Солдат и женщина

Несколько слов от автора советским читателям

Мне повезло в жизни. Будучи немцем 1921 года рождения, я впервые вступил на землю легендарного и героического города на Волге лишь в 1974 году. Но в подобном везении нет моей заслуги. Я вполне мог вступить на землю этого города тридцатью двумя годами раньше. Подчиняясь приказу. Как оккупант. Я был солдатом, служил в фашистской военной авиации, был правоверным воякой. И это мое далекое «я» могло уже давно обратиться в прах и порасти травой забвения и справедливости.

По-настоящему мне повезло после войны, когда я получил возможность по-новому, с антифашистских позиций взглянуть на мир, научился этому сам и начал учить других. По-настоящему мне повезло потому, что я помогал строить другую, социалистическую Германию. И тем не менее: здесь, на волжском берегу, где произошло решающее сражение войны, передо мной еще раз мучительным видением встало то мое далекое «я», тот глупый, правоверный вояка. На берегу, перед лестницей, у мельницы, на Мамаевом кургане мне все чудилось, будто я слышу, как немецкие глотки горланят песню:

Ни одному человеку не дано полностью зачеркнуть какую-то часть своей прежней жизни, даже когда его теперешние взгляды диаметрально противоположны прежним. С этими мыслями я спускался с Мамаева кургана, окруженный людьми, для которых эта война была войной за правое дело и которые были приветливы со мной. Я же был одновременно и то, далекое «я» и это, близкое, я был членом делегации зарубежных гостей, приехавших на празднование сорокалетия со дня образования Союза советских писателей. Человек из Москвы, которого я хорошо знаю и который хорошо знает мою жизнь, шел рядом со мной. Возможно, он почувствовал, что творится в душе его немецкого спутника. Он сказал: «Не забудь про ступеньки». А больше ничего не сказал.

Уже перед самым отъездом из города я услышал рассказ — без имен, без подробностей — о женщине из разоренной деревни, которая вытребовала себе немецкого военнопленного как рабочую силу, а впоследствии вышла за него замуж. Должен признаться, этот рассказ избавил меня от внезапно нахлынувших видений прошлого. Но я понимал, что немногие известные мне факты, которые скорее мешают, нежели помогают понять необычные, нетипические судьбы, для советских людей могут прозвучать совсем иначе, чем для меня.

Вернувшись в Москву, я рассказал обо всем Константину Симонову. Он согласился со мной, что эта история и в самом деле может породить двоякие отклики, независимо от литературно-эстетической подачи материала. И посоветовал, если я решусь излагать эту историю, излагать ее вольно, не доискиваясь прототипов. Я последовал его совету, не предпринимая дальнейших изысканий. Я рассказал все так, как это могло бы произойти. Возможно, я руководствовался лишь своими субъективными представлениями. Возможно, я порой сохранял верность действительности, порой вольно с ней обращался.

И все время, пока я писал, в ушах у меня звучали слова моего спутника, сказанные на Мамаевом кургане: «Не забудь про ступеньки».

Июль 1979 года.

МАКС ВАЛЬТЕР ШУЛЬЦ