Сочинения в двух томах. Том 2

*[4]

I ИСКАТЕЛЬ КОЛДУНИЙ

— Держу пари, что она испанка! Посмотрите на ее дочь! — сказал американец Кеннер своему собеседнику, гладко выбритому, длиннолицему англичанину, сидевшему за вкусным завтраком на террасе большой гостиницы в Монако.

— Я наблюдал за ее дочерью с полчаса, — отвечал тот, — и если они останутся дольше, то готов созерцать ее хоть целый час!

Американец весело и громко засмеялся, вынимая сигару из кожаного портсигара.

— Ну, мне приходилось видеть и похуже этой маленькой девочки в соломенной шляпе с развевающимися лентами. Разузнайте-ка лучше о денежном положении ее матери и, думаю, придете в восторг. Старушке, наверно, сто и четыре года, хотя она моложава!

— А знаете, — заметил собеседник Кеннера, — хозяин гостиницы говорит, что у нее четыре стены и пропасть, и это она называет замком, где-то на северо-западе Испании. А ее профессия, пожалуй, не менее оригинальна: она топит корабли и собирает с них припасы. Что вы скажете на это?

— Мне кажется, что хозяин ловкий лгун!

Американцу, как и его собеседнику, было лет тридцать. Он начал задумчиво крутить свои волнистые светлые усы и не мог отвести взора от стола, роскошно обставленного пальмами, около которых сидела испанка со своею дочерью. Из них мать обращала на себя большее внимание. По лицу это была похожая на фурию женщина. Когда же она вставала, то прежде всего бросались в глаза громадный рост, шаги мужчины и твердая походка. Годы провели морщины на коричневой, грубой коже ее свирепого лица, так что с первого взгляда можно разглядеть только ее черты, которые когда-то служили украшением замечательного лица, теперь же безобразили его.

Что касается ее дочери, маленькой Инессы, как ее звали в гостинице, то она ела фрукты с юной беззаботностью, в то время как мать поглощала устрицы и шампанское. Ее темные волосы с роскошным блеском южан, черные, живые глаза и пикантное, красивое личико — все это производило приятное впечатление. Те, кто знал что-нибудь про нее, говорили, что ей восемнадцать лет, но она не оправдывала быстрой зрелости своей страны, так как в ее манерах еще виднелось детское беспокойство и живость воспитанницы английского пансиона.

Эта оригинальная семья, до сих пор никогда еще не прибегавшая к гостеприимству Монако и не приводившая свою яхту в голубые воды моря, возбудила теперь живой интерес в американце Кеннере и равнодушном англичанине Арнольде Мессенджере, известном под именем Принца.

Утро было прекрасное; солнце играло своими блестящими лучами на спокойной поверхности Средиземного моря, освещая беловатые виллы и скалистые мысы с раскидистыми пальмами и группами алоэ. По террасам двигались люди в ярких костюмах. Ветерок упоительной свежести приносил со своим дуновением звуки мечтательной музыки. Несколько яхт стояло на якорях неподвижно. В такое утро нельзя было предаваться грусти, но непреодолимое уныние охватило вдруг американца, и он не мог избавиться от этого чувства.

— Знаете, Принц, что я вам скажу, — сказал он после некоторого молчания, — я когда-то занимался ясновидением, и вот теперь запомните мои слова. Во-первых, я должен заметить, что раньше видел эту женщину; во-вторых, я снова с нею встречусь, и при следующей встрече или она одержит верх надо мною, или я над нею. Это будет серьезное дело, и кто-нибудь из нас погибнет!

Он был грустен, его глаза, блестевшие от возбуждения, были устремлены на старуху, сидящую за столом. Мессенджер слушал и громко смеялся.

В это время испанка, заплатив по счету, ушла с террасы и через час покинула Монако на своей паровой яхте, оставив после себя только воспоминание о своей смешной и странной внешности.

II ЗАМЫСЕЛ

Арнольд Мессенджер, давая мне связку бумаг, из которых почерпнута большая часть эпизодов этого рассказа, забыл в то же самое время снабдить меня данными из своего прошлого, чтобы дать мне, как биографу, возможность вполне оценить этого выдающегося человека. Я видел его недавно в Монтевидео, где он играл по очень большой ставке, но потерял почти все, что поставил, даже несомненную дружбу молодого человека по имени Генри Фишер, бывшего с ним в то время.

Не имея точных данных, мне теперь нелегко выполнить эту задачу. О детстве и молодости его я мало узнал, за исключением того, что он был исключен из колледжа Магдалины Кембриджского университета, не получив никакой ученой степени. Последующие годы его прошли в беспечной роскоши, и если б не денежное вмешательство его дяди, богатого собственника резиновой мануфактуры в Грантаме, то он мог бы очутиться на скамье подсудимых. Но он избежал этого, благодаря помощи дяди, а также своему замечательному уму, хотя и дурно направленному.

Во время своих скитаний по Лондону, спустя два года после выхода из Кембриджа, он познакомился с юношею, которого выдавал за своего брата. Юноша сблизился с ним во время уличной ссоры, и после взаимных признаний между ними возникла странная, необъяснимая дружба. Хель Фишер был сын торговца кофе в Ливерпуле. Он лишился матери при рождении, много перенес от отца, грубо проявлявшего свою родительскую власть; четырнадцати лет вышел из частной школы в Эдгбастоне в Бирмингемском графстве. В Лондон он приехал, подобно многим другим, с надеждою, со страхом, но без друзей, без знания, без плана, без будущности. В первый же вечер своего приезда случайное любопытство привело его в середину толпы, которая собралась, как это часто бывает в Англии, — смотреть, как пятеро напали на одного. Инстинктивно приняв сторону слабого, он вмешался в драку и в скором времени очутился в комнатах Арнольда Мессенджера, где и рассказал серьезному, сосредоточенному, но симпатичному незнакомцу всю историю своей жизни.

Результатом была дружба, продолжавшаяся без перерыва около трех с половиною лет. Фишер много знал для своего возраста, хорошо владел пером и прочел много книг. Заметьте странную прихоть судьбы, которая ввела такого прекрасного юношу в общество одного из самых ловких и усовершенствованных «рыцарей индустрии» в Лондоне. Арнольд Мессенджер в это время, да, думаю, и впоследствии также, доставал себе средства к существованию мошенничеством. Найдя необыкновенно удобным для себя пользоваться услугами человека, который никогда не расспрашивал его, но с точностью приводил в исполнение его планы без надоедливого любопытства, он, до сих пор не оказывавший внимания даже собаке, был принужден отвечать на привязанность великодушием. Он принял на себя роль старшего брата, охранял юношу от участия в своих опасных похождениях, гордился мыслью, что Фишер считает его честным, и тратил свои деньги на юношу с великодушием, которое доказывало, что у него была и хорошая сторона характера.

Это именно и был тот праздношатающийся, которого я видел в Монако в обществе Кеннера. Его друг, американец, слыл богачом, на самом же деле он привел свою яхту в Средиземное море только с целью обобрать кого-нибудь. Но судьба не улыбалась ни ему, ни Мессенджеру. Они не могли встретить ни одного глупца, у которого бы можно было «почистить карманы». Теперь, особенно для англичанина, ближайшее будущее было так мрачно, что он уже подумывал, как бы бежать из гостиницы, не заплатив по счету. Его плутовская изобретательность уже истощилась.

Это случилось как раз в то время, когда они встретили испанку и ее дочь Инессу. Они наблюдали, как женщины уезжали из города на своей яхте, явно направляясь в Геную. После юноши блуждали с час в красивой, небольшой гавани и потом вернулись по просьбе Мессенджера отыскивать своих приятелей. Из них я достаточно много говорил о Фишере, семнадцатилетнем юноше, но мало знал о другом молодом человеке, Сиднее Кепле, лет двадцати четырех. Фишер встретился с ним в Монако. Он называл себя клерком банкирской конторы Кепль, Мартингель и К⁰, во главе которой стоял и считался солидным человеком его дядя. Сидней был совсем мальчиком и по виду, и по убеждениям. Он с удовольствием катался на лодке со своим приятелем. В это утро Мессенджер и американец застали их только что возвратившимися с прогулки верхом, еще в шпорах, в изобилии уничтожающими рыбу, мясо и живность, что служило им завтраком. Во время разговора, который они вели не умолкая, юноши ни на минуту не выпускали из рук ножа и вилки и не давали отдыха слугам.

— Знаете ли что, Принц, — сказал Фишер, принимаясь за блюдо с лесной земляникой с особенным аппетитом, — дорога в Ментону самая грандиозная, какую я когда-либо знавал. Никогда в жизни не видел растений, подобных этим громадным кипарисам и молочайникам. Мы снова любовались сегодня утром белоснежными вершинами Корсики. Они были величественны на солнце, подобно горам на картинах, и так ясны, как на фотографии. Не правда ли, Кепль?

Сидней Кепль, который неохотно допускал, что можно найти что-либо красивое в четырех милях от Черинг-Кросса, ответил прозаично:

— Славная старая Корсика!

— Вот животное-то! — продолжал Фишер, не замечая грубости своего собственного замечания. — Я показываю ему на холм, покрытый зелеными оливковыми и лимонными деревьями, а он говорит, что это ему напоминает парк Регента. Мне кажется, единственная вещь на свете интересует Кепля — это кеб или билет в театр!

— Он только смеется над вами, Хель, — проговорил Принц, куривший и с приятной улыбкой слушавший болтовню. — Но если вы к нему обратитесь серьезно, то он прочитает вам обстоятельнейшую лекцию о гелиотропе и целый трактат о грушах!

— Разве? — возразил Фишер в ожидании сладкого блюда. — Вы себе представить не можете, что это за неартистическая натура: одни факты и цифры, как механический счетчик. Сегодня вечером он возвращается в Лондон, чтобы везти в Петербург Бог знает сколько бочонков золота.

Американец, читавший во время этого разговора, прислушался. Принц также положил газету, которую держал в руке.

— Что такое? — спросил он. — Вам действительно надо ехать, Кепль?

— Боюсь, что да! Дело в том, что два раза в год наша фирма посылает несколько сот тысяч стерлингов в Петербург. Мой дядя желает, чтобы я был одним из двух, которым поручено это дело! Вот я и уезжаю!

— Вот как! — заметил Кеннер с напускным равнодушием. — А сколько вас будет при этих деньгах?

— Да двое же, как я уже сказал! — отвечал Кепль, зажигая папиросу и откидываясь назад, чтобы посмотреть вдоль береговой линии в Бордигер. — Да ведь опасности нет!

— Конечно, нет! — проговорил Мессенджер. — Я полагаю, что никто и не знает, когда отправляются деньги!

— Вот именно! У нас отдельный поезд от улицы Фэнчирич до Тильбери, отдельная каюта или судно от Тильбери до Флешинга. А оттуда мы едем прямо до русской границы!

— Кстати, — вмешался Кеннер, — я могу проехать в Лондон после здешней цветочной выставки. Скажите номер вашего дома. Может быть, я буду в ваших краях.

— У меня есть его адрес, — отвечал за Кепля Фишер.

Наступило молчание, прерываемое лишь мелодиями Глюка, переносившимися с одной террасы на другую и терявшимися в шуме болтовни и движений да еще в шепоте морского ветерка.

Погода была очаровательная, и у юношей явилось желание прокатиться на лодке.

— Послушайте, Кеннер, — воскликнул Кепль, — можно нам взять вашу лодку?

— Конечно, — отвечал американец, — мы с Принцем вовсе не хотим никуда ехать!

— Да, — вставил англичанин, — мне надо написать кое-какие письма.

— В таком случае я вам нужен? — с грустью спросил Фишер.

— Нисколько! Идите себе спокойно!

Юноши весело встали из-за стола и отправились под руку по направлению к гавани, где стояла паровая яхта американца «Семирамида». Дорогою Фишер воспользовался случаем, чтобы сделать несколько замечаний об образовании своего друга-патрона.

— Бедняга Мессенджер! — проговорил он. — Воображаю, как он путается в словаре без меня. За всю свою жизнь я не знаю никого, кто бы мог писать так безграмотно! А впрочем, все-таки он славный малый. Для меня он был больше брата на свете, а грамотность еще не самое важное!

Он всегда утешал себя этим размышлением, что и было основанием их дружбы, но сегодня Принц действительно мало нуждался в нем. Он не нуждался в секретаре, так как ему вовсе и не нужно было писать писем. Как только юноши удалились, он отложил газету в сторону и обратился к товарищу.

— Мне хочется выкурить сигару и пройтись по нижней части города. Вам это по дороге?

— Я хотел вам предложить то же самое, — отвечал американец с самым откровенным видом. — Поедемте!

Они сошли с террасы и, обогнув гавань по дороге в Ментону, направились по чудной проезжей дороге, составляющей одну из прелестей Ривьеры. Там, кроме нескольких праздношатаев, возвращавшихся с мыса Мартин, никто не встретился им. Некоторое время царило молчание.

Мессенджер снова заговорил первый.

— Кеннер, — сказал он, вдруг остановись и начав ударять палкою по твердой дороге, — Кеннер, эти деньги ведь можно бы приобрести!

Американец пустил клуб дыма и прямо взглянул своему достойному другу в лицо.

— Вы высказали соображение, которое я уже обдумывал последние десять минут!

Поблизости была скамейка. Друзья сели на нее и продолжали уже свободнее.

— Скажите, — продолжал англичанин, — чем объяснить, что этих двух клерков — иначе их назвать нельзя — посылают дважды или трижды в год в Петербург с несколькими тоннами золота, и никто из наших друзей не попробовал счастья с ними?

— Да очень просто! — усмехнулся Кеннер. — Не предполагаете же вы, что они ходят по всем издателям газет, объявляя: «Вот снова отправляют пятьсот тысяч в Петербург, выслушайте и оповестите об этом». Они это держат в секрете — в этом их спасение!

— Вполне согласен с вами! Но все-таки, согласитесь, рискованно посылать такое громадное количество золота под охраною всего двух юнцов!

— А зачем нужно больше? — спросил Кеннер. — Что ж, вы остановите, что ли, поезд, на котором везут золото?

— Нет. Но предположим, что какой-нибудь умный человек услыхал, что Кепль, Мартингель и К° посылают полмиллиона в Россию, положим, через три месяца. Отчего бы ему не рискнуть заполучить это золото себе?

— Да я же вот повторяю, — проговорил Кеннер, — что деньги отправляются в отдельном вагоне, на отдельном пароходе и снова в вагоне!

— Э, — заметил развязно Мессенджер, — вот именно пароход-то и даст возможность успешно устроить это дельце. Нужно только удалить шкипера судна, а там уже будет легко!

— Ну, и что же из этого выйдет? Что можно сделать с судном, нагруженным деньгами, между Гарви-чем и Шельдой? Право, я думал лучше о вас! Разве вы не знаете, что пакет будет объявлен пропавшим в каждом порту канала и его задержат?

— Постойте, вы все еще не уловили сути дела. Слушайте! Умный человек, про которого я говорил, начнет с того, что уедет отсюда сегодня вечером и последует за этим Сиднеем Кеплем в Лондон. Там он будет с ним часто видеться (наймет квартиру в его доме, если возможно) в течение следующих трех месяцев. Он пустит в ход весь свой ум, чтобы вступить с ним в дружбу, а свободное от этого занятия время употребит на сближение (купленное какой бы то ни было ценою) со шкипером судна, который обыкновенно перевозит деньги. Не надо больших усилий, чтобы вообразить, что у этого человека могут оказаться важные дела в Петербурге в тот самый момент, когда Сидней Кепль поедет со слитками золота. Поэтому не будет ничего удивительного, если он получит позволение ехать в отдельном поезде и на судне. Затем я представляю себе, что у него есть приятель, владеющий паровой яхтой. Если этот друг встретит судно в Северном море, как условлено, то дело становится яснее. Вы следите за мною?

— По самой кратчайшей линии! — отвечал американец с видимым интересом.

— Ну-с, у шкипера есть люди, которые зависят от него. Клерки, если они не подкуплены, получат по два выстрела из револьвера. Судно топится, деньги перегружаются на яхту, и та направляется к северу в Атлантический океан. После этого остается только приятная прогулка!

Англичанин кончил. Кеннер же, быстро встав со скамейки, с бледным лицом и блестящими глазами, воскликнул:

— Принц, вы — гений, клянусь небом!

— Вы так думаете? — проговорил Мессенджер. — Но заметьте, дело требует денег!

— Достанем!

День проходил, запад покрывался темно-красным оттенком, предвестником сумерек. Достойные друзья решили возвратиться в город. Большую часть дороги они шли молча, но при входе в город американец вдруг остановился и порывисто спросил своего товарища:

— Можете ли вы уехать отсюда сегодня вечером?

— Да, — был ответ Мессенджера, — если бы я мог достать пятьсот и обещание получить тысячи две через месяц!

— Это порядочно!

— Зато и дело не шуточное, так что игра стоит свеч. Кроме того, эти деньги, которые мне нужны сейчас, могут пойти в счет, когда придет время. Вы приведете «Семирамиду» в Лондон, как только я телеграфирую вам!

— Кстати, если я уеду, то Фишер будет вашим спутником месяца на два. Согласны?

— Хорошо. Но впоследствии он сойдет на берег, конечно?

— На берег? Не думаю. Разве вы захотите, чтобы он рассказывал о моей истории, когда я расстанусь с ним? Если мы уедем, то и он тоже!

Разговаривая таким образом, сообщники вышли в сад и прошли в комнату Кеннера. Через два часа Сидней Кепль поехал в Лондон, вслед за ним отправился Арнольд Мессенджер.

III НА ПАРОВОЙ ЯХТЕ «СЕМИРАМИДА»

В июле паровая яхта «Семирамида» обогнула Южный Форланд и бросила якорь между судами, задержанными штормовым ветром около города Диля.

В Соленте яхта взяла лоцмана, так как шкипер Роджер Берк, из Сан-Франциско, высокий и здоровый мужчина, ничего не знал об английских водах, а большая часть экипажа состояла из негров и аскарцев. Помощником шкипера был слабый, тихий человек по имени Паркер; главным механиком — итальянец, которого они взяли на борт во время долгого крейсирования по Адриатическому морю. Яхта была построена на Темзе для американца Джека Кеннера. По быстроте хода и по очертанию она имела мало соперниц. Говорят, она двигалась со скоростью торпеды.

Из-за чрезмерных размеров машины кормовая часть судна была тесна, хотя длина судна доходила до двухсот футов. Поэтому удобств на яхте было мало. В общем, «Семирамида» имела обычный вид корабля с экипажем в тридцать человек и находящиеся на ней знали, что она постоит за себя в случае нужды.

Якорь был поднят, и яхта спокойно плыла по зеркальному морю. Капитан Берк сошел с безукоризненного белого мостика и спустился по лестнице, ведущей в общую комнату. Там он застал Хеля Фишера, растянувшегося на бархатном диване и погруженного в героический древний рассказ о морских разбойниках. Юноша с любопытством посмотрел на него и задал совсем ненужный вопрос:

— Что это, якорь подняли?

— Разумеется! Разве вы приняли это за стрельбу или погрузку угля?

— Неприветливое животное! — проворчал юноша, когда колоссальная фигура капитана исчезла за дверью, которая вела в его каюту. Он вспомнил, что они должны были прибыть в Даун.

Юноша страстно желал поскорее увидеть белые скалы Англии после трехмесячного скитания в разных водах. Он сердился на Принца за то, что тот оставил его на яхте Кеннера. Почему это ему нельзя было поехать с ним в Лондон? Какие это дела мог вести человек почти безграмотный? Эту тайну не мог отгадать семнадцатилетний юноша с его еще очень малым знанием света. Он только мог заключить с грустью в сердце, что снова в руках злой судьбы и что его жизненный путь идет по тернистой дороге. Все это возбуждало в нем сильное желание поскорее приехать в Англию. Конечно, если бы он знал, какие бесконечные опасности ожидали его на берегах родины, то сомнения и страх приняли бы другой характер.

Когда он вышел на палубу, ему бросились в глаза белые здания на холмах и домики красивого Кента. Все было зелено, в цветах благодаря благодатному лету — и всякая грусть исчезла, уступив место радости: он знал, что скоро снова услышит голос своего друга и пожмет руку, которая сделала для него так много.

В таком настроении он стоял на корме «Семирамиды», когда Роджер Берк, шкипер, пошел в свою каюту, где сидел Кеннер. Оба вскоре начали негромкий и серьезный разговор. Перед американцем лежало длинное шифрованное письмо и телеграмма.

— Берк, — проговорил он, понижая голос почти до шепота, — в этой телеграмме сказано: «Оставайтесь в Дауне до моего приезда». Что он хочет этим сказать? Вот шифр. Можете прочесть сами. Тут ясно сказано, чтобы мы были готовы для дела одиннадцатого числа этого месяца, а сегодня десятое. Почему эта отсрочка, почему? Разве только для того, чтобы предупредить об опасности?

Шкипер покачал головою.

— Дело нелегкое! — проговорил он. — Очень может быть, что они одержат верх над ним раньше, чем он достигнет Лондона. Начать с того, что каждому из нас грозит быть повешенным!

— Вы не Знаете Принца, — отвечал Кеннер. — Не так уж просто перехитрить его!

— Не спорю! Однако зачем ему нужен этот мальчишка?

— Это его дело! — возразил Кеннер. — Для нас важнее знать, куда мы поедем и куда повезут деньги.

— Вот то-то и есть! — сказал Берк, пожав плечами. — Когда дело кончится, сколько человек будут участвовать в дележе?

У Кеннера был готов ответ, но он остановился, услышав голоса наверху и шаги на палубе. Через минуту дверь каюты открылась и на пороге появился Арнольд Мессенджер. Хотя прошло три месяца со дня их разлуки, но он нисколько не изменился. Его лицо было так же неподвижно, как и прежде, манеры спокойны. Он был одет в костюм из синей саржи и от хорошего портного; коричневые сапоги блестели, как рефлекторы; белье было безукоризненной белизны. Друзья с радостью встретили его.

— Кеннер, — проговорил он, запирая за собою дверь, — то, что мне надо сказать вам, рассчитано по часам: я должен быть в Лондоне без десяти минут семь!

— У вас в распоряжении полчаса, — отвечал лаконично Кеннер, — Берк, спустите лодку.

— Хорошо! Теперь дайте мне чернил! — с этими словами Принц выложил на стол какие-то бумаги.

Берк пошел к шкафу, а Кеннер, не будучи в состоянии сдержать своего нетерпения, воскликнул:

— Принц, отвечайте скорее, будут ли отправлены деньги или вы отказались от этого дела?

— Деньги отправляют завтра вечером, — ответил Мессенджер, не двигая ни одним мускулом своего лица, — и судно «Адмирал» везет их из Тильбери до Флессингена!

— Ну, а вам удалось узнать сумму? — продолжал американец хриплым голосом.

— Миллион стерлингов! — невозмутимо ответил Принц и затем продолжал: — Дело оказалось сложнее, чем я предполагал три месяца тому назад в Монако. Ну, да это вы знаете из моих писем, теперь не стоит терять на это времени. Лучше скажите, нет ли на вашей яхте какого подозрительного человека?

— Это дело Берка! — отвечал Кеннер.

Шкипер, сидевший на краю скамьи, подперев рукою подбородок, при этом замечании поднял голову и спокойно ответил:

— Если бы я считал кого-нибудь из своего экипажа недостойным доверия, то просто всадил бы ему пулю в лоб, рискуя даже быть повешенным за это!

— Отлично! Теперь я не сомневаюсь. Кому из экипажа можно высказать и когда сказать?

— Полагаю, вам необходимо сообщить им все без утайки, — ответил шкипер, — за исключением стоимости груза. Это должно быть известно только нам троим!

— И шкиперу судна, — вставил Мессенджер, — он редкий человек. Имя его Кесс Робинзон — упрям, как мул. Я должен был обещать ему двадцать тысяч фунтов и около двух тысяч на каждого человека из его экипажа!

— Взяли ли вы со всех клятву? — резко спросил Берк.

— Зачем же теперь? — ответил Мессенджер. — Разве нам нужно, чтобы они разболтали об этом по всему городу? Выбор хорош, и если между ними будут беспорядки, то это произойдет от помощника капитана Майка Бреннана, честного малого, которого я уговаривал около месяца и не произвел на него никакого впечатления!

— Сколько из них переберется сюда? — спросил Кеннер немного боязливо. — Вы понимаете, что сколько им обещано, столько же и наши должны получить, если все будет идти гладко!

— Я об этом думал, — возразил Мессенджер, — назначим сорок тысяч на всех. Ропота никакого не будет. У нас оружие должно быть наготове, и если они начнут сопротивляться, то нам придется стрелять.

— Понятно! — воскликнул Берк, щелкая пальцами. — Теперь нам остается узнать наши инструкции!

— Я намереваюсь написать их, — сказал Мессенджер, взяв перо и лист писчей бумаги, с видом человека, привыкшего к тому, — как только я сойду, отправитесь к Ширнесу запастись углем, как можно больше наполните палубы и лари. Вы будете стоять в устье реки до завтрашнего вечера, может быть, и до одиннадцати часов. Деньги отправят из Бишопстрита около семи часов и повезут в специальном поезде из Фэнчирич в Тильбери, где сдадут на судно «Адмирал» в руки Сиднея Кепля и Артура Конерза, главного клерка фирмы. Я уже буду на судне, которое сразу поднимет якорь и направится вдоль реки. В Ширнесу мы возьмем несколько в сторону, тогда как вы, готовые к отплытию, последуете за нами так близко, как это позволяет здравый смысл, до тех пор, пока мы не очутимся в Северном море, минуя другие суда. Мы определим курс по направлению к северо-востоку, чтобы не быть на пути других пароходов. А когда мы будем готовы для вас, — что будет не раньше, чем мы пройдем Гулль, — то пустим две ракеты, вы нам ответите, быстро подойдете, — и мы передадим деньги на вашу яхту. После этого, как я уже говорил три месяца тому назад, все будет зависеть от ловкости…

Американец слушал с большим вниманием, восхищенный этим человеком, ум которого мог разработать такой блестящий план.

— Ну, а как вы избавитесь от клерков?

— Это зависит от них самих или во всяком случае от одного из них! — ответил Мессенджер, продолжая писать. — Вы прочли в моих письмах, что Кепль в наших руках. Я его подкупил за четверть добычи, как было условлено между вами, мною и Кеннером месяц тому назад. Он должен пять тысяч в Лондоне и не может отступиться — я уже постарался об этом. Он набросился на дело почти прежде, чем я заговорил о нем. Я вполне доверяюсь ему. Другой же клерк, глупец, болван, или уступит в первой схватке, или погибнет. Но кто может доставить нам хлопот, так это помощник капитана!

— А место назначения? — спросил американец.

— Во-первых, Монтевидео и благодатный край Аргентины или Уругвай!

В то же время Принц продолжал писать, делая подробные указания и обозначив часы ясно, но неуклюжими цифрами. Другие терпеливо ждали его, хотя в них было заметно возбуждение. Закончив все красивым росчерком, англичанин посмотрел на часы и сказал, что у него десять минут свободных; это сообщение вызвало у американца желание распить бутылку на счастье.

— Которое вам будет очень нужно, — проворчал Берк, — я недолюбливаю дело, начатое в пятницу!

Мессенджер усмехнулся.

— Берк, — сказал он, — мне были даны хорошие отзывы о вас, и теперь вам придется рискнуть, как никогда раньше. Что же, вы хотите изображать из себя старую бабу?

С этими словами он вышел на палубу и здесь увидел, что его ожидает лодка, а Фишер стоит, задумчиво облокотившись на борт. Одно мгновение он как будто хотел войти в лодку, не обратив внимания на юношу, но затем поспешно схватил юношу за руку и заговорил с ним тихим голосом:

— Хель, мне вам нужно многое сказать, но теперь не время. Через три дня я буду здесь снова и тогда рассчитываю на вас!

С этими словами он ушел. А пока Фишер обдумывал их, «Семирамида» подняла якорь и вошла в устье реки.

IV ПОСЛЕДНЕЕ ПЛАВАНИЕ СУДНА «АДМИРАЛ»

Дождь лил как из ведра, безжалостный летний дождь. Обгорелые, засохшие листья и земля впитывали его в себя с неутолимою жадностью. Небо, с полудня покрытое свинцовыми тучами, сделалось почти таким же темным, как бывает ночью. В воздухе ощущалась расслабляющая тяжесть. Казалось, что ветер дул со всех сторон одновременно, сгибая молодые растения, как прутья, и разбрасывая душистые цветы деревьев.

Сидней Кепль стоял, задумавшись, у окна во дворе гостиницы в Дензе, когда пробило пять часов и старая служанка подала на стол чай, последний вечерний чай перед его путешествием в Россию.

Те, которые видели теперь Кепля, говорили, что он очень переменился после того, как был на берегу Средиземного моря, когда смотрел на жизнь так легко. Его лицо побледнело, около глаз образовались красноватые круги; у него был сильный кашель; одежда лишилась прежней щеголеватости. Такую перемену легко было понять тем, кто знал его внутреннюю жизнь в течение тех месяцев, когда Мессенджер крепко опутывал его своими сетями и пока совершенно не забрал его в свои руки. Это было быстрое падение. Кепль оказался мягким, как глина, в руках человека, обращавшегося с ним, как искусный авантюрист и негодяй. Эта ночь должна была решить его судьбу. Ему предстояло расстаться с карьерой, с друзьями и вступить на дорогу опасности, неизвестности и сомнения. Если бы было возможно, он бы вернулся назад, даже теперь, но сеть, опутавшая его, была так плотна, что он не мог освободиться от ее петель.

Часы на набережной пробили четверть шестого, когда он перестал наблюдать за беспрерывным дождем и механически собрал свой багаж. Он приготовил себе все те вещи, которые брал в подобные поездки. Механически упаковывая их, он каждую минуту ожидал услышать шаги Мессенджера по лестнице и стук в дверь, и действительно, в половине шестого Мессенджер явился с улыбкою и с необыкновенным румянцем на лице. На нем была надета короткая черная куртка с белым жилетом и легкий макинтош. Поздоровавшись с юношей, вошедший заговорил с необыкновенной быстротою.

— Я вижу, вы готовы?

— Да, — холодно ответил Кепль, — хотя мне сильно хотелось бы не ехать!

Мессенджер злобно взглянул на него, но сдержался и только коротко заметил:

— Я сам был молодым, сам знаю это чувство, хотя давно потерял его. Выпейте-ка стакан коньяку да подумайте о завтрашнем дне!

— Как раз об этом я и думаю, — отвечал Кепль, — о завтрашнем дне и последующих годах!

Мессенджер засмеялся немного резко, но ничего не сказал, и они оба пошли на набережную, где их ожидал кеб. Через десять минут они уже ехали по улице королевы Виктории в банк, у дверей которого должны были расстаться. Мессенджер отправлялся в Тильбери, а Кепль — в контору своей фирмы, где должен был встретить своего сослуживца и получить слитки золота. Быстрое «прощай» вырвалось у Мессенджера, когда он соскочил с кеба на мостовую, но снова обернулся, когда Кепль закрывал дверь, и проговорил:

— Кстати, когда вы войдете на яхту Кеннера, то найдете там Фишера. Он ничего не знает, конечно, о нашем деле, и мы должны сговориться, что ему сказать, прежде чем встретим его. Вы знаете, что он всему поверит, что вы расскажете!

Кепль не успел ничего ответить на это, так как кеб покатил дальше по направлению Ломбардской улицы. Отсюда Мессенджер направился поспешно в Тильбери и на Южную железную дорогу. В половине восьмого он приехал в док и через пять минут был уже на судне «Адмирал». Здесь на задней палубе не было никого, кроме дрессированной собаки, свернувшейся калачом около штурвала. Дальше три матроса в клеенчатой одежде были заняты канатом; около них стоял и шкипер Кесс Робинзон, маленький, с головою, как шар, рыжий, одетый в кожаную куртку и остроконечную шапку. Он то и дело произносил различные ругательства на разных языках. Это занятие, по-видимому, так поглотило его внимание, что он не сразу заметил Мессенджера. Увидя его, он обнаружил свое дурное расположение духа.

— Вы пришли на судно? — проговорил он вместо приветствия. — Давно пора!

— Что случилось! — спросил Принц. — Вы как будто не в праздничном настроении! Не случилось ли чего дурного?

— Случилось, — угрюмо возразил тот. — Эта проклятая буксировка отчасти испортила дело, кроме того… Но я вам после скажу!

Вскоре они сидели уже в маленькой каюте шкипера. Осторожный Робинзон тщательно запер за собою дверь каюты и затем, прихлебывая из бутылки голландский джин, начал:

— Дело в том, что с нашим помощником, Майком Бреннаном, не так легко иметь дело, как я бы хотел. Не то что он совсем раскусил нас, но он хочет знать слишком много. Он на берегу, и я ищу двух новичков, чтобы напоить его. Если он придет на судно трезвым, то затруднит наше положение!

— А каковы остальные? — спросил Мессенджер.

— Шесть человек мне известны. Трое новичков — я вчера нанял их в доках, но они также на нашей стороне. Затем — трое бывалых людей, которые готовы работать со мною все время, и помощник. Все-таки, должен сказать, это — рискованное дело!

Принц закурил большую сигару и в раздумье облокотился на подушки. Он не скрывал от себя, что никогда еще в своей жизни не рисковал так, как в этот раз, и сам едва верил в успех задуманного предприятия. Но отступать было поздно, и потому, приняв беззаботный вид, он воскликнул:

— Ба! Чего беспокоиться? Лучше скажите, есть ли у вас револьвер?

— У меня?! — сказал шкипер. — Огнестрельное оружие не по моей части, да я и не думаю, чтобы оно понадобилось нам.

— Но этот помощник, что нам с ним делать?

— Время покажет! — и шкипер больше ничего не прибавил.

В это время постучался матрос, докладывая о приходе других, и оба сообщника торопливо вышли на палубу.

Прилив был полный. Дождь перестал идти. После грозы наступила великолепная ночь. С доков Тильбери мачты многих кораблей обозначались огнями. А красный солнечный шар бросал свой свет на волны реки и крыши некрасивого города. При этом красном освещении на краю пристани видны были фигуры Сиднея Кепля и его товарища Артура Конерза, охранявших груз больших хорошо упакованных бочонков и запечатанных ящиков, в которых лежало колоссальное богатство. Через десять минут слитки были убраны в кормовую часть судна, и, когда клерки закричали стоявшим на берегу «Готово!», судно вышло из доков и быстро поплыло по реке. Кесс Робинзон стоял на мостике, у штурвала — матрос Георг Уайт; помощник же капитана Майк Бреннан, напившись до бесчувствия, спал в своей каюте в передней части судна.

Золото, как уже сказано, было убрано в кормовые отсеки судна. Большая часть его была в слитках, уложенных в бочонки, меньшая же — в соверенах[5], запакованных в обитые железом ящики. Последние, как и бочонки, были сложены в одном и том же помещении. На одном из ящиков сидел Сидней Кепль, одетый в легкий дорожный костюм, в то время как судно проходило мимо Гревзенда и вступало в широкую часть реки. Его товарищ Артур Конерз, неизменно сопровождавший его в подобных случаях, поместился на краю деревянной скамейки капитана. Тут же был и Мессенджер, оживленно разговаривавший, облокотись на стол под фонарем.

При виде этой группы можно было принять всех за праздных людей, совершающих приятную морскую прогулку до Флессингена. Да и нигде в другом месте на судне не было видно ни малейшего признака катастрофы, которая потом случилась. До сумерек не произошло ничего важного. Судно прошло мимо маяка Чапман и направилось в открытое море. Наступила ночь, полная случайностей и смертельной опасности.

Когда «Адмирал» находился против Ширнеса, Мессенджер поднялся по лестнице, бросив взгляд на Кепля, и подошел к капитану на мостике.

— Ну, — сказал он, — видно ли судно Кеннера?

— Не могу сказать! — пробормотал тот.

— Кеннер никогда не торопится! — с неудовольствием заметил англичанин. — Зажгите фонарь!

Синий свет тотчас же блеснул во мраке, но ему ответили только с северного мыса.

— Он выжидает! — сказал капитан. — Еще нет беды!

Он хотел еще что-то сказать, но остановился, заметив внизу на палубе помощника капитана Майка Бреннана, стоявшего там с мигающими глазами от сильного света фонаря. Любопытство придало ему бодрости, и он переносил взор от людей, стоящих на мостике, к месту отдаленного сигнала. Бреннан только наполовину отрезвился и не мог еще хорошо соображать. Он пробормотал что-то с беспечною простотою и скоро снова пошел в свою каюту.

Внимание Мессенджера и капитана снова обратилось на море, где они с минуты на минуту ожидали увидеть яхту Кеннера. На «Адмирале» царила тишина, прерываемая только дежурным у штурвала или звонками в машинном отделении. На небе показалась луна и величественно осветила беловатый кентский берег и мрачные болота острова Кенвей. На обширном серебристом своде неба теперь не было ни одной тучки. Кругом виднелись огни и неясные очертания различных барок и больших пароходов, а дальше, по направлению к берегам Франции и Бельгии, длинный ряд фонарей, мелькающих, вращающихся и неподвижных, указывал глубокую часть канала — великий водяной путь к громадному городу.

— Он встретит нас в открытом море! — заметил капитан Принцу и велел взять курс прямо в Северное море, вместо того чтобы идти прямо, как требовалось. Эту перемену направления заметили трое матросов и вышли на палубу. Даже механик выглянул из своей двери, как будто предвидя что-то необыкновенное.

Вдруг внизу мостика снова появился Майк Бреннан, на этот раз вооруженный большою железною палкою. Позади него стоял с револьвером Артур Конерз, старший клерк, с видом человека, готового ко всему. Голос помощника, раздававшийся ясно и выразительно, заставил всех обратить внимание на положение «Адмирала».

— Шкипер! — сказал он, встав ногою на одну ступеньку лестницы и держась за перила. — Я должен вас спросить относительно курса!

При первом звуке этого голоса Робинзон побледнел, но, пересилив свое волнение, резко закричал:

— Майк Бреннан, уже не в первый раз вы вмешиваетесь в мои дела! Убирайтесь спать, пока я вас не вытолкал отсюда!

Это оскорбительное замечание взорвало вспыльчивого ирландца, и он, вскочив на лестницу, одним ударом палки сбросил его через кожух в море, куда тот грузно упал, как мешок с камнями. Вслед затем, охваченный жаждою крови, ирландец замахнулся было и на Мессенджера, но, промахнувшись, сам стремглав упал на нижнюю палубу, где в ту же минуту раздался выстрел из револьвера. То выстрелил Конерз, сообразив, что они попали в ловушку. Вслед затем раздались и другие выстрелы. Пули со свистом летали над головами экипажа. Многие лежали скучившись около люка, другие бегали по палубе и прятались где могли. Во все это время Конерз не переставал сильно кричать. Полагая, что Кепль был его сторонником, он обратился к нему и к Мессенджеру на мостике:

— Кепль, ради Бога, стреляй! Здесь убийство, право, убийство! Мы попали в ловушку, клянусь небом!

Но Кепль не ответил: испуганный, он рыдал на корме.

Когда честный Конерз утомился от крика, в него выстрелили из люка, но неудачно. Между тем, ошеломленный было сначала своим падением, помощник теперь оправился и бросился со своею палкою на троих из присутствующих. Одному он рассек череп, а двое других с воплем попадали в люк. В эту минуту он и Конерз были хозяевами на палубе. Мессенджера, продолжавшего стоять на мостике, они оставили в покое, не соображая, друг он или враг. Но, когда Конерзу понадобилось снова зарядить револьвер, Мессенджер быстро соскочил с мостика и неожиданно появился перед ним.

— Слушайте, — сказал он тем особенным, строгим голосом, которым он умел приказывать при случае, — мне кажется, вы довольно сделали для одной ночи. Уберите этот заряд!

Конерз повиновался ему, как всегда, слабые повинуются сильным, даже в минуту опасности.

— Теперь, — продолжал тот тем же тоном, — идите на корму и не сходите вниз, пока я не позову вас, если вы только не хотите быть убитым.

Конерз, утомленный резнею и переживая уже реакцию, послушно спустился вниз. Мессенджер запер за ним дверь каюты и обернулся посмотреть на бледное лицо и дрожащую фигуру Кепля.

— Кепль, я думаю, вы в большом затруднении. Как случилось, что этот дьявол вырвался?

— Он сошел в каюту, когда вы ушли, — пробормотал тот, — и клялся, что застрелит меня, если я пошевелюсь. Потом он позвал Конерза, и они пошли вместе.

— Я так и думал. Ну, кто-нибудь должен покончить с ним, мешкать нельзя! Я пойду, а вы следуйте за мною.

У Кепля не было особенного расположения к этому делу, но он одинаково боялся и остановиться, и идти вперед; он прятался за Мессенджером и шел за ним, как за новым начальником судна. В это время помощник, разбитый и ошеломленный, бросил свою железную палку и сидел на ящике с балластом. Но при первых тихих звуках шагов он очнулся и вскочил с ужасным криком:

— А, так вы и есть тот негодяй, которого я жду! Дай мне Боже силы! — зарычал он, схватив свое орудие.

Мессенджер легко бы мог покончить с ним выстрелом из револьвера, но побоялся звуком выстрела привлечь внимание других судов. В это время ирландец сильно ударил его палкой по голове. Но удар был слишком большой силы, гладкое железо выскользнуло из его рук, пронеслось над плечом Мессенджера, опустившегося на одно колено, и, не задев его, ударило Сиднея Кепля по лицу так, что кости его черепа затрещали, и он мертвым упал на палубу.

На мгновение этот трагический эпизод заставил всех замолчать. Помощник дрожал, как будто от страшного холода, экипаж отстранился от него, как от сумасшедшего. Мессенджер один сохранял присутствие духа и, прежде чем обезоруженный ирландец снова ободрился, ударом кулака свалил его, затем приказал связать, а сам поднялся опять на мостик.

Теперь судно находилось между многими другими судами, направляющимися к Шельде и в Голландию, а Мессенджер еще не был готов к передаче слитков золота на яхту, так как не обладал ловкостью покойного Кесса Робинзона. Палуба судна была запятнана кровью, а экипаж, парализованный ужасом, попрятался кто куда. Только штурвальный стоял у колеса да внизу, у машины, — механик-шотландец Алек Джонсон.

— Все ли в исправности внизу, когда настанет время? — сурово спросил он. — Это судно должно исчезнуть спустя пять минут, как мы оставим его!

— Можете положиться на меня, — отвечал шотландец, — оно погрузится, как мешок с камнями, а перед утром будет туман, который поможет нам скрываться!

Действительно, скоро наступил пасмурный день; холодный, пронизывающий белый туман опустился на суда и скрывал море. Вдруг большая полоса темно-красного цвета, пробившись сквозь туман, рассеяла его — и теперь можно было ясно видеть покрытое пенящимися волнами море. Подбадривающая утренняя свежесть, казалось, призывала к дневной работе. Воздух был чудный, живительный для тех, кто просыпался после долгого сна, но те, которые оставались на судне, были охвачены новым страхом. Когда взошло солнце, оно осветило лицо умершего, лежавшего в том же положении, так что экипаж, выйдя ободренный, отшатнулся. Все боялись дотронуться до него и опустить в море, служащее местом упокоения для умерших. Мессенджер сам понял, что подобное напряжение не может долго продолжаться, и при перемене вахты вдруг приказал направляться прямо к «Семирамиде», хотя риск такого действия был ему очевиден.

Все были в полном восторге при мысли, что освободятся от невыносимого заключения. В одну минуту все ожило. Оставались в бездействии только пятеро из экипажа; из них один был почти мальчик, которого звали Билли и считали полудураком, полуидиотом. Помощник, который после драки лежал около люка почти без чувств и связанный, был забыт всеми. Между тем «Адмирала» сразу заметили с «Семирамиды» и начали давать сигналы, а через десять минут судно подошло к большой яхте. Немедленно принялись за перегрузку золота. Это было сделано наскоро; затем все поспешили покинуть «Адмирала»… «Семирамида» снова дала ход и стала удаляться от покинутого судна.

Теперь все стали ждать его крушения. Но, прежде чем это произошло, показалось на мостике судна видение, заставившее побледнеть лица торжествующего экипажа и вызвавшее у всех крики злобы и страха. Это был помощник шкипера Майк Бреннан, о котором совершенно забыли. Теперь он вдруг показался у колеса и с бешеными проклятиями обрушивался на отъезжавших. Там он стоял некоторое время. Вдруг раздался сильный гул как бы от мощного взрыва в машинном отделении, и маленький пароход, накренясь на бок, подняв корму над волнами, через несколько минут погрузился в воду. Вместе с судном исчез и помощник. Но, когда он исчезал, раздался голос идиота Билли:

— Я его освободил! Я это сделал! Кто хочет выслушать Билли? Да будут прокляты умные!..

Смерть Бреннана произвела сильное впечатление на экипаж «Семирамиды». Но раздумывать было нечего. Скоро в Лондоне должны были узнать о разбое — и тогда не уйти от погони. Берк велел усилить пары.

V ТРИ ДНЯ СПУСТЯ

На третий день вечером после гибели «Адмирала» «Семирамида» направилась к Северному морю, держась шотландского берега. Экипаж скоро забыл кровавую драму, разыгравшуюся на «Адмирале», и теперь устремил жадные взоры на ящики с драгоценным металлом, загромождавшие большую каюту. Мысли всех вращались только вокруг золота. Соблазн был так велик, что на второй день Георга Уайта, одного из матросов, застали в каюте, старающимся открыть ящик со слитками. Берк приказал немедленно наказать его.

— Вы будете наказаны для примера другим, — проговорил шкипер, когда виновный стоял перед ним, — а если это не поможет, то я застрелю вас!

— Вы не смеете меня трогать, — крикнул тот сердито, — я не подвластен вам!

Матросы, услыхав громкие голоса, собрались вокруг них. Многие роптали, защищая Уайта и соглашаясь с ним.

— Вы не смеете его трогать, — говорили они, — он не ваш, и мы все на его стороне!

Берк посмотрел на них очень спокойно, когда они говорили это, но, когда один из них приблизился к нему с угрожающим видом, он вдруг вытащил большой револьвер из своего кармана и ударил подошедшего по голове с такою силою, что тот упал навзничь.

— Ну, — сказал шкипер по-прежнему спокойно, — кто еще сунется ко мне?

Но желающих не оказалось. Все поспешили скрыться, даже Уайт. Однако Берк, заметив это, так схватил его и потряс, что у того зубы застучали.

— Ты собираешься идти спать, не правда ли? — сказал он. — А я хочу немного разбудить тебя. Сюда! Привяжите его! Это ведь не казенное судно! Не так ли? Вы не подписали мне никакой бумаги? Ну, тогда я подпишу за вас, даже приложу еще печать!

Нашлись покорные исполнители его воли, и Уайт был подвергнут двадцати ударам кнута. Когда кончили наказание, несчастный лишился чувств, но Берк толкнул его тело ногою, сказав:

— Так ты не подписал, дружище? Ну, вот вместо этого моя подпись! Думаю, раньше чем через неделю или две она не сотрется. Бросьте его на скамью, — приказал он матросам, — а если у него еще будут какие-нибудь претензии, когда он очнется, то я готов выслушать их на тех же условиях!

Жестокость Берка запугала всех присутствующих, заставив на время забыть о всяких опасностях.

Хель Фишер, также присутствовавший при наказании, ушел с мрачным лицом. Последние три дня юноша жил как бы во сне, не видя своего друга Принца. Но на четвертый день тот явился к нему и на вопрос Фишера, что тут происходит, объяснил:

— Я могу сообщить вам вкратце, что, во-первых, мы куда-то отправляемся, и это не суточное плавание, как вы видите. Во-вторых, у нас на судне что-то есть такое, чего мы не отдадим дешево, Хель. Это — денежный груз!

Он почти прошептал последние слова и, видя удивление юноши, весело засмеялся.

— Да, у Кеннера и у меня важное дело. Мы должны перевезти этот груз в Буэнос-Айрес для людей, которых я не должен называть. Это важное дело, и здешним людям нельзя его доверять. Нам, может быть, предстоит борьба, нам будет нужна вся ловкость. Вы должны остаться с нами!

Фишер выслушал неловкую ложь, как школьник, слушающий рассказы моряка. Дело в том, что Мессенджер только что выдумал эту историю, чтобы как-нибудь удовлетворить любопытство юноши. К счастью, его ученик так мало знал жизнь, что очевидная нелепость заявления о необыкновенной опасности при перевозке денег в Аргентину никак не запала в его неразвитый ум. Он только думал, что теперь будет принимать участие в таком хорошем деле, и восторженно ответил:

— Стоять за вас? Конечно! За кого же другого я могу стоять, как не за вас?!

Мессенджер теперь был вполне удовлетворен, что у него есть на судне хоть один честный помощник, и если сказать правду, то он доверял только одному этому юноше. Кеннер был плут, который каждую минуту мог выступить против него; Берк же был забияка, но во всяком случае державший всех в своих руках. Англичанину приходилось доверять лишь своему уму и тонкому умению благополучно выходить из любой передряги.

Таково было положение дел на третий день, оно не изменилось и до полуночи, когда Фишер пришел на палубу сменить дежурство. Было решено, что каждый из участников будет дежурить по очереди наверху лестницы, перед входом в каюту, чтобы кто-нибудь из экипажа не соблазнился золотом. Эту обязанность юноша добросовестно разделял с другими. Никто из них не раздевался с первого часа бегства, каждый держал револьвер. Фишеру тоже дали пистолет с наказом стрелять в каждого, кто попытается войти в общую каюту без уважительной причины. А чтобы он не мог колебаться и точно исполнил приказание, Мессенджер и Кеннер в его дежурство спали ближе к лестнице, чем обыкновенно.

Юноша был настороже. Полное спокойствие царило на судне. Наступил четвертый день. На северо-западе показались шквалы. На море было сильное волнение, вследствие чего палуба на носовой части заливалась водою. Ночь была очень темная; громадные тучи покрывали небо, и в первые два часа вахты не было луны. Холод пронизывал до костей, и Фишер дрожал в своей клеенке, с трудом удерживаясь от желания завалиться где-нибудь потеплее. Берк спал в это время, а на его месте на мостике находился его помощник, худой и очень скромный человек по имени Паркер.

Раза два, когда юноша в темноте ходил взад и вперед, ему показалось, что кто-то еще двигается на палубе около него. Но его нервы были и без того расстроены, а скрип каната и завывание бушующего моря еще более раздражали их, и он думал, что это ему только кажется.

Когда пробило на вахте два часа, мрак ночи усилился, ветер — тоже, и движение яхты стало неровным. Юноша прислонился к перилам, ведущим в люк, и задумался.

Вдруг, случайно посмотрев вниз, на палубу, он убедился, что внизу копошится какая-то фигура. Он выхватил свой револьвер. Но человек этот встал и схватил Фишера за руку.

— Не трогайте Билли, — пробормотал он, — ведь вы не застрелите Билли? Они зарежут вас сейчас, всех вас, Билли знает, он видит их!

Удивленный юноша не знал, на что решиться: поднимать ли тревогу или нет? Но в это время двадцать фигур, большею частью вооруженных ножами и железными полосами, а трое с револьверами, перебрались кошачьей походкой с середины палубы на корму.

VI РАССВЕТ, НО НЕ К ЛУЧШЕМУ

Как ни не опытен был юноша, но злое намерение экипажа стало и ему очевидно. Он выстрелил трижды из револьвера, потом громко позвал находившихся внизу. Его выстрелы удержали толпу на некоторое время. Столпившись около юноши, они стали подбадривать себя криками, отвечая с своей стороны выстрелами и ругательствами. Еще немного — и юноше бы несдобровать, но вдруг все остановились со страшным криком, а многие в ужасе упали на колени. На них падал яркий белый свет, который, отражаясь на морской поверхности, рассекал ночную мглу. Оказалось, это был свет с посланного в погоню крейсера. Но суеверные люди думали, не Бог ли разверз небеса, чтобы осветить их дела. Некоторое время все стояли в каком-то оцепенении.

Вдруг раздался грозный окрик Берка:

— Вставайте, говорю вам! Не думаете ли вы, что это последний день суда?.. Все на палубу, трусы! Двигайтесь, или, черт возьми, я сойду вниз и сам подвину вас!

При звуках голоса грозного начальника все пришли в себя и направились к своим местам. У топки поставили двоих дежурных, два канонира прочищали трехдюймовые орудия, бывшие на носу и посередине судна. Происшедшая схватка из-за золота была забыта в несколько минут. Раздавались звонки, отдавались приказания, усиливали топку. Вся палуба, на которой за десять минут до этого царило молчание, теперь наполнилась движением, голосами, деятельностью. Объяснений не требовалось, инстинктивно все на яхте поняли угрожающую им опасность.

Положение было критическое. На море царила по-прежнему темнота, за исключением беловатой полосы, выходившей из фонаря. Ветер дул сильно, плескавшие на верхнюю палубу волны грозили затопить люки. Яхта дрожала при каждом ударе пенистой волны. Но никто не обращал на это внимания. Все взоры были устремлены на крейсер, который вот-вот нагонит яхту.

Так прошла ночь.

Рассветало медленно. Черные тучи висели над горизонтом. Стихнувший было немного ветер снова подул прямо с запада. На палубу «Семирамиды» лились потоки прохладного дождя.

На всем пространстве моря был слышен шум пенящихся волн, раздававшийся, как рев водопада. Мрак ночи едва ли был хуже нового рассвета: темные тучи низко нависли над бушевавшим морем, грустно завывавший ветер наводил на душу отчаяние.

Большая часть людей лежала вместе около люка, молча следя за крейсером. На мостике также никто не разговаривал.

Такое невыносимое состояние длилось несколько часов и продолжалось бы, вероятно, еще дольше, если бы повар, одноногий Джо, для которого один интерес был в мясе для котла, выйдя из коридора, не начал звать завтракать. Его неровные шаги по люку всегда возбуждали смех в обыкновенное время, но теперь и к нему сначала отнеслись сухо.

Только после долгого зова несколько человек сошли вниз в столовую. Берк последовал их примеру, уводя с собою Кеннера.

Теперь не время было думать о пище, но шкипер знал, что им всем предстоит долгая и усиленная работа. Кроме того, сам он всегда имел хороший аппетит. Наконец, обеденная выпивка должна была поднять общий дух.

Но под влиянием винных паров компания чуть было не передралась между собою. Ссоре положил конец пушечный выстрел, внезапно раздавшийся с крейсера. При звуке его все поспешили наверх.

— Они начали стрелять! — воскликнул Берк, и в одно мгновение его опьянение прошло. Он побежал по лестнице. Остальные последовали за ним и увидели, что преследующий их крейсер окутан дымом, а их собственные люди лежат на палубе, выказывая более страха, чем когда-либо.

VII НА ЮГ ПО НАПРАВЛЕНИЮ К КОРУННЕ

В течение часа, который Мессенджер, Кеннер и Берк провели в каюте, в состоянии погоды не произошло никакой перемены. Может быть, только резкость ветра немного уменьшилась да темные тучи рассеялись, уступив место светло-серым, но солнце по-прежнему едва проглядывало минут на пять или шесть, скользя веерообразными лучами по зеленой поверхности моря и ослепляя своим блеском.

Окинув взором море, шкипер велел усилить огонь в топке.

— Позвольте сказать вам, они дают сигнал! — скромно заметил ему Паркер.

— А пусть их! — возразил Берк иронически. — Вы думаете, что я начну говорить с ними? Нет!

— Но они говорят, я читаю по флагам, — продолжал помощник, не обращая внимания на слова капитана. — Если вы не пустите их сейчас на яхту, то они будут стрелять в вас!

— Это они говорят, да? — кричал шкипер с жаром. — Я не словарь, но у меня есть слово для них. Приготовьте ту пушку!

При этих словах люди бросились прочищать пушку Норденфельда. Казалось, что они находили большое утешение в работе. Никто из них прежде не был в деле ни на суше, ни на море, и такая стрельба с «Неро» — они теперь знали имя крейсера — вселяла в них ужас, умерить который они могли только своими ответными выстрелами. Даже шотландец пришел в восторг и стоял около группы работающих, крича и жестикулируя с энергией, не свойственной его соотечественникам. Вторичный выстрел с «Неро» застал его взывающим к храбрости своих подчиненных. В этот момент крейсер находился на вершине громадной волны. Пущенное ядро ударило в машинное отделение яхты, выше ватерлинии, снесло бастион и вдребезги разбило окно в общей каюте. Долгое время после выстрела туча густого едкого дыма покрывала палубу яхты, а когда прояснилось, то около пушки лежало трое убитых; шотландца не было видно. Он стоял на том самом месте, куда ударило ядро, и был сброшен в море. Когда последствия этого выстрела стали известны всем, страх экипажа быстро перешел в дикий гнев. Люди, ревя, как звери, с ожесточением начали стрелять, гневно грозить кулаками и просить вина в те минуты, когда их снова охватывал ужас. Сама палуба, на которой они работали, была скользкая от пены и сырости, что затрудняло движение по ней, и щепки, смешанные с кровью убитых, плавали в маленьких лужицах около желобов.

Убитых и раненых оставили лежать там, где они были, с их стеклянными взорами, обращенными к небу, которого они уже не могли видеть. Их тела катались по судну, на них наступали обезумевшие люди, которым угрожала опасность быть захваченными. Все это время крик Берка на мостике заглушался завыванием ветра, который, казалось, набрал новых сил после короткого отдыха. Разрозненные тучи были соединены ураганом в одну темную массу. Полил дождь, бивший в лицо так, что они и все бывшие на крейсере оставили всякую попытку обмениваться выстрелами, продолжая идти вперед, к горизонту мрака, в самую глубь урагана.

Во время этого перемирия, вызванного ураганом, преследование продолжалось до того часа, когда «Семирамида» вошла в канал, направляясь к югу, и увидела одно из судов «Общества Белой Звезды», отходящее от берегов Англии, а позднее — судно «Общества Кунардер», направляющееся в Америку. По движениям этих судов и по тем фонтанам белой пены, которую они поднимали, можно было судить о силе западного ветра. Суда обменивались сигналами с «Неро». Заметив это, Мессенджер проговорил:

— Берк, дела плохи. Через двадцать четыре часа весь флот будет в погоде за нами!

— Может быть, — отвечал шкипер, — но я не знаю, будет ли нам от этого хуже!

— Да, нам придется поблагодарить этот милый зефир, — заметил Кеннер, выходя на мостик. — Если бы не было такого сильного ветра со вчерашнего дня, то нам бы пришлось теперь купаться!

— Повременим решать этот вопрос, пока мы чего-нибудь не придумаем! — сказал Мессенджер угрюмо, но Берк подхватил, говоря:

— Не думаю. Если верить моим глазам, то крейсер отстает. Кто из вас видит то же самое?

— Отстает! — закричал Кеннер. — Вы ведь так сказали? Да простит вам Бог, мне кажется, вы правы!

— Он прав! — прибавил Мессенджер. — Крейсер на полмили дальше, чем был час назад. Есть старая примета, что в минуту сильной опасности перевес шансов бывает на стороне тех, кто должен одержать победу!

Как только экипаж услыхал слова Берка, все закричали с дикой радостью, которая была так же неприятна, как и сильный гнев час назад. Собрались на носу с ругательствами, как всегда, как будто ветер мог их донести до крейсера. Подняли флаг, потом спустили его, снова подняли, выказывая этим свое веселое настроение. Зверская грубость одного из матросов дошла до того, что он предложил выставить своих мертвецов, и они привязали к гафелю одного из убитых.

Все это время Берк был молчалив.

— Они срывают свой гнев, — говорил он, — не мешайте им!

Между тем было видно, что яхта бесспорно удалялась от «Неро». Крейсер находился теперь в трех милях от яхты; можно было предвидеть, что к вечеру он совсем скроется из глаз.

Мессенджеру казалось, что теперь можно было ожидать выстрелов с берега, но Берк привел ему один из своих замечательных доводов, которые он так любил:

— Вы хороший оратор на берегу, Принц, но не стоите и доллара в месяц в таком деле, как наше. Думаете ли вы, что я могу направиться в Монтевидео со ста тоннами угля в запасе?

— Что же вы хотите делать? — спросил Мессенджер; новый страх охватил его.

— Я зайду за углем в Корунну в Испании, и перемена ветра только поможет мне в этом!

— Но ведь вы нагрузились достаточным количеством угля для проезда! — воскликнул Мессенджер. — Все было предусмотрено!

— На шестнадцать узлов, — сурово ответил Берк, — а не на двадцать два! А мы делали по двадцать два узла с полуночи вчерашнего дня!

— Я не подумал об этом, — сказал Мессенджер, — я не принял этого во внимание!

— Думаю, что нет! — сказал Берк. — Мы не так умны на деле, как на словах. Но вам надо теперь подумать об этом!

— Во всяком случае дело плохо! — возразил Принц, и в первый раз с тех пор, как он вошел на яхту, его лицо омрачилось.

VIII ТРАГИЧЕСКОЕ БЕГСТВО

Слух, что на «Семирамиде» не было достаточно угля для переправы на юг, скоро распространился среди экипажа, и на время всех охватили такие же мрачные мысли, какими только что был занят Мессенджер. Было очевидно самому скудному уму, что опасность грозила с европейского берега и что безопасность могла быть только в свободной атмосфере южноамериканской республики, где судебные повестки доставляются очень медленно, а над договором о выдаче преступников смеются.

Поэтому сознание, что они быстро уходили от «Неро», действовало на экипаж как подкрепляющее средство, возбуждая радостное чувство. В то время как крейсер скрывался за горизонтом, они весело пели, и, когда Берк уменьшил ход, чтобы сохранить нужный запас угля до Корунны, можно было опасаться, что экипаж взбунтуется от радости. Такое настроение продолжалось до ночи. Ветер прекратился после восьмой вахты, и луна живописно освещала залив. Но все утомились от долгого бодрствования, и в полночь матросы разошлись, другие тоже последовали их примеру, оставив Кеннера сторожить у двери, а на его месте на мостике поставили кроткого Паркера. Некоторое время им приходилось только слышать завывание ветра и плеск моря или смотреть на затемненный горизонт, где находился крейсер.

Ночью Кеннер и Мессенджер вышли на палубу проведать Паркера.

— Что показывает лаг? — спросил его Мессенджер.

— Кажется, шестнадцать узлов! — был ответ.

— Гм, а не прибавить ли ходу до двадцати узлов?

— Извольте, — согласился помощник шкипера, — я сейчас дам звонок в машину. Только не рассердился бы капитан!

— Пошлите его ко мне! — проговорил Мессенджер, и, взяв Кеннера за руку, они пошли к тому месту, где брезентом было закрыто разбитое окно.

— Я, может быть, туп, Принц, — сказал Кеннер, — но не могу представить себе, что мы действительно участвуем в этом деле.

— Если вы сомневаетесь, — отвечал его собеседник, — то пойдите вниз и выкупайтесь там в деньгах!

— Они, действительно, там, хотя нужно уметь считать, чтобы узнать стоимость миллиона стерлингов в долларах. Только подумать, что вы и я решились на это после нашего разговора с юношей в Монако!

— Ровно три месяца тому назад, — проговорил Мессенджер, — и менее недели с тех пор, как я сказал вам, что мои планы великолепны. Всегда есть риск в такой борьбе, как эта, и если сделаешь ошибку, то надо уметь ее поправить. Моя ошибка была сравнительно невелика, но ее последствия были обширны. Я не сомневаюсь, что помощника капитана взяли на какое-нибудь судно и что об этом уже написано в Лондоне буквами величиною с вашу ногу, а она довольно большая, Кеннер!

— Я не понимаю, зачем вы взяли его на судно? — сказал Кеннер задумчиво. — Я бы ни за что не сделал этого!

— Это верно. Удивительно, как вы думаете о многом в то время, когда оно уже больше никому не нужно. Я сомневался в нем, это правда, и был так слаб, что положился на чужое мнение относительно Фишера. Вот тут-то и началась моя оплошность!

— Знаете что, — возразил Кеннер, — все время я был на вашей стороне. Большой проект требует большого ума и только одного. Слишком много умов было замешано в этом деле, с тех пор как мы отплыли. И какой же результат? Мы все находимся в затруднительном положении, и умелых помощников по-прежнему у нас нет. У меня в голове все слышится звон с прошлого вечера, когда мне приснилось, что мы потонули!

— Послушайте, — сказал Мессенджер сердито, — не начинайте снова эту бабью глупость. Я не вижу, чтобы опасность была непреодолима. Она, конечно, велика, но нам нужно зайти в Корунну за углем под чужим именем и рискнуть потом пройти через Долдремз. Шансы на успех одинаковы!

Кеннер еще хотел что-то сказать, но вдруг остановился, когда чья-то фигура показалась в окне. Это был Фишер.

— Эй, вы! — воскликнул он. — Что заставило вас соскочить с постели?

— Не могу спать! — отвечал юноша. — Каждую ночь мне снится что-нибудь неправдоподобное!

— Вы заразились этим от Кеннера, — вставил Мессенджер немного презрительно. — Дня три назад ему снилось, что у него на груди была гора!

— Мне снилось, что крейсер нас догнал и мы были схвачены, — продолжал Фишер. — Право, мне показалось, что вода врывалась в мою каюту, и, только выйдя на палубу, я понял, что ошибаюсь.

— Смотрите! — вдруг проговорил Кеннер, указывая на сноп света, вдруг легший на палубы яхты.

Все обернулись и вскрикнули от ужаса: свет исходил от крейсера, находившегося теперь от яхты не далее полумили. Вслед затем раздался пушечный выстрел, за которым послышался ужасный треск стали и дерева. Винты яхты перестали действовать, из машинного отделения клубами со свистом вырывался пар, и яхта стала заливаться водой. Вскочившие спросонок матросы стояли — многие полуобнаженные — немые от ужаса катастрофы. Разбитое судно тяжело качалось, покрываемое пеною и водою. Его опасные ныряния в волны говорили, вне всякого сомнения, что конец близок.

В это время казалось невозможным, чтобы «Семирамида» могла продержаться еще хоть час. С крейсера уже перестали стрелять в нее, и каждый на яхте ждал момента, когда погрузится в холодное море. Эта неизвестность и то, что яхта продолжала плыть в таком плохом состоянии, увеличивали страдания людей. Берк покачнулся на палубе при первом ударе, но теперь стоял, бормоча что-то, на мостике. Другие искали защиту у снастей на корме; никто не говорил, не думал ни о чем другом, как о быстром приближении смерти. Снова, как и в первую катастрофу, голос одного Джо привел всех в себя.

— Господа, — сказал он, ковыляя скорым шагом, — вас взорвет, без сомнения, вас угостят горячими напитками, вы попадете к дьяволу, и на долгое время, господа, ей Богу!

Он пошел дальше, крича, подсмеиваясь, побуждая экипаж действовать. Даже на Берка подействовали его слова.

— Эй, где Николини? — крикнул тот обычным тоном.

Николини был механик, но он и его помощник лежали мертвыми в машинном отделении. Когда никто не ответил на его вопрос, шкипер обратился к Паркеру:

— Не дрожите, как теленок, взгляните лучше, где яхта повреждена, посмотрите, есть ли сухой заряд, прочистите пушки!

Услышав эти приказания, люди засуетились и, хотя судно погружалось глубоко, стали прочищать обе пушки и стрелять, не надеясь, впрочем, нанести какой-либо вред крейсеру, который готовился теперь спустить лодку.

Близость новой опасности — быть схваченными — отстранила на мгновение всякую мысль о другой опасности, и все стали с угрозами искать оружие. Между тем скоро лодка была спущена с крейсера и теперь приближалась к ним, освещаемая полосой света с корабля, то высоко поднимаясь на волне, то опускаясь в пучину моря. Это открытие довело экипаж яхты до дикого гнева. Но ничто не спасло бы их, если бы не странная перемена счастья. Как это произошло, они не могли себе представить, но вдруг свет крейсера, следовавший за лодкою, исчез, и снова наступила темнота.

Не смея говорить или надеяться, бывшие на «Семирамиде» ждали прибытия лодки, но она не появлялась. Два раза крейсер стрелял, но ни один заряд не попал в цель. Когда же через некоторый промежуток времени раздался третий выстрел, на «Семирамиде» были уже уверены, что это был дан знак лодке вернуться. Тогда надежда на спасение снова окрепла в их сознании и подействовала ободряюще на самых робких, и, когда Берк стал громко отдавать приказание выкачивать воду, измерять глубину, в экипаже послышалось даже что-то вроде шуток.

Начинало рассветать. Это уже был пятый день странствия. Первою мыслью всех был крейсер, но утром все увидели, что он далеко от них; не было видно даже дыма из труб. Пока матросы продолжали выкачивать воду в машинном отделении, Берк созвал совет в каюте. План его был прост.

— Нас порядком били, — начал он. — Насколько я понимаю, нельзя починить яхту прежде, чем мы не подойдем к Испании!

— А может яхта идти так далеко? — спросил Кеннер.

— Нет, но море стихает, а может быть, и лодки подойдут!

— Ну, — сказал Кеннер, — я не знаю, как могут помочь нам лодки, если вы намерены взять с собою золото!

— Я все-таки спрашиваю себя, — вставил Мессенджер, — почему они перестали нас преследовать в то время, когда, казалось, почти догоняли нас?

— Это вам надо спросить в их машинном отделении, я полагаю! — сурово отвечал Берк.

— Думаете ли вы зайти в Корунну в таких лохмотьях? — спросил Кеннер.

— Попробую. Все равно, хуже здешнего купанья не будет!

Действительно, вода плескалась даже в каюте. Яхта еще держалась, правда, но почти наполовину погрузилась в волны, продвигаясь вперед тяжелыми скачками и вся дрожа. Оставаться на ней не представляло никакого удовольствия, так как кухня и магазины были наполнены водой. Но все-таки, проходя раза два мимо встречных судов, яхта давала им сигналы, что не нуждается в помощи. Утомленный тяжелою работою экипаж, опьянев от вина, лежал врастяжку, где попало.

Весь этот день и следующий оцепенение и изнеможение тяготело над теми, кто рисковал для наживы, и над их начальниками, задумавшими это дело. Многим из них хотелось хоть на минуту согреться и укрыться в сухом месте; это было бы в десять раз ценнее, чем предназначенная доля в добыче. Но облегчения их положению не было.

Вдруг — это было на восьмой день к вечеру — раздался толчок, и вода мгновенно залила все судно. Оказалось, что судно ударилось о скалы северного берега Испании. Среди происшедшего затем переполоха не потерялся один Берк, кричавший: «К берегу, если хотите быть живы! И каждый за себя!»

IX В НЕИЗВЕСТНУЮ ГАВАНЬ

Крик Берка заглушал даже шум прибоя, раздаваясь по всему судну. Только что уснувшие было люди вскочили со своих коек, но одних сейчас же подхватило водоворотом, другие, будучи невменяемы от выпитого вина, утонули или были смыты и разбивались до смерти об острые камни скрытого рифа. Некоторые же цеплялись за спасательную веревку или привязывали себя к вантам и таким образом переносили удары волн.

Полная неизвестность относительно того, далеко ли спасительный берег, глубоко ли на мели, еще более увеличивала ужас несчастных.

Небо было по-прежнему темно. Гигантские волны, гонимые северо-западным ветром, разбивались о риф, покрывая его пеною, или пускали серебристые фонтаны в ночном мраке, или с дикою силою устремлялись между скалами. А надо всем этим раздавался дрожащий голос бури; рыдание неба и погребальная песнь океана соединились в один жалкий и продолжительный вопль.

Когда первый выстрел попал в яхту, Мессенджер, Кеннер и Фишер были в общей каюте, завернувшись в одеяла и стараясь заснуть, несмотря на пронизывающую сырость. Они перестали думать о золоте, так как обладание им было слишком очевидной насмешкой из-за подавляющей волю опасности. При первом же толчке они проснулись и, вскочив на ноги, увидели себя борющимися с потоком воды, который ворвался в каюту и угрожал потопить их.

Они стояли, почти захлебываясь. Голос Фишера послышался первым.

— Принц, — закричал он, — Принц, где вы? Боже мой, что это такое?

— Здесь, — ответил ему Мессенджер. — Дайте мне вашу руку! Слышали ли, как ударило в судно? Где Кеннер?

— Тону! — простонал Кеннер, захлебываясь.

— Достаньте лестницу! — закричал Мессенджер, напрягая свои силы с большим трудом. — Хель, держитесь за меня! Если мы теперь не встанем на ноги, то потонем, как собаки! — Потом стал звать: «Берк! Берк!», как будто тот мог его слышать при шуме моря.

Борьба была жестокая, но Фишер, к которому вернулось самообладание, боролся с водою изо всех сил, он схватил наконец своего товарища, поднялся наверх и вытащил Кеннера с собою. Но американец, падая на скользкий пол, очутился внизу лестницы и растянулся там, обдаваемый новыми волнами. Тут ему и был бы конец, если бы снова не Фишер, который, войдя на палубу, тотчас увидел, в какой опасности его товарищи.

— Где Кеннер? — спросил он.

— Я думал, он с вами! Значит, он, наверно, погиб! — задыхаясь от плескавшей в лицо воды и держась окоченелыми руками за перила кормы, проговорил Мессенджер. — Каждый за себя… Какой конец! Боже, какой конец!

Но юноша уже не слышал его, снова бросившись в общую каюту.

Войдя туда, Фишер тотчас был сбит с ног потоком хлеставшей в окна воды. Вода попадала к нему в глаза, в горло, так что он почти захлебывался. Наконец ему удалось встать на ноги; вода доходила почти до груди. Но, сделав шаг вперед, он ударился головою обо что-то и был отброшен без чувств на промокшие подушки. Однако это падение спасло Кеннера. Когда юношу отбросило назад, он наступил на тело американца и, тотчас же подняв его на руки, пошел к лестнице. Он не знал, что Кеннер жив, до тех пор, пока не положил его на палубу, а затем и сам упал тут же, изнемогая от усталости…

Приближался рассвет. Окружающая мгла немного прояснилась, клокотание волн прекратилось. В это время трое лежащих в полном оцепенении услыхали голос Берка, чистый и твердый по-прежнему! Рассеянная туча бросала тусклый свет на происходящее, и они увидели громадную фигуру человека на мостике; сильный его голос раздавался над утихавшим морем.

— Вперед! — кричал он. — Мачта падает, берегитесь!

В это время слабый свет распространился по морю, и потерпевшие крушение увидели на расстоянии мили темные крутые скалы берега. Но между ними и разбитой яхтой бешено бурлил прибой. Положение было отчаянное.

— Сойдите с мачты, я вам говорю! — закричал Берк во второй раз.

Фишер й его товарищи подняли глаза и тотчас поняли, в чем дело. На одной из уцелевших мачт, судорожно ухватившись за марс, сидело восемь матросов, не видя, что их убежище давно уже грозит рухнуть. И действительно, не успел Берк докончить своих слов, как мачта с треском рухнула в волны, и несчастные с жалобными воплями упали в воду…

Но спасти их было некому: каждый боялся за себя. Между тем Берк ходил по капитанскому мостику, как зверь в клетке: под ним всюду была вода и никакой надежды на то, чтобы перебраться на более безопасное место на корме. Увидев позади себя Фишера и двух его товарищей, он спросил:

— Видите вы сушу?

— Ничего, кроме мыса и холмов! — отвечал Мессенджер и спросил в свою очередь — Что это, отлив или прилив?

— Отлив, мне кажется! — послышался ответ Берка. — Нас разбило во время прилива. Что, ваш конец держится еще или наполнился водою?

— Держится! — ответил Мессенджер.

— Я направляюсь к берегу, — прокричал Берк, — хоть я умру, но больше ничего не остается делать!

Берк был довольно спокоен. Они наблюдали, как он схватил спасательный круг с мостика и надел его на плечи. Он стоял нерешительно над водяною пропастью некоторое время и снова заговорил:

— Где Кеннер?

— Умираю! — простонал Кеннер, который пришел в чувство и сидел теперь против люка, но его хриплый голос не был слышен в завывании ветра.

— Что, он умер? — повторил шкипер, не расслышав.

— Нет, но ему очень худо! — закричал Мессенджер, приложив ко рту руки в виде рупора.

— Ну, мне кажется, мы все получим в аду наш железный груз!

Он собирался еще что-то сказать, но мостик под ним вдруг обрушился от бесконечных волн и исчез в одну минуту, уносимый быстрым потоком, который протекал между скалами. Бывшие на корме видели, как Берк боролся с прибоем, потом он исчез между островками, но, прежде чем они могли подумать о нем, их внимание было обращено на свое собственное положение и на опасно наклонившуюся корму яхты.

Фишер первый заметил это.

— Принц, — сказал он, — нам придется последовать за ним, корма тонет!

— Я это заметил!

— Можете ли вы доплыть до берега, если минуете скалы? — спросил Фишер. — Один из нас должен остаться с Кеннером!

Мессенджер повернулся, чтобы взглянуть на американца, который сидел почти без сознания, и сказал:

— Кеннер, мы собираемся переплыть!

При этих словах американец поднял голову и, пытаясь встать на ноги, жалобно проговорил:

— Вы меня не покинете, я не могу умереть один! — И начал плакать, как женщина. Наконец, собрав свои силы, он направился было к двери лестницы, но поскользнулся и покатился по наклонной плоскости палубы до тех пор, пока не был подхвачен потоком в середине судна и увлечен в водоворот. Фишер инстинктивно последовал за ним и смог схватить его в воде раньше, чем тот успел погрузиться. С этой минуты началась борьба за жизнь с рифом.

— Два раза, — рассказывал впоследствии юноша, — я чувствовал, как море покрывало мне голову. Потом поднялась огромная волна и увлекла меня вглубь с ужасным завыванием. Каждый раз, что я вставал, держа Кеннера, который, к моему удивлению, не обременял меня в воде, я видел скалистые верхушки, возвышавшиеся (они казались далекими) надо мною. Меня отнесло водоворотом так близко к ним, что я каждую минуту думал: вот-вот ударюсь головою и потеряю сознание. Не могу сказать, как было в действительности, но вдруг, когда Кеннер начал ослабевать, а я тратил все свои силы, чтобы поддерживать его, мы были увлечены на такое место, где не было волнения, и с этой минуты я мог плыть спокойно. Проплыв еще немного, я заметил, что могу достать дно ногами. Опасность миновала нас. Через полчаса мы вышли из моря и опустились, задыхаясь от усталости, на кучу песка у подножия громадной скалы.

Между тем Мессенджер, взглянув с сожалением на погибшую яхту, где оставались его надежды, смело нырнул с кормы и легче, чем другие, достиг сравнительно спокойного места в заливе. Затем уже небольшого труда стоило добраться и до берега, где он, подобно тем двоим, почувствовал, что силы оставили его, и без чувств повалился на песок.

Х НА ЛУГУ ПОСЛЕ СЕНОКОСА

Наступил южный день. Солнце и теплота опьяняли людей, покинутых Богом в гавани Галиции — северной провинции Испании. Даже Кеннер, который едва не погиб, чувствовал, как кровь текла в жилах. Фишер спал на песке, не обращая внимания на горячие лучи солнца, а Мессенджер лежал мрачный, погрузившись в печальное раздумье о своих разбитых надеждах на обогащение.

Местность, где они находились, была довольно неровная, но во всяком случае живописная. От скалистого мыса, которым оканчивался гористый и темный полуостров, берег круто спускался в тихий залив, в который впадала узкая, блестящая речка, стекавшая с холмов так круто, что ее водопады и маленькие пороги были видны с отдаленного берега, куда были выброшены потерпевшие крушение.

В этом заливе берег был покрыт странным золотистым песком, блестевшим на солнце. Море слегка колебалось, маленькие волны нежно ударялись о берег, как бы лаская его. С суши дул легкий ветерок, принося ароматы цветов и сена. Дикие холмы не придавали красоты этой местности; они казались недоступными, находились в отдалении и не были покрыты деревьями. Зато в долинах буйствовала зелень, виднелись церкви, что было доказательством человеческого жилья, хотя никого не было видно ни у моря, ни на том месте, куда пристал экипаж «Семирамиды».

Там все было мрачно и неприступно, везде возвышались целые стены утесов. Не было видно ни следа, ни тропинки, ни береговой стражи или сигнальной станции.

Часов в девять утра, пробужденные жгучими лучами солнца, потерпевшие крушение открыли глаза.

— Где мы и что сталось с остальными? — спросил Мессенджер.

— Да разве это возможно? — сказал Кеннер насмешливо. — Если бы не вы, то и Джеку Кеннеру не пришлось бы пить утренний чай сегодня утром!

— Полноте, — заметил Фишер, — ведь и вы бы сделали то же самое для меня!

Слова великодушного юноши вызвали у американца легкую краску на лице: он знал, что если бы положение было обратное, Фишер пошел бы ко дну, как камень, но, не дав своим мыслям остановиться на этом, протянул руку и сказал просто:

— Пожмите руку и, если я буду жить, надейтесь, что я постою за вас! Я не хотел бы снова пережить эту ночь, даже если бы вернули золото!

При слове «золото» Фишер с участием обратился к Мессенджеру и спросил:

— Вы что-нибудь потеряли при этом, Принц?

— Да, — сказал Мессенджер, пожимая плечами, — Кеннер и я — главные пострадавшие лица!

— Не будут ли некоторые бочонки выброшены на берег? — продолжал Фишер.

— Не думаю, — возразил Мессенджер, улыбаясь в первый раз. — Золото немного тяжелее льна, не правда ли Кеннер?

— Я не могу говорить об этом! — проговорил тот, отворачиваясь со вздохом удрученного человека. — Каждый раз как я смотрю туда, словно бы нож втыкается мне в горло. Какой конец!

— Этого нельзя выразить словами! — вдруг вставил Мессенджер и потом молча начал ходить по берегу большими шагами, останавливаясь часто и смотря на море или по своей привычке кусая ногти.

— Он что-то придумывает, я полагаю! — проговорил Кеннер, наблюдая за ним.

— Я бы хотел, чтобы он придумал что-нибудь позавтракать! — сказал Фишер. — Я не знаю, что вы чувствуете, но у меня в желудке пустота. А здесь нечего есть, кроме холодной скалы и водорослей!

— Я согласен с вашим мнением с тех пор, как вы меня высадили! — сказал Кеннер сочувственно. — Я бы дал фунт стерлингов за кружку вина!

— Давайте хоть два фунта, результат один! — воскликнул Фишер. — То есть если мы останемся здесь!

— Если мы здесь останемся! — воскликнул Кеннер. — Я не чувствую себя в состоянии идти куда-либо!

— Начнем с того, что высушим платье! — продолжал Фишер.

Он разделся до пояса, покрыл голову платком, разложил на солнце свое платье и Кеннера, а сам расположился в тени под скалами.

— Первое, что мы должны сделать, — начал опять Фишер, — сыскать город. Если не удастся найти города, то село, а если не найдем ни того, ни другого — тогда гостиницу. У кого-нибудь из нас есть, наверное, сбережения, и мы можем обратиться к английскому консулу, заставив его отправить нас на родину. Я бы многое дал, чтобы очутиться на родине и услышать запах горохового супа! А вам не хочется?

Кеннер, свернувшись в комок, посмотрел на юношу искоса и засмеялся.

— Что это? Посмотрите-ка! — вскричал он вдруг. — Принц кричит кому-то.

— Не кричит, — поправил Фишер, взглянув по указанному направлению, — зовет кого-то. Кто-то бежит по берегу, похожий на старого Берка. Да это он и есть, какое счастье!

С этими словами юноша стал одеваться. Кеннер, обрадовавшись не менее его, что еще один жив, тоже встал на ноги. Не было сомнения, что это был Берк, с его раскачивающейся, беспечной походкой. Вот он с непокрытой головой быстро пробирается по песку, направляясь к ним и оглашая холмы своим громким голосом. Наконец он подошел к Мессенджеру и Фишеру с Кеннером. Было видно, как он поспешно указывал то на риф, около которого яхта разбилась, то снова на мрачные холмы и на пустынные луга.

Когда они дошли до него, Кеннер, едва дыша, опустился на песок.

— Я только что начал рассказывать, Кеннер, — продолжал Берк. — Золото, конечно, под водою, но у вас довольно хорошие глаза, чтобы видеть, что корма яхты еще держится. Может быть, стенки и поломаны, а может быть, и нет. Я уверен, что там не больше шести футов воды, и бочонки не трудно будет достать. Нам нужны только тележка и веревка, затем темнота, чтобы работать.

— Зачем темнота? — спросил Кеннер, для которого ночь представляла собой что-то ужасное. — Дайте мне свет и убирайтесь с вашей темнотою!

— Он совершенно прав, — сказал Мессенджер. — Я об этом подумал с самого начала. Здесь где-нибудь должен быть береговой сторож, и если нас увидят, то весть разнесется по всей Европе. Нет, на этом берегу небезопасно. Надо укрыться в холмах и найти какое-нибудь убежище. То же самое относится и к лодке. Мы должны наложить руки на первого, кого встретим, а что достанем с яхты, нужно переправить на берег при первой возможности. Как вы думаете, где мы, Берк?

— Недалеко от входа в залив, — ответил тот, — хотя точно не могу сказать. Берег мне знаком только понаслышке!

— Я слышал странные вещи о нем, — вставил Мессенджер, — но теперь не время о них думать. Нужно найти сначала мясо и питье, а потом кровлю!

— Если на мой выбор, то прикажите принести пить! — вставил Кеннер. — Я слаб, как кролик!

— Вам придется все-таки пройти немного, — проговорил Мессенджер. — Отсюда идет тропинка на вершину холма, и чем скорее мы найдем место для остановки, тем лучше!

Кеннер послушно встал и пошел по ровному песку к отдаленной реке.

Они прошли спокойно милю или более, не находя просвета в скале направо; мыс был очень возвышенный и крутой. Вдруг послышался грохот в скалах впереди них — и с выступа мыса на мягкий песок соскочила странная фигура.

Это был смуглый испанец средних лет, но очень плохо одетый, со старым ружьем за плечами. На голове незнакомца виднелось черное, с бархатной отделкой сомбреро. Смуглое лицо было покрыто волосами так, что виднелись только темные, дикие глаза да торчащие уши.

При виде четырех человек незнакомец с удивлением взглянул на них, потом бросил пытливый взор на море, как будто желая найти их судно. Но, убедившись, что у них нет судна, и заметив, что и его личность возбуждает любопытство, он незаметно скрылся за низкий куст, как бы погружаясь в глубь скалы. Они увидели его несколько минут спустя повыше, на краю пропасти. Затем стало ясно, что он следовал за ними по тропинке, которая вела к зеленеющим равнинам между отдаленными холмами и низменной частью берега. Часто он оглядывался на них или останавливался, осматриваясь, не последуют ли они за ним, но, заметив, что они этого не сделали, совсем исчез из виду, и только резкий свист, раздавшийся над пропастью, указывал, куда он скрылся. Это внезапное появление и потом исчезновение не понравилось ни Мессенджеру, ни Берку.

— Принц, — сказал последний, — этот молодец не очень-то миролюбив и добродушен, и, наверно, здесь немало подобных ему. Я стою за то, чтобы скорее уйти отсюда!

— Да, — сказал Мессенджер, — рассказы об этой части залива не совсем благоприятны. Пойдем!

Теперь они двигались поспешным шагом и скоро пришли к горной тропинке, по которой исчез испанец. Затем, придерживаясь низкой части залива, направились к реке, надеясь достать какую-нибудь лодку. Но, пройдя с милю, они наткнулись на маленькую хижину, странно построенную, подобно гнезду, на несколько футов над берегом. Это был простой деревянный шалаш с крышей из камыша, искусно убранный раковинами. Из отверстия на крыше выходил дым, расстилаясь по утесу. Дверь стояла открытой, показывая, что в шалаше живут. Наши путники сразу остановились и, видя, что там никого не было, стали совещаться.

— Я не буду уверять, но мне кажется, что это владение того испанца! — сказал Берк.

— Это, наверно, ужасная яма, — проговорил Мессенджер, просовывая голову в дверь и быстро отдернув ее. — Здесь не пахнет розами, но там может быть пища. Как вы думаете, Кеннер?

— Думаю, не найдете ли вы бочонка с пивом! — отвечал тот. — Мы бы оставили расписку на столе!

— Конечно, — воскликнул Мессенджер, — но кто войдет туда? Я, право, не решусь!

— Вы слишком изнеженны! — грубо оборвал его Берк и с этими словами прошел в шалаш.

Другие молча наблюдали за ним, пока он рылся там. Наконец шкипер появился снова, нагруженный тремя бутылками простого вина и большими кусками сухого и невкусного маисового хлеба жителей Галиции. Он выходил уже, когда Фишер закричал:

— Послушайте, нам надо заплатить чем-нибудь. У меня есть полкроны, если этого достаточно!

Берк молча взял деньги, возвратился в комнату, положил монету в свой собственный карман и снова вышел.

— Теперь, — сказал он, — чем скорее мы дойдем до лужайки и возляжем, тем лучше!

Все поспешно зашагали и скоро, поднявшись по тропе, очутились на голой равнине, где росла рожь; за нею виднелся лес. Здесь наши путники и приютились, расположившись вокруг пня каштанового дерева и разложив съестные припасы на нем за неимением стола. Еда была скудная, но они чувствовали такой голод и жажду, что разбирать было некогда.

— Вот если бы нам удалось достать наши бочонки с золотом в таком же хорошем состоянии! — заметил Кеннер.

— Вы пробуждаетесь, Кеннер, — сказал Мессенджер, — это первая умная вещь, которую вы сказали. Вопрос вот в чем: где мы добудем лодку? Милях в пяти отсюда должно быть село или, по крайней мере, гостиница, но понадобится много изворотливости, чтобы достать небольшое судно, не возбудив подозрения соседей. Двое должны остаться здесь — наблюдать с берега. Будет чистое безумие потерять из виду это место хоть на минуту!

— Это дело, — проговорил Берк, — двое из нас пойдут на поиски, а двое останутся в миле отсюда!..

Не успел шкипер договорить своих слов, как с берега послышался выстрел, затем второй и третий, отдавшиеся в холмах.

— Слышите?! — воскликнул Берк. — Эти выстрелы не из испанского ружья! Я прозакладываю жизнь, что это ружье сделано Винчестером. Пора нам двинуться!

Все вскочили при этих словах и быстро тронулись в путь.

XI ПЕРВЫЙ ИСПАНЕЦ

Направившись по тропинке, покрытой частым лесом и густой зеленью, Мессенджер и его товарищи скоро пришли к прогалине на вершине низкого утеса, а взобравшись на крутой берег, покрытый колючим кустарником, очутились на небольшом плато, откуда видна была вся бухта. Под ними блестел золотистый песок с набегавшими на него волнами. Вдали виднелись башни, колокольни и зубцы какого-то здания, обнесенного каменной стеной. Внизу, на расстоянии не более четверти мили от них, они увидели лодку со своей яхты. На ее руле находился одноногий Джо, лежавший на спине, свесив здоровую ногу за борт, а деревянную ногу поставив торчком кверху с желтым флагом, развевавшимся на ней вместо сигнала. В то же время видно было, как время от времени он выпускал заряды из своего револьвера в каких-то двух оборванных испанцев, вооруженных только палками, а третий, бывший не кем иным, как тем, которого они встретили утром, поспешно заряжал свое ружье, чтобы снова напасть на негра. Его товарищи лежали, растянувшись на песке, чтобы избежать пуль, и ползли потихоньку к лодке, когда Мессенджер и другие взошли на скалу.

При виде этой картины Берк и его товарищи невольно были поражены увиденным: они уже совсем потеряли надежду встретить кого-нибудь в живых со своей яхты, и вдруг перед ними появляется одноногий Джо.

— Убейте меня, — сказал Берк, — если этот негр не живуч, как кошка!

— Я лучше побьюсь об заклад, что он подбит пробкой! — пробормотал Кеннер, наблюдая за ним. — Я никогда не видал подобного человека, да еще в лодке на мели.

— Я видел, как лодка плыла, — прибавил Мессенджер, щуря глаза, чтобы лучше видеть. — И ее снесло с остатком мачт. Он должен был приплыть к ней!

— Может быть, его нога помогла доплыть до берега, — вставил Фишер, — но теперь она служит у него сигнальным флагом.

— Однако что же нам-то делать, Берк? — проговорил Мессенджер.

— Что делать, вы спрашиваете? — сказал Берк. — По моему мнению, этот негр взлетит на воздух через пять минут, если мы не сойдем к нему. А нам необходима лодка!

— Я думал об этом, — возразил Мессенджер. — Мы не можем покинуть лодку, это вне всякого сомнения. Вопрос лишь в том, можем ли мы взять еще помощника или оставить негра им.

— Вы не оставите его, — заявил Фишер, — ведь он — один из наших!

— Может быть! — заметил Берк лаконически. — Белые считаются здесь выше черных, по крайней мере там, где замешан Берк. Но теперь, чем мы скорее присоединимся к нему, тем лучше.

— Вот это дело! — воскликнул Мессенджер. — У нас нет оружия, у негра есть. Стоит рискнуть, чтобы достать ружье. Но как это сделать? Если мы покажемся, в нас выстрелят. Если же мы будем ждать, они застрелят его. Знаете, лучше мы спрячемся за те кусты и закричим!

Предложение было принято, и все побежали вдоль утеса, вниз по тропинке, пока не дошли до берега, прячась за колючие кустарники, окаймлявшие пески. В это время положение моряка в лодке сделалось отчаянным. Хотя он попал в испанца с ружьем и несчастный ползал по песку в агонии, но два других подходили уже к лодке… Вдруг в эту минуту позади кустарников раздался крик. Услышав его, испанцы поспешили отступить. Пользуясь этим, одноногий негр вскочил на ноги и, захватив свое ружье, направился с поразительною быстротою к утесу и через минуту был в кустарнике.

— Идите, господа, в лодку, — проговорил он, садясь и едва переводя дух от усталости. — Очень-очень тепло на воздухе, так тепло, как на моей родине, даже теплее, ей-Богу! Мне попало очень много, поверьте моему слову!

Он продолжал болтать таким образом на своем образном наречии, но его уже не слушали. Внимание всех было снова направлено на испанцев, опять подошедших к лодке. Тогда Мессенджер, схватив ружье негра, выстрелил два раза и ранил обоих испанцев. Последние с криками убежали, а еще раньше исчез и третий, раненный негром, так что, когда Берк и его товарищи сошли на берег, там уже никого не было.

XII БУХТА С НАВЕСОМ ИЗ ВЕТВЕЙ

Приближался полдень, солнце ярко освещало стеклянное море. Пока люди гребли от берега, они могли видеть огненный свет на верхушках голых холмов и даже в глубоких расселинах долин. На более открытых пространствах, покрытых травой, которые находились между низким сосновым лесом, паслось стадо свиней, а несколько овец искало себе приют в лесу. Жара была сильная, и утомленные беглецы двигались механически (и как бы сговорясь) в тень, к устью реки. Подойдя ближе к косе бухты, они лучше увидели положение своей гавани.

Поток падал с высокой горы в море, и в том месте, где он касался берега, образовалось озеро с крутыми скалистыми берегами, покрытыми растительностью. Деревья висели над водою бухт, покрытых ползучими растениями и кустарниками, представляя собой убежище от морских волн. В одну из них, вход которой был почти скрыт ползучими растениями, наши беглецы ввели лодку и очутились как бы в пещере, покрытой деревьями и пальмовыми листьями, где была масса насекомых. Снаружи невозможно было видеть внутренность пещеры. Нежный свет проникал сквозь зелень, воздух был приятно-прохладный.

Отдохнув в тени около четырех часов и закусив припасами, найденными в лодке, беглецы приступили к совещанию, что делать дальше и как не упустить золота.

— Я думаю, — начал Мессенджер, — нужно осмотреть как берег, так и море вокруг нас. Пусть Фишер отправится со мною на холмы, а вы трое будете смотреть за лодкою. Выстрел из ружья будет означать, что нам нужна помощь! Я хочу поискать, нет ли поблизости какого-нибудь села, и если есть, то можем ли мы ожидать оттуда помощи.

Все охотно согласились на это, и Фишер, взяв заряд пороху из ящика с лодки, пошел с Мессенджером на разведку. Выбраться из крытой пещеры было нелегко — надо было выйти в залив, чего им не хотелось делать. Впрочем, им удалось найти проход между растениями, прилегающими к берегу, а потом вышли к лесу, тянувшемуся по берегу. В него они и направились.

В лесу было темно от тени больших каштановых деревьев и тихо. Только жужжание комаров и мух да пение птиц несколько оживляли царившее здесь безмолвие. Под защитою леса Мессенджер и Фишер могли видеть пасущихся свиней и рогатый скот на более открытых прогалинах; между ними на траве лежали пастухи. Но ни села, ни отдельного жилища не было видно, кроме одного здания, похожего на замок и красиво возвышавшегося перед ними.

Мессенджер шел впереди, за ним — Фишер. Пройдя с милю от бухты, они увидели две дороги — одну вверху, другую внизу, в долине. Мессенджер остановился здесь и тихо проговорил:

— Ступайте по нижней дороге, но не показывайтесь на открытом месте. Если я буду нужен вам, стреляйте, но только когда вам будет грозить опасность, а это возможно, если вы натолкнетесь на людей, которых мы видели сегодня утром! Я полагаюсь на вас!

Фишер кивнул головою в знак согласия, попробовал рукою, заряжен ли револьвер, и быстро пошел по оврагу к более открытой лесной местности.

Через некоторое время он пришел в чащу, образующую природную беседку из мха, папоротника и травы; посередине бил ключ. Местечко было уединенное, и нельзя было надеяться увидеть жилище, но, когда он думал, что он совершенно один, большая собака датской породы подбежала к нему, преградив дорогу. Вскоре показалась и хозяйка собаки — девушка в бумажном платье и в соломенной английской шляпе. Схватив собаку за ошейник, она отвела ее к пню, на котором раньше сидела. Фишеру показалось, что ее лицо знакомо ему, и, подумав немного, он вспомнил, что прежде часто видел ее. Она оказалась той испанкой, за которою он наблюдал с любопытством в Монако, дочерью женщины, внушившей Кеннеру такие мрачные мысли, а Мессенджера приведшей в веселое настроение.

Это открытие успокоило юношу. Он помнил, что Мессенджер велел ему прятаться от всех, кто встретится на берегу. Но это было по крайней мере цивилизованное существо, от которого можно было ожидать содействия. Юноша решился заговорить с нею, полагая, что Принц одобрит его поступок, и поспешно вышел из чащи, воображая себе, какую печальную фигуру он представляет в своем полинялом одеянии, с мокрыми волосами, в рубашке без воротника. Девушка посмотрела на него с удивлением, но он успокоил ее, произнеся на плохом французском языке (он не знал по-испански):

— Надеюсь, я не испугал вас? Я один из потерпевших крушение. Наша яхта затонула недалеко отсюда, и я отыскиваю ближайшее село. Я думал, что, может быть, вы поможете мне.

Девушка молча выслушала его, затем отвечала совершенно чисто по-английски, только с некоторым акцентом, что, впрочем, придавало ей большую прелесть.

— Я могу говорить на вашем языке, — сказала она, — лучше, чем по-французски. Я воспитывалась в Айльуорте, близ Лондона. Помню, я видела вас в Монако, вы были там с брюнетом-англичанином. Моя мать уехала в Италию. Вон там наш большой дом, и мы ждем, что она вернется сегодня.

— Кажется, счастье нам улыбнулось! — воскликнул Фишер. — Наша яхта в заливе, и, насколько нам известно, только пятеро из нас остались в живых. Нам пришлось очень плохо. Трое, которых мы встретили на берегу после крушения, были так рады увидеть нас, что начали стрелять, когда мы причалили. Я искал какого-нибудь пристанища, когда встретил вас. Может быть, кто-нибудь из ваших слуг поможет нам?

Девушка боязливо посмотрел на него, гладя большую собаку, затем отвечала:

— Я боюсь, что вы найдете мало гостеприимства в селе Эспасантэ или где-нибудь здесь. Но в Карнеро есть станция береговой стражи, и самое безопасное — пойти к сторожу, или вы можете спросить в селе священника, которого зовут Семелло. Наш собственный дом заперт. Кроме того, в настоящее время не совсем безопасно быть одному в этой местности. У вас есть лодка?

— Да, — отвечал Фишер, — лодка яхты была выброшена на песок, и если бы в ней не было бисквитов, нам бы сегодня понадобился обед. Однако я думал, что здесь где-нибудь будет вблизи дом, где мы можем получить пищу и остаться отдохнуть на день.

— Это потому, что вы не знаете берега, — проговорила серьезно девушка. — Это ужасное место, хотя я и прожила здесь половину своей жизни. Если вы послушаете меня, то больше не останетесь здесь ни одного часа!

Девушка, казалось, говорила так серьезно, что Фишер решил, во всяком случае, сообщить обо всем Мессенджеру и, не теряя времени, поблагодарив девушку, пошел обратно. Но не прошел он и нескольких шагов, как опять услышал голос девушки и, оглянувшись, увидел, что она бежит за ним с легкой соломенной корзиной в руках. Догнав юношу, она молча подала ему корзинку, затем быстро убежала. В корзинке оказались плоды, бутылка вина и прекрасные овсяные бисквиты. Первым желанием юноши было сесть на траву и утолить жажду сладким виноградом, но, вспомнив о других и их нуждах, он подавил в себе желание и поспешил к берегу. Однако едва он очутился в чаще леса, как услышал треск кустов над ним. На тропинке показался высокий испанец с поднятой палкой в руках в знак того, чтобы тот остановился.

XIII СНОВА В БУХТУ

При виде испанца Фишер вспомнил поговорку, что британец равен трем французам и одному португальцу. Испанец, стоявший на тропинке, был хотя и высокого роста, но не очень испугал его. Однако он помнил также приказание Мессенджера, что должен избегать ссоры и, имея это в виду, недолго думая, быстро прыгнул с тропинки в чащу.

Здесь в изобилии росла трава и кусты с колючими ветвями; почва была мягкая, болотистая. Ему казалось, что несколько шагов по подобной топи охранят его от всякой опасности, но, когда он стал прокладывать путь через чащу терновника, раздался звук выстрела, и, оглянувшись, юноша увидел головы двух других испанцев, выглядывавших между деревьями слева от него. Положение становилось серьезным. Вдруг раздался второй выстрел, задевший его левую руку. Фишер встал на четвереньки, оставив ценную корзину позади себя, и с удивительной быстротою пополз дальше, расцарапывая свое тело и разрывая одежду о кусты. Позади слышались свирепые крики преследователей, на которые отвечали с двух или трех концов леса.

Скоро дорога сделалась более открытой, болото превратилось в луг. Голоса преследователей стали еще громче. Казалось, что все береговые жители собрались тут. Они больше не стреляли. Однако, дойдя до прогалины, юноша понял, что ему нужно или бежать, рискуя быть застреленным, или остаться и получить удар в голову в полутемной прогалине. Раздумывать было некогда. Он вскочил и, сгорбившись, побежал дальше. Позади усиливались дикие крики, когда он показывался, но ни одно ружье не выстрелило, и это его удивило. Задыхаясь, он взбирался по крутому холму, где папоротники росли густо, но не настолько, чтобы ему препятствовать идти. Испанцы кричали все громче, но затем замолкли.

Место, где все это произошло, было на расстоянии мили от лагуны, в которой была привязана лодка, и Фишер, думая, что он бежит к косе залива, в действительности двигался по линии, параллельной косе. Тропинка, по которой он шел через лес, привела его наконец к оврагу, по которому река впадала в море. Задыхаясь до боли, он вышел из лесистой местности и очутился на краю ущелья, внизу которого протекал быстрый горный поток. Его положение теперь было одно из самых рискованных. Ему приходилось главным образом бежать вверх по тяжелой дороге. Один из оборванцев-преследователей находился в ста ярдах от него, перед ним была пропасть с прямым отвесом в сто футов или более, и он знал, что другие испанцы шли через лес, и ежеминутно мог увидеть их.

Сообразив это, юноша решил выстрелить из своего револьвера. Ответом был выстрел с другой стороны оврага. Минуту спустя появился Мессенджер на скалистой тропинке, которая шла вдоль противоположной пропасти и, сразу заметив положение дела, закричал сильным, звучным голосом:

— Налево! В ста ярдах от вас есть мост!

Фишеру только это и надо было. Хотя дорога, на которой он стоял, имела крутой скат и упиралась в скалу, он быстро побежал по ней, преследуемый одним из испанцев. Минуту спустя, появился другой испанец на верхушке скалы, которая находилась по правой стороне его тропинки, и, схватив тяжелый камень в руку, стал поджидать, когда беглец будет проходить мимо, чтобы сшибить его. Положение было такое: по одну сторону оврага бежал Мессенджер, а по другую — Фишер, которого преследовал испанец; второй стоял на утесе, под которым Фишеру надо было проходить. Остальные прятались в высоком лесу. Хорошо еще, что ружье было только у того, который выстрелил в Фишера в лесу. Остальные были вооружены палками или камнями, поднятыми с тропинки. Им только оставалось бежать, надеясь нагнать его у моста или свалить его, когда беглец пойдет по извилистой дороге холма.

На полпути крик Мессенджера заставил его вдруг остановиться. Юноша взглянул наверх и увидел, что дошел до места, где один из испанцев стоял, целясь в него большим камнем. Но только испанец размахнулся, чтобы бросить камнем, как Мессенджер выстрелил в него. Выстрел попал в руку, и несчастный свалился в пропасть. В ту же минуту предостерегающий крик указал юноше об опасности позади него, и, быстро повернувшись, он увидел, что его преследователь находится почти около него. Испанец уже поднял свою палку для удара, но юноша быстро схватил его за горло.

Никогда не было более рискованного места, на котором двое могли бы бороться. Дорога была не шире трех футов; с одной стороны возвышалась скала, с другой — пропасть. Испанец, падая, увлек Фишера, схватив его за талию, и делал отчаянные усилия, чтобы сбросить его в пропасть. Юноша, в свою очередь, прижал его коленями и схватил руками за горло. Но испанец, почти задыхаясь, вытащил нож из-за пояса. Это принудило Фишера выпустить горло и схватить руку, которая угрожала ему. Он так ловко повернул ее, что конец лезвия пришелся тому в грудь. Во время этой молчаливой борьбы не на жизнь, а на смерть за обоими борющимися наблюдали другие испанцы и Мессенджер. Никто из них не двигался и не кричал. Однако через несколько минут Мессенджер закричал Фишеру, чтобы он освобождался, так как остальные теперь бежали по тропинке помочь своему товарищу. Тогда Фишер откинулся назад с необыкновенным усилием, набросился всей своей тяжестью на испанца и глубоко вонзил ему нож в грудь, так что тот только простонал и замолк. Затем юноша быстро вскочил и скоро перешел на другую сторону моста.

Оба англичанина поспешили пройти через лес к берегу. Их больше не преследовали. У подошвы гористой тропинки, пройдя болото, они подошли к бухте с противоположной стороны от их лодки. Испанцев не было видно. Беглецы засвистели раза два, и маленькое судно приблизилось к ним. Но как только они снова вошли в бухту, в лесу раздались голоса, и в заливе показалась лодка береговой стражи.

XIV КЕННЕР СОГЛАШАЕТСЯ

День склонялся к концу. Холм и высокие обрывы были освещены красноватым светом. Прилив почти кончился. Странная лодка, приближавшаяся к реке, держалась середины течения. Люди, сидящие в ней, по-видимому, плыли к берегу, чтобы узнать причину выстрелов на возвышенности. Большего несчастья, кажется, нельзя было ожидать для беглецов: с одной стороны — испанцы, дикие горные жители Галиции, которые едва ли откажутся от преследования незнакомцев, с другой — представители испанской власти, попасть в руки которых означало для беглецов отправку в Англию.

Увидев береговую стражу, Мессенджер дал рукою знак молчать, наложил на лодку ветки и шепнул другим держать лодку покрепче. И стали ждать, затаив дыхание, когда восемь человек в военной форме в это время пересекали бухту, направляясь к противоположному берегу.

Все пятеро спрятались под ветками и оставались неподвижны. Их положение немного улучшилось: береговая стража не сделала никакой попытки обыскать берега бухты, видимо, она и не подозревала о присутствии лодки у берега. Но их беспокойство усилилось, когда они увидели, что стражники направляются к скалам, где окончила свое существование «Семирамида».

— Принц, — проговорил Кеннер, побледнев, — они гребут прямо к рифу! Видите?

— Да, — отвечал коротко Мессенджер, — разве нам нужно плыть за ними?

— Но ведь они найдут деньги!

— Возможно! Всякий, кто попадет на яхту, найдет там деньги. Если они пойдут туда, то захватят золото с собою!

— Он прав! — воскликнул Берк, скрежеща зубами. — Они идут по направлению к яхте. Посмотрите на них теперь!

Лодка действительно шла по направлению к морю. Раз или два раздались ругательства американца, но Мессенджер сидел очень спокойно; лицо его выражало озабоченность. Это были ужасные четверть часа, когда удалявшаяся лодка направлялась к заливу. Наконец крик, который нельзя было сдержать, вырвался у пятерых, и Кеннер зарыдал, как женщина. Береговая стража обогнула мыс; в заливе не было никого.

— Эти десять минут, — сказал Мессенджер, вытирая катившийся по лбу пот, когда критическая минута прошла, — были худшими в моей жизни!

Кеннер угощался уже ромом, другие тоже пили, пока Фишер, чиня свои лохмотья, начал рассказывать им, что произошло на берегу. Когда он рассказал о своей встрече с молодой испанкой, Кеннер поспешно посмотрел на него и стал что-то обдумывать. Если бы Мессенджер обратил на него внимание, то вспомнил бы его слова в Монако, что он снова увидит испанку, но настоящие нужды заглушили всякое воспоминание, и Кеннер хранил молчание до конца рассказа Фишера. Затем ему сделали хорошую перевязку на руке, которая была сильно поранена.

Берк вставил свой совет:

— Без сомнения, мы много повредили себе тем, что входили сегодня утром в этот хлев! Можете быть уверены, что высокий испанец рассказал о нас своим товарищам, а те передали другим, и теперь о нас знает вся округа. Что вы после здесь будете делать, Принц? Я много разъезжал по дорогам, но мне никогда не приходилось так плохо, как теперь!

— Ну, — сказал Кеннер, прерывая наконец свое молчание, — пусть груз лежит там, черт с ним! Деньги можно достать и на берегу. Какие у нас шансы на успех, если ваша жизнь будет в опасности, когда вы покажетесь в городе, и у вас нет другого судна, кроме этой скорлупы, которая не провезет вас и десяти миль по морю, особенно в такую погоду, как теперь?!

— Это довольно верно! — сказал Мессенджер. — Но рассудите сами, как нам пройти по Испании, не имея шиллинга в кармане, когда, вероятно, о нас опубликовано по всей Европе?! Нет, я останусь здесь до тех пор, пока могу двигаться. Если кто хочет, пусть уходит теперь!

— Где останетесь вы, там и я останусь, — сказал Кеннер. — Вы меня хорошо знаете!

К ним присоединился и Берк. О Фишере нечего было говорить. Отдохнув немного и дождавшись темноты, решили выехать в залив — взглянуть, что сталось с яхтой, лежало ли золото все еще на корме судна или яхта сломалась и бочонки свалились в море? Увидят ли они когда-нибудь это сокровище или оно исчезло в пучине с бесчисленными мертвецами, с другими судами и богатствами, поглощенными Атлантическим океаном во время своих побед? Завладел ли им кто-нибудь на берегу? Если им удастся найти свое золото, смогут ли они провезти его через Испанию? Это была только десятая доля тех вопросов, которые беглецы предлагали себе, таща лодку по отмелям залива до тех пор, пока большие волны не подхватили ее.

Взоры всех были устремлены на риф, и когда перед ними показалась скала, как темная башня, у Берка вырвался крик торжества, так как корма ясно выделялась над водою.

Несколько взмахов весел привело их к тому месту, в котором лежали останки «Семирамиды». Это было далеко от мели. Они должны были провести лодку в бухту и ждать прилива, который был час назад. Когда течение сделалось более быстрым, Берк соскочил с носа на яхту и, войдя на корму, исчез в каюте. Но другие ждали молчаливо, не находя слов и вполне сознавая важность как хороших вестей, так и дурных.

XV ЗОЛОТО ИЗ МОРЯ

Время ожидания казалось бесконечным. Четверо в лодке, с трудом придерживаясь выступа скалы, могли слышать плеск воды о судно и шум прилива. Но они боялись говорить, даже не смели дышать полной грудью.

Однако Берк не появлялся. Всех стал охватывать страх: неужто золото смыто в глубь залива? Между тем шкипер пробыл в злополучной каюте не более пяти минут. А для тех, кто беспокойно его ожидал, время тянулось медленно, и, когда он снова пришел на палубу, Кеннер, стоявший на носу лодки, не мог более сдерживать себя.

— Берк! — закричал он. — Ради Бога, скажите, нашли ли вы что-нибудь?

Вместо ответа Берк молча поманил их на яхту. Мессенджер и Кеннер, предоставив другим сдерживать лодку от напора воды, вскочили на палубу и встали около Берка. Американец дрожал от страха, Принц не выказывал никакого волнения.

Велика была радость, когда они увидели, что все на яхте осталось в том же положении, как было и при них. Корма яхты, где находилась каюта с золотом, засела неглубоко на кортах, и волны достигали золота только во время прилива.

Тогда стали обсуждать, что делать. Решили прежде всего устроить дежурство на каком-нибудь высоком месте, чтобы наблюдать за появлением как испанцев на суше, так и каких-либо судов на море. Затем, плотно закусив найденными на разбитом судне бисквитами, отчалили от яхты, захватив с собою часть бочонков с золотом. Потом все улеглись спать, кроме Фишера.

Рано утром, взобравшись на высокий камень, юноша, до сих пор не замечавший ничего подозрительного, вдруг обнаружил в нескольких милях от берега такое большое судно, какого он еще до сих пор здесь не видел. Он поспешил разбудить Берка.

— Что такое? — спросил тот лениво. — Черт возьми! Я думал, дюжина испанцев напала на нас! Вы увидели что-нибудь?

— Судно идет с севера на запад! — проговорил Фишер. — Я думаю, вам следовало бы посмотреть на него!

Берк взобрался на камни и, взглянув по указанному направлению, тихо засвистал, подзывая Мессенджера.

— Что это такое, по-вашему? — спросил он. — По виду это английское судно, и направляется оно к заливу!

Мессенджер долго и боязливо разглядывал, затем ответил:

— Вы правы! По форме это «Эклипс», и, наверное, направляется он сюда.

Беглецы стали высказывать опасения, что это — погоня за ними. Кеннер уже предложил лучше идти к испанцам, чтобы не попасть в руки англичан, но Берк горячо запротестовал, заявив что, быть может, крейсер просто послан на разведку. Действительно, английское судно, подав несколько сигналов, скоро вышло из залива и исчезло по направлению к востоку.

XVI БОРЬБА В КАЮТЕ

В полдень жгло так сильно, что экипаж лодки невыносимо страдал от жары. К утру легкий ветерок стих, и горячие лучи солнца беспощадно нагревали скалу. Хорошо еще, что ни одна лодка с берега не приблизилась к рифу, и беглецы спокойно лежали до самых сумерек. Затем принялись усиленно грести по направлению к отдаленному берегу. Войдя в залив, они стали присматривать место для разгрузки лодки.

На восточном берегу виднелись очертания какого-то села, но туда им нельзя было подойти, а равно и к западному мысу: наверху размещался сторожевой пост.

— Поищем еще! — проговорил Мессенджер. — Нам надо во что бы то ни стало найти место, где можно остановиться, пока один из нас поедет в Ферроль. И приведет судно. Меня лично тянет обогнуть восточный мыс, чтобы узнать, что находится за селом.

Никто не возражал, и лодка медленно поплыла вокруг восточного мыса. Не доходя нескольких миль до села, беглецы остановились у второго залива, который не был так глубок, как первый, но зато был окружен крутыми скалами. Местами скалы расступались, образуя маленькие бухты. В одну из них беглецы и направились.

Это была естественная гавань, казалось, самой природой приготовленная специально для них. В нее вел морской канал около восьми футов ширины, расширявшийся в пяти-шести саженях от берега в великолепный фиорд. Скалы больших размеров почти закрывали небо; тихий бассейн воды имел вид лагуны. Это именно была именно такая гавань, о какой беглецы только могли мечтать.

— Если вы найдете на всем расстоянии отсюда до Лиссабона лучшее место для разгрузки, — воскликнул Берк, — то я отдам свою долю! — с этими словами он выскочил на берег, остальные последовали за ним, притянув лодку бортом к песчаному берегу.

— Теперь, братцы, — проговорил радостно Мессенджер, — долой груз, надо еще раз съездить до зари, а ночь довольно коротка!

Через полчаса бочонки и ящики лежали один на другом на песке, и лодка стояла высоко в воде. Затем Берк, измерив поспешно глубину, дал совет, как разместить груз.

— Смотрите, тут скалистое дно, озеро в два фута глубиною. Лучшего и желать нельзя! Опустите туда груз, и пусть он там лежит до второго пришествия, ему ничего не сделается!

Совет был принят, и груз опустили в соленое озеро, потом снова отправились в море, и до рассвета второй транспорт груза был опущен в тихую воду бухты, после чего беглецы стали придумывать, куда бы спрятать лодку.

По обе стороны от них были скалистые стены, но на левой стороне пропасть была разбита на неправильные рифы. На одной из стен высотой около пяти футов была дорожка, ведущая через ущелье к холмам. Этот выступ и выбрал зоркий Мессенджер для стоянки. Вскарабкавшись на него и пройдя не более пятидесяти ярдов, он нашел под скалой пустое пространство, где все они могли найти убежище и почти полную безопасность. Здесь и расположились на весь день, питаясь сухарями да фруктами и страдая от ненасытного желания заполучить какого-нибудь мяса. Рано ночью, оставив Кеннера наблюдать за гаванью, четверо беглецов снова отправились в залив, чтобы посмотреть, нет ли там чего подозрительного.

Луна еще не взошла, и ночь была темна от грозовых туч. Подул свежий западный ветер, который увеличивался с рассветом, и они могли видеть серебристый прибой, ударявшийся о скалы, покрывая их пеной. Это им не мешало, но они перестали грести, чтобы решить, как лучше пройти к внутреннему озеру, как вдруг у Фишера вырвалось удивленное восклицание:

— Смотрите! Что это там за человек двигается по корме яхты или я плохо вижу?

— Да, несомненно, человек! — подтвердил Берк, а негр, вторя ему, прибавил:

— Два человека и тащат они бочонок!

Если бы выстрел попал в беглецов, то он не мог бы испугать их больше. Долгое время они сидели безмолвно, положив весла и наблюдая за теми двумя, что катили бочонок на яхте.

А те были так увлечены делом, что шум приближавшейся лодки нисколько не потревожил их, они даже не заметили, как она остановилась. Спустив в свою шлюпку один бочонок, они снова исчезли в каюте, не подозревая, что за ними наблюдают. Тогда Мессенджер, недолго думая, выхватил револьвер, воскликнув:

— Берк, если хоть один из них останется в живых, наше дело проиграно! Есть у вас заряды?

— С полдюжины да пять в пороховнице, — ответил шкипер. — А у юноши?

— Он останется при лодке, — быстро отвечал за того Мессенджер, — и взойдет на яхту только тогда, когда я позову его! Вполне ли вы готовы?

— Да! — воскликнул Берк.

Беглецы быстро схватились за весла, разогнали свою лодку и, проворно пристав к яхте, вскочили на ее палубу.

В глубине каюты горел фонарь, и при его свете они увидели, как двое незнакомцев нагнулись над сломанным ящиком с соверенами, блеск которых, видимо, очаровал их.

— Прицельтесь, — быстро проговорил Мессенджер шепотом, — и стреляйте наверняка! У них только ножи.

И, быстро сойдя с лестницы, он выстрелил в стоявшего по левую сторону испанца; пуля раздробила несчастному кость. Другой с криком обнажил было свой нож, но сейчас же упал под стол, куда Берк выстрелил дважды… Скоро Принц покончил с раненым. Оставался третий испанец, спрятавшийся за ящики и оттуда умолявший о пощаде. В происшедшей суматохе фонарь, стоявший на столе, упал, и в каюте воцарилась полная темнота. Только по сверкавшим глазам, которые светились в темноте, как у животного, да по шепоту молитв можно было догадаться, где скрывался несчастный. Решено было покончить и с ним. Несчастный, видя неминуемую смерть, защищался отчаянно, ранил Берка в лицо, а Принца в ногу, но все-таки его одолели. В каюте лежало теперь три трупа. Покончив с испанцами, беглецы принялись с помощью негра таскать в свою лодку оставшиеся на яхте бочонки с золотом.

Скоро все, за исключением двух маленьких бочонков, было перетаскано в лодку. Один из оставшихся бочонков стоял возле мертвого испанца, и его левая рука лежала на нем. В каюте к тому времени был снова зажжен фонарь. При свете его Мессенджер заметил позабытую добычу и направился взять ее; но искаженное лицо умершего имело такое отталкивающее выражение, что англичанин впервые в жизни был охвачен непреодолимым ужасом и с криком выбежал из каюты. Резкий ветер, поднявшийся в заливе, немного подбодрил его, впрочем, не настолько, чтобы рискнуть пойти в общую каюту. Он не решался еще раз взглянуть на это лицо и потому хотел послать негра вместо себя. Но тот заревел при этой мысли и упал на колени, умоляя:

— Сохрани меня Бог, я не трону его, я не пойду туда, он смотрит на меня!

— Вставай тогда, дурак! — огрызнулся Мессенджер, сильно ударив его три раза, так что тот упал ничком в лодку.

Ветер доходил теперь почти до шторма, и море начало волноваться. Фишер все это время сидел у румпеля лодки. Перепалка сразу раскрыла ему глаза на его друзей. Мессенджер велел ему взять весло; он повиновался, но как человек, который слышит, но не может дать ответа. Негр был на носу. Таким образом они покинули яхту и приготовлялись к отплытию, как вдруг Мессенджер вскрикнула:

— Стойте! Я совершенно позабыл о бочонке в их лодке! Вернемтесь туда!

Пришлось вернуться. Кстати, на испанской лодке нашли немного съестных припасов и воды. Затем они поспешно направились к своему убежищу, где их ждал Кеннер. Вдруг вдали блеснула ракета, вслед за которой послышался выстрел из пушки.

XVII МОРСКИЕ ВОЛКИ ЗА РАБОТОЙ

Выстрел пушки и блеск ракеты остановили гребцов. Некоторое время они сидели, ожидая второго выстрела или какого-нибудь объяснения, и не двигались, пока ответная ракета не упала с мыса в их залив, а другая — со сторожевой башни. Это вызвало второй выстрел с моря, и Мессенджер сообразил следующее:

— Судно или пристает к берегу, или они почуяли Кеннера в его норе. Во всяком случае, это плохо для нас: в заливе появится береговая стража и какие-нибудь суда!

— Боже мой, какая масса фонарей! — закричал негр. — Что это за страна, где все разбойники по профессии!

— Сомнений нет, это фонари, — вставил Фишер, — и мне кажется, я вижу две маленькие лодки, огибающие мыс. Должно быть, судно пристало к берегу и собираются высадить десант!

Мессенджер улыбнулся.

— Если сегодня вечером экипаж судна сойдет на берег, — проговорил он, — то Галиция будет не то, что я думал о ней! Впрочем, это и на руку нам, мы сможем пробраться, пока они заняты другим!

Между тем судно, приставшее к мели второго залива, как они потом узнали, дало еще несколько выстрелов, далеко слышных, несмотря на сильное волнение. Беглецы не сделали и двадцати взмахов, как негр опустил весло и со словами: «Боже, сжалься над нами!» закрыл глаза. Другие, взглянув в ту сторону, куда он указывал, увидели труп человека, лежавшего на спине, с бледным лицом. Мертвец подплыл к ним так близко, что они могли видеть, как вода вливалась и выливалась из его рта. Второе тело — женщины с черными волосами и с искаженными от ужаса чертами лица тихо прикоснулось к носу лодки, но его поспешили оттолкнуть. Беглецы, не говоря друг с другом ни слова, стали грести скорее, как будто желая отстранить ужас всего виденного.

Они благополучно проплыли в свой залив, но, когда два испанских люгера прошли мимо них, легли на весла, затаив дыхание, и их не заметили: так жадно стремились морские волки доплыть до судна. Было очень трудно грести в заливе, так как приходилось идти против течения. Более часа они наблюдали за фонарями на берегу и за массою огоньков в той стороне, где была опасность. Огни были так близко теперь, что звук голосов дошел до них. Мыс залива защищал их от сильных волн, и, употребив последнее усилие, они вошли в свою лагуну, где их ждал Кеннер, сильно беспокоясь об их участи.

— Эй! — сказал он, стоя на узкой полосе берега и помогая лодке причалить. — Я уже начинал думать, что с вами что-нибудь случилось. Где старый Берк?

— Вот, лежит на спине, — отвечал Мессенджер, соскакивая на песок, — ему худо! Поднимем его наверх!

— Черт возьми! — воскликнул Кеннер, увидев раненого шкипера. — Где его так угостили?

— Потом расскажу! Помогите высадить его!

Вчетвером раненого Берка, уже впавшего в бесчувствие, высадили на берег, затем опустили на дно лагуны бочонки с золотом. Покончив с этой работой, они опять выплыли на лодке — взглянуть, что делается в заливе.

Скоро тайна разъяснилась. На полмили от противоположного берега был разведен большой огонь; красное пламя освещало мачты какой-то шхуны, стоявшей около мыса и окруженной рыбачьими лодками и небольшими судами, экипаж которых, казалось, терпеливо ждал, пока шхуна не затонет. Костер был большой, ветер подхватывал искры, и они падали с шипением в море. Черный дым подымался тучами над холмами. Красный огонь освещал суда, и наблюдатели ясно слышали восторженные крики. Вдруг началась суматоха. Около освещенной шхуны появились две длинных лодки с людьми. При виде их маленькие суда и лодки обратились в бегство, некоторые — к ближайшему берегу, другие — к гавани, где был Мессенджер с товарищами. Остальные обогнули мыс и достигли села, находившегося за оврагом, где спрятались пострадавшие с «Семирамиды».

Когда лодки обратились в бегство, Мессенджер тотчас увидел опасность.

— Мы должны уйти, — сказал он, — и нам придется рискнуть. Если кто-нибудь из них заметит наше убежище, то ни один из нас не доживет до утра! Все затруднение в лодке!

— Поместите ее в ста милях за бухтой и положитесь на судьбу, — проговорил Кеннер. — А лучше всего нам вскарабкаться на утес.

— Вот это-то я и хочу сделать, — отвечал Мессенджер. — Нельзя терять времени! Если огонь не ослепил мои глаза, то какой-то люгер идет прямо к нашему месту!

Весь залив был теперь наполнен маленькими лодками, люгерами, катерами, яликами, которые быстро уплыли до прибытия преследователей. А на берегу, на возвышенности, виднелись факелы и множество людей, разъезжавших верхом на лошадях по утесам. Во главе их была женщина.

Мессенджер и другие его соучастники привели свою лодку в глубокий фиорд на четверть мили ниже их убежища и, выждав, когда ушли две чужие лодки и залив опустел, поместили свою лодку в ту часть озера, где было вполне безопасно. Затем возвратились к тому месту, где оставался Берк, и в первый раз после заката солнца могли подумать об отдыхе.

Эту ночь по ее приключениям можно было вполне назвать ужасной ночью; несмотря на всю усталость и утомление, все четверо не могли уснуть. Берк лежал почти без чувств там, где его положили, а остальные, пробавляясь холодной пищей и удрученные своим положением, только и думали о завтрашнем дне с его опасностями и случайностями. До рассвета они строили планы и составляли проекты и при каждом волнении на воде смотрели, не входит ли в бухту броненосец.

Кеннер, казалось, был удручен больше всех. Он мало говорил с тех пор, как увидел на скале людей верхом с женщиною во главе.

Когда рассвело, Фишер и негр наконец крепко уснули на скамьях. Кеннер же, обернувшись к Мессенджеру, заговорил:

— Помните ли вы, что произошло три месяца тому назад в Монако?

— Помню, — ответил тот.

— И испанку?

— Мне кажется, я кое-что припоминаю из вашей болтовни по этому поводу, — вяло ответил Мессенджер.

— Называйте это как хотите. Я намекаю на колдунью, на ту женщину с хорошенькой девушкой. Может быть, вы помните их?

— Зачем мне их помнить?!

— Разве Фишер не говорил, что он видел девушку, когда был на днях на берегу?

— Вы, наверно, не поверили этому рассказу?

— Думаю, что да, и я говорю прямо, что женщина, разъезжавшая верхом по скалам сегодня вечером, и должна быть ее матерью!

— Как это так? — с досадой проговорил Мессенджер.

— Я знаю это! Ее имя — графиня Ивена, и я знал тех, кто убил ее мужа в Новой Мексике.

Принц, несмотря на усталость, засмеялся.

— Кеннер, — сказал он, — вы родились поэтом: у вас есть воображение. Когда вы заговорили об этом, мне припомнилась ваша болтовня о том, что мы ее еще раз встретим!

— Это я знаю. Мы снова встретимся, и один из нас погибнет.

— Прекрасный рассказ, — перебил его Принц, — но пожалейте свои легкие! Разве мы не порешили, что вы отправитесь в Ферроль, как только стемнеет, и эти разбойники вас пропустят?

— Это верно, но мне придется вернуться.

— Ну, что ж такого? Когда же появится женщина? Кроме того, вы все это выдумали. Ведь не можете вы говорить серьезно, что особа, которую мы видели сегодня вечером, та самая, которая ела устрицы пальцами в саду в Монако три месяца назад!

— Ну, вы мастер убеждать хоть кого! Очень может быть, что рассказ Фишера навел меня на эти размышления и мне не по себе!

— Да кому же из нас хорошо? — спросил Принц. — Лучше подумаем, что нам делать. По моему мнению, вы, имея деньги, можете доехать до Ферроля в два дня; там найдете американского консула. Не забудьте, что вы желаете осмотреть провинции басков с моря и подыскиваете яхту для этой цели. Чем меньше вы судно купите, тем лучше для нас. Затем мы отправимся в Лиссабон под видом туристов, а потом отправим вас обратно в Лондон купить пароход. Как бы ни старались теперь схватить нас, там никогда не будут ожидать нашего возвращения. Кроме того, мы будем переодеты!

— А что если вас схватят, прежде чем я вернусь сюда?

— Я не предвижу ничего подобного. В Европе, конечно, только и говорят про этот разбой. Вы можете быть вполне уверены, что нас ищут в каждом большом городе. Всем сыщикам много дела! Правда, у нас была небольшая драка с береговыми людьми здесь, но не думаю, чтобы кто-нибудь из властей видел нас. А если так будет продолжаться, мы спасены. Вероятно, о нас думают, что мы бежали с яхтой в Южную Америку. Ни один сыщик не предвидел крушения «Семирамиды». Они, может быть, обыскали испанский берег. Может быть, вчерашний броненосец этим и был занят!

— Ну, — сказал Кеннер, — и я бы так рассуждал, если бы не эта женщина, которая не выходит из моей головы. Впрочем, все-таки завтра вечером я уезжаю! Ну, а что Берк?

— Через три дня он поправится. Да вот посмотрим его!

Оба собеседника пошли к тому месту, где лежал шкипер, и нашли его все еще в лихорадочном состоянии, но не в таком жару. Когда совсем рассвело, они не могли бороться с усталостью и, устроив себе постели на твердой скале, сразу заснули крепким сном.

На следующую ночь, как только стемнело, они высадили Кеннера в нескольких милях от берега. С деньгами в кармане и револьвером он отправился по дороге в Ферроль, унося с собою всю надежду четверых, которые остались охранять сокровище.

XVIII ВТОРОЕ КРУШЕНИЕ

Неделю спустя после отъезда Кеннера из гавани положение четырех оставшихся на берегу представляло печальное зрелище. Запас пищи истощился, осталось лишь немного сухарей, картофеля и вина, взятых с яхты и с лодки испанцев. Больше всего беглецы страдали оттого, что приходилось постоянно быть настороже.

С самого начала Мессенджер запретил что-либо предпринимать без его ведома и для большей безопасности погрузил свою лодку в озеро. Привал также находился в нескольких стах ярдов от тропинки, которая вела через ущелье. Это было удобное место в одном из разветвлений, ведущих в маленькую пещеру, где сверху свешивались сталактиты. В конце убежища был природный камин. Беглецы отважились развести в нем огонь, варили картофель и кипятили воду в ящике, где раньше хранилась амуниция; он сильно тек, но все-таки был пригоден. За это время они привыкли к такой жизни, и если бы у них не было недостатка в пище, то мало страдали бы от климата: жара здесь была невыносима, а солнце приятно только при закате.

Шкипер Берк в это время почти совсем поправился от ран. Другие не отделались бы так легко, но его выносливая натура помогла ему, и хотя лицо его было завязано и, по-видимому, сильно поранено, но он продолжал быть беспечным.

Мы упомянули, что беглецы спрятались в пещере, но это не значит, что они не следили за тем, что происходило в заливе. Каждое утро после первой еды и вечером перед закатом солнца Мессенджер и Фишер уходили из пещеры и, пробираясь однажды по чрезвычайно узкой тропинке, нашли пропасть в пятьдесят футов и вскарабкались довольно легко к естественному окну в утесе. Под ними находился залив, вдали виднелись горы Астурии с холмами, лесом и долиной, покрытой деревьями. Большую часть дня на заливе не было видно ни одного судна, но часто к закату солнца на горизонте появлялись рыбачьи лодки, и некоторые бросали якорь около мели. Ни один человек не показывался на берегу, и наши беглецы жили в диком уединении, которое увеличивало их страх.

На четвертый вечер и на пятый после отъезда Кеннера подул сильный северо-западный ветер, принося беловатые волны в залив. Воздух был приятный и свежий у окна, где они наблюдали. Мессенджер и Фишер долго сидели там и немало удивились тому, что видели на берегу: поднялся вихрь с завываниями ветра.

В обе эти ночи, как только становилось темно, показывался яркий свет, вероятно, с лодок и, сильно светя по временам, служил как бы сигналом в течение нескольких часов. Во вторую ночь, однако, когда странный фонарь горел на более десяти минут, с берега раздался выстрел, и огонь исчез. Поздно ночью, когда луна выглянула из-за туч, осветив местность, Фишер указал на женщину, бывшую во главе всадников три дня назад. Она снова ехала, но теперь без провожатых, по скалам, и когда Мессенджер заметил ее, он вспомнил страх и опасения Кеннера.

— Хель, — сказал он, — когда вы на днях встретили девушку на холмах, действительно вам показалось, что вы видели ее раньше?

— Я уверен в этом, и она то же самое сказала! — возразил Фишер. — Это та самая девушка, которая была с женщиной, названной нами испанской колдуньей!

— Странно, очень странно! — проговорил Принц. — Я помню, что в нашей гостинице говорили, будто испанка топила суда, и у нее был замок где-то на северном берегу Испании. Странно было бы предполагать, что говорили правду!

Фишер пожал плечами. После недавнего посещения затонувшей яхты он выражал мало воодушевления в чем бы то ни было. Его дружеские отношения продолжались, но были натянуты и, хотя личность Мессенджера все еще оказывала на него влияние, но уж не такое сильное, как в прежнее время. Эта перемена не ускользнула от Мессенджера. Он хотел улучшить отношения, привлечь его шуткой и ловкостью. Однако, когда стало ясно, что юноша совсем не доверял ему, не сделался раздраженным и сдержанным.

— Ну, — сказал он, — веселый вы товарищ, нечего сказать! Что с вами?

— Я думаю о людях в каюте, — возразил Фишер.

— Ну, и что же? Наверно, вы не думали, что я оставлю полдюжины бочонков золота, врученных мне людьми, которые вполне мне доверяют, первым негодяям, пожелавшим украсть их?

— Вовсе нет!

— Что же у вас такое вытянутое лицо? Они хотели нас зарезать, а мы их сами зарезали! Может быть, вы думаете о том, что мы были бы теперь под водой, а они бы тратили наши деньги на берегу?!

— Ваши деньги? — спросил Фишер с ударением.

Мессенджер бросил на него взгляд, который мог убить более крепкого человека, чем этого юношу.

— Как прилично предлагать такой вопрос другу! — сказал он.

Фишер был пристыжен своим собственным подозрением.

— Право! — воскликнул он. — Я бы рад думать о вас все хорошее!

Мессенджер отвернулся, делая вид, что сердится.

— Хель, — сказал он после некоторого молчания, — когда мы благополучно сойдем на берег с этими деньгами, вы услышите все подробности. Если вы не можете доверять мне до тех пор, ступайте своею дорогою, я пойду — своею! Раньше у меня не было друзей, я могу обойтись без них и теперь!

— О, — сказал Фишер, сердце которого разрывалось, — этого никогда не будет, Принц! Бог знает, чего бы я не сделал для вас, я не хочу перечислять всего того, что вы сделали для меня!

— Я только прошу вашей дружбы и вашего доверия, — говорил Мессенджер, который отлично умел притворяться. — За ваше доверие я отплачу вам тем, что расскажу свою историю!

— Вы очень добры ко мне, — заметил Фишер, — и вы единственный человек, который так относился ко мне!

Таким образом, разрыв на время был улажен, и через неделю все ждали возвращения Кеннера с сильной надеждой, разговаривая об этом у разведенного огня в своем привале. У них было мало пищи, и они решились на вылазку ночью. План, однако, нельзя было привести в исполнение, так как в девять часов, как им казалось, раздался пушечный выстрел. Оба кинулись к отверстию в утесе и увидели там сцену, которая имела для них большое значение.

В трех ярдах от мели, где была сожжена шхуна, ясно виднелся длинный черный береговой пароход. Полная луна ярко освещала его, так что можно было разглядеть экипаж, скучившийся на корме. Свирепые волны безжалостно сбрасывали людей в море. Однако самым поражающим зрелищем для Мессенджера была внезапная деятельность на берегу. Едва раздался второй выстрел, как целый флот лодок начал стрелять с высоких утесов в залив и быстро поплыл к погибающему судну. Не успели оглянуться, как экипаж нападающих уже толпился на корме погибающего судна, и можно было видеть яростную борьбу из-за места. Многие падали за борт в катящиеся волны, а многие погибали под ударами ножей и палок. Наконец падающие вполне овладели палубой и начали все грабить и бросать в лодки, которые были поданы с немалым искусством. Это занятие продолжалось до тех пор, пока выстрел с берега не отвлек людей от работы. Они большой толпой вернулись к тому месту, где их ожидало множество факелов. Для тех, кто наблюдал в отверстие ущелья, это происшествие открыло многое. Сам Мессенджер впал в уныние и во все время не сказал ни слова. Но, когда огни исчезли на берегу, он обратился к Фишеру:

— Это удивительное зрелище!

— Я с вами согласен! — отвечал Фишер.

— И рассказ об испанке в Монако был верен — она топит суда. О, она хитрая женщина, и служить здесь в береговой страже выгодно — зарабатывают деньги!

— Это почти невероятно, — сказал Фишер, — хотя я это видел собственными глазами.

— Вполне понимаю, — заметил Мессенджер. — Все случилось так неожиданно, как удар грома. Посмотрите, мы считаем себя в ста милях от жилья, а оказались в самом логове разбойников, сосчитать которых — напрасная трата времени: так их много. Разве вам не ясно, что, если хоть один из них нападет на наш след, нам не прожить и десяти минут?!

— Узнают ли они про слитки? — спросил Фишер.

— Узнают ли? Какой вздор! Конечно, узнают. Женщина здесь играет двойную роль. Я все теперь вижу. У нее — шайка, которая грабит суда, а она тратит барыши в Монако. Можно только мечтать о таком. Удивительная идея пришла ей однажды в голову. Если бы я встретил ее лет двадцать назад, мы с нею составили бы прекрасную парочку.

Мессенджер говорил с иронией, но вскоре посерьезнел.

— Хель, — сказал он, когда они покинули место наблюдения, — сегодня ночью нам мало придется спать. Будем теперь ждать Кеннера. Но кто может знать, в плавании он или на суше, жив или умер? Так как придется ждать, может быть, многие дни, я хотел бы знать, куда ведет вон та тропинка, что проходит через скалы. Не заметили ли вы, что все лодки стреляли с берега ниже нас на милю? Если там есть чей-нибудь привал, то та дорога, о которой мы пока ничего не знаем, может нас привести к нему, но в таком случае и к нам кто-нибудь до утра может наведаться. Я даже не могу себе представить, что бы они стали делать, если бы узнали о крушении!

— Не время ли теперь же увезти золото? — сказал Фишер.

— Нет, не думаю. Мне кажется, мы подвергались большому риску каждый раз, как отправлялись на лодке, хотя и не подозревали этого. Настолько-то счастье нам благоприятствовало! Мы должны еще немного поверить ему.

Они снова пришли к пещере и застали Берка и негра крепко спящими. Огонь был разведен на скале; они побросали дрова в воду и, убрав все, захватили свои пистолеты, длинный канат и вино во фляжке и быстро отправились в путь.

XIX ЧЕЛОВЕК, СТОЯЩИЙ У ВОРОТ

Ночь была ветреная и бурная. По небу пробегали тучи, пропускавшие свет луны только по временам. Ветер грустно завывал по оврагам. В самом начале пути тропинка к пропасти, по которой Мессенджер и Фишер шли, тянулась параллельно с морем, но на расстоянии трети мили от привала был резкий поворот, после которого местность стала более открытой.

Новая дорога была шириной в шесть футов даже в своей узкой части и была удобна для ходьбы, хотя и усеивали ее камни. Когда луна освещала пропасть, то вал блестел, как яшма, как руда антимония и как кварц. Сквозь навес, образовавшийся из верхушек скал, виднелись яркие, красивые звезды.

Мы говорили, что широкая тропинка вела в горы и оттуда к морю. Дальнейшие наблюдения наших героев открыли много извилистых и перепутанных проходов, так что Мессенджер с Фишером совсем не знали, где они в данную минуту находятся и куда их ведет дорога. Тишина прерывалась лишь завыванием ветра да плеском воды горных ручьев, впадающих в залив.

На расстоянии мили от гавани тропинка стала изменяться, крутизна увеличилась. Наконец, поднявшись на возвышенность, тропинка уперлась в ворота, состоявшие из железных полос.

Мессенджер остановился у ворот, дал знак Фишеру припасть к земле, а сам стал прислушиваться. В этом месте, как и в овраге, завывал ветер: буря не прекращалась. Вскоре из глубокой пропасти послышалось шлепанье погружающихся в воду весел.

— Слушайте, — сказал Мессенджер шепотом, — ведь это оклик человека с лодки. Мне кажется, мы напали на поселение!

— Я бы хотел знать, что же находится за воротами? — спросил Фишер.

— Я вам скажу через пять минут, — ответил Мессенджер, — если об этом стоит говорить. Отойдите, чтобы мне можно было осмотреть местность!

Нелегко было удержаться на скале около разрушающихся ворот, но, миновав железные полосы, Мессенджер, опираясь одной ногой на природный карниз, перекинул петлю веревки через одну из железных полос решетки и таким образом несколько поднялся наверх.

— Ну, что, Принц, — спросил стоявший внизу Фишер, — видите ли вы что-нибудь?

— Не говорите так громко! — возразил Мессенджер, наклоняясь, чтобы ответить. — Мне кажется, внизу люди. Ухватитесь за канат, и подниметесь наверх. Вот так. Что вы здесь видите?

Фишер был около него в том же положении, но на противоположной стороне ворот. Сначала ему мало что было видно за верхушками скал, так как было очень темно. Большие утесы возвышались на пятьдесят ярдов от них, но когда вышла луна из-за облаков, то осветила все вокруг них. Было ясно видно, что по этой тропинке уже не ходили, но прежде она вела к большой бухте. Они и теперь видели эту бухту, но с очень большой высоты. Отсюда они наблюдали, что происходило внизу: свет луны падал на лагуну. Но как раз под ними обзор закрывался выступающей крышей какого-то здания, ютившегося по обеим сторонам скалы. Его каменный парапет находился от них не далее десяти футов.

Читая бумаги, относящиеся ко времени этого эпизода, мы часто думали, что судьба людей, переживших «Семирамиду», могла быть иной, если бы Мессенджер воздержался от любопытства пройти через ворота. Если бы выступ крыши не мешал им видеть бухту, нет сомнения, он бы сейчас вернулся в бухту и остался бы там до приезда Кеннера или до тех пор, пока не пришло бы известие о нем. Но, видя только беловатые стены скал и верхушку каменного здания, он решил продолжать свои наблюдения. С этим намерением он обратился к Фишеру, но новый звук голосов вдруг раздался в пропасти. Тогда Мессенджер, отойдя в сторону, сказал:

— Перекиньте канат с петлею на конце и оставьте его там на случай, если надо будет вернуться. Дайте мне ваш конец каната и помогите подняться.

Говоря это, он опять появился у ворот и закинул веревку на одну из железных полос, составлявших решетку ворот. Фишер ловко последовал за ним, и скоро они оба стояли на крыше и смотрели вниз на громадную глубину у их ног.

То, что они увидели под собою, было так чарующе и необыкновенно, что они несколько минут молча все рассматривали. Там им представилась обширная пропасть с озером. Но природа мало их интересовала, так как все внимание было занято тем, что происходило внизу.

В конце бухты, ближе к берегу, был туннель, ведущий, как они предполагали, из лагуны в самую середину утеса. Здесь можно было видеть целую флотилию гребных судов и люгеров. Экипаж ходил взад и вперед по узким выступам прохода, который был весь освещен факелами и оглашался криками моряков. Отражающийся в темной воде свет, клубы дыма, дикие лица, крикливые приказания и угрожающий вид громадного прохода — все это служило разъяснением для Мессенджера и Фишера. Они были очарованы и безмолвны, не были в состоянии оглянуться хотя бы из любопытства, почти не двигались, боясь, что неловкий шаг будет стоить им жизни. Далее они заметили, что сравнительно широкая тропинка шла вдоль пропасти на тридцать футов ниже их, и фасад того дома, на котором они стояли, выходил на тропинку. По его запущенному виду они решили, что им давно не пользовались. Таким образом, их положение было менее опасно, чем они думали раньше. Мессенджер прополз вдоль всего парапета, и когда добрался до его дальнего конца, то поманил юношу следовать за ним. Вскоре они очутились перед полуприподнятым трапом. Отсюда можно было заглянуть внутрь здания. Это была грязная комната без окна, заделанная, однако, железными полосами, но с открытою дверью, скрипевшею на своих петлях. Они уже хотели уйти, как Фишер увидел то, что послужило им грустным предостережением.

— Посмотрите, — сказал он, — я могу поклясться, что в углу около двери лежит человек!

— Ничего не вижу, — заметил Мессенджер, — вы принимаете за человека тень от трапа!

— Нет, это не то, отодвиньте немного трап, и вы сами увидите!

Они отодвинули деревянную крышку отверстия. Тело лежало на полу поперек порога. Это был мертвец — в нем они узнали Паркера, кроткого помощника капитана с «Семирамиды».

— Боже мой! — воскликнул Мессенджер. — Как он попал в эту яму?!

— Его спасли с погибшей яхты! — сказал Фишер. — Бедняга Паркер, он был самый скромный из экипажа!

— Ну, — заметил Мессенджер, — он достоин скромных похорон. Однако нам пора возвращаться!

— Вы правы, — сказал Фишер и начал отползать назад. Его движения были так неуклюжи, что он задел рукою деревянный трап, и тот с шумом упал в воду. Тотчас раздался чей-то крик, и оба поняли: они обнаружены.

XX БЕГСТВО В МОРЕ

Мессенджер, пытаясь понять, какие опасности их подстерегали, предложил осмотреть все, что их окружало. Над ними возвышалась скала в тридцать футов высотою, но такая гладкая, что нечего было и пытаться вскарабкаться на нее. Перед ними — пропасть, в которой уже собралась толпа людей, жестикулировавших и ревевших, как волки. Мессенджер отказался бежать через пропасть, ведущую к гавани, опасаясь, как бы не открыли их убежище. Там была еще тропинка на двадцать футов ниже их, но он не знал, может ли она провести их к морю. Но вот раздался выстрел, и пуля, пролетев мимо его головы, попала в скалу. Это заставило беглецов решиться на что-нибудь.

— Можно уйти только через ворота, — сказал Мессенджер, — мы должны к ним бежать без промедлений. Уходите, Хель, или они в вас попадут!

Фишер схватился за канат, чтобы подняться. Но тот лопнул, и юноша упал на спину с коротким концом каната в руке.

При виде новой неудачи оба встали безмолвно. Скала была такая крутая по эту сторону ворот, что было бесполезно пытаться влезть на нее. Нечего и говорить: опасность была очевидна. Вскоре они увидели людей, идущих по тропинке к дому, на крыше которого они стояли. Мессенджер заметался, но, как только его увидели, вторая пуля ударила в парапет, и рев дикой толпы стал еще громче и свирепей. Двое преследователей уже бежали по тропинке, находясь в пятидесяти шагах от каменного дома, но, к счастью, они не были вооружены. Мессенджер подошел к утесу, который нависал над концом здания, и увидел, что здесь крутизна была преодолимой. В другое время он бы принял за лунатика того, кто попытался бы взобраться на этот утес, но теперь, в полном отчаянии, он ухватился за соломинку и рискнул.

— Хель, — сказал он, — я попробую влезть на эту скалу. Ты пойдешь?

— Попробую, — ответил Фишел лаконично, и Принц вскочил на скалу, нервно цепляясь и перебираясь от одного куста к другому. Раньше чем юноша двинулся, тот уже приблизился к верхушке, висевшей над пропастью глубиной в двести футов. Он продолжал продвигаться там, где никто бы не прошел, где один неверный шаг мог его сбросить вниз. Голова Фишера закружилась, он понял, что не сможет следовать за Мессенджером, хотя его жизнь зависела от этого.

В то время как юноша колебался, не зная, на что решиться, в отверстии показалась голова огромного испанца; громкое восклицание вырвалось у него при виде своей жертвы. Только это и ускорило выбор Фишера. Пробужденный опасностью, он ударил испанца по голове, затем, когда тот отстранился с ужасным криком от боли, юноша поставил ногу на выступ скалы и начал быстро взбираться вверх. Несколько шагов он сделал легко, теперь крыша внизу уже не защищала его, так что если бы он обернулся и посмотрел вниз, то увидел бы страшную пропасть. Поднявшись футов на двадцать, он дошел до большого выступа скалы и дальше лезть не решался. В ужасе он закрыл глаза, поник головой и ждал конца, как вдруг что-то ударило его по руке, и он увидел перед собою короткую железную полосу, качавшуюся на канате. Он ухватился за нее и через три минуты лежал наверху вала.

— Я вам дам одну минуту, чтобы прийти в себя, не более! — проговорил Мессенджер, наклоняясь над ним. — Вам следует послать благодарственное письмо той женщине, которой принадлежат эти владения, за то, что она натянула канат на скале. Я вытащил последний столб и спустил вам канат. Но нам надо спасаться, я вижу движение людей в лесу!

Фишер приподнялся при последних словах и увидел, что они были на газоне большого парка; направо возвышались скалы, окаймленные группой сосен, налево — лес, состоящий главным образом из каштановых деревьев. Невдалеке, на расстоянии одной трети мили, возвышался замок, который они видели с другого залива; первые лучи солнца озаряли его. Из леса, доходящего почти до дверей этого здания, вышли не менее двадцати человек и с криком побежали по большой лужайке к нашим беглецам.

— Когда-то я хорошо бегал, — сказал Мессенджер, — и знаю, что вы тоже бегаете быстро. Вы должны теперь пробежать милю, прошу не отставать!

— Постараюсь, чтобы нас не догнали! — сказал Фишер и ринулся вслед за Мессенджером.

Они бежали минут десять с быстротою зайцев, сопровождаемые дикими криками испанцев. Когда они подбежали к лесу, преследующие отстали уже на две трети мили. Но Мессенджер продолжал бежать, прокладывая дорогу через непроходимый кустарник и густую чашу терновника, пока море не исчезло из виду, и тут они остановились передохнуть. Затем беглецы вернулись в лес, но держались параллельно берегу до тех пор, пока не пришли к сухому дну ручейка, над которым образовался навес из листьев. Они прошли таким образом еще четверть мили и наконец оказались в глубокой яме, защищенной кустами и молодыми деревьями, где и легли, прислушиваясь к отдаленным крикам в чаще.

Мессенджер и Фишер прятались здесь в течение всего жаркого дня. Они часто слышали голоса людей; треск валежника и терновника указывал, что поиски продолжались. Но к вечеру звуки прекратились, и тишина в лесу нарушалась только шелестом осины.

Было около девяти часов, когда Мессенджер, убедившись, что в лесу над ними никого нет, рискнул встать и быстро окинул взором окрестность. Пора было что-то предпринимать.

— Хель, — шепнул Мессенджер, — я совсем не знаю местности! Север, кажется, вон там, между чащею, а бухта лежит восточнее. Но как нам найти туда дорогу, Бог знает!

— Там будет толпа народу, — сказал Фишер.

— Конечно, если они не придумали чего-нибудь лучшего и не разошлись! Но это надо узнать. Видите холм с большим терновым кустом? Я подойду к верхушке холма как можно ближе. Во время моего отсутствия проберитесь к лужайке около чащи и постарайтесь там разузнать что-нибудь. Если вас увидят, советую начать читать молитвы!

— Вас долго не будет? — спросил Фишер.

— Столько, сколько мне понадобится, чтобы узнать, буду ли я спать здесь или с Берком!

— А если нас увидят?

— Спасайтесь бегством! Выстрел может привлечь целый отряд на нас. Нужно соображать, мой друг, нельзя тут все обозначить, как на плане. Мне кажется, что путь свободен.

Сказав это шепотом, он снова пополз через кустарник с удивительною ловкостью. Но Фишер не стал наблюдать за ним, а тотчас отправился к высокой чаще, которая находилась к северу от русла потока. Ему было легче идти, чем Мессенджеру, так как он проходил по траве между посаженными молодыми деревьями, за которыми можно было укрываться. Однако шел он с большою осторожностью. Дойдя наконец до вершины лесистого холма, он почувствовал, что его лицо покрылось потом, и он прилег на несколько минут отдохнуть.

Сквозь чащу виднелось море, серебристое и спокойное, но залива не было видно. На поляне, окруженной парком и лесом, незаметно было ни привала, ни караула. Он хотел уже вернуться на старое место, как вдруг внезапный свет между деревьями заставил его броситься на землю и наблюдать за движением фонаря со страхом и ожиданием, хорошо ему известными со времени крушения яхты.

Откуда этот свет? Фонарь качался низко над землею в руках человека, который и не думал прятаться. Он быстро приближался к чаще, судя по мелькающему свету. Свет падал то здесь, то там на папоротник и на цветы. Это указывало на то, что человек с фонарем бежал; слышался шорох сухих листьев и звук прерывистого дыхания. Юноша, прислушиваясь, еще более тесно прильнул к земле, и, когда легкие шаги стали слышнее, он понял, что только чудом его могут не заметить.

В тот же миг фонарь осветил его, и в тени он увидел лицо и фигуру девушки из Монако. Она шла скоро. Косынка скрывала ее хорошенькую головку. В правой ее руке был кнут. За нею следовал большой дог. Услышав вырвавшиеся у юноши восклицания, она остановилась и, очутившись перед ним, долго не говорила.

— Я видел свет вашего фонаря, — сказал Фишер, предполагая, что она знала о его положении, — и боялся, что шайка опять в погоне за нами! Я со своим другом прятался в том кустарнике, но мы едва не умерли от усталости и недостатка пищи. Если бы вы только могли указать нам безопасный путь к берегу, я не знал бы, как благодарить вас!

— Я знаю всю вашу историю, — отвечала девушка. — У нас в доме говорили, что вы прошли в лес по другому заливу, и теперь вас ищут там. Но я вас увидела в окно сегодня утром и ждала темноты, чтобы вам помочь. Они все еще наблюдают за вами на берегу, но это на расстоянии мили отсюда.

Она погасила фонарь при этих словах, но не раньше, чем он спросил ее:

— Почему вы это делаете для нас?

— Я это делаю для вас, — возразила она совершенно просто. — Вы не можете представить себе, что у меня никогда не было друга. Я стыжусь своей семьи! Я живу очень уединенно. Бог один знает, что это за жизнь!

Она говорила с такою бесконечною нежностью, что Фишер схватил ее руку и поднес к губам. Это прикосновение заставило ее вздрогнуть.

— Если б только я мог отплатить вам! — сказал он. — Но я не могу ничего предложить, кроме своей признательности, которую нельзя выразить словами. Я буду помнить это до конца своей жизни!

— Я также буду вас помнить, — произнесла девушка, не отнимая руки. — Я никогда не забуду, что вы доставили мне счастье, а я так мало пользовалась им!

Ее печальный тон вызвал у юноши рыцарское чувство. Держа ее руку и чувствуя на своем лице ее горячее дыхание, почти слыша биение ее сердца, когда она прижалась к нему, смотря в глаза, которые пылали южной страстью, он обещал, что вернется, какая бы судьба его ни постигла. Он вдруг притянул ее к себе близко, и их губы соединились в первый поцелуй — до сих пор он не целовал еще женщин. Она прижалась к нему со слезами на щеках, и ее сердце радовалось; теплый ветерок шелестел листьями, и лес, красуясь, затих. Вскоре она освободилась от его объятий и первая пришла в себя.

— Мы оба забыли, — сказала она, — где мы, а этого нельзя забывать! Я вас проведу через наш сад к берегу. Я ничего больше не могу сделать, и если люди вернутся с другого конца залива, то это только может повредить. Но это все, что я могу сделать!

— Я верю вам, — сказал Фишер, — и мы должны воспользоваться вашей помощью. Я скажу Мессенджеру все, что вы сделали!

— Да нет, — проговорила девушка, — это было сделано для вас! Не забудьте этого, вот все, что я прошу.

Ответа не надо было ждать. Однако он продолжал обещать, что никогда не забудет ее и что снова придет поблагодарить ее.

Взяв друг друга за руку, оба направились к холму, где укрывался Мессенджер.

— Ну, — проговорил Мессенджер, заметя их, — вы, кажется, заняты. Это та молодая барышня, про которую вы говорили неделю назад?

— Да, — сказал Фишер просто, — уже второй раз она оказывает нам услугу! Она обещала провести нас через свой сад к берегу, на котором, думает, нет людей.

Принц, глядя на парочку, даже не спросил, не опасно ли идти. Он уже обдумал все шансы, когда юноша с молодой испанкой подошли к нему, и теперь только поблагодарил ее с изысканною вежливостью, которую всегда умел выказать. Девушка быстро вела их к ближайшему лесу до тех пор, пока они пришли к большой каменной стене. В ней она отперла большую железную дверь, и они проникли в сад, где было много беседок и фонтанов, затем очутились наверху каменной лестницы. Здесь она покинула их раньше, чем Мессенджер мог ей сказать еще что-нибудь или Фишер взять ее руку.

Ступени привели их на берег, который был совершенно пустынен, но, идя постепенно к своей гавани, как они думали, они увидели темную форму лодки, и тотчас узнали, что в лодке греб негр Джо, а Берк сидел у румпеля. Увидя это, Мессенджер остановился и топнул ногою по песку.

— Проклятье! — сказал он. — Ведь их могут увидеть!

Он побежал по берегу, и шкипер, увидя его, повернул лодку к заливу. Немного спустя она причалила, и четверо приветствовали друг друга, как вдруг раздался громкий крик, и шайка людей набросилась на них, свалила всех на спину и связала прежде, чем они могли понять, откуда явилось нападение.

XXI ЗАЛ ФОНТАНОВ

Четыре англичанина лежали на берегу, затянутые крепко канатами, а испанцы, так легко одержавшие победу, начали выражать свое ликование гортанными криками. Некоторые стояли над пленными, испуская дикие и резкие восклицания, другие бегали по берегу, громко объявляя своим товарищам на скале, что дело покончено, третьи снова принесли факелы, суя их в лицо пленных под предлогом рассмотреть их. Эта шайка, не лишенная живописности, состояла, по словам Мессенджера, по крайней мере из тридцати человек, вооруженных ружьями. По их пестрой одежде можно было судить о вкусе южан и об их жизни в горах. Виднелись ратеро в пестром одеянии иберийцев, матросы в длинных шелковых плащах, смуглые галицийцы в своих черных костюмах, простые крестьяне, прыгающие при свете факелов, и мальчишки, радующиеся победе. Они долго шумели, угрожая пленникам ножами и палками. Весьма вероятно, что при том зверском настроении, в каком была шайка, конец пленников наступил бы очень скоро, если б не вмешательство одного из атаманов шайки. Это был великан в шапке, отделанной мехом. При звуке его голоса толпа отошла, а он, подойдя к Мессенджеру и низко кланяясь ему, казалось, извинялся, затем, обернувшись, велел стоящему около него испанцу разрезать канат, которым были стянуты шея и ноги пленных. После этого их посадили в лодки, приведенные к пескам во время схватки. В первую из них, красивую и похожую на лодку яхты, посадили Мессенджера и Фишера, во вторую, простую и вмещавшую по крайней мере двадцать человек, — Берка и негра. Нагрузив таким образом лодки, испанцы быстро направились к заливу, и надежды Мессенджера улучшились, когда он заметил, что они направлялись к лагуне, откуда он убежал утром, а люди, набросившиеся на них, были те, которые кричали друг другу при входе в туннель.

Во время этого короткого пути лодка, которая везла Берка, быстро шла за мелким судном, где находился Мессенджер. Он сидел у кормы, рядом с ним великан; Фишер лежал в сильном страхе на носу лодки. У обоих только руки были связаны канатом, однако они и не помышляли переменить положение, выскочив из лодки, — это было бы безумием.

— Куда вы нас везете? — обратились пленники к испанцу.

— Sade Dios quien sabe! — возразил тот.

Мессенджер, не поняв сарказма во фразе испанца, решился снова заговорить, на этот раз по-английски.

— Вы живете на холме?

— Perdone, senior! — ответил испанец с улыбкой, показывающей ряд темных зубов. Затем он указал по направлению к гавани, и, казалось, хотел сказать, что положение пленников причиняет ему страдание. Но Мессенджер, полагая, что его поняли, продолжал свой разговор.

— Кажется, в вашем распоряжении довольно много разбойников! Но это вам дорого обойдется! Мы ждем завтра судно из Ферроля, и английский консул узнает, где надо нас искать. Вы затеяли опасную штуку!

К его великому удавлению, испанец разразился смехом.

— Может быть, — сказал он на изящном английском языке, — очень возможно, но мы его встретим с пистолетом в кармане! Я говорю вам это в качестве предупреждения.

— А! Вы, значит, здесь главное лицо, — сказал Мессенджер, — и владетель местечка!

— Оно мое, как вы говорите, и в то же время не мое. Уже тридцать лет я служу своей госпоже и прослужу ей еще тридцать.

— Едем ли мы теперь к ней?

— Нет, я вам скажу со временем. Я только слуга, а слуга не может говорить, когда хозяйка не говорит, — никоим образом!

Мессенджер заметил при этом, что испанец хитрит, и погрузился в молчание. Лодка вошла теперь в бухту, и они поплыли через узкий проход, который возвышался по крайней мере на триста футов над берегом и казался необыкновенно величественным при лунном свете. Крутые каменные стены были наполовину скрыты под соснами и ползучими растениями, растущими на них, но были и пространства, где кварцевая руда выглядывала, как полированное серебро, и сама лагуна блестела, как зеркало, там, где падал на нее нежный свет. Около трети мили лодка скользила молча под жилищем орлов и вершинами, покрытыми лесом, не встретив ни одного судна. Не было видно никакого признака людей, как вдруг при повороте показалось отверстие туннеля и двенадцать грубых людей, собравшихся на краю маленькой стены, приветствовали экипаж лодки. Им ответили тоже приветствием. Крик был повторен трижды, и каждый раз эхо раздавалось в туннеле и, казалось, проникало в глубь холмов. При втором крике лодка подошла к большой бухте. Удручающий мрак закрыл все от взоров людей; они могли только различать мерцание ламп, которые тускло освещали стены, позеленевшие от тины, и воду, казавшуюся черной от окружающей темноты. Туннель переменил направление и пошел направо. Приплыв к повороту, лодка подошла к небольшой деревянной платформе в стене, где ее задержали два матроса с фонарями в руках.

Обмен приветствиями между испанцами был очень короткий. Атаман сразу встал на площадку и попросил англичан следовать за ним через железную калитку, сделанную в скале. Войдя в нее, они очутились в узком кирпичном коридоре, слабо освещенном лампами. Коридор наклонялся под очень острым углом и был так низок, что нужно было непременно нагнуться, чтобы пройти по нему. Испанец ускорил шаги по склону, и теперь они вошли в каменный двор с чрезвычайно высокими стенами; затем прошли через другие ворота к зданию. Пройдя по нескольким коридорам, они очутились перед самым замком, о чем и не подозревали. Здесь им велели ждать под охраною трех человек.

Насколько Мессенджер мог заметить при тусклом свете, здание, где они теперь находились, имело очень толстые стены, и по каждой арке, по каждому столбу можно было судить о его долговечности. Над ними каменная крыша с богатой скульптурой указывала на влияние мавров, а тонкие колонны, поддерживавшие ее, имели много грации, чего нельзя было ожидать в Галиции. Однако в обширной передней меблировка была скудной, хотя ворота с башенками, украшенными блестящей медью, и много икон с горящими перед ними лампадами, свидетельствовали о постоянном уходе. Вид дома действительно был роскошен и заставлял воображение рисовать себе чудные картины за воротами, откуда доносилось журчание бьющих фонтанов и тихий шепот двух голосов.

В этой передней два пленника, — Берк и негр не были приведены сюда, — ждали около десяти минут, стоя грустно перед своими проводниками. Наконец одни из ворот открылись, и испанец возвратился, давая им знак следовать за ним. Он, казалось, не предвидел никакой попытки пленников к бегству, так как оставался с ними один, и остановился, чтобы разрезать веревку, которой были связаны их руки. Теперь они были в высоком коридоре, освещенном бронзовыми лампами и устланном такими толстыми коврами, что шагов совсем не было слышно. Стены коридора были в изобилии украшены странными аллегориями, изображенными блестящими красками испанской школы. Из большого коридора они прошли в круглую переднюю с позолоченным сводом, где из протянутых рук нереид струились фонтаны. Свет искусно падал на мраморные резервуары, в которых плавали золотые рыбки. Никогда они не видели комнаты, где бы световая гармония соединялась в таком совершенстве, где бы так заманчиво манили уютные кресла. Едва они вошли сюда, как высокий испанец отдернул занавес, закрывающий одну из стен свода, и пленники очутились перед испанкой.

Комната была обширная, освещенная несколькими свечами в подсвечниках из венецианского стекла. Стены были украшены мрачными портретами. На одном конце была завешенная арка, которая отделяла большую комнату от маленькой, ее можно было видеть через резную деревянную решетку. С одной стороны была галерея, куда вели другие двери. Но более всего поражала в этой комнате женщина, сидевшая на низеньком стуле и окруженная большими догами, которые ворчали на незнакомцев. Свет от кабинетной лампы освещал лицо испанки, которую Мессенджер без всякого сомнения видел в Монако. У нее было такое же отталкивающее лицо, как в первый день их встречи. Ее густые, липкие черные волосы падали на плечи, как у школьницы, руки казались мускулистыми, как у сильного человека, лицо было смуглое и загорелое от солнца, глаза неестественно блестели и сверкали, как глаза орла. Когда пленники встали перед нею, она пронизала их таким суровым взглядом, что они едва могли смотреть на нее.

Когда высокий испанец удалился, старуха заговорила по-английски почти без ошибок, но голос ее действовал на слух резким диссонансом.

— Итак, господин Арнольд Мессенджер, — сказала она, — мы снова встретились!

Мессенджер быстро ответил:

— Сударыня, я не помню, чтобы мы раньше встречались!

— Нет? — сказала она с ударением, лукаво обмахиваясь веером из страусовых перьев. — Значит, вы потеряли память вместе с вашими деньгами — двойное несчастье.

При этих словах он чувствовал, как у него задергался каждый нерв. Плохо, что женщина знала его имя, но она также не скрывала и то, что знает и остальное. Это нарушило его умственное равновесие, и он ответил ей неловкой и бесполезной ложью:

— Сударыня, — сказал он с притворным сожалением, — моя память может поправиться, но деньги теперь в Атлантическом океане! Я не могу понять, каким образом вы узнали об этом.

— Каким образом?! — повторила она. — Право, вы не очень оправдываете свою репутацию! Вот описание вашей жизни и ваших недавних проделок в дюжине газет — испанских, французских и английских. Говорят, что вы большой плут!

— Это очень хорошо с их стороны! — сказал Мессенджер, чувствуя под собою более прочную почву. — Примем с признательностью их мнение и поговорим о другом! Начну с того, что предложу вам вопрос: зачем вы нас привели сюда?

— Чтобы иметь удовольствие видеть первого плута Европы! — возразила испанка с легким смехом.

— Что же, ваше любопытство удовлетворено?

— Нет, — сказала она. — По виду вы недурной человек, во всяком случае думаю, что вы должны быть умны. Я рада, что с вами не случилось несчастья!

Она сказала это с полным равнодушием, но Мессенджер ответил, пожимая плечами:

— Думаю, что хорошо, но в Ферроле находятся остальные, которые не имеют еще удовольствия пользоваться вашим гостеприимством! Они могут вернуться каждую минуту и будут знать, где нас искать!

— А деньги! — воскликнула она с тем же резким смехом.

— Деньги в море! — резко сказал Мессенджер.

— Что мне подтвердит и молодой человек, без сомнения! — продолжала она оборачиваясь к Фишеру, который слушал разговор, удивляясь каждому слову. Посмотрев на него своими проницательными глазами, она прибавила — Красивый мальчик, но неумен, мне кажется. Такой молодой не должен слушать подобные вещи!

При этом она дотронулась до звонка, находившегося около нее, и тотчас же появился слуга-испанец, одетый в черное.

— Проводите этого господина в его комнату, — сказала она, и слуга поманил Фишера, который вышел за ним из комнаты, не сказав ничего, надеясь найти ту, которая больше всех интересовала его в Испании.

Когда он ушел, женщина попросила Мессенджера сесть и сразу заговорила:

— Ну, мне жаль убедиться, что вы неумны. Это не достойно вас — лгать так неловко, видя, как это мало вам помогает. Ложь — это последний ресурс. Скажите мне лучше сразу: где деньги?

— На каких условиях? — спросил Мессенджер.

Она облокотилась на кресло и посмотрела прямо на него.

— Ваша жизнь будет спасена, — сказала она, — И, если вы хотите, жизнь юноши!

Мессенджер не мог больше сидеть.

— Сударыня, — проговорил он, стоя перед ней и едва сдерживая гнев, — мы только попусту тратим наше время. Вы очень плохого мнения обо мне, если предполагаете, что я соглашусь на это. Конечно, я отказываюсь!

Он чувствовал, что это была критическая минута. Хотя явно они были одни, но он видел дикие глаза, выглядывавшие из-за решетки в дальнем конце комнаты, даже из дырок на портрете совсем близко кто-то смотрел на него. Он не был уверен, что в следующую минуту его не убьют.

Испанка проницательно посмотрела на него и протянула руку к звонку.

— Вы смелый человек! Я действительно должна подумать о вас.

— Когда вы приметесь за это, — сказал Мессенджер, — советую получше все обдумать. Не можете же вы предполагать, что вы и подобные вам личности были мне раньше неизвестны и что я не принял мер предосторожности. Мой друг Джек Вильямс, — он вспомнил историю Кеннера, — к счастью, был знаком с вами в Америке. Я каждый час ожидаю его на берегу с полусотней помощников, и он прежде всего будет меня искать здесь!

Она пожала плечами.

— Джек Вильямс, вы сказали?

— Он самый!

— А, это тот человек, о котором в журналах говорят как о Джеке Кеннере. Разве он вернется?

— Конечно! И так как он знает кое-что о вашем прошлом, то могут быть неприятности, если он нас не застанет здесь!

Он сказал это тихо и выразительно, как ему казалось, но женщина, услышав, к его удивлению, не тотчас же ответила.

Во время наступившего после его слов молчания глубокое дыхание испанцев было слышно ясно. Мессенджер отлично знал, о чем сейчас размышляет испанка. Она задумчиво сидела на своем стуле, взвешивая тот риск, который последует после его смерти, и в то же время обдумывала возможность найти деньги без его помощи. Если бы он был на ее месте, он бы поступил, не колеблясь, более смело, и ни один человек с «Семирамиды» не прожил бы и часу. Но она женщина, а женщины более осторожны, чем смелы в каждом действии, в котором принимают участие. Наконец испанка заговорила, ее слова согласовались с его предположениями.

— Ну, это было умно с вашей стороны — послать американца в Ферроль. Мне с ним надо свести много счетов, но, мой друг, может быть, он уже на пути в Англию, арестованный полицией!

— Очень возможно, — возразил Мессенджер, тотчас понявший, в чем дело, — но он непременно передаст наши письма другим!

— А другие будут всем рассказывать, что вы на этом берегу с миллионом денег или около того, которые вы спасли от крушения, и вас надо спасти от меня! Какая умная мысль!

— Это неумно, — сказал Мессенджер, пожимая плечами, — но это наш последний шанс! Если мы погибнем, вы не получите ни шиллинга! Разве только…

— Что только?

— Если вы нам поможете! Я делаю вам такое предложение: я заплачу вам треть из всей суммы, спасенной от крушения, если вы дадите ваших людей в наше распоряжение на неделю и на какое-то время позволите нам остаться в этом доме. Пожалуйста, обдумайте это спокойно. Если мы будем устранены, может быть, вы и найдете золото, но, вернее всего, никогда не найдете его. Если же вам удастся это, наши друзья, узнав о нашей гибели, немедленно обнародуют все происшедшее, но больше всего будут говорить о вашем участии в этом деле. Обдумайте получше и вы убедитесь, что весь ваш интерес в том, чтобы войти в долю с нами!

— Это все очень хорошо! — воскликнула испанка. — Но есть в ваших доводах пробелы. Позвольте напомнить, что мы можем найти пропажу до восхода солнца. Думаете ли вы, что мы будем здесь сидеть беззаботно и ждать сколько вам угодно? Наверное, вы так не думаете, так как не настолько глупы.

— Имея вас соучастницей, — сказал Мессенджер, — я буду рисковать. В противном случае перевес на моей стороне, и тогда я могу посмеяться над вашими попытками!

Он становился смелее, чувствуя ее колебание, и видел, что она не собиралась звать своих соучастников. Но испанцы все еще стояли за решеткой, и при последних его словах он услышал их ропот. Что касается испанки, то ее спокойное настроение перешло в явный гнев.

— Я пока не стану смеяться над вами, — сказала она, — еще есть время для этого. На сегодня же покончим. Завтра я решу, что делать. Но не забудьте, что я предложила вам вашу жизнь и жизнь юноши.

— Или что и я требую жизни других! — сказал Мессенджер.

— Вы требуете? — ответила она. — Ха, ха, ха! Я принуждена буду проучить вас. За всю мою жизнь вы первый человек, который осмеливается спорить со мною в моем собственном доме!..

— Будем надеяться, что не я последний! — воскликнул Мессенджер, который видел, что он выиграл дело.

— Вы дерзкий, — сказала она вставая. — В следующий раз, когда мы встретимся, я приму меры, чтобы вы вели себя лучше!

Сказав это, она ударила по столу два раза веером и исчезла в стене, которая открылась от прикосновения ее руки. Она ушла в гневе, но ее угрозы нисколько не тронули Принца, и, к его бесконечному удовольствию, он предвидел минуту, когда конец торга вернет ему все, что вчера казалось потерянным. С помощью этой женщины он достигнет Южной Америки на глазах всех плавающих броненосцев, с ее же помощью избегнет и ареста.

Его размышления были прерваны внезапным появлением слуги, одетого во все черное, с серебряными пряжками на башмаках. Мессенджер не заметил, как он подошел, и, посмотрев на решетку, откуда несколько минут назад выглядывали испанцы, никого не увидел. Толпа янычар исчезла, как картины волшебного фонаря. В дальней комнате было темно, только один слуга терпеливо ждал его. Другой человек, может быть, подумал бы при таких обстоятельствах выбраться на свободу, но он был слишком умен. Мессенджер чувствовал, что много глаз наблюдают за ним.

Убежденный в этом, он последовал за лакеем к каменной лестнице и поднимался по ней до тех пор, пока лакей не отворил перед ним тяжелую деревянную дверь и не указал ему его помещение. Когда он вошел в комнату, его встретили веселыми возгласами. Оказывается, его поместили с остальными пленниками, считавшими его умершим.

XXII ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЕ

— Ну, как вы расстались с ведьмой в черном платье? — заговорил Берк. — Спрашивала она о моем здоровье?

— К сожалению, нет, — отвечал Принц, — она была слишком занята спором со мною. Где негр?

— Здесь, сударь! — закричал Джо из темного угла комнаты, — совсем разбитый, сударь, как будто меня выбросили из окна!

Комната, где были заперты беглецы, находилась наверху одной из башен замка. Вся ее правая сторона была открыта. Здесь парапет не более четырех дюймов вышиною служил единственным препятствием тем, кто попытался бы уйти из заключения. Посредине комнаты стоял стол, на котором были расставлены бутылки обыкновенного испанского вина вместе с ужином, состоящим из мяса и хлеба. Пол был устлан тростником.

— Чего же хочет от нас эта ведьма? — продолжал Берк.

— Всю сумму взамен свободного пропуска для нас четверых. Я считаю это скромным!

Шкипер изумился.

— Весь груз?

— До последнего соверена!

— А что она может сделать с нами?

— Многое! Начать с того, что она может отравить нас!

— Я об этом и не подумал! Что вы отвечали ей?

— Я сказал, что дам ей треть груза взамен ее помощи!

— Вы сделали глупость. Что помешает ей получить эту сумму, а потом покончить с нами?

— То, что мне пришло в голову раньше, чем я сделал предложение. Если она примет мои условия, я пошлю вас двоих в Ферроль отыскать Кеннера.

— А можно выйти из этой ямы?

— Так же возможно, как из Ньюгета[6], если б мы попали туда!

— Она узнала о деле из газет, я полагаю.

— Именно, помощник капитана с «Адмирала», как я думал, уцелел и теперь направил по нашим следам половину полиции всей Европы!

— Я предвидел это с первого раза. Вы, должно быть, были слепы, отпустив его!

— Ну, что об этом толковать? Давайте лучше соснем!

Сообщники примостились поудобнее на тростнике и постарались заснуть. Негр и Фишер заснули ранее. Сон Мессенджера часто тревожило сознание опасности, не открыла ли испанка золотой клад. Эта хищная волчица ни за что не примирилась бы на выговоренной доле, а постаралась бы завладеть всем золотом.

Наконец сон смежил усталые очи Принца, и он крепко заснул. Проснувшись, он увидел себя, к своему удивлению, в другой комнате, носившей уже отпечаток комфорта: кожаное кресло, стол с книгами, зеркало над камином и часы около кровати — все это служило уже некоторым знаком внимания хозяйки к своему гостю. Взглянув на часы, Принц увидел, что проспал целых двенадцать часов. В голове у него шумело, мысли путались: он сообразил, что выпитое им вчера вино привело его в бесчувствие, и, чтобы освежиться, подошел к окну, но тут же в ужасе отшатнулся: ему бросились в глаза ноги повешенного на нижнем суку Берка. Нельзя было сомневаться в смерти несчастного шкипера, хотя лицо его было скрыто в зелени.

Будь на месте Мессенджера другой человек, он подумал бы о несчастном сообщнике. Англичанин же только пробормотал про себя:

— Ну, что ж! Одним стало меньше для дележа.

Ему стало ясно, что испанка не нашла денег и, если британский крейсер все еще был в открытом море, вероятно, прекратила всякие поиски. Значит, теперь можно ставить ей более выгодные для него условия! Берка она, очевидно, повесила на страх другим трем гостям. «Не на такого напала! — злорадно подумал Принц. — Посмотрим, что она скажет теперь!»

В это время дверь в комнату отворилась, появился слуга-испанец и молча пригласил Мессенджера следовать за собой.

Оба направились по длинному каменному коридору и затем пришли в главное строение и через ряд больших полинялых комнат дошли до залы с фонтанами и той комнаты, где сидела испанка на их первом приеме. Но теперь Мессенджера приняли не в этой комнате, а в более маленькой, позади стены, которая накануне вечером так таинственно открылась от прикосновения руки испанки. Здесь сидела старуха в большом кресле, около нее стоял человек в лохмотьях. Держа истрепанную фуражку в руке и жестикулируя, он о чем-то ей рассказывал. Увидев англичанина, испанка проговорила:

— Я послала за вами! Есть новости с холмов, и плохие новости. Я боюсь, что в пяти милях отсюда расположился отряд карабинеров. Во главе их стоит один англичанин. Насколько догадываюсь, они наметили этот дом!

При этом известии Мессенджер побледнел.

— Вполне ли верны ваши сведения? — спросил он.

— Судя по словам этого вестника, так же правдивы, как я сама. Он думает, что другая партия уехала из Ферроля, и холмы полны людей. Мы каждую минуту до полуночи можем ждать их появления здесь.

Мессенджер в волнении прошелся по комнате, опустив руки в карман и закусив губы.

— Скажите, — проговорил он через некоторое время, — нет ли от вашего дома другого пути, по которому бы не могло пройти войско!

Испанка засмеялась.

— Вы думаете, что я стала бы жить в таком месте, где бы меня можно было поймать, как крысу в мышеловку?

— Я так и думаю! Тогда я сообщу вам, где деньги, и мы убежим вместе!

— Это единственный исход, — подтвердила испанка, — нам обоим грозит опасность.

— Ну, а можете вы выдержать здесь осаду, пока мы достанем спрятанные деньги? Едва ли они будут ломать ваши двери, если вы откажетесь принять их, — продолжал Принц.

Старуха снова засмеялась.

— Мой друг, — воскликнула она, — вы не знаете испанских карабинеров. Я думаю, мои знакомые в Мадриде рассказали про меня, и потому эти люди пришли сюда с двойною целью: во-первых, поймать вас, во-вторых, оказать подобную же ласку и мне. Но не ваше присутствие на берегу вызвало их сюда. Ведь испанское правительство знало о моих делах в течение десяти лет, и так могло бы продолжаться еще десять лет, если б англичане в городе не потребовали моего преследования. Не будь вас, я бы просто отправилась сегодня вечером в Вену и возвратилась бы сюда к новому году. Они и оставили бы меня в покое.

— Но теперь дело совсем другое, — воскликнул Принц, прерывая ее. — В бухте вашего берега находится миллион денег, их нужно переправить в холмы, не медля ни минуты. Далеко ли стоят войска отсюда?

— Посланный говорит, что в трех милях. Кто они, я теперь поеду и разузнаю сама. К счастью, английское судно подняло якорь и час назад отплыло, так что с наступлением ночи я спокойно выведаю все! Теперь условимся с вами, что, когда мы будем за холмами, я предлагаю отправиться в мой другой дом, в Фини-стер, спрятаться там до тех пор, пока не уйдут войска, затем разделим то, что следует, и отправимся по различным дорогам!

— Прекрасно! Я согласен, — отвечал Мессенджер, — но ваши люди должны помогать мне до тех пор, пока моя доля не будет выгружена в первом же порту!

— Это само собой понятно! — проговорила испанка вставая. — Однако мы теряем минуты, которые нам могут понадобиться. Готовьтесь к отъезду! Я отослала свою дочь в Каркубион сегодня утром с тремя слугами. Больше мне нечего приказывать, пока вы не исполните своего дела!

— Постойте еще одну минутку! — остановил ее Принц, видя, что она уходит. — Я хочу еще попросить вас за своих друзей. Надеюсь, вы с ними не поступите, как с Берком?

— Я поступила с ним? У меня никакого дела с ним не было! Он ударил одного из моих слуг в своей комнате, и они убили его во время драки. Он не был умен, и я удивляюсь, что вы жалеете его, вы, такой умный!

Он пробормотал что-то неясное в ответ; его деятельный ум был занят вопросом: опутывала ли его эта женщина искусною нитью лжи или ведет честную игру? Впрочем, по отношению по крайней мере к себе он удостоверился, что более не пленник и что испанка в общении с ним совершенно изменилась.

Выйдя за нею во двор замка, он увидел там на крепких темных пони двадцать всадников, вооруженных ружьями. Появление испанки они приветствовали громкими криками.

— Вот вам мои друзья! — рекомендовала банду старуха.

— Можно ли доверить этим людям наше золото в бухте? — спросил осторожный Принц.

— Смело!

В это время испанец, которого звали Фернандо, — он был во главе банды, — привел двух пони во двор и начал что-то торопливо рассказывать. Наконец испанка заговорила снова:

— Я не могу придумать лучшего плана: пусть вот этот мальчик, — она указала на Фишера, появившегося вместе с негром, — и Фернандо сопровождают лодки, пока вы со мною поедете в горы. Я не могу предложить вам лучшей охраны!

— Я и не прошу! — отвечал Принц. — Но отчего бы сразу не отправиться в холмы?

— Потому, что я предпочитаю видеть опасность позади себя!

— Вы правы. Готовы ли лодки?

Испанка отвечала утвердительно. Принц обернулся тогда к Фишеру, быстро проговорив:

— Хель, ступайте вот с этим человеком и покажите ему бухту. Стойте около него, пока он будет нагружать деньги, и, что бы ни случилось, не спускайте с него глаз! Понимаете?

Фишер кивнул головою, все еще удивляясь, и пошел за испанцем, но тот вскочил в седло пони и выехал из ворот рядом с испанкою.

Это была смешная кавалькада. Всадники были в самых разношерстных одеяниях: некоторые — в плащах, другие — в вышитых бархатных куртках, иные — в овчине. Впереди ехала испанка, сидя сгорбившись на спине коренастого жеребца. У всех всадников на плечах были старинные красивые ружья, за поясом — длинные ножи и револьверы в кобурах. Обычно болтливые и шумные, они ехали теперь молча по парку замка, направляясь к высокой равнине, откуда хорошо просматривалось море. Отсюда можно было видеть три лодки, выходившие из туннеля в бухту, где нашли убежище спасенные с «Семирамиды». Через час лодки вернулись.

Сердце Мессенджера лихорадочно билось от возбуждения. До сих пор оставалось неизвестным, поверила ли испанка тем сообщениям о Мессенджере, которые она прочла в английских и других газетах. Она могла предполагать, что часть денег была перевезена с затонувшей яхты на берег, но что большая часть этого сокровища была спасена, не могла поверить. В эту же минуту ей вдруг все стало ясно; ее лицо озарилось дикою улыбкою радости, и, соскочив с пони, она поцеловала Мессенджера в обе щеки, как это принято у испанцев.

— О, мой друг, — воскликнула она, — если б я знала вас десять лет тому назад!

Затем она отдала какое-то приказание испанцам, и те рассыпались по парку. Галопируя с неудержимой горячностью, вся компания направилась к отдаленному лесу и к холмам. Скоро банда разделилась: часть ее осталась на холме наблюдать за войсками, часть отправилась в другие места. Когда доехали до леса в конце первого залива, служившего гаванью для англичанина, только двое ехали с Мессенджером и с испанкою. Она, очевидно, решила взобраться на большой мыс, который потерпевшие видели с яхты.

На расстоянии мили от берега шла по сосновому лесу тропинка, мох заглушал топот лошадей. Заходящее солнце освещало красноватыми лучами роскошную листву. Испанка поехала тише, постоянно прислушиваясь.

Скоро тропинка круто поднялась на холм, покрытый лесом. Отсюда виднелось внизу село, а вдали море. Близ села показались уланы в голубых мундирах и красных брюках. Они вывели своих лошадей, быстро вскочили на них и поспешно направились к берегу. Переведя взор на море, Мессенджер увидел и причину их появления. К берегу быстро шел какой-то пароход с развевающимся флагом; за ним в погоню плыл британский крейсер, заходивший в залив несколько дней назад. Появление судов вызвало на берегу среди жителей села большую суматоху. Целые толпы их, стоя на песчаном берегу, махали руками или бегали туда-сюда, как будто они могли помочь одному судну или остановить преследование другого. Между тем уланы разъезжали внизу, у берега, казалось, ожидая прибытия крейсера.

— Ну вот вам и новости, друг мой! — проговорила испанка, обращаясь к Мессенджеру.

— Хотелось бы мне знать, — отвечал тот, — нет ли на пароходе Кеннера?

— Мы скоро узнаем. Посмотрите-ка!

В это время с крейсера раздался выстрел. Снаряд упал в море перед самым носом парохода. Тот немедленно бросил якорь и спустил флаг. С крейсера спустили шлюпку. Но и пароход спустил свою; в нее сошли трое, и первый был Кеннер, надеявшийся достигнуть берега раньше, чем лодка, спущенная с крейсера. Испанка, увидя, как усиленно гребут матросы Кеннера, не удержалась от пылкого восклицания:

— Смотрите, мои счеты с вашим другом будут сведены! Если он не сойдет на эту мель, то да сохранит его Бог!

— Ему не уйти от уланов во всяком случае! — сказал Мессенджер. — Он всегда был неповоротлив. Вот и теперь я его ждал уже пять дней!

Он говорил грубо, хотя вполне сочувствовал действительно критическому положению Кеннера. Между тем лодка с крейсера приближалась к берегу на большой скорости. Заметив близкую погоню, а на берегу солдат, Кеннер выпрыгнул из лодки, чтобы добраться вплавь до песков. Его прыжок вызвал крики жителей, которые словно предостерегали его о чем-то.

Мессенджер не понимал ничего, но испанка пояснила ему:

— Он попал в зыбучие пески!

Действительно, не успел несчастный, ступивший на мель, сделать и двух шагов по предательской суше, как зыбучий песок стал медленно засасывать его. Долгий, мучительный крик, полный невыразимого ужаса, вырвался у несчастного. Но было уже поздно помочь ему. Песок скоро сделал свое дело, и зрители могли только безучастно смотреть на него, пока несчастный не скрылся с головой в песке.

Тогда уланы вернулись в село. Испанка ударила пони и начала спускаться с холма.

— Это была странная встреча, — обратилась она к Принцу, — между мною и вашим другом! Но жизнь полна подобных вещей. Мы теперь должны подумать о себе. Поспешим, становится темно!

XXIII СИГНАЛЬНЫЕ ОГНИ НА ХОЛМАХ

Испанка ехала некоторое время молча и с большою осторожностью по крутому склону холма. Она, казалось, не боялась, что солдаты скоро нападут на них, и на вопрос Мессенджера кратко ответила:

— Они отстали от нас на час езды! Этого достаточно!

В это время кавалькада въехала в лес. Там, по-видимому, все было спокойно: стада свиней по-прежнему лениво лежали на газоне, птицы беспечно щебетали. До замка оставалось не более полутора миль.

Вдруг на одном из дальних холмов взвился тонкий столбик дыма, похожий на облако. Скоро дым перешел в яркое пламя. Через некоторое время на ближайшем холме показался новый костер, и скоро на всех холмах и по всем долинам запылали сигналы, освещая лес, как в волшебных сказках.

— Они зажгли огни. Значит, есть опасность в холмах! Не падай духом, мой друг! Тот, кто убьет меня в моем собственном доме, должен быть очень умным человеком, — вскричала испанка. — За мной! — И, натянув поводья, поскакала бешеным галопом. Мессенджер едва поспевал за нею. Англичанин не знал, что и подумать о причине такой скачки, как дело объяснилось само собой: перед ними на тропинку выскочило пять карабинеров верхом. Их темно-синие кафтаны казались черными при исчезающем свете костров, зажженных и в парке около замка. Их появление было так неожиданно, что испанка натянула поводья, и ее лошадь встала на дыбы. Начальник карабинеров выехал вперед, чтобы арестовать англичанина, как вдруг старуха, приподнявшись на стременах, изо всей силы ударила его по лицу концом своего кнута. Удар был так силен, что карабинер вылетел из седла. Другие карабинеры, ошеломленные этим нападением, растерялись было от неожиданности, но, скоро оправившись, схватились за ружья. Но испанка, выхватив из кобуры револьвер, двумя выстрелами свалила двух; остальные в ужасе попятились перед этой фурией. В это время из лесу показался отряд уланов.

Испанка встретила их появление диким криком и, пришпорив лошадь, полетела как вихрь к замку. Мессенджер летел вслед за нею. А в замке, за спущенным мостом, ревела и волновалась толпа жителей, осыпавшая солдат проклятиями.

При виде этой толпы из груди старухи вырвался торжествующий крик.

— Как только мы переедем мост, мой друг, мы спасены, — крикнула она Мессенджеру. — Пусть они тогда догоняют меня! У меня сотня слуг за воротами, а другая сотня на холмах: пусть придут, если не дорожат своею жизнью! Святая Богородица, какая музыка!

Она говорила о бряцании оружия и залпах, которыми ее слуги встречали солдат. Двадцать человек уже упало с седел и более двадцати попадало на траву ранеными. Солдаты попятились и этим дали возможность Мессенджеру и старухе беспрепятственно перейти мост, который вслед за тем был со скрипом поднят.

XXIV ВТОРАЯ ГИБЕЛЬ СУДНА

Нельзя описать того совета демонов, который собрался во внутреннем сквере замка. Погонщики мулов, слуги, пастухи, матросы, горные жители жестикулировали и болтали так громко, что вызвали со стороны испанки требование тишины. Почти половина из них была вооружена ружьями и пистолетами, у остальных были только дубины. Все они были готовы разбить кавалерию и всех, кто бы им ни попался. Они толпились около Мессенджера и испанки, выслушивая приказания.

Голос старухи звучал здесь звонко.

— Позовите их сюда, — кричала она по-испански, — позовите их и стойте у моста. При выстреле опустите цепи. Фернандо, все ли готово внизу? Встаньте сюда и охраняйте ворота так, как вы бы охраняли свою жизнь!

В это время раздался звук трубы, и уланы на рысях подъехали к спущенному мосту.

Впереди ехал молодой офицер с обнаженной шпагой.

— Теперь, — продолжала старуха, наблюдая за их приближением с ужасною улыбкою на потемневшем лице, — пусть они поплавают! — и ведьма выстрелила из револьвера в офицера, как только его лошадь ступила на доски моста, и, когда он упал, злобно закричала. А так как цепи были опущены, то всадник и лошадь упали в ров с водою. Следовавшие за начальником двенадцать солдат не смогли остановить своих лошадей и, напирая друг на друга, также упали с наклонившегося моста. В ту же минуту большие ворота замка захлопнулись, и снова ликующие крики раздались во дворе.

Обескураженные смертью начальника, солдаты не знали, что им делать, и бестолково разъезжали вокруг рва. Наконец решили ждать подкрепления из Ферроля.

В это время внутри замка происходила такая сцена. Мессенджер грустно размышлял, удастся ли ему поживиться с таким трудом добытым золотом. Испанка отвлекла его от этих размышлений.

— Теперь не время мешкать, — говорила она, — они нас ждут! Все идет, как я рассчитывала! Мы будем далеко в холмах до заката солнца. Завтра вечером эти войска вернутся и найдут мой дом пустым!

— Принесли ли бочонки с судна? — спросил Принц.

— Все до одного! Теперь ими нагружают мулов. Выпейте!

С этими словами испанка налила два стакана вина, затем предложила своему спутнику сигар. Вскоре после этого они вышли во двор. Здесь двое слуг с фонарями ждали у железной двери коридора, ведущего в туннель бухты. Испанка и Мессенджер вошли через узкую арку, не слыша больше голосов извне, когда заперли калитку, и быстро направились в глубину пещеры.

В туннеле царила глубокая тишина. Двое сторожей с развевающимися волосами, стояли у входа, обращенного к морю, вооруженные ружьями. Мерцание освещавших туннель факелов бросало неровный свет на грубых, бородатых матросов, лежавших с своими ружьями по краям узкого залива. Вдоль этого залива испанка шла теперь скорым шагом и наконец, выйдя из пещеры, указала на последнюю внутреннюю лагуну, составлявшую небольшую естественную гавань в самой середине ее владений.

Здесь, как вскоре заметил Мессенджер, была ее пристань. Высокие стены скалы возвышались по обеим сторонам лагуны. Густые деревья росли на скалах. Там было бесчисленное количество маленьких каменных складов, построенных на различной высоте. На южной стороне, вместо прежней крутой тропинки, проложенной несколько веков тому назад ручейком, шла теперь дорога, на которой стоял гурт мулов.

В этом месте испанка прятала то, что грабители приносили ей с моря; здесь же теперь остановились две черные лодки. Дюжина сильных испанцев, вооруженных с головы до ног, снимали с них ящики, привязывая их на спины мулов. Тут же были и Фишер с негром.

Увидев Мессенджера, юноша с радостью приветствовал его.

— Какое тяжелое время мы пережили! — говорил он. — Лодка с испанского судна крейсирует в заливе, мы ее ждем каждую минуту. Нам нужно еще полчаса, чтобы все погрузить!

— Все ли здесь? — спросил Принц, произнося слова с особым ударением.

— До последней унции, нам все удалось! Испанское судно бросило якорь через десять минут после того, как мы пришли в убежище. Только я хочу знать, как мы положим два больших ящика на спину мула? Это все равно, что заставить его везти собор!

— Увидим! Пусть погрузят остальное. Мне надо поговорить об этом с испанкой, Хель, это серьезное дело!

— Это верно! У меня голова горит как в огне. Бог знает, где мы все будем завтра!

— Не здесь во всяком случае, но я вижу, что она везет бочонки. Не правда ли, она проворна? Она, должно быть, видела большой ящик, когда мы переезжали. Я никогда не видел женщин с подобным умом!

— Я также! — сказал Фишер.

Между тем испанка предвидела затруднения. По ее приказанию большой ящик с соверенами был открыт, — и испанцы стояли теперь, удивленные блеском золота при свете факелов. Испанка также подняла руки, затем, топнув ногою, напомнила им о работе. Те повиновались и разложили деньги в маленькие бочонки. Вдруг раздался тихий свист из туннеля, и все рабочие разом опустили свои факелы в воду.

— Что это такое? — спросил Мессенджер, ложась плашмя вместе с остальными и прислушиваясь.

Ему ответом было журчание воды в озере и отдаленный звук весел. Он ждал, тяжело дыша. Звук сделался яснее. Несомненно, к туннелю подходила лодка. Он было вынул пистолет, но испанка, взяв его за руку, произнесла:

— Спрячьте это, если не хотите привлечь сюда сотню людей! Это — казенная лодка с залива, она совершает плавание в последний раз!

Лодка была теперь очень близко к входу в туннель, но между испанцами по-прежнему царило полное молчание. Они удалились во внутреннюю лагуну, так что нельзя было предположить, что в бухте были люди: не было слышно ни звука. Матросы в лодке начали обсуждать свое положение и зажгли синий фонарь. Поворот туннеля мешал им видеть испанцев. Мессенджер не мог сказать, какими средствами его друзья будут бороться с опасностью и как одолеют ее. Ни один из слуг испанки не поднял ружья, ни один не обнажил ножа, они только лежали на скале, и по их смуглым лицам было видно, что они выжидают что-то. Головы их были почти наравне с поверхностью воды. Все хорошо сознавали, что если они допустят тем уйти, то это все равно, что сразу сдаться солдатам.

Между тем казенная лодка остановилась. Слышно было, как сидевшие в ней спорили о чем-то. Все это время слуги испанки едва переводили дух от волнения. Но вот споры умолкли. Испанцы стали готовиться к чему-то, и Мессенджеру сделалось понятным намерение испанки. Он видел, как некоторые из испанцев быстро проползли в пещеру, чего раньше не замечал. Большая железная спускная решетка закрывала конец туннеля, выходящий на море. Здесь туннель имел сравнительно небольшой свод. Эта решетка должна была совершить то, чего не могли сделать ни нож, ни пистолет. Механизм был устроен грубо и приводился в действие цепями, которые навертывались на железный ворот. Нижняя часть решетки была заострена. Вес этого ограждения измерялся десятками пудов. К такой-то ловушке лодка тихо приближалась, и все зорко наблюдали, подобно змее, собирающейся броситься на кролика.

В самом начале туннеля гребцы, бросив весла, встали под ловушкою, зажегши другой фонарь. Яркий синий свет осветил прятавшихся испанцев. При виде их шестнадцать матросов на лодке громко вскрикнули от удивления и снова бросились было к своим веслам. Но в эту минуту испанка, сжав кулаки, закричала пронзительным голосом, гулко раздавшимся в пещере, — и большая решетка, приведенная в действие, со страшным скрипом и треском упала на лодку. Раздался мучительный крик несчастных солдат. Одна из копьевидных полос пронзила тело крепкого матроса, сидевшего на середине лодки, и, разбив ему череп, приколола его к дну, как прикалывают бабочек на доску. Сама лодка была разбита и расколота почти пополам; оба ее конца поднялись расщепленные, и матросы с отчаянием ухватились за них. Четверо находились под затвором туннеля; двое остались на стороне, выходящей к морю, а десять человек были в озере. Все они, хватаясь за потонувшую лодку и пытаясь попасть в залив, жалобно умоляли о сострадании, но никто не внимал их мольбам.

Подстрекаемые криками испанки, слуги ее с диким восторгом пустили в дело свои дубины и ножи. Если показывалось лицо над водою, они поражали его; били и рубили руки тем, которые направлялись к заливу. Озверевшие люди даже ныряли в воду, закалывая тех, которые приютились на обломках лодки. Через десять минут уже не раздавалось больше ни одного крика, ни звука там, где только что была суматоха. Толпа дикарей задыхалась, утомленная такою бойнею.

Таким образом, опасность с моря была устранена, и через час — было около одиннадцати часов — все деньги были привязаны к спинам мулов. Караван двинулся по крутой дороге и скоро достиг лесистых холмов позади замка.

XXV СТРАННЫЙ КРИК В ХОЛМАХ

Ночь была светлая, небо безоблачно. После первого подъема на холмы тропинка пошла по узкому карнизу вдоль глубокой пропасти.

Кавалькада, ехавшая теперь по нему, представляла живописный вид. Во главе шли шесть человек с ружьями на плечах, одетые в бархатную, вышитую серебром одежду. За ними — шестнадцать мулов, без обычных колокольчиков, но украшенных лентами и розетками, как обыкновенно украшают мулов в Испании. Погонщики мулов сидели в большинстве случаев на бочонках и пакетах с золотом, остальные шли, щелкая кнутами в трудных местах и произнося «macho, macho» — местное понукание для лошади или осла. Позади мулов ехали верхом испанка, Мессенджер и Фишер в сопровождении шестерых слуг, вооруженных ружьями.

С милю или больше любопытная процессия шла вдоль пропасти, затем вступила в лес, находившийся между двумя ближайшими горами. Здесь испанка, соскочив на землю, осмотрелась. Прямо под нею виднелся двор ее дома, где теперь было много фонарей и солдат, привязывавших лошадей; повсюду блестели начищенные каски. На море тоже маячили фонари, ярко горевшие на главной мачте двух броненосцев. Но это зрелище возбуждало в испанке скорее веселье, чем беспокойство.

— Пусть они делают, что хотят, и вредят себе, — сказала она насмешливо. — Я возвращусь раньше, чем пройдет год, и сведу с ними счеты.

— Если они раньше не сведут с вами счеты! — прибавил Мессенджер.

— Полноте! — воскликнула она. — Для этого понадобится целый месяц! У меня есть друзья в Мадриде, которые позаботятся обо мне. А служащие меняются, мой друг! Поедемте, пока темно, завтра мы должны быть в нескольких милях отсюда! — она тронулась вперед.

Мессенджер последовал за нею.

Вдруг с холмов над ними раздался дикий крик и замер в глубоком, жалобном рыдании.

Крик был так печален, отголосок так долго звучал в холмах, что все всадники вдруг остановились и в суеверном страхе стали ударять себя в грудь, бормоча молитвы. Даже сама старуха растерялась первое время и, не находя слов, вопросительно смотрела на Мессенджера.

— Что это такое? — спросила она. — Был ли это крик животного? Мне как будто полили на спину холодной воды!

— Мне кажется, это крик какого-то горного жителя, сошедшего с ума при виде огня! — заметил Принц, умолчав почему-то, что он уже слышал этот крик раньше, только не мог припомнить, где и когда.

— Странно! — проговорила старуха. — Я прожила здесь полжизни и никогда не слыхала ничего подобного. Это не был человеческий крик, иначе все отнеслись бы к нему легко. Посмотрите на них!

Зрелище было в самом деле странное. Разбойники молились с лихорадочною набожностью фанатиков.

— Пора бы им поторопиться! — проговорил Мессенджер, с презрением наблюдая за ними.

Испанка ничего не ответила. Видимо, страх ее слуг распространился и на нее. Старуха потеряла свой самоуверенный вид. Наконец, собравшись с духом, она приказала двигаться вперед. Скоро дорогу перегородила огромная пропасть, через которую был переброшен небольшой железный подъемный мост на цепях. Когда через него проехал весь караван, последний слуга с помощью ворота поднял мост. Опасность преследования была таким образом устранена. С этого времени настроение испанцев улучшилось, они стали даже напевать свои баллады, закурив сигареты.

Лучшей дороги нельзя было и желать. До путников доходил вместе с освежающим ветерком сильный запах чудных цветов и сена: окружавшие холмы сияли, как куполы и башенки при освещении луны. Таким образом, они положили первую преграду между собою и своими врагами, путь к свободе казался открытым.

— Ну, — проговорил Мессенджер, погоняя свою лошадь, — если вся дорога такая, то мы доедем благополучно!

— Подождите, мой друг! — отвечала испанка. — Настоящая опасность начнется, когда мы покинем горы! Как только мы выедем на открытое место, должны разделиться и направимся в мой замок по два и по три человека.

— Далеко ли будут преследовать нас войска?

— Они вернутся к себе при первой возможности. Испанский карабинер не преследует никого. Он только охраняет закон и порядок! Конечно, теперь дело серьезнее: ведь мы убили нескольких солдат. Но в Испании скоро забываются и не такие дела, особенно если есть друзья, а у меня их много!

— А если все кончится благополучно, каковы будут ваши дальнейшие планы?

— Мы достанем судно и отправимся в Адриатическое море, а затем на восток, если вы меня послушаете. Вы, англичане, стремитесь обыкновенно укрыться в Америке, это — ошибка с вашей стороны. У меня есть гавань близ Скутари, где никто из правительства не сможет найти меня. Мы останемся там, пока не забудется все происшедшее, затем вернемся сюда.

Мессенджер пожал плечами: подобная перспектива не нравилась ему, но он ничего не ответил.

В это время они начали обходить низенький холм, на котором все еще горел костер. Густой красный цвет бросал мрачный оттенок на сосновый лес. Когда наконец они повернули и вошли в лесистый овраг, от костра распространялся сильный свет, освещавший заросшую лесную тропинку. При свете такого грубого фонаря они выехали из долины на узкий выступ шириною не более трех футов, огибавший внутреннюю сторону холма; налево от выступа был лес, направо — глубокая пропасть. Внизу открывалась длинная плодородная долина, покрытая хижинами и пастбищами. Даже при лунном свете местность имела красивый вид. Ветерок на холмах опьянял, как крепкое вино. Испанцы, уверенные в твердом шаге мулов, даже не сошли с седел, испанка ехала бодро, как двадцатилетняя девушка, разговаривая с Мессенджером, ехавшим за нею. Казалось, ничто не угрожало им, как вдруг раздался первый сигнал, предупреждая об опасности.

Это было повторение дикого, пронзительного крика, который они услыхали в первый раз в лесу. С пронзительным стоном и продолжительным рыданием раздался в лесу крик над горною тропинкой, повторись три раза. Затем откуда-то из пропасти раздался сильный голос человека, перекликавшегося с товарищем.

— Эй, вы! — кричал невидимый голос. — Эй, Билли, где вы? Выходите, Билли!

Если бы Мессенджер увидел перед собою кого-нибудь из умерших, то не испугался бы больше, чем теперь, узнав во втором голосе — голос Майка Бреннана, пьяного помощника капитана с судна «Адмирал», которого он видел в последний раз погибающим в водах Северного моря. Этот крик казался Мессенджеру голосом мертвеца, взывающего о правосудии, а для испанки и ее слуг был предзнаменованием чего-то ужасного.

— Святая Богородица, что это такое? Что это значит? Откуда это? — воскликнула она.

В ответ снова раздался крик с продолжительным рыданием, затем ужасный взрыв смеха, который как нож резал ухо всем, кто слышал его. Жалобный стон и пронзительные крики последовали за смехом, — и снова в ответ раздался сильный голос, но звук человеческого голоса не мог разубедить испанцев. Беспредельный ужас охватил их теперь. Некоторые громко кричали, другие старались направить своих мулов на тропинку; одни впали в религиозный экстаз, другие же бранились и проклинали. Между тем в долине стало заметно оживление. Из домов высыпали солдаты и, построившись в ряды, выехали на дорогу.

Появление солдат положило конец панике беглецов. Теперь было ясно, что враги — люди, а не привидения. Как скоро это стало несомненно, испанка перестала бояться и начала снова командовать.

— Трусы! — воскликнула она, забывая о собственном страхе. — Трусы! Допустите ли вы, чтобы они теперь убили вас? Где ваша храбрость? Неужели вы боитесь горсти карабинеров, которых можно сравнить с грязью под вашими ногами? Мне стыдно за вас!

Мессенджеру же старуха тихо прибавила:

— Теперь настало время действовать! Второй мост находится в трехстах ярдах отсюда. Как только мы переедем его, опасность минует нас. Но мы должны рискнуть и некоторым придется погибнуть. Как светло, проклятье! Я никогда не видела такой светлой ночи!

— Вы не рассчитывали встретить здесь людей, по крайней мере, вы об этом не упоминали мне! — сказал Мессенджер, закусывая губы.

— Да, я не предвидела этой неожиданности! — и, вдруг обернувшись, вскрикнула: — Боже мой, лес горит!

Яркий свет падал на них в эту минуту, бросая красноватый оттенок на темные тени леса и ярко освещая пропасть. От сигнального костра, зажженного наверху холма для испанки, загорелась вся чаща. Огонь переходил с лужайки на лужайку, с куста на куст, с дерева на дерево, пожирая все встречающееся на пути. Даже те, которые шли по тропинке, могли хорошо видеть свой путь. Казалось, огромный вулкан выбрасывал пламя, охватывавшее величавые сосны, развесистые каштаны и ползучие растения. Шипя, с треском прокладывая себе путь через пропасть и чащу, быстро поднимаясь по высочайшим стволам, спугивая кричащих птиц, загоняя свиней в пропасти и овраги, окрашивая небо в багровый цвет, огонь распространялся повсюду.

Вскоре долина окрасилась в багровый цвет. Отряд солдат стоял освещенный, как при солнечном свете. Река казалась окрашенной в кровавый цвет. Стада перебегали в ужасе с пастбища на пастбище. В церквах раздавался звон; спавшие в хижинах проснулись. Но находившиеся на выступе онемели от страха, не будучи в состоянии идти к отдаленному мосту, который бы вывел их из холмов. Огонь подкрадывался к ним все ближе, горящие головни падали на мулов. Горячие прутья били им в лицо, им грозила опасность задохнуться от дыма и гари, окружавших их.

Солдатам в долине это зрелище казалось необъяснимым. Они были посланы, чтобы поймать беглых англичан, но здесь природа исполняла эту обязанность. Они стояли, онемев от удивления, пока мулы кричали на тропинке, а испанка бранила погонщиков. Между тем огонь дошел уже до края горной тропинки; люди, мулы и лошади начали падать вниз на скалы. Из шестнадцати мулов семь скатились в долину; из всей шайки осталось только восемь человек, когда показалось небольшое плато, ведущее к выступу через вторую пропасть шириною в тридцать ярдов, где был новый мост. Огонь бушевал вверху; горящие головни падали на деревянный мост, угрожая каждую минуту истребить его. Сзади каравану угрожала та же опасность.

Мулов оставалось теперь только пять, а из испанцев только шестеро человек, да и те падали, задыхаясь, призывая смерть. Мессенджер, почти падая с лошади, начал жалобно стонать и нервно ухватился за Фишера. Огонь опалил ему лицо, и несчастный совершенно ослеп.

— Хель! — воскликнул он, крепко схватывая протянутую ему руку. — Я лишился зрения! Хель, я ослеп, голова горит! Дайте мне ваши руки. О, какой мрак, я лишился зрения!

— Этого не может быть! — воскликнул Фишер, крепко держа протянутые руки. — Держитесь теперь за меня, нам надо перейти через мост. Это не продлится более десяти минут. Слыхали ли вы, чтобы кто-нибудь так неистовствовал, как эта старая ведьма?!

— Где она? — спросил Мессенджер, держась за юношу в полном отчаянии. — Где они все? Спасены ли деньги? Разве вы не видите, что я слепой? Голова горит, я не могу переносить этого, теперь у меня в глазах огонь! Боже мой, какая боль!

— Испанка теперь бьет погонщиков кнутом, по крайней мере тех пятерых, что остались в живых! — отвечал Фишер. — Они не идут на огонь, а она заставляет их. Разве вы не слышите ее голос? Но здесь не место останавливаться, пусть пропадают деньги: скалы накаливаются и мост начинает гореть!

— Во всяком случае я не оставлю испанку, — сказал Мессенджер, отступая назад, — мы вместе погибнем или спасемся! Она не покидала меня, кроме того, здесь замешано пятьсот тысяч фунтов стерлингов.

Слышите? Я говорю о деньгах, приведите меня к ним! Где Берк, Кеннер? Эй, Кеннер! Что же вы не откликаетесь? Вы всегда мешкали, Кеннер, и думали только о вине. Ха, ха! Утопитесь в нем. Сведите меня к испанке, слышите?

Фишер, не обращая внимания на этот бред, быстро провел его через мост, говоря, что дорога к деньгам шла здесь. Переход был короткий; выстрелы солдат в долине не попадали в них. Но мост во многих местах так сильно горел, что их обувь серьезно пострадала. Перейдя на другую сторону, Мессенджер упал в изнеможении на лужайку, а Фишер остановился наблюдать за испанкою, которая, принуждая погонщиков попытаться перевезти груз, сама выжидала, пока эти шестеро и пять мулов въезжали на мост.

Выдержит ли мост? Этот вопрос задавали себе сотни людей, наблюдавших за транспортом. В этот момент огонь сильно бушевал, холмы были освещены потоками света, скалы блестели, как драгоценные камни. Все пространство, охваченное огнем, было покрыто обуглившимися деревьями и опаленной травой. Местами высокие деревья горели, как факелы. Мост также был охвачен пламенем, и люди, находившиеся на нем и над ним, тяжело дышали.

Возможно, что если б испанка и ее соучастники пошли пешком, они были бы спасены. А всем известно, что лошади и мулы боятся огня, и страх мулов был причиною трагического исхода всего дела. Хотя погонщики завязали глаза животным полосами, оторванными от своего белья, но им стоило большого труда заставить животных подойти к опасному месту; да и то, при первом прикосновении пламени мулы пятились назад, падая на шедших сзади. Вот два из них вместе с грузом и погонщиками слетели вниз на скалы, перевернувшись два раза в воздухе. Из троих, шедших позади, двое пытались проехать по узким доскам, но сломали перила и быстро упали. Последний мул стоял неподвижно, его нельзя было заставить идти ни словами, ни кнутом. Таким образом, дорога была загорожена. Испанка стояла вне себя от нетерпения. Между тем огонь охватил мост и он наконец рухнул, выбросив большое пламя с фонтаном искр; бревна, люди и животные провалились вниз.

Обрушившийся мост увлек за собою испанку — ее предсмертный крик разнесся по холмам; в ответ опять послышался прежний зловещий крик сверху, звучащий как предсмертный стон погибающего человека.

XXVI В ДОЛИНЕ МОЛЧАНИЯ

Рано утром на второй день после перехода моста Фишер и Мессенджер стали обдумывать, как им теперь поступить. Перейдя пропасть, они пришли в большую тихую долину. Лес и озера здесь были мрачные. Негромко шумели только маленькие каскады в том месте, где река стекала с высоких гор, направляясь к морю. Непроходимые пропасти окружали Фишера и Мессенджера со всех сторон; это защищало их от преследования. Но Фишер не знал, что ему делать.

Мессенджер все еще ничего не мог видеть. Он безнадежно ослеп и знал об этом. Он мог только лежать на траве маленького леса, куда его привел Фишер, дрожа от боли и едва осмеливаясь спрашивать, что случилось, где остальные, где они сами находятся. Фишер ухаживал за ним, как любящая женщина. Он завязал ему глаза мокрыми тряпками, принес в изобилии сладких плодов и, стараясь утешить его, сказал, что со временем все исправится к лучшему.

Это несколько успокоило Принца, но было ясно, что если он не встанет, то оба умрут здесь от голода. Орехи, корни и плоды были плохою поддержкою для людей, разбитых нравственно и физически; потрясение ужасной ночи требовало более существенного питания. В кармане Мессенджера нашлась бутылка коньяку, но и этого было недостаточно для подкрепления.

На вторую ночь Фишер заговорил со своим спутником серьезно, уговаривая его отправиться в путь.

— Послушайте, лучше бы я видел вас в руках испанских солдат, чем в таком состоянии! По крайней мере они облегчат вашу боль, а я ничего не могу сделать, совсем ничего!

— То, что вы могли сделать, вы сделали! — отвечал Мессенджер. — Если бы не вы, я бы умер. Я никогда не буду видеть!

— Кто это может знать? — воскликнул Фишер серьезно. — Если мы опять будем между Интеллигентными людьми, то многое может быть сделано для вас. А здесь мы умрем с голоду!

— Если б не вы, — продолжал Мессенджер, — я бы перерезал себе горло! Что меня ожидает в будущем? Жизнь в стране, мне незнакомой! Может ли быть что-нибудь хуже этого?

— Вы говорите это теперь, но, когда опасность пройдет, иначе будете думать! У вас осталась голова, Принц, а я могу быть вашими глазами!

— Ах, — воскликнул тот с внезапной надеждою, — вы теперь будете моим другом, теперь, когда это мне необходимо. Хель! Послушайте, вы меня снова заставили думать. Если б мы могли выйти на дорогу! У меня есть деньги в кармане, я наполнил его соверенами и слитками, когда сломался ящик. У меня по крайней мере тысяча фунтов стерлингов!

Он вытащил из тряпки желтую полосу золота, а из кармана — горсть соверенов и другие монеты, рассыпав их на траву и сосчитав три раза.

— Сколько это составляет? — спросил он, начиная снова считать и жадно трогая золото. — Составляет ли это сотню? Оно меня отягощало, но я вынес это. Хель, вы меня теперь не обманете?

— Обмануть вас? — воскликнул Фишер, отскакивая. — Обмануть вас? Сохрани Бог!

— Ах, я знаю, что вы этого не сделаете, но моя голова так же плохо работает, как и глаза. Вы не знаете, как важно зрение для человека, а я теперь узнал! Дайте мне деньги!

Фишер собрал все ему, и тогда Мессенджер накинулся на деньги с волчьей жадностью и начал снова считать, причем механически сорвал повязку с глаз, обнажив лоб, с которого сошла кожа. Его опаленные и поблекшие зрачки смотрели в пространство и ничего не видели. Тогда он заскрипел зубами и начал рыть траву руками; пена показалась на губах!

— Я хочу видеть, — воскликнул он, — и увижу! Кругом все темно, как в могиле!

Его бред продолжался недолго, но во время параксизма он рассыпал все деньги и сидел, обнимая свои колени и болтая, пока Фишер обвязывал его голову тряпкою, намоченной в воде. Затем юноша собрал деньги с травы и возвратил их слепому.

Но Мессенджер снова пришел в сознание.

— Нет, — сказал он, — мне денег не надо, возьмите вы! Я был сейчас как безумный и говорил вещи, которые вы должны забыть. Скажите мне, как погибла испанка.

— Она погибла, когда сгорел мост, она была на дальнем его конце и никуда не могла двинуться. Разве вы не слышали ее крика?

— Да, я должен был слышать! Что за голос у нее был! Ха-ха! мы бы составили хорошую парочку. Итак, ведьма разбила себе голову о камни. Это была умная голова! Я никогда не видел кого-нибудь подобного ей, у нее был ум десяти мужчин. Как вы думаете, что она мне сказала? Ее владения приносили три тысячи в год благодаря кораблекрушениям, которые случались около берега. Кажется, она и ее родные жили здесь издавна. Это — фамильная собственность, и нет ни одного из них, кто бы не топил суда. Она была последней в роду, ее муж-мексиканец был убит на своей родине несколько лет тому назад. Но она и пожила! Не было ни одного человека на расстоянии пяти миль, который бы не был с нею в союзе. Они привозили груз с судов в ее лагуну, а затем продавали на суше. Тот свет, который мы видели в заливе, она поставила, чтобы приманивать лодки. Подумайте об этом теперь! От одного этого можно прийти в ужас, и это все было ее делом!

— Я удивляюсь, почему они не набросились на нас, когда мы подошли к берегу! — заметил Фишер.

— Они бы это сделали, если бы мы пришли днем. Ночь спасла нас. А тут еще этот зловещий крик! Если бы не было его, мы бы благополучно прошли. В этом крике было проклятье. Я сказал это в первый же раз, как услышал.

— Это кричал сумасшедший Билли, — сказал Фишер задумчиво, — он спасся с корабля, а мы этого не знали!

— Это верно! С самого начала над нами тяготело проклятье!

— Должно быть! — ответил Фишер.

— Теперь мои глаза выжжены, и вы скажете, что я сам навлек на себя это несчастье! — сказал Мессенджер резко. — Вы готовы упрекнуть при случае. Если снова мне придется быть в порядочной стране, то я надену на вас белый галстук и пошлю вас каркать. Вы наживете себе состояние, предсказывая старухам. Вы как раз подходите к этой роли. Мне нужны люди, а болтуны надоели.

Фишер не перебивал его. Мессенджер же, успокоившись, спросил:

— Где мы теперь? Что это за местность?

— Мне кажется, что это лес между холмами, — сказал Фишер. — Налево от нас лес, а впереди луга.

— Здесь должна быть дорога, — сказал Мессенджер нетерпеливо, — иначе испанка не пришла бы сюда. Что это за мелодичный шум я слышу? Не водопад ли это?

— Вчера вечером я шел по этому направлению. Там река!

— Тогда пойдем вдоль нее. Дорога должна идти около холмов. У меня теперь есть силы, и нам нечего обращать внимание на темноту.

— Я думаю, вы правы. Но вы, Принц, очень резки со мною!

— Резок? — повторил Мессенджер. — Резок с вами? Нет! Дайте мне ваши руки, дайте мне, чтобы я мог держать их крепко. У меня нет глаз, и темнота меня тяготит. Теперь вы будете моими глазами, вы — единственный человек, которого мне приятно видеть, я вас люблю!

— Мы проведем это трудное время вместе, — проговорил Фишер, — если вы хотите иметь меня своим другом, Принц!

Тот засмеялся при этом заявлении.

— Хель, — сказал он, — кажется, у меня нет другого выбора, я должен довольствоваться вами. Дайте мне облокотиться на вашу руку! Мне кажется, я схожу с холма и земля опускается под моими ногами. Мне будет лучше, если я пройду немного. Какова дорога впереди?

— Там небольшая долина, покрытая травой и массою цветов. Место это очень дикое и мрачное от тенистых деревьев.

— Вы уверены, что никого не видно?

— Ни души!

— У меня тонкий слух, и я думаю, вы правы. Но нам будет нелегко идти, когда мы выйдем на открытое место. Вы не забудьте, что они будут наблюдать за дорогою как за ловушкою, и я не вижу, что может им помешать поймать нас.

— Мы здесь умрем в любом случае, — отвечал Фишер, — но отчего не рискнуть?

Они перешли в глубь чащи. Высокая болотная трава, из которой выглядывали орхидеи и плющ, вела их по уединенной аллее, где летали птицы с разноцветными перьями, испуганные их появлением. Мириады мух жужжали над ними. Затем они направились по берегу реки, постепенно суживавшейся в ручей шириною не более пятнадцати ярдов.

Несколько раз Мессенджер прислушивался, но все было тихо.

— Ясно, — проговорил он, — что испанка выбрала эту реку как путь для выхода из холмов. Мы должны тоже им воспользоваться. Как? Я не могу вам сказать этого теперь, но дорога нам укажет!

Между тем голод все сильнее давал себя чувствовать. Но путники не отдыхали. Наконец река кончилась, образовав озеро. Тут, к несказанному удивлению Фишера, ему попался на глаза плот. На плоту находился шест и большой ларь.

— Принц! — воскликнул юноша в восхищении. — У вас теперь глаза за десятерых! Вот то, что вы искали, — плот у берега и при нем шест!

— Я его ждал полчаса тому назад! — отвечал слепой. — Взойдем на него, а остальное предоставим случаю. Быстро ли течение?

— Как мельница!

— Тем лучше! Куда испанка ездила, мы тоже можем отправиться! Поместите меня так, чтобы я мог держаться крепко, и держите плот посредине течения.

Фишер привел его на плот, прислонив спиною к ящику, затем оттолкнул плот, и его быстро понесло течением.

Мессенджер ощущал быстрое движение воздуха, слышал, как плот скрипел, ударяясь о скалы. Он догадывался, что его товарищ был в постоянной напряженной деятельности. Но Фишеру картина представлялась совсем иначе. Хотя тяжелый деревянный плот был очень крепок, но юноша каждую минуту ожидал, что он разобьется в щепки, так как течение несло его вперед с большою скоростью и озеро скоро опять превратилось в бурный поток.

По мере того как плот продвигался, оба берега становились выше, так что, наконец, казалось, плот втягивало в самые недра земли. Глубокий, темный и зеленый поток протекал по скалистому руслу, опускаясь все ниже, пока не достиг подножья холма. С плота можно было видеть только каменистые пропасти и вершины, недоступные для человека. И все-таки плот шел прямо, как по линейке, и от крушения его удерживал только искусно управляемый шест. Вдруг сделалось темно, раздался страшный рев громадного каскада, наступила совершенная тьма. Беглецы не могли даже вскрикнуть от страха, когда плот начало с треском подбрасывать.

Дело в том, что они вошли в природный туннель под большим холмом и теперь находились в недрах земли. Фишер еще раньше заметил отверстие этого туннеля, но выжидал, пока они подойдут ближе, чтобы сказать Мессенджеру, что тот должен лечь плашмя, а сам, не выпуская из рук шеста, лег, держась изо всей силы за перекрестные доски. С этой минуты он уже не мог видеть ни самого туннеля, ни того, как он устроен. Юноша сознавал только ужас переправы, когда в темноте почувствовал, что плот вертится как волчок, ударяясь о скалы и летя стремительно вниз. Но вот глаза юноши снова увидели чащу с зеленой лужайкой, а справа село в лощине, вдали — лиловатые холмы и беловато-туманное небо. Он встал, схватив свой шест, и плот тихо поплыл к берегу.

— Принц! — воскликнул он радостно. — Мы прошли через туннель! Вот снова открытая местность!

— Что вы видите? — спросил Мессенджер садясь.

— Большое пространство сожженных лугов, а на левом берегу лес. Эге!

— Что такое?

— Там лежат на берегу два солдата!

XXVII ПРИСТАНЬ В БУХТЕ

Плот шел теперь очень быстро. Два солдата лежали на берегу около леса. Их ружья были поставлены к стволу каштанового дерева. Видна была зола тлеющего костра; пара пустых бутылок скатилась к самому краю реки. Солдаты крепко спали.

— Принц, — проговорил Фишер, посмотрев на них, — их только двое, и они спят!

— Вы уверены? — шепнул Мессенджер.

— В этом нет сомнения. Я вижу, как их ноги торчат в траве, и они надвинули фуражки на глаза.

— Направьте плот прямо на них и остановитесь! Если плот в середине реки, то он легко пойдет. Какова здесь река?

— Двадцать ярдов и покрыта тростником, но течение быстрое!

— Тем лучше, мы пойдем скорее!

Он больше ничего не сказал и стал ждать, пока Фишер выведет плот из тростника и направит в середину течения. Они были теперь в пятидесяти ярдах от часовых. Спящие продолжали лежать без движения, мухи жужжали над их ушами; их лица были в тени. Проснутся ли они? Юноша был взволнован, задавая себе этот вопрос.

На краю лесной чащи росли кустарники, свешиваясь над водою. Река здесь текла почти наравне с лугами, но заросла травою, и когда плот подошел к тому месту, где лежали часовые, то задел за высокую траву, произведя шум, заставивший Фишера и Мессенджера содрогнуться. Шум этот был настолько силен, что его услышал один из часовых, проснулся и сел. Если бы не густой куст, находившийся между плотом и часовыми, плавание окончилось бы тут же, но густая трава задержала плот, шум прекратился. Часовой ничего не увидел, толкнул своего товарища, ругнул его, выпил чего-то из бутылки и снова растянулся на траве. Тогда Фишер, лежавший на передней части плота, направил его в середину течения; оно быстро подхватило и понесло вперед мимо маисовых полей, в середину большой долины за горами.

В течение часа после этого беглецы оставались на плоту под лучами палящего солнца. Через час плот вышел из реки в большое озеро, окаймленное зелеными берегами, покрытыми пестрыми цветами. Гавань эта так манила к себе, ее тишина была так успокоительна, так соблазнительна для изнемогающих от усталости, что Фишер направил плот к его берегам. Здесь, положив головы на траву, под тенью ив, где было прохладно, утомленные и усталые, почти готовые плакать, беглецы проспали жаркую часть дня до тех пор, пока не зазвонили в сельской церкви.

XXVIII ИСТОРИЧЕСКИЕ ФАКТЫ

Просматривая некоторые сцены, относившиеся к трагедии Арнольда Мессенджера и его сообщников, я вспоминаю, что ничего еще не сказал, с чего же началось преследование беглецов и как в Англии узнали, куда они направились.

В объяснение этого нужно заметить, что ирландец, помощник капитана на судне «Адмирал», был принят вместе с Конерзом, которого он освободил, на пароход, показавшийся на горизонте в то время, когда «Семирамида» направлялась в Северное море. Пароход доставил спасенных в Берген, откуда они телеграфировали в Лондон. Это известие взволновало весь город.

Для Кепль, Мартингель и К° это известие было ударом, потрясшим фирму до основания. Глава ее, пристыженный нравственным падением своего племянника Сиднея Кепля, с этого времени сделался разбитым человеком с потерянным разумом. Но его компаньоны продолжали усердно работать, чтобы помочь страхователям покрыть потери. Эта солидная фирма употребила все свое влияние на правительство. Искусные сыщики были посланы в Лиссабон, в Париж, в Монтевидео; послали и несколько крейсеров. Общее мнение было таково, что яхта Кеннера отправилась в Голландию или в Норвегию; другие крейсера искали в канале; наконец, некоторые искали на берегу Ирландии, хотя никто не предполагал, что яхта обогнет мысы Шотландии.

Как случилось, что «Неро» заметил «Семирамиду» и преследовал ее, об этом уже сказано. А странное прекращение преследования в минуту очевидного успеха может быть объяснено просто. У судна сломалась ось гребного винта, когда оно было близко к победе. С большим трудом оно достигло Бордо и оттуда послало в Англию известие о происшедшем. Другие крейсера искали по берегам Франции и по северному берегу Испании. Один из крейсеров, наконец, бросивший якорь в том заливе, где остановились наши беглецы, хотя и напал на их след, но уже тогда, когда деньги были на берегу, а люди скрывались в замке. С этого момента все шансы перешли на сторону преследователей.

Власти в Лондоне ждали каждый день известий о слитках золота и исчезнувшем экипаже. Кепль, Мартингель и Компания, недавно реализовавшие испанский заем, воспользовались своим влиянием в Мадриде, и отряды солдат были посланы из Вивера и Фини-стерра. С каждым из этих отрядов был английский сыщик, а для удостоверения личностей беглецов отправили Майка Бреннана, прежнего помощника капитана на «Адмирале». Это он и слышал, как идиот Билли кричал в холмах. Он узнал его голос и ответил на крик, к ужасу погонщиков мулов.

Когда наступил конец катастрофы, старуха погибла вместе с золотом. Но так как было возможно, что Мессенджер спасся, то поиски продолжались. Несколько недель спустя через пропасть снова навели мост. Часовые были поставлены по всему амфитеатру холмов. Молчаливая долина была обыскана из конца в конец, и дело кончилось тем, что офицер, бывший во главе отряда, послал в Мадрид свое окончательное мнение, что англичанин никогда не переходил мост, так как выйти за пределы долины не было возможности ни человеку, ни животному. Предположение, что существовал проход через туннель, никогда не приходило ему в голову.

Таким образом, публика в Лондоне была разочарована в своем ожидании увидеть главного негодяя на суде и начала спрашивать, что же стало с деньгами. Это выяснилось, когда почти все слитки один за другим были доставлены фирме, у которой их украли. Некоторые из них были найдены во внутренней лагуне близ дома испанки; многие — в долине под горной тропинкой, где на беглецов обрушились опасности, а остальные в овраге и в пепле рухнувшего моста. Когда сосчитали стоимость найденного золота, то фирма нашла, что потеряла 250000 фунтов. Из этой суммы большая часть была разграблена испанскими солдатами; слуги испанки тоже не пренебрегли захватить что было можно. Мессенджеру досталась лишь частица.

XXIX ОКОНЧАНИЕ ОТЧЕТА

Фишер, проснувшись на берегу тихого пруда, испугался и готов был закричать: чья-то рука тронула его за плечо. Он вскочил на ноги, думая, что солдаты поймали его во время сна, но увидел только старика с седою бородою; его ряса и воротник указывали на сан священника. Вслед за тем кроткий голос сперва заговорил на плохом французском языке, потом, пытаясь говорить по-английски, старик сказал:

— Доверьтесь мне, я пришел как друг! От солдат не ждите добра! — и он покачал головою, как будто это ему было больно.

Мессенджер вскочил при первых словах священника, но скоро успокоился, поняв в чем дело. Да у беглецов и не было другого выхода, как принять сделанное им предложение.

В сопровождении священника беглецы направились по тропинке в лес, но священник держался окраины леса минут десять, прежде чем вышел на болотистый луг и к задним строениям деревни, почти закрытым каштановыми деревьями. Затем так же осторожно ввел беглецов в свой дом. Что осторожность была не лишняя, Фишер понял, увидев в окно проходивших по селу солдат.

В доме священника беглецы приютились на три недели. В конце второй недели к ним привели Инессу, которая была обязана всем этому священнику. Он поместил ее в монастырь в Кадиксе. Девушка была теперь гораздо счастливее, чем в то время, когда ходила с Фишером по саду. Теперь, снова увидевшись с нею, юноша стал было строить разные планы, но с грустью вынужден был сознаться, что из-за привязанности к Мессенджеру должен расстаться с нею. Та соглашалась, что слепой имел на него права, и он, несмотря на ее поцелуи, остался верен выбранному им трудному пути.

Недели счастья прошли слишком скоро, и, когда настало время расставания, Хель, осушив поцелуями детские слезы Инессы, отправился со священником и Мессенджером. Переодевшись испанскими крестьянами, они дошли благополучно до Виго, где, благодаря влиянию священника и его деньгам, достали билет в Монтевидео.

В этом городе я встретился с ним спустя два месяца после их приезда. Мессенджер все еще не видел, юноша ходил за ним, как брат.

— Я не мог бы теперь оставить его! — говорил он. — У него нет других глаз кроме моих!

Нельзя передать то сострадание, какое звучало в его голосе, когда он произносил эти слова.