С 5 по 22 июля 1943 года на Курской дуге происходило одно из величайших сражений Великой Отечественной войны, в котором Советская Армия одержала блестящую победу над отборными гитлеровскими войсками.
Мне, участнику этой знаменательной битвы, хочется рассказать об особенностях подготовки наших войск к решающим операциям.
Весенняя пауза в действиях обеих сторон была использована для подготовки летнего наступления.
Фашистское командование мечтало о реванше за Сталинград и втайне готовило мощный удар, чтобы вырвать военную инициативу из рук советского командования.
…В начале марта, вскоре после успешных боев за Донбасс и Чугуев, наша мотострелковая бригада сосредоточилась в районе села Боровое того же района Харьковской области. Части были основательно пополнены за счет прибывшего из Сибири и Урала резерва.
Перед командованием, политотделом и парторганизациями бригады встала серьезная задача — в кратчайший срок сколотить боеспособные подразделения.
День и ночь кипела работа. Надо каждого бойца и командира поставить на свое место, учесть его опыт, знания, физическую подготовку, равномерно и правильно расставить коммунистов и их верных помощников — комсомольцев.
К концу апреля все роты и батареи, будучи укомплектованными до 100 процентов штатной численности личного состава, боевой техники и вооружения, имели свои партийные и комсомольские ячейки.
В любую погоду, днем и ночью проводились тактические учения, боевые и учебные стрельбы, совершались длительные марши.
Штабы и политический отдел, командиры от самого старшего и до командира отделения, расчета ревностно изучали боевой опыт только что закончившихся боев.
Победы Советской Армии воодушевляли всех нас на подвиги, помогали преодолевать повседневные трудности.
Коммунисты и комсомольцы, показывая образцы беззаветного служения Родине, несли слово великой правды беспартийным воинам. Скоро офицеры штаба бригады увидели, что программа боевой подготовки обучения и сколачивания частей успешно завершена. Боевое мастерство и высокая воинская дисциплина — вот что мы видели всюду.
Интересно заметить насколько гибко была поставлена партийно-политическая работа. При выходе в поле, на боевых стрельбах зачитывались приказы и объявлялись благодарности за успехи в учебе, вручались боевые ордена и медали. Молодое пополнение видело, что ни один боец не забыт. Самоотверженность и отвага — высший закон воина в бою.
Бригада, несмотря на большую возрастную и образовательную, а также многонациональную пестроту, стала вполне кадровой, готовой к выполнению самых тяжелых боевых задач.
И вот, началось… В ночь с 6 на 7 июля получен приказ: совершить 200-километрорый марш, выйти, на второй оборонительный рубеж в район станции Прохоровка.
Форсированным маршем, в среднем по 60 километров в сутки, идут бойцы, изнывая от духоты, посеревшие от пыли.
Всем ясно, куда и для чего мы идем, у всех одно желание, как можно скорее прийти на указанный командованием рубеж, прочно стать на нем и сдержать немцев любой ценой.
9 июля бригада заняла заранее подготовленную оборону в районе села Красное Курской области.
Потные и усталые бойцы повалились на землю. Старшины проверяли своих бойцов, раздавали патроны и сухой паек. Вскоре установилась тишина. Многим уже снились зеленеющие поля родного колхоза, цветение садов, лица любимых, родных. Вместе с тревогой за судьбу близких, росла злоба и ярость на захватчиков, посмевших нарушить мирный труд и счастье.
«Стоять на смерть! Не пропустить врага!»… — засыпая еще раз задумался я над словами приказа.
Стало светать. Командиры подняли людей.
И снова в сознании их ожил приказ: ценой любых потерь и самой жизни не пропустить врага к станции Прохоровка, удержать занимаемый, рубеж до подхода гвардейского танкового соединения.
Командир мотострелкового батальона майор Балуев лучше всех выразил мысли воинов. Он заявил командиру бригады:
— Задача, поставленная вами для нас ясна и понятна. Умрем, но ни одного метра советской земли не уступим врагу.
В 8 часов утра над обороной появился разведчик «Фокке-Вульф». Сделав два круга, самолет скрылся, и тотчас же начали рваться снаряды и мины в боевых порядках нашей пехоты. На медпункты потянулись первые раненые…
А через некоторое время партия тяжелых немецких бомбардировщиков сбросила бомбы со значительной высоты. Столбы дыма и поднятой земли заволокли небо. Еще не успела рассеяться пыль, как вынырнули 25—30 пикирующих бомбардировщиков, «коровников», как их в шутку называли солдаты за ревущие сирены. Круто переваливаясь на нос, один за другим кидались они на передний край, сбрасывая мелкие и средние бомбы, а за ними, опускаясь к земле и строча из пулеметов, носились «мессершмидты».
Только за один этот день на сравнительно небольшой участок, занятый бригадой, было совершенно свыше 600 самолето-вылетов. Но укрытия и окопы надежно сохраняли войска от потерь.
Гитлеровцы применяли шаблонную тактику: вначале работала авиация, потом громила артиллерия и минометы, после этого атаковали танки.
Когда появлялась очередная группа атакующих фашистских танков, создавалось впечатление, что оборона не устоит против грозно лязгающей, грохочущей и несущей смерть всему живому стальной громады.
Но земля вспыхивает перед немецкими «тиграми». Значит не погибла наша армия, родная земля сохранила советских воинов.
Артиллеристы, выкатив пушки из укрытий на прямую наводку, бьют в самые уязвимые места немецких танков: по гусеницам, по люкам и в борт.
Установленные в капонирах легендарные «тридцатьчетверки» ведут огонь по «титрам». Из траншей поднимаются десятки противотанковых ружей и бьют по щелям вражеских машин.
Артиллерия и минометы с обеих сторон стреляют непрерывно. Разрывы бомб и снарядов слились в сплошной рев.
На батарею старшего лейтенанта Ажиппо, обороняющую исключительно ответственный участок, наступает до 20 танков, в большинстве «тигры». Артиллеристы держат врага на прицеле.
На расстоянии 800 метров загорелись первые три танка. Подкалиберные снаряды, примененные артиллеристами, сделали свое дело.
— Ура! — кричат наводчики.
Над батареей повисли «юнкерсы» и беспрерывно бомбят отважных артиллеристов.
…Тяжело ранен командир огневого взвода старшина Плюхин. Погибли лучшие наводчики Богуславский и Попов. Убито и ранено до 40 процентов, но батарея с еще большей яростью отбивается, а танки ползут и ползут.
На место убитого наводчика к орудию становится сержант Борисов — комсорг дивизиона. Подпуская на предельно-близкое расстояние, он без промаха расстреливает танки. Ему помогают раненые бойцы. Выстрелы следуют один за другим и снова горят «Тигры».
Борисова заметили и по его орудию сосредоточен шквальный огонь. Комсорг не слышит визга осколков, свиста пуль и снаряд за снарядом посылает врагу. Смерть ему не страшна, он думает совсем о другом.
Горят еще два вражеских танка. До орудия Борисова остается не больше 150 метров, сейчас «тигры» раздавят его вместе с орудием! Но бесстрашный советский воин поджигает еще две машины, а остальные трусливо поворачиваются назад.
Семь гитлеровских танков уничтожил в том бою Михаил Борисов и только после того, как была отбита последняя атака его отправили в тыл, с тяжелым ранением в голову. Так сражались доблестные артиллеристы бригады.
Позднее правительство присвоило Борисову высокое звание Героя Советского Союза.
Так дрались с захватчиками сотни других бойцов соединения.
По инициативе коммунистов и комсомольцев в подразделениях открылись «счета мести» и каждый стремился открыть его первым.
Старший сержант Балконов — рудокоп с рудника Тукан на Урале, — находясь с двумя бойцами в разведке, обнаружил в лесу траншею, занятую гитлеровцами. Подобравшись, разведчики забросали траншею гранатами, а затем с криком ура кинулись на врага. 18 немцев, побросав оружие, сдались в плен. Десятки трупов валялись в траншее. Трое смельчаков привели пленных в штаб.
…Бронебойщик Окороков не растерялся, когда перед ним появилось 20 танков. Он смело открыл огонь из своей «бронебойки» и поджег головную машину.
Бронебойщики-комсомольцы Коновалов и Чумаков отразили атаку 15 вражеских танков. Сержант Минаев, командир противотанкового орудия, уничтожил три танка. Наводчик Губайдуллин подбил один танк. Орудийный расчет сержанта Баранова уничтожил три вражеские машины.
Командир взвода роты автоматчиков младший лейтенант Морозов проник со взводом в расположение противника и в упор расстреливал из автоматов пехоту захватчиков. Смело действовали в том бою автоматчики Назимов, Кожемякин и многие другие, доведя свой счет до десяти истребленных фашистов.
Огневой взвод лейтенанта Красноносова уничтожил десять фашистских танков. Санитарка Подоренко Аня под сильным огнем противника вынесла с поля боя до 40 раненых бойцов и офицеров вместе с их оружием, за что и была награждена орденом Красного Знамени.
Под артиллерийским огнем и бомбежкой восстанавливали и поддерживали проводную связь телефонисты Смирнов, Мышалов, Анищенко, Рузаев, Сафин и другие во главе с лейтенантом Ткачук и начальником связи майором Зенкович.
Мастерами смелой разведки прославились Старостин, Фатеев, Глушко, Веткал, Зайцев, Кирдяшкин, Уразов и другие.
Подобные проявления массового героизма, доблести и презрения к смерти наблюдались во всех подразделениях. Люди горели одним желанием, как можно больше уничтожить захватчиков, их боевую технику, чтобы раз и навсегда отучить фашистов от посягательства на нашу землю.
Озлобленный неудачей противник с яростью обрушил на нас массу смертоносного артиллерийского огня, партиями по 60—70 самолетов непрерывно бомбил и штурмовал оборону. Но его усилия разбивались о стойкость советских воинов.
Командир 2-го мотострелкового батальона капитан Быков и его заместитель по политчасти старший лейтенант Череп так организовали оборону, что в три раза превосходящие силы фашистов, после пяти атак, позорно отступили на исходное положение.
Неудивительно, что только за два дня наше соединение уничтожило 80 фашистских танков и свыше 1500 солдат и офицеров.
Были у нас тяжелые потери. В боях погибли, как герои, парторг батальона рабочий Белорецкого завода капитан Бондаренко, лейтенант Горелов, лично подорвавший фашистский танк и раздавленный им, командир роты противотанковых ружей старший лейтенант Конюхов, младший лейтенант Лунев и другие воины соединения.
…Поздно вечером 11 числа в тылу наших войск послышался грохот и лязг танков. Я в то время был помощником начальника штаба по разведке.
Чьи танки, свои или фашистские? Это был далеко не праздный вопрос. Начальник штаба приказал мне любыми средствами немедленно установить принадлежность боевых машин и куда они движутся.
Не теряя ни минуту, отправился навстречу грозной технике. Какова же была радость! На больших скоростях подходили танки прославленного в боях гвардейского соединения маршала бронетанковых войск Ротмистрова.
Ранним утром танки Ротмистрова и части бригады атаковали противника в тот момент, когда немецкие соединения танков двигались навстречу.
У совхоза «Комсомолец», в трех километрах западнее станции и села Прохоровки, встретилось свыше 1200 машин. Завязалось невиданное по своей мощи и упорству танковое сражение. Местность позволяла применить такую массу машин именно здесь. Это учитывали фашисты, но это же самое учло еще раньше Наше командование, разгадавшее замысел врага.
Советские танкисты уже знали к тому времени, что на фашистских «тиграх» стоит мощное артиллерийское вооружение и хорошая броня. Наши танки врезались в боевые, порядки гитлеровцев и таранили «тигров». Ряды перемешались.
Лишенные в ближнем бою преимуществ своего вооружения фашистские «тигры» расстреливались нашими «Т-34» в упор.
Сквозная атака советских танкистов была настолько стремительной, что первая волна наших танков пронизала весь боевой порядок противника. Широкое поле между железной дорогой и речкой, протекавшей вдоль железной дороги, оказалось тесным для массы столкнувшихся танков.
Сражение продолжалось до позднего вечера. Лишь под покровом ночи стороны разошлись на исходные позиции. Кто же победил?
На другой день мне пришлось побывать на этом поле и я увидел невероятное зрелище. Сотни вражеских и наших танков, разбитых и сгоревших стояли повсюду. Местами «тигры» и «Т-34» сцепились, да так и застыли в смертельных объятиях.
Силой взрывной волны у некоторых танков башни были снесены и отброшены на десятки метров. Экипажи погибали либо в машине, либо под гусеницами танков, так много их было вокруг.
Да, это была жесточайшая танковая битва, и хотя отошли и те и другие, но победа осталась за нами. Враг не прошел к Прохоровке.
…Гитлеровское командование отдало приказ о переходе к обороне, а на другой день, неожиданно, начало отход. Понеся огромные потери в людях и боевой технике, фашисты потеряли Надежду на успех.
Ставка на «тигров» оказалась битой.
В боях под Прохоровкой потерпели крупное поражение отборные гитлеровские танковые и пехотные соединения. Это на много приблизило фашистскую армию к неизбежному краху.
В боях под Курском и Орлом в полной мере и еще раз проявилось не только высокое мужество советских воинов, защищавших от врага родную землю, не только отличные качества Советской Армии и ее боевой техники, но так же и превосходство советской военной науки, оперативного искусства и тактики.
Победила советская тактика наращивания усилий за счет ввода резервов На избранном главном направлении, победили советские люди, сплоченные под знаменем Коммунистической партии, выпестованной великим Лениным.
Бои за овладение и удержание плацдарма на западном берегу реки Нарев в сентябре — октябре 1944 года вошли в золотой фонд советской военной истории и несомненно представляют большой интерес и в наши дни.
В то время я служил заместителем командира танковой бригады по строевой части. События крепко врезались в память.
…Общая обстановка на фронте к концу марта характеризовалась значительным затишьем. Фронт стабилизировался на линии Великие Луки, Овруч и далее на юг, юго-восток. Образовалось два выступа: один на юге, другой — на севере.
Гитлеровцы назвали северный выступ «Белорусским балконом». С этого «балкона» был кратчайший путь в Германию. Но фашистские главари почему-то считали, что Советская Армия удара из Белоруссии наносить не будет. Также рассуждали многие пленные офицеры. Например, плененный советскими войсками командир 12-го армейского корпуса генерал-лейтенант Мюллер показал, что в мае 1944 года на совещании Кейтель говорил:
— Русские не скоро перейдут в наступление. Решающий удар следует ожидать на западном участке фронта.
Другой пленный, генерал-лейтенант Эммерсдорф, ссылаясь на того же Кейтеля, заявил:
— Главное направление наступления Советской Армии будет на Львов и на Румынию.
Весной части нашего танкового корпуса получили значительное пополнение боевых машин.
Солдаты и офицеры восхищались отличным качеством новой боевой техники и благодарили рабочий класс Урала за такой подарок.
…Форсировав реку Нарев (Польша), советские воины приближались к выполнению заветной мечты — доконать врага на его собственной территории.
Как мы преодолели Нарев и удержали плацдарм я и хочу рассказать.
Линия фронта проходила северо-восточнее Варшавы, 30—35 километров восточнее реки Нарев.
Наш гвардейский танковый корпус, взаимодействуя с стрелковыми соединениями 2-го Белорусского фронта, должен был после прорыва фашистской обороны общевойсковыми соединениями армии на рубеже Брок — Вышкув войти в прорыв, отрезать пути отхода противника, с ходу захватить переправы южнее Пултуск, овладеть плацдармом и удержать его до подхода главных сил армии.
Вот как это происходило.
В первых числах сентября танковая бригада вышла в исходный район для наступления — лес в 10—25 километрах юго-западнее Брок. О том, что мы скоро перенесем войну на территорию врага, никто не сомневался, и поэтому, когда стало известно, что наше соединение должны ввести в прорыв в первый же день операции, бойцы встретили с большим воодушевлением.
Чтобы скрыть от немцев выход бригады на исходное положение, мы все передвижение танков и машин производим ночью при беспрерывном полете самолетов из женского полка ночных бомбардировщиков ПО-2.
…Ранним утром после непродолжительной артподготовки стрелковые соединения армии пошли в атаку и через 2—3 часа оборона врага была прорвана.
3-й танковый батальон с десантом автоматчиков, назначенный в передовой отряд, вошел в прорыв, а за ним и главные силы бригады.
Передовой отряд на своем пути уничтожил вражеские очаги сопротивления и скрылся за перелесками. Донесений от него не поступало. Я поехал, чтобы узнать обстановку и выяснить причины нарушения связи. 4—5 километров промелькнули быстро, а батальона все нет и нет. Вдруг слышу бой слева, в направлении города Вышкув. Как потом выяснилось, наши стрелковые части очищали город от противника. Впереди и справа было удивительно тихо.
Свежий след танковых гусениц, ярко отпечатавшихся на земле, вел нас вперед. Скоро мы подъехали к железной дороге. Перескочив за насыпь, неожиданно оказались в расположении роты противника. Десятки гитлеровцев вскочили, увидев перед собой один «виллис», взялись за оружие. Нас выручило хладнокровие. Выпрыгнув в кювет, мы залегли.
Гитлеровцы кричат: «Рус, сдавайся!» А мы кричим: «Хенде — хох»! Огонь с обеих сторон продолжался минут пять-десять.
Но вот раздался шум приближающегося танка. Заслышав его, гитлеровцы кинулись в лесок, вдогонку им мы открыли сильный огонь.
Подходим к мосту через реку Нарев и видим, как бегут на тот берег гитлеровские вояки. Перемешались воинские части и обозы. Создалась большая пробка.
Танки Капитонова давят обоз, пробиваются к переправе. В этот момент на мосту показался пучок пламени. Один пролет моста рухнул в воду. Значительная часть обоза и перепуганных солдат, оставшихся на нашей стороне, сдались в плен.
Вдруг кто-то крикнул:
— В копнах скошенного хлеба прячутся фрицы.
И верно. Копны шевелились и вздрагивали. Оккупанты, застигнутые врасплох, прятались, они готовы были провалиться сквозь землю, но она их не принимала.
— Вылезай, поганая тварь, — шумят автоматчики-десантники и шуруют копны чем попало.
Сначала вытащили на «свет божий» двоих насмерть перепуганных гитлеровцев. Из остальных куч повыгоняли еще десятка два солдат.
Стали искать брод. Подошел польский крестьянин и показал его в стороне от моста. Измерили — глубина подходящая. Ждать нечего.
Танки передового отряда, не встречая сопротивления, форсировали реку. Теперь надо захваченный берег удержать за собой. Надвигался вечер.
Подошли главные силы. Ночью мост восстановили. К утру бригада продвинулась на 5—7 километров, но дальше пробиться не могла. Неприятель подтягивал резервы и оказал упорное сопротивление. Мы перешли к обороне. Всюду рылись траншеи, укрытия для боевой техники.
Мост через Нарев играл теперь огромное оперативное значение, и фашисты стремились уничтожить его.
Части танкового корпуса получили самостоятельные участки для обороны. Подходили стрелковые соединения. На плацдарме через несколько суток плотность войск значительно возросла. Все мы понимали, что скоро начнется решающая драка, не только за плацдарм, но и за его расширение.
Плотность боевых порядков врага также росла с каждым днем. Огневые налеты фашистской артиллерии все чаще и чаще тревожили нас, и мы несли неизбежные потери.
13 сентября немецкая артиллерия и шестиствольные минометы несколько часов подряд обстреливали наши окопы. Наконец, показались пехотные цепи солдат и не менее сотни танков. Начиналась мощная контратака врага.
Несколько раз пыталось немецкое командование уничтожить советские части на плацдарме, как видно, он им не давал покоя. Появилась еще одна танковая дивизия врага, и теперь фашисты располагали тремя сотнями танков, в том числе новейшими «королевскими тиграми» и «пантерами».
1-го и 2-го октября немцы потеснили нашу пехоту на первой и местами на второй позиции, но прорваться к реке Нарев не смогли. Бои приняли упорный и кровавый характер.
К вечеру 5 октября наше положение стало критическим. До моста через Нарев оставался один километр и фашисты рвались туда, не считаясь с жертвами. Сражение шло по всему фронту, противник имел численное превосходство в пехоте, артиллерии и танках. В нашей бригаде ранены и убиты десятки бойцов, в числе все три командира танковых батальонов выбыли из строя. Особенно большие потери были среди автоматчиков.
Героизм и самопожертвование наших воинов были изумительны.
Был такой случай: солдат-пехотинец вскочил во время атаки немцев на их самоходку, забросал экипаж гранатами, овладел машиной и привел ее в наше расположение. К сожалению, не сохранилась фамилия этого богатыря. Его отвага вызвала бурю восторга. О нем писали армейские и фронтовые газеты, поэты слагали стихи.
В те же дни один экипаж 1-го танкового батальона подбил три танка противника, зажег «пантеру» и на опушке леса захватил немецкое орудие.
На плацдарм к рассвету прибыл полк танков «ИС». Фашисты, не подозревая появления мощных советских машин, смело двинули к мосту своих «королевских тигров».
Выйдя из засады, советские исполины первым же залпом подбили двух «тигров». Со второго залпа еще один фашистский танк загорелся. Вражеские экипажи ринулись убегать, но были схвачены и пленены.
На помощь к защитникам плацдарма шли подкрепления, 6-го и 7-го октября советские войска отбросили противника на исходное положение. Опасность прорыва была ликвидирована.
После октябрьских боев немцы больше не пытались наступать. Наши части накапливали силы для очередного броска. «Северный балкон» советское Верховное главнокомандование использовало превосходно.
Во второй половине января 1945 года советские войска перешли в решительное наступление, и наш танковый корпус повел свои могучие танки в направлении Гдыни.
Удержав плацдарм на реке Нарев, воины-герои доказали тем самым всему миру, на что способен советский боец.
Это помнят советские люди, пусть об этом знают и наши враги.
После освобождения Мелитополя наша стрелковая дивизия совершила стопятидесятикилометровый марш к северному берегу Сиваша.
…Отступая, фашистские войска угоняли мужчин и женщин, забирали скот, жестоко расправлялись с непокорными, сея смерть и опустошение.
Перед советскими воинами постоянно стояло зарево пылающих сел и деревень.
— Скорей бы догнать шакалов и дать им по кровавым лапам, — не раз говорили бойцы и еще быстрее шагали вперед.
На опушках перелесков, в оврагах и дефиле гитлеровцы оставляли засады, пытаясь задержать передовые части. Вспыхивали короткие схватки, но марш дивизии ни разу не нарушался.
Враг спешил выиграть время, оторваться подальше от наступающих русских.
Проливные дожди, сопровождавшие бои за Мелитополь, прекратились, земля обсохла, установились теплые солнечные дни и только ночные холода напоминали о глубокой осени.
Мы шли на юг, поднимая завесы пыли, подолгу висевшие в безветренной тиши. Но вот появились первые солончаки — верные признаки близости Гнилого моря. Скоро мы увидели синевато-стальную полосу воды, а за ней уходящую к горизонту желтеющую степь. Это был Сиваш.
Колонны еще тянулись к побережью, охватывая мыс Кугаран с трех сторон, а на холме командир стрелкового корпуса генерал Неверов уже отдавал приказ полковнику Майкову:
— Тщательно разведать броды и сегодня же форсировать задав.
— Слушаюсь, — глуховато доложил замкомдив, на которого неожиданно свалилась такая ответственность.
— Организуйте спасательные группы, — напутствовал генерал уходившего Майкова.
…Разведку бродов вел лично командир саперного батальона майор Братчиков с отделением сержанта Каманина. Второе отделение рядового Гололобова вел полковой инженер Виктор Воронович.
Обе группы вошли в соленые воды Сиваша. На том берегу еле заметен мыс Джангара.
— Три километра ширина и метр глубина, — говорили данные. Надо пройти до того берега, вернуться и повести за собой части.
Переправочные средства дивизии еще не подошли. Рыбацких лодок поблизости не оказалось, а форсировать надо немедленно, пока враг не успел снять войска с Перекопского перешейка из района Армянска, где шли ожесточенные бои.
Подразделения отдыхали в многочисленных промоинах побережья, и каждый боец старался собраться с силами, оглядывая водную гладь, по которой все дальше уходили саперы.
Разведчики вышли к мысу Джангара, обследовали берег: утешительного мало и поспешили назад. Неожиданно над серединой залива на бреющем полете пронесся вражеский истребитель, обстрелял разведгруппу из пулеметов. Стало ясно, что за Сивашем немцы ведут наблюдение.
А в это время на митингах воинам читали телеграмму Ставки Верховного Главнокомандующего. Поздравления советских воинов с успешным началом форсирования Сиваша и вступлением на Крымскую землю вызвало восторженные крики ура.
И вот уже бойцы первого эшелона дивизии вошли в неприветливые воды Гнилого моря. Час назад мягкий ветерок еле колыхал хилую травку. Теперь дул восточный бриз и гнал через Генический пролив в сторону брода воды Азовского моря. Спокойная поверхность залива зарябила. Вскоре темно-бурые, пепельно-серые плесы заволновались, покрылись барашками. Вода стала прибывать.
Громко чавкала липкая грязь под босыми ногами солдат. Тело обжигала холодная вода. Стало ясно, почему Сиваш называется гнилым. Тухлый запах воды, изобилие вязкой грязи у берега, киселеобразная масса темно-серого цвета на середине — вот его характерные признаки.
«Движение без остановок», — это требование знали все. Ноги засасывает, если станешь хоть на минуту.
Волны становились крупнее, одна за другой ударяя в плечо: Горько-соленую воду каждый ощущал на собственных губах и думал: «Хоть бы поскорее избавиться от этой тухлятины».
Посуровели лица солдат. Широкая водная грязь и постепенное повышение уровня воды создавали мрачное настроение, особенно у тех, кто не умел плавать, а таких было много. От холода у «старичков» судорогой сводило ноги. Рослые, крепкие, физически развитые воины все чаще оказывали помощь тем, кто послабее, беря часть ноши себе. Бойцы не просто шли, а несли на себе обувь, оружие, боеприпасы, снаряжение и продовольствие.
Появился еще один враг — надвигался вечер. Ориентиры начали исчезать. В разных направлениях послышались тревожные восклицания.
На том берегу догадались, зажгли костры. Вспыхивая один за другим, костры манили к себе уставших бойцов. На душе потеплело и тревожные голоса постепенно утихли. Стало слышно только упрямое булькание и чавкание воды.
Перелом настроения прибавил сил. Наконец подразделение за подразделением стали выходить на берег.
Ручьями стекает с одежды вода, голова кружится от проклятого запаха, а в глазах все еще рябит горько-соленая волна.
— К кострам не подходить, не закрывать ориентир, люди на воде, — кричит кто-то резко. А как хочется хотя бы разок протянуть к ласкающему пламени окоченевшие руки, лишь один раз вдохнуть теплую струйку воздуха, но командиры властно зовут к себе, собирают отделения, взводы и роты и уводят подальше на материк. Получен приказ уходить на оборонительный рубеж.
Одеть сырую, намокшую обувь совсем не просто, но еще хуже идти в ней.
Только теперь бойцы заметили, как свистит ветер. «Как же пройдут остальные, вода уже по грудь?» — думает Братчиков и, не утерпев, обращается к Вороновичу:
— Второму эшелону еще тяжелее будет идти. Надо подбавить дров в кострах, чтобы виднее ориентиры были. — Капитан быстро ушел исполнять поручение.
Остервенелый ветер хлещет солдат, согреться можно только движением. Никаких укрытий нет. Бойцы молча шагают по песку, еле передвигая потертые ноги.
Солдат Гусев шел недалеко от Братчикова. Надо как-то развеселить людей, и он нарушил молчание.
— Правда, нет, товарищ майор, я слыхал, будто эта гнилая вода от хвори избавляет. Ревматизм, там, наросты всякие, веснушки снимает?
— Правда-правда, и я слыхал, — подхватил разговор ординарец комбата, шагавший за майором, — мозоли, к примеру, более суток не держатся.
Солдаты будто ждали этого. Каждый на свой лад повернул то, что еще минуту назад казалось большой неприятностью. Стало вдруг ясно, что совсем уж не так страшен черт, как его малюют. Гусев затянул песню, но командир оборвал. Это было уже слишком.
Шагали всю ночь. На рассвете вошли в татарскую деревню, она казалась безлюдной. У колодца, как на колхозном базаре, не протолкнуться. Каждый хочет припасть губами к живительной влаге и набрать поскорее флягу пресной воды.
В полдень у следующего селения сделали большой привал. Ветер внезапно утих. Солнце пригрело посеревших солдат, и они с удовольствием сбросили с себя груз, сняли шинели, чтобы досушиться.
Неожиданно привели пленного.
Обер-лейтенант, если верить ему, — «земельный комиссар» данного района. Гитлеровский холуй разъезжал на двуколке по окрестным деревням, брал на учет скот. Рослый и пухлый, как боров, фашист с недоумением смотрел на русских солдат и был явно не в духе. Зато настроение советских бойцов значительно повысилось. Рыжий детина повеселил их вдоволь, когда принялся доказывать, что он нес советским людям счастье.
Командование 17-й немецко-румынской армии не предполагало, что так скоро появится настоящий хозяин на крымской земле: не учли уроков гражданской войны.
В 1920 году красные дивизии под командованием прославленного полководца М. В. Фрунзе перебрались в брод через Сиваш, западнее мыса Кугаран, нанесли сокрушительный удар по врангелевским войскам и сбросили их в Черное море.
История повторилась. Как и двадцать три года назад к бродам Сиваша привел советских воинов Иван Иванович Оленчук, колхозник села Строгоновка. Он хорошо знал каждый залив, каждый мыс Гнилого моря, где какая глубина, как меняется режим воды при изменении погоды. А в это время его старший сын Александр Оленчук в составе орудийного расчета отражал яростные атаки гитлеровцев на Перекопском валу.
Припав друг к другу, спали бойцы. Но хозяйственникам было не до сна. Нужно было приготовить обед изголодавшимся людям.
К полудню авиаразведка донесла: «Противник перебрасывает войска в сторону плацдарма». Дивизия получила задачу: «Прочно закрепиться на достигнутом рубеже и разгромить подходящие части врага».
Майков собрал командиров и отдал приказ на оборону. После уточнения позиций на местности подразделения потянулись занимать оборону. Остаток дня и всю ночь рыли окопы. Шанцевого инструмента не хватало, работали посменно.
Подносились патроны и гранаты. На артиллерию не рассчитывали, она также, как и многое другое, была за Сивашем и переправить ее, казалось, нет возможности.
Утро было туманное, немцы могли нагрянуть незамеченными.
Лишь часам к одиннадцати развеялся туман, осел в лощины, засверкали лучи солнца. Взору освободителей Крыма предстала широкая степь с небольшими холмами впереди. Где-то впереди послышалась редкая ружейно-пулеметная стрельба. Скоро перестрелка оказалась совсем рядом. Боевое охранение, отходя на фланг, заставило противника развернуться. Беспрерывный треск пулеметов перекинулся на весь участок дивизии и разгорелся бой.
— Танки, танки идут! — кричат наблюдатели.
Это известие ошеломило. Гул моторов нарастал, хотя ни одной машины пока не видно. Чем их бить? Ни одной пушки с собой.
— Подготовить связки гранат! Противотанковые ружья к бою! — разнеслась по окопам команда.
Машины противника дали первый залп.
— Самоходки, самоходки! — разглядев, докладывали все те же наблюдатели.
— Хрен редьки не слаще, — острили бронебойщики, получше прилаживаясь к противотанковым ружьям.
Степь огласилась ревом и свистом снарядов и мин, щелканьем и дзеньканьем десятков тысяч пуль. Появились раненые и убитые.
Рукопашной схваткой дивизия отбила натиск. Гитлеровцы отступили и залегли. Отошли и самоходки, но огня не прекратили.
Перегрупировавшись, фашисты снова пошли на нас, огонь их усилился. За цепью пехотинцев двигались самоходки.
И снова рукопашная схватка решила исход сражения.
— Кишка тонка против советского воина, — кричал Гусев.
Немцы откатились назад. Самоходки ушли в лощину. Огонь наших противотанковых ружей нанес серьезные повреждения вражеским машинам.
Оттесненные подразделения вновь заняли свои окопы. Раненых отправили к зеленой посадке, где расположились медпункты, штабы, склады боеприпасов. Посадка не велика, но словно магнит притягивала к себе людей. Не зря противник так настойчиво рвался к ней.
Под вечер гитлеровцы начали окапываться.
— Нам нужна артиллерия, как воздух, — горячился Майков.
Выполняя приказ командира, Братчиков собрал свой отряд и повел знакомой дорогой к бродам. Главное — время, и он торопил солдат, подбадривал, как мог.
Лучи догоравшего солнца скользили по степи, заглядывали в утомленные глаза бойцов, идущих на исключительно важное задание.
— Запевай, Кобылин, — крикнул Братчиков помкомвзводу, когда отошли от переднего края. Старший сержант приосанился, расстегнул воротник пожелтевшей гимнастерки, набрал побольше воздуха в легкие и затянул:
По военной дороге
Шел в грозе и тревоге…
…На примитивных плотах по вязкому дну половину расстояния тянули груз вручную. Сколько проклятий Гнилому морю отпустили в ту ночь великие труженики войны — саперы. К утру артиллерийский дивизион стоял на огневых позициях. Это был подвиг, о котором в горячке событий забыли написать военные корреспонденты.
С рассветом немцы пошли снова в атаку, но вскоре убедились в тщетности своих усилий.
Немецкое командование решило ликвидировать плацдарм ударом во фланг и тыл. Учитывая это, нашей дивизии было приказано подойти ближе к Перекопу.
Снова на марше. Темнота, окутавшая колонны, то и дело озаряется вспышками от выстрелов орудий где-то на кромке горизонта.
И вот мы на новом месте, опять захрустела земля под лопатой. И так до утра.
Чтобы восполнить хоть в какой-то мере недостающий для переброски боеприпасов, продовольствия и медикаментов транспорт, корпусу выделили девять «У-2». «Мессера» выслеживали «воздушных снабженцев», перехватывая их над Сивашем, и «У-2» заметно таяли.
Насыщенность сивашской воды солью равна ста семидесяти граммам на один литр воды. Соли так много кругом, что даже воздух напоен солеными парами. Соль повсюду — на одежде, на лицах, на руках.
С первого дня форсирования от саперного батальона был выделен взвод для переброски грузов на табельных переправочных средствах, подходивших ежедневно. Бойцы построили примитивные землянки для жилья и обогрева людей. Работая с утра до поздней ночи, успевали делать не более двух рейсов. Через неделю у них появились на теле простудные гнойные язвы, приносящие невероятные страдания. Трудоспособность бойцов-саперов катастрофически падала, и на смену им был послан второй взвод.
На северном берегу Сиваша, в ближайшем селении, был открыт дом отдыха. Все саперы Братчикова побывали там на пятидневном отдыхе и на лечении. Этот сравнительно короткий срок восстанавливал боеспособность воинов, и они благодарили командование за проявленную заботу.
В ротах было мало бойцов, а фронт — широк. На переднем крае солдат от солдата нередко располагался в пятидесяти метрах. Отсутствие шанцевого инструмента задерживала отрывку траншей и ходов сообщения, без чего не мыслится современная оборона.
Люди, не жалея сил, кропотливо рыли твердую суглинистую почву, сближаясь друг с другом. Нужно было замкнуть передний край сплошной траншеей и связать его с тылом.
Обстрел противника был настолько силен, что днем из укрытий показаться было нельзя. Все снабжение протекало в темноте. Ночью выносили раненых, доставляли патроны, снаряды и мины, пищу и воду, медикаменты. Интенсивный огонь врага при освещении местности ракетами не давал покоя и ночью, поэтому ходы сообщения в тыл имели исключительное значение.
Пресная вода на плацдарме ценилась на вес золота и являлась серьезным фактором успеха. За воду шла неутомимая, скрытая и открытая борьба. У колодцев постоянно толпились бойцы с бурдюками, термосами и флягами. Все шумят и спешат получить воду в первую очередь, и у всех время не ждет.
Только здесь я по-настоящему познал ценность этой самой обыкновенной и привычной в обыденной жизни влаги.
Важно отметить еще и то, что куда ни кинешь взор, везде вода, всюду лиманы. Куда бы ты не пошел, обязательно столкнешься с водой. Часто приходится переходить лиманы вброд. А ну-ка попей, пропусти глоток воды, чтобы освежить горло, устранить сухость во рту. Куда там! Нет сил припасть к ней, так она горька по вкусу и отвратительна по запаху.
Грунтовые воды не глубокие, но они сильно засолены. В одном литре такой воды содержится от десяти до пятидесяти граммов солей. Вот почему отрывка колодцев не спасала положения, а очищать воду, мы к сожалению не имели возможности.
У колодцев круглосуточно дежурили наряды, воду делили между всеми. Бойцы в окопах ждали ее даже с большим нетерпением, чем пищу.
Еще хуже обстояло с топливом, необходимым для приготовления пищи. Ежедневно сотни людей отвлекались из боевых порядков для поисков в степи шаров курая, основного вида топлива и для приготовления пищи, и для обогрева людей.
Чтобы приготовить обед в походной кухне на роту, нужно было собрать несколько повозок курая. Горит он, как порох, только успевай подкладывай.
Нашлись «рационализаторы». В разных местах плацдарма валялись приготовленные для взрывных заграждений в начале войны морские мины диаметром свыше метра. Они лежали и ржавели с ввернутыми взрывателями, неиспользованные в силу неблагоприятных условий обстановки. «Рационализаторы» — заготовители топлива — вывертывали взрыватель, а мину буксировали к пищеблоку. Там зубилом пробивали отверстие в корпусе мины и извлекали взрывчатое вещество, которое и использовалось как топливо для приготовления пищи.
Все шло до поры до времени хорошо и гладко. Но вот один из таких «заготовителей» после многократных попыток не сумел вывернуть взрыватель и решил испытать его оружием. После нескольких выстрелов пуля попала во взрыватель, произошел сильный наружный взрыв, от которого пострадало несколько человек, покалечило лошадей и перевернулась походная кухня. На этом и кончилось использование взрывчатки как топлива.
Подошли, наконец, армейские и фронтовые инженерные части с легким переправочным парком. На лодках и паромах началась перевозка боеприпасов, артиллерии, продовольствия.
Резкое колебание уровня воды в проливе, естественное для середины ноября, затрудняло работу саперов и понтонеров. Вода то подходила к берегам во время приливов, то удалялась на сотни метров, оголяя вязкую вонючую тину, засасывающую груженные лодки и паромы. Сколько надо вложить человеческих усилий, чтобы сдвинуть с места паром! Обычно свыше ста человек саперов выделялось на каждый паром, и они доставляли его на противоположный берег, будучи по пояс в холодной воде, а у берега их снова поджидала засасывающая по колено сивашская грязь. Солдаты и офицеры инженерно-саперных бригад, работая на этой переправе, проявляли повседневный героизм.
У переправы скапливались большие массы людей. Всюду маячили бойцы, паромы и лодки. Вое это не могло остаться незамеченным. Над переправой постоянно висела вражеская авиация, и дальнобойная артиллерия беспрерывно обстреливала этот участок.
С появлением над проливом фашистских стервятников движение прекращалось, солдаты брались за оружие. С паромов били пулеметы, наспех приспособленные для огня по воздушным целям. Ружейно-пулеметная стрельба с воды (противовоздушной обороны на берегах все еще было очень мало) заглушалась пронзительным свистом авиабомб, шквальным огнем пулеметов и пушек врага. Поднимались водяные столбы с илом и грязью. Образовалось много воронок на дне пролива, серьезно мешая переправе. Попадая в невидимые ямы, воины нередко гибли.
Командование приняло решение построить мост на рамных опорах с мыса Кугаран на остров Русский длиною около двух километров, а с острова Русский на Крымский берег протянуть гать протяжением километр.
4-го ноября бригада Павлова и Поплавского начали строительство. Бревна доставлялись из района Мелитополя.
Лесозаводы превращали их в брусья и доски. Работа кипела на обоих берегах Сиваша и на острове. На возведение гати привлекалась часть подразделений дивизий, оборонявших плацдарм. Три тысячи двести кубических метров лесоматериала и сорок тонн поковок ушло на сооружение моста. Четыре тысячи семьсот штук фашин, шестьдесят тысяч земленосных мешков с грунтом и двести тысяч кубометров земли уложено в тело дамбы.
Тридцать пять суток строилось сооружение. За это время паромно-лодочная переправа доставила на «малую землю» три с половиной тысячи тонн различных запасов, триста пятьдесят орудий мелкого и среднего калибра, свыше полсотни автомашин и тракторов. Но это еще было слишком мало для освободителей Крыма. Противник совершал постоянные налеты, бомбил мост. Дамба разрушалась, и приходилось все начинать сначала.
В ночь на 10-е декабря мост и гать были готовы к приемке транспорта. Пропустили пробный груз. Установили предельную нагрузку в десять тонн.
На другой день вечером семьдесят пять самолетов врага разрушили мост в пяти местах. Его восстановили саперы. На третий день все повторилось, и так было почти каждый день. Пятьдесят девять мест моста общей протяженностью в тысячу триста погонных метров разрушил враг за время эксплуатации, а переправа работала, перебрасывая все больше и больше солдат, орудий, машин на Крымский материк.
Однако наличие одного моста, систематически подвергающегося авианалетам и обстрелам, не обеспечивало сроков подготовки фронтовой операции по освобождению Крыма.
Инженерные войска 20-го декабря начали строить еще одну комбинированную переправу восточнее балочного моста. День и ночь с обеих берегов строилась насыпная дамба. Новую переправу строили инженерные соединения Толковникова, Павлова, Поплавского, Березина и Савельева. Общее руководство строительством осуществлял начальник штаба инжвойск фронта полковник Баданин. Дамбы возводились из суглинка с добавлением курая. По откосам клали камышовые маты, предохраняющие от размыва.
Более тридцати пяти тысяч кубометров земли уложили в тело дамбы.
Даже тогда, когда все было готово, с трудом верилось, что удалось осуществить такое большое сооружение. Воины-строители, гордые сознанием важности исполненного, торжествовали большую победу. «Переправа № 3 готова!» — рапортовали они командованию.
Зимний ветер кружил снежные сырые хлопья, серела вечерняя мгла. Не успели саперы поужинать, как косматые гребни волн зашумели у свай, зарокотали у дамб. К утру разразился буран и шторм. Волны, невиданной на проливе высоты, превратили Сиваш в бушующее море. Трое суток свирепствовал шторм. Саперы и понтонеры, поднятые по тревоге, свыше 70 часов боролись за жизнь моста и дамб, но не смогли сдержать взбесившейся стихии.
Гнилое море размыло дамбы, безжалостно раскидало 50-дневный труд десятков тысяч людей, изранило наплавной и ранее построенный балочный мост. Ни одна переправа не работала.
Группа инженеров в тесной землянке готовит новые расчеты строительства дамбы. Нельзя отступать перед слепыми силами природы, надо одолеть их.
…И снова неутомимые труженики войны, саперы, взялись за свое скромное оружие: пишу, топор и лопату.
К 5 марта дамбы отстроили вновь. Восьмитонный наплавной мост в тысячу триста метров плавно покачивался на воде, соединив берега Сиваша, и накопившийся поток транспорта, воинские части и соединения хлынули необратимым потоком в Крым. На концах дамб соорудили пристани и пятидесятитонные паромы повезли тяжелые танки «ИС».
Организовано зенитное прикрытие переправ, но фашистская авиация по-прежнему ведет интенсивные налеты. Если в начале жертвы несли, как правило, саперы, то теперь нередко гибли бойцы переправляющихся частей.
Сорок тысяч одних авиабомб сбросили гитлеровцы на переправы, а сколько тысяч снарядов упало туда же?
Химики пришли на помощь зенитчикам. Обширный район они прикрывали дымом. Только за один месяц было израсходовано 176 тонн дымосмеси и свыше 60 тысяч дымошашек.
Могилы на северном берегу Сиваша — немые свидетели героической эпопеи. Они хранят многие тайны о воинах-героях саперных частей.
Теперь все чаще на «малой земле» бойцы слышат шум танковых моторов, видят следы гусениц и каждый стал догадываться — скоро!
Плацдарм превратился в неприступную крепость для немцев.
В апреле началась артиллерийская канонада такой силы, о которой только мечтали. В воздух волна за волной поднимались краснозвездные бомбардировщики и истребители, унося смертоносный груз на головы захватчиков. Заиграли гвардейские катюши.
Войска 4-го Украинского фронта наголову разгромили немецко-фашистскую группировку и 9 мая освободили Севастополь. Крымская земля вновь стала свободной.
Вскоре на затихшем берегу Сиваша недалеко от переправ бойцы Советской Армии в знак вечной признательности саперам воздвигли памятник.
На постаменте надпись:
«Вечная слава саперам — героям Сиваша,
воинам Великой Отечественной войны
павшим за независимость нашей Родины».
Прошло много лет с тех пор. На Крымской земле давно исчезли следы войны. Но память о героических днях не померкнет в сознании людей.
Жители села Ново-Покровского и окрестных деревень, комсомольцы и молодежь, школьники, и пионеры в день Победы проводят митинги, возлагают венки к памятнику Славы саперам, приносят цветы на братские могилы.
Одним из первых приходит туда председатель Ново-Покровского сельсовета бывший воин В. И. Стручаев, участник освобождения Крыма.
Двенадцать раз Стручаев переправлял военные грузы, технику и людей с «большой земли» на «малую» в ноябре 1943 года. На его глазах воины Советской Армии в невероятно трудных условиях победили фашистского зверя.
Александр Иванович Оленчук, сын легендарного патриота, работает и поныне в Крыму в колхозе имени М. И. Калинина. Его отец Иван Иванович Оленчук умер в 1952 году и его похоронили на братской могиле в родном селе Строгоновка, рядом с героями Сиваша.
На Урале немало ветеранов войны, участников героической эпопеи освобождения Крыма. Их воспоминания и рассказы о героях Сиваша служат воспитанию героизма советского народа.
Миллионная Квантунская армия находилась в Маньчжурии свыше 14 лет, построив за эти годы мощную оборону вдоль границ Советского Союза. Одних только укрепленных пунктов районов, одетых в железобетон, было более 10. 3 из них (Холун-Аршанский, Джалайнур-Маньчжурский и Хайларский) были на Забайкальском направлении.
Укрепрайоны имели от 3 до 7 мощных огневых сооружений на километр фронта. Широко развитая система противопехотных и противотанковых заграждений в сочетании с гористой местностью придавала «урам» непреодолимый характер, и самураи считали, что они сидят действительно за неприступной стеной.
Наша армия в составе Забайкальского фронта главный удар наносила в направлении Хайлар, Цицикар, а вспомогательный — вдоль железной дороги — Маньчжурия — Хайлар.
Пулеметно-артиллерийская бригада, которой я командовал, предназначалась для боевых действий на вспомогательном направлении. В первых числах июля она сосредоточилась в районе Бугутар в двадцати километрах севернее станции Отпор, получив полосу для наблюдения и изучения противника в Джалайнур-Маньчжурском укрепрайоне. Мы знали, что от границы СССР до станции Цаган ландшафт пересеченный, холмистый, грунт твердый, а от станции Цаган до Хайлара — песчаные дюны, дорог нет, местность трудно проходима для автотранспорта и танков.
В 90—95 километрах от границы начинались отроги Большого Хингана, достигающие на гребне 3,5 километра высоты. Валуны и местами леса усугубляли непреодолимость хребта. Движение было возможно только по единственно улучшенной дороге вдоль «КВЖД». От таких «вводных» трещала голова, но задачу предстояло решить во что бы то ни стало.
Приступили к обучению частей действиям при прорыве укрепленного района. Подобрали сходные участки местности, построили на них типичные для японских укрепрайонов сооружения. Как правило, тактические занятия и учения, боевые стрельбы из всех видов оружия вплоть до артиллерии и авиации проводили во взаимодействий со средствами усиления пехоты.
За действиями японских гарнизонов велось неослабное наблюдение. Выявлялись огневые точки, сектора обстрела, вооружение и численный состав гарнизонов долговременных огневых точек (дотов).
К 5 августа мы знали состояние 60—70 процентов дотов и знали, что часть гарнизонов на ночь уходила в казармы, оставляя дежурные сооружения.
Была установлена примерная очередность смены дежурств. Все это было очень важно для нас.
Из разных источников к этому времени стала известна и дислокация японских частей. Например, Джалайнур-Маньчжурский укрепленный район занимали две пехотные бригады в составе шести батальонов каждая. Хайларский укрепрайон занимала пехотная бригада в составе 7 батальонов. Кроме этих бригад, в гарнизонах Джалайнур, Цаган, Хайлар располагались части 2 пехотной дивизии и ряд охранных и специальных частей.
Обучая подразделения, мы создали специальные группы блокирования по числу выявленных долговременных огневых точек и готовили их по 16—20 дней.
Наконец стала известна боевая задача бригады: прорыв Джалайнур-Маньчжурского укрепленного района на участке гора Бугутар — гора Постоялка шириною в 5 километров, движение в направлении города Джалайнур. Глубина прорыва — 15 километров.
Закипела работа, в воздухе запахло порохом. Прибыли части и подразделения усиления: танковый батальон «Т-34», полк 203 мм орудий, истребительный противотанковый полк и две роты саперов. 8-го августа изучали боевые задачи и отрабатывали взаимодействие подразделений и частей.
Зная, что подавляющее большинство японских гарнизонов дотов уходит на ночь в казармы, я решил атаку провести без артиллерийской подготовки и под покровом ночи овладеть основными опорными пунктами противника.
Командующий оперативной группой генерал Фоменко мое решение утвердил.
В 9 часов вечера было получено боевое распоряжение: начало атаки армии 5 часов 20 минут утра. Занятие исходного положения для атаки, закончить к 2.00. Командарм подтвердил свое согласие на атаку пулеметно-артиллерийской бригады без проведения артиллерийской подготовки. На всем остальном фронте армии артподготовка планировалась в течение 80 минут. Это означало, что я со своей бригадой начинал атаку на час двадцать минут раньше моих соседей справа и слева.
Ровно в 4.00 бригада, имея впереди танки с десантом блокировочных групп и пехотой, на предельных скоростях атаковала Джалайнур-Маньчжурский укрепленный район.
Как мы и предполагали, большая часть сооружений не была занята японцами и в эту ночь, а дежурные сооружения врага не смогли воспрепятствовать нам.
Блокировочные группы соскакивали с танков и быстро обезвреживали солдат сопротивляющихся сооружений. Японцы не ждали нападения и были ошеломлены стремительным ударом. За весь бой мы потеряли убитыми всего 11 человек и 16 — ранеными, захватив 21 ДОТ противника с вооружением и снаряжением, до 10 орудий и 70 человек пленными. Большое количество японцев было убито.
Удачно начав наступление, бригада вышла в тыл противника.
В ходе боя штаб бригады перехватил по радио распоряжение японского коменданта укрепленного района, адресованное командиру пехотного батальона. Комендант требовал отбросить «красных». Но было уже поздно. Прикрывшись с тыла пулеметно-артиллерийским батальоном майора Абраменко, ротой танков и отдельным артдивизионом, главные силы бригады продолжали наступление, встречая незначительное огневое сопротивление отходивших разрозненных групп противника. Темп нашего наступления, к сожалению, не совпадал с запланированным, и мы только к вечеру подошли к городу Джалайнур.
Атакой с хода и в лоб мы не смогли прорваться в город и лишь утром следующего дня, когда два батальона обошли Джалайнур, японцы бежали. Мы без особых потерь овладели городом.
Абраменко, занявший две небольшие высоты, контролирующие железную дорогу, встретил огнем пехотный батальон японцев, контратакующий из города Маньчжурии, заставил его залечь, а затем ударил совместно с танками во фланг и полностью его разгромил. Лишь небольшие группки японцев в беспорядке отошли.
Бойцы бригады знают, какую славную роль сыграли наши танки при прорыве Джалайнурского укрепрайона. Они подходили к сооружениям вплотную и прямыми попаданиями в амбразуры выводили их из строя. Танкисты подавили большое количество огневых точек врага, чем и способствовали успеху боя при малых потерях.
В Джалайнуре бригада получила новую задачу: развивать наступление на Хайлар и быть готовой к прорыву Хайларского укрепленного района.
За четыре дня боев части заняли станцию Цаган, Шарахунде, Ваньгунь и к вечеру 14-го августа совместно с подошедшими стрелковой дивизией и артбригадой подошли к Хайларскому укрепленному району. Но атака с хода не удалась.
В это время главные силы армии, обходившие Хайлар, вышли к подножию Большого Хингана и, захватив подвижной состав, устремились по железной дороге в глубь Маньчжурии. Японцы всячески мешали продвижению армии, но остановить восемь стрелковых дивизий были не в состоянии.
В тылу нашей оперативной группы, теперь уже в составе двух бригад накопились значительные отряды японцев, остаток разгромленных сил Джалайнур-Маньчжурского укрепленного района и города Джалайнур.
Перерезав наши коммуникации, японцы стали угрожать тылам, а в ночь на 14 августа, когда мы были под Хайларом, они ворвались в полевой подвижной госпиталь, полностью вырезали раненых и весь медперсонал. Когда дошла печальная весть, генерал Фоменко снял одну артиллерийскую бригаду из-под Хайлара и направил ее для уничтожения противника, действующего в тылу.
Таким образом, к моменту удара на Хайлар наша пулеметно-артиллерийская бригада осталась одна.
Песчаные дюны в районе станции Цаган вынудили оставить танки и автотранспорт и перейти на конную тягу.
Железная дорога на Хайлар начала действовать только 15 августа, и к исходу дня в мое распоряжение прибыл первый эшелон с крупнокалиберными пушками. Начиналась подготовка к решающей атаке Хайларского укрепрайона.
Шесть стрелковых рот, усиленных артиллерией, вели разведку боем. Артиллерийские штабы и командиры вплоть до командира орудия засекали обнаруженные доты и другие цели и наносили их на планшеты. В результате удалось вскрыть почти все доты на скатах высот, обращенных к нам.
16 августа после 20-минутной артподготовки части бригады снова перешли в наступление, но лишь к вечеру овладели первой грядой высот Хайларского укрепрайона.
На следующий день разведка боем продолжалась, и к вечеру удалось захватить гребень второй гряды. Сильный ливень помешал разведке третьей гряды высот.
Через два дня выдалась ясная погода. С 5 до 7 часов утра разведка была возобновлена, а с 8.40 до 9.00 артиллерия снова провела артподготовку и батальоны пошли в атаку. Два часа напряженного боя не дали результата. Японцы яростно оборонялись, обрушивая на атакующих массу огня. Подвезенный накануне боекомплект снарядов и патронов к 10 часам утра подходил к концу, и я подал команду частям бригады отойти в исходное положение.
Велико же было наше удивление, когда в 10 часов 15 минут мы увидели большое белое полотнище на японском КП. В течение 3—5 минут из всех видов оружия мы дали максимум огня, и японцы выбросили белые полотнища над каждым дотом. Это была капитуляция. Хайларский укрепрайон перестал существовать.
Почти вся Маньчжурия и часть Китая были уже освобождены советскими войсками, и японцам ничего другого не оставалось, как немедленно капитулировать и на нашем участке, но мы об этом узнали позднее.
Тысячи японских солдат были взяты в плен. Характерно, что наши потери были в несколько раз меньше, чем японские, и это несмотря на наступление! Сказывались прекрасная боевая подготовка советских воинов, наличие совершенной техники и оружия.
Наша бригада за героизм, проявленный в боях, была награждена орденом Красного Знамени.