Полежав ещё около часа, Соколовская встала и стала выбирать себе одежду. Как никак, мама придет! А в шкафу учителя хранилось 20 % её одежды. Сейчас же она была одета в рубашку Глеба, которая, надо сказать, очень ей шла. Открыв шкаф, девушка начала рассматривать ассортимент. Но внезапно сзади к ней прижалось мускулистое мужское тело.
— Полежал бы ещё, чего вскочил? — поинтересовалась школьница.
— Хочу посмотреть, что ты выберешь.
— А что посоветуешь? — спросила девушка, поворачиваясь к нему, при этом оплетая его шею руками.
— Не знаю, лично мне ты нравишься в таком виде или вообще без предметов одежды. Но другим показываться в таком виде я строго запрещаю, — подшутил Глеб.
— Дурак, — констатировала Соколовская, легонько ударяя его кулачком.
Так и прошли сборы, а уже через час девушка была в своей квартире, которую не очень-то хотела посещать после того случая. Девушка думала, что придётся долго наводить порядок, но, к удивлению, всё было достаточно убранным. Только пыль, которая осела в результате долгого отсутствия хозяйки. Значит, Андропова всё же позаботилась. “И всё-таки она не настолько плохая”, — вынесла вердикт Женя, начиная протирать пыль. Честно говоря, можно бы уже и возвращаться в свою квартиру, но как-то не хочется. Соколовская уже привыкла, что большую часть времени она проводит у Глеба, а меньшую в квартире “подруги”, которая не особо спешит домой. После скорой уборки девушка пошла в магазин за продуктами, потому как продуктов в квартире не имелось. Живёт человек в квартире, а в холодильнике пусто, странно? Ещё бы. Проделав все процедуры по освоению территории заново, девушка стала ждать маму, которая появилась через три часа после ожидания.
— Привет, доченька, — сказала женщина, проходя в квартиру.
— Привет, чего приехала? — сухо спросила Женя, у которой всё ещё имелась обида на мать.
— Жень, прости меня. Я была на взводе, на тот момент я сильно ревновала своего мужа. Пойми правильно, — объясняла женщина, усаживаясь за стол.
— Почему я должна всех понимать, м? Что ты сделала, чтобы хоть как-то наладить со мной отношения после ссоры? — поинтересовалась Женя саркастическим тоном.
— Женя, у меня трудный период. Я была в разводе, а ты знаешь насколько тяжело мне... — но договорить матери Соколовская не дала, гнев вскипел и вырвался наружу. Она слишком долго молчала, всё понимала. Три года. Хватит.
— Трудный период? Развелась ты, и что? Больше половины женщин разводятся, но у них жизнь на этом не заканчивается. А что устроила ты? Я понимаю, депрессия, но три года. Это слишком, даже для тебя. Я с тобой, как с маленьким ребёнком, возилась, а ты даже меня не замечала. Где я? С кем я? Тебе было всё равно! Тяжело ей было?! А ты знаешь, что со мной творилось? Что в душе было у меня, когда я видела свою мать такой? А ты только и искала себе нового мужа не из-за любви, а потому что отца хотела позлить. Что, не правда? Ты ничего не знаешь обо мне, ты ни разу за всё это время мне не позвонила. Ты и не хочешь ничего обо мне знать, главное то, что живая. Скажем тогда, твоя совесть свободна и говорит, что ты идеальная мать.
— Неправда! — возмутилась женщина.
Из глаз Жени покатилась слеза, и она шепотом спросила:
— Когда у меня день рождения? — тихий шепот, девушка надеялась услышать ответ, но понимала — вряд ли.
Мать замялась, а Соколовская сделала выводы не в её пользу.
— Десятого января. Есть смысл о чём-то ещё говорить? Мой отчим знает обо мне больше, чем собственная мать. Ты так была занята собственными переживаниями, что меня и вовсе не замечала. Ты хоть знаешь, чем я живу? Что люблю? Кем хочу стать? Нет. Тебе всё равно. Зачем ты здесь? Показать материнскую любовь? Не надо, я больше в этом не нуждаюсь.
Сказав это, Женя направилась к выходу и, громко хлопнув дверью, ушла, оставив мать в одиночестве.
— Москва портит людей. Да, она связалась с дурной компанией, а отсюда и агрессия ко мне. Надо забрать её отсюда. Срочно, — вынесла вердикт мать Соколовской.