Сочинения в четырех томах. Том 2

Перевод А. Горского, Ю. Смирнова

Глава 1

Я посадил всех четверых в аэропорту Уайт-Вальтхем в новенький «Чероки шесть 300», которому так и не пришлось спокойно устареть. Его внутренняя бледно-голубая обивка еще источала запах новой кожи, а на ослепительно белом фюзеляже даже самый придирчивый взгляд не обнаружил бы ни единой царапины. Чудесный маленький самолетик. Был…

Они сделали заказ на полдень, но в одиннадцать сорок, когда я прилетел за ними, эти четверо уже торчали в баре. Опознать их не составило особого труда: четыре кресла вокруг столика, на креслах — небрежно брошенные легкие плащи, три футляра с биноклями, два экземпляра газеты Спортивная жизнь и маленькое жокейское седло. Они стояли тесным кружком, но с первого взгляда можно было понять, что отнюдь не дружба свела этих людей вместе. Один из них, крупный мужчина, прямо-таки кипел от злости. Самый маленький — явно жокей — застыл в напряженной позе, с побагровевшим лицом. Двое других, пожилой невысокий человек и женщина средних лет, уставились взглядами в пространство, причем выражение их лиц показывало, что они о чем-то усиленно размышляют.

Я пересек бар, подошел к группе и, ни к кому конкретно не обращаясь, спросил:

— Майор Тайдермен?

Невысокий мужчина, ответивший мне коротким «Да?'*, видимо, получил это звание давным-давно. Лет семидесяти, но еще сохранявший спортивную форму, с жесткими усиками, маленькими острыми глазками и лысиной, прикрытой остатками седоватых, зачесанных набок волос. Во всей его фигуре чувствовалось крайнее напряжение.

— Самолет к вашим услугам, майор, — обратился я к нему. — Я Мет Шор, пилот.

Тайдермен взглянул через мое плечо, словно кого-то высматривая.

— А где же Ларри? — резко спросил он.

— Его нет. Получил работу в Турции.

Майор перевел взгляд на меня.

— Вы новичок?

— Новичок, — подтвердил я.

— Надеюсь, маршрут-то вы знаете, — пробурчал майор.

— Сделаю все, что в моих силах.

— А вот в прошлый раз, когда я тоже летела на скачки, пилот ухитрился заблудиться, — заметила стоявшая рядом с майором женщина.

Я посмотрел на нее с улыбкой, призванной внушить ей полное доверие к моей особе.

— Погода сегодня хорошая, и нет оснований опасаться, что изменится к худшему.

Тут я, признаться, покривил душой: прогноз на этот июньский день обещал грозовую облачность. Пассажирка пренебрежительно взглянула на меня. Ей было под пятьдесят, выглядела она хрупкой. Из-под густых черных бровей смотрели светло-карие глаза, и, хотя складка губ была мягкой, держалась она с той непринужденной властностью, которая свидетельствовала о ее более высоком положении в обществе, чем у Тайдермена.

Напряженность, царившая до того среди членов компании, постепенно рассеивалась. Жокей неторопливо отпивал лимонад, на его щеках уже не пылали ярко-красные пятна. Ему можно было дать лет двадцать с небольшим, был он рыжеволосым и маленьким, как и подобает жокею.

Женщина взглянула на жокея и тоном более дружеским, чем смысл ее слов, бросила:

— Кенни Бейст, уж не сошел ли ты с ума? Если ты и дальше будешь раздражать майора Тайдермена, придется тебе подыскивать другую работу.

Кенни Бейст поджал губы розанчиком, отодвинул недопитый лимонад, взял один из плащей и седло и повернулся ко мне.

Где стоит самолет? Хочу положить свое добро.

Говорил он с сильным австралийским акцентом, с ноткой возмущения в голосе.

— Дверца закрыта, — отозвался я. — Пойдемте вместе.

— Просто ради порядка, — заговорил я. — Как фамилии других пассажиров?

Бейст с удивлением повернулся ко мне.

— Вы ее не знаете?! Нашу Энни Вилларс? Выглядит как старая милая бабуся, а язычок как бритва. Все знают нашу маленькую Энни, — добавил он мрачно.

— Во всем, что касается скачек, я профан.

— Да? Кроме того, она еще и тренер. И, надо признать, отменный тренер, иначе я не стал бы работать у нее, да еще с ее язычком. Должен сказать, приятель, что когда она орет на ребят в своей конюшне, ее ругательствам может позавидовать любой грузчик. А вот с владельцами лошадей она ну прямо ангел, и они у нее, как овечки.

— А как фамилия другого пассажира? Того, здорового?

— Мистер Эрик Голь-ден-берг. — Он так и произнес эту фамилию — слог за слогом, уже без всякого восхищения, с презрительной гримасой.

Покончив с этими справками, Бейст замолчал, вновь переживая неприятный разговор со своим хозяином. Молча мы подошли к самолету и сложили вещи в багажное отделение позади сидений.

— Сначала летим в Ньюбери, не так ли? — заговорил, наконец, Бейст. — Захватим Коллина Росса. Вы, конечно, наслышаны о Коллине Россе?

— Пожалуй.

Да и как не быть наслышанным об этом знаменитом жокее, если он пользовался большей популярностью, чем сам премьер-министр, и зарабатывал в несколько раз больше, чем глава правительства! Его лицо смотрело на вас со множества рекламных щитов, призывающих к постоянному употреблению молока, и даже в детском журнале о нем печатался серийный комикс. Кто же не слышал о Коллине Россе!

Кенни Бейст поднялся в самолет и уселся на одно из двух задних сидений. Еще перед вылетом с базы, не больше часа назад, я тщательно обследовал машину, но сейчас снова, хотя и бегло, осмотрел салон. Я совершал свой третий рейс для фирмы Воздушные такси Дерридауна, где работал всего четвертый день, и не хотел рисковать после тех неприятностей, которые учинила мне судьба в недавнем прошлом.

К тому времени, когда я закончил осмотр, из бара вышли трое моих пассажиров и направились к самолету. Я запросил диспетчера по радио, получил разрешение на взлет, вырулил, чтобы встать против ветра, и поднял свою маленькую машину для двадцатимильного прыжка через Беркшир. До этого я никогда не возил любителей скачек. Мои пассажиры ранее уже летали в Ньюбери, и майор посоветовал мне обратить внимание на линии электропередачи, пересекавшие подходы на посадку. Я приземлился на свеже-подстриженную траву и подрулил к трибуне, притормозив как раз перед ограничительной изгородью. На дороге показался старенький форд, промелькнул мимо трибуны, въехал в ворота, устроенные в изгороди, и, подпрыгивая, направился через поле к самолету. Футах в двадцати автомобиль остановился, из него вышел пассажир и зашагал к самолету. На нем были выцветшие синие джинсы, белесый шерстяной свитер с синей каемкой и на маленьких ногах черные кеды. Я видел его русоватые волосы, опускавшиеся на широкий лоб, короткий прямой нос и округлый женский подбородок; его фигуре могла бы позавидовать любая девушка. И все же в нем угадывалось что-то мужественное, а в глазах читалась усмешка, как у каждого, кто хорошо познал жизнь. Он уже постарел душой, хотя ему никто бы не дал больше двадцати шести.

— Доброе утро, — поздоровался я.

Он протянул мне руку. Его пожатие было твердым и коротким.

— А Ларри? — спросил он.

— Уехал. Я Мет Шор.

— Чудесно, — равнодушно ответил он. Себя он не назвал, считая, что в этом нет необходимости. Я подумал, как нелегко, должно быть, в положении Коллина Росса оставаться самим собой, обыкновенным человеком. Он ничем не подчеркивал свою известность, как делают иные знаменитости, а по его скромному костюму я понял, что он поступает так вполне обдуманно.

— Боюсь, мы опаздываем, — заметил он. — Придется поднажать.

— Постараюсь…

Полет в северном направлении прошел нормально. Я посадил машину в Хейдоке на травяную полосу, обозначенную в центре ипподрома, и по указанию майора подрулил почти к самому ограждению, ярдах в ста от трибун. Пассажиры выбрались из самолета.

Майор Тайдермен нервно потрогал себя за усы.

— Последний заезд в четыре тридцать, — сказал он. — После этого нужно будет выпить. Вылет назначим на пять пятнадцать. Вас устраивает?

— Да, майор.

— Утверждается.

— Не тратьте. деньги на заезд в три тридцать, дружище, — посоветовал мне Кенни. Услышав слова Бейста, Гольденберг мгновенно побагровел и уже замахнулся, намереваясь ударить жокея, но его остановил резкий окрик Вилларс:

— Да перестаньте же, идиот!

Гольденберг от изумления раскрыл рот, рука его медленно опустилась.

У меня появился некоторый интерес к тому, что произойдет в три тридцать и, возможно, поможет скоротать время. Я тщательно закрыл дверцы багажных отделений и навел порядок в самолете. Энни Вилларс курила тонкие коричневые сигары. Гольденберг принимал таблетки для пищеварения, каждая в отдельной бумажке, а Тайдермен оставил на кресле «Спортивную жизнь».

Пока я прибирал в салоне, приземлились еще два самолета — четырехместная «Цессна» с высоко расположенными крыльями и шестиместный двухмоторный «Ацтек». Из самолета вывалились несколько человек и через трек бросились к паддоку[4]. Вслед за ними направились трое или четверо более крупных и степенных пассажиров, увешанных биноклями и сумками, набитыми, как я узнал потом, принадлежностями жокейских костюмов. Позже всех и уже совсем неторопливо из каждого самолета вышло по человеку, одетому почти так же, как я, — в черных брюках и белых сорочках с аккуратными темными галстуками. Не желая показаться необщительным, я выждал некоторое время и не спеша подошел к ним. Они с безразличным видом повернулись ко мне.

— Алло! — сдержанно поздоровался я. — Чудесный денек!

— Возможно, — отозвался один из них.

Они продолжали холодно меня рассматривать. Они курили, но ни один из них не предложил мне сигарету. Я привык к подобному обращению, отвернулся и стал читать написанные на машинах названия фирм, на которые они работали. Впрочем, на хвостовой части обоих самолетов была обозначена одна и та же фирма: «Полиплейн».

«До чего же это печально! — размышлял я. — Они видят во мне личного врага…» И все же я снова попытался заговорить с ними:

— Издалека держите путь?

Они продолжали молча сверлить меня взглядами. Я давно уже понял, что это кто-то выдумал, будто есть у нас крепкое, дружное братство пилотов, что в действительности они способны так же скверно относиться друг к другу, как и все остальные. Я вернулся к своему самолету.

Плохое настроение уже давно стало у меня хроническим. Новая работа вселяет в человека новые надежды, поднимает настроение, но действительность снова и снова разбивает его мечты. С тех пор как я, полный радужных надежд, начал учиться летать, это была моя шестая работа и четвертая после того, как надежды рассеялись, словно дым. Сменив самолет для химической обработки посевов на воздушное такси, я думал, что наконец-то нашел занятие по душе. Да, оно оказалось интереснее, но я обманывал себя, надеясь избавиться от склок и неприятностей.

По фюзеляжу кто-то постучал, потом послышались шаги по крылу. Слегка приоткрытая дверь с силой распахнулась, и я увидел стройную темноволосую девушку в больших солнцезащитных очках, синем льняном платье и высоких белых сапожках. Выглядела она потрясающе, и день вдруг показался мне удивительно хорошим.

— Ну и дрянь же ты все-таки! — воскликнула она.

Глава 2

— О, о!.. Да тут кто-то другой! — спохватилась она, сняла очки и положила в белую сумку, висевшую у нее на плече.

— Ничего, ничего!

— А где же Ларри?

— Улетел в Турцию.

— Я забыла сумку с сотней фунтов в этом самолете три недели назад, когда мы летели в Донкастер. Ларри не раз обещал вернуть ее в следующем рейсе на скачки или передать через Коллина, и все три недели забывал.

— Коллин… Коллин Росс?

Девушка рассеянно кивнула.

— Он ваш муж?

Она с удивлением посмотрела на меня и рассмеялась.

— Бог мой, нет! Брат. Он тогда дал мне эти сто фунтов. Один владелец лошадей сделал ему хороший подарок денежками — он и отсчитал мне оплатить счет за обучение летному делу.

Я с интересом взглянул на нее.

— Ну, и чему-то вы уже научились?

— Права пилота я получила, но продолжала обучение пилотированию по приборам, осваивала радионавигацию и всякую такую музыку. Я уже налетала девяносто пять часов — правда, за четыре года.

Значит, девушка была новичком-пилотом с тем летным стажем, который порождает опасные иллюзии. После восьмидесяти летных часов они, новички, уверены, что знают почти все, после ста убеждаются, что не знают ничего, а между двумя этими цифрами — самый высокий процент аварийности.

Мне пришлось ответить на ее вопросы о моем самолете, потом она вдруг заторопилась:

— Нет смысла торчать тут целый день. Хотите посмотреть скачки?

— Нет.

— А то пойдемте?

Солнце ярко светило, девушка была мила, я сказал «хорошо» и выбрался-вслед за ней на траву. Теперь бесполезно гадать, как развивались бы события, останься я в самолете. Я достал из заднего багажного отделения свою куртку, запер дверцы машины и поспешил догнать девушку.

На демонстрационный плац высыпала кучка маленьких, пестро одетых жокеев, тотчас присоединившихся к владельцам лошадей и тренерам, поглощенным какими-то серьезными разговорами.

— Вас зовут как-нибудь? — спросил я у девушки.

— Как-нибудь — да.

— Спасибо.

— Ненси, — смеясь, сообщила она. — А вас?

— Мет Шор.

Жокеи, словно горсть брошенного конфетти, кинулись к лошадям — выхоленным, стройным, длинноногим — и помчались на трек.

Девушка увлекла меня к трибунам и подвела к местам «Для владельцев и тренеров». У рослого билетера, стоявшего у подножия ведущей на трибуну лестницы, при виде Ненси лицо расплылось в широкой улыбке, ее появление настолько отвлекло его внимание, что он забыл спросить у меня пропуск или билет.

Двое из моих пассажиров находились тут же. Энни Вилларс внимательно, поджав губы, наблюдала за гарцевавшими мимо трибун лошадьми; игра в женственность была на время отложена, в манерах появилось нечто фельдмаршальское. Майор Тайдермен, широко расставив ноги, склонился над программкой и делал на ней какие-то заметки. Подняв голову, он увидел меня и Ненси и решительно подошел к нам.

— Вы не заметили, — обратился он ко мне, забыв при этом назвать по имени, — я случайно не оставил в самолете «Спортивную жизнь»?

— Да, майор, оставили.

— Дьявольщина! Я кое-что записал на газете для памяти… Придется сходить, как только кончится заезд.

— Может, вы хотите, чтобы я сходил?

— М-м… Очень мило с вашей стороны, друг мой, но… Нет, не стану вас утруждать. Мне полезно пройтись самому.

— Самолет закрыт, майор. Вам потребуются ключи.

Я достал из кармана и передал ему связку ключей.

— Хорошо. — Он чинно кивнул. — Прекрасно.

Очередной заезд начался и кончился прежде, чем я обнаружил среди жокеев цвета Коллина Росса, хотя это не представляло особой трудности, ибо его лошадь пришла первой.

— Как Мидж? — спросила Энни Вилларс у Ненси, вкладывая в футляр свой огромный бинокль.

— Спасибо, гораздо лучше. Она быстро поправляется.

— Очень рада. Ей, бедняге, трудно пришлось.

Ненси с улыбкой кивнула. Все начали спускаться по лестнице.

На пути от демонстрационного плаца нас остановил майор Тайдермен. В одной руке он держал «Спортивную жизнь», другой протягивал мне ключи от самолета.

— Я снова все запер, как было, — заявил майор, вручая связку ключей.

— Спасибо.

После третьего заезда мы пошли в бар. Официантка подала нам по стакану кока-колы. Бар был заполнен только наполовину, и все же в нем казалось тесновато из-за рослого, грубого на вид типа, говорившего с сильным австралийским акцентом. На ноге у него белела свежая гипсовая повязка, передвигался он на костылях, к которым еще явно не привык. Он все время натыкался на посетителей, извинялся и так хохотал, что заглушал стоявший в баре гул многих голосов.

— Не научился я пока пользоваться этими подставками…

Рослый австралиец начал рассказывать свою историю каким-то двум знакомым, согласившимся его выслушать.

— Имейте в виду, я вовсе не огорчен, что сломал ногу. Лучшего капиталовложения я еще никогда не делал. — Он разразился хохотом, и многие из посетителей бара тоже невольно начали улыбаться. — Вы понимаете, заплатил я свою страховку, а через неделю — бац! — свалился с лестницы. Ну и отхватил за это тысячу фунтов. Кругленькую тысчонку за падение с лестницы, а?! — Он опять заржал, страшно довольный самим собой. — А теперь трогайтесь, друзья! Допивайте и пойдем поставим кое-что из манны небесной на Кенни Бейста, мы же с ним добрые приятели.

Ненси объявила, что именно этот заезд ее особенно интересует, и поднялась на трибуну. Не раздумывая, я последовал ее примеру. Искоса заглянул в программку скачек, которую держала перед собой девушка. В ней указывалось, что Кенни Бейст поведет лошадь Рудиментс, принадлежавшую герцогу Вессекскому и тренируемую мисс Вилларс: номер семь, цвета жокея — коричневато-зеленый с серебристой перевязью и такая же жокейка. Я понаблюдал, как лошадь легким галопом прогарцевала мимо трибун, и подумал, что герцог Вессекский выбрал для своего жокея цвета, различать которые на фоне темнозеленой травы так же трудно, как уголь в темноте.

На этот раз дистанция заезда, кажется, равнялась семи фарлонгам[5]. Лошади сорвались со старта, и я увидел Рудиментса уже на последней сотне ярдов. Кенни закончил заезд третьим.

Ненси заявила, что ее опять мучает жажда, и мы зашли в маленький бар для членов клуба владельцев. Австралиец с гипсовой повязкой на ноге был уже там и рассказывал все ту же историю, но уже другой аудитории. Его гулкий жизнерадостный голос наполнял весь бар. Как выяснилось позже, его звали Эйси Джонс.

Не успели мы опомниться, как оказались в компании, собравшейся вокруг австралийца, и он принялся опрашивать всех, кому что заказать.

— Да бросьте вы, — с отвращением воскликнул Джонс, узнав, что я хочу кока-колы. — Это для баб, а не для мужиков.

— Оставь его в покое, Эйси, — вмешался Гольден-берг, один из моих пассажиров. — Он летчик и должен на самолете доставить меня домой. Не хватало мне еще пьяного пилота!

— Пилот, да? — громкий голос австралийца довел эту информацию до сведения всех посетителей бара, которых абсолютно не интересовало, кто я и что я. — Один из летунов, да? Большинство моих знакомых пилотов — это банда настоящих сорвиголов. Живут, не задумываясь, любят, не задумываясь… Ребята хоть куда!

Пилоты, ораторствовал Джонс, должны быть своего рода лихими бродягами, презирать риск и опасности, подчинять себе небо. А те, кто слушал австралийца, лишь одобрительно улыбались и кивали в знак согласия. Невдомек им, видно, было, что главное для любого пилота — трезвость, педантичность даже в мелочах, мгновенная реакция на непредвиденное и осторожность. Есть старые пилоты и есть глупые пилоты. Но нет старых глупых пилотов — глупые просто не доживают до старости.

Воспользовавшись тем, что присутствующие в баре столпились вокруг австралийца, мы с Ненси пробрались к дверям и вышли на воздух. Солнце все еще светило, но маленькие белые облачка уже сгущались в темно-серые тучи. Я взглянул на часы: четыре двадцать. Оставалось около часа до назначенного майором времени вылета.

Мы подошли к стойлам и видели, как ее брат усаживался на свою лошадь для последнего заезда, потом — с трибуны «Для владельцев и тренеров», — как он выиграл его, и это было все. У подножия лестницы Ненси начала прощаться.

— Спасибо, вы хорошо меня охраняли.

— Это доставляло мне удовольствие.

У Ненси была гладкая золотистая кожа, сероватокарие глаза, темные брови и почти никакой косметики и духов. Полнейшая противоположность бросившей меня жене.

— Надеюсь, — продолжала Ненси, — мы еще встретимся, я иногда прилетаю на скачки.

Она помолчала и попросила:

— Вы можете сделать мне одно одолжение? Я останусь тут на несколько дней у тети, а утром купила подарок для сестры Мидж и передала его Коллину, чтобы он отвез его домой. Но у него дырявая память, кроме своих лошадей он ничего не помнит. Не могли бы вы перед отлетом поинтересоваться, не забыл ли он мой подарок в раздевалке?

— Пожалуйста… Но ваша сестра… Насколько я понял, она болела?

Ненси подняла голову к напоенному солнечным теплом и светом небу, потом потупилась, но тут же взглянула на меня, и я увидел в ее глазах боль и горе, которые она скрывала от людей за маской жизнерадостности.

— Да, болела… И будет болеть… У нее белокровие.

Она помолчала, судорожно глотнула воздух и добавила:

— А мы с ней близнецы…

Направляясь через трек к своему «Чероки», я встретил Кенни Бейста. Он шел от самолета с плащом в руке. Его лицо было багровым от ярости.

— Я не лечу с вами, — объявил он. — Скажите этой проклятой Энни Вилларс, что я не лечу. Я больше не намерен ублажать ее. Прошлый раз меня чуть не выгнали за то, что я выиграл, а на этот раз — за то, что я не выиграл. Ошибаетесь, если думаете, что и тогда, и теперь я мог сам решать, как мне поступить. Скажу прямо: я не полечу на вашем самолете, не хочу, чтобы меня всю дорогу пилили…

— Хорошо, скажу. — Он вызывал у меня искреннее сочувствие.

— Я взял из самолета свой плащ. Домой вернусь на поезде.

— Вы взяли плащ? Но самолет-то заперт.

— Нет, не заперт. Плащ лежал в заднем багажном отделении.

Кенни быстро ушел, а я, раздраженный и озадаченный, направился к самолету. Тайдермен уверял, что снова запер машину после того, как отыскал свою газету. Значит, он этого не сделал?

Из моей группы первой появилась Энни Вилларс. Она вручила мне плащ и бинокль, и я положил их в багажник.

— Кенни Бейст просил передать, что он отказывается лететь с вами, — сообщил я. — До Ньюмаркета он доберется с какими-нибудь попутчиками.

В глазах Вилларс мелькнул гнев, но она сдержалась, вежливо поблагодарила и сказала: «Меня это не удивляет». Затем поднялась в самолет, пристегнулась к сиденью и погрузилась в молчание, посматривая на пустеющий ипподром к?иим-то отсутствующим взглядом.

Тайдермен и Гольденберг вернулись вместе.

— Меня вовсе не удивит, — говорил Гольденберг, — если я узнаю, что этот маленький сопляк все время надувал нас и получал от какого-нибудь букмекера больше, чем платили мы. Он обвел нас вокруг пальца, вот что он сделал. Я убью этого хлюпика! Так я и сказал ему.

— И что же он ответил? — поинтересовался Тайдермен.

— Что не предоставит мне такой возможности. Наглец!

Они швырнули свои вещи в багажное отделение и некоторое время постояли у задней дверцы, продолжая что-то сердито бубнить.

Коллин Росс пришел последним — маленький, ничем не примечательный, в выцветших джинсах и помятой майке.

Я сделал несколько шагов ему навстречу.

— Ваша сестра Ненси просила меня узнать, не забыли ли вы захватить подарок для Мидж.

— Вот чертовщина… — скорее устало, чем раздраженно бросил Росс. Он участвовал сегодня в шести трудных заездах, в трех из них победил и выглядел таким изнуренным, что, казалось, даже ребенок мог бы свалить ого одним толчком.

— Если не возражаете, я схожу за подарком, — предложил я.

— Правда? — Росс заколебался, потом вяло махнул рукой. — Буду признателен. Пойдите, пожалуйста, в комнату для взвешивания и найдите моего конюха Джиндери Мунди. Сверток лежит на полке над моей вешалкой. Он отдаст его вам.

Подарок оказался там, где и указал Росс. Это была какая-то вещь размерами чуть меньше коробки для обуви, завернутая в розовую и золотистую бумагу и перевязанная тесемкой с розовым бантиком. Я принес сверток к самолету, и Коллин положил его на сиденье, которое раньше занимал Кенни Бейст.

Тайдермен уже пристегнулся ремнем и сидел, нервно постукивая пальцами по висевшему на нем футляру с биноклем.

Гольденберг мрачно молчал, пока я пробирался через его сиденье на свое место, затем последовал за мной и захлопнул дверцу. Я запустил двигатель и прорулил в дальний конец трека. Я поднял самолет со своими «жизнерадостными» пассажирами, обошел запретную зону Манчестера и взял курс на Ньюмаркет. Сразу же выяснилось, что полет будет не из легких. На небольшой высоте потоки теплого воздуха, поднимавшиеся над застроенными районами, швыряли машину, словно щепку. По всему горизонту на огромную высоту вздымались грозовые облака. Сильная болтанка предрасполагала к воздушной болезни, и я оглянулся через плечо, чтобы узнать, не потребуются ли кому гигиенические пакеты, но убедился, что беспокоился напрасно. Коллин спал, а трое остальных так углубились в свои мысли, что не обращали внимания на какие-то там воздушные ямы.

Наверно, каждому довелось испытать отвратительное состояние, которое обычно определяют словами «мурашки по спине поползли», и внезапно участившееся сердцебиение, когда все, казалось бы, идет нормально, и вдруг человек ощутит дыхание близкой беды. Это чувство — страх, и пережить его от непонятного толчка на высоте четырех тысяч футов, в окружении грозовых туч — удовольствие, мягко говоря, не из приятных.

Мне довелось летать и в худшую погоду, да что там в худшую — в погоду, почти не оставлявшую шансов уцелеть. И сейчас меня встревожило вовсе не разгневанное небо, не оно подавало громкий, как набатный колокол, сигнал опасности, прозвучавший где-то глубоко во мне.

С самолетом что-то происходило.

Я не мог определить, что именно. Но что-то происходило…

У меня всегда был хорошо развит инстинкт безопасности. Некоторые утверждали, что даже слишком, что я просто-напросто трус. Но вы не можете, не должны пренебрегать тем, что подсказывает инстинкт, если за вашей спиной пассажиры.

Мотор работал без перебоев. Но, осторожно обходя еще одно надвигавшееся на «Чероки» грозовое облако, я заметил, что нос самолета несколько опустился, и не без труда выровнял машину. В горизонтальном полете она вела себя нормально, показания измерительных приборов были правильными, и тем не менее меня не оставляло чувство тревоги, вызванное, возможно, тем, что самолет чуть медленнее обычного подчинялся управлению.

После очередного разворота произошло то же самое: нос самолета опустился, но теперь мне пришлось приложить больше усилий, чтобы придать машине нужное положение. Дальше стало еще хуже.

Я взглянул на карту, лежавшую у меня на коленях. Мы были в двадцати минутах полета от Хейдока… южнее Матлока… приближались к Ноттингему. До Ньюмаркета оставалось восемьдесят миль.

Как известно, отклоняемая часть горизонтального оперения самолета поднимает или опускает нос машины. Это рули высоты. Тросами они соединяются с колонкой штурвала*. Если вы подаете штурвал на себя, хвост приподнимается, а нос опускается, и наоборот. Тросы пропущены через кольца и блоки между полом кабины и внешней обшивкой фюзеляжа. Они должны двигаться свободно, без всякого трения. Однако трение было, я его ощущал.

У меня мелькнула мысль, что, возможно, один из тросов соскочил с блока, когда самолет сильно качнуло. Я, правда, не слышал, чтобы такое случалось, но… чего не бывает. А может, с места сорвался сам блок или поломался… Если так, того и гляди выйдет из строя управление. Я повернулся к безмолвствующей компании за моей спиной.

— Извините, но наш полет несколько затянется. Придется сделать кратковременную посадку в Ист-Мидлендском аэропорту около Ноттингема, ради предосторожности мне необходимо осмотреть самолет.

Пассажиры встретили мое сообщение в штыки.

— А я не нахожу, что это необходимо, — сердито заявил Гольденберг.

— Вы действительно убеждены, что полет нельзя продолжать? — спросила Энни Вилларс. — Мне обязательно нужно вернуться к вечеру к моим лошадям.

— Черт бы вас побрал! — вскипел Тайдермен, опять разволновался и стал еще мрачнее.

Разговор разбудил Коллина Росса.

— Пилот собирается сделать посадку, — обратился к жокею Гольденберг. — Ему, видите ли, срочно потребовалось осмотреть самолет из-за какой-то там предосторожности. Мы же хотим лететь дальше, а не тратить время попусту. Насколько я понимаю, с самолетом все в порядке и…

— Если пилот считает, что посадка необходима, значит это так, — решительно перебил его Росс. — Он тут хозяин.

Уже снижаясь, я вдруг засомневался. Насторожившее меня трение не только не усилилось, но, мне показалось, даже несколько ослабло, тросы двигались свободно — мне не приходилось теперь затрачивать столько усилий, как несколько минут назад. Похоже, я и в самом деле свалял дурака, пассажиры будут взбешены. Дерри даун, мой хозяин, придет в ярость из-за ненужного расхода, и останется мне одно — искать новое место работы, теперь уже седьмое по счету.

Посадка прошла нормально.

Я поставил самолет, как и распорядился диспетчер, на приангарной площадке и посоветовал пассажирам побыть в баре, поскольку проверка могла занять полчаса, если не больше. Пассажиры мои прямо-таки кипели от негодования. В воздухе они, видно, все же допускали мысль, что я прав, настаивая на непредусмотренной посадке. Но теперь, почувствовав под ногами землю, считали, что прав был не я, а они, и что посадка — это просто моя блажь.

Я пересек вместе с ними приангарную площадку и направился в диспетчерскую доложить, как обычно, о посадке, а заодно попросить как можно скорее прислать механика. Пассажиров я заверил, что вызову их из бара сразу же после осмотра самолета, и свернул на дорожку, ведущую к диспетчерской. Искоса я видел, как они, оглянувшись на самолет, уныло поплелись к большой стеклянной двери аэровокзала.

…Позади меня послышался треск, словно кто-то сломал сухую ветку, и тут же последовал громоподобный удар. Я в ужасе обернулся. Там, где стоял изящный светло-голубой «Чероки», рвался огненный смерч.

Глава 3

Взрыв бомбы длился мгновение; шумиха в прессе продолжалась три дня; расследование затянулось на несколько недель.

Как и следовало ожидать, газеты вышли с сенсационными заголовками, вроде: «Коллин Росс обгоняет смерть всего на одну минуту!»; «Жокей-чемпион выигрывает гонку у времени!»… В интервью для телевидения Энни Вилларс, выглядевшая на экране еще более хрупкой, с умильным видом заявила, что «всем нам фантастически повезло». Приводили слова майора Тайдермена: «К счастью, с самолетом что-то стряслось, и это привело к вынужденной посадке, иначе бы…», и Коллина Росса, закончившего за него эту фразу так: «…иначе остались бы от нас рожки да ножки».

Все это они говорили уже после того, как пришли в себя. Когда же я подбежал к ним, они стояли с вытаращенными глазами и застывшими от ужаса лицами. У Энни Вилларс отвисла челюсть, ее била дрожь. Я взял ее за руку, она бессмысленно взглянула на меня, и вдруг, тихо простонав, стала валиться. Я едва успел подхватить ее. Весила она даже меньше, чем казалось.

— Боже мой… Боже мой… — бубнил Гольденберг, словно он раз и навсегда забыл все другие слова.

Было видно, как Тайдермен сжимает зубы, чтобы они не стучали, на лбу у него выступили капли пота, он судорожно переводил дыхание.

Продолжая держать на руках Энни — Вилларс, я стоял рядом с ними и смотрел, как гибнет мой самолет. Первый взрыв почти полностью разрушил его, а взорвавшиеся секундой позже баки с горючим докончили дело. Горящие искореженные обломки разлетелись по приангарной площадке, и мне почему-то казалось совершенно невероятным, что еще совсем недавно они составляли нечто целое. Среди рваных кусков металла бежали ручьи горящего бензина, а на самом большом из них — это была, видимо, часть передней кабины — извивались оранжевые и желтые языки пламени.

Неприятности преследовали меня повсюду.

Коллин Росс был потрясен не меньше остальных, но нервы у него оказались покрепче.

— Это была бомба? — спросил он.

— Она самая, — с напускной бодростью и даже вроде бы весело подтвердил я.

— Но это вовсе не смешно! — воскликнул он.

— Но и не трагично, раз мы живы.

Выражение напряженности исчезло с лица жокея, сменившись неким подобием улыбки.

— Что верно, то верно, — согласился он.

Примчавшиеся по сигналу тревоги пожарные машины из огромных шлангов заливали пеной жалкие останки самолета. Оснащение этих машин, рассчитанное на гигантские авиалайнеры, в считанные секунды превратило «Чероки» в то, что я мысленно назвал обгоревшими воспоминаниями о нем.

Несколько автомобилей, обслуживающих аэропорт, сновали по аэродрому, словно жуки. Один из них, набитый возбужденными чиновниками, подлетел к нам.

— Вы прибыли на этом самолете?

Первый вопрос, но, увы, не последний. Я знал, что мне предстоит. Меня уже не раз разбирали по косточкам.

— Кто пилот?.. Вы пройдете с нами, а пассажиры могут подождать у начальника аэропорта… Дама ранена?

— В обмороке, — ответил я.

— Да?.. — говоривший со мной чиновник заколебался. — Кто-нибудь может взять ее у вас? — Чиновник посмотрел на моих пассажиров: Гольденберг — большой, но рыхлый; Тайдермен стар; Коллин хрупок… Он лишь скользнул взглядом по Коллину, но тут же более внимательно поглядел на него, и, видимо, узнал, хотя все еще сомневался.

— Извините, вы…

— Росс, — равнодушно подтвердил Коллин. — Да, я Росс.

Обстановка мгновенно изменилась. Для Вилларс нашлась нюхательная соль, для Тайдермена и Гольденберга — хороший коньяк, для Коллина Росса — просьбы об автографах.

Следователи министерства были дружелюбны и вежливы. Как обычно. И, как обычно, настойчивы, скрупулезны и беспощадны.

— Почему вы сделали посадку в Ист-Мидленде?

— Трение.

— Вы предполагали, что у вас на борту бомба?

— Нет.

— Вы провели предполетный осмотр?

— Да.

— И не обнаружили бомбы?

— Нет.

Известно ли мне, что, тем не менее, я несу ответственность за безопасность пассажиров и самолета и в соответствии с инструкциями отвечаю за вылет с бомбой на борту?

— Да.

Я посмотрел на следователей, они посмотрели на меня. Весьма странное это правило. Лишь очень немногим из тех, кто отправлялся в рейс с бомбой на борту, удавалось дожить вот до такого момента, когда им грозили привлечением к ответственности. Следователи заулыбались, показывая, что и они прекрасно понимают, как глупо думать, будто кто-то поднимется в воздух, зная о подложенной в самолет бомбе.

— Вы всегда запираете самолет, если отлучаетесь куда-нибудь?

— Да.

— И на этот раз он был закрыт?

Вот он, удар под ложечку… Я рассказал им об эпизоде с Тайдерменом, но, оказывается, они уже знали.

— Тайдермен утверждает, что снова закрыл дверцы на замок. Но даже если не закрыл — разве он, а не вы отвечаете за самолет?

— Да, правильно, я.

— Разве вам не следовало бы сопровождать его, когда он ходил за газетой?

Возражений нет.

За безопасность полета ответственность несет пилот.

Как ни вертись, все упирается в это.

Так проходила моя вторая беседа со следователями. Во время первой, на следующий день после взрыва, они держались дружелюбно, даже сочувственно, занимаясь выяснением фактов, причем слово «ответственность» вообще не упоминалось. Но и тогда уже было ясно, что оно неизбежно всплывет.

— За последние три дня мы переговорили со всеми вашими пассажирами, но ни один из них не имеет ни малейшего представления, кому была бы выгодна их гибель и почему. Теперь давайте попытаемся установить, кто имел возможность подложить бомбу. Надеемся, вы не откажетесь отвечать на наши вопросы, хотя, возможно, их окажется немало. Потом мы составим текст вашего объяснения и будем рады, если вы его подпишете…

— Я сделаю все, что нужно, — ответил я, хотя и понимал, что рою яму самому себе.

— Все пассажиры согласны, что бомба скорее всего находилась в том свертке в позолоченной бумаге, который вы сами принесли в самолет.

— Очень мило.

— И что намеченной жертвой был Коллин Росс.

Я с силой втянул в себя воздух.

— Или вы придерживаетесь иного мнения?

— Честное слово, не могу даже предположить, для кого именно предназначалась бомба. И все же я не считаю, что она была в свертке.

— Почему же?

— Да хотя бы потому, что в свертке была покупка, сделанная в то утро сестрой Росса.

— Это нам известно, — ответил один из следователей. В его поведении не ощущалось враждебности, но он искал факты и причину, чувствовал запах правды и шел на него, никуда не сворачивая.

— Всю вторую половину дня покупка пролежала в раздевалке, — добавил я, — куда никто не допускается, за исключением жокеев и конюхов.

— Мы знаем и это. — Следователь улыбнулся. — Ну, а вес покупки не мог навести на мысль, что это бомба?

— Вероятно, мог.

— По словам миссис Ненси Росс, в бумаге был завернут большой флакон экстракта для ванны.

— И никаких осколков среди остатков самолета не обнаружено?

— Абсолютно никаких. Я редко сталкивался с подобными случаями, когда все, решительно все оказывалось бы уничтоженным.

Наш разговор происходил в конторе фирмы «Дерридаун» на аэродроме близ Бирмингема, когда-то принадлежавшем военно-воздушным силам, в помещении, которое называлось комнатой для экипажей. Если Харлей Дерридаун и тратил кое-какие средства на благоустройство конторы, то заботился при этом лишь о своем кабинете и комнате для пассажиров. А в помещении для экипажей краска на стенах облупилась, линолеум на полу не первый год требовал замены, четыре мягких кресла давным-давно отслужили свой срок, а одно из них стояло с вылезшими наружу пружинами — сидеть на полу было куда удобнее, чем в нем.

На стенах висели географические и метеорологические карты, разные объявления для пилотов, частью уже устаревшие. Тут же можно было видеть расписание дежурств пилотов, преимущественно с моей фамилией, и напечатанное крупными красными буквами уведомление, что любой пилот, вылетевший в рейс без соответствующих документов на самолет и эксплуатационного формуляра, подлежит увольнению. Я, разумеется, взял с собой в полет все нужные бумаги на «Чероки», как того требовал «Закон о воздушных сообщениях», но теперь от них остался только пепел.

Высокий следователь медленно обвел взглядом нашу убогую комнату. Другой — низенький и полный — молча сидел с занесенным над большим блокнотом карандашом.

— Мистер Шор, насколько я понимаю, у вас есть не только права пилота гражданской авиации, но и права штурмана?

Как я и предполагал, он, несомненно, уже наводил обо мне справки.

— Есть, — с безразличным видом подтвердил я.

— Но работать пилотом воздушного такси — это… как бы сказать… это вряд ли то, для чего вы готовились…

Я молча пожал плечами.

— Вы же пилот высшей квалификации… — Следователь покачал головой. — Вы работали на «Британских международных авиалиниях» в качестве первого пилота девять лет, вас собирались повысить в должности… Но вы вдруг уволились.

— Да.

Следователь заглянул в свои заметки и продолжал:

— После этого вы летали командиром самолета частной английской фирмы вплоть до ее ликвидации. Затем устроились пилотом частной южноамериканской авиалинии, откуда вас уволили. Весь прошлый год занимались нелегальной перевозкой оружия, а этой весной работали летчиком сельскохозяйственной авиации. И вот теперь вы у Дерридауна.

Да, они постоянно следят за каждым вашим шагом… Интересно, кто так тщательно составил мой послужной список?

— Перевозкой оружия я не занимался, я доставлял продукты и лекарства, перевозил беженцев и раненых.

Следователь иронически улыбнулся.

— Да неужели? С посадками в каких-нибудь укромных уголках Африки в темные ночи?.. В вас стреляли?

Я спокойно взглянул на него.

Следователь развел руками.

— Понимаю, понимаю… Все легально и респектабельно. Впрочем, это не наше дело. — Он откашлялся. — Скажите, а вы не были… объектом расследования четыре года назад, когда летали для фирмы «Бритиш интерпорт»?

Я медленно перевел дыхание.

— Был.

Следователь посмотрел вверх, вниз, по сторонам и снова взялся за меня.

— М-да… Я читал справку об этом деле. Вас тогда не лишили пилотских прав.

— Нет, не лишили.

— Хотя, учитывая характер дела, могли бы.

Я промолчал.

— Фирма «Интерпорт» заплатила за вас штраф?

— Нет.

— Но она продолжала использовать вас как командира самолета. Вам предъявили обвинение в халатности и все же не уволили. — Это прозвучало как нечто среднее между утверждением и вопросом.

— Правильно.

Если его интересовали подробности, он мог найти их в отчете в том деле, я же не собирался подтверждать то, что он уже знал.

— Ну хорошо… Так кто же все-таки заложил бомбу в «Чероки»? Когда и как?

— Очень бы хотелось знать.

Манеры следователя не изменились, его голос по-прежнему звучал дружелюбно, и по молчаливому уговору мы решили забыть его попытку «прижать» меня.

— Как известно, вы делали посадки в Уайт-Вальтхеме и Ньюбери…

— В Уайт-Вальтхеме я не закрывал машину на замок. Она стояла поблизости от помещения для пассажиров, мне стоило только повернуть голову, чтобы ее увидеть. Кстати, мы провели там всего около тридцати минут. Не думаю, что в Уайт-Вальтхеме кто-то имел возможность или хотя бы мог рассчитывать на возможность пристроить бомбу в самолете.

— А в Ньюбери?

— Из самолета выходил только я, все пассажиры оставались на своих местах. Когда появился Коллин Росс, мы положили его сумку в переднее багажное отделение…

Следователь покачал головой:

— Взрыв произошел за сиденьем пилота. В пользу такого предположения говорят некоторые данные. Например, несколько металлических обломков пилотского сидения врезались в приборную доску… Скажите, а в Хейдоке кто-нибудь имел возможность заложить бомбу?

— С момента, когда я передал ключи майору Тайдермену, и до моего возвращения к самолету такую возможность имел любой и каждый.

— И сколько же времени прошло между этими «от» и «до»?

— Около трех часов, — ответил я после некоторого раздумья. — Но…

— Да, да?

— Никто ведь не мог знать, что самолет останется незапертым.

— Пытаетесь выкарабкаться?

— Вы так считаете?

Уклонившись от ответа, следователь продолжал:

— Согласен с вами, заранее этого никто не мог знать, однако вы сами создали для злоумышленника благоприятную обстановку.

— Допустим, но не забывайте, что воры ежедневно угоняют автомобили с помощью подобранных ключей, а у самолетов самые обычные ключи. Тот, кто изготовил и подложил бомбу, мог без труда открыть старенький замок.

— Так-то оно так, и тем не менее вы сами, повторяю, предоставили неизвестному такую возможность.

«Будь он проклят, этот старый неосторожный дурак Тайдермен!» — мрачно подумал я и тут же упрекнул себя за то, что не решился на время покинуть Ненси и пойти с майором или самому принести газету.

— Оставим вопрос о ключах… Кто вообще имел доступ к машине?

Я повел плечом.

— Кто угодно. Для этого нужно только пересечь трек.

— Насколько мне известно, самолет стоял напротив трибун, на виду у зрителей.

— Да, ярдах в ста от трибун. Не так близко, чтобы определить, чем в действительности занимается человек, делающий вид, что просто рассматривает машину и заглядывает в окна кабины. Вы же знаете, таких любопытных немало.

— Вы-то сами видели кого-нибудь у самолета?

Я покачал головой.

— Я лишь изредка взглядывал на самолет, мне и в голову не приходило, что может случиться нечто подобное.

— Гм… — Следователь помолчал, о чем-то размышляя, потом спросил:

— Кажется, там же стояли два самолета фирмы «Полиплейн»?

— Правильно.

— Пожалуй, надо будет побеседовать с пилотами: возможно, они заметили что-нибудь.

Я ничего не ответил, и он внезапно бросил на меня проницательный взгляд.

— Как они отнеслись к вам? Дружелюбно?

— Пилоты? Не очень.

— Ну, а как склока?

— Склока? Какая?

Снова тот же испытывающий взгляд.

— Вы же неглупый человек, Шор. Все, кто работает у Дерридауна, не могут не знать, что между ними и людьми «Полиплейн» никогда не затихает склока, они постоянно подсиживают друг друга.

Я вздохнул.

— А мне наплевать.

— Вряд ли вы наберетесь смелости повторить свои слова, когда они начнут ябедничать на вас.

— Ябедничать на меня?! Что вы имеете в виду?

Следователь усмехнулся.

— Если вы хоть чуточку нарушите инструкцию, «Полиплейн» донесет нам об этом еще до того, как остановятся колеса вашей машины. «Полиплейн» и «Дерридаун» — конкуренты, и готовы слопать друг друга. В большинстве случаев мы игнорируем их взаимные жалобы как необоснованные. Но если вас поймают на каком-то нарушении, мы будем вынуждены принять необходимые меры.

— Чудесно.

Следователь кивнул.

— Нашей гражданской авиации никогда не понадобится заводить собственную полицию для борьбы с преступлениями — там все только тем и заняты, что доносят друг на друга. Иногда дело доходит до смешного.

— Бывает, — согласился следователь. — В нашей авиации не существует такого понятия, как настоящая дружба. Люди, которых вы считаете своими друзьями, услыхав краем уха, что с вами случилась какая-то неприятность, начнут категорически утверждать, будто никогда и не знали вас.

— И вы не одобряете этого?

— Нет, почему же? Нам легче работать. Однако мне все меньше нравятся люди, которые выкарабкиваются из неприятностей любой ценой, спасают свою шкуру за счет других. Это же унизительно, это делает их такими ничтожествами!

— Иногда таких людей можно понять. При наших порядках все эти судебные дела, связанные с авариями и катастрофами в авиации, настолько тягостны, настолько запутаны, что…

— А ваши друзья из «Интерпорта» встали на вашу защиту, одобряли вас, поддерживали?

Я вспомнил длинные недели своего одиночества.

— Они выжидали.

Следователь хмыкнул.

— Не хотели запачкаться…

— Это было так давно.

— Созданная вокруг человека атмосфера отчуждения никогда им не забывается. Это тяжелая травма.

— Из «Интерпорта» меня не выгоняли. Наоборот, после того дела фирма держала меня еще целый год… пока не лопнула, но тут уж я ни при чем.

Следователь рассмеялся.

— Знаю, — заявил он. — Мои хозяева в правительстве так нажали на фирму, что она сразу же обанкротилась.

Я уклонился от дальнейшего разговора на эту тему. Пути развития гражданской авиации в нашей стране усеяны бренными останками разорившихся авиатранспортных компаний. Список их бесконечен: «Бритиш Игл», «Хендлей Пэйдж», «Бигл» и т. д. «Интерпорт» была одной из крупнейших, а «Дерридаун», еще пытающаяся выжить, — одна из крохотных, но их проблемы одинаковы: огромные расходы, нестабильный доход, постоянные долги.

— И все же есть еще место, где могли заложить бомбу, — сказал он.

— Где же?

— Здесь.

Высокий следователь и его молчаливый коллега направились в ангар для разговора со стариной Джо.

Харлей Дерридаун позвал меня к себе р кабинет.

— Они кончили?

— Пошли спрашивать у Джо, не он ли подложил бомбу в «Чероки».

Харлей был раздражен, то есть в своем обычном состоянии.

— Глупо, — пробурчал он.

— Или, может, Ларри.

— Ларри?!

— Он ведь улетел в тот самый день в Турцию, — подчеркнул я. — Мог он оставить нам такое наследство?

— Нет! — отрезал Харлей.

— Тогда почему он смылся?

— Так ему захотелось, — Харлей неприязненно покосился на меня. — Вы заговорили, как следователь.

— Больше не буду, — заверил я. — Невольное подражание.

Харлей совмещал в своем лице владельца фирмы, директора, старшего летного инструктора, кассира и протирщика окон. Штат фирмы состоял из одного квалифицированного механика, давно перешагнувшего пенсионный возраст, одного пилота-таксиста на полной ставке (то есть меня), мальчика-разнорабочего на полставке, пилота-таксиста тоже на полставке, в зависимости от необходимости то пилотировавшего самолет-такси, то — в свободные дни — дававшего уроки в аэроклубе, милях в двадцати к северу от нас.

Кроме перечисленного, фирма располагала, до гибели «Чероки», тремя самолетами и одной энергичной девицей. Из оставшихся двух машин одна была учебно-тренировочной, а вторая — двухмоторным «Ацтеком», выпущенным восемь лет назад и оснащенным всем известным в авиации навигационным оборудованием; Харлей арендовал его за большие деньги по пятилетнему контракту.

Хони, племянница Харлея, работала за любовь и гроши и была тем краеугольным камнем, на котором держалась фирма. Ее голос я знал лучше, чем лицо, ибо она целыми днями сидела на вышке в диспетчерской, управляя залетавшими в наш район самолетами. В свободное время она печатала деловые бумаги, подшивала документы, вела бухгалтерию, отвечала за дядю на телеграфные звонки, собирала плату за посадку с приземлявшихся у нас самолетов. Говорили, что она тоскует по Ларри, разбившем ее сердце, — поэтому-то, наверное, старалась как можно реже появляться из своего вороньего гнезда.

— Она выплачет глаза об этом мерзавце, — заметил как-то мой коллега, тот, что работал по совместительству, — а через недельку-другую начнет вешаться на тебя. Добрая Хони никогда не обижает нашего брата пилота.

— Ну, а как с тобой? — засмеялся я.

— Со мной? Да она выжала меня, как лимон, еще до появления этого проклятого Ларри.

Глава 4

— Мы уже потеряли после случая с «Чероки» два заказа, — мрачно сказал Харлей. — Клиенты заявили, что «Ацтек» слишком дорогое удовольствие, и что они предпочитают добираться сухопутным транспортом. — Он провел рукой по голове. — В Ливерпуле можно взять в аренду другой «Чероки шесть». Я только что разговаривал с владельцами по телефону. Вроде бы подходящее дело. Завтра днем они перегонят его сюда. Вам придется подняться на нем, когда вернетесь из Ньюмаркета, надо проверить, что представляет собой машина.

На следующий день я опробовал доставленный нам «Чероки», который все время стремился летать с перекосом на левое крыло, не говоря уж о неисправном указателе расхода горючего и возникшей где-то перегрузке на электроцепь.

— Ничего хорошего о самолете сказать не могу, — доложил я Харлею. — Старье. Звукоизоляция отсутствует, расходует много топлива, аккумуляторная батарея, насколько я понимаю, не в порядке.

— Но он же летает… И обойдется дешево. А все остальное Джо наладит. Я беру его.

— И еще: самолет выкрашен в оранжево-белый цвет, как машины фирмы «Полиплейн».

— Я не слепой, — раздраженно бросил Харлей, — вижу… Кстати, меня это не удивляет, машина раньше принадлежала им.

Харлей помолчал, ожидая, что я начну протестовать и тем самым дам ему повод накричать на меня, но я лишь пожал плечами. Если он берет у своих свирепых конкурентов один из их устаревших, разбитых тарантасов и тем самым признается, как плохи его дела, — что ж, вольному воля…

Харлей тут же подписал договор об аренде и отдал его пилоту, доставившему самолет. Пилот презрительно ухмыльнулся и ушел, качая головой. Оранжево-белый «Чероки» отправился в ангар, где над ним будет колдовать Джо, а я пошел вокруг аэродрома к «родному очагу», автофургону, служившему мне домом.

Пилоты Дерридауна обитали в автофургоне. До меня в нем жил Ларри, а до него другие. Автофургон стоял на пыльной цементной площадке, некогда служившей полом казармы военных летчиков, и был подсоединен к электрической сети, водопроводу и канализации. Возможно, фургон тоже был когда-то в хорошем состоянии, но поколения холостяков, любителей пива, оставили бесчисленные царапины от металлических пробок на всех выступающих деталях, а над каждым сиденьем — следы обильно смазанных бриллиантином голов. На стенах висели вырезанные из журналов картинки девиц с умопомрачительными бюстами; в засиженном мухами зеркале отразилось, наверно, немало разочарованных физиономий; у койки, продавленной боками изнывающих от скуки пилотов, вылезли наружу пружины…

Я забыл купить чего-нибудь съестного. В кухне нашелся только пакет кукурузных хлопьев да банка растворимого кофе, но мне не пришлось им воспользоваться, так как бутылка вчерашнего молока прокисла. Я ругнулся, сел на два поставленных рядом стула, служивших мне диваном, и, примирившись с судьбой, вынул из кармана полученные утром письма.

В одном из них фирма по прокату телевизоров подтверждала, что переводит на меня, согласно моей просьбе, прокат телевизора, взятого Ларри, и требовала уплатить его задолженность по арендной плате за шесть недель. В другом Сузан коротко уведомляла, что я опять опаздываю с уплатой алиментов.

В кармане у меня лежало три фунта, в банке шестнадцать, зато я никому ничего не был должен. Я расплатился решительно за все: внес большой штраф, уплатил расходы, связанные с разводом, разделался с крупными долгами, которые ухитрилась наделать Сузан из ненависти ко мне в последние недели перед нашим разрывом. Учитывая характер моей работы, мы в свое время договорились записать наш дом на нее. Она и сейчас жила в нем, торжествуя и не забывая послать мне коротенькое и злое письмо всякий раз, когда я чуть запаздывал с переводом денег.

Оглядываясь на прошлое, я тщетно пытался понять, почему так безобразно кончилась наша любовь. Мы кричали друг на друга, пускали в ход кулаки… А ведь когда мы поженились в девятнадцать лет — сколько теплоты было в наших отношениях, как счастливы были оба, какое яркое солнце сияло над нами!.. Потом началось охлаждение, и Сузан сказала, что виноват только я. Виноват в том, что мало бывал дома, с ней, часто и надолго улетал в Вест-Индию, а ей оставалось лишь торчать в приемной доктора, где она работала секретаршей, и заниматься опостылевшей домашней работой. Любя и жалея ее, я ушел из крупнейшей в Англии компании «Британских международных авиалиний» и поступил в «Интерпорт». Здесь мне лишь изредка приходилось вылетать, да и то в короткие рейсы, и большую часть времени я проводил дома. Платили здесь меньше, перспективы продвижения были хуже, однако месяца три мы жили сносно. Но трещина расширялась. Еще довольно долго мы оба пытались сохранить наш брак, а потом стали доводить друг друга до белого каления.

С тех пор я не позволял себе заинтересоваться или, тем более, увлечься кем-либо, решительно подавляя готовое возникнуть чувство.

В тот день мне предстояло взять пассажиров в Кембридже, и хотя я прилетел в аэропорт на полчаса раньше, один из них, Тайдермен, уже ждал в кресле в углу вестибюля аэровокзала. Я направился к нему. Не замечая меня, Тайдермен достал из большого футляра гораздо меньший по размерам бинокль, положил на столик, вынул из того же футляра серебряную фляжку и со вздохом облегчения отхлебнул из нее. Я замедлил шаги, позволяя ему уложить обратно фляжку и бинокль и только тогда подошел и поздоровался.

— Это вы?.. С добрым утром, — сухо ответил Тайдермен, поднимаясь и вешая футляр, как обычно, себе на живот. — Надеюсь, на сей раз в самолете нет бомб?

Это вовсе не походило на шутку, и я тоже вполне серьезно заверил, что нет.

— В пятницу на прошлой неделе… — снова заговорил Тайдермен, избегая смотреть мне в глаза. — Как ужасно!.. Как все-таки ужасно!.. Вот и сегодня я не сразу решился поехать, узнав, что Коллин…

— Я сегодня ни на секунду не оставлю самолет.

— Ко мне приходил следователь, — сообщил Тайдермен. — Вы знаете?

— Они предупредили меня.

— С вами, значит, уже беседовали?

— Разумеется.

— Времени они не теряют!

К нам подошли Энни Вилларс и Коллин Росс, занятые горячим спором.

— Обещайте хотя бы, что не откажетесь выезжать на моих лошадях, когда сможете…

— … так как очень занят.

— Но я же прошу немногого!

— У меня есть свои причины, Энни. Извините, но нет, — решительно повторил Коллин, отчего Вилларс окончательно расстроилась.

Тайдермен шагнул к Коллину и, напыжившись, спросил:

— Я правильно понял, что вы отклоняете предложение Энни?

— Правильно, майор.

— Но почему? Наши деньги не хуже, чем у других, а ее лошади всегда в форме.

— Извините, майор, но нет. И давайте кончим.

Тайдермен обиделся и повел Вилларс в бар. Коллин вздохнул и опустился в кресло.

— Избави меня, боже, от жуликов, — заметил он.

Я тоже сел.

— Но Вилларс не похожа на жулика.

— Энни-то? Хоть и не жулик, но тоже рыльце в пушку. Нет, но я терпеть не могу этого жирного Гольденберга, а Энни на лету ловит каждое его слово, что он скажет, то она и делает. Все ее требования — это его требования, и пусть он не надеется, что я стану их выполнять.

— Как Кенни Бейст?

Коллин искоса взглянул на меня.

— Слухом земля полнится, так?.. Кенни считает, что он отвязался от них, а я не собираюсь занять его место… Следователь в беседе со мной интересовался, что может означать отказ Кенни лететь вместе с нами.

— И что же вы ответили?

— Что ничего не означает. А вы?

— Откровенно говоря, я задумывался над этим. После окончания скачек он подходил к самолету, и настроение у него было прескверное, но…

— Вот именно, что «но», — подхватил Росс. — Мог ли Кенни Бейст хладнокровно убить вас и меня за компанию? — Он покачал головой. — Нет и нет, Кенни на это не способен!

Из бара в сопровождении незнакомого мне мужчины вышли и направились к нам Тайдермен и Вилларс. Рослый незнакомец держался солидно, он не сомневался, что все встречные будут низко ему кланяться и почтительно уступать дорогу. Тайдермен и Вилларс с какой-то лакейской услужливостью жадно ловили изрекаемые им крупицы мудрости, льстиво кивая в ответ на каждое его слово.

Две девчушки, которых я попросил подежурить около самолета, запертого на все замки, исправно несли вахту, соблазненные не столько моими деньгами, сколько надеждой получить автограф Росса. То и другое они приняли с радостью. По их словам, никто и близко не подходил к самолету хотя бы для того, чтобы спросить, чем они тут занимаются, никто не мог бы налепить на самолет жевательную резинку, не то что подложить бомбу.

Закончив процедуру с автографом, Коллин одобрительно улыбнулся мне и, посмеиваясь, заметил, что по такой цене безопасность обходится совсем недорого.

— Кто он такой? — поинтересовался я, кивнув в сторону незнакомца.

— Герцог Вессекский. Лошадь, которую тренирует для него Энни, сегодня участвует в скачках.

— Уж не на Рудиментс ли опять?

Коллин удивленно взглянул на меня.

— Да, опять. Кстати, сегодня на ней будет выступать не Кенни Бейст.

Мои пассажиры один за другим разместились в кабине. Вилларс и герцог заняли сиденья в центре, а Тайдермен, прежде чем сесть на одно из передних мест, ждал, пока я пробирался на пилотское сиденье.

Полет к месту назначения по радиомаяку Оттрин-гема прошел легко и без происшествий. Мы спокойно приземлились у ипподрома; пассажиры, позевывая, начали отстегиваться.

Все выбрались из самолета. Тайдермен ласково поглаживал футляр бинокля; Энни Вилларс, взяв из багажного отделения свои вещи, заискивающе поглядывала на герцога; Коллин улыбался, а герцог, обведя взглядом вокруг себя, изрек:

— Чудесный денек. Что?

Все промолчали, а я вдруг вспомнил слова Ненси: «… в голове у него одна вата».

— Не хотите побывать в паддоке? — обратился ко мне Коллин.

Я отрицательно покачал головой.

— На этот раз я лучше побуду у самолета.

На поле стояли в ряд три самолета: чей-то личный, воздушное такси шотландской фирмы и такси фирмы «Полиплейн». Пилоты, наверное, отправились смотреть скачки, но когда через некоторое время я выбрался из самолета, чтобы размяться, то увидел ярдах в двухстах одного из пилотов фирмы «Полиплейн». Он стоял с сигаретой в зубах и, прищурившись, пристально смотрел на «Чероки».

Это был один из летчиков, с которыми в тот злополучный день я встречался в Хей доке; мне показалось, что он несколько удивился, увидев меня.

— Алло! — спокойно поздоровался я.

— Сдается мне, что сегодня вы не хотите рисковать, — насмешливо заметил он.

— Правильно, — отозвался я, игнорируя его тон.

— Мы отделались от этого самолета, — он кивнул на «Чероки», — потому что выжали из него все. Теперь он пригоден разве что для такой мелюзги, как ваша фирма.

— Судя по состоянию самолета, он действительно побывал в ваших руках, — вежливо отозвался я и сразу понял, что мой оскорбительный ответ настроил пилота еще более враждебно.

Он поджал губы и швырнул сигарету в траву. Я молча наблюдал за тоненькой струйкой дыма, поднимавшейся там, где упал окурок. А ведь летчик не хуже меня знал, что курить у самолетов категорически запрещено.

— Меня крайне удивляет, что вы рискуете возить Коллина Росса, — снова заговорил он. — Если будет доказано, что ваша фирма повинна в его гибели, вы наверняка вылетите в трубу.

— Но он еще жив.

— На его месте я бы ни за что не рискнул пользоваться самолетами фирмы «Дерридаун».

— А разве он не летал раньше на самолетах фирмы «Полиплейн»? Может, ваша неприязнь тем и объясняется, что он отказался от услуг «Полиплейн» и предпочел «Дерридаун»?

— Нет! — зло отрезал летчик.

Я не поверил ему, и он это знал. Круто повернувшись, он ушел.

Рудиментс выиграл самый важный заезд. В последний момент зеленые цвета появились в центре трека и оттерли Коллина, бывшего до этой минуты фаворитом, на второе место. Я слышал, как на всех трибунах засвистели и заулюлюкали зрители. До конца скачек оставался еще час. Я зевнул, откинулся на спинку сиденья и задремал.

Сквозь сон я услыхал, что меня окликает чей-то голос, и открыл глаза. На крыле сидел на корточках хорошо ухоженный застенчивый мальчик лет десяти и обращался ко мне через открытую дверцу.

— Извините, что разбудил, но мой дядя просит привести вас. Он сказал, что вы целый день ничего не ели и что вам надо подкрепиться. Еще он сказал, что выиграл, и просит вас выпить за его здоровье.

— Твой дядя очень добр, но я не могу покинуть самолет.

— А он и об этом подумал. Я привел нашего шофера, он побудет здесь до вашего возвращения.

— Ну, если так… одну секунду, я только возьму куртку.

Мальчик привел меня в бар для владельцев лошадей. Герцог стоял в группе своих дружков, в руках у всех были бокалы шампанского. По моей просьбе мальчик принес мне чашку кофе и несколько сандвичей с лососиной, и мы вместе занялись ими.

— Взгляните вон на того человека, — расправляясь с сандвичем, обратился ко мне мальчик. — Он похож на привидение.

Я повернул голову и увидел светловолосого мужчину с бледной кожей, на костылях, с большой гипсовой повязкой. Эйси Джонс. Сегодня он вел себя более сдержанно, сидел в уголке с какой-то неопределенной личностью и потягивал пиво.

— Он упал с лестницы, сломал ногу и получил за это тысячу фунтов страховки.

— Вот здорово! — воскликнул мальчик. — За такие деньги можно падать!

— Он тоже так считает.

— А мой дядя имеет какое-то отношение к страхованию, хотя в точности не знаю, какое.

— Гарант размещения страховых ценных бумаг? — высказал я предположение.

— А что это такое?

— Человек, который вкладывает деньги в страховые компании на особых условиях.

— Иногда он упоминает «Ллойд». Это имеет отношение к «Ллойду»?

— Конечно.

Мальчик занялся следующим сандвичем и объявил:

— Меня зовут Метью.

Я засмеялся.

— И меня тоже.

— Правда?! Вы серьезно?

— Вполне.

— Вот здорово!

За моей спиной послышались шаги, и кто-то глубоким, этаким барственным голосом спросил:

— Хорошо ли заботится о вас Мэтью?

— Как нельзя лучше, сэр. Благодарю.

— Его тоже зовут Мэтью, — сообщил мальчик.

Герцог оглядел меня, потом перевел взгляд на мальчика.

— Сразу два Мета… Что?

— Ваш Рудиментс выступил замечательно, сэр, — сказал я.

Герцог оживился.

— Превосходно, не правда ли? Ну просто превосходно! Для меня нет ничего приятнее, чем видеть, как мои лошади выигрывают. Что?

Перед последним заездом я вернулся к «Чероки». Живой и невредимый, шофер читал книгу. Он потянулся, сказал, что все в порядке, и ушел. Тем не менее я тщательно, дюйм за дюймом осмотрел самолет внутри и даже отвинтил панель багажного отделения, чтобы видеть заднюю часть фюзеляжа до самого хвоста. Ничего подозрительного я не обнаружил и поставил панель на место.

Покончив с этим, я занялся было наружным осмотром машины, но услышал какой-то крик и оглянулся вокруг. За самолетом-такси фирмы «Полиплейн», со стороны, не просматривающейся с трибун, двое рыжих детин избивали Кенни Бейста.

Глава 5

Пилот самолета «Полиплейн» стоял в стороне и спокойно наблюдал за происходящим. Я подбежал к нему.

— Надо же помочь человеку! Пойдемте!

Он мрачно сверкнул глазами.

— У меня завтра медосмотр. Помогайте, если хотите.

Я подскочил к дерущимся, схватил одного из парней за руку, занесенную для нового удара, рывком вывернул за спину и с силой пнул его коленом. С воплем ярости и боли он рухнул на землю, а я тут же нанес удар его дружку. Однако оба негодяя быстро оправились и бросились на меня.

Кенни не мог даже стоять, не то что драться, и мне основательно досталось. Все же выдержки и решимости у меня оказалось больше, чем у них: они вдруг оставили нас и, словно по чьему-то сигналу, бросились бежать.

В голове у меня гудело, в груди ощущалась боль. В изнеможении я прислонился к самолету и взглянул на Кенни, беспомощно сидевшего на траве. У него кровоточил нос, лицо было измазано кровью, он то и дело вытирал ее рукой. Я нагнулся и помог ему встать. Видимо, не так уж он пострадал, как могло показаться, потому что поднялся без особого труда.

— Спасибо, друг, — сказал он. — Эти подонки пообещали отделать меня так, что я больше никогда не смогу ездить… Мне бы сейчас хоть каплю виски…

Он выпрямился, достал из кармана носовой платок, вытер губы и со страхом взглянул на оставшиеся на платке багровые пятна.

— Ничего страшного, это из носа.

— Да?.. Еще раз спасибо, дружище. Наверно, этого мало — сказать «спасибо», но… — Он заметил пилота «Полиплейн», все еще продолжавшего стоять поодаль. — Мерзавец! И пальцем не шевельнул… Он не подошел бы, если бы даже они убивали меня… А ведь я кричал, звал на помощь.

— У него завтра медосмотр.

— Пропади он пропадом вместе со своим медосмотром!

— Но если летчик не пройдет медосмотр раз в полгода, его не допустят к полетам, а если пилот-таксист долго не летает, он может вообще потерять работу или — в лучшем случае — половину зарплаты…

— Вот как! А когда у вас медосмотр?

— Еще не скоро, через два месяца.

Бейст судорожно глотнул воздух и покачнулся. Внезапно он показался мне таким маленьким и хрупким!..

— Пожалуй, вам следует обратиться к врачу, — посоветовал я.

— Возможно… Но я выступаю на «Вольюм Тен» в понедельник. Важные скачки… Если я выступлю удачно, мне представится возможность получить работу получше, чем у Энни Вилларс. Не хочу упускать. — Он улыбнулся вымученной улыбкой. — Для жокея тоже очень рискованны длительные паузы в работе.

— Но вы же совсем не в форме!

— Все будет в порядке. У меня все цело, разве что нос, но это пустяки, случалось и раньше. — Он кашлянул. — Горячая ванна… К понедельнику буду, как новенький. Благодаря вам.

— Вы думаете заявлять в полицию?

— Ага, — насмешливо бросил жокей. — Блестящая идея! Представляете, какие вопросы начнут задавать мне полицейские? «С чего бы это, мистер Бейст, кому-то понадобилось вас изуродовать?» — «Видите ли, господин полицейский, я обещал смошенничать на скачках — проиграть, вместо того чтобы выиграть, а я взял да выиграл, и жулику Гольденбергу, виноват — мистеру Гольденбергу, пришлось раскошелиться, вот он из мести и науськал на меня бандитов». — «А почему вы, мистер Бейст, обещали смошенничать?»

— «Видите ли, господин полицейский, я уже не раз это проделывал раньше и неплохо зарабатывал…»

Тут Кенни спохватился и быстро взглянул на меня, решив, видимо, что слишком уж разоткровенничался.

— Может, завтра мне станет лучше. Если почувствую, что смогу выступать в понедельник, то тогда просто забуду все, что произошло сегодня.

— А если они вздумают повторить?

— Нет. Дважды так не делается.

Бейст посмотрел на свое отражение в иллюминаторе самолета «Полиплейн», послюнил носовой платок и вытер кровь с лица:

— Посижу немного в самолете… Я ведь прилетел на нем…

Я помог ему забраться в самолет, и он устало опустился на сиденье. Нет, все-таки не похоже было, что он сможет выступать через каких-то сорок шесть часов.

— Эй, приятель… — обратился он ко мне. — А я ведь даже не спросил, вы-то как себя чувствуете?

— Нормально… Я, пожалуй, попрошу вашего пилота принести вам виски.

— Неплохо бы, да только он не пойдет.

— Ничего, сходит.

Пилот действительно сходил. Гражданская авиация в Англии — это маленький мирок, где все знают друг друга. Сплетни здесь по пятам следуют за человеком. Пилот фирмы «Полиплейн» понял, что со мной шутки плохи, и принес Бейсту вина.

Кончился последний заезд, и пассажиры начали группками собираться у самолетов. Кенни чувствовал себя гораздо лучше, и когда двое пассажиров, тоже жокеев, подошли к нему засвидетельствовать свое сожаление, я оставил их и вернулся к «Чероки».

Энни Вилларс уже ждала. Особой радости от победы Рудиментса я у нее не заметил.

— Мне казалось, вы ни на шаг не отойдете от самолета, — холодно заметила она.

— Я не спускал с него глаз.

Вилларс фыркнула.

Я снова тщательно обследовал все внутри самолета и убедился, что после моего первого осмотра в нем ничего не изменилось. Наружный осмотр я провел еще более внимательно, но тоже ничего не заметил.

Только теперь я начал ощущать, что драка не прошла для меня бесследно: шум в голове сменился сильной болью.

— А знаете, — обратился я к Вилларс таким тоном, словно продолжал начатый разговор, — два каких-то типа пытались избить Кенни.

— И основательно поколотили?

— Ночь ему предстоит, конечно, беспокойная, а завтра, думаю, полегчает.

— В таком случае… в таком случае, могу сказать: поделом ему!

— За что же?

— За то самое.

Я пожал плечами.

— Кенни считает, что все подстроил мистер Гольденберг.

Вилларс принялась убеждать меня, что Гольденберг знать не знал, ведать не ведал ни о чем таком и что самой ей неизвестно, кто организовал избиение. С каким-то скрытым смыслом она добавила:

— Кенни не умеет держать язык за зубами… Дурак! Влип-таки.

Тайдермен и герцог подошли к самолету вместе. Герцог с упоением болтал о победе своей лошади. Подошел и Коллин. Вот кому сегодня действительно было жарко: он участвовал в пяти заездах и теперь выглядел особенно хрупким и крайне утомленным.

— С вами все в порядке? — внезапно спросил он у меня.

— Вот видите! — воскликнул герцог.

Коллин посмотрел на самолет фирмы «Полиплейн», все еще поджидавший пассажиров.

— Кенни здорово пострадал?

— Его немного помяли, но он не хочет, чтобы кто-нибудь об этом знал.

— О том, что произошло, мы узнали от одного из жокеев, с которым он вместе прилетел сюда. По словам Кенни, вы спасли его от большой неприятности, от участи, которая для него хуже смерти.

— Что, что такое? — заинтересовался герцог.

Коллину пришлось рассказать о случившемся, после чего все начали посматривать на меня с недоверием и даже опаской.

— Не волнуйтесь, я вполне в состоянии вести самолет, — заверил я своих пассажиров.

— Конечно, конечно, дружище! — отозвался Коллин и, состроив гримасу, нырнул на заднее сиденье. Герцог забрался в самолет последним, и мы взлетели.

Начиная с Оттрингема и дальше на юг до Кембриджа полет проходил в густой облачности. Над Кембриджем мы пробили облачность, и я посадил машину на мокрое от дождя поле.

Подвел самолет к аэровокзалу, выключил мотор и снял наушники, показавшиеся мне гораздо тяжелее, чем обычно. Мысль об обратном полете в Бакингем в такой облачности, без помощи радиомаяка, которого ни там, ни где-нибудь поблизости не было, совсем меня не радовала. Я подумал, что придется делать крюк на Лутон — оттуда на пути домой мне поможет его радиолокатор, работающий круглосуточно.

Пассажиры разобрали свои вещи и ушли. Справившись по карте и заглянув в план полета, я опустил голову на руки и закрыл глаза. Кто-по постучал в окно пилотской кабины. Я открыл глаза и повернул голову. У самолета стоял Коллин Росс и, посмеиваясь, наблюдал за мной. Я открыл окно.

— Так вы утверждали, что в состоянии лететь обратно, не так ли? — спросил он.

— Утверждал, но это было два часа назад.

— То-то и оно… Знаете, о чем я подумал? Если вы неважно себя чувствуете, почему бы вам не переночевать у меня? Вернетесь завтра, тем более что погода обещает быть хорошей.

Коллин много летал и понимал мое состояние. И все же меня удивило, что он проявляет такую заботу.

— Да погода-то, возможно, и будет хорошей, но я могу найти пристанище где-нибудь в Кембридже и…

— Выбирайтесь-ка поживее да идите договариваться об ангаре, — спокойно посоветовал Коллин.

Я с трудом вылез из самолета, натянул куртку, и мы вместе направились к зданию аэровокзала.

— Мне еще надо согласовать с Дерридауном.

— Валяйте. И жену не забудьте предупредить.

— Нет у меня жены. Был женат двенадцать лет, и вот уже три года как разведен.

Коллин улыбнулся.

— Вы в лучшем положении. Я был женат всего два года, а в холостяках хожу уже четыре.

Харлей снял трубку сразу же, как только я позвонил.

— Где вы?.. А, в Кембридже… Нет, возвращайтесь сегодня же, иначе нам придется платить за ангар.

Я ничего не сказал ему ни о драке, ни о том, как себя чувствую.

— В таком случае, я сам заплачу, потом можете вычесть эту сумму из моего жалованья. Коллин Росс пригласил меня переночевать.

Против этого Харлей возражать не мог — Росс был его лучшим клиентом.

— Тогда совсем другое дело, — сказал он. — Оставайтесь, прилетите утром.

Я зашел в диспетчерскую, договорился, что оставлю самолет на ночь в ангаре, затем уселся в малолитражку Росса и предоставил мир его собственным заботам.

Росс жил в пригороде, в обычном кирпичном коттедже. В доме было уютно и тепло; в большой гостиной стояло несколько глубоких, удобных кресел.

— Присаживайтесь, — пригласил Коллин.

Я не замедлил воспользоваться приглашением, откинулся на спинку и закрыл глаза. Из кухни доносился стук посуды и аппетитный запах жарившейся курицы.

Коллин повел носом.

— Обед скоро поспеет… Пойду предупредить повариху, что у нас гость. — Коллин вышел из комнаты, но почти тут же вернулся в сопровождении обеих поварих. Я медленно поднялся. Вот уж не думал, не гадал, что меня ждет такая встреча!

На первый взгляд они казались двумя половинами одного целого. Ненси и Мидж… Одинаковые темные волосы, перехваченные на макушке черной лентой, одинаковые черные глаза, прямые брови, непринужденные улыбки.

— Человек-птица собственной персоной! — воскликнула Ненси. — Коллин, как тебе удалось заарканить его?

— Без особого труда.

— Это Мидж, — представила Ненси сестру. — А это Мет…

— Привет, — поздоровалась девушка. — Пилот, избежавший гибели от подложенной бомбы, так?

Теперь, когда я имел возможность внимательно рассмотреть обеих, оказалось, что они не так уж похожи. Мидж была более худой, чем Ненси, более бледной и хрупкой, но, не будь рядом цветущей на вид сестры, не производила бы впечатления больной.

— Надеюсь, ничего подобного больше не повторится, — ответил я.

— Вы спаслись только чудом! — вздрогнула девушка.

— Бомбы, драки… — вступил в разговор Коллин. — Ничего себе, веселенькое у вас оказалось знакомство со скачками!

— Особенно по сравнению с моей прежней работой — опылением посевов с воздуха, — согласился я.

— Неужели это такое скучное занятие? — удивилась Мидж.

— Иногда, конечно, надоедает часов по шесть таскаться взад и вперед над каким-нибудь огромным массивом. И надо все время быть предельно собранным. Полеты производятся на небольшой высоте, нельзя ни на секунду расслабляться, иначе того и гляди — особенно на вираже — чиркнешь крылом по земле… Машине конец, хозяин в бешенстве…

— Так и случилось с вами? — спросила Ненси.

— Нет… Однажды я задремал в полете на какое-то мгновение, тут же очнулся, а впереди, всего в нескольких десятках футов — мачта электропередачи… Удалось проскочить почти рядом с ней. После этого я решил уйти с той работы.

Коллин рассказал девушкам о нападении на Кенни Бейста, и они искренне его пожалели, я же испытывал чувство неловкости. Коллин постоянно доводил себя до изнеможения, Мидж была безнадежно больна, а я отделался несколькими синяками.

Потом мы все вместе пообедали на кухне, и должен сказать, что уже давно я не проводил более приятного вечера.

— О чем вы сейчас думаете? — вдруг обратилась ко мне Ненси.

— О том, чтобы почаще болеть тут у вас, в Кембридже.

— Зачем болеть? — запротестовала Мидж. — Заходите к нам в любое время. — Она взглядом попросила брата и сестру присоединиться к ее словам, и те дружно закивали в знак согласия. — Заходите, когда вам будет удобно, — повторила она.

В голове у меня, как сигнал тревоги, снова промелькнуло: «Не впутывайся, не позволяй себе увлечься, не рискуй…»

«Не впутывайся», — еще раз подумал я и тут же сказал:

— С большим удовольствием.

Не знаю сам, искренне ли я говорил это…

Глава 6

Я пробыл в Кембридже до пяти часов, пока не очистилось небо. Коллин большую часть дня изучал объявления о скачках, отмечая числа, когда ему предстояло выступать. Получилось, что на протяжении трех дней недели он будет участвовать в шести скачках — дважды в день.

— В Брайтоне скачки состоятся в три часа, а в Виндзоре в четыре тридцать. Сможете вы за эти полтора часа доставить меня из Брайтона в Виндзор? То же самое в субботу: скачки в Бате начнутся в три, а в Брайтоне в четыре тридцать. Сможете?

— Почему бы и нет? Если, конечно, вас каждый раз будет ждать хорошая машина, чтобы быстро отвезти на ипподром и с ипподрома в аэропорт.

Девушки приготовили на завтрак бифштексы.

— Это в вашу честь, — сообщила Мидж. — Уж больно вы тощий.

Я промолчал, потому что был полнее любого из них.

Мидж убрала со стола грязную посуду, а Ненси разложила карты и диаграммы.

— Собираюсь в ближайшее время предложить Коллину свои услуги в качестве его личного пилота, — сказала она. — Вы не откажетесь проконсультировать меня?

— Конечно.

Девушка склонилась над столом, и ее длинные темные волосы упали на карты. «Не позволяй себе увлечься! — потребовал внутренний голос. — Не позволяй!»

— Пожалуй, полечу на следующей неделе в Хейдок, если позволит погода.

— Этак и оглянуться не успеете, как сестра сделает вас безработным! — засмеялась Мидж, вытирая посуду.

Ненси указала на карте маршрут и спросила, как лететь в район Манчестера и что делать, если диспетчер даст ей какие-нибудь указания, а она не поймет.

— Попросите повторить и если все-таки не поймете, попросите уточнить.

— Но диспетчер подумает, что самолетом управляет какая-то дура! — засомневалась Ненси.

— Пусть подумает — это лучше, чем врезаться в какой-нибудь авиалайнер.

— Быть посему, — со вздохом согласилась девушка.

— Ваши указания приняты к руководству.

— Коллина следует наградить медалью, если он согласится лететь с тобой! — поддела сестру Мидж.

— Помолчи! — крикнула Ненси. — Вам всем только бы поиздеваться надо мной!

Едва прекратился дождь, мы все четверо погрузились в малолитражку Коллина и отправились на аэродром. Мидж с явным удовольствием вела машину. Ненси сидела наполовину на мне, наполовину на Коллине, а сам я чуть ли не на ручке дверцы.

Я видел с высоты, как они махали мне, покачал в знак прощания крыльями и взял курс на Бакингем, пытаясь отрешиться от чувства сожаления, что приходится расставаться с этими людьми.

Несмотря на воскресенье, Хони дежурила в диспетчерской, а Харлей летал на учебно-тренировочной машине с каким-то учеником. Он услыхал меня по радио и резко заметил: «Давно пора!», но я, вспомнив, сколько денег на моем счете в банке, решил не огрызаться.

Поставив самолет в ангар, я прошел в свой автофургон, который на этот раз показался мне еще более пустым, грязным и неуютным. Окна давно не мылись, постель была не убрана, вчерашнее молоко снова прокисло, поесть было нечего…

Я немного посидел, наблюдая, как солнце пытается пробиться сквозь облака и как ученик Харлея учится делать посадки, потом начал прикидывать, сколько еще протянет до своего банкротства фирма «Дерридаун» и успею ли я до этого накопить достаточно денег на автомобиль. Харлей платил мне сорок пять фунтов в неделю — больше, чем был в состоянии платить, и меньше, чем я заслуживал по своей квалификации. Жить было очень нелегко, Поскольку Сузан, налоги и страховка забирали половину заработка, а Харлей высчитывал еще четыре фунта за жилье в автофургоне.

Мне надоело сидеть, я встал и вымыл окна, что улучшило вид на аэродром, но не на мое будущее.

Снова приехали следователи — те же, что и в прошлый раз. Беседа, как и тогда, состоялась в комнате для пилотов. Следователи согласились с моим предложением выпить кофе, я сходил в помещение для пассажиров, где была установлена автоматическая кофеварка, и принес три пластмассовых стаканчика.

Как выяснилось из сообщения высокого следователя, расследование пока ни к чему не привело.

— Мы получили согласие полиции самостоятельно провести следствие, — пояснил он. — Однако, откровенно говоря, почти нет надежды напасть на след преступника. Если бы в самолете летел какой-нибудь крупный политический деятель или человек, застраховавший себя в очень крупную сумму… А в данном случае это не так и…

— Разве Коллин Росс не застрахован?

— Застрахован, но страховая сумма не так уж велика, а наследницы, его сестры-близнецы, — вне всякого подозрения.

— Совершенно верно, — с жаром подтвердил я. — Ну, а остальные?

— Видите ли, каждый из них лишь выразил сожаление, что не застраховался на более крупную сумму.

Следователь деликатно кашлянул.

— Остается разобраться с вами.

— То есть?

Следователь уставился на меня.

— Несколько лет назад вы застраховались и сделали жену своей полноправной наследницей. Несмотря на развод, она остается вашей наследницей, поскольку вы не изменили условия страхового полиса.

— Кто это вам сказал?

— Она… Мы беседовали с ней. — Следователь помолчал. — Она отзывается о вас далеко не лестным образом.

— Представляю. Однако я больше нужен ей живой, чем мертвый. Ей выгоднее, чтобы я жил как можно дольше.

— А если она вновь выйдет замуж? В таком случае вы перестанете платить алименты, и кругленькая сумма по вашему страховому полису окажется ей как нельзя кстати.

Я жестом отверг это предположение.

— Будь у нее такая мысль, она могла бы убить меня еще года три назад, во время одной из наших ссор, только не теперь. Тем более с помощью какого-то соучастника. Не такой у нее характер. Да и потом, она же ничего не знает о бомбах, и у нее не было возможности проникнуть в самолет… Нет, придется вам полностью отказаться от своей версии.

— Но она иногда встречается со служащим фирмы, занимающейся взрывными работами.

Он сообщил об этом ничего не выражающим тоном, но, несомненно, ждал, что меня потрясут его слова, а я даже не удивился.

— Я уже сказал, что она никогда не пойдет на такое и никогда не станет прибегать к чьей-либо помощи. В сущности, она всегда была человеком очень добрым и… очень здравомыслящем. Когда, случалось, в результате катастрофы гибли люди, она страшно переживала… Нет, нет, она не решилась бы!

Следователь некоторое время наблюдал за мной, словно ждал продолжения. Но мне больше нечего было сказать, и я не понимал, чего он хочет от меня. В поле затарахтел мотор учебно-тренировочного самолета, но тут же заглох.

Снова наступила тишина. Я сидел и молчал. Наконец следователь зашевелился.

— Итак, после всех наших бесед и в результате предпринятого расследования у нас остается только одна версия, но и она не позволяет ответить на вопросы, для кого предназначалась бомба и кто ее подложил.

Он достал из внутреннего кармана коричневый конверт и встряхнул над столом; из конверта выпал искореженный кусочек металла. Внимательно рассмотрев его, я мог высказать только одно предположение — что некогда это была какая-то круглая и плоская, похожая на пуговицу деталь.

— Что это?

— Остатки усилителя, — ответил следователь.

Я с удивлением взглянул на него.

— От бортовой рации?

— Думаю, что нет. По нашему мнению, это деталь бомбы. Удалось обнаружить в том, что уцелело от хвостовой части фюзеляжа.

— Вы хотите сказать… Значит, бомба была не с часовым механизмом?

— Вероятно. Похоже, ее взорвали по радио, а это, как вы, надеюсь, понимаете, несколько меняет дело.

— В каком смысле? Я не разбираюсь в бомбах. Чем радиобомбы отличаются от бомб с часовым механизмом?

— Взрывным устройством. В радиобомбах оно срабатывает по радиосигналу. Поистине это большая удача, что мы нашли усилитель от радиомеханизма бомбы.

— Изготовить такую бомбу, видимо, гораздо сложнее, чем с часовым механизмом.

— Несомненно. Зато преступнику не требовалось заранее ставить пусковой механизм на какое-то определенное время.

— Тогда, выходит, не требовалось и заранее знать дату нашего вылета из Хейдока. Достаточно было лишь узнать, что мы действительно вылетели.

— Или получить подтверждение, что вылетели.

— Но если бомбу можно взорвать радиосигналом в любой час, в любой день и даже в любую неделю, значит и заложить ее можно в любое время после последнего технического осмотра?

Следователь усмехнулся.

— И это хотя бы частично снимает с вас ответственность.

— Надеюсь.

— Но лишь частично… Все же я прошу вас еще раз тщательно и с разных точек зрения обдумать случившееся и поделиться со мной своими выводами. Разумеется, если только вы хотите выяснить, что же все-таки произошло, и как предотвратить повторение подобного случая… Кстати, я ведь прочитал протокол разбирательства вашего прошлого дела — от строчки до строчки.

Мне стало не по себе. Следователь не сводил с меня глаз.

— Вы знали, что в конце протокола кто-то от руки сделал весьма любопытное дополнение?

— Нет, не знал.

— В нем говорится, что по твердому убеждению председателя правления фирмы «Интерпорт», второй пилот вашего экипажа дал на следствии ложные показания и что именно его преступная халатность явилась причиной аварии авиалайнера.

Потрясенный и удивленный, я отвернулся и уставился в окно. Если в протоколе действительно было такое дополнение, следовательно, я не так уж скомпрометирован, как думал. Во всяком случае, в глазах тех, для кого это имеет значение.

— Но ведь ответственность всегда ложится на первого пилота, кто бы и что бы ни сделал, — как можно спокойнее сказал я.

— Это верно.

Пауза длилась до тех пор, пока я не отогнал воспоминаний о событиях, обрушившихся на меня четыре года назад.

— Благодарю вас, — спохватившись, обратился я к следователю.

— Пустяки.

— Так вы подумаете над этой историей с бомбой?

— Обязательно.

— Значит, мы еще встретимся. — Он порылся в кармане, достал визитную карточку и подал мне. — Если понадобится, можете позвонить вот по этому телефону.

Глава 7

Несколько дней спустя я с робостью позвонил в министерство, усмехаясь тому, что выполняю их обязанности, словно я придумал нечто такое, до чего они сами не додумались. Но ведь это я вел самолет с бомбой на борту, а не они. Я видел, слышал и пережил то, о чем они не имели представления… Я растратил уйму умственной энергии, разбирая разные гипотезы, и пришел к некоторым умозаключениям.

Взять, к примеру, Ларри. Ну, что Ларри? У Ларри было сколько угодно возможностей для того, чтобы подложить в самолет бомбу хотя бы за два часа до того, как я отправился в Уайт-Вальтхем за пассажирами. Но каковы у него были мотивы убить Коллина или разорить фирму «Дерридаун»? Разве что мелкие размолвки с Харлеем? И к тому же бомба была не с часовым механизмом, а управляемая по радио, которую он просто-напросто не мог бы взорвать в нужный момент, потому что, когда произошел взрыв, уже находился в Турции.

Затем Сузан… Я не забывал слова сотрудника министерства, что она встречается с человеком, являющимся специалистом по взрывным работам. Что ж, дай бог ей счастья. Чем скорее она выйдет замуж, тем лучше для меня. Но я не мог поверить, что человек в здравом уме, ради каких-то шести тысяч фунтов стерлингов страховки, готов прикончить бывшего мужа своей подруги и заодно с ним еще несколько человек… Не говоря уж о том, что она никогда не смогла бы решиться на хладнокровное убийство ни в чем не повинного человека. Я хорошо изучил ее характер и знал ее расчетливость. Чем дольше я проживу, тем лучше ей будет со всех точек зрения. Это было ясно.

Хони Харлей… Она заявила, что готова на все, лишь бы не допустить краха фирмы своего дяди. Но ведь гибель Коллина Росса была бы погибелью и для фирмы. Нет, Хони Харлей никогда не пошла бы на убийство кого-либо из клиентов фирмы, тем более Коллина Росса. Все это целиком и полностью относилось и к самому Харлею.

Остаются люди «Полиплейн»? Вечно суют всюду нос, задираются, пытаясь во что бы то ни стало разорить конкурента и заполучить себе обратно Коллина. Что ж, бомба могла бы им помочь достигнуть первого, но ни в коем случае не второго. Невозможно представить себе, чтобы они пошли на то, чтобы своими руками уничтожить золотого гуся.

Кенни Бейст… Обозленный на Эрика Гольденберга, майора Тайдермена и Энни Вилларс? Но где он мог достать бомбу и мог ли пойти на убийство Коллина и меня впридачу? Все это казалось маловероятным. Во всяком случае Кенни Бейст исключался.

Кто же?

Кто?

Я ничего не мог придумать и вновь разбирал все варианты. Ларри. Сузан. Хони. Харлей. Люди «Полиплейн». Кенни Бейст… Я прочесал их сверху донизу, с одного бока и другого, и не пришел ни к какому решению. Сварил себе кофе, лег в постель и заснул.

Проснулся я в четыре часа утра от луны, которая светила мне прямо в глаза. И вдруг один факт неожиданно поразил меня словно громом. Проверь все, Мет… Сверху, снизу и с боков. Взгляни на вещи со стороны. Так я и сделал. И тогда ответ на мучивший меня вопрос вдруг предстал передо мной со всей очевидностью. Я не мог этому поверить. Все было слишком просто, чертовски просто…

Утром я заказал телефонный разговор с двоюродным братом, давно потерянным мной из виду. Часа через два после разговора с ним он позвонил мне, и я тут же перезвонил в министерство, хотя и ожидал пренебрежительного ответа с их стороны. Вежливого высокого следователя на месте не оказалось. Мне обещали, что он позвонит мне, как только придет.

Когда он позвонил, Харлей обучал в воздухе ученика, а Хони дежурила наверху, и она ответила на звонок. По внутреннему телефону она позвонила в контору, где я заполнял какие-то бланки.

— Тебе звонят из министерства. В чем ты опять провинился?

— Все та же бомба, — ответил я.

— Ясно.

Я поднял трубку, она продолжала слушать.

— Повесьте трубку, Хони, — сказал я.

Она хихикнула, но трубку положила. Я услышал характерный щелчок.

— Капитан Шор? — послышался голос.

— Я.

— Вы просили меня позвонить?

— Да. Вы говорили… если мне придет что-нибудь на ум по поводу этой бомбы…

— Слушаю вас.

— Я подумал о радиопередатчике, который был необходим для ее взрыва…

— Ну и что?

— Какой величины может быть бомба? — продолжал я. — Все эти пластиковые взрывчатки, порох, провода, соленоиды?

— Мне думается, довольно маленькой… Уместится в жестяной коробке высотой дюйма в два и дюймов четыре на семь в квадрате. А то и того меньше. Чем плотнее все уложено, тем яростнее бомба взрывается.

— А какой величины должен быть радиопередатчик, по которому можно послать сигнал для взрыва?

— В наши дни совсем маленький. Ну, скажем, с колоду карт. Все зависит от расстояния.

— Так… Спасибо… Извините, что вдаюсь в эти подробности, но я просто хотел удостовериться… Мне кажется, я догадываюсь, когда была подложена бомба и кто ее взорвал.

— Что? Что вы сказали?.. — У него даже дух перехватило.

— Я сказал, что…

— Да, да, — нетерпеливо перебил он, — я это слышал. Когда же? Когда и кто?

— Бомба оказалась на борту самолета в Хейдоке… Между прочим, сколько может стоить такая бомба?

— О… Фунтов восемьдесят или около того, — нетерпеливо отозвался он. — Но…

— Нужно ли быть специалистом, чтобы сварганить такую бомбу?

— Человек, который умеет обращаться с взрывчаткой и кое-что смыслит в радиотехнике…

— Так я и думал.

— Послушайте, может быть вы перестанете играть со мной в кошки-мышки? Или вам доставляет удовольствие издеваться над министерством? Я не хочу сказать, что осуждаю вас, но не будете ли вы любезны сказать, у кого из пассажиров была эта бомба?

— У майора Тайдермена, — ответил я.

— У майора Тай… — у него перехватило дыхание. — Уж не хотите ли сказать, что это была не бомба, которая перекатывалась в тросах управления, в результате чего вы были вынуждены приземлиться? И что майор Тайдермен целый день таскал с собой бомбу, сам не ведая о ней?

— Нет, — произнес я, — нет и еще раз нет.

— Но бога ради… — Он начал раздражаться. Надеюсь, что вы упростите ваш рассказ, и скажете, наконец, кто, по вашему предположению, подсунул бомбу майору Тайдермену? Кто хотел убить его?

— Если желаете, то могу.

— Кто же?

— Сам майор Тайдермен, — улыбнулся я. — Собственной персоной.

Молчание. Затем протестующий возглас:

— Он что, хотел покончить с собой, по-вашему? Это исключается. Бомба взорвалась, когда самолет был на земле.

— Вот именно, — сказал я.

— Что именно?

— Если бомба взрывается, когда самолет на земле, то все считают, что она должна была взорваться в воздухе и уничтожить всех, находящихся на борту.

— Конечно.

— А если предположить, что намеченной жертвой является самолет, а не пассажиры?

— Но зачем?

— Я уже сказал вам, что не знаю.

— Ладно, — пробурчал он, вздохнув. — Давайте начнем сначала. Вы утверждаете, что майор Тайдермен, по неизвестным причинам желая взорвать самолет, взял с собой на скачки бомбу?

— Да.

— Почему вы так считаете?

— Давайте вспомним все, как было… Майор находился в очень нервном состоянии весь день и не расставался с футляром для бинокля, достаточно вместительным, чтобы хранить в нем бомбу такого размера, как вы мне сказали.

— Но то может быть случайностью?! — запротестовал он.

— Конечно, — согласился я. — Далее. Майор взял у меня ключи и отправился к самолету за «Спортивной жизнью», которую он там оставил, хотя я предложил ему свои услуги. Вернувшись, он сказал, что запер машину. Но на самом деле не запер, желая сбить всех с толку. Вернувшись якобы за газетой, он отвинтил заднюю панель багажного отсека и сунул туда бомбу, прикрепив ее наскоро к стенке фюзеляжа. Крепление, как я уже вам говорил, разъединилось в полете от тряски.

— Но ведь не мог же он предвидеть, что вы совершите посадку в Ист-Мидленде?!

— Какое это имеет значение! Где бы мы ни сели, как только люди покинули самолет, он бы его взорвал.

— Ну, это всего лишь домыслы…

— Майор проделал это в Ист-Мидленде у меня на глазах. Я видел, как он огляделся вокруг, проверяя, нет ли кого-нибудь поблизости, затем начал возиться с футляром от бинокля, — теперь-то я понял, что посылал радиосигнал… Расстояние было незначительным. Поэтому передатчик был очень маленький.

— Но, по вашим словам, он был чрезвычайно потрясен после взрыва.

— Потрясен при виде результатов взрыва, хотя и готовился к нему весь день. Да и небольшая доля актерства…

На некоторое время он задумался над моими словами, затем сказал:

— Не обратил ли кто-нибудь внимания на то, пользовался ли майор биноклем?

— Во всяком случае он носил в футляре совсем маленький бинокль и фляжку, которой пользовался часто… Многие люди могли видеть, как он попивал из нее, так же как и я это видел…

Я представил себе, как мой собеседник затряс головой.

— Это фантастическая история, вся целиком. Никаких доказательств. Сплошные домыслы и догадки. — Он помолчал. — Извините, майор Шор, я верю, вы сделали все, что в ваших силах, но…

— Еще одна маленькая деталь, — вежливо произнес я.

— Да? — небрежным тоном отозвался он, словно ожидая услышать еще одну фантастическую небылицу.

— Я разговаривал со своим двоюродным братом, который служит в армии, и по моей просьбе он навел справки в архиве. Во время войны майор Тайдермен служил в инженерных войсках, точнее в воинской части, которая почти не покидала Англию.

— Не понимаю, какое отношение…

— Эта часть занималась обезвреживанием неразорвавшихся бомб.

Глава 8

Это произошло на следующий день, когда Ненси повезла Коллина в Хендок на четырехместном варианте «Чероки» со 140-сильным мотором, который она обычно брала напрокат в летном клубе для обучения и тренировочных полетов. Они вылетели из Кембриджа незадолго до того, как вылетел я сам на более или менее приведенной в порядок «Шестерке». До этого я прошелся с Ненси по ее полетному плану, помог ей с разными техническими проблемами и правилами, с которыми ей предстояло столкнуться в сложной контрольной зоне Манчестера. По прогнозу погода до вечера должна была быть ясной, а в случае, если Ненси собьется с курса, ей поможет радар, да и я все время буду переговариваться с ней по радио, к тому же и лететь буду в том же направлении, что и она.

— Харлей возмутился бы, увидев, каким вниманием вы окружаете Ненси, — усмехнулся Коллин. — Пусть себе натерпятся страха, сказал бы он, тогда будут всегда летать с нами, а не проявлять эту дурацкую самодеятельность.

— Пожалуй, — улыбнулся я. — Но не забывайте, что Харлей желает вам безопасности.

— А он велел вам помогать Ненси?

— Нет.

— Вот я и говорю.

Харлей только сердито сказал мне: «Не хочу, чтобы они делали из этого правило. Убеди Коллина Росса, что у Ненси еще не хватает опыта». Коллин не нуждался в убеждении: он и сам это видел. Однако он хотел доставить удовольствие сестре. Она вся светилась от счастья, словно ребенок, которого угостили любимым лакомством.

Моя «Шестерка» была заказана Китчем, незадачливым тренером, который дал согласие по отдельности Энни Вилларс и Кенни Бейсту захватить их с собой, не подозревая об их отношениях.

Атмосфера перед вылетом была отвратительной.

Джервис Китч находился в состоянии крайнего раздражения.

— Откуда мне было знать, что они враждуют? — сетовал он, едва сдерживая гнев.

Я пытался успокоить его.

— Они спросили, нет ли свободного места в самолете. Энни позвонила вчера. Бейст днем раньше. Я сказал, что есть.

Откуда я мог знать…

Коннозаводчик, громкоголосый человек по фамилии Амброуз, который совершенно очевидно оплачивал рейс, запальчиво заявил, что ему наплевать на взаимоотношения Энни и Бейста, лишь бы они заплатили свою долю за проезд. Он был из тех людей, которые считают, что, наняв кого-нибудь на службу, приобретают право и на его душу. Китч быстро успокоился и больше не произнес ни слова. Коннозаводчик все время торопил меня с вылетом. Он, видите ли, нанял меня не для того, чтобы целый день торчать в Кембридже.

Энни Вилларс неуверенно заявила, что воздушный пилот все равно, что капитан морского лайнера.

— Чушь, — обрезал ее Амброуз. — Он простой шофер. Его дело возить меня! Да, да, простой шофер!

Его тон не оставлял и тени сомнения в том, что он думал о месте шофера в обществе. Я вздохнул, залез в кабину, пристегнулся. Не впервые в моей практике встречал я подобное отношение.

Скорость моей «Шестерки» на пятьдесят миль превышала скорость самолета Ненси, поэтому я обогнал ее где-то при наборе высоты. В наушниках до меня доносились ее вопросы, касавшиеся полетной информации. Это было в какой-то мере успокоительно, к тому же она хорошо вела машину.

Я сел в Хейдоке за несколько минут до нее и выгрузил пассажиров как раз вовремя, чтобы успеть посмотреть, как она заходит на посадку. Она устроила целое представление, словно желая произвести впечатление на зрителей, посадив самолет на траву, словно падающее перо. Я усмехнулся. Не так уж плохо для любителя с 90 часами летной практики, бывает хуже. К тому же и рейс был не из легких. Она подрулила и остановилась неподалеку от меня. Я закончил запирать «Шестерку», подошел к ней и сказал, что она сломает шасси, если будет так шлепаться на землю.

Она состроила гримасу, возбужденная и счастливая.

— Это было прекрасно! Радиолокаторщики в Ливерпуле очень добры. Они точно сообщали, какого курса мне держаться при облете контрольной зоны, и затем привели меня прямо сюда.

Коллин не скрывал гордости за сестру, но все же подтрунивал над ней.

— Сюда-то мы добрались, но не забудь, что нам еще лететь обратно.

— Дорога домой всегда легче, — уверенно отозвалась она. — И в контрольной зоне Кембриджа нет таких сложностей.

Все вместе мы пересекли поле и вошли в паддок. Возбужденная Ненси без умолку болтала, словно нанюхалась бензедрина.

Коллин подмигивал мне. Я отвечал ему тем же. Ничто так не возбуждает, как успех. Мы оставили Коллина в комнате для взвешивания, а сами отправились перекусить и выпить кофе.

— Знаете, ведь прошло всего четыре недели, как мы были здесь, когда произошла эта история со взрывом, — сказала она. — Всего четыре недели. А мне кажется, что я знаю вас половину моей жизни.

— Надеюсь, что будете знать и вторую половину, — пробормотал я.

— Что вы сказали?

— Ничего… Ешьте сандвич.

Она неуверенно посмотрела на меня.

— Что вы имели в виду?

— Ничего. Просто так.

Глупец, подумал я. Глупец, зачем ты лезешь в это? Глупец, что позволяешь себе увлечься ею… Ты ничего не можешь предложить ей, кроме своей разбитой жизни, у нее же, сестры Коллина Росса, вся жизнь впереди.

— Отчего вы замолчали? — спросила Ненси.

— Разве?

— Да. Вы иногда уходите в свои мысли. Кажетесь спокойным и оживленным, и вдруг что-то срабатывает у вас внутри и вы куда-то исчезаете, словно в космос, где очень холодно. — Она вздрогнула. — Брр, замерзаю…

Покончив с кофе и сандвичами, мы отправились наблюдать за скачками.

Коллин победил в двух заездах, включая главнейший. Лошадь Энни Вилларс пришла второй.

Кенни Бейст выиграл скачку с препятствиями. Жеребец громогласного Амброуза пришел четвертым, и это никак не могло украсить наш обратный путь, который к тому же слегка беспокоил меня. Теплый фронт, который по прогнозу должен был распространиться поздно вечером, возник много раньше. Небо затянуло облаками.

Ненси взглянула наверх, когда солнце скрылось.

— Бог мой, откуда эта облачность?

— Теплый фронт…

— Проклятие… Как вы думаете, он дойдет до Кембриджа?

— Сейчас узнаю, если хотите.

Я позвонил в Кембридж и спросил, какая там погода и каков прогноз. Ненси стояла рядом со мной в телефонной будке. От нее исходил слабый аромат свежих цветов. Я вынужден был просить Кембридж повторить, что они сказали.

— Две тысячи футов, — ответил Кембридж с преувеличенным терпением. — Я уже дважды повторял вам это.

Я повесил трубку.

— Приближение теплого фронта ожидается там не раньше чем через три-четыре часа. Прогноз показывает, что облачность будет не ниже двух тысяч футов, так что у вас все будет в порядке.

— Конечно. Я десятки раз совершала тренировочные посадки в Кембридже, — сказала Ненси. — Даже при низкой облачности я уверена, что справлюсь.

— Вы летали одна или с инструктором?

— И так, и эдак. Несколько раз самостоятельно. В ясную погоду, конечно.

Я раздумывал.

— Вы получили права брать с собой пассажиров в облачную погоду?

— Не бойтесь, мне и не придется лететь в облаках. Ведь вам сказали, что там сейчас ясно, не так ли? И даже если облака будут на высоте двух тысяч футов, я могу спокойно держаться ниже их.

— Думаю, что сможете. Вполне.

Мы зашагали по летному полю.

Развернув на крыле карту, я прошелся с Ненси по всему ее маршруту шаг за шагом, как она того хотела, и мы составили полетный план. Она должна была ориентироваться по радиомаяку в Личфилде. Лететь не по прямой линии, но зато по самой легкой трассе для навигации. Как она говорила, возвращаться домой было проще., Я проработал с ней время в пути между отдельными точками и нанес на ее карту.

— Вы это делаете в пять раз быстрее меня, — вздохнула она.

— У меня и опыта побольше вашего.

Я сложил карту и подколол к ней заполненный полетный план.

— До встречи в Кембридже, — сказал я. — Желаю удачи.

— Тьфу, тьфу, не сглазить…

— Ненси…

— Да?

Я и сам не знал, что я хотел сказать. Она ждала.

— Будьте осторожны, — после паузы серьезно произнес я.

Показался Коллин, едва волоча ноги.

— Боже, как я устал! — сказал он. — Как мой пилот?

— Готов и к вашим услугам.

Пока они забирались на борт, я осмотрел самолет снаружи.

Никаких бомб. Да я и не ожидал их увидеть. Ненси запустила мотор, я поднял руку, она вырулила на полосу, и они, Коллин и Ненси, замахали мне на прощание. Самолет быстро набрал скорость и взмыл в бледно-серое небо. Облака опустились чуть ниже. Беспокоиться было не о чем, тем более что в Кембридже ясная погода. Я отправился к своей «Шестерке». Энни Вилларс и Кенни Бейст уже были там, упорно не глядя друг на друга. Я отпер дверцу, и Энни молча уселась на свое место. Кенни проводил ее кислым взором и продолжал оставаться у самолета.

Я поздравил его с победой. Он поблагодарил.

Тренер Амброуза и его жокей, задумчивые, подошли к нам, а вскоре появился и сам Амброуз, с багровым лицом, испуская вокруг себя пивной дух. Приблизившись, он сразу обратился ко мне:

— Я забыл шляпу на вешалке. Принесите-ка.

Кенни и остальные двое сделали вид, что ничего не слышат. Я мог бы сказать: «Сходите сами!» и лишить Харлея клиента, но сдержался и отправился в комнату для участников, взял шляпу Амброуза с такой засаленной лентой, что даже подивился, как ее владельцу не стыдно показываться в ней, как вдруг кто-то схватил меня за плечо. Майор Тайдермен!

— Шор! — удивленно воскликнул он, даже более чем удивленно — испуганно. — Шор… Что вы здесь делаете?! Вы вернулись?

— Да, за шляпой мистера Амброуза, — отозвался я.

— Но ведь вы улетели… Вы же повезли Ненси и Коллина Росса!

— Нет, — покачал я головой. — Ненси повела самолет сама.

— Но… Но вы ведь прилетели вместе? — голос у него дрожал.

— Ничего подобного. Я прилетел на «Шестерке» с пятью пассажирами.

Возбуждение майора передалось мне. Страшное подозрение овладело мной.

— Майор, — дрожащим голосом сказал я, — уж не сунули ли вы опять бомбу в самолет?! Боже мой… Говорите!

— Я… Я…

— Говорите, — я сбросил его руку и яростно сдавил его за плечи. Шляпа Амброуза выпала и покатилась по грязному полу. — Говорите! Бомба?

— Нет… но…

— Но что?

— Я думал, что это вы привезли их… я думал, что они с вами… Вы сумели бы справиться…

— Что вы еще натворили?! — с силой затряс я его.

— Я видел вас вместе, когда они прилетели… Видел, как вы с Ненси рассматривали карту… делали какие-то пометки… Я был уверен… был уверен, что это вы пилотируете самолет… И вы… вы бы справились с этим… но Ненси Росс… О, боже!

Наотмашь я ударил его по лицу.

— Что вы натворили?!

— Вы… вы уже ничем не можете помочь…

— Я верну ее… Немедленно верну ее на землю!

— Нет… Вам это не удастся… В полете у нее выйдет из строя радиостанция. — Он закрыл лицо руками.

У меня будто оборвалось все внутри… Подхватив шляпу Амброуза, я ринулся к двери. Со всех ног бежал я к самолету, скорее, скорее… Я не стал выпытывать у майора, зачем он это сделал. Мне даже не пришло в голову расспрашивать его. Я думал лишь о Ненси, о ее неопытности, о Ненси, которая осталась без радиосвязи… Возможно, она и справится. Мотор не откажет. Кое-какие приборы будут функционировать нормально. Альтиметр, указатель воздушной скорости, компас.

Хуже всего то, что Ненси будет лишена связи с землей, не сможет ориентироваться по радиомаякам… Что ж… когда-то люди летали без радио… Если она заблудится, то сможет приземлиться на первом попавшемся аэродроме. Однако радиосвязь, может быть, еще не нарушена, подумал я. Может быть, рация еще действует.

С земли она не услышит меня, но если я поспешу набрать высоту, то, возможно, успею передать на контрольный пост Манчестера о создавшемся положении, и они успеют сообщить ей о том, что случилось, и велят совершить посадку на любом ближайшем аэродроме… Плевое дело устранить неполадки, находясь в безопасности на земле.

Я протянул Амброузу его шляпу. Он все еще прогуливался возле самолета, ожидая меня. Не теряя ни секунды, я занял свое место, и он полез следом за мной. Не успел он пристегнуться ремнями, как я включил мотор, надел наушники и стал настраивать рацию.

— К чему такая спешка? — поинтересовался Амброуз, когда я выруливал на взлетную полосу, не прогрев двигатель.

— Нужно связаться по радио с Коллином Россом.

— Понятно, — мотнул он головой. Он знал, что Россы вылетели перед нами, знал, что самолет ведет Ненси. Я подумал, если он считает, что без его соизволения я не имею права даже поспешить, то его ждет горькое разочарование. Он не попадет в Кембридж, пока я не буду уверен, что Ненси и Коллин находятся в безопасности.

На борту имелось всего одно переговорное устройство, поэтому Амброуз не мог слышать, что мне говорят, а при гуле мотора он вряд ли улавливал, что передаю в эфир я. На высоте двухсот футов я связался с диспетчером-контролером воздушной зоны Ливерпуля и объяснил, что рация Ненси, возможно, вышла из строя и спросил, был ли он на связи с ней. Да, был. Он дал ей разрешение на полет из контрольной зоны и передал ее службе информации Престона. Пока я находился на его частоте, я просил его узнать у Престона, поддерживают ли они контакт с Ненси.

«Ждите».

Прошло долгих две минуты. Наконец я услышал:

«Связь потеряна посередине сеанса».

«Проклятый майор», — с ненавистью подумал я.

— У них есть ее координаты? — пытаясь не выдавать волнения, спросил я.

«Ждите».

Пауза. Затем: «Она держала курс на Личфилд. Расчетное время прибытия пять ноль три, визуальный полет, высота четыре пять ноль.»

На высоте двух тысяч футов мы вошли в легкую облачность и вышли на солнце на высоте четырех тысяч. Ниже нас, куда ни глянь, расстилалась белая, словно вата, простыня, закрывающая землю. Ей также придется набрать эту высоту, потому что Пенинские горы к востоку от Манчестера вздымались на высоту почти до трех тысяч футов, и горные кряжи были скрыты облаками. Иначе ей придется возвращаться обратно. Она не испугается подняться повыше. С радионавигацией и хорошим прогнозом в Кембридже это было единственным разумным решением.

— Она летит в Кембридж, — сказал я. — Можете ли вы дать тамошнюю погоду?

«Ждите».

Снова пауза. Затем спокойный голос, чертовски спокойный: «Даю погоду в Кембридже. Облачность быстро распространяется с юго-запада. Высота облачности — тысяча двести футов, толщина до трех с половиной».

Я не сразу подтвердил получение сводки, представив себе, какие осложнения несет с собой перемена атмосферных условий.

«Подтвердите прием», — послышался скучный голос.

— Погода принята.

«Последние метеосводки указывают на сплошную облачность над всей территорией южнее Тиз». Он твердо знал, что говорит.

Лаконичный текст, бесстрастный голос. Ненси летела над облаками, совершенно не представляя себе, где находится. Она не видела землю и никого не могла спросить о том, какого направления ей держаться. В конце концов из-за нехватки горючего ей придется спуститься ниже. При бездействующих приборах она не знала, сколько еще может продержаться в воздухе, и ей непременно нужно было пробиться сквозь облачность, чтобы найти какую-нибудь площадку для посадки.

Но если она поторопится со снижением или спустится там, где не надо, то может столкнуться с какой-нибудь скалой, скрытой в облаках. Даже для очень опытного летчика ситуация была критической.

Я спросил с тем же деланным спокойствием:

— Могут ли радарные станции обнаружить ее и проследить ее курс? Я знаю ее полетный план… Мы вместе разработали его.

Вероятно, она будет придерживаться этого плана, так как считает, что в Кембридже ясная погода. Я могу последовать за ней… и найти.

«Переходите на частоту радара Бирмингема один-один-восемь-ноль-пять».

— Понятно, — сказал я. — Большое спасибо.

«Желаю удачи», — послышалось в ответ.

Глава 9

Он обрисовал положение Бирмингему. Я сообщил оператору на радаре план полета Ненси, воздушную скорость и намеченное время прилета в Личфилд, и несколько мгновений спустя он вернулся в эфир и сказал, что на экране видно по меньшей мере десять самолетов, один из которых, возможно, искомый нами, но точно определить он не может. «Проконсультируюсь с Уаймсволдом. Возможно, они не так заняты сейчас, как мы, и смогут уделить вам больше внимания».

— Скажите им, что в пять ноль три она должна изменить курс на один-два-пять. «Понятно. Ждите».

Вскоре послышалось: «В Уаймсволде обещали следить за ней».

— Отлично, — отозвался я.

Через несколько секунд он спросил:

«У нас имеются сведения, что на борту самолета без связи находится Коллин Росс. Можете подтвердить?»

— Точно, — отозвался я. — Самолет пилотирует его сестра.

«Черт возьми! — произнес он. — Необходимо отыскать его…»

Я попросил провести меня прямо через контрольную зону, а не огибать ее, и взял курс на Нортвич, а затем на Личфилдский маяк. По моим подсчетам, мы вылетели следом за Ненси через тридцать минут, и несмотря на то, что скорость «Шестерки» была больше, нам вряд ли удалось бы перехватить ее до Кембриджа. Наверное, в двадцатый раз я взглянул на часы.

Радар Бирмингема: «Кембридж сообщает об устойчивом ухудшении погодных условий. Высота облачности восемьсот футов.»

— Принято, — упавшим голосом ответил я.

Еще через пять минут я услышал: «Уаймсволд сообщает, что один из самолетов на их экране развернулся с один-шесть-ноль и лег на курс один-два-пять, но это в пяти милях северо-восточнее Личфилда. Самолет не опознан. Слежение продолжается.

— Принято.

Возможно, что ее сносит на северо-восток, подумал я, потому что ветер с юго-запада был сильнее, чем при полете к северу, я не сделал достаточной поправки на ветер в полетном плане. Я нажал кнопку радиопередатчика и сообщил об этом дежурному по радарной установке.

«Передам», — сказал он.

Мы продолжали полет. Я оглянулся на пассажиров. Они выглядели утомленными, задумчивыми. Возможно, что никто из них не заметит, когда мы изменим курс, чтобы искать Ненси, но, конечно, поймут это, когда (если только!) мы обнаружим ее.

«Уаймсволд сообщает: самолет под наблюдением повернул на север ноль-один-ноль».

— Не может быть! — воскликнул я, не удержавшись.

«Не отключайтесь…»

Слишком просто, в отчаянии подумал я. Слишком просто. Самолет, который лег на правильный курс в правильное время и в правильном месте, не мог быть самолетом Ненси. Я глубоко вздохнул. Пока что Россы не находятся в непосредственной опасности. Она могла продержаться в воздухе еще часа полтора.

У меня оставался один час, в течение которого я должен обнаружить их в квадрате приблизительно в три тысячи миль неба, бесцветного, однообразного, как пустыня. Веселенькая задача!..

«Уаймсволд сообщает: первый самолет, очевидно, приземлился в Ист-Милдене, но обнаружен другой — в десяти милях на восток от Личфилда, идет курсом один-два-ноль. Сведений о высоте нет».

— Принято, — повторил я. Отсутствие информации о высоте полета означало, что пятнышко на экране может находиться либо выше 30000 футов, либо ниже 450.

«Не отключайтесь».

Я ждал. Готов был грызть себе ногти. Искоса взглянул на Амброуза и принялся проверять нашу высоту, скорость, курс один-ноль-пять. Если этот курс будет выдержан дальше, то они окажутся в тридцати милях от Кембриджа приблизительно в 5.20.

Я взглянул на часы. Быстро подсчитал в уме. Нажал на кнопку передатчика.

— Это не искомый самолет. Он летит слишком быстро. При скорости в 90 узлов они не могли достичь зоны Кембриджа раньше 5.35 или 5.40.

«Понял вас. — Короткое молчание. — Настройтесь на Коттесмор. Северный радар, один-два-два, одна тысячная. Передаю вас им».

Я поблагодарил. Коттесмор сообщил, что они следят за экраном. К югу от них семь неопознанных самолетов, курсом с запада на восток, высота полета всех семерых неизвестна.

Семь. Ненси может быть на одном из них. Возможно, она растерялась и направилась обратно в Манчестер. Мурашки побежали у меня по спине. Конечно, у нее хватит здравого смысла не заходить прямо в контрольную зону без радио. И во всяком случае она должна считать, что в Кембридже ясная погода.

Я вошел в зону личфилдского радиомаяка. Развернулся курсом на Кембридж. Сообщил об этом в Коттесмор. Они еще не обнаружили меня на экране: я был слишком далеко.

Я упорно тянул на Кембридж поверх затянутых облаками просторов. Все пассажиры, кроме Амброуза, спали.

«Неопознанный самолет приземлился в Манчестере, — известил дежурный по радару в Коттесморе. — Другой следует прямым курсом на Питерборо».

— Остается пять? — спросил я.

«Шесть… Появился еще один, западнее».

— Может быть, тот самый?

«Отверните на тридцать градусов для опознания».

Несколько секунд я летел новым курсом.

«Опознан, — послышалось в наушниках. — Можете вернуться на прежний курс».

Нервное возбуждение росло во мне с минуты на минуту. Они должны обнаружить ее, твердил я. Должны…

«Говорит Коттесмор: самолет, пролетавший мимо вас пять минут назад прямо на юг, развернулся на север».

Опять не она…

«Опознанный самолет совершил полный круг и снова лег на курс один-один-ноль».

— Возможно, это она, — ответил я. — Или кто-то другой, попавший в такое же затруднительное положение. Или просто тот, кто разучивает развороты. Или кто угодно…

«Самолет вновь повернул на юг. Теперь на запад… Опять на юго-восток… лег на курс один-один-ноль».

— Ищет просвет в облаках? — предположил я.

«Возможно. Не отключайтесь. — Пауза, затем голос, далекий и осторожный: — Облачность в этом районе опустилась до 600 футов. Просветов нет».

О, Ненси…

— Попробую поискать эту машину, — сказал я. — Можете нацелить меня?

«Идите курсом ноль-девять-пять. Вы находитесь к западу, на расстоянии тридцати миль. Ваша путевая скорость сто пятьдесят узлов. Интересующий вас самолет летит со скоростью приблизительно в 90 узлов. Чтобы настичь тот самолет, понадобится от 25 до 30 минут».

«Искомый самолет вновь начал кружить… идет курсом один-один-ноль».

Чем больше он будет кружить, тем скорее я настигну его. Но если это не Ненси?! С яростью я отбросил от себя эту мысль. Если это не Ненси, я никогда не смогу отыскать ее…

Амброуз тронул меня за локоть, и от неожиданности я вздрогнул.

— Мы свернули с курса, — безапелляционно произнес он, постучав пальцем по компасу. — Мы летим на восток. Как бы нам не заблудиться.

— Нас ведет радар, — сухо отозвался я.

— Вот оно что, — неуверенно протянул он. — Понимаю.

Нужно ему все рассказать, подумал я. Дальше скрывать нельзя… Как можно более кратко я обрисовал ему обстановку, умолчав о роли, которую во всем этом сыграл майор Тайдермен.

Он недоверчиво смотрел на меня.

— Вы хотите сказать, что мы гоняемся в поднебесье в поисках Коллина Росса?

— Направляемые радарными установками с земли, — пояснил я.

— А кто будет платить за все? — угрожающе спросил он. — Только не я. Это совершенно безответственно — изменить курс, не посоветовавшись со мной.

Коттесмор сообщал: «Самолет находится над Стэмфордом и снова делает круг».

— Принято, — ответил я.

Ради бога, Ненси, подумал я, не пытайся пробиться там сквозь облака!.. Там горы и мачта высотой в 450 футов…

«Держитесь для сближения курса один-ноль-ноль».

— Один-ноль-ноль, — повторил я.

«Самолет лег на прежний курс».

У меня вырвался вздох облегчения.

— Вы слышали, что я сказал? — злобно произнес Амброуз.

— Наш долг оказать помощь любому самолету, находящемуся в бедственном положении, — огрызнулся я.

— Но только не за мой счет!

— С вас возьмут, как за обычный рейс, — терпеливо произнес я.

— Дело не в том. Вы обязаны были спросить моего согласия. Я очень недоволен. Я буду жаловаться Харлею. Пусть другие помогают Россу. Почему именно вы должны это делать?!

— Я уверен, что Коллину Россу очень понравится ваш взгляд на вещи, — подчеркнуто вежливо отозвался я. — Нет никакого сомнения, что он оплатит все расходы по оказанию ему помощи.

Амброуз окинул меня злобным взглядом.

Энни Вилларс наклонилась вперед и тронула меня за плечо.

— Я не ослышалась? Коллин Росс потерялся? Здесь, в облаках?

Я оглянулся. Все уже проснулись и внимательно прислушивались к нашему разговору.

— Да, — коротко ответил я. — У них отказало радио. Операторы радарных установок надеются разыскать его. Мы направляемся к Россу, чтобы оказать им помощь.

— Надо сделать все возможное… — сказала Энни.

— Если нужно, рассчитывайте на нас.

Я улыбнулся ей через плечо. Амброуз тоже посмотрел на нее и вновь принялся за свое. Она резко оборвала его.

— Неужели вы всерьез полагаете, что мы можем отказать им в помощи? Вы просто рехнулись! Наш прямой и абсолютный долг сделать все, что в наших силах. Пилот не обязан советоваться с пассажирами, оказывать ли помощь самолету, терпящему бедствие, или не оказывать.

Амброуз что-то буркнул относительно расходов.

— Если вы такой скряга, что жалеете несколько фунтов ради спасения Коллина Росса и его сестры, я готова оплатить все расходы, — решительно отозвалась Энни.

— Ай да молодчага! — горячо воскликнул Кенни рейст.

На лице Энни Вилларс появилось растерянное, но вовсе не сердитое выражение. Амброуз отвернулся и стал смотреть вперед. Лицо у него побагровело. Я надеялся, что это от стыда, а не от апоплексического удара.

«Самолет снова кружит, — сообщил Коттесмор. — Находится чуть южнее Питерборо… Следуйте своим курсом… Передаю вас Виттону. Ничего объяснять им не нужно… Они знают ситуацию».

— Большое спасибо.

«Желаю удачи».

Дежурный Виттона, следующей в цепи головных станций слежения к северо-западу от Кембриджа, был спокоен, деловит, точен.

«Облачность в Кембридже, нижняя кромка шестьсот футов, никаких перемен за прошедшие полчаса. Видимость три километра при легком дожде. Ветер на поверхности земли десять узлов».

— Погода принята, — механически отозвался я. Я изучал карту. Радиомачта высотой в 700 футов южней Питерборо. Лети дальше, Ненси, мысленно советовал я, дальше на восток. Не снижайся здесь. Только не здесь…

Виттон: «Самолет лег на курс один-ноль-ноль».

Я вытер взмокшую шею.

«Держитесь ноль-девять-пять. Вы находитесь в десяти милях западнее самолета».

— Прошу разрешения набрать высоту 8000 для лучшего обзора.

«Разрешаю высоту 8000».

Стрелка альтиметра подрагивала у цифры «8000». Одеяло белой овечьей шерсти расстилалось во всю ширь неба без единого просвета, мягкое и красивое под лучами солнца. Пассажиры перешептывались между собой, возможно, впервые осознав, в каком страшном положении оказалась Ненси. Миля за милей пустыни и никакой, абсолютно никакой возможности определить местонахождение…

«Самолет вновь кружит… Держитесь курса ноль-девять-пять. Вы в семи милях западнее».

Я обернулся к Энни Вилларс.

— Мы скоро их увидим… Возьмите, — я протянул ей блокнот, которым пользовался во время рейсов для всяких записей. — Сумеете вырезать несколько букв? Как можно крупнее, чтобы Ненси могла прочесть то, что мне надо будет ей сообщить.

Лишь бы это оказались они, подумал я. Пусть это окажутся они, а не какая-нибудь другая заблудшая душа, иначе нам придется помогать другим. Нельзя же оставлять людей бороться в одиночку, а самим отправиться на поиски тех, кого мы хотели спасти.

Энни порылась в своей сумочке и достала ножницы.

— Какие буквы? — коротко спросила она. — Говорите, я запишу, а потом вырежу.

— Правильно. «Иди следом». Для начала хватит.

Через плечо я увидел, как она принялась за работу. Она вырезала буквы во всю величину листа, очень отчетливыми. Удовлетворенный, я снова принялся вглядываться вперед, отыскивая крохотную сигару, летящую в безбрежном воздушном океане.

«Развернитесь на один-ноль-пять, — распорядился Виттон. — Самолет находится от вас в пяти милях».

Я посмотрел вниз направо вдоль носа самолета.

— Вон, вон, вижу! — воскликнул вдруг Кенни Бейст.

— Глядите, вон там!

Я посмотрел в направлении, куда он показывал, и там, правее нас, какой-то самолет начинал очередной круг над более темным облаком, где мог быть просвет, но где его не было.

— Вижу, — сообщил я Виттону. — Иду на сближение. «Ваши намерения?» — ровным голосом запросил он.

— Повести их в Уош, снизиться над морем, затем следовать вдоль реки и железной дороги до Кингс Линна в Кембридж.

— Понял вас. Рекомендую Мархэм. Они обеспечат вас радарным обслуживанием над морем.

Я опустил нос самолета книзу, прибавил обороты и пошел наперерез самолету Ненси (Ненси ли?)… Чем ближе мы оказывались, тем больше я убеждался, что это она… Аппарат с низкопосаженными крыльями… «Чероки»… Белые с красным полосы… И, наконец, регистрационный номер… И кто-то яростно машет нам картой из кабины…

Чувство облегчения охватило меня.

— Они! — воскликнула Энни, но я только кивнул в ответ.

Я сбавил скорость, уровняв ее с крейсерской скоростью «Чероки», затем сделал разворот и пристроился слева, ярдах в пятидесяти. Ненси никогда не летала в групповом строю. Пятьдесят ярдов было минимально безопасным расстоянием, хотя и это было довольно рискованно. Я держал руку на штурвале, не спуская глаз. с Ненси.

Энни Вилларс я сказал:

— Покажите ей «Иди следом». Не спеша, одну букву за другой.

— Понимаю. — Энни прижимала буквы к фонарю кабины. Рядом с Ненси виднелась голова Коллина. Когда Энни передала сообщение, мы увидели, как он замахал нам рукой, а Ненси картой.

— Виттон, — вызвал я. — Самолет тот самый. Они следуют за нами в Уош. Можете дать мне направление на Кингс Линн?

«С радостью, — послышалось в ответ. — Ложитесь на курс ноль-четыре-ноль и свяжитесь с Мархэмом на частоте один-один-девять-ноль».

— Большое спасибо, — с чувством произнес я.

«Очень рад быть полезным».

Хорошие ребята, подумал я. Очень хорошие ребята. Сидят в темных комнатах, в наушниках, наблюдая на небольших круглых экранах за множеством желтых точек, представляющих собой самолеты, медленно проплывающие перед ними словно головастики. Они проделали огромную работу, отыскав Россов. Огромную.

— Можете вырезать цифру «4»? — спросил я Энни Вилларс.

— Конечно. — Она взялась за ножницы.

— Когда будет готово, покажите сперва «О», «О» у вас есть, затем «4» и затем снова «О».

— Сию минуту.

Она показала цифры Ненси. Ненси в ответ закивала и помахала картой. Мы легли курсом на северо-восток, к морю. Ненси шла позади и чуточку справа. Я следил, чтобы расстояние между нами не сокращалось. По моим расчетам, при ее скорости мы должны были достичь побережья приблизительно за 13 минут. От 5 до 10 минут уйдет на то, чтобы пробить облачность и около 20 минут или немногим больше, чтобы под низко нависшими облаками долететь до Кембриджа. Горючее у нее к тому времени будет на исходе, но все равно так было менее рискованно, она не налетит ни на деревья, ни на здания или радиомачту. Пробиться сквозь облака над морем было наилучшим решением.

— Понадобятся еще буквы, — обратился я к Энни.

— Какие?

Я сказал.

Уголком глаза я видел, как Энни Вилларс вырезала буквы, а Кенни Бейст, сидящий позади нее, складывал их по порядку, составляя нужные слова. С усмешкой я подумал, что на данном этапе здесь достигнуто перемирие.

Радар Мархэма сообщил: «Четыре мили до побережья».

— Надеюсь, что сейчас прилив, — шутливо заметил я.

«Точно», — отозвался Мархэм без чувства юмора.

— Как облачный фронт?

«Ждите. — Из своей затемненной комнаты он не мог видеть неба и должен был спросить работников на вышке. — Облачность между 600 и 700 футами над уровнем моря по всему фронту от Уоша до Кембриджа. Видимость два километра при мелком дожде».

— Превосходно, — усмехнулся я.

«Ничего не скажешь».

— Давление?

«Девять девять восемь миллибар».

— Девять девять восемь, — повторил я и убрал руку от штурвала, чтобы увидеть цифры на шкале альтиметра.

— Можете вырезать восьмерку? — спросил я Энни.

— Постараюсь.

«Пересекаете побережье», — сообщил Мархэм.

— Ясно. Мисс Вилларс, выложите слово «море».

Она кивнула и тут же показала эти буквы. Ненси взмахнула картой.

Теперь покажите «СТАВЬ 998 МБ».

— Ставь, — повторила Энни, прикладывая буквы к стеклу одну за другой. — Девять, девять, восемь МБ. Что это означает?

— Миллибар, — ответил я.

Ненси замахала картой, но я велел Энни:

— Покажите «998» еще раз. Это очень важно.

Она приложила бумажки к стеклу. Мы увидели, как Ненси закивала в ответ.

— Почему это так важно? — спросила Энни.

— Если не установить альтиметр по правильному давлению, он не будет показывать действительную высоту над уровнем моря.

— Понятно.

— Теперь, пожалуйста, покажите «нижний край облачности,» затем «600… фут…»

— Ясно. «600… фут…»

Прошло несколько секунд, пока Ненси махнула нам в ответ. По-видимому, она ужаснулась, узнав, что облачность так низка: должно быть, благодарила свою звезду, что не пыталась пробиться вниз. Это были страшные цифры — 600 футов.

Я снова обратился к Энни:

— Покажите: СЛЕДУЙ РЕКОЙ И ЖЕЛДОР ОДИН-ДЕВЯТЬ-НОЛЬ КЕМБРИДЖ.

— Следуй… рекой… и… желдор… один… девять… ноль… Кембридж…

— Еще: «Сорок, затем «М» и еще раз «М».

— Сорок морских миль, — ликующе произнесла Энни, выставляя эти буквы.

— Еще раз «СЛЕДУЙ ЗА МНОЙ».

Ненси закивала в ответ.

Я проконсультировался с Мархэмом, провел Ненси несколько дальше в море и, сделав полный разворот, лег на прямую, продолжением которой должна быть железная дорога и река от Кингс Линна к Кембриджу.

— Покажите «ВНИЗ», — велел я, — пусть пробивает в этом направлении облака.

Энни проворно приложила одну за другой четыре буквы, не произнося ни слова. Ненси махнула рукой.

Я опустил нос «Шестерки» вниз к облакам, увеличил скорость до 140 узлов, чтобы Ненси не врезалась нам в хвост. Белое покрывало окутало нас, становясь все более плотным и темным. Стекла покрылись влагой. Стрелка альтиметра показывала на 3000, 2000, 1000 футов. Никакого просвета при 800, 750… И, наконец, облачность, нависшая космами, осталась выше… Близко под нами показались беспокойные, покрытые рябью от дождя свинцовые волны.

Я оглянулся на своих пассажиров. Они сидели тихо, испуганно глядя на море. Я подумал, знают ли они, что я только что нарушил два полетных правила и без сомнения вновь окажусь под следствием министерства. Неужели я никогда не научусь избегать неприятностей?!

Итак, пробившись из облаков на высоте 700 футов, мы вскоре пересекли береговую линию над Кингс Линн и полетели вдоль реки Эли к Кембриджу. Видимость была плохой, и я счел излишним разворачиваться и ждать Ненси, потому что мы могли столкнуться, не заметив друг друга. Я завершил полет как можно быстрее, мы приземлились на сыром поле, и я подрулил к зданию аэровокзала. Когда я выключил мотор, все, словно подчиняясь единой мысли, поспешно вылезли из машины и уставились в небо. Даже Амброуз.

Моросил мелкий дождь. Мы молча мокли под ним в ожидании шума мотора, ища взором появления тени на фоне облаков. Минута шла за минутой. Энни Вилларс встревоженно посмотрела на меня. Я покачал головой. Сам не знаю, что это должно было означать.

Врезаться в волны она не могла… Потеряла ориентацию в облаках? Потерялась, когда вышла из них? Все еще находится в опасности…

Дождь продолжал падать, падало и мое настроение.

Но Ненси не совершила никаких ошибок.

Маленький красно-белый самолет возник вдруг в дождевой туманности. Ненси сделала круг над аэродромом и благополучно приземлилась.

— Уфф… — с облегчением вздохнула Энни Вилларс, вытирая появившиеся на глазах слезы радости.

— Все в порядке, — мрачно произнес Амброуз. — Теперь, надеюсь, мы скоро сможем отправиться домой, — и он грузно зашлепал по лужам в сторону вокзала.

Ненси подрулила к нам. Коллин вылез на крыло, улыбнулся и замахал рукой. Вылезла и Ненси, спрыгнула на землю и, пошатнувшись, опустилась на колени. Я поспешил к ней. Она встала и, спотыкаясь, побрела навстречу, затем прибавила шаг, побежала, волосы выбились из-под берета… Она бежала ко мне, широко раскинув руки. Я обхватил ее за талию, поднял и закружил в воздухе. Она обняла меня за шею и поцеловала.

— Мет… — она смеялась и плакала одновременно, глаза у нее блестели, щеки раскраснелись, она вся дрожала после пережитого.

Подошел Коллин и хлопнул меня по плечу.

— Спасибо, дружище.

— Благодарите наших радарщиков, они обнаружили вас в воздухе.

— Но как вы узнали?

— Долгая история, — отмахнулся я. Ненси все еще обнимала меня за шею, словно боялась упасть, если отпустит. Теперь уже я поцеловал ее. Она рассмеялась дрожащим смехом и отодвинулась от меня.

— Когда я увидела вас в воздухе… Я не могу найти слов… Это было словно чудо…

Подошла Энни Вилларс и взяла Ненси за руку.

— О, Энни!..

— Вам нужно глотнуть коньяка, — спокойно произнесла Энни Вилларс.

— Сперва надо запереть… — Ненси посмотрела на меня, затем перевела взгляд на «Чероки».

— Обойдутся без вас. Мет и Коллин все сделают.

Ненси позволила увести себя. Энни вновь стала прежней Энни и приняла на себя командование, как и следовало хорошему генералу. Кенни с другим жокеем и тренером послушно последовали за ними.

— Опять диверсия? — мрачно спросил Коллин.

— Диверсия.

— Боже мой, но с какой целью?

— Не знаю, — вздохнул я. — Знаю только, чьих это рук дело. Это сделал тот же самый человек, который в прошлом месяце подложил в самолет бомбу. Майор Тайдермен.

Коллин уставился на меня непонимающим взглядом.

— Но зачем? Какой в этом смысл?..

— Пока не понимаю.

Я рассказал ему, как майор Тайдермен взорвал бомбу, когда мы находились в безопасности на земле, а сегодня он был уверен, что это я буду вести «Чероки» и сумею выкрутиться из этого положения.

— Но это значит…

— Да.

— Он пытается представить все так, будто кто-то хочет прикончить меня?

— В то же время делая все для того, чтобы вы остались живы, — кивнув, прибавил я.

Глава 10

Министерство налетело на меня, словно огнедышащий дракон. На этот раз в комнате для пилотов я встретился не с высоким, доброжелательным следователем, как в прошлый раз, а с низеньким, колючим типом с упрямым подбородком и непроницаемыми глазками. Он отказался сесть, предпочитая вести беседу стоя. Его не сопровождал молчаливый спутник, делающий заметки в блокноте. Нет, это был театр одного актера.

— Должен довести до вашего сведения пункт 19/66 инструкции по правилам воздушной навигации. — Он выпалил это безапелляционным тоном, отвергавшим любые возражения. Куда делась традиционная для его министерства вежливость?

Я ответил, что достаточно хорошо знаком с упомянутым пунктом правил. Ничего удивительного в этом не было.

— Однако мы информированы, что в прошлую пятницу вы нарушили пункт 25 параграфа 4 подраздела «а» и распоряжение N 8, параграф 2.

Я дождался, когда он умолкнет, затем спросил:

— Кто информировал вас об этом?

Он внимательно посмотрел на меня.

— Это не имеет отношения к делу.

— Может быть, люди «Полиплейн»?

Помимо воли глазки у него сверкнули.

— Мы обязаны расследовать все полученные нами заявления.

Согласен. Сегодня, в понедельник, субботние газеты все еще валялись на столе и на стульях, полные сообщений о попытке покушения на жизнь Коллина Росса. Подобная сенсация заслуживала первых полос. Газеты также публиковали интервью с моими пассажирами, которые рассказали, как я вывел самолет Россов к морю и довел его до аэродрома сквозь облака, опустившиеся почти до самой земли.

Единственная неприятность заключалась в том, что на одномоторном самолете было запрещено летать с пассажирами над морем, а также совершать с ними посадку на аэродроме, облачность над которым ниже 1000 футов.

— Вы признаете, что нарушили раздел…

— Да, — перебил я.

Он раскрыл и тут же закрыл рот.

— Понимаю… — Он прочистил горло. — Вы получите повестку в суд.

— Да, — повторил я.

— Не в первый раз, как мне известно.

Это было сказано в порядке информации, без издевки.

— Мне нужно еще поговорить с мистером Харлеем.

— А вы беседовали с майором Тайдерменом? — спросил я.

— Это вас не касается, — помешкав немного, отрезал он.

— Может быть, вы уже виделись с ним? Молчание.

— Возможно, что вы не нашли его?

Снова молчание. Затем он посмотрел на меня с холодным раздражением.

— Надеюсь, что вы отыщете майора, — вежливо произнес я, — до того, как он натворит еще что-нибудь.

Он хмыкнул, и мы отправились в контору к Харлею, который ярился на меня с самой пятницы.

— Мистер Шор признается в допущенных им нарушениях, — заявил представитель министерства.

— Еще бы, — озлобленно отозвался Харлей, — все базы в стране извещали его о низкой облачности в районе Кембриджа.

— После этого, — согласился следователь, — он должен был немедленно вернуться в Манчестер, где облачность была еще в пределах, разрешенных для посадки, и ждать улучшения погодных условий, а не пролетать всю восточную Англию с недостаточным количеством горючего. Наконец, совершить посадку в каком-либо незакрытом облаками аэродроме. Правильнее всего, конечно, было сразу же вернуться назад.

— И к черту Коллина Росса, — вставил я.

Оба сразу поджали губы. Больше говорить было не о чем. Если на машине вы проехали на красный свет, превысив скорость, чтобы отвезти кого-то в больницу для спасения его жизни, вы все равно Несли ответственность за нарушение правил движения. То же самое и здесь. Безвыходное положение. Гуманность против правил. Неразрешимый вопрос. Решайте его сами, как подскажет вам ваша совесть.

— Я не беру на себя ответственность за то, что он сделал, — хмуро сказал Харлей, — и категорически заявляю и повторю это в суде, если потребуется, что он действовал в прямом противоречии с инструкцией фирмы «Дерридаун», которая не причастна к его действиям.

Я хотел было спросить, не желает ли он, чтобы я принес воды для ритуального мытья рук, но решил промолчать.

— И, конечно, если дело закончится только штрафом, вам самому придется его платить, — продолжал он.

Такое уж у меня счастье, подумал я, вечно попадаю в неприятные истории… Вот и теперь, когда Харлей на грани краха, ему не до щедрости. Я просто заметил:

— Это все? Но ведь существует определенный пункт договора, если вы помните…

Он раздраженно велел мне идти работать, и я отправился к «Ацтеку», чтобы отвезти выводок бизнесменов из Элстри в Гаагу.

В ту самую пятницу, когда мы с Коллином заперли «Чероки» и удостоверились, что никто не тронет его, появились первые когорты местных репортеров. О том, что произошло с Коллином Россом, стало известно всей Англии через газеты, радио и телевидение спустя сорок минут после нашего приземления. Британские журналисты суют свой нос всюду, куда только возможно. Ненси и Энни Вилларс пришлось отвечать на столько вопросов, что в горле у них пересохло и в конце концов они сбежали в туалет. Коллин уже имел опыт общения с представителями прессы, но к тому времени, как он выпутался от все увеличивающейся толпы голодных до новостей репортеров, он едва держался на ногах от утомления.

— Пошли, — позвал он меня, — вызволим Ненси и поедем домой.

— Мне нужно позвонить Харлею…

Но Харлей уже знал все и находился на грани взрыва, словно шутиха. Как выяснилось, кто-то из «Полиплейн» поторопился со злорадством известить Харлея по телефону, что его столь высококвалифицированный шеф-пилот нарушил все существующие инструкции и поставил фирму «Дерридаун» в трудное положение. Тот факт, что его лучший клиент остался в живых и впредь будет пользоваться его услугами и платить за них, казалось, вообще не дошел до сознания Харлея. «Полиплейн» причинил ему боль, и в этом он видел только мою вину.

Я остался в Кембридже, пообещав, что счет за ангар будет оплачен не им, и затем отправился домой к Ненси и Коллину.

Домой…

Опасное, воскрешающее прошлое слово. И самое страшное заключалось в том, что у них я действительно чувствовал себя, как дома. Я был у них всего в третий раз, но все стало уже привычным для меня, уютным, простым, легким… Но зачем мне все это… Ведь я был чужой этому дому…

Субботнее утро я провел в беседах с полицией Кембриджа и по телефону с министерством в Лондоне. И те, и другие осторожно намекали, что, возможно, обратятся к майору Тайдермену с просьбой помочь в проводимом ими расследовании. Днем я отвез Коллина без всяких происшествий обратно в Хейдок, вечер снова провел в Ньюмаркете, а в воскресенье отвез Коллина в Бакингэм, пересел на «Ацтек» и доставил его в Остенде. Мне удалось избежать встречи с Харлеем до вечера в воскресенье, когда я вернулся. Он ждал меня, пока я заводил самолет в ангар, и скулил целых полчаса о том, что нужно придерживаться буквы инструкций. Смысл его аргументов заключался в том, что Ненси, предоставленная самой себе, благополучно бы совершила посадку где-нибудь на равнинах Восточной Англии. Как заявил Харлей, было мало шансов, чтобы она столкнулась с какой-нибудь радиомачтой или фабричной трубой, которые были понатыканы повсюду. Наверняка даже не столкнулась бы.

— А как бы вы чувствовали себя в ее положении? — спросил я.

Он не ответил. Он прекрасно знал, как бы он себя чувствовал. Как пилот он не был полным идиотом, но в нем говорил владелец фирмы, бизнесмен.

Во вторник утром Харлей сказал мне, что звонил Коллин и отменил свой заказ на сегодня, но что я все равно могу вылететь на «Шестерке», прихватив в Фолкстон одного коннозаводчика и его приятелей из Ноттингема.

Мне подумалось, что Коллин изменил свое намерение принять участие в скачках в Фолкстоне, но я ошибся. Он полетел в Фолкстон. И воспользовался услугами «Полиплейн»…

Я узнал, что он в Фолкстоне, после скачек, когда он появился на аэродроме. Он вылез из такси измотанный, как обычно, оглядел выстроившиеся в ряд самолеты и, пройдя мимо меня, направился к самолету «Полиплейн».

— Коллин! — окликнул я.

Он остановился, повернул голову и взглянул на меня. Ни тени дружелюбия во взгляде, ни малейшей.

— В чем дело? — удивленно спросил я. — Что случилось?

Он отвернулся. Пилот «Полиплейн» с самодовольной ухмылкой поглядел на меня. Тот самый, который отказался помочь Кенни Бейсту, когда того избивали.

— Вы прилетели с ним? — спросил я.

— Да. — ледяным тоном отозвался Коллин.

— Я не понимаю… — растерянно произнес я.

— Вы… вы… Я не желаю разговаривать с вами.

Чувство нереальности лишило меня способности мыслить. У меня отнялся язык. Я только недоумевающе смотрел на него.

— Вы обманули нас… О, я понимаю, это случилось ненамеренно… но Ненси ушла из дома. Мидж рыдает…

Я был в смятении.

— Но почему?! В воскресенье утром, когда мы расстались, все было в порядке…

— Ненси узнала об этом вчера, — ровным голосом произнес он. — Это потрясло ее. Она вернулась домой в ужасном настроении и металась по дому, не находя себе места, а сегодня утром уложила чемодан и ушла… Ни Мидж, ни я не могли удержать ее… Мидж в отчаянном состоянии… — Он замолк, сжал челюсти и произнес сквозь зубы. — Ну почему у вас не хватило силы воли самому сказать ей об этом?

— Что сказать?

— Что?! — Он сунул руку в карман своих вылинявших джинсов и вытащил сложенную газету. — Вот что!

Я взял у него газету. Развернул и почувствовал, как лицо у меня деревенеет. Я сразу понял, что увижу. Отчет бульварной газетенки о суде надо мной и осуждении за то, что я подверг опасности жизнь восьмидесяти семи человек. Однодневная сенсация для публики, забытая уже давным-давно, но все еще хранящаяся в подшивках газет для тех, кто хотел докопаться до нее.

— Это еще не все, — сказал Коллин. — Он сказал ей также, что вы были уволены из другой авиакомпании за трусость.

— Кто это сказал? — отупело спросил я, возвращая ему газету.

— Имеет ли это значение?

— Да, имеет.

— У него не было своекорыстных целей. Это и убедило ее.

— Не было своекорыстных целей?.. Он так сказал?

— Кажется, да. Какое это имеет значение?

— Это сказал ей кто-нибудь из «Полиплейн»? Тот, например, который обслуживает вас сегодня? — Я подумал, что он, может быть, решил рассчитаться со мной за то, как я обошелся с ним в Редкаре.

Коллин раскрыл было рот.

— Не было своекорыстных целей, — горько повторил я. — Смешно. Они все лето хотят переманить вас от Харлея, и теперь им это удалось.

Я отвернулся, горло у меня сжималось. Я не мог больше говорить. Я надеялся, что он уйдет, швырнув мое будущее в мусорную корзину. Но он подошел и положил руку мне на плечо.

— Мет…

Я снял его руку.

— Передайте вашей драгоценной сестре, — грубо сказал я, — из-за того, что я нарушил инструкцию, помогая вам благополучно вернуться в Кембридж в прошлую пятницу, я снова буду судим и признан виновным. И на этот раз я совершил это вполне сознательно… Не так, как здесь описано, — я ткнул в газету дрожащей рукой, — когда я вынужден был принять на себя чужую вину и расплачиваться за других…

— Мет! — Он был в смятении.

— А что касается трусости, то Ненси получила неверные сведения… О, я убежден, что все звучало правдоподобно и ужасно… Фирме «Полиплейн» было чего выиграть, доведя ее до такого состояния… Но я не понимаю… не понимаю, почему она расстроилась больше, чем следовало бы… Могла бы просто настоять, чтобы вы отказались от моих услуг.

— Но почему вы сами не рассказали ей обо всем?

Я затряс головой.

— Возможно, сделал бы это в будущем. Но я просто не думал, что это так важно.

— Думали, что не важно? — он был в ярости.

— Она представляла вас героем, и вдруг узнает, что вы запачканы со всех сторон… Вы обязаны были рассказать ей, ведь вы намеревались пожениться… Именно поэтому она была так расстроена…

Я снова потерял дар речи. Челюсть у меня отвисла в буквальном смысле слова. Наконец я глупо выпалил:

— Пожениться?

— Ну да, — нетерпеливо произнес он, и тут же опешил, заметив шоковое состояние, в котором я находился. — Вы же хотели жениться на ней, не так ли?

— Но мы никогда… Мы даже не говорили об этом!

— Но должны были, — стоял он на своем. — Я случайно слышал, как однажды Ненси разговаривала с Мидж. «Когда ты выйдешь за Мета», — сказала Мидж. Я отчетливо слышал это. Они были на кухне, мыли посуду. И решали, как распределить комнаты, когда вы переедете жить к нам… — Он говорил все тише и тише. — Разве это… Разве это неправда?

Я молча покачал головой.

Он растерянно посмотрел на меня. «О женщины, женщины!..»

— Я не могу жениться на Ненси, — пробормотал я. — У меня едва хватает денег На жизнь.

— Это не имеет значения.

— Для вас, но не для меня.

— И для Ненси это не имело бы значения, — сказал он. Он посмотрел на газету, которую все еще держал в руке и вдруг скомкал ее.

— Это выглядело ужасно, — извиняющимся тоном произнес он.

— Так оно и кажется на самом деле.

Он посмотрел мне в лицо.

Подъехало такси и, скрипя тормозами, остановилось возле нас. Из машины выгрузились мои пассажиры, веселые, раскрасневшиеся от победы и с бутылкой шампанского.

— Я асе объясню Ненси, — сказал Коллин. — Я разыщу и верну ее…

— Куда она уехала? — спросил я.

Он поморщился, словно от боли.

— Она не сказала.

Я вернулся в свой автофургон. Попытался смотреть телевизор. Какая-то комедия из жизни американского пригорода, перемежающаяся взрывами консервированного смеха. Выдержал это зрелище не более пяти минут, выключил телевизор, но наступившая тишина была не менее тягостной.

Обошел взлетное поле, оттуда свернул в деревню, выпил полпинты пива, и вернулся обратно. Итого, четыре мили. Когда я вошел в фургон, было всего девять часов. Хони Харлей ожидала меня, полулежа на кушетке, обнажив насколько возможно свои ножки.

— Приветик. Где пропадал?

— Гулял.

Она окинула меня насмешливым взором.

— Не можешь позабыть о министерстве?

Я кивнул. Что ей сказать?

— Я бы не слишком тревожилась на твоем месте. Что бы там ни говорили инструкции, ты не мог оставить Россов на погибель.

— Ваш дядя придерживается другого мнения.

— Мой дядя — дрянь. Но веди себя правильно, и даже если тебя оштрафуют, Коллин Росс оплатит штраф. Только скажи ему об этом.

Я затряс головой.

— Ты полоумный, просто полоумный.

— Может быть.

Она вздохнула, поднялась с кушетки и потянулась ко мне. Я вспомнил о Ненси и резко отвернулся от Хони.

— Ладно уж, айсберг, — сказала она. — Отдыхай. Ничто не грозит твоей добродетели. Я спустилась сюда сказать, что тебя просили позвонить.

— Кто? — я с трудом сдержал волнение.

— Коллин Росс. Просил позвонить сегодня вечером, если сможешь. Я сказала, что если это насчет полетов, то я могу принять заказ, но, очевидно, это что-то личное. — Она умолкла, ожидая моего ответа. Но я только сказал:

— Воспользуюсь телефоном в конторе.

Она вышла вместе со мной. Я закрыл дверь в контору перед растерявшейся от неожиданности Хони.

Набрал номер.

— Коллин? Это я, Мет.

— Привет, — сказал он. — Послушайте, звонила Ненси, когда мы с Мидж были на скачках… Я взял Мидж с собой в Хит, чтобы она не мучилась одна дома, но теперь она мучается вдвойне, что поехала и Ненси не застала ее. С ней разговаривала наша приходящая служанка, и Ненси просила передать…

— Она… Я хочу сказать — у нее все в порядке?

— Ненси сказала, что встретила в Ливерпуле старую подружку по Художественному училищу и поехала с ней на несколько дней отдохнуть в кемпинг под Варвиком.

— С ней? — воскликнул я.

— Ну, я не знаю. Я переспросил нашу миссис Вильямс, и, как ей помнится, Ненси сказала, что с ней. Но Ненси особенно настойчиво просила миссис Вильямс передать, что она видела майора Тайдермена.

— Не может быть!

— Да. Она видела его в машине на Стратфордском шоссе неподалеку от Варвика. Там шли какие-то дорожные работы, и машина Ненси остановилась неподалеку от машины, в которой ехал майор.

— Куда же он направился?

— Я позвонил в полицию в Кембридж, чтобы сообщить им о майоре, но Ненси уже сделала это еще до звонка домой. Она запомнила только, что человек за рулем в очках, брюнет с усами. Она лишь мельком взглянула на него, так как все ее внимание было сосредоточено на майоре. Не запомнила она ни номера, ни марки машины.

— Так…

— Во всяком случае она сказала миссис Вильямс, что вернется домой в субботу. Сказала, что если я поеду на скачки в Варвик на машине, а не полечу, она вернется со мной…

Глава 11

Я отвез несколько клиентов из Вилтшира в Ньюмаркет и поставил свою «Шестерку» как можно дальше от самолетов «Полиплейн».

Коллин арендовал самолет у Харлея на неделю вперед. Наверное, фирма «Полиплейн» думала, что им еще предпринять, чтобы заполучить его обратно. Нет сомнения, «Полиплейн» вела грязную игру. Сообщить министерству о «Дерридауне», дискредитировать их пилота, распускать грязные слухи о нем, что пользоваться услугами фирмы «Дерридаун» небезопасно… Но пошли бы они на то, чтобы взорвать самолет конкурирующей фирмы? Неужели они могут зайти так далеко?

Если бы они взорвали самолет в воздухе с пассажирами на борту, вот тогда это была бы катастрофа для Харлея. Но даже если бы они решились на это, то никогда не выбрали бы самолет, на котором находился Коллин Росс.

Но почему именно майор Тайдермен, когда их собственные пилоты запросто могли подойти к самолету фирмы «Дерридаун»? Это было бы куда проще… Но, по-видимому, владельцам фирмы «Полиплейн» был необходим эксперт по бомбам. Человек вне подозрений. Кто-нибудь, кого бы не знали их собственные пилоты. Потому что если босс «Полиплейн» решился пойти на преступление, он бы не пожелал, чтобы его летчики болтали об этом во всех аэропортах от Прествика до Лидда.

Второй самолет, однако, ставший жертвой саботажа со стороны Тайдермена, вообще не принадлежал фирме «Дерридаун»! Возможно, они могли не знать об этом. Я встал, потянулся, посмотрел на мчавшихся лошадей в первой скачке, увидел вдали темноволосую девушку в голубом платье, и на какое-то мгновение мне показалось, что это Ненси. Но это была не она. Даже не Мидж.

Я сунул руки, сжатые в кулаки, в карманы. Никакого смысла думать об этом. Надо сосредоточиться на чем-нибудь другом. Начнем с самого начала, как прежде.

На этот раз это давалось мне нелегко.

Харлей?..

Он возместил свой дурно вложенный капитал в первом случае. Он знал, что Коллин не будет часто полагаться на пилотские способности своей сестры после второго. Но пошел бы Харлей так далеко?.. К тому же Харлей знал, что в этот раз Коллин летел не со мной, хотя Тайдермен думал именно так. Крысы в колесе, подумал я; бегут круг за кругом и остаются на том же месте, точно так же, как я сам.

Я вздохнул, не в силах прийти ни к какому заключению, у меня было слишком мало информации. Вопрос: нужно или не нужно начинать активно разыскивать недостающую информацию? Если нет, последователь майора Тайдермена может продолжать устраивать всякие штучки на самолетах, а если да, то я вновь влезу в еще большие неприятности.

Мысленно я подбросил монету в воздух. Орел — займусь этим делом, решка — нет. Я подумал о Ненси. Все дороги возвращали меня к Ненси. Если я оставлю все, как есть, и физически и в переносном смысле разлягусь на траве, греясь на солнышке, мне ничего не останется, как думать о том, о чем думать мне ненавистно. Весьма непривлекательная перспектива. Почти все остальное было лучше.

Действуй, и начни с Энни Вилларс. Она стояла в паддоке. Короткие седеющие волосы кудрявились из-под черной соломенной шляпки. Издали бросался в глаза ее начальственный вид, но с трех шагов уже слышался несоответствующий ее грозному виду тихий голос. Кожаные перчатки были на мягкой подкладке.

Она беседовала с герцогом Вессексом.

— Что ж, если вы согласны, Бобби, мы попросим скакать Кенни Бейста. Новый наездник не справляется, а Кенни, несмотря на все свои недостатки, знает, как построить скачку.

Герцог в ответ согласно наклонил аристократическую головку и благожелательно улыбнулся. Они заметили мое приближение и обернулись ко мне с дружелюбным выражением на лице.

— Мет, — улыбнулся герцог. — Сегодня чудесная погода. Что?

— Отличная, сэр, — согласился я. — Если бы только можно было стереть из памяти Варвикшир…

— Мой племянник Метью… — сказал герцог. — Вы помните его?

— Конечно, сэр.

— У него скоро день рождения, и он хочет… он просил вместо подарка прокатить его на аэроплане. С вами, так он сказал, только с вами…

— Я с радостью это сделаю, — улыбнулся я.

— Отлично, отлично… Как мы договоримся?

— Я все улажу с мистером Харлеем.

— Очень хорошо. И поскорее, пожалуйста. Метью завтра приедет ко мне, он проведет у меня каникулы, его мать уехала в Грецию. Может быть, на следующей неделе?

— Как вам будет угодно.

Он радостно сверкнул глазами.

— Может быть, я тоже составлю вам компанию.

— Бобби, пора пойти посмотреть, как седлают нашу лошадь, — терпеливо произнесла Энни Вилларс.

Он взглянул на часы.

— Бог мой, ну конечно! Удивительно, как быстро летит время. Пошли.

Он одарил меня приветливой улыбкой и послушно двинулся следом за Энни, деловито зашагавшей в сторону конюшен.

Я купил программу. Герцогу принадлежал жеребец-двухлетка по кличке Громовой. Я наблюдал, как герцог и Энни разглядывают его на выводном круге. Один с невинной, нескрываемой гордостью, другая с внешней безучастностью. Началась скачка. Тот самый жокей, о котором они говорили, что он не справляется, действительно, по моему непросвещенному мнению, справлялся плохо. Герцог воспринимал неудачу с очаровательным спокойствием, убеждая Энни, что Громовой в следующий раз проскачет лучше. Она улыбнулась, выражая свое согласие, и одарила жокея взглядом, который мог бы пронзить стальную плиту.

После этого они обсудили достоинства взмыленного жеребца стать за статью, похлопали его по шее и бокам, отправили с конюхом в конюшню, и герцог повел Энни в бар, так что я встретился с ней только в перерыве между предпоследними и последними скачками.

Она молча выслушала меня, когда я объяснил ей свое желание разрешить тайну с бомбой и попросил ее помощи.

— Но я не знаю, чем я могу быть вам полезна!

— Не будете ли вы добры сказать мне, насколько хорошо майор Тайдермен знаком с мистером Гольденбергом и каким образом они установили, как должен Рудиментс проскакать в различных заездах?

— Это не ваше дело, — мягко произнесла она.

Я хорошо понимал, что таится под этой внешней мягкостью.

— Знаю.

— И вы слишком дерзки.

— Да.

Она посмотрела мне прямо в глаза и постепенно лицо ее стало хмурым.

— Я очень люблю Мидж и Ненси Росс, — сказала она. — Но не понимаю, как то, что я могу рассказать, может оказаться полезным для вас. И, конечно, вовсе не желаю, чтобы этим девочкам было плохо. Последний случай был несколько опасен, не так ли? И если Руперт Тайдермен мог пойти на это… — Она о чем-то задумалась. — Буду вам признательна, если вы сохраните в тайне то, что я вам сообщу.

— Конечно.

— Очень хорошо… Я знаю Руперта очень давно. Проще говоря, с детства. Он лет на пятнадцать старше меня… Когда я была подростком, он казался мне блестящей личностью, и я не понимала, почему люди задумывались, замолкали, когда о нем заходила речь. — Она вздохнула. — Став старше, я, конечно, все поняла. В молодости он был необуздан. Просто вандал, хулиган, в те годы хулиганство не было таким обычным явлением, как в наши дни. Он одалживал у всех родственников и знакомых деньги, необходимые ему для каких-то великих свершений, и никогда не возвращал. Однажды его родные избавили его от больших неприятностей. Он продал картину, оставленную ему на хранение, и истратил вырученные деньги… О, он совершал много подобных поступков. Наступила война, и Руперт вступил в армию добровольцем и, если не ошибаюсь, всю войну жил хорошо. Кажется, он служил в инженерных войсках… Но после окончания войны ему тихонько предложили подать в отставку за подделку чеков.

Энни нетерпеливо мотнула головой.

— Он всегда был глупцом в отношении самого себя… Демобилизовавшись, он жил на деньги, оставленные ему дедом, и на то, что удавалось выманить у друзей.

— Включая вас? — спросил я.

Она кивнула.

— О, да. Он обладает даром убеждения. Деньги ему всегда нужны для чего-нибудь необычайно важного и внушающего доверие, но обычно его преследуют неудачи… Однажды, в этом году, в феврале или марте, он появился у меня и рассказал, что затеял одно дело, которое обогатит его.

— Что за дело?

— Не знаю. Он сказал только, чтобы я не тревожилась, все было в рамках закона. Он вступил _с кем-то в компанию для осуществления совершенно верной идеи, которая сделает его богатым. Я уже десятки раз слышала такие заверения. Разница заключалась только в том, что на этот раз он не просил дать ему денег…

— Что же ему было нужно?

— Он попросил познакомить его с Бобби Вессексом. Как бы невзначай сказал, что хотел бы встретиться с ним… По-видимому, я так обрадовалась, что он не просит одолжить пятьсот или сколько там фунтов стерлингов, что пообещала ему устроить свидание с Бобби. Глупо с моей стороны, но это показалось мне не имеющим никакого значения…

— Что же случилось дальше?

Она пожала плечами.

— В начале сезона они оба оказались в Донкастере, и я представила их друг другу. Самое обычное знакомство. Затем Руперт появился вместе с этим Гольденбергом… — Она нахмурилась. — Сказал, что Бобби Вессекс доверил ему решать вопросы участия Рудиментса на скачках. Я позвонила Бобби, и, к моему удивлению, это оказалось правдой. Бобби дал ему картбланш в отношении Рудиментса. Бобби такой доверчивый… Любой зрячий человек сразу бы увидел, что Гольденберг мошенник, но Руперт уверил меня в обратном, заявив, что букмекеры не принимают от Руперта ставок в долг, а для тотализатора необходимы наличные деньги.

— И после этого их план дал осечку?

— В первый раз Рудиментс выиграл, и они сорвали большой куш. Я сама подсказала им, что эта лошадь выиграет. Должна выиграть. Ставки принимались из расчета ста к шести, и они были на седьмом небе.

— А в следующий раз Кенни Бейст снова выиграл, хотя должен был проиграть?

Она удивленно посмотрела на меня.

— Значит, вы поняли, о чем они разговаривали?

— Случайно.

— Руперт очень неблагоразумен.

Я вздохнул.

— Большое спасибо за вашу откровенность. Даже если мне не удастся узнать, какая связь между Рудиментсом, взрывом бомбы, который устроил майор Тайдермен, и актом саботажа.

Она скривила губы.

— Я предупреждала вас, что мой рассказ не принесет вам никакой пользы.

Потом, в своем автофургоне, я пытался сосредоточиться на том, что рассказала мне Энни Вилларс, но долго не мог собраться с мыслями. В середине бессонной ночи кое-какие мысли все же посетили меня. Я снова повторил в уме все доводы «за» и «против», начиная с того самого дня, когда взорвалась бомба, и мне показалось, что я нашел ответ на вопрос «зачем».

В ту пятницу я должен был вылететь рано утром на «Ацтеке» в ФРГ, отвезти туда несколько телевизионных операторов из Денхэма, обождать, пока они проведут там съемки, и возвратиться с ними домой. Хотя я нарушил указания Харлея относительно скорости, было уже семь тридцать, когда я вытащил онемевшее тело из кабины и помог Джо закатить машину в ангар.

— Будешь работать в воскресенье? — спросил он.

— Да. Коллину Россу нужно во Францию, — я потянулся, зевнул и поднял свой тяжелый планшет с картами и документами.

— Тебя заставляют много работать.

— А для чего я здесь?

Джо сунул руки в карманы спецовки.

— Ты хорошо управляешься с машинами, скажу я тебе. Ларри был совсем другое дело. После него не обходилось без ремонта.

В ответ я улыбнулся и отправился в контору заполнить отчетные формы. Харлей и Дон еще не вернулись из полетов. Харлей кого-то обучал, а Дон на «Шестерке» возил туристов. Хони находилась на вышке. Я поднялся к ней наверх.

— Одолжить мою «малютку»? — удивленно переспросила она. — Прямо сейчас?

— На вечер, — кивнул я.

— Ладно. Попрошу дядю отвезти меня домой. Надеюсь, он не откажет, — сказала она. — Только утром тебе придется заехать за мной.

— Конечно.

— О'кей. Спасибо.

Она одарила меня пошлой улыбкой:

— Но моя машина слишком мала для того, чего ты хочешь.

Я попытался ответить ей в тон:

— Что поделаешь…

Организовав себе «колеса», я договорился о свидании. Вежливый мужской голос ответил на мой звонок.

— Герцога Вессекса? Кто его спрашивает?

— Метью Шор.

— Минуточку, сэр.

Минуточка продолжалась четыре минуты, и я потратил весь свой недельный бюджет на пиво, опуская монету за монетой в алчный ящик. Наконец трубку на другом конце провода подняли и раздался слегка запыхавшийся голос герцога.

— Мет? Дорогой мой, чем могу быть вам полезен?

— Если вы не заняты сегодня вечером, сэр, я просил бы вас уделить мне несколько минут.

— Сегодня вечером? Гм… Это по поводу прогулки на самолете моего племянника?

— Нет, сэр, по другому делу. Я недолго займу вас.

— Конечно же, приезжайте, дорогой мой, если я вам нужен. Ну, скажем, в девять часов. Устраивает?

— В девять часов я буду у вас.

Герцог жил неподалеку от Ройстона, к западу от Кембриджа. «Малютка» Хони пожирала милю за милей, и около девяти часов вечера я остановился возле заправочной станции, чтобы спросить, как мне проехать к дому герцога. Вполуха слушал последние известия по радио, пока служитель заливал горючее, и вдруг услышал: «Скаковой тренер Джервис Китч и коннозаводчик Добсон Амброуз, чья кобылка Скотчбрайт выиграла Дубовый приз на прошлой неделе, погибли сегодня в автомобильной катастрофе неподалеку от Ньюмаркета. Наездник Кенни Бейст, ехавший в машине вместе с ними, находится в госпитале с многочисленными телесными повреждениями. Состояние его удовлетворительное. В катастрофе убиты также трое конюхов».

Машинально я повел машину по указанному направлению к дому герцога, вспоминая агрессивного Амброуза и его трусливого тренера Китча, и надеялся, что Кенни ранен не так серьезно, чтобы распрощаться со скачками.

Больше ничего интересного в последних известиях, кроме прогноза погоды: жаркая погода продлится.

Глава 12

— Герцог ждет вас, сэр. Прошу сюда.

Я последовал за дворецким. Путь, который мы проделали, объяснил, почему мне пришлось ждать четыре минуты, пока герцог подойдет к телефону, и почему он запыхался.

Дворецкий растворил передо мной большую белую дверь и торжественно доложил:

— Мистер Шор, ваша светлость.

— Заходите, заходите, — пригласил хозяин дома. Он провел меня в маленькую гостиную, пол которой был устлан персидскими коврами, а стены увешаны бесчисленными картинами с изображением лошадей и скачек.

— Итак…

— Я беседовал с Энни Вилларс по поводу вашего Рудиментса, — начал я.

Тень недовольства мелькнула у него под бровями.

— Энни чуть было не рассорилась со мной за то, что я позволил ее другу Руперту Тайдермену давать мне советы… Я очень не люблю обижать Энни, но я обещал… Но теперь, эта история с бомбой и с Россами… Я просто поражен…

— Скажите, пожалуйста, сэр, майор Тайдермен не знакомил вас с кем-нибудь из своих друзей?

— Вы имеете в виду Эрика Гольденберга? Конечно, знакомил. Однако не могу сказать, что он понравился мне. Знаете, я просто не поверил ему. И моему племяннику он тоже не понравился.

— Разговаривал ли Гольденберг с вами относительно страхования?

— Страхования? — повторил он. — Нет. Не припомню.

Я поморщился. Речь должна была зайти о страховании. Непременно…

— Другой его приятель говорил со мной о страховых делах, — продолжал герцог.

— Другой приятель?

— Да. Чарлз Карти-Тодд.

— Кто? — заморгал я.

— Чарлз Карти-Тодд, — терпеливо повторил он. — Знакомый мистера Тайдермена. Он как-то познакомил нас. Кажется, на скачках в Ньюмаркете. Во всяком случае это именно Карти-Тодд говорил о страховании. Очень хороший план, как мне показалось. Очень хороший. Действительно, удобный и полезный для большинства людей.

— Страховка против несчастных случаев для любителей скакового конного спорта, — спросил я, — патроном которого являетесь вы?

— Совершенно верно, — он самодовольно улыбнулся. — Столько людей благодарило меня за то, что я согласился предоставить свое имя этому предприятию.

— Не можете ли вы рассказать, как все это произошло?

— Вас интересует страховка? Если хотите, я могу дать вам рекомендацию к Ллойду.

Я улыбнулся. Чтобы стать клиентом компании Ллойда, надо иметь по крайней мере сто тысяч фунтов. Да, герцог был действительно очень богатым человеком.

— Нет, нет, сэр. Я интересуюсь только Страховым Фондом любителей конного спорта. Как он организовался и как действует.

— За всеми делами Фонда следит Чарлз. Я не имею к ним никакого касательства, к технической и всякой прочей стороне дела. Предпочитаю лошадей.

— Понимаю, сэр. Расскажите мне про мистера Карти-Тодда, что он из себя представляет, на кого похож и тому подобное.

— Приблизительно вашего роста, но значительно тяжелее. У него темные волосы. Носит очки. Кажется, у него усы… Да, да, совершенно верно, усы.

Я напрягся. Описание внешности Чарлза Карти-Тодда почти в точности соответствовало описанию Ненси человека, находившегося вместе с майором Тайдерменом в машине. Хотя десятки людей имели темные волосы, усы, носили очки…

— А что в отношении его характера, сэр?

— Мой дорогой, он хороший, очень хороший человек. Специалист страхового дела, много лет прослужил в страховой компании в Лондоне.

— А его прошлое?

— Учился в Регби[6]. Из хорошей семьи, конечно.

— Вы встречались с его родными?

Герцог удивился моему вопросу.

— Конечно, нет. У меня с Чарлзом только деловые отношения. Если не ошибаюсь, его семья живет в Херфордсшире. В нашей конторе есть фотографии. Поместье, лошади, собаки, жена и дети, всякое такое. А почему вы спрашиваете?

Я задумался.

— Он пришел к вам с уже готовым планом создания Фонда?

Герцог покачал головой.

— Нет. Эта идея возникла во время нашей беседы. Мы говорили о несчастном жокее, который утонул на праздники, какая жалость, что не существует никакого фонда воспомоществования всем тем, кто причастен к конному спорту… Затем, естественно, мы расширили эту идею, включив в нее также и зрителей, посещающих ипподромы. Чарлз объяснил, что чем больше людей будут страховаться, тем большие суммы можно выплачивать в компенсацию за несчастные случаи.

— Понимаю.

— Мы уже совершили много добрых дел. — Он расцвел счастливой улыбкой. — Как-то Чарлз сказал мне, что мы выплатили крупные суммы трем пострадавшим, и они так довольны, что всюду рассказывают об этом и рекомендуют страховаться в нашем Фонде.

— Я встречался с одним из них, — кивнул я. — Он сломал ногу и получил тысячу фунтов страховки.

Герцог весь светился от радости.

— Вот, видите!

— Когда начал действовать Фонд?

— Дайте вспомнить… В мае, если не ошибаюсь. В конце мая. Около двух месяцев назад. Некоторое время ушло на организационные дела, конечно, после того, как мы решили создать Фонд.

— Ими занимался Чарлз?

— Конечно.

— Вы не советовались по поводу этого со своими друзьями у Ллойда?

— А зачем? Чарли сам эксперт в этих делах. Он составил все необходимые документы, принес мне, и я только подписал их.

— Но сперва вы, конечно, ознакомились с ними?

— О, да, — как дитя улыбнулся он, — хотя, правда, ничего в них не понял.

— И вы дали денежную гарантию?

После банкротств нескольких страховых фирм для автомобилистов я где-то прочел, что частные страховые компании должны обладать минимальным капиталом в пятьдесят тысяч фунтов стерлингов, прежде чем министерство даст разрешение на их деятельность.

— Пятьдесят тысяч фунтов?

— Мы решили, что сто тысяч будет лучше. Придаст нашему фонду больший вес, понимаете?

— Так сказал Чарлз?

— Он понимает в подобных делах.

— Еще бы.

— Но мне, конечно, не придется вносить эти деньги. Это всего лишь обязательство доброй воли, ради соблюдения законов. Продажа страховых полисов покроет компенсацию, жалование Чарлза и все прочие расходы. Чарлз разработал все детали. А я заявил в самом начале, что отказываюсь от своей доли прибылей. Брать деньги только за то, что я согласился дать фонду свое имя? В самом деле, я не нуждаюсь в этих прибылях. Я просил мою долю прибыли вносить в Фонд, и Чарлз счел это разумным решением. Наш фонд создан, чтобы делать людям добро.

— Вы удивительно добрый и щедрый человек, — сказал я. Он почувствовал себя неловко от этого комплимента. — И после сегодняшних новостей, мне думается, несколько вдов в Ньюмаркете будут благословлять вас.

— Каких новостей?

Я рассказал ему об аварии, в которой погибли Китч, Амброуз и трое конюхов. Он пришел в ужас:

— Какое несчастье!.. Бедные люди. Можно только надеяться, что они успели приобрести страховые полисы в нашем Фонде.

— Хватит ли у Фонда денег, чтобы выплатить страховку сразу нескольким пострадавшим?

Он обеспокоился.

— Надеюсь. Чарлз должен был предусмотреть подобные случаи. Но даже если нет, я все оплачу. Никто не должен пострадать. Видите ли, в этом и есть смысл гарантии.

— Понимаю, сэр.

— Китч и Амброуз… — произнес он. — О, боже…

— Кенни Бейст находится в госпитале. Он тоже пострадал.

Его отчаяние было вполне искренним. Он действительно сочувствовал несчастным.

— Я знаю, что Кенни Бейст был застрахован у вас. По крайней мере он сам говорил мне, что собирается это сделать. После этой аварии, я убежден, число застрахованных в вашем фонде значительно увеличится.

— Надеюсь, что вы правы. Вы понимаете все с полуслова, точно так же, как Чарлз.

— Скажите, у Чарлза имеется какой-либо план рекламирования Фонда?

— Не понимаю, дорогой мой…

— Произошли ли какие-нибудь перемены у вас в фонде после взрыва бомбы в самолете, на котором летел Коллин Росс? — спросил я.

— Знаете, очень много людей говорило мне, что они приобретут страховые полисы. Я спрашивал Чарлза, правда ли, что после этого взрыва в Фонд вступило много народа, и он сам был удивлен, что это так, — восторженно произнес герцог.

Чарлз Карти-Тодд познакомился с герцогом через Руперта Тайдермена. Я был уверен, что майор Тайдермен взорвал бомбу. Если так, то Чарлз Карти-Тодд меньше всех должен был бы дивиться тому, что после взрыва число людей, вступивших в Фонд, должно было увеличиться. На это и был расчет. Расчет совершенно безошибочный.

— Чарлз разослал по почте листовку, призывая вступить в Фонд, и между прочим убеждал страховаться против взрыва бомбы, — сказал я.

Герцог улыбнулся.

— Совершенно верно. Мне кажется, что это был очень эффективный шаг. Мы думали, видите ли, что так как в результате взрыва никто не пострадал, то это никому не причинит вреда.

— К тому же на этом самолете был Коллин Росс и поэтому о взрыве бомбы по телевидению, радио и в газетах сообщалось особенно много… такая реклама пошла на пользу фонду…

— Я не вполне понимаю… — наморщил лоб герцог.

— Не обращайте внимания, сэр. Просто я думаю вслух.

Второй акт саботажа Карти-Тодда и Тайдермена, подумал я про себя, был не менее эффективен.

Конечно, подвергнув опасности Коллина Росса, они достигли того же результата — случай в воздухе приобрел национальную известность… Однако я мог и ошибаться…

— Весьма приятная беседа, — сказал герцог. — Но время уже позднее… О чем вы хотели поговорить со мной?

Я прокашлялся.

— Видите ли, сэр, мне хотелось бы встретиться с мистером Чарлзом Карти-Тоддом. Он кажется мне весьма предприимчивым, энергичным человеком. — Герцог тепло кивнул в ответ. — Вы не скажете, где бы я мог встретить его?

— Сегодня вечером? — озадаченно спросил герцог.

— Что вы, сэр! Завтра.

— Можете увидеть его в конторе. Он обязательно будет там. Он знает, что завтра я должен заехать в контору, когда буду на скачках в Варвике.

— Разве ваш Фонд находится в Варвике?

— Конечно.

— Как глупо с моей стороны, — заметил я. — Я этого не знал.

— Теперь я вижу, что вы еще не присоединились к Фонду, — улыбнулся герцог, качая головой.

— Завтра же сделаю это. Я тоже буду в Варвике на скачках и приду в контору.

— Замечательно, — отозвался герцог. — Просто грандиозно. Наша контора расположена всего в нескольких сотнях ярдов от ипподрома. — Герцог сунул два пальца в нагрудный карман пиджака и вытащил визитную карточку. — Вот вам адрес. И если вы будете там примерно за час до начала скачек, то мы встретимся. Заодно повидаете Чарлза. Он вам понравится, я убежден.

— С нетерпением буду ждать встречи, — ответил я. и поднялся с кресла. — Очень любезно с вашей стороны принять меня…

Он проводил меня до парадного подъезда, рассказывая о Метью и об их планах на каникулы. Смогу ли я устроить их прогулку на самолете в четверг? В четверг день рождения Метью. Ему исполнится одиннадцать лет.

— Договорились на четверг, — ответил я. — Если с утра заказаны какие-нибудь полеты, то мы сделаем это ближе к вечеру.

Было далеко за полночь, когда я вернулся в свой автофургон. Усталый, мучимый мыслями о Ненси, я никак не мог заснуть. В три часа утра я поднялся с постели, ополоснул лицо холодной водой и пошел пройтись. Прохладная звездная ночь немного успокоила меня, освежив разгоряченное тело.

В восемь утра я отправился за Хони.

Она встретила меня сообщением:

— Коллин Росс просил тебя позвонить. Он звонил вечером, примерно через полчаса после твоего отъезда.

— Он не говорил, зачем я ему?

— Попросил оставить тебе записку, но, честно признаюсь, я забыла. Дядюшка торопился домой, и я вспомнила об этом только по дороге…

— Что он просил сообщить мне?

— Он был довольно взволнован и обязательно просил написать тебе что-то, а я забыла. Извини. Это так важно?

Я вздохнул. Вспомнив прошедшую ночь, я готов был придушить ее.

— Спасибо за сообщение.

Она внимательно посмотрела на меня.

— Ты выглядишь утомленным.

— Никогда не чувствовал себя лучше, чем сейчас, — не кривя душой, ответил я.

На мой звонок отозвалась Мидж. Облегчение, которое я услышал в ее голосе, было не меньше, если не больше моего.

— Мет!.. — она едва удерживалась от слез. — О, Мет… Я так рада, что вы позвонили. Все в порядке. Ненси позвонила вчера вечером, и мы долго разговаривали. Она в отчаянии, что заставила нас волноваться, а уехала потому, что была зла на себя… Она не понимает, как могла подумать о вас так. Сказала, что только она виновата во всем, что вы ни в чем не обманули ее, это она сама обманулась… В общем, она сказала, что пришла — в себя к тому времени, как поезд подошел к Ливерпулю, а там вдруг встретила девушку, с которой училась в Лондоне. Та собиралась отдохнуть несколько дней под Стратфордом… Ну и Ненси отправилась вместе с ней, решив, что несколько дней покоя пойдут ей на пользу. — Мидж замолчала и, когда я не отозвался, взволнованно спросила: — Мет, вы слушаете меня?

— Да.

— Почему вы молчите…

Я вспомнил четыре прошедших дня. Четыре ужасных, проклятых дня. Четыре бесконечных, грызущих меня ночи. И все из-за ничего. Если она страдала из-за того, что подумала про меня, то и я тоже страдал от того, что думал про нее. Так что мы были квиты.

— Коллин сказал ей, что она должна была спросить вас про то судебное разбирательство, а не приходить к поспешным решениям.

— Ее толкнули на это.

— Да. Теперь она это знает. Она очень переживает. Боится даже встретиться с вами в Варвике… после того, что натворила…

— Я ее не зарежу.

— А я защищу, — рассмеялась Мидж. — Я еду вместе с Коллином. Увидимся в Варвике.

— Это будет замечательно.

— Коллин уехал по своим делам. Как только он вернется, я его покормлю, и мы отправимся.

— Скажите, чтобы он соблюдал осторожность. Пусть помнит об Амброузе.

— Обязательно… просто ужасно, что произошло.

— Вы знаете подробности?

— Амброуз пытался обогнать грузовик на повороте, а навстречу, как назло, ехал другой… Они столкнулись на полной скорости… Все подробно описано в сегодняшней «Спортивной жизни».

— Посмотрю. Да, Мидж… поблагодарите Коллина за его вчерашний звонок.

— Хорошо. Он не хотел, чтобы вы страдали. Сказал, что вы беспокоитесь о Ненси не меньше, чем мы.

— Пожалуй, — согласился я. — До встречи в Варвике.

Глава 13

Хони приняла заказ, и мне следовало отвезти в Лидд супругов Уайтнайт с двумя дочерьми, которые должны были встретиться со своими подругами и на пароме отправиться на каникулы во Францию. После проводов дочерей супруги Уайтнайт хотели посмотреть, как побежит их лошадь на скачках в Варвике. Это значило, что нужно было приземляться в Ковентри, а оттуда ехать на такси.

Я забрал их в Бакингеме и взял курс на Кент. Обе девицы, в возрасте 14 и 16 лет, избалованные и пресыщенные, поглядывали вокруг с нескрываемым высокомерием. Их мать разговаривала со мной пренебрежительным тоном и властно обращалась со всей семьей. Мистер Уайтнайт, затюканный своей супругой кормилец семьи, предпочитал хранить молчание.

В Лидде я отнес чемоданы дочерей на морской вокзал и, не услышав за это слова благодарности, вернулся к «Шестерке» и ждал, пока закончится прощание родителей со своими чадами. Мистер Уайтнайт оставил в кресле номер «Спортивной жизни», и я прочел газету. Там была помещена фотография аварии, в которой погиб Амброуз. Обычная в подобных случаях груда исковерканного металла, оттащенная на обочину. Печальный результат неосторожности и спешки.

На развороте газеты я прочел, что Коллин участвует в четырех скачках и считается фаворитом.

Рядом с программой скачек крупным шрифтом было напечатано рекламное объявление:

«Коллин Росс застраховался у нас от несчастного случая. Почему бы вам не последовать его примеру?» Ниже, более мелким шрифтом, значилось: «Вы можете не оказаться таким счастливчиком, чтобы избежать двух катастроф. Не испытывайте судьбу. Вырежьте бланк, напечатанный ниже, заполните его и пришлите вместе с пятью фунтами стерлингов в Страховой Фонд против несчастных случаев по адресу Эйвон-стрит, Варвик. Страховка будет действительна с того момента, как ваше письмо окажется на почте».

Я положил газету на колени и задумался.

Майор Тайдермен, говорила Энни Вилларс, и его дружок придумали план, который сделает их богатыми. Она посчитала, что это имеет отношение к Рудиментсу, но, конечно, это было не так. Мошенничество с Рудиментсом произошло только потому, что Тайдермен, даже затеяв крупную аферу, не мог удержаться от небольшого побочного мошенничества.

Тайдермен вынудил Энни познакомить его с герцогом, и в свою очередь познакомил того с Карти-Тоддом. Гольденберг существовал лишь для того, чтобы принимать ставки за пари. Карти-Тодд являлся центральной фигурой, мозговым центром, подстрекателем.

Тайдермен, герцог, Коллин, Энни, я сам, — все мы были пешками на шахматной доске, которые можно было двигать до тех пор, пока игра не будет выиграна. Обчистить всех и скрыться, вот, по-видимому, как хотел повести игру Карти-Тодд. Он не собирался ждать, пока Фонд мало-помалу будет накапливать капитал, и, желая ускорить это, придумал взрыв самолета, используя имя Коллина Росса для рекламы. Он оставался бы в конторе Фонда до тех пор, пока страховые взносы продолжали бы поступать, но если жертвы катастрофы в Ньюмаркете были действительно застрахованы, он должен был скрыться. Срочный перевод денег в швейцарский банк. Билет в один конец на другие, более удачливые охотничьи угодья.

Но как схватить его с поличным? Никаких доказательств его мошенничества, пока он не убежал, у меня не было. Я ничем не мог доказать своих подозрений. Мог бы, конечно, позвонить в министерство. Но ко мне там было определенное отношение… Согласился бы выслушать меня, пожалуй, только тот, первый, высокий следователь. Он однажды даже спросил, о чем я думаю. Возможно, наш авиационный отдел имеет непосредственную связь с отделом страхования. А может быть, и нет…

Со вздохом я сложил газету мистера Уайтнайта и вновь посмотрел на фотографию аварии на первой полосе. Мое внимание привлекла заметка, напечатанная сбоку от снимка.

«Тайдермен», — увидел я… Я прочел скупые строки со все возрастающим во мне чувством тревоги. «Мужчина, по предположению майор Руперт Тайдермен, был найден мертвым сегодня утром на железнодорожных путях Лондон — Южный Уэльс, между Свиндоном и Бристолем. Его смерть, как предполагалось сперва, явилась результатом падения с поезда, но впоследствии выяснилось, что он умер от ножевой раны. Полиция, разыскивавшая Тайдермена для допроса, ведет следствие».

Уайтнайты вернулись, когда я уже решил, как мне действовать. Я сказал им, что мне нужно позвонить по телефону.

— У нас нет времени ждать, — заявила она.

— Необходимо уточнить прогноз погоды, — солгал я.

Она взглянула на подернутое туманной дымкой небо и перевела взор на меня с заслуженным мною озлоблением, но я твердо стоял на своем.

Мне ответил вежливый голос дворецкого.

— Нет, мистер Шор, к сожалению, его светлость полчаса назад поехал в Варвик.

— Его племянник с ним?

— Да, сэр.

— Не знаете ли вы — он появится в конторе Фонда до скачек?

— Кажется, так, сэр.

Я повесил трубку. Чувство страха владело мной. Смерть Руперта Тайдермена сразу перевела всю игру на другие правила. Прежде подвергались риску человеческие жизни в аэропланах, но в тех случаях было определенное нежелание доводить дело до гибели людей. Однако теперь, если Карти-Тодд решил замести за собой следы… Диверсия Тайдермена по отношению к самолету Ненси повела к его разоблачению, которое, по-видимому, явилось причиной его смерти… Карти-Тодд не желал, чтобы Тайдермен давал показания против него… Но если так — сделает ли он дальнейший шаг… пойдет ли на убийство герцога?

«Неужели он решится на это?» — с тревогой думал я…

Больше я ни в чем не сомневался.

Уайтнайты не могли обижаться на скорость, с которой я домчал их до Ковентри, хотя сделали недовольные мины, когда я попросил захватить меня в заказанное ими такси до Варвика, обещав принять участие в расходах. Я расстался с ними у ипподрома и отправился искать контору Страхового Фонда. Как и говорил герцог, она оказалась меньше чем в полумиле.

Фонд располагался в бельэтаже небольшого, сравнительно хорошо содержавшегося дома. Первый этаж, казалось, был необитаем, но парадная дверь была открыта, и на ней была дощечка: «Страховой Фонд любителей конного спорта. Милости просим».

Я поднялся по лестнице. Дверь с английским замком была снабжена бронзовым молоточком в форме лошадиной головы. Не успел я постучать, как дверь растворилась.

— Здравствуйте, — приветствовал меня юный Метью. — Дядя только что сказал, что вы опоздаете. Мы как раз собирались отправиться на скачки.

— Заходите, заходите, — послышался из комнаты голос герцога.

В конторе от стены до стены темно-фиолетовый ковер, два глубоких кожаных кресла, два высоких металлических шкафа с ящиками для картотеки, конторский стол, темные, в золоченых рамах, картины на стенах, камин. Во всем царила атмосфера солидности.

Герцог представил меня человеку за столом, вставшему при моем появлении.

— Чарлз Карти-Тодд. Метью Шор…

Я пожал ему руку, надеясь, что он не заметит чувство напряженности, охватившее меня, которое я заметил и в нем. Мне показалось, что я узнал его…

Герцог довольно точно описал его — хорошая внешность, приятный тембр голоса, воспитанный, державшийся с достоинством. Таким он и должен был быть, чтобы заманить герцога в свои сети; на это работали и семейные фотографии в рамках, которые красовались на стенах в подтверждение его добропорядочности. Кроме того, темная с проседью шевелюра, усики, загар и массивные очки в темной оправе, из-под которых поблескивали серовато-голубые глазки.

Герцог с сигаретой в руке сидел в кресле у окна, положив ногу на ногу. По самодовольному выражению лица можно было легко угадать гордость, которую он питал к своему детищу — Страховому Фонду. Я искренне пожелал, чтобы прозрение прошло для него как можно более безболезненно…

Чарлз Карти-Тодд сел и продолжал прерванное моим приходом занятие — угощал юного Метью апельсиновыми корочками в шоколаде из большой, красной с золотом, металлической коробки. Метью взял конфету и поблагодарил, искоса поглядывая на Карти-Тодда. Я верил в чутье мальчика. Совершенно очевидно, что отношение к Карти-Тодду было явно отрицательным. Ради всех нас я молил бога, чтобы у него хватило благовоспитанности скрыть свои чувства.

— Дайте мистеру Шору вступительный бланк, Чарлз, — торжественным тоном произнес герцог. — Он пришел, чтобы вступить в наш Фонд.

Карти-Тодд поспешно поднялся с места, подошел к шкафу, выдвинул верхний ящик и достал два листка бумаги. Один, как оказалось, был бланком вступительного заявления, другой — страховым полисом. Я заполнил бланк, пока Карти-Тодд вносил мое имя в полис, затем протянул пятифунтовую бумажку (после чего денег у меня до получки оставалось лишь на кукурузные хлопья), и дело было сделано.

— Ну, а теперь берегите себя, Мет, чтобы не разорить нас, — шутливо сказал герцог с улыбкой и взглянул на часы. — Боже, — воскликнул он, вставая.

— Пошли! Пора на скачки. И никаких извинений, Чарлз, я настаиваю, чтобы вы пообедали со мной. — Он обернулся ко мне. — Видите ли, Чарлза скачки не интересуют!

Нелюбовь Карти-Тодда к скачкам была мне хорошо понятна. Он не хотел бывать на людях, предпочитая оставаться невидимым, анонимным, не узнанным, как это и удавалось ему до сих пор.

Мы пошли на ипподром.

Энни Вилларс была встревожена за Кенни Бейста.

— Я навестила его сегодня утром. У него сломаны обе ноги и стеклом порезано лицо. До будущего сезона Кенни не сможет работать. К счастью, он застрахован в Фонде. Послал туда десять фунтов, и теперь рассчитывает получить по крайней мере две тысячи. Прекрасная была идея создать этот фонд!

— А вы сами вступили в него?

— Конечно, сразу после того взрыва. Не знала тогда, что это все Руперт.

— А застрахованы ли Китч и его конюхи?

Она кивнула.

— Китч посоветовал им всем застраховаться. В Ньюмаркете только и говорят о том, какое счастье, что они застрахованы. Все конюхи, которые не застраховались до сих пор, вступают теперь в Фонд.

— Вы читали в «Спортивной жизни» о майоре Тайдермене?

— Бедный Руперт… Какой ужасный конец… Быть убитым…

— Значит, в этом уже больше нет сомнений?

Она покачала головой.

— Когда я прочла газету, то тут же позвонила в редакцию. Мне рассказали, что его тело обнаружили на железнодорожной насыпи под эстакадой. Предполагают, что тело было привезено туда ночью и сброшено с моста… — Она покачала головой. — У него ножевая рана под левую лопатку…

Мне пришлось долго ждать, пока герцог, наконец, оказался без Чарлза Карти-Тодда.

— Я забыл в конторе бумажник, — сказал я. — Оставил на столе, когда платил за полис. Не дадите ли вы мне ключ, я сбегаю и заберу бумажник.

— Конечно! — герцог вынул из кармана связку ключей и отобрал один из них. — Вот, пожалуйста.

Я спешил к выходу, когда меня окликнули:

— Мет!

Это был Коллин.

— У меня только одна секунда, — сказал он. — Должен успеть переодеться к следующей скачке. Вы еще не уезжаете? Видали Ненси?

— Нет. Высматривал ее… Я подумал… может быть…

— Она здесь. Вон, там, на балконе, вместе с Мидж.

Я посмотрел, куда он показывает. Это были они… Сестры беседовали, склонив друг к другу головы: две половины одного целого.

— Угадайте, которая из них Ненси? — улыбнулся Коллин.

— Та, что слева, — не задумываясь, ответил я.

— А почти все путают их. Если вы так относитесь к ней, какого — черта не скажете ей об этом?! Она тоже пытается скрыть свои чувства, и очень страдает.

— Со мной ей придется жить на сухом хлебе.

— Какое это имеет значение? Вы можете поселиться у нас. Мы все этого желаем. И я. И Мидж… К тому же не всегда же вы — будете бедствовать. — Он поправил седло на руке. — Мне надо спешить. Поговорим потом. Я остановил вас, подумав, что вы уезжаете.

Я зашагал рядом с ним.

— Коллин… я должен кое-что раскрыть вам… Никогда не знаешь, что может произойти… — Он удивленно воззрился на меня. В нескольких словах я рассказал ему про мошенничество с Фондом, про то, что взрыв был использован для привлечения в Фонд больше вкладчиков, и про то, что из себя представляет Карти-Тодд.

Он остановился, как вкопанный.

— Бог мой, — только и мог выговорить он. — А ведь, казалось, что Фонд такая блестящая затея. Какой позор…

В конторе Фонда стояла мертвая тишина. Карти-Тодд был на скачках вместе с герцогом, и у меня был по меньшей мере час времени. На цыпочках я прокрался к письменному столу. Смешно. Я рассмеялся про себя и всей подошвой ступил на поглощавший шум шагов ковер.

На письменном столе ничего, за исключением пресс-папье, подносика с карандашами и ручками, зеленого телефонного аппарата, фотографии женщины с тремя детьми и собакой, настольного календаря и красно-золотой коробки с конфетами. В ящике стола — конверты, почтовые марки, писчая бумага. Три остальных пусты.

Картотечные шкафы. Один заперт. Другой нет. В верхнем ящике пачки чистых бланков и страховых полисов, во втором — заполненные бланки, сложенные в алфавитном порядке. В третьем — только три папки с надписями: «Удовлетворенные претензии», «Претензии к удовлетворению», «Денежные поступления».

В папке «Удовлетворенные претензии» запись о выдаче одной тысячи фунтов стерлингов Эйси Джонсу и другой тысячи — тренеру из Кента, которого лягнула в лицо лошадь. Триста фунтов были выплачены помощнику конюха за сломанную руку на утренней выводке. К заполненным бланкам претензий со штампом «выплачено» приколоты врачебные свидетельства. Папка «Претензии к удовлетворению» была потолще. Пять заявлений с просьбой об уплате страховки и врачебные справки. Судя по датам, претенденты на страховку ждали своих денег не меньше месяца. Пожалуй, никакие страховые общества не выплачивали страховку за более короткий срок.

Тоненькая папка «Денежные поступления» была куда более интересной. Она состояла из тетради, в которую день за днем заносились фамилии и адреса лиц, приславших в Фонд вступительные взносы. Сперва их было два-три в день, а затем их число росло, словно грибы.

Первая волна, озаглавленная от руки аккуратным почерком «А. Джонс и др.». Вторая, куда более значительная — «Бомба», третья, поменьше — «Рекламные листовки»; четвертая — «Электронеполадки». После этого количество лиц, вступающих в фонд, все время лезло вверх. Всего за два месяца существования фонда вступило в него 5472 человека. Взносы были сделаны на сумму (некоторые покупали по два полиса) 28 040 фунтов стерлингов.

Следующая волна заявлений повалила в Фонд после несчастья с Китчем и Амброузом, к которому Карти-Тодд, конечно, не имел никакого отношения, он был заинтересован только в таких катастрофах, после которых никому не нужно было выплачивать страховки. Я нахмурился. Как сказал Коллин, это действительно был позор… С озлоблением задвинул я нижний ящик, чувствуя, как кровь приливает к голове.

Второй шкаф оказался запертым. Я внимательно оглядел его, отодвинул от стены, сунул руку под низ и нащупал электропровод. Я вырвал шнур, и все ящики стола стали отпираться. Я быстро осмотрел их один за другим. В верхнем опять какие-то бумаги. В среднем большая серая металлическая коробка. В нижнем две картонки и две небольшие квадратные жестянки.

Я начал с верхнего ящика. Документы, относящиеся к организации Фонда, и бумаги, которые герцог столь доверчиво скрепил своей подписью. Юридический язык был отличным камуфляжем того, что задумал Карти-Тодд. Мне пришлось дважды перечитать эти документы, прежде чем я понял те обязательства, которые герцог принял на себя.

Первое, как мне уже говорил герцог, это сто тысяч фунтов из своего капитала, которые герцог передавал фонду в случае своей смерти. Второе, на первый взгляд, казалось идентичным первому, но в действительности означало совсем иное… Вкратце документ говорил о том, что если герцог умрет в первый год существования фонда, то еще сто тысяч фунтов из его состояния должны были быть переданы фонду. В обоих случаях единственным доверенным лицом являлся Карти-Тодд. В обоих случаях ему было предоставлено исключительное право использовать эти суммы по своему усмотрению.

Двести тысяч фунтов… Я вперил взор в пространство. Двести тысяч фунтов стерлингов в случае смерти герцога… 28 тысяч фунтов стерлингов страховых взносов были только затравкой. Горшок с кладом заключался в мертвом герцоге. Документы были составлены с соблюдением всех формальностей, подписи заверены печатями, да и вообще было очевидно, что Карти-Тодд на все сто процентов обезопасил себя с этой стороны.

Он не станет больше тянуть время, подумал я, учитывая крупные страховые суммы, которые Фонду придется выплатить после гибели Амброуза и других. Со смертью герцога двести тысяч должны быть выплачены Фонду немедленно, как долги, из его состояния. Не надо будет даже ждать оглашения завещания. Карти-Тодд постарается отсрочить выплату страховых сумм и, разделавшись с герцогом, скроется с двумястами тысячами его денег и всеми деньгами фонда… Я положил бумаги обратно в папку и сунул ее в ящик. Сердце у меня колотилось.

Второй ящик. Большая металлическая коробка. Ее можно было открыть, не вынимая из ящика. Так я и сделал. Почти пустая. Немного ваты. Кольдкрем. Клей. Наполовину стертый гримировальный карандаш…

Нижний ящик. Я опустился на колени. Две небольшие железные коробки, одна пустая, другая полная и тяжелая, заклеенная со всех сторон клейкой лентой. Сперва я осмотрел содержимое двух картонных коробок и почувствовал, что задыхаюсь, словно от удара в солнечное сплетение. В коробках находились детали радиобомбы. Холодный пот выступил у меня на лбу. Осторожно задвинул нижний ящик, что было довольно глупо, если вспомнить, как я наклонял и двигал весь шкаф, перед тем как открыть его. К тому же Карти-Тодд не взорвет бомбу, когда ящиком выше хранятся все столь драгоценные для него документы.

Вытер лоб тыльной стороной руки и поднялся на ноги. Нашел все то, ради чего пришел сюда, и даже сверх того, что ожидал. Все, за исключением одной вещи. Я оглядел кабинет. Она должна быть спрятана где-то здесь…

В углу, позади письменного стола, находилась дверь, которую я принял за дверь, ведущую в соседнюю комнату. Это был стенной шкаф. Потрогал ручку. Заперто.

Карти-Тодд не подозревал ни о чем. Он оставил ключ от шкафа на подносике вместе с карандашами и перьями. Я отпер. Дверь скрипнула на петлях, но я даже не услышал этого скрипа. Он был тут! Мистер Эйси Джонс! Костыли, прислоненные к стене. Гипсовый бандаж для ноги. Я взял его в руки и осмотрел. Стоило только натянуть бандаж на ногу, словно сапог, нечто вроде подтяжек поддерживало это сооружение на ноге, и на тебе — у вас сломанная лодыжка.

Эйси Джонс, громко восхваляющий Страховой Фонд.

Эйси Джонс — Карти-Тодд… Ну и актер!

Я не услышал, как он вошел.

Только я вернул все на место и начал запирать дверь, как краем глаза увидел входящего в комнату Карти-Тодда. Лицо его исказилось от ярости при виде меня.

— Всюду суете свой нос! — прохрипел он. — Когда герцог сказал, что отдал вам ключ… — Он умолк, не в силах продолжать от охватившего его бешенства. Голос его уже не был ни голосом Карти-Тодда, выпускника Итона, ни австралийца Эйси Джонса. Его немигающие за стеклами очков глазки готовы были испепелить меня. Нелепые белые ресницы, на которые обратил внимание Метью, придавали его лицу выражение фантастической жестокости. Я понимал, что меня не ждет ничего хорошего.

Он сунул руку в карман брюк и мгновенно вытащил нож. Щелчок. Я вдруг вспомнил о Руперте Тайдермене, валявшемся под железнодорожным откосом… Он захлопнул дверь ногой. Я пытался дотянуться до стола, схватить хоть что-нибудь: пресс-папье, телефон, что угодно, могущее послужить мне в качестве оружия или щита. Но я ничего не успел сделать… Он и не пытался пырнуть меня ножом. Он метнул его в меня.

Глава 14

Нож впился мне в спину, пониже левого плеча. Я пошатнулся и ударился лбом о край мраморной каминной доски. В глазах у меня потемнело. Падая, я протянул руку вперед, пытаясь удержаться, но встретил только пустоту камина, с грохотом рухнул туда головой вперед, на медные каминные приборы, и больше ничего не слышал…

Я пришел в себя, ощущая боль во всем теле. Кругом тишина. Ни звука. Никого. Я не мог понять, где я и что со мной произошло. Резкая боль от какого-то движения напомнила мне все…

В спине у меня торчал нож. Лежа ничком среди каминных приборов, я осторожно ощупал спину. Мои пальцы наткнулись на рукоятку ножа, и я вскрикнул от страшной боли. Дурацкие мысли приходят в голову в такие моменты. Я подумал: осталось всего три недели и один день до медицинского освидетельствования. Теперь уж мне не удастся пройти его…

Говорят, что нельзя вытаскивать из раны нож. От этого усиливается кровотечение. Можно умереть, если вытащить нож из раны. Я забыл обо всем… Я думал только о том, что Эйси-Карти-Тодд посчитал меня убитым и если, вернувшись, увидит, что я жив, то не мешкая прикончит меня. Я должен был выбраться отсюда до его возвращения. Мне показалось нелепым шагать по улицам Варвика с торчащим в спине ножом. Я вытащил его. Проделал это в два приема и дважды едва не терял сознание, плакал от боли. Нет, ты не стоик, Мет Шор…

Вытащив нож, я продолжал лежать, разглядывая его, всхлипывая и чувствуя, как что-то липкое медленно разливается у меня по спине, но успокоился, поняв, что легкое не повреждено. По-видимому, лезвие наткнулось на лопатку: вошло в тело на три или четыре дюйма, но скользнуло по кости в сторону.

Наконец я поднялся на колени. Времени у меня было в обрез. Ухватившись за край стола Карти-Тодда, я подтянулся и встал на ноги. Меня шатнуло в сторону. Подумал, что не сумею больше подняться, если опять рухну на пол. Оперся бедром о стол и оглядел контору. Нижний ящик второго шкафа был выдвинут. Помню, что я задвинул его на место.

Отделился от стола и сделал несколько шагов. Закачался и едва на упал. С трудом устоял на ногах. Держась за стену, приблизился к шкафу и заглянул в ящик. Обе картонные коробки на месте. Пустая жестянка тоже. Не хватало только маленькой, тяжелой… Одна мысль прорезала мозг: будущее заключалось не просто в моем спасении, которое зависело от того, как быстро я уберусь отсюда, но в том, чтобы предупредить герцога, опередив бомбу…

Нужно было пройти всего четыреста ярдов… Всего… Я должен преодолеть это расстояние… Мог бы не торопиться, если бы Карти-Тодд не застал меня здесь. А теперь он поспешит уничтожить герцога, а затем избавится и от меня, которого считает мертвым.

Из конторы исчезло и еще кое-что. Я не знал, что именно, просто ощущал, что чего-то не хватает. Какой-то пустяк, он был здесь, но исчез… Подумал, что это не важно…

С трудом доковылял до двери. Открыл ее и вышел. Остановился на лестнице, почувствовав слабость. Что ж, надо спуститься вниз. Обязательно. Перила были слева. Я не мог двинуть левой рукой, обернулся и, держась за перила правой, начал спускаться спиной вперед. Усмехнулся при мысли о том, что вот теперь я застрахован, и Фонд должен выплатить мне страховку… тысячу фунтов за удар ножом в спину.

Я выполз на жаркую, залитую солнцем улицу. Двинулся вдоль тротуара, едва переставляя ноги. Как Эйси Джонс… Сейчас Эйси Джонс спешит. Знает, что я раскрыл его тайну, но все еще рассчитывает, что сможет заполучить двести тысяч. В том случае, конечно, если убьет герцога немедленно, сегодня же, представив каким-то образом, будто бы смерть герцога произошла в результате несчастного случая. А после этого сунет меня куда-нибудь, как он пытался проделать с майором… Думает, наверное, что это ему удастся. Не знает, что я посвятил во все Коллина, не предполагает, что Коллин знает о том, кто он таков, этот Карти-Тодд…

Безлюдная улица казалась мне бесконечной. Все плыло перед глазами, словно волны. С каждым шагом страшная боль отдавалась у меня в спине. Половина пути позади. Я покосился на стоянку для автомашин. Надеялся увидеть там кого-нибудь, все объяснить, послать за герцогом… Никого…

Я потерял равновесие, начал падать, но удержался и привалился к стене, пытаясь сдержать стоны. Нельзя было терять ни мгновения. Нужно было двигаться дальше… Оттолкнулся от стены и заковылял дальше. Ноги не слушались меня, казалось, что я взбираюсь по крутой лестнице. Что-то липкое на пальцах левой руки. Я посмотрел. Кровь стекала у меня по пальцам, капая на тротуар. Поднял голову, вглядываясь вперед. Не понимал, от жары ли это, от сотрясения или потери крови. Понимал только, что времени у меня все меньше и меньше. Должен был дойти… Дойти как можно скорее. Ногу вперед, теперь другую, командовал я себе. Так, так, соберись с силами, шаг за шагом, и ты дойдешь…

Дошел. У въезда на стоянку ни одного служителя. В это время дня они не ожидали, что кто-нибудь приедет… Нужно идти дальше. Встретить кого-нибудь… Я вошел на стоянку. На противоположной стороне был другой въезд, ведущий к ипподрому. Там люди… Там много людей…

Я двигался между машин, шатаясь, опираясь о них, колени у меня подгибались, чувствовал, что головокружение побеждает, все меньше и меньше ощущал боль, терзавшую меня при каждом шаге. Вдруг кто-то окликнул меня:

— Мет!

Я остановился. С трудом повернул голову. Из машины Коллина, стоявшей в ряду других припаркованных машин, вылезла Мидж.

— Мет, — повторила она, — а мы вас ищем. Я очень устала и решила немного отдохнуть в машине. Где вы были?

Она ласково тронула меня за плечо.

— Не надо… не прикасайтесь, — хрипло воскликнул я.

Мидж отдернула руку.

— Мет?!

Она удивленно посмотрела на меня, перевела взгляд на свою руку, которой коснулась меня.

— Кровь?!

Я кивнул.

— Мидж… Вы знаете герцога Вессекса?

— Да, но… — запротестовала она.

— Мидж, — перебил я, — скорее разыщите его. Приведите сюда… Я понимаю, это звучит глупо… но его хотят убить… при помощи бомбы…

— Как Коллина? Но ведь тогда…

— Идите, Мидж… Ну, пожалуйста…

— Я не могу оставить вас в таком состоянии!

— Мидж!

Она в нерешительности глядела на меня.

— Скорее!

Она повернулась на каблучках и затрусила к выходу. Я прижался спиной к чьей-то машине и подумал о том, как трудно будет помешать Карти-Тодду воспользоваться бомбой. Эта жестянка… она может поместиться в футляр от бинокля… возможно, такая же маленькая, как та, которая уничтожила мой «Чероки»…

Но почему никто не идет?.. С полным безразличием смотрел я, как кровь капала с пальцев на траву. Я чувствовал, что куртка сзади набухла от крови. Новую я купить не в состоянии. Придется отдать в чистку и заштуковать порез от ножа. Да и самого меня придется заштуковать наилучшим образом. Харлей не будет ждать моего выздоровления… Возьмет кого-нибудь другого. Врачи министерства надолго запретят мне летать. Даже когда сдаешь пинту крови в донорский пункт, тебя отстраняют от полетов на целый месяц.

Голова опустилась на грудь. Не засни, пока они не придут! Нужно все объяснить герцогу… Во рту у меня пересохло. Я облизал губы, но без толку. Язык у меня тоже был сухой и шершавый.

Наконец я увидел их далеко-далеко. Не только Мидж и герцога, но и еще двоих. Юного Метью, вприпрыжку впереди…

Мидж показала в мою сторону, и они поспешили ко мне, пробираясь между стоящих рядом автомашин. Идите, идите, мысленно подгонял я их. Бога ради, быстрее… С неимоверным усилием я сделал несколько шагов им навстречу. Слева от меня стоял «роллс-ройс», по-видимому, принадлежавший герцогу. На капоте сверкал» крас-но-золотая жестяная коробка. Метью подбежал и схватил ее…

Ярко-красная с золотом коробка с апельсиновыми корочками в шоколаде… Она находилась на письменном столе» конторе. Именно ее — красной с золотом коробки недоставало там… Именно она исчезла со стола Карти-Тодда… Сердце у меня заколотилось. Я закричал, но голос мой прозвучал едва слышно:

— Метью, кинь ее мне…

Он вопросительно посмотрел на меня. Герцог, Мидж и Ненси приближались к мальчику. Они подойдут к нему раньше, чем это удастся мне. Они окажутся все рядом, Ненси, Мидж, герцог и юный Метью…

В отчаянии я оглянулся вокруг — нет ли здесь Карти-Тодда. Нет. Он просто оставил коробку на капоте машины и ждал, когда герцог с племянником покинут ипподром и пойдут к своей машине. Последняя скачка вот-вот должна была начаться… Лошади уже были на старте… Карти-Тодд стоит, наверное, где-нибудь поблизости, наблюдает и ждет… Он намеревался убить только герцога и Метью (ведь мальчик тоже знал, что я был сегодня в конторе фонда), но теперь рядом с ними Ненси и Мидж. И он не знал, что ему не удастся скрыть свою вину, не знал, что Коллину все известно…

— Метью, кинь мне коробку…

Я зашагал к мальчику, протягивая вперед руки. Шел, качаясь из стороны в сторону, как пьяный. Испугал его.

— Метью, — как можно громче сказал я. — Ради спасения твоей жизни кинь мне коробку. Скорее!

Он растерялся, тревожно посмотрел на меня. И кинул мне коробку… Еще несколько секунд, и Карти-Тодд включит передатчик и пошлет радиосигнал… Он был знаком с этой техникой не хуже майора Тайдермена.

Словно сверкающее пламя, красно-золотая коробка мелькнула в воздухе. Казалось, прошла целая вечность, пока она пролетела несколько метров, отделявших меня от мальчика. Я поймал ее правой рукой и изо всех оставшихся сил отшвырнул подальше назад, за ряды машин, туда, где было пустое место.

Бомба взорвалась в воздухе. Через три секунды, как я швырнул коробку, через шесть секунд после того, как она была в руках Метью. Это были самые длинные, самые мучительные секунды в моей жизни.

Взрывной волной меня и Метью опрокинуло на траву. Стекла в большинстве автомашин рассыпались на мелкие осколки. Два «форда», оказавшихся как раз под разорвавшейся бомбой, отбросило в сторону, словно игрушечные. Ненси, Мидж и герцог, находившиеся поодаль, пошатнулись и ухватились друг за друга, чтобы устоять на ногах.

На ипподроме, как мы узнали впоследствии, никто не обратил внимания на взрыв. Скачка началась, и голос комментатора гремел на все поле, извещая о том, что Коллин Росс отлично ведет скачку на своей излюбленной дистанции в полмили и приближается к финишному столбу.

Юный Метью проворно вскочил на ноги и изумленно спросил:

— Что это было?

Подбежавшая Мидж схватила его за руку.

— Бомба, — произнесла она с трепетом. — Как Мет и сказал — бомба…

Я пытался подняться с травы. Стоя на коленях, спросил Метью:

— Ты не видишь Карти-Тодда? Это его коробка… его бомба…

— Карти-Тодд? — переспросил герцог растерянно. — Не может быть! Невозможно… Он не способен на такое…

— Он только что это сделал, — сказал я. Подняться с колен я не мог. Сил у меня не оставалось. Кто-то подхватил меня под мышки, помогая удержаться на коленях. Нежный голос что-тр шептал мне на ухо…

— Ненси…

— Но что произошло?

— Карти-Тодд… Нож…

— Вон он! — вдруг воскликнул Метью. — Вон там!

Я заставил себя подняться и посмотрел, куда указывал Метью. Карти-Тодд проталкивался сквозь толпу зрителей. Ненси тоже увидела его.

— Тот самый человек, которого я видела в машине с майором Тайдерменом! Клянусь, это он!..

— Он хочет выбраться оттуда, — закричал Метью. — Давайте перехватим его!

Для мальчика это было нечто вроде игры, но его энтузиазм заразил несколько человек, ушедших с ипподрома до окончания скачки и увидевших свои покалеченные машины.

— Держите его, — услышал я чей-то возглас. И еще: — Вон он, вон! Держите!

В изнеможении я прислонился к машине. Тем временем Карти-Тодд заметил погоню. Остановился в замешательстве. Побежал вперед, в сторону, изменил направление. Его преследовало уже много людей. Он бросился туда, где видел единственное спасение. Прямо на скаковую дорожку.

— Боже! — воскликнула Ненси.

Карти-Тодд не замечал опасности, пока не стало уже слишком поздно. Он бежал вдоль скаковой дорожки, через плечо оглядываясь на преследователей, которые вдруг словно по команде, остановились и застыли на месте. Карти-Тодд бежал перед мчавшимися трехлетками, выходящими на последний поворот перед финишной прямой.

Всадники мчались тесной кучей, не имея возможности уклониться. В одно мгновение он был сбит с ног и истоптан копытами, и в следующую секунду лошади рассыпались по сторонам… Наездники, не удержавшись в седлах, повалились на землю, и, обогнув весь этот хаос, тот, кто шел в самом хвосте, первым пришел к финишу, никем не замеченный.

— Коллин! — в ужасе вскричала Ненси и бросилась бежать на поле. Я пытался последовать за ней, но, не доходя до ограждения, остановился, не в состоянии сделать больше ни шагу. Чувство облегчения от того, что я успел выполнить, что хотел, и вовсе расслабило меня. Толпа выбежала на скаковую дорожку, вопя, крича, пытаясь помочь пострадавшим… Я ждал. Минуты казались мне часами и, наконец, из толпы появились Ненси и Коллин… Ненси замахала мне рукой, пролезая вместе с Коллином под ограждение.

— Он мертв, — сообщила она. Лицо у нее было белое, как мел. — Этот человек… он… это Эйси Джонс… Коллин сказал, что вы знаете об этом… В парике… и черные усы… и грим… И открытые мертвые глаза…

— Не думай об этом, — прервал ее Коллин. Он тревожно посмотрел на меня.

— Вам плохо… — Он обернулся к сестре. — Доктора, немедленно!

— Я звала его, но он ответил, что находится на дежурстве и не может прийти до конца скачек… — Она кивнула в сторону скаковой дорожки. — А теперь он, наверное, там… — Она с испугом посмотрела на брата. — Мидж сказала, что Мет порезал руку…

— Сейчас я притащу его, — зловеще проговорил Коллин и побежал, расталкивая толпу.

— Что с вами, Мет? — встревоженно спросила Ненси.

— Ничего страшного.

— Но вы швырнули ту бомбу с такой силой… Я даже не подумала… На вас лица нет…

Герцог был взволнован.

— Мой дорогой! Вы спасли нам жизнь. Чем я могу отплатить вам?

Вернулся Коллин:

— Доктор сейчас придет.

Услышав последние слова герцога, он посмотрел ему прямо в глаза.

— Я отвечу вам, сэр. Устройте его на работу.

— Конечно… Конечно, — лепетал герцог.

Я пытался поблагодарить его, но не мог произнести ни слова. Ноги у меня подкашивались. Больше не мог сопротивляться. Почувствовал, как оказался на коленях, и чтобы вовсе не рухнуть на траву, схватился за ручку дверцы чьей-то машины. Не хотел падать.

— Мет! — Ненси встала на колени около меня. И рядом Мидж. И Коллин.

Я улыбнулся им.

— Хотите заполучить к себе в дом жильца?

— В любой момент, — ответил Коллин.

— Ненси… Вы… Вы…

— Глупенький… — ответила она. — Глупенький мой.

Рука соскользнула с дверной ручки. Я повалился навзничь. Коллин подхватил меня. Все поплыло передо мной, и когда я коснулся травы, то уже ничего не сознавал.