Сокровенные Культы

ГЛАВА 1

Последним из государств, подчинившим своей власти едва ли не все народы мира, была Великая Ассирийская Империя. Возникла она примерно 60 тысяч лет назад и на протяжении шестисот веков властью, данной первым ассирийским царям сверхъестественными существами и могучими чернокнижниками, безжалостно терзала Ах'хапат (современный Египет), земли Шань (Китай) и Зенд (Иран). Одна из провинций Империи называлась Земля Мот и находилась, судя по астрономическим указаниям, содержащихся в древних манускриптах, и хорошо известных людям, достаточно компетентным в этих вопросах, на территории Центральной Америки. Здесь нечему удивляться — ассирийцам даже незачем было строить корабли, способные противостоять бурям и штормам Атлантического Океана. Они могли попросту укрощать стихию, когда это было необходимо, но и в искусстве кораблестроения достигли всё-таки невиданных высот.

Данная провинция в числе первых сумела стать самостоятельным государством. Это случилось 45 тысяч лет назад, и с тех пор воины и чародеи земли Мот успешно отражали натиск ассирийцев, не пожелавших смириться с таким положением дел. Помогло им в этом чудовищное наследие уцелевших атлантов (вернее, их потомков), некогда основавших здесь свою колонию, а затем изгнанных в Африку отважными воителями Жёлтой Расы, завладевшими этой территорией. От последних происходят Американские индейцы. Когда из-за внутренних раздоров буквально развалилось на куски Великое Жёлтое Царство, они не возвратились на родину и вскоре впали в состояние варварства. Им не хватало ни сил, ни умения, чтобы воспользоваться сохранившимися в этих краях диковинными вещами, прочесть и расшифровать манускрипты и письмена атлантов — разве что некоторые простейшие элементы древнего колдовства были освоены ими. Но у ассирийских завоевателей хватило опыта. Они прекрасно разобрались в наследии предшествующей расы и воспользовались им в своих целях.

Все сведения, которые я здесь излагаю, содержатся в так называемой «Каиновой летописи». Прежде чем продолжить мой рассказ, созданный на основе этого документа, я считаю своим долгом ознакомить читателя с его историей.

Как известно, в 451 г. от Р. X. гунн Аттила подошёл к Вечному Городу, намереваясь взять и опустошить его. Об этой выдающейся личности историкам известно не слишком много — точная дата его рождения, например, не выяснена официальной наукой до сих пор.

Гораздо больше могут сообщить об этом адепты чёрного оккультизма. Они не только знают, когда родился Аттила, но также кем он в действительности был. Они говорят, что образ военного вождя, не знающего поражений — всего лишь маска сверхчеловеческого существа — инкарнации Великого Нимрода, Строителя Вавилонской Башни, одной из ипостасей того, кто в Библии назван Зверем.

Осада Вечного города стала тем самым событиям, благодаря которому в христианской литературе появился новый термин — Антихрист. Дело в том, что недвусмысленная вражда и ненависть к вере Христовой была свойственна знаменитому гунну с ранней юности. Почему же он повернул войска вспять, несмотря на то, что победа была так близка?

Ответ кроется в древнем предании угров, справедливо именующих себя потомками гуннов. Согласно преданию, сам Аттила и все его воины увидели в небе над Римом огромный крест с распятым на нем Спасителем. Пронзённый копьём, Иисус свалился с креста, который тотчас же рассыпался на куски, и, падая, Спаситель выглядел как дряхлый старик.

Созерцая эту картину, вождь гуннов изрёк: «Мы выиграли битву. Его царство не устоит». Вслед за тем он отдал приказ отступить от Вечного Города, но по свидетельству очевидцев само отступление больше напоминало победное шествие, нежели позорное бегство.

Но этим старинная легенда отнюдь не исчерпывается. Рассказывают, будто бы однажды, во время затянувшейся осады некий странник в чёрной одежде приблизился к шатру великого полководца. Воины, находящиеся поблизости, сперва были сильно удивлены тем, что ему удалось пройти незамеченным мимо дозорных, охраняющих лагерь, но тут же, впав в ярость, ринулись к страннику, которого сочли, по всей вероятности, шпионом или наёмным убийцей, но голос Аттилы: «Стойте, пусть войдёт», остановил их. Воины повиновались, ибо давно подозревали, что их предводитель знается с силами Тьмы, — надо сказать, это наполняло их гордостью — и данный визит может иметь отношение к его таинственным и страшным занятиям. Вождь гуннов строго запретил кому-либо приближаться к его шатру и вообще беспокоить его, доколе он сам не выйдет наружу — даже в случае неожиданной атаки противника.

Из шатра он вышел только через семь дней, и тотчас же приказал казнить дозорных, охраняющих лагерь с западной и восточной сторон, утверждая, что странник явился в лагерь с запада и отбыл через восточную его часть, а несчастные глупцы ничего не заметили и потому должны умереть.

Потом он позвал к себе некоего искушённого в чародействе галла, захваченного в плен во время одной из своих победоносных кампаний, исполняющего в войске обязанности лекаря и объяснил ему, что таинственный посетитель — никто иной, как Бессмертный Каин, с которым он разговаривал в шатре в течение недели, не прикасаясь ни к воде, ни к пище. Аттила повелел чародею-лекарю записать все то, о чем они говорили, что и было сделано.

Спустя четверть столетия Вечный Город пал, а церковь христова, со всех сторон осаждаемая ересями, лишилась полного единения, а через тысячу лет после Битвы Народов и вовсе раскололась на две конфессии — католическую и православную, причём первая почти без боя уступила завоёванные позиции отмежевавшимся от неё протестантам, а вторая вообще не имеет единого пастыря и состоит из многочисленных автокефалий, и если прав был Иисус, когда изрёк, что ни одно царство, разделившись в себе, не устоит, то слова Аттилы можно считать сбывшимся пророчеством.

Что касается документа, известного как Галльский Свиток, род венгерских князей Камеши владеет им до сих пор. Это — люди, живущие очень замкнуто. Их нельзя встретить на светских приёмах — разве что крайне редко.

Манускрипт, с которым они любезно разрешили нам ознакомиться, представляет собой настоящую библию чернокнижников. В нем излагается последовательность важнейших событий, происшедших с момента рождения земли из туманного облака, вплоть до того дня, когда столица древней ассирийской державы — город Кенеб — был стёрт с лица земли нубийскими и персидскими наёмниками, и в Вавилоне воцарился Меродах^[1], что произошло примерно двадцать тысяч лет назад.

За этим последовала всеобщая деградация человечества, предсказанная Летописью, и мы до сих пор пожинаем её плоды, а кое-кто извлекает из этого немалую выгоду, но их конец будет столь ужасен, что для описания его не найдётся слов.

Удивительная история земли Мот, прочитанная много в древнем манускрипте, окончательно утвердила меня в моих намерениях — лицом к лицу встретиться с тем, что воистину заслуживает гордого имени Запретного плода. Я твердо знал — если эта встреча состоится, последние клочья пелены невежества будут сорваны с моих глаз.

Я хотел немедленно отправиться в Центральную Америку, но знающие люди убедили меня, да и сам я вскоре понял, сколь необдуманным будет мой поступок, если, стремясь попасть в самое сердце Сокровенного, я не прикоснусь прежде к другим Его граням, более доступным взору того человека, каким я тогда был — неистово верующего, но отнюдь не знающего. Мне посоветовали начать мои исследования в других районах земного шара, где я смог бы при помощи данных мне точных инструкций обнаружить интересующие меня вещи без особого труда, и лишь потом совершить путешествие в место, называемое мистиками самими Вратами в Запредельное, что потребует наличия опыта, который я смогу приобрести в менее сложных и опасных предприятиях.

В итоге я организовал три экспедиции, и, всякий раз, по возвращении в цивилизованный мир, был уверен в том, что готов посетить Юкатан с совершенно конкретной целью, и дважды меня отговаривали, приводя неопровержимые доводы. Только в третий раз, после невероятных приключений на негостеприимных и враждебных островах Ратак, когда я стоял перед чертою, отделяющей лишь на первый взгляд разумно и справедливо устроенную Вселенную от областей чистого безумия, моё желание получило безусловную поддержку.

Символ власти ассирийских чернокнижников.

Его изображение мы находили десятки раз в самых неожиданных местах. Этим знаком заклинали демонов и духов Тьмы, он служил печатью, скрепляющей тайные грамоты конклава демонопоклонников, на протяжении тысячелетий бывших доверенными лицами и советниками императоров Древней Ассирии.

Впервые мне довелось видеть этот символ на небольшой каменной плите, размером два на два фута, врезанной в стену родового замка шотландского графа Мердока, Он показал мне также золотой медальон с изображением символа, найденный одним из его далёких предков в Палестине, во время крестового похода, принять участие в котором его побудило состояние крайней нужды. Когда я осведомился у графа о происхождении плиты, то услышал в ответ совсем не то что ожидал, и, признаться, сперва просто не поверил. Эта вещь была найдена вовсе не в странах Востока. Оказывается, когда в IX столетии Эшли Мак Мердок приступил к закладке фундамента, крестьяне, роющие котлован, наткнулись на руины какого-то циклопического сооружения, возведённого неведомо когда и неведомо кем. Плитами точно такого же размера из того же белого камня с жёлтыми прожилками были выложены остатки гигантской стены, но знак был изображён только на двух, выбитый рукой великолепного резчика, подобного которому в наши дни не сыскать, да и вообще, быть может, и вовсе не человек приложил к этому руку? Но в те дни я не мог позволить себе даже предположить такое.

Все плиты, кроме двух вышеупомянутых, были использованы при строительстве ныне не существующей церкви святого Иеронима. Говорят, будто её разрушили по приказу местного епископа, поскольку в ней творилось то, в чем добрым христианам виделась отвратительная дьявольщина. Судьба другой плиты с выбитым на ней сигелом, кроме той, что я имел счастье наблюдать, неизвестна, хотя есть предположения, будто тот самый крестоносец, к тому времени порядком разбогатевший, взял её с собой, направляясь в следующий поход, из которого уже не вернулся. При этом он бросил, фактически, на произвол судьбы, жену и малолетнего сына. Последний, ещё не научившись говорить имел обыкновение резать свои руки острыми предметами и рисовать собственной кровью таинственные иероглифы. Возмужав, он поднаторел в чёрной магии и держал в постоянном страхе всю округу. Ему удалось раскрыть секрет происхождения фамилии Мердок — кое-кто из моих читателей, возможно уже догадался, в чем тут дело.

Меродах, последний император Ассирии, после падения Кенеба, построенного неподалёку от озера Ашшура (Мёртвого моря), бежал из столицы и укрылся на Священном острове, который мы зовём просто-напросто Британией, в то время как в Вавилоне сел на престол узурпатор, выдававший себя за него. Подлинный правитель величайшего из государств и его приближенные под надёжной охраной верных ему чернокнижников, вынуждены были преодолеть столь огромное расстояние, ибо все провинции империи, от Эфапа в Северной Африке до Хелешбе на Восточно-Европейской равнине, были охвачены неописуемой смутой и чудовищной войной, а города разрушены и непригодны для жизни. Необходимо было принять во внимание и то, что самозванец, привлёкший на свою сторону некоторых жрецов, готов был преследовать бывшего императора где — угодно, если бы знал, что он жив.

И до сих пор живут на Священном острове потомки Меродаха, или Мардука, и носят фамилию своего далёкого предка, со временем преобразовавшуюся в Мердок, и только случайность, которая, как полагают многие весьма сведущие люди, есть скрытая закономерность, позволила одному из них обнаружить древнейшее гнездо своего рода при возведении нового.

Современные учёные, крича и топая ногами, либо давясь смехом, спросят меня, каким образом я могу доказать связь между ассирийской культурой, возраст которой они определяют в четыре тысячелетия, и грубым варварством британских островов той далёкой, по их меркам, эпохи.

Воспользуюсь одной из шумерских легенд и приведу также предание о «безумных кельтах» — тогда кажущаяся надуманной связь станет очевидной.

Первая история, извлечённая из шумерских клинописных анналов, такова^[2]. Однажды семеро жрецов Инаны (Астарты) захотели надругаться над женщиной, жившей при святилище демонического божества Экваббу, но один из семи стал отговаривать прочих от страшного святотатства. Обвинив его в трусости, шестеро, не сговариваясь, закололи несчастного кинжалом, и пошли в храм, где расправились с вооружённой стражей и с неистовой яростью принялись за свою жертву. Когда все было кончено, они услышали ужасный голос, говорящий, что пришло время седьмого жреца совершить то, что сделали они, и увидели своего товарища входящим в храм, несомненно, восставшего из мёртвых.

Говорят, что служители культа Экваббу нашли в храме безжизненные, высохшие тела семерых мужчин и одной женщины, и поместили их в каменных нишах, расположенных по периметру главного зала, в назидание всем, кто вознамериться проникнуть в святилище с нечистыми помыслами против божества.

Вторую историю я могу рассказать с упоминанием несравненно большего количества подробностей.

Это легенда о шести духах, с которыми можно заключить договор сроком на тринадцать лет, сыновьях древнейшего кельтского лесного бога IKVABE. забытого около трёх тысяч лет назад. Их шестеро и первые буквы их имён составляют имя Божества: ILVAR, KNECTO. VERDELEN, ANUGES, BURBAS, EMERIC.

Явное сходство имени IKVABE сразу же бросается в глаза, но данная деталь — далеко не единственная, способная вызвать удивление, но об этом — в конце главы.

Тяжёлым и трудным для восприятия средневековым языком в рукописи описываются некие события, привёдшие к тому, что имя Иквабэ вспомнили вновь — уже в I тысячелетии A.D.

Я не нахожу целесообразным приводить рукопись полностью — объем данного труда не позволяет сделать этого, но ограничусь пересказом и некоторыми цитатами.

Жили в одном селении во времена гибели Римской империи шестеро братьев — грабителей и разбойников, мерой чудовищных злодеяний своих они, казалось, стремятся превзойти друг друга. А звали их точно так же, как сыновей IKVABE, но не в их честь были они названы, а просто потому, что кельты давали имена своим детям в соответствии с датой рождения и некоторыми приметами и событиями, имевшими место в этот день, и никто не обратил внимания на необычную закономерность, ибо не помнил древнего и страшного имени.

Это могло быть простой случайностью, которой воспользовался Бог, но разве не в силах он был устроить все именно таким образом, недовольный тем, что народ его более ему не поклоняется?

В своей родной деревне братья никому не причиняли вреда, но не из благих побуждений, а лишь затем, чтобы всегда иметь надёжное убежище на случай преследования или погони, и с этой целью щедро делились со своими соседями награбленным добром. Но в чужих деревнях они, бывало, подчистую вырезали всех мужчин, ибо в умении убивать и сражаться им не было равных, а женщин — от молодых девочек до беззубых старух насиловали и, вдоволь натешившись, опять же лишали жизни.

Случилось им однажды совершить набег на селение Уитстауэн, в землях нынешнего Лоуленда. Их последней жертвой оказалась дочь местного охотника, который в это время находился в лесу. Они надругались над нею по очереди — сперва старший, а за ним все остальные, в порядке старшинства. Как только меньший брат закончил своё грязное дело, раздался страшный голос, исходящий как будто бы со всех сторон сразу: «А теперь я позабавлюсь с ней».

Услышав голос, братья тотчас же пали замертво. В то время отец девушки вернулся домой. Глазам его предстало кошмарное зрелище. Дымящиеся остовы хижин и горы трупов на земле, и между ними он увидел тела шести иноплеменников — последнее он без труда определил по их одежде. В руке одного из них был зажат пояс его любимой дочери, вышитый драгоценными камнями, но самой девушки нигде не было. Он сразу догадался, что пришельцы и есть те самые легендарные злодеи, о которых говорили всюду, и надежда найти свою дочь живой и невредимой покинула его, а то, что он не смог найти её тело и предать земле, усугубило его горе во сто крат. Быть может, думал он, они сожгли свою несчастную жертву, либо утопили её в озере. Странной показалась ему смерть разбойников — на их телах не было серьёзных ран. Следы звериных зубов и когтей также отсутствовали. Что же убило их? Христианские суеверия лишь слегка затронули душу охотника. И все — таки он не решился измываться над трупами тех, кто нанёс ему тягчайшее оскорбление из всех возможных и ранил смертельно в самое сердце. Он выкопал семь могил — в шести из них его руками были захоронены братья, а в седьмой — все, что осталось от дочери — драгоценный пояс. Засыпав все могилы землёй, он принялся оплакивать невосполнимую утрату. Злые языки говорили, будто любовь охотника к своей дочери проявлялась не только на уровне отцовских чувств. Тем проще было ему, не ведая того, исполнить предписания ритуала. Однажды ночью знакомый голос позвал его. Выйдя из хижины, он увидел стоящую на коленях, спиной к нему, обнажённую девушку. Приглядевшись внимательнее к её волосам и фигуре, он без труда узнал ту, которую считал безвременно погибшей. Девушка сказала ему:

Охотник проделал все то, о чем она сказала ему, и шестеро духов, войдя в мёртвые тела разбойников, оживили их. С помощью своих неуязвимых помощников кельт, происходивший из простого рода, вскоре сделался владыкой клана, поскольку они доставляли ему золото и драгоценности, а после того как он разбогател, убирали с его пути реальных и предполагаемых соперников.

Он построил замок и, укрывшись за его стенами, предавался разнузданным оргиям. Когда время службы сыновей бога подошло к концу, хозяин то ли не захотел их отпускать, то ли просто замешкался (сведения об этом сохранились весьма противоречивые) — но в итоге он был поражён страшным недугом — из его груди и живота вырастали чёрные цветы и травы, издающие невыносимое зловоние, а плоды этих растений были похожи на его собственные внутренности.

Почуяв близость смерти, он велел позвать христианского священника в надежде на то, что он исцелит его своими молитвами. Но это не помогло. Единственное, к чему привёл этот визит — это подробная история содеянного кельтом — предсмертная исповедь, записанная служителем церкви и ныне ставшая достоянием узкого круга учёной общественности, допущенному к пыльным книгохранилищам Оксфорда, куда посторонним вход строго воспрещён.

Теперь я перехожу к подробному описанию ритуала, составленному мной на основе рукописи.