Командир отряда поверил Шелестову после того, что рассказали его люди и о самолете, и бое с немцами. В отряде оказался квалифицированный врач, и за жизнь штурмана можно было не опасаться. Правда, приходилось оставлять его у румын, но с этим приходилось мириться. Шелестов обещал при первой же возможности сообщить руководству обо всех обстоятельствах потери самолета и месте нахождения штурмана. Оба понимали, что оставаться здесь летчику придется до прихода Красной Армии. Учитывая темпы наступления на этом направлении, ждать не так уж и долго.
Шелестов не особенно на это рассчитывал, но командир отряда разрешил ему воспользоваться рацией для связи с Москвой. Единственным условием было только то, что передавать будет радист отряда. Текст шифровки и частоту Шелестов должен будет назвать. Иного выхода не было, и Максим согласился. Собственно, информация, которую он передавал в Москву, была мизерной. Кодовыми словами, которые Шелестов зашифровал, он обозначил срыв перелета в точку назначения и свое решение к переходу к плану Б. План он оговаривал с Платовым заранее, и это означало, что группа продолжает добираться к точке назначения доступными ей способами. И по своему усмотрению.
Когда румынский радист закончил свою короткую передачу и вернул Шелестову бумажку с цифрами, тот поспешил к своей группе. Русским выделили сарай, в котором до войны пастухи собирали просушенное сено. Сейчас от сена остался только запах. Оперативники сидели на сбитых из досок лежанках. Все сразу повернулись в сторону вошедшего командира.
– Передали, – ответил Шелестов на молчаливый вопрос, доставая из кармана зажигалку. Он поднес огонек к записке с текстом шифровки, а потом растоптал остатки пепла сапогом на земле. – Я написал, что ответ ждем сегодня в семнадцать часов по московскому времени, завтра в девять утра и снова в семнадцать. Если ответа не будет, в ночь уходим. Без лишнего шума. Доверять на сто процентов румынам я не склонен.
– Ну, теперь мы хоть точно знаем, где находимся, и можем проложить двигаться по маршруту, – согласился Буторин. – Посоветоваться бы с партизанами, они ведь знают обстановку здесь. Да, я думаю, что ты прав, Максим. Верить им на все сто нельзя.
Шелестов разложил на небольшом, грубо сколоченном столе карту. Оперативники собрались вокруг стола и стали рассматривать карту. Все понимали, что такое большое расстояние в двести восемьдесят километров по прямой быстро преодолеть нелегко. Сложная местность, горы, ограниченное количество дорог. Дороги, указанные как второстепенные, местного значения и без покрытия, надо было просто хорошо знать, прежде чем по ним двигаться. И если измерить расстояние по дорогам от партизанского лагеря до городка на северо-западе Румынии, где находилась разведшкола абвера, то получалось, что проехать надо вдвое больше – почти четыреста километров. Сосновский снова вернулся к варианту захвата машины и немецкой формы и попытке проскочить это расстояние с шиком и скоростью.
– Поймите, что у нас просто нет других вариантов, как этот. Мы уже отстаем от графика на сутки. Школу вместе с архивом могут эвакуировать в любой день. Может быть, уже сегодня вывозят архивы.
– До шоссе полдня пути, потом еще надо дождаться подходящей машины, которую мы сможем взять без шума и которую за сутки никто не хватится в немецких частях. Может быть, такую и завтра придется ждать, – задумчиво стал перечислять Шелестов.
– Аэродромов поблизости нет, так что снова рассчитывать на самолет глупо, – пожал плечами Коган. – И пилотов у нас нет. Мы не успеваем однозначно: хоть на машине, хоть на поезде. Единственная надежда, что нам удастся выполнить задание, – получить сведения о новом месте дислокации школы. Там ее и накроем. Думаю, надо изложить руководству наш план.
– Ждем приказа завтра до семнадцати ноль-ноль, а потом действуем на свое усмотрение, – подвел итог Шелестов. – Иного выхода у нас просто нет. Пока приказ не отменен или не изменен, мы обязаны его выполнять.
В дверь постучали, и Шелестов поспешно свернул карту. Вошли те самые русские партизаны, которые помогли уничтожить немцев во время рейда. Букин помялся у входа и тихо пробасил: «Можно?» Следом мимо его массивной фигуры протиснулись Крылов и Пряхин.
– Дверь закройте, – посоветовал Шелестов и добавил: – А что это, товарищи, вы какие-то робкие и обращаться к старшему по званию разучились? Разве вас демобилизовали из армии? Или комиссовали по состоянию здоровья? Мне кажется, вы все еще военнослужащие и обязаны чтить устав.
– Так точно, товарищ подполковник. Виноват! – вытянулся старшина.
В глазах артиллериста Шелестов увидел удовлетворенное выражение. Теперь старшине понятно, что разведчики относятся к нему и его товарищам не как к предателям Родины, которые попали в фашистский плен. Они видят в них товарищей, военнослужащих. Значит, все в порядке. Родина не забыла о своих солдатах, не списала их со счетов. Несмотря на обстоятельства, сложность положения и секретность операции, Шелестов почему-то был склонен верить этим бойцам. Была в них и искренность, и ненависть к врагу, был и немалый опыт. И на фронте повоевали, и в плену побывали, умудрились сбежать, а это чего-то, да стоит. Ну и больше полугода воюют в партизанском отряде.
– Садитесь, товарищи, – предложил Шелестов бойцам. – Давайте поговорим конкретнее. А то там в горах как-то времени не было для душевного разговора. А теперь и время есть. Расскажите, как вы из поезда сбежали?
За всех начал рассказывать Букин. Крылов с видом солидного человека молчал, а Митя Пряхин, наоборот, не мог усидеть на месте, все пытался вставить в рассказ товарища свои замечания. В основном эмоционального характера. Чувствовалось, что молодой связист считает счастьем, что его судьба свела с этими серьезными, умелыми и основательными мужчинами. С такими не пропадешь. И не пропал. Оказывается, найдя песчаную почву позади бараков в лагере, пленные уже там начали рыть подкоп под ограждение из колючей проволоки. Лагерь был временный, толкового освещения периметра, да и всей территории там еще не было. Периметр просто патрулировался солдатами. Пленные высчитали поминутно маршрут патруля. Получалось, что нужное им место немцы проходили каждые двадцать пять минут. Рыли ночами по двадцать минут, а потом пять минут до появления патруля маскировали яму. Потом все повторялось.
Докопать не удалось. Неожиданно поздно вечером на территорию загнали грузовики, погрузили пленных и вывезли на станцию. Каким-то чудом Крылову удалось прихватить и спрятать под одеждой старую ржавую скобу, которой скрепляют бревна во время постройки. Этой скобой они отодрали колючую проволоку, которой было забито окно-отдушина в вагоне. Бежали втроем. Бежал ли еще кто-то из их вагона после, ребята не знали. Повезло почти сразу столкнуться с румынскими партизанами.
– И они просто так вот вам и поверили, что вы беглые советские военнопленные, а не провокаторы гестапо? – удивился Коган.
– Ну, вообще-то мы там такой фейерверк устроили, – снова вмешался в рассказ товарища Пряхин.
– Да, так получилось, – подтвердил Букин. – Мы сначала увидели, как в машину сажают троих румын, избитых на железнодорожной станции. Маленькая станция. Мы туда забрели в поисках питания. Сначала у нас мыслей не было кого-то освобождать. Могло быть и провокацией. Но так получилось, что мы под пустой цистерной лежали. Посовещались. Что нам и жратва нужна, и оружием неплохо было бы разжиться. А немцев многовато-то для нас троих безоружных. Человек двадцать. Вечер, воздух чистый горный, а у немцев в легковушке хлеб и свежая ветчина. Запах такой, что живот сводит. Мы с ребятами озверели так, что готовы были всех перебить за еду. Ну и устроили. Когда цистерна загорелась, немцы всполошились. Мы в суматохе за задние цистерны успели убежать. А когда бензиновые пары взорвались, тут на миг всё как солнечным днем стало. Двое солдат на углу опешили, глаза начали тереть, мы их и прикончили, автоматы схватили, а тут стрельба поднялась. Смотрим, румыны бегут, из автоматов строчат, своих отбивают. А немцы укрылись за пакгаузом. Было бы румынам плохо, но мы тут с двумя своими автоматами с тылу по немцам ударили. На этом все и закончилось. Румыны видели, как мы поджигали, и ждали удобного момента своих освободить. Так вот и поверили.
– Как вообще обстановка в Румынии? – спросил Буторин. – Вы говорили, что партизаны активно не воюют, больше сидят по базам?
– Сложный народ, – ответил Крылов. – Антонеску, конечно, не любят. Своего короля Михая I вспоминают, но умереть за него и за восстановление прежнего режима не бросаются. Нам показалось, что все живут так, как им удобно. Как будто и страна не их, а чужая. Выжидают в основном, хотя коммунисты есть в подполье, это точно. По-русски многие говорят. Это те, кто с нами работал еще до войны, да те, кто в плену побывал. До революции еще или уже в эту войну.
– Вы, если что, нас зовите, – влез с предложением Пряхин, но старшина еле заметно толкнул его локтем.
Этот жест Шелестов заметил. «Почему Букин остановил парня? – подумал он. – Не хочет с нами связываться, не хочет раньше времени заводить разговор? Боится что-то иметь с НКВД? Неудивительно, что, побывав в плену и наслушавшись страшилок, он мог настороженно относиться так к наркомату». Поговорив больше на общие темы, Шелестов намекнул солдатам, что им не стоит раздражать своего командира и лучше не афишировать их визит к разведчикам. Оказалось, что сделал он это вовремя, потому что через полчаса к ним в сарай пришел командир отряда Эуджен Константинеску.
Войдя, низко нагнувшись в дверном проеме, где он при его росте мог задеть головой притолоку, командир уселся за стол напротив Шелестова и снял армейскую фуражку. Румын обвел сарай взглядом, кивнул другим русским, а потом не спеша полез в карман френча и достал оттуда лист бумаги, исписанный колонками цифр.
– Москва выходила на связь, мы приняли шифрованное сообщение, – сказал Константинеску, произнося слова с сильным акцентом. – Я не требую от вас раскрыть все ваши секреты. Я понимаю, что приказ есть приказ, вы армия и мы на войне. Но в целом о ваших намерениях мне хотелось бы знать. Здесь я командую.
Расспросив о том, обеспечены ли русские горячим питанием, командир наконец ушел. Оперативникам не очень понравился этот визит и подозрительные взгляды румынского командира. Не доверять русским оснований у румын, кажется, не было. Бой в горах все сказал сам за себя. Но бывшие советские военнопленные рассказали, что в отряде народ разный и обстановка неоднозначная. Идут споры и о тактике, и по политическим вопросам тоже есть разногласия. Как рассказал Букин, коммунистов в этом отряде почти нет. Есть сторонники монархии, но бо́льшая часть выступает просто за независимость Румынии и против гитлеровцев. Артиллерист предположил, что они просто чего-то ждут, ждут, когда кто-то сделает за них всю кровавую работу, а они потом придут на готовенькое брать власть в свои руки.
Шелестов уселся за стол и стал расшифровывать послание. Оперативники напряженно ждали, что ответил Платов. Наконец он закончил расшифровку, еще раз пробежал глазами весь текст и, подняв голову, посмотрел на своих ребят.
– Нам сменили задание. Выдвигаемся в городок Гешти. Послезавтра у нас там встреча со связником.
Сосновский присвистнул и откинулся на стенку сарая, заложив руки за голову. Оперативники хмуро переглянулись. Каждый понимал, что продолжение операции, связанной с захватом документов разведшколы, уже трудновыполнимо, потому что кардинально изменились условия и количество неизвестных в этом уравнении стало больше. Но новое задание – это сплошь неизвестные плюс никакой подготовки, полное незнание обстановки и надежда только на связника, который то ли придет, то ли нет. То ли он настоящий, то ли перевербованный. Или вообще роль связника играет гестаповец.
Но если связник передаст информацию и она окажется верной, то выход на новый объект без разработанного и выверенного маршрута – это угроза провала группы. Работа на месте без подготовки, без длительного изучения обстановки – угроза провала. Успешные операции готовятся неделями и месяцами. Просчитываются все варианты развития событий, варианты прикрытия и выведения группы с места проведения операции. Сейчас, видимо, о таких роскошных условиях при выполнении задания придется забыть. Даже неизвестно, куда придется направиться. Хорошо, если на территорию Советского Союза, но она почти вся освобождена, части Красной Армии повсеместно уже переходят государственную границу и гонят врага.
Шелестов снова развернул на столе карту, нашел на ней городок Гешти. Сравнив спичку с масштабом карты, он несколько раз приложил ее к карте, измеряя расстояние по прямой.
– Пятьдесят километров отсюда, – сказал он. – Это если по прямой. По дорогам будет семьдесят или восемьдесят.
– Вон две неплохие речные долины между гор, – показал пальцем Буторин. – Если двигаться по ним, то по любой из них относительно прямой путь. Да и не такой сложный. А дальше в низине уже проще идти напрямик к Гешти.
– Предлагаю уходить тихо и без свидетелей, – подсказал Коган. – Учитывая, что тут такие сложности и распри, не удивлюсь, что среди партизан есть парочка агентов-провокаторов. И они доложат немцам о загадочных русских, которые могут быть теми, с самолета.
– Согласен, – кивнул Шелестов. – Уходим завтра в ночь. Задача – собрать продукты любым способом. Со старшиной и его ребятами я поговорю сам.
– Риск, – покачал Коган головой. – Мы их не знаем.
– Оправданный риск, – возразил Сосновский, поднимаясь с лежанки и снимая с гвоздя кепку. – Ребята доказали, что они не предатели. Они сражались при нас с немцами. Никто же не возразит? А та группа, с которой они ходили в рейд? Румыны сразу бросились нас спасать, значит, группа, с которой наши ребята близки, с которыми ходят на задания, лояльна к русским. Это второе! А третье и немаловажное то, что бойцы изучили местность, знают, где на немцев можно натолкнуться, а где есть возможность обойти. Они тут полгода, а это что-то да значит. Я за них. А сейчас я на кухню.
Старшина Букин присел у холмика и стащил сапог. Теплый летний воздух коснулся натруженной вспотевшей ноги. Перематывать портянки и сразу натягивать сапог не хотелось, и старшина снял второй. Он сидел, чуть шевеля пальцами, и солнце пригревало лицо, босые ноги. «Надо портянки на кусты развесить, – лениво подумал артиллерист. – Пусть немного просохнут». Он полез в карман за кисетом, но тут же вспомнил, что второпях недавно сунул его в вещмешок. Курить хотелось, особенно на таком вот незапланированном отдыхе. Вставать и идти к мешку, который лежал в трех метрах от него, старшине тоже не очень хотелось. Но желание покурить победило.
Усмехнувшись своей накатившей лени, Букин лег на бок и потянулся к мешку, потом чуть подвинулся, сползая по мягкой траве, чтобы дотянуться до него, и тут же услышал голоса. Старшина сначала не понял, откуда эти голоса раздаются, но вдруг сообразил, что холмик, у которого он присел – это землянка. И рядом с ним отдушина. Землянка на окраине партизанской базы, не командирская, а временная. Ее используют, когда в отряд прибывают гости из штаба, связники, новые бойцы. И сейчас там кто-то был. Двое или даже трое, и они уселись у самой стены и негромко разговаривали. Но здесь отдушина, и они забыли о ней.
Говорили по-румынски, и Букин понимал не все. Он не узнавал голосов, но насторожило то, что говорили о русских. Сначала старшина подумал, что говорят о нем и его товарищах, с которыми они бежали из плена. Но потом он понял, что речь идет о русских разведчиках, которые летели на самолете и которых они спасли во время перестрелки с фашистами.
– Ты говоришь глупости, – утверждал низкий глубокий голос. – Хочешь сказать, что немцы перебили своих солдат, чтобы поставить нам провокаторов?
– Я не знаю, что там на уме у главного фашиста, может быть, он ненормальный, – проворчал хрипловатый голос и кашлянул. – А объяснений может быть много. Выбирай любое!
– Ты говори, что думаешь, что ты все намеками изъясняешься, – поторопил третий недовольный голос.
– Я и говорю, что мы же не знаем, кто был в немецкой форме, – начал раздражаться хриплый. – Может, это были вовсе и не немецкие солдаты. Мог провокатор их подговорить, чтобы партизаны переоделись в немецкую форму? Мог! Мог сказать, что за важными немцами гонятся? Мог! А эти теперь сидят у нас и руки потирают оттого, что в доверие к нам вошли.
– Предлагаешь проверку им устроить?
– Предлагаю! – твердо заявил хриплый. – К командиру идти надо, к Константиносу, и настаивать. А не пройдут, сомнения будут, так проще расстрелять их потихоньку, не поднимая шума.
– Нельзя расстреливать, – возразил мужчина с недовольным голосом. У нас и так в отряде согласия нет. Того и гляди, что он развалится на несколько групп и будем сами по себе. Штаб не одобрит! Если уж на что-то решаться, так на то, чтобы эти русские ушли, а надежные люди их там подальше встретили и перестреляли. Вроде на немцев они наткнулись!
Тихий стук в дверь заставил оперативников замолчать. Они разговаривали очень тихо, чтобы не выдавать своих планов, и понимали, что за ними приглядывают и могут подслушивать. Шелестов сделал знак приготовить оружие, а сам подошел к двери и спросил, имитируя сонный голос.
– Ну, кто там?
– Это я, старшина Букин, – раздался глухой голос.
Шелестов убрал толстый деревянный кол, которым они подпирали дверь изнутри на случай, если придется держать круговую оборону. Дверь без скрипа приоткрылась, пропуская темную фигуру артиллериста. Оперативники собрались у стола и склонили головы, едва не касаясь друг друга лбами.
– Дело такое, товарищ подполковник, – зашептал старшина. – Есть в отряде люди, которые хотят от вас избавиться. Не верят они вам, не доверяют и считают, что было бы проще, если бы вы исчезли.
– Ну, вот этого я и ждал, – ответил Шелестов. – А что же, командир ваш совсем ничего не решает?
– За его спиной кое-кто предлагает с вами разделаться. Есть, конечно, и те, кто хочет убедить командира, чтобы он принял решение, но есть и такие, что готовы сами все провернуть. Я, когда подслушивал их беседу, все пытался по голосам понять, кто же там внутри, в землянке этой. А потом вечером за ужином понял, что один из троих Михай. Это заместитель командира. То-то я слышал, что он покашливает, а за ужином увидел его, голос услышал с хрипотцой да с покашливанием, то сразу и понял все про него.
– Тебя никто за этим занятием не заметил? – спросил Буторин. – А то могли и специально спектакль разыграть, зная, что ты нам об этом разговоре доложишь.
– Нет, – помотал артиллерист головой с густыми, давно не стриженными волосами. – Голову на отсечение даю, что никто меня не видел.
– Голову побереги, – посоветовал Коган и повернулся к Шелестову: – Ну, надо решать. Старшине, конечно, спасибо…
– Подождите! – взволнованно заговорил Букин, перебивая Когана. Он стащил с головы берет и посмотрел в глаза каждому разведчику. – Товарищи, я, конечно, понимаю, что вам не до нас, но я вас прошу от имени всех нас троих – возьмите с собой! Ей-богу, не пожалеете. Мы и местность знаем, и по-румынски худо-бедно балакать научились. Да с боевой точки зрения. То ли дело четыре ствола в бою, а то ли дело семь. Ежели что, прикроем, на себя огонь примем.
– Что так-то, старшина? – остановил словесный поток Сосновский и насмешливо посмотрел на артиллериста. – Полгода хорошо было и вдруг стало тошнить?
– Всегда тошно было, – хмуро возразил Букин, – бить немчуру не позволяли, без толку сидели. Мы не для того из лагеря бежали, чтобы на курорте здесь сидеть. Вы вот появились, значит, серьезное дело у вас. Помочь хотим, имя свое обелить. А то ведь, знаете, как многие там считают. Если в плен попал, то трус, Родину предал.
– Отставить, старшина! – коротко приказал Шелестов. – Слушайте приказ. Сутки вам троим на отдых, почистить оружие, запастись тайком провизией и продумать маршрут выхода из лагеря, чтобы незаметно и быстро уйти на большое расстояние. Понятно?
В два часа ночи группа неслышно собралась на краю лагеря в кустарнике. Весь день русские делали вид, будто ходят как сонные мухи, а вечером, едва стало смеркаться, завалились спать. Уходили из своего сарая через лаз в нижней части стены. Крылов, который ждал разведчиков у лаза, сообщил, что удалось узнать пароль для выхода из лагеря через посты. Под утро должна выходить группа румын. Еще он сказал, что Букин предлагает не рисковать. Все-таки и у румын есть представление о дисциплине. На посту могут знать о том, что группа выйдет из лагеря в пять утра. И все, кто появятся раньше, могут вызвать подозрение. Да и специальное предупреждение о русских могли дать на постах по охране периметра лагеря.
– Разумно, – согласился Шелестов, лежа на земле и глядя, как его товарищи по одному ящерицами выползают из сарая. – Ну, а выход какой?
– Через минное поле, которое перед склоном с юго-запада.
– Ну ты действительно баснописец Крылов, – усмехнулся Сосновский, услышав предложение солдата. – И куда мы потом пойдем: кто без ног, у кого кишки на сосне.
– Нормально все. – Солдат улыбнулся скупой улыбкой. – Я эти мины с румынами там ставил.
– Ты же пехотинец, ты не сапер?
– А у нас в пехоте на «передке» знаете как? Пехотинец на «передке», он и сапер, и пулеметчик, и истребитель танков. Если надо, и разведчик, и повар. Все приходилось делать. А у румын здесь саперов нет почти совсем. Есть пара человек, кто когда-то пробовал установкой мин заниматься, вот и вся подготовочка. Так что я у них за старшего был, учил их. У меня там пометочки сделаны. Да и так на память помню, где что и как установлено. Не сомневайтесь, проведу.
Букин и Митя Пряхин ждали на краю лощины. Разведчики в темноте по одному, низко пригибаясь, подходили и ложились рядом. Наконец вся группа была в сборе. Имелось оружие, патроны и немного провизии, чтобы можно было продержаться пару дней и не думать о еде.
– Что в лагере? Тихо? – спросил Шелестов на всякий случай.
– Все как обычно, – отозвался Букин. – Мы ушли тихо. До утра не хватятся.
– Ну, давай, Сусанин, – шепнул Сосновский Крылову, – веди наше войско только тебе знакомыми тропами.
– Ну, тропа-то здесь одна, – непонимающе глянул на разведчика боец.
Договорившись, как идти, на что обращать внимание, первым двинулся Крылов. Он останавливался у каждой своей метки и ждал следующего за ним. Так, цепочкой они в течение получаса преодолевали минное поле, ступая след в след, не делая ни лишних шагов, ни лишних движений. Шелестов с беспокойством посматривал на небо. Не начинает ли оно предательски светлеть. Но черная безлунная ночь, казалось, и не собиралась уступать свои права утру.
Наконец минное поле закончилось, и Крылов, улыбаясь, присел на корточки и махнул рукой. Все, прошли!
– Черт, таких прогулок у меня даже весной на бульваре не было, – притворно простонал Сосновский, падая на траву.
– Что, наступить было некуда в вашей деревне? – еле слышно хохотнул Коган. – Под ноги приходилось смотреть? Не до девок…
– Какая деревня, Борис? О чем ты? – вздохнул Сосновский. – Я же говорю о волнении в груди, о чувствах. А ты о коровьем дерьме.
– Тихо вы! – присев рядом, сказал Шелестов. – Позубоскалить захотелось? Как гимназисты впечатлительные, ей-богу. Так, отсюда начинается стайерская гонка. Старшина, ты наш головной дозор и проводник. Пока темно, больше чем на двадцать метров не отрывайся, а то потеряемся тут. Мы идем группой: я, за мной Коган, потом Сосновский, и замыкает Буторин. Крылов и Пряхин прикрывают сзади. Дистанция тоже не больше двадцати метров. Все понятно? Букин, вперед!
Вытянувшись змейкой, группа бежала по редколесью. Бежать было бы совсем легко, потому что местность постепенно понижалась. Но валуны часто заставляли менять направление, перепрыгивать через них. А в полной темноте это было не очень приятно. Наконец небо на востоке стало светлеть, и Шелестов приказал сбавить шаг. По его предположениям, насколько он помнил карту, они прошли километров десять.
– Все, теперь идем плотнее, – приказал Шелестов, доставая из планшета карту. – Мы сейчас примерно вот в этой точке, где большой ручей впадает в реку. Спускаемся к реке и бегом к долине. Дальше краем лесного массива напрямик к Гешти.
– На карте правильно нарисовано, – вдруг подсказал Букин. – Только нам здесь будет не пройти. Там обвал произошел, оползень. Стена отвесная метров в пятнадцать. Обходить придется вот здесь по кряжу, а потом километрах в пяти южнее и в долину выйдем.
– Хорошо, меняем маршрут, – согласился Шелестов, вытирая лоб. – Где можем нарваться на немцев?
– Здесь вряд ли. У них небольшой гарнизон в Гешти, в тридцати километрах на юго-запад военный аэродром и на железнодорожной станции вот здесь севернее усиленная команда. Стрелки охраняют, за путями следят. Сюда они могут забрести только во время какой-то операции.
Свернув влево, разведчики снова побежали, но уже более плотной группой. Здесь места открытые, растягиваться на сотню метров не стоит. Выходя к кряжу, Шелестов на бегу бросил взгляд влево и тут же поднял руку со сжатым кулаком вверх, приказывая всем остановиться. Группа замерла, но Букин, который шел впереди, не видел ни знака, поданного командиром, ни людей наверху, пересекавших кряж.
– Кто это? – спросил Буторин, когда разведчики укрылись под старыми елями. – Немцы?
– Нет, – покачал Максим головой, вглядываясь в прогал между деревьями и с удовлетворением отметив, что Букин остановился и тоже укрылся за деревьями. – Мне кажется, что это наши друзья-партизаны, которые бросились за нами вдогонку. Боюсь, что это как раз те, которые нас опасались и мечтали от нас избавиться.
Румыны исчезли за камнями. Шелестов насчитал отряд человек в десять. Не так и много, если они только не устроят засаду. Из хорошо подготовленной засады десять автоматов положат всю группу за минуту. Глядя вверх и перебегая от дерева к дереву, вернулся Букин. Он кивнул на верх и хмуро сказал:
– Кажется, это как раз те. И Михая я там видел. Ничего хорошего.
– Есть другой путь? – спросил Шелестов, доставая карту.
Но он и сам понимал, что в горах, пусть и небольших, но сильно залесенных, с изрезанным ландшафтом, путей не так много. Кроме речной долины, в которую группа может спуститься, да пары мест, где можно пересечь кряж, других путей нет. Кроме пути назад. Но возвращаться и искать другой проход тоже было нельзя, потому что времени до встречи со связником оставалось мало. Было, конечно, указано в шифровке и другое место для встречи. Но каждый день отсрочки усложнит выполнение приказа. А задание и так предстояло нелегким, учитывая, что группу бросают туда абсолютно без подготовки, надеясь только на опыт оперативников.
– Только впереди и только назад, – ответил старшина. – Через кряж мимо своих постов они шли быстрее и обгонят нас, раньше выйдут к спуску в долину. Возвращаться тоже опасно. Я думаю, румыны догадались, что мы прошли через минное поле. Многие из командиров помнят, что Пряхин там ставил мины. Скорее всего, там тоже засада.
– Есть одно местечко, – вдруг хмыкнул Пряхин и задумчиво почесал в затылке.
– Ты про пещеру, что ли? – внимательно посмотрел Букин на своего товарища. – А это мысль!
– Ну-ка подробнее! – потребовал Шелестов.
– С детства не люблю пещер, – усмехнулся Сосновский, и оперативники собрались возле карты, которую командир расстелил на траве.
– Вот здесь, не доходя до спуска в долину, – показал на карте Букин, – есть промоина в виде пещеры, там вода пробила проход. Не очень отвесный, так что по нему подняться будет можно, и окажемся за спиной у румын. Может, и проскочим дальше, ко второму спуску, если они попытаются нам здесь дорогу перекрыть.
– А в чем проблема? – прищурился Коган. – Чувствуется, что вас что-то беспокоит в этом варианте.
– Да нижняя часть, где вода стекала, где щебень намыло, там, может, и не пролезет человек. Бывает, осыпается. Весной мы проходили там разок, а потом дожди были. Что там сейчас, я не знаю.
– Надо рисковать, – предложил Буторин. – Мы сейчас как в мышеловке! Одно дело, если румыны нас бросились догонять, чтобы арестовать и допросить, проверить на предмет сотрудничества с фашистами. А другое, если они нас просто перестреляют, как Букин вон слышал.
Шелестов был с ним согласен. Он сложил карту и сунул в планшет. Теперь вперед в передовое охранение ушли двое: Букин и Буторин. Не прошло и пятнадцати минут, как старшина остановился и указал на скалу, изъеденную ветрами и потоками воды. Глубокие продольные трещины тянулись сверху до самой тропы. Да и тропа наполовину была засыпана обломками скалы. Разведчики осмотрели нижнюю часть скалы, где трещина была самой глубокой. Отвалив несколько больших обломков и отбросив несколько валунов, они обнажили лаз, в который вполне мог пролезть человек. Букин попросил разрешения Шелестова отправить на разведку Пряхина. Самый щуплый из всей группы, он бывал в этих местах с товарищами и проходил по этому проходу.
Митя с готовностью кивнул, сбросил рюкзак, куртку и в одном свитере с автоматом в руках полез в дыру. Разведчики ждали, прислушиваясь. Вокруг было все спокойно. Самой большой неприятностью было бы услышать звуки выстрелов из пещеры. Но спустя минут десять оттуда посыпались мелкие камни, а потом показались ноги Пряхина. Пятясь, как рак, он выбрался из лаза, довольный и счастливый. Только немного запыхавшийся.
– Все в порядке, товарищ подполковник! Дорога чистая, как проспект. Внизу чуть ногу не сломал, пока пробирался, а выше все нормально, даже местами уступы, как ступеньки. До самого верха добрался, наружу голову высунул. Тишина. Никого.
Решение напрашивалось само собой. Если есть шанс обойти румын, за их спинами пройти ко второму спуску в долину, то это спасение. Почти единственное. Лаз в пещеру был не очень большой, но пролезть в него могли все, даже массивный Букин. Группа поднималась, подсвечивая себе фонариками из снаряжения разведчиков. Оступались, падали, даже камни скатывались вниз, но обошлось без серьезных травм. Несколько ушибов на войне не в счет. И когда группа поднялась на самый верх, наружу выбрались только Коган и Буторин. Они осмотрелись, прошли в обе стороны от пещеры на несколько десятков метров. И только убедившись, что здесь у пещеры никакой засады нет, все остальные стали выбираться наружу.
Шелестов еще раз развернул карту. Вся группа, включая бывших военнопленных, собралась вокруг него.
– Дело серьезное, и ошибиться нам никак нельзя, – заговорил Максим, посмотрев в глаза каждого. – Запомните, в зависимости от роли каждого, не важно, как мы сейчас разделимся, но кто-то из группы должен пройти и быть на месте встречи со связником. Это приказ. Поэтому моим заместителем назначаю, как обычно, Буторина. Я и старшина Букин идем первыми. В нескольких шагах за нами Пряхин. После того как мы определим позицию румын, Пряхин возвращается и передает информацию. Ты, Виктор, ведешь группу в обход. И только после того как пройдете, присылаешь ко мне Пряхина. И мы тихо отходим и догоняем вас в пределах десяти километров. Повторяю, ждать нас не нужно!
Разведчики выслушали приказ спокойно. Сколько уже было таких ситуаций, а то и пострашнее и поопаснее. И схема всегда работала. Кто-то прикрывает, кто-то готовится принять удар на себя, чтобы остальные выполнили задачу. Обычное дело, иначе никак. Бывшие партизаны хотели что-то возразить, но офицеры посмотрели на них так холодно, что Букин и его товарищи послушно опустили головы. Это был не партизанский отряд, здесь все серьезнее. Это стало понятно по тому, как эти странные люди, наверняка сотрудники НКВД, отнеслись к приказу. Как к обыденным делам. Как к решению, кто сегодня чистит картошку, кто моет котел, а кто лежит в боевом охранении и кормит комаров.
Увидев, как Букин со своими товарищами делит магазины к «шмайсерам», Коган покачал головой. Бойцы удивленно посмотрели на него.
– Большого боя не будет, – пояснил Коган. – Вы думаете, что держать оборону придется, как в окопе посреди чистого поля, когда на тебя враг рядом идет, да еще и с танками? Патроны нужны группе, потому что неизвестно с чем и когда они столкнутся. Вдруг им придется прорываться с боем или, наоборот, отходить? Букину и командиру нужны гранаты. Вот самое эффективное оружие в обороне в горах. Тут очередями поливать не придется. Только прицельная стрельба и только короткими очередями. Ни ты, ни на тебя в полный рост никто в атаку не пойдет. Скорее будут стараться обойти сзади, сбоку.
Хуже всего, что пространство впереди было относительно открытым. Шелестов и старшина присели на корточки у последней скалы, перед которой лежала открытая местность, изредка прикрытая лапами невысоких елей. Судя по карте, впереди за выступом скалы вправо местность постепенно понижалась, а потом уступами спускалась к реке, прорезавшей эти скалы еще в незапамятные времена.
– Я могу подняться вон туда на карниз, – указал Букин вверх. – Если осторожно, то они меня не увидят, я от них буду скрыт. А вот я румын, может, и увижу. Разрешите, товарищ подполковник?
– Тихо! – Шелестов схватил старшину за рукав и оттащил за скалу.
Букин сразу замолчал и закрутил головой, вжимаясь спиной в скалы. Немцы шли тихо. Они часто останавливались и прислушивались. Вот где-то впереди покатились камешки, и автоматчики сразу замерли. Их было человек двадцать при двух ручных пулеметах. Эмблемы горных егерей Шелестов заметил сразу. Серьезные ребята, только почему они идут со стороны лагеря партизан? Егеря заблудились? Такого не бывает. Значит, объяснение одно – они выследили группу румын, которая прошла здесь недавно. И если бы Шелестов со своими ребятами вышел из пещеры хотя бы на десять минут раньше, все они попали бы под плотный огонь. Спрятаться здесь негде, отступать некуда. Назад в пещеру, так немцы сразу забросают ее гранатами. Спина похолодела. Шелестов ощутил, что только что они избежали смертельной опасности. А ведь точно у румын в лагере предатель. Неслучайная эта встреча с егерями.
Когда немцы прошли, а спустя пару минут прошли еще двое автоматчиков из замыкающего боевого охранения, Шелестов отправил Букина следить за группой егерей, а сам вернулся к пещере. Буторин подтвердил, что видел группу немцев. И он был согласен, что немцы выслеживали румынских партизан.
– Что будем делать? – спросил Виктор.
– Дадим фашистам перебить партизан? Пусть румыны шли за нами не с добрыми намерениями, но там не все гады, там есть те, кто просто добросовестно исполняет приказы, и те, кто просто сражаются за свою Родину. От ошибок никто не застрахован, а карать смертью за ошибки – некрасиво.
– Выходим все наружу, – хмурясь, приказал Шелестов.
Хмурился он от того, что все эти события совсем не имеют никакого отношения к их заданию, но он должен идти на поводу у этих событий, да еще и воевать за чужие цели. Хотя если разобраться, если смотреть глубже, то помощь румынским партизанам – это все равно борьба с гитлеровцами. Какая разница, где их уничтожать. Но у него был приказ, и исполнять он в первую очередь должен свой приказ. Все остальное – просто эмоции. Но перешагнуть через себя, через свою совесть он тоже не мог.
– Крылов, остаетесь здесь! Найдите себе позицию, постарайтесь задержать немцев, если они снова появятся в нашем тылу. Главное, свяжите их боем. Остальные за мной. Я послал Букина вперед. В зависимости от его сведений и примем решение, как действовать дальше.
Федор Крылов, снимая с плеча автомат, понимающе кивнул, коротко ответил «есть» и пошел назад по тропе. Остальным Шелестов махнул рукой и быстрым шагом двинулся за немцами. Но отойти от пещеры далеко они не успели. Впереди вдруг разразилась страшная перестрелка. Почти сразу в работу включились немецкие пулеметы. Им вторили короткие сухие автоматные очереди. Букин, лежа за камнями, отчаянно махал рукой, призывая пригнуться. Приказав всем залечь, Шелестов побежал вперед, у самых камней упал и пополз к старшине.
– Конец румынам! – потыкав пальцем вниз на склон, сказал Букин, пытаясь перекричать звуки стрельбы. – Они нас снизу ждали и свою спину немцам подставили! У них потери уже, им прятаться негде. Сейчас всех положат!
Шелестов обернулся и махнул рукой своим бойцам. Когда группа подбежала и разведчики упали рядом, прислушиваясь к шуму боя, Максим приказал:
– Растягиваемся на три точки, открываем огонь одновременно. Выбиваем пулеметчиков, потом остальных.
– Ты все учел? – с сомнением спросил Коган, доставая из кармана гранаты. – А если потом румыны на нас кинутся?
– А ты понимаешь, что нам не пройти вперед и назад пути нет, потому что немцы назад потом пойдут? – резко спросил Шелестов. – А если все же проскочим, ты спать потом спокойно сможешь?
– Опять эмоции, – проворчал Коган и повернулся к Буторину: – Пошли, Виктор! Сделаем фрицам неприятность.
Шелестов и Букин расположились за камнями в нескольких метрах друг от друга. Коган и Буторин отошли влево и сейчас находились почти на фланге у немцев. Сосновский и Митя Пряхин поднялись на скалу, на высоту нескольких метров над тропой, и устроились на карнизе, откуда им было видно все поле боя. Хороший обзор, но вести огонь не очень удобно. Стрелять придется «с руки» или «с колена». Шелестов взмахнул рукой, и граната полетела в сторону немецких пулеметчиков. От взрыва разлетелись в разные стороны обломки камня, свалился пулемет. Пулеметчик упал на бок. Его второй номер пополз в сторону, оставляя на камнях кровавый след, и тут же сверху на немцев обрушился огонь из автоматов. Еще две гранаты со стороны Буторина полетели вниз. Замолчал второй пулемет. Немцы падали один за другим, пытаясь найти укрытие, пытаясь отстреливаться. Но укрыться от огня, который по ним велся сверху, было негде. Егеря были перед русскими как на ладони. Они сейчас сами оказались в таком же беззащитном положении, в каком совсем недавно были партизаны.
Бой был скоротечным. Сосновский и Пряхин сверху короткими очередями добили тех немцев, которые пытались уйти на нижнюю тропу, спасаясь от огня. Через пару минут все стихло. Остались только распростертые на камнях трупы да притихшие румыны, которые так и не поняли, что произошло. Сосновскому сверху было видно, что партизаны потеряли больше половины своих людей. Если бы не помощь русских, меньше чем через минуту они все были бы мертвы.
Букин поднялся, держа автомат над головой и делая покачивающие движения. Он кричал по-румынски, что это свои, что немцы уничтожены. На карнизе сверху поднялся в полный рост Пряхин. Своим бойцам Шелестов запретил пока показываться. Не исключено, что румыны посчитают все это ловушкой, а ужас неминуемой смерти может затмить рассудок. Они могут решить, что сейчас уничтожат и их самих вместе с немцами. Наконец со стороны партизан поднялся мужчина. Автомат он держал в опущенной руке, по щеке у него стекала струйка крови. Шелестов не понимал, о чем партизан говорил с Букиным. Наконец, румыны поверили и стали подниматься наверх, проходя между трупами немцев. Увидев Шелестова и других русских, румын нахмурился.
– Это Петру Кодряну, – представил румына Букин. – Он командир группы в отряде, и я с ним однажды ходил на операцию, была стычка с немцами, и он меня в бою тогда видел. Хорошо, что это он. Другой мог бы и не поверить.
Румын заговорил. И когда он закончил, Букин перевел:
– Он удивлен, что вы спасли их. Он считает, что мы знали, что группа послана за нами, чтобы вернуть нас, а если откажемся выполнить их приказ, перестрелять.
– Переведи ему, старшина, что мы не враги друг другу, что мы братские народы и его Родина и моя находятся под пятой ненавистного врага. И наша цель уничтожить гитлеровцев. И мы можем и обязательно будем вместе, плечом к плечу сражаться против немцев. Переведи это!
Румын снова заговорил, кивая. Автомат он повесил на плечо и вытер лоб рукавом. Букин перевел его слова.
– Петру говорит, что мы, русские, всегда его удивляли. Он помнит рассказы своего отца, который воевал в шестнадцатом году и сталкивался с нашими солдатами. Он говорит, что теперь понял сам и передаст детям, что с русскими надо дружить. Нет друга великодушнее и надежнее, чем русские.
– Правильные слова, – кивнул Шелестов и протянул руку партизану.