Часть 2 Страж короны

Рур жил мирной жизнью практически пять лет. Потихоньку начали забываться былые сражения, переставали болеть раны, заживали толстыми рубцами сердца, у потерявших в войне с Валтасаром близких. Весна пришла в Твердыню робкими лучами плохо прогретого солнца и белыми лепестками первыми распустившихся вириней — цветка, который издавна был символом королевской власти в Руре.

Королева Виктория воспитывала сына маленького наследника престола, которого решили назвать в честь прославленного деда Эдвардом Шестым, но пока он станет шестым должно пройти много времени, а пока маленький принц играет в деревянных солдатиков, обучается языкам, военному исскуству под руководством мудрого Берстранда, врачеванию у своего названного отца князя Алкасара, а магии у маленькой, ой, теперь уже не совсем маленькой, а выросшей в красивую опрятную девушку, Орлинки, самой завидной невесты в Твердыне.

Предательство Суворова, поначалу казавшееся смертельным оскорблением для Его Величества, со временем превратилось в необходимость. Королева перестала держать зло на Сашу. Тем более, что верный Алкасар был всегда рядом, готовый на все ради женщины своей мечты. Виктория запрятала свою любовь к пришельцу из прошлого в самый дальний уголок своего доброго сердца и стала просто жить, наслаждаясь спокойствием и нежностью, которой окружили ее родные и близкие.

А Алкасар — колдун из Полесья, настоящий кровный князь и наследник всех Кочевых Южных Земель, теперь официально входивших в состав Рура, был на седьмом небе от счастья. И пускай Эдвард младший не его сын, но он постарается дать ему все то, что дал ему в свое время отец. А правда…

Правду решили вместе с Викторией рассказать ему чуть позже по достижению полного совершеннолетия, то есть через одиннадцать лет. А пока маленький Эдвард пусть будет уверен, что его родной папа вот он. И на охоту с ним, и на посиделки к старейшине Туку, всегда вместе…

Все это пронеслось в голове колдуна за считанные минуты. Он стоял у небольшого стрельчатого окна в тронном зале и смотрел в даль, глубоко задумавшись. Воспоминания нахлынули на него с новой силой, как это было уже три года подряд, а ощущение опасности не оставляющее его с момента победы над братом, снова всколыхнуло в душе тревогу.

Позади раздались мягкие шаги жены — великой королевы Виктории. Она обняла его за плечи и нежно еле слышно прошептала на ухо:

— О чем задумался, милый?

— Ни о чем, дорогая… Просто вспомнилось все разом. Нахлынуло…

— У тебя стало такое лицо…

— Какое?

— Будто ты снова на войне.

— Мы на войне и сейчас. Только сначала мы боролись с видимым врагом, а теперь боремся со скрытым. И каждый день у нас бой… — пропел Алкасар одну из баллад Южных Земель о войне Эрике, храбром и бесстрашном.

— Ты говоришь страшные вещи! — нахмурилась Виктория. — Объяснись…

— А что тут объяснять? — пожал плечами колдун.

— Что тебя беспокоит, например?

— Честно? — колдун развернулся к жене и обнял ее. Потом отстранился и поглядел прямо в глаза.

— Конечно, — кивнула Виктория.

— Меня беспокоит старейшина…

— Тук? Берстранд? — не поняла королева. Ее бровки изогнулись домиком. Она стала похожа на маленькую девочку, получившей сложную задачку, над которой пришлось бы попотеть.

— Ты не поняла… Меня беспокоит старейшина Редгорд!

— Ах, вот ты о ком…

— Он единственный кто уцелел в той мясорубке у Великой реки. Он пока что единственный враг Короны, но он до сих пор себя не проявил…

— Милый, да он затаился где-то и боится носа высунуть из своей норы. Стражи ищут его по всей стране. Так что, даже если он сбежал, то у него мало шансов натворить что-то серьезное. Нет повода для беспокойства. Тем более, если бы он захотел, то проявил бы себя как-то сразу, но не после пяти лет. Сейчас уже как-то поздно для мести.

— Месть — это блюдо, которое подают холодным! Что, что, а ждать Редгорд умеет. Да и скрываться тоже. Он знает каждый уголок в Руре. Скрываться от стражей для него не составляет большого труда…

— Но хочет ли он мстить?

— Хочет, родная. Не знаю как, но я чувствую это… Мысленно что ли. Все во мне вопит, что наша мирная жизнь окончена.

— Ты говоришь страшные вещи!

— Это правда. Нам надо усилить охрану дворца Стражами Короны. Да и самим стараться поменьше бывать на людях, — колдун отстранился от жены и его лицо стало хмурым и деловитым.

— Ладно, — вздохнула Виктория, — если это тебя так волнует, то я сделаю все так как ты скажешь и…

— И?

— И даже попрошу Орлинку вместе с Вольдемаром устроить магический поиск. Может он обнаружит его присутствие.

— Спасибо тебе, любимая, — Алкасар снова рывком прижал королеву к себе и нежно коснулся ее губ, спустился к шее, покрывая поцелуями плечи, вдыхая дурманящий аромат ее волос. Виктория негромко застонала и подалась вперед. Навстречу любовному порыву мужа.

Но тут двери распахнулись в тронный зал совершенно бесцеремонно и внутрь вбежал маленький постреленок, с копной русых волос и глазами королевы. Его испачканное лицо было вымазано грязью почти до ушей. Он весело прыгнул на застигнутых врасплох родителей, перепуганных будто застигнутых на месте преступления, радостно закричал. Следом за ним, тяжело ступая, вошел герцог Берстранд. Скупо кивнув Алкасару, он поклонился королеве и пояснил изгвозданный вид принца:

— Его Высочество изволило помереть глубину замкового рва вокруг Твердыни, — герцог принял строгий и недовольный вид. Хотя на самом деле его глаза лучились любовью и каким-то детским озорством. Вместе с маленьким Эдвардом и он молодел душой.

Королева притворно вздохнула и промолвила, строго глядя на сына:

— Померяли, Ваше Высочество? А теперь марш купаться!

Эдвард радостно закричал и исчез за одной из дверей, ведущей во внутренние покои. Все трое с любовью смотрели ему вслед. Неприятный разговор про старйешину Редгорда был забыт.

* * *

Редгорд был зол. Его настроение упало практически до нуля, да и каким оно должно было быть, когда вот уже пять лет он живет на положении скрывающегося от правосудия преступника. Стражи Короны — некое подобие полиции в Руре обложили его со всех сторон. Его портреты были у каждого купца, на каждом столбе в каждой корчме или таверне. Однако, пока ему удавалось уходить от погони.

Два года назад Стражи напали на его след в Западных землях. Сам виноват, решил посетить корчму «Теленок», хотя знал, что в ней хозяин человек герцога Берстранда — главы полиции. Естественно через двадцать минут здание было обложено со всех сторон магами и войнами из личной сотни бывшего друга. Ему предложили сдаться. Старейшина отказался и получалась неприятность с кучей трупов, сожженной до тла корчмой и убитым стукачом-хозяином. А Редгорд, старина Редгорд снова спас свою шкуру, исчезнув через черный вход.

И так было всегда эти пять лет. Старейшина жил постоянно с оглядкой. Скрывался, спрятался, был даже такой миг, когда он был готов пойти и сдаться в руки правосудия, но мысль о том, что все его унижения так и останутся не отомщенными не давала ему покоя. Душа требовала мести, а для мести был необходим был хитрый план. Захватить власть в Твердыне — это не пьянницу на улице облапошить. Тут требовался трезвый расчет, который ему и пришел в голову спустя четыре года.

Все это время он его обрабатывал в своей голове, крутил и так и эдак, старался его отшлифовать до красоты и чистоты королевского алмаза короны. Ошибки быть не могло быть и не должно. Слишком дорого она бы ему обошлась, ошибись он в своих расчетах хотя бы на миллиметр. Редгорд долго носил в своем сердце месть, и со временем она стала смыслом его жизни. Он понимал, что для выполнения его плана требуются люди, много людей… И он начал по-тихоньку собирать себе команду единомышленников.

Сейчас он сидел за столом в старой заброшенной лачуге на задворках Твердыни. Ее его люди купили еще вчера по бросовой цене, буквально за копейки, но теперь можно было с уверенностью сказать, что здесь их никто не обнаружит. Стражи Короны очень редко забредали в районы бедняков.

Команда его практически собралась. Все они сидели за одним столом, во главе которого восседал старейшина.

Первым по правую руку сидел Маркус Флеминг — алхимик, мастер на все руки, с золотой головой малый, прошедший огонь и воду, отсидевший в Башне Смерти, положенные семь лет, за отливку и чеканку государственной монеты. Он был специалист во всем, что касалось взрывоопасных смесей и прочей ерунды, которой можно разрушить стены такого монстра как Твердыня.

Вторым был Ситха пришелец с далеко Востока. Он имел абсолютно непроницаемое лицо и огромную власть над людьми, позволяющую внушать им то что они хотели бы услышать. Когда-то его хозяина или гуру, Редгорд старался особо не вникать в эти подробности, войны Твердыни по распоряжению Эдварда Пятого казнили прямо на центральной площади Рура в присутствии многотысячной толпы, за попытку заговора против короля. Этого простить по своим обычаям, порой более чем странным, Ситха не имел морального права. Много лет он посвятил мести, но каких — либо результатов добиться, увы не вышло. Потому что в одиночку подобраться к главе Рура, при всей его беспечности в вопросах безопасности, он так и не смог. Редгорд обнаружил его, когда он пытался войти в Твердыню под видом торговца восточными сладостями. Стражи практически ему поверили и пропустили, но в последний миг, его остановил старейшина и увел оттуда подальше, предложив участие в своем плане. Ситха, так и не сказав ни слова согласился. Редгорд стараясь не глядеть ему в глаза, отвел его в лес, где в землянке ждал своего часа Маркус Флеминг — беглый алхимик.

Третьим был маг, которого порою и сам Редгорд боялся. Некромант Осау родился в обычной семье простого крестьянина, который знать не знал про магию и прочие чудачества богатеев. Но однажды любимого маленького щенка Кроху — лучшего друга Осау насмерть загрызли волки, напавшие на деревню. Храбрый щенок бросился на глазах своего хозяина вожаку стаи в ноги и попытался укусить за мощные лапы. Волк резко взвыл и схватил за загривок наглеца, подкинул его вверх, ослабил хватку, шмякнул его на землю, а потом с наслаждением вгрызся в позвоночник. Осау бросился спасать своего друга, но спасать кого-то было уже поздно. Тщедушное тельцо щенка вяло трепыхалось в последних конвульсиях. Осау отчаянно заревел, упал перед ним на колени, прошептал в порыве злости какие — то слова, первыми пришедшие ему на ум, а потом… Потом Кроха встал, отряхнулся и зло зарычал, будто ничего с ним и не было. Только с разорванной спины шла кровь, а глаза закатились куда-то под волосатые брови. Крестьяне, удивленные столь необычным оживлением пса, тут же сообщили куда следует. Староста деревни под конвоем отправил шустрого мальца в Твердыню. Но когда конвой проезжал мимо кладбища. Некромант Олау снова зашептал какие-то слова. Кресты зашевелились. Земля с могил начала осыпаться, послышался утробный вой из-под земли. С перепугу конвойные припустили от того места куда глаза глядят, а мальчик остался один. Позади телеги без устали перебирая безжизненными лапами, следом бежал Кроха. Власть над миром мертвых испортила непорочного юшношу. Он возжелал повелевать не только миром мертвых, но и миром живых. В этом они сходились с Редгордом. Его старейшина обнаружил случайно. В одной из деревень у Великой реки прослышал об отшельнике, который помогает воскресить умерших родственников. Заинтересовался этим делом и отправился туда. Осау неприятно его удивил при первой встрече. Его лицо напоминало жуткую маску, на которую кое-как натянули потрепанную кожу, чтобы пугать прохожих. Скулы почернели и сильно выделялись на бледном лице. Говорил Осау утробным глухим голосом, и никогда в жизни Редгорд не дал бы ему пятнадцать лет. Рядом с колдуном, виляя ободранным хвостом сидел пес, глаз которого не было видно, а загривок украшала наспех зашитая кожа, сквозь швы которой проглядывала белая кость позвоночника. Они сумели договриться. Старейшина получил по итогам переговоров сильного союзника, а Олау возможность в полной мере испытать свои способности, насчет которых у хитрого старика были свои планы.

Пятым и последним напарником старейшины был простой воин. Хотя нет… Простым его можно было бы назвать с большой натяжкой, да и то если только не знать всю историю его злоключений. Воин этот во всем Руре еще восемь лет назад был известен под кличкой Зубр. Настоящего имени его никто никогда не знал. А если и знал, то сказать уже не мог. Зубр был абсолютным чемпионом ежегодных гладиаторских турниров в Твердыне. Лучше его никто не владел техникой фехтования. Он умел и любил пользоваться любым оружием, будь то праща или остро заточенный меч. Его пик славы попался на последние годы правления Эдварда Пятого, когда он размяк душой и перестал любить кровавые зрелища, вроде гладиаторских поединков. Ударился в религии, стал истово поклоняться Единому, часто совершал паломничества в храм Кремь. И все бы ничего, но однажды, указом своего королевского величества, Эдвард Пятый запретил гладиаторские бои, объявил их и всех участников вне закона. Зубр вместе со своей великолепной техникой и мускулаторой оказался на улице, без каких-либо перспектив и возможности к пропитанию. Естественно, что гладиаторские бои не прекратились, теперь они ушли в тень, стали проводиться в имениях богатых горажан, придворных вертопрахов, Зубр продолжал в них участвовать и побеждать, но в один вечер Стражи Короны обнаружили место проведения поединка, накрыли всех разом. Граф Олаф сумел откреститься благодаря своим связям при дворе от этого всего, а вот остальным участникам этого шоу не поздоровилось. В том числе и Зубру, который попал в камеру Башни Смерти в одиночную пыточную камеру на долгих три года. Этого кошмара простить или забыть Зубр был не в силах. Три года в одиночестве превратили его в бездумного монстра, который способен великолепно убивать и абсолютно не приспособленный к обычной жизни. Зубр был хорошим приобретением для Редгорда. И роль в плане старейшины ему отдавалась одна из ключевых.

Сегодня все они собрались в этой лачуге, чтобы окончательно назначить дату начала выполнения их, а точнее Редгорда, плана, распределить роли. Начал как всегда Редгорд. Коли он их всех собрал в одном месте, придумал все, то у него и имелось моральное право взять на себя определнные лидерские полномочия.

— Великий день приближается! — начал он, вставая из-за стола, прохаживаясь ему легче было говорить. Ритм шагов заставлял мозг сосредоточиться и отбросить все лишнее. — Совсем скоро наши враги получать по заслугам!

— Осталось определить день… — заметил Флеминг.

— Да, осталось определить день. Что нам скажет наш колдун — некромант Олау? — Редгорд резко повернулся на пятках к своему подчиненному.

— Мир мертвых не вникает в подробности вашего календаря. Он старается держаться подальше от всего суетного, — начал Олау, поглаживая сидящею у него на коленках Кроху. Пес не выражал никаких эмоций, только порой вздрагивал будто от холода, да беспричинно рычал.

— Великолепный ответ! Достойный мага! — съязвил Зубр, скрестив руки на груди. — Предлагаю начать как только подтянуться из провинций мои гладиаторы. Они будут нам неплохим подспорьем! Это сила, с которой даже королеве Виктории придется считаться.

— Но не та сила, которая приведет к победе и заставит испугаться Стражей Короны, — осторожно заметил Маркус Флеминг, крутя в руках какую— то странную колбочку розового цвета, больше похожую на окрашенную ртуть.

— И что же все предлагаете? — Редгорд обвел взглядом сидящих за столом, и практически у каждого от этого пристального взгляда побежали по спине тысячи мурашек.

Ситха дотоле молчавший, с отсутствующим видом смотрящий в потолок, вдруг встал со своего места, где сидел скрестив ноги и негромко промолвил:

— Боги говорят, что через неделю в Руре праздник весеннего солнцестояния. Это правда? — его невыразительные пустые глаза повернулись к старейшине.

— Правда… Этот праздник пришел к нам от Древних. Его празднуют каждый год весной в одно и тоже число.

— А где его празднуют?

— По всей стране, но центром торжеств скорее всего по традиции станет храм Кремь на острове. За пять лет его восстановили и привели в порядок. Так что скорее всего там. Обычно туда рано утром приезжает король, в нашем случае королева, стоит заутреннюю службу Единому, потом народные гуляния весь световой день. По крайне мере так было до этого много лет подряд, — пояснил Редгорд, который сам боялся силы Ситхи, стараясь не смотреть ему в глаза. Иначе даже могучая воля старейшины пала.

— Мои боги говорят, что это самое идеальное время для нападения! — провозгласил Ситха и сел обратно, запахнувшись в свое тряпье. Его вид стал такой же отсутствующий, как и был до этого.

Редгорд задумался. Идея в самом деле была неплоха. Лучшего времени для нападения и выполнения их замысла было не найти. Королева будет одна. Без охраны, поскольку в храм входит с оружием нельзя. Ну максимум кто с ней будет это старик Берстранд, выскочка Алкасар и маленький Эдвард. При мысли о внуке своего друга у старейшины даже непроизвольно вырвалось шипение. План в голове старика созрел мгновенно.

— Значит так… Зубр и Маркус, вы занимаетесь подготовкой восстания в особо бедных провинциях. Убедите народ, что власть, которая есть сейчас это власть богатых над бедными. Можете пообещать им что угодно. Только лишь бы они пошли за вами на Твердыню. Через неделю все должно быть у вас готово. Отправитесь сейчас же! Наиболее способных гладиаторов, человек пять выделите нам. Для выполнения основного плана. Олау, Ситха и я попробуем воспользоваться шансом и выкрасть королеву из храма Кремь во время службы Единому. Без Виктории Рур падет быстро. Мы уничтожим ее! Однажды у меня была возможность отомстить и убить дочку этого тирана Эдварда. Ей я не воспользовался. Теперь же я эту возможность не упущу!

— Хозяин, ты говорил что-то о сильном маге подле королевы, — спросил Олау, — какая-то девчонка, обладающая сверхспособностями. Которые еще не снились смертным. Она может почувствовать приближение опасности и предупредить Викторию, тогда наш план полетит в тартарары!

— Орлинка — первая девушка боевой маг. Она проявила себя во время нашествия орд князя Валтасара. Сейчас она не при дворе. Орлинка стала Верховной жрицей храма Единого на острове Кремь.

— Тем более! — поддержал некроманта Флеминг. — Эта девчонка может нам доставить море хлопот. От нее надо избавиться!

— У меня в отношении ее другие планы! — Редгорд ядовито ухмыльнулся беззубым ртом и облизал кончиком языка пересохшие губы. — Ее займется Ситха и постарается сделать так, чтобы она из непримеримого врага, стала самым ярым нашим союзником…

— Каким же это образом? — Зубр был хорошим войном, но вот с мыслительным процессом у него периодически возникали проблемы.

— Ситха очень сильный гипнотизер. Он подавляет волю других в угоду своих интересов. Завтра он на утлой лодчонке отправиться в Кремь, чтобы найти свет истинной веры… А потом… Когда войдет полностью в доверие этой малолетней чародейки… Думаю, она сама нам откроет двери в бастион храма, чтобы мы уничтожили ее госпожу. А теперь за работу! Нас ждет очень трудная неделя.

* * *

Орлинка резко открыла глаза и поднялась с постели. Холодный пот застилал глаза и медленно стекал по спине. Мурашки тысячами забегали по молодой нежной коже, заставляя морщиться.

Сон, который снился ей, вот уже почти три дня и сегодня не оставил ее в покое. Девушка медленно встала с постели и выпила стакан воды. Подошла к окну, рассматривая рассвет.

Ей снились пожары, кровь, крики раненных и убитых. Все настолько реально, будто происходило на расстоянии вытянутой руки. Казалось бы, обычный страшный сон, но своим сновидениям Орлинка привыкла доверять, потому что кроме беспокойства они ничего не сулили.

Девушка, которая в свои пятнадцать достигла должности Верховной Жрицы в храме Кремь, бывшая самым могущественным магом во всем Руре, приближенной к Ее Величеству королеве Виктории, испытавала жуткое неуместное чувство страха. Разгадать сон, она была не в состоянии. Все было размыто и ничего конкретного, но было ясно, что Рур в очередной раз ждут страшные испытания.

В дверь постучали. Конечно же жрицы уже заметили, что Верховная уже проснулась и подали ей ковшик для умывания и маленький тазик.

— Моряна, какие новости? — встревоженно спросила Орлинка у своей помощницы.

— Никаких… Рабочие закончили восстановление крепостной стены. Послушницы и жрицы начали украшать главный храм к празднику. Говорят, что нас посетит на праздник сама королева…

Королева… королева… посетит на праздник… Мысли быстро заметались в голове девушки одна за другой. Сон в руку. Королева посетит Кремь… По традиции на священную землю заходить с оружием запрещено. Никто не сможет оборонить госпожу, если кому-то захочется ее уничтожить… Кошмар! Династия в опасности! Ведь и маленький Эдвард должен будет тут присутствовать… Вот к чему этот сон.

— Моряна, отправь голубиной почтой послание князю Алкасару, что я хотела бы увидеться с ним и очень срочно! Как можно скорее!

— Да, Верховная!

Орлинка встала со своего места и стала быстро одеваться, игнорируя утренний туалет. Времени оставалось до праздника весеннего равнодействия очень мало, а сделать надо было очень много. Особенно теперь, когда угроза стала очевидной.

Моряна попрежнему стояла у входа и не уходила. Девушка встревоженно поглядела на жрицу.

— Что-то еще?

— Да, Верховная, — кивнула Моряна, — со вчерашнего вечера вас пытается увидеть странный мужчина.

— Кто?

— Некто Ситха, — пожала плечами жрица, — представился странником из Восточных Земель. Представляет какую — то молодую религию. Очень хотел бы побеседовать с вами. Мы его пригласили в кельи, но он отказался. Объяснив, что монастырь женский, а его вера запрещает находится мужчине и женщине в одной комнате долгое время без повода. Пришлось оставить его на подворье. Он и ночевал там. Вообще очень странный этот Ситха. Взгляд какой-то пустой… И холодный что ли…

— Ситха… Странное имя, — задумчиво проговорила Орлинка, — ну что ж раз очень желает меня повидать, то проси. Пускай заходит. Узнаем чего он хочет.

Моряна вышла из кельи медленно пятясь. Спустилась вниз и нашла монаха у повозки с сеном. Он сидел на корточках и гладил по голове курицу, которая бездумно смотрела на мужчина, лишь ее зоб еле двигался, выдавая легкое дыхние птицы.

— Верховная Жрица Орлинка готова вас принять, — объявила она монаху, а курица, едва руки Ситхи перестали ее касаться вдруг встрепенулась, закудахтала и умчалась по своим делам.

Молча, монах, закутанный в странное одеяние, наподобие простыни, обмотанной вокруг тела, поднялся с колен и пошел вслед за Моряной, которая повела его длинными, запутанными коридорами храма Кремь в келью Орлинки, сама не подозревая, что ведет врага прямо в сердце обители Единого. За то время пока они шли, он так и не проронил ни слова.

Наконец показалась, обитая металлом дверь кельи Верховной Жрицы. Моряна вежливо постучалась. Зашла внутрь. Пообщалась с Орлинкой некоторое время и вышла, приглашая зайти уже Ситху.

— Вас ждут, — сказала она, пропуская Ситху в келью.

Обитель Орлинки ничем не отличалась от остальных кельи послушниц. Те же самые нары, грубо сколоченные из необструганных досок, стол, колченогий табурет — вот и все что составляло убранство кабинета Верховной жрицы храма Кремь.

Сама девчонка была молода и, как отметил Ситха, довольно миловидна. Правильные черты лица, копна волос, волной спадавших с плеч, чуть полноватые чувственные губы. На невольничьем рынке на родине Ситхе за нее можно было выручить неплохие деньги.

— Хвала Единому! — поздоровалась Орлинка, повернувшись к вошедшему незнакомцу, завернутому в простынь.

— Я иноверец, — медленно чеканя слова, обратился к ней гипнотезер, — уважение к вашей вере не позволяет мне пользоваться вашим приветствием. Так что позвольте вас поприветствовать, как принято у нас, на далеокм Востоке.

С этими словами Ситха поклонился и взял в свою холодную бледную руку нежную девичью ладошку. От этого прикосновения Орлинка вздрогнула, будто обжегшись, но руку не отдернула, почувствовав, как сквозь холод узловатых пальцев, пробивается тепло, разливающиеся по телу горячей волной, уходя куда-то в пятки. Голова немного закружилась. Комната вдруг сделала причудливый зигзаг и перевернулась с ног на голову. Девушка зашаталась и присела на стул. А Ситха так и не выпустил ее ладонь из своей руки, только лишь приподнял свою голову и заглянул Орлинке в глаза. Заговорил размеренно и приглушенно, чувствуя, что гипноз удался. Девчонка попала под его влияние, так и не успев включить свою магическую защиту.

— Меня зовут Ситха… Я есть Единый! Перерожденный в тело восточного монаха-отшельника. Я такой же как и ты, только в тысячу раз сильнее. Потому ты мне должна подчиняться и ыполнять мою волю. Ты же не хочешь, чтобы ужасный гнев Единого обрушился на твою несчастную голову?

Орлинка едва заметно кивнула, не сводя взгляда с карих глубоких глаз Ситхи. Где-то на краю сознания она понимала всю неправильность происходящего, но сил сопротивляться этому властному голосу и этим глазам не было.

— Отныне и навеки ты моя послушница, Верховная жрица храма Кремь. Отныне и навеки твоя воля и разум принадлежат мне.

— Что ты желаешь, повелитель? — промолвила Орлинка, и в этот момент Ситха понял, что окончательно сломал психологическую защиту девушки. Теперь она стала лишь марионеткой в его руках.

— Через пять дней у вас в храме пройдет праздник весеннего солнцестояния.

— Да, господин.

— Его посетит королева Виктория?

— Этому обычаю уже больше десяти веков, как рурцы начали поклоняться Единому, то есть тебе, мой господин.

— Она будет одна?

— Конечно. Только особа королевской крови, кроме жриц, может зайти в Кремь в этот день.

— Прекрасно! — Ситха потер переносицу. Редгорд прекрасно все просчитал, а значит есть неплохие шансы на то, что вся их авантюра выгорит. — Мы поступим следующим образом… Королева приедет непосредственно на праздник?

— Нет, господин, — голос Орлинки вдруг стал каим-то чужим и нечто уже не напоминало в ней ту Верховную жрицу, какой она была несколько минут назад, — королева приезжает за день до праздника и начинает поститься, усердно молиться, а утром становится на сулжбу вместе с остальными.

— Это же просто замечательно! Значит ночь перед праздником, Виктория проведет в твоей келье. Знаешь, моя девочка, мы с тобой посутпим следующим образом…

* * *

Корчма «Великан» надрывно гудела множеством пьяных глоток. Где-то бились о пол пивные кружки, где-то о чем-то спорили, а выпившая компания моряков с фрегата королевского флота «Неустрашимый» отпускала сальные шуточки в адрес хозяйки заведения госпожи Горины.

Бывший гладиатр Зубр сидел в самом углу, в тени чучела огромного двухметрового медведя, стоявшего на задних лапах, пил пиво мелкими лотками и нервно поглядывал на входную дверь. Его собеседник опаздывал. Зубр уже начал волноваться, когда на пороге корчмы появился здоровенный детина, лицо которого было полностью исполосовано шрамами, но сохранившее былую привлекательность. Полуобнаженный торс, накрытый лишь тигровой жилеткой выделялся громадой мышц, свидетельствующих о непростом жизненном пути посетителя. Помимо воли гул немного стих, и взгляды посетителей «Великана» обратились на вошедшего. Тому к вниманию было не привыкать. Он сделал шутливый поклон в сторону госпожи Горины и медленно прошествовал к столику, за которым его ожидал Зубр.

— Ты опоздал… — сухо заметил он, едва вошедший умостился на узком для него колченогом табурете и прихлебнул из кружки пенного холодного пива.

— Извини, что заставил тебя ждать, — голос собеседника оказался хриплым, каждое слово давалось ему будто с надрывом голосовых связок. — были проблемы с Головорезом Кровавым.

Зубр удивленно и вопросительно поднял брови.

— Он сомневался в успехе нашего предприятия и зарождал в других гладиатарах сомнение, — пояснил воин.

— Надеюсь вопрос решен?

— Теперь Головорез сомневаться не в чем не будет. Все его сомнения отныне будет разрешать Единый, — смех мужчины каркающим звуком раздался по всем уголкам корчмы так громко, что притихли даже бесшабашные морячки.

— Это хорошо… — Зубр задумчиво повертел пустую кружку в руке и поставил ее обратно на стол. — Сколько людей тебе удалось собрать?

— В Южной провинции нас ждет бригада из пяти тысяч верных гладиаторов. А с севера готова к выступлению целая центурия. Всего около двенадцати тысяч войнов.

— Отборных войнов, хочу заметить, Гор. Отборнейшх убийц и маньяков, которые больше ничего в жизни не умеют как убивать, — губы Зубра тронула легкая усмешка. Регулярной армии Рура придется тяжеловато в борьбе с ними.

— Если они вообще не разбегутся при виде такой армады, — довольно заметил Гор.

— Не нужно недооценивать рурцев. Эта армия не та, что была пять лет назад, когда напал на нас князь Валтасар. С того времени они многому научились. Регулярные тренировки, боевой опыт. Это очень много значит. Я тебя не пугаю, но сразу хочу предупредить, что легко не будет.

— Никакой боевой опыт не сравнится с Ареной, — ответил Гор, — тебе ли это не знать, мой дорогой друг.

— Мне ли это не знать, — задумчиво пробормотал Зубр, воспоминания нахлынули на него. Он вспомнил свой последний бой на Арене в Твердыне и тот момент, когда понял, что завоевал себе право на свободу. Большего счастья больше в своей жизни он не испытывал.

— Но не для этого ты меня вызвал?

— Нет, конечно, — усилием воли Зубр вырвался из омута памяти и вернулся к действительности, — наш покровитель определился с часом Икс.

— Да! — радостно воскликнул Гор. — И когда же это случится?

— В день весеннего солнцестояния. Это будет наш шанс. Второго такого может не предоставится.

— Я понимаю, Зубр, но что же делать нам?

— Вам необходимо скрытно выдвинуться на позиции подле Твердыни, так чтобы вас не заметили раньше времени, а по нашему знаку…

— Что за знак?

— Огонь на Башне Смерти. По сигнальному огню, вы должны войти в Твердыню.

— А как же Сама?

— Сама будет в это время в Креме, на церемонии жрицов Единого. Щенком и Колдуном мы займемся сами, а вам необходимо сразу навести порядок, блокировать в своих казармах Стражей Короны.

— Будет сделано! — Гор кивнул и довольно потер руки. — Может еще по пиву?

Зубр так посмотрел на своегго собеседника, что у того отпало любое желание просить еще выпивки.

— Ну нет так нет, — пробасил бывший гладиатр и вышел из-за стола.

* * *

Провинции всегда были беднейшими местами Рура. На самом деле, в относительном достатке жила в стране лишь только Твердыня. Остальные же маленькие города и села находились в состоянии такого ужасного кризиса, что напоминали бочку с порохом с подведенным к ней фитилем. Оставалось лишь только поднести к этой самой бочке зажженный факел и заряд недовольства сдетонирует и выльется в массовые народные волнения.

Это все прекрасно знал Редгорд, который и сам приложил руку к созданию такого бедственного положения, будучи главой Совета Старейшин. Коррупция на местах стала почти всеобщей. Народ голодал и естественно, что внутри него меделнно закипало возмущение. С приходом к власти королевы Виктории, обстановка немного выправилась, но в отдаленных провинциях приказы новой государыни исполняли неохотно, откровенно затягивая проводимые реформы. Народ беднел, умирал от голода и нищеты, готовый пойти куда угодно, сместить кого угодно, лишь бы ему пообещали беспроблемное светлое будущее. На этом и решил сыграть Редгорд, когда отправлял в дальние провинции с лекциями алхимика Маркуса Флеминга.

Самому появляться там ему было не с руки. В народе еще была жива память о нашествии князя Валтасара, и самый последний крестьянин знал, что виноват в войне во многом беглый старейшина. Его могли бы не то чтобы не послушать, а не услышать. А вот Маркус Флеминг со своим подвешенным ученым языком, да парочкой фокусов, мог заставить поверить необразованную деревенщину во что угодно, повести за собой, а как известно нет ничего страшнее бессмысленного и беспощадного деревенского бунта.

Редгорд отправился с ним, скрываясь под глубоким капюшоном, он следовал за ним по пятам. Маркус представлял его, как жертву правления режима королевы Виктории. Мол, это человек, который попробывал возмутиться вслух на площади завышенными ценами на товар, за что его Стражи Короны схватили и пытали, лишив речи и зрения. Только чудом удалось старцу спастись из Башни Смерти. Вообщем легенда оказалось кстати, а язык у Флеминга подвешен. Редгорд в который раз не пожалел, о том, что сделал на алхимика главную ставку. Оставалась последняя провинция со столицей в деревне Тагар. Именно туда ранним утром и зашли два странных путника.

На площади в деревне было пусто. Посреди главного ярмарочного пятачка окрестностей растеклась огромная грязная лужа, в которой с огромным удовольствием каталась розовая свинья. Редгорд еле слышно выругался, когда ему под ноги ринулся рыжий петух, получивший пару пинков от идущего рядом Флеминга. Поднялся куриный гвалт. Залаяли собаки соседних домов. Из пекарни выглянула розовощекая кондитерша. Ина порог цирюльне, обтирая опасную бритву о замызганное полотенце медленно вышел парикмахер, упер руки в бока, исподлобья глядя на пришельцев.

Деревня она и есть деревня, особенно такая маленькая, как провинция Тагар. И сарафанное радио здесь работает получше фельдъегерской службы Ее Величества. В течении пятнадцати минут в тагаре знали о том, что в провинцию забрели два незнакомца, а один из них целый профессор из Твердыни, который желает жителям рассказать о том, как правильно жить, чтобы не жить бедно.

Маркусу и Редгорду тут же соорудии помост из старого обшарпанного стола бургомистра, который и валялся здесь именно для такого случая. Подали руку, чтобы взойти. Впервые Редгорд почувствовал себя, как на эшафоте. Огляделся из-под низко надвинутого на лоб капюшона плаща. Ни бургомистра, ни Стражей Короны пока не было видно, а значит они приход двух нелепых бедняков, пусть и одного профессора, посчитали недостойным своего высочайшего внимания. Ну и хорошо!

— Друзья! — начал немного выспренно Маркус, слегка прокашлевшись, прочищая осипшее от долгих выступлений горло. — Я профессор, вполне себе обеспеченный человек, приехавший к вам из самой Твердыни. Зовут меня Маркус Флеминг. Вы спросите, зачем его принесло в такие далекие края, как Тагар, этого академика? Дел ли больше нет у профессора в его академиях? Спросите, и правильно сделаете… Нет у меня больше никаких дел вместе с этими крохоборами, взяточниками и бандитами, врагами своего собственного народа!

Люди на площади возмущенно загудели, но, если судить по глазам, то последняя фраза Флеминга им определенно понравилась. Старейшина всегда удивлялся, как правильно и точно Флеминг мог подобрать ключик к сердцу любого собеседника, а как известно, где включается сердце, там мозг работать перестает.

— Нет сил смотреть, как вы трудитесь, теряете последние силы и здоровье, ради прихотей этой малолетней вертихвостки!

Народ стих. За оскорбление королевской фамилии по законам Рура следовало бы вздернуть наглеца на дыбу. Оказаться там раньше профессора никто не желал.

— Боитесь! — закричал с надрывом Маркус так, что даже Редгорду стало стыдно, что он чего-то боится. — Бойтесь! Вас запугали! Стражи Короны преследуют инакомыслие. Вешают, казнят… А вы бойтесь! Сборщики податей забирают у вас последнюю крошку хлеба, вам нечем детей кормить, а королева жирует вместе со совим любовником на пирах, а вы не можете и слова поперек сказать бургомистру, чтобы не оказаться за решеткой. Бойтесь! Скоро вас забьют, как скотину и пустят на мясо, потому как колдун Алкасар питается лишь только человечиной! Бойтесь!

— Ты особо-то не пугай нас, милок… — вперед вышел кузнец, который в плечах был только, как три Флеминга вместе взятые. — Мы люди пуганые. За те слова, что ты нам говоришь, прямая дорога в Башню Смерти нам всем светит. Тебе за то что сказал, а нам за то что слушали…

— Вот так! — махнул рукой Флеминг. — Башни Смерти боитесь? Все мы там будем рано или поздно… А хотите посмотреть, что сделали Стражи Короны с человеком, который посмел отказаться платить непомерный налог на соль в этой самой башне?

Вперед выступил Редгорд и откинул капюшон, обнажив седую голову. Его глаза были закрыты, рот искажен ужасной гримассой, а лицо украшал страшный шрам от ожога. Народ испуганно ахнул и подался назад. Настолько был ужасен вид старейшины.

Кондитерша жалостливо всплеснула руками и подошла поближе. Ее мужа, когда-то давно арестовали по навету и отдали на растерзание в Башню Смерти. Оттуда он так и не вернулся.

— Видите! Не отворачивайте ваши лица! Не прячьте ваших детей! Пускай все знают ужасы, которые творят Стражи короны при попустительстве нашей королевы и его любовника колдуна. Бойтесь! — Маркус Флеминг сорвался на противный визг, но только усилил эффект от своих слов.

Редгорд поморщился, но крестьянам кажется нравилось. Все меньше стало недовольных и все больше людейь согласно закивали головами, соглашаясь с оратором. Вид старейшины их бзусловно впечатлил. Особенно шрам на щеке, оставленный после битвы у Великой реки, откуда Редгорд еле ноги унес, поставив все на Валтасара.

Наконец в конце улицы появился бургомистр, а сним чуть позади двое в темно-лиловых камзолах с длинными алебардами — Стражи короны. Бургомистр был чуть полноватый мужчина с уже появившимся пивным брюшком, длинными пшеничными усами, болтавшимимся двумя паклями вокруг шеи. Стражи выглядели посолиднее, но служба в провинции их разленила, и они мало напоминали волкодавов, которые рыщут по Твердыне и окрестностям в поисках Редгорда.

— Так… — протянул бургомистр, подойдя к собравшимся, медленно, будто ледокол, раздвигая своим пузом толпу. — Это еще что за митинг? Вы кто? — этот вопрос он уже адрессовал Редгорду и Флемингу, которые стояли на помосте. — Я спрашиваю кто вы, уважаемые господа?

— Маркус Флеминг — странствующий ученый! — представился алхимик, нарочито уважительно поклонившись.

— Флеминг… Флеминг… — бургомистр не заметил издевки в поклоне, принял важный и осанистый вид, будто пережевывая незнакомое имя. — Что ты забыл в наших краях?

— Я хотел рассказать правду…

— А что есть твоя правда?

— Правда в соблюдении законов! А они в нашем благославенном Руре повсеместно нарушаются.

— Да!

— Нарушаются! — загалдела толпа, уже подогретая должным образом.

— Взять его! — громко распорядился бургомистр, повелительно махнув рукой.

Но Флеминг был бы не Флемингом, если бы так просто дал себя схватить. Он решительно оттолкнул Стража, который поднялся на помост и отчаянно закричал.

— Люди! На помощь! За правду меня собираются запереть в Башне Смерти и пытать!

Народ возмущенно загудел и напряжение стало нарастать с каждой минутой. Оно уже висело синим клубком над головами собравшихся, готовое вот-вот разорваться яркой ослепительной вспышкой молниеносного разряда недовольства.

— Не позволим! Нет произволу!

Парочка особенно рьянных защитников бросилась на бургомистра, опасаясь открытого противостояния со Стражами, которые пока никакого особого участия в сваре не принимали. А Флеминг решил немного накалить ситуацию.

— Сегодня забрали меня! Завтра заберут вас, — закричал он, кидаясь в объятия Стража короны, который, как назло топтался на месте и не предпринимал никаких действий. Со стороны показалось, что сам Страж обхватил Маркуса, стремясь утащить с помоста.

Толпа возмущенно взревела и двинулась в сторону бургомистра с охраной.

— Смерть! — раздалось в непрерывном гуле голосов. Накаленная обстановка взорвалась ярким огнем и выплеснулась наружу огнем народного гнева. Толпа захлестнула помост, стражей и бургомистра, смешалась в кучу-малу, из которой еле успели вырваться Редгорд и Маркус Флеминг.

Никто уже на них не обращал никакого внимания. Действо все разворачивалось вокруг помоста, где уже особо активные жители Тагара связывали беспомощного главу и его соратников. Слова «Народная Казнь» слышались отовсюду.

Редгорд и Флеминг аккуратно вышли дворами с площади. Пересели на заранее приготовленную пару лошадей и вскоре скрылись в ночи. Лишь изредка до них донесились крики возбужденных сельчан и пламя костра, на котором окончили свою жизнь бургомистр Тагара и двое стражей короны.

— Куда теперь, Редгорд? — весело из-под низко надвинутого подмигнул Флеминг своему спутнику.

— Наша миссия выполнена. Из искры, да возгорится пламя! Эту искру мы поднесли. Остается ждать результатов. У нас есть более важные дела в Креме…

— Ты думаешь этого хватит, чтобы бедняки примкнули к нашему движению? — Флеминг подтянул уздцы и приостановил коня. Они достаточно удалились от Тагара, чтобы не спешить.

— Тагар провинция бедная, но довольно обширная, пользующая довольно большим влиянием на всем Юге Рура, так что если пожар вспыхнул здесь, будь уверен, Маркус, его разнесет далеко за пределы этого чертова мирка.

— Ну, а если королеве станет известно о волнениях на Тагаре? Тогда что?

— Ооо… это-то нам и нужно! Она пошлет себя либо самого Алкасара, либо Берстранда вместе со стражами короны и тогда…

— Тогда Твердыня окажется практически беззащитной и вступит в дело наш головорез Зубр? — догадливо кивнул Флеминг.

— Да, его центурия ждет своего часа недалеко от Твердыни.

— А если все же королева сама двинется сюда? В конце-концов она же всего лишь девчонка?

— Ни один правитель не пропускал праздник весеннего солнцестояния в Креме.

— А там наш Ситха…

— Правильно, Маркус, а там наш Ситха, который вместе с Орлинкой представляет собой гремучую смесь. Сети расставлены, — улыбнулся Редгорд, — осталась ждать, когда в них попадется наша королевская рыбка.

* * *

Алксара интуиция еще не подводила ни разу за всю его долгую жизнь. Вот и сейчас в области груди что-то подозрительно свербило, наводя на мысль что, что-то должно непременно случится, и их с Викторией спокойной жизни пришел конец. Это чувство пришло к нему примерно год назад и с тех пор не отпускало ни на минуту. Конечно, он старался ничем не выдавать своего волнения, но сегодня это ощущение усилилось многократно и сил терпеть уже не было.

Колдун налил себе немного вина и одним глотком осушил бокал. Редгорд — старейшина Рура занимал все его мысли. Неприятности, которые порой преследовали семью несколько лет, он связывал именно с его кознями. А теперь подозрения только лишь усилилилсь. Среди мертвых после битвы на Большой Реке его не нашли, среди пленных живых его тоже не было, да и стражи короны за столько времени так и не сумели напасть на след старейшны, что наводило на определнные размышления. Так как Редгорд не из тех людей, что умеют прощать или бояться, то можно со всей уверенностью предположить что готовится что-то опасное.

Двери распахнулись будто сами собой в комнату. Алкасар обернулся, а рука непроизвольно легла на рукоять палаша. Но беспокоится было нечего. На пороге стоял герцог Берстранд собственной персоной, который отныне заведовал Стражами Короны.

— Что-то последнее время вы стали слишком нервны, молодой человек? Может стоит съездить на воды? — старейшина улыбнулся и прошел в комнату. Вот кого не беспокоили никакие проблемы Рура. Он выполнял свою работу отлично, любил ее, а еще души не чаял в своем маленьком воспитаннике Эдварде младшем, который был так похож на его друга, практически брата, отдавал ему всего себя без остатка, и Алкасару порой казалось, что даже если мир рухнет, а рядом с Берстрандом будет маленький королевич, то старик все равно будет улыбаться и мягко журить Его Высочество за его проделки.

— Нет уж… — улыбнулся в ответ Алкасар. — Я уж по старинке пустырника сорву и заварю на ночь! А воды? Воды удел стариков…

— Рано ты меня в старики, да дядьки записываешь, — нахмурился Берстранд, — боюсь рано мне еще в запас.

Лицо герцога резко посерьезнело и он стал похож на себя самого пятилетней давности, времен битв с князем Валтасром, когда вся армия Рура была в его подчинении.

— Что произошло? — встрепенулся колдун, внимательно оглядев с ног до головы старейшину.

— Кажется у нас небольшие неприятности, — осторожно начал Берстранд.

— Что случилось?

— Только что среди нас появился гонец из провинции Тагар… Он принес недобрые вести. Может присядем, Алкасар? — предложил герцог и первым присел в плетеное кресло, наркытое пледом из овечьей шерсти.

— Не тяни… Хуже уже не будет, — колдун последовал его примеру и занял место напротив. Кажется, его последнии ощущения и подозрения начали сбываться. Что-то должно было случится в Руре. Он только не знал где. Теперь, как выяснилось, ЭТО началось в Тагаре.

— Гонец сообщил, что третьего дня в провинциии появились старец и молодой человек, которые ударили в набат…

— Набат?

— Да, это древняя традиция Рура, каждый кто хочет высказаться имеет право ударить раз в жизни в набат. Соберутся люди провинции на главной площади и выслушают его. Конечно это отголоски нашего демократического прошлого, но тем не менее это часто помогало при решении довольно спорных вопросов. На площади все были равны и имели право голоса.

— Значит, те кто ударил в набат прекрасно знали законы Рура? — Алкасар внимательно посмотрел на герцога, пытаясь по лицу старого лиса понять, что он сам думает по поводу этих событий.

— Да… Старик и парнишка прекрасно знали об этом. Тагар довольно отдаленная провинция. В ней сохранились обычаи и пережитки прошлого. К тому же, хорошей системы Стражей у меня пока там создано не было. Сидело два постовых и бургомистр, бывшие ветераны войны.

— Можно считать некого… — задумчиво проговрил Алкасар.

— Можно сказать и так…

— И для чего же эта странная парочка ударила в набат? Хотя, постой герцог, дай, я сам угадаю… Они кляли на все лады королеву Викторию, обвиняли ее в чрезмерной жестокости к своим поданным, ну и пожалуй, говорили, что муж ее оборотень заморочил ей голову настолько, что скоро такие провинции как Тагар будет уничтожаться сотнями. Верно?

— Именно что-то подобное они говорили… — растерянно ответил Берстранд. — а откуда тебе это известно?

— Наверное, что-то подобное я и ждал. Скорее всего старик это и есть наш давно пропавший старина Редгорд, а вот парень… Вероятно один из его приспешников.

— Ты считаешь их не двое?

— Неет, — протянул колдун, — Редгорд не настолько глуп, чтобы лезть в пасть дракона, ограничившись одним помощником. Уверен, что у него теперь слаженная команда, готовая отомстить. А что же твои ветераны Стражи короны? Что бургомистр Тагара?

— Они попытались вмешаться, — Берстранд виновато опустил голову, — но… Люди, провинция, практически полное отсутствие власти. Одурманенный народ сдержать они не сумели…

— Что?

— Бургомистра и двух Стражей короны четвертовали в тот же день на центральной площади… Прости, Алкасар.

— А тагарцы?

— Тагарцы по сведениям гонца собрали совет, который управляет провинцией, отказываются платить налоги, собирают свою жандармерию… Переходят на полное самоуправление…

— Беда… — задумчиво протянул Алкасар и замолчал, раздумывая над своими собственными мыслями. Вся голова его была занята Редгордом, но как не силился понять поступки и дальнейшие действия старца колдун, у него ничего не получалось.

Спустя несколько минут, прошедших в полном молчании Берстранд решился нарушить тишину. Он слегка кашлянул и обратил на себя внимание сильно задумавшегося Алкасара.

— Что делать с Тагаром? — спросил он.

— А что со стариком и парнишкой? Ну, которые ударили в набат на площади? Что с ними, герцог? О них есть какие-то сведения?

— Кроме того, что они исчезли в самом начале заварушки, ничего… Следы их теряются. Никто подорожные им не отписывал, а значит есть вероятность, что они еще в Тагаре.

— Почему это? — вскинулся Алкасар. — Неужели через пограничников так сложно просочиться по тропам?

— Дорога в Тагар одна. Идет по самому краю пропасти. На этой дороги стоит наш пост, так что обойти его можно, только если умеешь летать…

— Это хорошо! — встрепенулся колдун и вскочил со своего места, заходил нервно по комнате. Хзначит есть надежда, что Редгорд все еще в Тагаре. Конечно! А если восстание пойдет не так и крестьяне не соберутся в поход против тирании Твердыне. Нет… Редгорд там, он должен контролировать, направлять… Только тогда его план выгорит. Иначе, все зря!

— Простите?

— Берстранд, подготовь мне отборную центурию Стражей короны. Я думаю, что я сам улажу дела в Тагаре.

— А как же праздник в Креме?

— Там обязана находится королева… Вот и пускай постится. Молится Единому, общается с Орлинкой, а я пока решу нашу главную проблему.

С этими словами он начал собираться в дорогу, а Берстранд, видя эти суетливые приготовления, тихо вышел за дверь, отдать указания насчет центурии.

* * *

Но едва за герцогом закрылась дверь, как туда сначала вбежал наследник престола, а следом за ним вошла королева Виктория. Эдвард с разбега запрыгнул отцу на руки и начал о чем-то рассказывать, в смысл его слов Алкасар вникнуть никак не мог. Мысли были заняты Тагаром и поисками Редгорда.

— О чем вы говорили с Берстрандом? — Виктория была одета сегодня в длинное в пол скромное платье, каштановые волосы туго перевязаны платком из тончайшего шелка, привезенного из Южных провинций. Лицо ее было строго и серьезно, такое, какое подобает иметь королеве. Она стала старше, опытнее и мудрее со временем и теперь мало напоминала ту девчонку, которая когда-то спорила со старейшинами на совете, а ее поднимали на смех.

— В Тагаре восстание бедноты…

Королева подняла удивленный взгляд на своего мужа. Переспросила:

— На Тагаре?! Почему я об этом не знаю? Что там произошло?

— Мы не хотели тебя беспокоить перед праздником Единого, дорогая. Да там и нет ничего опасного кто-то всбаламутил народ. Они создали свой совет управления, теперь не хотят платить налоги, казнили Стражей и бургомистра…

— И ты говоришь ничего страшного, Алкасар?! — вскинулась королева.

— Нет, родная, — колдун продолжал удерживать сына на руках, который внимательно слушал разговор взрослых и незаметно умолк, навострив ушки, — поверь, если бы было что-то важное, то я бы тебе обязательно сказал. Герцог уже отдал распоряжение подготовить лучшую центурию для подавления восстания.

— Берстранд сам поведет ее?

— Ее поведу я, Виктория…

— Ты с ума сошел! Не дело короля вести в бой солдат. На то есть полководцы, — гнев исказил лицо королевы. Слезы навернулись на изумрудные глаза, затрепетали на длинных ресницах, а страшное предчувствие беды сдавило сердце. Она не могла объяснить откуда появилось это чувство, но то что она чувствовала заставляло ее сильно тревожиться.

— Брось, дорогая, — он обнял ее одной рукой и прижал к себе, — я быстро управлюсь, как раз ко второму дню торжеств. А ты пока пройдешь все церемонии и обряды…

Алкасар нежно поцеловал жену в губы. Она ответила легким, как утрений солнечный луч, касанием губ. У колдуна закружилась голова от нежности к малышу Эдварду и Виктории. За них он поймает не только какого-то старейшину, да он весь мир перевернет с ног на голову, только лишь бы они были счастливы.

— Не волнуйся…

— Хорошо, — согласилась Виктория, — но учти, если ты не появишься через двое суток, то… То пеняй сам на себя! — она со смехом потрепала его по волосам и расцеловала, так как это делать умела только она.

— А можно мне тоже поехать в Тагар с папой? — подал голос молодой князь Эдвард. — Я тоже хочу на войну!

— Нет уж… — одновременно в унисон ответили родители.

— Папа едет в Тагар, я в Кремь на праздник Единого, а кто же останется править Твердыней, Ваше Высочество? — с улыбкой полной нежности Виктория посмотрела на своего сына.

— Дядюшка и останется, — упрямо надул губы княжич.

— Надо привыкать, Эдвард, что не всегда наши желания должны исполняться. Ты особа королевской крови, — пояснил терпеливо колдун, — ты обязан порой следовать голосу разума, а не голосу своего сердца.

Алкасар поцеловал сына в щеку и наконец опустил на пол.

— А теперь беги к дядюшке Берстранду и скажи, что управлять Твердыней вам придется вдвоем. По крайней мере ближайшие дня два.

Маленький Эдвард тут же забыл, что собирался вместе с отцом на войну. Рванул по коридору, забыв закрыть за собой дверь. По коридору неслось эхо голоса княжича:

— Дядюшка, дядюшка Бестранд! Мы теперь тут самые главные! Все уезжают и мы теперь можем есть пироженые сколько хотим!

Родители переглянулись и одновременно засмеялись. Они были счастливы…

* * *

Сборы много времени не заняли. Обо всем позаботился герцог. Центурия стояла подле стен Твердыни, готовая к выступлению уже к вечеру сегодняшнего дня. Колдун тоже долго не собирался. Захватил с собой старый меч. Надел кольчугу. В мешок сложил несколько лечебных снадобий из редких лекарственных растений, немного подумав, захватил с собой Око Поиска — древний артефакт, которым пользовались еще во времена прадедушки Виктории, случайно обнаруженный им в подвалах Твердыни. Редгорда правда найти он так и не смог. То ли потому что энергия вся вышла из него за долгие годы, то ли потому что у Око был ограниченный круг поиска. Алкасар, беря его в дорогу искренне надеялся на второе. Поцеловал жену, попрощался с сыном, надеясь, что через двое-трое суток увидит их.

Выступили в сумерках. Солнце село за горизонт, а колонна конных Стражей двинулась по Тракту в сторону Несмолкаемых Гор, переход через которые и был самой тяжелой частью карательной операции.

Почему горы назывались Несмолкаемыми? Колдун когда-то поинтересовался об этом у старейшины Тука. Тот рассказал, что давным давно там были каменоломни, из камней которых и строилась Твердыня. Тысячи людей пали замученные страшным, невыносимым трудом в этих горах. С тех пор, когда на пиках гряды дует ветер, он приносит голоса всех погибших там рабов. Ощущение, когда слышишь этот разноголосый хор стонов и криков, еще то, но ничего смертельно опасного в этом гомоне нет. Тракт проходит прямо по вершине Несмолкаемых, дорога давняя, и за столько лет на ней не путников души рабов не нападали.

До Тагар один ночной переход. Ночь вступила в свои права, заменив серые безлунные сумерки. Ночью ехать опасней. Потому впереди разъезды Стражей, отряды позади и по флангам. Алкасар подумал, что лучше поберечься с самого начала. Так как предугадать действий Редгодра нельзя. Что у него в голове творится, знает лишь только он сам.

Конь мерно покачиваясь, бредет вслед за авангардом, изредка всхрапывает, перекликиваясь со своими соседями. Пахнет полынью и вечерней свежестью.

Отмахав приличный крюк, решили устроить привал у подножия Несмолкаемых. Разожгли костры, отправили посты дальнего обнаружения, расставили часовых. Алкасар попрежнему считал, что лучше перестраховаться, чем жалеть о том, что не сделано.

Командир центурии центурион Крид — старый заслуженный вояка, с длинной седой бородой и лицом покрытым шрамами, так что на нем было видно только лишь глаза, расположился напротив.

Из курдюка он нацедил немного воды и полил на руки, умылся и принялся за обед, приговаривая:

— Вот вы, Ваше Величество, не местный, а значит не знаете, что творится порой в этих горах… Страшное место. Сколько тут душ неупокоенных бродит… Не пересчитать!

— Но я слышал, что они на путников идущих по Тракту не нападают и вообще ведут себя, как и положено неупокоенным душам — смирно.

— Вам-то оно виднее, поговаривают, что вы сам из тех, кто с нечестью якшается… Вам они не страшны, а вот кони волнуются.

Лошади и правда, едва подошли к подножью Несмолкаемых гор, начали вести себя совершенно иначе, чем вначале пути. Завлновались, то в хвосте колонны, то в ее начале раздавалось испуганное конское ржание.

— Кони видят нечистую… — пояснил Алкасар.

— Вот и я о том толкую, — Крид, доев, спрятал остатки позднего ужина в походную сумку и обтер усы кончиками пальцев.

— Живых надо бояться!

— Это…

— АААА! — раздалось над Трактом. Чей-то отчаянный крик разрезал тишину острым лезвием опасности.

Крид вскочил со своего места, держа на готове меч. Колдун последовал его примеру.

— Вот вам и не нападают… — очень тихо проговорил центурион. — Погасить огонь! Приготовиться к отражению атаки!

— Может… — начал нерешительно Алкасар, хотя сам понимал, что уже не может. Голову обдало холодом, который начал окутывать лагерь со всех сторон. Потоки мертвой энергии начали стелиться туманом вокруг людей. Колдун ощутил на губах иней. Верный признак рядом мертвых душ.

— К бою! — громче, чем следовало отдал распоряжение Крид.

Зеленые полупрозрачные тени струились в воздухе где-то в лиге от них, медленно клубясь, они решительно приближались к центурии.

— Ааа! — заорал кто-то отчаянно, потом что-то забулькало, будто воин подавился своими собственными словами.

— Ими кто-то управляет, — тихо проговорил Криду на ухо Алкасар, приготовив меч, следуя примеру опытного война, — души рабов не могли бы сами напасть. Кто-то надоумил их, что если высосать из человека энергию, то они обретут плоть его и силу его, но будут мертвы.

— Как же так? — только и смог произнести Крид, как перед его ногами туман перестал клубиться, приобрел зеленоватый оттенок и стрелой взмыл вверх, куда-то на уровень лица центуриона. Приобрел фигуру крупного мужчины одетого в какие-то лохмотья. Фигура качнулась к лицу Крид и будто приобняла, вроде собираясь поцеловать. Ослепительное сияние ослепило Алкасара, на минуту он отшатнулся, но этого хватило, чтобы душа произвела роковой поцелуй. Энергия ручейком начала покидать тело старого война, плавно перетекая в необъятное нутро призрака. С каждой каплей призрак становился из зеленого серым, а центурион бледнел.

— Умри! — заорал Алкасар и бросился на призрака, который почти приобрел тело. Раб вяло отмахнулся мечом Крида, не отпуская от себя центуриона. Энергия все еще переливалась, будто из одного сосуда в другой.

Черт! Руку колдуна обдало могильным холодом, и меч чуть не выпал из рук. Силой раб обладал немерянной. Алкасар обернулся. Вокруг лишь один зеленоватый туман клубами взмывает вверх, приобретая формы человеческих тел.

Призрак закочнил свое дело с Кридом и отбросил тело в сторону, которое превратилось в высохшую мумию и мало напоминало решительного командира центурии.

— Кто ты? — прохрипело чудовище, а иначе ЭТО назвать было нельзя.

— Сейчас узнаешь! — колдун бросился вперед, стремясь нанести всего лишь один удар, но в сердце, чтобы уничтожить душу. Однако, меч едва коснувшись меча призрака отлетел далеко в сторону, в придорожные кусты, искать его времени не было. Так как враг уже был совсем близко.

Надо было что-то срочно придумывать. Иначе, смерть! Поход закончится так и не успев начаться. Неожиданно, Алкасар вспомнил, что в кармане у него валяется старое потрескавшееся зеркало, которым он пользовался, когда брился на редких привалах походов. Мысль созрела сама собой. Зеркала — это верная смерть души. В преломлениях она теряется, будто в закоулках незнакомого переулка. Только где же оно…

Секунду спустя Алкасар выхватил из кармана круглое полированное зеркало покрытое сетью морщин какого-то темно-зеленого света. Отчаянно выставил перед собой, искренне надеясь чтобы его план сработал.

Душа дернулась было в сторону, но ее глаза так и остались прикованны к полированной поверхности. Призрак во плоти неожиданно остановился и покачнулся, будто споткнувшись. Его взгляд пытался отчаянно вырваться из оков Зазеркалья, но энергия раба Несмолкаемых гор была слишком мала, чтобы противостоять могучиму инстинкту древних. Рев призрака наверное было слышно даже в Твердыне. Контуры тела Крида начали расплываться. Из груди бывшего командора начала выходить какая-то зеленая субстанция, неумолимо приближаясь к зеркалу. Алкасар стал чувствовать себя немного увереннее… Его метод подействовал. Душу тянуло в лабиринты Зазеркалья, где она видела себя. Наконец последние части вырвались наружу из груди тела Крида. Призрак всхлипнул и с ревом буквально впитался в зеркало.

— Зеркала! Достаньте, зеркала! — закричал что было сил колдун, подбежав к следующему рабу Несмолкаемых гор, который втянулся в лабиринт уже быстрее, чем первый. Вокруг оставшиеся войны центурии быстро доставали зеркала из своих дорожных сумок. Зеленоватый призрачный туман понемногу рассеивался, пока совсем не исчез. На Тракте установилась абсолютная тишина. Оставшаяся в живых треть центурии Стражей короны пыталась отойти от пережитого потрясения. Но они победили и могли продолжать свой путь в Тагар.

* * *

Кремь встречал гостей. Жены высокопоставленных чиновников Рура приехали сегодня, за день до праздника весеннего солнцестояния, чтобы помолиться Единому, обрести благочестие и раскаяться в своих грехах. Двор был забит празднично одетыми женщинами, жрицами. Повсюду развевались праздничные флаги слышались трубы, игравшие нечто бравурное. Ждали прибытия королевы.

Наконец, после почти трех часов ожидания на Великой реке показалась утлая лодочка, на носе которой стояла королева Виктория. Ее волосы были убраны под парчовую накидку, белое платье струилось под ногами длинным шлейфом. В руках она держала длинный посох с набалдашником льва — символ власти Рура. Ее вид напоминал всем о величие Твердыни и могуществе ее правителей.

Трубы заиграли еще громче, кое-где послышались счастливые крики. На маленьком пирсе появились встречающие. Возглавляла делегацию Орлинка, окруженная самыми верными жрицами культа Единого. Все они были, как и положено в серых длинных до пять балахонах, украшенных желтыми полевыми цветами.

Лодка сделала вираж против течения Великой реки и вильнула к берегу. Опытный рулевой правил точно к причалу. Виктория приветственно помахала рукой жрицам, занявшим свое место на берегу, приглашенным гостям. Еще минута и лодка уткнулась носом в пирс. Тут же рулевой накинул швартовый и положил трап. Подал руку своей королеве.

Орлинка сделала шаг навстречу и низко поклонилась, едва точеные ножки Виктории коснулись причала.

— Мы рады приветствоать тебя, повелительница на празднике весеннего солнцестояния!

— Орлинка! Как же рада я тебя видеть… — королева, наплевав на этикет, обняла главную жрицу храма Кремь.

— И я, Ваше Величество! Келья для вас уже готова… Прошу пройти за мной… — произнесла Орлинка и отстранилась.

Неизвестно почему, но Виктории вдруг показалось, что Орлинка совсем не рада ее здесь видеть. Да и этот строго официальный прием лишь укрепил ее подозрения. Церемонии церемониями, но и дружба между ними никуда не делась. Королева попрежнему относилась к девчонке, как к своей младшей сестре. И вроде бы все прошло, как и требовал ритуал, но неприятный осадок в душе остался. Решив списать все на то, что Орлинка просто одичала на острове, Виктория прошла следом за жрицами.

Двор храма Кремь был так же украшен желтыми цветами — символом солнца. Повсюду висели праздничные ленточки. Он шли по дорожке, положенной специально для королевы, вокруг играли музыка, но Виктория отчего-то остро чувстовала себя лишней на этом празднике жизни. Тем более Орлинка так и ни разу не обернулась, пока шла к двери храма. На пороге жрица остановилась и медленно повернулась к своей королеве.

— Ваше Величество, ваша келья на втором этаже. Все для вас приготовленно. Жрица Моряна проводит вас. После скромного завтрака прошу проследовать в молельню, где будет проходить служба.

— А может ты проводишь? — Виктория вопросительно подняла глаза на девчонку.

— Прошу прощения, Ваше Величество, но у меня много дел, как у настоятельницы храма, однако, если вы пожелаете…

Так и есть! Глаза Орлинки не выражали никаких чувств, были пусты будто два холодных озера, отливающих серой сталью. Она разговаривала с королевой, как абсолютно чужой человек. Никаких эмоций на ее лице не отразилось.

— Нет, — решительно кивнула Виктория, — я не смею отвлекать верховную жрицу, пускай меня проводит к моей кельи Моряна.

Орлинка почтительно поклонилась и кивнула в сторону молодой жрицы, которая тут же заняла место подле правительницы Рура.

— Тогда позвольте вас покинуть? — Орлинка так и не взглянула больше на Викторию, кроме одного раза на крыльце.

— Иди! — повелительно кивнула королева. — Я надеюсь мы еще успеем поболтать?

— Смею надеяться, Ваше Величество… — смиренно склонившись, Орлинка исчезла где-то в коридорах Кремя.

— Ну что ж, Моряна, — Виктория повернулась к молодой жрицы, — теперь рассказывай, что у вас здесь происходит? И где настоящая Орлинка?

* * *

Старая заброшенная келья была расположена в левом крыле храма. Там еще не были закончены восстановительные работы, потому кое-где валялись доски и кирпич, горы строительного мусора. Потому никому из жриц тут делать было нечего, только строителям, но и тех на время праздника отправили к семьям на большую землю. Именно сюда Орлинка решила укрыть восточного мудреца, который словно магнитом притягивал ее, подавлял ее волю. Все ее мысли и чувства были продиктованны его желаниями. Она не могла ничего с собой поделать, лишь только бездумно подчинялась Ситхе, выполняя ее команды.

Сейчас, поднимаясь к нему по лестнице, сама себе удивлялась. Почему она так холодно встретила Викторию? В момент встречи она почти ее ненавидела и готова была удушить, но только огромное усилие воли ей помогло сдержаться. Ситха мудр… Он должен ей это все объяснить.

Она аккуратно толкнула дверь в келью. В свете лампадки лицо Ситхи приобрело какой-то зловещий оттенок. Орлинка вдруг поняла, что она полностью во власти этого человека.

— Как все прошло? — он повернулся к ней, поймав ее бегающий взгляд глазами, и девчонка снова ощутила какой-то холодок подкоркой своего мозга, будто щупальцы осьминого коснулись ее сознания, захватывая в свои плотные сети.

— Королева кажется что-то подозревает… — чужим голосом ответила Орлинка, присаживаясь напротив Ситхи.

— Это плохо, ты не справилась с заданием, — укоризненно покачал головой гипнотезер.

— Я…

— Не оправдывайся! Даже если Виктория чего-то там подозревает, то у нее не хватит времени с кем-то поделиться своими подозрениями. Уже завтра она будет в нашей власти. Где ты ее поселила?

— Как вы и сказали, хозяин, в самой дальней келье храма.

— Отлично! И что у нас дальше по плану?

— Завтрак и молитва до поздней ночи!

— Королева ночует одна? — Ситха неожиданно коснулся руки Орлинки, лежавшей на столе и сознание полностью отказалось повеливаться.

— Да! Так положено…

— Отлично! Значит я ей нанесу визит вечерком. Ты должна меня будешь незаметно проводить к ее келье.

— Это будет трудно, повелитель.

— Ничего, — ехидно улыбнулся Ситха, — я думаю мы с тобой справимся.

* * *

— Орлинка… то есть верховная жрица, последнее время ведет себя очень странно… — начала Моряна, отводя глаза. Ей было стыдно, что она рассказыает про свою настоятельницу такие вещи, но воли королевы она воспротивиться не могла.

— Я заметила, — кивнула королева. Они стояли в коридоре перед ее кельей, готовые уже туда войти, но Моряне видимо самой не терпелось поделиться своими сомнениями хоть с кем-нибудь, потому она начала рассказ еще по пути.

— А все началось с прихода странника с Восточных провинций. Он говорил, что пришел поклониться Единому, но мне почему-то показалось, что это не совсем так.

— Почему?

— Незнаю… Странный он какой-то! Да и взгляд… Будто читает тебя как книгу. Мурашки даже по коже…

— Ну это не повод… — не согласилась Виктория.

— Только именно после его визита Орлинка стала такая странная. Если раньше она была болтушкой, то теперь замкнулась в себе. Иногда она не совсем слышит, что ей говорят, будто витает в облаках. Теперь ей абсолютно плевать на то как ремонтируется храм, как идут работы, да и все приготовления к празднику она переложила на меня. Единственное чем она занялась за это время, так это подготовила и выбрала лично келью для вас, Ваше Величество!

— Интересно… — задумалась королева.

— Да и странник, — начала Моряна.

— Он еще здесь? — вскинулась Виктория.

— По крайней мере никто не видел, как он исчез из храма, — добавила Моряна.

— Присутствие мужчин в храме в ночь перед праздником запрещено, — засомневалась правительница Рура.

— Вот и я о том же спросила верховную жрицу…

— И что она?

— Она сказала, что странник ушел рано утром за день до вашего приезда. Но…

— Что но?

— Мне пришлось… Сами понимаете, такая ситуация… — жрица замялась, а Виктория прекрасно поняла ее замешательство.

— Будем считать, что ты следила за Верховной Жрицой в интересах короны, а не из пошлого любопытства. Говори!

— Орлинка подолгу пропадает в левом крыле храма, разрушенном после нашествия орков.

— А ты говоришь, что она не интересуется ремонтными работами!

— Так они там не ведутся… Мы сначала решили привести в порядок к празднику центральный вход и правое крыло, где находится ваша келья.

— Ты считаешь, что Ситху прячет Орлинка именно там?

— Да, моя королева.

— Ладно… — наконец промолвила Виктория. — С этим всем мы разбиремся завтра. А сейчас помоги мне переодеться, мы опаздываем на завтрак.

* * *

Праздник должен был начаться завтра, а сегодня всю ночь королева должна была усердно молиться и поститься в своей келье в полном одиночестве, но из всяких правил возможны исключения… На сегодняшний вечер у нее были свои планы. Она точно решила, что обязательно поговорит с Орлинкой. Оставалось только найти ее в огромных темных закоулках храма Кремь, которые, как главная жрица, девчонка знала, как свои пять пальцев.

Однако искать настоятельницу не пришлось. Она сама появилась ближе к полуночи, осторожно постучавшись к королеве.

— Войдите!

На пороге стояла, склонив голову, Орлинка.

— Ваше Величество… вы позволите, — и самое удивительное она по-прежнему прятала глаза от своей подруги.

— Проходи. Что-то случилось? — Виктория сделала вид, что не догадалась о причине визита девчонки в ее келью в столь поздний час. Хотя после разговора с Моряной все было более или менее понятно.

— Простите меня, Ваше Величество, — настоятельница храма еще ниже поклонилась и отошла в сторону от двери, пропуская кого-то в комнату, — но глубокоуважаемыйСитха очень хотел вас увидеть и поговорить.

На пороге появился мужчина, одетый в длинную в пол тунику, что по-весеннему времени года была довольно прохладной. Его голова была обрита наголо, будто у жителей Восточных провинций Рура, которые отрицают Единого и поклоняются своему Богу. Лишь седые брови выдавали его истинный возраст, а вот морщин или складок на коже Виктория так и не увидела. Сильные руки, тонкие пальцы, совсем не привыкшие к тяжелому физическому труду, смиренно лежали на животе, который даже под туникой далеко выдавался вперед. Но самое удивительное, что поразило Викторию, сумевшую рассмотреть неизвестного за долю секунды, это глаза. Они были ярко голубого света, с большими, расширенными зрачками, будто два омута, наполненных чистой родниковой водой. В них и, правда, хотелось утонуть. Королева почувствовала, как ее затягивает внутрь. Она ощутила неприятный холодок по затылку, как будто огромный осьминог коснулся ее своими скользкими щупальцами. Попыталась стряхнуть наваждение, но так и не смогла отвезти глаза от внимательного взгляда Ситхи.

— Приветствую тебя, повелительница Рура, царица Твердыни! — он низко поклонился, и Виктория вдруг ощутила, как давление щупальцев ослабло, но времени полностью освободиться не хватило. Ситха тут же поймал ее взгляд в свои сети. Не отпуская не на секунду.

— Вижу, вы хорошо воспитаны и осведомлены…

— Странник не всегда был странником. Впору моей молодости я много путешествовал, впрочем, как и сейчас. Повидал много стран и правителей, в их числе был и ваш благословенный папаша король Эдвард Пятый…

— Вы знали моего отца? — взгляд Виктории немного потеплел, но проклятые холодные щупальца, так и норовили залезть поглубже в мозг.

— Еще как хорошо, — Ситха ехидно улыбнулся. Он встречал и, правда, за свою жизнь много людей, но немногие из них обладали такой способностью, как Виктория, противостоять его гипнозу. В их числе был и благословенный папаша королевы. Наверное, это способность передалась ей по наследству. Мозг девушки отчаянно сопротивлялся вмешательству извне, а Ситха все никак не мог подобрать к нему ключик. Время между тем таяло на глазах. Удерживать в повиновении двоих, Орлинку и Викторию, он долго не мог. Орлинка — проклятая магичка уходила из-под его контроля, как песок сквозь пальцы и начала уже подозрительно коситься на восточного старца, хотя пока и молчала.

— Мы с твоим отцом были старыми друзьями…

— Я что-то вас не помню, — пробормотала Виктория, перед тем как ее сознание заволокло пеленой.

— Ничего удивительного! Ты была еще совсем крошкой, когда мы виделись с Эдвардом последний раз… — ключик был подобран и идеально вошел в замочную скважину. Королева сломалась и хрустнула, как сухое печенье. Он буквально ощутил, как подавил волю женщины.

— Так значит вы его друг?

— Еще какой, девочка моя. И я пришел тебе помочь… — Ситха аккуратно взял за руку королеву Рура, и она ощутила могильный холод его пальцев.

— Но мне не нужна помощь…

— Еще как нужна, ты многого не знаешь. Твой муж Алкасар бандит и убийца. Он пьет кровь младенцев, принося их в жертву своим богам. Он желает сам сесть в Руре на трон, а тебя сгноить в Креме. Потому я здесь…

— Это вранье! — вскинулась королева.

— А еще, колдун хочет принести последнюю жертву… — продолжал Ситха, не обратив внимания на восклицание правительницы Рура.

Виктория отшатнулась, поняв, что имеют ввиду старец.

— Не может быть! Он обожает маленького Эдварда и души в нем ни чает.

— А ты не думала, почему он вас бросил и сам отправился подавлять мятеж в Тагаре? Не царское это дело, да и был ли мятеж? Не уверен, что для кучки лесорубов и фермеров следовало тащить туда целую центурию.

— Он сказал, что это возможно затеял Редгорд — бывший старейшина Рура.

— Вранье, я лично видел, как в пьяной драке он погиб два года назад, — Ситха руку не отпускал и давление не ослабевало. Виктория верила старцу, как самой себе. — А вот в Тагаре растет цветок Смерти на склонах Несмолкаемых гор, необходимый ему для ритуала жертвоприношения.

— Тогда ему тем более нет смыла вести за собой центурию… — уже с сомнением в голосе ответила Виктория. Эту нотку сомнения и приметил Ситха, поняв, что осталось надавить самую малость и дело будет сделано.

— Да… Только Несмолкаемые Горы охраняют не упокоенные души рабов каменоломен, если представить все так, как будто Алкасар отправился в Тагар за цветком Смерти, тогда все идеально складывается.

— О, ужас!

Королева отпрянула от старца, вырвав из его цепких пальцев руку, но Ситха уже совершенно не беспокоился. Дело было сделано. Девчонка поверила ему, а не своему мужу.

— Что же мне делать, дорогой Ситха? — заплаканные глаза совсем не портили королеву, а наоборот придавали какого-то шарма.

— Выход один…

— Какой, Единый помоги!

— Бежать! — коротко ответил странник. — До Тагара один ночной переход, потом назад еще один. Да и появиться в провинции колдун обязан, чтобы не вызывать подозрений. Так что с учетом прошедшего времени у нас есть несколько часов. Утром, Ваше Величество, в храме Кремь быть уже не должно! Иначе, соглядатаи колдуна, ему тут же донесут голубиной почтой. Тогда нам всем не сносить головы…

— Конечно, конечно, — заторопилась Виктория. Начала быстро собираться, заметавшись по комнате, но потом резко остановилась, — а как же Эдвард? Мой маленький сыночек? Если я сбегу, то Алкасар сможет сделать с ним, что угодно!

Именно этого вопроса Ситха и ждал. Редгорд рассчитал все верно. Любящая мать никогда не оставит в беде своего родного сына. И эти чувства надо было использовать.

— Времени возвращаться в Твердыню у нас нет… — задумчиво проговорил странник. — Промедление в нашей ситуации смерти подобно, а с кем в Твердыне находиться маленький Эдвард?

— С герцогом Берстрандом — начальником Стражей Короны и со старейшиной Туком — головой Твердыни.

— Отлично! — Ситха, даже улыбнулся от того, как все хорошо складывается. Потом спохватился и поглядел на Викторию. Не заметила ли? Нет, кажется, все обошлось. — Ваше Величество, вам надо немедля отослать письмо герцогу Берстранду о том, что Алкасар преступник! Организовать его поиски и ни в коем случае не давать видеться с Эдвардом! От того, как быстро вы все это сделаете, зависит жизнь вашего ребенка! Думаю, в Твердыне под присмотром таких уважаемых людей он будет в безопасности. А вас я спрячу в надежном месте, на Речных болотах, в сторожке у лесника. Там вас не найдет и сам Великий Мастер, не то что колдун из Полесья…

— И долго мне придется так прятаться? — Виктория, собрав во время разговора небольшой дорожный узелок, стояла абсолютно готовая к выходу.

— Все зависит от Бестранда, Ваше Величество… — пожал плечами Ситха. — Как только его Стражи Короны поймают Алкасара, так вы тут же вернетесь в Твердыню.

«Только уже на эшафот в Башню Смерти!» — подумал про себя странник, а вслух подогнал Орлинку, которая все это время стояла в стороне с отсутствующим видом и смотрела в потолок, словно пытаясь что-то понять:

— А ты, жрица храма Кремь, подготовь нам с королевой лодку. Мы сейчас же уходим. Всем скажешь, что королеву не видела с того момента, как встретила ее на пороге храма. Потом проводила ее в келью и все… Ты меня поняла? — голос Ситхи стал жестче и в нем послышались нотки металла.

— Да, Единый! Я сделаю все как надо, — покорно склонив голову, она вышла из кельи. Следом за ней двумя тенями выскользнула Виктория, одетая в темный дорожный плащ для маскировки, и Ситха, которому маскировка была вовсе не нужна. Он прекрасно умел отводить глаза.

В камине горел огонь, даря тепло сидящим подле него людям. В комнате царил полумрак, и лишь причудливая игра теней от наполовину сгоревших свечей, разрывала его на куски. Герцог Берстранд и старейшина Тук играли в шахматы. Подле их ног сидели два пегих волкодава и довольно урчали, греясь жаром идущим от яркого языкастого пламени. Где-то вдалеке, в коридорах Твердыни слышались голоса горничных и маленького Эдварда. Что еще нужно чтобы достойно встретить старость двум отменным служакам? Тепло домашнего очага, крики внуков и охотничьи собаки.

Сделав ход, поставивший Тука в затруднительное положение, Берстранд усмехнулся и откинулся на спинку кресло поудобнее. Он любил выигрывать всегда и во всем, а теперь, когда всем в Твердыне заправляют молодые, единственной его радостью было обыгрывать Тука в шахматы. Из Совета они остались вдвоем — Линг покоится в Полесье, Редгорд бежал, Эдвард умер, и если раньше их закадычными друзьями назвать было трудно, то теперь они много проводили времени вместе, коротая остаток жизни за партией в шахматы.

— Кажется, тебя сегодня не везет, — забрав у Тука слона проговорил Берстранд, раскуривая трубку.

— Ничего! Мы проиграли сражение, но не войну! — усмехнулся голова Твердыни, делая свой ход. — Сейчас мы двинем нашу кавалерию на ваши редуты и разнесем ее в клочья!

Он уже занес коня над шахматной доской, намереваясь нанести решающий удар по обороне герцога, но его прервал стук в дверь. Два друга переглянулись, и Тук поставил коня обратно. Никто не имел права в Твердыни их беспокоить в такие моменты, никто и никогда, если только не произошло что-то невероятное. Вот потому-то на их лицах сразу же появилось задумчивое и напряженное выражение.

— Войдите! — крикнул Берстранд.

На пороге стоял его заместитель — глава оперативной службы Стражей Короны граф Отто. Лицо его было хмурое и чем-то явно озабоченное. В руках он держал небольшой листок бумаги, свернутый в трубочку, и запечатанный под сургуч печатью королевы. Это было видно издалека.

— Простите, господа, что посмел побеспокоить вас, но, герцог, события чрезвычайной важности!

— Что у вас, Отто? — Берстранд потянулся за письмом.

— Письмо от Его Величества, королевы Виктории! Срочно доставлено голубиной почтой тот час же!

— Эх, ну давай сюда, — от неприятных предчувствий у герцога даже закололо сердце. Он внимательно осмотрел свиток. Письмо было писано впопыхах, неаккуратно запечатано, да и бумага была среднего пошиба. Он ловко сковырнул перстнем сургуч и развернул свиток. Старейшина Тук с любопытством подался вперед, но герцог резко отстранился. У Стражей Короны были свои особенности, среди которых главной была подозрительность.

— Так… — проговорил он через минуту, прочитав послание. — Вот это новости…

Голос звучал как-то растеряно. Рука слегка качнулась, что не ускользнуло от внимания Тука.

— Что-то серьезное?

— Более чем, дружище, более чем… — было видно, что герцог пытается собраться с мыслями.

— Да что там такое в конце — концов! — нетерпеливо воскликнул Тук.

После небольшой паузы Берстранд наконец пояснил:

— Волею Ее Величества Алкасар объявляется королевским преступником, занесенным во все розыскные листы! Обвиняется в покушении на жизнь королевича Эдварда Шестого, противозаконной магии и прочее, прочее, прочее… При обнаружении его местонахождения не пытаться задержать, а уничтожить! Вот так…

— Что за бред?! — воскликнул Тук. — Кажется наша девочка перемолилась Единому! Это вообще точно она написала?

— Она… — Берстранд замер в кресле, теребя кончик длинного уса. — Ее печать, почерк, да и подпись. Это наша девочка обвиняет своего мужа в измене. Только не семейной, а уже государственной…

— Бред!

— Дядюшки, прошу присмотреть за Эдвардом. Его жизнь в опасности. Виктория, — продолжил читать герцог.

— И как это понимать? — спросил Тук. — Ты же у нас специалист по этим разным махинациям?

— Пока и сам не знаю… Но перестраховаться не мешает. Отто, приготовь розыскные листы. Отправь на станок, но в работу пока не пускайте и распорядитесь усилить охрану королевича.

— Ты думаешь все-таки…

— Тук, я не думаю ничего! Просто если Виктория приказала, надо сначала исполнить, а потом разбираться.

Тагар встретил Алкасара, как обычная дальняя провинция, расположенная в отдалении от столицы государства: сонные полупустые улицы, пустая полосатая будка постового на границе, отсутствие жителей по вечернему времени. Ни что здесь не указывало на мятеж, так красочно описанный Стражами короны. Тут, вроде как, все шло по старой накатанной колее. Даже дымок над трубами булочной вился идеально ровно.

Колдун оторвал глаза от подзорной трубы и сложил ее в чехол. Опасности никакой он не ощущал. Лейтенант Курд, стоящий возле него тактично покашлял в кулак, напоминая о своем присутствии.

— Ваше Высочество, какие мысли? С какой стороны начнем штурм?

Алкасар на секунду задумался и ответил, после секундного замешательства:

— Штурма не будет…

— То есть как?

— Никак… Не вижу я тут никакой опасности. Тагар, как Тагар, деревня, как деревня…

— А может…

— Лейтенант! — громко оборвал на полуслове своего помощника Алкасар. — Здесь решения принимаю я. И я не вижу смысла пугать народ бесполезным бряцанием оружия остатков нашей центурии.

— Но эти варвары убили двух Стражей Короны и бургомистра, отказываются платить налоги, да и вообще…

— Что вообще, Курд? Убили? Значит было за что… А вообще надо с ними поговорить. Должен же быть у них предводитель. Пошлите нарочного в ратушу. Пускай найдет главу этой банды и приведет его сюда.

Лейтенант кивнул и тут же скрылся из виду. Курд был парень, хоть и молодой, горячий в силу своего возраста, но исполнительный, и за свое поручение Алкасар мог не волноваться. Однако, он открыл свою подзорную трубу снова и посмотрел на дорогу, ведущую в Тагар. Первый момент контакта — самый важный!

Через пару минут на дороге появился столб пыли, сквозь который колдун разглядел очертания всадника в форме черной форме Стражей Короны. Это был совсем молодой парень, украшенный шляпой с плюмажем из страусиных перьев. Он погонял коня, с которого клочьями слетала пена.

«Загонит, точно загонит, коня!»-недовольно поморщился Алкасар. Он был недоволен тем, что Курд отослал парламентером такого же молодого, как и он парня, но деваться было некуда, приходилось ждать. Через подзорную трубу Алкасар увидел, как взмыленный конь остановился подле ратуши — здания с острым шпилем, единственное в провинции отстроенное в три этажа, соскочил с коня и стал ждать. Минуты через три на пороге здания появился субъект, абсолютно крестьянского вида, в холщовой рубахе, подпоясанной ремешком из воловьей кожи. Его-то на первый взгляд бояться не стоило — обычный работяга, которых в любой провинции сыщутся десятки, но что-то насторожило колдуна в его облике. Под простоватой личиной четко проглядывались черты деревенской хитрости, и Алкасар решил, что мужик на деле хитрее, чем хочется казаться на самом деле. После непродолжительных переговоров, посыльный оседлал своего замученного коня, а следом за ним, позади, с комфортом устроился и мужик, который, видимо, исполнял обязанности бургомистра, после убийства последнего. Вместе они во весь опор понеслись в сторону разбитого центурией лагеря.

Колдун сложил трубу и стал ждать, самое трудное в этой ситуации. Переговоры, по сути, ерунда. Мужика, пусть и с извечной крестьянкой смекалкой, он переиграет в любом случае, а вот первый момент для начала диалога самый важный.

Через четверть часа, всадники были в лагере. Предводителем восстания оказался мужчина средних лет, с черной окладистой бородой, покрытой кой-где бисеринками седины.

— Доброе утро! — поприветствовал его колдун, давая понять, что намерен общаться с ним как равный с равным.

— И вам не хворать, Ваше Высочество, — кивнул мужик в ответ на приветствие. Видно было, что он нисколько не тушевался перед столь знатной особой.

— Пора б и представиться… — начал Алкасар.

— Вам-то представляться без надобности, — угрюмо ответил мужчина, — вас все знают… Светлейший князь Алкасар — муж королевы Виктории и прочее, прочее, прочее… — колдун уловил в голосе собеседника нотки сарказма, но не стал на них никак реагировать.

— Верно, а вас, простите, как зовут?

— Меня зовите по-простому Ираклием…

— Очень приятно, — кивнул колдун с той же вежливой улыбкой, с которой и резал горло своим врагам и приветствовал иностранных послов на великосветских приемах, — вот и познакомились… Не объясните ли, уважаемый Ираклий, как так получилось, что в Тагаре погибли одновременно и наместник Ее Величество бургомистр, и оба Стражей Короны, которые занимались охраной общественного порядка? И вообще, по какому праву, вы забрали власть, которой в Руре наделять имеет право лишь наша благословенная королева?

Мужик хмыкнул, потер бороду, расчесанную волосок к волоску, и начал оправдываться. Алкасар, в который раз уверовал в свою верно выбранную линию поведения.

— Дык… началось все с собрания на площади… Вече народного…

— Я в курсе, вольностей Южных провинций, — прервал его колдун, — мне интересно, кто это вече умудрился собрать?

— Да двое пришлых… Они подняли народ на бунт. А бургомистр у нас был скотина редкая, каких поискать… Вот людишки с горячки и четвертовали его. Воровитый был, да и порядок не блюл, знай только, налоги драл, да споры улаживал.

— Отлично! И вы решили его низложить?

— Чего? — не понял мужик, почесывая пятерней затылок.

— Приговорили, — пояснил колдун.

— Ну да… А власть, власть силу любит. Когда силы нет, то и власти нет. Народ без руководителя самостоятельно существовать не может, вот и выбрали меня. — пояснил Ираклий.

— Отлично! Хорошо, выбрали тебя, не нравился им прошлый правитель. Тут все понятно, но зачем налоги отказываться платить?

— Год голодный вышел, Ваше Высочество, платить-то нечем… — пожал плечами Ираклий.

В душе, где-то далеко внутри себя, Алкасару был глубоко симпатичен этот мужик, но и поступиться государственными интересами он не мог. Заставить платить дань… Может быть. Но и смещать Ираклия с поста бургомистра было бы глупостью. Даже в подзорную трубу было видно, что Тагар живет нормальной жизнью, и все в порядке, а налоги? Налоги можно взыскать и прямо сейчас, чтобы не создавать прецедент в будущем.

— Хорошо, Ираклий. Волею Ее Величества королевы Виктории, я назначаю тебя бургомистра провинции Тагар со всеми вольностями и привилегиями, положенными данному статусу, а вот налоги надо заплатить в любом случае…

— Но… — начал было Ираклий, снова превратившись в простачка, ничего не понимающего в тонкостях большой политики.

— Налоги придется заплатить, — твердо повторил Алкасар, вперив свой тяжелый взгляд прямо в глаза Ираклию.

— Денег нет… — пожал плечами мужик, грустно уставившись в пол. — Хотя… Простите, Ваше Высочество, но я слышал… да много кто говорит… Вообщем…

— Да говори ты уже! — разозлился Алкасар.

— Колдун вы, в народе говорят…

Муж Виктории усмехнулся, и ему пришлось согласиться с этим утверждением, которое было в принципе правдой.

— Возможно и колдун…

— Так может, вам цветок Смерти нужен? Наши Несмолкаемые горы издавна славились им. С его помощью, говорят, можно не только смерть дарить, но и воскрешать к жизни… Я тут инспектировал запасы прошлого бургомистра, так в кладовке за банками и нашел три цветка…

— Взятка? — усмехнулся колдун.

— Что вы! — отмахнулся Ираклий, и в его глазах опять промелькнули искорки хитринок. — Просто благодарность… за то что Тагар один голодный год будет освобожден от уплаты налогов в казну.

Колдун подумал секунду и согласился. Все равно от хитрого мужика ничего другого не добьешься, а вот получить знаменитый цветок Смерти из Несмолкаемых гор, который и вправду при правильном применении может принести здоровье и жизнь недавно умершему человеку будет не только полезно, но и просто приятно.

Через пару минут переговоры на высоком уровне были закончены, и Ираклий отправился за цветком Смерти, а Алкасар вызвал себе лейтенанта Курда.

— Лейтенант, — обратился он к нему, едва тот появился на пороге, — сворачивайте боевые порядки, мы пришли к консенсусу с новым бургомистром Тагара, и отправляемся домой в Твердыню, нам еще надо успеть на праздник весеннего солнцестояния…

— А как же налоги? — недоуменно заморгал Курд. В его понимании, сугубо военном, деревушку надо было сжечь до тла, а жителей вырезать под корень за преступления против короны.

— Год голодный в Тагаре, вместо денег нам дадут цветок Смерти. Слышали о таком?

Лейтенант кивнул.

— Штука полезная, нам она пригодится… Пожалуйста, оставьте в Тагаре один десяток солдат. Нам надо поддержать нового бургомистра, заодно, пускай они проведут расследование и выяснят, кто был зачинщиком восстания. А мы отправимся в обратный путь. Кстати, охрана и упаковка цветка Смерти тоже на вас…

Лейтенант согласно кивнул и отправился выполнять приказания. Только перед тем, как приступить к их выполнению, у него было еще одно срочное и неотложное дело. Он отправился в отдел связи центурии, где хранились голуби, дрессированные на доставку почты. Связист был его человек и герцога Берстранда. Через него он мог беспрепятственно передать любое сообщение напрямую главе Стражей Короны…

— Разрешите? — Отто вошел в кабинет без стука. В отсутствии посторонних начальник оперативного отдела мог позволить себе некоторые вольности.

— Да что у тебя? — Берстранд поднял голову, оторвавшись от бумаг, которыми был доверху завален его рабочий стол.

— Два послания… — Отто положил два свитка на стол перед герцогом. — Одно от королевы Виктории, второе от нашего агента в центурии Алкасара…

— Ну, давай от Виктории… — герцог потянулся за листком бумаги. Срезал печать и начал читать вслух, так чтобы и Отто был в курсе происходящего.

Любимый мой дядюшка, прошу, Вас, не волнуйтесь за меня! Я в безопасности и нахожусь у друзей, которые ко мнехорошо относятся и заботятся обо мне. Пока Алкасар — мой бывший муж не будет пойман, я буду находиться у них. Связь мы будем поддерживать через голубиную почту.

Спешу, рассказать причину моего странного исчезновения… Мне стало известно, что Алкасар, колдун, который поклоняется черным богам, жаждущих крови. Он собирается провести обряд жертвоприношения, жертвой которого должен стать наш маленький Эдвард. Прошу всеми силами защитить его. Для обряда колдуну нужен цветок Смерти, произрастающий на склонах Несмолкаемых гор. Именно для этого он отправился в Тагар подавлять восстание. Ускорьте поиск колдуна. Ваша Виктория!

— И что ты, Отто об этом думаешь? — Берстранд поднял глаза на своего помощника.

На лице графа не отразилось ровным счетом ничего. Он хорошо умел владеть собой, и порой герцогу казалось, что Отто сделан из стали.

— Прошу, вас, прочесть донесение нашего агента, — пояснил он, — только тогда, мы сможем сделать необходимые выводы.

— Ты его уже читал? — Берстранд начал медленно распечатывать второй свиток.

— Конечно! Вся переписка с агентами проходит через мои руки, — пояснил Отто.

Герцог согласно кивнул и углубился в чтение. Письмо было написано впопыхах, на низкопробной бумаге, которую простым солдатам выдавали для писем домой. Почерк был неровный, но вполне читаемый.

Агент Сокол куратору Графу.

Донесение.

Сегодня подошли к Тагару. Деревня оказалась вполне мирной, несмотря на известные Вам события. Колдун вместе с главой провинции, заменяющего убитого бургомистра (дан оперативный псевдоним Хитрован), провели переговоры! Хитрован, волею Колдуна, назначен новым бургомистром Тагара, взамен, Хитрован обещал принести в лагерь центурии, так называемый, цветок Смерти! Мне поручена охрана и доставка его в Твердыню.

Ваш агент Сокол.

— Интересные дела у нас в Руре творятся, — пробормотал задумчиво Берстранд, — а мы как бы и не причем… Да, Отто?

— Ну почему же, — мягко возразил граф, — уже абсолютно ясно, благодаря донесению агента Сокола, что подозрения королевы имеют под собой основание. И она, и наш агент в центурии рассказывают о цветке Смерти. Считаю, что это не просто совпадение, а объективная закономерность, которая может привести к непредсказуемым последствиям.

— Я никогда не замечал за Алкасаром склонности к темной магии… — попробовал оспорить мнение подчиненного Берстранд, но Отто был неумолим:

— Как правило, черные маги тщательно скрывают свои… увлечения. Их очень трудно распознать. И только случай помогает нам в этом…

— Или неизвестные доброжелатели, которые буквально появились неоткуда и спасли нашу королеву из лап хитрого мага… — проговорил герцог, думая о чем-то своем.

— Это самое темное пятно в этой истории, ваше сиятельство.

— Ладно… Агенту Соколу продолжать слежку за объектом Колдун, — решил Берстранд. — Параллельно надо искать Викторию. Смущают меня эти доброжелатели непонятные. Допросите Орлинку и всех жриц храма Кремь. Делайте, что хотите, но найдите мне мою девочку… Печенкой чую, нас опять ждут тяжелые времена…

— Это все? — граф собрался уже уходить и даже повернулся в сторону двери.

— Нет… постойте. Отправьте навстречу Алкасару парочку наших центурий.

— С целью задержать? — Отто внимательно повернулся в сторону своего начальника.

— Нет, Отто, с целью уничтожить!

Отправиться решили сразу же, как делегация из Тагара принесла на серебряном подносе цветок Смерти. Раньше Алкасар только лишь слышал о нем. Теперь увидел воочию… Это был огромный примерно с ладошку цветок темно-синего цвета, практически черного. Каждый лепесток был слегка отделен от соседнего, так, что между ними был небольшой просвет, сквозь который светилась золотая серединка. Вокруг довольно длинных лепестков была темно-зеленая кайма, вроде корзинки из маленьких листочков, которые шипели и двигались, будто в такт чьего-то дыхания.

— Это и есть цветок Смерти? — колдун оглядел подношение со всех сторон и повернулся к Ираклию.

— Да, — просто ответил тот и тут же пояснил, — тагарцы издревле собирали его на склонах Несмолкаемых гор. Он цветет один раз в год, остальные находятся в спячке, когда его срывают, он закрывается и становится таким, как сейчас…

— Что значит в спячке? — глаза Алкасара удивленно округлились. — Он что живой?

— Конечно, — удивленно ответил Ираклий. Он-то был уверен, что колдун уж точно знает про цветок Смерти все, но не тут-то было. И теперь новому бургомистру Тагара приходилось объяснять элементарные вещи, которые каждый тагарец знает с малолетства, — они дышат, спят, едят, вообщем, могут все то что можем и мы с вами. Листья цветка это его глаза и уши. Ими он слышит, видит и чувствует все, что творится вокруг него. Лепестки его руки. Ими он может вылечить неизлечимого больного, а может свести его в могилу. Ну а золотая серединка, которая видна, если присмотреться сквозь лепестки, это его сердце…

— Как романтично, — пробормотал Алкасар, — придется его подарить Виктории. Она будет рада, — он с улыбкой повернулся к лейтенанту Курду, но тот не обратил на шутку внимания. Его взгляд был прикован к цветку, который, казалось, еще сильнее сжался под его напором.

— Помните, что он имеет свой нрав и может решить уничтожить своего владельца в любой момент, а может сделать хозяина самым великим в мире. Так как кто побеждает смерть, владеет всем.

— Хорошо, — кивнул колдун и принял поднос из рук Ираклия, — я постараюсь учесть ваши советы…

Не удержался и попытался коснуться прекрасных лепестков. Почему-то ему показалось, что они на ощупь практически похожи на шелк. Пальцы сами потянулись к цветку. Неожиданно листья зашипели, сжались и вместо прекрасных зеленых листочков, пусть и живущих своей собственной жизнью, в мгновение ока возникли острые шипы, с которых капала пурпурная жидкость. Почему-то колдун не сомневался, что это яд. Момента превращения он тоже не видел, но по наитию успел отдернуть руку.

— Это что? — зло бросил Алкасар Ираклию, не отрывая взгляда от цветка. Даже сейчас он был прекрасен.

— Пока цветок не признал нового хозяина, он будет защищаться. И не советую его вам брать в руки, мало ли, что ему взбредет…

— То есть он будет в руках только у того, кого сам признает?

— Все верно, Ваше Высочество! — Ираклий поклонился, как можно ниже, боясь гнева колдуна.

— Отлично! Веселенького же питомца вы мне подарили. Курд, забирайте скорее поднос, лично отвечаете за него головой! Мы отправляемся обратно в Твердыню!

Две бесшумные тени скользнули к домику лесника на Речных болотах. Огонек в окошке еле светился. Вокруг было пусто и только воняло тиной и какой-то тухлятиной. Тихий стук в оконце, и на пороге сторожки появился Ситха, аккуратно прикрывший за собой дверь.

Осмотрелся по сторонам и подошел поближе к двум теням, которые оказались вовсе не призраками, а вполне осязаемыми людьми, только одетыми в длиннополые плащи с глубокими капюшонами, которые не позволяли рассмотреть их лица. Зловещий полумрак и полная луна, царившая на небе, делало их сходство с тенями еще более правдоподобным.

— Добро пожаловать, — усмехнулся гипнотизёр, скрестив руки на небольшом животике. Он незнакомцев совсем не испугался. Даже наоборот, угадал в них своих давних знакомых.

— Как продвигается наш план? — прохрипел голос из-под капюшона.

— Все проходит просто отлично! — радостно ответил Ситха. — Королева дрыхнет мертвецким сном. Встает только поесть, находясь под полным моим контролем!

— А письма? — спросила все та же фигура.

— Письма пишет каждый день. Одно панически другого, никак нельзя забывать своего любимого дядюшку.

— Замечательно! Алкасар уже взял цветок Смерти в Тагаре. Его конец близок. Надо сообщить об этом Берстранду. Хитрый лис все равно не верит, что колдун враг. Он сомневается, а сомнения надо развеять!

— Виктория же не может знать о том, что делает Алкасар. Это будет несколько подозрительно… — засомневался Ситха.

— Ее данные подтвердит наш человек… — голос почти срывался на хрип, от которого по коже скользили миллионы мурашек. — Берстранд даже не представляет, кто в Твердыне друг, а кто враг!

— Редгорд, иногда мне кажется, что ты гений! — восхищенно заметила вторая фигура в плаще.

— Я говорил тебе, Маркус, не называть меня Редгордом, — рука резко вылетела из-под полы плаща, описала дугу, и жесткие сильные узловатые пальцы схватили вторую фигуру за шею. Плащ дернулся, пытаясь высвободиться, но рука держала намертво.

— Прости, — с хрипом выдавил из себя Маркус, — прости…

Старейшина хватку ослабил, а потом и вовсе отпустил напарника.

— Сначала избавимся от Алкасара… Потом уничтожим Бестранда с Туком, ну а потом придет черед пащенка и Виктории. Действуем согласно плану.

Фигуры в плащах растворились так же незаметно, как и появились в глубине Речных болот. Ситха некоторое время постоял на пороге дома, смотря на синее небо, укрытое пеленой туч, сквозь которые еле проглядывался бледно-желтый диск луны. Мысленно еще раз удивился хитрости и изворотливости Редгорда. Какое теперь у него имя? И скрылся в доме.

Алкасар перешел через Несмолкаемые горы ближе к вечеру. Остатки центурии, подобно змее, сползли с крутых склонов гор и медленно спустились в равнину, остановившись лагерем прямо у подножья. Привал был недолгим. Надо было спешить, чтобы захватить хотя бы часть праздника, дабы Виктория не расстроилась.

Цветок Смерти был уложен в стеклянный короб на серебряном подносе — подарке Ираклия. Пока колдун за ним не замечал всех тех удивительных свойств, которые так красочно описал бургомистр Тагара.

Кушать он не просил, только лишь так и не убрал шипы. Правда, яд с них куда-то испарился, но все равно листочки выглядели довольно устрашающе. Любопытный Курд, едва центурия стала на привал, снова обратил все внимание на цветок.

— Ваше Высочество, позвольте посмотреть на это чудо поближе… — попросил он у колдуна. Видя, как глаза лейтенанта горят азартным огнем, колдун разрешил. Он сам был не прочь разобраться в таинственных свойствах этого растения.

Они поставили на раскладной столик поднос и открыли стеклянный купол. Цветок будто расправился, стал чуть менее напряжен. Шипы стали меньше, а он как бы вытянулся вверх, к солнцу.

— И как его кормить, — задумчиво проговорил Алкасар, обращаясь скорее к самому себе, чем к лейтенанту, — вряд ли солнечный свет и есть его пища…

— Позвольте, — Курд аккуратно выхватил из своего походного ранца кусок вяленого мяса и провел над цветком. Реакция растения заставила двух экспериментаторов отшатнуться в ужасе. Шипы резко увеличились в размерах и чуть было не достали до наживки своими острыми кольям. Снова выделился яд. Цветок вздрогнул и затих. Его дыхание стало резким и прерывистым. Видно было, что вяленое мясо взволновало его не на шутку.

— Ого! — изумился колдун. — А наш цветочек-то кровожаден не в меру… Принесите какую-нибудь палку Курд. С руки я нашего питомца кормить опасаюсь.

Лейтенант тут же выломал длинную жердь из придорожных кустов и подал ее колдуну. Тот отобрал у него мясо и нанизал на конец палки, как на шампур. Аккуратно поднес его так, чтобы кусок висел точно над цветком и медленно стал опускать.

Растение все пришло от этих действий в необычайное волнение. Черные лепестки начали шевелиться, шипы то удлиняться, то укорачиваться. Складывалось такое ощущение, что цветок либо обнюхивает поданное лакомство, либо готовится к прыжку.

Момент! Удар ядовитых, резко удлинившихся шипов с двух сторон буквально срезал кусок мяса с палки, и пока он летел вниз, лепестки раскрылись, обнажив золотую середину растения, горевшую ярким нестерпимым огнем, куда благополучно ухнул кусок. Цветок вздрогнул всем своим тельцем и заново захлопнулся, кажется, даже довольно урча.

— Вот это да! — восхищенно воскликнул Курд. — Даже это настоящее волшебство! Магия!

— Ну да… — задумчиво проговорил Алкасар. — Как его кормить мы уже определили, а вот насколько он прожорлив…

Колдун взял еще один кусок вяленого мяса и проткнул его жердью. Поводил над цветком, но никакой реакции не последовало. Более того, шипы куда-то таинственным образом испарились, а на их месте выросли обычные листочки, несколько узковатые для обычных, но тем не менее, они уже мало напоминали эти уродливые щупальца, покрытые пурпурным ядом, которыми были минуту назад.

— Кажется, он наелся, — заметил Курд.

— И заметно подобрел, — поддержал его колдун. — Лейтенант, накройте его куполом и организуйте круглосуточную охрану, чтобы ни одна живая душа к нему и на пушечный выстрел не приближалась. Только вы и я…

— Будет сделано, Ваше… — браво начал рапортовать лейтенант, но неожиданно его речь прервал отчаянный крик часового:

— Тревога! Тревога! На лагерь напали!

Над самым ухом Алкасара чиркнула стрела и улетела куда-то вглубь стройных рядов платок. Лагерь пришел в движение. Отборная центурия стражей Короны занимала оборону, подвергшись неожиданному нападению. Град стрел осыпал лагерь. То там, то здесь отчаянно вскрикивали раненные. Падали замертво, сраженные метким выстрелом убитые.

Лейтенант Курд куда-то исчез, видимо, пытаясь, навести относительный порядок. Колдун остался один и огляделся по сторонам. С равнины надвигался черная бесформенная туча людей в форме стражей короны. Они размахивали палашами и с криком гнали своих лошадей на остатки центурии.

— Стойте! Не стрелять! — закричал Алкасар, пытаясь остановить лучников, которые уже выпустили по стреле, а теперь натягивали тугую тетиву по новой. — Это свои! Это же стражи короны, судя по штандарту полк личной гвардии герцога Берстранда!

Курд недоверчиво посмотрел в его сторону. У него в глазах прямо-таки застыл немой вопрос, почему тогда на них вообще напали. Однако, приказ об обороне все же отменил. Лучники опустили свои смертоносные орудия, пикенеры копья, а конница, уже было рассыпавшаяся в лаву, построилась в стройное каре.

Колдун оседлал своего жеребца и выехал перед строем остатков своей центурии. Уж его-то стражи короны узнать обязаны. Хотя как и спутаешь всех остальных, когда такая форма только у рурцев. Да и что делают две центурии из личной гвардии герцога у Несмолкаемых гор? Все эти мысли вихрем пронеслись в голове колдуна, уже в тот момент, когда он выехал вперед. Сердце сжалось от нехорошего предчувствия, предчувствия великой беды. А наступающие и не думали останавливаться. Рассыпавшись в лаву, они бешено гнали своих лошадей на спокойно стоявшую центурию, очень быстро приближаясь. Спустя доли секунды, Алкасар мог уже хорошо рассмотреть усатое азартное лицо первого Стража Короны, и как с морды его лошади клочьями слетала пена.

«Не остановятся! — мелькнула мысль. — Единый, они же знают на кого напали! Они точно не остановятся! Это не ошибка… Ошибка…»

— К бою! — заорал он, что было сил. — Лучники к бою! — боясь не успеть.

И, конечно же, не успел. Конница уже была слишком близко, чтобы поливать ее градом стрел. Это понял и смышленыш Курд, который отдал совершенно другой приказ.

— Пики к бою! Сомкнуть ряды!

Надвигающаяся лавина стала неизбежной. Ужас сковал колдуна, и он был не в силах пошевелиться. Мир рушился у него на глазах. На него нападали те, к созданию которых он приложил свою царственную длань. Конь под ним всхрапнул и стал нервно перебирать копытами. Его захватило это чувство боя. Своими крупными влажными ноздрями он безошибочно чуял запах смерти, ее дыхание.

— Ваше Величество! Ваше Величество! — закричал чуть позади Курд. — Может, стоит отъехать в тыл?

— Они все равно нас сметут, лейтенант, — отмахнулся Алкасар, — их слишком много…

— То есть это не ошибка?

— Курд, какая, твою мать, ошибка?! Ты что не видишь, что они настроены нас стереть с лица земли… — заорал колдун, вогнав в бока своего жеребца острые шпоры. Конь сделал свечку, заржал и бросился вперед, повинуясь твердой руке хозяина. На ходу вырвав из ножен палаш, колдун понял, что за ними рванулись остатки центурии. Своей волей и безрассудством он увлек их в бой. А кто прав или виноват, будем разбираться после, а пока должно сработать право сильнейшего, древнее, как мир! Кто победит, тот завоюет самый дорогой приз на этой земле. Свою собственную жизнь.

Мир слился в сплошной размазанный поток пейзажей. Алкасар скорее почувствовал, чем увидел, как враг стал практически досягаем. Резко дернул поводья в сторону и ушел с линии столкновения, одновременно отмахнувшись палашом. Так азартно скакавший на него усатый офицер, качнулся в седле, подался назад, бросив поводья, и схватился за окровавленное лицо. Удар колдуна пришелся ему прямо в висок, расколовшийся, как спелый арбуз. Еле уйдя от следующего, Алкасар бросил коня вперед, но потом вдруг затылком ощутил подозрительное движение возле себя. Успел оглянуться и увидеть Курда, занесшего над ним палаш. Глаза колдуна округлились. Он ничего не понимал в этой жизни. Мир перевернулся с ног на голову. Собственный лейтенант пытается его зарубить! Что может быть абсурднее? Однако намерения Курда сомнений не вызывали!

Единственное, что успел сделать Алкасар, так это кое-как выставить блок против хорошо поставленного удара лейтенанта. Палаш скользнул по стали и уже ослабленно опустился плашмя прямо на голову чародею. Голова его закружилась. Он покачнулся в седле, пытаясь удержать равновесие, но из рассеченного лба на лицо хлынула кровь. Застлала глаза. Голова закружилась, и воздуха стало не хватать.

— За что?! — закричал он, но Курд, полностью удовлетворенный перестал обращать на него внимание, пытаясь прекратить бой, что-то крича.

Очнулся он от противного жужжания мух над своей головой. Одна из них, видимо особенно наглая умудрилась усесться ему на голову и теперь слизывала остатки крови с лица. Затылок и лоб саднило. В горле сушило, а губы пересохли, будто чародей не пил примерно недели три. Тело затекло, ныло и на каждое движение отзывалось тупой болью. К тому же на ногах, словно повесили по пудовой гире. Алкасар разлепил глаза и опустил их вниз. Так и есть… На нем покоился один из погибших в этой бессмысленной резне Страж Короны. Труп начал уже коченеть, что придавало ему дополнительный вес. Колдун поморщился, но решил терпеть. Рано было радостно всех извещать о своем чудодейственном воскрешении из мертвых. Благо, предатель-Курд, наверное, уже добросовестно отрапортовал своим неведомым командирам об убийстве князя. Покойником быть проще, Алкасар для себя уяснил это очень давно. Надо было сначала осмотреться, а потом уже решать, как быть дальше.

Неожиданно, где-то неподалеку послышались голоса и тяжелые шаги. Кто-то шел ко рву с покойниками особо не таясь. Колдун прикрыл глаза и замер, следуя все той же логике про мертвых и живых. Вскоре, он понял, что принял решение абсолютно верное. Ко рву пришли лейтенант Курд и кто-то еще. Голос неизвестного показался Алкасару знакомым, но определить кто это, он так и не смог. Голова отказывалась подчиняться.

— Вон он… Его скинули в общую кучу, — проговорил Курд. И только сейчас колдун заметил, что у лейтенанта звонкий противный голос.

— Почему в общую? — незнакомец, напротив, имел слегка хриплый строгий голос, привыкший говорить так, чтобы его слышали и слушались другие.

— Чтобы не было лишних вопросов. Они и так конечно будут, но…

— Я не требую, Курд, чтобы вы думали, и принимали решения. Я всего лишь хочу, чтобы вы быстро и четко выполняли мои указания. Я обязан тело колдуна доставить в Твердыню, а вы его собрались прикопать?

— Но…

— Никаких но! — голос незнакомца взорвался. — Я говорю, вы делаете. Тело достать изо рва, остальных закопать.

— Будет исполнено, — подобострастно ответил лейтенант. Слышно было, что он боится своего неведомого начальника.

— А сейчас покажите мне удивительный цветок, о котором вы упоминали в своих донесениях…

Алкасар чуть не завыл в яме. «Этот щенок все время стучал на меня, а я даже не мог подумать… Глупец!»

— Пройдемте, ваше сиятельство. Он у меня в палатке. Право слово, вы удивитесь, когда увидите это чудо.

«Черт! Какой идиот! Как можно было не заметить такую крысу прямо у себя под носом?» — Алкасар дождался пока голоса и шаги стихнут в стороне и попробовал пошевелиться. Надо было срочно уходить из лагеря. Иначе потом выбраться будет еще сложнее. Скорее всего, педантичный Курд уже отдал указания достать свежепредставленное Его Высочество из ямы. И сюда направляется солдата три-четыре.

Ловко сбросив с себя труп стража (и откуда только взялись силы?), колдун медленно выполз из рва. Все-таки стражи короны не похоронная команда. И особо утруждать себя копанием могил они, слава Единому, не стали. Ров был не глубокий и немного в стороне от основного лагеря.

Ага, обрадовался Алкасар, хорошо, что мы еще и брезгливые. Привести одежду в порядок не представлялось возможным. Она испачкалась изрядно. Кровь и песок придавали ей какой-то жуткий оттенок, а сам повелитель Рура смотрелся бомжом, только вышедшим из помойке.

Осмотрелся. Подходы к лагерю тщательно охранялись. Посты были расставлены, но все-таки парочку мест, где можно было проскользнуть внутрь, Алкасар все-таки обнаружил. Он никак не хотел почему-то отдавать цветок Смерти в лапы этих неизвестных. Хоть убей не хотел! А своему чутью, колдун привык доверять, а потому и решил, что непременно его выкрадет.

По неглубокому овражку ему удалось пробраться почти вплотную к первому часовому, который мирно поглядывал по сторонам, не заботясь о том, что кто-то на него нападет. Опасность миновала, так что и не стоит особенно напрягаться.

Чародей, несмотря на головную боль, все же собрался для прыжка. Мгновение и его цепкие руки захватили шею стража короны, чуть дернули ее вверх и в сторону. Раздался противный хруст. Тело часового обмякло и мягко опустилось на землю, так, не издав ни звука.

Опустившись на колено, Алкасар быстро обыскал труп. Ничего интересного. Кремниевая зажигалка, кисет с табаком и медальон с какой-то белокурой красавицей внутри. Оружие — тяжелый палаш уже нырнул в удобные ножны к колдуну. Переодеваться он не стал, хотя такая мысль его посетила. Но, во-первых, лицо все-таки испачкано кровью, во-вторых какой смысл, если все равно в лагере его только ленивый не знает. Алкасар всего лишь столкнул тело в овраг, по которому сюда и пробрался, чтобы панику раньше времени не подняли, и стал двигаться по направлению к палатке лейтенанта Курда. То, что цветок именно там, он нисколечко не сомневался.

Между палаток, расставленных полукругом, чтобы при необходимости было проще занимать оборону, колдун пробрался к палатке лейтенанта Курда. Близко подойти не решился, чтобы не наткнуться на своего убийцу, выходящего из нее, однако, такой необходимости и не было. Голоса в палатке были хорошо и отчетливо слышны, и снова голос неизвестного показался Алкасару очень знакомым.

— Хорошо! Вы отлично справились с вашей задачей, дорогой Курд. Рур вас не забудет. Надеюсь, вы понимаете, что все, что мы делаем для Рура и во имя Рура.

— Да, ваше сиятельство! Мне…

— Вы что-то хотели спросить?

Голоса приблизились к выходу, и колдуну, даже не надо было напрягать слух, чтобы хорошо их слышать.

— Да… Могу ли я рассчитывать на… — Курд мялся, как барышня при кавалере. Алкасар поморщился и презрительно усмехнулся.

— На повышение? — голос тоже это заметил и подсказал парню. Надо же какой заботливый! — Безусловно! Ваших заслуг Рур не забудет никогда. Думаю, по приезду в Твердыню похлопотать за вас перед герцогом. Центурион вас устроит?

— Ваше… ваше… ваше сиятельство, я не знаю, как вас… — залепетал лейтенант.

Вот так и совершаются перевороты. Колдун недовольно поморщился. За какое-то звание, которое всего лишь на ранг выше, лейтенант пошел на измену присяге.

— Цветок храните, как зеницу ока! Я отправлюсь чуть раньше, чтобы не возникало никаких вопросов. А вы поведете центурию следом. Будьте аккуратны и осторожны. На дорогах последнее время стало неспокойно.

— Будет сделано, Ваше сиятельство! — браво отрапортовал лейтенант.

Послышались шаги, и шелест занавеси палатки. На пороге ее стоял не кто иной, как граф Отто — начальник оперативного отдела стражей короны. Лично с ним Алкасар был с ним незнаком, но много слышал про его способности и таланты, главным, из которых, была фанатичная преданность герцогу Берстранду. А значит, что в игре теперь был и герцог. Они затеял это все, а вовсе не Редгорд, а Алкасар, как маленький купился.

Теперь все зависело от него. Цветок Смерти придется украсть. Не дело оставлять такую вещь в руках заговорщиках. Только как?

Колдун огляделся по сторонам, будто в поисках решения, которое к сожалению никак не приходило. Ворваться в палатку и, оглушив лейтенанта Курда, забрать цветок — было бы самое простое, но раскрывать себя не хотелось. Необходимо было как можно дольше оставаться мертвым для всех иначе весь план полетит ко всем чертям… Однако, судя по всему ничего другого не оставалось.

Он аккуратно отодвинул полог палатки. В тусклом свете настольной лампы было видно, как лейтенант Курд стоял у столика, на котором высился стеклянный саркофаг с Цветком смерти. Курд не отрываясь смотрел на него, словно завороженный. А цветок, кажется, реагировал на него. Он медленно, будто с ленцой, шевелил своими лепестками. Это настолько напоминало разговор двух живых и разумных существ, что колдун даже ужаснулся. Мурашки побежали по коже толпами, но от своего плана Алкасар отказываться не собирался. Тем более, что лейтенант целиком поглощенный созерцанием цветка ничего вокруг не замечал.

Колдун осторожно подвинулся вперед, за ним сам по себе полог палатки закрылся. Где-то вдалеке слышались голоса стражей короны, центурия сворачивала лагерь. Надо было спешить, но голова ужасно болела, тело ломило от нестерпимой боли, Алкасару необходимо было собраться на этот рывок.

Он несколько раз вдохнул полной грудью и бросился вперед, в доли секунды покрывая расстояние, отделяющее его от столика с Курдом и цветком смерти. Страха не было. Мальчишка хоть и всю жизнь посвятил себя армии, но был явно слабее заматеревшего в Полесье колдуна. Курд даже не успел открыть рот, чтобы закричать и позвать на помощь. Сильнейший удар в висок кулаком опрокинул его вместе со стулом на бок. Глаза лейтенанта закатились, и он потерял сознание. Алкасар обернулся к цветку. Тот видимо испугался неожиданной перемены обстановки. Вместо лепестков появились снова кроваво-красные шипы, которые источали яд, мерзко шипя и подергиваясь.

— Тихо, тихо, малыш… — пробормотал колдун, накрывая цветок стеклянным саркофагом, стараясь случайно не коснуться острых шипов.

— Господин лейтенант, — полог палатки откинулся в сторону, и в нее вошел один сержантов центурии, видимо для доклада. Алкасар каким-то чудом умудрился скользнуть за стол, где в полумраке комнаты его было довольно мудрено разглядеть. — Господин лейтенант! — чуть громче позвал сержант, но ответа не дождался. Курд прибывал в беспамятном состоянии, и колдун надеялся, что сознание к сволочному лейтенанту пока не вернется, а сержант. Не удостоившись ответа, со спокойной душой уйдет, не заставляя брать еще один грех на душу.

Однако сержант был служакой примерным и добросовестным. Не услышав ответа, он видимо заподозрил неладное. Двинулся осторожно по за стеночкой, стараясь не попадать в полосу света от небольшой свечи.

«Умно! — похвалил его колдун. — Научили на свою голову…»

Дергаться сейчас было бесполезно. Любое движение бдительный сержант почует вмиг. На пределе слышимости Алкасар различил металлический шелест. Так и есть! Сержант уже держал наизготовку меч. И непременно обнаружил бы колдуна, но тут его внимание привлек лежащий без движения Курд.

Отбросив в сторону меч, вместо того чтобы закричать и поднять тревогу, страж короны бросился на помощь к своему командиру. Этим и воспользовался Алкасар. Едва солдат наклонился над поверженным лейтенантом, как колдун совершил еще один бросок. Сильные руки заплели шею сержанта в смертельный захват. Алкасар резко дернул шею вверх и в сторону. Послышался мерзкий хруст ломаемых позвонков. Тело сержанта обмякло и повисло безжизненной куклой.

— Вот теперь, надо уносить ноги… — пробормотал Алкасар.

Схватив со стола саркофаг с цветком смерти, он аккуратно и осторожно выбрался из палатки.

Куда бежать? Где спасаться? Мысли путались в голове колдуна. Происходящему он не мог найти ни одного логичного объяснения. Будто, весь мир ополчился на него и пошел войной. Он мог предположить что угодно, в каждом видеть врага, но то, что Берстранд окажется подлецом и предателем, он не мог, даже в страшном сне.

Смотреть на то, как обнаружат пропажу цветка, смерть сержанта и его отсутствие, Алкасар не собирался. Он выбрался из лагеря тотчас же, пройдя сквозь кордоны охраны, как нож сквозь масло. Измученные долгим переходом, потом бессмысленным побоищем у подножья Несмолкаемых гор, стражи короны особую бдительность не проявляли.

Куда бежать? Что делать?

Во-первых, необходимо найти помощника и узнать, что с Викторией и маленьким Эдвардом. Во-вторых, спрятаться в надежном месте. С этим-то как раз проблем быть не должно. Полесье так и осталось для официального Рура белым пятном на карте государства. А вот с остальным посложнее…

Чтобы узнать, где жена и сын, надо пробраться в Твердыню или хотя бы приблизиться к ее окрестностям. Ни того ни другого ему сделать конечно не дадут, если во главе заговора Берстранд Стражи короны конечно ребята пустоголовые, но исполнительные, а значит посты на всех дорогах и розыскные листы у каждого бургомистра в самой захудалой провинции. Пробираться в Твердыню дело гиблое и бесперспективное. Остается только надеяться на самого себя и свои возможности. Он один, а кругом враги — дело привычное и знакомое, таким образом, он прожил долго в Полесье, а значит туда и надо возвращаться. Необходим транспорт и помощник. Только где его найти? Орлинка? Она последняя видела Викторию, прекрасно все знает и понимает. К тому же неплохо к нему относится. Но Кремь на реке. Попасть туда сложнее, чем в саму Твердыню. Тем более, что Берстранд такой вариант просчитал уж точно. Значит магичка, как помощник отпадает сразу, а больше в этом мире Алкасару довериться и некому… В этом мире…

Колдун, даже остановился на месте как вкопанный от посетившей его мысли. Конечно! Раз в этом мире у него помощника нет, то, может, стоит поискать их в другом?

Он облизал пересохший губы и присел на небольшом пригорке чуть в стороне от Большого Тракта.

Один раз обряд по вызову из прошлого воина Алкасар уже проводил. Так что ему мешает провести его еще раз. Только… Мысли о Суворове — странном пришельце из другого мира, вдруг расстроили его. Виктория его любила и любит. Да, у них хорошие отношения, он уважает и ценит колдуна, но любовь… Любовь — это не то, что между ними было. Сердце королевы навсегда принадлежало этому Саше. Это пугало колдуна. Он понимал что, если Суворов все-таки появится в этом мире снова, он навсегда потеряет и маленького Эдварда и Викторию… А может вызвать кого-то другого?

Мысль отличная. Но пока тот другой разберется во всех хитросплетениях жизни Рура, пока привыкнет… Пройдет немало времени, а тем временем семья Алкасара будет находится в постоянной опасности.

Суворов же прекрасно знает все, уже бывал здесь, понимает все…

В сердце колдуна происходила нешуточная борьба. Он старался из двух зол выбрать меньшую, но это меньшая рушила его жизнь почти до основания. Наконец, после долгих раздумий, он решил все-таки рискнуть. Суворов значит Суворов!

Осталось добраться до Полесья. Найти необходимые ингредиенты для зелья и приступать к работе.

Алкасар со вздохом поднялся с пригорка и огляделся. Нужен был транспорт. Надо было спешить в Полесье. С каждой секундой, чародею казалось, что опасность над его семьей нависает дамокловым мечом. Как назло Тракт был пуст. Центурия уже давно ушла далеко вперед. А мирных жителей тут практически не появлялось в это время года. Сезон торговли прошел, и желающих попасть в Тагар пока не предвиделось.

По обеим сторонам от Тракта был лес. Густой осинник, поросший мелким кустарником. Никаких следов присутствия человека. Девственная и нетронутая природа. Природа… Совсем рядом послышался шелест раздвигаемых веток и треск ломаемых сучьев. Алкасар прислушался и засмеялся. Кажется, ему в очередной раз повезло. Судя по шуму, доносившемуся из осинника, животное перло прямо на дорогу и было довольно-таки крупное. Из крупных животных в таких местах обитали только медведи, да лоси. Встреча с первым не входило в планы колдуна. Так как мишка, хоть и безопасен в это время года, так как сыт, но привязаться может просто из-за вредного характера и по природной склочности. А вот лось… Особенно молодой никогда к людям, как к своим врагам не относился. Помнится, в Полесье один такой даже к его избушке кормится приходил позволял себя гладить… А лось — это та же лошадь, только с большими ветвистыми рогами, но в том, что удастся с ним сладить, Алкасар и не сомневался.

Замер, чтобы не спугнуть удачу. У лосей слух, как у хорошего сторожевого волкодава. Услышать заранее шум, может испугаться и ломануться обратно. И тогда придется в Полесье идти пешком.

Через пару минут на полянке перед осинником появилось долгожданное транспортное средство. Сначала, сквозь густые ветки осинника проломились с треском ветвистые рога, которые, будто корона украшали седую вытянутую голову, а потом и все остальное тело. Лось был старый, заматеревший и скорее всего вожак. Спокойный, не суетливый — настоящий хозяин. Он осмотрел окрестности своим влажным лиловым глазом, недовольно фыркнул, на секунду задержавшись взглядом на Алкасаре, а потом отвернулся в сторону. Мол, я тебя не трогаю, но и ты ко мне не лезь. Лезть, иправда, было чревато. Рога угрожающе качались, ломая довольно приличные ветви деревьев, но, у колдуна не было другого выхода, и рискнуть стоило.

Медленно, шаг за шагом он начал продвигаться навстречу лесному жителю. Тот поначалу вел себя вполне спокойно, но настороженного взгляда не отводил, на всякий случай, припав на задние ноги, чтобы одним прыжком оказаться подальше от двуногого существа, скрывшись в непроходимой чащобе.

Угостить его было нечем, потому Алкасар просто протянул руку вперед, намереваясь погладить.

— Ух ты какой! — тихонько проговорил колдун, касаясь краешка мшистого рога. Лось фыркнул, но голову не отвел, так же как и взгляд, которым он внимательно изучал незнакомца.

В Полесье у Алкасара прекрасно получалось общаться с маленькой лесной живностью, посредством ментального контакта, но вожак не хотел поддаваться. Только лишь когда их глаза встретились. Колдун легонько надавил на волю животного. Рука его уже в это время покоилась у него на рогах. Оставалась самая малость, чтобы лось признал его.

Тот минуту раздумывал, но колдовство все-таки победило. У вожака сил сопротивляться чарам не хватило. Он фыркнул недовольно, мотнул своей ветвистой головой, и Алкасар уже было подумал, что ничего не вышло, и лось сейчас исчезнет в чащобе, но тот, отскочив на небольшое расстояние, вернулся обратно. Не доходя, примерно полшага до колдуна, он неожиданно наклонил голову и припал на передние ноги, признавая в Алкасаре главного!

Это была настоящая удача! Транспортное средство в виде здоровенного лося, само предлагало свои услуги. Алкасар уже без робости подошел к нему и погладил между рогами.

— Красавец! Какой умница!

Одним движением он оказался на спине животного. А тот только еще ниже присел от неожиданности, но сбросить наездника, так и не попытался. Алкасар легонько коснулся рогов и потянул их на себя. Лось фыркнул, вытянул свою длинную шею и пошел вперед, сначала медленно, а потом все набирая и набирая скорость. Колдун направлялся в Полесье.

* * *

— Черт! С кем мне приходится работать! — воскликнул Отто, смотря уничтожающим взглядом, на потупившегося перед ним лейтенанта Курда. — Ты же идиот! Как ты мог поверить в то, что колдун погиб с одного твоего удара?! КАК?!

— Он был мертв, когда его скидывали в ров вместе с остальными… — попытался оправдаться Курд.

— Ты сам это проверял?

— Никак нет, просто…

— Что просто, идиот?! — обычно спокойный Отто был не похож сам на себя. Всегда спесивый и надменный, как скала, граф сейчас готов был уничтожить бедного командира центурии. — Тебе не центурией надо командовать, а золотарем служить при дворе королевы Виктории, да и то в нечистотах умудрился бы утонуть!

Он схватился за голову обеими руками и взъерошил себе пятерней волосы, гладко причесанные на идеально ровный пробор. На несколько секунд он замолчал, чтобы взять себя в руки. Не для того он карабкался наверх с самых низов по служебной лестнице, чтобы показывать свою слабость перед каким — то лейтенантишкой. Вся его жизнь это преодоление преград. И эту проблему он сможет решить.

— Говоришь, он украл цветок и скрылся в неизвестном направлении? — голос графа снова стал отдавать сталью. Стал тише и значительнее спокойнее.

— Так точно, ваше сиятельство! — браво отрапортовал Курд, который извечным солдатским чутьем понял, что гроза миновала, и гнев начальника сходить на нет.

— Печально… Ты понимаешь, что за то, что мы его с тобой упустили, герцог Берстранд оторвет нам головы?

Курд кивнул и снова опустил глаза в пол.

— Надо искать его…

— Где?

— Далеко… Представь ты один в лесу и за тобой охотятся все силы государства, где ты станешь прятаться? — Отто внимательно посмотрел на своего лейтенанта, но, увидев его ничего не понимающий взгляд, продолжил. — А прятаться ты будешь там, где тебя никто искать не станет… или не найдет, к тому же там, места которые ты хорошо знаешь… Есть у нас такие?

— Никак нет, ваше сиятельство! — гаркнул Курд. — Карта Рура не имеет белых пятен!

— Дурак! — беззлобно буркнул Отто. — Это для официальной статистики у нас все места и провинции контролируются Стражами короны, а на самом деле тридцать пять процентов не контролируются никем вообще, кроме местечковых банд, возглавляемых предводителями не хуже князя Валтасара, Великий Мастер забери его душу. А пятнадцать процентов этих тридцати пяти есть не что иное, как так называемое Полесье. Место, где Алкасар в затворничестве провел почти всю свою сознательную жизнь. Теперь понимаешь?

— Никак нет, ваше сиятельство!

— О, Единый! Идти ему некуда, только в Полесье можно затаиться и творить свое чародейство с этим проклятым цветком!

— Он безобидный и добрый, — мягко возразил лейтенант.

— Именно поэтому обрастает шипами пропитанными ядом. Только, потому что добрый, — Отто от волнения даже закурил тонкую пахитоску, выдыхая ароматный дым в потолок, — но это ерунда! Главное, что Алкасар будет пробираться в Полесье. А дорога туда ведет от Несмолкаемых гор одна… Смекаешь?

— Моя центурия… — начал Курд.

— Вот именно, — подхватил его мысль Отто, — поднимаешь свою центурию по тревоге и перекрываешь Южный тракт. Попробуй его перехватить на пересечении Большого с Южным. Но а если не выйдет, и он каким-то чудом окажется раньше вас в Полесье, то попробуй организовать поиски. Принесешь мне его голову, я тебя озолочу и дам пожизненное дворянство, титул, земли, если облажаешься, то пеняй на себя, сгною на галерах Великой реки.

— Есть!

Одной проблемой у Отто стало меньше. Мало того, что все наличные силы государства, не считая пограничников, ищут колдуна. Так и Курд со своей центурией отправился в Полесье. Алкасар один без помощи и поддержки. Он не имеет транспорта и боится всего на свете после предательства лейтенанта. Чародей напоминает загнанного в ловушку волка, который все еще может огрызнуться, но понимает, что это будет его последний бросок.

За окном раздались громкие хлопки крыльев о стекло. Отто встал со своего места и разглядел на подоконнике бьющегося голубя. Тот был взлохмачен и взволнован. Он громко кричал что-то на своем голубином языке и пытался пробиться внутрь. На одной из лап Отто разглядел привязанный листок бумаги, свернутый в трубочку. Судя по голубиной настойчивости, письмо явно предназначалось именно ему.

Он без труда распахнул хорошо смазанную створку окна и впустил голубя. Тот явно был недоволен таким долгим ожиданием, недовольно что-то на своем птичьем языке пробурчал и перелетел на стол, ожидая законного угощения за проделанную работу.

«Все правильно! Утром деньги — вечером стулья!» — усмехнулся граф. Порылся в карманах форменных брюк и выудил оттуда несколько семечек. Просыпал рядом с собой на подоконник. Обрадованный «почтальон» сразу же перелетел на это место и заворковал, поглощенный поеданием пищи. В это время Отто успел снять с лапки тонкий лист и распечатать. Больше его голубь не интересовал.

«Пора переходить к основному плану…»

Это все что можно было прочитать на маленьком клочке бумаги, но и этого графу хватило с лихвой. Он довольно ухмыльнулся и присел обратно за свой письменный стол. Взял перо и чернила. Написал что-то на таком же листке бумаги. Писал долго и старательно. Выводя каждую букву, как на уроке чистописания. Потом довольно усмехнулся, оглядев дело своих рук. Получилось очень и очень похоже. Свернул письмо в трубочку и вышел из кабинета.

Герцог Берстранд не спал уже почти трое суток. Нехорошие дела затевались в Руре, а он занял в них лишь позицию стороннего наблюдателя и повлиять на их ход не мог. Неизвестный противник (а герцог все равно оставлял возможность, что все это затеял не Алкасар) постоянно опережал его на два, а то и три шага. И пока Берстранду приходилось только отвечать на его ходы, приноравливаясь к тактике. Вот потому-то начальник стражей короны и ломал голову трое суток со дня весеннего равноденствия, как обхитрить возможного противника. Пока в голову ничего не приходило. Информации было мало. Ничтожно мало… Ее почти не было, кроме той, что Алкасар вдруг ударился в черную магию и задумал провести обряд жертвоприношения своим сыном, хоть и приемным. В неожиданное помрачнение рассудка Берстранд не верил, а значит либо это все вранье, и кто-то хочет оклеветать Алкасара, либо колдун — гениальный конспиратор. И за шесть лет герцог так и не смог его раскусить. Оба варианта были довольно неприятными.

К тому же, куда-то пропала Виктория — его королева, его маленькая девочка. У нее неожиданно обнаружилось куча неизвестных ранее доброжелателей, которые спрятали ее от злого колдуна и открыли ей глаза на происходящее. Пока что стражи короны найти ее не могли. Хотя искали старательно… Это тоже было неприятно. Пока что не впутанным в эту историю оставался лишь маленький Эдвард, который в Башне мудрости скучал в компании архивариусов и усиленного наряда стражей короны. А значит, следующий удар будет нанесен именно по нему…

Герцог устало откинулся на спинку стула и потер воспаленные глаза. Кофе и пахитоски уже не спасали, и Берстранд всерьез подумывал о том, чтобы все-таки выделить себе минут пятнадцать сна. Но его мечтам, увы, не суждено было сбыться…

В дверь предупредительно постучали.

— Да, да! — откликнулся моментально герцог.

— Разрешите, — на пороге стоял граф Отто — единственный на кого Берстранд мог положиться как на самого себя.

— Да, слушаю, что у тебя?

— Новое письмо от королевы Виктории… Доставлено снова голубиной почтой. Отправитель неизвестен, — граф поклонился и отдал конверт с королевской печатью в руки начальника.

— Читал? — поднял глаза от листка герцог.

— Я не имею право ломать печать двора.

— Верно, — крякнул раздраженно герцог, — тогда слушай…

«Дорогой дядюшка! У меня все хорошо. Я в безопасности. Мои друзья сообщили мне ужасную новость. Алкасар скрылся от твоих стражей короны. Украл цветок смерти и теперь ему осталось для обряда добраться только до моего маленького мальчика. Прошу, умоляю! Спасите его, спрячьте его так, чтобы злой гений и чародей не нашел его! Ваша Виктория!»

— Ну и? — Берстранд поднял строгие глаза от письма на Отто и вперил в него свой тяжелый начальствующий взгляд.

— Алкасар действительно скрылся от стражей короны, прикинувшись мертвым. Выкрал цветок смерти. Виновные в этом будут наказаны по всей строгости закона. Организовали его поиски. Пока безрезультатно, — пожал плечами граф.

— Ты куда смотрел?

— Виноват! — Отто вытянулся по струнке и согласно кивнул, принимая любое наказание.

— Ладно… Накажи этих халдеев. Сам же вывернись наизнанку, но найди Алкасара. Желательно живым…

— Я понял, но…

Дверь распахнулась, как от хорошего пинка, прервав на полуслове Отто. На пороге стоял старейшина Тук, взмыленный и всклокоченный, будто с пожара. Его жилет был расстегнут наполовину. Рукава расстегнуты. Глаза бешено вращались, готовые выскочить из орбит, а усы топорщились во все стороны. Он был явно чем-то взволнован.

— Берстранд, Эрик! — закричал он с порога.

Герцог поморщился, но промолчал, старательно делая вид, что внимательно слушает старейшину Тука. Хотя мысли его были далеко от кабинета.

— Случилось ужасное, мне только что доложили…

— Что еще произошло? — недовольно промолчал Берстранд. Тук был давним другом, хорошим хозяйственником, но ни в каких политических делах или интригах не был замечен. Потому, герцог считал, что у него не может быть важной информации. Скорее всего, маленький Эдвард натворил что-то, сжег пару пергаментов в башне мудрости или опять привязал одного из слуг к стулу.

— В одном переходе от Твердыни обнаружена стоянка большого отряда, примерно до десяти легионов…

Отто с Берстрандом переглянулись недоуменно. До десяти легионов это около десяти тысяч воинов. Откуда им взяться подле стен Рура, да еще лагерем? Все враги вокруг разбиты, те, кого разбить не удалось, поспешили заключить союз и договор о взаимопомощи. Информации о восстаниях и бунтах не поступало, кроме Тагара.

— Ты ничего не путаешь, Эдгар? — Берстранд внимательно посмотрел на старейшину Тука. — Откуда такому большому войску здесь взяться?

— Да и мне агенты ничего не докладывали, — пожал плечами Отто, поддержав своего начальника.

— Глупые у вас агенты! — закричал Тук. Его голос сорвался на визг. Старейшину слушать было неприятно, казалось, что у него началась истерика. — Дворцовая стража отправилась совершать месячный осмотр ближайших районов возле Твердыни. Наткнулась на посты дальнего обнаружения противника. Вступать в бой не стала и отступила. Капрал Хорст организовал разведку и видел своими глазами, что в балке Глубокая стоит практически армия.

— Кто они, твой капрал Хорст выяснил? — лицо герцога резко приобрело сероватый, напряженный оттенок.

— По его данным это рабы-гладиаторы, — Тук вытер краем расстегнутого рукава пот со лба и наконец-то вроде стал успокаиваться.

— Гладиаторы? — удивленно проговорил Отто. — Мы держим их под неусыпным контролем. Эти люди из группы риска, так что…

— Как можно было собрать так быстро армию гладиаторов? — задумчиво проговорил Берстрандразмышляя. — Алкасар все заранее спланировал. Сейчас, поняв, что мы его раскусили, он начал действовать. Эдварда придется где-то спрятать. Рур под угрозой осады. Колдун не перед чем, видимо, не остановится, чтобы закончить свой ритуал. А малыш ему нужен позарез. Что же делать…

— Если все так серьезно, — негромко проговорил Отто, внутренне ликуя, что пока все идет так, как и задумывалось, — то у меня есть место, где Эдварда можно спрятать. Приставить к нему пару Стражей Короныпонадежнее, у меня найдутся такие, пока все не уляжется.

— Глупости! — воскликнул Тук. — Я никогда не лез в ваши шпионские игры плаща и кинжала, но Рур пока самое безопасное место в мире. Тут Стражи, дворцовая охрана, мы, в конце концов!

— А если Рур падет? — повернулся к нему резко Берстранд. — Если колдун знает какой-то тайный ход в Твердыню, о котором нам неизвестно? Что тогда?

Тук замешкался с ответом, потом и вовсе стушевался и сел на кресло, подняв вверх руки в знак, что он примет любое решение.

— Это место далеко от Твердыни, Отто?

— Достаточно, герцог, чтобы никто его найти не смог. Уверяю вас, там Эдвард будет в безопасности.

— Значит так, — решил Берстранд, — Тук, поднимай всех кого сможешь в копья. Организуй охрану Твердыни, запасы провианта и фуража с расчетом на месяц. Выступи с речью перед жителями, но смотри не проболтайся, о том, что королевы в столице нет, а Алкасар предатель. Просто расскажи про восстание бывших гладиаторов. Пообещай со всем разобраться в кратчайшие сроки. Отто, ты отвечаешь за маленького Эдварда головой. Спрячь его так, чтобы ни одна собака найти не смогла. Можешь, даже не говорить мне, где его собираешься спрятать. Я тебе полностью доверяю.

— Мне оставаться с ним? — на лице графе не отразилось никаких эмоций. Его взгляд по-прежнему был нейтрален. Он встал навытяжку, готовый выполнить любое поручение.

— Нет, ты мне нужен здесь. Значит один переход до Рура… — Берстранд задумчиво потер переносицу. Глубоко задумался, принимая решение. — Так, Отто, сегодня же ночью возьмешь полусотню стражей короны и королевича. Переодень его во что-то незаметное, чтобы его никто не узнал. Спрячь его… Единым тебя прошу, спрячь, нашего маленького мальчика.

Ночь тихо вступила в свои права. Кое-где потушили свет. Твердыня погрузилась во мрак. Только горят огни на сторожевых вышках, да слышно голоса тихо переговаривающихся стражников.

Полусотня ждала во дворе, но у Отто были немного другие планы, в которые он не собирался посвящать стражей короны, которые были хоть и фанатично преданы ему, но в таком деликатном деле только бы мешали. А потому он отдал приказ ждать его во дворе. Хотя сам отправился темными замковыми переходами вглубь Твердыни к потайному ходу, о котором знал только он.

Королевич был рядом. Шел молча следом, кутаясь в тонкий плащ без подстежки. Все происходящее, в силу своего довольно юного возраста, он воспринимал как еще одну игру, которую ему придумали дядюшка Берстранд и граф Отто.

Факел почти догорел, когда сырые стены вдруг оборвались и они вышли на берег Великой реки, раскинувшей широко свои полные воды. Твердыня оказалась где-то наверху. Светилась еле заметными желтыми огоньками узких бойниц и постовыми кострами.

— Ну как тебе наше путешествие, Ваше Высочество? — Отто озорно подмигнул королевичу и слегка его приобнял за талию.

— Отличное! — улыбнулся Эдвард. — Только слегка зябко, да и темновато для ночных прогулок за пределами замка…

Граф мысленно удивился рассудительности мальчишки, подавив в себе прилив необъяснимой злобы. Ему вдруг безотчетно захотелось повалить парня на землю, схватить за тонкую шею и задушить, как куренка, но ради исполнения плана, он был обязан терпеть этого самовлюбленного мальчишку. Подвести хозяина он не мог.

— Мы же идем к маме, Ваше Величество. Вы же хотите увидеть вашу матушку?

— Хочу! — Эдвард скрестил руки на груди и повелительно поглядел на графа. — Только не проще ли было бы уйти из замка днем, с охраной и свитой? Зачем, словно беглым каторжникам, прятаться по ночам?

— Вам грозит большая опасность… В Руре заговор. Заговорщики хотят вас убить и вашу матушку. А потому мы и решили спрятать вас подальше, чтобы вы были в безопасности, — терпение Отто должно было вот-вот скоро лопнуть. Он мог найти общий язык с любым самым отъявленным мерзавцем, который когда-либо существовал в мире, но мальчонка его необъяснимо раздражал, как и все дети.

— Хорошо! — с важным видом кивнул Эдвард. — Я пойду с вами. Только прошу вас, идти помедленее. Я натер палец на ноге и идти вровень с вами не смогу…

— Как вам будет угодно, Ваше Величество, — Оттог поклонился и губы его скривила неестественная улыбка. — Идти нам недалеко. У берега нас ждет лодка.

— Мы поплывем? — глаза мальчишки радостно распахнулись в предвкушении настоящего приключения.

— Да. Плыть недалеко, но незабываемые впечатления я вам гарантирую…

* * *

До Полесье два перехода пролетели незаметно. Лось сам нес Алкасара самой короткой дорогой, избегая оживленного скопления людей. Пейзажи сменяли один другой со скоростью слайдов, смазываясь в одно целое. Изредка они уходили от маршрута, чтобы спуститься к реке, там колдун отдыхал, а лось набирался сил, пил, искал себе пропитание, среди пожухшей листвы. Кое-где уже начали пробиваться первые зеленые ростки, и лось безошибочно их находил среди унылого послезимья. Людей и сторожевых постов они так и не встретили. Лишь однажды, далеко, на пределе слышимости, колдуну почудились сьи-то голоса и конское ржание, но все это он списал на усталость и игру воображения. Тем более, что голова, разбитая предателем Курдом, так и не прошла. Ныла топой болью, отзываяь каждой кочкой во всем теле.

Наконец после почти двух суток пути. Они въехали в Полесье. Алкасар скорее почувствовал это, чем увидел. Четкой границей между Руром и этой разбойничьей вольницей никогда не было, но то ли воздух тут был пропитан чем-то особенным, то ли птицы, порхающие с ветки на ветку, пели иначе, но Алкасар четко знал, что ошибиться не мог.

Да и лось — его верный спутник неожиданно припал на передние копыта, приглашая своего наездника спуститься вниз и осмотреться.

Алкасар благодарно погладил лося между рогов и ободряюще похлопал по лоснящемуся крупу.

— Вот мы и дома…

Они находились практически на месте, у Южной границе Полесья. Именно тут когда-то кочевник построил свою избушку, занимался чародейством, пока в его жизнь не ворвался карлик-шут Одиссей и она… Безумная, очаровательная, прекрасная королева Виктория. Колдун неожиданно почувстовал, что скучает по тому времени, когда он жил в Полесье. Тогда его волновали лишь травы и чудодейственные корни. И дела ему не было до проблем большого мира, да и сердце принадлежало только ему, а теперь все в один момент рухнуло. И все из-за того, что он когда-то решился помочь Руру в борьбе со своим братом. Хотя… хотя не Руру, а Виктории — его единственной любви в жизни.

Вот так, постояв пару минут на границе своего прошлого и будущего, Алкасар вздохнул и шагнул вперед, приняв одно единственное, верное и правильное решение. Он должен, обязан спасти свою семью, а что будет с ним потом, не столь важно. Главное, что Виктория и Эдвард будут в безопасности, а свои личные амбиции можно засунуть, да вот хотя бы сюда…

За своими мыслями он не заметил, как добрался до своей старой избушки. Верный лось пасся где-то рядом. Колдун слышал его негромкие шаги и всхрапывание. Окна оказались выбиты. Дверь распахнута настежь и болтается на одной петле, в такт ветру слегка поскрипывая. На пороге одичавшая кошка Искра, испуганно шарахнулась в сторону, едва он попытался подойти поближе.

Алкасар тяжело вздохнул и повесил дверцу обратно. В избушке было темно и сыро. Пахло мышами и гнилью. Колдун пошарил в самом углу и нащупал лучину, там же валялся трут и огниво. Зажег свет, осветив закоулки своего бывшего жилища. Почти ничего в нем не изменилось. Только покрылось стойким плотным слоем паутины, да кое-где были перевернуты колбы с химикатами. Видимо кошка Искра искала здесь себе пропитание, а когда не нашла подалась в лес и одичала.

— Так… — проговорил колдун. — А что у нас с травами?

Медлить было нельзя. Затеять генеральную уборку можно и позже, а вот если нужных трав не окажется на месте, то процесс вызова Суворова может оказаться долгим. Пока он их снова найдет, пока высушит, пока приготовит зелье.

Алкасар немного покопался на полках. Вымазался, как Великий Мастер в паутине с ног до головы. Пыль попадала в нос и глаза, мешала рассмотреть связки трав, висящие на гвоздях по углам единственной комнаты. Однако минут через пять он удовлетворенный вылез оттуда и кинул на стол пару травянных связок. Все игридиенты были на месте. Он растопил очаг, повесил котел и стал ждать пока закипит вода, снова и снова возвращаясь мыслями на шесть лет назад. В тот злополучный день, когда на пороге его избушки оказался Одиссей. История повоторяется, только теперь непонятно, как вызвать из прошлого именно того Сашу Суворова, а не кого-то другого. Тогда, произошел сбой, котел разлился, времена смешались и зелье выдало результат. Теперь же, найти среди сотен веков прошлого именного того, кого надо выглядело непосильной задачей.

Неожиданно Алкасар ощутил, как что-то в области груди требовательно греется, пылая огнем. Колдун ойкнул и полез к себе за пазуху, вспомнив, что за всем этим забыл про цветок смерти, который не ел уже почти два дня, и теперь видимо так вырадал свое возмущение.

Он выложил его на стол, чуть не обжегшись. Подул на пальцы, кончики которых сразу же покраснели от прикосновения к горячему. Стеклянная сфера полыхала огнем, готовая разлететься на мелкие кусочки. Цветок шипел, извивался, выпустив наружу полный набор своих ядовитых шипов. Кроваво-красный яд медленно стекал по ним, образуя под цветком смерти уже настоящую лужу.

— Ох, ты какой! — задумчиво проговорил Алкасар, разглядывая опасное растение. — Тебе палец в рот не клади! Вмиг откусишь, с такой-то голодухи.

Он оглянулся в поисках съестного, но ничего не нашел. Тогда стал шарить по углам, подсвечивая себе лучиной. Искра всегда была запасливой кошкой. Так что дохлые тушки мышек обнаружлись тут же. Приподняв стеклянную сферу, Алкасар бросил туда мышь и захлопнул ее. Рисковать и совать туда руку не стал. Мало ли, вдруг цветочку захочется свежатинки.

Но мышь, видимо, полностью утолила его гастрономические аппетиты. Цветок смахнул ее внутрь, будто и не было этого милого грызуна. Шипы несколько раз дернулись, превращаясь в напыщенный клубок, а потом и вовсе стали исчезать, расскрываясь листочками.

— Вот так… — удовлетворенно хмыкнул колдун и оглянулся на котел, который уже бурлил вовсю. — Вот и договорились. Эх, если бы ты еще мне сказал, как вызвать именно Суворова из прошлого, то цены бы тебе не было.

Но цветок молчал, только лишь урчал, покрываясь маленькими листочками.

Колдун подошел к котлу и кинул в него щепотку Кардашьяна — высокогорной травы, растущей далеко на Западе. Варево начало парить, взметаясь вверх глубокими клубками дыма. Добавив немного Уса — рубленного дикого растения из Южных степей, он придал зелью необходимый золотистый цвет. Осталось малость — дождаться пока хорошенько закипит, проговорить заклинание и добавить главный ингридиент.

Как бы не ошибиться? Как? Мысли Алкасара были далеки от радужных. Он угрюмо нахмурился и сел за стол, поглядывая на довольный, наевшийся цветок смерти. Запах елья становился все острее, а значит время последнего действа все приближалось. Надо было решаться. Колдун решил рискнуть. Все равно доверять в руре больше никому нельзя, а помощник ой как нужен! Так что даже елси это будет не Суворов, то все равно пригодится, хотя бы для того чтобы спасти Викторию.

Неожиданно его взгляд упал на стол, где в стеклянной сфере покоился цветок смерти, который казалось бы заснул после еду, но нет!

В лужице под собой из красного яда цветок оставил послание на общедоступном языке всех народов Рура.

Видимо водил листочками, а потому было расплывчато и неразборчиво. Алкасар сначала решил, что ему показалось, но когда увидел, что там написано, окончательно уверовал, что эта тварь имеет свои разум и сознание.

«Только тот, кто сам хочет вернуться в Грядущее, может найти туда дорогу. Ему надо только открыть дверь!»

Слова померцали немного на стеклянном подносе и растаяли, растекшись в кроваво-красную ядовитую кляксу.

Конечно! Только если Суворов сам хочет вернуться, он сможет найти дверь в наш мир. Алкасар понял слова цветка. Теперь сомнений не оставалось. Необходимо было действовать. Тем более, что зелье как раз подошло к необходимой точке кипения. Одним движением, из пучка трав, колдун вырвал корень Иссиленя, прошептал торопливо заклинание. Бросил его в кипящую воду.

Та забурлила в котле, пахнула терпким паром, который вдруг исчез, растворяясь в воздухе тяжелой марью. Комната избушки резко потеряла свои очертания. Стала расплываться и разъезжаться в сознании Алкасара. Голова закружилась, но ничего не происходило. Колдун уже отчаялся ждать, находясь в пространстве между мирами, когда вдруг противоположная стена неожиданно приобрела нечеткие очертания какого-то помещения. На стене этого помещения висел старый потрепанный ковер, украшенный какими-то непонятными знаками, на полу стояло ложе необыкновенного вида, на котором лежал закрыв глаза…

Единый! Это был Саша Суворов собственной персоной! Видимо он дремал после трудов праведных и ратных, отдыхая у себя в палатах. Алкасар подался весь вперед, стремясь дотянуться и разбудить пришельца из прошлого, но сил преодолеть тугой туман не было. Его рука беспомощно останавливалась в сантиметрах от небритого лица историка. Пальцы нервно сжимались и разжимались, но коснуться его колдун не мог.

Алкасар пытался закричать, позвать Сашу, но горло, будто перехватило тугой петлей. Из него вырывался лишь жалкий хрип, которого спящий слышать не мог никак!

Время действия зелья кончалось. Колдун уже совсем отчаился, понимая, что снова сварить его ему вряд ли дадут. Он напряг все свои силы, которые у него были для этого последнего рывка. Всем телом дернулся вперед и протянул вперед руку. Туман и густое марево прошлого на секунду расступились и колдун наконец смог задеть Суворова по носу.

Тот испуганно дернулся и проснулся. Непонимающе огляделся вокруг себя. Стена напротив плавала в густом тумане. Клубы дыма поднимались далеко под потолок, и первой мыслью было, что это пожар, но запаха горелого не было, да и среди клубов дыма Саша умудрился разглядеть худую фигуру в испчаканном камзоле с длинной, взявшейся корочкой, царапиной на голове. Черты лица Суворову показались знакомыми. Он встряхнул головой, пытаясь отогнать наваждение, но видение никуда не пропадало. Да! За густыми клубами дыма, прямо в его стенке квартиры-хрущевки в самом центре Москвы стоял Алкасар — колдун из Полесья. Тот самый, который первый раз привел его через врата Времени в Рур с помощью своего зелья.

Он явно звал его с собой. Махал руками и что-то кричал. Сразу же вспомнилось то, что Суворову удалось пережить, все приключения и конечно же красавицу Викторию…

— Это ты? Алкасар? — спросил он, на всякий случай, проверяя себя на галлюцинации.

Фигура в дыму кивнула и еще активнее замахала руками. Дым начал рассеиваться. Обычная стена квартиры все четче была видно из-за клубов пара. Не долго думая Суворов шагнул вперед…

* * *

Жизнь Саши Суворова со времен посещения Рура разделилась на до и после. Это сначала инфантильный интеллигент испытывал чувство самолюбования от своего, как ему казалось, благородного поступка, а потом, потом начало приходить осознание… Ребенок дается раз в жизни. Это счастье, которое Бог дарит не каждому, а он, упустив это счастье, испугавшись трудностей средневекового мира, быстро слинял в общество телефонов, компьютеров, комбинатов быстрого питания и интернета, объясняя это все своим благородством. Бред!

Решив твердо вернутся, забросив свою диссертацию на самую верхню полку пыльной антрессоли, Саша ударился в оккультные науки, параллельные миры и нло. Друзья смотрели на него, как на свихнувшегося. Мать укоризненно качала головой, но молчала, а он ночами напролет пропадал в библиотеке, пытаясь найти хоть что-то, хоть какую-то крупицу информации, дающую ему возможность вернуться.

Он перерыл кучу книг. Взахлеб читал фантастов и фэнтезистов, вплоть до Толкиена и прочих, но нигде не было указано, как попасть в параллельный мир. Герои, прочитанных им книг, по воле обстоятельств оказывались там, куда забрасывала их судьба, не пытаясь разобраться, как это происходит.

Потом у Суворова настал период магов и экстрасенсов. Он продал машину, чтобы оплатить все сеансы магии и ясновидения, которые посещал за эти пять с половиной лет, но результата никакого не было. Маги и экстрасенсы всех мастей пожимали удивленно плечами, когда слышали просьбу провести его в будущее, которое еще не наступило и не наступит несколько тысячилетий. При этом в прошлое — всегда пожалуйста, а вот будущее…

Отчаявшись, к концу своих изысканий, Суворов впал в свойственную всем депрессию. Руки у него опустились, и он часами валялся на диване в своей комнате, тоннами макулатуры продолжая, как-то по инерции, глотать разномастное фэнтези. Пользы это приносило мало, но иначе было никак…

В тот вечер ему попалась относительно скучная книжка с претензией на научную фантастику одного малоизвестного автора. Он вяло листал страницу за страницей, пока сон не сморил его. И тут-то началось самое интересное.

За шесть лет Виктория ему не снилась никогда! Только теперь она вдруг пришла к нему во сне в длинном изумрудном платье до пять, с распущенными волосами, волной спадающих по стройной спине… Она улыбалась. Суворов помимо воли дернулся ей навстречу, но силы покинули его. Оторваться от дивана он не смог.

— Любимая… — прошептал он, будто сломав какую-то преграду между мирами. Звук тонул в клубах тумана, и Саша вообще был неуверен слышит ли его королева. Оказалось слышит. Ее мелодичный голос разливался звонкими ручейками, заполняя пространство вокруг.

— Да, дорогой, я пришла! Нам с твоим сыном нужна помощь…

— Значит сын? — Суворов снова предпринял попытку отрваться от своего места, но разом отяжелевшее тело не давало ему сдвинуться со своего места.

— Сын — прекрасный мальчишка с твоими глазами. У нас мало времени, любимый… Рур в опасности, а судьба моя и нашего сына неразрывно связана с судьбой Рура.

— Но…

— Не говори ничего, — Виктория приложила палец к губам и улыбнулась, — скоро ты сам все поймешь и разберешься во всем. Спаси нас.

— Как? — Суворов резко дернулся вперед всем телом, стремясь скинуть себя невидимый вес.

— Спаси нас, — образ королевы Виктории начал расплываться, удаляясь в клубах дыма, уходя куда-то в заоблачные дали. — Я люблю тебя!

— Нее… ет! — заорал Суворов и резко подался вперед. Неожиданно сила, которая его держала отступила. Он потерял равновесие и ориентацию в пространстве. Голова закружилась, и он провалился в непроглядную тьму.

Саша не знал сколько это продолжалось. Помнил только, что он долго блуждал по светонепроницаемым коридорам Вселенной. Ему уже было неясно, сон ли это? Или явь? Очнулся он только когда вдруг ощутил из темноты удар по носу. Голова откинулась назад, и он проснулся. Суворов был в своей комнате, на своем диване. И все, казалось, было как обычно. Только вместо противоположной стены его квартиры расплывалось туманное пятно сероватого оттенка. В облаках этого тумана стояла чья-то смутно узнаваемая фигура. Саша присмотрелся и наконец узнал Алкасара.

Он встряхнул головой, стремясь отогнать наваждение, но видение не пропадало. Лишь с каждой секундой становилось все неясней и неясней.

— Иди за мной! — почти заорал колдун, но его голос увяз в клубах временного тумана.

Не долго думая, Суворов вскочил с дивана, прихватил с собой лежавший под головой теплый вязаный свитер и бросился вперед вслед за Алкасаром, искренне надеясь, что это не сон, и он сейчас с размаху не врежется фейсом в противоположную стену. Однако, тело с легкостью вошло внутрь, немного тряхнуло, завертело, но Суворов лишь только крепче сжал ладонь колдуна. Их бросало из стороны в стороны в какой-то необычной воронке. Мимо пролетали люди, города, события разных времен, превращающиеся вместе с набором скорости в одно цветное пятно. Наконец, когда воронка времени набрала достаточную скорость, их обоих выплюнуло куда-то вперед, чуть не перемолов кости обоим. С ударом о земляной пол, Саше пришло осознание, что его мечта последних шести лет исполнилась, и он снова в Руре.

* * *

Саша попытался повернуться на бок, но спина отозвалась глухой болью. С трудом он разлепил глаза. По правую сторону от него лежал колдун Алкасар. На всякий случай, а вдруг приснилось, Суворов коснулся обшлага его камзола. Тот еле заметно улыбнулся и промолвил, тяжело дыша:

— Надо же… Получилось…

Кряхтя, он осторожно поднялся и отряхнулся вслед за Сашей, который оглядывался по сторонам с осторожным любопытством.

— Алкасар, где это мы?

— В Полесье… — колдун вздохнул и с тоской посмотрел на потухший очаг. — Не поверишь! Первый раз такое проделывал. Всю траву на тебя извел.

Он бесцельно начал прибирать на столе, тщательно скрывая взгляд от Суворова, который потерянно стоял посреди комнаты, не зная о чем спросить в первый момент. Мысли роились в голове опережая одна другую.

— Рур в опасности, Саша, — колдун так и остался стоять спиной к Суворову, избегая смотреть ему в глаза. Сейчас он почему-то особенно остро почувстовал перед пришельцем из прошлого себя виноватым.

— Меня мало интересует Рур, где Виктория? Почему ее нет здесь. Она мне снилась, просила о помощи прямо перед твоим… ээ… явлением.

— Значит помощь ей действительно нужна. Присядь, — Алкасар сам уселся на колченогий табурет, освободив место рядом с собой для Суворова.

— Ты не ответил, Алкасар, где Виктория?

— Ну не хочешь, как хочешь… — колдун вытер пот со лба и уселся поудобнее. — Я не знаю, где Виктория. Последний раз я ее видел, когда она провожала меня на Тагар, подавлять восстание, которого не было, а сама собиралась в храм Кремь на праздник весененнего равноденствия. Больше я ее не видел…

— Провожала… — задумчиво проговорил Саша, и тут до него вдруг все начало доходить. Сердце сжалось от боли. Перед глазами поплыли разноцветные круги. Он тяжело опустился рядом с колдуном. — Значит вы…

— Да, Саша, она моя законная жена, — Алкасар так и не поглядел в сторону Суворова, смотря куда-то вперед.

— Отлично… А ребенок?

Колдун кивнул.

— У тебя сын. Прекрасный мальчуган.

— Да, только папой он называет тебя…

— Саша…

— Брось, — Суворов встряхнул головой, будто отгоняя наваждение, — сам виноват! Расскажи мне лучше, что случилось в Руре. Почему ты снова в Полесье? Где Виктория? И вообще какие у нас планы?

Слишком активной деятельностью, Суворов пытался сгладить первый и самый сложный разговор с Алкасаром. Ему было больно, невыносимо больно. Только наряду с этим, он прекрасно понимал сам, что виноват лишь он один в том, что случилось. Умом понимал, а вот сердце разрывалось на части и отказывалось повиноваться.

— Если кратко, то кто-то снова решил прибрать Рур к своим рукам. Этот неизвестный затеял в дальней провинции провокацию — восстание, которое я во главе центурии Стражей короны отправился подавлять. Восстание как такового не было. Деревушка оказалась довольно мирная. Только на пути из Тагара нас уже ждала центурия Стражей короны с приказом меня арестовать или уничтожить, как предателя короны. Мне еле удалось вырваться. Спрятался я в Полесье, решил вызвать тебя, чтобы во всем разобраться.

— А ты не виноват?

— Саш…

— Да я понимаю, прости. Просто организовать на тебя травлю мог лишь только человек облеченный властью…

— Во главе центурии был граф Отто, — кивнул колдун.

— Отто? — вопросительно посмотрел на своего собеседника Саша.

— Человек герцога Берстранда!

— Значит герцог задумался о власти?

— Незнаю, — пожал плечами колдун, — иначе чем объяснить это все?

— Пока я незнаю тоже. Ну а Виктория? Сын? Кстати, как его зовут? Неужели они ничего не видят?

— Эдвард, в честь прошлого короля. Виктория была в храме Кремь у Орлинки. Потом о ее судьбе мне ничего неизвестно. Если заговор действительно существует, то… Боюсь преположить самое худшее, — Алкасар старательно отвел взгляд, уставясь в догорающий костер.

— Она жива! — Суворов резко повернулся к колдуну и встряхнул его за плечи. — Слышишь! Она жива! Я чувствую это… А Эдвард?

— Он оставался в Твердыне. Не думаю, что герцог считает шестилетнего ребенка опасным противником.

— И все равно он в опасности!

— Саша, я понимаю, потому и вызвал тебя.

— Значит так. Мы отправляемся в храм Кремь! Нам нужна Орлинка, заодно узнаем, где Виктория.

— Туда еще надо пробраться. Сейчас дороги перекрыты, везде посты. Все ищут меня.

— Ничего! — махнул рукой Суворов. — пробиремся. Где наша не пропадала! У тебя есть во что переодеться?

* * *

На следующее утро столица Рура пришла в движение. На башнях установили дополнительные посты, из дальних гарнизонов на защиту Твердыни прибыли полки гвардии и Стражей Короны. Всех испуганных жителей окрестных деревень замок принял под свои стены.

На улицах Твердыни царил сумбур, шум, крик, гам. От обилия разноцветных одежд, тысяч разных голосов и количества людей рябило в глазах. Многие из них спали прямо на улице, прижавшись к бордюру, от чего лишь усиливалось впечатление от постигшего страну бедствия. А люди все шли и шли… До самой линии заката по Большому Тракту расстянулись повозки, арбы, пешие, сплошной нескончаемой линией.

По данным Стражей короны гладиаторы зверствовали в занятых ими деревнях. Грабили, убивали, насиловали, но пока активных действий против Твердыни не предпринимали, висев Дамокловым мечом над столицей Рура.

Берстранд с грустью поглядел на нескончаемый поток беженцев. Лицо его скривила грустная улыбка, и вскоре он отвернулся. Позади него дисциплинированно молчали два его ближайших помощника на эту войну, люди на которых он мог опереться — старейшина Тук и граф Отто.

— Беженцев все больше и больше… — заметил герцог, скрестив руки на груди и выжидающе посмотрев на Тука.

— Всех их невозможно разместить в Твердыне. Мы пытаемся отправить хотя бы их часть под охраной в дальние провинции, но они сопротивляются и утверждают, что хотят под защиту стен столицы, — пояснил Тук, — уже сейчас у нас явные перебои с питанием, водой, проблемы с гигиеной. Медики утверждают, что в таких условиях может начаться эпидемия…

Герцог Берстранд перевел усталый взгляд на Отто, ожидая его оценки событий.

— Ситуация и правда сложная. Медлить нельзя. Если так пойдет и дальше, то восставшим и приступом город брать не придется. Мы просто подохнем здесь, как крысы от какой-нибудь чумы.

— Что ты предлагаешь, Отто?

— Их не так много… — пожал плечами граф. — По нашим сведениям около легиона… Они находятся в долине. Расположение у них выгодное, но превосходство наше в живой силе может стать решающим фактором.

— То есть битва?

— Битва, — согласно кивнул Отто, — у нас есть еще неделя. На большее запасов не хватит.

— На их условиях? — вскинулся Тук. — Они расположились там где им выгодно. И заманивают нас в ловушку. Не забывайте, это профессиональные убийцы!

— Тук, — поморщился Берстранд, — прошу тебя, не горячись. Ты правильно заметил они убийцы, но не войны…

— Какая к черту разница! — вспылил старейшина. — На поле брани от вашей тактики не останется и следа, а на первый план выйдет умение убивать. А в этом среди гладиаторов, будьте уверены, равных нет!

— Решено! — обрадованно потер руки герцог. С его плеч сорвалась тяжкое бремя принятия решения. — Мы принимаем бой!. Битва состоится завтра. Пусть трубачи трубят общий сбор. Собрать всех от мало до велика! Всех на защиту Рура! Я сам поведу их на врага.

Герцог решительно взмахнул рукой и начал спускаться вниз. За ним, уныло повесив голову, шагал старейшина Тук. Лишь граф Отто остался на вершине стены, внимательно вглядываясь в нескончаемый поток беженцев, проходящий через главные ворота Твердыни. Вдруг среди них он увидел знакомую фигуру в плаще. Она была немного сгорблена, одета в длинный до пола плащ с капюшоном, но этого человека, граф мог узнать из тысячи. Фигура, как будто тоже почувстовала на себе чей-то взгляд. Подняла голову вверх, внимательным цепким взглядом, осматривая замковые стены. Через секунду их взгляды встретились. Граф Отто узнал своего хозяина, бывшего старейшину Твердыни и Рура Редгорда.

* * *

Виктория мерно баюкала на руках маленького Эдварда, который еле уснул, привыкая к новому месту. Она напевала ему коглыбельную песню, которую ей когда-то пел отец, и посматривала краем глаза на Ситху, сосредоточенно читавшего послание, пришедшее с прилетевшим голубем от неизвестных доброжелателей. Чары гипноза, которые в первый миг овладели королевой, постепенно начали спадать. Она вдруг удивилась, что двоерилась абсолютно незнакомому мужчине, позволила утянуть себя на болота. И теперь прячется вместе с ним, словно беглая преступница. Даже, если все что наговорил ей Ситха про Алкасара правда, то она как королева должна быть в замке, и сама обязана разобраться с мужем-чародеем. Прятаться, по ее мнению, было по крайней мере трусливо. Услышав, что дыхание Эдварда стало мерным и устойчивым, наступил крепкий сон. Виктория положила ребенка на кровать и подошла к Ситхе.

— И сколько же нам тут прятаться, дорогой Ситха? — спросила она его, положив руку на плечо гипнотезеру. От неожиданности тот вздрогнул, но вида не подал.

— Пока не будет пойман Алкасар, Ваше Величество, я же уже говорил вам, — его мысли были далеко отсюда, там, где развивались главные события, где были его верные соратники, где был его хозяин… Сейчас история творилась у стен Рура.

— А если он не будет вовсе пойман? — вскинулась Виктория. — Мне так и прикажете сидеть на этих вонючих болотах вместе с сыном?

Гипнотезер ощутил неладное в настроении королевы. Повернулся на стуле и попытался взять ее за руку, но Виктория резко уклонилась от прикосновения.

— Что с тобой происходит, дочь моя? Ты перестала мне верить? Или подозреваешь меня в чем-то? — обиженно воскликнул Ситха. — Я спас тебя, спас твоего ребенка от неминуемой гибели… Если бы не я, то неизвестно, чтобы с вами сделал Алкасар!

— Это все верно, — замялась королева, — но меня волнует не только моя жизнь… Меня волнует судьба царства! Я тут, а что творится в мире никто не знает…

— Не волнуйся, дорогая, — улыбнулся Ситха, — колдун уже почти пойман. На его след вышли Стражи Короны. Ведутся активные поиски. Скорее всего в течении двух дней он будет пойман!

— Это все время нам придется провести здесь?! — возмущенно фыркнула королева и притопнула ножкой.

— Да, Ваше Величество, — мягко проговорил Ситха, — для вас так будет лучше, но давайте договоримся так… Если через пару дней колдун не будет пойман, то вы в праве отправиться в Твердыне и возглавить самостоятельно поиски? Всего два дня…

Королева на минуту задумалась. Пара дней не решит ничего…

— Хорошо! — согласно кивнула она. — Но только пара дней!

— Не больше! — вскинул руки примирительно вверх Ситха. Больше ему и не надо было. По плану его хозяина, уже завтра Твердыня падет и хозяин воцарится на престоле Рура. И тогда, тогда Ситха может со спокойной душой перерезать горло малолетнему щенку и этой бабе. — А сейча может чайку, Ваше Величество? — глаза Ситхи вновь улыбались, словно и не было между ними сложного разговора.

* * *

Подверженные нескончаемому людскому потоку Редгорд, Олау и Флеминг попали на центральную площадь Твердыни. Здесь беженцы спали прямо на холодном промерзшем за ночь камне, зябко кутались в тоненькие плащи. Слышался нескончаемый гомон тысячи голосов. В такой толчее они были уверены, что будут неузнаны. Кроха, из-за отворота плаща некроманта злобно оглядывал толпу и еле слышно рычал, щеря маленькие острые зубки. Ему не нравилось в столице. В каждом из встрченых людей он видел врага и готов был разорвать его на мелкие кусочки.

— Нам надо подстраховаться… — еле слышно пробормотал старейшина Флемингу, шедшему рядом. Олау чуть отстал, вяло переругиваясь с какой-то необъятной женщиной, которую случайно задел плечом.

— То есть? — Маркус удивленно поднял глаза на своего хозяина, не понимая, что он имеет ввиду.

— Если план не сработает, и нашему человеку не удасться ликвидировать Тука, если гладиаторы Зубра вдруг подведут, нам надо иметь запасной вариант…

— Но мы то здесь, — беспечно пожал плечами Флеминг, — чем не запасной план?

— Так нам и дали пробраться в замок, — зло буркнул Редгорд, — его-то и будут охранять в первую очередь.

— Тогда что?

— Маркус, как ты думаешь, зачем мы тащим с собой этого психа? — бывший старейшина еле заметно кивнул назад на почти догнавшего их Олау, который любовно гладил своего Кроху, пытаясь успокоить.

— Ааа… — понятливо протянул Маркус. — Неужели в Твердыни есть погост?

— Именно! — Редгорд с видом победителя поглядел на своего спутника. — Именно, что погост! Только королевский…

— Неужели?

— Да, да, Маркус. У Южной стены Твердыни располагается древняя усыпальница рурских монархов. Около семисот лет их хоронят по древнему обычаю именно там, предварительно бальзамируя. Так что выглядят они почти так же, как и в момент своей смерти.

— И сколько их там лежит?

— Около ста, точно не помню, — пожал плечами Редгорд, — только представь, если у нас под рукой будет такая армия прямо в Твердыне.

— Которую никто не сможет уничтожить? Браво, Редгорд! Ты проявляешь чудеса изворотливости и смекалки, — Флеминг похлопал в ладоши, — значит мы идем к Южному форту?

— Да… А там работа предстоит уже нашему другу.

* * *

Верный лось донес их довольно-таки быстро к Большой реки, высадив прямо напротив острова, где располагался храм Кремь. Саша сначала скептически относившийся к данному транспортному средству к концу пути даже любовно погладил верное животное. Ни один пост, из множества разбросанных по дороге, их не засек. Казалось они передвигались какими-то звериными тропами. Ветки хлестали по лицу, но их так никто и не заметил. Одарив своего друга комком соли, колдун и Суворов залегли в зарослях камыша, рассматривая остров, который казалось бы жил мирной жизнью. Не было заметно какой-либо суеты. Жрицы стирали белье, где-то была слышна песня. Лодки у причала мерно покачивались в такт небольшой волне. Еще не убранный после праздника Кремь напоминал разноцветную елочную игрушку.

— Все не так плохо, как кажется… — тихо заметил Саша, не переставая наблюдать.

— Это все видимость, — коротко бросил Алкасар. По его сосредоточенному лицу сложно было понять, что он чувствует в данный момент, но крепко сжатые губы выдавали сильное волнение.

— Хорошо, Алкасар, пускай это видимость, но как ты собираешься пробраться в женский монастырь? Лодки-то только у них, на той стороне, — Суворов отвернулся от реки и перевернулся на спину. В отличии от колдуна настроение у него было вполне себе миролюбивое. Он впервые за долгое время почувстовал себя снова нужным. И, о Единый, у него был сын! Его маленькая копия… А Вика? С ней он объясниться, скажет, что иначе поступить не мог. Вот и все!

— Каждый день, часов в двенадцать, три жрицы отправляются на рынок за продуктами. И судя по солнцу, — колдун поднял голову вверх, — скоро настанет именно это время. Лодку они бросают в зарослях камыша, а дальше отправляются пешком…

— Отлично! — улыбнулся Суворов. — Ты предлагаешь ограбить монашек!

— Я предлагаю на время позаимствовать их лодку, — огрызнулся зло чародей, — нам же надо как-то добраться до Орлинки?!

— Хорошо, хорошо, если только бедных жриц не придется убивать, то я согласен. Только в каком месте у них причал?

— А это мы сейчас и увидим…

Саша, заинтересованный сказанным, резко перевернулся на бок и увидел, как к реке спускаются три жрицы. В руках у них были большие корзины. Лица и фигуры спрятаны под длинноплоые плащи коричневого цвета. Они прошли по причалу и выбрали самую большую лодку из всех пришвартованных. Погрузились в нее и аккуратно отплыли, загребая как раз туда, где спрятались двое товарищей.

— Неет… — покачал головой Суворов. — Так вести нам не может…

— Может, приготовься.

Лодка быстро преодолевала довольно приличное расстояние до берега. Видно было, что жрицам храма Кремь не впервой выполнять такую работу. Весла погружались в серые воды Великой реки без всплеска и шума, в уключинах не скрипели, а равномерно вздымались вверх, ловя волну.

Кажется, лежавший рядом колдун, даже перестал дышать. Лодка, больше похожая по своим размерам на баркас, причалила к берегу. Одна из жриц спрыгнула в воду и потянула ее в камыш.

— Глубоко не заводи! — громко крикнула видимо старшая из них, стоящая на носу.

— Хорошо, Моряна! — отозвалась вторая, привязывая швартовый конец к дереву.

Минут через пять, собрав свои нехитрые пожитки, жрицы скрылись где-то в лесу. На причале тоже оказалось не души. Все, повинуясь звуку колокола, двинулись в молельню на обеденную службу.

— Отлично, — пробормотал Алкасар, делая рывок вперед к лодке. Саша еле успевал за ним. Все-таки у бывшего полесского колдуна опыта бега по пересеченной местности было побольше, чем у аспиранта истфака МГУ.

Весла были на месте. Страна непуганных идиотов, мысленно изумился Суворов. Вот если бы у нас так кто-то оставил лодчонку на берегу, да не привязанную, да еще и с веслами…

Грести с непривычки было тяжело. Плечи почти сразу налились свинцом и с трудом двигались, но из извечного мужского соперничества, Суворов грести не бросал, а старался поддерживать темп заданный колдуном. Тот изредка оглядывался на своего напарника. В его взгляде читалось неприкрытое превосходство, от которого Саша лишь скрипел зубами, прекрасно все понимая. Дело было не в его способностях к морскому делу. Все поведение Алкасара говорило, что он задался целью доказать, что именно он достоин Виктории, а потому пыжился невероятно.

Благо Великая река была далеко не Волгой, а потому, они вскоре причаливали к берегу, уставшие, взмыленные и заморенные.

— А ты молодец, — саркастически улыбаясь проговорил чародей, смахивая пот со лба, крупными градинами текший по лицу.

— Ты тоже… — Суворов согнулся в три погибели, пытаясь восстановить сбитое дыхание. Закашлялся. Легкие будто сжало и отпускать не хотело. — Что дальше?

— Дальше нам надо пробраться к Орлинке. Она занимает западное крыло храма… — Алкасар огляделся по сторонам, нашел нужное и указал на него пальцем. — Вот там…

— Отлично! Хороший план, — усмехнулся Суворов, — то-то монашки будут рады нашему появлению…

— Предложи ты! Иначе зачем я тебя тогда вообще вызвал, — колдун злобно посмотрел на своего напарника. В его взгляде открыто читалась ревность. Сейчас им руководила именно она, а не твердый расчет.

— Посмотри туда, — Суворов указал на разросшийся куст шиповника, который умудрился вырасти прямо на берегу реки. На нем в полном беспорядке были развешены недавно постиранные рясы и предметы нижнего белья жриц.

Алкасар закашлялся, мгновенно поняв, что предлагает Суворов.

— Если они узнают нас, то обрадуются не меньше, — осторожно заметил он.

Суворов пожал плечами и начал натягивать на себя одну из ряс, которая вроде бы как выглядела подлиннее остальных. Через минуту на берегу Великой реки стояли две несуразные жрицы Единого. У одной из них длинные волосатые ноги сильно торчали из под сутаны, второй же ряса была мала в плечах, она натягивалась между лопаток, грозя вот-вот порваться.

— Выглядим, как два клоуна, — проворчал из-под низко надвинутого на глаза капюшона Алкасар.

— Не ной, — оборвал его Саша, — у тебя слишком лестное представление о жрицах храма Кремь. Они в твоем сознании все дюймовочки и с бритыми ногами.

На эти слова колдуну не нашлось, что ответить. Он просто промолчал, стараясь казаться ниже, чем он был на самом деле и чуть-чуть женственнее.

Они прошли во двор, никем не замеченные. Обедня еще не закончилась и все жрицы находились на службе. Войдя в храм через парадные ворота они оказались в длинном коридоре с анфиладами окон. Навстречу им неожиданно из-за неприметного поворота вырулила жрица. Напарники затихли под рясами, надеясь проскочить мимо нее быстро и незаметно, но не тут-то было. Она резко остановилась, уже пропустив их, будто что-то вспомнила.

— Сестры, а почему вы не на обедне? — спросила она, поставив двух друзей в тупик этим вопросом. А в самом деле? Чего это они не на службе?

— Понимаешь, сестра, — заблеял тонким голоском колдун, стараясь порвать дистанцию в два метра, чтобы приблизиться на длину руки, — мы пропустили звон колокола, потому что… эээ… потому что были на реке…

Саша даже не уловил момента, когда рука взметнулась из-под длинной полы плаща. Он просто сумел засечь резкое движение всем корпусом колдуна, а потом уже увидел как сестра заваливается на бок, аккуратно без шума и пыли сползая по стенке. Глаза ее закатились, и со стороны казалось, что она просто спит.

— Чего стоишь? Помогай! — закричал колдун на ошеломленного Суворова. — Ее надо куда-то спрятать.

Саша подхватил под руки монахиню и вместе с колдуном протащил ее в какую-то нишу, где пахло мышами и еще какой-то… древностью что ли?

— Вот теперь путь свободен! — Алкасар шутливо отряхнул руки и победительно посмотрел на Суворова.

— Ты ее убил что ли?

— Брось, просто оглушил. Через полчаса будет в сознании… А нам только б до Орлинки добраться.

По длинным узким коридорам, освещенным лишь только тусклым светом фонарей, они поднялись на второй этаж и вскоре остановились перед дверью, обитой жестью.

— Вот здесь и обитает наша девочка… — проговорил Алкасар, любовно поглаживая холодно-серый металл.

— Ты откуда знаешь?

— Мы с Викторией… — начал было колдун, но тут же осекся, заметив строгий и нахмуренный взгляд Суворова.

— Вообщем знаю.

Они толкнули дверь вперед, и перед их глазами открылась большая комната, обставленная с каким-то изощренным аскетизмом. В углу были сбиты нары из стругих, неотесанных досок, посреди комнаты стол и два колченогих табурета из потемневшего дерева, которое местами начало расщепляться. Окон в комнате не было, и только в дальнем углу висела слабогоревшая лампадка.

— В моем времени монахам так бы пожить, — улыбнулся Суворов, но тут же услышал позади какой-то неясный шорох, попытался обернуться, но раздался странный шелест, и буквально через секунду их двоих швырнуло далеко вперед, опалив спину чем-то горячем. Над головой мелькнул огненный шар один, за ним второй, потом еще один. Суворов только от третьего кое-как сумел шарахнуться в сторону, чувствуя что плащ на спине медленно тлеет.

— Ты чего?! — заорал Алкасар.

На пороге стояла главная жрица храма Кремь собственной персоной, девочка магичка, которая сама по себе является источником магии — Орлинка. Именно она, закусив увлеченно нижнюю губу, швыряла в них прямо с порога огонь, который материализовался у нее прямо в ладонях. Услышав отчаянный крик колдуна, она опустила руки, и пламя медленно стекло в каменный пол, мгновенно потухнув.

— Кто вы такие? Это вы напали на сестру Агату? Отвечать!

Саша с Алкасаром сбросили капюшоны и Орлинка ахнула. Перед ней стоял пришелец из другого мира Саша и Его Высочество князь Алкасар.

* * *

Добраться до усыпальницы королей Рура оказалось делом довольно простым. Народ постепенно разбрелся кто куда. Дороги были довольно пустынны. В центральной части города слышались крики ополчения. Медленно со скрипом разошлись главные ворота, оттуда нескончаемым потоком пошли войска, которые строились подле крепостной стены, занимая строго отведенное положение. Твердыня готовилась к битве.

— Настал великий час для Рура, — заметил Маркус, идущему рядом с ним Редгорду.

— Последний час Рура! — поправил его старейшина.

В ответ Флеминг только лишь усмехнулся, продолжая следовать за своим предводителем. Третьим сзади плелся Олау вместе со своим Крохой. Щенок успокоился. И теперь довольно скулил, предвкушая обряд некромагии. Каким-то образом силы у него от каждого воскрешего мертвеца удваивались. Почему было именно так, не знал даже сам Олау.

Огромный зал с сотнями гробниц прятался от взора проходящего мимо человека под землей. Триста квадратных метров помещений, зарыли в землю еще при Карле Ужасном — первом правителе Рура. Именно тогда пошла добрая традиция бальзомировать своих королей и королев, пряча их в этот гулкий, покрытый паутиной мрака зал. Скопилось их там около сотни.

Дверь приржавела и со скрипом и трудом открылась. Обдав трех людей запахом мертвого тела и прелостью помещения из-за постоянной сырости. Перед тремя спутниками открывался длинный коридор, освещенный факелами, упираясь в огромный полукруглый зал, заставленный хрустальными гробами. Он тоже был освещен, и потому все могли убедиться, что королевская династия сохранилась прекрасно, почти так же как и при жизни. Только у всех лица были неестественно бледными, да тело какого-то желтого оттенка.

Пока Маркус и Олау, пораженные, рассматривали склеп, Редгорд подошел к первому гробу. Его лицо исказилось и из краешка глаз по щеке потекла тонкая слезинка. Он смахнул ее и недоверчиво огляделся. Не увидел ли кто?

Маркус подошел поближе. В гробу лежала женщина средних лет, укрытая парчовым покрывалом почти по грудь, но даже оно не могло скрыть прекрасную точеную фигуру королевы. Губы еебыли приоткрыты, как будто только что испустили последний вздох. Длинные ресницы казалось подрагивали в блеске огня факелов. Она была настолько жива и естественна, что Флеминг даже зажмурился, чтобы стряхнуть с себя наваждение.

— Это Катрина… — проговорил тихо Редгорд. За годы совместных скитаний Маркус впервые видел старейшину таким. Представлялось, что он наполнен ненавистью до самых краев и не способен испытывать человеческие чувства, а сейчас оказалось, что… что Редгорд плакал над гробом бывшей королевы Рура.

— Она не бывшая, — словно прочитав мысли Флеминга твердо сказал старейшина, — она последняя и настоящая королева нашей страны!

— Но Виктория ее дочь… — заметил алхимик.

— Она дочь этого ублюдка Эдварда, который отнял у нас счастье, — зло бросил Редгорд, — Олау!

Некромант оторвавшись от своей псины подошел к ним. Его лицо было каким-то одухотворенным и счастливым. Мир мертвых не пугал его, а наоборот давал приток жизненной энергии.

— Да хозяин.

— Ты можешь провести обряд воскрешения… с ней? — через паузу добавил Редгорд, с трудом выдавливая из себя слова.

— Я могу воскресить любого. Только хозяин… она не будет той Катриной, которую вы когда-то знали. Она будет куклой в ваших руках, не испытавающей никаких эмоций, только слепо выполняющая вашу волю.

Старейшина на минуту задумался. Боль утраты требовала выхода, казалось, что обряд воскрешения поможет все восстановить и прожить заново. Он сам себя обманывал… Да! Он хотел быть рядом с Катрин, даже если это будет послушная бальзомированная кукла. Ему надо было только лишь слышать ее, ощущать и знать, что она наконец-то с ним рядом.

— Её, — хрипло выдавил он из себя, — её надо в первую очередь…

И побрел через длинную вереницу гробов, выискивая только ему знакомых правителей. Маркус, который испытавал щекочущий неприятный холодок страха, двинулся за ним следом. А Редгорд спешил вперед. Наклонялся над очередным саркофагом, рассматривал труп, а потом сдвигал крышку, если обладатель ее его устраивал. Так они прошли практически весь зал. Вышло около восьми мертвецов, не считая Катрину.

— Почему именно эти? — удивленно спросил Флеминг.

— Ты хорошо выучил химию, мой дорогой друг, — улыбнулся искалеченной улыбкой Редгорд, — но плохо знаешь историю Рура. Вот например номер восемь… Карл Кровавый прославился тем, что рубил головы провинившимся холопам лично прямо на главной площади Твердыни. А вот седьмой Ивар Грозный зарезал собственных старших братьев числом семь, чтобы занять первую очередь в череде престоланаследия. Эти короли были самыми беспринципными и кровавыми тварями при жизни, не уверен, что смерть изменила их.

— А Катрина?

Редгорд метнул в своего напарника, которого в какой-то момент начал считать единственным верным другом и соратником, уничтожающий взгляд.

— Катрина должна жить! — процедил он сквозь зубы.

— Я понял, понял… — поднял примирительно вверх руки Маркус. — Эй, Олай!

Позвал он некроманта, который выпустил на пол своего Кроху, который виляя хвостом весело носился по склепу.

— Давай уже, проводи свой обряд. Нам надо спешить, — Флеминг оперся на крышку саркофага и стал с интересом наблюдать за действиями некроманта.

Тот медленно подошел к лежавшей Катрине. Внимательно вгляделся в ее холодное бледное лицо, потом легким свистом подозвал к себе Кроху. Щенок в одно мгновение оказался рядом с хозяином и доверчиво прыгнул ему на руки. Заскулил радостно, предвкушая действо, которое ему так нравилось.

— Ушад Йаватсв, ушад Йаватств! — несколько раз прокричал Олау, продолжая гладить щенка, который подвывал в такт словам некроманта. Потом Олау провел сделал несколько пассов над лицом Катрины и выпустил на нее Кроху. Тот несколько расстерянно поводил носом, потом решительно лизнул покойницу в щеку. Еще влажная кожа матово поблескивала в темноте склепа, постепенно розовея.

Маркус Флеминг удивленно присвистнул, не в силах сдерживать свои эмоции.

— А Олау-то наш совсем не промах… — пробормотал он, наблюдая как в Катрину понемногу вливается жизнь.

Она входила в нее будто тоненький ручеек. Уходила прочь с лица блеклая синева, уступая место вполне здоровому цвету лица. Будто тоненькая струйка воды, ручеек жизни аккуратно спустился по шее в ложбинку на высоко из-за корсета поднятой груди. Ресницы правительницы Рура дрогнули. Рука непроизвольно шевельнулась под парчовым покрывалом.

Редгорд бросился к гробу и упал на колени.

— Катрина! — позвал он ее.

Мать Виктории вдруг вся задрожала всем телом, будто в припадке падучей, выгнулась дугой под напором насильно влитой в нее жизненной силы, а потом бессильно рухнула на свое ложе, захрипела и открыла свои черные глаза.

— Где я? — она огляделась по сторонам. Потом ее взгляд упал на ряды гробов и свое тело покрытое парчовой накидкой. Оглянулась на стоящих в сторонке двоих мужчин.

— Кто вы? — потом будто что-то рассмотрела и поняла. — Редгорд? Ты? Что ты тут делаешь? Где я? Почему на мне этот наряд? Где Эдвард?

Старейшина поднялся с колен. По его лицу текли слезы, а он и не думал их скрывать. Просто молчал и любовался сидящей перед ним Катриной. Бледной, в нелепом погребальном одеянии. Но живой! И все такой же прекрасной.

— Редгорд!

От этих слов он будто бы очнулся. Встряхнул головой, отгоняя наваждение. Вопрос про Эдварда больно ударил по его самолюбию, но усилием воли он сдержался.

— Катрина, ты долго спала… Чары… Злые чары… Не было раньше способа их преодолеть… — он конечно же не стал ей говорить всю правду, предпочитая выдумывать на ходу. — Только сейчас…

— Почему я в склепе?

— Чары, — пожал плечами Редгорд, видимо не зная чем все это объяснить.

— Так! — все в свои руки взял Флеминг. — Хорошо, что мы победили чары, только думаю, что вам необходимо поговорить в более спокойной обстановке, а не в мрачном подземелье.

Маркус решительно направился к выходу. Редгорд помог Катрине вылезти из гроба, а потом и поддержал ее за руку. Мышцы, отвыкшие от работы, поначалу отказывались повиноваться.

Уже на самом входе Катрина обернулась.

— А тот мрачный мужчина с собачкой? Как же он?

— Он все тут закроет и присоединится к нам, — старейшина мягко взял за локоток королеву и вывел из склепа на солнце.

* * *

Орлинка расстерянно переводила взгляд с одного мужчину на второго. В его голове никак не укладывалось, что перед ней стоят те самые люди, которые шесть лет назад спасли ее у берегов Великой реки, когда храм Кремь разграбили орки Роммеля.

— Как вы здесь оказались? — пораженно наконец-то вымолвила она.

— Пришлось немного постараться, — небрежно бросил Алкасар, освобождаясь от длинного балахона и присаживаясь на единственный в комнате стул.

— А…

— Это тот самый Саша Суворов — пришелец из прошлого, которого нам когда-то удалось вызвать, — пояснил колдун, — Рур снова в опасности, и нам нужна его помощь…

— Я слышала что-то, но, друзья, я живу неделю почти как в тумане. Что-то делаю, куда-то иду, но кажется пока не осознаю ничего… — Орлинка расстерянно присела на краешек кровати, а Суворов так и остался стоять, закинув руки за спину, будто арестант, он начал выписывать по комнате длинные круги.

— А вот с этого места поподробнее, — радостно воскликнул Саша, подняв вверх указательный палец.

— Все началось перед праздником весеннего равноденствия… К нам забрел старец из восточных провинций. Ситха кажется… — задумалась Орлинка. — Тогда я впервые почувстовала себя плохо. После целый день выпал у меня из памяти.

— А что стало с королевой? — вырвалось у колдуна, и в этот момент он поймал на себе злой взгляд Суворова. Что было делать? Он не мог заглушить, то чувство, которое горело у него в сердце к Виктории.

— Госпожа приехала на праздник, но неотложные дела государственной важности неожиданно оторвали ее от дел, — Орлинка вдруг изменилась, стала казаться выше и взрослее.

— Что за дела? — небрежно спросил Суворов, не замечая, как злым огнем загорелись черные глаза жрицы.

— Объявили о заговоре среди высшей знати Рура, — тихо пробормотала она. Алкасар, чувствуя недоброе, зашевелился, попытался сделать рывок, но было поздно. Огненный шар возник в руках жрицы храма Кремь, будто не из ниоткуда. Жирные языки пламени стекали с расскаленных ладоней. Она бросила шар прямо туда, где сидел колдун. Тот откинулся на спину и еле успел увернуться.

— За что? — заорал он.

— Предателем объявили колдуна Алкасара! — закричала Орлинка, отскакивая подальше, готовясь еще к одному удару.

— Чего?! — разом воскликнули Суворов и Алкасар.

— Умри!

Огонь соскользнул вниз и резко полетел в сторону колдуна. Если бы на его месте был обычный человек, то ему было не сдобровать. Удар пришелся бы точно в сердце. Но чародей неожиданно завертелся вихрем в воздухе, расстворяясь в нем. Небольшой смерч метался по комнате, пока Орлинка азартно жгла все вокруг, пытаясь попасть один единственный раз, но уже наверняка. Суворов, в это время, расстерянно переводил взгляд с Алкасара на разъяренную жрицу и обратно, но вмешиваться опасался. Мало ли, а вдруг и ему прилетит огненным шаром.

Наконец, девчонка выдохлась. Последний шар бледно оранжевого света сорвался у нее с кончиков пальцев и скатился вниз, безжизненно плюхнувшись об пол, расстекаясь по нему матовой лужицей.

Вихрь тоже замер, закрутился на одном месте, постепенно обретая контуры человеческого тела. Алкасар тяжело дышал, видно было, что ему трудно состязаться в магических способностях с Орлинкой.

— Теперь мне можно объясниться? — поднял глаза на жрицу храма Кремь колдун, опасаясь, как бы в него не полетел еще один шар.

— Можно… — великодушно разрешила Орлинка, однако в ее глазах еще прыгала молнии, а руки, то и дело, пытались испепелить бедного Алкасара.

— Меня подставили. Не знаю кто это мог быть, но кто-то приближенный к герцогу Берстранду. Сначала появилась ложная история про восстание на Тагаре. Я решил, что это все затеял Редгорд, и рванул туда, но провинциалы ничего проив короны не затевали, лишь сами стали заложниками чьей-то воли. Замаливая свои грехи, они подарили мне некий цветок смерти — артефакт, который обладает загадочными свойствами и разумом, который мне не в силах понять. На обратном пути на нас неожиданно напала колонна стражей короны. В моих рядах обнаружился предатель. Вообщем, я еле успел унести оттуда ноги вместе с цветком. На всех дорогах посты, на каждом углу мои розыскные листы. Я ни черта не понимаю… — колдун в сердцах выругался и, увидев, что пока Орлинка внимательно его слушает, не собираясь уничтожать, присел обессиленно на краешек стула. — Мне пришлось окольными путями и лесными тропами пробираться в Полесье. Я понимал, что там, в этой разбойничьей вольнице меня найти будет довольно непросто, да и помощник мне был нужен… Мысль о Суворове пришла почти сразу, а ингридиенты для приготовления зелья были только там, так, что путь мой лежал именно туда. Мне удалось произвести обряд и вытащить из прошлого именно того, кого мне было надо. И вот мы здесь, чтобы спасти Викторию и Рур. Меня почуме-то не оставляет ощущение, что наша королева находится в смертельной опасности.

— Интересная история… — задумчиво проговорила жрица.

— Ты мне не веришь?

— Если бы не верила, то сожгла бы уже давно и угольков бы не осталось, — зло буркнула в ответ Орлинка. — Неужели ты думал, что я действительно не могла точно попасть в тебя огнем, когда ты превратился в смерч? Нет… Человек после страха смерти старается говорить правду.

— А ты психолог… — заметил Суворов.

— Чего? — девчонка удивленно подняла на Сашу глаза.

— Забудь, так мысль вслух… Значит ты понятия не имеешь где сейчас находится Виктория?

Орлинка замялась, не зная, что ответит. Ей было стыдно за то, что у нее, самой сильной жрицы Рура, из-под носа украли королеву.

— Скорее всего она ушла с этим старцем… Ситхой.

— Но где его искать? — Суворов расстерянно оглядел друзей.

— Я могу конечно попробывать через магический поиск… — неуверенно проговорила Орлинка. — Но для этого мне необходима вещь либо Ситхи, либо Ее Величества…

Колдун вдруг полез себе куда-то во внутренний карман пиджака, долго шарил там рукой, а потом достал оттуда небольшой позолоченный медальон на цепи. Он был украшен перламутром, покрыт глянцем и выглядел как новенький. Сразу было видно, что доставали его нечасто.

— Может тебе поможет это? — Алкасар протянул медальон девчонке.

Жрица открыл маленький замочек, поддев ногтем, и крышка отпала сама собой. На мягкой красной ткани лежал черный чуть вьющийся локон. Ткань терпко пахла духами, которыми часто душилась королева.

— Это ее? — вопросительно посмотрела на колдуна Орлинка.

— Да. Так она всегда со мной рядом, — после этих слов у Суворова больно заныло в сердце. Стараясь спрятать расстроенный взгляд, он отвернулся в сторону. Понимание, что он совершил самую большую ошибку в жизни шесть лет назад, послушав герцога Берстранда, приходило к нему с каждой минутой пребывания в Руре.

— Это уже кое-что! — радостно воскликнула Орлинка, освобождая стол.

Она аккуратно вынула локон и положила его на почерневшее от времени дерево. Провела над ним раскрытой ладонью. Ее губы беззвучно шевелились, глаза полузакрыты. С трудом Суворов разобрал какие-то непонятные слова:

— Ингурба аматех израб лудегед! Азарис магат алабт.

Над локоном появилось золотистое сияние, которое окутало его словно кокон. Оно мерцало и еле заметно подрагивало в такт словам Орлинки. Из рук жрицы появился легкий, невесомый поток света, который медленно слился с волосом Виктории. Суворов и Алкасар стояли рядом, напряженно ожидая результата.

— Агареб инсураль инкунде!

Сияние стало меркнуть, расстекаясь по столу золотистой пленкой. Сеанс магического поиска видимо подходил к концу.

— Ну как? — с надеждой спросил Суворов, как только Орлинка замерла с закрытми глазами.

— Поиск… Это сложная штука. Он точно никогда не говорит место. Только картинки…

— И что же ты увидела? — Алкасар нетерпеливо подскочил к девчонке, подхватив ее под руки. — С ней все в порядке?

— В порядке… Даже маленький Эдвард с нею… — услышав это, Суворов весь подался вперед, и это движение не осталось незамеченным Алкасаром. Он недовольно поморщился, но промолчал. Не время было вспоминать обиды! — Это как небольшой домик…

— То место, где они находятся? — порывисто спросил колдун.

— Да. Или избушка или зимовье, что-то охотничье… Там было много чучел, оружие по стенам. Лучина горит. Виктория сидит у стола, грубо сколоченного из неоструганных досок. На руках у нее наследник. Он плачет. Зовет отца…

— Где это?! — вместе воскликнули Алкасар и Суворов.

— Стойкий запах… — Орлинка прикрыла глаза, стремясь вызвать те же ощущения и запахи, которые у нее были вовремя магического поиска. — Я не знаю что это, как будто смрад нечистот в Твердыне. Но при этом там пахнет травой… Да, да… Слышу шелест камыша или что-то похожее. Я не понимаю, где это место, — девчонка обессиленно опустила руки и открыла глаза.

Суворов разочарованно вздохнул. Казалось, еще секунда, и жрица храма Кремь отчетливо назовет место, где пряут королеву, но, увы, чуда не произошло.

— Ты знаешь где это? — он обратился к Алкасару, как специалисту по разным злачным местам Рура.

— Похоже на болота у Великой реки, — пожал плечами колдун, — говорили, что среди них скрыт старое зимовье охотников, но как добраться до него я не знаю.

— В любом случае, — встал со своего места Суворов, — он нет больше никаких предположений, а искать королеву в Руре наугад можно до бесконечности. Потому отправляться надо немедленно на Болота.

— А как же Твердыня? — подняла усталые глаза на двух друзей Орлинка.

— Там остался Берстранд и Тук, — пояснил Алкасар, — думаю, они справятся, даже если что-то случится. В первую очередь, нам надо спасти Викторию и маленького Эдварда. Ты с нами, Орлинка?

Девчонка просто кивнула в ответ и подвязала длинную рясу тугим узелком.

— Куда ж вы без меня?! Дайте мне только пять минут. Я предупрежу Моряну и соберу чуть-чуть снеди в дорогу.

* * *

Поток беженцев резко уменьшился лишь к позднему вечеру. Людской поток иссяк, словно забившийся грязью ручей. Последними стражи короны впустили в Твердыню семью беглого фермера с самых окраин. Их телега медленно вкатилась за ворота, которые тут же захлопнули.

Вести были тревожные. Твердыня понемногу оказывалась в кольце восставших. Одна за другой провинции сдавались на милость победителей — отставных гладиаторов под руководством Зубра. Остатки Стражей короны бежали к Твердыне, чтобы укрыться за ее крепкими каменными стенами, которые за всю историю еще никто не сумел взломать. Другая часть гибла под непрерывными сильными выпадами гладиаторов, третья сдавалась в плен и после присоединялась к восставшим. Ситуация была тяжелая. Берстранду и Туку оставалось полагаться только на единственную боеспособную гвардию, но ощущение, что за стенами Твердыни они остаются как в мышеловке, не оставляло их не на минуту.

Тук непрерывно находился на крепостных стенах. Контролировал укрепления, завоз смолы и камней, дров для сигнальных костров. На его плечах оставалась и эвакуация женщин и детей на Север за столицу.

Берстранд же вместе с графом Отто пытался организовать хоть какой-то контроль за беспрерывным потоком людей. Поиском лазутчиков занимались отборные части стражей короны и самые опытные контрразведчики.

К вечеру они втроем собрались в кабинете у герцога Берстранда, чтобы провести совещание.

Граф Отто, который немного опоздал, явился позже всех и занял скромное место в углу.

— Граф, — обратился к нему Берстранд, — какие результаты? Что-нибудь выяснили?

Отто поклонился и поднялся со своего места, по-строевому докладывая о проделанной работе.

— Мы запустили операцию «Бредень». Пытаемся прочесывать и шерстить всех, кто проскальзывает в ворота Твердыни. На данный момент поток беженцев иссяк, но по началу никто их не контролировал, потому за первые несколько тысяч я ничего сказать не могу. Однако, могу с уверенностью заявить, что остальные пятнадцать тысяч семьсот тридцать два человека к лазутчикам врага никакого отношения не имеют.

— А что наши восставшие? Вы вышли на организатора этого беспредела? — Тук слегка наклонил голову в сторону Отто, так как плохо слышал одним ухом.

— Информации по восставшим нет… — пожал плечами граф. — Мы находимся в информационной блокаде. Наша агентурная сеть за пределами Твердыни практически уничтожена. Единственное, что нам стало известно, так это то, что все восставшие бывшие гладиаторы, руководит ими некто Зубр. Больше никаких данных о нем нет.

— Ты же понимаешь, Отто, что взяться он неоткуда не мог? — мягко спросил его Берстранд.

— Понимаю, но…

— Ясно! — буркнул недовольно Тук. — Что касается меня, то могу сказать, что ситуация с запасом еды и питьевой воды катастрофическая. Мы урезали ежедневную пайку до минимума, но даже так, мы протянем около трех дней. Потом начнется голод и недовольства простых людей, которое может вылиться в восстание уже в самой Твердыне.

Берстранд встал, прошелся по комнате, подошел к окну, слегка приоткрыв тяжелую пыльную штору. Его пальцы судорожно сжались и разжались от нервного напряжения. Окна его кабинета выходили во двор, заполненный длинными деревенскими телегами, возле которых прямо на мостовой сидели люди, активно что-то обсуждали, кто-то кушал, кто-то дремал, привалившись к колесу, где-то вдалеке заплакал грудной ребенок. Картина, которую увидел герцог радовать никак не могла.

— У нас есть три дня, чтобы что-то придумать… — задумчиво проговорил он, кусая тонкие бледные губы.

— Я бы осмелился уточнить, ваше сиятельство. Три дня у нас до кризиса… Думаю, восставшие нам такой роскоши не предоставят, — снова поднялся со своего места Отто, — если мои данные верны, то враг уже заканчивает форсирование Великой Реки. К утру они будут у стен Твердыни. Сразу на приступ конечно никто не пойдет, но в осаду мы попадем… А там три или неделя… не столь важно!

— А парень прав, — тяжело выдохнул Тук и переглянулся быстро с Берстрандом. Тот в ответ еле заметно кивнул, на секунду отвернувшись от окна, — и что вы, граф, предлагаете?

— Немедленно принять бой! — воинственно вздернул подбородок Отто. — Не мешкая, собрать все наличные силы в кулак и первыми нанести удар за пределами Твердыни. Пойма Великой реки подойдет как нельзя лучше для этого…

Берстранд с Туком снова переглянулись. За долгие годы дружбы они научились понимать друг друга без слов, только взглядами, в которых уже читалось принятое решение. Герцог наконец-то отошел от окна и подошел к рабочему столу, оперся на него обеими руками, обвел своих собеседников тяжелым взглядом, вздохнул, будто ныряя в глубокую бурную реку и проговорил:

— Значит так… Всем наличным силам стражей короны немедленно выдвинуться за стены Твердыни боевым порядком. Ополчению, составленному из местных жителей, походным порядком выдвинться следом. Руководство объединенными силами Рура беру на себя. Граф… — герцог вперил свой тяжелый взгляд янтарных глаз в Отто. — Ваша задача найти пробравшихся сюда лазутчиков. Хочешь запускай операцию «Бредень», хочешь сеть, что хочешь делай… Но они должны быть! Надеются же восставшие на что-то… Тук, ты крепкий хозяйственник, делать в армии тебе нечего, — заметив вопросительный взгляд старейшины, сказал Берстранд, — будешь потихоньку отправлять из города через северные ворота часть беженцев, ну и фуражирование, и прочее, и прочее, прочее — это все на тебе.

Тук недовольно поморщился, но умом понимал, что в его возрасте и меч-то держать тяжеловато, а нестись в атаку, сломя голову, впереди всех на лихом коне и подавно, а потому согласился.

— Раз все определено, то мне необходимо приступать к своим обязанностям, — поднялся Отто, беспокойно поглядывая на окно, где в щель между шторами назойливо прибивалось робкое закатное солнце, — мне еще надо встретится с несколькими информаторами. Прошу прощения… — он уважительно поклонился, ожидая разрешения откланяться.

— Да… занимайся, Отто, можешь быть свободен.

Граф четко развернулся черз левое плечо и, чеканя шаг, вышел из кабинета. Вслед ему внимательно смотрели две пары глаз. Когда дверь закрылась с негромким стуком, а гул шагов затих вдалеке, Тук тихо проговорил:

— Ты ему веришь? Скользкий тип…

— Как самому себе, — отрывисто бросил Берстранд, — я его подобрал на улице много лет назад. Парень был немытый, одетый в какие-то лохмотья и голодный. Я его научил всему, что сам знал. Верность у него собачья!

— Дай, Единый! — глухо, будто про себя пробормотал Тук.

* * *

Дальний форт Твердыни издавна стоял полузаброшенный. Ходили слухи, что там частенько появляются призраки, а тонкая грань между миром живых и миром мертвых там стерта. Жители столицы обходили это место стороной. Стражи Короны не патрулировали этот район. Со временем Дальний форт превратился в прибежище разных банд и мелких воришек. Именно здесь спрятался беглый старейшина Редгорд, воскрешенная королева Катрина, некромант Олау и Маркус Флеминг вместе с несколькими поднятыми из мертвых королями Рура.

Отто выбрался туда поздней ночью, когда оранжевый шар солнца скрылся за черной полоской горизонта. «Завтра прольется большая кровь!»— подумал граф, наблюдая за лиловым небом.

Улица, ведущая к форту неожиданно сужалась к концу. Протискиваясь на своей лошади между узкими арками проходов, граф выехал на небольшую ровную площадку прямо перед фортом.

Неожиданно у него над головой раздался противный то ли писк, то ли свист. Конь под ним недовольно фыркнул, мотнул головой и встал на свечу. Не ожидавший такого граф вылетел из седла, не успев схватить поводья. Больно ударился спиной о каменную брусчатку. Дыхание перехватило, но он быстро перекатился и схватил свою трость, с которой никогда не расставался. Поднялся, огляделся… Свист затих. Конь отскочив в сторону нервно закусывал удила и перебирал копытами, стоя на месте.

Повеяло холодом, ледяным ветром и тьмой. Изо рта графа Отто вырвался клуб пара, а он лишь вытянул из своей трости узкий тонкий стилет, который не раз спасал ему жизнь в похожих ситуациях.

Граф осмотрелся. На стенах форта, на брусчатке площади отчетливо был виден тонкий слой синего льда, который быстро расползался словно зараза по всему вокруг. С удивлением граф ощутил, что лицо начинает покрываться тонким слоем изморози, а холодные оковы сжимают грудь, не давая вздохнуть.

Снова раздался то ли писк, то ли свист. Этого верный конь выдержать никак не мог. Он снова испуганно заржал и исчез в ближайшей арке, оставив Отто один на один с этим ледяным холодом.

Скорее на уровне чувств граф ощутил за спиной какое-то движение. Он резко развернулся на пятках взмахнув стилетом. Острая сталь разрезала лишь темноту позади него, и он отчетливо услышал истеричный смех, от которого мурашки побежали по коже. Голос слышался отовсюду, назойливо лез в уши, внутрь, а холод подбирался снаружи. Отто ощутил, что не в силах поднять правую руку. Она замерзла Покрылась льдом, а рука под его тонким слоем почернела. Смех продолжал давить на виски.

— Выходи! — закричал граф, падая на колени, но не чувствуя боли. Его сворачивала, гнула неведомая сила. — Это я… — с хрипом он выдавил из себя последние слова и казалось, что мир потух перед глазами, накрывшись серой пеленой, но эту пелену вдруг разорвал знакомый голос старейшины Редгорда:

— Маркус, хватит! Он и так все понял… — Редгорд с украшенным шрамом лицом вышел из темноты подворотни.

Лед медленно и нехотя стал отступать, сползая к рукам вышедшего следом за своим хозяином Флеминга. И только лишь тогда, когда последняя струйка ловко юркнула куда-то в область пальцев, Отто смог протолкнуть в свои легкие глоток воздуха. Озноб неожиданно прошел, оставляя после себя сильную слабость.

— Зачем? — немного очнувшись пробормотал граф.

— Чтобы ты знал кто твой хозяин, — зло бросил Редгорд, — чтобы и мысли у тебя не возникало переметнуться на другую сторону…

— Я… я верен тебе…

— Я знаю, — улыбнулся старейшина, — но вся верность людей держится на чувстве страха, а когда это чувство притупляется, то пропадает и верность. Я не хочу в тебе разочаровываться, Отто, мой мальчик… Что сегодня ты нам принес в клювике?

— Берстранд даст бой Зубру завтра прямо у стен Твердыни, — Отто никак еще не мог прийти в себя. Дышалось рывками, остаря боль сковывала легкие. Граф стоял согнувшись перед редгордом, будто в низком поклоне.

— Отлично! Настало время, которого мы так долго ждали… — улыбка исказило лицо старейшины еще больше, теперь, украшенное шрамом, оно стало походить на застывшую посмертную маску. — Ты остаешься в столице?

— Да, хозяин! Герцог посчитал, что именно тут я принесу больше пользы. Официальная версия — это поиск вражеских диверсантов, но мне кажется, что старик не особо надеется ни на свой полководческий талант, ни на талант Тука…

— Это плохо… — задумчиво произнес Редгорд, обойдя по кругу вокруг стоящего в той же согнутой позе Отто. — Как же ты собираешься его убить?

— По моей рекомендации Берстранд взял себе в адъютанты моего человека, молодого лейтенант Крида. Он в курсе заговора. Я пообещал ему все немыслимые блага, когда ловили Алкасара. Думаю, именно он возьмет на себя эту миссию…

— Отлично, то есть ты ликвидируешь Тука?

— Да, хозяин! Но…

— Что но?

— Даже если мы уничтожим всех, то никто права наследования за вами не признает. В памяти народа еще живы воспоминания о нашествии князя Валтасара…

— Для этого быдла у меня есть небольшой сюрприз, а тебе вникать в эти дела не стоит, — острое лезвие клинка коснулась незащищенной шеи графа, скользнула чуть ниже и остановилось на синей пульсирующей жилки. Оттог замер, не смея шевельнуться. — Ты меня понял, мой мальчик?

— Понял, хозяин, — как ни старался Отто сдержаться, вышло подобострастно и жалко.

— Лучше скажи, как продвигаются поиски колдуна? — лезвие исчезло от шеи так же быстро, как и появилось возле него. Тень старейшины уже стояла напротив. Рядом с молчавшим Флемингом, который игрался с тем самым льдом, то выпуская его из кончиков пальцев, то запихивая его обратно.

— Поиски по распоряжению Берстранда прекращены. Он отозвал всех стражей короны для защиты Твердыни.

— Значит он еще на свободе?! — взревел Редгорд, а Маркус, будто подчиняясь воле своего хозяина вдруг выплеснул снова ручейки льда, которые мгновенно преодолели несколько метров до графа Отто и захлестнули его с новой силой. Боль вместе с жутким обжигающим холодом скрутила его. Едва выпрямившись, он снова подломился в коленях, упал на них, стараясь вздохнуть. — Плохо… — спокойно заметил старейшина, мгновенно успокоившись. Лед снова освободил Отто из своего холодного плена. — Очень плохо, мой мальчик! Значит этот негодяй шатается невесть где и невесть в какой компании, а мы о нем не знаем ничего? Очень плохо… Он может нам помешать. Маркус?

Редгорд резко повернулся к своему товарищу — единственному, которому он мог хоть немножечко, но доверять. Флеминг, пожалуй, один и знал полный план мести старейшины.

— Да, хозяин?

— Необходимо послать письмо голубиной почтой нашему другу Ситхе.

— И что передать?

— Скажи, что гости у него слегка задержались. Им пора обратно.

Отто конечно же понял про кого идет речь, но никакого удивления не высказал. Он понимал, что решение уничтожить наследника и королеву Викторию — это объективная необходимость. И рано или поздно это решения принимать все равно пришлось бы.

* * *

Алкасар, Суворов и Орлинка выбрались из храма только к вечеру. Пока собрались, пока подготовились — ушло некоторое время, да и раздать последние указания Орлинке все же пришлось. Как никак, а в подчинении у нее был целый храм. За старшую она оставила жрицу Моряну, которая отличалась хорошей сообразительностью, совсем не монашиским любопытством, да и замешана она была краешком в этой истории.

Провианта брать много не стали. Болота располагались вниз по течению от храма Кремь в пойме Великой реки. Если по прямой, накатанной дороге, то идти часа два, но прямые дороги Рура для Алкасара и его товарищей были закрыты. Пришлось идти по лесу, немного смещаясь в сторону.

Лес не напоминал непролазную чащобу. Идти по нему было даже приятно. Суворов ощущал себя, как будто на прогулке, где-нибудь в Подмосковье. Хотя там таких лесов не найти. Исполинские сосны, шли вперемешку с дубовым подлеском. Мелкого кустарника почти не было. Но и зверья практически не встречалось. Один раз с ветки на ветку перебежала белка, вот и все живность, которая куда-то попряталась, то ли от незванных пришельцев, то ли еще по какой причине.

Шли недлинной колонной. Старались друг от друга не отставать. Впереди шел Суворов со своим туристическим опытом, позади него, стараясь идти след в след Орлинка, а позади всех колдун, который специально чуть подотстал, чтобы слышать, что у него творится за спиной, да и цветок смерти подозрительно жег грудь под стеклянным саркофагом.

Стараясь так, чтобы никто не видел, он достал его из-за пазухи. Цветок смерти шевелил своими шипами, с которых стекал яд.

— Да, ты проголодался! — догадался колдун.

Он из своего заплечного мешка выудил немного вяленной рыбы, которой их снабдили жрицы храма Кремь. Поставил на землю стеклянный саркофаг и приоткрыл крышку. В лицо пахнуло мерзикм запахом гнили. Колдун огляделся. Суворов и Орлинка шли далеко впереди, не оглядываясь. Пару минут у него было. Почему-то ему не хотелось показывать кому-либо свой цветок смерти, пусть даже это будут его друзья.

Алкасар подержал немного рыбину с длинным чешуйчатым хвостом над цветком. Дал почувствовать ему ее запах, а потом бросил прямо в середину. Колдун даже не заметил куда она провалилась. Ядовитые шипы будто сами вырвали ее у него из рук. Закрывшись, цветок заурчал довольно, засветился ярким желтым светом, а потом его шипы превратились в лепестки, яд перестал с них капать.

— Ну вот ты и покушал, — Алкасар отряхнул руки и встал с колен. Он разговаривал с цветком, как с разумным существом и не секунды не сомневался, что так и должно быть. Колдун чувствовал огромную энергетику от него.

Справившись с кормежкой, укрыв цветок смерти стеклянным саркофагом, спрятав его обратно за пазуху. Надо было срочно догонять Суворова и Орлинку, которые уже далеко ушли вперед.

Но сделав пару шагов, Алкасар замер, почувстовав повторное жжение в области груди. Это ощущение было странное и ни на что не похожее. Казалось цветок колдуна благодарил. По-своему, непонятно, но благодарил!

Тепло разливалось от сердца по всему телу. Коснулось висков. Голова закружилась. Земля с небом вдруг неожиданно поменялись местами. Колдун вдруг понял, что теряет сознание и падает на мягкую подстилку из еловых иголок. Сознание помутилось. Все перед глазами заволокло клубами дыма, сквозь который Алкасар увидел знакомую фигуру Виктории.

На руках королевы сидел маленький королевич. Эдвард играл с какой-то дощечкой. Щеки обоих впали. Они выглядели худыми и изможденными. Колдун хотел крикнуть им, подался всем телом вперед, стремясь коснуться родных ему людей. И самое удивительное, что Виктория, как будто почувствовала этот порыв мужа. Она вдруг резко повернулась к нему лицом, заплаканным и каким-то чужым, испуганным. Тихо проговорила:

— Спаси нас, Алкасар! Спаси! Мы в опасности! — голос ее слышался, будто через вату, глухо, но колдун все же смог разобрать эти слова.

Сил слышать этот крик не было. Он закрыл уши, зажмурил глаза, вскочил со своего места, как ужаленный. Мысль о том, что надо спасти свою семью, отдавалась с биением сердца в ушах. Алкасар не секунды не смоневался, что цветок хотел ему помочь.

Через секунду колдун уже догонял ушедших далеко вперед Асуворова и Орлинку.

Оказалось, что оторвались они от него не очень-то и далеко. Когда запыхавшийся Алкасар все-таки настиг их, то они сидели на берегу болота на старом пне огромного дуба и с тоской смотрели на темно-зеленую, покрытую ряской гладь воды.

— Что сидим? — колдун влетел на поляну, будто вихрь. Его глаза блестели от беспокойства, да и сам он был очень возбужден.

— Все, — спокойно ответил Саша, — хорошая дорога кончилась. Дальше болота!

— Вперед, — колдун неумолимо гнал маленький отряд. Из тонкой березы, стоящей на берегу трясины, он сделал шест и первым шагнул в воду, которая сразу стала ему практически до пояса. Настырная вода пролилась тонким ручейком в сапоги, обхватила железным обручом ноги. Колдун вдруг почувствовал, как ноги по самые щиколотки провалились в грязь, налипнувшую на ногах пудовыми гирями.

Нехотя, Орлинка и Суворов поднялись следом. Ступили в грязную воду, потревоженную Алкасаром. Девчонка тихо вскрикнула от холода, но, упрямо сжав губы, пошла вслед за чародеем. Саша замыкал отряд.

* * *

Тук-тук, тук-тук… В маленькое слюдяное окошко кто-то явственно стучался. Виктория испуганно обернулась на Ситху, сидящего в углу и сняла с колен сына.

— Там кто-то стучится…

— Я слышу, — гипнотезер открыл глаза и прошел к двери, краем глаза следя за королевой, — оставайтесь здесь! Я пойду проверю что там случилось.

Он вышел из зимовья, плотно прикрыв за собой дверь, чтобы Виктория не догадалась причины непонятного стука.

На маленьком подоконнике сидел сизый голубь — посланец старейшины Редгорда и настойчиво клювом тарабанил в окно. На его морщинистой лапке был сбоку привязан свернутый в трубочку листок бумаги.

— Ах ты мой хороший, — Ситха погладил перышки почтальона и аккуратно отцепил письмо. В душе он уже примерно догадывался, какие известия ждут его, но до последнего верил, что старейшина не пойдет на это. Развернул листок. Глаза в начинающихся сумерках с трудом разглядели знакомый почерк, но слов рассмотреть было нельзя.

Гипнотезер прошел в комнату, поближе к горевшй свечи.

— Что это? — спросила Виктория, настороженно следя за действиями своего спасителя.

— Наши друзья в Руре прислали нам письмо. Возможно там что-то важное… — только под светом свечи Ситха смог рассмотреть, что же писал Редгорд.

«Ситха, завтра тяжелый день! Опасность жизни королевы миновала. Теперь их с сыном можно с легкостью отпустить царствовать…»

Только гипнотезер знал, что означают эти три короткие фразы — конец королеве Виктории и ее сына. Сердце сжалось предательски и заныло в груди. Несмотря на всю свою ненависть к короне, несмотря ни на что, Ситха сумел привязаться к этому патлатому мальчугану и к девушке за то время пока они находились в этой лачуге. Ему приходилось играть доброго дяденьку, который спасает их от смерти, играть с мальчонкой, беседовать с Викторией, успокаивать их, будто ничего не случится, а теперь… Не подчиниться приказу Редгорда он не имел права, но и убить собственными руками двух невинных он не мог. В конце-концов, Ситха не гипнотезер, а не убийца! Но что же делать?

Мысли путались… Лицо его приобрело сосредоточенное выражение, исказилось. Стали видны морщины и какая-то обреченность в глазах. Виктория промолчала, заметив это, хотя ей очень хотелось знать, что произошло, что заставило так измениться в лице гипнотезера.

«Девчонка и пацан полностью в моей власти, — подумал Ситха. Решение пришло неожиданно само, — мы находимся на болотах. Мне не придется их убивать. Только завезти куда подальше и заставить шагнуть в трясину. Да… именно так и следует поступить!»

Принятое решение заглушило боль в груди и чувство сострадания. Лицо Ситхи почти тут же приобрело мирное и невозмутимое выражение, как и всегда. Пользуясь этим, Виктория осмелилась задать вопрос:

— Что-то случилось?

— Да, моя королева, — голос Ситхи стало елейно-приторным и преувеличенно спокойным, — мне пришло письмо от наших друзей в Твердыне. Они сообщают нам, что Алкасар — государственный преступник пойман! Заключен в Башню Смерти. Все ждут вашего возвращения вместе с королевичем Эдвардом, чтобы вершить суд.

— Отлично! — искренне обрадовалась Виктория. — Сынок, мы скоро попадем домой, — сообщила она королевичу, который бродил по комнате, играя в какую-то игру, — вот утром и отправимся!

— Зачем утром? — притворно изумился Ситха. — Я знаю эти болота, как свои пять пальцев. Пройду по ним даже с закрытыми глазами. Так что не вижу смысла тянуть до утра. Нам надо немедленно собираться и отправляться в путь. Тем более, я, думаю, Ваше Величество, что и вам надоели эта лачуга и общество старого отшельника.

— От чего же?

— Бросьте, я знаю, какой я нудный и скучный бываю порой! Лучше собирайтесь, — улыбка словно приклееная не сходила с лица Ситхи, но если бы она не была под влиянием гипноза, то увидела насколько она фальшивая.

Сборы много времени не заняли. Виктория, как и малыш были без вещей. Ситха же закинул за спину свой дорожный мешок, да получше перепоясался пояском их воловьих жил. В сумерках они вышли из хижины лесника.

Ночь вступила в свои права. Луна взошла на небо серпом нарождающегося месяца, укрыв себя покрывалом из миллиардов звезд, которые светились серебристыми снежинками на черном небосводе. Дорожка, по которой они шли освещалась лунным лучом, потому никаких трудностей они не испытывали.

— Мам, а куда мы идем? — наивно спросил Эдвард, у которого слипались глаза. Он хотел спать и никуда не ходить. Его поведение было капризным и действовало на нервы Ситхе. Он начал сильно злиться от нудного, просящего голоса ребенка.

— Тихо! — цыкнул он, приложив палец к губам. — Не хватало нам еще привлечь какого-нибуль хищника на свою голову. Услышав это, малыш испуганно примолк и больше не делал никаких попыток поговорить. Виктория тоже спокойно шла позади, давая время гипнотезеры все обдумать.

«В конце концов привязанность ничего не значит. Я должен выполнить приказ, а все остальное побоку. Если вдруг на меня что-то найдет, и я их отпущу, то мне самому не жить… Редгорд предательства не прощает, — уговаривал сам себя мысленно Ситха, — решено! Отведу их к Смертельной Гати. Оттуда еще никто не смог выбраться. Болота непроходимы. Трясина под каждой кочкой…»

Дорога стала хуже. Деревья склонились над головой, плотнее сдвинув свои густые кроны, заслонив и без того не сильно яркий лунный свет. Повеяло запахом прелой воды и ряски. Королева настороженно огляделась и все-таки решила нарушить молчание:

— Ситха, куда ты нас ведешь? Это что болота?

От слов Виктории Ситха вздрогнул всем телом, показалось, что она его раскусила. Благо, темная ночь сумела спрятать его явственный испуг.

— Ваше Величество, верно! Мы идем краем болот. Это самый близкий путь к Твердыне. Не извольте беспокоиться. Выведу в лучшем виде…

— Но…

— Ваше Величество, — прервал ее Ситха, резко повернувшись лицом к королеве. Поймал глазами ее взгляд. Лицо Виктории слегка обожгло холодом. Она почувствовала, как разум мутнеет, укрываясь серо-сизой пеленой, сквозь которую, плотную как вата, она с трудом услышала голос Ситхи, — мы идем кратчайшим путем в столице. Вы в безопасности.

Ситха старался приложить все усилия, чтобы королева поверила, и гипноз удался. Именно так все и вышло! Виктория согласно кивнула, вперив бессмысленный взгляд куда-то вперед и пошла вслед за Ситхой. Малыш плелся позади, держась за длинную юбку.

Минут через пятнадцать почва под ногами стала влажная илистая, кое-где стали проглядываться лужицы, в которые в потемках с удовольствием наступал королевич. Постепенно ноги уже с трудом удавалось вырвать из объятий болотного плена. Гипнотезер понял, что они приближаются к смертельной гати. Глухо ухнул филин и перелетел с ветки на ветку. Мурашки побежали по коже даже у самого Ситхи, а вот заколдованная королева не обратила на птицу никакого внимания.

Идти оставалось совсем чуть-чуть. Не ведая, что идет навстречу собственной гибели Виктория молча брела вслед за своим убийцей.

* * *

Переход от одного сухого места до другого занял много времени. Гать потому и называлась Смертельной, что никого не хотела отпускать из своих объятий. Орлинка обессиленно упала рядом с Суворовым, который давненько не совершал таких пеших марш-бросков по пересеченной местности. Алкасар гнал их вперед несчадно. От усталости у него свобило ноги, но от твердо знал, что необходимо, как можно быстрее попасть в зимовье на болотах. Он сердцем чувствовал, что Виктории грозит большая опасность.

— Все-таки жаль, что ты не можешь перенести нас сразу на место, — еле дыша пробормотал Орлинке Суворов, с наслаждением вытянув натруженные ноги.

— Ох… мне кажется, что после этих болот я не смогу сотворить даже самого простенького заклинания, — голос уставшей жрицы еле был слышен, вырывался из горла с хрипом. Лицо было измазано грязью.

Алкасар же отошел от них подальше, присел на краю сухого пня, внимательно вслушиваясь в окружающую их тишину. Сердце, бешено стуча, гнало его вперед, но разум говорил, что надо все-таки сделать привал. Силы не бесконечны, а впереди еще неизвестность.

Тишина вокруг… Только плеск воды раздается где-то недалеко, да шелест качающихся в такт порывам втера деревьев. Именно плеск его и насторожил. Колдун подскочил со своего места, внимательно вслушиваясь в тишину до боли в ушах. Плеск был равномерным и явственно приближался.

Он сорвался со своего места и подбежал к лежащим на земле Суворову с Орлинкой.

— Сюда кто-то идет, — быстро прошептал он.

— Тебе показалось, Алкасар, — беспечно проговорил Саша, — кто тут может ходить? Проклятое место…

— Если мы здесь ходим, то кто-то может делать тоже самое! — зло прошипел колдун. — Быстро в кусты. У нас мало времени. Они близко. Нам сейчас видется с кем-либо не следует.

Командный голос Алкасара быстро привел в чувство его спутников. Они подскочили со своего места и залезли по пояс в воду, спрятавшись за прибрежными кустами.

Ждать пришлось не очень долго. На поляну выбрался сначала Ситха, а за ним и Виктория с сыном.

Орлинка в кустах попыталась радостно вскрикнуть, но колдун вовремя зажал ей рот. Глазами показал, что следует молчать. В ответ жрица храма Кремь кивнула, что поняла. Суворов же молчал, не отрывая глаз от поляны. Его взгляд был полон нежности. Помимо воли с ресниц сорвалась вниз слеза. Он не мог отвести глаз от Эдварда, рассматривая в его курносом мальчишеском лице свои черты.

— Ну вот… — проговорил Ситха. — Здесь можно передохнуть.

Он повернулся к Виктории и внимательно посмотрел ей в глаза. Дальше идти смысла не было. Надо было все решать здесь. Его бледно голубые глаза встретились с глазами королевы. Мысленно он попробывал отдать ей приказ взять на руки ребенка.

Виктория в первый миг ничего не поняла, только ощутила, как сначала висков, а затем и затылка касаются холодные щупальцы, потом сопротивляться было бесполезно. Мысль о том, что надо взять маленького Эдварда на руки, билась в мозгу птицей, запертой в клетке.

Она подошла к ребенку и подхватила его на руки. Королевич радостно обнял мать за шею. За время перехода он здорово устал, потому был рад минутке отдыха, не зная, что задумал коварный мозг Ситхи.

«Шагни в реку! — мысленно приказал гипнотезер. — Войди в ее чистые воды! Смой всю скверну с себя и со своего ребенка!»

Виктория не понимала, что делает. Где-то на переферии сознания промелькнула мысль, что это самая большая глупость в жизни, что никакой реки тут быть не должно, но сил сопротивляться воли Ситхи не было, она смело шагнула в болото. Сразу же по пояс провалившись в трясину, которая с чавкающим звуком приняла в себя очередную жертву.

— Мама! — заплакал Эдвард. Он не понимал почему его мать шагнула обратно в эту холодную воду, но разумом не принимал происходящее.

Этот крик маленького королевича, будто привел в действие какой-то механизм ускоренной перемотки.

Сидящий в кустах Алкасар выдержать этого крика не смог. Видя, как на глазах его собственную жену и ребенка поглощает трясина, он бросился с отчаянным рыком за ними в болото. Одновременно с ним из зарослей вырвался вперед и Суворов, бросившийся на гипнотезера.

Его сильный и точный удар в голову сбил того с ног. Покатившись по земле, Ситха тут же вскочил на ноги, стремясь поймать глаза Саши, но если бы тот был настоящим войном, то обязательно летел бы с октрытыми глазами на врага. Однако, эта драка была всего лишь порывом, потому Сашины глаза были закрыты. Орлинка метнула огненный шар, опрокинувший коварного гипнотезера обратно в воду, скрывшись в болоте с головой, вынырнуть назад он уже не смог.

Все дружно повернулись туда, где были Виктория с сыном и Алкасар. Испуганная королева трясла головой, отгоняя наваждение, а колдун уже смог переправить на сухое место королевича Эдварда.

Виктория же кажется не поспевала за развитием событий. Она зачем-то шагнула в трясину, Алкасар, которого объявили предателем спасает ее вместе с Орлинкой и… Только сейчас она увидела испачканного, похожего на трубочиста Суворова.

— Саша… — прошептала она, не веря своим глазам. Слезы текли по ее щекам, оставляя грязные полосы. Их встреча была, как грозовой разряд. В голове королевы все сложилось в единую картину с момента ее прибытия в храм Кремь на праздник.

«Это предательство…» — мелькнула мысль и тут же пропала. Сердце победило разум, увидев Сашу. Она в этот момент перестала быть королевой. В этот самый миг она оставалась просто женщиной, встретившей снова любовь всей своей жизни.

Они бы просто так и стояли, смотря друг на друга, если бы тишину не разорвал голос колдуна.

— Суворов, помоги королеве выйти на берег! — попросил он, хотя сам уже стоял по горло в мерзкой зловонной болотной жиже.

— А.?! Да, конечно, сейчас… — Саша подбежал поближе и взял Викторию за руки. Рывок, еще один рывок… С трудом болото отпускало свою жертву. Кое-как им удалось выбраться. Виктория попала к нему в объятия. Суворову не хотелось отпускать ее. Он любовался грязным лицом, мокрыми слипшимися волосами, гладил ее по щеке, размазывая слезы вперемешку с грязью.

— Ты вернулся? — робко спросила она, улыбаясь Суворову.

— А как могло быть иначе, любимая… — он коснулся ее губ своими губами нежно — нежно, еле касаясь, только чтобы ощутить тепло ее дыхания.

— Папа! — закричал Эдвард, бросаясь к болоту, но на полпути его остановила Орлинка.

— Стой, Эдвард! Там опасно.

Суворов мигом вспомнил про колдуна. Алкасар уже практически полностью погрузился в воду. Теперь он даже не шевелился.

— Саша, — негромко позвал он его. Суворов бросился на берег, подавая ему свою руку.

— Сейчас, сейчас, старик, мы тебя вытащим, — он напрягался изо всех сил, тянул на берег, но тело колдуна оставалось неподвижным. Рядом оказалась Виктория, которая попыталась его схватить за вторую руку.

— Моя королева, — прошептал он, — оставь нас одних… Прошу тебя.

Виктория размазывая по щекам слезы молча отошла от берега болото. Она не была уже маленькой девочкой и прекрасно все понимала.

— Послушай, Саша, — тихо проговорил колдун, — береги ее. Мне конец… Болото не отпустит уже меня.

— Брось! Сейчас… — Суворов лихорадочно оглянулся в поисках подходящего бревна.

— Пустое… Держи… — Алкасар пошевелил рукой где-то под водой и вытащил из кармана саркофаг с цветком смерти. Протянул его Саше.

— Что это?

— Это цветок смерти. Мне его преподнесли в дар жители Тагара. Он обладает каким-то магическими свойствами, но я и сам еще не разобрался какими… — вода медленно поднималась все выше и выше. Теперь она уже заливалась в рот колдуну, мешая говорить. Он отчаянно хватал воздух, стремясь успеть рассказать. — Может вам пригодится. Да… Саш, скажи ей, что я ее очень люблю…

Алкасар сам вырвал руку из руки Суворов. От резкого движения он вдруг провалился в топь. Черная вода моментально поглотила его, воспользовавшись таким подарком. Только расходящиеся круги напоминали о том, что тут еще секунду назад был человек.

— Нет! — Виктория рванулась туда, где секунды назад была голова колдуна. — Нет! Нет! Нет!

Она билась в истерике на руках у Суворова. Ее холеные ногти со скрипом врезались во влажную землю. Она кидалась в трясину, но только сильные руки Саши удерживали ее. Казалось это помешательство никогда не кончится. Но Виктория постепенно затихала. Теперь ее тело содрогала рыдания. Она обессиленно сползла на колени. Суворов присел рядом. Обнял. Прижал к груди. Тихо прошептал:

— Он тебя очень любил…

* * *

Утро блеснуло ранним робким солнышком на пиках, украшенных флагштоками с черными драконмаи — знаками стражей короны. Стройные ряды двух воинств вышли друг перед другом в чистое поле, чтобы в одной единственной битве выяснить кто из них сильнее. Аккуратные, будто игрушечные боевые коробки Рура стояли напротив толпы гладиаторов, одуревших от крови и мародерств.

Из тяжелых окованных железом ворот Твердыни на белом жеребце выехал герцог Берстранд. Войска узнали его невысокую по-молодецки расправившую плечи фигуру и встретили одобрительным гулом и ударами мечей и копий о щиты. Позади Берстранда три адъютанта, один из которых лейтенант Крид держал в руках знамя Рура, которое не раз уже приносило победы своим хозяевам.

Начался объезд войск. Один за другим стройные боевые коробки объезжал Берстранд. Его удивила какая-то обреченность в глазах стражей. Они прошли и огонь и воду, и даже Битву у Великой реки с ордами Валтасара, а теперь пассовали перед скопом гладиаторов. Нет, они даже не боялись, верны присяге, но печать смерти отложилась почти на каждом лице. Герцог попытался их подбодрить, привстав на стременах, так чтобы лучше было слышно, он громко закричал о чести, достоинстве, о вере, о королеве, но мало кто его слушал. Все мысли войнов были о предстоящей битве. Тогда Берстранд достал меч. Все знали, что сейчас произойдет и наклонили древки копий чуть вниз.

Герцог поднял коня на свечу и пришпорил. Отбросив комья мокрой с утра земли, конь рванулся вперед, а меч Берстранда касался склоненных копий. Позади первых рядов, которым досталась великая честь начать битву кричали. Били барабаны, слышалась ругань и мат. Отчаяние людей достигло предела. Они были готовы сорваться вперед, на верную смерть, лишь только что-то делать, а не быть во власти жуткого ощущения ожидания собственной смерти.

Таким образом Берстранд минут за пять долетел почти до середины строя. Резко развернулся и поглядел наконец на противника.

Гладиаторы карэ не выстроили. Их строй вообще был мало похож на что-то известное военной науке. Толпа негодяев, которые решили захватить власть. Сомнения в победе мигом рассеялись. Стражи опрокинут этот сброд одним ударом. А конница, которая расположена на флангах погонит неприятеля до самой Великой реки, куда и сбросит. Надо только заставить их побежать.

Из толпы противника навстречу Берстранда вышел один. Видимо он и был руководителем этого воинства. Замотанный в какую-то львиную шкуру, он напоминал снежного человека. Не только своим одеяниям, но и своими габаритами, которые были мягко говоря внушительными. Только это и смог разглядеть на таком большом расстоянии герцог. Он тоже что-то кричал своим людям, но те его мало слушали. Им хотелось крови! Крови этих лощенных, привыкших к чистой постели и сытой жизни воякам.

Дальше медлить было нельзя. Боевой дух стражей и так невысок, а если еще промедлить, то он упадет совсем до нуля. Берстранд развернулся к адъютантам.

— Знамя Рура, — тихо произнес он, и желто-красное полотнище взметнулось вверх, и Крид подъехал чуть ближе, став под левую руку герцога. — За Рур! За Единого! За королеву!

Меч одним движением взлетел вслед за знаменем и махнул в сторону гладиаторов. Берстранд тут же отпустил поводья, зная, что конь, захваченный общим движением, сам ынесет его куда следует.

В один миг все пришло в движение. Огромные массы людей стронулись с места и понеслись навстречу друг другу, чтобы уничтожить себе подобных. Крик стоял невообразимый, но герцог этого всего не слышал. Свист стоял в ушах, а глаза были устремлены на противника, который с каждой секундой был все ближе и ближе. Конь под ним храпел, пена летела с его губ огромными белыми клочьями, казалось, что и животные сошли с ума в этой бессмысленной, никому не нужной резне.

— Окружай! — закричал Берстранд, хотя знал, что в таком гвалте его мало кто услышит.

Двадцать метров, десять, пять… От удара копьем он ушел, отведя древок в сторону. Махнул направо, там где кожей чувствовал посторонее движение. Герцог был не так ловок, как раньше, но сила — богатырская сила еще осталась в его руках. Одним ударом он развалил противника по всей длине спины напополам, так что стали видны белые кости позвоночного столба.

— Аааа! — закричал кто-то рядом. Это лейтенант Крид с размаху врубился в нестройные ряды противника. Его палаш несколько раз опустился на голову врага. Его и круп лошади залило кровью.

Наблюдая за ним Берстранд чуть не пропустил укол в грудь. Пика скользнула по доспеху и ушла вниз, чиркнув по шее коня. Животное захрипела. Из аретрии фонтаном рванулась наружу кровь. Конь припал на передние копыта и опрокинул наездника.

— Коня! Коня герцогу! — закричал Крид, но его тут же самого скинули могучим ударом булавой в спину. Он опрокинулся вперед, через голову лошади, с силой ударившись о лежащие под ногами трупы.

— Бей их! — заорал второй адъютант, но тут же у него на груди расплылось кровавое пятно и показался конец меча. Какой-то усатый огромный гладиатор одним могучим ударом пробил доспех и грудь молодого паренька насквозь.

Берстранд крутился волчокм, отражая сыплющиеся на него градом удары. Кого-то ранил и тот отполз в сторону, но тут же острая боль обожгла чуть выше колена. Герцог охнул и бросил взгляд вниз. Он пропустил удар. Какой-то ловкач распорол ему бедру. Из раны хлестала кровь, но герцог старался не обращать на это внимания. Правда ловкость и сноровка упали. Он хромал, но продолжал биться. Надо выстоять. Если с поля уйдет герцог, то считай битва проиграна.

А кровавая жатва только набирала обороты. Ступить было уже негде. Войны толпились на трупах, перешагивали раненных, а то и наступали на них, в горячке боя не замечая кто убит, где свой, а где чужой.

Гладиаторы бились с каким-то диким остервенением, которого так не хватало стражам короны, но кажется отступали. Регулярной армии удалось потеснить мятежников на флангах, там уже в бой вступило ополчение и кавалерия, и лишь только центр держался, где бились самые боеспособные части и с той, и с другой стороны.

Годы брали свое. Берстранд начал уставать. Пот застилал глаза, а надвинутый на глаза шлем все больше мешал. Герцог отбросил его в сторону.

— В бой! — закричал он с остервенением, оскалив зубы, будто берсерк. — Убейте их! Уничтожьте!

Вдруг строй гладиаторов расступился. Перед герцогом Берстрандом стоял Зубр. Его руки, плечи, были исполосованы мелким порезами, но в целом он был живой и невредимый. Меч, испачканный кровью, алел в свете восходящего солнца. Его тигриная шкура валялась где-то затоптанная в сутолке битвы. Он был гол по пояс, напоминая древнегреческого героя. Зубр покрутил головой, разминая шею.

— Ты что ли Берстранд? — его широкие ноздри раздувались, как у быка на красное. Он громко сопел, грудь тяжело вздымалась в такт дыханию.

— Умри! — закричал Берстранд, бросаясь вперед.

Подвела нога, она не только еще сильнее захромала, но и запуталась в ногах трупа. Герцог вспоткнулся и полетел лицом прямо на меч гладитора. Время расстянулось. Берстранд отчетливо видел ухмылку на лице этого убийцы. Зубр явно не воспринимал всерьез своего противника и был готов одним ударом снести голову.

Каким-то чудом герцогу удалось извернуться и остановить падение. Он даже вытянул вперед меч и порезал гладиаторы икру, который не ждал такой прыти от старика. Моментально вскочил на ноги и нанес несколько рубящих ударов сверху. Зубр порвал дистанцию и отпрыгнул чуть назад, тоже начав контратаковать. Удары старый вояка отражал с трудом. Удар у Зубра был сумашедший. Руку сушило основательно, да к тому же кровь снова начала литься из раненного бедра.

Хромая, Берстранд уходил назад, все больше обороняясь. Надо было срочно что-то предпринимать. Если так пойдет и дальше, то гладиатор просто загоняет его до смерти. Он молод, здоров, как бык. А у герцога годы уже не те…

— Бейся как мужчина! — зарычал Зубр, откинув в сторону щит. — Хватит от меня бегать!

Берстранд решил дыхание поберечь и ничего не отвечать. Уход, пируэт, еще один…

Их бой скорее напоминал танец, танец двух опасных волков. Идея пришла сама собой. Герцог мельком взглянул на небо. Так и есть… Солнышко давно встало и немилосердно пекло. А если?

Берстранд сделал пару шагов влево, вкупе с обманным движением мечом. Получилось! Зубр увлеченный битвой, да и не секунды не сомневавшийся в своей скорой победе, допустил ошибку, детскую ошибку, о которой говорят на самых первых уроках по фехтованию. Не давайте разворачивать себя лицом к восходящему солнцу!

Лучи светила лениво скользнули по израненной груди гладиатора и остановились прямо напротив глаз. Помимо воли Зубр закрылся рукой и зажмурился. Рефлекы еще никто не отменял. К тому же финт детский, но как оказалось действенный.

Собрав все свои силы, Берстранд прыгнул мечом вперед, целясь головорезу в живот. Он чувствовал, как рука пробивает доспехи, как холодная сталь впивается во что-то мягкое, проваливаясь внутрь. Кровь брызнула в глаза, измазав лицо. Зубр покачнулся и упал, так и держась за острие воткнутого в себя меча. Глаза закатились и недоуменно уставились в небо, от которого он точно не ожидал такой подлости.

С трудом опершись на одно колена, обессиленный Берстранд привстал.

— Победа… — прошептал он, еле разлепив пересохшие губы.

— Увы, герцог! — раздалось вдругнеожиданно в полной тишине, которая настала после гибели Зубра.

Старик с трудом повернулся. Знамя Рура валялось в крови, втоптанное в грязь. Древко сломано на две части. Рядом с ним стоял Крид и улыбался, в правой руке занесенный меч.

— Лейтенант, что… — мощный рубящий удар не дал ему закочнить фразу. Голова старика сорвалась с плеч и покатилась по трупам, остановившись рядом с Зубром. На лице застыла гримасса удивления, глаза испуганно смотрят вдаль. Кровь хлунула фонтаном, обезглавленное тело старейшины Рура еще секунды оставалось на месте, потом закачалось и опрокинулось на труп поверженного Зубра.

— Убили!

— Герцога убили!

— Измена! — разнеслось над полем брани.

Стройные сомкнутые ряды стражей короны дрогнули. Смерть будто подломила их. Даже на тех участках битвы, где они имели явственный перевес, стражи короны начали отступать. Кто-то отчаянно закричал, отдавая то ли приказ, то ли поддаваясь панике:

— В Твердыню! Под защиту стен!

Армия подалась назад под натиском противника, спасаясь бегством. Люди бежали прочь, потеряв голову, рассудок и своего лидера. Крид, приняв командование центуриями гладиаторов продолжил наступление, прижав к стенам столицы целую армию.

Отчаявшиеся люди бились в ворота, кричали, требовали открыть, но глуха осталась столица к мольбам людей ее защищающих. Ворота Твердыни на призывы о помощи так и не открылись, оставаясь запертыми.

Полностью деморализованные части стражей короны попытались дать бой, но сил уже не оставалось. Спустя пару часов последнее сопротивление было сломлено. Цвет рурской нации пал под стенами собственной столицы. Озверевшие от крови и безнаказанности гладиаторы вырезали почти всех. Оставив несколько сотен человек, чтобы публично казнить.

Битва у ворот Твердыни была проиграна.

* * *

Едва услышав лязг оружия, старейшина Тук отправился на стены Твердыни, чтобы понаблюдать за битвой, в исходе которой он ни секунды не сомневался. Берстранд был опытным войном, потому легко мог преодолеть сопротивление, даже самого подготовленного войска, не то что каких-то гладиаторов.

Тук занял место на Башне мудрости и оттуда наблюдал за битвой. Отто вызвался сопровождать старейшину.

— Мне же тоже интерсено, чем кончится это противостояние, — пояснил он и занял место подле Тука.

Сначала все шло по накатанной. Две огромные массы людей сошлись друг с другом, чтобы изничтожить противника. Стражи короны заметно превосходили выучкой и подготовкой разрозненные толпы гладиаторов, а потом… Потом Тук увидел такое, что от удивления раскрыл рот и беспомощно повернулся к стоящему позади него графу.

— Отто! — заорал он. — Это что…

Но договорить он не сумел, потому как удивление быстро переросло испуг. Позади него стоял граф Отто — воспитанник самого герцога Берстранда. Его глаза хищно блестели из под полуприкрытых ресниц, а руки сжимали тонкий стилет, который Отто видимо выудил из своей трости, которая валялась рядом с ним.

— Ты что?! — возмутился Тук, краснея от быстро повышающегося давления. — Да как ты смеешь? Значит… все это время… — старейшина схватился за сердце и медленно сполз вниз по замковой стене. Рядом с ними не было никого из адъютантов. Тук доверял графу Отто практичсеки, как и своему другу Берстранду. И в мыслях не держал возможность предательства, и как оказалось зря…

— Ну что вы так меня смотрите? — Отто усмехнулся своей едкой, ехидной улыбкой прирожденного убийцы, от которой мурашки не то что побежали, а просто спрятались на теле кто куда. — Мне просто предложили немного другой уровень… Кто я был бы при нынешней власти? Всего лишь третьим, десятым, а то и во втором десятке первых лиц государства. Нет. Я умен, талантлив и напрочь лишен совести. Такие люди нужны любой власти. Мне предложили пост министра тайной полиции, и я согласился.

— Предатель… — прошептал Тук. Его глаза заливал пот. В ушах шумело. Сердце билось раненной птицей в сердце, изредка останавливаясь для резкой колющей боли.

— Не надо громких слов, — махнул рукой Отто, — я же уже сказал, что совсети у меня нет. И таким меня сделал именно ваш дружок Берстранд.

— Он тебя подобрал на улице…

— Спасибо ему огромное, — снова улыбнулся граф, — ладно, хватит слов. Мы не в театре, чтобы долго и прочувственно плакать. Покончим с этим.

Лезвие стилета блеснуло совсем близко от лица Тука. Старейшина испуганно отдернулся назад и вжался в холодную замковую стену. Каждой клеточкой он ощущал приближение смерти. Он никогда не был войном. Хорошим управленцем, прекрасным руководителем города, но никогда войном. Ох, как беспечно он пуступил, когда не взял с собой охраны! Хотя кто его знает, что это была бы за охрана? Может это были бы люди Отто?

— Прекрати! — закричал он отчаянно. — Хочешь власти? Я тебе ее дам… Ты будешь… ты будешь министром… нет… когда вернется Виктория я предложу твою кандидатуру на пост старейшины. Только прошу… — холодное лезвие стилета уже касалось шеи, щекотало подбородок, и в этот миг Тук мог пообщеать что угодно, только бы его не убили.

— Увы, старейшина, — проговорил Отто, — к сожалению вы упустили момент, когда меня можно было купить такими обещаниями.

Он чуть нажал на рукоять и кровь брызнула в стороны, оставляя на красной шеи градоначальника тонкий порез.

— Уже сейчас захвачены все здания. Рур пал… — с легкой грустью проговрил граф. — Не стоит меня винить. Я просто вовремя сменил хозяина.

— Послушай…

— Хватит, Тук. Меня не переубедишь.

— Вам не поверит народ. Он взбунтуется, пойдет против… — нерешительно начал старейшина. В душе он смирился, что придется умереть, но мозг отказывался в это верить и цеплялся за последнюю надежду.

— Народ — это стадо. Глупое, неразумное стадо. Ему всегда нужен пастух, который покажет куда идти. И народу глубоко плевать, кто править ими и сидеть за крепкими стенами Твердыни. Мозги можно промыть так, что брат пойдет войной на брата, отце на сына. Но это лирика!

С этими словами Отто еще сильнее нажал на стилет, который с булькающим звуком провалился внутрь шеи Тука. Тот захрипел, несколько раз дернулся. Кровь пошла алой струей из резанной раны. Граф немного подножал, сталь скрипнула достав до позвоночника. Старейшина дернулся и затих, уставившись бессмысленным взором куда-то вдаль.

Небрежно обтерев испачканный стилет об камзол градоначальника, Отто поднялся с колен. Оглядел поле битвы. Стражи короны бежали прочь к стенам Твердыни. Они уже мало напоминали организованное воинство. Граф усмехнулся. С династией короля Эдварда было практически покончено.

— Граф! — на пороге башни стоял молодой адъютант, которого совсем недавно устроили в ведомство Отто. Его испуганный взгляд скользнул по графу, потом вниз, на залитого кровью Тука, лежащего у его ног. — Ч… что с… случилось? — еле выговорил он.

— Государственный переворот, малыш, — весело пояснил Отто, пряча стилет обратно в трость, — замковые ворота не открывать. Стражи короны объявляются предателями. Королева Виктория и все ее пособники — незаконно захватившие власть, нелегетимное правительство.

— Но…

— Никаких но, капрал! — закричал Отто. — Виктория, колдун Алкасар и иже с ними спрятали королеву Катрину в подземельях храма Кремь много лет назад, чтобы получить власть. Нам удалось ее отыскать и спасти из заточения. Теперь она готова вернуться на трон Рура. Это ее личное распоряжение.

Мысли молодого капрала испуганно метались из одной крайности в другую. Не верить своему непосредственному начальнику он не мог, но и осознать, что умершая много лет наза королева вовсе не умершая, тоже можно было осознать не сразу. Однако, он решил, что лучше выполнять приказы, а не рассуждать. Он вытянулся во фрунт и уже хотел бежать передавать новые распоряжения своему подразделению, как уже на выходе его остановил властный крик графа.

— Капрал! Немедленно звонить в колокол. Собирай людей на народное вече! Нам нужно как можно скорее оповестить жителей Твердыни и беженцев.

Капрал коротко кивнул и умчался выполнять приказание старшего по званию. А Отто еще немного постояв, понаблюдав за крахом империи, пошел вниз, где его в большом тронном зале ждал Редгорд.

Граф провел его туда еще вчера потайными ходами, которыми была пронизана Твердыня еще со времен Карла Кровавого. Старейшина ждал положительного результат битвы. И вот он наступил!

Темными коридорами, по каменной лестнице он спустился вниз, прошел пару этажей, так и невстретив ни одного из своих людей. Те исполняли заранее разработанный план. Сгоняли всех людей на центральную площадь, где обычно проводилось народное вече. Твердыня пустовала, отзываясь новому министру тайной полиции гулким эхом его шагов.

Одним движением Отто распахнул двери Тронного зала настежь. Оглядел комнату. Редгорд стоял у окна и задумчиво смотрел на улицу. Катрина, бледная, немного не похожая сама на себя, безжизненно свесив руки с высоких подлокотников сидела на королевском троне. Ее взгляд был устремлен в одну точку. Она казалось бы и не заметила присутствия графа.

На голове у нее была корона, которую издавна носили повелители Рура женского пола. Сделана она была из белого золота, в виде обруча. Посередине располагалась большая звезда, которую обрамлял бриллиант чистой воды. Сам обруч был украшен изумрудами и сапфирами. Отто всегда удивлялся, как можно вынести хотя бы час, когда на голове у тебя такой большой вес. Одета Катрина была в белое платье в пол, отделанное парчой, с легкомысленным бантиком на поясе.

— Ваше Величество! — Отто, оправившись от первого изумления, присел как и положено на колено перед особой королевской крови. Низко поклонился ей, но Катрина сделала вид, что не заметила этого порыва новоиспеченного министра. Вместо нее ответил Редгорд.

— Она ничего не понимает и не может ответить, пока ей кто-то не скажет, что надо отвечать. Без цветка смерти она просто кукла, которую заставил ходить и говорить Олау…

— Простите, старейшина, но…

— Что? — Редогрд с недовольным видом оторвался от окна и уставился на стоящего все еще на коленях оторопевшего Отто.

— Как мы ее покажим народу?

— Кукла выучила текст и может его повторить хоть тысячу раз без запинки. Вопросы задавать ей не будут, так что… Но мне нужен цветок! Слышишь, Отто? Как все это закончится, — он показал рукой куда-то за окно, — немедленно организуй поиски Алкасара.

— Будет исполнено!

— Как там все готово? — Редгорд кивнул на окно.

— Не могу…

— Граф, ваше сиятельство! — в зал в нарушении всех норм и приличий ворвался возбужденный капрал. Отто решил, что в данной ситуации это позволительно, но при случае стоит напомнить об этом нахаленку.

— Да?

Но капрал ответить не смог. Он лишь только открывал испуганно рот и переводил взгляд с Катрины на Редгорда, а потом на Отто. Глаза его расширились. Он явно не понимал, как такое вообще возможно.

— Говори! — повелительно зарычал Отто. В его голосе, дотоле елейно-приторном неожиданно прорезались командирские нотки. Видать пост министра тайно полиции пришелся ему по душе.

— Народ на вече собрался. Площадь забита битком. Некоторые улицы, ведущие к площади забиты. Люди сидят на деревьях и фонарных столбах. Все ждут королеву.

— Свободны, капрал, — махнул рукой Редгорд.

Старейшина подошел к трону и подал руку королеве. Катрина словно сомнамбула ухватилась за нее и встал со своего места. Под руку они прошли до самых дверей. На все это зрелище Отто смотрел, как завороженный. У порога старейшина обернулся.

— Ну что Отто, господин министр, составите нам компанию?

Расстерявшийся на секунды граф поклонился и встал немного позади Редгорда с Катриной, образовывая свиту.

Народа на площади и правда было очень много. Взбудораженные последними событиями жители Твердыни, беженцы требовали ответа на вопросы. Почему не открыли ворота стражам короны? Почему убили старейшину Тука? Почему всем распоряжается граф Отто? И что это за слухи о воскресшей королеве Катрине?

Они ждали ответа. Потому и затихли, когда на помосте появились Катрина под руку с бежавшим предателем Редгордом и Отто, который держался чуть поодаль. Кого-кого, а старейшину, которого объявили вне закона, они увидеть не чаяли. Даже королева Катрина — мать всех рурцев удивила их меньше.

Отстранив руку старейшины, который молча поклонившись отошел чуть назад, королева наоборот сделала шаг вперед. Ее глаза обратились куда-то вдаль. Она помолчала несколько секунд, подождав пока установится полная тишина, такая что даже был слышно чириканье воробьев на ветках сада, а потом громко без запинки начал говорить:

— Граждане свободного Рура! Друзья, братья и сестры! Обращаюсь к вам, потому как всегда наши отношения строились на доверии и диалоге. В годину тяжелых испытаний мы живем! Моя дочь принцесса Виктория обманом захватила власть. Силой упекла меня в храм Кремь, где я и находилась по сею пору. Все попытки меня освободить она жестко и цинично пресекала, объявляя меня мертвой! Пять лет назад старейшина Редгорд, остающийся верным присяге моему мужу, мне, свободному Руру, попытался меня освободить силами войска князя Валтасара. Но и тут предательница выкрутилась вместе со своими помощниками. Они объявили старейшину предателем, благородного и честного человека князя Валтасара — захватчиком. Мое осовобождение провалилось. Редгорд — этот честнейший человек оказался вне закона и долго был вынужден прятаться, пока стражи короны рыскали по всей стране в его поисках. Вами правили обманщики! А я была жива и томилась в подземельях храма Кремь. Я пыталась сбежать, но новая жрица Единого Орлинка ревностно относилась к свои обязанностям. Удивитеьно, но девчонка, которая должна была дарить свет истинной веры, даже пытала меня и морила голодом. Но я выстояла, потому что знала в беде меня не оставят!

Так и вышло! Редгорд — верный сподвижник моего мужа, вместе с несколькими честными людьми, поверевшими ему, продолжили начатое дело. И вот я здесь! Здесь, чтобы скинуть этот незаконный режим! Чтобы восстановить справедливость в Руре. Узнав, о том что мне удалось сбежать, Виктория сама исчезла из страны вместе со своим мужем черным колдуном Алкасаром и их сыном. Они вас бросили, граждане Рура, на произвол судьбы! Они, спасая свои шкуры, не подумали о простых гражданах нашей великой страны, которым нужна защита.

Поэтому я вернулась! Вернулась, чтобы возвратить на наши земли мир и процветание! А теперь скажите мне, вы со мной?

Толпа отчаянно заревела. Чернь была в экстазе, прикоснувшись к грязному постельному белью королевской семьи. Ей было можно было теперь говорить и приказывать, что угодно. Главное было сделано. Катрина и Редгорд получили полное одобрение народа. Что ни говори, а тексты и речи, Маркус писать умеет. Без него у старейшины вряд ли бы что-то получилось бы. А между тем, Катрина продолжала говорить, не отрывая бессмысленного взгляда от горизонта.

— Первым моим указом будет упразднение совета старейшин!

— Да! — закричала толпа.

— Из королевских хранилищ всем беженцам будет выделено по триста рурских рублей на восстановление порушенного хозяйства!

— Да! — вторила толпа.

— Каждый в нашей стране будет накормлен и напоен!

— Да!

Теперь, когда хлеба и зрелище народу предоставили выше крыши, надо было срочно переходить к главному, пока запал черни не угас.

— Так как сил у меня пока немного, то регентом при мне и главным советником я назначаю старейшину Редгорда! Министром тайной полиции графа Отто. Стражей короны упраздняются и вместо них создается Комитет Тайных Дел, которым будет рукводить лейтенант Крид. Главой Твердыни будет назначен Маркус Флеминг! Жрецом храма Кремь Фредерико Олау Кроме того в каждой гильдии будет создан совет, который будет ежедневно решать насущные проблемы. К сожалению у меня сил осталось немного. Слишком много я их оставила по вине своей дочери в застенках храма Кремь. Простите меня. Что в минуту испытания оставила вас не по своей воли. Граждане свободного Рура нас ждет процветание и мир!

С этими словами Катрина медленно повернулась и сделала шаг назад, с помоста. Внимательный Редгорд тут же ее подхватил под руки и провел в Твердыню. Толпа еще возмущенно гудела на площади, кто-то выступал, но это уже интересовало Редгорда постольку-поскольку. Главное было сделано! Теперь он фактический правитель Рура. На всех ключевых постах его люди. Рядом Катрина — мечта всей его жизни…

Он с грустью посмотрел на идущую рядом королеву. Она не проявляла к нему никакого интереса. Просто шла рядом и, не моргая, смотрела прямо перед собой. Живой труп и ничего больше.

Идущий позади Отто притих, чувствуя, как изменилось настроение у его хозяина. Редгорд остановился и обернулся на графа. Его глаза блеснули той самой решимостью, которая в конце-концов и позволила захватить рурский трон.

— Отто, ты должен найти цветок смерти! Найди мне этого чертового Алкасара!

— Да, хозяин! Я немедленно распоряжусь, чтобы Крид собирал отряд из наиболее верных наших сторонников. Они сейчас же начнут поиски.

— Правильно! Какие новости у Ситхи? Что у него с Викторией?

— Почтовый голубь вернулся. Ситха послание получил, так что скорее всего нашей королевы с ее выродком больше не существует на этом свете.

— Это отлично! — потер довольно мокрые ладони Редгорд. — Это просто отлично!

* * *

Дорог через болота вывела наших друзей на Большой Тракт. Эдвард, который поначалу настороженно относился к Суворову совсем скоро уже шагал рядом с ним бок о бок и о чем-то весело ему рассказывал. Чуть позади от них, обнявшись шли Орлинка и Виктория. Королева плакала, ее глаза были красными от слез, а жрица храма Кремь, как могла ее успокаивала.

Виктория никак не могла разобраться в своих чувствах, которые захлестнули ее неведанной волной. Боль и горечь утраты Алкасара— человека, который был рядом практичсеки шесть лет, которого она считала своим мужем перед Единым и перед людьми, горькой настойкой смешивалась с радостным трепетным ожиданием Суворова, который наконец появился, которого где-то глубоко в душе она любила всю свою жизнь. Тепло разливалось горячей волной в сердце, а глаза стыли на ветру от катившихся градом по щекам слез. Орлинка, конечно в меру сил, пыталась успокить подругу, но вряд ли жрица Еджиного навечно отданная в невесты высшей силе и давшей обет безбрачия была хорошей советчицей.

Объяснения с Сашей не получилось. С того момента, как колдун утоп в трясине, они не перемолвились ни словечком. Суворову пришлось взять на себя обязанности предводителя их маленького отряда. Вести женщин за собой и некогда было разговаривать. Необходимо было добраться до Твердыни, а там под защитой крепких замковых стен и всемогущего герцога Берстранда уже поговорить как следует.

Эдвард был точной копией Суворова. Такой же шустрый, высокий для своих лет, русоволосый мальчонка, который инстинктивно выбрал самого сильного из их небольшой группы и теперь не отставал ни на шаг. Такое внимание Суворову было безусловно приятно, но он старался не тешить себя ложными надеждами. Саша прекрасно понимал, что мальчик уверен, что Суворов — это добрый дядя, а Алкасар — самый настоящий отец, который просто оставил их на время. Пройдет еще немало времени прежде чем ему удасться все объяснить. Такие вещи суворов решил оставить на потом, спастись бы…

Большой Тракт был пуст. Ни одного прохожего, ни одной проезжающей мимо телеги. Это-то и настораживало. Конечно весна не осень — это вовсе не пора ярмарок. Когда дорога забита повозками с товарами, но какое-то движение по нему происходит даже зимой, а тут ни души!

— Эй, — позвал он Орлинку, — тут всегда так пустынно?

— Тракт не пустует практически никогда, — мигом отозвалась девчонка, — либо что-то случилось, либо…

— Либо нас ищут и все дороги перекрыты, — добавил за нее Саша, останавливаясь на обочине, поросшей мелкой мягкой травой, объявляя привал.

— Я королева Рура! Естественно, что меня ищут! — громко заявила Виктория, будто вернувшись к реальности.

Суворов с Орлинкой быстро переглянулись, но не стали объяснять, что ловят вовсе не ее, а Алкасара — мужчину, которого она только что похоронила.

— Надо бы спуститься подальше в лес. — нерешительно предложил Суворов. Он никак еще не мог признать, что остался один в этом незнакомом мире и на его совести три невинных души, которых он поклялся защищать. Пока они с колдуном перетягивали канат первенства, все это казалось лишь забавной игрой, но теперь… Теперь Саше надо было одобрение других, чтобы принять решение.

— Стоять! — закричали из-за поворота.

На Тракте появилась группа конных всадников. Впереди на вороном коне летел мужчина в черной форме Стражей Короны. Остальные следовали за ним походным порядком. Человек двадцать, не более.

— Бежим! — первой среагировала Орлинка. Ведьма как никак, почувствовав недоброе. Схватила за руку королеву, которая с неожиданной силой вырвал ее обратно. Гневно блеснула своими карими глазами и проговорила, медленно цедя слова:

— Пока я королева этой страны я никуда бегать от собственных стражей не буду.

А между тем разъезд приближался. Время бежать было уже упущено. Теперь им было точно не скрыться. Все равно догонять. Суворов ощутил, как под рубашкой нагрелся саркофаг с непонятным растением, которое ему перед самой смертью передал Алкасар. Беспокойство его передалось и Саше. Хотя казалось бы к чему бы? Стражи короны никогда не подозревались в чем-то предосудительном. Ищут они безусловно Алкасара, которого с ними нет, так чего же проще? Добраться под охраной в Твердыню, а потом спокойно разобраться в ситуации? Но нет! Цветок смерти недовольно грелся. Предчувствуя недоброе.

Разъезд остановился в пяти метрах от наших друзей. Впереди лейтенант, который почему-то в присутствии королевы, не потрудился слезть с коня. Даже кивком не обозначил свое почтение. Он сидел верхом и довольно разглядывал группу странников. Так быть не должно было! Если только в этом мире зак какие-то две недели не перевернулось все верх дном.

Виктория выступила вперед, гневно откинув с лица расстрепанные волосы. Как же она была хороша в этот момент. Горечь потери близкого человека ушла на второй план, а вперед выступила фамильная спесь и гордость. Суворов даже на секкунду залюбовался, но усилием воли оторвался от прекрасной картины и сделал шаг назад к Орлинке. Тихо прошептал ей на ухо:

— Сможем уйти?

— Их слишком много, — так же тихо ответила девчонка, — давай подождем. С нами королева, а не беглый каторжник все-таки…

Суворов решил довериться магичке и занял свое место рядом с Викторией, взяв на руки маленького Эдварда, который уже приближался к всадникам с намерением погладить коняшку.

— Я королева Рура Виктория! — представилась она первой, нарушая все мысленные каноны придворного этикета. Лейтенант конечно же ее узнал и обязан был отрекомендоваться первым, но увы…

— Лейтенант Крид, — коротко и совсем без чинопочитания поклонился всадник, — у меня должность поменьше — глава Комитета Тайных Дел!

— Такого комитета нет в Руре — самозванец! — зло бросила Виктория, гневно наступая на всадников.

— Так и вы больше не королева, — усмехнулся ей в лицо Крид, — Взять их немедленно!

Всадники лихо спешились и тут же окружили стоящих.

— Высочайшим повелением Катрины Справедливой королевы Рура ее дочь Виктория объявляется врагом короны, незаконно захватившей трон. Комитету Тайных дел немедленно схватить беглянку и доставить в крепость вместе с пособниками для волиизъявления государыни. Приказ от сего года, — напыщенно и пафосно зачитал Крид, искосо поглядывая на опешившую Викторию.

— Что за бред? — вскинулась королева. — Моя мать умерла много лет назад…

— Это вы так считали или хотели считать, упрятав родную мать в подземелья храма Кремь, — зло поглядев на Викторию процедил Крид, — на самом деле народ далеко не глуп, как принято считать. Ему удалось освободить настоящую королеву и установить нормальную цепь престолонаследия.

— Бред… Не может быть… — расстерянно пробормотала Виктория, медленно сползая на колени.

— Может. Еще как может. Обыскать!

Ловкие руки зашарили по телу Суворова снизу вверх. Пробежались по ногам и остановились на груди, где пылал негодованием цветок смерти.

— У него что-то есть, господин лейтенант, — отозвался солдат, который обыскивал Суворова.

— Достать!

Особо не церемонясь, солдат порвал рубашку на груди Саши и достал оттуда стеклянный саркофаг. Глаза Крида снова загорелись алочным огнем. Он узнал цветок смерти, за которым и был послан. Саше оставалось только гневно скрежетать зубами. Шансов не было никаких. Орлинка была права, их слишком много.

— Отлично! — похвалил своего солдата Крид. — Франц! Немедленно скачи в Твердыню. Сообщи, что Виктория и ее пособники пойманы. Сокровище в наших руках, а мы двинемся следом.

Пленников довели довольно быстро. Издалека еще стало понятно, что под стенами Твердыни произошло какая-то трагедия. Сначала Суворов ощутил запах. Сильно воняло кровью и еще чем-то приторно-сладковатым. Это потом, выехав из-за поворота на огромное поле перед стенами столицы Рура, Саша смог рассмотреть ужасную картину катастрофы, которая постигла страну его любимой.

Поле было густо усеяно трупами. Основная масса лежала почти под самыми стенами, прямо у ворот. Из чего Суворов сделал вывод, что это немногие, которые хотели спастись, но их не пустили в замок. Остальные в разнобой лежали по всему поле. Очень много войнов было одето в форму стражей короны, другая малая часть в какие-то звериные шкуры.

Среди убитых копошились мирные жители, стояли повозки, сверх меры заполненные трупами, а их грузили и грузили. Повсюду слышалось недовольное конское ржание. Такая работа местным сивкам-буркам явно было не по нраву. Так же как и жителям столицы. Однако, деваться им было некуда. Плотным кольцом собирающих мертвецов окружили все те же самые неизвестные войны в звериных шкурах.

При приближении конвоя с пленными, который возглавлял Крид, они почтительно кланялись лейтенанту, который видать в новом правительстве Рура занимал немаленький пост.

На пленных никто старался не смотреть. Жители не поднимали головы. Лишь один раз женщина с испачканными в крови руками вдруг подняла голову и сквозь зубы процедила:

— Предатели…

Ощущения на душе были самые пакостные. Саша аккуратно оглянулся на идущих позади девушек. Орлинка злым взглядом оглядывала все вокруг, и Суворов был уверен, что дай ей волю или развяжи руки, она мигом испепелила тут все вокруг. Виктория же ехала, низко повесив голову, надвинув глубокий капюшон поглубже. Она была расстеряна. Не понимала ничего, да и сам Саша был не лучше.

Едва конвой с пленными заехала за ворота, их разделили. Суворова, Эдварда с Орлинкой повели наверх в сторону Башни смерти, из которой они когда-то выбрались и спасли из костра инквизиции королеву, а Викторию же повели куда-то прямо по коридору. Мысленно прикинув план Твердыни, Саша понял, что это дорога в тронный зал для приемов. Сердце от беспокойства противно защемило, но он усилием воли взял себя в руки. Хотели бы убить, сразу бы убили. Непонятно только зачем им этот странный цветок, который сунул ему колдун перед гибелью. Крид явно ему обрадовался как родному. Надо было притихнуть и всети себя прилично. Может чего и удасться выяснить.

* * *

Неизложенную королеву завели в тронный зал для приемов. Как особо опасного преступника ее сопровождал лично Крид и несколько стражей короны, хотя она точно не знала, как их теперь правильно называть. В зале царил полумрак. Лишь только у окна пролегла до самой противоположной стены узкая полоска света. После яркого солнечного дня, Виктории показалось, что она ослепла.

Глаза с трудом привыкли к темноте. И она смогла разглядеть у самого окна прямую и худую, похожую на жердь, фигуру, одетую в такой же длиннополый плащ с капюшоном, как и она.

— Хозяин! — тихо позвал фигуру лейтенант Крид, который в нерешительности топтался позади Виктории. Фигура медленно повернулась. Лица из-под глубокого капюшона разглядеть королева не смогла. — Смотрите кого мы обнаружили на пути в Твердыню. С ней еще двое. У мужика был цветок за пазухой.

— Удивительно, — проговорил глухо голос. И Виктория сразу же его узнала. Этот хриплый чуть меланхоличный размеренный голос, она помнила всю свою жизнь. Конечно же Редгорд! Так вот кто это все затеял! Только причем тут Катрина — ее мать?

Редгорд откинул капюшон и подошел поближе. Теперь девушка смогла разглядеть его непреветливые черты лица, гладко выбритый подбородок, ястребиные глаза и лицо наискось перечеркнутое шрамом. Он постарел сильно изменился со времени их последней встречи, но взгляд выдавал всю ту же самую бешеную жажду власти.

— Удивительно, — повторил он, обходя вокруг Виктории, рассматривая ее со всех сторон, — как нашей девочке удается выпутываться из самых сложных ситуаций? Я так понимаю Ситха мертв? Конечно же мертв… если ты здесь, а не в болоте. А колдуна куда вы дели? Что это за мужчина с вами, у которого Крид нашел цветок смерти?

— У меня тоже много вопросов к тебе, старейшина, — собравшись с силами ответила Виктория, гордо подняв голову, — как ты посмел захватить власть в Руре? Где Берстранд? Что за люди это? — она презрительно кивнула себе за спину.

— Гордая девочка, — тыльной стороной ладони Редгорд провел по ее щеке. Виктория отдернулась. Будто прикоснулась к чему-то мерзкому и грязному, — гордая… Вся в мать! Конечно здесь вопросы задаю я… но… Берстранд убит в битве с моими людьми. Кстати, именно лейтенант Крид во многом поспособствовал этому. Он теперь глава Комитета Тайных дел, ну а насчет власти… Я ее не захватывал. Я ее по праву отдал тому кому она принадлежит.

— Что за бред? — вскинулась Виктория.

— Это не бред… — ядовито усмехнулся Редгорд. — А самая что ни на есть суровая действительность. Крид, пригласите сюда королеву!

Виктория обернулась к двери, за которой исчез лейтенант. Дверь вела ц королевские покои. Туда вход всегда был закрыт простым смертным, теперь… Мысли ее прервались. Она испуганно дернулась назад, потом ее затрясло. На пороге тронного зала у открытой двери стояла ее мать! Мать, которая умерла много лет назад! Мать, которую она видела только в фамильном склепе! Катрина!

— Мама… — прошептала Виктория и медленно сползла на пол, потеряв сознание, будто провалившись в какую-то юездонную пропасть.

Когда она пришла в себя, то Катрины уже не было. Над ней стоял с графином воды Крид, а чуть дальше, позади него, недовольно скрестив руки на груди старейшина Редгорд.

— Очнулась! — доложил лейтенант.

— Прекрасно, оставьте нас одних! — приказал старейшина, подойдя поближе к королеве. Крид мигом исчез за дверью.

Редгорд склонился над ней, приподнял голову повыше, заботливо убрал расстрепавшиеся волосы.

— Невозможно… — прошептала Виктория.

— Невозможно, но это факт. Твоя мать жива. И у тебя есть шанс остаться в живых. У нас было много… споров, скажем так, но я все-таки предлагаю тебе стать одной из нас. Стать рядом со мной и твоей матерью Катриной.

— Это невозможно… — снова как заведенная шептала Виктория. Ее мать умерла много лет назад во время родов. Ее воспитывал отце, а ей так иногда хотелось материнской ласки и любви… Но…

— Что ты мне ответишь на мое предложение?

— Пошел к черту! — Виктория вдруг резко махнула головой и лбом зарядила прямо по бледным тонким губам Редгорда, который потеряв бдительность слишком низко наклонился над ней. Пока старейшина держался за разбитое лицо, королева откатилась в сторону, вскочила на ноги и побежала к двери. Она понимала, что ее скорее всего схватят, что ей не вырваться. Но инстинкты владели ею. Мозг приказывал бежать, иначе смерть!

За дверью она сразу попала в распахнутые руки Крида, который перехватив ее за талию бросил ее обратно в комнату. Викторию больно ударилась локтем о плитку, прокатилась по ней метра два, пока не уперлась во вставшего на ноги Редгорда.

— Ну, по крайней мере, я предложил тебе и другой вариант! — проговорил он, вытирая кровь с подбородка, которая все еще текла из разбитой губы. — Лейтенант, девку к остальным в Башню Смерти! Завтра устроим публичную казнь, с которой она теперь уже точно не сбежит!

— А как же…

— Приказ Ее Величество подпишет сегодня же! С ней особенно не церемониться, она теперь обычная дворовая девка! — Редгорд презрительно плюнул на лежавшую у ее ног Викторию и слегка пнул ее ногой. Королева свернулась в клубок от боли и застонала. — Ко мне Олау и цветок!

— Есть! — бодро махнул рукой лейтенант, подхватил под руки обессиленную Викторию и вместе с ней вышел из тронного зала.

Тут же в двери постучались. На золотом подносе в зал один из лакеев внес цветок смерти, покрытый саркофагом из тонкого прозрачного стекла, но необычайно крепкого на вид. Старейшина отпустил знаком лакея и стал рассматривать цветок. Я довитые шипы, с которых капала какая-то отрава неприрывно двигались и шипели, сплетаясь в немыслимые фигуры. Когда Редгорд попытался приблизить лицо к саркофагу, чтобы лучше рассмотреть его, то цветок изогнулся резко и бросил один из своих шипов прямо в стекло. На секунды старейшине показалось, что шип пробьет саркофаг и вонзится ему прямо в глаз. Испуганно отшатнувшись, он стал ждать Олау, держась подальше от подозрительно настроенного цветка.

Некромант ждать себя долго не заставил. Уже через пару минут он был в тронном зале. Кроха был конечно же при нем. Он с любопытством соскочил с рук Олау и побежал к саркофагу, стремясь его обнюхать, но не добежав пары метров резко затормозил всеми четырьмя лапами, громко взвизгнул и побежал пулей обратно к хозяину.

— Это он! — утвердительно кивнул Олау, подойдя к саркофагу.

— Мне звать королеву?

— Да, хозяин! Надо немедленно провести обряд. Иначе, когда цветок покормишь, вся его энергия уйдет, и он свернется в спячку.

Редгорд бросился, как мальчишка к двери. Схватил за руку Катрину, которая с пустым взглядом проследовала следом за ним. Усадил на трон, ласково погладил по шелковистым каштановым волосам.

— Это не опасно для нее?

— Нет, хозяин, только…

— Что только?

— Она будет человеком. Будет сама ходить, жить, принимать решения, разговаривать, даже заниматься сексом с вами, только злее и коварнее человека на земле не будет. Она будет любить только вас, все остальные для нее будут как фигуры на шахматной доске. Хотите ли вы такой доли для женщины, которую любите?

Редгорд задумался всего лишь на секунду, но тут же отбросил в сторону сентиментальность:

— Зачем же мы тогда это все затеяли. Приступай Олау!

Некромант поднял саркофаг над головой Катрины. Несколько раз пронес вокруг нее, зашептал заклинания:

— Ингарах ансурманинкунде инфанту, — и когда стеклянный саркофаг оказался рядом с шее Катрины, он резко открыл крышку. Голодный цветок смерти всем своим существом подался на волю и выпустил ядовитые шипы, которые вонзились королеве куда-то в область шеи. Женщина дернулась, но цветок накрепко привязал ее к себе. Примерно минуту он питал ее своим ядом с черных щупалец. Его трясло, он шипел, извивался, будто клубок змей, видимо сам уже хотел оторваться, но давно мертвая плоть не отпускала его. Так прошла примерно минута. Цветок смерти дернулся последний раз и затих. Щупальцы его сложились аккуратной луковицей. Он больше не шипел.

— Вот и все! — Олау закрыл крышку и поставил саркофаг на стол.

— И? — Редгорд непонимающе уставился на некроманта. Катрина сидела на том же месте. Только глаза теперь ее были закрыты. Она будто сидя мирно спала.

— Того кого она первого увидит, того будет единственного любить в этом мире, — пояснил Олау, — хозяин, ты же не хочешь, чтобы это был я, а не вы?

— Еще бы, — буркнул Редгорд, недоверчиво поглядывая на замершую королеву.

— Тогда я сейчас покину вас, а потом Кроха ее вернет к жизни, — Олау медленно вышел из тронного зала. Его шаги эхом отдавались Редгорду в мозг. Он никак не мог поверить, что всего лишь в шаге от своей заветной мечты, что сейчас любовь всей его жизни очнется и… и все будет так, как он мечтал!

Кроха завилял хвостом, звонко зарычал и побежал к королеве, старательно обходя стол, на котором стоял саркофаг с цветком смерти. Вспрыгнул довольно ловко на колени к женщине и лизнул ей лицо своим алым шершавым языком. Раз, второй, третий… На пятый ресницы Катрины затрепетали! Она глубоко вздохнула с шумом вдыхая в давно не работающие легкие воздух, а потом… Потом ее потрясающие глаза открылись, и она огляделась вокруг. Увидела стоящего поодаль Редгорда, улыбнулась ему:

— Редгорд! Где я? Что со мной?

* * *

В темную и сырую, со стойким запахом прелого гнилья Викторию буквально швырнули. Она споткнулась о порожек и полетела прямо в руки Суворова, который вовремя успел ее подхватить. Больше всего он боялся, что королеву сломали, что сейчас начнется истерика, море слез, а как их остановить Саша поняти я не имел. Однако, ничего такого не было. Глаза Виктории были абсолютно сухи. Только недоуменно моргали. Казалось она совсем не понимает, что происходит. Женщина доверчиво прильнула к груди Суворова, но ни вздоха не издала.

Эдвард, счастливый возвращением мамы, обнял ее за талию. Теперь они выглядели, как настоящая семья. Через пару минут, будто напитавшись поддержкой от любящих ее мужчин, Виктория отстранилась от Суворова.

— Что там? Куда тебя водили, дорогая? — спросил он.

— Нас всех убьют… — Виктория все-таки не совладала с собой. В ее голосе промелькнула на миг интонация обреченности, но это был всего лишь миг. При сыне слабость и отчаяние показывать она не могла. Она должна была держаться во чтобы то ни стало. — И еще… Моя мать оказывается жива…

— Что?! — воскликнула Орлинка со своего места в углу Башни Смерти, где сидела поджав под себя ноги. Кажется она молилась Единому. — Королева Катрина погибла много лет назад…

— Вот и я так думала… — с горечью проговорила Виктория, качая на руках маленького королевича. — Только и сейчас я ее видела своими глазами, как вас всех. И вряд ли у меня были от всего происходящего галлюцинации.

— То есть… — нерешительно начал Суворов.

— Нет, что ты! — встряхнула головой Виктории, — за этим стоит конечно же Редгорд. Я имела с ним очень неприятный разговор. Он вроде регента у матери. Говорит, что я ее спрятала в подвалы храма Кремь, довела до сумашествия, чтобы захватить власть. Вообщем бред! Мать умерла родами и все об этом знают.

— Все, да не все, — буркнула Орлинка, — народ глуп! Они с легкостью поверили во все эти сказки. Хотя может им и деватья было некуда. Поробуй не поверь, когда тебя окружают сотни вооруженных.

— Утром нас казнят! — как бы между прочим заметила Виктория, прервав рассуждения жрицы. — Редгорд объявил, что мать уже подписала приказ…

И тут королева все-таки не выдержала! Слезы пробили плотину и покатились по щекам крупными каплями. Она захныкала, как маленькая девочка и снова прильнула вместе с Эдвардом к Суворову. Тот гладил ее по волосам, шептал что-то бессвязное, пытался успокоить, но из этого мало что получалось. Виктория ревела и не могла остановиться. Ей было не совсем не страшно умирать. Единственное за что она переживала, так это сын. Маленький королевич, который попал в жернова жестокой и беспринципной игры под названием борьбы за власть. Расстерянный Саша повернулся за помощью к Орлинке. Та забрала у женщины сына, попыталась его отвлечь какой-то игрой, а Суворов отошел вместе с Викторией в самый дальний угол комнаты. Обнял ладошками ее измученное заплаканное лицо и неожиданно поцеловал. Это был их первый поцелуй со времени его возвращения. И наверно поэтому королева замерла, словно пробуя на вкус губы мужчины, а потом с нежностью ответила. Когда воздуха перестала хватать, они наконец расцепили свои объятия.

— Прости меня, дорогая! Я сделал самую большую глупость в жизни, когда ушел и бросил вас с Эдвардом здесь одних…

— Тсс… не время говорить об этом, — Виктория приложила свой пальчик к его губам, а потом снова прильнула к ним долгим поцелуем. Усилием воли Саша снова отстранился, взял ее за плечи, посмотрел в глаза.

— Подожди, может мне уже никогда не удастся это тебе сказать. Я всегда тебя любил, люблю и буду любить вечно, чтобы не случилось. Ты все, что у меня есть в жизни.

— И я тебя люблю, родной мой! — женщина обняла его за голову, как маленького ребенка и стала гладить по волосам, стремясь в последние мгновения их жизни отдать всю любовь и нежность без остатка.

Они вместе смотрели, как играется их сын с Орлинкой. Они наслаждались последними часами перед смертью так, как будто прожили вместе долгую и счастливую совместную жизнь, а теперь, когда пришла старость, готовы ее встретить со спокойной умиротворенностью. Незаметно для самих себя они так и уснули с улыбкой на губах, тесно прижавшись друг к другу на отсыревшем сене в темном углу Башни смерти.

* * *

Громко, с визгом и грохотом открылся засов. В камеру проник свет от факелов и ослепил друзей. На пороге стоял граф Отто, позади него лейтенант Крид и еще двое стражников. Отто выглядел торжественным и немного смущенным. Одет он был в парадный мундир, в руках неизменная трость и лист гербовой бумаги.

— Прошу прощения, дамы и господа, может я вас немного отвлекаю, но у меня важное сообщение, — дальше он начал читать с листа бумаги, — именем королевы Катрины регенстского совета во главе со старейшиной Редгордом принцесса Виктория, ее малолетний сын Эдвард, колдунья и магичка Орлинка, неизвестный рыцарь за преступления против Рура и короны приговариваются к смертной казни через повешение. Трупы повеливается сжечь и закопать за стенами Твердыни. Приговор немедленно привести к исполнению, обжалованию не подлежит.

— Вот и все… — одними губами проговорила Виктория, но Саша ее прекрасно услышал и только крепче прижал к себе.

— Прошу пройти на площадь, Ваше Высочество, — титул, которым наградил Викторию Отто больно резанул слух. Она давно отвыкла, чтобы ее так называли. Тем не менее она решительно поджав губы, встала со своего места, следом за ней поднялись все остальные.

— Раз обжалованию не подлежит, то мы готовы, граф, — Виктория гордо вскинула голову и, не глядя на стражу, прошла мимо них в коридор.

На площади было много зевак. Вокруг огромной толпы плотным кордоном стояли все те же неизвестные войны в звериных шкурах. Прямо посередине площади был устроен огромный помост, на котором быстро соорудили виселицы. Чуть поодаль плотной толпой стояли стражи короны в порванных мундирах, некоторые были ранены. Их охраняла стража. Они были такими же пленниками, как и Виктория с семьей. В стороне, углавного входа в Твердыню два трона, на которых восседал старейшина Редгорд и королева Катрина. Они улыбались и весело о чем-то переговаривались, будто пришли не на казнь, а на премьеру бродячего спектакля. Все это Суворов сумел разглядеть в доли секунды, едва вышел из полумрака Твердыни.

Увидев, что конвой вывел их из дверей, Редгорд встал со своего места и поднял руку, намериваясь что-то сказать. Толпа затихла, а тех кто не сразу понял этот жест, пинками заставили замолчать войны.

— Наша страна переживает страшные времена! Братоубийственная война длилась много лет. Наконец она закончена. Закончена благодаря нашей самой справедливой и доброй королеве… Королеве Катрины!

Толпа загудела, кто-то захлопал в ладоши. Лица людей не светились счастьем, однако войны в звериных шкурах тербовали от них активности, которую поддерживали ощутимыми уколами мечей. Со своего места поднялась Катрина.

— Граждане Твердыни, жители Рура! — начала она говорить. — Меня не зря называют Катриной Справедливой. Эти предатели своего народа, — она указала рукой на толпу стражей короны в порванных мундирах и без оружия, — безусловно заслуживают смерти!

Толпа снова взревела, теперь уже по собственной инициативе.

— Но если мы будем казнить всех, кто служил моей дочери, то кто же останется? — Катрина обвела взглядом площадь. Ее глаза сверкали фанатичным огнем. Она верила в то о чем говорила. — Кто приведет наш Рур к процветанию? Поэтому, своей волей, я прощу стражей короны, если они попросят пережд своим народом прощение за те преступления, которые они совершили! Справедливо это будет?

Жители радостно заревели, ведь среди приговоренных были чьи-то отцы, сыновья, братья. Никто не хотел их смерти. Они всего лишь выполняли приказ, честно и с достоинством исполняли свой долг. Казнь была бы слишком жестоким наказанием.

— Слышите? — теперь она обращалась к стражам. — На колени! Молите о прощении!

— На колени!

— Прощения! — слушалось отовсюду.

Стражи короны немного замешкались. Они знали, что это неправильно, что так не должно быть, но страх смерти толкал их на это бесчестие. Вперед вышел самый старший страж. Его лицо было украшено шрамами. Рука и грудь перевязаны, из под повязки сочилась кровь. Он сделал шаг вперед и громко попросил:

— Простите нас! — покачнувшись он опустился на колено, вслед за ним опустились и остальные стражи короны, склонив головы перед беснующейся толпой.

Катрина удовлетворенно кивнула. Глаза ее радостно блестели.

— Вы прощены! А теперь, наступил черед тех, кого простить нельзя…

На помост вывели под конвоем наших друзей. Цепочкой они прошли к виселице. Виктория, Суворов, Орлинка и маленький Эдвард, который глядел на все это раскрытыми большущими глазами и не понимал, что происходит.

— Этих людей простить нельзя, — прокричала Катрина. Ее душа хотела крови. Она сама не понимала почему, но она ненавидела весь мир, а свою дочь еще сильнее, — смерть врагам Рура!

— Позвольте, — Отто аккуратно накинул на голову Виктории черный мешок. Рядом ойкнула Орлинка. Эдвард захныкал:

— Мама, что они делают?

— Ничего сынок, — процедил сквозь зубы Суворов, — дяди просто хотят с нами поиграть в одну интересную игру. Услышав про игры королевич замолчал.

— Именем королевы Катрины, смерть преступникам! — закричал Крид и дернул рычаг, который открывал подпол в помосте. Толпа ахнула, а потом затихла испуганно. Вместо четырех трупов на веревках висели лишь пустые черные мешки. Королева Виктория и ее пособники испарились во воздухе.

— Нее… тт— простонал Редгорд и схватился за голову. — Они опять ушли…

* * *

А во время жуткого представления на центральной площади Рура в тронном зале Твердыни творились странные вещи. Саркофаг, в котором лежал цветок смерти вдруг осветился ярко-золотистым цветом. Он расскрылся и вместо шипов появились сначала зеленые лепестки, потом из них наружу вырвался оргомный бутон розы.

Разум волшебного растения неожиданно воспротивился смерти четырех ни в чем неповинных людей. Ему пришла мысль их спасти. Он понимал, что спасая их, он обрекает себя на десятилетнее забвение, но ничего со своей душой не мог поделать. Для этого он и распустился, чтобы уснуть на много лет.

В момент, когда лейтенант Крид, открыл подпол под ногами у Виктории и ее друзей, цветок послал коллосальный поток энергии в то место, где находились казненные. Вся его мощь ушли на телепортацию. Он незнал куда их отправил. Только лишь когда пришло к нему мысленное ощущение безопасности он успокоился. Один за одни бордовые лепестки розы опадали под стеклянной крышкой саркофага. Они медленно кружились и падали рядом с цветком, который уже чувствовал, как силы покидают его, как разум становится сонлив и ленив.

— Они живы… — это была последняя мысль цветка перед тем как на десять лет уйти в небытие.

Когда взбешенный Редгорд вернулся в тронный зал вместе с Катриной, то увидел лишь засушенную розу под стеклянным саркофагом. Ее бордовые лепестки еле заметно шевелились, постепенно превращаясь в труху.

* * *

В душном мешке ничего не было видно, а потому Суворов скорее понял умом, чем ощутил, как пол проваливается у него из-под ног. Тело резко потянуло вниз. Мелькнула запоздалая мысль: «Сейчас бы домой…»

А потом поток энергии вдруг подхватил его, закружил в водовороте каких-то золотистых лучей. Его швыряло из стороны в сторону, будто опавший лист под порывами осеннего ветра. Перед глазами мелькали события последних дней, потом что-то незнакомое, какие-то космические корабли, потом звезды, взрывы… Время будто мотало назад, как заезжанную кассету. Грудную клетку сдавило.

«Так вот, что такое смерть», — успел подумать Суворов прежде чем его со всего маху выбросило из этого потока энергии. От боли помутнелось в глазах. Он успел почувствовать, как тело грохнулось обо что-то твердое.

«А говорят душа невесома!»

Очень болел бок, рядом кто-то стонал и плакал. С трудом из-за шума в ушах Саша различил голос Виктории и Эдварда.

«Значит все вместе и после смерти», — облегчение пришло вместе с осознанием чего-то неправильного. Так быть не должно! А где же Единый, перед которым надо держать ответ за все свои деяния при жизни? Где все о чем толкуют священнослужители?

С трудом разлепив глаза, Суворов зажмурился от яркого света. Только что-то ненормальное, необыкновенное было в нем, неправильное… Саша присмотрелся и понял что его насторожило. Его слепила настольная лампа в его собственной квартире в Москве. А угол, о который он приложился боком — угол письменного стола, за которым он писал в тот вечер диссертацию и решил отдохнуть на диване.

Рядом валялись такие же измученные и побитые неудачным приземлением Виктория, Эдвард и Орлинка.

— Где мы? — еле выговорила королева. Ей видимо тяжелей всего дался межвременный переход. Лицо ее было бледное, на лбу уже наливалась синевой огромная шишка. Помимо воли Суворов засмеялся. Облегчение накатило волной. Он уже не хотел себя сдерживать и засмеялся в полный голос. Что это было истерика или радость неожиданного спасения? Ответить он не смог…

Телевизор, компьютер, его черно-красный плед, любимый диван… Все это рождало в его душе неожиданное веселье.

Виктория с Орлинкой поднялись, осмотрели Эдварда, у которого в кровь была разбита губа, но он не хныкал, а с любопытством смотрел по сторонам.

— Чего ты смеешься? — недовольно поджав губы, спросила королева.

— Ой… если б вы знали… как же хорошо… — у Суворова катились слезы радости. Он не мог остановиться в своем безудержном веселье.

— Да что такое! — разозлилась Орлинка. — Где это мы? Почему не погибли?

— Почему погибли не знаю, — отсмеявшись вдруг серьезно произнес Саша, — а вот где, могу сказать точно! Добро пожаловать в мой мир, любимые!

Загрузка...