Сочинения в двух томах. Том 1

ПРИМЕЧАНИЯ

В настоящем двухтомнике «Сочинений» А. Г. Малышкина в первый том включены ранние дореволюционные рассказы 1913–1915 годов, повести «Падение Даира» (1921) и «Севастополь» (1931); во второй — рассказы и очерки послеоктябрьского периода (1922–1931) и роман «Люди из захолустья» (1938).

Основной принцип расположения материала внутри томов — хронологический. Большинство произведений печатается по текстам последних прижизненных авторизованных изданий. Рассказы и очерки, не переиздававшиеся при жизни писателя, даются по первопечатным журнальным текстам.

Последний Барыков. — Опубликован в «Новом журнале для всех», 1913, № 12, декабрь.

Сутуловские святки. — Опубликован в журнале «Наша заря», Спб. 1914, № 1.

Полевой праздник. — Опубликован в журнале «Современный мир», 1914, № 4, апрель.

Гости. — Опубликован в журнале «Весь мир», 1915, № 10, март.

Качели. — Опубликован в журнале «Весь мир», 1915, № 25, июнь.

Уездная любовь. — Опубликован в «Свободном журнале», 1915, №№ 9—10, сентябрь — октябрь.

Падение Даира. — Впервые опубликована в альманахе «Круг», 1923, № 1, датирована автором: «Таврия, 1920 — 21». Печатается по тексту книги: Александр Малышкин «Падение Даира». «Московское товарищество писателей», М., 1932.

В основу повести «Падение Даира» положен подлинный исторический материал — боевые действия советских войск против врангелевцев осенью 1920 года, в частности знаменитая Перекопско-Чонгарская операция 7—17 ноября, закончившаяся полным разгромом белогвардейцев и установлением в Крыму советской власти.

Занимая должность начальника Информационно-исторического отделения Оперативного управления штаба Шестой армии Южного фронта, которым командовал М. В. Фрунзе, Малышкин находился в курсе всех событий, происходивших на фронте, был очевидцем беспримерного героизма красных бойцов. Под живым впечатлением этих событий Малышкин сразу же после успешного завершения борьбы с Врангелем начинает работать над повестью «Падение Даира». Летом 1922 года, после перевода в Москву в Академию РККА, писатель читает свое произведение в литературных кружках «Звено», «Современник» и др. (См. газеты «Трудовая правда», Пенза, № 31 от 10 февраля 1923).

Реальная историческая подоснова сюжета «Падения Даира», его художественных образов обнаруживается при сравнении этой повести с документальным военно-историческим очерком Малышкина «Описание боевых действий 6-й армии по овладению Крымом», созданным почти одновременно с. повестью. В «громадном ромбе полуострова в горизонталях синего южного моря», обозначенного на карте штаба, «где сходились нити стотысячного», — угадываются Крымский полуостров и Черное море. Ромб «связан с материком узким двадцатипятиверстным в длину перешейком» — Перекопом и «еще одной тонкой нитью суши» — Чонгаром и Арабатской стрелкой. Описание перекопских укреплений, возведенных под руководством французских инженеров, почти дословно совпадает с описанием врангелевской обороны, сделанным М. В. Фрунзе в его статье «Памяти Перекопа и Чонгара». (См. М. В. Фрунзе. Избранные произведения, М., 1950, стр. 228). «Даирская скала» — это Турецкий вал, «кошмарная громада взорванного моста» — взорванный белыми Чонгарский мост. «N-я армия», штурмующая в повести Даирскую скалу, — условное обозначение Шестой армии, «Заволжская армия», ведущая наступление по «тонкой прерванной нити», — Четвертая армия, которая действительно до переброски ее на Южный фронт действовала против Колчака в степях Заволжья, «Конно-Партизанская армия», находящаяся во фронтовом резерве, — видимо, Вторая конная, двигавшаяся за Шестой армией в том же оперативном направлении.

С той же верностью историческим фактам переданы в повести подробности штурма Перекопа. Приказ командующего фронтом, приведенный в тексте «Падения Даира», в значительной степени повторяет в сжатом, концентрированном виде исторические директивные указания М. В. Фрунзе, данные им перед штурмом, в частности его приказ войскам Южного фронта № 0011/пш от 5 ноября 1920 года. Рассказ о переходе вброд Сиваша, о грозившем сорвать переправу приливе, о прорыве проволочных заграждений, описание боя на Юшуньских (в повести Эншуньских) укреплениях, отчаянная контратака на наступавшие красные дивизии находившегося в резерве белых отборного конного корпуса генерала Барбовича (в повести Оборовича) — все это вполне документально. Даже тот эпизод повести, который особенно часто служил поводом для упреков Малышкину в «поэтизации стихии»: «И если показывался дымок, деревня — сваливалось все в кучу, задние с лету шарахались на передних: начиналась дикая скачка на дымок, на околицу — с пиками наперевес, с криками „дае-о-ошь!“ В улицах, сразу пустеющих, сползали на скаку брюхами с лошадей, жгли наскоро костры, шарили по погребам, варили баранов, ели, рыскали за самогонкой, гоняли девок — и снова, вскочив на коней, относились, как ветром, в версты, в мерзлую пыль», — был основан на впечатлениях писателя от «действий» «повстанческой армии» Махно. По временному соглашению с советским правительством она была в то время в составе армий Южного фронта. Приказом М. В. Фрунзе она была передана в оперативное подчинение Шестой армии, и советскому командованию пришлось приложить немало усилий, чтобы прекратить бесчинства махновцев. Об этом сообщает, в частности, и сам Малышкин в своей военно-исторической работе и очерке «Перекоп» («Красная звезда», № 256 от 11 ноября 1924 г.).

Целый ряд эпизодов в повести воспроизводит картины жизни Даира. Хозяева белого Даира изображаются как скопище одиночек, чуждых друг другу. Писатель создает серию зарисовок бывших аристократов, спекулянтов, завсегдатаев кафе и ресторанов; нервозность, тревогу, заглушаемый истерическим весельем страх, чувства обреченности, злорадства, лютой ненависти к народу. Белый Даир обречен — он враждебен народу, и потому его сокрушит неумолимый «молот множеств». Весь арсенал изобразительных средств мобилизован для лучшей передачи этой мысли.

Никогда не отступая от исторической правды, Малышкин, как и всякий художник, отнюдь не старался быть только летописцем событий. Поэтому вполне оправданы в повести и некоторые нарушения хронологии, перестановка во времени отдельных исторических эпизодов (например, парад советских войск происходил не на исходных позициях перед Перекопом накануне штурма, как об этом говорится в повести, а тремя неделями раньше — после разгрома белых на Каховском плацдарме) и намеренное абстрагирование писателя от слишком конкретных имен, событий, широко известных фактов. Главное для него — уловить внутреннее содержание описываемых событий, их основную эмоцию. И это блестяще удалось Малышкину. Появление в печати «Падения Даира» было встречено большим числом критических статей и рецензий, авторы которых отмечали прежде всего героический пафос повести, ее значение для советской литературы, рекомендовали всячески популяризовать ее, сделать «достоянием всех красноармейских клубов и библиотек, как книгу, запечатлевшую славные традиции первого героического поколения Красной Армии» («Красная звезда», № 22(622) от 4 февраля 1926 г.).

«У каждого, кто хотя мало-мальски нюхал дым лагерных костров, от чтения этих насыщенных высоким пафосом страниц участится дыхание и загорятся хорошим блеском глаза, забьется не одно сердце, — писал рецензент „Правды“. — Автор хотел дать объективно-эпическую вещь о взятии Перекопа и Крыма, который назван в рассказе Даиром. Но разве можно писать объективно об этом участнику перекопских боев?..» («Правда», № 27 (3256) от 3 февраля 1926 г.).

После первой публикации в 1923 году повесть неоднократно переиздавалась. От издания к изданию автор совершенствовал ее текст, устраняя излишнюю вычурность стиля, стремясь к возможно большей простоте и выразительности.

Севастополь. — Первым отдельным изданием повесть вышла в ГИХЛе в 1931 году. Печатается по тексту книги: А. Малышкин «Севастополь». Гослитиздат, М., 1938.

Как и «Падение Даира», повесть «Севастополь» основана на конкретном историческом материале — событиях, совершавшихся в период между февралем и октябрем 1917 года в Севастополе на Черноморском флоте, где Малышкин служил в это время младшим офицером одного из судов бригады траления.

Замысел повести «Севастополь» созрел у Малышкина к концу 1925 года. Весь 1926 год Малышкин прилежно работал над изучением и собиранием материала. В архиве писателя сохранились хронологические выписки, сведения об отдельных исторических лицах и другие заготовки. В беседе с корреспондентом газеты «Литературный Ленинград» Малышкин сказал: «Когда я в 16-м (очевидно, описка автора. — Л. В.) году пришел на военный корабль, я уже печатался… И вот на корабле я с самого начала стал вести дневники, зная, что эпоха эта исторична и рано или поздно мне придется воспользоваться моими записками. Но использовал их я только через 13 лет» («Литературный Ленинград», № 46(68) от 8 сентября 1934 г.). Неизвестно, насколько достоверна эта запись — дневники Малышкина нигде не обнаружены, но здесь особенно интересно свидетельство о стремлении писателя как можно правдивее и точнее передать описываемую эпоху.

Изучая события памятной ему эпохи, Малышкин одновременно намечает и типаж повести, составляет списки действующих лиц, причем в этих списках фигурируют и такие персонажи, которые в окончательный вариант повести не вошли.

Закончив подготовительную работу, Малышкин приступил к написанию самой повести. Работа шла споро, и уже 23 января 1927 года он сообщал своей родственнице К. Н. Кузовковой: «Милая Клавдия Николаевна, простите, что не сразу отвечаю. У меня была бешеная работа (своя), я ее заканчиваю, не разгибаясь работал все праздники, работал новый год и неделю спустя. Это — первая часть моего романа. Теперь она закончена и уже сдана. Будет напечатана в 8-й книге „Красной нови“. Заглавие — „Февральский снег“.

Вот теперь только поднял голову, свободно вздохнул и дал себе отдых на месяц. Впереди еще колоссальная работа.: надо написать еще две части (пока еще не начатые). Думаю закончить к 1928 году. Видите, какие масштабы!

Очень уж много времени отнимает обыденная работа — и мало остается для сердца. А эта вещь — как будто вылилась из сердца. Прочитаете — увидите». (Центральный государственный архив литературы и искусства.)

Работа над «Севастополем» продолжилась не до 1928 года, как первоначально предполагал писатель, а до 1931-го.

Первая часть повести была опубликована как самостоятельное произведение под названием «Февральский снег». («Красная новь», 1927, № 3.) Остальные части печатались в журнале «Новый мир» (1929, №№ 1, 2, 3, 1930, №№ 11, 12).

Корреспонденту газеты «Литературный Ленинград» Малышкин говорил: «Я еще не научился писать просто, хотя все время стремлюсь к сложному искусству простоты… Иногда мне кажется, что кое-что из написанного мною до читателя не дойдет. Но нет, встречи с читателями, беседы с ними убеждают меня в том, что читатели понимают даже сложные замыслы автора, а вкус читателя поражает своей правильностью». («Литературный Ленинград», № 46 (68) от 8 сентября 1934 г.) Читатели повести правильно поняли замысел автора — показать героя-интеллигента, порвавшего с прошлым, идущего за народом и с народом. Малышкин хотел усилить этот момент, ввести в повествование ряд эпизодов, показывающих, как «вели» Шелехова народные массы. Первоначально концовка повести мыслилась писателю так: после избрания Шелехова командиром отряда он «выводит отряд в предгорья — к подступам. Во флоте паника и гнев… Не Шелехов ведет, а в сущности его ведет отряд. На Крымской дороге перехватывают автомобиль с белыми летчиками из морской авиации. Их приводят к Шелехову. Он должен решить. Он должен дать приказание — убить. Он знает, что этого хочет масса и что она без него все равно сделает по-своему. Но приказание все же должен отдать он. Обреченные стоят перед ним — из того, старого мира. Он приказывает… Отряд и с ним Шелехов — идет дальше — в калединские степи». (А. Малышкин. Рассказы. М., 1931, стр. 41).

Писатель отверг этот вариант концовки, так как он противоречил всей логике развития образа Шелехова. По этому варианту получалось, что увлекаемый революционным коллективом Шелехов не ощущает себя его членом, вынужден подлаживаться, слепо идти за ним и поэтому не чувствует себя счастливым. В действительности же, слившись с массой, став командиром матросского отряда, он обрел наконец подлинное счастье.

Появление повести было встречено многочисленными отзывами и рецензиями, большинство из которых носило благожелательный характер.

И только один из рапповских «деятелей», прикрывшийся псевдонимом «Н. Н.», в обзоре новых произведений, опубликованном в журнале «На литературном посту» (1929, № 3), безудержно расхваливая печатавшееся тогда начало романа А. Фадеева «Последний из удэге», противопоставил его повести «Севастополь». Рапповский критик утверждал, что Шелехов — «тип, показанный в нашей литературе уже не раз, менее интересен, чем Сережа из „Последнего из удэге“. А ведь Сережа в романе Фадеева, конечно, небольшая часть большого целого, в то время как Шелехов заполняет собой все полотно повести А. Малышкина» («На литературном посту», 1929, № 3, стр. 67–68). В этом утверждении проявилось обычное стремление рапповцев противопоставить творчество писателя-коммуниста творчеству писателя-беспартийного.

Именно так расценил эту попытку сам А. А. Фадеев, писавший в своем ответе на эту рецензию: «Нехорошо то, что рецензент нашел возможным противопоставлять (подчеркнуто здесь и дальше Фадеевым. — Л. В.) друг другу два литературных явления, действующих „по одну сторону баррикады“ в широком смысле. Неприлично то, что рецензент нашел возможным сделать такое противопоставление на основании первых глав того и другого произведения… Оставляя в стороне вопрос — кому нужно и кому интересно сравнение Шелехова с Сережей из „Последнего из удэге“, — необходимо сказать, что оценка автора рецензии несправедлива по существу. Неверно, будто тип Шелехова „показан в нашей литературе не раз“. Тем более неверно, что тип Шелехова „мало интересен“» («На литературном посту», 1929, № 6, стр. 13).

Фадеев чрезвычайно высоко оценивает мастерство Малышкина в «Севастополе». По его словам, «повесть эта глубока по замыслу и высокохудожественна по выполнению, а писать такие повести очень трудно…» (там же).

Правильность заключения Фадеева подтверждалась многочисленными откликами читателей.

Многие читатели, сами участвовавшие в событиях, воспроизведенных в повести, предлагали автору внести в книгу отдельные изменения и дополнения. Так, один из них, Биркингоф, сообщал о том, что он тоже с мая по сентябрь 1917 года жил в Севастополе, и все то, о чем писал в своей повести Малышкин, описано исключительно верно. Биркингоф делает ряд частных замечаний, имеющих целью утвердить «истину». Он пишет, например, что в повести «упоминаются „голубые“ миноносцы и среди них „Гаджибей“. „Гаджибей“ был не голубой, а цвета светлого хаки». «Странно, что не упоминается нигде „солдат Волынского полка“ Киселев — правая рука Колчака, без которого он на собрания не являлся (как тогда говорили, Киселев был студент)». (Архив Института мировой литературы им. А. М. Горького).

Эти и им подобные замечания отражали горячую заинтересованность читателей-друзей в работе писателя, говорили о их желании увидеть понравившееся им произведение еще более совершенным, свободным даже от мелких недостатков.

Вдохновленный успехом своей книги, Малышкин в 1933–1934 годах создает на сюжет повести «Севастополь» оригинальный киносценарий. В киносценарии Малышкин значительно больше, чем в повести, уделяет внимание образу большевика Зинченко. Он становится здесь одним из центральных персонажей. Мы видим его пропагандистом, просвещающим матросов, руководителем, ведущим за собой массу, борющимся за каждого человека, в том числе и за Шелехова. В киносценарии (в отличие от повести) рассказывается о гибели Зинченко в бою против калединцев; показано, как воспитанные им люди продолжают дело погибшего большевика. Лирична та сюжетная линия сценария, где писатель рассказывает о мужественной и трогательной любви Зинченко к портовой работнице Тане.

«Севастополь» должен был быть экранизирован одной из украинских киностудий. Но кинокартина по этому сценарию гак и не была создана; сам сценарий опубликован в книге: А. Малышкин. Рассказы, очерки, киносценарии. Пенза, 1950.

Стр. 185–166. Великий полководец в битве при Трафальгаре… — английский адмирал Горацио Нельсон (1758–1805). В битве при Трафальгаре (1805) английский флот под командованием Нельсона одержал крупную победу над франко-испанским флотом, в этом сражении Нельсон был смертельно ранен.

Стр. 170. Из офицерских трупов сложили гекатомбу. — Гекатомба — у древних греков жертвоприношение из ста быков, а позже — всякое большое жертвоприношение; в переносном смысле — массовое убийство или гибель множества людей.

Стр. 176. Бестужевские курсы — высшее женское учебное заведение в царской России, имевшее словесно-историческое и физико-математическое отделения. Было основано группой прогрессивных интеллигентов во главе с проф. А. Н. Бекетовым в Петербурге в 1878 году. Название получило по имени официального руководителя проф. К. Н. Бестужева-Рюмина. Окончание курсов давало право преподавать в средних женских учебных заведениях.

Стр. 179. Будущие Потебни… — А. А. Потебня (1835–1891) — русский и украинский ученый-филолог, профессор Харьковского университета. Известен рядом крупных трудов по языкознанию, русскому и украинскому языкам и фольклору.

…имен Тихонравова, Ореста Миллера, Веселовского, Барсова. — Речь идет об известных русских ученых-филологах. Н. С. Тихонравов (1832–1893) — профессор Московского университета, академик, редактор сочинений Н. В. Гоголя. О. Ф. Миллер (1833–1889) — профессор Петербургского университета, автор книги «Илья Муромец и богатырство киевское», сторонник «мифологического» направления в науке о фольклоре. А. Н. Веселовский (1838–1906) — академик, автор многих работ по фольклору, древней русской литературе, русской литературе начала XIX века, итальянской литературе. Е. В. Барсов (1836–1917) — собиратель и исследователь русского фольклора и древней русской литературы, автор капитальных трудов «Причитания Северного края» (записи текстов и обширные комментарии) и «Слово о полку Игореве как художественный памятник Киевской дружинной Руси».

Стр. 284. …наверное, пошныривают еще потемкинцы, очаковцы и деловые ребята с «Императрицы Марии»… — Имеются в виду расстрелянные по приговору военно-полевого суда участники восстаний на броненосце «Потемкин» (14–24 июня 1905), на крейсере «Очаков» (ноябрь, 1905) и моряки, погибшие во время взрыва на дредноуте «Императрица Мария» в октябре 1916 года.

Стр. 323. Блябликов восхищался торжественностью похорон лейтенанта Шмидта… — Лейтенант П. П. Шмидт (1867–1906) в ноябре 1905 года возглавил восстание на крейсере «Очаков» и других судах Черноморского флота. После подавления восстания расстрелян в марте 1906 года вместе с матросами Антоненко, Гладковым и Частником на острове Березань. Летом 1917 года его прах был захоронен в Севастополе.

Стр. 440. Увидите наш «Фанкони»… Про «Гамбринуса» читали у Александра Ивановича Куприна? Про слепого Сашку-музыканта? — «Фанкони» — название кафе в Одессе. «Гамбринус» — название матросского кабачка, изображенного писателем А. И. Куприным в одноименном рассказе. Капитан Пачульский ошибается: еврей Сашка, центральный персонаж этого рассказа, не был слепым, в полицейском застенке ему искалечили руку.

Стр. 528. «Уходя, он взял с собой любимый томик Боэция…» — Аниций Боэций (480–524) — римский философ-идеалист, автор комментариев к сочинениям Аристотеля, трудов по математике, теории музыки и др. Казнен остготским королем Теодорихом, перед смертью в тюрьме написал проникнутый пессимистическими настроениями трактат «Об утешении философией», который, очевидно, и имеет в виду Шелехов.