Солдат

Часть 4

Максим с майором были знакомы давно, с тридцать девятого, с финской. Проценко только–только после окончания училища назначили взводным в стрелковый полк. Максим служил рядовым красноармейцем. Ничего их не сближало ни на политзанятиях, ни на бесконечных тактических учениях, ни даже во время боёв. Видел лейтенант, что Максим толковый, исполнительный солдат – только и всего. В марте сорокового года ранение Максим получил по сути из–за Проценко.

Шли бои по прорыву линии Маннергейма. Полк пытался пробиться к Выборгу. Стояла сырая ветреная ночь. С вечера вроде бы начал опускаться туман, но его клочьями разодрал ветер и угнал куда–то дальше, тем самым лишив красноармейцев надежды на долгожданный отдых.

Взвод Проценко перед атакой залёг в каменных развалинах длинного строения. Ёжились в волглых шинелях солдаты, нервно курили, прижимаясь к грубо отёсанным камням, ожидая команды: «Вперёд!» За несколько минут до атаки скользнул откуда-то луч прожектора, осветившего ряды колючей проволоки и нагромождения деревянных и бетонных надолбов. В его свете увидел Максим среди глыб цементных странный блик. Понял, что снайпер. Мысли залихорадило. Вспомнил, что недавно был с вражеской стороны одиночный выстрел по закурившему и поднявшему голову над баррикадой красноармейцу. Может, неудобно ему сидеть было, затекло тело, может, просто выглянуть захотелось в эту настороженную, ощетинившуюся темноту и тишину. Кто теперь узнает! Но только и успел затянуться дымком махорки красноармеец. Выдохнуть не пришлось. Пуля ткнулась аккурат под козырёк каски, и солдат, даже не вскрикнув, повалился на спину.

– В атаку! Вперёд! – прервал мысли Максима приглушённый в сыряди голос Проценко, и он сам, первым, выскочил из прикрытия как раз в секторе обстрела финского снайпера.

Бойцы ринулись за командиром, ударяясь прикладами длинных винтовок о камни, путаясь в полах шинелей, матюкаясь и нестройно крича: «Ура!».

Максим скаканул вперёд, обогнал лейтенанта, на ходу развернулся к нему лицом, чуть не упал, оскользнувшись в густой грязи, и винтовкой плашмя толкнул командира в грудь, уловив в глазах Проценко мгновенно появившиеся ярость, злость и удивление. Повалил–таки лейтенанта в грязь. Успел! Пуля снайпера ударила в спину, бросила на Проценко.

Атака было не захлебнулась. Взводный ужом выскользнул из–под Максима и уже бежал вперёд, смахивая с лица грязь и подгоняя остановившихся в растерянности красноармейцев.

Через несколько дней после прорыва той чёртовой линии Проценко разыскал Максима в госпитале, уже прооперированного, но ещё не встающего с койки. Пуля прошла сквозь широчайшую мышцу, раздробив правую лопатку, и застряла под ключицей. Не знал Проценко, что и сказать Максиму, как благодарить его! Помолчали, украдкой покурили трофейных сигарет. Перед уходом лейтенант, стесняясь своей неловкости, сунул под подушку раненого газетный кулёк с леденцами и ушёл.

Тут же в госпитальном коридоре Проценко встретился с капитаном из НКВД, который долго расспрашивал о раненом красноармейце. Почему, да как так получилось, что не в самое мужественное место был ранен боец?

Похолодело всё внутри у Проценко от злости и обиды за солдата, от того, что струсил сначала, когда тихим голосом, упорно на чём–то настаивая, гнул свою линию капитан. Как же, крамолу нашёл, труса и предателя обнаружил!

Не дал в обиду Максима лейтенант Проценко. Доказал уже более высокому энкавэдэшному начальству, что никакой Максим не враг, а герой, своим телом прикрывший командира от вражеской пули.

Красноармейцы взвода лейтенанта подтвердили то же самое. Да ещё рядовой Митин приволок откуда–то с вражеских позиций немецкую снайперскую винтовку. Ту или не ту, попробуй, узнай! Тем более что покорёжена она была, и снайпера разнесло на куски почти прямым попаданием пушечного советского снаряда.

Ну, как бы там ни было, но Максима и Проценко оставили в покое.

Яростно бился на офицерском совещании и партсобрании полка Проценко, доказывая, что Максима просто необходимо представить к боевой награде. Полковник Урусов стоял на своём, что, мол, это – повседневный долг бойца, и за выполнение Устава РККА орденов–медалей в стране не хватит, и, пользуясь властью комполка, прекратил разговоры с лейтенантом и вернулся к более важному вопросу партийного собрания о неприличных высказываниях американского президента по поводу победоносной войны советского народа с белофиннами. После того, как гневно осудили Франклина Рузвельта и всех буржуев – капиталистов, о чём и было записано в протоколе собрания вместе со здравицами товарищу Сталину, все разошлись.

Урусов задержал Проценко:

– Ты, лейтенант, не горячись, не надо! Большей награды своему солдату, чем ты ему сделал, вытащив из НКВД, не придумать! Уж без медали или ордена он проживёт. Я тебя уверяю. А вот если опять туда, – ткнул почему–то в пол полковник, – когда наградной лист на него у меня на столе будет, а его подписываем я и комиссар, обязательно вспомнят, может, что не так было?! Как мыслишь, лейтенант? А!?

Прав был, конечно, Урусов. Прав!

После демобилизации уехал Максим домой. И не думал Проценко, что скоро придётся увидеться со своим спасителем.

Стрелковый полк энской дивизии заканчивал формироваться в Воронеже. Капитан Проценко, читая списки мобилизованных, набирал пополнение для своей роты. Наткнувшись на фамилию Максима, обрадовался и зачислил к себе. Учитывая боевой опыт Максима, назначил его командиром отделения. Уже потом, в ходе боёв по обороне Москвы, полк нёс большие потери, командного состава не хватало, и Максим в звании сержанта замещал командира взвода, младшего лейтенанта Кириченко, провоевавшего всего–ничего, погибшего под Волоколамском. Нареканий со стороны начальства ни Максим, ни его взвод не получали. Воевали, как и все – на износ, до изнеможения, до полусмерти, а то и до полной гибели.

– В общем, так, Максим! – заговорил Проценко. – Сдай взвод Мартынову. Получи документы на раненых и езжай. Пусть тебя хирург посмотрит. А то твой Чеботарёв – надежда слабая, хоть и уверяет, что с тобой всё хорошо будет. Если врачи подтвердят – возвращайся сразу назад. Да и лошадей с санями надо в село вернуть. Бедно тут у них. Голодно.

Максим, обрадовавшись возможности скорого возвращения в полк, согласно кивал, морщась от ноющей боли.

– Мы тоже утром выходим, – продолжал командир, неодобрительно глядя на жалкие попытки Максима скрыть боль. – Немцы группируются здесь, за рекой! – провёл ладонью по карте. – Днём мы должны выйти сюда. Артиллеристы сейчас подтягиваются, дадут огоньку. А потом уж мы!

Прищурившись сквозь папиросный дым, майор разглядывал давно изученные обозначения:

– Вы с Чеботарёвым пойдёте назад через позиции немцев, а там дорога влево сворачивает. До Громова по ней километров двадцать пять – тридцать. Фрицев там быть не должно. Успеете обернуться за сутки – догоните нас. Найдёте!

Максим поднялся.

– Да! – вспомнил комбат. – Возьмёшь у старшины паёк на всех, пару ППШ прихвати, ну, там патронов сколько да гранат. Всё! Давай, сержант, удачи!