Сочинения

Святейшего Фотия, архиепископа Константинопольского, первая гомилия «На нашествие росов» [36]

1. [5] Что это? Что за гнетущий и тяжкий удар и гнев? Откуда обрушилась на нас эта страшная гроза гиперборейская [37]? Что за сгустившиеся тучи горестей, [6] каких осуждений суровые скрежетания исторгли на нас эту невыносимую молнию? Откуда низвергся этот нахлынувший сплошной варварский град — не тот, что срезает пшеничный стебель и побивает колос, не тот, что хлещет по виноградным лозам и кромсает недозревший плод, и не ломающий стволы насаждений и отрывающий ветви — что часто для многих бывало мерой крайнего бедствия, — но самих людей тела плачевно перемалывающий и жестоко губящий весь род [человеческий]? Откуда или отчего излился на нас этот мутный отстой — чтобы не сказать сильнее — таких и стольких бед? Разве не из–за грехов наших все это постигло нас [38]? Разве не обличение это и не торжественное оповещение о наших проступках? Не знаменует ли ужас настоящего страшные и неподкупные судилища будущего [39]? Не все ли мы ждем, — скорее, каждому очевидно, — что даже огненосец не спасется (Пословица: в древней Греции огненосец со священным факелом сопровождал войска и считался неприкосновенным, его гибель означала гибель всеобщую (ср. Herodot. Hist. VIII.6; Theoph. Cont. II.25; Leo Diacon. Hist. VI.10)) для потомков от этого несчастья и больше никто не окажется оставшимся в живых? [7] Воистину, беззакония — бесчестие народов (Притч. 14, 34) и как обоюдоострый меч (Сир. 21, 4) для всех прибегающих к нему. Мы были избавлены от зол, которыми бывали часто застигнуты; надо благодарить — но мы не заблагорассудили. Мы были спасены — и не радели. Были охраняемы — и пренебрегали тем, за что следовало опасаться возмездия. О разум жестокий и безрассудный [40], разве не достоен он претерпеть ужасы и бедствия! Мы строго взыскивали с задолжавших нам какую–либо малость, хотя бы пустяк, и наказывали их; мы не вспоминали о благодарности, когда благодеяние минуло; мы не сжалились над ближними, поскольку получили прощение, но как только избавлялись от грозивших ужасов и опасностей [41], делались для них еще свирепее; не считаясь ни с обилием и тяжестью собственных долгов, ни со снисхождением к ним Спасителя; не постыдившись ничтожности долга таких же как и мы рабов, даже мысленно не сопоставимого с нашим, мы, человеколюбиво освобожденные от многого и великого, за малое бесчеловечно поработили других [42]. [8] Мы радовались — и приносили горе; были прославляемы — и бесчестили; мы окрепли, достигли процветания — и возгордились, стали безумствовать. Мы утучнели, отолстели и разжирели, и если и не оставили Бога, как некогда Иаков, то как возлюбленный оттолкнули, насытившись (Вт. 32, 15), и как упрямая телица упорны стали (Ос. 4, 16)к заповедям Господа и пренебрегли требованиями Его.

Из–за этого шум брани на земле нашей и великое разрушение; из–за этого Господь открыл ханилище Свое и взял сосуды гнева Своего (Иер. 50 (27), 22; 25), из–за этого выполз [43] народ с севера, словно устремляясь на другой Иерусалим, и народ поднялся от краев земли, держа лук и копье; он жесток и немилосерд; голос их шумит, как море. Мы услышали весть о них — точнее, увидели воочию скопище их [44], — и руки у нас опустились; скорбь объяла нас, муки, как женщину в родах. Не выходите в поле и не ходите по дорогам, ибо меч витает со всех сторон! [9] (Ср.: Иер. 6, 22–25) Что мне сказать тебе, — воскликнет ныне со мной Иеремия, — град царственный? Кто спасет тебя и утешит тебя, ибо великим сделалось жерло раны твоей? Кто исцелит тебя? (Плач 2, 13)

Теперь вы рыдаете… И меня едва не поглотила скорбь, прервав мою речь. Но что вы кричите мне? Что сетуете? Послушайте меня, уймите немного вопль и дайте путь словам. Ведь и я лью слезы с вами — но как пламя, разгоревшееся со временем, не тушат мелкие капли (надо ли говорить, что только еще сильнее разжигают его?), так и гнев Божий, воспламененный нашими грехами, не удастся умилостивить преходящими слезами. И я лью слезы с вами, но презрели мы [45] слезы многих несчастных — не говорю уже, что опустошили [46] их. И я лью слезы с вами, если только настоящее время — время для слез; но не слишком ли велико случившееся несчастье для пролития слез? Ибо бывают, подлинно бывают превыше слез многие несчастья, [10] когда всё внутри воспалено укоренившимся [горем] или же сильно стиснуто и сжато, так что источаемая из глаз влага зачастую не может излиться [47]. Не вижу я ныне пользы от плачущих: ведь когда на наших глазах вражеские мечи утопают в крови наших соотечественников, мы же, видя, что нужно прийти на помощь, в растерянности не решаемся сделать это и пускаемся в слезы — какое утешение приносит это несчастным? [48] Кровь, хлынувшая из расчлененных тел, потекла бы бульшими реками, чем слезы, источаемые из наших глаз; но в то время как скверна прегрешений не счищается истекающими оттуда потоками крови, неужели смогут смыть ее струи из глаз?

Не теперь рыдать следовало бы, возлюбленные, но изначала ненавидеть грех; не теперь горевать, но издавна избегать наслаждений, от которых произошло наше горе. Ибо все равно что порабощенным жестокими господами не желать терпеть наказание бичеванием, так и нам, предавшим самих себя постыдным деяниям — умолять о пощаде от кар, попущенных по правосудию Божию (Ср.: Рим. 2, 5). Не теперь надо бы сетовать, но всю жизнь соблюдать целомудрие; не теперь расточать богатство, когда не знаешь сам, останешься ли его хозяином, но издавна воздерживаться от чужого, [11] пока нынешняя пагуба еще не укоренилась среди нас; не теперь торговать милосердием, когда торжество жизни вот–вот разрушится наступившими бедами, но никогда не поступать несправедливо, покуда имелась власть быть могущественным; не теперь бдеть на всенощной и прибегать к молебнам, бить себя в грудь и глубоко стенать, воздевать руки и преклонять колени, проливать слезы и скорбно взирать — когда настигли нас отточенные жала смерти (1 Кор. 15, 56). Все это следовало делать давно, давно — заняться делами добрыми, давно — раскаяться в злых. Ибо когда мы делаем это теперь, перед Судией в высшей степени справедливым и вовсе не склонным заменять приговор снисхождением [49], думаю, не к милости побуждаем Бога, но становимся горькими обвинителями имеющихся у нас грехов. Ведь те, кто ныне нашли в себе и способность, и силы жить целомудренно и боголюбиво, но при этом до того, как пришла лавина бед, не сделавшие ничего отвечающего добродетели и спасению, но столь беззаботно и легкомысленно запятнавшие страстями собственные души — разве не выступают они сами собственными обвинителями? [12] Ибо что же, скорбящий теперь, ты [50] раньше не воздерживался от неумеренного смеха, непристойных песен и сценических забав? Что же, теперь поникший взором, ты сдвигал брови и надувал щеки, являя лик, исполненный тиранства? Что же, милостивый к обиженным и хвалящийся состраданием, ты сам как чума обрушивался внезапно на первого встречного? Одним словом, что же, ныне принося пользу всем и вся, ты раньше ни с кем не вел себя сдержанно? Но ты высоко мнил о себе, глава беззаконных рук [51], и если не удавалось тебе отомстить заподозренному, жизнь считал ты не в жизнь; и в то время как нищий, голодающий у дверей (Ср.: Лк. 16, 20–21), был изгнан с омерзением, знаменитые насмешники, [52] насыщаясь твоими яствами и богатствами, ничуть не менее упивались и твоим простодушием; ты и любовью друзей пренебрегал за малую выгоду, и природным родством гнушался, и порывал связи знакомства — словно какой–то умопомраченный человек, человеконенавистный и склочный. Уж конечно же я не собираюсь перечислять здесь кражи и грабежи, непристойности и прелюбодеяния (Ср.: Мф. 15, 19) и другие непотребства [13] — великое и предостаточное горючее для этого разожженного и охватившего нас пламени. Знаю, что и вы ныне, сознавая все это, скорбите и печалитесь; но время стремительно, и Судья неподкупен, и угроза ужасна, и число грешников велико, и покаяние недостаточно. Часто сеял я слова увещевания в уши ваши, слова предостережения; но, как видно, произросли они в терниях (Лк. 8, 5–6). Я стыдил, бранил, указывал вам на пепел содомитов и на предшествовавший потоп, когда земля оказалась затоплена водами и род человеческий постигла всемирная гибель. Часто ставил я вам в пример народ израильский — избранный [53], возлюбленный, священство царственное (Исх. 19, 6), — за ропот, [14] за пререкание, за неблагодарность и тому подобные прегрешения бичуемый, врагами покоренными унижаемый и теми, над кем он торжествовал победу, одолеваемый, избиваемый, уничтожаемый. Часто внушал я вам: берегитесь! исправьтесь! обратитесь! Не дожидайтесь, пока изощрен будет меч — лук натянут! (Ср.: Пс. 7, 13 (в тексте LXX о мече сказано в будущем времени, о луке — в прошедшем; в русском переводе такого различия нет)) Не принимайте долготерпение за повод к пренебрежению! Не делайте зла в ответ на великое милосердие!

Но зачем я буду бередить сердца ваши, и так воспаленные? Или лучше ныне порицать опечаленных, чем отпустить отсюда безнаказанными получать [вышний] приговор, и использовать настоящее бедствие в помощь к обличению вас? Или же, опасаясь страданий, оставить не изобличенным непослушание и прегрешение? Так что же? Мы увещевали, грозили, говоря о Боге: Бог наш ревнитель, долготерпелив, но если прогневается — кто устоит? (Ср.: Наум 1, 2; 3; 6)

2. [15] Все это говорил я, но, как видно, прял в огонь (Древнегреческая поговорка [Corpus paroemiographorum graecorum / Ed. E. L. von Leutsch, F. G. Schneidewin. Go ttingen, 1839. T. I. P. 130]) — ибо теперь мне можно — о, если бы не пришлось к месту! — вспомнить эту поговорку; ведь вы не обратились, не раскаялись, но отяготили уши свои (Зах. 7, 11), чтобы не слышать слово Господне. Из–за этого излился на нас Его гнев, и Он был бдителен к грехам нашим (Бар. 2, 9) и обратил лице Свое против нас (Иез. 15, 7). Горе мне, что продлилось пребывание мое (Пс. 120 (119), 5 (русский синодальный перевод даёт иной смысл)) — хотя и недолгое [54], — восклицаю я с Давидом псалмопевцем; продлилось так, что, взывая, я не был услышан и что вижу как туча варваров затопляет кровью иссушенный грехами град наш. Горе мне, что я сохранен был для этих бед; что мы сделались посмешищем у соседей наших, поруганием и посрамлением у окружающих нас (Пс. 79 (78), 4); [16] что коварный набег [55] варваров не дал молве времени сообщить о нем, чтобы были обдуманы какие–нибудь меры безопасности [56], но сама явь бежала вместе с вестью — и это в то время [57], как нападали оттуда, откуда [мы] отделены столькими землями и племенными владениями, судоходными реками и морями без пристаней [58]. Горе мне, что вижу народ жестокий и дикий [59] безнаказанно обступившим город и грабящим пригороды, все губящим, все уничтожающим — поля, жилища, стада, скот, жен, детей, стариков, юношей — все предающим мечу, не слушая никаких воплей, никого не щадя. Погибель всеобщая! Как саранча на ниву и как ржа на виноградник, точнее — как вихрь, или буря, или ураган, или не знаю что еще, обрушившись на нашу землю, он погубил целые поколения жителей. [17] Блаженны те, кто пал жертвой кровавой руки варвара, ибо, погибнув, они тем скорее избежали переживания охвативших нас отчаянных бедствий; если бы отошедшие от всего этого [в мир иной] могли чувствовать, и они вместе со мною оплакивали бы еще остающихся, которые, наполнившись теми горестями, от которых непрерывно страдают, никак не избавятся от них и там, где ищут смерть, не находят ее. Ибо гораздо предпочтительнее один раз умереть, чем постоянно ожидать смерти, непрестанно оплакивая страдания ближних и сокрушаясь душою.

3. Где ныне василевс христолюбивый [60]? Где войска? Где оружие, [оборонительные] машины, полководческие советы и приготовления? Разве не нашествие других варваров [61] перенесло и отвлекло на себя все это? И василевс выносит дальние труды за рубежами [империи] [62], воинство отправилось с ним и разделяет тяготы, — нас же истощает гибельное убийство, на наших глазах настигшее одних и уже настигающее других. Этот скифский народ [63], жестокий и варварский, выползя [64] из самых предвратий города, будто полевой зверь объел (Пс. 80 (79), 14) окрестности его. [18] Кто же будет сражаться за нас? Кто выступит против врагов? Мы лишены всего, беспомощны со всех сторон [65]. Какая скорбь сравнится с этими бедствиями? Какой плач сможет выразить безмерность обступивших нас несчастий? Приди ко мне, сострадательнейший из пророков (Имеется в виду пророк Иеремия)! Оплачь Иерусалим, не тот древний, — столицу одного народа, от одного корня давшего двенадцать отраслей, — но тот, что над всей вселенной, какую только озаряет христианский закон, господствует древностью и красою, величием и блеском, богатством и обилием жителей. Оплачь со мной сей Иерусалим, еще не захваченный и не павший в прах, но стоящий на грани захвата и потрясаемый видимым; оплачь царицу городов, не уведенную пока в плен, но чья надежда на спасение уже пленена; взыщи голове воду и глазам источник слез (Иер. 9, 1), и сострадай, и печалься за нее, ибо плачущая плачет в ночи, и слезы ее на ланитах ее, и нет у нее утешителя (Плач 1, 2),ибо грех согрешил Иерусалим, и за то сделался отвратителен (Плач 1, 8), [19] и поражавшиеся его мощью смеются над ним; ибо ниспослал Господь огонь в кости его и накинул ярмо Свое на шею нашу, и дал в руки наши мучения, которые не можем выдержать (Плач 1, 13–14 (русский синодальный перевод дает несколько иной смысл)); оплачь, ибо истощились от слез глаза мои (Плач 2, 11), волнуется моя внутренность и сердце мое перевернулось во мне за то, что я, сопротивляясь, воспротивилась, и отвне обесчадил меня меч (Плач 1, 20), и разинул враг пасть свою, и заскрежетал зубами, говоря: Поглощу ее! (Плач 2, 16–20) О град царственный! Скопище каких бедствий захлестнуло тебя! И происходящие из чресл твоих (Ис. 48, 19), и те, кто роскошно обустроился перед городской стеной — снискав жребий по варварскому закону пожираются недрами моря и пастью огня и меча [66]. О добрая надежда всех! Какая гроза бедствий и множество ужасов, окружив со всех сторон, унизили твою знаменитую славу! [20] О град, царствующий едва ли не над всей вселенной, какое войско, безначальное [67] и рабским образом [68] снаряженное, издевается над тобою как над рабынею! О град, украсившийся добычей от многих народов, какой народ вздумал сам обобрать тебя! О тот, кто водрузил множество трофеев в честь побед над врагами в Европе, Азии и Ливии, каким образом ныне направила на тебя копье рука варварская и низменная, кичась пронести трофей победы над тобой! Ибо всё дошло у тебя до такой порчи, что и твоя неодолимая сила [69] словно перебродила в глубочайшее бессилие, а бессильное и униженное [племя] противников — [о] человеколюбивое Око! [70] ^— пробует показать на тебе силу руки и украситься именем славы. О царица царствующих градов, многих выручавшая из опасностей союзничеством, многих поставленных на колени распрямлявшая оружием, ныне же лежащая в разорении и совершенно лишенная заступников! [71] О благодать и сияние святых храмов, о величие и краса, изящество и великолепие, о [место] жертв бескровных, трепетных приношений и трапезы таинственной, о алтарь, место заповедное и священное — как грозят ноги врагов твоих осквернением! [21] О святыня чтимая, и вера непорочная, и служение чистое — как разверзлась на нас пасть нечестивых и яростных! О седины, помазание и священство иереев! О святой мой храм Божий и Божьей Мудрости, неусыпное око вселенной! [72] Рыдайте девы, дочери Иерусалима! Плачьте юноши града Иерусалимского! Скорбите и матери; лейте слезы младенцы, лейте, ибо величие страдания заставляет сопереживать и вас! Плачьте, так как умножились для вас беды (1 Макк. 1, 9), и нет избавителя (Ос. 5, 16), и нет защитника!

4. Но доколе этот плач? Доколе скорбь? Доколе рыдание? Кто услышит, и как утихнет сокрушение (Чис. 17, 13)? Кто смилуется? [22] Кто вступится за нас? Если бы был кто Моисеем, то сказал бы Господу: Если простишь им, прости; если же нет — изгладь и меня из книги жизни, которую написал! (Исх. 32, 32); а нам: Господь будет поборать за нас, а мы будем спокойны (Исх. 14, 14). Но нет, так как не стало праведного (Пс. 12 (11), 2) на земле; нет Моисея, нет и Авраама, чтобы раскрыть уста, и осмелиться, и сказать Богу: Неужели погубишь праведного с нечестивым, и праведный будет как нечестивый? (Быт. 18, 23) Нет того, кто произнес бы те человеколюбивые и удивительные призывные слова, из–за которых при десяти праведных десятитысячный [73] город, пошедший против природы, упросил [Авраам] допустить ко спасению, услышав от Бога всяческих [74]: Если найдется в городе десять — нет, не истреблю ради десяти (Быт. 18, 32). [23] Да, нет Моисея, нет Авраама, но если вы захотите — скажу невероятное, однако же истинное — сможете сами себе подготовить Моисея, сможете явить Авраама! Ведь и Моисей, когда народ вел себя беспечно, бывал — страшное дело, но еще не так страшно — не услышан в ходатайствах, но совсем уж ужасно то, что зачастую многих из тех, для которых делал все, истреблял собственноручно. И Авраам видел тех, за которых увещевал и умолял, гибнущими в испускании огня, так как пашнею их были тернии страстей. Можете, если захотите, чтобы и тот сказал вам: «Господь будет сражаться за нас, а мы будем безмолвны». Желаете ли знать, как боюсь я, что плач ваш — временный; что милосердие ваше — ненадолго; что целомудрие — краткосрочно; братская любовь [24] — покуда враждебность окруживших врагов, являясь общей бедой, подталкивает вас к единодушию; смирение и скромность нравов — пока впереди пленение; спесь попрана и гнев обуздан, и язык служит орудием духовных песнопений, а не срамных речей — покуда клич врагов поражает слух ваш; бдение в молебнах и всенощных, и пост, и стенания — пока [грозит] смерть от меча?

5. Вот что беспокоит и волнует меня гораздо больше оружия варваров. Этого боюсь, видя, как ныне легко и всеми совершается то, что прежде не делалось с трудом ни порознь, ни кем–то одним. Пугает и огорчает меня, что когда рядом наказание, тогда и мы хвалимся раскаянием; что когда случаются бедствия, тогда устремляемся к полезным делам. Поэтому и нет теперь Моисея, нет Авраама. Если же и по прошествии нахлынувшего ныне на нас горя вы сохраняли бы такую же благопристойность, и порядок, и состояние — выставили бы многих Моисеев и Авраамов, чтобы умилостивить Бога сражаться для нас и за нас. [25] Но что я говорю о Моисее и Аврааме? Самогo общего нашего и их Господа [75] сделали бы вы нашим заступником и защитником; Того, Кто привел (Ср.: Иер. 5, 15) врага за грехи наши — сокрушающим силу вражескую; наказывающего — исцеляющим; гневающегося — человеколюбивым, ибо велика милость Господа и Бога нашего и примирение Его с обращающимися к Нему (Сир. 17, 27). Сделайте священными и исправьте, по зову Иеремии, пути ваши и деяния ваши, и послушайтесь гласа Господа, и Господь отменит бедствие, которое изрек на вас (Иер. 26 (33), 13). Но вы не хотите… Не кричите, не шумите! Лучше было бы спокойно благодарить за то, от чего мы не пострадали, пока всю жизнь источались для нас щедрые источники благ, чем вопить во весь голос из страха испытать то, что следует испытать живущим неправедно, и пытаясь избежать громады бесчисленных горестей, висящей на волоске.

6. Но уймите плач, перестаньте! Сделайтесь стойкими стражами всего этого. Осмелюсь сказать: я стану порукой за ваше спасение! Говорить вам так я дерзаю из–за ваших обетов, а не из–за моих дел, из–за ваших обещаний, а не из–за моих слов. [26] Я ручаюсь за ваше спасение, если сами точно исполните обязательства; я — за избавление от несчастий, если вы — за твердое раскаяние; я — за уход врагов, если вы — за отход от страстей. Точнее, не я порукой этому, но и за себя самого, и за вас — если, конечно, вы окажетесь безоговорочными исполнителями этого уговора — я вас самих выставляю поручителями, вас самих объявляю ходатаями. Ну а Господь, будучи человеколюбив и сожалея о бедствии (Иоил. 2, 13) человеческом, скажет вам: Вот, изглаживаю беззакония твои, как облако, и грехи твои, как туман; обратись ко Мне, и Я искуплю тебя (Ис. 44, 22), и: обратитесь ко Мне, и Я обращусь к вам (Зах. 1, 3), [27] и еще: Иногда скажу о народе или о царстве, что сокрушу его и погублю; но если обратится этот народ от своих злых дел, откажусь и Я от всего зла, которое помыслил сделать ему (Иер. 18, 7–8).

7. Итак, настало время, возлюбленные, обратиться к Матери Слова, единственной нашей надежде и прибежищу. Возопим к Ней, взывая о помощи: Спаси град Свой, как Ты умеешь, Владычица! Поставим Ее посредницей к Сыну Ее и Богу нашему и сделаем свидетельницей и ручательницей нами уговоренного Ту, Кто передает просьбы наши, и источает человеколюбие от Рожденного Ею, и рассеивает тучу вражескую, и возжигает нам луч спасения. Ее ходатайством будем избавлены от нынешнего гнева, избавлены и от грядущего и неотвратимого осуждения во Христе Иисусе, Господе нашем, Коему надлежит вся слава, и благодарение, и поклонение вместе со Отцем и Святым Духом, ныне, и присно, и во веки веков. Аминь!

(пер. П. В. Кузенкова)

Текст воспроизведен по изданию: Древнейшие государства. 2000