигалке отпечатки, дай мне знать. Пока!
Я вернулся к себе. Чик уже ушел. Сев за стол, я стал соображать.
Куда Нэнси девала этого хиппи? Не могла же она привезти его в гавань, где всегда полно народу. Случись кому-нибудь увидеть, что он сходит с ее яхты, сразу пойдут сплетни. Будь я на месте Нэнси, я оставил бы парня в трюме до трех ночи, когда в гавани никого не будет, тогда можно было бы без особого риска вывести его на берег.
И я решил провести ночь на набережной. Времени у меня было еще достаточно. Я вынул из стола свой полицейский револьвер 38-го калибра, зарядил его и, вложил в кобуру. Потом вышел из кабинета и спустился на лифте в гараж.
Через три часа стемнеет; Интересно, свободна ли сейчас Берта, подумал я, но решил, что, пожалуй, звонить ей не стоит. Еще заставит везти ее в дорогой ресторан, а мне надо беречь деньги.
Я поехал в гавань, припарковал машину и пошел бесцельно слоняться среди ларьков, где торговали рыбой и фруктами, а потом свернул к стоянке яхт.
Эл Барни, как обычно, сидел на своей любимой тумбе с банкой пива в руке. Я постарался обойти его. Смешавшись с рыбаками и туристами, я прошел мимо незамеченным.
«А не заглянуть ли мне в бар „Аламеда“? — подумал я. — Посмотрю, что представляет собой эта Глория Корт — первая жена Хэмела — и ее дружок Альфонсо Диас, а заодно пообедаю».
Подходя к причалу, я замедлил шаги. У набережной покачивалось больше сотни роскошных яхт. Яхта Хэмела втиснулась между другой моторной яхтой и парусной шлюпкой. Сходни были убраны, а перед трапом в брезентовом кресле восседал Джош Джонс и строгал дощечку устрашающего вида ножом.
Я осторожно бросил на него беглый взгляд и прошел мимо. Похоже было, что он находится на посту, а это подтверждало мою догадку, что хиппи спрятан в каюте. Я нисколько не сомневался, что до полуночи, когда гавань начнет пустеть, с яхты никто не сойдет, поэтому, слегка ускорив шаг, направился в дальний конец набережной, в бар «Аламеда».
Была среда, и большинство баров не могло похвалиться обилием посетителей. Они наполнялись в конце недели, когда рыбаки и портовые рабочие, получив деньги, приходили покутить.
По дороге к «Аламеде» я прошел мимо киоска с книгами и журналами. Пробившись поближе к прилавку, я увидел среди прочих книги Раса Хэмела, все в ярких обложках, которые манили призывными сексуальными сценами. Одну из этих книг под названием «Любовь всегда одинока» я купил. На ее обложке красовалась грустная девушка со сногсшибательной грудью.
Я продолжил свое путешествие по набережной и наконец пришел в «Аламеду». Вход в бар был завешен сеткой от мух. Отодвинув ее, я вошел в большой зал. Слева от входа подковой изгибался бар, на возвышении пианист-негр тихо наигрывал на рояле какие-то печальные джазовые мелодии, вокруг стояли накрытые столики.
У бара собралось человек пятнадцать. Три официанта-мексиканца в длинных фартуках скучали без дела, стараясь напустить на себя занятой вид. Толстый, высокий бармен, тоже мексиканец, одарил меня елейной улыбкой. У него были длинные, свисающие к подбородку усы, а на голове жирно поблескивала лысина. Сидящие у стойки рыбаки казались бывалыми парнями. Никто из них даже головы не повернул в мою сторону. Я прошел к дальнему столику, сел и положил перед собой книгу Хэмела.
Один из молодых смуглых официантов подошел и вопросительно поднял бровь.
— Что у вас есть? — спросил я.
— Наше фирменное блюдо, сеньор, assoz con polo. Очень вкусно.
— А что это?
— Цыпленок с рисом, красным перцем и спаржей. Только у нас такое и попробуете.
— Прекрасно. И шотландское виски без воды. Я поймал его взгляд, брошенный на обложку книги.
— Хороша красотка? — сказал я.
Он молча посмотрел на меня и отошел. Устроившись за столом поудобнее, я закурил и взял книгу. Из рекламы на задней обложке я почерпнул следующее: «Этот захватывающий роман прославленного мастера американской литературы скоро будет экранизирован. Он разошелся уже более чем в пяти миллионах экземпляров».
Ко мне приблизился сам жирный бармен и поставил на столик виски. Обнажил в приветливой улыбке зубы и проследовал на место.
Прошло еще десять минут, и мне принесли фирменное блюдо. Я был голоден, цыпленок выглядел аппетитно. Официант поставил передо мной тарелку, кивнул и отошел к другим официантам.
Пока я ел, в бар вошли еще трое туристов: две пожилые женщины и юнец, обвешанный фотоаппаратами. Они сели за столик далеко от меня.
Я продолжал свою трапезу. Правда, цыпленок оказался жестким и переперченным, но я пробовал блюда и похуже. Когда я трудился над ножкой, из-за занавеса в дальнем конце бара появилась женщина, немного помедлила, огляделась и направилась к моему столику.
У нее были правильные черты лица, густые волосы цвета тертой моркови и пышная фигура, соблазнительно обтянутая белыми кожаными брюками и зеленым лифом, который лишь поддерживал ее бюст, не более того. Подойдя ко мне, она остановилась и улыбнулась. Белые зубы казались слишком ровными, вряд ли они были свои.
— Как тебе здесь нравится? — спросила она.
Я догадался, что это и есть Глория Корт, и налепил на свою физиономию самую сексуальную улыбку:
— С тех пор, как ты появилась, намного больше.
Она засмеялась:
— Не скучаешь один?
Я заметил, что на нас неодобрительно смотрят трое туристов, и приподнялся со стула.
— Не выпьешь со мной?
Она махнула рукой, и к нам, как борзая, спущенная с цепи, метнулся официант.
— Шотландское виски, — заказала она и села. — Ты у нас первый раз, — заметила она. — У меня хорошая память на лица.
Я не отрывал глаз от ее груди.
— И я бы тебя запомнил, если бы увидел хоть раз.
Она снова рассмеялась:
— Смотрю, ты читаешь книжку моего бывшего супруга.
Я изобразил крайнее изумление:
— Что? Что? Это написал твой муж?
— Бывший. В прошлом году мы разошлись.
— Нет, подумать только! — Я отодвинул тарелку. — Вот здорово! Расскажи, каково это быть женой короля бестселлеров?
Она поморщилась:
— Ну, про других писателей я не знаю, а Рас — жуткая зануда. Все книги у него только про секс. А эту ты уже дочитал?
— Да нет, я только что ее купил. Вообще-то я такие не читаю, а тут вспомнил, что он из здешних мест, и решил взглянуть, о чем он пишет.
— Небось думаешь, что если автор пичкает вас сексом, так он и в постели мастер? — Глория нагнулась ко мне и склонила голову набок. — Ничуть не бывало! Женщине от него не больше проку, чем от вареной макаронины!
— Бывает и так, — согласился я. — Женщине это тяжело.
— Да уж это точно.
Снова подошел официант и унес тарелку. Я попросил принести кофе.
— Он ведь, кажется, женился снова?
— Да. Ну что ж, пусть она порадуется. Я ее видела. Божья коровка. Таким это все равно. — Глория улыбнулась мне долгой зазывной улыбкой. — А мне нет!
Официант подал кофе.
— А здесь тебе нравится? — спросил я. — Ты выступаешь?
— Только по субботам, когда народу много. Здесь нормально. — Она поднялась. — Еще увидимся, — улыбнулась она и пошла к трем туристам, которым только что подали фирменное блюдо. Глория обменялась с ними какими-то фразами и снова скрылась за занавеской.
Я закурил и маленькими глотками стал пить кофе. Кое-что удалось выяснить. Судя по всему, Рас Хэмел — импотент. Я мысленно представил себе Нэнси. Если она не удовлетворена Хэмелом, решительный хиппи вполне мог ее привлечь.
Я начал читать. Книга открывалась сценой соблазнения, и эта сцена меня проняла. Хэмел явно умел впечатлить.
Я успел прочесть несколько глав, когда подошел официант со счетом. Я расплатился, дал ему на чай и вышел в темноту. Предстояло убить еще пару часов. Героиня Хэмела меня не сумела заинтересовать. В жизни я, может быть, и не прочь был бы с ней встретиться, но в романе она казалась слишком отвлеченной. Я бросил книжку в урну и пошел вдоль набережной в сторону яхты Хэмела.
Хоть было темно, я смог различить Джоша Джонса — он все еще сидел на своем посту. Я мельком взглянул на него и пошел дальше. Туристы уже разбрелись по отелям, только рыбаки еще толклись на набережной, кое-где они стояли группами и болтали. Эл Барни, до сих пор не потерявший надежды на то, что ему поднесут, сидел на своей тумбе. Надо было найти место, откуда я мог бы, оставаясь незамеченным, наблюдать за яхтой. До полуночи оставалось два часа. На небо поднялась большая полная луна, море засверкало, а набережная погрузилась в тень. Рядом закрывали на ночь маленькое кафе. Усталый официант опустил жалюзи и ушел в дом, закрыв за собой дверь. У стены кафе под небольшим навесом стояла скамья. Я подошел к ней и сел. Яхта Хэмела была от меня примерно в ста ярдах. Джошу Джонсу наверняка меня видно не было.
Я ждал. Вся жизнь сыщиков проходит в ожидании, и я на этом деле собаку съел. Группы рыбаков понемногу, одна за другой, начинали расходиться. На рассвете им предстояло выходить в море, вот они и плелись нехотя по домам.
Около одиннадцати Эл Барни швырнул в море пустую банку из-под пива и, тяжело поднявшись, заковылял куда-то в темноту. Теперь уже набережная почти опустела.
Остановились поболтать несколько ночных сторожей, приставленных к дорогим яхтам. Прошел мимо полицейский. Откуда-то появились две тощие кошки. Одна подошла и стала обнюхивать мою брючину. Я поддал ей ногой, и она убралась.
Теперь все мое внимание сосредоточилось на яхте Хэмела. И слава Богу, так как вдруг выяснилось, что Джоша Джонса нет на месте.
Я встал и замер.
Прошло еще несколько минут, и я увидел на палубе три едва различимые фигуры и услышал, как спускают трап. Почти тут же фигуры оказались на набережной. Они помедлили, глядя в сторону болтающих сторожей, но те стояли к ним спиной, и беглецы двинулись в противоположном направлении.
Я последовал за ними, стараясь держаться в тени. Когда они проходили мимо фонаря, я увидел, что самая высокая из трех фигур — это Джош Джонс. Другой, судя по черной лохматой шевелюре, — мой знакомый хиппи. Третьей в этой компании была женщина — худая и стройная, ее голову прикрывал шарф. Видно, та, что ютилась с моим хиппи в одной палатке на пиратском острове.
Далеко они не пошли — свернули в темный переулок. Я следовал за ними, тихонько перебегал от одного темного подъезда к другому.
Вдруг Джош остановился, поманил своих спутников и исчез под аркой.
Я осторожно заглянул туда и успел заметить, что Джош открыл какую-то дверь и вошел внутрь, парочка последовала за ним. Я вспомнил, что Эл Барни говорил, будто Джош снимает комнату в гавани, значит, Джош привел их к себе домой.
Я отошел в тень и стал ждать.
Вскоре в окне третьего этажа зажегся свет. Я увидел, как к окну подошел Джош, высунулся наружу, поглядел и ушел в глубь комнаты.
Я ждал.
Через час свет погас.
Я выждал еще некоторое время, но ничего не происходило, а когда на рассвете тени стали бледнеть, я сдался и пошел домой.
Лет пятнадцать назад Пит Левински считался лучшим и самым покладистым из портовых полицейских. Он служил в порту с первых дней, как поступил в полицию, и все, даже Торговцы наркотиками, контрабандисты и разные юные отбросы общества, признавали, что он всегда относится к ним справедливо.
Но вот в один прекрасный день Пит купил в подарок своей жене Кэрри посудомоечную машину. В порту все знали, что Пит обожает жену. Кэрри была шведка — веселая толстушка, любившая пропустить рюмочку. Она тоже в муже души не чаяла. И вот, значит, когда ей исполнилось сорок два, Пит подарил ей эту самую посудомоечную машину. Кэрри хорошо готовила, но терпеть не могла мыть посуду. Поэтому она была вне себя от восторга и похвалялась, что лучше подарка еще не получала. И все: рыбаки с женами, продавцы рыбы и фруктов, даже пьяницы, наркоманы и прочая шваль — за нее радовались.
До сих пор так и неизвестно, что произошло, только спустя три года после покупки этой машины Пит, вернувшись домой после дежурства, обнаружил Кэрри мертвой, она лежала рядом с машиной. Предполагали, что в посудомойке что-то разладилось, а Кэрри, находясь в подпитии, сунулась поправить дело. И ее убило током.
С того страшного момента, как Пит, войдя в их маленькую кухню, нашел неподвижную Кэрри, похожую на выкинутого на берег мертвого кита, он совершенно сломался.
Многие из его друзей, озабоченные его отсутствующим видом, советовали ему подкрепляться спиртным, чтобы встряхнуться и восстановить душевное равновесие. Раньше Пит почти не пил, а при исполнении служебных обязанностей не пил вовсе. Но убедившись, что виски несколько смягчает его горе, он начал пить без удержу. Начальник полиции Террелл сам обожал свою жену и потому хорошо понимал Пита. Он пробовал с ним говорить, но все было напрасно.
Как-то раз двое малолетних воришек задумали обчистить один из многочисленных портовых баров. Пит, пьяный, застал их на месте преступления и пристрелил обоих. Протрезвев и обнаружив, что он натворил, Пит долго рыдал. Начальнику полиции ничего не оставалось, как отправить его на пенсию. Но мэрия в пенсии Питу отказала. Когда его скудные сбережения закончились, Пит превратился в одного из тех опустившихся оборванцев, которые днюют и ночуют в гавани и берутся за все, о чем ни попросят.
Я познакомился с этим коротко стриженным седым верзилой с покрасневшими веками через закадычного друга Пита Эла Барни и всякий раз, когда сталкивался с беднягой, вручал ему пачку сигарет, памятуя, что, если бы не проклятая посудомоечная машина, он и по сию пору наводил бы порядок в гавани.
На следующее утро после того, как я проводил Джоша Джонса и его спутников до дома, я около девяти утра отправился искать Пита.
Солнце понемногу входило в силу, и я чувствовал себя вымотанным, ведь поспать мне удалось всего несколько часов. Я медленно брел по набережной. Для Эла Барни было еще слишком рано, его тумба пустовала. Он вылезал из своего пристанища, только когда появлялись туристы, но Пита я нашел. Он сидел на перевернутом ящике и чинил рыболовную сеть.
— Привет, Пит, — окликнул его я. Пит поднял голову и улыбнулся. Его лицо загорело докрасна, голубые глаза слезились.
— Привет, — отозвался он. — Ты что-то рано, Барт.
— Работа. Можешь отложить эту сеть и выпить со мной кофе?
Пит аккуратно сложил сеть и встал.
— Конечно. Сеть может подождать. А кофе? Да, кофе я выпью.
Мы пошли в бар «Нептун». Я заметил, что Пит еле волочит ноги. Он шел медленно, как больной слон.
Бармен Сэм улыбнулся мне, когда мы с Питом уселись за столик.
— Доброе утро, мистер Андерсен, — сказал он, подойдя к нам и вытирая наш стол грязной тряпкой. — Что будем заказывать?
— Два кофе, бутылку виски, один стакан и воду, — распорядился я, не глядя на Пита.
— Сию минуту, мистер Андерсен, — откликнулся Сэм и поспешил обратно за стойку.
— Пит, — сказал я тихо, — у меня есть для тебя работа. Плачу двадцать баксов.
Пит смотрел на меня, вытаращив глаза.
— Не может быть… — Он осекся, так как Сэм принес нам кофейник, виски, кружки и стакан. Когда Сэм вернулся за стойку, Пит продолжил:
— А что за работа, Барт? Господи, двадцать баксов!
Он не сводил глаз с бутылки, так малыши смотрят на мороженое.
— Угощайся, — пригласил я. — Налей себе.
— Вообще-то еще рано, но, может, стаканчик я пропущу.
Трясущейся рукой он налил стакан дополна. Я смотрел в сторону: тяжело было наблюдать, как все больше опускается этот порядочный, добрый человек, и сознавать при этом, что помочь ему нельзя, он обречен. Помолчав некоторое время, я спросил:
— Ты знаешь Джоша Джонса?
Пит вытер губы рукой и глубоко вздохнул:
— Джоша Джонса? Еще бы! Я всех в порту знаю. Это паршивый ниггер. Он работает у мистера Хэмела — писателя. Да он родную мать продаст.
— Это я уже слышал, — прервал его я. — Знаю от Эла Барни.
Пит кивнул. Его рука снова потянулась к бутылке, но в нерешительности остановилась.
— Наливай себе, Пит, я знаю, тебе надо выпить.
— Пожалуй! — Он налил еще такой же стакан. Осушив его, я рухнул бы замертво.
— Пит! Я хочу поручить тебе организовать за Джошем слежку. Мне надо знать про каждый его шаг. Он пустил к себе двоих — мужчину и женщину. Я должен узнать, когда они от него уйдут и куда. Можешь мне помочь?
Пит опрокинул в себя стакан, вздохнул, расправил широкие плечи и теперь уже твердой рукой налил кофе мне и себе.
— Легче легкого, Барт. У меня здесь целая орава мальчишек, они будут ходить за Джонсом и теми двумя как приклеенные.
— Ну хорошо, тогда наладь слежку сразу. — Я отхлебнул кофе. — Только чтобы никто из этой троицы не догадался, что за ними следят. У мужчины черные волосы и борода, он среднего роста. Женщину я не разглядел, но они будут вместе.
— Значит, двадцать баксов? Я посмотрел в сторону стойки. Сэм как раз отвернулся, и я сунул Питу деньги:
— Потом заплачу еще. — Я вынул свою визитную карточку. — Если эта парочка куда-то соберется, позвони мне. Договорились?
Пит кивнул. Он снова был полицейским. Виски вернуло его к прежним временам, когда он славился как образцовый блюститель порядка в порту.
— Можешь на меня положиться, Барт.
— Забирай бутылку с собой. Это дело для меня очень важное.
Пит улыбнулся, обнажив черные остатки сгнивших зубов:
— Хорошо, Барт, все будет в порядке.
Я встал, заплатил за виски и кофе и вышел на залитую солнцем набережную.
Ничего лучшего мне не придумать, утешал я себя. Не слишком хороший выход, но лучше так, чем никак.
Я прошел к своему «мазеру», сел в него и поехал в Парадиз-Ларго. Запустив запись Боба Дилана, чтобы не слишком скучать, я сидел и ждал, когда появится Нэнси Хэмел.
Когда я вернулся в агентство, Чик Барни взбадривал себя виски. А я купил на деньги Берты бутылку «Катти Capк». Увидев, как я ее откупориваю, Чик спросил:
— Кого это ты обкрутил?
Я сел за стол, налил себе стакан и улыбнулся:
— Не имей сто долларов… А как у тебя идет дело?
Чик надул щеки:
— И не спрашивай. Временами я проклинаю нашу работу. В центральном магазине самообслуживания обнаружились недостачи. Кто-то из персонала жульничает. Вот я и расхаживаю по этому проклятому магазину с грозным видом. Ну и работенка! А что у тебя?
— Ничего. Пустая трата времени и денег. Я проводил Нэнси до клуба, посмотрел, как она играет в теннис с Пенни Хайби, ест за завтраком салат с креветками, затем поехал следом за ней в гавань. К яхте она не приближалась, просто бродила по набережной, словно хотела убить время. Купила устриц и краба, потом поехала домой — ничего не скажешь, — скучающая в одиночестве женщина не знает, чем себя занять.
Но у меня были теперь другие сведения. Я надеялся, что она пойдет к Джошу Джонсу, но она этого не сделала. Самого же Джонса нигде не было видно, ни на яхте, ни на набережной.
Выпив, я пошел к Гленде. Она сказала, что полковник занят. Я отдал ей состряпанный на машинке рапорт:
— Как я уже говорил, похоже, абсолютно ничего.
— Но все же продолжай, — распорядилась Гленда. — Вдруг что и случится.
— Например, конец света? Кстати, Гленда, хочу напомнить, что мне пора в отпуск.
— Только когда закончишь это дело.
— Ладно, этого можно мне не говорить.
Я вернулся к себе.
Чик уже собирался уходить.
— До скорого, приятель! — сказал он. — Завтра за ту же лямку.
— Что за вопрос? А ты смотри не напейся. Когда он ушел, я стал убирать свой стол и решил, что надо повидаться с Бертой. Проверил бумажник, чтобы посмотреть, на что я способен. У меня оставалось чуть меньше ста долларов, а продержаться нужно было еще восемь дней. Может, на этот раз Берта будет не склонна шиковать? Только вряд ли.
Я потянулся к телефону, но он зазвонил сам.
— Да, Барт Андерсен, агентство Парнэлла, — отозвался я.
— Это Лу Колдвэлл. Мне надо с вами встретиться. Срочно. Кто к кому приедет — вы ко мне или я к вам?
Я насторожился. Лу Колдвэлл был агентом Федерального бюро расследований. В городе у него была контора, но он в ней почти не показывался. В Парадиз-Сити ФБР делать было нечего. В основном работать Лу приходилось в Майами.
— У меня назначена встреча, Лу, — сказал я. — А завтра нельзя?
— Ни в коем случае! Я же сказал — срочно.
— В чем дело-то?
— Речь идет об отпечатках пальцев на той зажигалке, которую вы нашли. Гарри Мэдоуз послал их в Вашингтон. Они там чуть со стульев не попадали. Так вы ко мне или я к вам?
Я не колебался ни секунды. Если Гленда увидит Колдвэлла, она потребует, чтобы я объяснил, зачем он ко мне приезжал.
— Жди меня, Лу, я буду у вас через десять минут. — И я повесил трубку.
Ну теперь, размышлял я, надо вести себя крайне осторожно. Значит, мой хиппи опознан. Раз в Вашингтоне падают со стульев, он, выходит, птица высокого полета. И мне снова припомнились слова Берты: «Я бы пригляделась к этим богатеям, на кого ты работаешь, и взялась бы за кого-нибудь из них».
«Держи ухо востро, Барт», — внушал я себе, спускаясь на лифте в гараж.
Лу Колдвэлл поджидал меня в своей тесной запущенной конторе. Высокий, лет этак сорока, в волосах уже пробивается седина, челюсть квадратная — сразу чувствовалось, что он — крепкий орешек. Время от времени мне случалось сыграть с ним в гольф, я всегда старался поддерживать хорошие отношения с полицейскими и с ФБР. Пожимая ему руку, я посетовал:
— Сорвали мне свидание, но дело всегда прежде всего.
Лу пригласил меня занять место в кресле, а сам сел за стол.
— Так вернемся к этой зажигалке…, где вы ее нашли? И почему решили проверить на ней отпечатки? — Лу подпер подбородок кулаками и смотрел на меня не слишком дружелюбно.
Но по дороге к нему я уже подготовил свою версию. Я не собирался рассказывать ни о пиратских островах, ни о Нэнси.
— А что тут такого заковыристого?
— Бросьте, Барт. — По тому, как резко прозвучал его голос, было ясно, что шутить не время. — Где вы взяли эту зажигалку?
— Закончил работу и решил прогуляться по набережной, я знаю там кое-кого.
— А что за работа?
— Очередное задание. Хотите узнать подробности, обратитесь к полковнику. Он вас пошлет подальше.
— Барт, дело серьезное, — однако голос Колдвэлла смягчился. — Ну хорошо, допустим, вы просто оказались на набережной. В какое время?
— Пришел туда часов около девяти. Потрепался с Элом Барни, угостил его пивом, потом пошел в торговую часть. Поглазел на корабли, потом собрался выпить еще пива и идти домой, как вдруг, откуда ни возьмись, появился этот тип. Я как раз хотел закурить сигарету, а он поднес мне огонек — ту самую зажигалку, о которой вы говорите.
— Минутку! Давайте поточнее. Этот тип… — Лу придвинул к себе блокнот и взял ручку. — Как он выглядел?
— Среднего роста, коренастый, зарос бородой, волосы густые, темные, давно не стриженные. В джинсах и майке.
Колдвэлл все записал, потом открыл стол, вынул оттуда папку, вытащил из нее блестящую фотографию и перекинул ее мне:
— Он?
Я вгляделся в фотографию. С нее смотрел молодой парень лет двадцати пяти, с гладко выбритым лицом, коротко подстриженными черными волосами, четкими чертами лица и узкими злобными глазками. Глаза-то и выдали его. Это был мой хиппи.
— Похож… — Я изобразил неуверенность. — Ведь было почти темно, и у того лицо заросло бородой и волосы были длинные…, но впрочем… Словом, поклясться не могу, но вроде похож.
Колдвэлл придвинул к себе фотографию, пририсовал к лицу на портрете бороду, удлинил волосы и снова толкнул карточку ко мне.
Теперь сомнений не оставалось. Это был мой хиппи.
— Опять же поклясться не могу, но почти уверен, что это он.
Колдвэлл глубоко вздохнул:
— Так, продолжайте.
— Просто меня заинтересовало, кто он, — сказал я. — Я в гавани многих видел, но его не знал. Он все время озирался, и чувствовалось, что насторожен, будто боится, не следят ли за ним. Он спросил меня, не знаю ли я, какие суда ходят на Багамы. Я сказал, что не знаю, но, наверно, знает Эл Барни, а его он найдет в «Нептуне». Я предупредил, что этот разговор будет стоить ему пары бутылок пива. Он что-то пробормотал и пошел дальше. Подошел к «Нептуну», потоптался, потом вроде раздумал туда заходить и исчез вовсе. А там, где он стоял, я нашел эту зажигалку. Видно, у него карман был дырявый. — Я выдал Колдвэллу свою самую хитрую улыбку. — Ну а я же недаром сыщик, я и подумал, не в розыске ли он числится. Ведь из Нассау пробраться морем в Гавану дело нехитрое. Верно я говорю? Колдвэлл кивнул.
— Вот я и отнес Гарри зажигалку и попросил проверить отпечатки. Остальное вы знаете.
— Да… Гавана… Насчет этого вы, может, и правы, — задумчиво заметил Колдвэлл.
Он протянул руку к телефону, набрал номер и навел справки насчет судов, плавающих в Нассау. Записал то, что ему сказали, поблагодарил и повесил трубку.
— «Кристабель» отплыла в Нассау сегодня утром. Это старое корыто ходит к островам два раза в неделю. Может, наш парень незаметно пробрался на борт. Молодец, Барт. Я передам его приметы по телеграфу. В Нассау его опознают. Ловко сработано. — Он снова потянулся к телефону. — Он был один?
— Когда со мной говорил, с ним никого не было. А что, должен был быть кто-то еще?
— Предполагают, что он с женой. Послушайте, Барт, сейчас мне нужно кое-что сделать, а потом я пойду на набережную.
— Давайте я вас подброшу. Я на машине. Если он не уплыл на «Кристабели», он может болтаться в гавани, и тогда я покажу его вам.
Колдвэлл кивнул и стал набирать какой-то номер.
— Я подожду в машине, — сказал я и вышел.
Садясь в «мазер», я быстро переваривал услышанное.
«Он с женой, вот почему я увидел в палатке две кровати и женские вещи».
Через пять минут Колдвэлл подсел ко мне в машину и мы поехали в гавань.
— Кто этот парень, Лу? Чего все так переполошились?
— Если это тот, кого мы ищем, то его имя — Альдо Поффери, итальянский террорист. На нем три убийства, на его жене — два. Итальянская полиция считает, что из «Красных бригад» они — самые отъявленные.
— А чего ему тут-то понадобилось?
— Ну, в Италии ему стало слишком жарко. А здесь, наверно, сколачивает деньги для «Бригад». По крайней мере, версия такая. Похоже на то. Они с женой ограбили в Милане три банка. Полиция предупредила нас, чтобы мы его поджидали. Они считают, что он уже месяц назад добрался до Нью-Йорка. Все это время мы рыщем, ищем их, но пока без толку. Эти отпечатки — первый сигнал.
Я свернул к гавани, и мы вышли из машины. Из толпы к нам поспешили детективы — Том Лепски и Макс Джейкоби. Колдвэлл быстро пересказал им, как я столкнулся с Поффери и сообразил проверить отпечатки, оставшиеся на оброненной им зажигалке.
— Ты еще станешь настоящим детективом, Барт, — усмехнулся Лепски.
Его-то самого я считал лучшим детективом в ФБР, с чем он не думал спорить.
Колдвэлл показал им фотографию Поффери — ту, к которой он пририсовал длинные волосы и бороду.
— Барт его видел и разговаривал с ним. Так что давайте сделаем так: Барт пойдет с тобой, Том, а мы с Максом составим другую пару. Этот Поффери крайне опасен, будьте осторожны.
— Ладно, — сказал Лепски и покосился на меня:
— Оружие при тебе?
— Как всегда.
— Если начнется стрельба, прикроешь меня, — распорядился Лепски. — Пошли.
Оставив Колдвэлла с Максом наблюдать за стоянкой яхт и ларьками со всякой снедью, мы с Лепски зашагали по набережной к торговой гавани.
— Давай расспросим Эла Барни, — предложил Лепски. — От этого старого тюленя ничто не укроется.
Эл, как всегда, восседал на своей тумбе с пустой пивной банкой в руке. Он встретил Лепски неодобрительным взглядом.
— Привет, Эл, — воскликнул Лепски.
— Добрый вечер, мистер Лепски. — Барни перевел маленькие глазки на меня, потом снова посмотрел на Лепски.
— Мы тут разыскиваем одного парня, — Лепски объяснил Элу, как выглядит интересующий нас тип, — Не видел такого?
Я не сомневался, что он начал не с того конца. Если хочешь узнать что-то от Барни, надо вести его прямехонько в «Нептун» и не жалеть пива.
Барни швырнул пустую банку в море, как бы подсказывая, чего он ждет, но Лепски не принял намек к сведению.
— Не видел такого? — повторил он строгим голосом.
— Да трудно сказать, — равнодушно ответил Эл. — Эти нынешние молодчики все на одно лицо.
— Этот молодчик — убийца! — рявкнул Лепски.
Барни поднял брови.
— Да ну? — Он встал. — Пить хочется до смерти.
— Вечная твоя присказка, старый ты пьянчужка, — огрызнулся Лепски. — Так видел ты этого парня или не видел?
— Не могу припомнить, мистер Лепски, — с достоинством ответил Барни и заковылял к «Нептуну».
Лепски злобно глядел ему вслед.
Я посмотрел туда, где стояли на якоре яхты. Колдвэлл и Джейкоби разговаривали с рыбаками. Увидел я и Джоша Джонса: он сидел на борту яхты Хэмела. Но вдруг вскочил, спрыгнул с яхты и мгновенно исчез, смешавшись с толпой.
— Вот с кем нам надо поговорить — с Питом Левински. Уж если он не видел этого Поффери, больше и спрашивать некого, — сказал Лепски. — Он должен где-нибудь здесь болтаться.
Пит Левински! У меня на миг перехватило дыхание. Пит, хоть и спился, в душе оставался полицейским. Если он поймет, что может помочь городской полиции, информацию утаивать не станет. Начнет Лепски задавать вопросы, и Пит все выложит: и то, что я расспрашивал его о Джоше Джонсе, и то, какой интерес я проявил к мужчине и женщине, которых Джош прошлым вечером повел к себе домой. А тогда уж Лепски возьмется за меня. Я ведь рассказал Питу, как выглядит мой хиппи, и он сообщит об этом Лепски. Если окажется, что хиппи и есть Аль-до Поффери, а я не сомневался, что это именно так, быть мне за решеткой.
Меня могут обвинить в укрывательстве преступника, а то и признать соучастником.
— Пит совсем спился, Том, — заметил я. — Не стоит тратить на него время.
— Может, и спился, но ведь он — бывший полицейский. По мне, так это имеет значение.
Лепски остановил одного из проходивших мимо бродяг — низенького человека в помятой грязной гоночной кепке и в рваных парусиновых брюках.
— Эй, Эдди, Пита не видел? — спросил он.
— Сегодня нет, шеф. Обычно он всегда здесь сшивается, но сегодня не видел.
— Может, знаешь, где он живет?
— Крабий двор, двадцать шесть, — отрапортовал Эдди и с надеждой спросил:
— Покурить не найдется, шеф?
Лепски дал ему сигарету, кивнул мне и пошел в сторону домов. Я последовал за ним, чувствуя, что, несмотря на зной, покрываюсь холодным потом.
Лепски углублялся в портовые трущобы — в лабиринт переулков и улочек, темных, дурно пахнущих, застроенных странными сооружениями из досок и толя. Похоже было, что Лепски хорошо здесь ориентируется. Я брел за ним.
— Ну и грязная же дыра! Как тут только живут? — вздохнул он.
Я молчал. Во рту у меня пересохло. В голове вертелись варианты, что врать, если Пит расскажет Лепски, кто нанял его следить за Джонсом.
— Ну вот, пришли, — объяснил Лепски, останавливаясь перед подворотней, которая вела в узкий двор, окруженный высокими обшарпанными зданиями. Через двор были протянуты веревки, на них сушилось рваное белье, оно же висело на балконах. Мусорные баки перед дверьми были переполнены, тошнотворно пахло рыбой, пережаренным маслом, мочой и гнилыми овощами. Я старался дышать ртом.
Стайка замурзанных ребятишек играла во дворе в футбол. Увидев Лепски, они тут же бросили играть и скрылись в переулке.
Развалюху номер двадцать шесть Лепски обнаружил в дальнем конце двора. У меня было ощущение, что за нами наблюдают, но, когда я резко повернулся, никого не увидел.
Лепски заглянул в дверь:
— Ну и вонища!
Я тоже заглянул через его плечо в плохо освещенный вестибюль — прямо перед нами начиналась лестница, направо шел коридор, терявшийся в полной тьме.
— Интересно, где же его искать? — пробормотал Лепски.
Он вошел внутрь, вынул из кармана фонарик и посветил в коридор.
В дальнем конце одна из дверей была приоткрыта.
— Ну, попытаем счастья там, — решил Лепски и пошел к двери, но тут же остановился и осветил фонариком пол.
Из-под двери красной ленточкой вытекала кровь.
В одну секунду в руке у Лепски оказался револьвер, и он выключил фонарик.
— Прикрой меня, — шепотом скомандовал он.
Я опустился на колено и вытащил свой револьвер.
Лепски подошел к двери, распахнул ее ногой и прижался к стене.
Все было тихо. Держа перед собой револьвер, Лепски осторожно заглянул в комнату. Из-за открывшейся двери в коридоре стало светлей.
— Черт! — воскликнул Лепски и вошел внутрь. — Оставайся на месте!
Но я подвинулся вперед, чтобы заглянуть в комнату.
На полу лежал мальчик-индеец, на вид ему было лет четырнадцать. На нем были грязные белые брюки и сандалии. Майка пропиталась кровью, кровь запеклась и на лице. По его широко открытым остекленевшим глазам было ясно, что он мертв.
— Взгляни сюда, — позвал меня Лепски и направил фонарь в темный угол.
Прислонившись к стене, сидел Пит Левински, сжав в руке пустую бутылку виски. Его лицо представляло собой кровавое месиво. Над переносицей я рассмотрел дырку от пули.
— Найди телефон и дай знать в полицию, — скомандовал Лепски. — Я останусь здесь.
Выбежав из дверей и пересекая двор, я с величайшим облегчением думал только об одном: бедняга Пит Левински уже ничего не сможет рассказать Лепски.
Было уже больше десяти вечера, когда я отпер дверь своей квартиры, зажег свет, повернул ключ в замке, закрыл дверь на засов, прошел в комнату и рухнул в кресло. Я купил по дороге сандвичи с мясом, но есть мне не хотелось. Надо было подумать.
Пит говорил, что приставит к Джошу шайку знакомых мальчишек. Мальчик-индеец с простреленной головой, очевидно, был одним из них. Вероятно, Джонс его заметил, выследил, пришел вместе с ним к Питу и застрелил обоих. Этот вывод меня не вполне устраивал, но что поделаешь, за неимением другого приходилось довольствоваться им. Во всяком случае, вид убитых яснее ясного доказывал, что, как и утверждал Колдвэлл, Джонс и Поффери смертельно опасны.
Но в моем мозгу, словно большой вопросительный знак, торчала Нэнси-Хэмел. Каким образом она оказалась связанной с Поффери? Я не сомневался, что она ему помогала.
Затушив сигарету, я закурил следующую. Я так и сделал, ломая голову, не в силах ничего понять, когда кто-то позвонил в дверь.
Я вышел в прихожую открыть дверь. На пороге стоял Лу Колдвэлл, я посторонился, приглашая его войти.
— Увидел у вас свет, — пояснил он. — Что вы думаете об этих убийствах? Они вам о чем-нибудь говорят?
— Ни в малейшей степени. Как насчет выпить?
— А почему бы и нет?
Он вышел в гостиную и уселся, вытянув длинные ноги:
— На набережной поднялся такой переполох, что я о Поффери уже и расспрашивать не стал. Завтра, когда все немного затихнет, отправлю в порт на разведку нескольких наших ребят.
— По-моему, если Поффери и был здесь, то смылся, — сказал я, наливая Колдвэллу неразбавленное виски.
— Я все же порасспрашивал в порту, пока туда не примчалась чуть ли не вся городская полиция. Никто Поффери не видел. Может, завтра сообщат что-нибудь из Нассау.
— Ручаюсь, что он там.
Колдвэлл отпил полстакана, вздохнул, потом осушил стакан до дна.
— Как вам показались эти двое убитых, Барт? Я их хорошо рассмотрел. Это дело рук профессионала. Два выстрела — два трупа. Почерк — Поффери. Вот я и думаю, какая тут связь? Вам ничего в голову не приходит?
— Нет, скорей всего кто-то затаил на Пита обиду, — предположил я. — Он же в свое время раскрыл банду торговцев наркотиками. Вот, наверно, они и свели с ним счеты.
— А мальчишка при чем? Я пожал плечами:
— Свидетель?
Колдвэлл подергал себя за нос и зевнул:
— Ладно, пусть Лепски разбирается, это его забота. Мое дело — Поффери.
Мне до смерти надо было выпытать у него хоть какие-то сведения:
— А что известно о его жене? Давайте-ка я плесну вам еще.
— Нет, спасибо. Мне сегодня еще работать. Ну что сказать? Я и сам хотел бы узнать о его жене хоть что-то. Попросил Вашингтон прислать мне ее фото из досье. Я вам его покажу. Вы все равно здесь толчетесь, вдруг увидите ее, а может, и на него налетите.
— А дело-то на нее есть?
— Почти никаких данных. Пока она не вышла за Поффери, она называла себя Лючия Ламбретти. Итальянские полицейские проверили и установили, что это имя вымышленное. Она появилась на горизонте внезапно, примерно полтора года назад, — никто не знает откуда — и тут же снюхалась с Поффери. В Италии их поймали, когда они пытались ограбить банк. Он удрал. Ее продержали некоторое время, успели сделать фотографию, снять отпечатки пальцев — и все: она сбежала. Кто-то передал ей в камеру револьвер, она прикончила двух караульных — и только ее и видели. — Колдвэлл посмотрел на часы. — Ну, мне пора. Пока. — И он ушел.
Заняться мне вроде было нечем, оставалось только лечь спать. Договариваться о встрече с Бертой было уже поздно. Так что я дожевал свои сандвичи с мясом, не переставая думать о Пите Левински: неужели его пристрелил Джош Джонс?
Мне было жаль Пита, я ему симпатизировал. Налив себе еще, я отправился в спальню. Кровать казалась такой одинокой! Я подумал было, не пригласить ли все же Берту составить мне компанию, но тут же решил, что слишком поздно. Хотя, может быть, и стоило попробовать. Я вернулся в гостиную и уже взялся за телефон, как вдруг тихонько звякнул дверной звонок.
Как раз перевалило за полночь. Я подошел к дверям, накинул цепочку и слегка приоткрыл дверь так, чтобы меня не было видно. В прошлом месяце в нашем доме притаились грабители, и кое-кому из жильцов досталось. Мой сосед до сих пор лежал в больнице.
— Кто там? — спросил я.
— Я — помощник Пита, — ответил мальчишеский голос, и по мягкому акценту я понял, что мой посетитель — индеец.
Закрыв дверь, я снял цепочку и впустил гостя. В прихожую, обогнув меня, прошмыгнул худенький мальчонка лет тринадцати, с густой гривой черных волос. На нем был белый тренировочный костюм. Лицо блестело от пота, и он едва переводил дыхание. Я запер дверь и велел ему пройти в комнату. Он с любопытством оглядывал гостиную.
— Как тебя зовут, сынок? — спросил я, опускаясь в кресло.
Все еще озираясь, паренек пожевал нижнюю губу и обратил на меня черные глаза:
— Джой. Я работаю на Пита.
— Ты слышал, что с ним стряслось?
Джой сглотнул, и его грязные руки сжались в кулаки.
— Просто не верится, — сказал я. — Ну садись.
Он заколебался, потом примостился на краешек стула напротив меня.
— Почему ты пришел сюда, Джой?
— Мы с Томом братья…
— Том — это тот парнишка? Он снова сглотнул и кивнул.
— Сочувствую тебе, Джой. Всей душой сочувствую, поверь мне.
Лицо у него затвердело, глаза сузились.
— Сочувствием не поможешь, — выдавил он хрипло.
— Это я понимаю. Так зачем же ты пришел? Джой провел кончиком языка по пересохшим губам:
— Вы ведь заплатили Питу двадцать баксов, чтобы он следил за Джошем Джонсом. Верно? Мне стало не по себе.
— Ну?
— Пит велел следить за Джошем мне и Тому. Пит сказал: разузнаем что-нибудь, вы заплатите еще. Пит был честный. Он сказал, что деньги мы разделим на троих.
— Ты знаешь, кто их убил?
— Кто-то из той тройки. Кто — не знаю.
— А что ты знаешь?
Блестя глазами, он наклонился ко мне:
— Знаю, где сейчас прячутся мужчина и женщина. Том пошел сказать об этом Питу, тут-то их обоих и убили.
Меня прошиб пот:
— Джой, ты полицейским ничего не говорил?
— После того как они засадили моего отца, я с полицейскими дела не имею. — Черные глаза мальчика сверкнули.
— А что с твоим отцом?
— Его приговорили к десяти годам. Ему сидеть еще пять лет.
Я стал успокаиваться.
— Так где же эти двое?
Джой долго и пристально смотрел на меня, потом спросил:
— А сколько вы заплатите за то, что я скажу, мистер Андерсен?
Я вынул свой тощий бумажник и незаметно для Джоя проверил его содержимое. Потом вынул бумажку в десять долларов и протянул мальчишке.
Он покачал головой:
— И меня могли убить, как Тома.
— А ты будь поосторожнее, Джой.
— Все равно меня могут убить, — тихо повторил он.
Борясь с самим собой, я вынул еще одну десятидолларовую бумажку:
— Больше не могу, Джой. У самого пусто. Мальчишка поколебался, но потом протянул руку и взял деньги:
— Они в баре «Аламеда». Я даже рот открыл:
— Не верю!
— Сегодня в пять утра Джонс вывел этих двух из своего дома и отвел их в бар «Аламеда». Они вошли через черный ход. А Джонс потом вернулся к себе. Сейчас там мой брат Джимбо наблюдает.
— Ах у тебя есть еще один брат?
— Да. Тоже на Пита работал.
— Продолжайте наблюдать за этими людьми. Я вам попозже еще заплачу. Мне надо знать, ходили ли они куда-нибудь. И смотрите, будьте осторожны.
Мальчишка поднялся, сунул деньги в карман брюк, кивнул и пошел к дверям.
— Подожди, Джой. А где тебя найти?
— В Рачьем тупике. Как раз рядом с Крабьим двором. Дом номер два. На верхнем этаже. Там мы с братьями снимаем комнату.
— А с матерью что?
— Покончила с собой, когда отца посадили, — с каменным лицом ответил Джой. — Так что теперь только мы с Джимбо остались.
— Береги себя, Джой, — сказал я.
Я проводил его до двери, потом вернулся в кресло.
И начал думать.
Поффери и его жена прятались на пиратском острове, размышлял я. Нэнси их навещала и привезла на яхте в город. Джош Джонс сперва приютил их у себя, а потом отвел в «Аламеду». Почему в «Аламеду»? Наверно, через Глорию Корт договорился с Диасом, что тот спрячет их в баре. Конечно, это место куда более безопасное, чем квартира Джоша. А к Глории он пошел потому, что она — бывшая жена Хэмела, видно, он и при ней служил на яхте. Вроде бы пока все понятно, неясно только, почему такая славная молодая женщина, как Нэнси, помогает паре отъявленных террористов. Может быть, они ее чем-нибудь припугнули?
Я нетерпеливо затушил сигарету. Так что же мне-то делать? Я знал, как должен был поступить. Должен позвонить в полицию и сообщить, где укрывается Поффери и его жена. Только что мне от этого будет? Ничего, кроме неприятностей. Лепски начнет допытываться, откуда мне известно, где они. И даже если мне удастся придумать какое-нибудь правдоподобное объяснение, все равно я на этом ничего не заработаю. Вознаградить меня никто и не подумает.
И тут мне пришло в голову, что настало время поговорить с Нэнси Хэмел. Выяснить, не согласится ли она платить мне за молчание.
Я поморщился. Придется соблюдать крайнюю осторожность. Меньше всего мне улыбалось, чтобы меня обвинили в шантаже. Только шантаж ли это?
С тех пор как я служил в агентстве, я повидал всяких шантажистов. Меня для этого и использовали, чтобы сажать их за решетку. И до сего дня я всегда считал, что шантаж — это самое гнусное из всех преступлений.
Но разве я буду шантажировать Нэнси Хэмел? Я хочу только доверительно поговорить с ней. Хочу предупредить, что знаю о том, как она помогает Поффери, и знаю, где он и его жена прячутся. Объясню ей, что заработки у сыщиков незавидные. Улыбнусь при этом самой искренней из своих улыбок. И конечно, если мы придем к какому-нибудь соглашению, я обо всем забуду и все будут счастливы. Так что решать ей.
Ну разве это шантаж?
Деловое соглашение — с этим не спорю. Но никак не шантаж.
Мне довольно легко удается дурачить других, но уж когда я берусь дурачить самого себя, тут мне нет равных.
На следующее утро, часов около десяти, я вошел в кабинет Гленды. Она разбирала почту.
— Привет, трудовая пчелка! — сказал я, опираясь руками на край стола и склоняясь над ней. — Как дышится в такой солнечный денек?
Гленда не подняла глаз от письма:
— Что тебе нужно? Почему ты не при деле?
— Ошибаешься, радость моя. Я как раз о нем и хлопочу. Где эти анонимные письма? Мне они нужны. По-моему, стоит выяснить, на какой бумаге они написаны. Гарри подал мне одну идею.
— Ищи сам. — Она махнула рукой в сторону картотеки и продолжала читать.
— Куча новых дел? — спросил я, найдя оба письма.
И, не дождавшись ответа, спрятал письма в бумажник и убрался.
Спустившись в гараж, я сел в свой «мазер» и поехал в «Загородный клуб». Здесь я припарковал машину и с «Ньюсуик» в руках уселся в вестибюле ждать.
В это утро я поднялся рано и уже написал два отчета, запасшись к тому же их копиями. К доверительной беседе с Нэнси Хэмел я был вполне готов. Сидя в вестибюле, я размышлял о ней. Вспоминал, какое впечатление на меня произвела ее фотография и какое она сама, когда я ее уже увидел. Почему-то я был твердо уверен, что, если поведу себя правильно, мы с ней легко поладим, а уж я приложу все усилия, чтобы вести себя правильно.
Около половины одиннадцатого в вестибюле появилась Нэнси, в теннисном костюме с ракеткой в руке. Она подошла к портье — почтенному негру с курчавыми волосами. Он широко улыбнулся ей.
— Скажите, Джонсон, миссис Хайби уже здесь? — спросила она.
Я сидел недалеко, так что все слышал.
— Она на корте, миссис Хэмел.
Нэнси улыбнулась, кивнула и через вестибюль направилась к выходу на корты. Я проводил ее взглядом. Она очень мило покачивала бедрами.
Посидев пятнадцать минут, я вышел на террасу и увидел, что они с Пенни Хайби уже играют. «Поговорю с ней за ленчем», — решил я, спустился к бассейну, разделся и поплыл. Бассейн был набит битком, в нем хватало и худых, и толстых, и стройных, и настоящих очаровашек.
Я провел там час, потом вытерся, оделся и пошел на корты. Нэнси с Пенни все еще играли.
Я нашел свободное кресло под зонтиком и сел. Сразу подоспел официант. Я заказал виски и кока-колу. Он принес напитки, я заплатил, дал ему на чай, и он ушел.
— Мистер Андерсен, не так ли? — раздался голос рядом со мной. Я поднял глаза и узнал агента Хэмела — Мэла Палмера. Он стоял передо мной в безукоризненном белом тропическом костюме.
Я улыбнулся широкой дружеской улыбкой, хотя, по сути, мне было вовсе не до улыбок. Меньше всего я жаждал увидеть здесь его.
— Привет, мистер Палмер. — Я вскочил. — Выпьете со мной?
Он опустился своим грузным тело л на стул, и тут же к нему подскочил официант. Палмер заказал розовый джин, откинулся на спинку стула и устремил на меня стекла своих темных очков.
— Вижу, вы за работой. — Он перевел взгляд на теннисные корты, потом опять на меня.
— И работа довольно скучная, — ответил я. Официант принес и поставил перед Палмером джин. Палмер рассчитался и, когда официант отошел, сделал глоток, вытер губы шелковым платком и улыбнулся мне.
— Скучная, говорите? Ну, это приятно слышать. Вам уже есть о чем сообщить?
— Наблюдаемый объект не дает оснований для беспокойства, сэр. Я слежу за ней уже четыре дня и рапортовать мне не о чем.
Палмер улыбнулся еще шире:
— Так я и думал, я пытался убедить мистера Хэмела, что это пустая трата времени и денег, но он же страшно упрямый.
— Мы проверили и насчет Уолдо Кармайкла, мистер Палмер. Такого не существует, — продолжал я.
Палмер кивнул:
— Меня это не удивляет. Наверняка письма написаны психопатом. Я все время внушаю это мистеру Хэмелу, но он не желает мне верить. Очень щекотливая ситуация.
«Щекотливая для тебя, толстячок, — подумал я. — Небось чуешь, что надежды на вознаграждение тают как дым».
— В конце недели я представлю подробный отчет о наблюдении за миссис Хэмел. Из отчета будет ясно, что ее образ жизни безупречен, хотя, правда, и несколько скучноват. Если даже мой отчет не убедит мистера Хэмела, то я не знаю, чем еще на него воздействовать.
— Превосходно. — Палмер допил свой джин и поднялся. — Ну, мне пора. Значит, в конце недели можно ждать вашего заключения?
— Не сомневайтесь, сэр. — Я тоже встал и пожал ему руку. — Уверяю вас, никаких оснований для беспокойства.
Я смотрел, как он пересек террасу и исчез из виду. Потом перевел взгляд на корт. Нэнси и Пенни закончили игру и натягивали на себя свитеры. Я ждал. В конце концов обе женщины, болтая друг с другом, направились в мою сторону.
— Хочешь выпить, Пенни? — спросила Нэнси, когда до меня оставалось всего несколько ярдов.
— Нет, дружок, не могу. Я и так опаздываю. До завтра?
— Да.
Пенни поспешно удалилась, а Нэнси прошла к стоявшему поодаль столику и села. К ней немедленно подбежал официант, принял заказ и отошел к бару.
Я решил, что мой час настал. Выждав, пока официант подал Нэнси коктейль, а она подписала счет и официант ушел, я встал и направился к ней. Подойдя, я изобразил на лице почтительную улыбку.
— Миссис Хэмел, меня зовут Барт Андерсен, я только что имел разговор с Мэлом Палмером, который, как известно, является агентом вашего мужа.
Она откинулась на спинку стула и посмотрела на меня. Спокойные темные глаза выражали интерес и некоторое удивление.
— Вы знаете мистера Палмера?
— Конечно. — Я вежливо улыбнулся. — Вы хорошо закончили гейм, миссис Хэмел. Я следил за игрой.
— А вы играете в теннис?
— Ну, не так, как вы. Лихо у вас получается удар с подрезом.
По тому, как едва заметно изменилось выражение ее лица, я понял, что она теряет ко мне интерес. Было ясно, что меня не пригласят присесть. Поэтому я сел за ее столик сам. Я верю в то, что смелость решает дело.
Ее поразило, что я вдруг оказался совсем рядом, на секунду она сжалась, но тут же приняла непринужденную позу, хотя ее взгляд оставался холодным, а выражение лица — враждебным.
— Мне хотелось бы поговорить с вами, миссис Хэмел, — сказал я самым ласковым тоном. — Дело в том, что я в затруднительном положении.
Она не отводила от меня взгляд и вся напряглась.
— Простите, мистер…, мистер…
— Барт Андерсен.
— Мистер Андерсен, мы с вами незнакомы, и ваши затруднения меня не интересуют. Не могу себе представить, почему вам вздумалось говорить со мной. У меня нет ни малейшего желания разговаривать с вами.
Я наклеил на себя исполненную терпения улыбку. Видно, договориться с ней будет не так-то просто.
— Ну что ж, это ваше право, миссис Хэмел. Если бы я не пекся о ваших же интересах, я тут же собрал бы манатки и исчез, но, может быть, вы все же согласитесь меня выслушать?
— Если вы немедленно не оставите меня в покое, я позову официанта. — По ее голосу я понял, что она так и сделает.
Пришлось прибегнуть к жестким методам. Я вынул свое служебное удостоверение и положил перед ней.
— Ваш муж нанял меня следить за вами, миссис Хэмел.
Ого! Надо было видеть, что с ней стало! Кровь отхлынула от лица, глаза сузились, вся она съежилась. Долгое время она неподвижно глядела на мое удостоверение, потом по ее телу пробежала дрожь.
Я дал ей время прийти в себя, не сидел, злорадно глазея, а отвел взгляд и стал наблюдать за красоткой, идущей по террасе к бассейну. Длинноногая пышногрудая блондинка, как раз в моем вкусе, с такой бы я охотно забрался в постель, если бы мой бумажник был полон зелененькими. Я проследил взглядом за тем, как она шествует, покачивая кормой, но следил за ней не один я. Жирные старцы с седой порослью на груди и вздувшимися узлами вен на тонких ногах тоже не спускали с красотки глаз.
Когда она, виляя бедрами, исчезла из виду, я снова посмотрел на Нэнси.
Она все еще неподвижно смотрела на мое удостоверение.
— Чтобы вам легче было вникнуть в ситуацию, — все так же тихо и ласково проговорил я, — пожалуй, я покажу вам два письма, полученные вашим мужем. Из-за них-то ваш муж меня и нанял.
Тут она подняла взгляд. Ее глаза казались черными дырами в белой простыне.
Я извлек из бумажника письма и, вынув их из конвертов, положил на стол.
Она взяла их. Голубоватая бумага шелестела в ее дрожащих пальцах. Я закурил и стал ждать. Спешить было некуда. В подобных ситуациях спешить нельзя ни в коем случае. Чтобы не смотреть на Нэнси, я перевел глаза на немолодую пару, усевшуюся через четыре столика от нас. Дама — крашеная блондинка лет шестидесяти — ухитрилась упаковать свои жиры в бикини. У мужчины были крашеные черные волосы, бюст, как у женщины, а космам на груди мог бы позавидовать шимпанзе.
«Ну и народ! — подумал я. — Уж эти мне старцы — держатся за жизнь зубами! По ним уже кладбище скучает, ан нет, они все еще на ринге, хоть еле дышат».
Нэнси положила письма на стол.
— Эти письма написал мой муж, — проговорила она. — Уолдо Кармайкл — имя героя того романа, который он сейчас пишет.
Я с изумлением уставился на нее. Некоторое время я пребывал в такой же неподвижности, как и она. Потом взял себя в руки.
— Не может быть, миссис Хэмел, вы ошибаетесь…
— Нисколько. И бумага та, на которой муж пишет. И машинку я узнаю. Эти письма написал он сам.
— Но зачем?
Она посмотрела мне прямо в глаза:
— Ему нужен был предлог, чтобы нанять сыщика.
Снова я оказался на мели. «Нужен был предлог, чтобы нанять сыщика». Мозг у меня бешено работал. Допустим, ему нужен был предлог, но зачем устанавливать слежку за собственной женой?
Я забрал письма, сложил их, спрятал в бумажник, а мысли продолжали бешено крутиться. Я чувствовал, что теперь она наблюдает за мной. И старался сохранить полную невозмутимость.
— Ситуация осложнилась, миссис Хэмел, — произнес я наконец. — Как я уже сказал вам, я попал в затруднительное положение. Я наблюдал за вами четыре дня. Мне полагается в конце недели представить отчет о том, что я видел.
Вся подобравшись, она смотрела мне прямо в глаза.
— А в чем затруднения? — спросила она хрипло. — Подавайте ваш отчет. Он ничем не может встревожить моего мужа. — И она вознамерилась встать.
— Подождите, миссис Хэмел, — сказал я. — Два дня назад я наблюдал за вашей яхтой с вертолета и сопроводил ее до пиратских островов.
Она зажмурилась, руки сжались в кулаки.
— Так что теперь вам ясно, миссис Хэмел, в чем мои затруднения, — продолжал я, не сводя с нее глаз. — На острове я нашел Альдо Поффери, его разыскивают за убийства. Вы с вашим матросом Джошем Джонсом вывезли Поффери и его жену с острова. Я знаю даже, где они сейчас скрываются. Как по-вашему, если я изложу все это в отчете, будут у вашего мужа основания для беспокойства?
Она сидела неподвижно, глядя на сжатые в кулаки руки. Так продолжалось несколько минут. Я ждал. Пусть как следует обдумает, что ей делать. Я видел, что деваться ей некуда. И давить на нее сейчас не было необходимости. Мне хотелось, чтобы она приняла решение сама, без нажима с моей стороны.
Наконец она заговорила:
— Вы собираетесь представить этот отчет?
— В том-то и вопрос, миссис Хэмел. Это и есть затруднения, о которых я говорил. Поставьте себя на мое место. — Я замолчал, чтобы одарить ее своей дружеской доверительной улыбкой. — Мистер Хэмел обратился ко мне, или, вернее, обратился в агентство, где я работаю. Вашему мужу наша помощь будет стоить денег. Я один из двадцати сыщиков, работающих в этом агентстве, и работа наша оплачивается скудно. Хотя для агентства мистер Хэмел — уважаемый клиент, я не обязан считать его своим клиентом. Откровенно говоря, миссис Хэмел, я не одобряю мужей, которые не доверяют своим женам. И между прочим, напрасно, так как, чтобы зарабатывать на жизнь, я должен выполнять то, что мне поручено агентством. — Я опять замолк и напустил на себя расстроенный, озабоченный вид. — Надеюсь, теперь вы поняли, в чем мои затруднения? Нэнси не смотрела на меня.
— Думаю, да, — отозвалась она. — Продолжайте.
— Дело вот в чем, миссис Хэмел. По правде говоря, я заготовил два отчета и могу представить мистеру Хэмелу любой из них. Первый даст ему возможность убедиться, что он совершенно напрасно затевал всю эту слежку.
Я вынул из папки оба отчета и вручил ей первый, в котором описывалось, как я следил за ней четыре дня и выяснил, что ее поведение безупречно. Она прочла мое донесение.
— А второй?
Я дал ей второй вариант. В нем сообщалось обо всем — о пиратском острове, об Альдо Поффери, о том, кто он, о Джоше Джонсе и о баре «Аламеда».
На этот раз я не спускал с Нэнси глаз. По мере того как она читала, лицо ее все больше бледнело, а когда она положила отчет на стол, руки тряслись.
— Так как мне поступить, миссис Хэмел? — спросил я. — Вы, вероятно, понимаете, что я обязан вручить мистеру Хэмелу второй вариант. Если я этого не сделаю, то могу лишиться работы, а я, откровенно говоря, такого себе позволить не могу. Я хочу быть вам полезным. Как я уже сказал, я недолюбливаю мужей, не доверяющих своим женам. Вот в чем заключаются мои…, э…, э…, затруднения.
Она сидела не шевелясь и опять принялась изучать свои руки. Я ждал, но поскольку она все молчала, я решил ей помочь.
— Разумеется, мои затруднения сразу развеялись бы, если бы вы, миссис Хэмел, поручили мне позаботиться о ваших интересах. Тогда я работал бы уже на вас, а не на мистера Хэмела. И без всяких колебаний отправил бы ему первый вариант отчета. Но это в том случае, если я буду работать на вас.
Она шевельнулась, оторвала взгляд от рук, но на меня не посмотрела.
— Понятно, — сказала она. — Так вы согласны работать на меня? — Теперь она смотрела прямо мне в лицо. От ее взгляда — холодного и презрительного — мое удовлетворение несколько померкло.
— Ну, мистер Хэмел получит первый, положительный, отчет, а не второй — разоблачительный. А потом, если мистер Хэмел не будет успокоен первым, я составлю следующий и могу посылать их ему сколько угодно, пока он не будет удовлетворен.
Нэнси ждала. Я тоже. Пришлось снова напялить на лицо улыбку.
— Вот так обстоят дела, миссис Хэмел, — в конце концов заключил я, потому что ее холодный взгляд и молчание начали действовать мне на нервы.
— И естественно, ваша работа должна соответственно оплачиваться, — проговорила она. Наконец-то! Подошли к вопросу об оплате! — У нас же будет деловое соглашение, миссис Хэмел. Да, я заинтересован в оплате моих услуг. Мне надо на что-то существовать. Если когда-нибудь выяснится, что я подал фальшивый отчет, у меня будут большие неприятности. — Я снова изобразил улыбку. — Я работаю по лицензии. Откровенно говоря, это все, что я имею. Перейдя на работу к вам, я рискую этой лицензии лишиться. А без нее моя жизнь будет весьма и весьма неуютна. Иначе говоря, ни в одно другое агентство меня не возьмут. Словом…, начиная работать на вас, я подвергаю себя большому риску.
— Сколько вы хотите? — Глаза у нее сузились, голос звучал тихо. — Несмотря на то что у меня богатый муж, сама я располагаю очень небольшими средствами.
Я запрятал свою улыбку подальше и устремил на миссис Хэмел суровый полицейский взор:
— Миссис Хэмел, вступив в связь с итальянскими террористами, обвиняемыми по крайней мере в пяти убийствах, вы подвергли себя большой опасности. Прежде чем решаться предоставить им убежище, вам следовало хорошенько подумать, какие последствия вам грозят. Почему вы пошли на такой шаг, меня не касается. Вас могут арестовать и обвинить в соучастии в убийстве. И я, помогая вам, рискую навлечь на себя такие же обвинения. Тем не менее я берусь помочь вам. Мой гонорар должен составлять сто тысяч долларов.
Нэнси отшатнулась, будто я ее ударил.
— Сто тысяч долларов! — повторила она дрожащим голосом. — Таких денег у меня нет!
— Таковы мои условия, миссис Хэмел. Ну а как найти эти деньги — это уж ваше дело, — сказал я, продолжая глядеть на нее суровым полицейским взглядом. — Женщина, имеющая такого богатого мужа, как Рас Хэмел, должна найти возможность раздобыть сто тысяч долларов. Не может быть, чтобы муж не делал вам дорогих подарков. Подумайте, поройтесь в памяти, что-нибудь да изобретете. Я даю вам срок до конца недели. В субботу утрем я должен направить отчет мистеру Палмеру. От вас зависит, какой отчет я пошлю. Я буду ждать вас здесь в пятницу, в такое же время. Деньги должны быть при вас. Если вы не придете, в субботу утром мистер Палмер получит второй — правдивый отчет. — Я встал, чтобы распрощаться, но остановился. — Да, и еще одно, миссис Хэмел. Не вздумайте кинуться к Поффери. Он — профессиональный убийца. Я его не боюсь: слишком давно имею дело с рэкетом, поэтому я принял меры предосторожности. Отчет об истинном положении вещей — у моего адвоката. Если со мной что-нибудь произойдет, он передаст его полиции. Уверяю вас, сто тысяч долларов — ничто по сравнению с десятью годами тюрьмы.
Я смягчил суровость во взоре и одарил миссис Хэмел лучезарной улыбкой. Она не сводила с меня глаз и сидела неподвижно, словно восковая фигура.
Я повернулся и ушел, почти не сомневаясь, что деньги она найдет. Сто тысяч долларов! С ума сойти!
В гавани жизнь била ключом. Возвращались рыбачьи лодки, полные крабов и разной рыбы. Повсюду толклись зеваки-туристы с фотоаппаратами. Эл Барни болтал с каким-то стариканом-туристом, видно, надеялся на угощение.
Я прокладывал себе дорогу сквозь толпу, направляясь к Крабьему двору. Когда я свернул с набережной, передо мной возник Том Лепски.
— Привет, Барт!
Я затормозил и выдал ему радостную улыбку:
— Привет, Том! Как дела? Он надул щеки:
— Все еще копаем. Не могу понять, кому понадобилось разделаться с Питом и четырнадцатилетним мальчишкой.
— Я уже говорил Лу. Сводили счеты, а мальчишка подвернулся под руку.
— Все может быть. А ты что тут делаешь?
— Тоже копаю. Пока, Том. — Я попытался обойти его, но он ухватил меня за руку:
— Колдвэлл вроде не сомневается, что Поффери здесь нет, но мне все же сдается, что эти убийства его рук дело. Так что смотри в оба.
Я высвободил руку:
— Если увижу его, тебе первому сообщу, — и углубился в переулок.
Прежде чем свернуть под арку, ведущую в Крабий двор, я остановился и оглянулся. Лепски не было видно, так что я спокойно прошел в подворотню и вступил в разящий гнилью двор. Мальчишки и на этот раз гоняли мяч. Увидев меня, они насторожились, и в их темных глазах засветилось подозрение. Я прошел мимо них в следующий двор. Как только я двинулся дальше, они снова взялись за мяч.
Выгоревшая вывеска в следующем дворе гласила: «Рачий тупик». Я пересек площадку и нашел номер два. Поднялся по скрипучей лестнице. Дом провонял насквозь. Перила лестницы, казалось, того и гляди рухнут. Каждая ступенька грозила развалиться под моей тяжестью. Я продолжал подниматься. Где-то на полную мощность был включен телевизор, где-то бранилась женщина, лаяла собака. Наконец я добрался до верхнего этажа. Он был под самой крышей и, по существу, представлял собой тесный чердак. Прямо передо мной темнела дверь. Жара здесь стояла такая, что по лицу у меня струился пот. С трудом переводя дух, я постучал и стал ждать. Прошло некоторое время, я постучал снова. Дверь открылась.
Передо мной стоял Джой. Когда он увидел меня, его смуглое мальчишеское лицо расплылось в улыбке.
— Привет, Джой, — сказал я. — Ну и жарища тут у вас…
Он пропустил меня в маленькую комнатушку со скошенным потолком — три кровати, три стула, стол и обшарпанный старый радиоприемник. Хотя окно в скошенном потолке было открыто настежь, в комнате стояла умопомрачительная жара.
— Ну что, Джой, есть новости? — спросил я, продвигаясь поближе к открытому окну.
— Джимбо следит за баром, мистер Андерсен.
Они все еще там.
— Ты уверен?
— Они там, — подтвердил мальчишка.
— Они могут перебраться в другое место. — Я вынул свой старый бумажник и дал Джою еще десять долларов. — Следите внимательно. Если они перейдут куда-нибудь, сразу сообщите мне куда.
Джой кивнул и взял деньги.
— Хорошо, мистер Андерсен. Пойду прямо сейчас туда и скажу Джимбо.
— И будь осторожен, Джой. Улыбка на его лице исчезла, а глаза загорелись злобным блеском.
— Знаю, мистер Андерсен. Томми они убили, но нас с Джимбо им прикончить не удастся.
— И все-таки, Джой, будь осторожен. Я спустился вниз и пошел на набережную, где оставил свою машину. Сев в нее, я поехал вдоль Океанского променада. Наступило время ленча. Я остановился у ресторана, куда иногда наведываюсь, — там подают морские продукты. Хозяин ресторана — вьетнамец — вышел мне навстречу и провел к столику в укромном углу. В ресторане уже завтракало несколько туристов, но пока посетители еще не заполнили зал — было слишком рано. Позже здесь яблоку негде будет упасть. Я заказал фирменное блюдо, закурил и стал подводить итог своим утренним действиям.
«Что ж, Барт, мальчик мой, — подумал я, — ты определенно преуспел».
Сто тысяч долларов!
И я начал рисовать себе, что сделаю с той суммой, которую принесет мне Нэнси Хэмел. А что она принесет деньги и сумеет как-то их раздобыть, я не сомневался.
Как только Нэнси мне заплатит, я представлю полковнику отчет о ее безупречном поведении. Тот отдаст его Палмеру, а Палмер, в свою очередь, вручит его Хэмелу, и, если у этого писаки с мозгами все в порядке, он прекратит дело. Полковник направит ему счет, а я смогу наконец-то взять отпуск, который полагался мне давным-давно. Имея сто тысяч долларов в кармане, я растворюсь в воздухе — и в Парадиз-Сити только меня и видели. С этими зелеными я могу ехать куда пожелаю. Мне давно хотелось нанять яхту и пуститься в роскошный круиз вдоль Багамских и соседних с ними островов. «Пожалуй, прихвачу с собой Берту для компании», — решил я.
Продолжая мечтать, я доел завтрак. Ну и пир же я закачу!
Но тут мне в голову закралась тревожная мысль. А вдруг Нэнси не принесет деньги? Вдруг она окажется такой дурой или, наоборот, такой умной, что пошлет меня ко всем чертям?
Что тогда?
Я отодвинул тарелку и закурил. Предположение, конечно, было неприятное, но я привык рассматривать каждое дело со всех сторон. Итак, допустим, Нэнси не даст мне деньги!
Обдумывая такую обидную возможность, я неожиданно для себя понял, что сделать ничего не смогу, не то у меня положение, чтобы нажимать на Нэнси. Я рисковал ничуть не меньше, чем она., Нэнси укрывала двух террористов, за которыми охотилась полиция, но и я своим молчанием способствовал их укрытию, если она не сможет достать деньги или решит не поддаваться моему нажиму, я даже не смогу пригрозить ей, что доложу обо всем в полицию. Она скажет там, что я требовал от нее сто тысяч долларов. А полиция всегда начеку, вечно принюхивается, не занимаются ли частные сыщики шантажом. Что бы я им ни наболтал, меня арестуют и начнут разбираться. И прежде всего спросят, почему я, узнав, где скрывается Поффери, сразу не дал им знать. Я прекрасно понимал, что на этот вопрос мне не ответить ничего.
Меня прошиб пот. «Черт! — подумал я. — Похоже, дело принимает паршивый оборот!» Но тут же призвал себя к порядку. «Не дури, парень, — сказал я себе. — Еще ничего не известно, нечего было и рассчитывать, что сто тысяч долларов упадут тебе в руки без всяких хлопот. Не будем терять оптимизма. Ставлю шестьдесят против сорока, что Нэнси еще не поняла, в какую ловушку угодил я сам — в ту же, что и она. Скорей всего она раздобудет деньги, а если нет, если она поймет, что я блефую, ничего не попишешь. Отдам полковнику настоящий отчет и поставлю крест на выдумках Берты насчет того, как легко нажиться на богатых; все это замки на песке», Так что мечты о яхте, Берте и пробках, вылетающих из бутылок шампанского, несколько померкли. «И тем не менее, может статься, что в пятницу мне все-таки повезет. Кто знает, вдруг Нэнси все-таки будет поджидать меня с деньгами!»
Мои мысли переключились на Раса Хэмела и анонимные письма. Эта загадка не давала мне покоя.
Я вспомнил, как Нэнси сказала: «Эти письма написал мой муж. Уолдо Кармайкл — герой книги, над которой он сейчас работает».
Чувствовалось, что она убеждена в своей правоте. Я ей поверил. Но, скажите на милость, зачем богатому знаменитому писателю направлять самому себе анонимные письма?
Нэнси объяснила это тем, что ему понадобилось нанять частного сыщика.
Я погрузился в размышления. Может, так оно и было. Ведь я представление не имел, как писатели придумывают сюжеты. Может быть, анонимные письма входят в сюжет его новой книги, и он проверяет, как кто на них реагирует? Такому прославленному писателю, конечно, самому не хотелось утруждать себя обращением в детективное агентство, а написав эти письма, он мог поручить Мэлу Палмеру сделать это за него. Такой метод добывания материала казался мне достаточно диким, но, кто знает, ведь Хэмел баснословно богат и может себе позволить любой каприз, вот почему и были написаны эти письма.
Хэмелу потребовалось узнать, как детективные агентства следят за неверными женами, и он использовал в качестве подсадной утки собственную жену, будучи уверенным в ее безупречном поведении. А сам того не подозревая, растревожил банку с червями.
Впервые за все время моей службы в агентстве Парнэлла я обнаружил, что мне нечем заняться.
Ехать в «Загородный клуб» и наблюдать за Нэнси было ни к чему. Ее поведение больше меня не интересовало. Я волен был весь день делать что хочу, только вечером следовало появиться в агентстве, прикинувшись, будто я находился на посту, но так и не раздобыл никаких фактов, компрометирующих Нэнси.
Я уже начал раздумывать, как лучше провести свободное время, но сообразил, что девятнадцать других детективов из агентства Парнэлла трудятся сейчас в городе в поте лица. Нельзя допустить, чтобы кто-то из них увидел, как я бью баклуши. Тем более, что и меня, и Чика, как лучших сыщиков, другие агенты, работавшие у Парнэлла, недолюбливали. Любой из них с удовольствием воспользуется случаем подложить мне свинью.
Взвесив все это, я неохотно направился в «Загородный клуб». Приехав туда, я огляделся. Нэнси не было видно. Но я не напрасно прикинулся, что работаю, ибо на террасе я заметил одного из наших сыщиков Ларри Фазера — этот любил меня как собака палку.
Он посмотрел на меня ничего не выражающим взглядом, будто видел впервые, и отвел глаза. Я понял: он дает мне знать, что разговоры между нами нежелательны, и спустился к бассейну. Может, он тоже выслеживал чью-то жену.
Отойдя туда, где он не мог меня видеть, я прошелся вдоль бассейна и окончательно убедился, что Нэнси в клубе нет. Затем другой дорогой вернулся к машине. По крайней мере, если Ларри спросят, он подтвердит, что я был занят делом.
Я снова поехал в гавань, а там вышел из машины и побрел к тому месту, где обычно стояла яхта Хэмела. Но ее не было.
Увидев, что Эл Барни, как всегда, сидит на своей тумбе, я поспешил к нему:
— Ну что, Эл, пиво пить еще рано? Губы его раздвинулись в акульей улыбке.
— Да разве для пива бывает слишком рано, мистер Андерсен?
Мы отправились в «Нептун», и Сэм принес нам две порции пива.
Эл долго с наслаждением пил, а опустошив стакан, со стуком поставил его на стол, и официант тут же подскочил с новой порцией.
— Уплыла час назад, — наконец проговорил Барни.
— С Джонсом? Он кивнул.
— Больше с ними никого не было? Эл покачал головой, допил стакан и аккуратно поставил его на стол.
— Я хотел тебя спросить, — продолжал я, — ты ничего не говорил Лепски про Пита?
Барни нахмурился.
— Вот уж тупой, надутый парень, этот Лепски, — презрительно сказал он. — Слышать о нем не хочу.
— А у тебя есть какие-нибудь соображения, почему с Питом такое стряслось?
— Как сказать, мистер Андерсен. Предполагать-то кое-что я могу. Мне Пит нравился. Конечно, он чересчур много пил, — заключил Барни с видом праведника. — Вся беда в том, что он любил совать нос в чужие дела. И болтал о них.
— В чьи дела, Эл?
Жирное, пятнистое лицо Барни сделалось непроницаемым.
— Мистер Андерсен, если здесь что происходит, я всегда в курсе, вряд ли упущу что-нибудь. Только я знаю, когда можно распускать язык, а когда лучше держать его за зубами. — Эл допил пиво.
Я сделал знак Сэму, и тот подошел, неся еще бутылку.
Барни заулыбался, поблагодарил меня кивком, затем понизил голос и проговорил:
— Между нами, мистер Андерсен, Пит выказал слишком большой интерес к Альфонсо Диасу. А тот, могу вам сказать, очень крутой парень.
— А что сделал Пит?
Лицо Барни опять стало непроницаемым.
— Не знаю.
В прошлом мне не раз приходилось вести беседы с Барни. Ритуал был мне известен. Пиво прокладывало путь к получению информации, а закуска открывала к ней полный доступ.
— Мне кажется, ты не прочь позавтракать, Барни? Хочешь гамбургер? Барни просиял:
— Да, гамбургер сейчас был бы в самый раз. — И он поманил Сэма.
Затем последовал короткий антракт, после чего Сэм появился с тарелкой, на которой красовалась гора жирных сочных гамбургеров, покрытых кольцами сырого лука. Сэм поставил все это великолепие перед Барни и вручил ему нож.
Я выждал, пока Барни расправился с первым гамбургером, и снова приступил к расспросам.
— Диас меня очень интересует, — проговорил я. — Был бы тебе премного благодарен за любые сведения о нем, даже за самую мелочь.
— Держитесь от него подальше, мистер Андерсен. Вы же мой друг. Я бы не хотел, чтобы с вами что-нибудь случилось. Мой вам совет: держитесь от него подальше, — с полным ртом ответил мне Барни.
— Почему?
— Потому, мистер Андерсен. Просто держитесь от него подальше, и все. — По его интонации я понял, что больше ничего не добьюсь.
Пришлось подъехать с другой стороны.
— А Джош Джонс, — сказал я, — о нем ты можешь мне что-нибудь сообщить?
— И от него держитесь подальше, мистер Андерсен, от этого дрянного ниггера добра не жди.
— А не хочешь ли ты, Эл, сосисок под соусом чили? Ты ведь их любишь. Эл выпучил на меня глаза:
— Ox, мистер Андерсен, знаете вы мое слабое место. — Он помахал Сэму, и тот поспешил к нам с блюдом маленьких сосисок, приготовленных в соусе чили. У меня как-то раз хватило дурости попробовать одну такую сосиску — чуть голова не разлетелась на части.
А Барни, улыбаясь, начал поглощать эти взрывчатые штуки одну за другой. После того как он уничтожил несколько сосисок, глаза у него заслезились и он сделал передышку, чтобы залпом выпить большой стакан пива.
— Ну что, хотите послушать про Джонса, мистер Андерсен? — спросил он и похлопал себя по брюху.
— Хочу. Он кивнул:
— Так и быть, скажу вам кое-что. — Он понизил голос. — Первая жена мистера Хэмела — Глория Корт — с ним спуталась. Ну, до того, как она снюхалась с Диасом. Слыхал, что она с Джонсом и сейчас — не разлей вода.
— Ты хочешь сказать, что, будучи женой Хэмела, эта Глория с Джонсом…
— Он же был ее матросом. Такое случается.
— Понятно. — Я понаблюдал, как Барни снова принялся заглатывать сосиски, а потом спросил:
— Как ты думаешь, вторая миссис Хэмел тоже не устояла перед чарами Джонса?
Барни нахмурился:
— Нет, сэр. Уж она-то нет… Она — настоящая леди. Про нее таких слухов не ходит. Я бы знал. Я всегда держу ухо востро.
Я поглядел на часы. Стрелка приближалась к шести часам.
— Мне пора, Эл! Пока!
— Пока, мистер Андерсен, спасибо за угощение. — Он положил мне на руку свою толстую и грязную ладонь. — Запомните, что я вам сказал: держитесь подальше от Диаса и Джонса.
Я вышел на набережную и увидел, что в гавань входит яхта Хэмела. Ее вел Джонс, Нэнси была на носу. Я смешался с толпой и быстрыми шагами пошел к своей машине. Мне ни к чему было, чтобы Нэнси меня увидела.
Придя в агентство, я приоткрыл дверь в кабинет Гленды.
— Тебя хотел видеть полковник, — деловито сказала она. — Пройди к нему.
— Неприятности? Да, зайчик? — спросил я.
— Сверься со своей совестью. Иди, иди.
— Ты — мой верный друг, — сказал я, постучал в дверь Парнэлла и вошел.
Сидя за столом, Парнэлл просматривал какую-то папку.
— Дело Хэмела, — сказал он. — Ну, что нового?
— Ничего, сэр. Полная безоблачность. Сегодня утром я говорил с мистером Палмером и сказал ему, что мне нечего писать в отчете. Он попросил подробные данные моих наблюдений и на основе их собирался уговорить Хэмела прекратить дело.
— Вы совершенно уверены, что миссис Хэмел ничем себя не скомпрометировала и не встречается с другими мужчинами? — спросил Парнэлл, сверля меня взглядом голубых глаз.
— Насколько я мог видеть, сэр, миссис Хэмел ведет себя безупречно и с другими мужчинами дела не имеет. Сегодня я не смог последить за ней, когда она уплыла на яхте, но в те разы, когда я наблюдал с вертолета, она занималась рыбной ловлей. Я полагаю, что анонимные письма адресовались Хэмелу, чтобы помешать ему работать над романом, и все дело в этом. Парнэлл кивнул:
— Принесите мне отчет, а я отправлю его Пал-меру. Гленда сказала, что вам пора в отпуск.
— Да, сэр.
— Прекрасно, можете уходить с завтрашнего дня. Желаю хорошо отдохнуть.
— Благодарю вас, сэр.
Я вернулся в свой кабинет, переписал первый отчет, который показывал Нэнси, вынул из папки второй вариант, говорящий об истинном положении вещей, и разорвал его.
Зайдя в кабинет Гленды, я передал ей отчет.
— С сегодняшнего дня я уже в отпуске, беби, — объявил я. — Если ты пожелаешь мне хорошего отдыха, я зарыдаю.
— Не дождешься, — сказала Гленда, углубляясь в мой отчет.
Я вышел из кабинета и пошел к бухгалтеру. Там я получил жалованье и отпускные. Снова стал богачом!
У себя в кабинете я застал Чика, он ждал меня. Не успел я войти, как он протянул руку, и я вложил в нее пятьдесят долларов, которые был ему должен.
— Куда ты собираешься поехать? — спросил он, пряча деньги.
— Куда я могу? Нет возможности. Буду развлекаться с девицами и вообще расслабляться, — сказал я. — Вспоминай меня. Если попадешься мне, измочаленный очередным заданием, я тебя угощу.
— Одолжив прежде деньги, — усмехнулся Чик и встал. — Ладно пора мне домой. Счастливо тебе, Барт, только не растрать все деньги сразу.
— Ну хоть часть, — сказал я и полез в ящик стола за виски. — Выпьем на дорожку.
— Не могу, у меня свидание, — отказался Чик и поспешил к дверям, но вдруг остановился:
— Чуть не забыл! Тебе же письмо. Из ФБР, пришло пару часов тому назад. — Он протянул мне запечатанный конверт. — С чего это вдруг Колдвэлл вздумал тебе писать?
Я взял письмо.
— Это насчет моего отпуска, — объяснил я. — Он обещал мне помочь взять лодку напрокат. Чик усмехнулся.
— Смотри не утони! — сказал он и ушел.
Я с недоумением изучал конверт, потом вскрыл его. Внутри оказалась короткая записка и фотография из полицейского досье. Записка гласила: «Я обещал Вам прислать карточку жены Альдо Поффери Лючии. Понаблюдайте, вдруг вы ее увидите. Лу».
Я взял фотографию. С нее недобрым тяжелым взглядом смотрела на меня светловолосая молодая женщина лет двадцати пяти.
Словно снаряд взорвался рядом со мной. Не будь эта женщина блондинкой, я бы поклялся, что это — Нэнси Хэмел!
Трясущейся рукой я взял фломастер и зачернил волосы на фотографии. И снова стал ее рассматривать.
Сомнений больше не было.
Преступницей, которую разыскивает полиция, дважды убийцей, женой опаснейшего итальянского террориста была Нэнси Хэмел.
Фанни Бэтли, ночная дежурная в архиве «Парадиз-Сити геральд», подняла на меня глаза, когда я вошел в большой зал, уставленный стальными стеллажами с подшивками газет за все годы, там же хранились и все фотографии, которые публиковались в этой газете.
Сотрудники агентства Парнэлла часто обращались к собранию этого архива, и Фанни — веселая, молодая мулатка, мастер своего дела — хорошо нас знала и всегда старалась помочь.
— Привет, Барт! Все еще работаешь? — приветливо улыбнулась она.
— Здравствуй, Фан! — Я присел у ее стола. — Завтра ухожу в отпуск. А пока надо закончить одно маленькое дельце.
— В отпуск! Вот счастливчик! И куда собираешься?
— Да разве отсюда кого-нибудь куда-нибудь потянет? Послушай, детка, требуется твоя помощь. Мне нужно узнать, где, когда и на ком женился писатель Рас Хэмел.
— Проще простого! Садись. Сейчас принесу все, что у нас есть.
Вот за что я любил Фанни: она никогда не задавала лишних вопросов.
Я сел, закурил и стал ждать. Фанни быстро просмотрела большую картотеку, потом прошла к подшивкам, вытащила одну и бухнула на стол передо мной.
— А фотографии счастливой парочки у вас имеются? — спросил я Фанни сняла со стального стеллажа конверт и присоединила его к газетам.
— Вот все, что у меня есть, Барт.
— Прекрасно. Спасибо, Фан.
Она вернулась на свое место и снова взялась за картотеку.
Я всматривался в фотографии. Рас Хэмел оказался красивым, плотным, седеющим мужчиной с широким лицом, которое выражало надменность, присущую всем богатым людям, уверенным в своем успехе. Я сосредоточился на фотографиях Нэнси. Но она на всех была в больших черных очках, совершенно скрывавших ее лицо. Узнать ее по этим снимкам при встрече было бы невозможно.
Я изучил отчет о свадебном торжестве. В интервью Хэмел сообщил, что познакомился с Нэнси в Риме, последовало бурное ухаживание, а через два месяца после первой встречи они поженились. Хэмел предупредил, что Нэнси беспокоить расспросами не стоит. Она очень стеснительна.
Я еще раз вчитался в интервью, стараясь сопоставить даты, и убедился, что Хэмел познакомился с Нэнси восемь месяцев назад. А я припомнил, что, по словам Колдвэлла, она занялась своими преступными делишками полтора года назад. И тут меня пронзила мысль, что, когда Нэнси выходила замуж за Хэмела, она уже была женой Поффери! Может быть, она приняла предложение Хэмела, чтобы выбраться из Италии после того, как сбежала из тюрьмы, убив охранника? Эта догадка показалась мне правдоподобной: ну кому бы пришло в голову заподозрить в жене Хэмела грозную террористку?
Убедившись, что в подшивке больше нет ценных для меня сведений, я отнес ее на место.
— Спасибо, Фан, — сказал я, возвращая дежурной конверт с фотографиями. — Теперь, пожалуй, все ясно. До встречи! — И, послав ей воздушный поцелуй, я вышел из архива.
Сев в машину, я стал соображать, куда теперь ехать. Завтра в полдень мы с Нэнси должны встретиться в «Загородном клубе». Будучи от природы оптимистом, я еще питал слабую надежду, что она принесет деньги, а если не принесет, теперь у меня есть чем ее припугнуть. Стоит только объяснить ей, какими вескими доказательствами того, что на самом дела она — Лючия Поффери, я располагаю, и сто тысяч долларов мои.
Но эти новые сведения надо было как следует взвесить и спокойно обдумать. Я решил поехать домой, устроиться поудобнее, задрать ноги повыше и пошевелить мозгами. Я тронулся с места, заехал по дороге в бар и купил пакет сандвичей.
Когда я выруливал на свою улицу, направляясь к дому, из тени вынырнула маленькая фигурка и отчаянно замахала руками.
Я нажал на тормоза — и «мазер» с визгом остановился.
Через окно в машину заглядывал Джой.
— Не ходите домой, мистер Андерсен, — с жаром зашептал он. — Они там и ждут вас.
Сзади загудел автомобиль. Джой обежал вокруг «мазера», открыл дверцу и забрался на сиденье рядом со мной. Я подогнал машину к тротуару.
— Решил соснуть, балда? — рявкнул водитель из машины, едущей следом, и промчался мимо.
— Ну так что, Джой? — спросил я. — Кто там?
— Диас и Джонс, — запыхавшись, объяснил Джой. — Я следил за ними. Они пошли в вашу квартиру. Я видел, как они там зажигали и тушили свет. Они и сейчас там.
Я почувствовал, как по спине у меня пробежали мурашки. Значит, Нэнси предала меня! Пошла к Диасу и выложила, что я беру ее на испуг. Я вспомнил, как Эл Барни предупреждал, чтобы я держался подальше от Диаса и Джонса. Мой лоб покрылся холодным потом.
Джой толкнул меня в бок.
— Я вас оберегаю, мистер Андерсен, — проговорил он.
— Конечно, Джой. Помолчи минутку, мне надо подумать.
— Я голодный, мистер Андерсен. Я увидел, что он держит в руках мой пакет с сандвичами и жадно на него смотрит.
— Угощайся, — разрешил я. — Займись едой и помолчи.
Пока он жевал, я соображал, как лучше поступить. Вспомнил, как безжалостно убрали Пита, когда он слишком приблизился к Диасу. Припомнил и то, что предупредил Нэнси, будто отдам отчет моему адвокату, а в отчете говорится не только об ее соучастии в преступлении, но и называется место, где укрывается Поффери. Может быть, Диас решил, что я беру их на пушку, и задумал меня проучить. Он не ошибся, и теперь надо сделать так, чтобы вранье превратилось в правду. Надо составить подробный отчет и указать, что Нэнси — жена Поффери. А затем показать копию этого отчета Диасу вместе с распиской адвоката в том, что он принял оригинал на хранение. Вот тогда, и только тогда я сумею обезвредить Диаса.
Взвесив все, я решил, что поеду в агентство и напечатаю отчет там. К себе домой я не пойду ни под каким видом. В агентство ночной сторож меня впустит, а «мазер» я оставлю в подземном гараже, где его никто не увидит.
— Хорошо, Джой, — сказал я. — Отправляйся обратно и наблюдай за ними. Когда они уйдут, позвони мне.
Я дал ему карточку с моим служебным телефоном.
Джой кивнул с набитым ртом, пристально глядя на меня блестящими узкими глазами. Я понял намек и дал ему двадцать долларов. Он заулыбался, выскользнул из машины и был таков.
Джексон — ночной сторож — открыл дверь агентства лишь после нескольких звонков.
— Что-то забыли, мистер Андерсен? — спросил он, когда я, обойдя его, устремился в приемную.
— Да, надо убрать стол. С завтрашнего дня я в отпуске, — бросил я ему.
— Счастливо отдыхать, мистер Андерсен. «Постараюсь, — подумал я. — Очень бы хотелось!»
Составление отчета заняло не меньше двух часов, а потом я сделал еще три копии. Покончив с этим, я прошел в зал машинисток и сделал три копии с фотографий Поффери и Нэнси, которые получил от Колдвэлла.
Вернувшись к себе в кабинет, я положил все копии отчета в отдельные конверты. На конвертах я напечатал: «В случае моей смерти или исчезновения передать начальнику полиции Терреллу».
Затем я взял конверт побольше и положил в него конверт с подлинником и фотографиями, полученными от Колдвэлла. Этот конверт я адресовал Говарду Сэлби, моему другу, опытному адвокату, к которому часто обращалось наше агентство. Я написал ему письмо, в котором сообщал, что выслеживаю опасную банду и собираю данные о ней, а поэтому прошу его сохранить прилагаемый конверт, не вскрывая, пока я не закончу это дело. Мне угрожают, и потому я из предосторожности направляю ему часть добытых мной сведений. А закончил письмо просьбой: в случае, если он услышит о моем исчезновении или о моей смерти, пусть передаст прилагаемый конверт начальнику полиции Терреллу. Я просил его также подтвердить получение моего письма и завтра до полудня послать это подтверждение с нарочным ко мне домой.
Контора Сэлби находилась в том же здании, что и наше агентство, на пятом этаже. Я спустился на лифте, бросил письмо в почтовый ящик Сэлби и вернулся к себе.
Ночной сторож следил за моими маневрами с некоторым удивлением, но спрашивать ничего не стал.
Усевшись за свой стол, я даже заулыбался. Теперь я, по крайней мере, был в относительной безопасности. Второй конверт с отчетом я вложил в «Уголовный кодекс» Робертсона и спрятал в стол. Туда, где хранил виски. Обнаружив, что в бутылке еще кое-что, я налил себе стакан. Третий конверт я положил в бумажник.
Потягивая виски, я опять стал размышлять, что же я буду делать с сотней тысяч долларов, окажись они у меня в руках. Интересно, придет ли Нэнси завтра в двенадцать в «Загородный клуб»? Я в этом сомневался. Ведь она уже обратилась за помощью к Диасу. После чего он сразу отправился ко мне и устроил засаду. Как знать, может быть, он дожидался меня с револьвером в руке, а может, просто хотел договориться.
Я выпил стакан и раздумывал, не налить ли еще, когда зазвонил телефон.
— Мистер Андерсен, они ушли пять минут назад, — сказал Джой. — Они идут в «Аламеду».
— Спасибо, Джой. Иди поспи. А как Джимбо?
— Он дежурит у «Аламеды».
— Пусть дежурит. Если что-нибудь заметит, позвони мне домой.
— Хорошо, мистер Андерсен. — И Джой повесил трубку.
Теперь можно было позволить себе лечь спать. Пожелав сторожу спокойной ночи, я спустился в гараж, сел в машину и поехал домой.
«Денек провел успешно, — подумал я, отпирая дверь в квартиру. — А завтра пойдем на приступ».
Осмотрев комнаты, я не обнаружил никакого беспорядка. Заметил только пепел от сигары на ковре — если бы не это, я бы ни за что не догадался, что Диас и Джонс нанесли мне визит.
Итак, завтра! Я уже продумал, как буду себя вести. И не сомневайтесь в успехе. Заперев дверь на засов, я пошел в спальню.
Мне уже слышался шелест зеленых бумажек — самая сладостная музыка для моих ушей.
Проснулся я внезапно: кто-то настойчиво звонил в дверь. Чертыхаясь, вылез из кровати и мрачно посмотрел на часы. Они показывали тридцать пять минут одиннадцатого.
Не отодвигая засов, я крикнул:
— Кто там?
— Это от мистера Сэлби, — ответил женский голос.
Я отпер дверь и взял пакет. Служащая Сэлби оказалась робкой мышкой, из тех, что вечно дрожат, как бы их не изнасиловали. Она испугано посмотрела на меня и поспешила прочь. Вскрыв конверт, я прочел:
«Дорогой Барт Андерсен, настоящим подтверждаю, что я получил от Вас письмо, на конверте которого значится: „В случае моей смерти или исчезновения вручить начальнику полиции Терреллу“.
Я распорядился, чтобы это письмо хранилось в сейфе, и обещаю выполнить Ваши указания. Ваш Говард Сэлби».
Напевая себе под нос, я положил письмо на стол и пошел на кухню варить кофе. Теперь я уже был уверен, что подстраховался основательно.
В половине двенадцатого, побрившись и облачившись в мой любимый кремовый в синюю полоску костюм, я запер квартиру, спустился в гараж и сел за руль «мазера».
Приехав в «Загородный клуб», я припарковал машину и вошел в просторный вестибюль. Часы показывали без пяти минут двенадцать. Я осведомился, здесь ли миссис Хэмел.
— Нет, сэр, еще не приезжала, — ответил портье.
Я выбрал себе место, откуда был виден вход, закурил сигарету и стал ждать. Я не предполагал, что она приедет, но соблюдал условия — встреча назначена, и, если она не состоится, я перейду к операции «Б».
До половины первого я ждал, затем пошел в ресторан и не спеша съел фирменный салат. Позавтракав, я на всякий случай спустился к теннисным кортам и обошел бассейн. Нэнси Хэмел нигде не было.
Что ж, приступаем к операции «Б». «Барт, детка, — утешал я себя, направляясь к машине, — не надеялся же ты урвать сто тысяч долларов, не прикладывая рук, без труда. Нет уж, изволь потрудиться».
Я поехал в гавань, оставил «мазер» недалеко от бара «Аламеда», вышел из машины и сквозь толпу на набережной проложил себе путь в бар.
Отбросив в сторону шуршащий занавес из бус, я вошел в зал.
Оглядевшись, увидел кое-кого из вечно толкущихся на набережной бездельников. За столиками завтракало несколько туристов. Официанты-мексиканцы трудились в поте лица.
Когда я подошел к стойке, толстяк бармен приветствовал меня масленой улыбкой.
— Где я могу найти мистера Диаса? — спросил я.
Маленькие глазки широко раскрылись.
— Хотите встретиться с мистером Диасом? — переспросил он.
— Вы что, малость глуховаты? — И я улыбнулся, стараясь смягчить резкость тона.
— Мистер Диас занят.
— Я тоже. Поэтому действуй, толстяк! Скажи, что спрашивает Барт Андерсен.
Он поколебался, потом прошел в глубину бара к телефону, тихо что-то сказал, кивнул и повесил трубку.
— Пройдите туда, — показал он на дверь в противоположном конце.
Я пересек зал, открыл дверь и оказался в комнате, обставленной наподобие кабинета: напротив входа стоял письменный стол, справа и слева от меня — картотеки, на столе красовались два телефона, а на столике рядом — пишущая машинка.
За столом сидел стройный мужчина средних лет и глядел на меня блестящими, ничего не выражающими глазами, так могла бы смотреть кобра. Его густые, смачно напомаженные волосы падали за воротник. Черные усы свисали по обе стороны рта до подбородка. Глядя на него, я понял, почему Эл Барни предостерегал меня. Недаром он говорил, что этот мексиканец — крепкий орешек.
— Мистер Диас? — произнес я, закрывая дверь и прислоняясь к ней спиной.
Он кивнул, взял спичку и принялся ковырять в зубах.
— Вы работаете на Лючию Поффери? — спросил я, не сводя с него глаз.
Его лицо оставалось таким же бетонно-невозмутимым.
— Вы ошиблись номером, — проговорил он.
— Тогда, может быть, вы работаете на Нэнси Хэмел?
— Может быть.
— Я должен был встретиться с ней в «Загородном клубе». Она не приехала.
Он со скучным видом пожал плечами.
— Она должна была вручить мне пачку зеленых, — пояснил я. — Но вот — ни ее, ни зеленых.
Он снова пожал плечами с еще более скучным видом.
Я понял, что мне придется провести здесь некоторое время, поэтому придвинул к столу стул и сел на него верхом. Затем достал конверт с моим подробным отчетом и бросил Диасу.
Он опустил глаза и прочел надпись на конверте.
— Собираетесь умереть? — спокойно спросил он.
— А что? Ведь Пит Левински умер. Но я-то нет, пока умирать не собираюсь. Диас поднял брови:
— Не зарекайтесь.
— Ладно, ладно. Прочтите-ка то, что в конверте. Этот экземпляр предназначен специально для вас. Может, когда ознакомитесь с ним, перестанете изображать крутого из очередного боевика и начнете разговаривать разумно.
Глаза у него вспыхнули, но лицо оставалось лишенным всякого выражения. Он взял нож с узким лезвием, лежавший на столе, вскрыл конверт и вынул напечатанные на машинке листки.
Я закурил и стал наблюдать за ним. Сперва он изучил фотографии, присланные мне из полиции. Глядя на него, можно было подумать, что он смотрит на пустые бумажки. Затем со столь же невозмутимым видом он, откинувшись на спинку стула, прочел все пять страниц машинописного текста.
«Не хотел бы я играть с ним в покер», — думал я, глядя на него.
Наконец он сложил все листки вместе и посмотрел на меня.
— И вот еще что, — проговорил я, протянув ему записку Сэлби.
Диас внимательно прочел ее и положил сверху на мой отчет.
— Сильно попахивает шантажом, — вымолвил он. — Можете заработать пятнадцать лет.
— Факт. А ей могу обеспечить двадцать лет в вонючей итальянской тюрьме. Поффери — столько же, там же, а вам пять лет за укрывательство опасных преступников.
Диас открыл ящик с гаванскими сигарами, вынул одну, откусил кончик, сплюнул и медленно закурил.
— Что вы задумали, мистер Андерсен?
— Она же вам рассказала. Пора переходить к делу. Дышать с вами одним воздухом вредно для моего здоровья.
Диас выпустил на меня струю дыма.
— Она говорила что-то насчет ста тысяч, — сказал он, поблескивая глазами. — Я объяснил ей, что это — блеф.
— Называйте как хотите, и сами увидите, что будет. Или сто тысяч, или я начну действовать.
— И попадете в тюрьму.
— До этого не дойдет. Она найдет деньги. Ставлю туза против вашего короля. — И я наклонился, чтобы стряхнуть пепел с сигареты в пепельницу. — Так что подумайте хорошенько. Сколько она уже собрала?
— Достаточно, чтобы с вами расплатиться, если поведете себя умно.
— Сколько?
— Пятьдесят тысяч. Я покачал головой:
— Сто тысяч устраивает меня больше. Диас выдвинул ящик стола и начал выкладывать передо мной пачки стодолларовых бумажек. Он уложил в ряд пять пачек. Затем вынул из того же ящика кожаную папку.
— Пятьдесят тысяч, мистер Андерсен. И я положу их в эту красивую папку, — сказал Диас.
Я поглядел на пачки, и ладони у меня вспотели. Я никогда не видел столько денег сразу, и от этих зеленых купюр голова шла кругом.
— Семьдесят пять, — сказал я хрипло.
— Пятьдесят, мистер Андерсен. Не валяйте дурака. Это все, что она смогла собрать.
Он начал укладывать пачки в папку, а я сидел и как зачарованный следил за его руками. Я понимал, что мне следует торговаться, но я никогда не верил всерьез, что так легко заполучу такие деньги. Не верил, что вообще что-то получу. Я мечтал сорвать большой куш, но до сей минуты только тешил себя этой мечтой. И теперь, когда мне действительно отсчитывали пятьдесят тысяч долларов, я не верил своим глазам.
Диас через стол подвинул папку с деньгами ко мне.
— Но больше не приходите, мистер Андерсен, — тихо проговорил он, и взгляд его стал угрожающим. — Шантажисты — люди жадные, но больше выплат не будет, эта последняя. Понятно?
— Да, — ответил я и отодвинул стул.
— И вот еще что: обещаю вам, мистер Андерсен, если вы опять попытаетесь нажать на кого-нибудь, вы плохо кончите. Я сам займусь вами. И вы умрете медленной смертью. Ясно?
Наши взгляды встретились — у меня мороз пробежал по коже. Я боюсь змей, а Диас в эту минуту в точности походил на змею.
— Вы сами обозначили условия, — ответил я. — Не трогайте меня, и я вас не трону.
Я встал, взял со стола папку и двинулся к двери. Прежде чем ее открыть, я остановился и посмотрел на Диаса:
— Это вы убили Пита и мальчишку? Он бросил на меня скучающий взгляд.
— Вам-то что? — спросил он и стал прятать мой отчет в конверт.
Я закрыл за собой дверь, прошел через бар и снова очутился На солнцепеке. Мною владела одна мысль: как можно скорее спрятать деньги в безопасное место. Поэтому я поехал прямо в банк, заказал там индивидуальный сейф, вынул из папки пять сотенных бумажек, а остальное запер и едал на хранение.
Уже когда я собрался повернуть домой, я вспомнил о Джое. И, снова поехав на набережную, оставил там машину и поспешил в Рачий тупик. Мне пришлось долго стучаться, пока Джой открыл дверь. Он был в подштанниках и, казалось, еще толком не проснулся.
— Я тебя разбудил? — спросил я, входя в комнату.
— Не важно, мистер Андерсен.
— А Джимбо все еще дежурит?
— Да, мистер Андерсен.
— Отзови его, Джой. Дело закончилось. Больше следить не надо. — Я вынул из бумажника пятьдесят долларов и протянул ему. — Порядок?
У Джоя засверкали глаза.
— Ух! Спасибо, мистер Андерсен. И больше не нужно вам докладывать?
— Нет. Забудь про все это, Джой. Договорились?
Он как-то странно криво улыбнулся:
— Нет, мистер Андерсен, я забыть не могу. Они же убили Томми.
— Понимаю, и все же забудь о них. Они — люди опасные. Держись от них подальше. Ладно? Он снова усмехнулся:
— Вы занимайтесь вашими делами, мистер Андерсен, а мы с Джимбо займемся своими.
— Подожди, послушай меня. Оставь их в покое. Тебе с этими бандитами не справиться. Слишком у них большая шайка.
Он долго молча смотрел на меня. Потом кивнул:
— Как скажете, мистер Андерсен.
— Ну и молодец! — хлопнул я его по плечу и сбежал вниз по липкой лестнице, прыгая через две ступеньки.
По дороге домой я только и думал о моих зелененьких, надежно укрытых в банке. Мне до сих пор не верилось, что Диас, эта змея, так легко согласился расстаться с ними. Тем не менее это случилось, и я теперь богач!
По такому случаю следовало закатить пир! Поеду с Бертой в город! Я посмотрел на часы. Около семи вечера. Значит, она уже дома, а если у нее свидание, придется ей от него отказаться!
Оставив машину у подъезда, я поднялся на скоростном лифте на свой этаж, отпер дверь и бегом ворвался в квартиру. Когда я закрывал дверь, зазвонил телефон.
«Берта! — усмехнулся я. — Уж она-то чует деньги за двести миль!»
Я схватил трубку:
— Привет, беби!
— Это мистер Барт Андерсен? — сдержанно отозвался холодный, высокомерный женский голос.
— Естественно. С кем я говорю?
— Минуточку. С вами хочет поговорить мистер Мэл Палмер.
И не успел я придумать причину, чтобы отказаться от этих переговоров, как в трубке зазвучал знакомый голос.
— Я безуспешно пытаюсь связаться с вами, мистер Андерсен, — попенял он мне.
— В настоящее время я нахожусь в отпуске, мистер Палмер, — кратко объяснил я. — Если речь идет о чем-то важном, вам лучше обратиться в агентство.
— Мистер Андерсен, я передал мистеру Хэмелу ваш отчет, и он им вполне доволен, но ему хотелось бы побеседовать с вами лично.
Я моргнул:
— О чем, мистер Палмер?
Палмер испустил тяжкий вздох, прошелестевший в телефонной трубке, словно замогильный стон.
— Мистер Андерсен, если бы мне было дано догадываться о причинах всего, что требует от меня мистер Хэмел, я бы не превратился в невротика. Я знаю только, что он желает видеть вас у себя в десять утра.
— Скажите ему, что я в отпуске, — посоветовал я, стараясь подлить масла в огонь.
— Мистер Андерсен! Прошу вас, придите! Мистер Хэмел будет ждать вас.
— А что я буду от этого иметь?
— То есть?
— Мне придется прервать мой отдых и снова заняться работой. А бесплатно я не работаю. Он тихо застонал:
— Значит, мне следует оформить это приглашение через мисс Кэрри?
— Нет, мистер Палмер, пришлите мне чек на сто долларов — и никаких проблем.
— Прекрасно. Значит, я могу передать мистеру Хэмелу, что вы придете?
— Можете, можете, не сомневайтесь. — И я повесил трубку.
«Ну и ну! — подумал я. — Баксы так и падают с неба!»
Я набрал номер Берты и, услышав ее голос, воскликнул:
— Привет, красотка! Ну-ка, догадайся, кто тебя беспокоит?
— Ах это ты! Где же баксы, которые я тебе одолжила?
— Только о деньгах и думаешь!
— Где деньги?
— Успокойся, детка, остынь. Сегодня мы пируем. Держись за стул, а то упадешь! Я веду тебя в «Испанский залив»! Довольна?
— Ты что? Пьян? — накинулась на меня Берта.
— Пока нет, но ручаюсь, скоро мы оба упьемся. И вот еще что, детка, не могу смотреть на свое двуспальное ложе, до того оно одиноко выглядит.
Берта хихикнула:
— Ладно, Барт, скажи главное. Ты отдашь мне деньги?
— Отдам, беби. Так как насчет того, чтобы преклонить голову на мою подушку?
— Значит, «Испанский залив»?
— Да.
— Ты соображаешь, во что тебе встанет обед, который я там закажу?
— Соображаю.
— Что-то я тебе не верю. Признавайся — ты ограбил банк?
— Даю тебе час на сборы. Если через час ты не появишься у меня, приглашу другую пташку.
— Уже бегу и падаю. Открывай двери! — И она повесила трубку.
Я тоже опустил трубку и крикнул: «Гип-гип, ура!»
«Черт побери, — подумал я, — ну есть ли что краше денег?»
Когда я выпил четыре коктейля с шампанским, мне уже море было по колено, и я безрассудно рассказал Берте о своей удаче. Мы сидели за столиком в роскошнейшем ресторане, и, когда я заказывал обед, у Берты глаза на лоб полезли.
— Как ты собираешься расплачиваться? — спросила она. Видно, ей уже мерещилось, что после обеда к нам вызовут полицию.
Тут я ей и признался. В детали не входил, но в часть событий посвятил, — Дело в том, беби, что Нэнси Хэмел ведет себя скверно. Пока я за ней наблюдал, я напоролся на банку с червями.
Берта смотрела на меня во все глаза.
— Эта тихоня? Да что она такого сделала?
— Не важно. Я с ней встретился, предъявил доказательства. Она не стала увиливать. Согласилась выкупить доказательства, а меня попросила все забыть. Ну что я мог сделать? Всегда рад выручить леди.
Берта похлопала меня по руке:
— Я чувствовала, что ты парень не промах и когда-нибудь это докажешь. Сколько она заплатила?
— Пятьдесят тысяч баксов.
Назвав сумму, я в ту же секунду пожалел о сказанном, но последний коктейль заставил меня потерять бдительность.
Берта издала такой ликующий вопль, что на нас в изумлении оглянулись все присутствующие.
— Ты с ума сошла! — испуганно прошептал я. — Вспомни, где мы находимся.
— Пятьдесят тысяч? — прошептала она, наклоняясь ко мне через стол.
— Именно!
Официант принес нам икру.
— Пятьдесят тысяч долларов! — снова воскликнула Берта, как только он отошел. — Что ты будешь делать с такими деньжищами?
— Поедем с тобой отдыхать, детка. Пора уже нам расслабиться. Я вот думаю, не нанять ли яхту и поплавать на ней туда-сюда, греясь на солнышке. Устраивает?
— Еще бы! Милый, я все устрою. У меня есть друзья среди джентльменов. Знаю одного чудика — у него шикарная яхта. Я его вмиг уговорю, чтобы он нам ее уступил почти задаром. А на яхте у него четверо матросов, повар-француз, а уж еды всякой — навалом! — Берта закатила глаза. — На сколько времени договариваться?
— Подожди, подожди. Наверно, эта яхта уже очень дорогая.
— На сколько времени она нам нужна?
— На четыре недели, не больше.
— Я знаю, он сдает свою яхту за двадцать тысяч долларов в неделю, — сказала Берта. — Спорим, я добуду ее за двадцать тысяч на четыре недели. Представляешь?
Я посмотрел на нее с подозрением:
— А как ты этого добьешься?
— Он с заскоком. Мне довольно сбросить одежки и покрутиться перед ним по комнате, а он будет сидеть и пускать слюни.
— И за это он уступит нам яхту на четыре недели всего за двадцать тысяч?
— Ну, может, ему и еще чего от меня захочется, но он признает секс только с дистанционным управлением. Так что ты зря волнуешься.
— Ладно. Договорились. Когда отплываем? Нам подали заливную лососину.
— Завтра с ним встречусь и все обтяпаю.
— Ты уверена, что у тебя получится? Берта подмигнула:
— Хочешь пари?
— Я, может, разбогател, но не спятил, — ответил я.
На другое утро, ровно без четверти десять, я, хоть и чувствовал себя как выжатый лимон, прибыл к шлагбауму, преграждавшему въезд в Парадиз-Ларго. Из сторожки с черепичной крышей вышел охранник и величественно приблизился к моей машине.
Пока он шел, я с любопытством его рассматривал: краснолицый верзила лет под пятьдесят, а мышцы на предплечьях и животе такие, что ему вполне мог позавидовать японский борец. Что-то в его лице показалось мне знакомым, и вдруг меня осенило: да это же Майк О'Флаэрти! Когда-то и он работал в агентстве Парнэлла. Вышел на пенсию через месяц после того, как я занял место в рядах тамошних сыщиков.
— Господи помилуй, Майк! — воскликнул я. — Узнаешь?
— Барт Андерсен! — Он сунул в открытое окно машины свою волосатую лапищу и чуть не расплющил мне пальцы. — Как жизнь?
— Ты-то что тут делаешь? Разряжен, как елка на Рождество.
Майк ухмыльнулся:
— Теплое местечко, Барт! Заполучил его, как только ушел из агентства. Я здесь в охране. Дел никаких, моя задача — настроение людям портить. Подавляю их своим весом и важным видом, за это мне и платят.
— И я бы не прочь обзавестись таким местечком, когда выйду в отставку. Где записаться в очередь?
Он расхохотался:
— Нет, друг, тебе это не подойдет. Здесь сноб на снобе сидит и снобом погоняет. А ты зачем к нам пожаловал?
— Я к писателю Расу Хэмелу. В десять у нас с ним встреча.
О'Флаэрти вытаращил глаза:
— Ну да?! Мистер Хэмел для нас один из самых важных объектов. Подожди секунду. Я проверю.
— Что значит «проверю»? Подними шлагбаум и дай мне проехать. Он покачал головой:
— Вот что я тебе скажу: этот район — самое безопасное место во всей Флориде, так его охраняют. Без договоренности, без проверки сюда никто не может проехать, повторяю — никто! Зато здесь ни краж, ни ограблений и детей не похищают. И хоть я тебя отлично знаю, без проверки не пропущу — уволят.
— Неужто ты и здешнюю публику проверяешь?
— Ты что! Меня бы тогда сразу вытурили. — Он сплюнул. — Да меня от их мерзких рож уже воротит, я их всех наизусть знаю, и номера машин назубок выучил. Только кого из них завижу, сразу шлагбаум поднимаю. Если чуть задержусь, они орать начинают, ну а с посторонними разговор другой.
— Вот житуха у таких богатых, как эти здешние! Он крякнул и вернулся в будку. Через несколько минут шлагбаум пошел вверх.
— Езжай! Первая улица налево. Третьи ворота справа. У ворот установлена видеокамера. Выйди из машины, подними водительские права, нажми красную кнопку и жди. Дождешься, когда чего-то из их обслуги застегнет штаны, и войдешь.
— Ну и дела! — восхитился я, запуская двигатель.
О'Флаэрти снова сплюнул:
— И не говори, друг!
Следуя его указаниям, я остановился у высокого — пятнадцать футов, не меньше — забора перед мощными дубовыми воротами, украшенными крупными шляпками гвоздей. Вышел из машины, нажал красную кнопку, поднял права и стал ждать. Примерно через минуту ворота распахнулись — вот это сигнализация! Каждого, кто вздумал бы покуситься на владения Хэмела, ожидало горькое разочарование.
По усыпанной песком подъездной аллее, обсаженной с двух сторон цитрусовыми деревьями, я доехал до дома, выстроенного в стиле роскошного ранчо. Перед раскрытой входной дверью стоял негр в белой тропической форме.
Я остановил свой «мазер» рядом с «фордом» с откидным верхом, вышел и поднялся по ступеням.
— Доброе утро, мистер Андерсен, — слегка поклонился мне негр. — Мистер Хэмел ждет вас. Сюда, пожалуйста.
Через большой вестибюль, отделанный в теплых коричневых и оранжевых тонах, я проследовал за ним по короткому коридору и оказался во внутреннем дворике, где в просторной мраморной чаше высоко вздымал струи мощный фонтан. В воде лениво плавали упитанные, самодовольные золотые рыбки. У стеклянных столиков стояли шезлонги, видимо, здесь нежились, наблюдая заход солнца. Мы пересекли дворик и снова вошли в дом с другой стороны. В конце коридора негр остановился перед дверью, постучал и посторонился, приглашая меня войти.
— Мистер Андерсен, сэр, — объявил он, вводя меня в комнату. Она поражала внушительной, роскошной обстановкой. Здесь просто разило богатством, а меня этот запах сразу впечатляет, так что я втянул его с почтением.
— Входите, мистер Андерсен, — прозвучал добродушный баритон. Это был голос непоколебимо уверенного в себе человека.
Я вошел в большую, прохладную от кондиционера комнату, и немедленно меня охватила жгучая зависть. Здесь все дышало комфортом: полированный пол покрывали роскошные ковры, расставленные тут и там удобные диваны и кресла придавали комнате уют, рядом с большим письменным столом на столике стояли магнитофон и пишущая машинка, с которыми соседствовал прекрасно оснащенный бар с коктейлями. Огромное окно выходило на бархатистый луг, спускавшийся к каналу.
За столом сидел Рас Хэмел. Он выглядел точно так же, как на фотографии, — квадратное лицо, плотный, загорелый и красивый. Он поднялся и протянул мне руку.
— Спасибо, что приехали, мистер Андерсен. Я слышал, вы в отпуске.
Я что-то пробормотал, отвечая на рукопожатие. Он пригласил меня сесть.
— Кофе? Коктейль? Сигару?
— Пока ничего, сэр, благодарю вас. — Я опустился в кресло.
— Я прочел ваш отчет. — Хэмел постучал пальцами по лежащему перед ним экземпляру. — Ручаюсь, вы теряетесь в догадках, зачем мне понадобилось следить за женой.
Пристальным полицейским взором — в несколько смягченном варианте — я посмотрел ему прямо в глаза:
— Нет, мистер Хэмел, догадаться было нетрудно. Вам для вашей книги потребовался подлинный материал из жизни сыщиков, вот вы и адресовали сами себе несколько анонимных писем, велели вашему литературному агенту обратиться к Парнэллу и избрали подсадной уткой миссис Хэмел, а меня пригласили к себе, чтобы посмотреть, как выглядит и ведет себя живой настоящий сыщик.
Хэмел выкатил на меня глаза, а потом запрокинул голову и расхохотался. И надо признаться, сразу завоевал мою симпатию. Да, этот парень мне просто нравился!
— Ну и ну! Черт подери! А я-то воображал, какой я хитрый. Как вы догадались?
— Я же частный детектив, мистер Хэмел, доискиваться до ответов на подобные вопросы — моя работа, так же как ваша — сочинять романы.
— Замечательно, мистер Андерсен. Я представления не имел, как работает детективное агентство. — Он широко улыбнулся. — Ваш отчет очень мне помог. Но не расскажете ли вы мне о себе? Я бы хотел ввести вас в свой роман.
— Не имею ничего против, сэр.
— Я не собираюсь отнимать у вас время зря. Я всегда плачу за материал, который собираю.
«Боже, — подумал я, — настали золотые денечки!»
— Вполне меня устраивает, сэр. Что бы вы хотели узнать?
И следующие полчаса мы проговорили. Вернее, говорил я, а мистер Хэмел засыпал меня вопросами. Ему хотелось знать все: как организовано агентство Парнэлла, как обучают сыщиков, что я делал до поступления в агентство — все вопросы он задавал с умом.
В конце концов мистер Хэмел кивнул:
— Благодарю, мистер Андерсен. Вы рассказали мне все, что мне было нужно. — Он взял со стола мой длинный отчет. — Но еще важнее было для меня другое. — Он посмотрел на меня с улыбкой. — Ваш отчет нужен мне не только для книги, которую я пишу, он еще важнее для моей семейной жизни.
— Вот как? — отозвался я.
— Героиня моего романа — жена известного хирурга, который очень занят. Она значительно моложе его, — объяснил Хэмел. — Муж начинает получать анонимные письма и нанимает человека следить за ней. Это роман о ревности. Детектив передает ему отчет, напоминающий ваш. Жена хирурга безупречна и довольствуется одинокой жизнью. — Хэмел улыбнулся. — Так что я ничем не рисковал, поручив наблюдать за моей женой. Я знаю, что она тоже ведет себя безупречно, ни секунды не сомневался, какой отчет вы мне представите — именно такой, как этот.
Я отвел глаза.
«Вот черт! — подумал я. — Знал бы ты, какую банку с червями я разворошил, не улыбался бы с таким довольным видом!»
— Я вам очень признателен, мистер Андерсен, — продолжал Хэмел, — за ваш подробный отчет. Я даже не представлял себе, как одинока моя жена и как невесело ей живется, пока я сижу здесь взаперти и работаю над книгой. Теперь все пойдет иначе.
Я промолчал. Ну что я мог на это сказать?
— Спасибо, мистер Андерсен, что потратили на меня столько времени. — И, встав, Хэмел вручил мне большой запечатанный конверт. — Примите это в качестве гонорара.
— Спасибо, мистер Хэмел, — поблагодарил я его.
И он проводил меня до двери. В коридоре уже ждал негр.
— До свидания. — Хэмел пожал мне руку и вернулся в кабинет.
Сев в машину, я закурил и подумал: «Интересно, когда же Хэмел узнает, что его жена — убийца? Если повезет, может быть, не узнает вообще!» Я на это надеялся. Он мне понравился. А когда я открыл врученный мне конверт, он понравился мне еще больше. Оказалось, я стал богаче на пятьсот долларов.
Ничто не вечно под луной, но пока наше путешествие длилось, оно казалось многоцветным сном. И сейчас, лежа рядом с Бертой на залитой солнцем палубе, я перебирал в памяти эти роскошные, ну просто шик-блеск, четыре недели, которые мы провели на нашей супершикарной яхте.
Берта сумела заполучить ее напрокат для плавания в оба конца всего за двадцать тысяч долларов, но и без подвоха не обошлось. То ли Берта не слишком расстаралась, то ли капризы чудика зашли чересчур далеко и она заартачилась, но он согласился предоставить ей яхту только с условием, что расходы на рацион для нас и всей команды она возьмет на себя. Поскольку Берта тратила мои деньги, она легко согласилась. Когда она выложила все это мне, я взгрустнул о своих зеленых, но вспомнил фразу, которую как-то произнес отец: «Никогда не жмотничай, даже если ты на самом деле жмот». Так что я согласился… В конце концов, для чего же деньги?
Мы побывали на Кайманах, на Бермудах, на Багамах и на Мартинике. Купались, лакомились всякими деликатесами, которые только можно купить за деньги, выпивали по четыре бутылки шампанского ежедневно и, благодаря непрерывному пополнению запасов спиртного, Берта стала такой ненасытно-сексуальной, что мне было трудновато соответствовать ее требованиям. Принимали у себя на борту повес, которые обычно наводняют роскошные яхты, стоит им причалить к берегу.
В общем, веселились на всю катушку, но ничего не продолжается вечно.
И вот мы возвращались в Парадиз-Сити, нам предстояло прибыть туда к вечеру.
— Ты уже собрала вещи, крошка? — спросил я, потягиваясь.
— Ну не порти мне настроение: не хочу, чтобы это кончалось.
— Я тоже, но лучше все же собраться. — Я встал. — Пойду сложу свои пожитки. Сначала я, потом ты.
— Убирайся!
Я спустился в каюту и огляделся. Господи! Неужели я всего этого лишусь? Неохотно я вытащил чемодан и швырнул его на кровать.
В этот момент в дверь постучали, и в каюту вошел старший стюарт, он же лакей, он же слуга.
Он был высокий, худощавый, с длинным некрасивым лицом и глазами-бусинками, не более выразительными, чем омытые волной морские камешки. Служил он нам безупречно, но все то время, пока состоял при нас, вид у него был такой, словно его тонкие ноздри постоянно оскорбляет какой-то едва заметный, неприятный запах.
— Охотно соберу ваши вещи, сэр. Ведь насколько я знаю, вечером вы нас покидаете?
— Да, да. Прекрасно! Сложите мои вещи, а потом и вещи миссис Андерсен.
По соображениям приличий мы арендовали яхту как муж и жена, но я догадывался, что нам не удалось обмануть ни этого типа, ни капитана, ни кого-либо из команды.
— Хорошо, сэр. — Он помедлил и протянул мне толстый конверт. — Здесь все счета, сэр.
Обычно расчет производится до того, как мы сойдем на берег.
— Конечно, — ответил я, — я все сделаю.
— Кроме того, сэр, команде полагается двадцать пять процентов от общей суммы. Я буду рад передать им деньги от вашего имени.
Я посмотрел на него, и он не отвел глаз.
— Двадцать пять процентов?
Он позволил себе слегка улыбнуться:
— Ну да, сэр. Но разумеется, если вы желаете увеличить сумму…
— Конечно, конечно, — поспешил я и, оставив его, перешел в кают-компанию. Сев за стол, я распечатал конверт и посмотрел на сумму. Тридцать шесть тысяч долларов! Стюарт карандашом приписал к ней девять тысяч для команды. Итого, сорок пять тысяч долларов. Я тяжело вздохнул. И начал просматривать, из чего эта сумма складывалась. Затем откинулся на спинку стула. Еще раз вглядевшись в итог, я достал ручку и занялся кое-какими вычислениями. Выходило, что теперь мое состояние равняется двум тысячам тремстам долларов, а совсем недавно, всего четыре недели назад, я стоил пятьдесят тысяч!
Я снова вышел на залитую солнцем палубу, где Берта как раз наливала себе очередной стакан шампанского.
— Как ты быстро, — посетовала она. — Только не говори, что уже уложил все вещи.
— Этим занялся наш жеманный уродец. Он и твои вещи сложит.
Берта, потянулась, улыбаясь:
— Вот это жизнь, Барт! М-м-м, как хорошо!
Я вручил ей расстроившие меня счета. Несколько минут она просматривала их, потом пожала плечами и вернула конверт мне.
— Ну что ж! Игра стоила свеч. Мне не жаль ни единого цента.
Еще бы! Деньги-то были мои, не ее.
— По сути дела, я снова в долгу как в шелку, вот что, беби.
— Ну и что? У тебя же есть работа.
— Да, работа пока еще есть. Берта налила мне шампанского и похлопала рядом с собой по матрасу.
— Не вешай нос, милый. Деньги для того и существуют, чтобы их тратить.
Я присел возле нее и задумался о том, каким же я был идиотом, что согласился принять от этой змеи Диаса всего пятьдесят тысяч! Даже не попытался настаивать! Я ведь требовал сто, а он обвел меня вокруг пальца и всучил половину. О Господи! Ну можно ли быть таким простофилей? Я ведь загнал эту змею в угол и все-таки дал ему возможность выскользнуть. И тут я вспомнил, что он сказал мне на прощанье: «Больше не приходите. Шантажисты — люди жадные, но больше выплат не будет, эта — последняя». И добавил: «Обещаю, если опять попытаетесь нажать на кого-нибудь, то плохо кончите. Я сам займусь этим. И вы умрете медленной смертью».
«Вот гад, — подумал я. — Что ж, ничего не попишешь. Больше я с этим подонком дела иметь не буду. Он знает, что говорит».
— Слушай, Барт, — вдруг резко сказала Берта. — Расскажи-ка, что это за банка червей, на которую ты напоролся? Очень она опасная?
— Хуже быть не может.
— И эта Нэнси покорно заплатила пятьдесят тысяч, только бы ты молчал? Даже не возражала?
— Ну, не совсем так, но заплатила.
— Ты обратился не к тому клиенту, Барт. Тебе не следовало идти прямо к ней. Я уставился на Берту, не понимая:
— Что ты несешь?
— Ты получил деньги от Нэнси Хэмел? Или нет?
— Я действовал через ее посредника. Но деньги предоставила она.
— Если эта банка так опасна, как ты говоришь, мог потребовать больше, не так ли?
— Больше у нее не было. Берта кивнула:
— Вот где твоя промашка. Тебе следовало обратиться к Расу Хэмелу, у него-то ведь миллионы.
— Детка, ты же не знаешь ситуации. Берта закурила сигарету:
— Так в чем дело? Расскажи мне.
— Тебе не следует ввязываться во все это. Она грозно посмотрела на меня:
— Рассказывай!
— Лучше тебе держаться подальше, слишком это опасно.
— Перестань! Ведешь себя как невинная девица, впервые увидевшая то, что не положено! Ну, выкладывай!
И я рассказал. Пока я говорил, я почувствовал, как напряжение оставляет меня. Мне нужно было кому-то довериться. Я и не подозревал, как это было мне нужно, пока не стал рассказывать с самого начала: про то, как следил на Нэнси, про Джоша Джонса, про то, как наткнулся на Поффери, про Пита и про Томми, потом про Колдвэлла с его фотографиями преступников и, наконец, про Диаса и его угрозу.
Берта внимательно слушала. Когда я дошел до того, что Нэнси на самом деле вовсе не Нэнси, а Лючия Поффери, Берта приподнялась и уже не сводила с меня глаз, пока я не закончил свое повествование.
— Ты действительно считаешь, что Нэнси Хэмел и эта Лючия — как там ее — одно лицо и что она — убийца? — тихо спросила Берта.
— Не сомневаюсь.
Берта провела ладонью по волосам, закрыла глаза, потом снова взглянула на меня.
— Боже мой! — прошептала она.
— Вот! Сама видишь. Я же тебе так и говорил. Ну ладно, теперь ты все знаешь. Одно плохо — если это выйдет наружу, мне не миновать тюрьмы.
— И все эти сведения ты продал Диасу за пятьдесят тысяч?
— Я же тебе сказал, — отрезал я. — Ну хорошо, я просил сто, но, когда он выложил на стол пятьдесят тысяч зеленых, я не устоял.
— Господи! — Берта схватилась за грудь и тихо застонала.
— Ладно, ладно, не говори мне ничего. Я должен был прижать этого гада, но уж больно он крут. И к тому же он сказал, что Нэнси соскребла все деньги, какие могла.
— Но ведь он ничего не мог тебе сделать! — прошипела Берта. — Он же был у тебя в руках. Он бы и пальцем не посмел тебя тронуть, зная, что твой отчет у Сэлби. Барт! Он был у тебя в руках, и ты дал ему сорваться с крючка! Я вытер пот с лица:
— Да я и сам себе это говорил, но что поделаешь…
Понизив голос и положив ладонь мне на руку, Берта продолжала:
— Но у тебя остался еще крючок. И рыба покрупнее.
Ничего не понимая, я снова воззрился на нее:
— Послушай, милочка. Я с этим делом покончил. Получил пятьдесят тысяч, мы их потратили, зато насладились жизнью. Вот и все. Я снова на мели и в понедельник выхожу на работу. — Немного помолчав, я переспросил:
— О чем ты говоришь? Какой крючок? Какая рыба?
Берта сердито вздохнула:
— Знаешь, Барт, иногда я действительно думаю, что тебе не мешает подлечить голову. Не к Нэнси надо было идти. Неужели ты не понимал, что она сразу кинется к Поффери? Стоило нажать на нее — и ты нарвался на Диаса.
— Ну да! Теперь я и сам это понимаю, — огрызнулся я. — Но мне казалось, я действовал мягко, без нажима. Впрочем, игра все равно стоила свеч, разве нет?
— По-твоему, стоила! А что ты от этого имеешь?
— Но ты-то что толкуешь — какой еще крючок, что за рыба? Выкладывай!
— Рас Хэмел! Прежде всего ты должен был пойти к нему. Неужели не ясно? Ну сам подумай, Барт. Подумай как следует. Он — писатель, его книги везде продаются, он уже стареет, а денег — куры не клюют. Встречает Нэнси и влюбляется в нее. Видит в ней свой второй шанс. Обрати внимание, Барт, именно второй! Ведь его первая жена оказалась потаскухой. Это наверняка ранило его самолюбие. От нее он избавился. И женился на молодой женщине, которую считает безупречной. Подумай, как он поступит, если кто-то расскажет ему, что ее ищут по всей Италии, что она — известная террористка и на совести у нее два убийства? Как ты думаешь, что он сделает?
— Нет уж, это ты скажи, — придвинулся я к ней.
— Этот Хэмел — мировая знаменитость. Если пресса пронюхает про его жену и разразится шумный скандал, для него это — атомный взрыв! Он из кожи вон вылезет, лишь бы не допустить этого, не только постарается все замять, но захочет защитить свою жену. Он небось считает, что вся ее прежняя жизнь осталась в прошлом. И уверен, что она любит его так же, как он ее. Он сделает все, повторяю, все, чтобы спасти ее от итальянской тюрьмы.
— Ой ли? А если он узнает, что она — жена Поффери? Это ведь осложняет дело.
— Откуда ты знаешь, что она — жена Поффери? Так итальянская полиция говорит, правда?
— Правда. Но зачем им это говорить, если это не так?
— Ты не различаешь главного. А главное вот что — можно держать пари: Хэмел заплатит сколько угодно, только бы никто не узнал, что она — жена Поффери.
Я задумался над ее словами, и меня охватило легкое волнение. Человек, подобный Хэмелу, просто не захочет, чтобы его читатели узнали, что его держат за болвана. В этом я не сомневался ни минуты.
— И слушай, Барт, не дай этой рыбине сорваться с крючка. Он может раскошелиться и на миллион.
Я открыл рот:
— На миллион! Да ты с ума сошла!
— Но он же купается в деньгах. Да что такое для него миллион? Семечки!
— Постой, постой! Он ведь может и разозлиться, детка. Может вызвать полицию, и где я тогда буду?
— А где будет он? — парировала Берта. — Он у тебя в руках, Барт. Тут и спорить нечего.
И, слушая ее, я вдруг представил, что у меня в руках миллион долларов! Какие же передо мной открываются возможности! И я позволил себе поверить, что за это и впрямь стоит взяться.
Вернувшись домой, я первым делом позвонил Говарду Сэлби и сообщил, что вернулся из отпуска.
— Тот конверт держи у себя, Говард, — попросил я. — Я снова выхожу на работу. Буду каждую неделю звонить тебе, и ты будешь знать, что я пока жив, ладно?
— Похоже, ты связался с крутой компанией, — заметил Сэлби. — Думаешь, они не шутят?
— Да нет, просто я не хочу рисковать. — И я повесил трубку.
Налив себе шотландского виски, я уселся на диван. «Слушай, Барт, мой мальчик, вот где тебе нужны твои замечательные мозги». В Парадиз-Сити меня не было четыре недели. Я оторвался от всего, что тут происходит. А что, если Поффери уже арестован? Что, если Колдвэлл пронюхал, кто такая Нэнси? Ну и дурак же я буду, если, ничего не узнав, полезу к Хэмелу со своими разговорами! Подумав об этом, я даже вспотел. Я уже слышал, как за мной захлопывается дверь камеры.
Самый быстрый и простой способ все выяснить — это снова отправиться в архив газеты «Парадиз-Сити геральд». Я взглянул на часы. Девятнадцать сорок. Фанни Бэтли еще должна быть на месте. Допив виски, я спустился к своему «мазеру».
— Вот это да! Какой загар! — воскликнула Фанни, не успел я войти. — Ну что, хорошо провели время?
— Еще бы! — Я оперся руками на ее стол и, нагнувшись к ней, улыбнулся своей самой обаятельной улыбкой. — Только все хорошее, увы, всегда быстро кончается. А когда у вас отпуск, Фан?
— Через месяц. Поеду к родственникам в Джорджию. — Она вздохнула. — Ничего не поделаешь, надо их навестить.
— Понятно. Ну, какие новости? Что-нибудь сенсационное?
— Да нет, ничего особенного. Кое-кто из крутых воротил приехал сюда поразвлечься. Нет, ничего сенсационного припомнить не могу.
— А как насчет преступлений?
— Парочка грабежей, но воров поймали, оказалось, хиппи. Какой-то подонок попытался захватить казино. Продержался там две минуты. А больше как будто ничего не было.
Я вздохнул с облегчением. Если бы схватили Поффери, Фанни, конечно, знала бы об этом.
— Значит, все по-старому. Никаких перемен?
— Пожалуй. Правда, позавчера вечером разыгралась ужасная трагедия: какая-то машина сбила Пенни Хайби и скрылась.
Я замер:
— Жену адвоката?
— Да. Видно, пьяный водитель. Пенни как раз садилась в свою машину, и вдруг, откуда ни возьмись, вывернулся этот автомобиль и сбил ее. Есть два свидетеля. Говорят, машина мчалась на бешеной скорости.
У меня по спине пробежали мурашки.
— И сильно Пенни пострадала?
— Скончалась по дороге в больницу.
— Господи Боже мой! — У меня пересохло во рту. — А водителя нашли?
— Ну прямо! — фыркнула Фанни. — Свидетели не заметили номер машины. Один говорит, машина была синяя, другой — зеленая.
«Задушевная подруга Нэнси Хэмел», — пронеслось у меня в голове.
— Мы напечатали некролог. Хотите взглянуть?
— Да нет, пожалуй, не надо. — Я посмотрел на часы. — Похоже, мне пора двигаться. В понедельник выхожу на работу.
— Ну от этого никуда не денешься, — проговорила Фанни и, когда я уже направился к дверям, добавила:
— Да, еще в порту вытащили из воды мальчика-индейца, но ведь это вряд ли по вашей части, правда?
Я почувствовал, как у меня учащенно забилось сердце:
— Что за мальчик?
— Да один из этой ребятни, что вечно околачивается в порту. Полицейские решили, что он поскользнулся, расшиб голову и упал в воду.
— Как его звали, Фан?
Она быстро взглянула на меня, но, верная своим правилам, не стала ничего спрашивать. Просто подошла к картотеке, поискала и ответила:
— Джимбо Осцеола. Он жил в Рачьем тупике.
— Когда это случилось?
— Вчера ночью.
— Спасибо, Фан, — поблагодарил я ее и ушел, оставив ее обескураженной.
Интуиция подсказывала мне, что смерть Пенни Хайби и Джимбо как-то связана с Нэнси и Поффери. Я сел в машину и задумался. «Может быть, — говорил я себе, — Пенни Хайби заподозрила, что Нэнси не та, за кого себя выдает? Эти женщины были близкие подруги. Может быть, Нэнси случайно сбросила маску? Поффери, не колеблясь, убрал бы Пенни, если бы возникло хоть малейшее подозрение, что она может разоблачить Нэнси».
Я предупреждал Джоя, чтобы он держался подальше от Диаса. Вспомнив, с какой хитрой физиономией он обещал мне, что так и будет, я не сомневался — мое предостережение он пропустил мимо ушей. Джимбо потерял осмотрительность, и его выследили, как выследили Томми.
Но где Джой?
Мне необходимо было поговорить с ним. Я поехал на набережную, припарковал машину и быстро направился в Рачий тупик. Как всегда, во дворе мальчишки гоняли мяч, они бросили игру и уставились на меня.
Когда я направился к дому, где жил Джой, один из них окликнул меня:
— Эй, мистер!
Я остановился. Ко мне бежал немытый мальчик-индеец лет девяти.
— Там Джоя не найдете, мистер.
Я вынул платок и вытер вспотевшее лицо:
— Почему?
— Он тут больше не живет. Вчера уехал.
— Куда уехал? Мальчишка словно онемел.
— Не знаю, мистер, — сказал он наконец. Я вытащил доллар.
— Куда он уехал? — повторил я. Мальчишка не отрывал от доллара жадных глаз.
— Вы мистер Андерсен, мистер?
— Да.
— Он не сказал мне, куда едет, мистер, но велел передать вам, что тот человек еще там.
— Ты правда не знаешь, где он? Я его друг. Мне надо повидаться с ним. Я вытащил еще один доллар.
— Не знаю. Он сел в автобус. С чемоданом, — В какой автобус?
— В автобус на Ки-Уэст.
— Ну ладно. — Я отдал ему два доллара. — Слушай, если увидишь его, скажи, пусть он мне позвонит.
Мальчишка схватил деньги и заулыбался:
— Будет сделано, мистер.
Домой я возвращался встревоженный, мне было одиноко и проводить ночь в одиночестве не хотелось. Я развернулся и поехал к дому Берты.
Она распаковывала вещи.
— Это ты, милый? — воскликнула она, открыв дверь. — С чего бы вдруг? У меня туг такой беспорядок…
Хотя сама Берта выглядела всегда безупречно, в квартире у нее вечно царил полнейший хаос, а сейчас, когда чемоданы были раскрыты и повсюду валялись платья, и вовсе ступить было некуда.
— Накинь-ка что-нибудь, малышка, — сказал я. — Пойдем пообедаем. Нам нужно поговорить.
Она бросила на меня изучающий взгляд и скрылась в спальне. Полностью одетая для выхода, она вернулась минут через десять, что было для нее настоящим рекордом.
— Что-нибудь случилось?
— Да, но это подождет. Мы едем в «Чез-Луи». Там и поговорим. И вот еще что, беби, мне нужна компания на ночь.
— Ну, это не проблема, — Берта вела меня под руку.
И только когда мы подошли к машине, я понял, с чего это она такая покладистая, ведь обычно мы с ней всегда спорили, где будем обедать. Усмехнувшись, я помог ей сесть в машину. Она вообразила, что миллион долларов уже у меня в руках!
Но свои новости я рассказал ей только тогда, когда мы уселись за столик в маленьком ресторанчике и заказали краба-луи и бифштексы, фаршированные устрицами.
Подкрепившись коктейлем с шампанским, Берта слушала спокойно, не тараща глаза.
— Может быть, это совпадение, — проговорила она, когда я замолчал.
— Черта с два! Хайби погибла позавчера ночью, Джимбо — вчера, — возразил я. — Я тебе говорил, крошка, эти парни сеют смерть.
— Тебе они ничего не могут сделать.
— Надеюсь, что так.
— Значит, чем скорее ты поговоришь с Хэмелом, тем легче нам будет упаковать чемоданы и убраться отсюда.
— Пока я не могу с ним поговорить.
— Почему?
— Погибла жена его адвоката и лучшая подруга его жены, — стал терпеливо растолковывать я. — Для свидания с ним момент неподходящий. Даже без этих осложнений встретиться с ним будет нелегко.
Берта расправлялась с крабом.
— А почему так трудно с ним встретиться? — спросила она наконец.
— Я не могу просто взять и прийти к нему, — сказал я и объяснил, как охраняют Парадиз-Ларго.
— Ну и ну! Вот что значит быть богатым, — вздохнула Берта.
— Вот именно. Так что придется подождать, пока пыль осядет, а уж тогда попробую позвонить. Писать не стану, ведь если дела пойдут плохо…, это будет улика.
Берта продолжала есть, но по ее наморщенному лбу, я понимал, что она думает. Когда на тарелке не осталось ни крошки, она положила вилку и выпалила:
— Пойди на похороны.
— Какого черта? Что мне там делать? С чего это я заявлюсь на похороны Пенни Хайби?
— А твое агентство никогда не работало на Хайби?
— Дай подумать, раз двенадцать мы выполняли их поручения.
— Ну вот…, выразишь соболезнование от имени агентства.
— А почему ты решила, что Хэмел там будет?
— Барт! Ну не будет, и Бог с ним. А если ты его увидишь, скажешь, что тебе необходимо поговорить и дело крайне важное. Во всяком случае, попробовать-то можно, правда?
Идея мне не очень понравилась, но я решил, что это лучше, чем искать Хэмела по телефону.
— Я не знаю, где будут похороны и когда.
— О, Боже, дай мне силы! — простонала Берта. — Но ты же все-таки сыщик, черт побери! Узнаешь!
Гленда Кэрри подняла глаза от писем, покрывавших весь стол, и уставилась на меня холодным, ничего не выражающим взглядом.
— Привет, радость моя! — сказал я. — Вот я и готов к работе. Что тут происходит?
— Тебе поручена вахта у Солли Хершенхаймера, приступать сегодня в полдень. Я удивленно воззрился на нее:
— Шутишь?
— Они просили тебя. Не могу понять почему. Я хотела поручить это Чику, но они хотят только тебя.
— Приятные новости, ничего не скажешь! Конечно, они хотят меня: я образован, хорош собой. Ладно, буду на месте как штык.
«Вахты» у Солли Хершенхаймера, как это называлось у нас в агентстве, случались каждый год. Это была самая легкая работа из всех, какими мы занимались. Я представления не имел, сколько платил агентству Хершенхаймер, но не сомневался, что много. Меня это не волновало: работа не требовала никаких усилий, а уж кормили там сказочно.
Солли Хершенхаймер бы чудовищно богатый чудак с навязчивой идеей, что на него готовится покушение. Никому, даже начальнику полиции Терреллу, не удавалось убедить его в обратном. Он отказывался назвать своих врагов и, по общему мнению, был просто безобидный псих. Жил как затворник, держал двух телохранителей, которые всегда должны были быть готовы отразить нападение. Когда одному из них наставала пора уходить в отпуск, заменять его вызывали кого-нибудь из агентства Парнэлла. Мне повезло: в прошлом году эта работа досталась мне, и вот теперь мне поручали ее снова.
По существу, это был второй отпуск. Делать было совершенно нечего, оставалось только прогуливаться по участку вокруг большого дома, по вечерам смотреть телевизор и поедать огромные порции роскошных яств, которыми нас снабжал дворецкий Хершенхаймера — Джервис. Единственное, что омрачало существование, — это то, что старый псих неодобрительно относился к спиртному, но охрана добывала себе выпивку сама, и никаких осложнений не возникало.
Через две недели, когда телохранитель возвращался, заменивший его агент получал двести долларов, и уже из-за одного этого все сотрудники агентства старались попасть на «вахту» к Хершенхаймеру. Получить этот лакомый кусок два раза подряд было поистине подарком богов.
— Тебе известно, что мистер Хершенхаймер переехал? — спросила Гленда.
— Нет. И где он теперь?
— В Парадиз-Ларго. Он живет там уже три месяца. Туда тебе и следует явиться.
Я тут же подумал — вдруг новая резиденция Хершенхаймера находится недалеко от дома мистера Хэмела? Мысль, что, работая в Ларго, я, возможно, смогу, не привлекая внимания, поговорить с Хэмелом, взволновала меня.
Похоже, карты ложились благоприятно.
— Ладно, дорогуша, — ответил я. — Двинусь туда.
От Фанни Бэтли я узнал, что похороны Пенни Хайби состоятся в десять тридцать. Так что я успевал побывать и на них, и вовремя прийти на новую работу в полдень.
Приехав на кладбище, я разу убедился, что пришедшая в голову Берты идея, как встретиться с Хэмелом, не выдерживает никакой критики. Вокруг суетилось сотни три скорбящих. Я ждал, стараясь казаться печальным, а сам искал глазами Хэмела. И только после похорон наконец его увидел. Он был с Нэнси, одетой во все черное. Хэмел словно поддерживал ее, обнимая одной рукой.
Я пробился сквозь толпу и оказался довольно близко, так что мог хорошо разглядеть ее. То, что я увидел, потрясло меня. Бледная, с провалившимися глазами, с дрожащими губами и залитым слезами лицом, она была похожа на привидение.
Я понимал, что сейчас не время просить Хэмела о свидании. Когда я стал отходить в сторону, Нэнси внезапно упала в обморок. Хэмел подхватил ее на руки и понес по дорожке между могилами к машине.
Толпа зашевелилась. Послышались приглушенные голоса. Я смотрел, как отъезжает машина Хэмелов.
— Мистер Андерсен…
Обернувшись, я увидел, что на меня смотрит Мэл Палмер.
— Печальная история, мистер Андерсен. — Вид у него был такой же грустный, как у человека, нашедшего стодолларовую бумажку. — Жизнь так коротка…, печально, печально.
— Да уж.
— Боюсь, эта история расстроила мистера Хэмела, но, к счастью, его книга уже закончена. — Палмер откровенно сиял. — И это настоящий триумф. Лучший роман из всех, что он написал!
— А сейчас у него, кажется, проблема с миссис Хэмел. По-моему, она совсем убита.
— Да…, да. — Его явно не интересовала Нэнси. — Но время лечит. У нее появятся новые друзья.
Тут он увидел какого-то знакомого, кивнул мне и устремился прочь.
А я, погруженный в собственные мысли, пошел туда, где стояла моя машина. Я был озадачен. У меня не было сомнений, что Нэнси и Лючия Поффери — жестокая убийца, лишившая жизни двух человек, — одно и то же лицо, и все-таки я верил, что в ее горе не было притворства. Возможно, эта странность объяснялась тем, что Поффери даже не намекнул ей на свои планы прикончить ее приятельницу, но, когда произошла эта мнимая катастрофа, Нэнси догадалась. Интересный поворот! Может быть, это безжалостное убийство отвратит ее от Поффери?
Подойдя к машине, я остановился. И не без причины. На сиденье для пассажиров восседал детектив Том Лепски, шляпа у него была надвинута на глаза, в тонких губах зажата тлеющая сигарета.
«Что еще стряслось?» — подумал я и весь подобрался. Но напустил на себя беззаботный вид и подошел к «мазеру».
— Привет, Том!
Он сдвинул шляпу на затылок и кивнул.
— Никогда не оставляй машину незапертой, — проговорил он. — С чего это вдруг тебе вздумалось явиться на похороны?
Стараясь выиграть время, я медленно обошел машину кругом и сел за руль.
— Хайби — один из наших клиентов, — объяснил я, устраиваясь поудобнее. — Полковник хотел выразить наши соболезнования. Я их и выражаю. А ты тут что делаешь?
— Смотрю, — нахмурился Лепски. — Между нами говоря, не нравится нам все это. Водитель вряд ли был настолько пьян. Так что это попахивает…
— Чем?
— Уверенности у нас нет, но это вполне могло быть убийство. Появился новый свидетель. Эрни Трешер. Он живет в том доме, из которого выходила миссис Хайби. — Том помолчал и строго посмотрел на меня. — Все это не для разглашения, Барт. Мы не раскрываем Трешера, пока не раскопаем побольше. Он клянется, что это не авария по вине пьяного водителя. Он видел в окно, машина, сбившая Хайби, была припаркована в конце улицы. Он еще удивился, чего это она там стоит. А как только миссис Хайби вышла из дома, машина сорвалась с места как бешеная и прямо на нее. У женщины не было шансов спастись.
Я старался казаться спокойнее, чем был на самом деле.
— Но кому понадобилось ее убивать? — спросил я.
— Вот в том-то и загадка. Но все равно, показания Трешера для нас очень важны. Два других свидетеля противоречат друг другу. Трешер описал машину и сообщил номер. Мы проверили. Машину украли у Гарри Деллиша — репортера судебной хроники, увели из гаража как раз в тот вечер, когда произошел этот так называемый несчастный случай. Машину мы нашли. И вот еще что интересно: Трешер утверждает, что водитель был чернокожий.
«Джош Джонс!» — подумал я, но постарался сделать каменную физиономию.
— И что?
— Пока ничего. — На лице у Лепски выразилась досада. — Это всего лишь подозрение, и мы над ним работаем. Может, и придем к чему-нибудь, если узнаем, почему кто-то захотел прикончить такую милую женщину, как Пенни Хайби.
Я почувствовал, как меня обдало холодом. Я ведь мог сказать ему! Я мог сказать ему, кто это сделал, но я знал: стоит мне начать рассказывать — и я пропал.
— Может, кто-то хотел посчитаться с самим Хайби. Он ведь адвокат, у него могут быть враги.
— Мы думали об этом, но Хайби уверен: никто из чернокожих на него зуба не имеет. — Лепски пожал плечами. — В общем, мы над этим работаем. — Он вышвырнул сигарету и спросил:
— Ну а ты, Барт? Хорошо провел отпуск?
— Недурно. У Моей девушки есть какой-то богатый хиппи, и он одолжил ей свою яхту. Представляешь, задаром!
Том кисло улыбнулся:
— Умеешь ты завлекать женщин. — Он немного подумал, потом снова заговорил:
— А ты слышал про второго мальчика-индейца? Того, что столкнули в воду?
Я изобразил удивленную озабоченность:
— Меня ведь здесь не было. А что, еще один мальчик-индеец погиб?
— Ну да. Брат Томми Осцеолы, Джимбо. Помнишь? Этого Томми убили вместе с Питом.
— И что случилось?
— Его стукнули по голове и бросили в море. Никто ничего не видел. — Лепски задумчиво смотрел на меня. — Что-то тут неладное происходит, Барт. После того как Колдвэлл поднял панику насчет этого Поффери, у нас уже три явных убийства и одно подозреваемое. Я вот думаю, не Поффери ли тут руку приложил? Но с другой стороны, зачем этому проклятому итальянскому террористу понадобилось убивать старого пропойцу, двух мальчишек-индейцев да еще и Пенни Хайби?
— Да уж, у тебя проблемы, ничего не скажешь! — Я взглянул на часы. — Мне пора, Том, И знаешь куда? Снова заступаю на «вахту» у Хершенхаймера. Подвезти тебя?
— У меня здесь автомобиль. — Лепски вылез из машины. — У Хершенхаймера, говоришь? А что, этому старому зануде все еще нужна охрана?
— А как же! Премилый дурачок!
— Ну пока, Барт. Если у тебя появятся какие-то идеи насчет всего этого, сообщи. Нам нужна помощь. — И он пошел туда, где оставил машину.
Я вытер платком лицо. Мне незачем было напоминать себе: предупреди я Колдвэлла, где скрывается Поффери, — и четыре человека остались бы живы, зато, промолчав, я получил пятьдесят тысяч долларов. От этой мысли я содрогнулся и тут же подумал, что, продолжая молчать, я имею великолепные шансы получить миллион.
«Барт, дружище, — сказал я себе, — сейчас не время совершенствовать собственную совесть. Начав думать о других, не получишь миллиона. Вспомни, что говорил твой отец: „Слово — серебро, а молчание — золото“. Так что, Барт, будь поумнее, не глупи».
Я завел двигатель, уехал прочь, оставив позади запах похоронных цветов, и направился прямо в Парадиз-Ларго.
У сторожевой будки меня приветствовал О'Флаэрти.
— Значит, это ты сюда назначен? — усмехнулся он. — Меня предупредили, что приедет сыщик от Парнэлла. Господи! Как ты схлопотал такое шикарное назначение?
— Сам не знаю. Как мне найти дом этого старого психа?
— Он как раз напротив резиденции мистера Хэмела. — Майк наклонился к самому окну машины. — Знаешь, мне жалко миссис Хэмел. Ее лучшая подруга погибла в автомобильной катастрофе. Миссис Хэмел только что вернулась с похорон, выглядит ужасно. К ней вызвали доктора Хирша. Он приехал минут пять назад. Мне нравится эта леди. Она славная.
— Да, — отозвался я и подумал, как бы Майк отреагировал, если бы я рассказал ему, кто такая Нэнси на самом деле. — Мне надо ехать, Майк, я не хочу опаздывать.
— Ясно. — Он поднял шлагбаум, я проехал под ним и двинулся к дому Хэмела. Прямо напротив я увидел высокие ворота, позвонил, и ворота распахнулись.
Карл Смит, один из телохранителей, с которым я познакомился в прошлом году, когда тут работал, пожал мне руку.
— Рад тебя видеть, Барт, — сказал Карл, высокий моложавый веснушчатый блондин, и широко улыбнулся. — Я так и надеялся, что пришлют тебя.
— Как старый зануда?
— Как всегда. Никаких беспокойств не причиняет. Ты уже ел?
— Держал пари, что позавтракаю у вас.
— И выиграл. Ленч будет минут через десять.
— Джервис по-прежнему здесь?
— Да уж не сомневайся. И шеф-повар, как всегда, на высоте.
Оставив машину в тени под деревьями, мы пошли к дому, выстроенному в стиле загородного коттеджа. За ним возвышался дом хозяина. Огромный — в нем, наверно, было не меньше шестнадцати спален.
— Мы работаем здесь. — Карл показал на коттедж. — Проблем никаких. Просто сидим целыми днями и развлекаемся. Ведь в Ларго никто без разрешения не пройдет. Старик этого не понимает. Иначе нас давно бы рассчитали. Ясное дело, никто ему разъяснять не собирается, — рассмеялся он. — Твое дежурство, Барт, с полудня до полуночи, а в следующий раз с полуночи до полудня. Идет?
— Меня устраивает.
Мы вошли в дом. Внизу была одна большая комната, наверху — две спальни и ванная. В гостиной стояли удобные кресла, стол и телевизор.
— Одного не хватает — бара, — заметил я, оглядевшись.
Карл подмигнул, подошел к письменному столу и достал из ящика бутылку шотландского виски. Потом открыл шкаф, в котором оказался маленький холодильник.
— Приходится самим о себе заботиться, Барт, — сказал он. — Хочешь выпить?
Пока он наливал, я подошел к окну и увидел закрытые ворота. За ними виднелась крыша Хэмела. У входа в резиденцию Хершенхаймера росло высокое развесистое дерево. Я подумал, что, если забраться на него, можно заглянуть в сад и в дом Хэмела.
Обернувшись, я взял стакан, который протягивал мне Карл.
«Да, — сказал я себе, — карты и впрямь легли хорошо!»
Как только мы расправились с роскошным завтраком, Карл уехал. Я поудобнее устроился под деревьями, откуда были видны дом и въездные ворота. Из головы у меня не выходил Хэмел. Теперь его книга закончена, а по словам Палмера, когда она будет издана, Хэмел должен получить одиннадцать миллионов, а то и больше. Так что, когда я заброшу свою наживку, у него не будет причин жаловаться на безденежье. И я стал обдумывать, когда эту наживку лучше бросать. Нэнси слегла. Наверно, сейчас не время подступаться к Хэмелу, наверно, лучше подождать. В глубине души я понимал, что обманываю себя. Не потому я склонялся подождать, что у Хэмела нездорова жена, а потому, что мне не улыбалось на него давить. Хэмел не из тех, на кого давят. Он крепкий орешек. Вполне может послать меня к черту или, что еще хуже, вызвать полицию, а то и вообще выкинуть что-нибудь непредсказуемое. У меня было тревожное предчувствие, что он не клюнет на шантаж.
Потом мои мысли переключились на Берту, и я поморщился. Напрасно я ей все рассказал. Теперь, почуяв запах миллиона долларов, она будет грызть меня, пока я не закину крючок.
А затем я погрузился в свою любимую мечту, яркую, как цветное кино, — мечту о том, что будет, когда я стану обладателем миллиона. Я поклялся себе, что на этот раз, когда заполучу деньги, не стану тратить их как безумный, а буду, словно скряга, трястись над каждым долларом. Куплю акции, чтобы обеспечить себе старость, и буду жить на дивиденды. Но хоть я и давал эти клятвы, я прекрасно знал, что миллион растает так же быстро, как растаяли те пятьдесят тысяч, которые я получил от Диаса. Деньги у меня в руках не задерживаются.
Когда все эти рассуждения мне надоели, я решил прогуляться по большому саду. Цветы, лужайки, кусты — все было в образцовом порядке, Садовник-китаец только что не подметал длинной бородой клумбу с бегониями. Он искоса равнодушно взглянул на меня и снова склонил бороду над клумбой.
Большой плавательный бассейн выглядел соблазнительно, хотя он был заброшен и забыт. «Интересно, пользуется ли им когда-нибудь Хершенхаймер? — подумал я. — Вряд ли. Наверно, он боится, как бы из кустов не выскочил кто-то, задумавший его утопить».
Я увидел, что из дома по дорожке ко мне движется дворецкий Хершенхаймера — Джервис. Джервис словно сошел со страниц «Унесенных ветром». Никогда не встречал негра с таким чувством собственного достоинства. Он был высокий, очень худой, с курчавыми седыми волосами, большими черными глазами и низко нависшими седыми бровями. Наверняка он порадовал бы сердце Скарлетт О'Хара и всей ее семьи. В прошлый раз, когда я здесь работал, я с ним хорошо познакомился и узнал, что он до самозабвения обожает рассказы о преступлениях. Он мог часами сидеть и слушать мою болтовню, веря любым небылицам, которые я плел, причем сам я в этих сказках, разумеется, был главным героем и отличался безграничной смелостью. В благодарность за эти россказни он кормил меня от пуза, а иногда мне даже доставалась коробка сигар, которую он заимствовал у своего хозяина.
При виде меня морщинистое лицо Джервиса расплылось в широкой улыбке.
— Какая радость, мистер Андерсен, — сказал он, пожимая мне руку. — Я попросил, чтобы прислали именно вас, но мисс Кэрри не была уверена, что вы вернетесь из отпуска. Хорошо провели время?
Пока мы возвращались в коттедж, я рассказал ему про яхту и про Берту. Про Берту он уже слышал от меня в прошлый раз. Я наплел ему, что Берта работает в ЦРУ, и потому все, что я говорил о ней, он слушал с горящими глазами.
Я переключался на Берту, когда моя фантазия истощалась, и я уже ничего не мог поведать о себе. Берте же, если судить по моим словам, даже Мата Хари в подметки не годилась.
Мы уселись в тени возле коттеджа, и Джервис стал расспрашивать меня о моих делах. Только что прочитав триллер Хедли Чейза, я рассказал ему сюжет, героем которого, естественно, являлся сам. Когда через час я закончил повествование, Джервис неохотно поднялся на ноги.
— У вас очень интересная жизнь, мистер Андерсен, — сказал он. — Но мне пора подавать мистеру Хершенхаймеру чай. А я, между прочим, пригласил пообедать со мной в семь мистера Вашингтона Смита. Может, и вы составите нам компанию? Мистер Смит — дворецкий мистера Хэмела. Он заходит ко мне в свободное время. Приятный человек, и репутация у него прекрасная.
— Конечно, — ответил я. — Буду рад.
— Я распоряжусь, чтобы стол накрыли в коттедже. Тогда вам будет удобнее следить, чтобы на нашу территорию никто не вторгся. — И он басовито рассмеялся, желая показать мне, что шутит.
Когда он вернулся в дом, я подошел к большому дереву, которое росло возле въездных ворот. Мне не составило труда взобраться на нижние ветки, а оттуда я стал подниматься все выше и выше, пока не смог заглянуть за высокий забор, окружавший резиденцию Хэмела.
Сидя на ветке и прислонившись спиной к стволу, я видел сад Хэмела и дом, выстроенный в стиле ранчо.
Перед домом на гудроновой дорожке стояли «феррари» и «форд». Нигде не было признаков жизни. Я просидел на ветке часа два, но никто так и не появился. Похоже, дом был пуст.
Ровно в семь в коттедж вошли Джервис и дворецкий Хэмела.
— Мистер Вашингтон Смит, разрешите представить вам мистера Барта Андерсена, он следит за безопасностью нашей резиденции, пока мистер Джордан в отпуске, — пояснил он.
Мистер Смит улыбнулся и пожал мне руку.
— Мы ведь уже встречались, мистер Андерсен.
— Верно. Рад снова увидеться с вами. Молодой негр в белом костюме вкатил сервировочный столик и быстро накрыл на стол, а тем временем Джервис наливал всем мартини.
— Ну и ну! А я-то думал, хозяин не признает спиртного, — удивился я. Дервис улыбнулся:
— Есть хорошая старая пословица, мистер Андерсен: «Чего глаз не видит…
— О том сердце не печалится», — докончил Смит, беря у Джервиса бокал.
Отведав вкуснейшие свиные отбивные в соусе чили, я начал обрабатывать Смита: сказал, что мне очень жаль миссис Хайби, я, мол, был на похоронах и видел, что миссис Хэмел даже упала в обморок. Как она?
Смит пожевал некоторое время, потом покачал головой:
— Поправляется. Миссис Хайби была ее лучшей подругой. Большое потрясение для нее, но она поправляется.
— А мистер Хэмел? — Мой голос зазвучал вкрадчиво. — Я считаю его выдающейся личностью. Он сказал, что собирается изобразить меня в своей книге.
Смит вздохнул:
— Мистер Хэмел меня беспокоит. Он так и не стал счастливым после своей женитьбы. Я с ним уже пятнадцать лет. Женившись на миссис Глории, он допустил ошибку…, она не была леди. Развод очень его расстроил. Когда он женился на миссис Нэнси, я обрадовался, думал, что все образуется. — Смит посмотрел на меня. — Более приятной леди мне встречать не доводилось. И я очень надеялся, что их брак окажется удачным. Но мистер Хэмел, по-моему, не чувствует себя счастливым. Не понимаю, в чем дело.
Я мог бы ему объяснить. В ушах у меня звучали слова Глории Корт: «Небось думаешь, что если автор пичкает вас сексом, так он и в по стели мастер? Ничуть не бывало! Женщине от него не больше проку, чем от вареной макаронины!»
— Что ж, книги дают ему деньги. Но нельзя же иметь все, — сказал я.
— Да, конечно. Завтра он едет в Голливуд, будет договариваться о фильме, — продолжал Смит. — А фильм принесет ему много денег. Мистер Хэмел — человек щедрый. Когда он продает книгу для кино, он всегда делает подарки мне и моей жене, она работает кухаркой.
— А другие слуги? — допытывался я. — Они тоже получают подарки?
— У нас нет других слуг. Мистер Хэмел, хоть и богатый человек, любит жить просто. Он редко принимает гостей, а когда зовет кого-нибудь, нанимает слуг и заказывает еду. Работать у него легко, мы с женой затруднений не испытываем. Ужин у нас обычно холодный. Вот почему я всегда рад воздать должное превосходному столу мистера Джервиса.
— Наверно, миссис Хэмел поедет с мужем в Голливуд? Чтобы отвлечься от своей утраты? Смит покачал головой:
— Нет, миссис Хэмел остается дома. Он уедет всего на три-четыре дня. Не думаю, что она уже в состоянии общаться со всей этой голливудской публикой. — Он нахмурился. — Это ведь люди своеобразные.
Джервис, без всякого интереса слушавший наш разговор, вдруг подал голос:
— Мистер Андерсен, расскажите нам про этих двух мальчиков-индейцев, которые погибли. Уверен, у вас есть какая-то версия.
— Да знаете, нет. Даже полиция ничего не понимает, — ответил я и представил себе, как разгорелись бы у них глаза, если бы я выложил им то, что знаю. — Но я могу рассказать вам об одном интересном дельце, которым наше агентство занималось в прошлом году. — И я принялся излагать очередную басню, которую они слушали затаив дыхание, пока Смит с огорчением не сказал, что ему пора и что жена забеспокоится, куда он подевался.
Джервис тоже вспомнил, что надо помочь дурачку-хозяину лечь спать. Так что я остался наедине со своими мыслями.
От Смита удалось узнать многое. Он подтвердил то, что сообщила мне Глория Корт. Хэмел — импотент. От Смита я узнал, что Хэмел уедет на три-четыря дня и оставит Нэнси одну. Отъезд Хэмела давал мне отсрочку. И Берту можно на время утихомирить.
Вечер прошел не зря. Я расслабился, а когда я расслабляюсь, то думаю только о деньгах. Я все еще мысленно тратил свой миллион, когда Карл приехал меня сменить.
— Держу пари, дел у тебя было по горло, — усмехнулся он.
— Обедом угостили отменным, — ответил я. — Ну и работа — одно удовольствие.
Я уже ложился в постель, когда зазвонил телефон. Не очень-то мне хотелось снимать трубку, но все-таки я ее снял.
— Барт! — Резкий голос Берты полоснул меня по барабанным перепонкам.
— Привет, дорогая! — сумел я отозваться радостно.
— Ну как дела?
— Какие? — переспросил я, хотя прекрасно знал, о чем она.
Послышался звук, перед которым померк бы паровозный свисток.
— Что происходит? Ты его видел?
— Успокойся… Он уехал…, в Голливуд. У меня все под контролем, крошка.
— Когда он вернется?
— Да не волнуйся ты так. Через три-четыре дня. Успокойся, милая. Этим занимаюсь я…, ты не забыла?
— Вот и занимайся получше. Я уже продала квартиру и всю мебель. Так что действуй, Барт! Как только он вернется, хватай его!
— Продала квартиру?… Какого черта? Что за чушь ты несешь?
— А кому охота жить в этой квартире, когда у нас будут миллионы? — возразила Берта — Мне дали хорошую цену, вот я и продала. Теперь дело за тобой.
Я подавил стон:
— Ладно, ладно. Через три-четыре дня все будет в порядке.
— Да уж смотри! — Она повесила трубку.
За несколько минут до полуночи я вернулся в Парадиз-Ларго, чтобы заступить на ночное дежурство. И остановился поболтать с Майком О'Флаэрти, который как раз покидал свой пост.
Мы поговорили о том о сем, а потом я перевел разговор на Хэмелов.
— Что слышно про миссис Хэмел? — спросил я, протягивая Майку сигарету.
— Сегодня опять приезжал этот докторишка. Мистер Хэмел уехал рано утром. Я слышал, он отправился в Голливуд. Что-то насчет фильма.
Это я и хотел узнать. Значит, сейчас Хэмел находится по дороге в Голливуд.
Карл ждал меня, ему хотелось поскорее уйти. Джервис оставил мне бутерброды на случай, если ночью я начну корчиться в голодных судорогах.
— У меня в ящике бутылка виски. Угощайся, — предложил Карл.
Когда он ушел, я съел бутерброды, сделал пару глотков виски, потом пошел к дереву возле ворот. Взобрался на него и стал наблюдать за тонувшим в темноте домом Хэмелов. Прождал больше часа, но ничего не произошло, так что я вернулся в коттедж, лег на диван и заснул. Около шести утра с трудом заставил себя продрать глаза, побрился, принял душ и обошел сад, стараясь казаться бдительным и энергичным охранником. В восемь утра появился Джервис и принес кофе, оладьи с кленовым сиропом, жареные сосиски и омлет.
Пока я ел, он говорил не умолкая. Сказал, что, раз завтра я приду на дежурство в полдень, он снова устроит обед для меня и Вашингтона Смита. Я ответил, что буду счастлив.
В полдень меня сменил Карл. Я поплавал, вернулся к себе и проспал до вечера. У меня не хватило бы духа беседовать с Бертой, и я спустился в бар выпить, а потом, почувствовав голод, пошел, туда, где оставил свою машину. Садясь за руль, я вдруг увидел приближающуюся Глорию Корт:
— Привет!
Она остановилась, посмотрела на меня, улыбнулась и подошла к «мазеру».
— Привет! Откуда ты взялся? — Она прислонилась к машине. Под тонкой тканью платья колыхались груди.
— Да вот, намерен покормить себя, — ответил я — Не составишь ли мне компанию? Терпеть не могу обедать в одиночестве.
Она быстро обошла машину и открыла дверцу.
— Куда едем?
— Любишь дары моря?
— Предпочитаю мясо. Здесь недалеко есть один ресторанчик. Называется «Бык живьем». Знаешь?
Совсем как Берта. Цены в этом ресторанчике сразили бы и нефтяного шейха.
— Нет, туда не поедем, — сказал я твердо. — Я знаю другое местечко, где можно получить такой бифштекс, что он у тебя на тарелке будет мычать.
Глория рассмеялась:
— Ладно, я просто удочку закинула. — Она уселась рядом со мной, и ее рука оказалась у меня на колене. — Хорошая машина.
Я мягко убрал руку:
— Не сейчас, детка, ладно? Как-нибудь в другой раз.
Я привез ее в ресторан, расположенный в стороне от Парадиз-авеню. Трубы там гремели так, что барабанные перепонки лопались, народу было полно, а на официантах красовались костюмы матадоров.
Когда мы сели за столик и заказали бифштексы, Глория откинулась на спинку и нацелила на меня свои груди.
— Где ты пропадал, красавчик? — осведомилась она. — Я не видела тебя с тех пор, как тебя занесло в «Аламеду».
— Да так, болтался кое-где, а ты что поделываешь? Все еще выступаешь там?
— Только по субботам. А ты чем занимаешься?
— Я? Гоняюсь за преступниками и иногда догоняю. Как Диас?
Глория бросила на меня долгий испытующий взгляд:
— Как ты сказал тебя зовут?
— Барт Андерсен. Она кивнула:
— Держись от Диаса подальше, Барт.
— Мне это уже говорили.
— А теперь я тебе говорю. Держись от него подальше.
Принесли бифштексы, и мы принялись за еду.
— Если этот Диас мерзавец, да еще и опасный, зачем такой симпатяге, как ты, с ним водиться?
— Да с чего ты взял, черт побери, что я такая уж симпатяга? — Она громко фыркнула. — Но ты прав, с кем бы я ни связалась, рано или поздно я начинаю спрашивать себя, зачем он мне сдался, и никогда не нахожу ответа. Вся беда в том, что я влюбчивая и влюбляюсь без памяти. Встретила этого слюнтяя Хэмела и влюбилась! Потом из-за подонка Диаса голову потеряла. Да если я начну перечислять, в каких только мерзавцев не влюблялась, ночи не хватит!
— Ты, я вижу, отчаянная! Ну а как бифштекс?
— Потрясный. — И она принялась за еду.
Я не мешал ей. Расправившись с бифштексом, Глория заявила, что хочет пломбир и побольше бананов и вишен к нему. Я заказал и, пока она все это смаковала, пил кофе. Когда с пломбиром было покончено, она удовлетворенно кивнула, отодвинула стул и встала.
— Пошли! — сказала она. — Сейчас задам тебе работенку! Такого с тобой еще не было, запишешь в дневнике!
— Я не веду дневников, — сказал я, расплачиваясь за обед.
— Ничего, заведешь. Обязательно, братец, заведешь. — Глория за руку потащила меня из ресторана.
Разбудил меня телефонный звонок. Я с трудом разлепил глаза и покосился на часы возле кровати. Пять минут одиннадцатого. Звонок словно бил меня по голове. Рядом раздался стон, потом грубое ругательство, и Глория, голая, приподнялась с постели.
— Не бери трубку! — прохрипел я. — Ничего срочного.
Я знал, что это Берта меня разыскивает. Приведя Глорию к себе, я сильно рисковал. Но она так умело соблазняла меня своими прелестями, что я не мог сопротивляться.
У меня в постели перебывало немало красоток, но Глория затмила их всех, это было что-то особенное. Равных ей я не встречал.
Я предупреждал Берту, что у меня снова нет ни одной свободной минуты и что в ближайшие несколько дней она обо мне не услышит, но Берта упивалась мечтами о моем миллионе, и отделаться от нее было трудно.
Прозвенев еще несколько раз, телефон обиженно смолк.
— Привет! — улыбнулась мне Глория. Она казалась на зависть оживленной. — Ну и ночка была! Правда, милый?
Чувствуя себя совершенно измочаленным, я едва сумел кивнуть.
— Хочешь кофе? Сейчас приготовлю. — Глория соскочила с постели и голая побежала на кухню. Я смотрел ей вслед с плотоядным восхищением.
Через некоторое время она принесла кофе — крепкий, возвращающий к жизни. Мы выпили по чашке, и я почувствовал, что руки-ноги снова начинают меня слушаться. Потом мы выпили еще по чашке, на этот раз сдобрив кофе бренди, и голова моя тоже наконец пришла в порядок. Глядя на Глорию, сидевшую рядом, я сообразил, что она может оказаться полезной, самое время выудить у нее кое-какие сведения.
— Детка, — начал я, — расскажи мне про Диаса. Почему ты в нем разочаровалась?
— Не нравится мне, что у него в «Аламеде» творится.
— А что творится?
— Я вижу, что Альфонсо хуже гремучей змеи, куда опаснее. Я его боюсь.
— Понятно. Но что там в «Аламеде» происходит?
— Стоит человеку поднять голос, и он немедленно погибает.
— Как старый Пит.
— И те двое мальчишек. Вот я и помалкиваю, не хочу, чтобы и со мной такое случилось.
— Еще бы! Кто хочет? Значит, в «Аламеде» что-то творится?
— Диас кого-то там прячет. Отдал им верхний этаж.
— Кого же?
— Не знаю и знать не хочу. — Она поставила чашку. — Барт, я должна уехать. Этот город надоел мне до рвоты. Пора отсюда убираться. Хочу поехать во Фриско. Там есть один парень, он занимается стриптизом и зовет меня в пару. Правда, за это он хочет получить от меня деньги.
— Деньги всем нужны, детка. Смотри снова не потеряй голову.
— Он другой. Ты не ссудишь мне десять тысяч долларов, Барт?
Я уставился на нее, открыв рот:
— Что-то я стал плохо слышать. Мне вдруг почудилось, что ты сказала десять тысяч? Глория кивнула:
— Вот именно.
— Десять тысяч! Да ты что, детка? С ума сошла? У меня и двух-то не наберется!
— Не ври! — У Глории сделалось злобное лицо. — Я же знаю, что Альфонсо заткнул тебе рот — дал пятьдесят тысяч. Я слушала под дверью. Выкладывай десять, а не то…
Вдруг я осознал, что сижу голый. Благодушная размягченность после любовных игр вмиг исчезла. Я встал с постели и пошел в ванную. Побрился и принял душ, стараясь протянуть время, а сам лихорадочно обдумывал положение. Если у женщины делается такое лицо и она говорит «а не то…», к ее словам следует отнестись внимательно.
Когда я вернулся в спальню, Глория уже оделась. Она стояла, глядя в окно, спиной ко мне, и дымок от сигареты спиралью поднимался над ее рыжей головой.
Я оделся, потом полез в шкаф за револьвером. Кобура висела на вешалке, но револьвер исчез.
«Да, Барт, дорогой, ты и впрямь должен быть с ней крайне осторожен», — подумал я.
Глория повернулась и подняла правую руку. На меня смотрел мой револьвер.
— Ты это ищешь, Барт? — Голос у нее был хриплый, а глаза холодны как лед.
— Да никак ты собралась застрелить меня, детка?
— Я прострелю тебе ногу, если ты не дашь мне денег, — ответила Глория, и вид у нее был такой злобный, что я поверил — она вполне на это способна.
Я осторожно отошел и сел на стул.
— Ты выжал из Альфонсо пятьдесят тысяч, — продолжала она, — а теперь я намерена выжать десять тысяч из тебя.
Я глубоко вздохнул:
— Крошка, я бы отдал их тебе, если бы они у меня были. Но я все потратил.
— Не мели чепуху. Никто не может потратить такую сумму за пять недель.
— Ты права. Никто, кроме меня. У меня настоящий талант тратить деньги. И еще у меня талант находить себе расточительных девчонок. Все мои пятьдесят тысяч мы прокутили за четыре недели, катаясь на яхте. Откуда у меня такой загар, как ты думаешь? Считаешь, я работал в шахте?
Глория не сводила с меня глаз, и я увидел, что лицо у нее вытягивается.
— Тогда давай отступное. — Она опустила револьвер. — Не мог ты потратить все деньги! — В ее голосе послышалась жалобная нота.
Я вздохнул с некоторым облегчением. Пожалуй, непосредственная опасность миновала.
— Мог. И могу это доказать. Пошли ко мне в банк, и тебе там скажут.
— Да заткнись ты! — Она швырнула револьвер на постель и повернулась ко мне спиной.
Я поднялся со стула, подобрал револьвер и сунул его в карман.
Глория обернулась:
— Что мне делать? Фредди не примет меня, если я не войду к нему в долю. Барт, а ты не мог бы достать денег?
— Успокойся, крошка. Давай подумаем, что можно предпринять. Пошевели-ка мозгами. Ты задавала мне вопрос: почему Диас, даже глазом не моргнув, расстался с пятьюдесятью тысячами?
Глория села и посмотрела на меня:
— И почему же?
— Потому, что я разворошил такую банку с червями, что он готов был заплатить мне сколько угодно, лишь бы я молчал.
— Что еще за банка?
— Это как раз та история, о которой ты знать не хочешь. Речь идет о том парне, которого прячет Диас.
— Того, что с женой?
— Разве там еще и женщина?
— Да, с ним женщина. Я слышала, как они разговаривали.
Я вспомнил две кровати в палатке на пиратском острове и женские вещицы, которые я там видел. Я-то считал, что ими пользовалась Нэнси, когда навещала Поффери.
— Ты уверена, что с ним женщина?
— Уверена. А кто он? И в чем вообще дело?
— Подожди. Тебе нужно десять тысяч, чтобы уехать во Фриско. Так?
— Ты что, глухой? — Она стукнула кулаком по колену. — Я же сказала тебе.
— Ты могла бы их заработать.
Она поерзала на стуле, не сводя с меня глаз:
— Шутишь?
— Ты можешь их заработать.
— Как?
— Я хочу знать, что происходит в «Аламеде». Мне нужно все знать про мужчину и женщину, которых Диас там прячет. Я хочу, чтобы ты все про них разузнала и сообщила мне.
Глория откинулась на спинку стула.
— Воображаешь, что я чокнутая? — Голос у нее сделался пронзительным. — Я не хочу, чтобы со мной расправились, как с Питом и теми, мальчишками. Нет уж!
— Успокойся. Тебе ничего не надо делать. Просто установи в кабинете Диаса жучок и слушай, о чем там говорят. У меня есть такая штучка: как только начинается разговор, она запускает записывающее устройство. От тебя требуется только пристроить этот жучок. Ничего сложного, детка. Я тебе все дам. Когда пленка закончится, ты ее заменишь. А через неделю в обмен на эту пленку я выдам тебе десять тысяч отличных зелененьких долларов. Ну как?
Я понимал, что увлекся. Если Хэмел не подоспеет со своим миллионом, мне неоткуда взять десять тысяч, но Глория об этом не должна знать. Если на пленке окажутся доказательства того, что Диас убил Пита и двух мальчиков, я смогу выжать этого негодяя досуха.
— А откуда ты возьмешь десять тысяч? — спросила Глория. — Ты ведь только что божился, будто у тебя денег нет.
Я уверенно улыбнулся.
— Сейчас нет, крошка, а через неделю будут. На часть денег, которые я получил от Диаса, я вместе со своим другом купил акции, — соврал я. — Мне это обошлось в пять тысяч, а получить я должен пятнадцать. Десять — тебе, пять — мне.
Я уже понял, что Глорию всю жизнь завлекали парни, которые плели ей всякие небылицы. Если бы я заикнулся о чем-то подобном Берте, она разбила бы об мою голову пивную бутылку. Но Берта — это совсем другое дело.
Я наблюдал за тем, как Глория обдумывает мои слова. Мне казалось, я даже слышу, как шевелятся ее мозговые извилины. В ее жалком умишке вспыхивал красный огонек и предостерегал, чтобы она мне не доверяла, но мысль, что она получит десять тысяч долларов, преображала этот огонек в зеленый.
— А вдруг ты не дашь мне деньги? Почему я должна тебе верить? — спросила она.
— Клянусь могилой отца.
Она с подозрением смотрела на меня:
— Откуда я знаю, умер твой отец или нет?
— Господи! Ну позвони на небо, тебе сразу скажут.
Глория еще подумала, но жадность взяла верх над осторожностью.
— Ладно. Сделаю, но если ты не отдашь мне деньги, я отчекрыжу у тебя самое дорогое.
Вопреки ожиданиям Вашингтон Смит пожаловал не к ужину, как его приглашал Джервис, а к ленчу. Оказалось, позвонил Хэмел и сообщил, что вечером вернется. По-видимому, директор киностудии заболел, и встречу перенесли на неделю. Смиту предстояло помочь Хэмелу распаковать чемодан.
— А как миссис Хэмел? — спросил я, когда Джервис подал цыпленка по-мерилендски.
— Рад сообщить, что ей гораздо лучше. Она уехала куда-то сразу после отъезда мистера Хэмела. По-моему, решила провести день на яхте. Солнце и море — есть ли лекарство лучше?
Когда мы кончали завтрак, послышалось урчание тяжелого двигателя, и Смит вскочил из-за стола.
— Должно быть, миссис Хэмел возвращается, — сказал он. — Узнаю звук ее автомобиля. Я лучше пойду.
— Ну что вы, мистер Смит, — стал уговаривать его Джервис. — Я уверен, миссис Хэмел даже и не ждет, что вы будете на своем месте во время ленча. А у меня такой прекрасный сыр, я хочу, чтобы вы попробовали.
Смит заколебался, но потом все же сел за стол.
— Да, вы правы. Я поставил миссис Хэмел в известность, что завтракаю у вас. Сыр, говорите? Какая роскошь!
Я отодвинул стул.
— Пойду, пожалуй, вывешу флаг, — пошутил я. — Сейчас вернусь. — И подмигнув Джервису, пошел по дорожке к воротам.
Как только я убедился, что из коттеджа меня не видно, я бросился бежать, взобрался на дерево и заглянул за забор.
Перед домом стоял «феррари». Парадная дверь была открыта. Я ждал. Минут через пять из дома вышла Нэнси. На ней был синий свитер с высоким воротником, белые брюки, волосы прикрывал красный шарф, а лицо пряталось за большими темными очками. Она села в машину и поехала к воротам, которые автоматически открылись. Я смотрел прямо на крышу автомобиля, пока он, урча, не скрылся из виду.
Тогда я слез с дерева и вернулся в коттедж. Смит вопросительно глядел на меня, пока я усаживался за стол.
— Она опять уехала, — сообщил я. — Наверно, что-то забыла.
— Да. Леди вечно что-нибудь да забудут. Я оставил записку, что мистер Хэмел вернется к семи. Она должна была непременно ее увидеть.
— Попробуйте еще, — предложил Джервис, выкладывая огромную порцию из салфетки, в которую был завернут сыр.
Смит ушел после трех часов. Джервис удалился вздремнуть. Я сидел в тени и тоже подремывал.
После семи, пока Джервис занимался ужином, я снова залез на дерево. «Феррари» не было видно. Через несколько минут терпеливого ожидания к дому подъехало такси. Из него вышел Хэмел, расплатился с шофером, открыл ворота собственным ключом и пошел по подъездной аллее. Я заметил, что он захлопнул ворота, но они не закрылись.
Наблюдая, как Хэмел идет к дому, я думал, удивится ли он, что Нэнси не выходит его встречать? Интересно, где же она? Ее нет уже почти шесть часов.
Я спустился с дерева и вернулся в коттедж.
— Ах, вот и вы, мистер Андерсен. А я уж собрался вас покричать, — сказал Джервис. — Надеюсь, вам это понравится.
Я увидел серебряное блюдо, на котором возлежал великолепный лосось под соусом из сливок со всякими травами.
— Как раз на двоих хорошо потрудившихся парней, мистер Джервис, — заметил я, усаживаясь за стол.
— По-моему, к лососю идет шампанское. Я заморозил бутылку.
«Боже, — подумал я. — Вот это жизнь!»
Пока мы расправлялись с лососем, я взялся рассказывать очередную детективную басню собственного производства и примерно в начале десятого подвел сюжет к захватывающему концу. Мы прихлебывали кофе с коньяком «Наполеон», и вдруг оба услышали резкий звук револьверного выстрела.
Я поставил чашку и вскочил на ноги. Стреляли по другую сторону дороги.
Оставив Джервиса с открытым ртом, я бегом бросился к воротам. Сомнений у меня не было: выстрел донесся из дома Хэмела. Перебежав через дорогу, я распахнул незапертые ворота и по подъездной аллее помчался к дому.
Когда я подбежал к дверям, они оказались открытыми, и на пороге возник Вашингтон Смит. Он весь дрожал, глаза чуть не вылезали из орбит, лицо было свинцово-бледное.
— Ах, мистер Андерсен…
— Успокойтесь, — сказал я, схватив его за руку.
— Мистер Хэмел…, он в кабинете, — пробормотал Смит, и у него подкосились ноги.
Я отодвинул его в сторону и вошел в просторный холл. На стуле сидела толстая негритянка, она рыдала, прижимая к лицу фартук. Пробежав через внутренний дворик, я подошел к кабинету Хэмела. Дверь была широко распахнута.
Я ощутил запах пороха. Остановившись на пороге, оглядел комнату, где не так давно Хэмел говорил со мной.
Передо мной был его огромный письменный стол. Хэмел сидел за столом, голова покоилась на спинке высокого стула, глаза смотрели прямо на меня, в них была пустота смерти. По лицу справа стекала струйка крови. Небольшое пулевое отверстие в виске было обожжено порохом.
Я долго смотрел на него, застыв на пороге, и у меня в голове билась только одна мысль: плакал мой миллион. Наконец, сбросив оцепенение, я вошел в кабинет и приблизился к столу. На полу рядом со стулом валялась «беретта» калибра 6,35. Я только взглянул на пистолет, но трогать его не стал. Кондиционер был включен. Окна закрыты. Я перевел глаза на стол. Перед Хэмелом стояла пишущая машинка «IBM» со вставленным в нее листом бумаги. На листке было что-то напечатано. Я нагнулся и прочитал:
«К чему жить дальше? Женщинам от меня никакого проку.
Я испортил два брака. Стоит ли продолжать?»
Отступив, я вгляделся в покойного.
— Бедняга! — проговорил я вполголоса. — Запутался в собственных картах…
— Мистер Андерсен…
Я обернулся.
В дверях, ломая руки, стоял Смит.
— Он мертв, — сказал я. — Ничего здесь не трогайте.
Я вышел из комнаты и закрыл дверь.
— Где миссис Хэмел?
— Мертв? Ох, мистер Андерсен! Он был так добр к нам!
— Возьмите себя в руки, — рявкнул я. — Где миссис Хэмел?
— Не знаю. Она не возвращалась. Тут меня осенило, что, если Нэнси увидит в своем доме того, кто лишил ее пятидесяти тысяч, да вдобавок узнает, что ее муж покончил с собой, мне это не сулит ничего хорошего, ведь никому не известно, что она сгоряча выкинет. Надо убираться как можно скорее.
— Мистер Смит, слушайте меня внимательно. Я приму меры. Не пускайте сюда миссис Хэмел. Не делайте ничего… Хорошо?
Он тупо кивнул.
Я быстро вышел из дома Хэмелов и побежал назад, в коттедж, где у дверей меня ждал Джервис. Его перепуганные черные глаза уставились на меня как два вопросительных знака.
Я быстро сообщил ему, что Хэмел покончил с собой. Потом вошел в коттедж, взялся за телефонную трубку и немного помедлил. Прежде всего нужно было вызвать Мэла Палмера, а уж потом полицейских.
Вокруг меня бродил Джервис.
— Телефонная книга есть? — спросил я. Он принес книгу местных телефонов. Я нашел домашний номер Мэла Палмера и, моля Бога, чтобы Палмер оказался дома, позвонил ему.
Мне пришлось долго уговаривать чем-то раздраженного дворецкого, но наконец трубку взял Палмер.
— В чем дело, мистер Андерсен? — спросил он недовольно. — У меня гости.
— Только что застрелился Рас Хэмел, — ответил я. — Он мертв. Миссис Хэмел нет дома. В машинке предсмертная записка, которая порадует журналистов. Предоставляю вам вызвать полицию.
— Я вам не верю, — пророкотал Палмер.
— Говорю вам, он застрелился. Приезжайте скорее. — Я повесил трубку.
Выйдя из коттеджа во влажную темноту, я услышал глухое урчание «феррари». Вернулась Нэнси! Я бросился бегом по дорожке, взобрался на дерево и успел увидеть, как она вышла из машины и стала медленно подниматься по ступеням на крыльцо. Свет над входом горел, и я хорошо ее видел. Смит открыл дверь. Он отступил, и она скрылась в доме. Дверь закрылась.
Я бы много дал, чтобы увидеть, как поведет себя Нэнси, когда Смит объявит ей о случившемся. Любила ли она Хэмела или вышла за него, только чтобы улизнуть от итальянской полиции?
И тут меня потрясла вдруг пришедшая в голову мысль. Ведь из-за дурацкого самоубийства Хэмела Нэнси унаследует все его состояние, авторские права и все, что он получает от фильмов! Богатая будет вдовушка!
«А Поффери? — подумал я. — Если верить словам Лу Колдвэлла, Поффери приехал в Штаты, чтобы собрать деньги для своей террористической организации. Нэнси его жена. Значит, он сможет использовать наследство Хэмела для финансирования „Красных бригад“!»
Я слез с дерева и, погруженный в эти мысли, пошел в коттедж. Подходя к нему, я услышал, что внутри звонит телефон. Я вбежал и снял трубку.
— Мистер Андерсен, — узнал я голос Джервиса, — мистер Хершенхаймер слышал выстрел. Он очень нервничает. Я остаюсь возле него. Не могли ли бы вы понаблюдать за воротами? Я рассказал ему об этом злосчастном самоубийстве, но он не верит. Он убежден, что вокруг дома бродил убийца.
— Хорошо, — ответил я. — Заверьте его, что к дому никто и близко не подойдет.
— Спасибо, мистер Андерсен. Это его успокоит.
Я повесил трубку, потом, сообразив, что Мэлу Палмеру будет трудно проехать мимо охраны, позвонил Майку О'Флаэрти и объяснил ему ситуацию.
— Пришлось потревожить агента Хэмела, мистера Палмера, — предупредил я. — Он может приехать в любой момент. Пропусти его, Майкл. И полиция прибудет. Пусть проезжают.
— Пресвятая Дева! — воскликнул Майк. — Неужели этот несчастный покончил с собой?
— Пропусти мистера Палмера, — повторил я и повесил трубку.
Я опять ушел к воротам и стал ждать. Минут через десять перед домом Хэмелов остановился «кадиллак». Я наблюдал, как Палмер вышел из машины, открыл ворота и поехал по аллее.
Я продолжал ждать и, пока ждал, размышлял про те пятьдесят тысяч долларов, которые промотал, а уж когда мне в голову полезли мысли о будущем, я постарался перестать думать вообще, такой на меня мрак напал.
Около двадцати трех часов появилась полицейская машина. Из нее выпрыгнули Том Лепски и Макс Джейкоби. Пока они выходили из машины, я перешел через дорогу.
Том Лепски уставился на меня.
— Что происходит? — спросил он. Я объяснил, что нахожусь на дежурстве, охраняю Хершенхаймера. Услышал выстрел, обнаружил, что Хэмел мертв, вызвал Палмера и вернулся к своим обязанностям.
Лепски не сводил с меня глаз:
— Почему ты не вызвал нас?
— Это дело Палмера, — ответил я. — Предсмертная записка может вызвать осложнения. Кроме того, речь идет о больших деньгах.
— Что за записка?!
— Судя по ней, Хэмел был импотент. Газеты придут в восторг. Прославленный автор порнографических романов — импотент! Это все Пал-меру улаживать.
— Ты был там?
— Я его и нашел.
— Что-нибудь трогал?
— Да что ты. Том, зачем задавать глупые вопросы? Мисси Хэмел все время была на яхте. Вернулась полчаса назад.
— Ладно. Я с тобой еще поговорю. — И вместе с Джейкоби он заспешил к дому.
Перед самой полуночью мне на смену явился Карл.
— Майк рассказал мне, — проговорил он. — Ну и дела!
— Да уж! Старый псих совсем перетрусил. Он слышал выстрел. Карл застонал:
— Значит, мне всю ночь не сомкнуть глаз.
— Вот именно.
— На набережной сегодня тоже была потеха, — засмеялся Карл. — Какой-то шутник бросил в гавани дымовую шашку. Боже! Видел бы ты, какая поднялась паника! Я как раз зашел в «Аламеду» перекусить, когда эта шашка взорвалась. Двух секунд не прошло — всех зевак и попрошаек как ветром сдуло. Наверно, какой-то мальчишка нахулиганил. Но видел бы ты, как все удирали!
Но меня это сообщение мало заинтересовало.
— Пожалуй, пойду домой, — сказал я. — Завтра увидимся, а ты будь настороже. Карл засмеялся:
— Да уж придется.
— Если полицейские спросят про меня, скажи, я ушел домой.
— А зачем ты им?
— Да разве они объясняют?
Мы вместе пошли по подъездной дорожке.
— И с чего этому богатому писаке пришло в голову кончать с собой?
— Бывает, — ответил я, заводя двигатель, и поехал к шлагбауму, Из сторожки вышел О'Флаэрти.
— Ну и дела! — сказал он. — И чего ради мистер Хэмел застрелился?
— Что ж, всякое бывает, — ответил я и нетерпеливо нажал на газ.
Майк понял намек и поднял шлагбаум. Я помахал ему рукой и поехал домой.
Закрыв дверь, я первым делом налил себе двойную порцию виски. И со стаканом в руке сел в кресло.
Часы показывали половину первого ночи. Позвонить Берте и огорошить ее новостями? Я не верил, что она продала квартиру и обстановку, а вдруг все-таки продала? Меня кольнуло мрачное предчувствие: как только Берта узнает, что надежды на миллион рухнули, я ее больше не увижу.
Зазвонил телефон.
Сняв трубку, я сказал:
— Слушаю.
— Мистер Андерсен?
Я вздрогнул. Я узнал голос Джоя.
— Это ты, Джой?
— Да, мистер Андерсен.
— Я пытался тебя найти, хотел сказать, как мне жаль Джимбо. Откуда ты говоришь?
— Мистер Андерсен, тот человек утром уехал из «Аламеды». Я весь день старался вас разыскать.
— Тот человек, что там прятался? — переспросил я.
— Да, мистер Андерсен. Я видел, как он уходил. Кто-то что-то выбросил из верхнего окна. Раздался взрыв, пошел дым, и началась паника. Пока все разбегались, из «Аламеды» вышел бородатый мужчина и залез в багажник машины, она стояла рядом со входом.
— Какая была машина, Джой?
— «Феррари». За рулем сидела женщина. Как только он спрятался в багажнике, она поехала. Их никто не видел, только я один. Все убегали из-за дыма.
— Во сколько это было, Джой?
— В одиннадцать сорок, мистер Андерсен.
— А эта женщина… У нее на голове был красный шарф, а лицо прикрыто большими черными очками?
— Да, мистер Андерсен.
— Хорошо. А теперь послушай, Джой… Но телефон молчал, Джой повесил трубку. Я тоже повесил трубку и стоял, уставившись на ковер.
Нэнси уехала из дома вскоре после того, как Хэмел отправился в Голливуд. После полудня она приехала и через пять минут уехала снова.
Я закурил, и, когда зажигал сигарету, рука у меня слегка дрожала.
Нэнси привезла Поффери, спрятав его в багажнике «феррари». О'Флаэрти ее, конечно, пропустил.
Поффери укрылся где-то в доме и стал ждать Хэмела.
Самоубийство?
Никакого самоубийства!
Я раздавил сигарету в пепельнице.
Все встало на свои места. Хэмел не совершал самоубийства. Его убил Поффери.
Пока я сидел и думал, все кусочки головоломки стали укладываться на свои места.
Баснословно богатый Хэмел встретил в Риме Нэнси, то есть Лючию Поффери, и влюбился в нее. Ему и в голову не приходило, что она — дважды убийца и скрывается от полиции. Пока ей это удавалось, благодаря перекрашенным в черный цвет волосам и огромным темным очкам, но она чувствовала, что кольцо вокруг нее сжимается. Хэмел сделал ей предложение. Она его приняла, невзирая на то, что уже была замужем. Выйдя замуж за Хэмела, она смогла спокойно уехать из Рима.
Поффери, которого тоже разыскивала полиция, старался собрать средства для своей организации. Если Нэнси станет вдовой, ей в наследство достанется все состояние Хэмела. А когда она получит деньги, Поффери использует их для «Красных бригад». Каким-то образом ему удалось приехать в Штаты, и с помощью Нэнси он укрылся на пиратском острове. Тогда-то Нэнси и сообщила ему, что Хэмел — импотент.
Парочка запаслась терпением. Они подождали недель шесть и только тогда приступили к осуществлению своего плана. Им хотелось, чтобы Хэмел закончил книгу и получил все причитающиеся ему за нее миллионы. Как только это случилось, они стали действовать.
Нэнси знала, что ей не удастся провезти Поффери в Парадиз-Ларго, О'Флаэрти непременно его заметит. По всей вероятности, для того-то Поффери и бросил дымовую шашку на набережной: устроив переполох, он сумел незаметно спрятаться в багажнике. Таким образом, заговорщикам удалось обвести О'Флаэрти вокруг пальца.
Расследуя дело Хэмела, полиция будет считать, что никто из посторонних не мог проникнуть на виллу. Нэнси была на яхте. Вашингтон Смит и его жена вне подозрений. Вывод напрашивается один: Хэмел покончил самоубийством.
Но я-то знал, что Нэнси привезла Поффери в резиденцию Хэмела, и не сомневался; это Поффери застрелил хозяина дома и представил все так, будто Хэмел застрелил себя сам.
И тут меня словно подбросило на стуле.
Ведь и сейчас Поффери должен прятаться где-то там. Без помощи Нэнси он не мог уехать из Ларго, а ее оставили в полиции, где ей приходится отвечать на всевозможные вопросы полицейских.
Что же мне делать? Позвонить полицейским и предупредить их, что Поффери прячется в доме? И что тогда? «Нет уж, парень, не суйся в это дело, — сказал я себе. — Начнешь болтать, — не миновать беды. Так что держи язык за зубами».
Я отправился спать. Заснул не сразу. Первые десять минут все старался представить себе, что сейчас делает Поффери, что делает Нэнси, что делают полицейские. Ответов на эти вопросы у меня не было, так что в конце концов я заснул.
В десять двадцать три меня разбудил телефонный звонок. Я потянулся через кровать и снял трубку:
— Да?
— Барт! — По барабанной перепонке снова ударил резкий голос Берты.
— Привет, детка! — ответил я слабым голосом.
— Ты видел газеты? Хэмел застрелился!
— Да…, я знаю.
— Ты с ним говорил?
— Господи, крошка…
— Говорил или нет?
— Нет.
В трубке словно шмель загудел.
— Прекрасно, Барт. У тебя был шанс, и ты его упустил.
— Что верно, то верно.
— А мне звонил мой придурок — предлагает выйти за него замуж. Я оцепенел:
— И ты согласна?
— А почему бы и нет? У него яхта, квартира в пентхаусе, слуги и солидный счет в банке. Почему же мне за него не выйти?
— Подожди минутку! Подумай. Неужели лучшие годы своей жизни ты собираешься вертеть задом перед этим ничтожеством?
— Ради яхты, квартиры в пентхаусе и денег я на многое другое соглашусь. Будто бы ты не согласился!
Я подавил вздох:
— Что ж, дело твое. Валяй выходи за него. И будь счастлива.
— Учти, если я выйду за него, я буду верной женой. Так что я прощаюсь с тобой навсегда, Барт. Был и у тебя шанс, правда? Но ты его упустил. — И Берта повесила трубку.
Расстроенный, я снова откинулся на подушку, и немного погодя мой мозг услужливо заработал. Ничего, на свете немало других красоток. Разнообразие придает жизни остроту, и смена декораций сулит новые приятные переживания. А вообще эта болтовня, что Берта будет верной женой, — смех, да и только.
И я снова заснул.
За поздним ужином я прочел некролог о Хэмеле в «Парадиз-Сити геральд». Сообщения о его самоубийстве поместили на первой странице. О предсмертной записке не упоминалось. Видно, Мэлу Палмеру удалось ее припрятать. В статьях были какие-то намеки насчет того, что Хэмел переутомился и впал в депрессию. Его жена слегла от горя, а интервью деятелям телевидения и журналистам дал ведающий всеми формальностями Палмер, специально выйдя к шлагбауму. За шлагбаум не пропустили никого. Я представил себе, каково пришлось Майку О'Флаэрти, наверное, он такого в жизни не переживал. Палмер сделал краткое заявление. Миссис Хэмел никаких интервью давать не будет.
В ресторане вокруг меня только и говорили, что о смерти Хэмела. Итог подвела какая-то горластая дама:
— Что ж, если человек пишет такую грязь, он уж точно с приветом. Я говорю про все эти его постельные сцены. И слава Богу, что он умер!
Мне хотелось рассказать ей, как она ошибается, но я воздержался. И с грустью подумал о Хэмеле. Мне он нравился.
Ближе к половине двенадцатого я поехал в Парадиз-Ларго. Подъехав к шлагбауму, я увидел с десяток людей, они расположились на траве у дороги, курили и разговаривали. Акулы пера знают свое дело!
Из сторожки вышел О'Флаэрти.
— Ну, брат, — посочувствовал я ему. — Вижу, у тебя тут весело! Он усмехнулся:
— Да уж! Мимо меня никто не пройдет. Никто и не прошел. Так я и сказал Лепски. — На луноподобном лице О'Флаэрти выступил пот. — Ну и дела!
— И не говори! — Я подождал, пока он поднял шлагбаум, и, провожаемый завистливыми взглядами, поехал к дому Хершенхаймера. Меня впустил Карл.
— Слушай! — воскликнул он. — Старик совсем спятил!
— И что?
Карл усмехнулся:
— А ничего. Джервису не дал даже прилечь. Напусти-ка на себя деловой вид. Я уже сыт по горло. Пока.
Когда мы расстались, я вошел в коттедж, увидел поджидавшие меня бутерброды и уселся за стол. Мне не терпелось узнать, что происходит через дорогу. Интересно, Палмер все еще суетится там?
Как только я принялся за бутерброды, появился Джервис. Я сразу увидел: на нем лица нет.
— Мистер Андерсен, я не смогу заснуть, пока не поговорю с вами.
— Что-то не так?
— Увы. — Джервис подошел к столу и опустился на стул. — Ну и день выдался! Мне пришлось дать мистеру Хершенхаймеру успокоительного. Сейчас он спит.
Я жевал третий бутерброд.
— Что же случилось?
— Мистера Вашингтона Смита и его жену уволили.
Меня эта новость не удивила. В ней был свой резон. Если знать то, что знал я, то и дураку ясно: Смит с женой опасны для Поффери, который прятался в доме.
Но я сделал удивленное лицо:
— Уволили?!
— Да! — Вид у Джервиса был совсем несчастный. — Мистер Палмер объявил им, что они должны уехать немедленно. Им не дали даже упаковать вещи. Ужасно! И это после пятнадцати лет верной службы! Правда, им заплатили жалованье за год. Мистер Палмер объяснил, что это миссис Хэмел настаивает, чтобы они уехали. Он был с ними очень деликатен. Видно, и сам потрясен.
— Лихо! — сказал я.
— Мне будет очень не хватать мистера Смита. Уму непостижимо! Ведь мистер и миссис Смит содержали дом в безупречном порядке.
— А про миссис Хэмел что-нибудь известно?
Джервис пожал костлявыми плечами. По выражению его лица было ясно, что Нэнси Хэмел лишилась его расположения.
— Мистер Смит даже не смог попрощаться с ней. Все произошло так внезапно.
Я взял еще один бутерброд. На этот раз с кусочками краба, сдобренными майонезом.
— И кто же теперь будет вести хозяйство?
— Вот этого-то ни я, ни мистер Смит не понимаем. Мистер Палмер сказал мистеру Смиту, что до отъезда миссис Хэмел за домом будет присматривать Джош Джонс. Она намерена сразу после похорон продать и дом и участок.
— Джош Джонс? — Я сделал вид, что не понимаю. — Кто это?
— Он рулевой на яхте у миссис Хэмел. — Джервис опустил глаза. — Это плохой негр.
— А мистер Палмер еще там?
— Он уехал, как только удалились полицейские.
Теперь у меня были все необходимые сведения. Мне хотелось, чтобы Джервис ушел и не мешал мне. Я сказал ему, что у него усталый вид. И заверил, что буду на месте, если вдруг ему понадоблюсь. Он понял меня и удалился в дом. Выждав минут пять, я поспешил к воротам и взобрался на дерево.
В гостиной у Хэмелов горел свет, но занавески были задернуты. Я представил, как за этими занавесками сидят Нэнси и Поффери — строят планы, что делать с деньгами, когда Нэнси их унаследует. Прислонясь спиной к стволу, я сидел и ждал, не сводя глаз с дома Хэмелов.
Ничего не происходило.
Через час свет в гостиной погас, но вспыхнул в дальнем конце здания. Что там? Спальня Нэнси? Потом я услышал шум приближающейся машины. Наклонившись, я увидел, что у ворот Хэмела остановился автомобиль. Из него вышел Джош Джонс, нажал красную кнопку и подождал. Ворота открылись. Он снова сел за руль и повел машину по аллее. Ворота автоматически закрылись.
Когда он остановился, над входной дверью зажегся свет, и она распахнулась.
В проеме двери показался Поффери!
Ошибиться я не мог: это был он, широкоплечий, плотно скроенный. Джонс что-то крикнул ему, и свет над дверью погас. Я напряженно вглядывался в темноту, но смог различить только силуэт машины.
Потом в гостиной за занавесками снова зажегся свет.
Все также прислонившись к стволу, я ждал. Прошло несколько минут, и свет зажегся в комнате, соседней с комнатой Нэнси. Я продолжал ждать. Время тянулось медленно, наконец свет погас везде.
Я слез с дерева и вернулся в коттедж. Джервис оставил на столе бутылку шотландского виски. Я налил себе, выпил и сел.
И тут мне в голову пришла блестящая мысль. Временами меня даже самого удивляет, как быстро соображают мои мозги, если дело касается денег.
Миллион долларов!
«Барт, дружище, — сказал я себе, — ведь этот миллион ждет тебя совсем близко — через дорогу. Сыграй правильно — и миллион твой!»
Через дорогу, в доме Хэмела, прячутся двое террористов. Один из них унаследует состояние Хэмелов. Я не знал, сколько получит наследник, но если учесть, что книга Хэмела должна принести, грубо говоря, одиннадцать миллионов, то всего миллионов на кону должно быть не меньше двадцати.
Двадцать миллионов! А я-то, дурак, еще удивлялся, как это Диас так легко расстался с деньгами, отдал мне пятьдесят тысяч долларов и даже попытки не сделал заставить меня замолчать. Господи! Какой же я был дурак! Диас прекрасно понимал, что стоит мне поднять шум — и двадцать миллионов, а то и больше, уплывут у них из рук. Чего же удивляться, что он так легко отдал мне деньги. Пятьдесят тысяч, всего-то! Это же мелочь.
Я вспомнил мрачное пророчество Диаса о том, что я плохо кончу, если попытаюсь еще раз нажать на него.
Увидим!
Нет, эта подлая грязная скотина не отпугнет меня от миллиона долларов.
На столе стояла пишущая машинка.
«Придется, Барт, снова корпеть над бумажками, — сказал я себе. — Надо ненадежнее застраховать свою жизнь». В двух экземплярах я изложил все факты, которые знал: как Нэнси привезла Поффери в дом Хэмела, как она уехала на яхту, чтобы обеспечить себе алиби, как Поффери убил Хэмела и устроил так, чтобы это выглядело самоубийством, в конце донесения сообщил, что он и Нэнси все еще в доме, осажденные жаждущей новостей прессой.
Первый экземпляр заявления я положил в конверт и адресовал его Говарду Сэлби, вложив туда же записку. В ней я написал, что, если я не объявлюсь в течение двадцати четырех часов, он должен передать конверт начальнику полиции Терреллу. Второй экземпляр заявления я вложил в другой конверт.
Я налил себе еще виски и, с облегчением откинувшись на спинку кресла, стал обдумывать дальнейшие шаги.
Потом, придя к заключению, что все предусмотрел и обдумал, я предался мечтам о том, как поступлю со своим миллионом.
Я подумал, не стоит ли позвонить Берте и сказать ей, чтобы она не выходила замуж за своего чудика. Я привык к Берте. Терять ее мне не хотелось. Но, подумав еще, я решил: черт с ней! Забавно будет сидеть себе преспокойно и ждать, когда на меня сами набегут хорошенькие курочки. А уж они-то, конечно, набегут, стоит только разнестись слухам о том, что теперь я стою миллион.
Мечты, мечты!
На следующий день, как только Карл сменил меня, я сразу поехал в Трумен-Билдинг. Там я вручил свой конверт похожей на мышку девице и сказал, что хочу получить расписку. Я стоял над ней, пока она под мою диктовку писала название заявления, которое я оставлял Сэлби, потом ждал, пока она возьмет расписку у Сэлби, который как раз в это время занимался клиентом. Когда она наконец вернулась, я попросил ее спрятать мое заявление в сейф.
Девица поморгала глазами навыкате и пообещала.
Чтобы взбодрить ее, я улыбнулся ей самой обаятельной улыбкой и вкрадчиво произнес:
— У вас красивые руки.
Больше мне нечем было польстить ей, не погрешив против правды. Она стала красная, как вареная свекла, и глупо улыбнулась.
Я ушел с сознанием, что устроил ей праздник.
У агентства Парнэлла было много платных поставщиков информации, полковнику это стоило уйму денег, но, в конце концов, зелененьких у него хватало, а для успешной работы необходимо иметь уши повсюду.
Я связался с Амелией Бронсон — второй секретаршей Марка Хайби.
Амелия Бронсон была сварливой пожилой толстухой, лицо ее напоминало изношенный ботинок, однако ум отличался не меньшей остротой, чем бритва. Она тоже уже несколько лет сотрудничала с нашим агентством, за что получала по праздникам подарки. Каждое Рождество ей посылали индейку и две бутылки шотландского виски, а на день рождения — корзину с продуктами. И пока агентство не собиралось искать ей замену.
Я повел ее в итальянский ресторан, где она уничтожила огромную тарелку спагетти, плюс сыр, плюс салат, а после кофе и бренди пришла в размягченное состояние и охотно заговорила.
Марк Хайби был адвокатом Хэмела. Следовательно, он вел все дела Хэмела, а Амелия, соответственно, оформляла бумаги. Поэтому я стал задавать ей вопросы, а она, ублаготворенная обильным угощением, не скупилась на ответы. Когда мы расстались, я сунул ей стодолларовую бумажку. Мне противно было это делать, но Амелия любила деньги не меньше, чем еду.
Потом я поехал в контору Солли Финкельштейна. Этого было не так-то просто застать. Эс Эф, как его звали в городе, без устали делал деньги. Он был самым крупным ростовщиком на всем Тихоокеанском побережье. Ему тоже на каждое Рождество агентство посылало роскошную корзину с деликатесами, и, когда нам нужно было узнать, кто занимает деньги и находится в стесненных обстоятельствах, он снабжал нас необходимыми сведениями.
Я выяснил у него, можно ли получить взаймы миллион. Он сказал, что это не составляет труда. Хуже с теми, кто мелочится и просит в долг сто тысяч. Что же касается миллиона, то за ссуду берется двадцать пять процентов и дополнительные гарантии не так уж важны. Говоря это, он хищно улыбнулся:
— Тех, кто плохо платит, Барт, мы сами находим.
Я понимал, что это значит. Явится головорез со свинцовой трубой. Или плати, или…
К этому времени я собрал уже исчерпывающую информацию и, чувствуя себя во всеоружии, поехал на набережную. Здесь, сидя в машине, я стал наблюдать за тем, что происходит. Вокруг бродили зеваки-туристы, торговцы зычными голосами сулили большие скидки, разгружались рыбачьи лодки.
Мои мысли занимал Диас. Опасный змей, но я был уверен, что мне удастся так зажать его, что он не сможет меня ужалить.
Проверив револьвер в кобуре под пиджаком, я наконец решился, выбрался из машины и направился в «Аламеду».
Когда я приблизился к стойке бара, где толпился народ, толстый бармен-мексиканец приветствовал меня приторной улыбкой. Рыбаки и всякий сброд, подпирающие стойку, обернулись было, но тут же снова вернулись к выпивке.
— К Диасу, — бросил я бармену.
Он кивнул и пошел к телефону. Я не стал ждать конца переговоров и двинулся к кабинету. Распахнул дверь и остановился на пороге. Диас сидел за столом, зажав в зубах сигарету. Когда я вошел, он как раз вешал трубку.
— Привет, — сказал я. — Припоминаете меня? Я придвинул к столу стул с высокой спинкой и сел на него верхом, изображая на лице дружескую улыбку.
— Я ведь предупреждал вас: держитесь от меня подальше, — тихо процедил он голосом, похожим на шипение змеи.
— Времена меняются, — ответил я. — Вчера — это вчера, а сегодня — сегодня.
Он сбросил пепел с сигареты на пол. Его змеиное лицо ничего не выражало.
— Что вам надо?
— У вас новый партнер, — объявил я. — Это я.
— Я же предупреждал тебя, сукин сын. Ладно, ты свое получишь, — Диас оскалился, и у него в руке оказался револьвер.
Я продолжал улыбаться.
— У вас хватит ума не стрелять в меня в своем кабинете, — сказал я, — и вообще вы в меня стрелять не станете: хотите не хотите, но я теперь ваш партнер, ничего не поделаешь. Ведь вы вряд ли решитесь потерять двадцать миллионов или того больше, правда же?
В его глазах мелькнула нерешительность, и он убрал револьвер.
— Слушай, ты, шантажист проклятый… — начал он и не договорил.
«Дешевый блеф, — подумал я. — Похоже, все легко устроится».
— Давайте я изложу все по порядку, — продолжал я. — Все это вы знаете, но мне хочется, чтобы вы уразумели: я тоже знаю. Догадываюсь, что все придумал Поффери. Не думаю, что вы. Вы просто поняли свою выгоду и вскочили в поезд на ходу, как я сейчас. Наверно, дело было так: Поффери обнаружил, что писатель-миллионер влюбился в его жену, и смекнул, что это пахнет наличными. На Нэнси висело два убийства, она скрывалась от итальянской полиции. Когда Хэмел сделал ей предложение, Поффери понял, что Нэнси сможет улизнуть из Италии да еще после смерти Хэмела получит его состояние. И вот Нэнси выходит за Хэмела, а Поффери перебирается сюда и прячется на острове. Нэнси его опекает. И тут на сцене появляюсь я, Поффери пугается и с помощью Джоша Джонса устраивается у вас. Вы заключаете с ним сделку и даете ему пристанище. Когда я нажал на Нэнси, чтобы заполучить ее деньги, она предупредила вас. Вы, действуя как ее агент, решили, что от меня лучше откупиться. Вы все это ловко проделали, сумели обвести меня вокруг пальца. Меня поразило, что вы тут же выложили пятьдесят тысяч наличными, это был ловкий психологический трюк. Вы от меня откупились, но потом — когда Поффери при содействии Нэнси убил Хэмела, обставив все так, будто имело место самоубийство, — я узнал, какая сумма была на кону. — Тут я достал из кармана свое заявление и положил перед Диасом на стол, а рядом положил расписку Сэлби. — Взгляните, — предложил я. — Здесь все напечатано.
Пока он читал заявление и изучал расписку, у него по щекам побежали струйки пота.
— Ну что ж, давайте стреляйте в меня, — сказал я улыбаясь. — Застрелите — и прощай зелененькие, а ваши дружки окажутся за решеткой до конца жизни. Но пусть вас это не останавливает…, так что давайте стреляйте.
Он положил револьвер, потом пристально поглядел на меня, его змеиные глаза как будто остекленели.
— Я не жадный, — продолжал я. — Все, что мне надо, — это миллион долларов, и я хочу получить их прямо сейчас. Я мог бы выжать из вас намного больше, но мне миллиона хватит. А у вас и ваших приятелей все равно останется куча денег. По-моему, все по справедливости, разве нет?
Но Диас молчал, не сводя с меня глаз.
— У меня есть для вас еще кое-какие сведения, — продолжал я, все больше входя в роль. — Во-первых, чтобы оформить все бумаги с недвижимостью Хэмела, потребуется месяца три. Во-вторых, хорошая новость: Нэнси унаследует почти все. Это получается что-то около двадцати миллионов. К тому же авторские права принесут ей большой годовой доход. И рассчитывать на него можно еще несколько лет. Неплохой куш, а?
Однако Диас по-прежнему молчал.
— Миллион нужен мне немедленно. — Я нагнулся и дружески улыбнулся ему. — И проблем с этим нет. Я уже договорился с Солли Финкельштейном. Вы подпишете бумагу, и он ссудит вам миллион долларов под двадцать пять процентов. Ну как дополнительную гарантию он хочет под залог ваше здешнее заведение, — все, конечно, полюбовно. Понятно, если вы с ним вовремя не расплатитесь, он пошлет к вам своих молодчиков, но раз вам светят такие деньжищи, расплатиться вам будет плевое дело. Вы меня слушаете?
Диас походил на змею, загнанную в угол мангустом.
— От вас только и требуется подписать эту бумагу, которую составил Солли, и сделка заключена. — Я вынул из бумажника контракт, продиктованный Эс Эф, и положил его перед Диасом.
— Я ничего не подписываю, — огрызнулся он, но все же склонился над столом и прочел бумагу. — Ни за что не подпишу! — завизжал он. — Ты что, считаешь меня сумасшедшим?
— Вы будете сумасшедшим, если не подпишете, дорогой мой партнер, — ответил я. — Не подпишете — прощай миллионы. И пожалуйте на двадцать лет за решетку. Так что решайте!
Диас продолжал рассматривать конверт, пот градом катился с его лица. Солли Финкельштейна знали все, а главное — знали, как он собирает неуплаченные вовремя деньги. Диас понимал: если он подпишет контракт, а потом не сможет расплатиться, останется калекой до конца своих дней.
— Очнитесь же, тупица! — воскликнул я, потеряв терпение. — Подписывайте, а не то я подниму шум. Меня, конечно, на три года засадят, но вашу троицу упекут не меньше чем на двадцать, и миллионы тю-тю. Так что решайтесь, недоумок.
Диас шевельнулся, но ни на что серьезное не отважился, только отер пот с лица.
— Да успокойтесь вы, — решил я подбодрить его. — Больше вы меня не увидите. Как только Солли даст мне деньги, я отряхну пыль этого города со своих ног. Подумайте, какие перед всей вашей компанией откроются возможности, когда вы приберете к рукам все эти миллионы плюс годовой доход!
Мне было ясно: я припер Диаса к стенке и пути назад у него нет и быть не может. Дрожащей рукой он взял ручку.
Я не сводил с него глаз.
Миллион долларов приближался!
Я уже слышал, как ко мне наперегонки спешат красотки одна лучше другой.
И вдруг все изменилось. Я увидел, что Диас выпрямился и устремил взгляд куда-то мимо меня. Лицо у него исказилось до неузнаваемости.
Резкий мальчишеский голос выкрикнул:
— Вы убили моих братьев, сеньор Диас. А теперь я прикончу вас!
Я круто повернулся.
На пороге стол Джой. В маленькой грязной руке он держал револьвер 38-го калибра. И целился прямо в Диаса.
— Не смей, Джой! — завопил я. Оглушительный выстрел потряс комнату. Я перевел глаза на Диаса. Его лицо превратилось в кровавое месиво. Он так и сидел за столом над неподписанным контрактом, сжав пальцами ручку.
Я действовал быстро. Вскочил со стула, схватил со стола контракт, мое заявление и расписку адвоката Сэлби. Запихнул все это в карман и ринулся к дверям.
С порога мне улыбался Джой. Улыбался счастливой улыбкой ребенка, получившего подарок в красивой обертке.
— Кто убил моих родных, мистер Андерсен, тому самому смерть.
— Сейчас же убирайся отсюда! — крикнул я.
— Бегу, мистер Андерсен. — Он снова улыбнулся и выскочил из комнаты.
Но далеко уйти ему не удалось. Трое могучих мексиканцев скрутили его и втолкнули обратно в кабинет. Один из них вырвал у Джоя револьвер.
Кабинет заполнился людьми. Три потаскушки пробились вперед и подняли визг. Все в ужасе смотрели на то, что осталось от Диаса.
Обойдя зевак, я поспешил к дверям.
Уже выйдя из кабинета я услышал перекрывающий общий шум голос Джоя:.
— Я убил его! Убил! Слышишь, Томми? Слышишь, Джимбо? Я его убил!
Я выбрался на улицу, сел в машину и уехал, как раз когда воздух прорезали полицейские сирены.
Домой я прибыл уже в полном унынии и от страха был весь в холодном поту.
Больше всего я боялся, что за меня возьмутся полицейские.
Меряя шагами просторную гостиную, я уговаривал себя, что в «Аламеде» никто моей фамилии не знает. Правда, бармен вспомнит, что я навещал Диаса дважды и что я находился в кабинете Диаса, когда Джой нажал на спуск. Мне удалось ускользнуть в суматохе. Я был уверен, что никто не заметил, как я уходил, но что, если полицейские начнут задавать вопросы? Джой у них в лапах. Кто убил Диаса, сомнений не вызывает, но когда полицейские начнут допрашивать Джоя, не впутает ли он меня?
«Успокойся, — приятель, — убеждал я себя. Вы же с Джоем друзья. Он не выдаст».
Я налил себе виски, выпил и налил снова.
«Будем надеяться, что не выдаст, — думал я. — Сделать-то все равно ничего нельзя. Остается только надеяться».
Что же дальше?
Диас мертв, но Нэнси и Поффери живы-живехоньки. Я представил, как они вместе с Джошем Джонсом прячутся в доме Хэмела. Опаснейшая троица. Как бы мне ни хотелось получить миллион долларов, у них я его вымогать не стану. Это все равно, что баловаться с динамитом.
«Барт, голубчик, — говорил я себе, — пошли улыбнувшемуся тебе миллиону воздушный поцелуй и успокойся. Эта троица тебе не по плечу. Надеяться можно только на то, что полицейские не сядут тебе на хвост. Если повезет, то не сядут. А когда вернешься в агентство, будешь, как всегда, вкалывать за гроши, подыщешь дамочку, которая не станет требовать слишком много расходов, и так будет продолжаться до тех пор, пока полковник не решит тебя уволить, и ты сядешь на пенсию и начнешь ждать смерти». Я налил себе еще виски.
Господи! Настроение у меня было хуже некуда!
Я сидел, ни о чем не думал, пил и постепенно хмелел. По ковру поползли тени. Через шесть часов мне предстояло явиться на дежурство в Ларго к старому психу.
Зазвонил телефон, я налил себе еще и не стал снимать трубку.
Может, это Берта сменила гнев на милость, но сейчас мне говорить с Бертой не хотелось. Ведь это проклятое дело с миллионом она затеяла. Пусть себе звонит.
Прошло немного времени, и телефон смолк. Несмотря на черное уныние, я проголодался. Шатаясь, побрел в кухню. Но в холодильнике ничего не оказалось, только бутылка виски.
Я вернулся на прежнее место и закрыл глаза. Шло время. Мне чудилось, будто я сижу в машине и жду чью-то очередную жену: вот сейчас она выйдет из затрапезного отеля, где развлекалась со своим Ромео, — таково мое будущее.
Вдруг в дверь настойчиво позвонили. Я, вздрогнув, проснулся.
Полиция?
Я поднялся. Недолгий сон помог мне протрезветь. Я взглянул на часы — пять минут двенадцатого.
Снова зазвонили в дверь.
Я пригладил волосы, одернул помятый пиджак и вышел в прихожую. Сердце учащенно билось. «Как бы получше соврать Лепски, когда он начнет задавать мне вопросы», — лихорадочно соображал я.
Звонок раздался снова.
Я открыл дверь.
Отодвинув меня, в гостиную прошла Глория Корт.
«Только этого мне не хватало, — подумал я. — Небось явилась за десятью тысячами, которые я ей пообещал».
Еле волоча ноги, я проследовал за ней.
— Послушай, детка… — начал я.
— Заткнись! — рявкнула Глория. — И слушай меня!
Она бросилась в кресло и уставилась на меня с тем выражением, какое умеют напускать на себя некоторые женщины, желая повергнуть мужчину в полное смятение.
— Хочешь выпить? — предложил я.
— Слушай! Я уезжаю, но, прежде чем уеду, хочу тебе кое-что рассказать.
Вид у нее был такой взволнованный, что я оставил бутылку в покое и плюхнулся в кресло рядом с ней.
— Ладно. Я тебя слушаю, — сказал я.
— Помнишь «жучок», который ты мне дал? Я установила его, как ты сказал, в кабинете Альфонсо. И подслушивала все, что там говорилось. Если бы не этот «жучок», меня бы сейчас здесь не было. Меня бы вытащили из моря с вышибленными мозгами.
Я в изумлении уставился на нее:
— Послушай…
— Нет, это ты послушай! Это ты послушай! Этот мерзавец Альфонсо задумал меня прикончить! Я слышала, как он поручил ниггеру Джонсу оглушить меня и бросить в воду. — Глория вдруг улыбнулась. Такой улыбке позавидовала бы кобра. — Только я Диаса перехитрила. В результате он мертв, а я жива.
Я продолжал смотреть на нее, ничего не понимая.
— Да, твой «жучок» спас мне жизнь! А теперь ты можешь спасти жизнь Нэнси Хэмел.
— Что, черт возьми, ты несешь? При чем тут Нэнси?
— Две ночи подряд я подслушивала разговоры Поффери с Диасом. И вот что выяснила: у Нэнси есть сестра-близнец. Они похожи как две капли воды: Нэнси и Лючия. Понимаешь?
Ну вот, последний кусочек головоломки лег на свое место. Две кровати в палатке, женщина, которую я увидел, когда она вместе с Поффери и Джонсом покидала яхту. Это была Лючия, не Нэнси!
— Продолжай! — сказал я.
— Я слышала, как Диас и Поффери радовались, до чего хитро они все придумали. Лючия должна заменить Нэнси, поэтому сперва они разделались с Пенни Хайби, ведь она сразу заподозрила бы подмену. Потом Лючия позвонила Нэнси и попросила ее приехать в «Аламеду». А для своей сестры Нэнси на все готова. Ведь именно Нэнси оплатила их бегство из Италии и спрятала эту парочку на острове. Когда Нэнси приехала в «Аламеду», они заперли ее в одной из комнат. Лючия надела платье Нэнси и провезла Поффери, спрятанного в багажнике «феррари», в дом Хэмела. Проехать мимо охраны ей ничего не стоило. Охранник считал, что в машине Нэнси. Лючия же, оставив Поффери в доме, отплыла на яхте с Джонсом и таким образом устроила себе алиби. Когда Поффери убил Хэмела, Лючия вернулась. Этот старый дурак Палмер принял ее за Нэнси. Он взял на себя полицейских и журналистов. Вчера вечером Нэнси усыпили и Джонс перевез ее обратно на виллу. Она, Лючия, Поффери и Джонс до сих пор там.
— Джонс привез ее в багажнике?
Глория кивнула.
Все это было похоже на правду. Вероятно, Лючия, выдавая себя за Нэнси, предупредила О'Флаэрти по телефону, что приедет Джонс. Так что он легко проехал мимо охраны.
— Значит, ты говоришь, Лючия и Нэнси близнецы и в точности похожи друг на друга? — переспросил я.
Глория сделала нетерпеливое движение:
— Я же сказала: как две капли воды. Я мельком видела Лучию. Вылитая Нэнси. И вот что я еще тебе скажу. Я слышала, как Альфонсо договаривался с этим ниггером обо мне. Он сказал, что от меня можно ждать неприятностей. Ведь я же бывшая жена Раса. И когда они наложат лапу на наследство Хэмела, я могу потребовать свою долю. Он велел Джонсу избавиться от меня: стукнуть по голове и сбросить в море. Подумать только! Это мой-то любящий, пылкий Альфонсо! Представляешь? — На ее лице снова появилась хищная, злобная улыбка. — Только я расправилась с ним раньше, чем он расправился со мной.
Я ничего не понимал;
— Что ты хочешь сказать?
— Я ведь знала, что тех двух убили по его распоряжению, ну, тех мальчишек-индейцев. Вот я и разыскала Джоя и дала ему один из револьверов Альфонсо. А Джою только револьвера и не хватало! — Глория снова улыбнулась. — Так что этот малыш расправился с Диасом, как надо!
— Господи! — воскликнул я.
— А теперь я уезжаю во Фриско. Я всегда знала, где этот негодяй Альфонсо прячет свои денежки, нажитые на контрабанде. И забрала их. Теперь плевать мне на все, я вольная птица!
Я насторожился, как охотничья собака:
— И сколько же ты хватанула?
— Много. — Она резко рассмеялась. — Но это не твое дело. Я пришла к тебе, потому что эти гады собираются заставить Нэнси подписать пачку чеков, а потом убить. Они не знают, как подделать ее подпись. Как только она подпишет, ее утопят.
Но я ее не слушал. Меня интересовало одно: сколько же она отхватила у Диаса.
— Детка, у меня блестящая идея, — сказал я, изобразив самую манящую улыбку. — Что, если нам уехать вместе? Почему бы нам не стать партнерами? Чем плохо?
Она посмотрела на меня так, что от ее взгляда свернулось бы молоко:
— Ты слышал, что я сказала? Они убьют эту дурочку, как только она подпишет чеки. Ты хочешь, чтобы на твоей совести была ее смерть?
— Слушай, детка, сколько все-таки ты огребла у Диаса?
Глория вскочила с кресла:
— Ты что, больше ни о чем не можешь думать, только о деньгах?
Я подмигнул ей:
— Еще бы, когда видишь такую красотку, как ты только и думаешь, где их взять!
— Если бы я не боялась связываться с полицией, я бы сообщила им сама. Если Нэнси убьют, ты не сможешь спать спокойно.
— А я и не хочу спать спокойно, крошка! Я хочу спать с тобой. Сколько у тебя теперь баксов? Глория смотрела на меня, не отводя глаз.
— Я-то думала, что всяких подонков повидала, но ты заслуживаешь «Оскара»!
И она ушла, хлопнув дверью.
Я закурил сигарету и услышал, как внизу заурчала ее машина.
«Дорогой мой, — сказал я себе, — ты просто не способен выигрывать». Я немного посидел, оплакивая самого себя, потом мои мысли переключились на Нэнси.
«Если ты дашь им убить ее…»
Что ж, ладно, сделаю что-нибудь, но в полицию обращаться не стану. И тут я вспомнил про Лу Колдвэлла. Он сможет и делом этим заняться, и обеспечить мне защиту. ФБР всегда защищает своих осведомителей.
Я нашел домашний телефон Колдвэлла и позвонил ему. Пришлось немного подождать, пока Колдвэлл взял трубку.
— Лу, говорит Барт Андерсен, — сказал я. — Срочно приезжай ко мне. Дело не терпит.
— Ради всего святого! — недовольно проворчал Колдвэлл. — Я уже спать ложусь. С чего такая спешка?
— Это не телефонный разговор, Лу. Оторви свое грешное тело от койки и приезжай немедленно. Речь идет о том итальянце. — И я повесил трубку.
Поглядел на часы. Двадцать три сорок пять.
Я позвонил в особняк Хершенхаймера. Трубку снял Карл.
— Это Барт, — сказал я. — Я опоздаю. Возможно, на час. Побудь там, а я привезу бутылку виски.
Ответить он не успел: я сразу повесил трубку. Через двадцать минут в дверь ко мне уже звонил Колдвэлл, и я впустил его.
— Что все это значит? — спросил он. Я сообщил ему то, что вроде бы узнал от своего человека. Но, прежде чем рассказывать, я потребовал от него гарантий, что меня защитят.
— Я могу потерять работу, Лу. Ведь я наткнулся на эту историю, когда выполнял задание агентства. Если ты не гарантируешь мне защиту, я ничего тебе не скажу.
— Речь идет о Поффери?
— Да. Мне известно, где он сейчас, но…, если не дашь гарантий, и разговора не будет.
— Считай, что защита тебе обеспечена. Где он? Я усадил его в кресло, сел сам и рассказал всю историю, тщательно следя, чтобы не впутать себя, — объяснил, что Поффери обнаружил на острове мой человек. Я видел, что Колдвэлл мне не верит, но ведь он обещал прикрыть меня, а если Колдвэлл дает такие обещания, на него можно положиться.
Когда я кончил, он откинулся, на спинку кресла и пристально посмотрел на меня.
— Ты не сомневаешься, что все так, как ты говоришь?
— Уверен. Поффери и его жена Лючия сейчас в доме Хэмела. Они прячут там Нэнси. Когда вопрос с наследством окончательно решится, они заставят Нэнси подписать целую пачку чеков и убьют ее. А потом присвоят все состояние и смоются. У них в распоряжении яхта Хэмела. До Кубы рукой подать. А оттуда они переведут деньги в Италию.
Колдвэлл немного подумал, потом кивнул:
— Я все организую. Не беспокойся. Защита тебе обеспечена. Я поговорю с Терреллом. Мне понадобятся его ребята, чтобы следить за домом, пока мы не подготовимся.
— Времени у тебя достаточно, — сказал я. — Они будут сидеть тихо, никуда не двинутся, пока дела с наследством не закончатся. Лучшего укрытия им не найти.
— Да уж. Но мы двинемся туда завтра же.
— Смотри, Лу. Это опасная троица. Придется пострелять.
Лу по-волчьи ощерился:
— Что ж, значит, обойдемся без судебных издержек!
Когда он ушел, я спустился в гараж и сел в машину.
Мчась в Парадиз-Ларго, я думал о Нэнси Хэмел. В мою гениальную голову снова пришла блестящая идея. Когда Нэнси освободят и она унаследует все свои завлекательные миллионы, я могу наведаться к ней, объяснить, как спас ей жизнь, улыбнуться своей почтительной улыбкой и намекнуть, что она могла бы меня отблагодарить.
«Это — самое меньшее, что она может для меня сделать», — решил я.
Сидя на дереве, я наблюдал за домом Хэмела. В окнах гостиной за занавеской горел свет. Время от времени мелькали тени: это были Поффери и Джонс. Вообще же весь дом тонул в темноте. Ничего не происходило, но я тем не менее сидел и ждал, пока свет в гостиной не погас и не зажегся в двух спальнях. Потом и этот свет потух, и только тогда я вернулся в коттедж.
Пока я сидел на дереве, голова у меня усиленно работала. Я пересмотрел свой вчерашний план: явиться к Нэнси, как только ее освободят, объяснить, что это я ее спас и намекнуть насчет некоторого финансового вознаграждения. Это решение было слишком поспешным. Я напомнил себе, как однажды уже пытался нажать на Нэнси. Когда я предстану перед ней со своей почтительной улыбкой, она вряд ли встретит меня приветливо.
«Барт, голубчик, — сказал я себе. — Надо найти другой способ. Чтобы провернуть это дело, тебе понадобится помощь. Нужно все как следует обдумать».
Расположившись на тахте в гостиной, я поедал бутерброды с говядиной, которые мне оставил Джервис, и размышлял, пока мозги у меня не заскрипели.
Примерно в два пятнадцать я нашел приемлемое решение. Я долго рассматривал его со всех сторон и успокоившись на том, что оно годится, погладил сам себя по голове и пошел спать.
Проснулся я, когда сквозь занавески начало пробиваться солнце. Было половина восьмого утра. Я встал, принял душ, побрился, оделся и вышел на воздух, надеясь, что Джервис скоро принесет завтрак.
Когда он наконец появился, я постарался сделать вид, что всю ночь, как бдительный страж, провел без сна, и поинтересовался, как чувствует себя старый зануда.
— Он все еще очень взбудоражен, мистер Андерсен, — ответил Джервис, ставя на стол поднос с едой. — Я даю ему успокоительное.
— Да, это лучше всего, — сказал я, садясь за стол, на котором меня ждали оладьи, сосиски, поджаренная ветчина и внушительный омлет.
Пока я ел, Джервис, сидя рядом, сокрушался о своем друге Вашингтоне Смите. Я слушал, то и дело печально кивая, но это грустное повествование не лишало меня аппетита.
— Не могу понять, как это так, — жаловался Джервис, — люди настолько богаты, что могут нанимать слуг, а ведут себя совершенно непредсказуемо. Уволить человека, прослужившего пятнадцать лет, — да ведь это просто позор!
Я с ним согласился, допил кофе и похлопал его по руке.
— Ну, думаю, с вами такого не случится, мистер Джервис.
— Надеюсь, что нет, но мистер Хершенхаймер тоже непредсказуем.
Джервис забрал поднос и ушел. А я снова отправился к дереву, взобрался на него и устремил взгляд за забор. В дверях дома стоял Джош Джонс и курил. На поясе у него по-ковбойски болтался устрашающий револьвер 45-го калибра. Спрятавшись в листве, я наблюдал за ним. А он, неподвижный и грозный, спокойно грелся на солнышке. «Да, — подумал я, — Колдвэлла и его людей здесь ждет веселый пикничок!»
Немного погодя Джонс вошел в дом и закрыл дверь. Я ждал, но больше ничего не происходило. Интересно, что там с Нэнси? Может быть, и ее, как и старого психа, накачивают успокоительным?
В половине двенадцатого я вернулся в коттедж и стал поджидать Карла. Как только он приехал, я сел в машину и отправился в офис Палмера.
Секретарша Палмера была девица весьма сексуального вида с рыжими, как у венецианки, волосами и с бюстом, который заставил бы сбиться с шага роту марширующих солдат. Она посмотрела на меня так, словно я был таракан, попавшийся ей в супе.
— К мистеру Палмеру, — одарил я ее своей завлекательной улыбкой. — Барт Андерсен.
— Вы договаривались, мистер Андерсен? — холодно спросила она, недоступная, как луна в небе.
— Просто доложите ему. Предварительной договоренности не требуется.
Она заколебалась, потом все-таки встала из-за стола и ушла в кабинет. При ходьбе она плавно покачивала задом, от этих покачиваний я всегда теряю голову, Вскоре она появилась в дверях и кивнула:
— Мистер Палмер вас примет.
Когда я проходил мимо нее, моя правая рука слегка качнулась в сторону, но секретарша, видно, была искушена в таких маневрах, и пальцы мои ткнулись в пустоту.
Палмер, попыхивающий огромной сигарой, встретил меня недоуменным взглядом:
— В чем дело, мистер Андерсен? Я выбрал стул поудобнее и сел.
— Я насчет вашей клиентки, миссис Нэнси Хэмел, — начал я. — Она ведь ваша клиентка?
— Разумеется. И что с ней? — он нетерпеливо посмотрел на часы. — Я спешу на деловую встречу.
— Мое сообщение представляет для вас большой интерес, и спешить тут не приходится. Известно ли вам, что у миссис Хэмел есть сестра-близнец?
Он заморгал:
— Нет, а это важно?
— Ее сестра-близнец — это Лючия Поффери, итальянская террористка, обвиняемая в двух убийствах. Ее муж — Альдо Поффери — тоже террорист, один из лидеров итальянской «Красной бригады», его разыскивают по меньшей мере за три убийства, и у меня есть доказательства, что он убил Раса Хэмела.
Палмер вскочил, будто я воткнул ему в задницу гвоздь, — глаза у него выпучились, лицо запылало.
— Вы что, пьяны? — завизжал он. — Как вы смеете заявлять такое?
— Все факты известны ФБР, и сегодня они примут меры.
— Господи! — Палмер упал в кресло и стал вытирать лицо шелковым платком.
— Это запутанная история, — продолжал я. — Лучше рассказать вам ее с самого начала. Когда все это станет известно, газеты поднимут такой гвалт, только держись. Но книгам Хэмела это не повредит. Если правильно повести дело, тиражи утроятся. А кто сможет повести дело, как надо? Только вы.
Я рассчитал верно: мои слова заставили его насторожиться. Он убрал платок и с интересом посмотрел на меня.
Я рассказал ему то же, что и Колдвэллу. И закончил следующими словами:
— Теперь расстановка сил такова: два террориста держат Нэнси взаперти на вилле Хэмела. Женщина, с которой вы разговаривали, когда я нашел Хэмела мертвым, была не Нэнси, а Лючия.
— Черт возьми! А я мог бы поклясться, что это Нэнси, — пробормотал Палмер.
— Они близнецы и похожи как две капли воды. К тому же вы видели ее в сумерках и сами были в шоке. Нэнси неизбежно убьют, как только добьются, чтобы она подписала пачку чеков, которые обеспечат ее сестре доступ к деньгам Хэмела.
Палмер задумался, затем кивнул:
— Теперь все понятно! Эта женщина, ну как бы Нэнси, звонила мне только сегодня утром. Было похоже, что у нее истерика. Заявила, что не в состоянии присутствовать на похоронах мужа и попросила, чтобы обо всем позаботился я. Сказала, чтобы ее оставили одну. Ей, мол, так легче.
— Ну ясно, все сходится. Лючия не хочет появляться на публике и не рискует снова встретиться с вами.
— Господи Боже! — Палмер снова принялся утирать лицо.
— Я хочу сделать вам предложение, мистер Палмер, — сказал я, стараясь выглядеть как можно искренней. — Я хочу, чтобы вы назначили меня представителем миссис Хэмел.
Палмер перестал вытирать лицо и с подозрением уставился на меня:
— Представителем миссис Хэмел? Что это значит?
— Кто-то, представляющий ее интересы, должен присутствовать при аресте террористов Поффери. Кто-то должен увезти Нэнси, пока не нагрянула пресса. Миссис Хэмел будет в шоке. Нельзя, чтобы в таком состоянии она встречалась с газетчиками. — Я наклонился к столу и строго посмотрел на Палмера. — Представитель миссис Хэмел — вы. Но захотите ли вы присутствовать там во время перестрелки? ФБР предполагает убить и Поффери, и его жену. Там будет настоящее побоище. Вы согласны присутствовать при этом или предпочтете, чтобы я действовал от вашего имени и от имени миссис Хэмел?
Как я и ожидал, Палмер клюнул на мое предложение. От одной мысли оказаться там, где стреляют, этого толстяка бросило в дрожь.
— Да, да, мистер Андерсен, понимаю, что вы имеете в виду. А как вы с этим справитесь, мистер Андерсен?
Я напустил на себя скромнейший вид:
— Это ведь моя работа. Предоставьте все мне. Я гарантирую безопасность миссис Хэмел, а также обещаю, что не подпущу к ней журналистов.
— Как это вам удастся? — Палмер нахмурился, взгляд у него стал подозрительным. — Как вы сможете вывезти ее из Ларго?
Я не зря предварительно поработал мозгами. У меня на все был готов ответ.
— На вертолете, мистер Палмер. У меня есть друг, а у него есть вертолет. Как только стрельба закончится, он приземлится на газоне Хэмелов и мы подхватим миссис Хэмел. Я советую вам забронировать номер в пентхаусе в отеле «Спэниш Бэй». У них на крыше есть посадочная площадка для вертолетов. Миссис Хэмел побудет в отеле, пока не поправится. Там никого постороннего к ней не подпустят.
Толстое лицо Палмера посветлело.
— Прекрасная идея. В «Спэниш Бэй» есть постоянный врач и сестра, а ведь миссис Хэмел понадобится медицинская помощь. Организационные вопросы, связанные с вертолетом, я оставляю за вами, мистер Андерсен. Я сам займусь бронированием номера в пентхаусе. Но теперь мне пора идти.
— Есть еще два небольших обстоятельства, мистер Палмер, — сказал я, адресовав ему свою мальчишескую улыбку. — Я должен иметь от вас письменное удостоверение, что действую в качестве представителя миссис Хэмел. Если ФБР не будет уверено в моем официальном статусе, могут возникнуть осложнения.
— Да-да. — Палмер вызвал свою секретаршу-вертихвостку и продиктовал ей нужный текст. — Отпечатайте прямо сейчас, — распорядился он.
Выходя из комнаты, она одарила меня ледяным взглядом.
— А второе?
— Расходы. На вертолет и на летчика потребуется две тысячи.
У Палмера вытянулось лицо.
— Это очень большие деньги.
— Но и опасность велика, мистер Палмер. Ведь стрельба неизбежна. К тому же вы будете расплачиваться деньгами Хэмела, чего вам-то беспокоиться?
— Да, вы правы.
Секретарша вернулась с отпечатанным текстом, и Палмер его подписал.
— Мисс Хилс, выдайте мистеру Андерсену две тысячи наличными. — Палмер пожал мне руку и устремился к дверям. — Когда состоится операция?
— Сегодня ночью.
— Я буду ждать вас в отеле. — Палмер кивнул мне и исчез.
Мисс Хилс не сводила с меня глаз:
— Две тысячи наличными?
— Вы же слышали.
Я последовал за ней в приемную, подождал, пока она достала деньги, и сунул их в бумажник.
— Кто-нибудь когда-нибудь говорил вам, что у вас удивительно красивые глаза? — спросил я.
— И не раз, — холодно парировала она. — Я занята, до свидания, мистер Андерсен. — Она села за стол и принялась печатать.
Я занес ее в число тех, кого держу в памяти для последующих обращений. Над этой штучкой надо поработать. Но сейчас некогда.
«Барт, дружище, — сказал я себе, садясь в машину, — пока все идет как надо».
«Час Икс» был назначен на три ночи. Как представитель Нэнси, я получил место за круглым столом во время совещания в кабинете майора, к тому же я уже бывал в доме Хэмела и знал расположение комнат.
На совещании присутствовали майор Хедли, начальник полиции Террелл, сержант Хесс, а также Колдвэлл, Стонхэм и Джексон из ФБР.
Колдвэлл объяснил, что сведения, которые уже сообщил присутствующим, он получил от одного агента. Об имени агента никто не спрашивал. Колдвэлл добавил, что мое присутствие на совещании объясняется поставленной передо мной задачей: я должен вывезти миссис Нэнси из дома, как только супругов Поффери арестуют, чтобы избежать ее контактов с прессой.
Я начертил план дома, объяснил, как открываются снабженные электронным замком ворота, и сообщил, что, работая у мистера Хершенхаймера, наблюдал за виллой Хэмела и знаю, где прячут Нэнси. Эту комнату я пометил на карте крестиком.
После обсуждения было решено отключить Ларго от электроснабжения, с тем чтобы в ворота можно было проникнуть без шума. Полицейские уже наготове и заняли свои места. Когда наступит час операции, трое агентов ФБР атакуют дом, их поддержат десять вооруженных полицейских.
Потом я рассказал присутствующим, что договорился с Ником Харди и его вертолет в «час Икс» появится над виллой, а я подоспею, как только Нэнси Хэмел освободят, и по воздуху препровожу ее в отель «Спэниш Бэй», где нас уже будет ждать Мэл Палмер.
Возражений не последовало, и совещание закончилось.
Нику Харди за его услуги я заплатил пятьсот долларов. На руках у меня оставалось полторы тысячи. Совещание закончилось в половине восьмого. До начала операции предстояло убить еще несколько часов. Я вернулся домой и, немного поколебавшись, позвонил Берте.
Когда она подошла к телефону, я спросил:
— Это миссис Чудик? Она хихикнула:
— А, это ты!
— А кто же еще? Крошка, мне так одиноко! Ты уже вышла замуж?
— Свадьба на следующей неделе. И послушай, Барт, я же тебе сказала: между нами все кончено. А раз я так говорю, то это всерьез.
— Давно ли? Послушай, детка, у меня бумажник набит баксами. Как насчет того, чтобы шикануть и закатиться поужинать в гриль-бар «Спэниш Бэй»?
— А откуда у тебя деньги? — с подозрением осведомилась Берта.
— Не задавай глупых вопросов. Так ты хочешь поужинать со мной или нет? Наступила долгая пауза.
— Но я же выхожу замуж, — произнесла наконец Берта слабым голосом.
— Что ж, из-за этого девушка не может с кем-то поужинать? С каких это пор?
— Ну ладно, Барт. Но это в последний раз.
— Согласен! В ресторан нам надо к половине десятого, так что приезжай ко мне прямо сейчас, крошка.
— Если ужин начинается в половине десятого, зачем мне ехать к тебе сейчас?
— А ты догадайся, — ответил я и повесил трубку.
В половине второго ночи я отвез Берту домой. Вечер прошел в высшей степени успешно, мы занимались совместными физическими упражнениями, пока не подошло время ехать в ресторан. Там мы заказали прекрасный, весьма калорийный ужин, танцевали, а потом, держась за руки, сидели на забитой людьми террасе и любовались луной.
— Барт, как бы мне хотелось, чтобы это длилось вечно, — вздохнула Берта. — Я знаю, ты негодяй, но уж больно красивый негодяй!
— Выходи замуж, детка, выходи! Обеспечишь свою жизнь, ведь это самое главное. А уж обретя почву под ногами, развлекайся как можешь. Твоему дурачку и невдомек будет, что ты крутишь любовь на стороне. А я буду рядом. — Я одарил ее мальчишеской улыбкой. — В следующий раз ты будешь помахивать чековой книжкой. Представляешь? Увидишь, как это тебя воодушевит!
Берта рассмеялась:
— Барт! Ты неисправим!
Проводив Берту, я поехал в Парадиз-Ларго. Рядом с О'Флаэрти у шлагбаума дежурили двое полицейских. Майк подошел ко мне, глаза его горели от возбуждения.
— Ну и ночка нас ждет, Барт! — воскликнул он.
— Да уж, скучать не придется!
Затем к нам приблизились оба полицейских, вгляделись мне в лицо, кивнули О'Флаэрти, и тот поднял шлагбаум.
На совещании у мэра решено было предупредить об операции Карла. Он открыл мне ворота, тоже очень взволнованный. Мы пошли в коттедж, где нас уже ждал Джевирс с напитка ми и бутербродами. Я рассказал им, что готовится.
— Будет большой шум, — предупредил я. — Надо бы вкатить старикашке хорошую порцию снотворного, чтобы он спокойно спал и ничего не слышал.
Джервис сказал, что уже сделал Хершенхаймеру укол.
Я взглянул на часы. Оставался еще час. Съев бутерброд, я запил его виски и пошел к своему дереву.
«Пока, — думал я, — все идет прекрасно, но кто знает, что начнется, когда я появлюсь перед Нэнси, чтобы забрать ее на вертолет? Господи! Неужели все сорвется! Вдруг она узнает меня и начнет обличать прямо перед Колдвэллом»? При мысли об этом я покрылся гусиной кожей, но постарался убедить себя, что в горячке, в шуме, в общем смятении, среди мечущихся туда-сюда полицейских Нэнси вряд ли признает того неудачливого шантажиста. К тому же, на мое счастье, ее глушат наркотиками. Словом, ничего не поделаешь, надо рисковать.
Я взобрался на дерево. Прямо подо мной маячили какие-то туманные фигуры. Сотрудники ФБР и полицейские уже начали собираться. Я взглянул на дом. Он тонул в темноте.
Интересно, может, они там выставили охрану, Джонса либо Поффери, но вряд ли. Здесь, в Ларго, да еще за воротами с электронным замком они, поди, чувствуют себя в полной безопасности.
Я различил высокую фигуру Колдвэлла.
— Везде темно, — негромко крикнул я вниз. — Никакого движения.
Колдвэлл взглянул вверх, хмыкнул, затем, собрав вокруг себя всю группу, принялся еще раз шепотом инструктировать их. Атакующие выстроились перед воротами.
Издалека до меня донесся рокот приближающегося вертолета. Мы с Ником договорились, что он будет кружить над виллой, пока я не просигналю ему фонариком, тогда он должен будет включить прожектора и приземляться на газон.
— Электричество отключили, — сказал Колдвэлл.
Из-за плотной завесы облаков выплыла луна и осветила ворота.
Я увидел, что четверо полицейских толкают по дороге, ведущей к вилле, автомобиль. Колдвэлл и его люди открыли ворота, машину вкатили на подъездную аллею и по ней стали толкать к дому. До широко раскинувшейся лужайки оставалось еще около ста ярдов. Здесь машину остановили. Люди Колдвэлла рассредоточились и спрятались в кустах, стараясь избегать открытых мест.
Я не мог понять, для чего понадобился этот автомобиль, пока вдруг не включили фары — не простые фары, а мощные специальные прожекторы.
Фасад дома ярко осветился.
Колдвэлл приложил к губам рупор и стал призывать Поффери выйти из дома с поднятыми руками. Его голос, многократно усиленный, казалось, бил по дому, словно молот по наковальне.
Но никто не отозвался.
Колдвэллл продолжал кричать в рупор, его голос бился в стены дома, а я почувствовал, как по лицу у меня течет пот.
Колдвэлл не хотел рисковать. Он продолжал вызывать Поффери. Теперь его люди распластались на земле, спрятавшись в цветущих кустах.
В доме по-прежнему никто не отзывался. Наконец Колдвэлл перестал кричать. В небе над нами рокотал вертолет, поблескивали его огни. «Ник, наверно, рад-радешенек, — подумал я, — наблюдать это сверху все равно что кино смотреть».
И вдруг раздался треск: из окна, пробив стекло, вылетела первая газовая шашка, через минуту лужайка потонула в дыму.
Первым появился Джонс. Он рывком распахнул входную дверь и с блеснувшим в руке револьвером попытался перебежать в тень, стараясь спрятаться от прожекторов.
Прогремел выстрел — и Джон стал клониться назад, хватаясь руками за воздух. Раздался еще один выстрел — Джон опустился на колени, упал, вытянулся и затих.
«С одним покончено, оставалось еще двое», — подумал я, жадно следя за происходящим. Колдвэлл снова закричал в рупор:
— Поффери! Руки за голову и выходи! Дым начал рассеиваться. Я подумал про Нэнси и понадеялся, что больше газовых шашек не будет.
Тут из дальнего конца дома, погруженного в сумрак, раздались выстрелы. Один из установленных на машине прожекторов погас. Темноту прорезали вспышки. Я услышал, как взвыл кто-то из полицейских. Другой вдруг подскочил, зашатался и упал.
Остальные полицейские и агенты ФБР вели огонь, целясь по вспышкам. И вдруг показался Поффери, он четко вырисовывался в свете прожектора, согнувшись, он двигался медленно, по-крабьи, но в каждой руке держал по револьверу и продолжал стрелять, хотя его белая рубашка была вся в крови.
Раздался дружный залп. Я видел, как пули прошили Поффери, он упал словно подкошенный.
Я вытер пот с лица.
С двумя покончено, осталась одна.
— Лючия, выходи! — закричал Колдвэлл. — Руки за голову и выходи!
Наступила пауза, затем я услышал визг. На слепящий свет стремглав выскочила Лючия, будто ею выстрелили из пушки.
Мне было хорошо ее видно.
В черных брюках и ярко-красной рубашке она, шатаясь, остановилась в дверях, и, отчаянно размахивая руками, закричала:
— Не стреляйте!
В каждой руке она что-то сжимала. Не успела она сделать и десяти шагов, как прогремел взрыв.
Я увидел две ослепительные вспышки, почувствовал два сильных удара, от которых чуть не свалился с дерева, вокруг засвистели осколки.
Чтобы не попасть в лапы полиции, Лючия, следуя примеру японцев, взорвала себя ручными гранатами.
Я посмотрел вниз — и меня замутило. От Лючии ничего не осталось, только месиво из растерзанной плоти, внутренностей и переломанных костей.
Все было кончено!
Я соскользнул с дерева, перебежал через дорогу, остановился, чтобы просигналить Нику, кружившему в небе, и помчался по аллее к дому.
Вокруг сновали агенты из ФБР и полицейские: кто-то из них помогал двум раненым коллегам, кто-то осматривал тело Джонса, кто-то — тело Поффери. Колдвэлл стоял, глядя на страшные останки Лючии.
Я не стал задерживаться. Вбежал в дом, промчался по длинному коридору, останавливаясь, только чтобы распахнуть незапертые двери, и наконец добежал до двери, оказавшейся запертой.
Дым уже почти не ощущался, мне только резало глаза. Я ударил в дверь. Тут как раз коридор осветился: снова включили ток.
Дверь распахнулась.
Передо мной была просторная, ярко освещенная комната — роскошная дамская спальня. На широкой кровати, закрыв лицо руками, сидела Нэнси Хэмел. Ее трясло, и она испугано всхлипывала.
«Барт, дружище, — подумал я, — если она тебя узнает и откроет рот, все кончится очень плохо». Я медленно вошел в комнату.
— Миссис Хэмел!
Она застыла, отняла руки от лица и уставилась на меня. Глаза были широко открыты, углы рта опустились. Вдруг она, словно испуганный зверек, вскочила на ноги.
— Все в порядке, миссис Хэмел, — сказал я, стараясь ее успокоить. — Вы в безопасности. Она не сводила с меня глаз.
— А что с сестрой? — Она снова закрыла лицо руками и застонала. — Она сказала, что убьет себя. Что с ней?
Мне полегчало. Она не узнала меня!
— Все кончилось, миссис Хэмел, — сказал я. — Я пришел за вами — надо скорее увезти вас отсюда. Мистер Палмер снял для вас номер в отеле «Спэниш Бэй». Вы там отдохнете. Вертолет ждет.
— Лючия погибла? — Она продолжала смотреть на меня. — Они все погибли?
— Да. Пойдемте, миссис Хэмел. Вы что-нибудь хотите взять с собой?
Она снова закрыла лицо руками и зарыдала. Я ждал и разглядывал ее. На ней был темно-зеленый брючный костюм. Если ей придется скрываться какое-то время в «Спэниш Бэй», ей понадобится и другая одежда. Я беспомощно огляделся.
— Миссис Хэмел! — Я придал своему голосу металл. — Вам нужно взять кое-какие вещи. Разрешите, я их упакую.
Ее передернуло, но она показала рукой на шкаф:
— Сумку!
Я открыл дверцу и нашел большой чемодан.
— Лючия велела мне заранее все собрать, — проговорила Нэнси. — Она знала, что все кончено.
— Пойдемте. — Я поднял чемодан, и тут в комнату вошел Колдвэлл. — Все готово, Лу, — сказал я ему. — Возьми чемодан, я помогу миссис Хэмел.
Я подошел к Нэнси и осторожно помог ей подняться, потом, поддерживая за плечи, повел к дверям. Прожекторы на машине отключили, но в разогретом воздухе ощущался тяжелый запах от растерзанного тела Лючии.
Нэнси принюхалась, вскрикнула и потеряла сознание. Я успел ее подхватить, поднял на руки и понес к ожидающему вертолету. Колдвэлл помог погрузить туда ее бесчувственное тело.
Ник, вытаращив глаза, принял Нэнси из наших рук и положил на заднее сиденье. Колдвэлл забросил в вертолет чемодан и отошел в сторону.
— Поехали, — сказал я, усаживаясь рядом с неподвижно лежавшей Нэнси.
— Ну и ну! Я же все видел! — воскликнул Ник, запуская двигатель. — Ни за что на свете не пропустил бы такое!
Я не слушал его. Когда вертолет взлетел, я повернулся и поглядел на Нэнси. Она была бледна, глаза закрыты.
«Пока все прекрасно, — думал я. — Она меня не узнала, но, конечно, узнает, стоит ей прийти в себя. Ничего, буду выкладывать по одной карте. По крайней мере, Барт, тебе удалось показать ей, что спас ее именно ты».
Нику потребовалось не больше десяти минут, чтобы доставить нас на крышу отеля «Спэниш Бэй». Когда он включил посадочные огни, над площадкой для вертолета я увидел Мэла Палмера, медицинскую сестру и двух санитаров в белых халатах. Они нас ждали.
Вертолет приземлился, и Нэнси вздрогнула и села.
— Что происходит? — резко осведомилась она. — Где я?
Я повернулся к ней. В кабине вертолета было светло и наши лица были хорошо видны.
— Миссис Хэмел, вы в безопасности, — сказал я. — Вы в «Спэниш Бэй». Нас ждет мистер Палмер. Он о вас позаботится.
Она пристально посмотрела на меня:
— Кто вы такой?
— Ваш спаситель, — скромно ответил я и постарался успокоить ее мальчишеской улыбкой. Но при этом я был озадачен. Трудно предположить, что она забыла, как однажды мы сидели лицом к лицу на террасе «Загородного клуба» и я старался выжать из нее деньги. Однако было ясно, что она меня не помнит, и я вздохнул с облегчением. — Вам не надо ни о чем беспокоиться. Теперь вы в полной безопасности.
Ник открыл дверцу. Я спустился на землю. Нэнси неуверенно встала. Ник помог ей выйти, а я подхватил ее внизу. Она оперлась на меня, и тут к нам подбежал запыхавшийся Палмер.
К Нэнси приблизились санитары, а я отошел, чтобы Палмер мог приступить к утешениям.
«На сегодня все, — подумал я, — больше мне нечего здесь делать». Я наблюдал, как Нэнси вели по крыше, а Палмер суетился рядом и что-то ей нашептывал. Подойдя к лифту, который должен был доставить их в пентхаус, Нэнси вдруг круто обернулась:
— Где мой чемодан?
Грозные, повелительные ноты, прозвучавшие в ее голосе, сразу ее выдали. До этой минуты ей удавалось дурачить меня, но от ее приказного тона по спине у меня пробежали мурашки. Женщина, только что потерявшая любимую сестру, едва успевшая похоронить мужа, женщина, которую все называли приятной и славной, не могла говорить таким тоном. Это был голос жестокой, безжалостной террористки!
Я долго стоял неподвижно, стараясь справиться с потрясением. Потом моя голова начала работать. Теперь ясно, почему эта женщина, которую я принимал за Нэнси Хэмел, не узнала меня. Да потому и не узнала, что не могла узнать! Ведь Лючия Поффери никогда меня не видела! И в памяти у меня снова возникла картина, как та, другая, которую я принял за Лючию, шатаясь выбирается из двери и кричит: «Не стреляйте!» Спасая свою шкуру, Лючия пожертвовала сестрой! Она вытолкнула Нэнси из дома, привязав ей к рукам гранаты, понимая, что, когда гранаты взорвутся, от Нэнси ничего не останется — груда костей, и только. Никаких отпечатков пальцев никто не обнаружит.
Но этот чудовищный по своей жестокости план побега начал трещать по швам. Лючия допустила две роковые ошибки: она не узнала меня, так как никогда меня не видела, и не сумела скрыть, как важна для нее сумка, так важна, что она даже на мгновение сбросила маску.
Наконец я заставил себя ответить ей:
— Все в порядке, миссис Хэмел, сейчас доставлю вам ваши вещи.
Двое санитаров уже ввели ее в лифт. Вместе с Палмером все поехали вниз.
Ник вытащил из вертолета чемодан.
— Ну все, Ник. И спасибо тебе. Смотри не болтай ни о чем с газетчиками.
— Тебе спасибо! Вот было дело! — усмехнулся Ник. — Да я еще внукам буду об этом рассказывать!
Я пошел к лифту, но немного замедлил шаги, дожидаясь, чтобы он спустился, и тогда попытался открыть чемодан, но он был заперт. Пришлось открывать замки, орудуя стволом револьвера.
Среди платьев я обнаружил револьвер 38-го калибра, две ручные гранаты и чековую книжку. Присев на корточки, я стал внимательно ее изучать. Все чеки были подписаны Нэнси Хэмел. Трудно было поверить, но эта книжка стоила миллионы долларов! Сунув ее в карман, я спрятал револьвер и гранаты в желобе, проложенном по краю крыши. Затем снова аккуратно закрыл замки и спустился на лифте в пентхаус. Там я увидел Пал-мера: с растерянным видом он стоял в коридоре возле номера.
— Мистер Андерсен, — воскликнул он, — она требует свою сумку.
— Еще бы! — ответил я.
— Не понимаю, — продолжал Палмер жалобным голосом. — Она отказалась от медицинской помощи. Велела, чтобы мы оставили ее в покое. И это после всего, на что я пошел, чтобы обеспечить ее безопасность! Она только что не вытолкала меня из комнаты!
Я-то все прекрасно понимал.
— Сейчас отдам ей чемодан, — сказал я. — Она ведь пережила большое потрясение. Сейчас ей важнее всего отдых.
— Уже почти светает! — продолжал жаловаться Палмер. — Мне тоже нужен отдых. У меня сегодня много дел. Я ухожу домой.
— И правильно делаете, мистер Палмер, — одобрил я с самой своей искренней улыбкой. — Вот и я — вручу миссис Хэмел ее чемодан и последую вашему примеру.
Я проводил его взглядом до лифта, потом высвободил револьвер, не вынимая его из кобуры, и постучал в дверь.
— Ваши вещи, миссис Хэмел, — сказал я.
Дверь распахнулась.
Передо мной стояла — теперь я в этом уже не сомневался — Лючия Поффери. Лицо у нее было осунувшееся, заострившееся, глаза блестели.
— Поставьте здесь. — Она отступила на шаг. Я вошел в комнату и поставил чемодан.
— Спасибо, — проговорила она. — А теперь оставьте меня.
Прикрыв дверь, я направил на нее револьвер.
— Спокойно, детка, — сказал я. — Давай-ка без фокусов.
Она подняла брови:
— Кто вы?
— Меня зовут Барт Андерсен.
Я увидел, как у нее сузились глаза. Удар попал в цель. Видно, Диас говорил ей обо мне, а может, и Нэнси рассказывала.
— Барт Андерсен? — Ее губы сложились в тонкую змеиную усмешку. — Ну да, шантажист. Ты-то как сюда попал?
— Это уж мое дело. Давайте-ка присядем, нам есть о чем поговорить.
Она пожала плечами, отошла к дивану и села. Скрестив ноги, откинулась на спинку и продолжала смотреть на меня. Привлекательности в ней было не больше, чем в свернувшейся клубком кобре. Я взял стул и уселся подальше, не отводя от нее револьвера.
— Ну и как? Легко было прикончить собственную сестру?
— Эту дурочку? Подумаешь! Альдо тоже сказал, что она должна умереть вместо меня. Я необходима нашему движению, а от нее какой прок? — Лючия перевела глаза на сумку. — Так! Ты сломал замки! И чековую книжку, конечно, забрал?
— Забрал, — улыбнулся я, — а оружие на крыше.
Она кивнула:
— Ладно, не будем тянуть резину. Сколько ты хочешь?
Не убирая револьвера, я достал из кармана чековую книжку и помахал у нее перед носом.
— Согласен на миллион. Тебе все равно много останется. Давай сделаем так: я забираю чеки. Ты остаешься здесь. Я заполню четыре чека по двести пятьдесят тысяч каждый. Когда деньги поступят в мой банк, я верну книжку. Это займет неделю или около того. Потом я помогу тебе убраться отсюда. Ведь у тебя есть яхта, детка. Я найду рулевого, выберем ночь потемнее, и ты отправишься на Кубу. Как тебе такой план?
Ее лицо, словно каменная маска, по-прежнему не выражало ничего.
— Согласна, — сказала она наконец. — Но что, если ты получишь деньги и скроешься?
— Видишь ли, — я одарил ее своей мальчишеской улыбкой, — тебе ничего не остается, как доверять мне.
Она покачала головой:
— У меня есть предложение получше. Возьми себе эти четыре чека, а книжку отдай мне. Я останусь здесь на неделю, и ты успеешь получить свою долю. Потом начну получать наличные по своим чекам я. Чем плохо?
Передо мной снова замаячил миллион долларов, а стоит мне предаться мечтам о больших деньгах — я моментально размагничиваюсь.
— Идет, — ответил я и допустил роковую ошибку. Сидя довольно далеко от нее, я положил револьвер на ручку кресла и принялся отсчитывать чеки. При этом отвел от Лючии глаза, что было второй роковой ошибкой. Когда она шевельнулась, я бросил чековую книжку и рванулся к револьверу, но было поздно.
Не успел я схватить свой, как она начала стрелять — в руке у нее оказался револьвер, который она, видимо, припрятала под подушкой дивана.
Я увидел вспышку, что-то впилось мне в грудь, услышал треск и больше ничего не видел и не слышал.
Мой миллион долларов растворился в темноте.
Целую неделю ко мне никого не пускали. Я лежал на больничной койке и исходил жалостью к себе. За мной ухаживала пожилая сестра, не более привлекательная, чем дохлая треска. Время от времени ко мне заходил хирург и всякий раз хвалил себя — как он ловко спас меня от смерти. Похвальбы сопровождались хохотом, напоминающим вой гиены, да и с виду он смахивал на это животное.
Пока я лежал, я кое-что обдумал. Похоже, я опять возвращаюсь на исходные позиции. Когда встану и начну ходить, снова заживу прежней тусклой жизнью. Опять придется тянуть лямку в агентстве. Я пытался узнать у сестры, что со мной произошло, но она говорила, что не знает. И, глядя на нее, я этому не удивлялся. Она была из тех, кто надсаживается на своем маленьком участке, а вся жизнь проходит мимо. Так что я лежал и терялся в догадках, пока не появился мой первый посетитель — Лу Колдвэлл.
Подвинув стул к кровати, он сказал:
— Тебе не повезло, Барт. Но что случилось?
— Я отдал ей ее чемодан, — ответил я. — А когда уходил, она схватила револьвер и выстрелила в меня.
— С чего вдруг?
— Спроси у нее. Я-то откуда знаю?
— Гостиничный детектив, услышав выстрел, кинулся наверх узнать, в чем дело, она и его застрелила. Потом спустилась на лифте в вестибюль — в одной руке чемодан, в другой револьвер, — представляешь, какой там начался, переполох? И выбежала на улицу. А мимо проезжала патрульная машина, заметили ее с револьвером, остановили, но она начала палить. Они ответили тем же, ранили ее, и, когда доставили в больницу, она уже умерла.
— Не иначе сошла с ума, — предположил я.
— Это была Лючия Поффери, — объяснил Колдвэлл. — Нэнси Хэмел погибла, когда мы брали виллу.
«Ну вот, — подумал я. — Все кончено. Никакого миллиона. Снова придется вкалывать».
— Я представляю себе это так, — начал Колдвэлл и стал рассказывать мне то, что я и сам мог бы ему рассказать. Я его не слушал.
Когда он кончил, вошла сестра и сказала, что мне нужно отдохнуть. Колдвэлл выразил надежду, что я скоро снова встану на ноги, и ушел.
Всю следующую неделю ко мне никто не приходил. Я валялся в полном одиночестве. Надеялся, что Берта хотя бы пришлет мне цветы, но от нее ничего не было. Наверное, вышла за своего чудика и где-то плавает на его яхте.
Мне уже разрешили пересаживаться с постели на стул, когда ко мне пришел второй посетитель. Это был Чик Барни. Он принес бутылку «Катти Сарк».
— Привет, Барт! Как дела? Я изобразил бравую улыбку и принял бутылку.
— Поправляюсь, — сказал я. — Хорошо, что пришел. Больше никто не удосужился.
— Не говори! — Он зашагал по комнате, и я понял, что он хочет что-то сказать, но не решается.
— Что слышно про Берту? — спросил я с надеждой.
— Вышла замуж! Сейчас у них медовый месяц, и они укатили в Европу. У этого ее муженька денег куры не клюют.
Я совсем скис.
Наблюдая, как Чик, засунув руки в карманы, нахмурившись, кружит по палате, я чувствовал, что его распирают дурные новости.
— Что тебя грызет, Чик? — спросил я — Давай выкладывай.
— Помнишь «Уголовный кодекс» Робертсона. — Он вдруг остановился. — У тебя ведь он был, верно?
Ничего не понимая, я смотрел на него прямо в глаза:
— Да. Одному Богу известно, зачем я его купил, я в него давно не заглядывал.
— А полковник забыл свой дома, и он ему срочно понадобился — вынь да положь! Я вспомнил, что у тебя он есть, покопался в твоем ящике для виски и отнес ему.
— Ну хорошо, отнес. И что?
И вдруг сердце у меня екнуло и я похолодел. Я вспомнил, что сунул в этот «Кодекс» копию моего письма, адресованного Сэлби, в котором излагал все, что мне известно про Поффери, пиратский остров и «Аламеду» — все, за что надеялся получить от Нэнси Хэмел сто тысяч долларов. И эту копию я даже не вложил в конверт! Полковник, конечно, ее прочитал! Полковник не дурак. Он сразу понял, какую роль я с самого начала играл в этой истории.
Я увидел, что Чик внимательно смотрит на меня.
— Мне очень жаль, — сказал он. — Но откуда мне было знать? Гленда поручила сообщить тебе обо всем этом. Господи, Барт! Как ты мог пойти на такое?
— Да уж! — По спине у меня струился холодный пот. — Я болван, Чик, но все выглядело так заманчиво!
Чика передернуло:
— Разве можно этой заманчивости верить? Теперь послушай дальше. Полковник решил не сообщать в полицию. Он сказал Гленде, что не желает марать репутацию агентства.
Мне немного полегчало.
— Молодец-то молодец, но, Барт, он лишил тебя лицензии и уже всех предупредил. Теперь никто не захочет иметь с тобой дело. Мне жаль, но так уж случилось. — Чик протянул мне руку. — Пока, Барт, и желаю удачи.
Он ушел, а я продолжал сидеть у окна и смотреть вниз на шумную улицу. Меня обуял страх. Без лицензии мне деваться некуда, остается только безработица.
Господи! Было от чего впасть в уныние!
Позже зашел хирург. Улыбаясь, как гиена, он сказал, что дня через два я могу отправляться домой. Если вести себя осторожно, через месяц буду как новенький.
Но я-то знал, что ничего хорошего не будет. Когда я остался один, мои мысли заметались, как перепуганная белка в колесе. От голодной смерти меня отделяют две тысячи долларов, Нужно заплатить за лечение. Нужно искать работу.
Так я промучился два дня и две ночи, почти не спал, но все равно не мог придумать, как заработать деньги. А ведь я должен жить по своим стандартам.
Перед выпиской мой верный друг Чик прислал мне чемодан с одеждой, которую он нашел у меня дома, и подогнал к больнице мою машину. К вещам были приложены пятьдесят долларов в конверте и записка:
«Это в последний раз. Мне жаль, что дальше не смогу тебя финансировать, мне будет этого недоставать, старый дружище!»
Я поехал к себе домой, настроение было хуже некуда. Открыл входную дверь и застыл на пороге. Моя гостиная превратилась в оранжерею: всюду стояли цветы. Над каминной полкой был натянут плакат «Добро пожаловать домой, негодяй несчастный!».
Я прошел через гостиную и распахнул дверь в спальню. На кровати в соблазнительной позе лежала совершенно голая Берта.
— Тебя, кажется, подстрелили? — спросила она. До чего же я обрадовался, увидев ее!
— Подстрелили, — подтвердил я, прикрывая за собой дверь.
— И куда попали?
— Не туда, куда ты думаешь! — усмехнулся я и начал раздеваться.
Через двадцать минут мы отдыхали, лежа рядом. Берта гладила меня по голове и тихо постанывала. Если она продолжала вспоминать о том, что только что было между нами, я ее понимал, но мои мысли уже переключились на будущее.
— Знаешь, Барт, милый, я окончательно убедилась, что с Тео у меня ничего не получится. Я похлопал ее по попке:
— С Тео? Кто это?
— Мой муж.
— Господи! Это что, его так зовут?
— Ну да! Тео Данримпел — чудик с миллионами. Я сел.
— Ты хочешь сказать, что вышла за Данримпела? Того самого? Но он же богат, как Форд!
Берта опрокинул меня на подушки и принялась покусывать мне ухо.
— Да, я вышла за него, милый, но ты представить себе не можешь, что это такое! Я прекрасно знаю, что ты негодяй, но негодяй неотразимый! Ты мне нужен. Я не в силах жить с чудаком, который может только смотреть на меня. У женщины должна быть своя интимная жизнь!
— Понимаю. Но я-то тут при чем?
— А как ты относишься к тому, чтобы переселиться на Палм-Спрингс, милый? У Тео большая резиденция. Там есть прелестный маленький коттедж, как раз для тебя. Тео понимает, что мне нужен друг. Он удивительно чуткий. Ну, что скажешь?
Тучи внезапно рассеялись, небеса снова стали голубыми, и засияло солнце.
Что касается социального статуса, то ведь жиголо гораздо выше, чем шантажист. Меня, Берту и Тео ждал замечательный союз, просто шик-блеск!
Если я пойду с правильной карты (а Бог свидетель, я собирался играть по правилам!), то голод мне больше не грозит!