Я стараюсь держать себя в руках, но у меня хреново обстоят дела с контролем гнева. Пошло оно к черту. Она хочет поднять эту тему? Тогда мы можем обсудить это.
— В файле не было ничего про Алексис, Слоан. Там было все про тебя. У Эли была личная информация на тебя. Твои фотографии на работе, в машине, дома. — Я позволяю последним словам повиснуть между нами на мгновение, давая возможность скрытому смыслу фразы дойти до нее. Ее глаза светлые и сияющие, но информация, кажется, приводит в состояние шока.
— Мои? Что ты имеешь в виду, говоря о моих фотографиях у меня дома?
— Я имею в виду твои фотографии в душе, в кровати, как ты ходишь обнаженной. У него были видео, как ты, черт побери, ласкаешь себя, Слоан.
—Что? — говорит она шепотом. На ее лице ужас.
Бл*дь.
— Я пошел туда, чтобы достать для тебя информацию об Алексис, но Эли рассмеялся мне в лицо. Он сказал, что ему известно, что твоя сестра живет в ЛА, но он не имеет понятия, где именно. Он просто слышал из неофициального источника, что девушку с темными волосами похитили байкеры, и теперь она работает на них. Эли не собирался говорить тебе ничего такого важного, понятно? Он собирался скормить тебе херню, которая бы привела тебя в тупик, чтобы ты вернулась к нему за новой порцией информации. И знаешь, что, черт побери? Так как ты больше не была девственницей, должна была бы потрахаться с тремя парнями, чтобы получить эту пустышку. И так бы продолжалось и продолжалось. Раз за разом. И затем я увидел в его сейфе файлы и на других девушек. Ты хоть заглянула в них?
— Да! Я... — она замолкает. Вся ее яростная энергия уходит прочь, она пристально пялится в пол, слезы подрагивают на концах ресниц, в то время как ее разум отчаянно работает. — Я видела их. Заглянула в парочку. Они были все... — она тяжело сглатывает. — Они все были нормальными. Обычные случаи. Измены и нарушения предписания о залоге.
Я качаю головой.
— Нет, ты не видела файлы. Потому что я забрал их. Забрал их все. Он проделал такую же штуку, как минимум, еще с двенадцатью женщинами, и Эли дергал за ниточки каждую из них. Я уничтожил фото, флешки, диски и все остальное. И вот теперь ты права. Я УБИЛ ЭЛИ. Я убил его, потому что он первый пырнул меня ножом. Сюда. Ты хочешь долбаных доказательств? — Я стягиваю футболку через голову, поворачиваясь, чтобы она могла видеть двухдюймовый тонкий шрам в том месте, где Эли порезал меня ножом для писем. Я имею в виду, какой он к черту частный детектив, если у него даже нет нормального ножа? Или пистолета, если задуматься об этом?
— Зет... — Она протягивает руку, с дрожащими кончиками пальцев, но не прикасается к моей коже. Судя по выражению ее лица, она напугана. Чертовски, мать ее, напугана. Слоан дергает головой, выражая тем самым отрицание. — Эти шрамы у тебя были и прежде. Я чувствовала их.
— Да, конечно, у меня были эти шрамы. — Я показываю на четыре рванных шрама на моем торсе, один из которых я заработал в Нью-Йорке, а остальные, когда отбывал наказание в Чино. — Но этот... этот был получен позже. После того, как я видел тебя в отеле.
— О, господи. — Слоан делает шаг назад, второй, и затем задняя часть ее ног ударяется о кровать. Она приземляется задницей на нее, когда присаживается. — Я не знала. — Она прикрывается ладонями рот, шумно дыша сквозь пальцы.
— И ответ на твой предыдущий вопрос, Слоан. Я чист. Я спал только с тобой, не используя презерватив. Подумал, что заниматься сексом с тобой будет безопасно, потому что я был единственным парнем, с которым ты была. Но все же. Мне потребовалось долбанное обвинение в том, что я болею ЗППП, чтобы мой день закончился нормально. Так что пошла ты в задницу.
Я хочу уйти. Хочу выскочить из комнаты и захлопнуть дверь за собой так громко, чтобы она слетела с петель. Но я и так уже позволял себе много раз уходить, и мы не можем громко ругаться на вилле Хулио. Парень захочет убить меня рано или поздно, если я буду нарушать его спокойствие и тишину. Вместо этого, поворачиваюсь к ней спиной, надавливая нижней частью ладоней на глаза, чтобы постараться справиться со всем этим при помощи размеренного дыхания. Чтобы попытаться остановить себя от ссоры с ней. Именно поэтому принцип «трахаться и сваливать» так отлично работал в прошлом. Если ты не задерживаешься для того, чтобы это все дерьмо стало неловким, тебе никогда не придется проходить через всю эту херню. У меня отличная система. Мне следует вернуться...
Я замираю, когда почувствую, что ее ладонь касается моей спины.
— Почему ты это делаешь? — шепчет Слоан.
— Что именно? Защитил твою честь, или же не позволил извращенному мудаку воспользоваться тобой?
— Все это. Во-первых, почему ты вообще вмешался. Откуда ты узнал, что Эли собирался продать меня?
Мне проще отвечать на эти вопросы, повернувшись к ней спиной. Проще, но нелегко. Я не знаю, смогу ли ответить на этот вопрос должным образом. Не думаю, что у меня получится, но попробую сделать все возможное.
— Мой дядя Карл. — Так я начинаю свой рассказ. Именно таким образом начиналось множество историй в моей жизни. С него. — Когда умерли мои родители, мой дядя Карл взял меня к себе. Он был отменным куском дерьма и постоянно бил меня. Дядя был не таким уж и плохим человеком. Он ждал достаточно, чтобы последствия последнего избиения проходили, прежде чем вновь поднимал на меня руку. И он едва ли ломал кости. Это было, полагаю, небольшим актом пощады. Дела стали хуже некуда, когда мне было восемь. Он стал пить намного больше. Поэтому я научился отстраняться от всего происходящего со мной. Для меня Карл был, как кровоточащая рана, которая не могла зажить, и все же каким-то образом я выяснил, как отключать боль от нервных окончаний этой раны. Старался не чувствовать ничего из этого. Закрывался, и внезапно мне удавалось справиться со всем, что происходило со мной.
— В любом случае, ублюдок умер три года назад. Кто-то убил его, чертовски хорошо исполосовав ножом. Я приходил в больницу, чтобы опознать его личность, и именно тогда увидел тебя. Ты ждала около лифта, а я просто сидел там, пытаясь все переварить. Что он был мертв и что прожил свое, и что мне даже не нужно думать больше о нем. И ты... Я взглянул на тебя и понял, что ты такая же, как я. Что-то произошло с тобой, что заставило тебя отгородиться от всего. Ты шла по жизни, смотря, звуча и совершая действия, как все остальные, но на самом деле ты не делала этого. Закрыла каждую часть себя внутри. И я... — Мне необходимо что-то ударить. Мне необходимо обрушить кулак на что-то массивное и тяжелое. Пошло все это. Мне не следовало делать этого. Чем, черт возьми, я думал? Руки буквально зудят от желания почувствовать своего рода боль, но вместо этого чувствую что-то теплое и мягкое на коже спины. И на этот раз это не ее рука. Я выдыхаю, поднимая взгляд в потолок. Почему провоцирую себя подобным образом? Это ее губы. Она целует меня. И это ощущается так чертовски хорошо. Она стоит спокойно, так, словно, ожидает от меня, что уйду. Я остаюсь, а она прижимается ко мне телом и оборачивает свои руки вокруг моей талии, сжимая свои небольшие ладони на моем животе.
Бл*дь.
Черт, бл*дь, долбаный ублюдок.
Мне, вероятно, следует на этом закончить свой рассказ. Это ужасное недоразумение вряд ли может стать куда хуже.
— И... я захотел узнать, что причинило тебе боль, Слоан. Поэтому я решил сделать это. И сделал. Выяснил про твою сестру. И Майкл проследил за тобой, когда ты пошла к Эли в первый раз. И таким образом все и случилось.
Я жду, когда она отреагирует, но все, что она делает — просто стоит, прижимаясь к моей спине, издавая тихие, поверхностные вдохи, которые легко касаются моей кожи. Такое у меня впервые. Я не имею понятия, каким образом реагировать на это. Единственным человеком, кому я это сказал — был Майкл, и то там были сугубо чистые инструкции. Проследи за девчонкой, узнай, что она делает, не позволяй ей увидеть тебя. И все в таком духе. Я никогда не называл ему причины, а он никогда не спрашивал.
Наконец, я чувствую, что она собирается заговорить, потому что ее дыхание прерывается на мгновение, словно она очень сильно на чем-то концентрируется. И затем...
— Как? Как ты можешь быть таким хорошим и таким опасным одновременно, Зет? Ты противоречивый.
Злой смех вырывается из меня до того, как я успеваю сдержать его.
— Во мне нет ничего хорошего. Я следил за тобой. Преследовал тебя. Продумывал план, каким образом ворваться в твою жизнь и манипулировать тобой, подобно Эли. Я не лучше его.
Я чувствую, как ее лоб прикасается ко мне, когда она качает головой.
— Ты не такой. Ты лучше, чем ты думаешь. Почему не хочешь признавать это? Не можешь? Даже себе не можешь признать этого.
Существует множество вещей, в которых я не могу признаться себе. Множество. Но быть хорошим это точно не одна из них. Я не слепой, прекрасно осознаю, каким являюсь человеком, когда стою напротив зеркала.
— Не питай больших надежд, Слоан. Во мне нечего спасать. Во мне нет ничего, что ты могла бы исправить.
Она молчит в течение некоторого времени. Она, вероятно, не хотела слышать этого. Большинство девушек не хотят. Они думают, что могут изменить вас. Устранить недостатки в вашей долбанутой жизни. Но затем она шепчет:
— Я не собираюсь пытаться исправлять тебя. Но я бы хотела попытаться понять тебя.
Хочу сказать ей правду. Что даже я сам не понимаю себя. Но сомневаюсь, что это возымеет успех. Поэтому просто стою на месте, как неловкий придурок, стараясь изо всех сил не чувствовать наслаждения от того, что ее стройное тело прижимается к моему. Но это просто невозможно сделать.
— Зет?
Стону в ответ.
— Ммм?
— Мне нужно, чтобы ты сделал кое-что для меня?
Ох, ну вот, приехали. Та часть, где что-то нужно. Мне нужен стаканчик чего-то крепкого.
— Что?
— Мне нужно, чтобы ты развернулся и обернул свои руки вокруг меня. Ты можешь сделать это?
Особенность Слоан в том, что никогда не могу предвидеть наверняка, что она собирается сказать. Совершенно точно не ожидал услышать именно эти слова. Ей хочется, чтобы я обнял ее. Обнимать кого-то таким образом, как она обнимает на данный момент меня, не имеет ничего общего с сексом. Это нечто большее. Я не уверен, что мне следует отдавать, но, тем не менее, этим утром я сказал ей совершенно другое, прекрасно осознавая, как это звучит. Что она достаточно глупая и не видит, что находится перед ней. Прямо сейчас Слоан вернула мне мои же слова. Она говорит, что видит. И хочет этого. Бл*дь, как вообще все это произошло? Я должен был ей сказать, что у меня венерическое заболевание, уйти и лечь спать на диване. Бл*дь. Бл*дь. Бл*дь.
Она напрягается у моего тела, в то время как я матерюсь всеми возможными словами, которые были в моей голове, но она все-таки не отпускает меня. Она не испугалась и не убежала. Она намного смелее меня. Поэтому я поворачиваюсь и оборачиваю руки вокруг нее, обнимая.
Глава 7.
Слоан
Зет не спит со мной в кровати. Он спит на полу в другой части комнаты, так далеко, как только смог устроиться. Знаю, что спит, судя по его медленному, глубокому и размеренному дыханию Я же совсем наоборот не могу уснуть. Сегодня все прошло не совсем так, как ожидалось. Определенно не думала увидеть сторону Зета, которая чертовски напугала меня, заставила меня чувствовать себя совершенно беззащитной, и абсолютной стервой за то, что винила его все это время из-за Алексис. Если говорить начистоту, я даже не представляла что, мать вашу, винила его. Пока не пошла и поболтала с этими девчонками.
В большинстве своем они были милы и выглядели счастливыми, но их жизнь не то, чего бы я хотела для Алексис. Она хотела выучиться на архитектора. Хотела создавать красивые вещи, которые будут удивлять людей, а вместо этого опрокидывает шоты с текилой, а потом парень «опрокидывает» ее. Господи, и почему я вообще думаю об этом? Только от одной мысли уже выворачивает. Мне необходим кофе. Мне необходима Пиппа. Мне необходимо мое небольшое безопасное пространство, которое я создала для себя в Сиэтле. Или же то безопасное место, которое я создала для себя до того, как это все произошло. Теперь, вероятно, уже невозможно вернуться в то состояние. Я даже не представляю, смогу ли вернуться домой без угрозы, что меня попытается убить босс Зета.
Я достаю свой сотовый из-под подушки, испытывая необходимость сделать хоть что-то. Машинально захожу в сообщения и нажимаю «написать сообщение».
Я: Ты не спишь? Мне нужна психологическая помощь.
Проходит несколько секунд.
Пиппа: Ага. Как будто я должна спать в два часа ночи. Как дела, chica? Твой отпуск не такой расслабляющий, как должен был быть, мм? Я тебе советую, воспользуйся предлагаемым массажем от привлекательного парня. Это все, чем я могу помочь тебе прямо сейчас.
Я ненавижу, что мне пришлось солгать Пиппе о внезапной необходимости уехать, но ее бы хватил удар, если бы она узнала, где я нахожусь на самом деле. И с кем. И что именно собиралась сделать. От всего этого. Все запланированные действия заставили бы ее голову взорваться.
Я: Массаж! Да! Я собиралась посетить его. Но вот насчет расслабляющего сомневаюсь…
Пиппа: Ага, ага. Я знаю, почему ты не можешь уснуть, женщина. И тебе известно, что я не одобряю это.
Я: Я не могу ничего поделать.
Пиппа: Найди другого парня, который отвлечет тебя от мыслей о нем! Иди и пофлиртуй с гавайскими серферами!
Я: А что если я не хочу гавайских серферов?
У меня едва получается набрать следующую часть сообщения. Чтобы признать это для самой себя.
…Что если я хочу только его?
Пиппа: Значит, мы обречены.
Пиппа: Не волнуйся, chica. Я поддержу тебя вне зависимости от того, что ты решишь. Просто, полагаю, что для тебя найдутся более хорошие парни. Попытайся поспать, ок?
Провожу следующие полтора часа, стискивая в руках телефон, размышляя о том, что, возможно, она права? Обречена ли я, если пойду по этому пути? Не могу ничего поделать, потому что думаю, что так и есть. Да. Я бы хотела этого. Я бы хотела. Уже какое-то время хотела с Зетом отношений. Просто я думала, что он не хочет этого, но теперь все стало более ясным.
Ха! Таким же ясным, как и мутная грязь.
Я сворачиваюсь в клубок, прижимая колени к груди. Мне просто необходимо поспать; Пиппа права в этом. Я прикрываю глаза и пытаюсь заставить себя провалиться в сон, но все бесполезно. Особенно когда разносится гулкий рев далеко в пустыне. И с каждой секундой звук меняется. Раскаты грома. Просто замечательно. Пустынные штормы невообразимо беспощадные и громкие. Нет ни единого шанса, что я смогу уснуть, пока он не пройдет.
— Abrir la puerta! (прим. пер.: с исп. «Открывай ворота!»)
— Que están aquí! (прим. пер.: с исп. «Они приехали!»)
Выкрики слышатся снаружи громко и близко. Это охранники, Тео и его друзья, которые охраняют ворота. И я знаю испанский достаточно, чтобы понять, что они кричат с просьбой открыть ворота. Что они прибыли, кто бы ни были эти они. Я выбираюсь из кровати, поднимая опущенные жалюзи, чтобы посмотреть, что это за чудовищный шум, и стекло в раме начинает дрожать
Байкеры.
Выходит, что это никакая ни гроза, а байкеры, въезжающие через главные ворота в бордель, их так много, что я теряю им счет. Гладкие черные машины рычат, как раненные животные, и звук смеющихся мужчин заполняет двор. Мое сердце так отчаянно колотится в груди, что я могу чувствовать, как пульсирует каждая часть моего тела.
— Ребел, — говорит Зет. Звук его голоса глубокий и злой, как и рычание байков. — Это банда Ребела. — Он смотрит на меня у окна совершенно спокойный, его обнаженная грудь купается в ярком белом свете, что исходит от головных фар байка, который проникает через окно.
— Кто такой Ребел?
Зет прикрывает глаза.
— Кто-то очень плохой. Кто-то, кого ты не захочешь знать.
Глава 8.
Зет
Я просыпаюсь до рассвета и начинаю пристально рассматривать потолок. Мне на самом деле не следовало волноваться из-за моего кошмара наяву, принимая Слоан за кого-то другого, только не тогда, когда я на самом деле не спал. Я размышлял над многими вещами. Как разрешить всю эту долбаную ситуацию. Первым делом, встал так тихо, как только мог и вышел из комнаты. Тут чертовски жарко в течение дня, но ночью в пустыне ужасно холодно. Во время быстрой прогулки облака пара клубятся от моего дыхания. Байки, выстроенные в линию вдоль виллы, вызывали во мне волнение. Я пересчитываю их: одиннадцать. Одиннадцать долбаных байков, принадлежащих МК «Оставляющие вдовами». Не ожидал такого. Я думал о многом, но Ребел, появляющийся тут со своими парнями, даже не входили в список моих сраных догадок, который теперь, вероятно, пополнился. Его головное МК находится в Нью-Мехико. Вчера, он, предположительно, сразу же отправился в путь, как только поговорил по телефону с Хулио, и ехал круглые сутки, чтобы добраться сюда. Это хреновый знак. Тряска яиц на протяжении тринадцати часов у бензобака сделают кого угодно злым. А исходя из того, что я слышал о Ребеле, его и так очень легко вывести из себя.
Но опять же, как и меня.
Вернувшись в комнату, вижу, что Слоан все еще спит. Ее волосы рассыпаны по подушке так, словно в них свили гнездо птицы, на щеке странные отметины от подушки; какая же она чертовски красивая. Я чувствую себя совершенно лишним, стоя тут и рассматривая ее, поэтому прохожу по комнате и делаю это настолько громко, что можно поднять мертвеца.
— Зет?
Я замираю, когда поднимаю матрас, на котором спал, и поворачиваюсь, вижу ее, сидящую на кровати и моргающую своими огромными сонными совиными глазами.
— Прости, я не хотел будить тебя. — Да, конечно, чего я, черт побери, хотел так это разбудить тебя. — Нам, вероятно, следует поговорить о сегодняшнем вечере. — Сегодня Хулио и Ребел — два важных ублюдка, заперты в одном здании, с неизвестно каким количеством людей, что само по себе не предвещает ничего хорошего. И мы с ней посреди этого дерьма. Да, я больной ублюдок. Почему спросите вы? Потому что есть большая вероятность, что Хулио убьет меня. А также большая вероятность, что Ребел узнает Слоан. И несмотря на это, мой член твердый, когда я думаю о том, чтобы трахнуть Слоан на этом вечере.
— Да? Каков план?
— План такой, ты сейчас оденешься и спустишься на завтрак. Никто еще не проснулся. Мы можем поговорить и позавтракать. — Мой живот урчит так, словно горло было перерезано, и я голодал на протяжении многих дней. Мне нужно подкрепиться. А еще нужно поскорее убраться из этой долбаной комнаты, прежде чем я потеряю рассудок и заберусь в кровать к Слоан.
Она приглаживает волосы рукой, и, должно быть, это имеет смысл, судя по тому, что за чертовщина творится с ее волосами; ее глаза округляются, но она лишь пожимает плечами. Мне нравится это в ней. Что ей похрен на то, как она выглядит.
— Отлично, — говорит она, выбираясь из кровати. На ней одета только футболка и трусики, и лишь один вид ее обнаженной кожи заставляет мой член твердеть в джинсах. У девчонки ноги от ушей.
— Можно рассчитывать на кофе?
— Черт возьми, да. Я позабочусь об этом.
***
Я был прав. Жители виллы все еще спят, когда мы спускаемся в столовую, которая располагается рядом с кухней. Только прислуга Хулио не спит, готовя еду для гостей и подготавливая закуски для сегодняшнего небольшого шоу. Я беру две чашки кофе, тарелку с нарезанными фруктами и два свежеиспеченных бублика и расставляю это все на небольшом столике в углу комнаты, ожидая прихода Слоан. Она очень быстро собирается, и это еще одна черта, которая мне так нравится в ней. Последняя девушка, которую я ждал, провозилась около часа со своими волосами и макияжем. Слоан же, как я отмечаю, нанесла совсем немного макияжа: лишь тушь на ресницы и блеск на губы, ее волосы еще влажные. Она выглядит так, будто небрежно высушила их полотенцем, и острые кончики выглядят темными, оставляя мокрые участки на футболке, через которую просвечивается грудь. Чертовски горячая девочка.
— Оххх, кофе, — стонет Слоан, прикрывая глаза, когда делает первый глоток. Я задумываюсь, понимает ли она, что ее действие являет собой порно. Хотя сомневаюсь, смотрит ли она вообще порно. Так или иначе, стояк, который натягивал мои джинсы, только «улегся», а теперь все вернулось в тройном размере. Я в ярости этим утром, и совершенно не понимаю почему.
— Так что? — спрашивает она. — Как все сегодня должно пройти?
— Так. — Я ерзаю на своем месте. Беру солонку, но затем ставлю ее на место. — Сегодня здесь будет многолюдно. Нам нужно будет как можно быстрее найти Алексис и уносить ноги, пока мы можем это сделать. Мы оставим твою машину здесь и возьмем мою.
Она качает головой.
— Это машина моего отца. Он убьет меня, если я не привезу ее обратно.
Слоан волнуется о развалюхе своего отца, в то время как мы сидим в борделе, заполненном людьми, которые с большой вероятностью могут нас убить. Мило.
— Ты на этой машине хоть больше шестидесяти можешь выжимать?
Она выглядит так, словно очень сомневается.
— Вот о чем разговор. А еще у нее деревянные панели.
— Что это еще значит?
— Что я не собираюсь садиться за руль гребаной машины с деревянными панелями, вот что это значит!
Она заговорщически наклоняется над столом, подаваясь ко мне всем телом.
— Ну, мне кажется, что отец должен быть счастлив, что вернет свою дочь обратно, ведь так? — Она выглядит такой чертовки счастливой, что мой желудок сжимается. Она даже еще не видела Алексис, но уже выглядит абсолютно уверенной, что уберется отсюда сегодня со своей сестрой. Я же, с другой стороны, немного сомневаюсь в этом.
— Дерьмо быстро наберет обороты, если Хулио заподозрит что-то. Нам лучше оставаться вдвоем. Пытаться быть незаметными.
Ее кажется забавляют мои слова.
— И ты на самом деле думаешь, что так и будет? Здесь с тобой? Ты не слышал, что эти девчонки говорили о тебе прошлой ночью. Они отчаянно желают увидеть тебя. — И судя по тому, что ее тон становится немного более мрачным, мне абсолютно понятно, каким образом она чувствует себя по этому поводу.
— Так вот почему ты пришла прошлым вечером и начала говорить о том, что я заражен всякими болячками? — Прошлая ночь это самая последняя вещь, о чем бы я хотел поговорить, но это слишком лакомый кусочек, чтобы его упускать. — Ты что ревновала, Слоан? Ммм?
Слоан подскакивает на месте, ее щеки краснеют.
— Нет, не ревновала! Я волновалась за свою собственную безопасность!
Такая лгунья! Ох, ну что ж. Давайте позволим ей верить в то, во что она хочет верить.
— Ага, ну как я уже сказал. Я не сплю со шлюхами.
— А что насчет Аляски? Она не считается, потому что она госпожа Хулио?
— Аляска? Аляска не считается, потому что она на голову долбанутая с*ка. Я отвергал эту девку больше раз, чем могу сосчитать. — Слоан поднимает кружку с кофе к своему лицу, но я могу видеть морщинки в уголках ее глаз. Она улыбается. — А что такое? Она сказала, что я ее трахал?
— Ох, ну она определенно точно намекала на это. Некоторые из девушек говорили о, ну...— Ее взгляд опускается южнее моей талии, впиваясь через скатерть прямиком в промежность.
— О моем члене? Они говорили о моем члене? — Ох, все чудесатее и чудесатее. Теперь лицо Слоан становится самого яркого красного оттенка.
— Аляска сказала, что он большой, но у нее были и больше.
— Я никогда не трахал Аляску, это к сведению. Но она, вероятно, могла видеть мой член. И я, бл*дь, совершенно точно уверен, что она видела больше. Аляска снималась в порно. А парни, которые работают в порно-индустрии, обычно монстры.
— Ну, тогда, я уверена, что ты мог бы тоже работать в порно, — как только слова срываются с ее языка, она сразу же давится кофе. Я абсолютно верно понимаю ее намек. И подавляю желание улыбнуться самой чертовски широкой улыбкой на свете.
— Ох, Слоан. Ты только что сделала комплимент моему члену? — Она вновь задыхается, кашляет, стараясь вдохнуть немного воздуха в свои легкие. Не могу ничего поделать с этим. Подшучивать над ней — это самая простая вещь. — Ты что на самом деле только что сделала комплимент моему члену? Я почти польщен.
— Я имею в виду... ох, забудь. Да, я только что сделала комплимент твоему члену. Он огромный. Ну вот, ты теперь больше самоутвердился, как мужчина?
Она проделывает большую работу в попытке восстановления контроля над своими собственными комментариями, но видно, что все еще чувствует себя невероятно пристыженной.
— Слоан, я уже самоутвердился, как мужчина. Я чувствую себя каждый раз, как мужик, когда заставляю тебя кричать. Нет, пошло все на х*р. Я чувствую себя, как долбаный король, когда заставляю тебя кричать.
Она прекращает нести нервную чушь и переставлять вещи на столе и смотрит прямо на меня. Ее глаза пылают, и именно взгляд выдает внутренний огонь. Я не могу остановить себя. Существуют вещи, которые начисто лишают парней контроля, и этот ее взгляд, что прикован ко мне, — является именно такой.
— Поднимись, Слоан.
— Что?
— Поднимайся, мать твою, на ноги и следуй за мной. — Я встаю и оставляю свой кофе и нетронутый завтрак, протягивая руку. Она замирает на секунду, прежде чем берет мою ладонь в свою, чтобы следовать за мной.
— Куда мы идем?
Доходим до коридора, когда понимаю, что мы не дойдем до спальни. Я прохожу еще немного, чтобы добраться до арки в холле, резко хватаю ее и поднимаю вверх, впечатывая в стену, прижимаясь к ней всем своим телом.
— Зет!
— Да, во так. Слышать то, как ты произносишь мое имя это как... Это как чувствовать себя мужчиной, — рычу я. Влажные волосы касаются моего лица, когда я наклоняюсь, чтобы поцеловать ее шею, линию челюсти, ключицы. Нежная кожа ощущается на моим языке свежей и чистотой с присущим только ей вкусом. Член, как сумасшедший, пульсирует у меня в штанах. Мне необходимо обладать ей. Я, черт побери, больше не могу ждать.
Я стягиваю с нее футболку и в тот же момент опускаю голову к ее груди. Самая потрясающая грудь, которую когда-либо видел. Прижимаю ее нижней частью тела к стене, она оборачивает ноги вокруг моей талии, и я наконец могу взять в ладони и сжать эти замечательные сиськи. Слоан задыхается, ее голова откидывается назад, обнажая еще больше шеи. У меня, бл*дь, не хватает рук. Я хочу прикасаться и поглаживать ее везде.
— Черт бы тебя побрал, девчонка, — фыркаю у ее кожи, потираясь членом о нее. Это ощущается восхитительно; я хочу толкаться сильнее, погрузиться внутрь, чтобы она кричала так громко, чтобы могла разбудить весь дом.
Слоан невероятная. Я беру ее сиськи в свои ладони и сжимаю их вместе, таким образом, что розовые упругие и твердые соски буквально умоляют меня поласкать их. Она издает сдавленный стон, когда я облизываю их, посасывая каждый сосок по очереди и затем прикусываю настолько сильно, что она отрывисто выдыхает. Ее голова опускается вперед и укол воспоминания пронзает меня — когда я в последний раз трахал ее в такой позиции, она поцеловала меня. Как она просто подалась вперед и прижала свои губы к моим, проскальзывая руками в мои волосы. Как заставила меня пылать. Я могу с уверенностью сказать, что она тоже думает о том поцелуе. Это была бы самая нормальная вещь на земле — просто поцеловать ее прямо сейчас. Внезапно мое сердце заходится внутри грудной клетки, с каждым следующим ударом, словно убеждая меня: я не могу, не могу, не могу. Я немного отстраняюсь и позволяю ее ногам соскользнуть на пол.
— Какого...
Я расстегиваю ее джинсы, прежде чем она успевает закончить это предложение. Слоан собирается спросить, что не так, а я просто не хочу слушать это. Вся ситуация — она и я — не поддается каким-то описаниям.
Стягиваю с нее джинсы, немного усмехаясь, когда она опускает ладони на мои плечи для поддержания равновесия. Нет, не просто стягиваю, я срываю их, вместе с ними сдергивая ее легкие кожаные сандалии.
Она стоит передо мной в трусиках, сжимая руки в кулаках по бокам, пытаясь решить, прикрыть ей грудь или нет. Сотканная из плавных линий и мягких форм, стройная, но в то же время женственная, застенчивая, но отлично понимающая какую сексуальную энергетику она излучает.
Я должен трахнуть эту девчонку.
Прямо, мать его, сейчас.
— Развернись, Слоан. — Она бросает на меня осторожный взгляд, но ее грудь тяжело вздымается. Она возбуждена так же, как и я. И сделает все, о чем бы я ее не попросил прямо сейчас. И эта мысль воспламеняет меня. А если еще учитывать тот факт, куда прилила вся моя кровь прямо сейчас, то ощущение такое, словно, мой член может взорваться в любой момент. Она отталкивается от стены, медленно поворачивается, бросая на меня последний неуверенный взгляд через плечо.
Я лишь раз взглянул на ее черное кружевное французское белье, и со мной покончено. Три секунды на то, чтобы полностью раздеться. Я провожу руками по загорелому изгибу, сжимаю ее задницу, втягивая резкий вдох через зубы. Не могу больше ждать. Я не могу терпеть, когда мой чертов член вновь вернется домой, в ее тело. Мне потребовалась вся моя выдержка, чтобы неспешно толкнуться в тело Слоан, чтобы она могла удерживаться у стены. И я получаю то, на что так наделся, она наклоняется вперед, прижимаясь ко мне задницей. И это самая потрясающе красивая вещь, которую только мог видеть за всю свою жизнь.
Она дрожит от жажды. Я не шутил, когда сказал, что чувствую себя, как долбаный король целого мира, делая это с ней. Скольжу руками вверх по ее спине, достигая груди, обхватывая ее. Они тяжелые и полные, и это просто потрясающее зрелище. Чувствую себя, словно ребенок на игровой площадке, и ее тело — только моя игрушка. Я подаюсь бедрами вперед и чуть ли не кончаю в этот момент, и затем она изгибает спину подобно кошке и толкается своей задницей в мою сторону в ответ.
— Бл*дь, Слоан!
— Трахни меня, — выдыхает она в ответ. — Трахни меня сейчас. Пожалуйста. Пожалуйста.
Ее сбившееся дыхание, словно музыка для моих ушей. Она уже влажная для меня — чувствую это через трусики, которые уже оставили влагу на головке моего члена, поэтому я не действую нежно. Просто не могу. У меня нулевая выдержка. Я сжимаю в кулаке материал милых трусиков и срываю их с ее тела, не испытывая совершенно никакого раскаяния по этому поводу. Я куплю ей еще. Куплю ей черное белье стоимостью тысячи долларов в обмен на эти прямо сейчас. Эта самая справедливая сделка, которую я когда-либо совершал. Слоан вскрикивает, я могу сказать, что она пытается остановить себя, но ей это не удается. Издаю про себя победный петушиный клич из-за того, что она не может себя контролировать.
Я обхватываю ладонью свой член и сжимаю его; мои мышцы напрягаются от давления, посылая обжигающую волную адреналина по всему телу. Я не вхожу в нее прямо сейчас. Кружу пальцами по влажной киске и ласкаю клитор, поглаживая в это же время свой член. С каждым поглаживанием моего члена и движением пальцев на киске, стоны Слоан становятся все более и более сбивчивыми. Она удивляется, когда я убираю руку и использую влагу на пальцах, чтобы прикоснуться к ее заднице. На самом деле, она практически напугано под подпрыгивает.
— Доверяешь мне, Слоан? — Я никогда прежде не спрашивал прямого ответа на этот вопрос. Никогда прежде не спрашивал ее о доверии, потому что, если она предоставит мне его, то я буду бояться, что предам его. Но только не сейчас. Только не с этим.
— Ааааааххххххх!
— Доверься мне. — На этот раз это уже не вопрос. Я провожу головкой члена по ее киске, зная, что эти движения являются правильными в этот момент, и в то же время поглаживаю, подразниваю и массирую тугое колечко ее задницы. Она, наверное, никогда даже не подозревала, что когда-нибудь будет заниматься этим, но спустя некоторое время она вновь с наслаждением толкается в мою сторону. Подаваясь задницей в мою сторону, позволяя доставлять ей больше удовольствия каждый раз, когда она покачивает бедрами.
Я толкаюсь в этот раз чуточку жестче, проталкивая палец чуть глубже, и Слоан издает крик, ее тело вздрагивает так сильно, что чувствую, как начинаю дрожать вместе с ней.
— Тебе нравится это? Так ведь?
— Да. Да. Дааа... — она звучит так, словно совершенно растворилась в ласках.
Я ждал достаточно. Сжимаю член и проскальзываю внутрь нее, толкаясь так сильно, что мои яйца сжимаются. Хочу быть с ней жестким. Хочу причинить ей боль и оставлять отметки от своих пальцев на всем ее теле, но не делаю этого. Я собираю ее волосы, оборачиваю их вокруг моей ладони и дергаю достаточно сильно. Достаточно сильно, чтобы ее голова откинулась назад, достаточно, чтобы я мог податься вперед и прикусить ее кожу на плече.
Она вскрикивает от боли.
— Ох, бл*дь!
Я склоняю ее голову на одну сторону, чтобы ее подбородок был направлен ко мне, и я мог видеть, что не нарушаю ее границ. Слоан закатывают Глаза, ее искусанные губы выглядят припухшими, и она приоткрывает их, когда стонет мое имя вновь и вновь каждый раз, когда я силой врываюсь в ее тело. Она узкая. Настолько узкая, что это ощущается практически болезненно, но это, черт побери, самые лучшие моменты.
Я рискую, прикладывая чуть больше давление своими пальцами, которыми все еще ласкаю ее задницу, и она отвечает на эти действия вздохом и одновременно вновь толкается в мою сторону.
— О, Господи, Зет. Да. Пожалуйста. Прошу тебя...
Да. Именно об этом я и думал. Игра началась. Но я не долбаный ублюдок. Я просто показал ей. Показал, что ей нравится это.
— Пожалуйста...
Черт. Я не какой-то гребанный мудак, но и не святой. Толкаюсь членом в нее, так глубоко, как только могу, и одновременно проталкиваю пальцы вперед, чтобы я мог остановиться сразу же, как только она захочет этого. Ее тело так отчаянно дрожит, что могу уверенно сказать: она старается бороться со своими чувствами, но не говорит мне остановиться. Ее крохотные стоны и всхлипы идут от напряженного удовольствия, а не всепоглощающей боли. Я чувствую член внутри ее тела, сжимаемый стенками киски и это... Я просто... я не могу...
Я трахаю ее. Трахаю жестко. Я оцениваю ее реакцию и действия. Когда, как мне кажется, она наклоняется вперед, потому что удовольствие сменяется на боль, то прекращаю и хватаюсь двумя руками за ее бедра. Используя их как рычаг, толкаюсь в нее сильнее, чем прежде, и моя кровь несется стремительно по венам.
Я могу сказать точно, когда она хочет кончить. Тело дрожит, мышцы напрягаются. Я даже не пытаюсь сдержать проявление удовольствия. Мы кончаем одновременно, и ни один из нас не ведет себя тихо. Я неспешно вхожу и выхожу из ее тела, стараясь восстановить дыхание. Я, наверное, ненормальный, но получаю огромное и извращенное удовольствие, размазывая свою сперму по влажным складочкам ее киски и упругого колечка мышц задницы.
— Браво! Браво!
Слоан стремительно отскакивает прочь, словно кто-то выплеснул ведро холодной воды на нас. В холле, привалившись к стене, которая расположена напротив нашего алькова, стоит парень в рваной черной футболке и черных джинсах, хлопая и широко улыбаясь. Я не узнаю его. Он молодой, ему примерно около двадцати. И он точно один из МК «Оставляющие вдовами».
— Отличное представление, — говорит он, все еще хлопая. — Не думал, что веселье начнется еще до сегодняшнего вечера. Я определенно ошибался. — Слоан подбирает одежду, ругаясь себе под нос, и эта паника совершенно не такая забавная, когда кто-то застал ее в туалете за мастурбацией. Теперь это ужасно злит меня. Я поворачиваюсь и располагаю свое тело таким образом, чтобы стоя перед ней, закрывать весь обзор на нее.
— Обычно признаком вежливости считается объявление своего присутствия, мудак, — рычу я. Мне по*бать, что я голый. В пи**у то, что Хулио будет зол. Я сломаю челюсть этому пацану, если следующие слова, что вылетят из его рта, не будут извинениями.
К счастью для него, именно так он и говорит.
— Прости меня, бро. Мой косяк. — Он больше не смеется. Поднимает свои руки вверх, выглядя обеспокоенно насчет выражения моего лица. Он, вероятно, думает, что мне тоже стыдно. Но жизнь в тюрьме забирает у вас эту черту. Вашу скромность, вашу человечность — все. — Я не хотел так внезапно натолкнуться на вас, мужик, — продолжает паренек. — Но, черт возьми. Ты трахался в коридоре.
Мне кажется, что я все еще должен ему врезать. Мои кулаки уже сжимаются, когда Слоан хватает меня за руку.
— Все в порядке. Он совершенно прав.
Она выглядывает из-за моего тела, каким-то образом полностью одетая, но все еще немного растрепанная. Ее щеки красные, но она смотрит парню прямо в глаза. Его лицо бледнеет, когда он чуть лучше рассматривает ее.
— ЧЕРТ. МЕНЯ. ПОБЕРИ. Какого хре... — Его реакция мгновенна. Он выглядит так, словно увидел приведение.
— Мал, какого хрена ты... — Властный и раздраженный голос доносится позади нас, когда еще один член МК заворачивает за угол. Черные ботинки, черные джинсы, черная бандана на шее, и весть образ дополняется черной кожаной жилеткой и нашивкой ВП, что виднеется у него над нагрудным карманом. Парень останавливается, как вкопанный, когда видит меня, и теперь мое выражение лица походит на то, словно я увидел приведение. Потому что так оно и есть.
Кейд Престон.
Долбаный Кейд Престон.
Он открывает рот, пялясь на меня с абсолютным выражением шока на его лице.
— Зи? — И затем он хмурит лоб. — Какого хера ты голый?
Я не могу думать ни о чем другом, поэтому просто выплевываю первое, что приходит мне на ум:
— Ты?! Какого х*я, ты живой?
Глава 9.
4 года назад
Чино
— Это еда на вкус как дерьмо, мужик.
— Ммм. Ага, я бы сказал, что здесь высокий процент дерьма, мужик.
— Пошел задницу этот высокий процент, чувак. Эта еда вся состоит из дерьма. Вот эта коричневая консистенция — собачье дерьмо. А этот хлеб — лошадиное дерьмо. А этот пудинг — птичье дерьмо, чувак. Я заметил, как аварийная команда очищала крышу от этой херни.
Я «гоняю» коричневую жижу, едва похожую на мясо, по своей тарелке пластиковой вилкой, смотря на нее подозрительно. Марко наблюдает за моими действиями. Он издает насмешливый «ттсс» звук сквозь сжатые зубы.
— Зи, чувак, это самое ужасное дерьмо, которое только может быть. Собственный личный вид дерьма от Колоса. Он там, в кухне, накладывает длинные кучи целый день. Поэтому черные парни не едят мясной рулет, придурок.
Вот так проходит каждый день в тюрьме. Мы жалуемся на еду и затем едим ее, несмотря ни на что, потому что у нас просто нет выхода. Но день, когда подают мясной рулет, особенно дерьмовый. Колос, огромный русский парень, который был обвинен в убийстве своей жены и детей, теперь, оказывается, повар, и он наслаждается, сжигая всю еду, что отправляет из кухни. Его пересушенный мясной рулет — просто отстой.
Столовая гудит разговорами и резкими шутками между сокамерниками, каждый сидит отдельно — соответственно расовой принадлежности. Белые, черные, мексиканцы, итальянцы. Нет никакой разницы, являешься ли ты частью банды неонацистов, ганстеров, или ты продавец героина, мафиози за пределами тюрьмы, внутри стен таковой, твое наследие — это твоя вера. Система в основном базируется на ненависти. Черные ненавидят белых, итальянцы ненавидят мексиканцев и черных, мексиканцы ненавидят белых, белые ненавидят всех, так же самих белых, если вы разозлите их.
Брошенный на произвол судьбы в этом море ненависти, я сижу за столом с Марко, возможно, самым черным парнем из всех, кого я только знал, и Лероем, который оказывается мексиканцем. Рядом с Лероем стоит пустой стул, ожидающий появления нашего четвертого члена группы: Кейда. Кейд такой же белый, как и я, но никто из нас двоих не был достаточно «белым», чтобы присоединиться к Клу. Клу, возможно, самая огромная группа в тюрьме после черных, и им обычно не нравится, когда люди со светлой кожей смешивают свою расу с кем-то. (прим. пер.: Клу (она же Ку-клукс-клан) — ультраправая организация в США, отстаивавшая такие идеи, как превосходство белых, белый национализм. В тюрьме является группировкой, пропагандирующей те же идеи.)
Они называют нас четверых ООН — это название даже охранникам кажется смешным. Мы изгои. Едим вместе, срем вместе, моемся вместе, бегаем во дворе вместе. Единственное время, когда не прикрываем друг друга — в камерах, в то время мы наедине с тем парнем, с которым мотаем срок. В основном, никакое дерьмо не происходит, когда вы находитесь один на один.
— Где твой пацан? — спрашивает Лерой, отделяя кусочек еды боковой стороной своей пластиковой вилки. Вы становитесь профессионалами в этом, когда вам дают тупой пластиковый нож, чтобы отрезать кусок еды Колоса.
Марко жует с открытым ртом, вилка свободно свисает в его руке.
— Хер его знает, Хэдли видел его час назад с медсестрой.
— Его побили за то, что огрызался с охранником на обратном пути из карцера. Они, вероятно, вновь закинули его задницу туда, как, мне кажется, но им нужна эта камера для Бордо. Ненормальный ублюдок вновь себя порезал.
Обычно вы волнуетесь о том, как бы вас не порезал кто-то в тюрьме. Но только не Бордо.
— Это уже в третий раз, когда он делает это.
— Я знаю, чувак, — Лерой смеется. — Чувак думает, что его переведут отсюда, если администрация подумает, что его преследуют. Кто-то точно должен тогда сказать этому парню, чтобы он перестал резать себя перед камерами.
Марк взрывается смехом, показывая в дальний угол столовой.
— Оо. Подождите-ка. Я вижу нашего парня.
И действительно, Кейд идет между столами с подносом в руках. Он большой парень, почти такой же здоровый, как и я. Темноволосый и весь покрытый тату. Мы могли бы быть братьями, но мы таковыми не являемся. Его отправили отбывать наказание — год заключения — за преступление, о котором он не хочет говорить. Я спас его задницу от жестокого избиения, которое «любезно» было подготовлено Клу в первый день его заключения сюда, и с того самого дня мы друзья. Когда Кейд перекатывается с пяток на носок и ставит свой поднос на стол, Лерой показывает пальцем на уродливые швы, которые тянутся от виска Кейда до его челюсти.
— Что я тебе говорил о clavo, ese? Ты не захочешь, чтобы эту хрень нашли у тебя в камере, мужик. Они прибьют табличку с твоим именем над карцером, в который они будут тебя кидать при первой возможности. (прим. пер.: с исп. «clavo» — контрабанда)
Кейд продолжал получать обвинения за контрабанду, или clavo, как бы вы ее называли, если были бы на месте Лероя. И по сей день я вижу постоянно, как его задницу утаскивают в карцер за марихуану, кастет, сотовый телефон (хрен знает, как он пронес его сюда). Он хмурится, отбрасывая в сторону руку Лероя.
— Пошел в задницу, чувак.
Я передаю ему пачку сигарет, приподнимая бровь.
— Что на это раз?
Кейд открывает пачку и берет три сигареты, убирая их на потом в верхний карман своего комбинезона.
— За непристойные картинки сексуального характера, — повторяет он, закидывая еду в рот.
Марко хохочет.
— За порнушку? Тебя закрыли на неделю за то, что ты смотрел на киску?
Кейд просто пожимает плечами, поглощая его еду.
— Они закрываю меня за что угодно, ты же знаешь.
— Да, чувак, нам известно. Они так же сильно отрываются на тебе? — спрашивает Марко.
Кейд прищуривается и обводит подозрительным взглядом столы. Медленно выдыхает глубокий вздох. С того момента, как он оказался здесь, Кейд стал целью нападений, как для арийцев, так и для мексиканцев, а также для самих тюремных охранников, но никто не говорит почему. А меньше всего об этом говорит сам Кейд. Директор тюрьмы хочет, чтобы он в чем-то признался, а банды в свою очередь боятся, что парень так и сделает. До сих пор он был под усиленно охранной, но, несмотря на это, все равно отказывается признаваться нам троим, что за дерьмо ежедневно угрожает его жизни.
— Предлагали мне в этот раз вступить в защиту свидетелей, — признается он.
Лерой ударяет его по руке.
— Черт возьми, чувак. А ты знаешь, что они начислят тебе зарплату до конца твоей жизни, если ты присоединишься к программе защиты свидетелей. Бесплатные бабки. Тебе не придется ничего делать до конца своей жизни.
— Ну, за исключением того, что придется постоянно оглядываться через плечо, — говорю я. Кейд кивает в ответ на мои слова. Остальные — обычные уголовники. Лерой влез в хозяйственный магазин и украл электродрель. За это преступление он должен был отсидеть в Ломпоке вместе тюрьмы строгого режима, если бы придурок не избил до смерти охранника, который задержал его. (прим.пер.: Ломпок — город на юго-западе штата Калифорния, на прибрежной равнине Ломпок.) Та же история и с Марко. На свободе он был мелким дилером, и, возможно, ему бы не святило больше года заключения, если бы он не напал на копа при попытке побега. Эти парни совершенного не понимают, что значит работать в ОПГ. Но я-то знаю, и Кейд тоже. Он не говорил, но я, черт бы его побрал, точно знаю, что он в дерьме по уши. Программа защиты свидетелей не такая безопасная, как нам пытаются вдолбить это. Всегда есть какой-то способ. Человек, которому можно пригрозить. Компьютер, который можно взломать. И затем ты покойник. Поэтому мы поглощаем нашу еду и больше не обсуждаем это.
В конце концов, волноваться о недостатках системы защиты свидетелей не имеет никакого смысла, потому что Кейд не присоединится к этой программе; он даже не выберется из Чино. Спустя три недели, во время одного из редких периодов, когда наша ООН не была на «сессии» (прим. пер.: тут автор говорит о их встречах вне камеры, но так как у ООН встречи именуются — сессиями, поэтому такое употребление), ариец по кличке Спайдер (прим.пер.: с англ. паук) пырнул моего друга ножом три раза в спину. Попал в почки, печень и легкие. Профессиональное исполнение заказа. Охранники пронесли его бездыханное тело по проходу, мимо открытой двери моей камеры, где я выполнял подтягивания, оставляя позади себя реки крови. Он так и не вернулся.
Официальная версия гласила, что Кейд Престон умер от внутренних повреждений несовместимых с жизнью.
Глава 10.
Слоан
Этот незнакомец выглядит опасно. Зет замер в коридоре, смотря прямо на него. И он только что обвинил незнакомца в том, что тот жив? Опасное тянущее чувство под ложечкой не дает покоя. Зет выглядит так, будто он застрелил этого парня, похоронил его, и только что узнал, что тот выбрался из чертовой неглубокой могилы и ожил. Самая пугающая вещь заключается в том, что все было возможно. Зет должен был убить этого парня? Сейчас должна начаться всеобщая война? Зет поднимает свою одежду и одевается, все еще немного хмурясь.
— Эй, Мал, почему бы тебе не посмотреть, не нужно ли парням что-нибудь? — незнакомец говорит парню, который убийственным взглядом смотрит на Зета и на меня. Мал обращает на парня мягкий немного растерянный взгляд, но суровый взор темноволосого парня делает свое дело, и он исполняет что ему сказано и уходит.
Теперь, когда Зет полностью одет, он, кажется, немного пришел в себя.
— Так ты в МК, Кейд? Тогда полагаю, это имеет смысл, — бормочет он. Его голос... Не могу объяснить, как он звучит. Я не могу предложить, что кроется под хмурым выражением лица. Кейд пинает носком одного ботинка по каблуку второго, кивая.
— Я полагаю так и есть, ха? Ты, вероятно, сейчас очень растерян.
— Можно сказать и так.
Напряжение между этими двумя осязаемое. Кейд, кажется, выглядит слегка виноватым, в то время как Зет определенно на грани того, чтобы выйти из себя.
— Они унесли меня после ножевых ранений. Затем поместили в одиночку на оставшийся срок моего наказания.
— Они посадили тебя в одиночку на пять месяцев?
— Да, чувак. Они жестко прессовали меня до произошедшего. А затем стали прессовать еще сильнее. Я не дал им то, что они хотели, поэтому они бросили меня гнить там. Сказали, что знаю, где могу найти их, если передумаю.
Ага, тюрьма. Так Зет знал этого парня с тюрьмы, и, исходя из того, что я сейчас слышу от Зета, он полагал, что парень умер там. Я прочищаю горло, своевременно напоминая о своем присутствии. Кейд переводит свой взгляд, шокировано пялясь на меня, потому что я все еще нахожусь с ними. Вероятно, Зет тоже это осознает.
— Эм, Наоми, почему бы тебе не подготовиться к дальнейшему вечеру? Мне нужно поговорить с этим парнем.
Поговорить. Разговор, который не включает в себя кулаки? Мне так интересно, кто, черт побери, этот парень, но я могу сказать, что указания Зета не терпят обсуждений. Внезапно, чувствую себя очень-очень грязной. Мне нужно принять душ, и я чертовски зла на Зета. Он трахнул меня в коридоре перед незнакомцем, не потрудившись заметить его, и затем кинул, чтобы пообщаться со своим старым тюремным приятелем? Это звучит, как что-то из программы «Белый мусор: дни нашей жизни». (прим. пер.: отсылка к официальным биографическим фильмам — Days of Our Lives — о популярных и легендарных актеров и музыкантов для канала BBC). Я смотрю на него резким взглядом и разворачиваюсь спиной, даже не отвечая ему. Наша комната всего в двадцати шагах — двадцати долбаных шагах, и он не смог дойти до нее — и уверена, что он слышит громкий хлопок двери, когда я резко закрываю ее.
Ублюдок.
Мое тело отчаянно саднит от секса, который только что был между нами, и в одних местах более болезненно, чем в других. Я вновь раздеваюсь, раздумывая над тем, чтобы сжечь свою одежду, когда чувствую на ней его запах, и затем принимаю самый горячий душ в истории человечества. В дверь начинают отчаянно стучать, после того как только закончился мой очистительный ритуал, но будь я проклята, если выбегу из ванной, только потому что он решил срочно увидеть меня. Специально игнорирую громкие стуки в дверь, пока не слышу голос с сильным акцентом, который доносится через деверь.
— Хоторн! Мисс Хоторн!
Хоторн? Ох, точно. Фамилия дантиста, которую я себе придумала, когда Хулио спросил мое имя. Наоми Хоторн. Дверь отчаянно скрипит на своих петлях, издавая звук, словно она может слететь с петель в любую секунду. Какого черта там происходит? Я выбираюсь из душа, заворачиваюсь в полотенце и открываю ее.
Невысокий, пухлый мексиканец стоит по другую сторону двери, тяжело дыша, с пушкой в руке. И только я собираюсь захлопнуть дверь перед его носом — не собираюсь быть застреленной в ванне мексиканского борделя — этот парень протискивает ногу в дверной проем, не позволяя мне прикрыть ее.
— Мисс Хоторн! Пойдемте, пожалуйста! Помогите! Нужна ваша помощь!
Моя помощь? Внезапно адреналин распространяется по всему телу. Бл*дь, Зет все-таки решил избить этого парня. Он, вероятно, напал на него или что-то вроде того. Я открываю дверь, когда меня отталкивает прочь коротышка мексиканец, и хватаю чистую одежду, которую я положила на кровать.
— Выйди! Выйди! — Яростно и раздраженно указываю на дверь этому мужчине, он понимает намек и становится спиной ко мне в пространстве полуоткрытой двери, в то время пока я переодеваюсь.
— Хорошо, где он? Показывай. — Он, вероятно, к настоящему моменту уже убил того парня. Я не имею понятия, почему они думают, что я могу остановить его, но все же... Он же сам твердил все это время, как заведенный, что мы должны держаться тихо. Каким образом нам нужно не причинять беспокойства, и теперь он пошел и устроил...
Я останавливаюсь, как вкопанная на месте. Толстый коротышка мексиканец привел меня не к Зету. Он привел меня в сад, который находится перед виллой, где некоторое число девушек из другого дома столпились вокруг и плачут, пока мужчина, стоящий на коленях, пытается делать искусственное дыхание человеку, что лежит на земле. Это девушка. Она одета в белые кроссовки. И обтягивающие синие джинсы, и ее футболка красная. Нет, она совсем не красная. Она белая, но спереди она полностью в крови. Кровь пропитала материал. Парень, который пытается делать искусственное дыхание, останавливается, задыхаясь, одновременно смотря вниз на свои руки, словно совершенно не понимает, что он делает, почему девушка не приходит в себя, когда он нажимает на грудь. Инстинкты незамедлительно срабатывают. Я кидаюсь вперед и отталкиваю парня с дороги, не обращая никакого внимания на удивленные вздохи, которые исходят от наблюдателей, когда он падает на бок. Опускаюсь на колени и хватаю девушку за футболку, приподнимая ее.
Место откуда исходит кровь отчетливо видно. Огнестрельная рана, что располагается под косточками ее бюстгальтера. Я приподнимаю ее, чтобы проверить спину — сквозная ли она. Нет, рана не сквозная. Черт. И она была ранена в самое отвратительное из всех возможных мест. В наши дни пули созданы так, чтобы разрываться внутри человека, разлетаясь на осколки, чтобы причинить как можно больше ущерба органам. И внутренние органы, находящиеся как можно ближе к ране, самые уязвимые и самые важные из них: сердце, легкие.
— Нам нужно занести ее вовнутрь и положить на стол. — Я поднимаю взгляд, натыкаясь на двенадцать напряженных лиц, которые следят за каждым моим движением. Позади всех вижу знакомое лицо: это Майкл. Он теряется в суматохе, когда трое парней, членов той же байкерской банды, что и Кейд, торопятся занести девушку вовнутрь. Я еще даже не убедилась, жива ли девушка; хватаю одну из ее свисающих рук и иду с ними в ногу, когда они заносят ее вовнутрь. Своим указательным и средним пальцами нащупываю пульс, нахожу его, слабый и частый, но все же он есть, и потом...
Сдавленный стон вырывается из моего рта
О, нет. О, нет, нет, нет... Крошечное родимое пятнышко в форме пятиконечной звездочки мне более чем знакомо. Оно отпечаталось в каждом из моих детских воспоминаний. Я видала его тысячи раз прежде. Я узнала бы его, где угодно.
Не смотря в лицо девушки, я уже заранее знаю, что это она.
Я знаю, это Алексис.
Глава 11.
Слоан
Они положили Алексис на массивный кухонный стол, вокруг начали бегать плачущие и кричащие горничные и говорить на испанском. Парень, что чуть раньше применял к ней искусственное дыхание, стоял около стола, готовый вновь начать делать то же самое.
— Свалил на хрен от нее! — Я оттесняю всех людей, которые следуют за нами и отталкиваю прочь парня. — У нее есть пульс, идиот.
— Но она не дышит!
— Она, мать твою, дышит. Просто без сознания, потому что потеряла много крови.
Парень отшатывается, пробегаясь рукой по волосам, размазывая кровь по своему лицу.
— Джейми убьет меня. Джейми прикончит меня, — это все что он говорит снова и снова. И это чертовски раздражает меня.
— Мне нужно... — Черт побери, у меня здесь нет ничего. Я оставила свою медицинскую сумку в доме моих родителей. Я не задумывалась ни на секунду, что мне придется исполнять мои обязанности врача здесь. Если вдуматься в это, то все кажется глупым, но уже ничего не поделаешь.
— Что? Что тебе нужно? — Парень становится мертвенно-бледным, его руки ужасно трясутся. — Скажи мне что, и я принесу это тебе. Давай же! — Он паникует так же, как и я.
— Мне нужен пластиковый пакет, скотч и швейный набор, а также алкоголь, лекарственные средства, горячая вода, полотенца и пинцет. И самый острый нож, который ты только сможешь найти.
— Пошел!
Черт бы побрал, сомнительную хирургию, которую я должна применить на моей потенциально умирающей сестре... Вот во что это превращается. Я стараюсь дышать. Есть причина почему доктора никогда не оперируют своих родных, и мое заходящееся сердце — часть этой причины. Я теряю рассудок. Травматологическая хирургия — это искусство. Не очень многие люди могут заниматься ею, потому что это так же касается и того, чтобы сохранять спокойное выражение лица при невероятном давлении, иметь возможность на корню пресекать хаос, крики и панику, которая творится вокруг тебя. Необходимо, чтобы ваши руки были в спокойном положении на все сто процентов. Прямо сейчас, черт возьми, мои руки трясутся так сильно, что не думаю, что мне удалось бы удержать в них ручку.
— Скажи мне, что произошло. Скажи мне точно, что произошло, чтобы я могла визуально воспроизвести это. — Парень, который был здесь секунду назад, исчез на поиски тех вещей, что я попросила. Другой парень выходит вперед, ему около тридцати, на нем надета обтягивающая футболка и галстук. Его узкие джинсы, которые, как и галстук, смотрятся совершенно не к месту.
— Соф подстрелили, — бормочет он, проводя своими руками по джинсам. Его руки покрыты кровью. И у меня возникает огромное желание впечатать кулак ему в лицо.
— Я и так вижу, что в нее стреляли, ублюдок! Из какого пистолета стреляли? С какого расстояния? С какого угла?
Парень безучастно пялится на меня. На мои вопросы отвечает женщина, высокая блондинка с пронзительными зелеными глазами.
— Мы были на встрече. Она прошла хреново. Случилась полицейская погоня и нам пришлось уносить свои задницы. Соф подстрелили с глока 22 А, сорокового калибра. Выстрел был произведен с двадцати шагов, сбоку, вот так, но чуть с более высокого расстояния. — Она становится слева от меня, поднимая руку так, словно держит пистолет, указывая пальцами на мою грудь.
Так, выстрел был нанесен с расстояния, снизу и справа. Пуля может быть где угодно, могла разорвать любой орган. На меня накатывает чувство отчаянного бессилия. Если бы мы были в больнице, если бы у меня была команда хирургов, если бы у меня была стерильная среда и машины жизнеобеспечения, и время, тогда бы, возможно, мне бы удалось спасти Алексис. В данной ситуации, на кухне без наличия этих вещей...
— Вот, я принес все, о чем ты просила. — Парень возвращается; и он несет все вещи, о которых я говорила, в своих руках. Он опускает их все рядом с Алексис, которая часто и поверхностно дышит, практически незаметно, дыхание участилось с того момента, как мы занесли ее вовнутрь. Тело девушки находится в сильном шоковом состоянии. И если сделаю это, если вскрою ее, я сделаю все в десять раз хуже. Я могу убить ее.
Единственная альтернатива данной ситуации, что могу оставить ее умирать, здесь, на кухонном столе, кажется мне еще более ужасной, чем не попробовать совсем.
— Наоми? — Невероятно огромное тело Зета заполняет дверной проем, его лицо искажает болезное выражение, потому что он видит полный хаос, который происходит перед ним. Большая половина людей поворачивается, чтобы посмотреть, кто этот новоприбывший, а остальная половина продолжает дальше пялиться на Алексис. Соф, как парень называл ее. Они знает ее, как Соф, девушки упоминали Софию прошлой ночью в другом доме, и, кажется, все они хорошо относились к ней.
— Какого х*я происходит?! — гремит Зет. Его голос звучит подобно железному пруту, его присутствие действует на меня необыкновенно успокаивающе. Мои руки перестают дрожать так сильно.
— Мне нужно, чтобы комнату покинули все, — произношу я, мой голос звучит методично и властно. Хотя я совершенно не чувствую себя таким образом, но по крайней мере, звучу, как привычная я. Зет кивает, и я поворачиваюсь к своей «пациентке», беря пластиковый пакет и скотч. Я разрываю пакет зубами и кладу квадратный кусочек на рану на груди Алексис. Я закрепляю его на месте, убеждаясь, что пакет и скотч идеально зафиксированы поверх раны.
— Это она, не так ли? Что ты делаешь? — Голос Зета — единственный звук, что разносится по комнате в данный момент. Даже не заметила, как все покинули комнату, пока работала, но я благодарна за тишину.
— Да. Это она. — Я быстро повторяю ему, что мне сказала блондинка, в то время прикрываю рот ладонью, смотря и ожидая. Я считаю до двадцати, с рукой, что прижата к груди Лекси, проверяя, что она все еще дышит.
— Слоан?
— Мне нужно проверить, не пробито ли у нее легкое. Если оно повреждено, то кислород будет покидать ее легкие. Воздух будет выходить из ее раны, и пластиковый пакет раздуется. — Еще пять секунд, десять, Алексис все еще дышит, но пластиковый пакет не раздувается.
— Ее легкие в порядке, — говорю я, срывая квадратный кусочек пластикового пакета и скотча с ее кожи. Как ужасно, что не могу сделать такой же диагностический тест, чтобы понять бьется ли ее сердце. Но тахикардия подтверждает, что сердце все еще в работе, но в то же время это может подтверждать, что ее оргазм находится в серьезном шоке. Что вероятно, так и есть.
— Теперь что? — Зет совершенно не паникует. Он смотрит на меня сосредоточено и внимательно.
— Теперь я должна попробовать найти пулю. — Я нажимаю ладонями на живот Лекси, ожидая почувствовать твердость под моими руками, что будет сигнализировать о перитоните — это будет значить, что где-то происходит внутреннее кровотечение. Но я не чувствую этого. Это обозначает, что я могу следовать траектории пули в ране своим пинцетом, который мне принесли, и уповать на лучшее. И если судьба будет благосклонна к нам, то я найду пулю, и мне не придется вскрывать ее, чтобы добраться до внутренней раны и увидеть повреждения.
Зет реагирует быстро и решительно, передавая мне то, что нужно, когда я прошу об этом. И в тот же момент я сталкиваюсь с проблемами. Пинцет слишком короткий; это обычные косметические щипчики, которые могут проникать в рану только на пару дюймов. И алкоголь, который они дали мне для стерилизации является долбанным шнапсом.(прим. пер.: шнапс — крепкий алкогольный напиток с различными добавками, такими как: груши, яблоки, клубника, бананы, виноград, персики и другие фрукты. Крепость напитка варьируется, примерно, от 38 градусов.) Мне необходимо послать Зета на поиски чего-то менее сладкого; он возвращается с высоко градусной русской водкой, и я хочу расцеловать его. Но затем Лекси становится хуже, довершая все агональным дыханием — сдавленным, затрудненным, что является отчаянно плохим знаком и говорит мне: или ее сердце испытывает огромную нагрузку, или она пребывает в состоянии почечной или печеночной недостаточности.
— Бл*дь! Я не знаю, что мне делать! БЛ*ДЬ! — срываюсь я. Не знаю, что мне делать. Она умрет. Я волновалась на протяжении многих лет, что она была мертва, но на самом деле Лекси не мертва, и теперь по невероятной иронии она умирает прямо передо мной, и я не могу ничего поделать с этим.
Зет забирает из моих рук щипцы и направляется ко мне, обходя стол, хватая меня за плечи.
— Слоан. Слоан, посмотри на меня!
Я не могу. Я не могу. Пялюсь на бледное лицо моей младшей сестры, наблюдая за тем, как смерть смыкает свою лапу вокруг ее стройного тела. Я знаю, что плачу, но не чувствую слез. Не ощущаю своего хриплого дыхания. Мое тело не принадлежит мне в этот момент; надо мной берет вверх сила намного более великая и намного более сильная, чем я сама — это горе.
— Слоан! — В моих ушах раздается оглушительный звон, и голову отбрасывает в сторону. Зет дает мне такую сильную пощечину, что я вижу искры перед глазами. Взгляд на его лице мрачный и решительный. — Слоан, она умирает. Тебе нужно думать. Что необходимо сделать? — Он трясет меня, что есть мочи.
— Я не знаю, какая часть внутри нее пострадала. Это может быть... Это может быть сердце. Но также это может быть и печень. Или почки. Я НЕ ЗНАЮ!
— Ок, нам нужно использовать логику. Ее губы синеют. Что это значит?
— Гипоксия. Недостаток поступления кислорода к головному мозгу.
— И что это значит?
— Остановка сердца. Пробитое легкое. Огромная нагрузка на другие органы. — Что угодно. Это может быть что угодно.
— Это не пробитое легкое, мы уже подтвердили это. И траектория раны направлена вниз и в сторону от сердца, поэтому навряд ли повреждение затронуло эту область. Остановка сердца может быть вызвана сердечной и почечной недостаточностью?
— Да. Может быть вызвано обильное кровотечение.
— Хорошо. Так получается в обоих случаях нам необходимо ее вскрыть, Слоан. Нам нужно определить, какая часть ее кровоточит и нам нужно устранить эту проблему. — Он передает мне нож, который нашел для меня парень — к счастью, это скальпель. Если бы единственный инструмент, доступный мне, был бы кухонный нож, то я бы сдалась незамедлительно.
— Ты можешь сделать это, Слоан. Все, что тебе необходимо, — это сосредоточиться.
Я оглядываю комнату ошалевшим взглядом, пытаясь сообразить, что я могу сделать, чтобы предотвратить необходимость вскрывать мою сестру. Но я не могу ничего придумать, тогда Зет берет мое лицо в свои ладони и крепко удерживает его, пристально смотря на меня.
— Ты сможешь сделать это, — отрезает без единого сомнения он.
Я все еще чертовски боюсь. Все еще буквально обделываюсь от страха, но то, как твердо он это говорит, дает мне дает мне крупицу надежды. Я смогу сделать это. У меня получится.
Прерывистый звук, который раздается со стола, успокаивает мои нервы. Алексис умирает, Алексис, мать вашу, умирает, и я не дам этому случиться. Только не после того, как я подвела ее, когда ее похитили. Она нуждалась во мне тогда, и я не смогла ничего сделать по поводу этого, но я могу сделать кое-что сейчас.
— Хорошо. Хорошо, все нормально, — повторяю я.
Затем следующие пару мгновений все происходит, как в быстрой перемотке. Я ополаскиваю свои руки в алкоголе и затем переворачиваю Алексис, в последний раз осматривая ее, чтобы убедиться на все сто, что я не пропустила сквозного ранения.
— Мать твою! — шипит Зет.
Хорошо, что я решила проверить. С того момента, как мы ее внесли вовнутрь, огромный, ярко-пурпурный синяк расходится на ее спине. Явная почечная недостаточность и точно внутреннее кровотечение. В тусклом желтом освящение кухонного плафона я не заметила изменение цвета ее кожи, но когда кладу ее на спину и проверяю ее глаза, я могу четко увидеть желчь.
— Почки, — заключает Зет. Кажется, что он не так уж и далек от работы с человеческим телом. Я киваю, чувствуя легкое облегчение. По крайней мере, когда буду делать надрез, то буду уверена, где точно делать его.
Я делаю надрез, смелую глубокую линию длиной примерно четыре дюйма, проходящую горизонтально ее животу с правой стороны, и все меняется. Это всегда происходит, когда я оперирую. Мир сжимается и исчезает, поэтому мое внимание сужается до широты плоти под моими пальцами. Паника, безумный страх, парализующее сомнение — все это стихает, оставляя хладнокровное, циничное спокойствие в сознании.
У меня занимает некоторое время, чтобы осмотреть брюшную полость Лекси. Там множество крови, и у меня нет команды медсестер, чтобы обеспечить отсос или медицинский тампон. Но у меня есть Зет. Он двигается со знанием дела, убирает кровь, чтобы я могла видеть какого хрена делаю, и я не волнуюсь, что он навредит ей. В другом мире, в совершенно другой реальности, из Зета бы получился отличный хирург. Он непоколебимый. Совершенно, мать вашу, непробиваемый.
Вскоре я начинаю находить шрапнель. И облегчение ощущается подобно сильному удару в живот. Я буквально готова расплакаться, когда достаю крохотные, чертовски острые кусочки скрученного метала из брюшной полости моей сестры. Когда я перевожу взгляд на ее правую почку, это облегчение исчезает. Именно оттуда я вытаскиваю огромный фрагмент пули. Он находится между разорванным органом, который целиком и полностью уничтожен.
— Бл*дь. Бл*дь.
Зет располагает руку поверх моей, смотря на меня опять тем же взглядом. Он видит, что дела обстоят дерьмово, так же, как и я, но его не парализует от страха.
— Она все еще дышит, Слоан. Ее сердце все еще бьется. И у нее все еще есть другая почка.
— Точно. — Но все не так просто. Удаление почки — это очень обширная операция. Один человек из оперируемых умирает при этой операции, а те операции проводятся в оснащенных инструментами операционных, которые созданы для того, чтобы справляться с последствиями операции. Но разве у меня есть выбор? Никакого.
Поэтому я делаю то, что должна делать. Я удаляю пострадавший орган, зашиваю аккуратно при помощи обыкновенной иглы и нитки из швейного набора, и затем прижигаю рану. После того как очищаю брюшную полость Лекси и зашиваю, я просматриваю свои скудные медицинские принадлежности и не могу найти то, что мне нужно.
Зет смотрит на мои безумные поиски, с совершенно пустым выражением.
— Что такое? Что тебе подать? — Мне нужно найти что-то, чтобы сделать переливание крови. Она потеряла так много крови. Ей необходимо больше, чтобы она могла добраться до больницы. Зет издает стон в ответ на мое заявление. — Навряд ли они позволят тебе отвезти ее в больницу, Слоан. Я прекращаю поиски и поднимаю на него взгляд, мое сердце застревает в моем горле.
— Постой-ка. Какого хрена? О чем вообще ты говоришь?
— Я к тому, что в твою сестру стреляли. Больницы обязаны сообщать об огнестрельных ранениях в полицию.
— Да, мне отлично это известно, Зет. Я как никак работаю в долбаном госпитале.
— Точно. Поэтому никто из людей здесь не захочет привлекать к себе такого внимания. Если твоя сестра заговорит, копы нагрянут сюда в течение двух секунд. Хулио никогда не позволит этого. Они захотят, чтобы она отлежалась здесь, если она получит инфекцию...
— НЕТ НИКАКИХ «ЕСЛИ», ЗЕТ! — Я хватаю первую попавшуюся вещь под руку — ей оказывается водка — и бросаю ее в стену. Тяжелая бутылка разбивается на тысячи осколков, кусочки стекла разлетаются во все стороны. Но Зет даже не двигается. После всего, что я сделала... После того, что я проделала... После всех манипуляций, что я проделала с Алексис... — Нет никакого «если». Есть только «когда». Ей необходимы очень сильные антибиотики, уже не говоря о болеутоляющих и гребанном переливании крови, чтобы у нее, по крайней мере, была возможность оправиться от всего этого. Они, вероятно, должны будут опять ее вскрыть, чтобы исправить всю хреновую работу, которую я только, что провела по извлечению органа. — Я закрываю лицо руками, пытаясь восстановить дыхание, прикладывая все усилия, но у меня не выходит. — А что касается привлечения внимания копов, то я думаю об этом уже поздно говорить.
Зет подходит ко мне и кладет руки мне на плечи.
Глава 12.
Зет
И вот так Алексис Ромера встречается с президентом МК «Оставляющие вдовами». Эта информация вызывает больше чем удивление, но эй… ничего не должно меня больше удивлять. Карни, парень, который чуть раньше не довел Слоан до сердечного приступа этой новостью, сообщает нам, что Хулио ожидает нас у себя в кабинете. Снаружи кухни, привалившись к стенам, стоят около двенадцати человек, некоторые сидят на полу, все бледные и с обеспокоенными взглядами. Высокая блондинка сразу бросается к Слоан, как только видит, и хватает ее за локоть.
— Она в порядке? Она умерла, не так ли? Она мертва!
Слоан освобождается от захвата девчонки и ведет ее по направлению двери.
— Она не умерла. Посиди с ней и сразу же приди ко мне, если ее дыхание изменится. Проверяй ее пульс каждые пару минут.
Блондинка направляется на кухню, задыхаясь, когда видит огромное количество крови. Карни ведет нас по коридорам, вызывая у меня ощущение, что Хулио сказал ему убедиться, что мы придем, или же он заставил бы нас прийти с применением силы. Эта мысль довольно-таки забавная. Хотел бы я посмотреть на то, как ублюдок попытается сдвинуть меня с места. А если бы он хоть пальцем прикоснулся к Слоан...
— Сюда. — Карни кивком указывает на кабинет Хулио. С другой стороны двери нас поджидают: Хулио, Майкл и Кейд, которые сидят в неловком молчании за массивным круглым дубовым столом. Мы с Кейдом едва успели перекинуться парой слов, прежде чем разразился этот долбаный ад чуть ранее, но у него хватило времени сказать мне, что Ребел его друг, и он состоял в МК «Оставляющие вдовами» на протяжении всей своей жизни. Понятия не имею, что делать со всей этой информацией. Я думал, что мы с ним были на одной волне, но в то же время это признание абсолютно перевернуло все с ног на голову.
— Присоединяйтесь к нам, — говорит Хулио, указывая рукой на свободные стулья за столом. Их три: один для меня, один для Слоан, и еще один свободный. — Слышал, что утро выдалось очень богатым на происшествия, мисс Хоторн? — интересуется Хулио. Он сцепляет руки в замок, располагая их перед собой, пронзая Слоан холодным взглядом.
— Можно и так сказать, — отвечает она. Слоан выглядит так, будто героиня фильма ужасов. Ее руки покрыты кровью до локтей, так же следы крови виднеются на ее лице, футболке и волосах. Резкий, сухой ответ, что летит в Хулио, не скрывает того факта, что она совершенно не впечатлена его двусмысленной шуточкой. — Мы скоро уезжаем. Отвезем девушку в больницу.
— О, я так не думаю, мисс Хоторн. София очень сильная девушка. С ней все будет в порядке.
Я был прав. Я прекрасно знал, что он скажет именно это, конечно же, но все же надеялся... Замечаю яростный взгляд на лице Кейда, и его вид заставляет раствориться все мои мысли. Он пребывает в такой ярости, что краснота от раздражения медленно ползет вверх по его шее.
— Девчонка поедет в больницу, Хулио.
Толстый мексиканец поворачивает голову в сторону Кейда, слегка растягивая губы в улыбке.
— Вы только жалкий попугай, передающий чужие слова, сеньор Престон. Пожалуйста, не забывайте, что вы находитесь у меня в гостях, хорошо?
— Я, может быть, всего лишь и гость, но Ребел уже на пути сюда. Что ты думаешь, он скажет, когда доберется, а его девчонка будет мертва?
Так Ребел еще не приехал. Но он уже в пути... Что ж, возможно, это даже хорошо. Слоан тоже видит в этом возможность, и хватается за нее.
— Если мы уедем прямо сейчас, то сможем доставить ее в частную клинику в Сан-Бернардино. Я знаю там врачей. Они не станут официально оформлять ее, если я попрошу их.
Хулио располагает ладони на столе, секунду рассматривая их. Когда он поднимает взгляд, в его глазах царит леденящая душу злость, что дает мне понять: ему абсолютно наплевать на то, что с ним сделает Ребел, когда приедет. Но я ошибаюсь — его яростный взгляд совершенно не касается Ребела. Это взгляд адресован мне.
— Ты солгал мне, ese. У меня произошел очень занимательный разговор этим утром с твоим хозяином. — Хулио кратко кивает в сторону Тео, указывая ему на меня, и он приносит лист бумаги, располагая его перед Хулио.
— И мне поведали очень интересные вещи о тебе. Понимаешь, я думал, что ты был здесь все это время для того, чтобы шпионить за мной для Чарли. Я даже не подозревал, что ты приехал сюда, чтобы украсть кое-что, принадлежащее мне.
Хулио подталкивает лист бумаги через стол в мою сторону, и на этот раз я знаю, что нет никакого смысла во лжи. Рик, которого я отправил в Анахайм, добывавший информацию для суки из УБН, занимающейся расследованием по делу Чарли, привязан к стулу, в то время как расплывчатый силуэт мужчины вне кадра бьет его монтировкой. Я отталкиваю фото обратно в сторону Хулио, вскидывая брови.
Черт. Черт, бл*дь, дерьмо. На самом деле, я должен признать, мне по большому счету пох*й, насколько сильно избили Рика. Но, это значит, что все кончено. Что весь план пошел прахом.
— Ты раскрыл меня. — Я поднимаю руки вверх в знаке капитуляции. — Я на самом деле хотел украсть одну из твоих девочек. Ту самую, что в данный момент умирает на твоем кухонном столе, так что ты можешь мне просто отдать ее. Я избавлю тебя от этого беспорядка.
— Ты ничего не получишь, ese. — Хулио кивает в сторону Тео, парень подходит и становится позади меня, расслабленно держа в руках винтовку. На мгновение, мне кажется, что Хулио отдаст приказ пустить мне пулю в затылок. Я должен признать, что Тео, стоящий позади меня с пушкой, действует на меня менее возбуждающе, чем когда Слоан делала то же самое. — София не моя проблема. Ребел купил ее у меня пару лет назад, но она продолжала совать свой нос сюда, настраивая против меня моих девочек. И если она сдохнет, то это все только потому, что она неугомонная сука, которая вмешалась в дела, ее не касающиеся. Относительно тебя: будешь ждать здесь со своей симпатичной шлюшкой, пока не приедет Чарли. Затем я позволю ему «позаботиться» о тебе. Он, кажется, очень воодушевлен этим делом. Он особенно разозлился, когда послал ему снимок твоего мелкого дружка.
Он намекает на фотографию Рика. Замечательно, черт побери. У Чарли, вероятно, было достаточно времени, чтобы сложить два и два, но видеть живое доказательство, что Рик жив и здоров после того, как он сдал Чарли МК «Разрушители»... Старик, должно быть, рвет и мечет.
Майкл сидит и слушает все это с равнодушным выражением лица, он всегда принимает такое выражение, когда видит, что происходит что-то ужасное. Меня не обманешь этим. Он подобен гадюке, а не гремучей змее. С ним вы не получите предупреждение. Он поднимается на ноги и непринужденно вытаскивает нож из-за пояса штанов. Хулио удивленно пялится на него с лицом, искаженным от оскала.
— Опусти свою задницу на место, hijo. Это тебя не касается.
Но Майкл не прислушивается к его совету. Он подбрасывает нож, перехватывая в воздухе, и втыкает его в руку Хулио с молниеносной скоростью, пригвождая ее к столу.
— Ублюдок! Тео, убей этого ублюдка! — Хулио голосит настолько громко, что этого достаточно, чтобы поставить на уши весь дом. Вероятно, Тео слишком ошеломлен абсолютно суицидальными действиями со стороны Майкла, но небольшая заминка с его стороны дает мне достаточно времени выхватить из рук парня винтовку М16 и нанести точный удар прикладом в горло. Он падает на пол, словно тряпичная кукла. И не может дышать. Вероятно, больше вообще не сможет дышать, судя по силе, которую я вложил в удар. Слоан кричит, вскакивая на ноги, и, кажется, теперь все разражаются криками, потому что они доносятся со всех сторон.
Хулио вопит достаточно громко, чтобы разбудить и мертвеца. И мы в шаге от того, что в комнату ворвутся пятнадцать разъяренных охранников. Я стреляю сторону Майкла недовольным взглядом.
— Просто охренительно, мужик, ничего не скажешь.
Майкл нависает над столом и выдергивает нож из руки Хулио и затем приставляет его к горлу мерзавца. Толстый мексиканец прекращает верещать, как сирена, и замирает. И словно в благодарность за его молчание Майкл похлопывает его дружелюбным жестом по руке.
— Босс, ты просто не слышал, что он говорил, прежде чем ты вошел в комнату. Он планировал разрешить Андреасу отрезать твой член. Или, по крайней мере, я думаю, что он сказал именно это. Он говорил по-испански.
Кейд кивает.
— Ага. Именно это и имелось в виду. — Он поднимается на ноги, обходя вокруг, чтобы посмотреть на Тео, который лежит спокойно и без движения на полу. Слоан же наоборот не смотрит на парня, что растянулся у ее ног, она пристально прожигает меня взглядом.
Ее глаза наполняются слезами.
— Тебе обязательно было делать это?
Я прищурился, смотря на нее.
— Почему бы тебе не пораскинуть мозгами и догадаться самой. — Пусть сама найдет ответ на этот вопрос. Она должна самостоятельно разрешить этот момент. Я поворачиваюсь к Майклу. — Нам нужно валить отсюда.
— Согласен. Что насчет него?
— Ты, ублюдок, на самом деле считаешь, что сможешь провернуть это дерьмо? — Кожа Хулио принимает фиолетовый оттенок, слюна летит во все стороны, когда он кричит на нас. — Мрази, вы только что подписали свой смертный приговор!
— Эй, Майкл, ответь мне, сколько раз может умереть человек? — спрашиваю я его, направляясь в сторону двух мужчин.
— Только один раз, босс.
— Да, именно так. Всего один раз. — Я ловлю нож, который Майкл кидает мне, и подношу его к лицу Хулио. — Чарли уже заказал меня, ублюдок. Поэтому, как мне кажется, в твоем присутствии уже нет никакой необходимости. Теперь... — Я провожу острием лезвия ножа вниз по щеке Хулио, наблюдая, как на поверхности металла отражаются его расширенные от ужаса глаза, которые смотрят прямо на него. — Мы оба долбаные псы, Хулио, помнишь? Ты видишь себя во мне. Мы оба вышли из дерьма, как ты мне любезно напомнил тогда. Поэтому спроси себя, если мы так похожи с тобой, что бы ты сделал, окажись на моем месте прямо сейчас? — Я склоняюсь, опираясь руками о колени, пожимая задумчиво плечами.
— Ты не сможешь убить меня, puta. Ты не посмеешь!
Я поднимаю взгляд, видя, что Кейд присоединяется к Майклу, и они оба стоят позади Хулио. На его лицо виднеется хмурое выражение, но он мне кивает в знак одобрения: «Я с тобой, брат».
— О ГОСПОДИ. О мой Бог, о мой Бог, о мой Бог, о мой Бог, этого не произойдет. — Слоан бледная, как приведение, стоит позади меня. И на самом деле выглядит так, словно ее вырвет в любую секунду. Она не смотрит на меня, вместо этого разворачивается спиной ко мне и прижимает свой лоб к стене, делая поверхностные, тихие вдохи и закрывая плотно ладонями уши.
Хулио язвительно усмехается, когда я вновь обращаю свой взгляд на него.
— И я безоружен, Зет. Ты хочешь продемонстрировать своей женщине, какой ты убийца, перерезав мое горло, м?
Я устремляюсь вперед, приближая свое лицо к его.
— Да.
И набрасываюсь на него с ножом.
Но лезвие не ранит плоть.
Хулио уже обмочился к тому времени, когда я даю Кейду знак разобраться с ним. Он переворачивает в руках пушку и ударяет прикладом по затылку, вырубая его.
Я чувствую толику самодовольства, когда вижу, что ублюдок сидит здесь, без сознания и в луже мочи.
— Пойдемте. Он не будут в отключке бесконечно.
Слоан бормочет ругательства, когда медленно разворачивается.
— Ты не убил его?
Я оборачиваю руку вокруг ее талии и с силой веду на выход из комнаты.
— Хулио Перез — мерзкий ублюдок, Слоан, но он был прав в одном. Я не стану убивать безоружного человека.
***
Мгновенно становится понятно, почему охранники Хулио не ворвались в помещение на крики их босса ранее: они не слышали его. Двигатели бесчисленного количества мерседесов, ламборгини и харлеев заглушают все, когда люди приезжают в клубах оранжевой пыли с пустыни на вечер, который намечается сегодня.
Алексис пребывала в моих руках холодной, недвижимой. Блондинка не хотела, чтобы мы забирали ее из кухни, но несколько резких слов со стороны Слоан, и мразь отвалила. Мы потеряли целых тридцать секунд, чтобы найти мою машину снаружи. Майкл обнаружил ее припаркованной с противоположной стороны, полностью покрытую толстым слоем пыли, который скопился на ней за четыре дня. Я укладываю тело Алексис на заднее сидение, и следом туда усаживается Слоан, укладывая голову своей сестры себе на колени.
Я усаживаюсь с водительской стороны, а Майкл забирается на переднее сидение с пассажирской стороны. Кейд стоит у окна, пытаясь отыскать взглядом толпу людей, которая бы выбегала на улицу.
— Бро, тебе нужно двигать быстрее. Я позову парней Хулио внутрь, и потом мы последуем прямо за тобой.
Я завожу двигатель, газуя, как сумасшедший. Мы готовы отправляться. Кейд протягивает руку костяшками вперед, и мы ударяемся кулаками. Он только собирается отправиться внутрь, когда воздух разрезает отчаянный крик, который перекрывает все звуки, и Аляска выбегает на улицу.
Двигатели заглушают ее истерические крики, но один из охранников ее хорошо расслышал и дал знак остальным. И все устремляются в дом с пушками наготове.
— Вам лучше валить прямо сейчас, мужик. — Кейд хлопает ладонью по боковой части машины и бежит внутрь виллы. Мы делаем именно так, как он сказал, валим отсюда.
Глава 13.
Слоан
Чтобы добраться до больницы в Сан-Хасинто ушло три часа, так как Хулио знал о больнице в Сан-Бернардино, поэтому нам пришлось ехать в обход, и мне кажется, что Алексис умирала примерно около семи раз во время поездки. Ее пульс едва прощупывался, слабый, нерегулярный и нитевидный, и я пребывала в полном онемении. В салоне машины царила тяжелая тишина во время того, как Зет вел машину, я пыталась забыть, где нахожусь в данный момент. Забыть все, что произошло со мной с того момента, как проснулась этим утром.
На улице уже было темно к тому времени, как мы подъехали к больнице, и только вид одного этого места вызывал у меня слезы. Машина скорой помощи остановилась перед входом, и свет лился с каждого окна, обещая помощь, обещая спасение. Это было больше, чем я могла принять. Мы привезли ее сюда. Каким-то образом она смогла вытерпеть так долго.
Зет берет ее на руки с заднего сидения, и мы бежим внутрь. Майкл решает остаться в машине и отгоняет ее прочь. Я не знаю, куда делся потом Майкл. Все что меня волнует в данный момент — это Алексис.
Дежурная медсестра за столом приемного отделения роняет ручку из рук, когда видит нас. Мы, должно быть, выглядим чертовски ужасно, покрытые кровью и пылью, неся в руках полуживую девушку. Я начинаю говорить о состоянии Лекси, прежде чем девушка даже успевает понять, что она видит перед собой.
— Огнестрельное ранение в брюшную полость. Сильное повреждение почек, нестабильная гемодинамика, тахикардия и гипертонический криз. Ее нужно в операционную и прямо сейчас.
Медсестра быстро реагирует, отсылая сообщение о «срочном вызове» всем свободным врачам. Почти мгновенно появляется реанимационная бригада и пару врачей, забирая Алексис, даже не посмотрев на нас с Зетом. Но медсестра все же остается с нами. Что произошло с ней? Какие у вас отношения с пострадавшей? Какая помощь ей была оказана? Аллергия? Остановка жизнедеятельности, особые указания насчет реанимации? Я отвечаю на все вопросы через дымку усталости, и уровень моего адреналина в крови чувствуется буквально отравляющим.
И после этого остаемся только мы с Зетом. Одни. В приемном покое больницы.
— Слоан?
Я не могу принудить себя посмотреть на него. Вместо этого начинаю плакать. Я позволяю ему обнять меня и просто плачу, не знаю как долго, чувствуя себя слабее и слабее с каждым проходящим мгновением. Шансы на выживание Лекси настолько минимальные, что я даже не могу рассчитывать на такие низкие показатели. И то, что произошло в борделе... Зет убил Тео....
— Слоан. С ней будет все в порядке. Все будет в порядке.
— Откуда тебе знать? — Я отталкиваю его, борясь с набегающими слезами в глазах. — Откуда?
Зет не теряет самообладания, как и в течение всего этого кошмарного дня. Он протягивает ко мне руки и заботливо убирает волосы с моего лица, качая головой.
— Потому что она твоя сестра, злая девчонка. Если она хотя бы наполовину такая же сильная, как ты, то с ней все будет в порядке.
Я не могу поверить, что он думает подобным образом. Поднимаюсь на подрагивающие ноги и начинаю ходить туда-сюда, обнимая себя руками.
— Я не уверена. Потратила слишком много времени. Она вероятнее всего умирает прямо сейчас, и если бы я была чуть порасторопнее... — Я делаю глубокий вдох, борясь со слезами. Как много раз я твердила интернам, что они не должны мешкать? Как много раз? И когда настал момент, что мне необходимо было сконцентрироваться сильнее всего, меня парализовало. Лекси нуждалась во мне, а я застыла в бездействии. Я не чувствовала своих рук и ног, словно могла упасть в любой момент. Зет подходит и становится позади меня, оборачивая свои руки вокруг моего тела, так словно ему известно, что не должна стоять в таком состоянии.
— Ты была такой смелой. И ты была такой, черт побери, сильной. Ты сделала то, что ты должна была. — Его голос слышится таким глубоким, исходя из грудной клетки и отдаваясь в мою спину. Я должна признаться самой себе, что была напугана, видя такую версию его в борделе, когда он так яростно атаковал Тео. Абсолютно напугана. Но слова проигрывались снова и снова в моей голове подобно сломанной пластинке с того момента, как я спросила его: обязательно ли было ему делать то, что он сделал, и несмотря на то, насколько жутко это бы не звучало, я понимаю почему он мне сказал подумать об этом самой.
Между состоянием отчаянного волнения, размышлением, что моя сестра умрет по дороге сюда, я прокручивала в голове этот сценарий снова и снова, раз за разом. Наблюдала в своем разуме, как это происходило тысячи раз, и представляя каждый возможный итог. Если не реагирует, Тео стреляет в Майкла; Зет прибегает к попытке отобрать автомат и в процессе борьбы получает пулю; Зет нападает на него миллионами возможных способов, и каждый раз итог один и тот же. Кто-то умирает. Возможно, я ужасный человек, но я пришла к выводу, что он... поступил правильно.
Я аккуратно кладу свои ладони поверх его на моем животе, и откидываю голову к нему на грудь. Он со мной прямо сейчас, так же как он был со мной в кухне у Хулио Переза, когда я больше всего нуждалась в ком-то.
Он был единственным, кто помог мне справиться с этим.
— Ты тоже сделал то, что было необходимо, — тихо произношу я. — Я знаю это.
Мне даже не нужно объяснять Зету, о чем я говорю. Он знает, и, судя по его глубокому выдоху, могу сказать, что ждал, когда я приму решение касательно этого. Ожидая с тех самых пор, как мы покинули бордель Хулио.
— Спасибо тебе, — бормочет он.
Я качаю головой, закрывая глаза, борясь со жжением от слез.
— Нет, тебе спасибо.
Кто бы ни был этот мужчина, бережно обнимающий меня, убил, чтобы защитить меня и помочь спасти мою сестру за столь ограниченное время, которое у него имелось. Пошел наперекор каждому инстинкту и находится в больнице прямо сейчас, прекрасно понимая, какого рода вопросы нам будут задавать. И делает все это ради меня. Он может прятаться за насилием в его прошлом, сколько его душе будет угодно, но я начинаю видеть правду, что таится в нем. Я начинаю видеть все те хорошие качества, которые он так отчаянно желает скрыть.
Мы стоим, обнявшись вместе на протяжении долгого времени, не говоря друг другу ни слова. Просто ждем, Зет прижимает меня к себе, поддерживая, тихо дыша в мое ухо. Два часа спустя приходит доктор, чтобы найти нас. Молодая женщина, у которой на лице такое же выражение, как у меня, когда прихожу, чтобы оповестить о плохих новостях. Чувствую, как мое горло постепенно сжимается при виде нее, а мои ноги, наконец, подгибаются подо мной.
— Мисс Ромера? Вы сестра Алексис, так?
Я киваю, не в силах произнести ни слова.
— Алексис сейчас находится в палате интенсивной терапии. Нам пришлось остановить кровотечение в ее брюшной полости и тонком кишечнике. Но, кажется, у нас все получилось. Мы сделали все, что смогли. Есть большой риск заражения, который остался с первого раза, как ее вскрыли, но мы настроены на хороший исход, мисс Ромера. Если Алексис сможет пережить ночь, есть хороший шанс, что она выкарабкается.
Хороший шанс. Доктора не используют эти слова просто так. Я никогда не произношу их потому, как существует опасность того, что они могут повлечь за собой неприятные последствия и шансы, что состояние может ухудшиться, очень велики для меня. Это женщина или на сто процентов уверена, что моя сестра сможет выжить и просто прикрывает свою задницу, или же чрезвычайно небрежна. Я уповаю на то, что она прикрывает свою задницу.
***
Зет
Ни один из нас не спит.
Ни один из нас не ест.
Мы сидим вместе, ожидая рассвета, задерживая наше дыхание. Если Алексис сможет пережить ночь, то есть хороший шанс, что она выкарабкается. Когда солнце встает на горизонте, и нам все еще не пришли сообщить плохие новости, Слоан проигрывает бой в борьбе против усталости. Она отключается, засыпая на неудобных больничных креслах, и спит, словно убитая.
Медсестра возвращается к десяти утра, чтобы сказать нам, что состояние Алексис улучшается. Она все еще находится без сознания, но так или иначе придет в себя в течение следующих двух часов. Мне пришлось сказать, что я являюсь мужем Слоан, чтобы медсестра смогла сказать мне всю информацию, не будя Слоан, хотя это все же ощущается чертовски неловко.
К полудню Кейд появляется в стеклянном окошке комнаты ожидания. Он видит меня, видит Слоан, которая все еще спит, и подзывает меня к себе.
— Мужик, мы все перевернули в поисках вас. Это была шестая больница, в которой мы пытались вас найти, прежде чем увидели твоего человека снаружи.
Так Майкл остался ждать нас. Чертов герой.
— Тебе удалось убраться от Хулио без проблем?
Кейд потирает ладонью затылок.
— Попали в небольшую переделку с мексиканцами, если можно так сказать. Но никто из наших ребят серьезно не пострадал.
Он оборачивается, и тут же все его тело напрягается, когда смотрит через плечо. Трое мужчин быстро направляются в нашу сторону, идя по коридору, и тот, что находится во главе всех выглядит так, словно готов убивать.
— Ох, бл*дь. Я сказал, что сперва пойду и попытаюсь найти тебя.
Я уверенно продолжаю стоять на своем месте, принимая боевую позицию, полностью готовый к тому, чтобы начать махать кулаками, если придется. После всего, что произошло, мне совершенно пох*й, что мы находимся в больнице. Я на самом деле мог бы воспользоваться шансом, чтобы сломать кому-то челюсть.
Парень, который находится впереди всех выглядит, как долбаный монстр, все его руки покрыты кровью и царапинами. Похоже, что он уже без меня затеял драку. Он смотрит на Кейда и четко произносит:
— Это он?
Кейд кивает.
— Да, это и есть Зет. — Он вновь поворачивается ко мне, с выражением тревоги на его лице. — А это...
— Да, я знаю, кто это, — отвечаю я. — Ты Ребел.
Парень кивает. Он выглядит напряженным сильнее, чем самая чертовски туго натянутая тетива. Он сжимает кулаки по бокам, делает глубокий вздох и произносит:
— Спасибо тебе, мужик. Спасибо тебе за то, что спас мою жену.
Глава 14.
Слоан
Моя сестра замужняя женщина.
Множество мыслей проносятся в моей голове, когда я узнаю это. Самая первая и наиболее повторяющаяся из всех: ЧЕРТ. ПОБЕРИ. НЕТ.
Моя сестра была похищена. Похищена. И теперь спустя три года, оказывается, что она замужем? Довольно значительная часть моего разума склонна полагать, что этот брак был навязан ей. Остальная часть моего разума усиленно представляет пути жестокой и болезненной расправы над этим Ребелом таким образом, чтобы меня не посадили за убийство. Я врач. У меня есть доступ к различным веществам, использование которых в чрезмерных количествах может нанести необратимый ущерб человеческому телу. Или, по крайней мере, я могу использовать один конкретный предмет из сумки Зета, который может частично разрешить эту ситуацию. В то время как убийство Ребела с помощью Дезерт Игл не сможет исправить весь ущерб, который он уже причинил, но это определенно освободит Лекси от страданий в будущем. Он посчитал целесообразным покинуть больницу, в то время пока Лекси все еще спала, но вернулся пару часов спустя, когда мы ожидали разрешения, чтобы пойти и проведать ее.
Кейд, кажется, был в таком же напряженном состоянии, как и я. Я могу представить, какой причиной вызвано его волнение: он волнуется, потому что боится того, что может сказать мне Лекси, если у меня появится шанс поговорить с ней, прежде чем Ребел сможет запугать ее, сказав ей что-то, чтобы она не смогла поступить иначе. Как бы там ни было, его нервозность достигает пика, когда высокий парень с темными волосами и руками, полностью покрытыми татуировками, направляется по коридору в нашу сторону. Зет стоит, прислонившись к стене напротив меня, его руки скрещены на груди и взгляд сосредоточен на мне, пока я смотрю на приближающегося парня. Кейд потирает ладони о бедра, втягивая глубокий вдох.
— Он оставил остальных парней снаружи, куколка. Просто будь с ним полегче, хорошо? — говорит он мне.
— Быть с ним полегче? Да я оторву его долбаные яйца!
Уголки губ Зета приподнимаются в самой дьявольской усмешке, которую только можно вообразить.
Кейд же, в свою очередь, не выглядит таким веселым.
— Соф, придет в ярость, если ты сделаешь это.
— Мою сестру зовут Алексис. И этот ублюдок, вероятнее всего, промыл ей мозги, не так ли, у*бок?
Парень, остановившись передом мной, делает шаг назад, смотря на меня с выпученными глазами. Самая раздражающая вещь касательно него, за исключением того, что он на самом деле очень привлекательный в образе грубоватого плохого парня, то, что он имеет гребаную наглость выглядеть шокированным в ответ на мои обвинения. Он бросает в мою сторону взгляд полный раздражения.
— О чем вообще, черт бы тебя побрал, ты болтаешь, женщина?
— Я говорю о том, что ты заставил мою сестру делать... делать бог знает что против ее желания. Ты вообще в курсе, что брак читается недействительным, если он не происходит в присутствии государственного служащего, так?
Ребел практически фыркает.
— Во-первых, ты не права. Карни получил свою лицензию онлайн. Он поженил нас в Нью-Мехико, и таким образом мы избежали бумажной волокиты. Данная регистрация, кстати, признается любым судом США. И, во- вторых, какого хрена ты имеешь в виду? Соф сказала, что ты нам дала свое благословение. Так же она сказала, что ты слишком занята, строя карьеру крутого доктора, чтобы приехать на свадьбу сестры.
Я качаю отчаянно головой, стискивая мои глаза на сказанное им.
— Ты *банный лжец.
Зет практически фыркает от смеха, его глаза вспыхивают чрезмерным весельем, и у меня возникает острое желание заехать ему по физиономии.
— Тебе кажется, это, мать твою, забавным?
Он пожимает плечами, отталкиваясь от стены.
— Не совсем. Я просто никогда не слышал, чтобы ты так много ругалась. Даже на меня.
Если он полагает, что я выражаюсь ужасно сейчас, то ему следует запереть меня в комнате с этим неадекватным придурком и посмотреть, как я тогда разойдусь, без лишних ушей, которые бы подслушали нас.
— Я не лгу. Я говорю чистую правду. Не то, чтобы у меня были какие-то причины оправдываться перед вами, доктор Ромера.
— Что ты имеешь в виду, говоря это?
— Что?
— «Доктор Ромера»? Говоришь так, будто проглотил что-то отвратительное.
— Ох, да ничего. Просто я не могу, бл*дь, понять, почему ты так долго не общалась со своей сестрой. Она нуждалась в тебе, знаешь? И где же была ты, м? Твоя гребаная работа была для тебя на первом месте. Твои пациенты были слишком важны для тебя, чтобы их оставить, даже на одни выходные? — Он злится все сильнее и сильнее. Но он не краснеет, как большинство людей в такой ситуации. Ребел же наоборот становится мертвенно-бледным, отчего его холодные голубые глаза кажутся еще более льдистыми.
Я задыхаюсь, стараясь восстановить дыхание. Не могу поверить его словам. Во все сумасшедшие, лживые вещи, в которых он обвиняет меня. Парень потерял свой гребаный рассудок.
— Вам определенно нужно лечиться, мистер. — Я тычу пальцем в его грудь, надеясь, что ему так же больно, как и моему пальцу. — Моя сестра была похищена из ее дома и любящей семьи, и ты, придурок, купил ее у долбаного сутенера! Словно она была гребаной едой на вынос! И пошли в задницу твои лекции по поводу того, насколько я должна была заботиться о моей сестре. Я искала ее каждый сраный день с того самого момента, как она пропала. — Тычка пальцем было явно недостаточно, поэтому я ударяю ладонями по его груди, толкая его так сильно, как только возможно. Даже не вижу, насколько далеко Ребел — что, бл*дь, это за имя еще такое Ребел? — отшатывается назад. Жесткое кольцо стальных мускул оборачивается вокруг моей талии, и мои ноги внезапно отрываются от устойчивой твердой поверхности, на которой стою, и я оказываются на высоте шести футов от пола. Голос Зета слышится в моих ушах, и он звучит мрачно, глубоко и гипнотически.
— Да, ладно тебе, злая девчонка. Полегче.
Я борюсь, чтобы вырваться из его хватки, но это практически невозможно. Руки этого мужчины словно сделаны из армированной стали.
— Хорошо. Хорошо. Ладно, я в порядке. Господи Иисусе! — Я должно быть очень зла. Даже несмотря на то, что больше не верю в силу церкви, у меня за плечами приличный багаж из отцовских лекций о богохульстве. Мне было двенадцать, когда я в последний раз упоминала Иисуса без того, чтобы вставлять его имя между словами: ради всего святого, Господи и Аминь.
Зет опускает меня на ноги, но все же находится вплотную к моей спине, готовый схватить меня, без сомнения, в любое мгновение. Я стараюсь избавиться от красной пелены, что застлала мое видение, подавляя все остальное в моем поле зрения. К моему сожалению, Ребел не упал на задницу на расстоянии трех футов от меня. Он стоит на том же месте, где я его оставила, с нахмуренным выражением на лице.
— Так Соф не сказала тебе, что с ней все в порядке?
— Нет! Может, потому что она была не в порядке!
— Она сама мне сказала, что ты больше не хочешь знать ее!
— Я... что... — это не имеет никакого смысла. Я хочу обвинить его во лжи, но этот взгляд на его лице... Ребел не является виртуозом в сокрытии эмоций, как Зет. Или, может, это просто я очень преуспела в том, чтобы читать людей, практикуясь мало-помалу над этим на протяжении знакомства с Зетом. В любом случае, я думаю, что он говорит мне правду.
Я вижу поверх плеча Ребела, что к нам направляется медсестра. Ее кожа насыщенно медового оттенка, на пару оттенков светлее, чем кожа Майкла, что напоминает мне о бывшей учительнице, которая была у меня в старших классах школы, миссис Уитсон. Эта женщина не от кого не терпела дерьмо, ни под каким предлогом. И неодобрительное выражение лица у этой медсестры в точности такое же, как было у миссис Уитсон.
— Что тут происходит? Мы получили жалобы от убитых горем членов семьи очень больных пациентов, что тут происходит ссора в коридоре?
— Простите, я... — Не могу закончить предложение, потому что на самом деле мне совершенно не жаль. Я все еще хочу придушить этого парня, несмотря ни на что. Медсестра бросает на меня взгляд, в котором читается: «Сучка, тебе лучше бы закончить это предложение», но в диалог вмешивается Кейд. Его кожаный жилет издает скрип, когда он скрещивает руки на его груди.
— София уже может принимать посетителей?
Медсестра бросает в его сторону похотливый взгляд, и затем переводит его на нас, убеждаясь, что каждый почувствовал себя в равной степени неловко.
— Я не запущу в плату к больному пациенту кучку шумных нарушителей порядка.
Забавно, но это первое, чему учат в школе медсестер.
Я поднимаю руки вверх в знаке капитуляции, зная, что эта женщина практически Бог в этой больнице. То же самое, что и больнице святого Петра. Если ты разозлишь Грейси, тебе закрыта дорога везде.
— Послушайте, мне жаль, окей? Я просто очень сильно волнуюсь за свою сестру, если бы вы мне только разрешили увидеть ее...
Затем Ребел тоже поднимает руку.
— И я, естественно, тоже очень сильно переживаю за свою жену. Я считаю, что должен зайти и увидеть ее первым, просто дать ей знать...
— Заткнитесь уже. Вы вдвоем можете пройти к ней. Вместе. София может сама выбрать, кого она захочет первым увидеть, а кто выйдет прочь. А вы двое, — говорит медсестра, властно указывая на Зета и Кейда. — Подождете тут.
Зет и Кейд делают в точности так, как им было сказано и остаются ждать в холле, а Ребел и я следуем за медсестрой по коридору, затем заходя в лифт, поднимаемся вверх в неловком молчании три этажа и затем проходим в операционное отделение. Я должна чувствовать здесь себя, как дома. Но к своему ужасу я не чувствую этого. У меня головокружение. Запах дезинфицирующего средства и целый хор звучания аппаратов жизнеобеспечения, которые раздаются за закрытыми дверями, вызывают во мне панику, которую я испытывала только однажды в своей жизни — вчера на кухне Хулио Переза. Медсестра подводит нас к палате и открывает дверь, предостерегающе смотря на меня и Ребела, прежде чем уходит прочь. Ребел входит в комнату первым, прикрывая ладонью рот.
Алексис лежит на больничной постели, к счастью, не подсоединенная к аппаратам жизнеобеспечения, но она выглядит хреново. Лицо бледное и напряженное, а глаза налиты кровью. Но самое важное, что они открыты. Она обращает на нас свой взгляд в тот же момент, как мы проходим в комнату, и ее рот распахивается от шока.
— О господи, — шепчет она. — Слоан?
Внезапно, я чувствую прилив ярости. Я представляла этот момент тысячи раз. Миллионы, если говорить точно. И в ни одном из моментов нашего воссоединения Алексис не выглядела так напугано. Она была переполнена эмоциями, была переполнена отчаянной радостью, плакала от счастья. А не хваталась за одеяло, которое прикрывало ее ноги, так сильно, что костяшки на ее пальцах белели от усилия. Она сглатывает, переводя взгляд то на Ребела, то на меня.
— Что ты здесь делаешь, Слоан?
— Что я здесь делаю? Какого хрена я сделаю... — Я не могу. Я не могу даже...
Ребел, возвышающийся огромным столбом мышц и татуировок, обходит вокруг кровати и присаживается на край, беря ее руку в свои ладони.
— Ты в порядке? — спрашивает он нежно.
Взгляд Алексис устремляется к нему; она кивает головой, совершая механические движения, как кто-то кто совершенно лишен способности говорить.
— Хорошо, я рад, что с тобой все в порядке, — говорит он заботливым голосом. — Бейби, ты помнишь, когда мы расписывались? Ты мне сказала, что это был бы самый лучший день в твоей жизни, если бы только твоя сестра смогла присутствовать при этом? Так вот, что касается этого...
Алексис старается вырвать свою руку прочь, но Ребел остается неумолим, с осторожностью стискивая ее.
— Мне так жаль, малыш, — говорит она. — Я просто... Я не знала... — Слезы блестят в ее глаза. Алексис всегда пускала в ход слезы, когда все шло не так, как она хотела, но этот взгляд достаточно искренний. Она дрожит. — Я клянусь, я не хотела лгать тебе. И клянусь, что расскажу тебя все. Но можно мне просто... остаться с ней наедине? — «С ней»? Алексис прекрасно видит, как портится мое настроение, и исправляется. — Мне нужно поговорить с моей сестрой.
Ребел издает стон, выпрямляется и затем оставляет поцелуй на ее макушке.
— Будь осторожна, — предостерегает он ее. — Доктор Ромера агрессивна, когда ее провоцируют.
Он покидает комнату, подмигивая мне, когда проходит мимо. Я думаю о Зете и том, как бы он отреагировал на что-то подобное. Вероятнее всего, разбил бы его головой окошко для наблюдения. Если бы только у меня было мощное тело Зета...
— Ты можешь перестать смотреть на него таким образом.
Голос Алексис немного жестче сейчас, но все равно подрагивает.
— А как, черт возьми, я должна смотреть на него? Я что, должна горячо обнять моего нового зятя-торговца людьми?
— Да. Нет, постой. Он не такой. Он не тот, за кого ты его принимаешь, Слоан.
Я едва могу поверить своим глазам. Он основательно промыл ей мозги. У нее вероятно стокгольмский синдром или что-то типа того.
— Так тебя не похитили у дверей колледжа? И этот парень не заставил тебя силой выйти за него?
Алексис вздыхает и затем закрывает ладонями лицо. Слезы льются по щекам.
— Да, меня похитили. Но не он. Он помог мне, — говорит она через ладони, что прикрывают ее лицо. Когда она опускает их, ее челюсти плотно сжаты. — И он не заставлял меня выходить за него, Слоан. Ты должна поверить в это.
— Тогда какого хрена ты вышла за президента байк-банды? Потому что мне на самом деле очень сложно понять это.
Она всхлипывает, смахивая слезы со щек.
— Я вышла за него, потому что он моя вторая половинка, Слоан. Немного угрюмая, немного пугающая, но невероятно прекрасная часть меня. Я вышла за него, потому что я на самом деле люблю его.
На данный момент это больше, чем я могу принять. Так, значит, это правда. Она сказала Ребелу, что мне наплевать на нее. Что меня не волнует моя собственная сестра настолько, что я не приехала на ее свадьбу. Мне нужно узнать почему, но прямо сейчас меня одолевает невероятная потребность убраться отсюда подальше. После всех этих переживаний, всех кошмаров, что мою младшую сестренку насилуют и избивают, она оказывается невероятно счастливой. Мне нужно время подумать. Время разобраться во всем.
Я разворачиваюсь и выхожу прочь, даже не оборачиваясь.
Я спускаюсь на первый этаж туда, где мы до этого ждали новостей.
— Эй, Слоан!
Татуированный придурок, идет за мной по коридору. Я стараюсь сбежать от него, но он хватает меня за руку. Разворачиваюсь на пятках, готовая ударить его вновь, но он отпускает меня, поднимая руки вверх в знаке капитуляции.
— Не злись на нее, малышка. Она прошла через ад и вернулась обратно.
— А не ты ли тот, кто заставил ее пройти через это?
Он стискивает свои челюсти, сужая глаза...
— Нет.
— Тогда как, черт побери, ее угораздило оказаться с тобой?
— Может, это то, что она сама должна рассказать тебе. Но я полагаю, ты и сама можешь догадаться почему. — Он натягивает свою кожаную куртку и на его лице растягивается раздражающая меня ухмылочка, затем Ребел кивком указывает в сторону коридора.
В сторону Зета.
Он наблюдает за нами. Он выглядит огромным, словно вырезанным из камня. Ребел улыбается.
— В конце концов, у вас обоих одинаковый вкус в мужчинах, сладкая. Вы обе любите мрачных и опасных.
Аннотация «Падшие» (4 книга серии)
Слоан.
Более двух лет, Слоан Ромера бросала все силы на поиски Алексис. Теперь же жизнь должна стать лучше. Проще. Счастливее. Кошмар, связанный с похищением сестры, должен подойти к концу, и все остальное должно прийти в норму.
Однако, теперь, когда она нашла свою сестру, Слоан обнаруживает, что жизнь имеет свойство насмехаться над тем, чего мы ожидаем от нее.
Ничего не стало легче.
И «норма» на данный момент — это влюбиться в мужчину, который, вероятно, никогда не сможет ответить тебе взаимностью.
***
Зет.
Очень долго использование кулаков только для разрушения дало понимание Зету Мейфэйру, что это единственно верный способ получить желаемое. Но когда его целью становится одна-единственная женщина на всей земле, которую он действительно когда-либо желал заполучить, он может быть одержим только идеей восстановления вещей вместо того, чтобы разрушать их. Каким образом он может привести в порядок жизнь, которая на протяжении всего времени была наполнена насилием, чтобы любимая женщина стала принадлежать ему раз и навсегда? Как он может быть уверен, что она в безопасности?
Первая часть может занять некоторое время. Но вот вторая часть...
Вторую часть легко воплотить в жизнь.
Ему просто нужно убить Чарли Хольсана.
Тизер четвертой книги.
Алексис Ромера в безопасности.
Иногда эта фраза преследует меня часами.
Алексис Ромера в безопасности.
Иногда как бы вы сильно не старались, не можете избавиться от определенной мысли, прокручивая ее раз за разом в своей голове.
Алексис Ромера в безопасности.
И эта фраза, от которой я страдаю вновь и вновь, потому как она продолжает крутиться в моей голове на обратном пути из Сан-Хасинто. Слоан сидит на пассажирском сидении, одетая в пару обтягивающих коротких шорт, которые каким-то образом воплотились в реальность из моих фантазий. Ее длинные, идеальные ноги вытянуты на коврике, а все, о чем я мог думать лишь: Алексис Ромера в безопасности. Алексис Ромера, черт побери, в безопасности.
Эти слова могли также жестко подразумевать под собой, что СЛОАН РОМЕРА БОЛЬШЕ НЕ НУЖДАЕТСЯ В ТЕБЕ. СЛОАН РОМЕРА БОЛЬШЕ НЕ НУЖДАЕТСЯ В ТЕБЕ, именно поэтому они засели в моей голове, словно на долбаном повторе, и я не могу от них избавиться.
КОНЕЦ
04.02.2019
Перевод осуществлен для группы https://vk.com/bellaurora_pepperwinters
Дорогой читатель, мы будем рады видеть ваши отзывы о сюжете книги в нашей группе. Еще хотим обратить внимание, что мы группа переводчиков и редакторов любителей, которые занимаются переводом книг в качестве хобби, отрывая время у своих семей, друзей, работы и тд. На титул «качество года» скоромно не претендуем. Поэтому надеемся, что вы адекватно отнесетесь ко всем оплошностям и ошибкам, встреченным в тексте. Благодарим за внимание.