Солнце далеко

3

Вуксану, секретарю Союза коммунистической молодежи Первой роты, это ночное собрание запомнится навсегда. Здесь впервые пошатнулось его мальчишеское представление о партии. Он и мысли не допускал, что коммунисты, тем более старые и хорошие коммунисты, могут расходиться в мнениях, ссориться и даже чуть ли не ненавидеть друг друга.

Все обстоятельства сложились так, что собрание оказалось необычным.

Полночь. Вьюга неистово воет, будто хоронит самую смерть. Отряд окружен, люди изголодались и ослабели; стужа и страх преследуют их даже во сне. Комиссар будит народ и зовет в штаб. Комната полна дыма. Коммунисты прижались друг к другу, стуча зубами от холода. Некоторые еще не совсем проснулись и громко ворчат. Прислонившись к соседу, многие сразу же засыпают, не дожидаясь оглашения повестки дня. Начал Павле…

— Перед нами, товарищи, только один вопрос: что делать в создавшейся обстановке? В штабе существуют разные мнения. Каждый из нас защищает свою точку зрения и не может от нее отказаться. Дело вот в чем…

Павле говорит, а Вуксан думает: «Как же они могут спорить между собой? Ведь они руководители и старые коммунисты? Значит, кто-то из них оппортунист… Но кто? Разумеется, Уча прав — на Ястребце мы хозяева. Зачем бежать от своей базы?.. А Гвозден — дурак. Вот что значит душа мелкого собственника! Если у человека частная собственность — значит, он плохой революционер. Спи себе да ешь и жди пока немцы уйдут. Ему что? Правда, Гвозден предан партии. Странно! Почему Павле так ведет себя? Зачем идти к Мораве и Копаонику, когда там шевельнуться негде — везде четники. Люди обмануты, их настроили против нас. Если бы сейчас было лето, мы бы ушли в кукурузу… Уклоняться от борьбы… Все эти интеллигенты одинаковы. Как я смею так думать о комиссаре? Неправильно!»

Гвозден и еще некоторые партизаны часто прерывали Павле, и он вынужден был несколько раз энергично призывать их к порядку.

«…Не похоже на партийное собрание. Они ссорятся друг с другом. Нужно всех наказать и выбрать нового руководителя. Они пытаются расколоть ячейку. А потом расколют и отряд. Им что? Паникуют… Это не певческое общество!»

Вуксан вопросительно посмотрел на товарищей. У всех на лицах ясно можно было прочесть изумление. Дремавшие поднимали головы и озадаченно глядели на Павле.

Уча заявил, что будет говорить последним, когда выслушает мнение присутствующих; Гвозден, как всегда, поддержал Учу.

Первым начал взводный Никола.

— Павле совершенно прав! Оставьте эти выдумки о «нашем районе». Наш район действия везде, где есть оккупанты, — сказал Никола, резко нападая на Учу и Гвоздена.

«Силен этот Никола! Вот что значит пролетарий! Верно, брат, нужно всегда быть революционером. Правильно!» — думает Вуксан, продолжая внутренний спор с самим собою.

— Если мы оставим Ястребац, мы в политическом отношении совершенно потеряем этот край. Народ перестанет в нас верить. Сторонники Михайловича[9] создадут здесь свою организацию и перебьют нас всех… Настроение у бойцов и так упало. Если еще разделить их на две группы — все кончено. На Ястребце нам никто не страшен. Товарищ Павле преувеличивает опасность, — говорил Урош, крестьянин из этой местности.

— Забрались мы в горы, как куры в лукошко. Утверждаю: если мы через два дня не двинемся отсюда — прощай, отряд. Больше мне нечего сказать, — гневно заявил Вук, командир Второй роты.

«Смелый человек, что думает, то и говорит! Правильно… Да, попробуй, пойми, кто здесь прав, они все правы. Сейчас важно схватить главное. Полный раскол. Появятся фракции — и отряд погибнет. Просто подумать страшно!» Так думал взволнованный Вуксан, стараясь определить свое мнение. Но чем дольше шло собрание, тем нерешительней и недовольней окружающими становился Вуксан. Почти все коммунисты из местных крестьян высказались против предложения Павле. Им не хотелось воевать вдали от своих домов. Остальные разделились. Большая часть молча слушала препирательства, мучительно борясь со сном.

Спор все разгорался, послышались оскорбительные слова, вспыхнула злобная ссора. Вуксан не мог больше выдержать. Он встал и, шепелявя, крикнул:

— Товарищ Павле, это что же такое?.. Разве это партийное собрание? Это личная склока, которая расколет ячейку, и тогда все пойдет к чертям… — Голос его прервался, и, тряхнув головой, он сел.

Все замолчали, пристыженные, глядя на стройного юношу с детским лицом, у которого недоставало двух верхних зубов — от этого он и шепелявил. Вуксан был одет в плотно облегавший фигуру унтер-офицерский немецкий мундир и в невысокие с широкими голенищами трофейные сапоги. Бывший ученик из депо, он выделялся среди товарищей как один из самых самоотверженных и дисциплинированных партизан, готовый добровольно выполнить любое задание — от доставки воды до проведения диверсии.

Павле, не отвечая ему, призвал всех к порядку.

Наступила минутная тишина. Даже ветер как будто успокоился. И тогда заговорил Уча, не торопясь, отчеканивая каждое слово.

«Во всей этой беде и неразберихе ты один виноват», — думал Вуксан, слушая командира. Впрочем, он делал свой вывод вовсе не на основании его слов. Наоборот, с его точкой зрения Вуксан в общем соглашался. Но его злил спокойный, язвительный тон оратора. И Вуксан еле-еле сдержался, чтобы не сказать что-нибудь оскорбительное, когда Уча закончил свою речь словами:

— …Товарищи, если вы согласны с Павле, я, как командир, не беру на себя ответственность за судьбу отряда.

«Верно! Каждый интеллигент — по-своему путаник и оппортунист. Что это за коммунист, который в ответственейший момент отказывается выполнить задание?.. Неправильно!» — говорил себе Вуксан, не слушая Гвоздена, который пространно своими словами пересказывал речь Учи.

Пока Гвозден говорил, Павле, задумавшись, глядел прямо перед собой. Он то выдергивал шерстинки из шаровар, то чертил узоры в золе, то запускал пальцы в свою пышную шевелюру. Глубокая складка залегла у него меж бровей. Наблюдая за движениями его рук, Вуксан думал, что он смущен и не знает, что с собой делать. Но поворот головы, складка на лбу и спокойное выражение лица и глаз говорили Вуксану, что комиссар знает, что хочет, и готов это осуществить.

«Я буду подчиняться партии. Правильно! Она никогда не ошибается», — решил Вуксан и в немногих словах заявил, что он «на сто процентов» согласен с Павле, обозвав при этом оппортунистами и паникерами всех, кто ему возражает. Правда, в глубине души он все же не был вполне уверен в правоте комиссара.

Однако под давлением именно тех, кто все время молчал, и вопреки решительному протесту Павле ячейка решила подождать директивы Окружного комитета, которую, по ее мнению, наверняка доставит этой ночью связной Йован.

Коммунисты расходились, вполголоса обсуждая закончившееся собрание. По молодости лет Вуксан был самым озабоченным и самым несчастным среди них. Он чувствовал, что сегодня случилось что-то страшное. И что начинается что-то еще более ужасное.