Социальная психология. Интенсивный курс.

Глава 18. Сила воздействия человека

«Противоположность правильного высказывания - ложное высказывание,- утверждал физик Нильс Бор,- но противоположностью глубокой истины может быть другая глубокая истина». Каждая глава этой части, посвященной социальному влиянию, содержит глубокую истину о силе социальной ситуации. Эта глубокая истина о силе внешнего давления с успехом могла бы объяснить наше поведение, будь мы пассивны, как «перекати-поле». Но мы не «перекати-поле», мы не из тех, кого внешние ветры гоняют туда-сюда. Мы действуем, и мы противодействуем. Мы отвечаем, и мы получаем ответы. Мы можем противостоять социальной ситуации, а иногда даже изменять ее. Каждая из этих глав завершается указанием на то, что противостоит изложенной в нем глубокой истине,- на силу воздействия личности.

Быть может, постоянные указания на воздействие окружающей среды не очень-то вам приятны. Большинство из нас отвергает даже само предположение, будто какие-то внешние факторы могут определять наше поведение. Мы видим себя свободными людьми, творцами собственных поступков (по крайней мере, хороших). Мы чувствуем, что вера в социальный детерминизм может привести к тому, что философ Жан-Поль Сартр называл «дурной верой»,- к перекладыванию ответственности за свою судьбу на кого-то другого.

По сути, социальный контроль (сила ситуации) и личный контроль (сила личности) противостоят друг другу не в большей мере, чем биологические и культурные воздействия. Имеют смысл как социальные, так и личностные объяснения нашего социального поведения, поскольку в любой момент нашей жизни мы и творцы и творения нашего социального мира. Мы вполне можем быть одновременно продуктом как наших генов, так и нашего окружения. Но верно также и то, что впереди будущее, и от нас зависит, каким ему быть. Наш сегодняшний выбор определяет, с какими внешними условиями мы столкнемся завтра.

Взаимное влияние личностей и ситуаций

Спрашивать, что определяет поведение: внешние ситуации или внутренние диспозиции (иначе говоря культура или эволюция) - это все равно, что спрашивать, что определяет площадь поля, его длина или ширина. Безусловно, социальная ситуация оказывает на личность глубокое воздействие. Но здесь имеет место взаимодействие.

Можно отметить по крайней мере три характерные особенности такого взаимодействия (Snyder Ickes, 1985). Во-первых, одна и та же социальная ситуация может влиять на разных людей по-разному. Мы отличаемся друг от друга в том, как воспринимаем и истолковываем реальность, естественно, и наши ответные реакции на нее будут разными. Одни люди более чувствительны к социальной ситуации, другие - менее (Snyder, 1983). Японцы, например, более восприимчивы к социальным ожиданиям окружения, чем англичане (Argile others, 1978).

Во-вторых, люди, как правило, сами решают, оказаться ли им в данной ситуации, взаимодействовать ли с ней (Ickes others, 1990). Каждый раз, делая свой выбор, человек одновременно выбирает и ситуации, в которых окажется в будущем. Выбирая, к примеру, колледж, вы одновременно выбираете специфическую гамму социальных влияний, которой потом подвергнетесь. Рьяные политические либералы вряд ли поселятся в Апельсиновом округе Калифорнии и вступят в Торговую палату. Их место в Торонто и в рядах сторонников Гринписа. Короче говоря, они выберут ту социальную среду, которая будет усиливать их наклонности.

В-третьих, люди часто сами создают ситуации, в которых оказываются. Вспомните концепцию самоподтверждения: если мы ожидаем, что кто-то будет общительным, враждебным, женственным или сексуальным, то наши действия по отношению к этому человеку могут спровоцировать его на то самое поведение, которое мы ожидаем. Что, в конце концов, формирует социальную ситуацию, как не люди, в ней задействованные? Либеральное окружение формируется либералами. То, что происходит в женском клубе,- дело рук его членов. Не стоит сравнивать социальное окружение с погодой, от нас не зависящей. Оно более похоже на наши дома - на то, что мы строим для себя сами.

Такая взаимная причинно-следственная связь позволяет нам рассматривать людей и как реагирующих и как воздействующих на ситуацию. Обе точки зрения имеют право на существование, поскольку каждый из нас одновременно является и продуктом и архитектором нашей социальной среды. Однако какая из них мудрее? В некотором смысле целесообразнее рассматривать себя как продукт среды (чтобы не слишком-то гордиться своими достижениями и не слишком винить себя за возникшие трудности), а окружающих - как людей, обладающих свободной волей (чтобы не утомить их отеческой опекой и не пытаться ими манипулировать).

Не исключено, однако, что лучше было бы почаще делать все с точностью наоборот: себя видеть свободной личностью, а окружающих - подверженными влиянию окружающей среды. Тогда мы могли бы достичь самоэффективности при восприятии самих себя и. улучшили бы отношения с окружающими (рассматривая других как людей, подверженных влиянию ситуации, мы скорее поймем их и проявим к ним сочувствие, нежели тогда, когда мы высокомерно осуждаем неприятное нам поведение, якобы свободно выбранное «аморальным» или «ленивым» человеком). Большинство религий призывает нас отвечать за себя, но воздерживаться от осуждения других. И не потому ли они учат этому, что естественная наша склонность состоит в том, чтобы прощать свои собственные ошибки, но не ошибки ближнего своего?

Сопротивление социальному давлению

Социальная психология постоянно подчеркивает силу воздействия личности. Мы, конечно, не бильярдные шары. Знание того, что нас пытаются к чему-то принудить, может побудить нас сделать нечто прямо противоположное.

Реактивное сопротивление

Люди ценят чувство свободы и самостоятельности (Baer others, 1980). Поэтому, когда социальное давление становится настолько сильным, что начинает ущемлять их чувство свободы, они могут восстать. Вспомним о Ромео и Джульетте, чья любовь только усиливалась из-за противодействия их семей. Или о тех детях, которые отстаивают свою свободу и независимость, делая прямо противоположное тому, что говорят их родители. Родители, понимающие это, вместо того чтобы давать указания, предлагают им самим сделать выбор: «Пора мыться. Где ты будешь - в ванне или под душем?»

Теория психологического реактивного сопротивления, основанная на том факте, что люди стремятся оградить себя от посягательств на их свободу, подтверждается экспериментами, показывающими, как часто попытки ущемить личную свободу приводят к «эффекту бумеранга» (Brehm Brehm, 1981; Nail Van Leeuwen, 1993). Представьте себе, что кто-то останавливает вас на улице и просит подписать воззвание в защиту чего-то, мало вас интересующего. Пока вы колеблетесь, подписывать или нет, кто-то рядом громогласно заявляет, что «следует категорически запретить распространять и подписывать подобного рода воззвания». Теория реактивного сопротивления предсказывает, что столь грубые попытки ограничить вашу свободу повышают вероятность того, что на бумаге появится ваша подпись. Когда Мадлен Хейлман (Madelina Heilman, 1976) проводила подобный эксперимент на улицах Нью-Йорка, именно такие результаты она и получала.

В злоупотреблении алкоголем также есть вклад реактивного сопротивления. В США, где запрещено продавать алкогольные напитки лицам, не достигшим 21 года, исследование 3375 студентов из 56 студенческих городков дало следующие результаты: среди студентов, чей возраст превышал 21 год, злоупотребляющих алкоголем было 25 %, а среди более молодых таких было 19 %. Психологи Руф Энгс и Дэвид Хэнсон (Ruth Engs David Hanson, 1989) обнаружили также, что среди тех, кого можно назвать «настоящими алкоголиками», насчитывалось только 15 % студентов, достигших 21 года, и 24 % не достигших этого возраста. Они полагают, что это свидетельствует о реактивном сопротивлении введенному ограничению. Возможно, тут сказалось и влияние сверстников. Именно сверстники очень сильно влияют на отношение молодых людей к алкоголю и наркотикам, они поставляют сам продукт и создают соответствующую обстановку. Это помогает понять, почему среди студентов колледжей, вращающихся в кругу своих сверстников, злоупотребляющих алкоголем больше, чем среди молодых людей вне колледжа (Atwell, 1986).

Реактивное сопротивление может разрастаться до социального восстания. Как и подчинение, восстание можно вызвать и наблюдать экспериментально. Уильям Гамсон, Брюс Файреман и Стивен Ритина (William Garrison, Bruse Fireman Steven Rytina, 1982), представляясь членами некой исследовательской группы, приглашали жителей городка, расположенного неподалеку от Мичиганского университета, в конференц-зал отеля для участия в «дискуссии о стандартах социальной жизни». Только там участники узнавали, что эта дискуссия будет записываться на видеопленку по заказу большой нефтяной компании, пытавшейся выиграть судебную тяжбу у управляющего местной заправочной станции, который выступил против повышения цен на бензин.

В начале дискуссии практически каждый присутствующий в зале встал на сторону местного управляющего. Надеясь убедить суд, что общественность города настроена выступить в защиту нефтяной компании, «ее представитель» начал уговаривать одного за другим участников дискуссии высказаться за повышение цен. Попутно он просил каждого, с кем разговаривал, подписать заявление, дающее нефтяной компании право отредактировать видеозапись и использовать ее в суде. Время от времени выходя из комнаты, экспериментатор давал возможность собравшимся обсудить готовящиеся несправедливые действия и как-то отреагировать на них.

Большинство участников эксперимента восстали: они активно возражали и сопротивлялись требованию фальсифицировать их мнения в пользу нефтяной компании. Они организовали даже специальные группы для противодействия соответствующей акции. Планировалось, что эти группы обратятся в газеты, к адвокатам или прямо в суд.

Устроив такой небольшой взрыв социального возмущения, исследователи выяснили, как начинаются перевороты. Они обнаружили, что сопротивление оказывается более успешным, если оно зарождается практически сразу. Чем дольше группа уступает несправедливым требованиям, тем труднее ей дается последующая борьба за свободу. И как непременное условие, должен появиться лидер, который инициировал бы процесс, открыто выражая общее недовольство.

Подобные демонстрации реактивного сопротивления убеждают нас в том, что люди не марионетки. Социолог Питер Бергер (Peter Berger, 1963) нарисовал живописную картину:

«Мы смотрим, как марионетки танцуют, перемещаясь туда-сюда по миниатюрной сцене. Для них, ведомых нитями кукловодов, в сценарии отведены весьма скромные роли. Мы учимся понимать логику этого театра, но в какой-то момент нас посещает мысль: а не принимаем ли мы участие в похожем спектакле? Занимая свое положение в обществе, мы тем самым оказываемся подвешенными на невидимых нитях. На мгновение действительно верится, что мы - такие же марионетки, как и эти куклы. Но затем мы замечаем существенную разницу между театром марионеток и нашей жизнью. В отличие от марионеток, мы можем прервать свой танец, осмотреться и обнаружить механизмы, заставляющие нас двигаться. За этим поступком скрывается первый шаг к свободе.»

Борьба за свою уникальность

Вообразите себе мир тотального конформизма, где нет различий между людьми. Будет ли этот мир сказочным раем? Если нонконформизм может вызвать дискомфорт, возникнет ли комфорт при всеобщем подобии?

Люди испытывают дискомфорт, когда они слишком выделяются на фоне других. Но, по крайней мере в западных культурах, они чувствуют себя несколько некомфортно и тогда, когда выглядят так же, как все. Эксперименты С. П. Снайдера и Говарда Фромкина (С. P. Snyder Howard Fromkin, 1980) показали, что человеку обычно нравится чувствовать себя неповторимым. Более того, зачастую он предпринимает конкретные действия, чтобы отстоять свою индивидуальность. В одном из экспериментов Снайдера (1980) студенты университета Пердью верили, что десять их «самых главных установок» либо резко отличаются, либо почти идентичны установкам 10 000 других студентов. Что интересно, позже, когда те же самые студенты участвовали в эксперименте на конформизм, те, кто усомнился в своей неповторимости, были более склонны проявлять нонконформизм, отстаивая собственную индивидуальность. В другом эксперименте участники, услышав, что окружающие излагают установки, идентичные их собственным, тут же меняли свою позицию, дабы сохранить ощущение собственной неповторимости.

Представление о собственной уникальности проявляется также в «спонтанном восприятии самих себя». Когда Уильям Мак-Гуайр и его коллеги из Йельского университета (McGuire Padawer-Singer, 1978; McGuire others, 1979) просили детей «рассказать о себе», те чаще всего упоминали свои отличительные черты. Родившиеся за границей чаще других называли место рождения. Рыжие чаще брюнетов и блондинов говорили о цвете волос. Чрезмерно худые или тучные чаще сообщали свой вес. Дети из национальных меньшинств указывали свою национальность. Сходным образом мы начинаем более остро осознавать свою половую принадлежность, когда находимся среди представителей противоположного пола (Cota Dion, 1986).

Все дело в том, говорит Мак-Гуайр, что «каждый осознает себя тем и настолько, в чем и насколько он отличается от других». Поэтому «если я, черная женщина, нахожусь в группе белых женщин, я ощущаю себя в первую очередь черной; если же я оказываюсь в группе черных мужчин, цвет моей кожи теряет значение и я ощущаю себя прежде всего женщиной» (McGuire others, 1978). Это откровение позволяет понять, почему любому меньшинству свойственно осознавать свою обособленность и остро реагировать на то, как к нему относятся представители преобладающей культуры. Большинство, мало задумываясь о национальной принадлежности, может считать меньшинство «сверхчувствительным». Когда я в течение года жил в Шотландии, американский акцент выдавал во мне иностранца, и я все время помнил о своей национальной принадлежности и был чувствителен к реакции на нее окружающих.

Когда люди двух культур почти идентичны, они все равно находят различия между собой, пусть даже и незначительные. Любой пустяк может вызвать взаимное презрение и конфликт. Джонатан Свифт высмеивал это в «Путешествиях Гулливера», описав войну остроконечников и тупоконечников. Разница между ними состояла в том, что остроконечники облупливали яйца с острого конца, а тупоконечники - с тупого. В мировом масштабе трудно найти разницу между шотландцами и англичанами, хуту и тутси, сербами и хорватами, североирландскими католиками и протестантами. Но небольшие различия могут привести к большому конфликту (Rothbart Taylor, 1992). Нередко соперничество становится тем сильнее, чем в большей степени другая группа оказывается близкой к вашей собственной.

Итак, оказывается, что мы не любим слишком выделяться на фоне окружающих, при этом, однако, все мы сходимся в желании чувствовать себя неповторимыми и подчеркивать то, в чем заключается наша индивидуальность. Но, как показывают эксперименты, в которых оценивается стремление людей подыгрывать самим себе, нам не все равно, в чем именно заключается наша особенность. Мы хотим отличаться от других «в правильном направлении» - не просто отличаться от среднего, но быть лучше среднего.

Влияние меньшинства

Мы видели, что, хотя социальные ситуации нашей культуры формируют нас, мы также вносим свой вклад в создание и выбор этих ситуаций. И хотя давление конформизма иногда пересиливает наши собственные мнения, слишком грубое давление может стать причиной, побуждающей отстаивать свою индивидуальность и свободу. И, несмотря на то что силы убеждения действительно очень могущественны, мы можем оказать сопротивление попыткам убеждения - например, делая предварительные публичные заявления, предвосхищающие содержание сообщения, в котором нас хотят в чем-то убедить. Ну и напоследок рассмотрим, как индивиды сами могут влиять на свои группы.

У истоков почти всех социальных движений стояло меньшинство, которое, оказывая влияние на окружающих, в итоге нередко становилось большинством. «Вся история,- пишет Ральф Уолдо Эмерсон, - это летопись могущества меньшинства, состоявшего порой всего лишь из одного человека». Вспомним о Копернике и Галилее, о Мартине Лютере Кинге, о суфражистках. Американское движение за гражданские права негров разгорелось из-за отказа одной афро-американской женщины, Розы Парке, жительницы Монтгомери, штат Алабама, уступить свое место в автобусе. Исторические открытия в области технологии сделаны изобретателями, которые, как правило, были в меньшинстве. Когда Роберт Фултон строил свой пароход «Fulton's Folly», он подвергался постоянным насмешкам. «На своем пути я так и не услышал ни одного подбадривающего слова, ни одного теплого пожелания» (Cantril Bums-tead, 1960).

Что же делает меньшинство убедительным? Эксперименты, проведенные Сержем Московичи в Париже, определили несколько определяющих факторов власти меньшинства: последовательность действий, уверенность в себе и способность привлекать сторонников из числа представителей большинства.

Последовательность действий

Меньшинство, твердо стоящее на своих позициях, более влиятельно, чем меньшинство колеблющееся. Московичи и его коллеги (Moscovici others, 1969, 1985) обнаружили, что если меньшинство постоянно называет голубые линии зелеными, представители большинства эпизодически соглашаются с этим. Но если меньшинство колеблется, называя хотя бы треть голубых линий все-таки голубыми, то практически никто из большинства никогда не назовет голубое зеленым.

Природа влияния меньшинства все еще остается предметом споров (Clark Maass, 1990; Levine Russo, 1987). Московичи полагает, что следование меньшинства за большинством отражает просто подчинение обществу, а следование большинства за меньшинством отражает истинное признание правоты меньшинства - действительное восприятие голубой линии как зеленой. Людям может просто не нравиться публично обнаруживать свою связь с отклоняющимися взглядами меньшинства (Wood others, 1994).

Большинство также может побуждать нас использовать для выяснения истины эвристический прием («так много умных людей не могут ошибаться»), в то время как меньшинство воздействует на нас, заставляя более глубоко задуматься (Burnstein Kitayama, 1989; Mackie, 1987). Таким образом, более вероятно, что меньшинство для оказания влияния выберет аналитический прямой путь убеждения.

Эксперименты показывают - и жизненный опыт подтверждает это, - что нонконформизм, особенно последовательный, зачастую является болезненным (Levine, 1989). Собравшись воевать в одиночку, заранее приготовьтесь к насмешкам - особенно если намерены коснуться темы, лично затрагивающей большинство, или если группа стремится решить вопрос путем достижения консенсуса (Kameda Sugimori, 1993; Kruglanski Webster, 1991; Trost others, 1992). Люди могут приписать ваше несогласие вашим психологическим особенностям - например, сказать, что вы просто догматик (Papastamou Mugny, 1990). Когда Чарлан Немет (Charlan Nemeth, 1979) вводил в группы, имитирующие жюри присяжных, двух новых членов, которые начинали раз за разом оспаривать мнение большинства, то такие люди неизменно вызывали отрицательные эмоции. Тем не менее большинство признавали, что именно последовательность возражений этого дуэта, более чем что бы то ни было, заставляла группу еще раз обдумать свою позицию. Меньшинство может стимулировать творческое мышление (Martin, 1996; Mucchi-Faina others, 1991; Peterson Nemeth, 1996). Столкнувшись с разногласиями внутри своей группы, люди ищут дополнительную информацию, обдумывают ее с новой точки зрения и зачастую принимают более удачное решение. Отмечая, что совсем не обязательно становиться друзьями тех, на кого нужно оказать внимание, Немет цитирует Оскара Уайльда: «Нам не по душе любые аргументы: они всегда вульгарны и зачастую убедительны».

Последовательное, пусть и непопулярное, меньшинство влиятельно хотя бы потому, что именно оно вскоре становится центром спора (Schachter, 1951). Всеобщее внимание позволяет человеку высказать значительно большее количество аргументов по сравнению с остальными. А согласно сообщению Немета, в экспериментах, посвященных изучению как влияния меньшинства, так и групповой поляризации, позиция, в пользу которой высказывается большее число аргументов, обычно побеждает. Красноречивые члены группы, как правило, оказывают сильное влияние на остальных (Mullen others, 1989).

Уверенность в себе

Последовательность и настойчивость в действиях свидетельствуют об уверенности в себе. А любое поведение меньшинства, выражающее уверенность - такое, например, как выбор места во главе стола,- склонно порождать у большинства сомнения в себе (Немет и Джоэл Уачтлер (Nemeth Joel Wachtler, 1974)). Ощущение сильной и непоколебимой убежденности меньшинства подталкивает большинство к пересмотру своих позиций. Однако следует отметить, что чаще пересматриваются мнения, а не факты. Итальянские исследователи из университета Падуи Энн Маасе и ее коллеги (Anne Maass others, 1996) заметили, что меньшинству труднее убедить большинство пересмотреть факты («Из какой страны Италия импортирует больший объем сырой нефти?»), чем установки («Из какой страны Италии следует импортировать больший объем сырой нефти?»).

Отступники

Упрямое меньшинство разрушает иллюзии единомыслия. Когда меньшинство постоянно сомневается в мудрости большинства, те члены большинства, которые в противном случае подвергали бы имеющиеся у них сомнения самоцензуре, теперь не стесняются их высказывать и могут даже перейти на позиции меньшинства. В эксперименте со студентами университета Питтсбурга Джон Левин (John Levine, 1989) обнаружил, что отступники из числа большинства гораздо более убедительны, чем непоколебимые представители меньшинства. Проводя эксперименты, в которых имитировалось заседание суда присяжных, Немет заметил, что как только появляются перебежчики, за ними сразу же тянутся и остальные, вызывая эффект снежного кома.

Являются ли эти факторы, усиливающие влияние меньшинства, присущими только меньшинству? Шарон Вульф и Бибб Латане (Sharon Wolf Bibb Latane, 1985; Wolf, 1987), а также Рассел Кларк (Russell Clark, 1995) полагают, что нет. Они доказывают, что одни и те же социальные силы работают как на большинство, так и на меньшинство. Информационное и нормативное влияния способствуют усилению как групповой поляризации, так и влияния меньшинства. И если последовательность, уверенность в себе и перебежчики из стана противника укрепляют позицию меньшинства, то эти же факторы будут укреплять и позицию большинства. Социальное воздействие позиции, занятой и большинством и меньшинством, зависит от приложенных усилий, непосредственного влияния и количества тех, кто ее поддерживает. Меньшинство менее влиятельно, чем большинство, просто потому, что оно меньше.

Несмотря на это, Энн Маасе и Рассел Кларк (Anne Maass Russell Clark, 1984, 1986) соглашаются с Московичи в том, что для меньшинства более характерно привлекать сторонников, одобряющих их взгляды. Проанализировав эволюцию групп, Джон Левин и Ричард Морланд (John Levine Richard Moreland, 1985) пришли к заключению, что малочисленные новички оказывают на большинство влияние иного рода, чем старожилы, также оказавшиеся в какой-то момент в меньшинстве. Новички просто привлекают к себе больше внимания, в то время как укоренившимся членам группы легче идти на разногласия и брать на себя руководство.

Забавно, что до недавних пор идея о том, что меньшинство может переубедить большинство, сама была позицией меньшинства среди социальных психологов. Однако последовательно и убежденно отстаивая свои взгляды, Московичи, Немет и их немногочисленные единомышленники смогли доказать большинству социальных психологов, что влияние меньшинства - это феномен, заслуживающий изучения.

Является ли лидерство частным случаем влияния меньшинства?

Лидерство, в ходе которого определенного склада люди мобилизуют и ведут за собой всю группу, - это яркий пример проявления силы личности. Роберт Хоган и его коллеги (Robert Hogan others, 1994) убеждены, что личность руководителя имеет огромное значение. В 1910 году норвежцы и англичане участвовали в историческом покорении Южного полюса. Под эффективным руководством Руаля Амундсена норвежцы открыли Южный полюс. Англичане, которых вел некомпетентный Роберт Фолкон Скотт, опоздали. Сам Скотт и еще три участника экспедиции погибли. Армия Авраама Линкольна в Гражданской войне никуда не годилась, пока Линкольн не назначил командующим Улисса Гранта.

Некоторые тренеры переходят из команды в команду, каждый раз превращая аутсайдеров в победителей.

Одни лидеры официально назначаются или избираются; другие неформально выдвигаются в процессе групповых взаимодействий. Что именно делает лидера хорошим, во многом зависит от ситуации: лучшая кандидатура на пост руководителя технической группы может быть отнюдь не лучшей для коммерческого отдела. Одни люди превосходно подходят на роль лидера рабочей группы. Они отлично организуют работу, четко устанавливают требуемые стандарты и упорно добиваются поставленной цели. Другие же хороши в роли социальных лидеров. Они крепко сплачивают команду, улаживают любой конфликт, при необходимости всегда оказывают поддержку.

Лидеры рабочих групп, выполняющих определенную задачу, часто используют директивный стиль, который хорош только тогда, когда у лидера достаточно способностей, чтобы отдавать правильные приказания (Fiedler, 1987). Будучи ориентированы на цель, такие лидеры сосредоточивают внимание и усилия группы на стоящей перед ней задаче. Эксперименты показывают, что если группе предстоит решить трудную и интересную задачу, то периодические отчеты о достигнутом, как правило, помогают поддерживать мотивацию к высоким достижениям (Locke Latham, 1990).

У социальных лидеров часто проявляется демократический стиль руководства, при котором власть делегируется членам группы; их участие в принятии решений всячески поощряется. Эксперименты показывают, что такой стиль руководства благоприятен в моральном отношении. Члены группы обычно чувствуют себя более удовлетворенными, когда принимают участие в принятии решений (Spector, 1986; Vanderslice others, 1987). Если работник сам осуществляет контроль над выполнением поставленного перед ним задания, у него повышается мотивация к достижению конечного результата (Burger, 1987). Поэтому люди, которые дорожат своей принадлежностью к группе и гордятся ее достижениями, процветают при демократическом стиле руководства.

Демократическое лидерство можно наблюдать в стремлении многих бизнесменов принимать непосредственное участие в менеджменте; такой стиль управления особенно распространен в Швеции и Японии (Naylor, 1990; Sundstrom others, 1990). По иронии судьбы, наибольшее влияние на этот «японский» стиль управления оказал социальный психолог Курт Левин. Проведя эксперименты в лабораторных условиях и цехах, он и его ученики продемонстрировали, насколько полезно, когда в процессе принятия решений принимают участие все работники. Незадолго до Второй мировой войны Левин посетил Японию, где рассказал о полученных им данных руководителям промышленности и науки (Nisbett Ross, 1991). В коллективистской японской культуре идеи Левина о работе в команде нашли благодарную аудиторию. Распространившись по всему свету, влияние идей Левина в итоге вернулось назад, в Америку. Популярная некогда теория «великой личности», провозглашавшая, что все великие лидеры обладают определенными общими чертами, уже дискредитировала себя. Как мы теперь знаем, эффективность того или иного стиля руководства меняется в зависимости от ситуации. Однако недавно социальные психологи вновь заинтересовались вопросом, существуют ли какие-то особые качества, которые в любых ситуациях должны быть присущи хорошему лидеру (Hogan others, 1994). Английские социальные психологи Питер Смит и Монир Тейб (Peter Smith Monir Tayeb, 1989) провели исследования на эту тему в Индии, на Тайване и в Иране. Они обнаружили, что наиболее эффективно действующие руководители низшего звена в угольной промышленности, банковском деле и государственной администрации показывают одинаково высокие результаты и в тестах на социальное лидерство, и в тестах на лидерство в рабочих группах. Как правило, эти люди проявляют энергичную озабоченность ходом работы и, плюс к этому, восприимчивы к нуждам подчиненных.

Исследования также показывают, что многие эффективные лидеры как небольших групп, так и огромных корпораций всегда прислушиваются к мнению меньшинства. Такие лидеры вызывают доверие у подчиненных своей устремленностью к цели. Они часто наделены харизмой уверенности в себе, что разжигает преданность их последователей (Bennis, 1984; House Singh, 1987). Харизматический лидер обычно четко представляет себе, каково желательное положение дел, он способен изложить все простым и ясным языком и имеет достаточный запас оптимизма и веры в своих людей, чтобы вдохновлять их.

Разумеется, группа также оказывает влияние на своего лидера. Иногда вожаки просто-напросто предчувствуют, куда их «стадо» готово направиться. Политические кандидаты знают, как читать опросы общественного мнения. Лидер, слишком сильно отклоняющийся от групповых стандартов, может быть попросту свергнут. Искушенные лидеры обычно остаются вместе с большинством и используют свое влияние благоразумно. Однако встречаются и такие яркие лидеры, которые, действуя вопреки мнению большинства, способны мобилизовать энергию всех членов группы и повести их за собой.

По словам Дина Кейта Симонтона (Dean Keith Simonton, 1994), историческая личность появляется на сцене в те редкие моменты, когда в определенной ситуации находится именно тот лидер, который нужен. Чтобы появилась личность, сравнимая с Уинстоном Черчиллем или Маргарет Тетчер, Томасом Джефферсоном или Карлом Марксом, Наполеоном или Адольфом Гитлером, Авраамом Линкольном или Мартином Лютером Кингом, необходимо, чтобы нужный человек оказался в нужное время в нужном месте.

Когда удачное сочетание ума, опыта, решимости, уверенности в себе и социальной харизмы сталкивается с редким шансом, результатом может быть чемпионский титул, Нобелевская премия или социальная революция.

Понятия для запоминания

Лидерство (Leadership) - процесс, в ходе которого определенные члены группы ведут за собой всех остальных.

Реактивное сопротивление (Reactance) - мотив защитить или восстановить ощущение своей свободы, возникающий тогда, когда ей кто-то или что-то угрожает.