– Света! Свет! Светка, ты где?
Женщина в высоких резиновых сапогах бодро шлепала по грязи, остановилась, сняла платок, вытерла пот со лба, заглянула в открытое окно.
– Света, там такое дело, у Парамоновых козу третий день рвет! Ты где?
Даже сквозь музыку в наушниках было слышно этот крик. Света выругалась про себя, сунула ложку вареной гречки в рот, запила кефиром.
Было все отвратительно невкусно, несолено и несладко, но Света добросовестно жевала, прикрыв глаза, пытаясь расслабиться в свой положенный по трудовому законодательству обеденный перерыв. Ей казалось, что на гречку ее организм уже выработал защитную реакцию отторжения, и ее начинало тошнить.
Но Светочка худела.
Количество попыток перевалило за двадцать, но вес все стоял на месте, либо снижался, но потом все равно прибавлялся, и весы показывали девяносто килограммов, это было до слез обидно.
Светлана Калинкина в возрасте двадцати пяти лет имела очень яркую внешность. То, чем она гордилась, было выше пояса, точнее, это была голова с пышной копной темно-рыжих вьющихся волос, зеленые глаза и красивая улыбка.
На этом все.
Всего остального было слишком много. Рост почти метр восемьдесят и пятьдесят четвертый размер одежды. Нет, при таком росте она не выглядела пухлым гномом, и ей нравилась грудь, но хотелось бы добраться до пятидесятого размера. Так сказать, стать совсем красивой везде.
На дворе весна, хочется легкости, воздушности, но гречка вот уже неделю стояла поперек горла, а доярки постоянно угощали пирогами.
– Света!
– Господи, да чего ей надо? – Калинкина пробубнила, выключила музыку, убрала наушники.
Девушка посмотрела вниз, с высоты козырька административного здания фермы, точнее, отдельной его постройки, было хорошо видно, как Варвара месила майскую грязь, обмахивалась платком, не давая Светлане поесть и позагорать.
– Варвара!
– О, господи, ты чего там делаешь?
– Варвара, что за паника?
Молодая женщина прикрылась ладонью от солнца, отошла на два шага назад, как раз в огромную лужу. Весна в их краях выдалась ранней, в марте все начало таять со страшной силой, в апреле зарядили дожди, поднялась вода в речке, размыло все дороги, даже подтопило часть Косогор.
В начале мая вылезло адское солнце, оно жарило так, что впору было доставать купальники, но все ходили в сапогах и месили грязь, было не до загара.
– Так это, у Парамоновых козу рвет.
– Рвет на части?
– Тошнит.
– Давно?
– Третий день, говорят.
– Она гречку не ела?
– Гречку? Зачем гречку?
Варвара не поняла вопроса, вновь повязала платок на голову, посмотрела на деревенского ветеринара, что сейчас в очень откровенном декольте загорала на крыше. Странная она была, молодая, яркая, а приперлась в Косогоры работать.
– А чем они ее кормили?
– Я не знаю.
– А зачем ты тогда пришла?
– Так тошнит ее.
Это было логично.
Света устроилась удобнее, снова взяла в рот ложку гречки, прожевала, задержав дыхание, ее саму сейчас стошнит, как парамоновскую козу. Девушка надела футболку, собрала волосы, спустилась по лестнице на землю, посмотрела на Варвару.
– Почему они сами ее не привели, я что, должна за каждым козлом в деревне бегать, или он с температурой лежит?
– Там коза.
– Не суть.
– Так старенькие они, а козу жалко.
– Я сейчас, сумку возьму, и пойдем спасать козу.
Убрав телефон в задний карман джинсов, Света пошла в здание, что хорошо было в деревне, так это то, что не нужно было выпендриваться, втягивать живот, скрывать все свои складочки, от которых деваться было некуда. Можно было свободно ходить в чем угодно, в Косогорах всем наплевать на твой стиль, главное, чтоб было удобно и немарко.
– А ты слышала, Семен Николаевич приехал опять с женой? Баба Зоя пироги пекла вчера весь день.
Света ударилась локтем о шкаф, выругалась уже матом, потому что господин Терехов, его жена и баба Зоя у нее стойко ассоциировались с другим человеком. Точнее, это были воспоминания о двух ночах, одном дне и голубоглазом мужчине, который практически разбил ее сердце.
Тогда с ним было хорошо, очень хорошо, Света даже забыла про свои былые страхи. Или это все наливка на вишне так дала в голову? Или его улыбка, сильные руки и наглые губы?
– Козел!
– Ты что-то сказала?
– Нет, я не слышала, что Терехов приехал, я тут как на отшибе, – Света вышла на улицу, до Парамоновых было неблизко, да и коза там, поди, сожрала какую-нибудь запрещенку, вот ее и воротит.
– Света! Светочка! Я к тебе!
– О, господи.
Молодые женщины посмотрели в сторону дороги, как раз у открытой калитки остановился трактор.
– Он такой забавный, и чего тебе не нравится Феденька? Работящий, ну, выпивает иногда, а кто здесь этого не делает? Высокий, статный, холостой, что немаловажно.
– У него роман с Жанной.
– Да врут, нет там никакого романа.
– Так забери его себе, не теряйся. Для Машки отчим будет.
– Хорош отчим, что на десять лет старше падчерицы, мне одного ребенка хватает. Мне нужен мужик, чтобы сильный, как наш животновод.
– Он женат.
– Вот это минус.
Федор заглушил трактор, лихо спрыгнул с кабины, в руках появился букет нарциссов, а на лице – ослепительная улыбка с кривым передним зубом.
Светлана кстати не раз прикладывалась к его лицу ладошкой за то, что позволял себе лапать и щипать ее за пятую точку. Но у тракториста железный купол и стальная нервная система, а еще была дерзость и наглость.
Молодой мужчина свободной походкой в высоких резиновых сапогах с заправленными в них засаленными джинсами, в майке-алкоголичке и расстегнутой рубашке подошел ближе.
– Миледи, доброго дня. Позвольте преподнести этот букет самой яркой девушке, но даже он вянет при ее красоте.
– Как красиво, – Варвара вздохнула, а Света готова была есть гречку снова, но только чтоб не видеть этого Д’Артаньяна. За тот год, что она живет в Косогорах, своими подкатами он достал ее до ребер.
– Спасибо, Федор, – девушка приняла букет с двумя поломанными цветками, для прикорма парамоновской козы сойдет.
– Может, покатаемся?
Предложение было «заманчивое» – с шумом, ветерком, по грязи, и Светлана уже готова была послать Федю культурно, как это делала много раз, но вмешались Варвара.
– Нам к Парамоновым, молодец, что приехал, Федь, давай пошли, а то коза того и гляди сдохнет.
– Какая коза?
– Шевелись, заводи мотор, мы идем.
Парень моргнул, сдвинул кепку, почесал кучерявый затылок, Света кивнула. И правда, чего идти пешком, можно воспользоваться транспортом.
– И чего ты нос воротишь, нормальный парень, влюблен в тебя по уши. Ты, это, Свет, планочку-то надо снизить по запросам на мужиков. У нас из нормальных Федька, ну, так себе, но зато, если попадет в хорошие руки, из него можно конфетку сделать. Да еще нормальный дед Никифор, у него бабка лет десять, как померла, и животновод, но у того семья и четверо детей.
Да, выбор был скудным. Но Варвара вздохнула, вцепившись в локоть девушки, продолжала давать наставления, забыв, зачем явилась.
– Или ты в город хочешь вернуться? Мало там хлебнула от городских мажоров?
В город Калинкина не хотела, хватило ей, права Варвара, хлебнула сполна, что кое-как себя собрала, а ведь всего двадцать пять, но такое чувство, что она уже, как дед Никифор, пожила и повидала.
Она сюда и приехала за тем, чтоб все забыть, излечить себя, погрузиться в работу, а вот зимой расслабилась. Подпустила к себе городского, да так все странно вышло, быстро, спонтанно. Махнула рукой, намахнула наливки, мол, будь что будет, чтоб почувствовать себя женщиной.
И ведь получилось, да так, что плакать хотелось от его прикосновений, ласк, поцелуев, слов. Нет, он ничего не обещал, просто смотрел, трогал, шептал, а Света таяла, как зимний снег ранней бурной весной.
– Свет?
– Я поняла тебя, я подумаю.
– Вот и чудно, вы езжайте, а мне пора, я же совсем забыла, стирка у меня там, белье киснет.
Это была подстава, но делать было уже нечего, трактор затарахтел и понесся по Косоровскому бездорожью.
Федор рассказывал пошлые анекдоты, стараясь перекричать мотор, сам же над ними смеялся, а когда их неожиданно подрезал черный, заляпанный грязью внедорожник, сердце у Калинкиной дрогнуло.