Солдат и пес. Книга 1

Глава 19

Эту мысль я сразу зацепил, как бы повесил на душевный крючок. Теперь не забуду!

Но заниматься ею мне сейчас было некогда. Ангелина, пленительно улыбаясь, смотрела на меня — и я с некоторым умыслом отчеканил лихо и придурковато:

— Рядовой Сергеев!

Она засмеялась:

— Ну это для тех, кто в погонах. Для них ты рядовой Сергеев. Зовут как?

— Борис.

— Боря! Ага. Ростом вышел, вижу.

— И ростом вышел и лицом, спасибо матери с отцом, — я вольно процитировал Высоцкого.

— Да уж вижу… — мелодично произнесла, почти пропела Ангелина. — Тем лучше! Проще будет. Смотри…

Она показала мне несложный инструмент: никелированный пустотелый цилиндрик на длинной ручке. Этой штукой надо набирать жидкость из поступившей цистерны: бензин, керосин, солярку… А она, Ангелина, тут же сделает экспресс-анализ, у нее в ящике все необходимое оборудование есть.

— Позвольте, — галантно сказал я, берясь за ящик и пробуя его на вес. Ого! Килограммов семь, если не все восемь!

— Ничего себе, — я удивился. — Как вы это таскаете⁈

— Ну как! — она кратко рассмеялась. — Я и лошадь, я и бык, я и баба, и мужик… Когда одна за всех, и не такое потащишь…

Я не стал уточнять, взял мерный цилиндр, вскарабкался на цистерну.

Ясно, что вдвоем у нас дело пошло куда быстрее, нежели бы лаборантка корячилась одна. Я ловко взмахивал на цистерны, делал заборы материала, она проводила анализ… Сливщики топтались неподалеку, ждали результат. Подбегал озабоченный Мотыгин, что-то уточнял и убегал… Словом, дело шло. Четыре цистерны: три с дизтопливом, одна с авиационным керосином, везде анализ показал норму. Понятно, что пришлось тянуть две нитки временных трубопроводов: дизельную и керосиновую, чем и занялись наши работяги.

Конечно, они были еще в моральном отходнякепосле двух внезапных смертей в их коллективе: Афонина и Соломатина. Пока мы с Агнелинойбрали и проверяли пробы, они сбились в кружок, что-то горячо обсуждали — ну а что они могли обсуждать?.. Конечно, жуткие события последних дней. Глядя на них, я чувствовал, что и меня подмывает пуститься в размышления, но приходилось себя сдерживать.

— Ну, все нормально, — подытожила лаборант, завершив последнюю пробу. — Эй, кочегары! — крикнула она сливщикам. — Все, можете качать. Подключайтесь!

И обратилась ко мне:

— Поможешь мне ящик до лаборатории дотащить?

— Вопросов нет! — охотно подхватился я.

Перспектива поближе познакомиться с молодой симпатичной женщиной — чем плохо?..

Но работяги тут же загоготали:

— Борька! Ты смотри, Палыч увидит, он тебя на дуэль вызовет! На мензурках!

И общий хохот.

— Вот бездельники, — беззлобно сказала Ангелина.

— Это они про кого? — слегка прикинулся простачком я.

— Да про Климовских, про кого же, — усмехнулась она. — А ты прямо и не понял? Не маленький же.

Я тоже понимающе улыбнулся:

— Ну вы же не обращаете внимания на эти сплетни?

— Конечно, — она пожала плечами. — И не только на эти. Мне вообще плевать, кто там что говорит обо мне. Я себе цену знаю.

Это прозвучало у нее без всякого бахвальства-хвастовства. Сдержанно, спокойно. То есть человек реально оценивает себя, со всеми плюсами и минусами — так надо понимать.

— Взрослое заявление, — сказал я.

— Надеюсь. Юность кончилась, туда ей и дорога.

Я бросил на нее незаметный взгляд. Сколько ей лет?.. Спросить, конечно, не спросишь, но… Думаю, двадцать пять плюс-минус. Да, очень миловидная молодая женщина. Из тех, чье неброское обаяние сильнее красоты. И проявляется не сразу, не с первого взгляда. С такой особой нужно пройтись, поговорить, очароваться мелодикой ее голоса, изящной походкой, услышать неглупые мысли… и тогда на нее взглянешь иначе. Я вдруг не без иронии сообразил, что лишь сейчас залюбовался ее легкими, элегантными движениями. Летящая походка — вот это как раз про нее, причем это без всяких тренингов, это дано от природы — врожденное изящество, когда осанка, походка, любой жест человека это как бы естественное продолжение невидимых потоков биосферы. Когда человек встроен в пространство, каждое его движение это видимый рисунок энергий нашей планеты… ну вот как-то так.

— Вы не очень жалуете вашу юность?

— Не очень. Но никого в этом не виню. Сама дура была, так и юность дурацкая вышла. Если мозгов нет, так кто виноват?

— Вопрос риторический, — согласился я. — А вы…

И она прервала:

— Ты уж не выкай! Мне как-то это слушать неловко. Давай на «ты».

— Однако, — закуражился я, — на «ты» переходят после брудершафта по правилам этикета… А этого у нас вроде бы еще не было?

— Не было, так будет. Долго ли! Или ты против?

— Никак нет, — сказал я с умеренным юмором. — Не возражаю.

— Вот и отлично, — спокойно ответила она.

— Ага. Слушай, ну если уж такой разговор пошел, то можно немного подробнее про дурацкую юность?..

— Да тут ничего интересного…

Тем не менее, рассказала. Действительно, история самая банальная.

Жила-была девочка. Как все девчонки, мечтала о большой любви. Мечта сбылась! В семнадцать лет.

— Господи, — тут она даже вздохнула. — Сейчас вот вспоминаю… Какая дура была! Нет, ну какая дура⁈ Самой не верится.

— Теперь поумнела?

— Давно уже. Спасибо этому… козлодою.Научил жизненной мудрости.

— Это ты так про любимого человека, если я правильно понял? — ударился я в сарказм.

— Примерно.

Любимый человек, он же козлодой — местный жиголо, имелся тут такой. Блондинистый красавчик, спортсмен и модник. Как уж он понимал моду в маленьком городке, де-факто рабочем поселке — вопрос, оставшийся за кадром, я не стал его шевелить. Короче говоря, семнадцатилетняя десятиклассница Ангелина пропала. Влюбилась по уши.

— Я и не знала, что такое может быть. И сейчас верится с трудом. Смотрю на себя и оторопь берет. Да неужели это я⁈ Да не может быть!..

И тем не менее это была она. Которая мечтала о взгляде, брошенном на нее. Которая, сгорая от стыда, чувствуя, как пылают уши и делая независимый вид, несколько газ в день ходила мимо его дома — как бы случайно. А вдруг?.. Которая смотрела в зеркало, мучительно гадая, может ли такой солнечный луч в мужском обличье обратить внимание на нее, обычную девчонку?.. Нет, она понимала, что симпатичная, даже привлекательная, но таких много. И… и она даже не представляла, что будет, если этот парень пройдет мимо. Не хотела себе представлять.

Но он не прошел. Все-таки Ангелина была слишком симпатичной для того, чтобы взор ловеласа миновал ее.

— Ну… — покривилась она, — не хочу долго говорить…

— Скажи коротко.

— Коротко — стала женщиной. Была девушкой, стала женщиной. Беременной.

Я присвистнул:

— С первого раза?

— С самого. А он всего раз и был. Первый и последний.

Поселковый Дон Жуан, видимо, тоже подпал под Ангелинины чары не сразу. Но уж попал, так попал. И решил немедля «присунуть». Что было встречено с обратной стороны с неимоверным восторгом.

Видимо, Казанова был разочарован тем, что случилось. Сделал дело — и смылся смело.

— А я, дура… — она махнула рукой.

Она просто не решилась подойти, поговорить, хотя видела его не раз, и даже здоровались, и он делал ободряюще-загадочное лицо… А потом исчез. По недостоверным слухам — поехал пытать счастья в северную столицу. В тогдашний Ленинград. Где и затерялся.

— И ты его больше не видела?

Мне, честное слово, даже стало немного интересно. Сюжет!

— Нет. Зато копию его вижу каждый день, — она усмехнулась.

— Сын? — догадался я.

— Да. Один в один! Даже странно. Конечно, бывает, что сыновья похожи на отцов, но чтобы так… Как братья-близнецы. Только разного возраста.

Она разговорилась. Я ни о чем не спрашивал ее, не пытал, она сама поведала мне ход своей жизни. Замуж не выходила. Живут втроем: она, мать, сын. Отец умер давно. Мужчины?.. Были, конечно. Не сложилось. Собственно, и складывать не хотелось. Какого-нибудь парня на часок найти можно, а остальное… Да ну его! Жизнь устоялась, попала в колею и течет себе, дни бегут за днями… И хорошо. Сын уже школьник. Третьеклассник. Десять лет…

Ага! — прикинул я. Значит, ей двадцать восемь. Ну, молодец! Выглядит помоложе.

…Слухи блуждают, что Климовских тут гарем устроил из них с Ниной?.. Вранье. То есть, что у них там с Нинкой, неизвестно. Она очень закрытая, хотя и такая простецкая на вид. Сейф! Не заглянешь внутрь. Но скорее всего, одно только пустозвонство, так если бы что было, Палыч давно бы растрезвонил. В этом смысле он как баба, никакие секреты в нем не держатся… А так подкатывал, конечно, куда ж без этого. Ну да она, Ангелина, сразу ему укорот дала.

— Пустомеля же, — сказала она. — Ну разве это мужик? Я таких за мужиков не считаю. И за каждой юбкой бегает. При том, что не дураксовсем. А уж язык-то как подвешен! Начнет рассказывать, так заслушаешься.

Вот уж что было верно, то верно. Балаболить Климовских был мастер. Особенно неистощим был у него запас потешных баек из армейского быта. Вроде того, как два советских офицера (или прапорщика, неважно), служа в ГДР, в так называемой ГСВГ (Группа советских войск в Германии) решили из жгучего интереса пойти на нудистский пляж. Совместный. Где мужчины и женщины рядом друг с другом в обнаженном виде.

Ну и, оказавшись там в костюмах Адама, наши герои — вернее их организмы — отреагировали на симпатичных молодых голых женщин ровно так как надо, а не как у позорной немчуры, у которых все болтается, как уши у спаниеля. Стыдоба! Оба тут же упали на песок вверх спинами и не только, и стали думу думать: что же делать в данной ситуации?.. Обилие девушек продолжало держать организмы в бодром тонусе, встать было нельзя. И тогда одного якобы осенило: поползем по-пластунски к воде, ну а там нырнем, глядишь, эрекция отпустит.

Решено — сделано. И оба поползли, оставляя за собой на песке две вспаханные борозды: мужские органы сработали как два исправных плуга…

Случайно оказавшись неподалеку, я слышал, как ржали до икоты слушатели этого рассказа, хотя сам не очень поверил. Уж больно неправдоподобно. Хотя… Хотя иной раз жизнь устраивает такие чудеса, что зашатаешься.

Другая подслушанная мною повесть прапорщика была совсем другого сорта, и вот в нее я как раз поверил. Такое очень могло быть.

Некий офицер, служивший на Сахалине или на Курилах — уж Бог весть, моряк или сухопутный, или авиатор — возвращался домой из отпуска. По каким-то причинам опаздывал. Домчался до Владивостока. И как нарочно встретила его тамлютая фигня с погодой: нелетная, штормовая, авиация не летает, корабли не идут… и прогноз самый херовый: похоже, зарядило минимум на неделю.

Смекалка у военных людей должна работать ловко. Отпускник вмиг сообразил, что подводным лодкам непогода по барабану, и кинулся на базу подплава: ребята, горю! Выручайте не в службу, а в дружбу! Потом проставлюсь так, что до пенсии не просохнете! Есть у вас те, кто отходит в рейс на Сахалин⁈ Глянули: точно, идет в ночь одна субмарина. Опаздывающий взмолился: парни, возьмите!.. Ну, понятно, нарушение, посторонним быть на подлодке нельзя категорически. Но уж такая картина сложилась!..

Что делать? Воинское братство сильнее уставов. Взяли. Примостили в какой-то каюте. В ночь отшвартовались, погрузились на глубину, взяли курс на Сахалин. И…

И сработал закон подлости. На полпути к острову на борт пришла секретная шифрограмма: немедленно менять курс, идти куда-то в сторону не то Гавайских, не то Марианских островов. Задание чрезвычайной важности. При достижении такой-то точки сигнализировать, только тогда получите следующую инструкцию.

Надо ли говорить, что испытал командир субмарины. С чувством человека, всходящего на эшафот, он радировал, что на борту одна нештатная единица, которая на Сахалине примерно через неделю будет числиться пропавшей без вести…

Тоже наверняка без комментариев — как секретным шифром матерился адмирал во Владивостоке. Как обещал потолковать с командиром и замполитом после возвращения. Как приказал, чтобы «этот мудак» дневалил в течениевсего похода, мыл палубы, посуду, вообще все, что моется. Особо подчеркнул, чтобы до сведения «мудака» довели, что по возвращении на Сахалин его будут драть, как Сидорову козу. Чтобы готовился к снятию одной звездочки с погон. Чтобы выбросил из головы пустую мысль о дальнейшем продвижении по службе… Ну, а отменять сверхважный поход, разумеется, никто не будет.

Так ли оно было на самом деле — я, конечно, не ведаю, но дыма без огня не бывает, это точно. И вспомнив этот рассказ прапорщика, улыбнулся.

Мы к этому времени почти пришли. Аккуратный, почти сказочный домик лаборатории. Ангелина отомкнула дверь, пригласила:

— Входи.

Показала, куда поставить ящик. Взглянула на меня особым взором. Глаза у нее были зеленовато-карие, причем левый больше зеленый, а правый больше карий.

— Я не забыл про брудершафт, — тактично напомнил я, мигом сообразив, что никого, кроме нас, в помещении нет.

— Да и я от своих слов вроде как не отказываюсь.

— Предлагаешь выпить спирта?

— В принципе можно. Неучтенка у завлаба есть. А у меня есть ключ. Но мне кажется, мы сможем обойтись и без этого.

— Перейти сразу ко второй части Марлезонскогобалета?

— А хоть бы и так назвать…

Два шага навстречу. Мой и ее. Пришлось пригнуться. Она была самого обычного нормального роста. Улыбнувшись, привстала на цыпочки…

Лаборатория, где я оказался впервые, оказалась довольно вместительным зданием. Даже комнатка отдыха здесь была — с кроватью-не кроватью, а чем-то типа медицинского топчана, какие бывают в поликлиниках для осмотра пациентов. И постельные принадлежности были. Окошко задернуто плотными шторами. Полумрак.

В этом полумраке мы и обрели друг друга. Странно, у меня вылетел из памяти процесс освобождения от одежд. Раз — и моя Дульсинея уже голенькая. И такая аппетитная, крепенькая, такая сексапильная! Что уж там говорить, я прекрасно понял тех двух молодцов на нудистском пляже.

Мгновение — и мы уже на ложе. Она доверчиво раздвинула ножки, и я ощутил, как влажное и нежное тепло обнимает мое мужское начало.

Ангелина так крепко обхватила меня — сильная, бестия! — так сладко стонала, так ласково целовала, так горячо и бесстыдно шептала на ухо:

— Боря! Боренька! Какой ты сильный! Какой он у тебя!.. Господи, какое счастье! Отъ…би меня от всей души! Я уж и позабыла, что такое настоящий мужик!.. Кончи в меня! Не бойся! Я на тебя вешаться как медаль не буду… Ты только сделай это!..

Понятно, что я эту просьбу исправно выполнил. Разрядился в нее как брандспойт. Она отчаянно пискнула, стиснула меня изо всех сил… и сладко разрыдалась.

…Не знаю, сколько времени прошло. В помещении было прохладно, что там говорить, и мы под одеялом крепко прижались друг к другу, согреваясь живым теплом наших разгоряченных молодых тел. Мне даже кажется, что минуть на десять задремали. И странное дело — никто не стучал ни в двери, ни в окна, никто не хватился нас, словно судьба сделала нас невидимыми, отведя все посторонние взоры, дав нам полчаса, как пушкинской белой ночи из «Медного всадника».

Ангелина легонько коснулась губами моей щеки, так же почти невесомо провела ладошкой по волосам.

— Ну что? — шепнула она едва слышно. — Пора вставать? Сказка кончилась?..

— Пока да, — я улыбнулся. — Встаем!

Через десять минут все было прибрано, застелено, и совершенно ничего в комнате не говорило о свершившемся здесь таинстве соития.

— Ну иди, — сказала девушка, на прощание прильнув ко мне.

Я поцеловал ее в макушку, уловив на секунду очаровательно-волшебный запах чистых, ухоженных волос.

— Пока! — и вышел на крыльцо.