Солдатская трава

Летит по небу кладбище ворон,

чтоб отразиться в сладких волнах Леты.

Встав на паром, где царствует Харон,

сквозь смерть я вижу руку с топором,

во мраке вырубающим предметы.

Как знать, кому принадлежит рука,

какая будет вытесана форма —

нагая птица, профиль дурака,

нож деревянный или облака

эфира, формалина, хлороформа?

И сам топор не знает, хоть убей,

зачем сегодня он повис над бездной.

И серый безработный воробей

сидит, как тать, в густой пыли уездной.

Не знает тело, в чём его вина.

Походки почерк мелок и уборист.

Глаголы все поставлены в аорист —

наверно, Бог меняет времена.

И время спит с улыбкой на устах

и говорит: я быхъ, я рьхъ, я стахъ,

и над младенцем точит свет лампада.

Висят, как обезьяны на хвостах,

нагие черти в вертограде ада.

Немые черви точат солончак.

Глагол во фразе нужен, как рычаг

для подниманья непосильных грузов.

Ты говоришь — и соль в твоих речах

блестит на солнце,

как кристаллы в друзах.