Сокровища и реликвии Британской короны

Королевский дворец, будучи символом монархии, является её средоточием — оттуда веками монархи правили страной, там вершились судьбы и отдельных людей, и целых государств, там сплетались воедино тысячи и тысячи нитей сложнейших взаимоотношений. Там жили те, через кого монархи пытались творить историю, там жили они сами. Дом, дающий убежище и защиту, дом, прославляющий величие.

В Британии их очень много… Некоторые давно стали музеями, другие по-прежнему служат жилищем королей; одни существуют и сейчас, другие остались только на страницах хроник и исторических романов. Рассказать обо всех невозможно, даже если говорить только о нынешних и бывших резиденциях членов королевской семьи. Поэтому мы расскажем лишь о некоторых — зато каждый из них не только хранит сокровища, как положено дворцу, но и сам является сокровищем. Сокровищем истории.

Вестминстерский дворец

Вестминстерский дворец, здание Британского парламента на берегу Темзы, наверное, знаком всем, включая и тех, кто никогда не посещал Туманный Альбион. Огромное серое здание строгих очертаний с многочисленными башенками и часами Биг-Бэн — символ Лондона, символ английского парламентаризма. И, глядя на него, сейчас, наверное, не так уж и часто вспоминают о том, что Вестминстерский дворец был в своё время самым старинным дворцом Лондона. Вот только его больше нет…

Ночью 16 октября 1834 года в помещениях под Палатой лордов вспыхнул пожар. По иронии судьбы, причиной послужило стремление к обновлению. Старинные казначейские мерные рейки, применявшиеся для денежных расчётов (эта система была введена в Англии ещё во времена короля Генриха I, около 1100 года), представлявшие собой деревянные рейки с зарубками, решили, наконец, сжечь — человек, занимавший в этой системе пост в казначействе, скончался ещё в 1826 году. Чарлз Диккенс писал впоследствии: «Рейки хранились в Вестминстере, и любому разумному человеку было бы ясно, что самым простым Решением было бы разрешить беднякам, живущим по соседству, вынести их и пустить на дрова. <…> Однако их было приказано тайно сжечь. Вышло так, что их стали сжигать в печи в Палате лордов. Печь, набитая этими нелепыми палками, подпалила обшивку стен, так начался пожар в Палате лордов. От него занялась Палата общин. Оба здания сгорели полностью». И не только они — от древнего комплекса Вестминстерского дворца мало что осталось. Это был самый большой пожар в Лондоне со времён Великого лондонского пожара в 1666 году, когда сгорела значительная часть города. Знаменитый английский пейзажист Вильям Тёрнер, потрясённый зрелищем, которому стал свидетелем, несколько раз впоследствии писал по памяти огромный пылающий дворец. Дворец, которому к тому моменту было около восьмисот лет…

Ещё в VIII веке на острове Торни (буквально — «колючий»), расположенному в месте впадения реки Тайберн в Темзу, построили церковь Святого Петра, которую называли «Вестминстер», «западная церковь», в противоположность расположенной неподалёку церкви святого Павла (правда, некоторые исследователи считают, что это произошло веком раньше). Последующие двести лет церкви пришлось нелегко из-за постоянных набегов датчан, так что остров постепенно опустел. Однако в 960 году святой Дунстан «привёл туда двенадцать монахов-бенедиктинцев», и на этом месте, благодаря поддержке англосаксонского короля Эдгара (Дунстан, выдающийся церковный и государственный деятель, позднее канонизированный, был королевским советником), возникло аббатство, в которое и вошла церковь Святого Петра, ставшая вскоре королевской. Король Канут, который взошёл на трон в 1017 году, взял аббатство под свою опёку и часто навещал его, и есть сведения, что он построил рядом собственный дворец, который якобы вскоре сгорел. Однако точной уверенности в этом нет, так что считается, что первым королевским дворцом на этом месте стал выстроенный во времена Эдуарда Исповедника (который правил в 1041–1066 годах). Король особо почитал святого Петра, а место, где было расположено аббатство, привлекло его ещё и своим расположением — рядом с тогдашним Лондоном, но вне его. Около 1045 года началась постройка дворца и нового, каменного аббатства — Вестминстерских дворца и аббатства, которым суждено было играть огромную роль в истории Англии.

Там, в Вестминстере, Эдуард Исповедник и скончался в январе 1066 года, а его зять, последний англосаксонский король, стал, как считается, первым монархом, который короновался в Вестминстерском аббатстве. С тех самых пор королей и хоронят, и коронуют именно там… Правил следующий король, Гарольд Годвинсон, недолго — в октябре состоялась знаменитая битва при Гастингсе, и англосаксы покорились норманнам. На рождество в Вестминстерском аббатстве короновался новый король — Вильгельм, который получил прозвище Завоеватель.

При сыне Вильгельма, Вильгельме II Руфусе, Вестминстерский дворец начали перестраивать. Главный зал дворца, Вестминстер-холл, который начали возводить около 1097 года, стал самым большим светским зданием в Англии, а, возможно, и во всей тогдашней Европе — семьдесят четыре метра в длину, восемнадцать в ширину, мощнейшие стены толщиной два метра (он — всё, что осталось от построек англосаксонских времён; к счастью, во время пожара 1836 года его удалось спасти, хотя и большой ценой). Вестминстер-холл стал местом, где король собирал свой совет, там проводили торжества и Церемонии — к примеру, пир после коронации Ричарда Львиное Сердце в 1189 году.

Однако в те времена короли редко оставались подолгу на одном месте — их присутствие то и дело требовалось в разных уголках страны и вне её, так что ни Вестминстер, ни одно из многочисленных королевских владений Нельзя было бы назвать постоянной резиденцией монарха. Однако постепенно становилось ясно, что для удобства управления страной нужен некий постоянный «административный центр» — для сбора налогов, осуществления правосудия, хранения королевских регалий и казны и т. д. И постепенно Вестминстерский дворец становится именно таким местом — при отце Ричарда, Генрихе II (он правил в 1154–1189 годах), там обосновался королевский казначей, там всё регулярнее собирается совет, впоследствии превратившийся в парламент. Вильям Фицстивен, оставивший описание Лондона XII века, так описывал это жилище королей: «К западу, на берегу реки, королевский дворец гордо поднимает свою голову; он простирается вширь, непревзойдённое сооружение, укреплённое бастионами и брустверами, на расстоянии двух миль от города».

Вестминстер продолжали расширять и укреплять, и, судя по сохранившимся записям, потратили на это немало. За XII–XIII века к Вестминстер-холлу добавили ряд зданий, среди которых, к примеру, была «Расписная палата», чьё роскошное убранство, самое богатое и изысканное во всём королевстве, поражало воображением современников. Двое ирландских монахов так описывали свои впечатления: «Прославленный дворец английских королей, в котором есть знаменитая палата, чьи стены с удивительным искусством украшены росписями, которые изображают военные сцены из Библии, и тот, кто на них смотрит, поражается, а величие короля прославляется». Она служила одновременно спальней и залом для приёмов Генриху III и его сыну Эдуарду I.

Теперь, когда замок стал относительно постоянной резиденцией королей, там установили трон. А, кроме трона, стол… В 2006 году под Вестминстер-холлом археологи обнаружили обломки тёмного мрамора — некогда это был особый «королевский стол», имевший не только практическое предназначение, но и церемониальное. За ним монарх принимал власть над королевством перед коронацией, за ним сидел во время банкета в день коронации. Как и трон, королевский стол был символом власти. Сперва он был деревянным, но в середине XIII века, при Генрихе III, его заменили на мраморный. Более трёх с половиной метров в длину, на мраморной же платформе, стол был весьма величественным. За следующие несколько веков он, конечно, время от времени нуждался в починке, и кто знает, может, дожил бы и до наших дней… но был утрачен в XVII веке во время Английской революции. Однако вернёмся в Средние века.

В 1292 году началось строительство часовни Святого Стефана — её создатели вдохновлялись парижской Сент-Шапель, построенной полувеком ранее. Работа длилась долго, вплоть до 1348 года, зато благодаря Эдуарду III, который взошёл на трон в 1327 году, внутреннее убранство было роскошным. Кроме того, по указанию Эдуарда выстроили башню, где разместилась королевская казна (единственная башня, сохранившаяся до наших дней), и башню с часами — она находилась рядом с тем местом, где сейчас высится башня с Биг-Беном.

При внуке Эдуарда, Ричарде II, Вестминстерский дворец окончательно утвердился в качестве главной резиденции английских монархов, а работы, которые провели при этом короле, придали главному залу ещё большее величие, нежели раньше. Работа шла много лет, и, в частности, в 1389 году на должность чиновника, надзирающего за проведением работ в Вестминстерском Дворце (а также в некоторых других местах), был назначен Джеффри Чосер, человек, более известный нам как «отец английской литературы», новой английской литературы. Правда, видимо, скорее для того, чтобы получать приличное денежное содержание, а не потому, что был сведущ в строительстве…

Строить Вестминстер-холл доверили Генри Йевелю, самому прославленному мастеру-каменщику той эпохи, который незадолго до того построил башню для королевской казны. Теперь он взялся за сложную и опасную работу — полностью переделать верхнюю часть Вестминстер-холла. Огромные деревянные балки из тяжёлого дуба поддерживают деревянные же арки, и благодаря сложной конструкции высокий, в несколько десятков метров, потолок огромного помещения не поддерживается колоннами. Крышу покрыли свинцом, общий вес которого составил сто семьдесят шесть тонн.

И стены, и потолок здания, конечно же, богато украсили, в первый раз для этого использовали эмблемы самого монарха, в частности, белого оленя, а ангелы на потолке держали щиты, украшенные королевским гербом. Заказали также и тринадцать статуй, изображающих английских королей, начиная с Эдуарда Исповедника, которого Ричард II почитал особо. Однако по иронии судьбы первым знаменательным событием в обновлённом зале стало отречение короля Ричарда II от престола в 1399 году… Что ж, зато благодаря ему Вестминстер-холл впечатляет посетителей уже более шестисот лет.

Но он был предназначен отнюдь не только для торжеств, и ему пришлось повидать не только коронации или пиры — он служил и местом слушаний уголовных и гражданских дел, поскольку именно там проводили заседания Суда королевской скамьи, канцлерского суда и суда общих тяжб. Там заседал и английский парламент. За следующий, XV век, дворец постепенно становился не столько местом, где жил король, сколько местом, где работала королевская администрация. И когда в 1511 году Генрих VIII и его супруга Катерина Арагонская пышно отмечали там рождение наследника, который, увы, вскоре скончался, это празднование оказалось для дворца последним. В следующем году к тому же вспыхнул сильный пожар, поглотивший значительную часть здания с личными покоями короля, и Генрих VIII, который за время своего царствования выказал себя просто-таки коллекционером дворцов, более там никогда не жил. Официально Вестминстер всё ещё был резиденцией монарха, и в Вестминстер-холле отмечали коронации, но в остальном дворец заняли теперь парламент и суды, и он уже почти не был связан с частной жизнью монарха (правда, нужно учесть, что эта частная жизнь влияла на судьбы целой страны, и порой кардинальным образом). А в 1536 году вышел акт, постановивший, что Вестминстерский дворец, «старый дворец короля», юридически отныне только часть «нового дворца короля», впоследствии получившего название Уайтхолл (о нём — ниже).

Правда, парламенту во дворце приходилось нелегко — как и любой старинный дворец, Вестминстерский представлял собой нагромождение построек разного времени, часть из которых пострадала во время пожаров и так и не была восстановлена, а часть просто не была предназначена для заседаний, да ещё двух палат — Палаты лордов и Палаты общин. И если первая все эти годы заседала в «Палатах королевы», самой старинной части дворца, то вторая, начиная с 1547 года, начала заседать в часовне Святого Стефана…

В 1605 году заговорщики едва не взорвали Палату лордов в день открытия парламента вместе с представителями обеих палат и самим королём Иаковом I, однако «Пороховой заговор» был раскрыт, и с тех пор 5 ноября в память об этом событии празднуют «ночь Гая Фокса», паля из фейерверков и сжигая чучело Фокса, который собирался поджечь фитиль, тем самым изменив судьбу Британии… Не случилось — наверное, к лучшему.

В январе 1649 года в Вестминстер-холле состоялось заедание суда, и на этот раз судили не кого-нибудь, а короля Карла I. Можно по-разному относиться к личности этого монарха, но нельзя не посочувствовать тому, кому довелось побыть заключённым, стать осуждённым и шагнуть на эшафот, и всё это — в стенах своих же дворцов.

После реставрации монархии начали переделывать интерьер часовни Святого Стефана, так, чтобы она больше подходила для заседаний Палаты общин — конечно, изменения вносили и до того, но теперь они стали весьма радикальными. Так, внутри всё отделали деревянными дубовыми панелями, сделали «фальшивый потолок» (для улучшения акустики) и т. д. Великолепный красочный интерьер церкви средневековых английских королей превратился в строгий интерьер зала заседаний. Когда в 1801 году присоединили Ирландию и понадобилось место для новых членов парламента, архитектор Джеймс Уайетт (его племянник позднее будет заниматься реконструкцией Виндзорского замка), расширяя часовню, убрал панели, и вот тут-то стенная роспись и открылась вновь — необыкновенно яркая и свежая, по словам современника, красочная… Ненадолго. Ни от неё, ни от того, что ещё оставалось в интерьере церкви с тех давних времён, реконструкция не оставила ничего.

Спустя некоторое время история повторилась — во время работ, начатых в 1819 году, и сносе некоторых зданий обнаружили, в частности, росписи в Расписной палате, некогда столь знаменитой. Их зарисовали… и уничтожили. Парламенту нужны были новые удобные помещения. Разговоры о новом дворце велись много лет и ни к чему не привели, так что когда на престол взошёл Георг IV, то новый монарх поручил архитектору сэру Джону Соану реконструировать Палату лордов — старинное здание, которое некогда пощадил так и не случившийся взрыв Порохового заговора, снесли, а вместо него выстроили так называемую Королевскую галерею. Здание было выстроено в модном неоклассическом стиле, и чтобы оно хотя бы как-то соответствовало остальному дворцу, архитектору пришлось украсить фасад готическими деталями. Словом, Вестминстерский дворец пытались починить, реконструировать, изменить то в одном месте, то в другом, что только ухудшало ситуацию. В парламенте велись бесконечные дискуссии о том, как было бы лучше.

А потом случился пожар… И обсуждать пришлось уже другое. Как сказал один из участников этих дискуссий, имея в виду старый Вестминстерский дворец, ему казалось, что «с потерей этого молчаливого свидетеля история моей родной страны превратится в сон, в котором скользили бы тусклые тени участников событий». Но на месте пожарища предстояло встать новому дворцу. Не в новом месте, а именно там, где долгие столетия вершилась история Британии.

В марте 1835 года была назначена особая комиссия, и в течение года она выбирала среди представленных девяносто семи (!) проектов единственный, достойный воплощения. Здание должно было быть в национальном стиле, и решили, что это будет готический или елизаветинский. Почему не популярный неоклассический? Острые готические башни напоминали о величии монархии, неоклассицизм слишком напоминал о революционной Франции… В 1836 году победил проект Чарльза Барри — он не просто предлагал здание в готическом стиле, по его плану уцелевшие старинные строения, такие, как Вестминстер-холл и башня, некогда использовавшаяся Для хранения казны, должны были быть вписаны в новое здание.

Первый камень заложили в 1840 году, спустя двенадцать лет были готовы помещения для Палаты общин и Палату лордов (вторая — на несколько лет раньше), но всего работы заняли около тридцати лет. И неудивительно — новый парламент был огромным. Более тысячи комнат, кажущиеся бесконечными коридоры (общей длиной чуть меньше пяти километров); башня Виктории (названная, конечно же, в честь правившей тогда монархини) была на момент завершения — 1860 год — вторым по высоте зданием в мире!

Хотя теперь это был парламент, а не, как когда-то, королевский дворец, наиболее роскошно отделанными были, разумеется, Королевская лестница, по которой поднимается монарх в торжественном сопровождении; зал, где он (или она) накидывает церемониальную мантию и надевает имперскую корону; Королевская галерея — огромный зал, по которому, в частности, проходит королевская процессия в день открытия парламента. Внутренняя отделка парадных помещений иллюстрирует богатейшую британскую историю. Росписи на тему легенд о короле Артуре, военного прошлого страны или самых важных сцен со страниц исторических хроник, портреты монархов, окна с витражами в виде гербов, документы из парламентского архива (в том числе и смертный приговор королю Карлу I)… Но история здесь не просто память о прошлом, её по-прежнему творят.

В огромном зале Палаты лордов стоят скамьи, покрытые красной тканью (в отличие от зелёной в Палате общин); трон под золотым балдахином — он почти всегда стоит пустым, кроме как в день открытия парламента; рядом с троном — красный «мешок с шерстью», сиденье без спины и подлокотников, набитое шерстью (его ввели в обиход, как предполагают, при Эдуарде III, и шерсть символизировала важность торговли этим продуктом для английской казны — теперь шерсть там не только английская, а из всех стран Британского содружества); некогда это было сиденье лорда-канцлера, председателя Палаты лордов, спикера палаты — с 2005 года спикером может быть не только лорд-канцлер. По одну сторону сидят церковные члены парламента и те светские члены, кто принадлежит к правящей партии, оппозиция — по другую, а посередине — те, кто не принадлежит ни к одной партии. Здесь каждый год, во время торжественной церемонии открытия парламента, произносит монарх тронную речь (несмотря на «королевское» название, это — программа действий правительства на очередной год, и пишет её не монарх, а члены кабинета министров).

В Палату общин, расположенную в противоположном, северном конце здания, монарх никогда не заходит — традиция! Это одно из немногих помещений парламента, которое было разрушено во время бомбёжки Лондона во Вторую мировую и позднее перестроено.

Не считая ещё некоторых небольших изменений, Вестминстерский дворец, парламент, выглядит так же, как выглядел почти полтора века назад, когда его только построили. Архитектору Чарльзу Барри недаром присвоили рыцарское звание — он сумел предусмотреть всё необходимое и для повседневных заседаний, и для торжественных приёмов, и для работы, и для отдыха. Парадные залы, кабинеты, библиотеки, лобби, столовые, комнаты Для отдыха, сочетание красоты и комфорта… Недаром в 1905 году кто-то сказал, что «Вестминстерский дворец — лучший клуб в Лондоне».

Так что же, ничего не меняется? Меняется, конечно Же. Ведь тогда, когда это здание было построено, право голосовать имела только пятая часть взрослого мужского населения! Теперь же лорд-спикер Палаты лордов — леди…

Уинстон Черчилль, знаменитый британский премьер-министр, однажды сказал: «Сначала мы создаём наши дома, затем они создают нас». Некогда Вестминстерский Дворец был домом королей, затем он перешёл к парламенту, и, заметим, переход этот был мирным, постепенным.

Британской монархии более тысячи лет, однако она всё ещё жива. Быть может, секрет в том, что нужно суметь совместить себе старое и новое, как нынешнее величественное серое здание времён Виктории вмещает в себя Вестминстер-холл времён прежних королей. Главное — помнить, помнить всё.

Тауэр

«Тауэр» (tower) в переводе с английского означает «башня, цитадель». Но как, говоря просто «Кремль», мы имеем в виду «тот самый», так и англичане, говоря «the Tower», имеют в виду не просто крепость, а «ту самую». Лондонский Тауэр, одно из старейших зданий Великобритании и, пожалуй, самое известное. Изложить его историю, пусть даже кратко, чрезвычайно сложно, ведь история Тауэра — это история целой страны…

Английский историк XVI века Джон Стоу писал: «Тауэр — это крепость для защиты города. Это королевский дворец, где устраивают приёмы или куда удаляются отдохнуть. Это государственная тюрьма для самых опасных преступников. Это единственное место в Англии, где чеканят монеты. Это оружейная, где хранится оружие для возможной войны. Это сокровищница, где хранятся драгоценности короны. Это место, где хранятся документы королевского суда в Вестминстере». Тауэр сам по себе — главная драгоценность короны и народа Британии.

Кто его основал и когда? О нет, не Юлий Цезарь, как пишет Шекспир. Когда-то на этом месте, скорее всего, было поселение кельтов; в самом начале первого тысячелетия в Британию вторглись римляне, они и основали в устье реки Темзы город Лондиниум — стена, которой они позднее окружили его, частично проходила и рядом с тем местом, где позднее будет выситься Тауэр. Лондон рос и развивался, столетия шли за столетиями, римлян сменили бритты, тех — англосаксы… А в 1068 году Вильгельм, герцог Нормандский, Вильгельм Завоеватель, одержал победу при Гастингсе и стал королём Англии. Стремясь одновременно и защитить Лондон от внешних врагов, и самих себя в нём, норманнов-завоевателей, от местных жителей, Вильгельм распорядился выстроить несколько крепостей. Самой главной и самой внушительной и оказался Тауэр.

Нам неизвестно, когда точно началось строительство, по всей видимости, около 1077 года — именно тогда некий Гундульф, которому поручили следить за постройкой, стал епископом Рочестерским. Крепость, будущую «белую башню», Белый Тауэр, начали строить в том месте, где сходились восточная и южная стены, построенные ещё римлянами. Здание размером 36 х 32,5 м и высотой около 27,5 м каменной громадой (по легенде, строительный раствор смешивали с кровью животных) нависло над остальным городом — символ власти и могущества новых завоевателей. Там в случае нужды можно было бы укрыться и от врагов, и от повстанцев, там король мог бы жить, когда приезжал в Лондон. Но Вильгельм в 1087 году скончался, не увидев завершения строительства — скорее всего, его закончили уже при Генрихе I, который правил в 1100–1035 годах.

Следующие несколько поколений английских королей не меняли почти ничего. Активная перестройка началась лишь при знаменитом Ричарде Львиное Сердце, который занял английский престол в 1189 году. Король отправился в крестовый поход, а за расширением и укреплением Тауэр наблюдал его канцлер. Что ж, как оказалось, первым врагом, чей натиск довелось выдержать стенам Тауэра, оказался не сторонний враг, а родной брат Ричарда, принц Иоанн (Джон), стремившийся захватить престол.

В 1199 году после смерти брата он наконец унаследовал престол официально и занял Тауэр уже на правах законного хозяина. Правда, Иоанн Безземельный не занимался дальнейшим укреплением Тауэра, зато он повелел создать там зверинец, и традиция содержать в Тауэре зверей держалась вплоть до 1835 года — более пятисот лет!

Зато сын Иоанна, король Генрих III, за годы своего правления успел сделать немало. Если в те годы, когда король был ещё юн (Генрих взошёл на престол в 1216-м, когда ему было всего девять лет), просто обновили внутренние покои, то, начиная с 1220-х годов, территорию крепости начали расширять и в конце концов увеличили почти вдвое; выстроили новые башни; укрепили стены, на которых устроили галереи для лучников, и окружили новыми рвами, более глубокими, чем раньше. А в 1240 году центральное здание побелили, тогда оно и получило название «Белый Тауэр».

Тауэр был не только военным укреплением — тут хранились припасы, оружие, мебель, ценности и т. д. А в зверинце жили (правда, недолго, не вынесли тягот дороги и климата) подаренные королю белый медведь и слон. Сейчас это звучит совершенно обыденно, но тогда, в середине XIII века, казалось чудом. Словом, Тауэр стал настоящей королевской резиденцией.

В 1272 году Генрих III скончался. Его сын, ставший королём Эдуардом I, был тогда в крестовом походе, и когда вернулся в Англию, то решил перестроить Тауэр, опираясь на знания, полученные в походах на Ближний Восток. Перестройка длилась около десяти лет и обошлась казне в огромную сумму, зато крепость стала ещё более укреплённой, чем раньше, — в частности, её обнесли ещё одной внешней стеной, окружив ею стены, возведённые при предыдущем короле. Сам Эдуард мало бывал в Тауэре, но зато здесь находились различные государственные службы и, в частности, был открыт монетный двор. При Эдуарде II в Тауэре начали хранить государственные архивы, а при его сыне Эдуарде III он фактически стал и главным арсеналом.

Начиная с конца XIV века Тауэр уже мало перестраивали, зато он был свидетелем других перемен, перемен в истории…

Во время крестьянского восстания Уота Тайлера в 1381 году, когда король Ричард II выехал навстречу повстанцам, несколько сотен из них ворвались в Тауэр, крушили там королевские покои и даже ворвались к матери короля. А в 1399 году Ричард отрёкся от престола — на него взошёл Генрих IV, а Ричард остался в Тауэре, где и скончался, отчего — неизвестно. Быть может, его уморили голодом…

Что ж, бывший король был далеко не первым узником Тауэра — тот стал тюрьмой ещё до того, как там поселились короли. Ранульф Фламбард, епископ Дурхэмский, один из первых узников Тауэра, в 1100 году смог сбежать, спустившись по стене с помощью верёвки, которую ему, по легенде, передали в бочонке с вином. В Тауэре в 1346–1357 годах томился и Давид Брюс, король Шотландии, и король Франции Иоанн II (в 1360), и ещё один шотландский король, Иаков I. Когда король Англии Генрих VI из династии Ланкастеров боролся за трон с Эдуардом IV из династии Йорков, он дважды попадал в Тауэр в качестве заключённого. И если в первый раз ему удалось вернуть себе власть, то во второй раз, в 1471 году, он потерял и свободу, и жизнь — всё в том же Тауэре…

Главная крепость страны стала сценой для событий, безусловно, ярких, вошедших и в историю, и в литературу, но по большей части трагических. В 1478 году там погиб герцог Кларенс, младший брат Эдуарда IV, которого за участие в заговоре не просто убили, а якобы утопили в бочке с мальвазией. Впрочем, другая легенда ещё мрачнее — юный Эдуард V должен был взойти на престол после смерти отца, Эдуарда IV. Однако Ричард, герцог Глостерский, брат покойного Эдуарда, ставший опекуном двенадцатилетнего короля и его младшего брата Ричарда, сам занял престол, а мальчики, которых поместили в Тауэр, так никогда оттуда и не вышли. Ричард III остался в истории Англии самым коварным королём, которого столетиями обвиняли в смерти племянников.

Война за престол закончилась смертью Ричарда в 1485 году — на престол взошёл первый король из династии Тюдоров, Генрих VII. Эпоха междоусобных войн закончилась, но времена, пришедшие ей на смену, не были спокойными.

В 1509 году королём стал Генрих VIII, один из самых известных монархов в английской истории. Именно тогда охрану в Тауэре начала нести особая стража — позднее её членов прозвали «бифитерами» (от английского beefeater, «мясоед»). Они охраняют Тауэр и по сей день, и если повседневная их форма была разработана во времена королевы Виктории, то парадная напоминает именно о ярких и жестоких временах Тюдоров.

Когда в 1533 году король женился во второй раз, на Анне Болейн, в Тауэре по его приказу выстроили дополнительные жилые покои, но ими так и не воспользовались. У Генриха было множество других дворцов — удобных, просторных, красивых; дворцов — а не суровых крепостей. И Тауэр перестал быть королевской резиденцией… Зато остался королевской тюрьмой.

Там сперва держали в заключении, а потом казнили трёх королев: Анну Болейн и Катерину Говард, вторую и пятую супруг Генриха VIII, за супружескую измену, и леди Джейн Грей, девятидневную королеву Англии, которую попытались возвести на престол в обход дочери Генриха, Марии Тюдор. На стене одной из комнат до сих пор можно видеть выцарапанное на камне имя «Джейн». И так ли важно, сделала ли это сама несчастная леди? Её держали в другой комнате, так что вряд ли. Может быть, это сделал её муж, столь же юный Гилфорд Дадли, которого тоже казнили? Так или иначе, в трагическую историю Тауэра был заложен ещё один камешек, и недаром именно там, где сложило голову столько людей, до сих пор, как считается, бродят их призраки.

Призрак Анны Болейн, которую король поначалу обожал, а затем, когда страсть остыла, лишил головы, гуляет, как рассказывают, по садам крепости, а в день своей смерти призрак Анны, облачённый в белое, держа в руках отрубленную голову, мчится в повозке, которой правит безголовый кучер; везут повозку четыре лошади — конечно же, тоже безголовые. Маргарет Пол, графиня Солсбери, дочь помянутого выше герцога Кларенса, казнили по обвинению в измене — шестидесятисемилетняя леди не признала себя виновной и так сопротивлялась, что казнь превратилась в ещё более кровавое зрелище, чем обычно, и, как говорят, в этот день каждый год слышны страшные крики несчастной графини. Бродят по Тауэру и несчастные маленькие принцы, и призрак сэра Уолтэра Рэли, военного и путешественника времён королевы Елизаветы и Иакова I, и другие…

В Тауэре тосковала Арбелла Стюарт, кузина короля Иакова I, который, опасаясь, что родственница будет претендовать на престол, в конце концов лишил её свободы. И когда дочь Иакова выходила замуж, бедная Арбелла надеялась, что в честь такого важного события её выпустят. Но, увы, наблюдать за праздником ей пришлось из окна Тауэра. Сколько их было, этих претендентов на трон, чьи жизни калечило родство с правящей династией, или «изменников», которым так же, как Арбелле, оставалось только смотреть из окна крепости — если, конечно, в их камере было окно…

Тауэр не был обычной тюрьмой, здесь содержали только высокопоставленных заключённых. Тех, кого обвиняли в измене (справедливо или несправедливо — кто может сказать, когда речь идёт о политике?), тех, кто отказывался изменить своей вере — протестантов во времена католички Марии I и католиков во времена протестантки Елизаветы I. Кто-то проводил здесь несколько месяцев, кто-то — несколько лет, а кто-то и десятилетия. Кому-то разрешали прогуливаться и даже принимать гостей, кого-то содержали в строжайшей изоляции. Кого-то и пытали (правда, за сто лет было не более полусотни таких случаев). Кто-то смог бежать, кого-то в конце концов выпустили, а многие так никогда и не покинули стен Тауэр, или же вышли, но только для того, чтобы пройти к месту своей казни на Тауэр Хилл, холме около Тауэра. В самой крепости казнили только самых привилегированных узников — скажем, упомянутых королев, или Роберта Деверо, графа Эссекса, впавшего в немилость фаворита королевы Елизаветы I.

Что ж, за стенами Тауэра и перед ними было пролито много слёз. Но не следует думать, что все эти годы он был исключительно тюрьмой. Несмотря на то что он больше не был королевской резиденцией, все короли династии Тюдоров отправлялись в Вестминстер на коронацию именно из Тауэра. Он продолжал оставаться и арсеналом, причём вплоть до конца XVII века — главным арсеналом страны. Там хранилось всё, от пушек и пороха до доспехов и оружия.

Кроме того, он продолжал оставаться военной крепостью. В 1642 году началась Гражданская война, условно говоря, между Карлом I и парламентом, Тауэр перешёл в руки парламента. А позже король потерял не только Тауэр, но и всю страну, и жизнь, окончив свои дни на эшафоте. Когда же монархия в Англии была восстановлена, в Тауэре разместили постоянный гарнизон (впрочем, ещё раньше, во время Гражданской войны, это сделал Оливер Кромвель, главнокомандующий войск парламента).

Тауэр по-прежнему играл роль арсенала, и, более того, именно эта его функция и стала главной. Там разместилось Управление артиллерийского снабжения, склады (в частности, было специально выстроено здание для так называемого «Большого склада»), всевозможные военные мастерские. Тауэр собирались и заново укрепить, но у короля Карла II было слишком много других планов, и далеко не все из них были доведены до конца. Так что к временам короля Георга I, правившего в первой трети XVIII столетия, некогда грозные укрепления устарели, а на протяжении всего века продолжали ветшать. Хозяевами Тауэра, по сути, стали военные — бесконечные складские помещения, казармы, мастерские… Но не только. Там по-прежнему работал Монетный двор, а Большой склад был уже не арсеналом как таковым, а музеем оружия (в 1825 году для него построили новое здание). Там по-прежнему хранились королевские регалии (когда-то, в 1671 году, их едва не похитили, подробнее см. главу «Регалии»), и в начале 1840-х годов для них тоже выстроили новое помещение. Там же хранились государственные архивы. Словом, Тауэр жил своей обычной, весьма деловой и размеренной жизнью.

Но в неё начинали понемногу вторгаться любопытные. Грозная загадочная крепость, в которой жили и умирали короли, хранились сокровища и содержались преступники, всегда, наверное, вызывала интерес. Теперь же, сперва понемногу, затем всё чаще, её стали навещать любопытствующие. Те, кого в наше время называют туристами. Когда зверинец Тауэра, которому было уже несколько сотен лет, в середине 1830-х годов наконец перенесли (животные там находились, конечно, в куда более стеснённых условиях, чем в тогдашних зоопарках), то в Тауэре открыли билетные кассы и место, где подавали напитки и проч. Теперь имело смысл не просто заглянуть в Арсенал (в конце 1830-х цены на входной билет значительно снизили, что, конечно, побудило публику наведываться туда чаще) или полюбоваться на королевские сокровища, а и просто прогуляться между старых стен, в которых хранилась вся английская история. Не посетить музеи, а осмотреть сам Тауэр. Что ж, если в первой трети XIX века Тауэр посещало несколько десятков тысяч людей в год, то к концу века эта цифра поднялась до полумиллиона. С тех пор мало что изменилось — как можно побывать в Лондоне и не осмотреть Тауэр? Можно, безусловно, но это означает пройти мимо одного из самых знаменитых памятников истории не только Англии, но и всей Европы.

Супруг королевы Виктории, принц Альберт, который всю жизнь активно интересовался и занимался благоустройством зданий, важных для британской короны, затеял обновление Тауэра, тем более что в этом действительно назрела необходимость. В 1841 году Большой склад, построенный в XVII веке, сгорел. Да, пожар был очень сильным, самым сильным за всю историю Тауэра, и всё же ему повезло больше, чем дворцу Уайтхолл, который в своё время сгорел почти целиком. Арсенал выстроили заново, хотя, конечно, всё то, что накопилось за несколько сотен лет, было утрачено. Кроме того, вычистили ров вокруг крепостных стен — это заняло несколько лет, что неудивительно, учитывая его немалый объём. Начали строить новые казармы, названные в честь знаменитой битвы при Ватерлоо (в 1815 году объединённым войскам нескольких европейских государств — английском армией командовал прославленный герцог Веллингтон — удалось одержать победу над пытавшимся вернуться к власти Наполеоном).

Увы, увы, стремясь придать Тауэру как можно более средневековый, старинный вид, архитекторы порой Жертвовали действительно древними зданиями, которые не соответствовали их представлениям о той эпохе — так, к примеру, была снесена башня (Wardrobe Tower), выстроенная ещё во времена Ричарда Львиное Сердце и в которой некогда хранились королевские одеяния. Стены помещений украшали росписями, изображавшими важные, но в основном печальные события английской истории — скажем, арест Томаса Мора, великого учёного и государственного деятеля, канцлера Генриха VIII, которого обвинили в измене (впоследствии его причислили к лику святых). Что ж, к счастью, к 1890-м годам работы по приданию Тауэру «средневекового» вида были окончены. Теперь пытались сохранить то, что осталось.

А это было не так легко. Впереди был XX век с двумя мировыми войнами, и на сей раз крепости могла грозить уже не вражеская пехота, а вражеские бомбёжки. К счастью, во время Первой мировой он почти не пострадал, а вот во Второй немецкие авиаудары нанесли серьёзный урон. Оба раза ему довелось стать тюрьмой и местом казни немецких военных и шпионов. Однако после расстрела в 1941 году Йозефа Якобса, бывшего шпионом Германии, Тауэр больше никогда не использовали в качестве тюрьмы.

А военный гарнизон Тауэра нынче находится там исключительно для церемониальных целей. В 2007 году ряды бифитеров даже пополнились женщиной, первой женщиной на этой службе за пятьсот лет!

Кстати, службу в Тауэре несут не только люди. Когда точно там впервые поселились вороны, неизвестно. Но легенда гласит, что астроном Джон Фланстид, которому в обсерватории вороны мешали заниматься астрономическими наблюдениями, пожаловался на них королю Карлу II. Тот приказал избавиться от них, но тогда ему было предсказано, что если вороны покинут Тауэр, падёт он, падёт Англия, падёт монархия. Так что король решил не искушать судьбу и приказал, чтобы в Тауэре всегда находилось по меньшей мере шесть воронов. Так и повелось с тех пор — вороны живут в Тауэре, охраняя самим существованием существование страны. Один из членов тауэрской гвардии занимает важную должность «заведующего воронами» — кормит, приручает, следит за сменой поколений. Чтобы они не улетали и никогда не покидали Тауэр, каждому ворону подрезают крыло. Что ж, за сохранность легенды нужно бороться… Свою службу вороны могут и потерять, как это произошло с одним из них — он повреждал телевизионные антенны. Отчислили его совершенно официально: «В субботу, 13 сентября 1986 года, ворон Джордж, зачисленный в 1975 году, был выслан в Уэльский горный зоопарк. Поведение неудовлетворительное, поэтому со службы уволен».

Итак, вот он, музей, который ежегодно посещают более двух с половиной миллионов человек. Зачем? Чтобы пройти мимо того места, на котором некогда стоял эшафот Анны Болейн; заглянуть в камеры, где некогда содержались знаменитые узники; посмотреть на корону Британской империи или доспехи Генриха VIII. И попытаться вообразить — «как это было»… Вот она, история Британии — до неё можно дотронуться, дотронуться до стен старинных башен.

Только бы вороны никогда не покинули Тауэр!

Виндзорский замок

Сэмюэл Пипс, оставивший нам свой дневник о повседневной жизни лондонца второй половины XVII века, так писал о посещении королевского замка в Виндзоре: «Это самый романтический замок в мире!» Однако он не просто «самый романтический», ведь живописных замков в мире немало; он ещё и самый старинный замок из тех, в которых живут. Виндзорский замок в графстве Беркшир уже более девятисот лет — резиденция британских монархов, которые там рождались, умирали, пребывали в заключении или осаде, принимали послов, праздновали… Словом, история замка — это история монархии в целом, и неудивительно, что, когда в 1917 году король Георг V принял решение изменить название династии (называвшейся тогда «Саксен-Кобург-Готской», слишком «немецкое» имя для тех времён, когда Германия была врагом), она стала именно «Виндзорской». Виндзоры сидят на троне и по сей день. А с чего же всё начиналось?..

Во времена Эдуарда Исповедника, одного из последних англосаксонских королей, эти земли были им пожалованы монастырю Святого Петра, но вскоре у них появился новый хозяин, хозяин не только их, но и всей Англии. После того как нормандский герцог Вильгельм Завоеватель в 1066 году занял английский трон, он выменял у монастыря эти обширные охотничьи земли на другие, а сам отдал приказ о постройке нового укрепления. И первый замок на высоком холме, ещё деревянный, а не каменный, был воздвигнут в 1070-х — начале 1080-х годов. История Виндзора началась.

Сыновья и наследники Вильгельма, и Вильгельм Руфус, и Генрих Боклерк продолжали расширять и укреплять замок, который достался им построенным лишь частично. В частности, Генрих, вернувшись из военного похода в Нормандию, привёз оттуда и местных ремесленников, которые затем трудились над «многими прекрасными зданиями», а когда работы были окончены, собрал там на праздник Троицы своих приближённых: «В году 1110 Генрих переместил свой двор из Старого Виндзора в Новый, который с тех пор стал одной из главных королевских дворцов и является главной летней резиденцией нынешнего нашего милостивого суверена, который, помимо Виндзора, владеет некоторыми соседними поместьями». Так писал об этом Рафаэль Холиншед, знаменитый хронист времён Тюдоров. Но до этих времён было ещё очень далеко…

В Виндзорском замке Генрих I отпраздновал свою вторую свадьбу; там его дочери от первого брака, Матильде, ставшей первой женщиной-правительницей английского королевства (пусть и ненадолго), клялись в верности английские бароны, вассалы короля. Генрих часто охотился в лесах вокруг замка, и законы, охранявшие королевские угодья, были суровы и наказывали за убийство оленя так же, как за убийство человека. Кто знает, может быть, именно в те времена зародилась легенда о призрачном леснике Герне, который живёт в тамошнем лесу (её пересказывает один из персонажей шекспировской пьесы «Виндзорские насмешницы», пьесы, премьера которой состоялась именно в Виндзорском замке):

После смерти Генриха борьба за престол шла между его дочерью и племянником, Матильдой и Стефаном. Им было не до Виндзорского замка, но он, по крайней мере, не пострадал — его не осаждали и не разграбляли.

В 1154 году на престол взошёл Генрих II, сын Матильды. Пока Генрих отсутствовал, разбираясь со своими делами на континенте, его заменял Ричард де Люси, юстициарий (королевский наместник и судья), «комендант» Виндзорского замка. Именно он одержал победу над шотландцами, которые в очередной раз нарушили северные границы, и пленил короля Вильгельма Шотландского. Тот стал одним из первых царственных пленников Виндзора, замка, в котором не так давно пребывал на правах почётного гостя.

В 1175 году Генрих II и его сын, Генрих Младший, которого отец короновал при жизни, сделав своим соправителем, собрали в Виндзоре заседание парламента. Замок был сердцем страны — отсюда ею управляли. Но делать это было не так-то легко — принцу, а впоследствии королю Иоанну (Джону), сыну Генриха, который взошёл на престол после смерти своего брата, прославленного Ричарда Львиное Сердце, приходилось не раз использовать Виндзорский замок «по прямому назначению», как замок-укрепление, где он скрывался от своих баронов. Именно в Виндзор он затем и удалился, когда в 1215 году его вынудили подписать Великую хартию вольностей, пытавшуюся ограничить королевскую власть, и там он, как говорят, буквально сходил с ума от ярости и злости.

Генрих III, его сын, активно занялся перестройкой Виндзорского замка и, помимо прочего, велел соорудить часовню, чья «высокая деревянная крыша, так же, как и крыша нового здания в Личфилде, должна выглядеть, как каменная, а потолок должен быть расписан; <…> а перед часовней надлежит воздвигнуть башенку, такую, чтобы могла вместить три или четыре колокола». Именно на месте этой часовни будет в своё время построена часовня Св. Георгия, сохранившаяся и до наших дней.

Замок был главной резиденцией и Эдуарда I, и Эдуарда II. В 1312 году, на шестой год правления последнего, в Виндзоре родился наследник, ставший впоследствии королём Эдуардом III. Эдуард Виндзорский (прозванный так по месту рождения) в 1350 году начал перестраивать замок, что затянулось почти на четверть века. Нам в точности неизвестно, как выглядел деревянный замок Вильгельма Завоевателя, который со временем превратился в довольно солидную крепость, к тому же от него почти ничего не осталось — по указанию Эдуарда III снесли почти всё, кроме одной башни. К 1374 году работы были относительно завершены. Надзирать за ними Эдуард поручил Уильяму Уикхему, епископу Винчестерскому, и тот, вложив в это немало труда и гордясь новым величественным замком, взял на себя смелость высечь на одной из стен надпись «Нос fecit Wykehem», слова, которые он впоследствии истолковал разгневанному королю не как утверждение о том, что он, Вильям, сделал замок, а что замок сделал его таким, какой он есть.

Связана с Виндзорским замком и история знаменитого ордена Подвязки, который Эдуард III учредил в 1348 году; там члены ордена собираются и теперь (подробнее — в главе «Рыцарские ордена»). Учредил он и так называемый «Виндзорский орден бедных рыцарей»: «Тогда король Эдуард, почитая воинскую доблесть и тех, кто в войнах, которые он вёл, проявил храбрость, но затем ослабел, учредил содержание, дабы могли они спокойно жить на старости лет, и создал союз, со своими правилами и хранителями».

Как ко временам наследников Эдуарда III мало что осталось от самого первого Виндзорского замка, так и до наших дней мало что сохранилось из построенного им. Но на стене часовни Святого Георгия до сих пор красуется изображение этого, быть может, и не самого великого в истории Англии, но, безусловно, прославленного короля — в полном облачении рыцаря ордена Подвязки…

В те времена Виндзорский замок не раз становился тюрьмой. Так, сын Эдуарда III, Эдуард, прозванный «Чёрным принцем», в битве при Пуатье з 1356 году (прославленная битва Столетней войны, когда англичане одержали победу над французами) взял в плен короля Франции Иоанна Доброго. За несколько лет, которые тот провёл в Англии, он успел побыть и узником Виндзора — где его, конечно, содержали со всеми подобающими королевскому рангу почестями.

Другое же пленение было куда более романтическим. Валеран Люксембургский попал в плен к англичанам в 1374 году и был отправлен в Виндзорский замок. Там как раз жила супруга Чёрного принца, Джоанна (Иоанна) Кентская. Её дочь от первого брака, Мод (Матильда) Холланд, была там вместе с ней, и, как рассказывали, прекрасная девица влюбилась в не менее прекрасного гостя; дело окончилось свадьбой. Быть может, всё было куда прозаичнее, и Валеран Люксембургский просто хотел как можно скорее выбраться из плена, что куда легче было сделать, будучи мужем падчерицы самого Чёрного принца, наследника престола. Как бы там ни было, покинул он стены Виндзора уже женатым и прожил со своей Мод двенадцать лет.

У родственницы Мод была сходная судьба. В Виндзоре с 1405 по 1424 год содержался и Иаков I Стюарт, король Шотландии. Когда, наконец, его выкупили и он вернулся в Шотландию, с собой он увёз и Джоанну Бофор, племянницу короля Генриха IV, в которую влюбился, будучи в плену, и сделал своей супругой и королевой. Так Виндзор в очередной раз повлиял на королевские судьбы, а через них — на судьбы страны. Иаков VI Шотландский, ставший Иаковом I, королём Англии и Шотландии, первый Стюарт на английском троне — прямой потомок этого брака.

В начале 1422 года Генрих V Монмутский, сын Генриха IV, услыхал радостное известие — у него в Виндзоре родился сын. Тогда король якобы произнёс пророческие слова: «Я, Генрих, рождённый в Монмуте, буду править недолго, но получу всё. А он, Генрих, рождённый в Виндзоре, править будет долго, но всё потеряет». Генрих V и вправду вскоре скончался, и правил он недолго, чуть больше девяти лет, а вот Генрих VI правил много лет, но терял престол дважды — в 1461-м, а затем, воцарившись на короткое время, вновь потерял его в 1471 году. Звезда династии Ланкастеров закатилась, на престол взошёл Эдуард IV из рода Йорков.

Он часто навещал Виндзор, при нём принялись и за перестройку часовни Святого Георгия. Там впоследствии его и похоронили, и туда же его брат, ставший королём Ричардом III, перенёс останки Генриха VI, так что два короля, Ланкастер и Йорк, оспаривавшие друг у друга власть над Англией, упокоились под одним кровом.

С гибелью Ричарда III в 1485 году закончилось не только его короткое царствование, закончилась борьба двух династий за престол, закончилось многолетнее кровопролитие, которое будут называть «Войной Алой и Белой розы». Ало-белая роза династии Тюдоров была символом новой эпохи, куда более спокойной, и теперь Виндзор мог быть не столько крепостью, сколько дворцом, в которой король мог спокойно же наслаждаться роскошью.

Генрих VII, основатель новой династии, продолжал начатое своими предшественниками — в частности, перестройку всё той же часовни Святого Георгия, и в результате скромная часовня превратилась в здание, более напоминавшее собор. Туда, поклониться реликвиям (среди которых была и частица Креста Господня), на протяжении долгих лет будут стекаться паломники.

В 1506 году король принимал в Виндзоре Иоанну (Хуану), королеву Кастилии, и её супруга Филиппа Красивого, чей корабль потерпел крушение у берегов Англии. Как рассказывали, король вёл Филиппа из одной комнаты в другую, и так далее, одна роскошнее другой, и, когда они наконец дошли до спальни, Филипп (который был, заметим, сыном императора Максимилиана и супругом королевы Испании) якобы начал умолять Генриха остановиться — он, мол, не заслуживает такой роскоши.

В Виндзоре следующий король, Генрих VIII, в 1522 году принимал императора Карла V (сына Хуаны и Филиппа). Там стал он членом ордена Подвязки, и приём в его честь был одним из самых роскошных за всю историю замка. В 1532 году Генрих, приехав в Виндзор, даровал титул маркизы Пемброк Анне Болейн, женщине, на которой женился год спустя, а ещё четыре года спустя отправил на плаху. В 1842 году вышел роман с иллюстрациями под названием «Виндзорский замок», и описывал он отношения Генриха и Анны, от шаловливого начала и до трагического конца…

В часовне Святого Георгия похоронили его третью жену, тихую Джейн Сеймур, которая скончалась в 1537 году, подарив королю долгожданного наследника. В своём завещании Генрих указал, чтобы его похоронили там же, около «верной и любящей королевы Джейн». Именно там и упокоился один из самых ярких королей в английской истории, которого, однако, потомки будут в основном помнить как короля, «который казнил своих жён».

Дочь Генриха, королева Мария I, в 1554 году вышла замуж за испанского принца, будущего короля Филиппа II. «Как только торжественная церемония бракосочетания закончилась, король и королева выехали из Винчестера и вскоре прибыли в Виндзорский замок, где его посвятили в члены ордена Подвязки». Но в целом Мария проводила там не так уж много времени.

Унаследовавшая престол после смерти сестры Елизавета I, наоборот, часто посещала Виндзорский замок. Именно ей он обязан своей знаменитой террасой для прогулок, расположенной в северной части (длина террасы позднее, когда её переделали в XVII веке, была около 570 м). По этой террасе королева, которая, как сказали бы теперь, вела «активный образ жизни», ежедневно прогуливалась в течение часа перед обедом, невзирая на погоду (удержать её от прогулок, по воспоминаниям современников, мог только сильный ветер). Гуляла, писала письма, переводила Боэция… Именно здесь, как упоминалось выше, состоялась премьера «Виндзорских насмешниц», пьесы, которая, как предполагают многие исследователи, была написана по указанию королевы. Считается также, что упоминаемый там дуб охотника Герна — это некий определённый дуб в Виндзорском парке, и что это дерево, бывшее огромным и раскидистым уже во времена Елизаветы и Шекспира, по ошибке срубили при Георге III в конце XVIII века.

Но не всё было так безоблачно. Когда в 1563 году Лондон вымирал от чумы, Елизавета укрылась в Виндзорском замке, а на рыночной площади Виндзора, по её указанию, поставили виселицу — для любого, кто осмелится приехать из Лондона. Те же, кто получил до приезда королевы какие-нибудь продукты или товары из Лондона, изгонялись из своих домов, и дома закрывались. Что ж, страх перед чумой несложно понять…

Сменивший на престоле Елизавету Иаков I хотя и бывал в Виндзоре, особо им не занимался. А вот его сын, Карл I, часто жил там в начале своего царствования и провёл там же свои последние дни, в частности, Рождество 1648 года. В 1636 году на одной из башен Виндзорского замка установили часы, на колоколе которых была надпись: «Боже, храни нашего короля Карла!» — в январе 1649 года «наш король Карл» взошёл на эшафот.

Во время Гражданской войны 1641–1651 годов замок на некоторое время превратился в гарнизон армии парламента, и, конечно, «оплоту монархии» пришлось вытерпеть пренебрежение и разграбление. Отец Кристофера Рена, в будущем знаменитого английского архитектора, был в те времена деканом часовни Святого Георгия, и ему удалось спасти несколько метрических книг — он передал их сыну, а тот впоследствии вернул в часовню.

Сын казнённого короля, Карл II, вернувшись в Англию в 1660 году после реставрации монархии, полюбил Виндзор и немало сделал для того, чтобы обновить и украсить старинный замок, который после революции и гражданской войны очень в этом нуждался. Король, вдохновляясь блестящим Версалем, велел проложить специальную аллею для прогулок, перестроить королевские покои и полностью их отделать — стены комнат покрыли росписью или обили тканью, привезли новую мебель и т. д. Некоторые из них и сейчас выглядят так же, как триста лет назад, а картины, которыми украсили королевские покои, положили начало Королевской коллекции.

Сэмюэл Пипс, назвавший в своих дневниках Виндзорский замок «самым романтическим в мире», писал: «Мы пообедали в Виндзоре и осмотрели замок и часовню Святого Георгия, где у алтаря покоится наш мученик, король Карл. Церковь и её каменная отделка изумительны. Сам замок огромный, но покои его навевают печаль и напоминают о древнем величии». И ещё: «Принц Руперт [племянник Карла II] занялся приведением в порядок высокой круглой башни и замечательно украсил зал оружием, и так разместил пики, мушкеты, пистоли, бандельеры, барабаны, латы и шлем, что это выглядит очень необычно. <…> Оттуда мы прошли в его спальню и другие комнаты, чьи стены украшены тканями и любопытными картинами с чувственными сюжетами, и всё это так отличается от остального, что представляет собой только ужасы войны». Сэмюэл Пипс бывал в Виндзоре неоднократно и всякий раз отмечал что-то новое — то фреску в зале Святого Георгия, изображающую самого святого, Эдуарда III и Чёрного принца, то потолки, расписанные итальянским живописцем, новые статуи — словом, с годами замок преобразился.

Однако со смертью Карла II в 1685 году Виндзорский замок, который, казалось бы, только-только обновили, стал приходить в упадок. Его брат и наследник, Иаков II, останавливался там редко, хотя и взял на себя труд приказать завершить то, что не успели доделать при Карле II. Ну а следующие монархи предпочитали другие резиденции. Порой они всё же навещали Виндзор, порой вносили кое-какие изменения, но незначительные… Словом, виндзорский замок, как Спящая красавица, заснул на Целый век.

Гораций Уолпол, основоположник жанра готического Романа, в XVIII веке так описывал Виндзорский замок: «Местность как нельзя более подходит для королевского замка, и лучшее вряд ли можно найти. С кромки плавно поднимающейся местности открывается вид на зелёную равнину. Она пестрит пахотными землями, пастбищами, покрыта рощами и омывается спокойнейшей из рек, Темзой. Позади поднимаются несколько лесистых холмов, не слишком пологих, не слишком высоких, которые, как кажется, сама природа создала специально для охоты. Короли Англии, привлечённые прелестью этого места, часто отдыхали тут. <…> В Виндзорском замке три главных и очень больших двора, которые радуют взгляд. Первый окружён необыкновенно изящными зданиями из белого камня, с плоскими крышами, покрытыми свинцом; здесь размещаются рыцари ордена Подвязки. В середине стоит отдельное здание, примечательное своими высокими башнями, где живёт комендант. Там расположены общественные кухни, где обедают бедные рыцари, все вместе за одним столом. <…> С левой стороны этого двора возвышается прекрасная часовня, сто тридцать четыре шага в длину и шестнадцать в ширину; в ней восемнадцать сидений, сделанных во времена Эдуарда III по числу рыцарей. Это древнее здание украшают статуи Эдуарда IV, Генрихов VI и VIII, и супруги последнего, королевы Джейн. <…>

Второй двор Виндзорского замка расположен выше и окружён мощными стенами. <…> В этой части держали пленных Иоанна, короля Франции, и Иакова, короля Шотландии. Это благодаря их советам и деньгам, что выплачивали на их содержание, замок стал столь великолепным. <…>

Третий двор самый большой, и построен он на средства пленного короля Франции. Он и расположен выше, чем два других, и превосходит их роскошью и изысканностью. Он сто сорок восемь шагов в длину и девяносто семь в ширину; в середине стоит фонтан с необыкновенно чистой водой, которую провели из-под земли, за четыре мили отсюда, что стоило очень дорого. В восточной части расположены великолепные покои, предназначенные для королевских слуг, в западной — теннисный корт для развлечения придворных. В северной части расположены покои короля, представляющие собой великолепные комнаты, залы, ванные; также там имеется своя часовня, крыша которой украшена золотыми розами и лилиями; там расположен и огромный банкетный зал, семьдесят восемь шагов в длину и тридцать в ширину, в котором рыцари ордена Подвязки ежегодно с необыкновенной пышностью отмечают день своего святого покровителя, святого Георгия».

Но многолетний сон был наконец нарушен. Король Георг III нуждался в большой резиденции, которая вместила бы всю его обширную семью (у короля и его супруги Шарлотты было пятнадцать детей, из них лишь двое умерло в детстве). Виндзорскому замку, в отличие от многих остальных зданий, которые пали жертвой тогдашней моды на Средневековье, Средневековье как раз было к лицу, так что изменения, внесённые Георгом III, были отнюдь не самыми неудачными из всех переделок, которым замок подвергался за столетия.

В 1811 году король Георг, будучи тяжело больным, был вынужден передать власть в руки регенту, своему старшему сыну, и вплоть до самой своей смерти в 1820 году ослепший и почти оглохший, полубезумный король жил в Виндзорском замке…

Затем регент стал королём, Георгом IV, и вот теперь Для замка началось время серьёзных перемен, каких он не знал, наверное, со времён правления Эдуарда III. Как любой комплекс зданий, которые строились и перестраивались в течение столетий, к началу XIX века замок представлял собой не единое целое, а нагромождение самых разных эпох и стилей. Пытаясь создать нечто целостное, архитектор Джеффри Уайет (который позднее изменил фамилию на Уайетвилль, чтобы его не путали с отцом) полностью перестроил ряд зданий, так, чтобы внешне они соответствовали наиболее старинным постройкам. Правда, при этом он перестраивал и такие древние части замка, как, например, Круглая башня, добиваясь симметрии и единства. Внутри замок тоже был в значительной мере отделан заново, так что неудивительно, что десяти лет царствования Георга IV (1820–1830) не хватило, чтобы завершить работы, и они тянулись вплоть до смерти самого Уайетвилля в 1840 году.

К тому времени на престол уже взошла королева Виктория. Большая часть переделок, затеянных королевой и её супругом, принцем Альбертом, касались не столько самого замка, сколько парка — так, если ранее через него пролегали общественные дороги, то теперь их проложили так, чтобы они не пересекали парк, и королевской чете, таким образом, удалось добиться большего уединения — а уединение оба очень ценили. После смерти любимого супруга в 1861 году Виктория мало занималась перестройкой — она во всех своих резиденциях, будь то Букингемский дворец или Виндзорский замок, старалась сохранить частные покои в точности такими, какими они были при Альберте, так что перемены касались только государственных покоев — скажем, главной лестницы и зала сразу за ней, которые украсили в рыцарском духе — доспехами, оружием и соответствующими статуями.

Уединяясь в Виндзоре (Букингемский дворец она почти забросила), королева получила прозвище Виндзорской вдовы. Известно стихотворение И. С. Тургенева, написанное им в 1876 году под впечатлением новостей о жестокости турков, которых Англия поддерживала, и описывающее Викторию, называется оно «Крокет в Виндзоре». А опубликованное в 1892 году стихотворение Редьярда Киплинга, входящее в его знаменитые «Казарменные баллады», рассказывающее о солдатах, которых королева посылает на смерть, называется «Вдова из Виндзора».

Мать королевы, сама она, супруг и старший сын покоятся в мавзолее в поместье Фрогмор, ещё одной небольшой королевской резиденции, которая находится рядом с Виндзорским замком.

Из официальной королевской резиденции Виндзорский замок окончательно превратился в частную. Эта ситуация сохранилась и после смерти Виктории, даже когда началась новая эпоха, начался новый век. Правда, преемник королевы, Эдуард VII, бывал в Виндзоре нечасто, как и его сын Георг V, сменивший отца на престоле в 1910 году. Однако супруга Георга, королева Мария Текская, которая немало времени уделяла отделке и обстановке королевских резиденций, не обошла своим вниманием и Виндзорский замок, так что часть комнат там переоборудовали в современном стиле — они, быть может, и потеряли в роскоши, зато стали куда более удобными для жизни.

Старший сын Георга V, Эдуард VIII, пробыл на троне всего год и находился именно в Виндзоре, когда в декабре 1936 года обратился ко всем британцам, извещая их о том, что отрекается от престола.

Его брат, Георг VI, во время Второй мировой войны воспользовался Виндзором, как относительно безопасным Убежищем для своей семьи, поскольку Лондон бомбили. А со вступлением на престол его дочери, нынешней королевы Елизаветы II в 1953 году, Виндзорский замок стал Местом, где Её Величество проводит выходные и отпуск (который положен всем, даже монархам).

Обычно королева приезжает туда на месяц в марте-апреле, на Пасху и на неделю в июне, когда, по традиции, собираются члены ордена Подвязки. Там проводятся банкеты и торжественные приёмы; там, в часовне Святого Георгия, венчаются члены королевской семьи, там покоятся родители королевы и её младшая сестра…

20 ноября 1992 года в Виндзорском замке, в часовне королевы вспыхнул пожар, который быстро распространился по зданию и пылал около пятнадцати часов, прежде чем его удалось потушить. Общая площадь замка, пострадавшая при этом, — около девяти тысяч квадратных метров, а, говоря официальным языком, сумма ущерба составила более тридцати семи миллионов фунтов стерлингов. Чтобы отремонтировать и отреставрировать замок, и при этом расходы не легли бы на плечи налогоплательщиков, было решено открыть для посещений Букингемский дворец. Работы шли почти ровно пять лет. Более половины из пострадавших комнат были восстановлены в точности, часть из них отделали по-новому, но в соответствии с общим стилем. Пожар в Виндзорском замке стал самым ужасным «подарком», который королева когда-либо получала к годовщине свадьбы — в этот день они с супругом как раз праздновали сорокапятилетие совместной жизни…

Замок открыт для посетителей — можно полюбоваться покоями Георга IV, который любил роскошь больше, чем многие монархи и до него, и после. Можно посмотреть на работы старых мастеров, которыми украшены официальные покои. Можно посетить часовню Святого Георгия, которая, несмотря на века, которые её изменили, всё та же, и по-прежнему остаётся часовней рыцарей ордена Подвязки, и по-прежнему охраняет покой десяти монархов.

Что ж, и Плантагенеты, и Ланкастеры, и Йорки, и Тюдоры, и Стюарты, и Ганноверы, и Виндзоры — словом, все династии британских монархов привнесли в Виндзорский замок что-то своё. И неудивительно, что однажды принц Уэльский, наследник Её Величества Елизаветы II сказал — если он станет монархом, то перенесёт официальную резиденцию из Букингемского дворца в Виндзорский замок. Для кого-то это — огромный замок с длиннейшей историей, а для кого-то ещё и дом…

Хэмптон-корт

Вот как описывает этот дворец в своём романе «Десять лет спустя» Александр Дюма, и это, пожалуй, одно из самых поэтических его описаний в литературе: «Гемптон-Корт, с коричневыми стенами, большими окнами, красивыми железными решетками, с тысячью башенок, со странными колоколенками, с потайными ходами и фонтанами во дворе, как в Альгамбре, Гемптон-Корт — колыбель роз и жасминов. Он радует зрение и обоняние, он является очаровательной рамкой для прелестной любовной картины, созданной Карлом II, среди великолепных полотен Тициана, Порденоне и Ван-Дейка, — тем самым Карлом II, в галерее которого висел портрет казненного Карла I и на деревянной обшивке которого видны были дыры от пуританских пуль, выпущенных солдатами в Кромвеля 24 августа 1648 года, когда они привели Карла I в Гемптон-Корт в качестве пленника.

Тут собирал свой двор его сын, вечно жаждавший удовольствий, этот поэт в душе, недавний бедняк, который Днями наслаждений возмещал каждую минуту, проведенную в лишениях и нищете.

Не мягкий газон Гемптон-Корта, такой нежный, что кажется, будто идешь по бархату; не громадные липы, Ветви которых, как у ив, свисают до самой земли и скрывают в своей тени любовников и мечтателей; не клумбы пышных цветов, опоясывающих ствол каждого дерева и служащих ложем для розовых кустов в двадцать футов вышины, которые раскидываются в воздухе, как огромные снопы, — не эти красоты любил Карл II в прекрасном дворце Гемптон-Корт.

Но, может быть, он любил красноватую гладь реки, покрывавшуюся морщинами от малейшего ветерка и колеблющуюся, словно волнистые волосы Клеопатры? Или пруды, заросшие ряской и белыми кувшинками, раскрывающими молочно-белые лепестки, чтобы показать золотистую сердцевинку? Эти таинственные лепечущие воды, по которым плавали черные лебеди и маленькие прожорливые утки, гонявшиеся за зелеными мухами, вьющимися над цветами, и за лягушатами в их убежищах из прохладного мха?

Может быть, его привлекали огромные остролистники, легкие мостики, переброшенные через канавы, серны, мелькавшие в бесконечных аллеях, или трясогузки, порхавшие среди букса и клевера?

Все это есть в Гемптон-Корте; а кроме того — шпалеры белых роз, вьющихся по высоким трельяжам и усыпающих землю благоуханным снегом своих лепестков. В тамошнем парке есть также старые смоковницы с позеленевшими стволами и с корнями, ушедшими в поэтические и роскошные пласты мха».

Но до времён Карла, короля-гедониста, было ещё далеко, полторы сотни лет, когда красавец Хэмптон-корт уже вызывал восхищение… и зависть.

Поместье Хэмптон на северном берегу реки Темзы возникло давно, очень давно. Сперва оно принадлежало некоей знатной семье, а в 1211 году Джоан, леди Грей, продала его рыцарям ордена Святого Иоанна Иерусалимского, которые и владели им следующие триста лет. А в 1514 года (по другим сведениям — в 1515-м) поместье приобрёл Томас Вулси. Вулси, архиепископ Йоркский, как раз в это время стал кардиналом и лордом-канцлером, главным советником короля Генриха VIII, а, значит, одним из самых влиятельных людей в Англии.

«Кардинал Вулси, находясь на вершине власти, хотел выстроить дворец, который соответствовал бы его положению. Но хотел он и прожить долгую, здоровую жизнь, и поэтому нанял самых выдающихся докторов Англии, и даже призвал на помощь учёных из Падуи, чтобы они выбрали в пределах двадцати миль от Лондона самое здоровое место». И они выбрали Хэмптон. Может быть, это только легенда, но, как бы там ни было, кардинал Вулси стал хозяином Хэмптона, выкупив его то ли у рыцарей-госпитальеров, то ли у одного из придворных, Джайлза, лорда Добени.

Вулси, будучи весьма скромного происхождения, всего в жизни добился сам. Смог он и превратить скромное средневековое поместье в один из самых прекрасных дворцов Англии. Он не жалел ни времени, ни денег — на перестройку ушло почти десять лет. О прежних владельцах, рыцарях-монахах, и тогда, и сейчас напоминает разве что сохранившийся с тех времён колокол, который висит над входом в здание, украшенное часами. Когда-то монахи в нём и жили, и молились, кардинал же превратил его в небольшой, но роскошный дворец — там были комнаты самого Вулси, там же останавливались и члены королевской семьи. А для других гостей со всех концов Европы, навещавших всесильного кардинала, было выстроено ещё одно здание.

Изящный ренессансный дворец из красного кирпича, богато отделанный внутри и украшенный многочисленными гобеленами из коллекции кардинала, — таким был Хэмптон-корт во времена Вулси. Французские послы, которых он принимал у себя, как писал современник, сочли, что пир во дворце кардинала по сравнению с приёмом У короля — всё равно что золото по сравнению с серебром. А поэт Джон Скелтон даже сочинил сатирическое стихотворение, в котором говорилось, что, хотя самым блестящим должен быть королевский двор, Хэмптон-корт его превосходит.

Что ж, Генрих VIII, как и все остальные, не мог этого не заметить. Говорят, что однажды он поинтересовался у своего лорда-канцлера, зачем тому столь роскошное жилище. «Чтобы показать, какой прекрасный дворец подданный может предложить своему суверену». Ответ, безусловно, достойный, но что ещё кардиналу оставалось делать, как не предложить Хэмптон-корт королю? Так что с 1525 года Генрих, хотя ещё и не стал официальным владельцем дворца, часто там останавливался, а взамен дал Вулси разрешение пользоваться Ричмондским дворцом. Его, конечно, нельзя было сравнить с роскошным Хэмптон-кортом, но с королями не спорят.

А если спорят, то это плохо заканчивается. Когда Генрих VIII решил развестись со своей первой супругой, Катериной Арагонской, и жениться на Анне Болейн, Вулси не смог добиться у папы римского разрешения на этот развод, чего Генрих ему и не простил. В 1529 году Вулси лишили всех титулов и имущества, а спустя год он скончался. «Если бы я служил Богу так же усердно, как и королю, Он не оставил бы меня в старости…» Когда королю доложили о смерти его бывшего советника, тот как раз был в Хэмптон-корте и упражнялся в стрельбе из лука. Ради этой печальной новости прерывать своё увлекательное занятие новый хозяин дворца не стал.

Генрих тоже принялся за перестройку — ведь теперь дворец должен был вмещать весь его немалый двор. Были построены новое главное здание, башня с ванной и библиотекой, теннисный корт (теперь один из старейших в Европе), огромные кухни; расширены сады и разбиты новые, окружённые стенами и башенками, — словом, теперь Хэмптон-корт стал истинно королевским дворцом.

И у него была новая королева. В 1533 году король наконец обвенчался с Анной Болейн. Её инициалы до сих пор украшают одни из ворот Хэмптон-корта, и именно в этом дворце Анна могла бы родить сына, которого так жаждал Генрих. Увы, случился выкидыш, король так и не заполучил наследника, отношения с Анной всё ухудшались… В мае 1536 году Анну Болейн казнили — через день после её смерти король обручился с придворной дамой Анны, Джейн Сеймур, а ещё через девять дней они поженились.

Для новой королевы подготовили ещё более роскошные комнаты, а статуи геральдических леопардов Анны, которые украшали мост через ров, заменили на пантер Джейн.

Спустя год после свадьбы королева появилась в Хэмптон-корте в свободно зашнурованном платье для женщин в тягости, и было торжественно объявлено, что ребёнок в её утробе зашевелился. А в октябре 1537 года родился долгожданный наследник. Принца крестили там же, в Хэмптон-корте, в королевской часовне. Увы, Джейн не довелось ни насладиться как следует положением королевы, ни вырастить сына — она умерла от горячки вскоре после родов. Говорят, что до сих пор в день рождения принца Эдуарда иногда можно увидеть, как призрак королевы с зажжённой свечой в руках пересекает двор.

Впрочем, королева Джейн — не единственное привидение Хэмптон-корта, и даже не единственное «королевское привидение». Брак со своей четвёртой супругой, принцессой Анной Клевской, которая королю совершенно Не понравилась, удалось довольно быстро аннулировать, что устроило и короля, и принцессу (она получила богатые отступные и мирно жила в Англии до самой смерти). А вот пятой стала юная Катерина Говард, которую, к сожалению, ничему не научил пример её кузины Анны Болейн. Ещё в октябре 1540 года Генрих заказывал в часовне Хэмптон-корта молебен, радуясь удачному браку, а уже в ноябре 1541 года королеву обвинили (и, в общем, не так уж безосновательно) в адюльтере и собирались арестовать. Согласно легенде, она пыталась броситься к ногам короля, чтобы вымолить прощение, когда тот был в часовне. Катерина бежала по коридорам и галереям Хэмптон-корта, плача и умоляя спасти её, но стража, стоявшая в галерее, не пустила её к королю. На самом деле она не смогла бы пройти из своих покоев в часовню тем путём, который описывается в легенде, но разве это так уж важно? Злосчастную королеву, «розу без шипов», заключили в Тауэр и через несколько месяцев казнили. Плачущее и стенающее привидение, говорят, появляется в галерее, которую так и прозвали «Haunted», то есть «посещаемая призраками». Впрочем, последние сто лет призрак Катерины предпочитает прекрасные сады дворца, где она некогда прогуливалась…

Есть в Хэмптон-корте и Серая леди. Говорят, что её звали Сибилл Пенн, и она была нянькой принца Эдуарда, сына королевы Джейн Сеймур. Она умерла от оспы в 1562 году, на девять лет пережив своего воспитанника, который скончался совсем юным, и была похоронена в дворцовой церкви. В 1829 году, после сильного урагана, повреждённую церковь начали перестраивать, тогда и пришлось побеспокоить могилу миссис Пенн. Тогда же в юго-западном крыле дворца начали раздаваться странные звуки, напоминавшие те, что издаёт прялка, и якобы когда рабочие, пытаясь понять, откуда идёт звук, разобрали одну из стен, то обнаружили комнату, а в ней — колесо от прялки. Говорят, что, согласно дворцовым записям, эта комната когда-то принадлежала миссис Пенн, и она просто вернулась в свои старые покои. Серая леди, как утверждают, не раз являлась к тем, кто оставался ночевать во дворце.

Впрочем, недаром Хэмптон-корт, «замок с привидениями», считается самым населённым призраками дворцом Англии. Там часто видели привидения придворных в костюмах эпохи Тюдоров, призрачную собаку, а самое «свежее», оставшееся неопознанным, привидение появлялось ненадолго в 2003 году. Да и Анна Болейн, которая обычно, как говорят, появляется в Тауэре, месте, где она умерла, порой посещает и Хэмптон-корт, место, где она была королевой…

Впрочем, вернёмся от призрачных историй о призраках к реальным людям. Последней, шестой супругой Генриха VIII стала в 1545 году Катерина Парр — венчание состоялось здесь же, в Хэмптон-корте. Она пережила короля, который скончался в 1547 году (правда, ненадолго). Отныне дворец принадлежал маленькому Эдуарду VI — он унаследовал отцовский трон, когда ему было всего десять лет.

У Эдуарда не было ни желания, ни возможности, ни времени что-то менять во дворце своего детства, этого времени ему было отпущено слишком мало — он правил всего шесть лет, и он не так часто бывал в Хэмптон-корте. Что связывало его с эти дворцом, помимо самых ранних воспоминаний? Именно оттуда зимой 1549 года пытался похитить юного короля его дядя, Томас Сеймур, жаждавший заполучить опёку над племянником; именно туда осенью всё того же года пытался созвать подмогу старший брат Томаса, Эдуард Сеймур, лорд-протектор Королевства, который как раз и был опекуном короля, Но не смог сохранить своё положение.

После смерти Эдуарда в 1553 году королевой стала его старшая сестра Мария. Почти ровно год спустя она вышла замуж за испанского принца Филиппа, будущего короля Испании Филиппа II. Венчание состоялось в Винчестерском соборе, а на медовый месяц молодые отправились в Хэмптон-корт. Правда, теперь «ворота были постоянно закрыты, так что никто не мог войти, если только не по важному делу — англичанам это казалось странным, они привыкли к другому». Но от строгой и очень набожной королевы Марии странно было бы ожидать пышных празднеств.

В 1558 году Мария, умирая, оставила престол сводной сестре Елизавете. Но, в отличие от старшей сестры та знала толк в развлечениях. За время своего долгого правления она дважды справляла Рождество в Хэмптон-корте, и оба раза торжества были такими, что полностью затмевали скромное празднование Рождества в 1554 году. Тогда Мария и Филипп, надеясь обратить принцессу-протестантку в католичество, пригласили её в Хэмптон-корт. Да, главную залу освещала тогда тысяча светильников, но разве можно было сравнить это в остальном скромное торжество с теми, что устраивала Елизавета, унаследовавшая вкус к развлечениям от своего отца, «веселого короля» Генриха?

Елизавета тоже любила Хэмптон-корт, несмотря на то что королевских резиденций было множество и каждый аристократ почитал за величайшую честь принять королеву у себя. Она не особенно занималась перестройкой дворца, зато всячески его украшала. Как описывал один из иностранных гостей, «есть некая комната, где королева устраивает торжественные приёмы, убранная с необыкновенной роскошью; гобелены вышиты золотом, жемчугом и драгоценными каменьями, одна только скатерть стоит более пятидесяти тысяч крон, не говоря уж о королевском троне, который украшен огромными алмазами, рубинами, сапфирами и прочим, и всё это сияет среди других драгоценных каменьев и жемчуга подобно солнцу среди звёзд». В 1603 году в Хэмптон-корте Уильям Шекспир представил королеве «Сон в летнюю ночь»…

Итак, во времена Тюдоров Хэмптон-корт был местом роскошных приёмов, но династии меняются, и после смерти бездетной Елизаветы в том же 1603 году трон переходит к её родственнику, шотландскому королю Иакову. Впрочем, при этом первом короле из династии Стюартов дворец всё ещё был местом праздников. Именно там в январе 1604 года состоялся знаменитый спектакль «Явление двенадцати богинь», который представили сама королева, Анна Датская, и её дамы, спектакль, который открыл череду знаменитых «масок» той эпохи — представлений с пением и танцами в роскошных декорациях, в которых принимали участие не только профессиональные актёры, но и придворные.

Впрочем, теперь во дворце не только развлекались. В 1604 году там состоялась встреча Иакова I с представителями церкви, в том числе и с пуританами, так называемая «Хэмптон-кортская конференция», где, помимо прочего, рассматривался вопрос о переводах Библии — в 1611 году вышел новый перевод, известный как «Библия короля Иакова».

В 1625 Иакову унаследовал его сын, Карл I. Хэмптон-корт всё ещё оставался любимой королевской резиденцией, но… Для Карла он был ещё и своеобразным музеем, напоминанием о блестящих и жестоких временах Тюдоров. Впрочем, он и сам наполнял залы дворца новыми произведениями искусства.

В 1642 году Карл I последний раз побывал в Хэмптон-корте, будучи свободным королём. Он вернулся туда спустя пять лет, уже как король-пленник — в Англии началась гражданская война. Ему удалось сбежать тогда, но конец уже был близок. В 1649 году Карл I был казнён, Англия лишилась монарха, а Хэмптон-корт, как и остальные Дворцы, — своего хозяина… Через два года после смерти короля поместье продали некоему Джону Фелпсу, а сам Дворец остался в распоряжении Оливера Кромвеля, вождя Революции, ставшего лордом-протектором королевства. Он разместился в покоях королевы — сама она давно покинула Англию… В Хэмптон-корте выходила замуж Мэри, дочь Кромвеля, там же умерла его другая дочь, любимица Елизавета. А вскоре за Елизаветой последовал и сам Кромвель — правда, умер лорд-протектор не там, а в Уайтхолле.

После смерти Кромвеля Хэмптон-корт едва не решили было продать кому-нибудь, но, к счастью, в конце концов парламент решил, что «здание, именуемое Хэмптон-кортом, а также прилегающие службы, сады и маленький парк, который его окружает, надлежит не выставлять на продажу, пока парламент не решит, что делать далее». Так что дворцу повезло, да и пострадал он не так уж сильно, как мог. Витражи в главном зале были уничтожены, что неудивительно (витражи ассоциировались с Католической церковью), но в остальном почти всё сохранилось.

Хэмптон-корт решили передать генералу Монку, а он, будучи одной из ключевых фигур реставрации монархии, передал дворец законному наследнику казнённого короля Карла, Карлу II, когда тот в 1660 году триумфально вернулся на родину.

Именно времена Карла II и описывал Дюма в романе «Виконт де Бражелон»: «Нет, Карл II любил в Гемптон-Корте очаровательные женские фигуры, которые после полудня мелькали по террасам; он, подобно Людовику XIV, приказывал выдающимся художникам запечатлевать их красоту, так что на полотнах осталось увековеченный множество красивых глаз, лучившихся любовью». Сюда король привезёт на медовый месяц свою супругу, португальскую принцессу Катерину Браганца, и там же она будет тосковать, глядя на многочисленные портреты любовниц Карла, которые украшали стены Хэмптон-корт. Как писал Сэмюэл Пипс, не раз навещавший этот дворец, «это так мило, смотреть на юных милых дам…» Должно быть, но только не королеве — когда Карл и Катерина уединились в Хэмптон-корте после свадьбы, Барбара Палмер, его фаворитка, пожелала тоже туда отправиться, чтобы родить там своего второго ребёнка от короля. Её, к счастью, уговорили этого не делать. И там же впоследствии Карлу удалось уговорить королеву сделать Барбару своей придворной дамой.

Но прошли и эти весёлые времена. Брат Карла II, ставший после его смерти в 1685 году королём Иаковом II, не бывал, судя по всему, в Хэмптон-корте после того, как взошёл на трон. Но и правление его продлилось недолго — в результате «Славной революции» 1688–1689 года он бежал из страны, а трон перешёл к его дочери, Марии, и её супругу, штатгальтеру Нидерландов. И Мария II, и Вильгельм III любили Хэмптон-корт. Буквально сразу после коронации они решили сделать дворец своей постоянной резиденцией, несмотря на то что он «такой старый и с такой запутанной планировкой». Быть может, свою роль в этом решении сыграло то что у Вильгельма была астма, и он, как когда-то кардинал Вулси, хотел жить не просто в прекрасном дворце, а в месте со здоровым воздухом.

Однако красота Хэмптон-корта к тому времени уже значительно поблекла — зедь ему было без малого двести лет. Это был дворец династии Тюдоров, а тут уже и правление династии Стюартов, пусть пока об этом ещё не знали, подходило к концу. Он стал… старомодным. И его решили перестроить.

Вильгельм и Мария решительно взялись за дело. Кристофер Рен, знаменитый архитектор, представил свой Вариант, который предполагал полную перестройку всего дворца. Однако на это ушло бы слишком много средств, и был выбран более щадящий план-копромисс, по которому часть старого дворца должны были оставить. Именно тогда Хэмптон-корт стал таким, каким мы можем видеть его и Сегодня — в сущности, это два дворца, старый и новый.

Часть тюдоровских построек полностью снесли, и в 1689 году начали возводить на их месте новые. Изначально Рен планировал, что большая часть здания будет каменной, но тут помешала политика — Вильгельм воевал с французами, и дорога, по который из Дорсета возили камень для стройки, часто оказывалась занята военными обозами. Приходилось использовать кирпич. Король почти постоянно отсутствовал, его отвлекала война, так что в его отсутствие всем, и строительством в Хэмптон-корте, руководила королева Мария. Она хотела, чтобы он было закончен как можно скорее, но строительство пришлось замедлить после того, как наспех выстроенная южная часть дворца обрушилась и один из рабочих погиб. Как писала королева, «в этом была рука Господа, и мне был преподан урок смирения».

И всё же, как ни торопилась Мария, ей не удалось пожить в новом дворце — в 1694 году тридцатидвухлетняя королева скончалась от оспы. Вильгельм потерял и жену, и соправительницу… В первое время после её смерти ему было не до дворца, к тому же война отнимала почти все средства. Только спустя три года работы вновь возобновились.

Несмотря на войну с Францией, французское влияние чувствовалось в архитектуре нового Хэмптон-корта, что неудивительно — Кристофер Рен бывал во Франции, так что при постройке и этого дворца, и Уайтхолла его вдохновлял прекрасный Версаль. А роскошное королевское ложе было подарено королём Франции Людовиком XIV графу Джерси, который, в свою очередь, преподнёс его королю Вильгельму. Убранное красным бархатом, оно до сих пор стоит в королевской опочивальне Хэмптон-корта, а на стене висит прекрасный портрет леди Анны — матери королевы Марии. Правда, Вильгельм, весьма скромный в быту, предпочитал жить в небольших уютных комнатах дворца, а не в роскошных парадных покоях.

О совместной жизни этой королевской пары написано немало, зачастую короля даже обвиняют в равнодушии к собственной жене и пристрастии к фаворитам мужского пола. На самом же деле они вместе немало пережили и были привязаны друг к другу — смерть Марии стала для Вильгельма серьёзным ударом. Оправившись от него, он не просто завершил начатую перестройку Хэмптон-корта, а и занялся тем, что когда-то в Нидерландах увлекало их обоих — садоводством. Мария даже, вернувшись на родину, привезла с собой множество экзотических для Англии растений, которые высадили в двух оранжереях возле дворца. Теперь же по указанию Вильгельма было разбито несколько новых чудесных садов, в которых можно гулять и сейчас — жаль только, что от знаменитого некогда садового лабиринта осталось не так уж и много.

Сады Хэмптон-корта, можно сказать, и погубили короля — в феврале 1702 года он ехал через них на лошади, та споткнулась о кучу земли у кротовой норы, всадник упал, расшибся и сломал ключицу. Вильгельм уже не встал с постели — начались осложнения, пневмония, и вскоре он скончался. Сторонники вынужденного бежать из страны короля Иакова II, не считавшие Вильгельма и Марию законными правителями, радостно поднимали тосты за «джентльмена в чёрном бархате» — крота из садов Хэмптон-корта…

После смерти бездетных монархов престол перешёл к сестре Марии, королеве Анне. Она, конечно же, часто бывала в Хэмптон-корте, и именно там будет происходить Действие знаменитой поэмы Александра Попа «Похищение локона».

После королевы Анны, не оставившей после себя наследников, трон в 1714 году перешёл к родственнику, Георгу, курфюрсту Брауншвейгскому. Воцарилась новая, Ганноверская династия, пришёл конец династии Стюартов, а вместе с нею — и временам славы Хэмптон-корта. Георг I ещё жил в этом дворце, устраивал приёмы, но его сын, принц Уэльский, был куда более популярен и любим, чем он. И в 1718 году всё тот же Александр Поп писал: «Ни один уединённый дом где-нибудь в Уэльсе не располагает настолько к созерцанию, как Хэмптон-корт. Я однажды прогулялся там при луне и не встретил никого, кроме короля, который в одиночестве давал аудиенцию птицам у стены сада». Не столько смешная картина, как надеялся автор, сколько печальная…

Впрочем, принц Уэльский, став Георгом II в 1727 году, тоже порой навещал Хэмптон-корт и даже, вместе с супругой, обедал там на публике. Но в 1737 году, когда скончалась королева Каролина, двор посетил Хэмптон-корт последний раз.

Больше британские монархи не жили там уже никогда. Говорят, что Георг III никогда не наведывался во дворец, потому что помнил, как дед, Георг II, драл его там за уши. Как бы там ни было, именно во времена третьего короля Георга из Хэмптон-корта забрали часть мебели и убранства.

Казалось, дворец заснул, как в сказке о спящей красавице. Туда приезжали полюбоваться местом, где некогда жили короли, но… всё казалось безнадёжно старомодным. Ланселот Браун, «умелый Браун», ландшафтный архитектор, создатель чудесных пейзажных парков, ничего не изменил в садах Хэмптон-корта, считая, что лучше их оставить как есть, и что вся прелесть их — именно в старинной геометрической «правильности».

Сам же дворец, хотя и опустел, но не совсем. Там начали предоставлять комнаты или придворным, или служащим, которые удалились от дел. Это длилось на протяжении долгих лет… Кто только не жил в Хэмптон-корте, даже одна из многочисленных незаконных дочерей короля Вильгельма IV, предшественника королевы Виктории. О, хэмптон-кортские старушки, несмотря на свою хрупкость и дряхлость, ещё могли доставить хлопоты — так, к примеру, одна из них возмущалась наготой украшающих стены фигур и требовала либо завесить их чем-нибудь, либо закрасить… Такие постояльцы жили там и в следующем, XX веке.

В 1838 году по решению королевы Виктории Хэмптон-корт стал, что называется, народным достоянием. С тех пор дворец и окружающие его сады привлекают множество любопытствующих. Ещё бы — ведь он расположен вблизи от столицы, и у него такая увлекательная история! Его ремонтировали и реставрировали, в частности, в 1840-х годах пытались придать снова как можно более «тюдоровский» вид, конечно, в соответствии с собственными представлениями. Стены вновь украсили гобеленами, добавили старинное оружие и доспехи.

Поезжайте в Хэмптон-корт. Зачем? Прогуляйтесь по чудесным старинным садам, полюбуйтесь на сад, разбитый в 2009 году в честь пятисотлетия восхождения на престол Генриха VIII, попытайтесь заблудиться в Лабиринте (а в специальном «Садовом павильоне» можно провести конференцию или отпраздновать свадьбу). Отправьте детей на экскурсию «Королевские привидения» (взрослым вход воспрещён!). Пройдитесь по залам дворца…

Нужно только помнить, что там, где теперь гуляют беспечные туристы, Тюдоры и Стюарты жили своей такой загадочной для нас сегодня, но такой естественной для них тогда жизнью. Играл в теннис Генрих VIII, принимала послов от женихов Елизавета I, ухаживал за своими прекрасными леди Карл II… Хэмптон-корт — лучший памятник, который только можно представить.

Ричмонд

Нет, герой Шекспира имеет в виду не замок — он говорит о Генрихе Тюдоре, сыне графа Ричмонда, будущем короле Генрихе VII. Однако именно «царственный Ричмонд» построил последний Ричмондский дворец, и вопрос «где он нынче?» вполне уместен. Увы, дворец не просто не сохранился, как говорится, до наших дней, он был разрушен задолго до не наших… Зато сохранился в истории Англии.

Место, где стоял дворец, поменяло название, да и самих зданий было несколько. Ещё у короля Генриха I в 1125 году был свой «дом в Шине». Правда, затем поместье и дом несколько раз меняли хозяев, пока снова не стали собственностью короны век спустя. В 1360-х годах Эдуард III перестроил здание, но этот первый дворец просуществовал не так уж и долго. Король Ричард II очень любил это место, и лето обычно проводил там. Но летом 1394 года он потерял жену, Анну Богемскую. «Королева Анна умерла в Шине, что в Суррее, и была похоронена в Вестминстере. Её кончина была таким тяжёлым ударом для короля, что он не просто проклял место, где она умерла, но и в гневе приказал разрушить здания, в которое короли былого, утомившись от города, прибывали на отдых». Вероятно, была разрушена всё-таки только та часть, где скончалась королева Анна, а остальное просто пришло в упадок с годами.

В 1414 году король Генрих V начал восстанавливать дворец, и тот простоял до конца века, до ночи перед Рождеством 1497 года. Пожар уничтожил почти всё — и само здание, и «множество драгоценностей и прочих вещей огромной ценности». Что ж, король Генрих VII, при котором и случился пожар, первый король из династии Тюдоров, как говорили, не очень печалился — в конце концов, здание сгорело по неосторожности, а не из-за злого умысла, а ещё это давало ему повод построить новое.

«И он воздвиг дворец заново, великолепный и пышный, и сменил название „Шин“, и дал ему новое название, „Ричмонд“, ибо он и его отец были графами Ричмонд». Как заметил один тогдашний хронист, следовало бы назвать новый дворец не «Richmond», a «Rich Mount» (гора богатств), поскольку король истратил на новую Резиденцию огромные суммы. В 1501 году строительство было закончено, и началась история знаменитого Ричмондского дворца…

В том же 1501 году из Испании прибыла принцесса Катерина Арагонская, чтобы стать женой наследника Генриха, принца Артура. Один из испанских послов восторженно описывал и роскошное внутреннее убранство Дворца, и сами постройки — так, крышу главного здания вращали четырнадцать башенок, и на флюгере каждой красовался королевский герб, расписанный золотой, алой и лазоревой краской.

В Ричмондском дворце разместилась королевская семья и весь двор. Правда, семья уменьшалась — в 1502 году, через несколько месяцев после свадьбы, принц Артур скончался, и семнадцатилетняя принцесса Катерина осталась вдовой. Принцесса Маргарита Тюдор, сестра Артура, здесь же, в Ричмонде, обручилась по доверенности с королём Шотландии, Иаковом IV, а в следующем году отправилась к мужу в Шотландию. В 1503 году умерла родами королева Елизавета Йоркская, спустя шесть лет скончался и сам король Генрих VII.

Но «король умер, да здравствует король», и на трон взошёл Генрих VIII. Турниры, пиры, всевозможные развлечения — это было время, когда король Генрих был молод, когда его брак с вдовой старшего брата, Катериной Арагонской, был крепок, когда Ричмонд был любимой королевской резиденцией… Но всё преходяще.

1 января 1511 года в Ричмонде родился «новогодний мальчик», единственный сын Генриха и Катерины, который не скончался сразу после рождения — но и он не прожил долго. Узы королевского брака с годами всё слабели — королева не смогла подарить супругу и стране наследника, только наследницу.

Кардинал Вулси в те времена строил и отделывал свой восхитительный Хэмптон-корт, и, в конце концов, король Генрих, не устоявший перед красотой нового дворца, «обменялся» с кардиналом — Хэмптон-корт на Ричмонд. Хронист писал, что «удивительно было слышать, как простые люди, особенно те, кто служил Генриху VII, которые видели, как кардинал живёт в Ричмонде, который монарх так высоко ценил, ворчали, говоря „пёс мясника лежит во дворце Ричмонд“». (Вулси считали сыном мясника). Что ж, обмен был вынужденным, относительным — и король, и кардинал могли останавливаться во дворцах друг друга, и неравноценным — когда кардинал впал в немилость, то дни свои ему в Ричмондском дворце окончить не удалось.

Удача, казалось, оставила не только Вулси, но и сам Ричмонд. Он перестал быть дворцом королей и стал дворцом королев и принцев… Впрочем, быть может, это не было неудачей — чем дальше от грозного Генриха, тем лучше.

Там часто жила Катерина Арагонская, правда, ещё в ту пору, когда была королевой Англии — до того, как Генрих развёлся с ней и женился на Анне Болейн. Четвёртая супруга Генриха, Анна Клевская, на которой Генрих женился в 1640 году, была вскоре отослана в Ричмонд, а вскоре, когда король добился аннулирования этого брака, получила Ричмонд в полное своё владение. Там принцесса, превратившаяся из «жены короля» в «сестру короля», гуляла по чудесным садам, принимала гостей, в том числе бывшего супруга, и была довольна своей жизнью в этом «раю изысканности».

В Ричмонде бывал наследник Генриха, юный Эдуард VI. Там провела часть своего медового месяца и королева Мария I. Там венчались сэр Роберт Дадли и Эми Робсарт; он — будущий граф Лестер, фаворит королевы Елизаветы, она — скромная дворяночка, которая вошла в историю благодаря своей загадочной смерти, в которой веками винили её мужа.

Когда же в 1558 году на престол взошла Елизавета, Ричмонд стал одним из её любимых дворцов. Упомянем и некое историческое событие, пусть и не столь возвышенное, как королевские праздники — именно в Ричмонде сэр Джон Харрингтон, придворный Елизаветы и её крестник, установил первый в Англии туалет со сливом.

Елизавета всю жизнь любила Ричмонд и часто наведывалась туда, в Ричмонде она и скончалась в 1603 году. Тело королевы отправили в Уайтхолл, и похоронная процессия стала, наверное, последним пышным событием, которое увидел этот тюдоровский дворец.

Когда на престол взошёл Иаков I, Ричмонд стал домом для принцев династии Стюартов, Генриха Фредерика и Карла (будущего Карла I). О, старший принц, который так и не стал Генрихом IX, — отдельная, печальная страница в истории Британии.

Умный, начитанный — любовь к науке Генрих унаследовал от отца. Сильный и крепкий — в шестнадцать принц выглядел уже совсем взрослым. От отца же к нему перешёл интерес и к военным упражнениям — в верховой езде, стрельбе из лука, во владении оружием принцу не было равных. Он изучал кораблестроение и теорию военного искусства, одновременно с этим его интересовали и живопись, и скульптура, и садоводство. Советники принца путешествовали по Европе и писали принцу длинные письма обо всём увиденном — у Генриха Фредерика были обширные планы — его интересовало всё новое и полезное, что он смог бы, заимствуя опыт других стран, применить при своём дворе, а затем и в Англии.

Несмотря на юный возраст, он был уже важной фигурой в международных отношениях — на послов, которым довелось с ним встречаться, Генрих Фредерик производил большое впечатление. Его считали очень способным, умным, зрелым. Но всем надеждам не суждено было сбыться. Говорят, всё началось с того, что как-то вечером принц играл в теннис. Ему стало жарко, он снял камзол… Простуда перешла в серьёзную лихорадку, которая длилась двенадцать дней. Делали всё возможное и невозможное, но чуда не случилось — в ноябре 1612 года, трёх месяцев не дожив до своих девятнадцати лет, принц Уэльский скончался. Его оплакивала не только семья — вся Англия, и особенно по всеобщему любимцу горевали в Ричмонде.

Дворец осиротел. Генрих Фредерик так и не успел разбить новые сады, как собирался, не успел заняться перестройкой и обновлением. Но у короля Иакова и королевы Анны был ещё один сын, Карл. Через несколько лет после смерти старшего брата Карл обосновался в ричмондском дворце. У Карла был там собственный двор, и именно там и тогда он начал собирать свою коллекцию живописи. Став королём в 1628 году, он по-прежнему навещал Ричмонд, а когда его собственный сын, будущий Карл II, подрос, то его тоже, как в своё время отца, отправили жить в Ричмонд. Казалось, прежние славные времена вернулись…

На самом же деле конец был близок — гражданская война (1641–1651) отняла жизнь у Карла I, на время разрушила монархию, а заодно разрушила и Ричмондский дворец… Монархию — временно, дворец — навсегда. Через несколько месяцев после казни короля Карла всё имущество, находившееся во дворце, было описано и продано, а сам дворец постепенно, в течение десяти лет, разрушали.

«Великолепный дворец, в котором Генрих VII проявил свой вкус и которому даровал своё имя; где Генрих VIII принимал высочайших гостей; куда королева Елизавета, в своёй девственной царственности, удалялась передохнуть от государственных дел; резиденция принца Генриха, Украшенная со вкусом Франциска и размахом Медичи; чьи коридоры помнили величие Вулси, мудрость Бёрли, галантность Сидни, Эссекса и Рэли; чей приёмный зал освещали своей прелестью красавицы множества поколений — этот дворец должен был быть полностью уничтожен, а всё, что в нём было, подлежало тщательному учёту, перед тем как быть проданным тому, кто больше заплатит».

От дворца Тюдоров и Стюартов остались лишь невольно небольших строений, ворота и двор. Так мало…

Уайтхолл

Среди королевских резиденций всегда были более любимые и менее, те, что навещали часто, и те, что тихо ожидали годами, пока монарх посетит их в очередной раз. Уайтхолл же более полутора веков был резиденцией главной, и, несмотря на то что триста лет назад почти весь дворец погубил пожар, самое название «Уайтхолл» — это символ власти над всей Британией, нарицательное название правительства. Именно на улице, получившей название благодаря дворцу, расположены министерства и государственные учреждения, а прилегает к ней Даунинг-стрит, улица, где расположена резиденция премьер-министра. «В Уайтхолле решили…»

История этого места ничуть не менее многослойна, чем история других знаменитых дворцов и замков. Вестминстерский дворец, средневековая резиденция английских королей, притягивал к себе всех тех, кто имел власть или стремился ею обладать. Так что неудивительно, что архиепископ Йоркский, один из самых главных церковных сановников королевства, обзавёлся своим жилищем рядом с королевским — в 1240-е годы тогдашний архиепископ, Вальтер де Грей, приобрёл земли поблизости от Вестминстера.

К сожалению, нам неизвестно, как выглядел этот первый архиепископский дворец, Йорк-плейс. Зато мы знаем, что, когда король Эдуард I в 1290-х затеял перестройку Вестминстера, он на время переехал туда. В Йорк-плейс он жил и когда Вестминстерский дворец пострадал от пожара, и навещал его вместе со своей второй супругой Маргаритой в начале следующего столетия — для королевы даже были выстроены отдельные апартаменты. В 1470 году здание расширили в два раза, а когда архиепископом Йоркским стал Томас Вулси, то он превратил всё же относительно скромное жилище архиепископа в великолепный дворец — хозяин Хэмптон-корта и Йорк-плейс служил Генриху VIII, но роскошь любил не меньше, если не больше, чем сам король. С 1515 года по приказу Вулси в Йоркском дворце перестраивались одни здания и строились новые — от выходящей на реку раззолоченной галереи до часовни.

Итак, кардинал оказался обладателем нескольких роскошных дворцов, а тем временем Вестминстер серьёзно пострадал от пожара (в 1512 году). Это, конечно, была не единственная королевская резиденция, но она была ближе Других к парламенту. Так что Генриху VIII приходилось Пользоваться гостеприимством другого архиепископа, Кентерберийского, чей дворец Ламбет располагался поблизости. А с падением кардинала Вулси к королю наконец перешёл и Йоркский дворец, ставший главной королевской резиденцией на ближайшие сто семьдесят лет.

Снова начались перестройки. Фактически дворцов, оделённых улицей Кинг-стрит (буквально — «улицей короля»), теперь стало два. Бывший Йорк-плейс, в котором были покои короля и его семьи и размещались придворные, и вторая, новая часть «для развлечений» — там были теннисный корт, места для турниров и состязаний, петушиных боёв и т. п. Основная часть работы была выполнена сразу после того, как Генрих вступил во владение дворцом, но можно сказать, что непрерывная отделка велась вплоть до самого конца его царствования, то есть до 1547 года.

Новый дворец, который отныне назывался Уайтхоллом, стал местом двух из шести свадеб неутомимого Генриха VIII — там женился он на Анне Болейн, а после её казни — на Джейн Сеймур, подарившей ему наследника, чего не смогли сделать ни жёны до неё, ни после. В 1537 году знаменитый художник Ганс Гольбейн Младший украсил Уайтхолл великолепной росписью, изображавшей, в полный рост, семью короля — родителей Генриха VIII, Генриха VII и Елизавету Йоркскую, и самого Генриха с его третьей супругой, Джейн. Увы, одно из самых значительных произведений искусства XVI века сгинет вместе с пожаром 1698 года — к счастью, за тридцать лет до того была сделана копия. Середину изображения занимает монумент со стихотворением на латыни, которое прославляет династию Тюдоров. Говорят, что на оригинале его не было — быть может, там просто было оставлено место для портрета наследника Генриха и Джейн, Эдуарда… но в точности нам это неизвестно.

Это была далеко не единственная роспись, украшавшая стены Уайтхолла, зато самая прославленная. К сожалению, сейчас мы можем только воображать, как выглядев дворец, но судя по сохранившимся записям о суммах, потраченных на строительство и отделку, и воспоминаниям современников, Уайтхолл, место, откуда король управляв страной, был великолепен.

Генрих, по чьему приказу архиепископский Йорк-плейс превратили в королевский Уайтхолл, «самый большой дворец в христианском мире», скончался там же, в Уайтхолле, в 1547 году. Ни Эдуард VI, ни Мария I не занимались строительством — их отвлекали другие дела, да и времени на правление судьба отвела им совсем недолго. Но это не значит, что жизнь в Уайтхолле затихла — наоборот, в нём, как в главной королевской резиденции, всегда что-нибудь происходило… Там подписывал своё завещание Генрих VIII, там собирал парламент Эдуард, оттуда отправилась на свою коронацию в Вестминстер королева Мария, под его стенами стояли повстанцы под предводительством сэра Томаса Уайтта в 1554 году, оттуда же забрали принцессу Елизавету, чтобы заключить в Тауэр…

Когда же Елизавета стала королевой, чьего внимания (а порой и руки) искали иностранные принцы и чьи посольства нужно было принимать с королевской пышностью, внезапно оказалось, что пиршественные залы времён кардинала Вулси не очень подходят для этих целей — слишком малы. Так что в Уайтхолле был возведён специальный павильон для банкетов, названный «Замком идеальной красоты». Временный — но, как известно, нет ничего более постоянного, чем временное, и павильон простоял двадцать лет:

В 1603 году королём стал Иаков I Стюарт. К тому времени Уайтхолл обветшал, и пришлось вновь заняться перестройкой. К тому же, в отличие от одинокой королевы-девственницы, у Иакова была семья — заново отделали покои королевы, которые теперь заняла Анна Датская, отдельные покои были отведены принцам Генриху Фредерику и Карлу и принцессе Елизавете.

На месте елизаветинского временного павильона в 1606 году возвели новый, как впоследствии оказалось, тоже временный — там рассчитывали праздновать свадьбу Наследника престола. Но, увы, Генрих Фредерик скончался в 1612 году. Зато спустя год в часовне Уайтхолла состоялось венчание его любимой сестры Елизаветы и Фридриха, курфюрста Пфальцского, так что Уайтхолл снова стал свидетелем королевской свадьбы. В 1604 году в Уайтхолле состоялась премьера «Отелло», а в 1611-м — премьера «Бури», Иаков и Анна постоянно устраивали придворные представления-маски… Но в 1619 году павильон, где устраивались все эти праздники, сгорел, так что Уайтхоллу понадобилось новое помещение, желательно по-настоящему грандиозное.

Создать его поручили Иниго Джонсу, одному из самых известных и талантливых архитекторов, художников и, как сказали бы сейчас, дизайнеров. Джонс, который недавно вернулся из Италии, вдохновившись работами великого архитектора Андреа Палладио, основоположника классицизма, решил соединить классицизм и особенности тогдашней английской архитектуры. И хотя в процессе постройки и отделки порой приходилось идти на компромиссы, нарушая первоначальный план, Банкетный зал тем не менее стал первым зданием новой архитектуры в Англии, и одним из первых — в северной части Европы. Им восхищались, его копировали…

Это здание почти полностью занимает огромный зал, окружённый галереей, — с неё приглашённые могли наблюдать за тем, что творится внизу. Внутри — большие окна, высокий потолок, снаружи — простой фасад и крыша, окружённая балюстрадой; Банкетный зал резко отличался от построек тюдоровской эпохи. Возвышаясь над стоящим рядом старым зданием дворца, хорошо видный и со стороны реки, и с дороги, он совершенно не вписывался в общий вид Уайтхолла. Но это и не было целью Иниго Джонса — наоборот, ему хотелось создать нечто новое. Правда, когда стены Банкетного зала украсили старинными гобеленами, стиль Тюдоров попытался бороться с классицизмом, но всё-таки проиграл. А в 1635 году, уже при сыне Иакова, Карле I, Питер Пауль Рубенс и его ученики расписали Банкетный зал, изобразив на потолке «Апофеоз короля Иакова», а в южной части — «Мирное правление короля Иакова», прославляющие правление Стюартов. После этого представления-маски, которые обычно освещались факелами, больше там не проводили, опасаясь повредить роспись.

Иниго Джонс планировал перестроить в подобном стиле весь Уайтхолл — он представил Карлу чертежи нового дворца — с длиннейшим фасадом, местами в три, местами в четыре этажа. Если бы проект был осуществлён, Уайтхолл превратился бы в едва ли не самый огромный дворец Европы, за исключением Версаля, а по изяществу пропорций превзошёл бы все, включая и Версаль. Увы, это потребовало бы огромных средств, которых у Карла просто не было, так что прекрасный новый Уайтхолл так и остался на бумаге. Король тем не менее не оставлял надежды и даже незадолго до гражданской войны всё ещё планировал эту грандиозную перестройку. Тем временем Иниго Джонсу удавалось вносить хотя бы отдельные изменения, как, например, помещение, в котором король хранил свою великолепную коллекцию живописи.

А 30 января 1649 года король Карл I шагнул через пролом в стене Банкетного зала на специально воздвигнутую вплотную к зданию деревянную платформу — свой эшафот. Того Банкетного зала, который строили специально для королевских приёмов, праздников и прочих зрелищ и который теперь стал местом самого страшного и самого неслыханного для тогдашней Англии зрелища — казни монарха. Можно по-разному относиться к Карлу, как к королю, но нельзя не признать, что свою смерть он принял более чем достойно.

Уайтхолл теперь занимал Оливер Кромвель, лорд-протектор Англии; там этот человек, которому предлагали стать английским королём, и скончался. Сразу по возвращении в Англию после реставрации монархии в 1660 году Уайтхолл вновь занял настоящий король — Карл II.

Как и его отец, он мечтал перестроить Уайтхолл — проведя много времени во Франции, он хотел, чтобы его резиденция ни в чём не уступала изяществу дворцов французского короля Людовика XIV. Карл пригласил бывшего ассистента Иниго Джонса, Джона Уэбба, который разрабатывал часть проектов ещё для Карла I, а затем свой проект предложил и Кристофер Рен. Увы, Рену так и не довелось перестроить Уайтхолл — все деньги и силы были брошены на перестройку Лондона, который в 1666 году горел целых четыре дня — пламя, к счастью, не добралось до Уайтхолла, зато погубило великое множество других зданий в центре.

«Пожар способствовал ей много к украшенью», — скажет герой Грибоедова о знаменитом московском пожаре, и перестроенный Лондон украсился новыми прекрасными строениями, в том числе новым зданием собора Св. Павла, который строил всё тот же Кристофер Рен. Ну а Уайтхолл остался всё тем же скопищем многочисленных построек, отличающихся друг от друга и по стилю, и по разной степени обветшалости. Недаром про него говорили, что он, скорее, напоминает целый маленький городок, чем дворец.

Карлу II пришлось ограничиться только отдельными перестройками — Большой зал, сохранившийся ещё с тюдоровских времён, превратили в театр, а на берегу реки выстроили отдельные покои для короля с новомодными подъёмными окнами. Старые покои, тоже тюдоровский времён, обновили для новой королевы, Катерины Браганца, а новые, рядом с королевскими, отвели для королевских фавориток — властная и взбалмошная красавица Барбара Палмер, долгие годы бывшая любовницей Карла, заставила отделывать свои комнаты несколько раз подряд, пока, наконец, третий вариант её не устроил. Всего комнат во дворце было около полутора тысяч! Про хаотичный стиль Уайтхолла говорили, что он как нельзя больше соответствует такому же хаотичному стилю правления Карла II…

В 1670 году Кристофер Рен представил новый проект перестройки Уайтхолла, но работы снова так и не были начаты. С одной стороны, средств не хватало — впрочем, как всегда, с другой — Карлу разонравился Лондон, где кипела бурная жизнь и где было слишком много недовольных его правлением. Король даже подумывал перенести свою резиденцию в Винчестер. Но до этого так и не дошло — в 1685 году Карл скончался. В своём старом верном Уайтхолле.

Брат Карла, новый король Иаков II, не собирался никуда переезжать, а, наоборот, принялся за перестройку Уайтхолла, пусть и не глобальную, — так, для его второй супруги, Марии Моденской, выстроили отдельное здание, небольшой барочный дворец. Но Славная революция 1688 года, в результате которой его на престоле сменили дочь Мария и её супруг Вильгельм, штатгальтер Нидерландов, прервала его-планы.

Уайтхолл не подходил для слабого здоровья нового короля, Вильгельма III — он предпочитал Хэмптон-корт. Но Уайтхолл, в отличие от Хэмптон-корта, места отдыха и развлечений, продолжал оставаться королевским рабочим кабинетом. Королева Мария II успела только завершить строительство дворца Марии Моденской и разбить новую террасу для сада — увлекающаяся садоводством королева надеялась преобразовать старые сады Уайтхолла,

в 1694 году скоропостижно умерла от оспы. Её тело покоилось в главной королевской спальни Уайтхолла, пока его с почётом не препроводили в Вестминстерское аббатство.

Ещё в 1691 году некоторые постройки пострадали от очередного пожара, к счастью, относительно небольшого, повредившего в основном самые старые здания; теперь Уайтхолл в очередной раз планировали основательно перестроить. Однако в 1698 году огонь поглотил почти всё… Почти весь дворец, за исключением Банкетного зала. Как писал в своих воспоминаниях герцог де Сен-Симон, «огонь уничтожил Уайтхолл, самый большой и самый уродливый дворец Европы».

Да, неоднократно перестраивавшийся и дополнявшийся новыми зданиями в разном стиле то тут, то там, Уайтхолл к концу XVII столетия вовсе не блистал красотой. Но с 1530 года он был главной резиденцией монархов — не просто дворец, а символ власти над страной, власти, которая вершилась именно там… И которая однажды серьёзно пошатнулась, когда голова одного из этих монархов слетела с плеч — там же, в Уайтхолле.

Король Вильгельм собирался, конечно же, восстановить Уайтхолл, но ни у него, ни на унаследовавшей после него трон Анны не было для этого возможностей. Королевский двор переместился во дворец Сент-Джеймс, а Уайтхолл… зачах. На месте остатков старых зданий возникли новые аристократические особняки, а число государственных учреждений, которые появились на территории Уайтхолла ещё в XVII веке, в следующем веке только росло — адмиралтейство, казначейство и т. д. Правда, хотя сами по себе здания были весьма хороши, строились они весьма хаотично, без единого плана, и в 1725 году Даниэль Дефо сетовал, что они не соответствовали «величию и блеску правителей Британии и богатствам британской нации». Очередной план перестройки Уайтхолла в едином стиле был предложен не так уж давно, в 1960-х годах, но и его не осуществили. На этот раз — к счастью, потому что пришлось бы разрушить прекрасные здания XIX века.

Что напоминает сегодня о королевской резиденции Уайтхолл? Только Банкетный зал. Теперь он, успевший побывать и часовней, и секретным институтом, и музеем, стоит среди множества других зданий, и трудно поверить, что некогда он был частью огромнейшего дворца… Зато сохранилось название — «Уайтхолл». И оно по-прежнему символизирует власть. «Король умер — да здравствует король!»

Сент-Джеймс

Как Уайтхолл символизирует правительство, так и Сент-Джеймс символизирует королевский двор Великобритании. Сент-Джеймский дворец и поныне является одной из официальных королевских резиденций, в отличие от других дворцов Генриха VIII. Да-да, и этот дворец связан с его именем. Что ж, один из самых ярких королей в английской истории, как говорилось о нём в одной книге, коллекционировал дворцы так же, как некоторые коллекционируют картины.

Больница Святого Иакова (Сент-Джеймса) была покроена в Лондоне, писал английский историк XVI века Джон Стоу, «в незапамятные времена» — для больных проказой. Ещё в 1290 году король Эдуард I подтвердил права больницы на переданные ей участки земли и в канун Дня святого Иакова разрешил проводить там ярмарку (ставшую родоначальницей знаменитой некогда «May Fair», ежегодной майской ярмарки — она дала название одному из центральных кварталов Лондона, «Мэйфер»). В середине XV века больницу перестроили, а в 1531 году её выкупил Генрих VIII: «Король купил луга вокруг Сент-Джеймса, и сам Сент-Джеймс, и воздвиг там прекрасный дворец, и парк, и построил множество великолепных и просторных зданий». Сёстрам-монахиням, которые ухаживали за больными, было назначено содержание, самих больных распустили, а старое здание снесли. На его месте построили небольшой дворец из красного кирпича в типичном тюдоровским стиле. Сейчас от него сохранилась лишь часть с главным входом.

С самого начала Сент-Джеймс строили не как главную резиденцию — у короля были и Ричмонд, и Хэмптон-корт, и Уайтхолл, и другие, более скромные дома. Принято считать, что новый дворец предназначался для самой «роковой» из жён короля Генриха, Анны Болейн, женщины, ради которой он оставил королеву Катерину Арагонскую, которая так и не родила желанного наследника, зато стала матерью будущей великой королевы Елизаветы I, и которую король отправил на эшафот, обвинив в супружеской измене, инцесте и колдовстве. Инициалы Генриха и Анны и сейчас можно видеть над входом во дворец. Однако если учесть, что Анна стала королевой в 1533 году, а три года спустя её казнили, то вряд ли она успела пожить там — скорее всего, строительство закончили только к концу 1530-х годов.

Потолок часовни дворца, тоже частично сохранившейся до наших дней, расписывал Ганс Гольбейн. В то время Генрих собирался жениться в очередной раз, так что инициалы, украшающие часовню, относятся уже не ко второй супруге Анне Болейн, а к четвертой, Анне Клевской. Правда, этот брак оказался очень коротким, и неудивительно, что в одном из уголков часовни герб Генриха соединён с гербом Катерины Говард, его пятой жены — он развёлся с Анной и женился на Катерине в течение месяца, так что художнику, видимо, срочно пришлось дополнить роспись в честь новой, очередной королевы…

Окружённый полями и лесом, которые позднее превратились в парк, Сент-Джеймский дворец стоял достаточно уединённо, чтобы монарх, приезжая туда время от времени, мог отдохнуть и даже поохотиться. В конце XVI века испанский посол в Англии писал о дворце, что его «построил король Генрих для королевских отпрысков». Эдуард VI, единственный законный сын Генриха, мало бывал там — и когда был принцем, и когда стал королём. Зато во дворце Сент-Джеймс успел пожить Генрих Фицрой — бастард Генриха VIII.

Сын красавицы Елизаветы Блаунт, фрейлины королевы Катерины Арагонской, крестник кардинала Томаса Вулси, Фицрой был хотя и незаконным, но любимым ребёнком. Когда ему было шесть лет, король даровал ему титул герцога Ричмондского и Сомерсетского. В ноябре 1533 года его женили на Мэри Говард, двоюродной сестре Анны Болейн — незадолго до этого, в мае, Анна стала женой Генриха VIII. Может быть, юный герцог и достиг бы ещё больших высот при дворе (хотя вряд ли отец назначил бы его наследником), но в 1536 году, в возрасте всего семнадцати лет, он скончался в Сент-Джеймском дворце, скорее всего, от болезни лёгких.

После смерти самого Генриха в 1547 году во дворце некоторое время жила его вдова Катерина Парр, впрочем, Ненадолго его пережившая — вскоре она вышла замуж и умерла при родах. Катерина, достойная леди, заботилась обо всех детях супруга, и Мария, дочь короля от Катерины Арагонской, навещала мачеху в Сент-Джеймском дворце.

Когда в 1553 году она взошла на престол, то именно этот дворец стал её любимой резиденцией. Там она тосковала по мужу, испанскому принцу Филиппу, который надолго оставлял её одну, там в 1558 году она подписала договор, по которому англичане лишились Кале, которым владели много лет. В ноябре того же года королева Мария, которая вошла в историю как жестокая «Кровавая Мэри» и которая на самом деле была несчастной женщиной в сложные времена, скончалась. Её тело несколько недель покоилось в королевской часовне Сент-Джеймского дворца, прежде чем было захоронено в Вестминстерском аббатстве.

Королева Елизавета, сменившая Марию на троне, тоже часто бывала в этом дворце — в Уайтхолле она занималась государственными делами, а в тихом Сент-Джеймсе отдыхала. Скажем, в 1564 году Роберт Дадли, фаворит и близкий друг Елизаветы, подучил титул графа Лестера, и это событие там пышно праздновали. В Сент-Джеймсе же, в 1588 году, Елизавета ожидала новостей, когда корабли испанской Великой Армады двинулись на захват Англии. Молитвы королевы были услышаны — страна была спасена, потрёпанный испанский флот с трудом вернулся обратно.

В 1604 году дворец перешёл во владение Генриха Фредерика, старшего сына короля Иакова I. Стюарты, переселившись из Шотландии в Англию, принялись обновлять и перестраивать доставшиеся им в наследство от Тюдоров дворцы. Наследник престола, круг интересов которого был очень широк, дополнил Сент-Джеймс и специальным помещением, в котором была пушка — принц увлекался артиллерией, приказал разбить тутовый сад — для разведения шелкопрядов и т. д. Так же, как и в Ричмонде, и в Уайтхолле, здесь разместились коллекции произведений искусства — дело, которым увлекались и король Иаков, и оба его сына — Генрих-Фредерик и будущий Карл I.

Так же, как и Ричмонд, Сент-Джеймс перешёл к Карлу после смерти старшего брата, а когда в 1625 году Карл женился на французской принцессе Генриэтте-Марии Бурбон, дочери французского короля Генриха IV, то Сент-Джеймс из «дворца для принцев» превратился в частную резиденцию Карла и его молодой супруги. Там родилась большая часть их детей, в том числе и будущие короли Карл II и Иаков II — первые принцы, рожавшиеся когда-либо в этом дворце; там стояла главная колыбель государства, убранная кармазинным бархатом, золотой парчой и горностаем.

Столь же роскошно было и убранство всего дворца — Карл I не жалел средств; другое дело, что этих средств становилось всё меньше и меньше, казна истощалась… Как писал в 1638 году французский посол, «невозможно описать количество покоев, чьи стены украшены роскошными тканями, где расставлена всевозможная мебель».

Но всему приходит конец. Во время революции и гражданской войны Сент-Джеймский дворец стал тюрьмой Для трёх детей короля — принцессы Елизаветы, Генриха, герцога Глостерского, и Иакова, герцога Йоркского. Герцог Йоркский, второй по старшинству сын Карла I, провёл там почти год, прежде чем смог бежать в 1648 году. Именно в этом дворце король провёл свои последние дни в январе 1649 года перед своей казнью, там простился со своими детьми, которые ещё оставались в Англии, четырнадцатилетней Елизаветой и восьмилетним Генрихом: «Принцесса, будучи старше, лучше осознавала, что происходит с её царственным отцом, у неё был печальный вид, и она много плакала. А её маленький брат, глядя на слёзы сестры, тоже стал печален, хотя, благодаря своим юным летам, ещё не мог осознать, в чём дело. Король поднял их с колен, поцеловал и благословил, а затем, посадив к себе на колени, дал им наставления о том, как надлежит исполнять свой долг и блюсти верность королеве, их матери и принцу, своему наследнику, любить герцога Йоркского и других родичей». Карл провёл в Сент-Джеймсе эту свою последнюю ночь, а наутро следующего дня отправился по конвоем в свой другой дворец, Уайтхолл, где уже был воздвигнут эшафот…

Увы, не все из детей казнённого короля смогли порадоваться реставрации монархии и воцарению своего самого старшего брата, ставшего Карлом II. Принцесса Елизавета пережила отца всего на год, две другие сестры, Мария и Генриэтта, вышли замуж, но умерли совсем молодыми… В сущности, из всей семьи у короля Карла II оставался только Иаков (Джеймс), герцог Йоркский. Ему, своему единственному остававшемуся в живых брату, король и отдал дворец-тёзку.

Итак, Сент-Джеймский дворец снова стал «семейным гнездом», как это было при Карле I. В 1662 и 1665 годах соответственно на свет появились дочери герцога и его первой супруги, Анны, принцессы Мария и Анна, которые впоследствии по очереди стали королевами Англии (сама герцогиня Йоркская скончалась в этом дворце в 1671 году).

Хотя Карл II жил в другом дворце, и он, и в особенности его придворные часто навещали Сент-Джеймс — относительно уединённо стоящий дворец, рядом с которым был «огромный луг, всегда зелёный, по которому летом прохаживались дамы», был весьма привлекателен для весёлых прогулок. У некоторых же придворных дам были там и свои покои, в частности, у Барбары Палмер, Луизы де Керуайль и Гортензии Манчини — прекрасных, но капризных королевских фавориток. Луга и охотничий парк, разделявшие Уайтхолл и Сент-Джеймс, привели в порядок; советы по благоустройству давал будущий главный садовник Версаля, так что вскоре сады около Сент-Джеймса стали ещё более популярны. Настолько, что о так называемом «пруде Розамонды» говорили, мол, «каждый год там появляется около тысячи рогоносцев» — красавицы, гулявшие там, надо полагать, мало заботились о собственной добродетели.

Когда в 1685 году герцог Йоркский сменил на троне своего брата и стал королём Иаковом II, он переехал в главную королевскую резиденцию, дворец Уайтхолл. Сент-Джеймс же перешёл к его второй супруге, Марии Моденской. Очаровательная Мария, единственная дочь Альфонсо IV д’Эсте, герцога Моденского, была младше своего супруга на двадцать пять лет, но брак оказался весьма удачным. За исключением одного — Мария была католичкой, как и две её предшественницы — королева-француженка Генриэтта-Мария, супруга Карла I, и королева-португалка Катерина Браганца, супруга Карла II. Сам король Иаков тоже был католиком, и политическое напряжение в стране, в частности, межу католиками и протестантами, нарастало.

Летом 1688 года во дворце Сент-Джеймс после пятнадцати лет брака в королевской семье наконец появился на свет наследник, причём наследник-католик — это стало последней каплей. Стране не нужен был следующий король-католик, и разразившаяся Славная Революция заставила короля Иакова вместе с семьёй покинуть не только дворец Сент-Джеймс, но и страну.

Новые король и королева, Вильгельм III и дочь Иакова, Мария II, не захотели жить в Сент-Джеймсе, навещая его только время от времени, и в 1695 году, после смерти Марии, Вильгельм отдал дворец её младшей сестре Анне. Анна была единственной наследницей бездетной королевской пары, так что старый дворец как следует привели в порядок. А всего несколько лет спустя, в 1698 году, сгорел Уайтхолл, так что главную королевскую резиденцию перенесли в Сент-Джеймс.

Когда после смерти своего зятя Анна стала королевой, она осталась в Сент-Джеймсе. Теперь дворец пришлось дополнить новым крылом, в котором находились покои правящей королевы, в том числе тронным залом и залом для официальных приёмов (они сохранились и до наших дней). Именно в годы правления королевы Анны Сент-Джеймс стал не просто одним из королевских дворцов, как было ранее, — он стал самым главным дворцом, и блестящий английский двор собирался именно там.

Вот как, по воспоминаниям современников, выглядел съезд придворных перед очередным приёмом во дворце: «Погода соответствовала праздничному настроению. Небо было чистым и солнечным, воздух наполняли свежесть и ароматы весны. Со двора дворца доносились военные марши, и пока гвардейцы занимали свои места на Сент-Джеймс-стрит, слышались их тяжёлые шаги, позвякивала амуниция.

За час до полудня терпение тех, кто заранее занял свой места, было вознаграждено, и придворные начали прибывать — поначалу поодиночке, затем целыми группами. Наука расчищать дорогу кнутом была тогда не столь хорошо известна, как в наши дни, а, возможно, роскошными и удобными, хотя и несколько громоздкими экипажами, которые были тогда в моде, было не так легко управлять. Как бы там ни было, между кучерами вспыхивали ссоры, то и дело звучала ругань. Экипажи наводнили даже дорогу для пешеходов, и кучера оттесняли толпу, не заботясь о рёбрах и ногах тех, кто не уступал им дорогу. Конечно же, последовала неразбериха. Однако, хотя людям в толпе, которых стискивали и толкали, было неудобно, всё равно царили радость и хорошее настроение.

Вскоре поток гостей увеличился, и кареты, коляски, седаны четырьмя ровными рядами устремились к дворцу. Занавески в экипажах в большинстве своём были раздвинуты, и внимание зрителей сосредоточилось на сидящих там ослепительных красавицах в кружевах и драгоценностях, на щёголях в роскошных костюмах, на важных судьях и их преподобиях в соответствующем облачении, на представителях армии и флота в полном обмундировании, иностранных послах и всех тех, кто только бывает при дворе. Экипажи большинства из них были новыми и чрезвычайно пышными, так же как и ливреи стоящих на запятках слуг.

Одежда тех, кто сидел в экипажах, была самых разных цветов, из богатых тканей, и это добавляло красок и блеска общей картине. Там были шёлк и бархат всех оттенков радуги, всевозможные парики, от изысканных „Ramillies“, которые только что вошли в моду, до изящных ниспадающих „French Сатрапе“. Не было недостатка и в шляпах с перьями, кружевных галстуках и манжетах, бриллиантах, табакерках, пряжках, тростях и прочих приметах щегольства».

В упомянутый выше зал для приёмов мечтали попасть все юные аристократы королевства — чтобы быть представленными при дворе. Что ж, двор — это особый мир, в котором можно с большими трудностями достичь высот и легко оступиться… Один из тогдашних писателей вспоминал: «Мне часто доводилось слышать, что английские девушки, с цветом юности на щёчках, самые прелестные создания в мире. Можно было бы сделать вывод, что зал для приёмов, где собралось множество этих бутонов, чтобы впервые распуститься, должен представлять собою интереснейшее зрелище. Этим утром, заметил я, должны были быть представлены несколько юных леди, и даже уродство дам в возрасте едва ли было более отталкивающим, чем болтовня некоторых из этих цветущих юных красавиц. Более неуклюжим, чем девочка только что со школьной скамьи, может быть разве что телёнок. Вооружённые наставлениями гувернанток и против развязности, и против тщеславия, не зная никого из присутствующих, не понимая ничего, они боятся сидеть, стоять, говорить, смотреть, и всё время напряжены, опасаясь совершить какой-либо промах. Эти увиденные мною вчера девушки, смущённые, испуганные, неуклюжие, вскоре превратятся в элегантных леди. Но что станет с цветом их лица и простотой общения?»

Теперь история Сент-Джеймского дворца стала, по сути, историей жизни британских монархов. После Анны короли Георги, и Первый, и Второй, и Третий, представители новой, Ганноверской династии, занявшей трон, продолжали жить здесь. В Сент-Джеймсе занимали свои покои королевские фаворитки, из Сент-Джеймса изгоняли провинившихся придворных, а порой и собственных отпрысков (король Георг I выставил оттуда своего сына, принца Уэльского, а тот, став впоследствии королём Георгом И, в свою очередь так же поступил с собственным сыном после очередной ссоры), в Сент-Джеймсе появлялись всё новые и новые постояльцы, ради которых приходилось сносить старые, ещё тюдоровские постройки…

Словом, дворец, в котором кипела столь бурная жизнь, именно благодаря ей и терял понемногу красоту, превращаясь в нагромождение из отдельных построек — то же самое произошло в своё время и с Уайтхоллом. Так что уже в 1732 году его описывали «вызывающим презрение других наций и позором нашей собственной». В 1760-х годах Георг III обзавёлся новым дворцом, Букингемским, и Сент-Джеймс начал всё быстрее приходить в упадок. А в 1809 году вспыхнул пожар, в котором сгорело целиком восточное крыло дворца и часть южного фасада. Это вполне могло стать началом конца, как это было с другими королевскими дворцами, однако на самом деле вдохнуло в Сент-Джеймский дворец новую жизнь.

Ту часть, где были королевские покои, восстановили в 1813 году, а в 1820-х годах началась более серьёзная перестройка — не такая значительная, как планировалось, со снесением всех старых зданий, и тем не менее преобразившая старинный дворец. Он, правда, по-прежнему представлял целый комплекс, в который теперь входили как и сам дворец, так и несколько отдельных зданий, таких как Кларенс-хаус или Ланкастер-хаус, где в разное время жили представители обширной королевской семьи.

Будущий король Георг IV, бывший в те времена регентом при отце, безумном Георге III, жил в Карлтон-хаусе, а вот остальные принцы, его братья, в том числе и будущий Вильгельм IV, продолжали жить в Сент-Джеймском дворце. Когда в 1820 году Георг IV взошёл на престол, он поселился в Букингемском дворце. Последним королём, чья официальная резиденция была в Сент-Джеймском дворце, стал его брат, Вильгельм IV. Королева Виктория окончательно перенесла резиденцию в Букингемский Дворец, но жизнь в Сент-Джеймсе вовсе не замерла, как можно было бы представить.

В часовне дворца принцы и принцессы венчались не только во времена Стюартов и Ганноверов — именно там состоялась одна из самых известных свадеб XIX века, Свадьба королевы Виктории и принца Альберта в 1840 году, и ещё не раз члены британской королевской семьи произносили там свои свадебные обеты.

В наши дни во дворце Сент-Джеймс находятся резиденции Чарльза, принца Уэльского и его сестры, принцессы Анны; в Кларенс-хаусе, где долгие годы жила королева-мать, мать королевы Елизаветы II, теперь живёт принц Уэльский и его семья — правда, с января 2009 года сыновья принца, Уильям и Гарри, перебрались в сам дворец. Там расположены некоторые из официальных учреждений и проходят торжественные приёмы. И именно в Сент-Джеймсе провозглашали и когда-нибудь вновь провозгласят вступление на престол нового монарха…

И пусть официальной резиденцией королевской семьи вот уже более полутора веков является Букингемский дворец, когда говорят о британской монархии, имеют в виду Сент-Джеймс.

Букингемский дворец

У нас герцогов называют «Бекингэм» или «Бэкингем», дворец — «Букингемским», в Англии же в обоих случаях произносят «Бакингем». Но не будем ломать традицию, так что речь пойдёт именно о Букингемском дворце, который в 1837 году, когда на престол взошла юная королева Виктория, стал официальной резиденцией британских монархов и остаётся ею по сей день. Самый, если можно так сказать, главный дворец Британии — хотя и не самый старинный. Что ж, наверное, это и хорошо — жить в старинных замках далеко не так приятно, как читать о них.

Букингем-хаус, который со временем превратится в дворец, был построен в 1702–1705 годах по заказу Джона Шеффилда, первого герцога Бекингэма и Норманби. Нет-нет, он не был родственником Джорджа Вильерса, первого герцога Бекингэма, фаворита короля Иакова I, которого мы знаем в основном благодаря роману «Три мушкетёра». Его сын не оставил после себя наследников, род угас. Так что в 1703 году незадолго до того взошедшая на престол королева Анна даровала этот титул Джону Шеффилду, государственному деятелю, в качестве награды за заслуги на политическом поприще.

Место, где построили Букингем-хаус, за долгие столетия переходило из одних рук в другие. В частности, во времена короля Иакова, в начале XVII века, там был тутовый сад, где разводили шелкопрядов, надеясь наладить в Англии собственное производство шёлка. Но из этого ничего не вышло, а сад стал просто местом для прогулок, сохранив, однако, первоначальное название, Малбери-гарден (Mulbery-garden, тутовый сад). Поначалу парк, видимо, был популярен, но постепенно вышел из моды — во всяком случае, в своём дневнике за май 1668 года Сэмюэл Пипс упоминает его уже как место Довольно неинтересное, где гуляет не самая приличная публика, а природная часть парка «весьма мила, хоть и слишком уж дикая».

В 1633 году стоявший там небольшой дом перестроили, и по имени владельца он получил название Горинг-хаус. В 1674 году это здание сгорело, и новый дом, Арлингтон-Хаус, простоял там до 1702 года, пока его не купил будущий Герцог Бекингэм. Что ж, именно его имя и будет носить дворец британских монархов…

Однако пока что это был просто дом, хотя и достойный герцога — красивое барочное здание с трёхэтажной центральной частью, которое колоннадами соединялось с двумя меньшими крыльями. Такой размах больше был бы уместен за городом, но, с другой стороны, неудивительно, что этот особняк между Сент-Джеймским парком и Гайд-парком в конце концов привлёк внимание королевской семьи.

В 1761 году король Георг III купил Букингем-хаус у сэра Чарльза Шеффилда, незаконного сына герцога Бекингэма (тот стал наследником герцога после смерти законного сына). Двадцать одну тысячу фунтов стерлингов, за которые тогда был куплен Букингем-хаус, сейчас приравнивают почти к трём миллионам.

Георг III взошёл на престол совсем незадолго до этого, в 1760 году. Иногда пишут, что он купил Букингем-хаус для своего многочисленного потомства. На самом же деле в 1761 году Георг только что женился на Шарлотте Мекленбург-Стрелицкой и пока что не мог и предполагать, что у него будет пятнадцать детей. Он просто подыскивал место, где смог бы жить — не в Кенсингтоне, где скончался его дед, Георг II, не в заброшенном Хэмптон-корте, не в «пыльном», как говорил король, Сент-Джеймсе, который король терпеть не мог. Последний был местом для официальных приёмов и государственных дел, а Георгу III нужен был относительно небольшой частный дом, так что в 1762 году он вместе с супругой, королевой Шарлоттой, переехал в Букингем-хаус.

Конечно же, его перестроили, заново отделав и снаружи, и внутри — место прихотливого барокко занял неоклассицизм с его более простыми линиями. Георга и Шарлотту интересовала не столько пышность — её довольно было в Сент-Джеймсе, сколько удобство и элегантность.

Целых четыре комнаты были отведены под библиотеку короля (ко времени его смерти в 1820 году было шестьдесят семь тысяч томов — оставшуюся от его предшественников на престоле, начиная с Генриха VIII, библиотеку он увеличил в восемь раз!). Американский посол Джон Адамс так описывал её: «…Везде был тот же вкус, тот же здравый смысл, та же элегантность, та же простота — без всякой вычурности, выставления напоказ, чрезмерной роскоши или скупости».

Собирал король и живопись — он не был первым среди британских монархов-коллекционеров, зато был одним из самых страстных. Сохранилась чудесная картина, на которой изображены два маленьких принца, старшие сыновья Георга III — они играют в комнате, стены которой увешаны портретами, включая портреты их предков Стюартов, некогда написанные знаменитым Ван Дейком.

Букингем-хаус стали называть дворцом королевы — что ж, именно для семейной жизни с Шарлоттой король Георг и приобрёл это место. Её покои были на первом этаже, и отделка их была более пышной, чем в комнатах короля. Там родились все дети, за исключением самого старшего, тёзки отца, который впоследствии стал королём Георгом IV.

В 1810 году дворец королевы решили обновить — прошло почти ровно полвека с тех пор, как его отделали в соответствии с тогдашним стилем, теперь же он казался старомодным. Меняли обивку стен, мебель, некоторые комнаты меняли местами — так, гостиная королевы превратилась в тронный зал. Правда, последнее изменение было обусловлено тем, что королеве теперь приходилось Чаще, чем ранее, проводить официальные приёмы — король больше не мог этого делать…

Да, Георгу III было не до перестройки Букингем-хауса — его болезнь усилилась (король страдал от полученной по наследству порфирии), и в 1811 году принц Уэльский был назначен регентом королевства, а потерявший разум несчастный король в течение девяти лет угасал в Виндзорском замке, где и скончался в 1820 году.

Но именно при его сыне, короле Георге IV, красивый, но весьма скромный по королевским меркам Букингем-хаус и превратили в Букингемский дворец. Этот замысел родился у Георга ещё тогда, когда он был регентом и жил в Карлтон-хаусе, — именно перестроенный Букингем-хаус должен был стать его частной резиденцией, когда Георг взошёл бы на престол. Известный архитектор Джон Нэш представил свой проект в 1818 году, но работы так и не начались — требовались огромные средства, и предоставлять их регенту, который и без того слыл расточительным, парламент не спешил.

Всё изменилось, когда Георг стал королём. Изменился постепенно и сам проект — вместо частной резиденции Букингемский дворец, как решил король, должен был стать официальной, а значит, ещё более роскошной и величественной. Подняли фундамент, центральную часть здания увеличили в два раза, пристроили новые крылья — они образовали ещё больший, чем прежде, двор; в честь победы над наполеоновской Францией воздвигли мраморную триумфальную арку и т. д.

Правда, парламент не ожидал, что перестройка примет такой размах и понадобится столько средств — через несколько лет смета, как оказалась, была превышена в несколько раз. И когда в 1828 году Джон Нэш обратился к премьер-министру, которым тогда как раз стал герцог Веллингтон, прославленный военный и политик, тот, как рассказывают, ответил: «Не рассчитывайте, что я буду искать дополнительные средства — да чёрт меня раздери, если я это сделаю!» Но, тем не менее, средства всё-таки выделили. Всего на перестройку дворца ушло, разным сведениям, около от трёхсот до семисот тысяч фунтов.

Карлтон-хаус, где ранее жил Георг, в 1825 году снесли, на его месте построили роскошные особняки (по проекту всё того же Джона Нэша) и сдали в аренду, средства от которой тоже пошли на Букингемский дворец. Георг IV, большой любитель роскоши, собравший в своём пышно отделанном Карлтон-хаусе великолепную коллекцию живописи, французской мебели, скульптур, фарфора и т. п., велел переправить её в обновлённый дворец. Увы, пожить там королю так и не довелось — в 1830 году он скончался, так и не успев увидеть окончания работ.

Его младший брат, который взошёл на престол под именем Вильгельма IV, остался в своём особняке, Кларенс-хаусе. Вкусы у «короля-моряка» были куда скромнее, чем у Георга, — роскошный дворец, который уже пробил значительную дыру в казне, был ему не нужен, и он даже подумывал о том, не снести ли его. Но уже было вложено слишком много средств, так что работы пришлось продолжить. В августе 1831 года строительство возобновили; на этот раз его возглавил архитектор Эдвард Блор — как говорилось о нём в одной книге, может быть, и не столь талантливый, как Нэш, зато его труд обходился куда менее дорого.

Блору нравился проект Нэша, но вот хозяйственную часть дворца он раскритиковал, так что был построен ряд дополнительных помещений для различных служб. Что же касается внутренней планировки дворца, почти всё, за небольшим исключением, соответствовало проекту Нэша, Блор изменил его мало.

Правда, результат, тем не менее, не удовлетворил Вильгельма. В 1834 году Вестминстерский дворец, где Размещался парламент, сгорел, а король, как писал один из министров, «казалось, был рад случаю избавиться от Букингемского дворца и сказал, что хотел бы подарить его парламенту, и что это будет самый прекрасный парламент в Европе». Но новое здание парламента построили на месте старого, вернее, старинного, и Букингемский дворец остался у короля. Впрочем, он так никогда и не переехал в него. Дворец был почти полностью готов, но пуст и, казалось, никому не нужен. Правда, вскоре у него появилась новая хозяйка…

В 1837 году после смерти Вильгельма IV на престол взошла семнадцатилетняя Виктория, его племянница. Буквально в течение месяца новая королева переехала из Кенсингтонского дворца, где жила раньше, в Букингемский. В 1840 году Виктория вышла замуж за Альберта Саксен-Кобург-Готского, и дворец стал настоящим семейным гнездом, как во времена Георга III, — правда, от Букингем-хауса тех времён почти ничего не осталось.

Букингемский дворец, особенно после замужества королевы, продолжили перестраивать и отделывать. В частности, и Виктория, и Альберт, молодая, красивая, влюблённая пара, любили развлечения, так что в 1840-х годах во дворце часто устраивали балы, в том числе и костюмированные. Но выяснилось, что места слишком мало, так что иногда балы проводили даже в тронном зале. Решено было построить отдельный, большой зал, что и поручили Джеймсу Пеннеторну, ученику Джона Нэша, первого архитектора, который работал над Букингемским дворцом. Работу завершили к 1852 году, и бальный зал дворца, который занял специально пристроенное крыло, оказался самым большим помещением для танцев во всём Лондоне — 37,5 м в длину и 18,3 м в ширину.

Но места не хватало не только для танцев, но и для всё увеличивавшейся семьи — королева исправно дарила наследников мужу и стране. Эдвард Блор, который занимался дворцом во времена предыдущего короля, Вильгельма IV, спроектировал новое крыло в восточной части дворца. Правда, многие сочли, что оно, отличаясь по стилю от всего остального, «больше подошло бы вокзальной гостинице, чем королевскому дворцу». Кстати, несмотря на дорогостоящие переделки, в роскошном дворце были проблемы с отоплением и канализацией… Их, правда, устранили в течение нескольких лет, но до того и королеве с придворными дамами пришлось помёрзнуть от холода, поскольку дым, валивший из каминов, мог испортить отделку, и принцу пришлось пострадать от головных болей, потому что из канализации шёл ужасный запах.

Корили королеву и за перенос мраморной арки, которую Джон Нэш создал по образу арки императора Константина в Риме — белоснежная арка из каррарского мрамора, которую дополнили прекрасными бронзовыми воротами, служила парадным въездом во дворец и обошлась Георгу IV в своё время в огромную сумму, хотя, быть может, и заслуженно. А королева Виктория якобы сочла, что арка слишком узка для её кареты, поэтому ворота уничтожили, а арку всё-таки пощадили, правда, перенесли в другое место. Вряд ли дело действительно было в королевской карете — просто понадобилось место для нового крыла, но её тем не менее перенесли — туда, где ранее была знаменитая лондонская виселица Тайберн. Там арка стоит и по сей день.

Интерьер дворца был роскошен, правда, как писал автор одной из книг про брак Виктории и Альберта, которая вышла в начале XX века, далеко не всегда отличался вкусом: «Всякий раз, как Букингемский дворец отделывали заново, в ход шли всё более яркие оттенки тёмно-красного, пурпурного и золотого. Золотом украшали потолки и стены, оно покрывало резьбу на стульях и диванах, оно сияло на безделушках и сверкало на драпировках. Одну из комнат отделали жёлтым атласом, и каждый предмет остановки в ней был покрыт золотом. Тронная зала была убрана тёмно-красным атласом и бархатом, и везде, где только можно, была украшена золотом. В бальном зале, который закончили только в 1856 году, был золотой потолок, который поддерживали коринфские колонны из искусственного порфира с золотыми капителями; а в одном из залов для приёмов были колонны из пурпурного искусственного мрамора, имитировавшего ляпис-лазурь. Это о них презрительно писал Чарльз Гревилль [оставивший подробные дневники о временах Георга IV, Вильгельма IV и Виктории]: „Бесконечные колонны малинового цвета, при взгляде на которые вам становится дурно“. И добавлял, что дорогостоящая отделка в официальных покоях была поразительно безвкусной. Эти поддельные мраморные колонны стояли по всему дворцу, едва ли не во всех комнатах, и вместе с зеркалами и яркими красками были самыми характерными чертами интерьера дворца. И хотя, что приятно отметить, личные покои королевы были куда более скромными, трудно вообразить, как можно было жить посреди всего этого».

Кроме того, Клер Джеррольд, автор этого весьма ядовитого (но, по всей видимости, заслуженного описания) рассказывает о карикатуре, которая появилась в журнале «Панч» в середине 1840-х годов, когда королева обратилась к парламенту за средствами на переделку фасада и передней части дворца. На ней королева, принц, четверо детей и нянька с пятым ребёнком на руках обращаются к «добрым людям» за помощью, описывая своё бедственное положение и нищенское проживание. А когда лорд Джон Расселл выдвинул идею не просто выделить средства, а, может быть, и построить новый дворец, то Дуглас Джеррольд, писатель и драматург, отозвался на это так: «Лорд Джон Расселл полагает, что „ещё лучше было бы“ — конечно, если бы у Джона Буля были бы деньги — „начать строить новый дворец“. Новый дворец! И, конечно, следующему обитателю он тоже покажется чересчур большим или чересчур маленьким, слишком высоким или слишком низким, слишком сырым или слишком задымленным. Как трудно удовлетворить королевское тщеславие! Счастливы улитки — их короли, как говорит поэт, носят свой домик на спине».

Путеводитель по Европе, изданный в 1864-м, так описывает дворец: «Букингемский дворец, главную резиденцию королевы Виктории, можно посетить, когда двор в отъезде. Билет можно получить у лорда-гофмейстера. Главные покои — это тронный зал, библиотека, зелёный зал для приёмов, галерея скульптур, в которой также есть прекрасные живописные полотна, главное из которых принадлежит кисти Рембрандта — король Георг IV заплатил за него 5000 гиней. Интерьер дворца роскошен, однако там весьма темно и во многих помещениях лампы зажжены в течение целого дня. В саду есть прелестный павильон, расписанный известнейшими художниками, такими, как Лэндсир, Маклис и другие. <…> Рядом находятся королевские конюшни, которые тоже следует посетить, получив разрешение у главного конюшего».

Шотландская писательница Генриэтта Кэдди, которая писала под псевдонимом Сары Титлер и чья мать дружила с королевой Викторией, так описывала роль Букингемского Дворца в жизни королевы: «Букингемский дворец был их лондонским домом, в который они приезжали каждый Сезон, когда Парк-лейн и Пикадилли, площади и улицы Белгравии заселялись подходящими обитателями. Из этого дворца юная королева отправилась в Вестминстер на свою коронацию, а вечером, вернувшись, любовалась иллюминированным в её честь Лондоном. Здесь она объявила членам своего совета о предстоящем браке, здесь она встретилась со своим женихом-принцем, который пересёк море, чтобы жениться на ней. Из этих ворот выехала она невестой в белом, убранной флёрдоранжем, и по этим ступенькам новоиспечённой супругой поднялась, опираясь на руку своего мужа. Здесь родилась большая часть её детей. Здесь крестили старшую дочь, и, так же как и мать в своё время, она отправилась из Букингемского дворца в Сент-Джеймс, чтобы обвенчаться. Совсем рядом состоялись жалкие попытки покушения на жизнь королевы, и именно рядом с Букингемским дворцом собирались и знать, и простой народ, чтобы убедиться в безопасности Её Величества и заверить в том, что они полны возмущения случившимся и глубоко ей сочувствуют. На этом балконе она показывалась народу, и тысячи глоток ревели при её появлении — в тот день, когда открылась всемирная выставка, и в тот день, когда гвардейцы отправились на Крымскую кампанию. В этих галереях и залах проходило пышное празднование „Бала Плантагенетов“, устроенного королевой. Великолепное, изысканное общество из самых уважаемых джентльменов и самых прекрасных леди часто посещало здешние празднества. По этим тихим садам королева неторопливо прогуливалась рука об руку со своим возлюбленным музеем».

Судьба подарила Виктории семейное счастье, но не на всю жизнь — в декабре 1861 года принц Альберт скончался. Овдовевшая королева до конца дней носила траур по любимому мужу и старалась сохранить всё так, как было при нём, даже в мелочах: «Картины в Букингемском дворце были развешены в соответствии с указаниями принца-консорта, и королева желает, чтобы всё оставалось по-прежнему на своих местах». Виктория проводила много времени в Балморале, Виндзоре и других королевских резиденциях, приезжая в Букингемский дворец только 0 крайнем случае, когда требовалось её участие в официальных церемониях. Сочувствие публики по поводу её утраты понемногу сменялось раздражением — королева, казалось, пренебрегала своими священными обязанностями, и неудивительно, что в 1864 году кто-то повесил на ограде Букингемского дворца плакат с надписью: «Продаётся или сдаётся внаём, поскольку владелец им пренебрегает».

Ни музыки, ни балов, ни праздников — столовая для торжественных приёмов простояла запертой около тридцати лет! Исключение было сделано только в 1887 и 1897 годах, на «золотой» и «бриллиантовой» годовщинах восхождения королевы Виктории на престол, всё остальное время дворец простоял относительно заброшенным.

В 1901 году, после смерти матери, на престол взошёл сын Виктории и Альберта, Эдуард VII. Новый король решил сменить интерьеры Букингемского дворца, слишком обветшавшие к тому времени и казавшиеся ему слишком мрачными и старомодными. В результате внутри дворец преобразился — красно-золотой интерьер сменился модным тогда бело-золотым, исчезли столь любимые родителями монарха тартаны — их сменили редкие старинные ткани и т. д. А бальный зал был отделан в стиле Людовика XVI — бело-золотые стены, ионические колонны, гобелены на стенах. Этот стиль был подхвачен аристократией, и интерьеры Букингемского дворца стали объектом для подражания. Правда, многие считали тогда, и считают теперь, что новая внутренняя отделка перестала соответствовать изначальным представлениям создателя дворца, Джорджа Нэша, о том, как он должен выглядеть. Естественно, при переделке ушла большая часть свидетельств предыдущих эпох — ну что ж, ведь викторианская эпоха пришла на смену георгианской, а теперь и её заменила эдвардианская…

Перед восточным фасадом Букингемского дворца появился огромный белоснежный памятник королеве Виктории. Сам восточный фасад, официальный, тот, куда входит балкон, с которого выступают перед народом британские монархи, тоже был перестроен. Это произошло в 1913 году, уже при новом короле, Георге V, который унаследовал трон в 1910 году, и таким мы видим его и по сей день. Тогда же закончили прокладывать Мэлл, улицу, которая ведёт от площади перед дворцом к Трафальгарской площади и которая служит местом для парадов и церемониальных шествий.

Георг не любил Букингемский дворец, он был для него слишком официальным и помпезным. В свободное время король, который был равнодушен к светской жизни, предпочитал ездить верхом и играть в гольф, гулять со своими детьми — конечно, Букингемский дворец был для этого не лучшим местом. Георг даже предлагал снести его, а на этом месте разбить общественный парк, но до этого не дошло. Королева Мария, супруга Георга, ценительница и покровительница искусства, относилась к наследству более бережно, так что кое-где во дворце даже смогла восстановить первоначальный интерьер, который так усердно переделывал её свёкор Эдуард VII.

Больше Букингемский дворец не подвергался серьёзным переделкам (вплоть до недавнего времени). Во время Второй мировой войны его бомбили семь раз, и в результате одной из бомбёжек в 1940 году была разрушена часовня дворца. Что ж, как сказала супруга Георга VI, королева Елизавета, мать Елизаветы II, «я рада, что нас бомбили. Теперь я смогу смотреть Ист-Энду в лицо». (Ист-Энд — восточная часть Лондона, традиционно считающаяся бедной и скромной, в отличие от фешенебельного Вест-Энда, западной части.) Пострадавшие части дворца восстановили, а разрушенный зимний сад в юго-западной части дворца после войны превратили в «Галерею королевы», которую отвели под «Королевскую коллекцию», одно из самых значительных в мире собраний предметов искусства. К 2002 году, к празднованию «золотой» годовщины восхождения на престол Её Величества Елизаветы II, галерею полностью перестроили и расширили, причём в стиле Джона Нэша, некогда сделавшего из Букингем-хауса дворец… За последние полтора века это, наверное, самая серьёзная перестройка.

Итак, каким мы знаем Букингемский дворец сейчас? Он занимает около двадцати гектаров, семнадцать из которых отведены под сады, самые большие частные сады в Лондоне. В нём семьсот семьдесят пять комнат, из которых девятнадцать — официальные парадные покои; размеры дворца — сто восемь на сто двадцать метров (включая внутренний двор), то есть это весьма просторный, но далеко не самый большой королевский дворец в Европе. Интерьеры роскошны и украшены ценнейшими произведениями искусства… однако, как говорится на официальном сайте британской монархии, «это не художественная галерея и не музей». Это дом монарха — место, где он, вернее, сейчас она, королева Елизавета II, живёт и работает. Букингемский дворец не принадлежит ей, как частному лицу, в отличие от, скажем, Балморала. Он, как и вся Королевская коллекция (куда входят не только произведения искусства, но и такие резиденции, как Хэмптон-корт, Виндзор, Сент-Джеймс и Кенсингтонский дворец), принадлежит монарху. Суверен Распоряжается этим имуществом от лица нации и своих наследников.

За год Букингемский дворец принимает около пятидесяти тысяч гостей — там проводят множество официальных аудиенций и приёмов. Полюбоваться официальными покоями могут не только те, кого пригласили во дворец — достаточно просто купить билет. Правда, сделать это можно только с конца июля по конец сентября, когда королева уезжает в Шотландию. И, наверное, каждый, кто приезжает в Лондон в первый раз, непременно отправляется посмотреть на знаменитую смену караула у Букингемского дворца.

Пытался ли кто-нибудь, что называется, «несанкционированно» пробраться во дворец? Во времена королевы Виктории некий подросток, которого в газетах прозвали «парень Джонс», несколько раз проскальзывал мимо охраны — дело всякий раз заканчивалось арестом, и в конце концов его отправили служить на флот (правда, и после этого едва не исхитрился проникнуть во дворец в четвёртый раз), а в 1982 году некий Майкл Фаган пробрался в королевскую спальню и минут десять беседовал с королевой, прежде чем наконец явилась охрана. В журнале «Тайм» тогда появилась статья под названием: «Боже, спаси королеву. Быстро!»

Если на флагштоке развевается королевский штандарт, значит, королева находится во дворце. Букингемском дворце, одном из самых знаменитых зданий в мире.

Балморал

Замок Балморал — одна из загородных резиденций Елизаветы II, и всё-таки место этого замка в истории — не рядом с её именем, а рядом с именем королевы Виктории. С тех самых пор, когда молодая пара, Виктория и Альберт, в 1842 году, через два с половиной года после своей свадьбы, в первый раз приехали в Шотландию, сердце Виктории навсегда осталось в горах. Там было тихо, там было спокойно, там они с мужем могли побыть вдвоём, подальше от суеты столицы…

Этот первый визит состоялся по совету доктора Джеймса Кларка, который полагал, что целебный горный воздух пойдёт на пользу и королеве, и принцу (оба страдали от ревматизма, несмотря на свои двадцать три года). Наверное, шотландец — а доктор Кларк был шотландцем — и не мог считать по-другому. Принц Альберт писал позднее: «Шотландия произвела на нас обоих самое благоприятное впечатление. Красота этой страны сурова и величественна; это идеальное место для занятий любыми видами спорта, а воздух необыкновенно чист и прозрачен».

За первым визитом последовал второй, правда, менее удачный, поскольку всё время шли дожди, а в 1848 году королеве предложили посетить ещё одно место — небольшой замок в графстве Абердин.

Когда-то поместье Балморал принадлежало шотландскому королю Роберту II (1316–1390), а затем несколько Раз переходило из руки в руки, пока в 1792 году его не купил второй граф Файф. После его смерти замок арендовали, в частности, с 1830 года — Роберт Гордон, шотландский аристократ и дипломат. Четыреста лет назад замок принадлежал семье Гордонов, и теперь сэр Роберт вернул его семье — правда, только как арендатор, и на определённый срок. В 1847 году он скончался, но срок аренды ещё не истёк, она была действительна ещё в течение двадцати восьми лет. Её унаследовал брат Гордона, Джордж Гамильтон-Гордон, граф Абердин, он и предложил королеве провести там отдых.

Замок был довольно милым, но не его внешний вид пленил королеву. Вот что пишет Виктория о своём первом визите в Балморал: «Пятница, 8 сентября 1848 года. Мы прибыли в Балморал без четверти три. Это очаровательный замок в старом шотландском стиле. Там есть живописная башня, перед замком раскинулся сад, рядом высокий лесистый холм. Сзади, вплоть до [реки] Ди, всё заросло лесом. Вокруг вздымаются сплошные холмы.

Тут есть небольшой милый зал, с бильярдной. Рядом столовая. Наверху (куда можно подняться по хорошей широкой лестнице), сразу направо, то есть над столовой, располагается гостиная (бывшая столовая), красивая большая комната. Рядом наша спальня, дверь из которой ведёт в маленькую гардеробную, которую отвели Альберту. Напротив, ниже на пару ступенек, расположены детские и три комнаты мисс Хильдиард. Дамы живут внизу, комнаты джентльменов наверху.

Мы почти сразу пообедали и в половину пятого отправились гулять — поднялись на вершину лесистого холма, который виден из наших окон. Туда ведёт чудесная вьющаяся тропа, наверху сложена пирамида из камней. Вид отсюда, вниз, на дом, очарователен. Если взглянуть налево, то там прекрасные холмы, окружающие [гору] Лохнагар, а направо, по направлению к Баллатеру, виден глен (долина), вокруг которой вьётся Ди, и чудесные лесистые холмы, которые очень напомнили нам Тюрингенский лес [горы]. Там было так спокойно и уединённо; оглянешься — и становится так хорошо, и чистый горный воздух освежает. Казалось, всё дышит покоем и свободой, и заставляет забыть о мире и его невзгодах.

Пейзаж дик, но не пустынен. Всё выглядит куда более процветающим и возделанным, чем в [деревушке] Лагган. Почва здесь совершенно сухая. Мы спустились к Ди, чудесному, быстрому потоку, совсем рядом с домом. Вид на холмы по направлению к Инверкольду необыкновенно красив».

И Виктория, и Альберт влюбятся в Балморал. Красота, тишина, уединение — место, где у них мог бы быть уютный дом для собственной семьи. Королева писала: «Это место столь чудесно не только потому, что там чистый воздух, а пейзажи прекрасны и спокойны. Дело в атмосфере любви и сердечной привязанности жителей Балморала, которые согревают сердце и утешают».

Замок был небольшим — настолько небольшим, что комфортно себя в нём чувствовала только сама августейшая чета, а вот их свите, и без того малочисленной, приходилось жить в тесноте. Даже министру лорду Мальмесбери, который должен был находиться при королеве, для занятия государственными делами, не нашлось кабинета, и ему приходилось работать в спальне, сидя на кровати.

Вот что пишет о своём визите в Балморал в 1849 году Чарльз Гревилль, оставивший обширные мемуары о временах королевы Виктории: «Из Перта в Балморал ведёт чудесная дорога. <…> Насколько я не люблю придворную Жизнь и всё, что с ней связано, я рад, что совершил эту поездку и повидал королеву и принца в их горном уединении, которое, со всей очевидностью, идёт им на пользу. Это чудесное место, здание совсем небольшое. Они живут там безо всякой пышности, просто как дворяне, причём Небогатые дворяне — небольшой дом, маленькие комнаты, скромное хозяйство. Там нет солдат, и вся охрана суверена и королевской семьи состоит из одного-единственного полицейского, которых ходит кругом, охраняя дом от непрошеных визитёров. Весь „двор“ состоит из леди Дуро и мисс Доусон, фрейлин; Джорджа Энсона и Гордона; Бирча, наставника принца Уэльского, и мисс Хильдиард, гувернантки. Живут они очень просто и скромно. Принц каждое утро отправляется на охоту, возвращается к обеду, а затем они отправляются на пешую или верховую прогулку. Королева целый день то в доме, то отправляется куда-нибудь, причём зачастую в одиночестве, навещает деревенские коттеджи, где беседует со старушками. <…>

Вечером мы отправились в комнату, расположенную за столовой, — она служит и бильярдной, и библиотекой (хотя книг почти нет), и кабинетом. Королева, принц, её дамы и Гордон вернулись в столовую, где учитель танцев учил их танцевать рил. Нам (Джону Расселу и мне) не позволили присутствовать на занятии, так что мы играли в бильярд. Затем все они вернулись, мы немного поговорили и отправились спать. Так прошёл мой визит в Балморал».

Королевская семья увеличивалась с каждым годом, к тому же нужно было принимать гостей, так что вскоре стало ясно, что места не хватает. В газетах писали: «Принято решение построить для королевы новый дворец в Балморале. Его возведут между рекой и старым замком, фасад будет обращён к югу. Приблизительная стоимость работ от восьмидесяти до ста тысяч фунтов. Архитектура будет современной, а красота будет сочетаться с удобством. Через реку Ди выстроят новый мост. Дорога, которая сейчас пролегает через Баллохбин, будет закрыта, и новую хорошую дорогу проложат по правому берегу реки. Старый замок снесут полностью. Участок для нового уже размечен».

В 1852 году королева наконец стала настоящей хозяйкой Балморала — принц выкупил поместье за тридцать тысяч фунтов. В честь этого события на близлежащем холме сложили довольно высокую, почти два с половиной метра, пирамиду из камней. «Наконец, когда пирамида высотой, как мне кажется, семь или восемь футов, была почти завершена, Альберт вскарабкался на вершину и положил последний камень, после чего трижды прозвучали приветственные возгласы. Это было весёлое, чудесное и трогательное зрелище, и я почувствовала, что вот-вот расплачусь».

В 1853 году началось строительство нового здания, и 28 сентября первый камень в основание заложила сама королева — с помощью серебряного мастерка. А под камнем покоится бутылка — в ней лежит пергамент, на котором королева написала дату закладки, и несколько тогдашних монет. В честь этого события был даже дан бал — не столько для гостей, сколько для тех, кому предстояло строить замок.

Следует отдать должное местным строителям — и они сами, и архитектор Вильям Смит были шотландцами — новое здание выстроили довольно быстро, за два года. На этот раз места должно было хватить всем. Отдельное крыло для королевской семьи, отдельное — для обслуживающего персонала, и соединяющая их большая семиэтажная башня; семьдесят комнат, сто восемьдесят окон. Новый замок был выстроен в стиле шотландских баронов, ставшем весьма популярным в XIX веке. Он стал воплощением викторианской неоготики — «с многостворчатыми окнами, извилистой каменной резьбой, ступенчатыми причудливыми фронтонами, парапетами с зубцами, с торчащими по углам башенками с узкими окнами, и круглыми башнями с коническими крышами, напоминающими колпаки волшебников».

В своём дневнике королева писала: «7 сентября 1855 года. В четверть восьмого мы прибыли в наш милый Балморал. Странно, очень странно проезжать мимо, вернее, „через“ старый дом — ту часть, которая соединяет его и службы, сейчас ломают. Новое здание выглядит чудесно. Башня и комнаты там, где оно соединяется со службами, ещё только наполовину завершены, а сами службы не достроены, поэтому все джентльмены (за исключением министра) живут в старом здании, как и большинство слуг; новое здание и службы соединяются длинным деревянным переходом. Когда мы вошли в холл, вслед нам, на счастье, бросили старый башмак. Дом очарователен, комнаты чудесны. Мебель, обои, всё просто идеально».

«8 сентября 1855 года. Вид из окон наших комнат, из библиотеки, из кабинета, и из комнат ниже, на долину Ди, с горами на заднем плане — всё то, что мы не могли видеть из старого дома — очень красив. Мы прогулялись кругом, и вдоль реки, и осмотрели всё, что было сделано, и решили, что ещё нужно сделать; а затем мы пошли к нашему бедному старому дому, к нашим комнатам — было довольно грустно видеть их заброшенными; мы обсудили, что нужно оттуда вынести».

«Новые службы и двор превосходны; маленький сад у западной стены, с фонтаном в виде орла, который подарил мне король Пруссии и который раньше был в оранжерее в Виндзоре, необыкновенно хорош, как и четыре клумбы у той стены, которая обращена к Ди. Там стоят четыре щита с гербами, позолоченные — это очень красиво. А барельеф под нашими окнами, без позолоты, изображает святого Губерта и святого Андрея с одной стороны, а святого Георгия — с другой».

Новоселье весело отпраздновали: «Новый дом приносит удачу; с того самого момента, как мы приехали, всё было отлично. Через несколько минут Альберт и джентльмены, кто в чём, отправились на холм, к пирамиде из камней, вслед за ними все слуги, и постепенно всё население деревни — охранники, слуги, рабочие. Мы ждали и, наконец, увидели зажжённый ими огонь, и услышали приветственные крики. Костёр пылал, озаряя всё кругом, и мы видели людей, окруживших их, — кто-то танцевал, все шумели; Росс играл на волынке, Грант и Макдональд всё время стреляли из своих ружей; бедный старый Франсуа д’Альберсон зажёг несколько петард, большая часть из которых так и не сработала. Приблизительно через три четверти часа Альберт спустился и рассказал, что никогда не видел такого бурного веселья. Люди поднимали здравицы и пили виски, и были просто в восторге. Казалось, весь дом полон радостного возбуждения. Мальчиков с трудом разбудили, и когда они наконец проснулись, то стали просить отпустить и их на вершину холма».

Теперь у супругов было собственное семейное гнездо, которое они смогли обустроить по своему вкусу (который, правда, современники зачастую находили весьма сомнительным). Принц, увлечённый Шотландией, сам разработал рисунок для нового тартана (у каждого шотландского клана — своя расцветка). Балморалский тартан представляет собой серую, чёрную и красную клетку на светло-сером фоне. Носить этот тартан и до наших дней прерогатива исключительно королевская. Не только принц Альберт с сыновьями порой охотно надевали килты, но и сама королева носила пледы, юбки и платья с соответствующим узором. Сохранился чудесный портрет молодой королевы в светлом, глубоко декольтированном платье, и с клетчатым пледом через плечо. Самым любимым тартаном королевы была красно-зелёная клетка на белом фоне, теперь он в основном известен под названием «Виктория».

Более того, тартан использовался и в убранстве замка — на занавесях, обивке мебели и даже коврах (для ковров, к примеру, использовали рисунок «Королевский Стюарт», сочетание красного, синего, зелёного, жёлтого и белого, и «Охотничий Стюарт», в зелёных и синих тонах). Использовали в отделке и символ Шотландии — чертополох. Причём его было столько, что, как ядовито заметил лорд Кларендон, «осёл бы возрадовался». Стены украшали акварели королевы, и надо признать, что для любителя они вполне неплохи. Принц Альберт, который постоянно охотился, тоже внёс свой вклад — множество оленьих рогов. А в главном холле стояло скульптурное изображение принца в полный рост, в костюме горца.

Да, Балморал, где Виктория и Альберт жили пусть и не как обычная семья, но настолько уединённой семейной жизнью, насколько это вообще может быть допустимо для монархов, был для королевы счастливым местом, местом, связанным с любимым мужем. В своём дневнике 13 октября 1856 года Виктория писала: «Каждый год моё сердце стремится в этот милый рай, и теперь ещё больше, поскольку всё там — дело рук моего дорогого Альберта, это его работа, его здание, его планировка — как в Осборне. Во всём виден его прекрасный вкус, всё, буквально всё носит отпечаток его руки. Он был так занят сегодня, поскольку нужно столь многое подготовить на будущий год»-

Конечно же, Балморал — это дело рук архитекторов и рабочих, но отдадим должное и принцу, он был неутомим. Именно он решил строить новый замок и принимал участие в разработке проекта, наблюдал за ведущимися работами (от бальной залы до молочной фермы и домов для рабочих). Сбегающие вниз, к реке Ди, террасы и сады вокруг Балморала тоже разбиты по проектам принца.

В свободное от государственных дел время королева присоединялась к мужу, и они вместе с детьми путешествовали по окрестностям — то пешком, то на пони, то в карете, порой удаляясь от дома на много часов пути. Только в Балморале и его окрестностях они могли гулять, где вздумается, и даже укрыться от дождя в какой-нибудь заброшенной хижине. Только там королева могла приходить в гости к местным жительницам, простым шотландкам, которые буквально боготворили её, как, впрочем, и слуги в замке — тоже шотландцы. Только там королевская семья могла с чистым сердцем отплясывать быстрые шотландские танцы, джиги, рилы и стратспей, под мелодии, которые играли местные музыканты — в том числе и на балах для своих любимых слуг-шотландцев. Только там королева прощала то, что обычно совершенно не переносила — когда кто-то перебирал со спиртным.

Почему? Потому что, как говорила королева, «шотландский воздух, шотландский народ, шотландские холмы, шотландские реки, шотландские леса лучше всех в мире».

Там получила предложение руки и сердца от принца Фридриха Прусского старшая дочь Виктории и Альберта, принцесса Виктория: «Сегодня днём, во время нашей прогулки на Крайг-на-Бан, он сорвал веточку белого вереска (эмблему удачи) и протянул ей. И это помогло ему признаться в своих чувствах, пока они ехали вниз, к Глен Гирнох, что и привело к счастливому исходу». А старенькая миссис Грант спустя два года, когда принцесса будет Уезжать к жениху, искренне выложит королеве всё, что У неё на сердце — мол, наверное, принцессе так же жаль Уезжать от них, как и им жаль, что она их покидает. Через тридцать лет чета снова навестит Балморал, и Фридрих снова сорвёт веточку белого вереска для своей Виктории, на том же самом месте. Эту веточку она сохранит до конца своих дней — в память о муже и счастливом времени в Балморале.

Да, в Балморале можно было отдохнуть и душой, и телом, и этих счастливых дней королева Виктория не забудет никогда. И позже, вспоминая их, процитирует в своём дневнике «Песнь последнего менестреля» сэра Вальтера Скотта. Шотландца.

Счастье было, но оно оказалось не таким долгим, как хотелось бы — впрочем, со счастьем всегда так. В 1861 году принц Альберт скончался. В августе 1862 года в его память на одном из холмов была воздвигнута высокая, около десяти с половиной метров, пирамида из камней. Таких знаков в округе будет немало, и каждый отмечает какое-нибудь знаменательное событие в жизни королевской семьи. Не всегда, увы, радостное.

Но королева не только не забыла Балморал — теперь он стал ей едва ли не дороже, чем прежде, потому что был памятью о счастье. И весну, и осень (в мае был её день рождения, в ноябре — день рождения Альберта) Виктория проводила там. Туда приезжали её дети и многочисленные внуки — а если учесть, сколько их было, то неудивительно, что Балморал стал прекрасным детским воспоминанием для многих, и ещё не одна принцесса дала своё согласие избраннику именно в этих холмах. Там королева принимала многочисленных гостей — от знаменитой сестры милосердия Флоренс Найтингейл до российского императора Николая II и его супруги Александры Фёдоровны, родной внучки Виктории. Когда в 1882 году королева Виктория отправилась на Ривьеру, то путешествовала она инкогнито, под именем графини Балморал…

Замок и поместье и поныне являются частной королевской собственностью. Правда, когда король Эдуард VIII в 1936 году отрёкся от престола, его брату, ставшему королём Георгом VI, пришлось выкупить Балморал у Эдуарда, чтобы любимая летняя резиденция осталась у правящей династии. Летом туда непременно приезжают отдыхать, и королева Елизавета II тоже соблюдает эту традицию. Но не столько ради самой традиции, сколько потому, что Балморал — действительно чудесное место.

Поместье не простаивает — там активно ведётся хозяйство, есть молочная ферма, пастбища и т. д.; в лесистой части водится множество благородных оленей. Парки и сады Балморала ежегодно посещают десятки и Десятки тысяч людей. Можно наведаться и в сам замок, Но увидеть посетители могут только знаменитую бальную залу, в остальные помещения вход воспрещён. Что это частная собственность, хотя и королевская, но не во всём публичная. Балморал создавали для себя, для своей семьи — должен же быть любимый уголок даже у королей?..