Две недели спустя
Марк вернулся в школу, он так ничего и не узнал о моем разговоре с Йенсеном. По утрам он уходил с близнецами, и какое-то время я оставалась с Ритой и Робом, а затем уходила и Рита. В доме Беков поселилась семья их старшей дочери с детьми, они старались поддерживать разом постаревшую Эмму.
Сегодня мне нужно было сходить на очередной «прием» к Элизабет в женский центр, и я попросила Риту присмотреть за Робом.
В медицинском центре я опять встретила Наоми Пирсон. Она как раз выходила из кабинета Элизабет. Всегда приветливая Наоми сегодня выглядела плохо: мешки под глазами, бледная и какая-то потухшая.
— Как вы себя чувствуете? — спросила я.
— Мне что-то нездоровится в последние дни, — со вздохом ответила женщина. — Кэтрин, у вас же тоже двойня, а как у вас все протекало?
Ее вопрос всколыхнул во мне воспоминания о том, как мы с Ником были потрясены, когда узнали, что ожидается двойня. Бессонные ночи после рождения малышей, радость от первых слов и первых шагов…
— Помню только, что было трудно первые полгода после рождения, —улыбнулась я. — Но ведь вам есть кому помочь, — мне очень хотелось подбодрить женщину.
— Наверно, это еще переживания от последних событий, вздохнула Наоми. — Бедняжка Марта Бек. Кстати, Адам мне сказал, что вчера в лесу неподалеку от строительства фермы нашли тело Берта Хайнца. Он был повешен.
Я потрясенно молчала. С одной стороны, мне казалось, что с Хайнцем поступили слишком мягко, просто изгнав из Кварты. С другой стороны, нашелся тот, кто решил казнить убийцу ребенка.
— Миссис Эклз, проходите, — из кабинеты вышла Элизабет в белом халате, вежливо улыбаясь.
Увидев Наоми, она сказала:
— Миссис Пирсон, хорошо, что вы не ушли. Я считаю, что вам нужна консультация доктора, сейчас попробую связаться с кем-нибудь и сразу сообщу вам.
Наоми попрощалась и ушла.
Мы остались вдвоем с Элизабет.
— Я вижу, у вас все хорошо, ваш старший сын снова в школе, — сказала Элизабет. — Триша говорила мне, что ваш Марк учится в одном классе с внуком Йенсена. Пусть старается держаться от него подальше, у мальчишки дрянной характер. И еще, Кэтрин, давайте соблюдать наш договор, и все будет хорошо. И у вас, и у меня.
Я знала, что она теперь жила в коттедже Чарльза Брайтона.
— Спасибо вам, Элизабет, — я поднялась и вышла.
В субботу Эван предложил нам посмотреть цветение этьолы. Это было дерево, цветущее на Сантьерре два раза в году. Оказывается, неподалеку от Кварты была сделана небольшая смотровая площадка на берегу реки, по бокам которой росли деревца этьолы.
Эван повез нас по грунтовой дороге вдоль редких рощиц с чахлыми серыми деревьями. Энни с Энтони с любопытством оглядывались по сторонам, через полчаса мы подъехали к зеленой поляне, огороженной прозрачным пластиковым забором. Рядом стояло десятка два каров и даже летательная капсула.
Мы вышли из кара, и я словно с головой окунулась в необычный цветочный аромат. Он немного был похож на запах сирени на Земле, но еще к этому аромату добавлялись кисло-сладкие фруктовые нотки. Через ворота мы вышли на площадку, заросшую яркой зеленой травой. Кажется, трава была с Земли — клевер, чабрец, что-то еще. У меня навернулись слезы на глаза, вспомнился наш сад. На поляне, огороженной прозрачными пластиковыми ограждениями, сидело несколько десятков людей на пледах. На траве дети играли в мяч, то и дело где-то слышался смех. С двух сторон поляны цвели деревья с необычными конусовидными цветами, немного похожими на земные колокольчики, только большого размера, каждый цветок был размером с ладонь взрослого человека. Их аромат словно плыл в солнечном воздухе.
— Как красиво, мама! восхищённо воскликнула Энни.
Тонкие фиолетовые стволы деревьев были буквально облеплены благоухающими соцветиями — алые, бледно-розовые, кипенно белые, лиловые, почти черные с фиолетовыми отливами. Это было изумительное зрелище.
Вдалеке виднелись горы, поросшие фиолетовыми кустарники, некоторые из них цвели розовыми и желтыми цветами. Это было очень красивое зрелище.
Эван сказал, что на цветение этьолы принято приезжать целыми семьями.
На площадке был даже небольшой фонтанчик с водой, вдалеке стояли туалеты. Все было предусмотрено для отдыха людей. На изумрудной траве на пледах и одеялах сидели семьи с детьми. Иногда встречались пары.
Я увидела несколько знакомых семей: дочь Эммы Бек с мужем и четырьмя детьми, семьи одноклассников близнецов. Вскоре ко мне подошли Тереза и Коннор Хоган. Они поздоровались.
— Здравствуйте, Кэтрин! Мы тоже решили с детьми полюбоваться цветущими этьолами, — сказал Тереза. Он обернулась и помахала рукой, я увидел Кана и Мэй, сидевших на траве неподалеку.
Площадка был огорожена полутораметровыми пластиковыми ограждениями по всему периметру.
— Здесь установлено защитное ограждение для безопасности, — пояснил Эван. — Животные не смогут преодолеть этот периметр.
— Мама, давай поближе посмотрим на горы, — попросила Энни, и мы подошли к краю площадки. Оказывается, внизу был каменистый овраг метров тридцать глубиной, на извилистом дне которого протекала маленькая речка.
— Ух ты, даже голова немного кружится. Наверно, миллион лет назад здесь было море, — сказал Энтони, глядя вниз. — Нам в школе рассказывали,что…
Я отвлеклась на разговор с Энтони и не заметила, как вскрикнула Энни. Обернувшись к ней, я увидела, что Тереза Хоган взяла на руки Роба, стоявшего рядом с нами.
— Миссис Хоган! — окликнула я ее.
Но Тереза, казалось, не слышит меня.
Быстрыми шагами она удалялась на руках с Робом в сторону. Я побежала вслед за ней Роберт кричал:
— Мама, я хочу к маме!
Внезапно Тереза приблизилась к ограждению и перепрыгнула чрез него. Я, оцепенев, увидела, как она исчезает.
Подбежав к заграждению, я закричала.
Внизу, в глубоком овраге, на камнях лежала Тереза. На ней лежал Роб.
— НЕТ! — закричала я.
Не помню, что было дальше. Кажется, я хотела спрыгнуть вниз к Робу, но кто-то крепко держал меня за плечи. Потом я узнала, что это был Марк.
Я билась в его руках и услышала, как загудела летательная капсула. Она взмыла вверх и стала опускаться в овраг. Я увидела, как из капсулы выпала лестница, по которой спустился Коннор Хоган. Он бережно взял на руки Роба, затем поднялся и скрылся в капсуле.
Я кричала и билась, затем увидела, как Хоган снова опустился. Из капсулы опустились плоские носилки. Хоган осторожно положил на них Терезу.
Люди, столпившиеся вокруг ограждения, что-то кричали, но уши, казалось, заложило ватным одеялом. Я только могла видеть, что капсула зависла надо мной и Хоган сказал:
— Миссис Эклз, скорее, мы летим к доктору.
Я уцепилась за конец лестницы, и меня тут же втянуло внутрь.
Я увидела, что на носилках лежит Тереза Хоган. Ее правая рука была неестественно вывернута, рукав задрался, и я снова увидела ужасные шрамы. Некоторые из них были совсем свежими.
Из уголка рта Терезы струйкой стекала кровь. Она посмотрела на мужа и прошептала:
— Коннор, я ненавижу тебя. Тебя и эту проклятую Сантьерру. Будь ты проклят, это все из-за тебя, — она дернула головой и затихла. Струйка крови стекала у нее изо рта, пачкая зеленое платье.
Роб был без сознания, он тихо стонал.
— Эван, предупреди доктора, мы сейчас прилетим!— сказал Хоган.
Я только сейчас увидела, что капсулой управляет Эван.
— Мне так жаль, Кэтрин, — сказал он.
Его лицо было бледным.
Мы прилетели к больнице, где нас уже ждал Дуглас Стюарт.
Коннор с Эваном схватили носилки с Робом и понесли внутрь. Я побежала следом за ними. Затем принесли носилки с Терезой Доктор мельком глянул на нее, пощупал пульс и покачал головой.
— Мне очень жаль, мистер Хоган, — я услышала слова доктора.
— Ваша жена получила травмы, несовместимые с жизнью. Множественные переломы, наверняка разрывы внутренних органов.
Коннор кивнул.
Доктор подключил к Робу какие-то трубочки, затем ввел лекарство в вену.
— Сейчас просканируем, — сказал он.
— Переломы ног, наверняка сотрясение, склонившись над сыном, сказал доктор. — Мальчику повезло. Сейчас наложу фиксаторы на ноги, я попрошу вас пока выйти.
Через час Роб уснул, а я сидела у его постели. Роб был бледным, он тяжело дышал во сне.
Хоган сидел рядом, ничего не говоря.
— Мне так жаль, миссис Эклз, — сказал Хоган.
— Теперь вам жаль, конечно! Разве вы не знали, что с ней не все в порядке! Вы ведь жили с ней под одной крышей! — гневно закричала я.
Меня охватила злость от слов Коннора. По вине Терезы мой сын сейчас лежал без сознания с переломами.
В это время дверь открылась, и в палату тихо вошли близнецы.
— Мама, как Роб? — шепотом спросила Энни. Она плакала.
— Доктор сказал, что ему надо сейчас поспать.
— Нас Эван привез. У Роба что, нога сломана? — спросил Энтони, глядя на фиксатор из легкого, но очень прочного материала.
Я кивнула, сдерживая слезы.
— Мистер Хоган, Кана и Мей забрал пока к себе мистер Брайтон, — на пороге появились Рита и Марк.
Коннор вышел из палаты.
— Всегда мне казалось, что эта миссис Хоган чокнутая, — хмуро сказала Рита. — Кэтрин, ты не волнуйся, я присмотрю за ребятами, сколько надо. Поешь пока.
Она выложила сэндвичи, которые я готовила утром, собираясь в поездку. Есть совсем не хотелось.
В это время в палату вошел Петер Йенсен.
— Сочувствую, миссис Эклз, — произнес он, оглядывая всех нас холодными голубыми глазами. — Распоряжусь, чтобы к вашему сыну пригласили лучших врачей.
— Спасибо, мистер Йенсен.
Через час в палату вошел Дуглас Стюарт с высоким темнокожим мужчиной.
— Я доктор Август из Примы, — сказал он. — Попрошу всех выйти, миссис Эклз, мы с коллегой осмотрим мальчика.
В холле я увидела Хогана. Он сидел, сцепив руки и опустив голову. На левой загорелой щеке выделялся тонкий белый шрам.
Мне кажется, прошла целая вечность, когда доктор Август пригласил меня зайти в палату. Я так и не спросила, это его имя или фамилия.
— Если все пойдет хорошо, через три-четыре месяца ваш сын сможет самостоятельно ходить, но пока надо набраться терпения, должны зажить ушибы, — сказал он. — Мальчику очень повезло, тело женщины смягчило удар. Сейчас он на сильных обезболивающих и будет спать. Всего хорошего, — и он вышел из палаты.
— Я буду в соседнем кабинете, миссис Эклз, — сказал Дуглас Стюарт.
Я попросила Риту увести детей домой, потому что скоро должно было стемнеть.
— Может, мне остаться? — спросил Марк, касаясь моей руки.
— Не надо, приходите завтра.
Мы попрощались, и я вошла в палату.
Лицо Роба было бледным, он иногда постанывал во сне.
Самое тяжелое для меня было сейчас сидеть рядом и ощущать свою беспомощность. По моему лицу катились слезы отчаяния. Я ничего не могла сделать, только ждать.
— Если вы не против, можно, я посижу рядом с вами? — тихо сказал Коннор Хоган, приоткрыв дверь палаты.
Я кивнула.
Он вошел и сел на стул с другой стороны кровати, на которой лежал Роб.
— Я знала, я всегда чувствовала, что ее тянет к Робу, — прошептала я.
Он тяжело посмотрел на меня.
— Кэтрин, я хочу рассказать вам то, о чем никому не говорил. Может, тогда вы лучше поймете…
Коннор опустил голову и глухо заговорил:
— Я работал на Земле в полиции, у нас с Терезой была дочь София восьми лет, Том совсем недавно родился. Однажды я пошел гулять с Софией в парк аттракционов. Там был аттракцион — большой лабиринт. Знаете, на каждом шагу — повороты направо или налево, стрелки, по которым можно отыскать главный приз. Много детей и взрослых. Мне позвонила по браслету связи Тереза, жаловалась, что у Тома температура, и просила скорее вернуться домой. Я отвлекся на пару минут, а потом увидел, что дочери нет рядом. Я стал кричать, звать ее, бегать по лабиринту, попросил посмотреть визоры в парке. Но оказалось, что визоры слежения в том районе в тот момент были ненадолго выключены, проводились технические работы. Именно в это время и пропала София. Я искал ее везде, просмотрел кучу записей с других визоров, разговаривал с сотнями людей, которые могли находиться там примерно в то время. Но чуда не случилось, моя дочь бесследно исчезла. Я старался привлечь других полицейских, сначала мне охотно помогали, но всегда было много другой работы, и помощь коллег становилась все меньше.
Я оставался после работы, просматривал записи с других визоров, искал любую информацию, пока наконец мой начальник сказал, чтобы я взялся за основную работу. Тереза страдала, что меня не бывает дома, когда ей нужна поддержка. Я и сам обвинял себя, ведь София пропала, когда я должен был находиться с ней рядом. Время шло, и становилось все хуже.
Я начал употреблять алкоголь, эксы, стимуляторы, чтобы забыться и уйти из реальности. Меня уволили с работы, мизерное пособие не позволяло содержать семью. Бесконечные ссоры с женой, безденежье, отчаянье. Я жил тогда как в сером сне, мне совсем не хотелось жить.
Наверно, я был уже на последней грани, когда меня нашел мой бывший начальник и сказал, что у него есть для меня предложение — заключить контракт с Колониальной Корпорацией. Он сочувствовал мне, но ничего не мог сделать, когда я потерял работу.
Я согласился, потому что мне уже нечего было терять. Мы прилетели на Сантьерру. Три года я работал охранником в шахтах на сером континенте. Незадолго до моего приезда заключенные устроили там бунт, погибли десятки людей, поэтому набирали новую охрану.
Потом мне предложили перевестись в Кварту помощником главы Йенсена по безопасности.
Вскоре после этого заболел и умер Том. У него была сильная лихорадка. Я слышал, что можно попробовать обратиться к Гору Кларку, но побоялся оставить Терезу, которая рыдала, не останавливаясь. Через два дня сын умер.
После этого Тереза начала буквально сходить с ума, впала в депрессию. Доктор назначил ей успокоительное, от которого она спала сутками. Чтобы вывести ее из этого состояния, ей назначили другое лечение. Она стала более стабильной. Когда прибыл очередной корабль с детьми с Земли, я решил усыновить Кана и Мэй. Я думал, что это займет Терезу и отвлечет ее от грустных мыслей. Но она не приняла Кана и Мэй душой, они так и остались для нее чужими.
На людях Тереза могла изображать любовь и сочувствие, но на самом деле она жила в своем мире. Она резала себе руки и говорила, что это не позволяет ей забыть наших детей.
Мне очень жаль Терезу, ведь это я виноват, что мы здесь оказались. Я как мог поддерживал ее. Следил, чтобы она вовремя принимала лекарства, успокаивал, но время от времени у нее происходили срывы.
Ваш сын, Кэтрин, стал для нее каким-то триггером, она без конца твердила мне, как Роберт похож на Тома. Я должен был предвидеть беду, но не смог. Это еще одна моя вина, то, что сегодня случилось с Терезой и вашим сыном.
Хоган закончил и хмуро смотрел на меня, но я не знала, что сказать. История чужой беды иногда ненадолго отвлекает от своего горя.
— Я буду в холле, Кэтрин, — сказал он. — Не могу идти домой. Если вам нужно что-то, скажите. — И он вышел из палаты.