Солдат Орешек и Банник

Поглядел на себя солдат Орешек: не годится в стогу ночевать. Мундир в тине, мокрый, в сапогах хлюпает.

Скатился Орешек со стога, пошёл в деревню. Крайняя изба ночного гостя не пугается. Постучал солдат в крайнюю избу. Отворила ему дверь старуха. Поглядела на солдата — и ну хихикать.

— Явился — не запылился! А уж мокрый, как курица. Как такого в избу пустить — наследишь. Ступай-ка, солдат, в баню. Она у меня нынче топленная. Обсушись, помойся с дороги, а уж тогда и в избу просись.

— Отчего же не помыться? — говорит солдат Орешек.

И отправился, не смутясь позднего времени, в баню.

В предбаннике по углам ветер свистит, холод по полу катает.

— Неужто старуха шутку со мной сыграла, — думает Орешек.

Открыл дверь в баню, а там, как в печке.

Обрадовался Орешек, разделся, прихватил с собою Анчуткины перья и нырнул в банную благость.

Камни в печке красные, от них и свет, да ещё пеньки гнилые по углам мерцают.

— Со мной пришёл мыться? — спрашивают Орешка.

Тот туда-сюда глянул и видит: белый-белый старичок на верхнем полке сидит.

— Здравствуй, дедушка Банник! — говорит солдат. — Не знал я, что твоя теперь очередь. Могу и обождать.

— Отчего же, давай вместе мыться. Места хватит — силёнки бы хватило.

— Да кто её, силёнку нашу, измерял, — говорит Орешек. — Будет жарко, я вот пёрышками обмахнусь.

— А что это у тебя за перья? — спрашивает Банник.

— Да память по Анчутке. Из крыльев его надрал.

— Ахти! — удивляется Банник. — Лихой ты, видать, солдат!

— Какое там! — говорит Орешек. — Я обыкновенный. Вот мой унтер Иван Спиридоныч — старослужащий солдат, тот — калач тёртый.

Орешек разговоры разговаривает, а сам в шайку уже и воды налил, и веник сыскал.

— Давай, дедушка, похлещу тебя! Самому небось не больно сручно.

— Будь добрый! — согласился Банник, а сам на перья поглядывает.

Солдат и говорит:

— Если хочешь, могу и перьями, мне Анчуткиного добра не жалко.

— Уважь, — кивает Банник, — перо-то, чую, шёлковое.

Уважил солдат хозяина бани, а тот и говорит:

— Теперь ты ложись! Да не бойся. Неохота мне угаром тебя морить. У самого потом голова, как худой котёл, и трещит, и пищит.

На славу солдат Орешек помылся, попарился. Подарил Баннику Анчуткины перья напоследок, а тот его табакеркой отдарил.

— Откроешь, — говорит, — потихоньку. Тут на всех чих и нападёт. А тебе — ничего! То-то смеху! Я ведь — пребольшой шутник.

Засмеялся, на камни ковшик водицы кинул, закутался в пар, как в простыню, да и пропал.

Увидала старуха солдата, по-кошачьи фыркнула:

— Живёхонек!

— Хорошая у тебя баня, бабушка, — говорит солдат. — Спать клади. Разморило.

— Вот тебе тулуп. Вот тебе другой, — говорит старуха. — На один ложись, другим укроешься.

Загрузка...