4

Они убили русских семерых,

Аварца лишь оставили в живых.

Вокруг лежат убитые друзья, —

Их кровь, еще горячая, струится, —

А он стоит, как раненая птица,

И крыльями пошевелить нельзя.

На смерть товарищей глядит без страха

Танкист, земляк мой, горец из Ахваха,

Глядит на них, завидует он им,

Он рядом с ними хочет лечь восьмым.

В его душе тревога и обида:

«Зачем я жив? Настал ведь мой черед!»

Враги не знают Магомед-Загида,

Им неизвестен горский мой народ,

Они лукавят: «Русские убиты,

А ты — чужой им, ты совсем другой,

К погибели ненужной не спеши ты».

…Земляк, всегда гордились мы тобой,

И знаю: в это страшное мгновенье

Ты горцев вспоминал, свое селенье,

И реку, что несется между скал,

Ты именем аварским называл.

Но как в твоей душе заныла рана,

Всех ран твоих острей, товарищ мой.

Когда тебе, джигиту Дагестана,

Сказали, будто русским ты чужой!

Ты поднял черные свои ресницы, —

Нет, не слеза блеснула, а гроза!

Сначала плюнул ты врагам в глаза,

Потом сказал им, гордый, смуглолицый:

«Я — русский, я — советский человек,

С убитыми сроднился я навек.

Мы — братья, дети мы одной страны,

Солдаты родины, ее сыны».

Так он сказал тогда, на грани смерти,

Так он сказал врагам, и вы поверьте,

Что ради рифмы к тем словам его

Я не посмел прибавить ничего.

Так он сказал, и выстрелы раздались, —

Как русского, враги его боялись, —

И с выжженною на груди звездой

Упал на землю горец молодой.

Загрузка...