Солнце Сантьерры

Глава 32

— Кажется, есть хорошая новость, — впервые за долгое время я увидела, что Коннор улыбается.

— Главы Терции и Примы считают, что Йенсен превышает свои полномочия. Квинта и Терция пока колеблются. Я отправил им результаты наших анализов крови и все записи последних разговоров с Йенсеном. Его не все любят, как я знаю.

— Что это значит? — спросила я.

— К нам может прийти помощь, — ответил Хоган.

Он посмотрел на свой браслет связи и снова отошел в сторону. Я услышала,

как он сказал, отходя:

— Здравствуй, Луис.

Он долго с кем-то разговаривал, а затем, подойдя к нам с Эваном, произнес:

— Голоса глав других поселений разделились поровну. Квинта и Терция не хотят вмешиваться. Но сегодня решили впервые обратиться к главе Сексты. Сейчас я разговаривал с Луисом Домингесом, главой Сексты. Он бывший заключенный, человек очень жесткий, насколько мне известно. У них за последние полгода пропало несколько человек. Луис тоже хочет нас поддержать. Нам нужно немного подождать.

— Коннор, ты видел когда-нибудь этого Домингеса? Ты ведь работал на Сером континенте? — спросил Эван.

Хоган усмехнулся и показал пальцем на белый шрам на левой щеке.

— Это от его ножа. Несколько заключенных напали тогда на охранника, отобрали бластер. Я сумел разоружить их и договориться. Никто не пострадал, хотя сначала их всех хотели просто уничтожить. Заключенным добавили по несколько лет, охранника перевели работать в другое место. А теперь, выходит, Домингес стал главным на Сексте. Будем ждать.

Время текло медленно. Наоми уснула, Элизабет то сидела возле нее, то выходила в холл, где находились мы с Эваном.

Она заметно нервничала.

Прошло часа два, когда Хоган снова посмотрел на свой браслет. На этот раз он не отошел от нас, а сделал так, чтобы слышали мы все.

— Хоган, это Ровер, глава Примы. Рядом со мной глава Терции и Луис Домингес из Сексты. Мы хотим, чтобы сейчас вы открыли дверь в бункер и впустили врача, который возьмет у вас кровь. Если все нормально, вы выйдете отсюда. Если нет, мы задействуем третий протокол.

— Я хочу сам поговорить с Домингесом, — сказал Хоган.

Спустя несколько секунд из браслета Хогана раздался хриплый мужской голос.

— Чего ты хотел, Коннор?

— Луис, где ты сейчас?

— Возле входа в вашу гребаную больницу. Рядом со мной главы Терции и Примы. Видишь, какая я теперь важная шишка. Прилетел в собственной капсуле с собственными охранниками.

— А где Йенсен? — спросил Коннор.

— Видишь ли, с Йенсеном возникли кое-какие разногласия. Но теперь они улажены.

— Каким образом? — голос Хогана был напряженным.

— Знаешь, давным-давно кто-то из великих говорил: «Нет человека, нет проблемы». Уж извини, не знаю кто, в школе мало проучился. Короче говоря, Йенсена больше нет. Совсем нет. Ему не очень понравилось, когда он увидел меня и моих ребят. Он схватился сразу за бластер, уже некогда было разговаривать. Послушай, Коннор, ты хороший мужик, и я помню, что тебе сильно обязан. Поэтому я сейчас здесь. У нас в Сексте несколько человек пропало за последний год, и мне тоже хотелось бы знать, что здесь происходит.

— Спасибо, Луис, — сказал Хоган.

— Сейчас к вам зайдет врач, чтобы взять у всех анализы, и ты его впустишь. А потом уже по обстоятельствам будем смотреть, — Домингес сильно закашлялся.

— Хорошо, — ответил Коннор. Он подошел к мониторам, и все мы увидели, как к главному входу в больницу приближается невысокая фигура в защитном костюме. В руке у человека была большая сумка. Хоган разблокировал люк, ведущий в наше убежище, и человек стал спускаться по ступенькам. Войдя внутрь, он снял свой защитный шлем, и я увидела, что это женщина лет пятидесяти. Я внимательно всматривалась в нее — наверно, от этой женщины зависела сейчас наша судьба. Ее седые волосы были коротко пострижены, бледные губы сжаты, в уголках серых глаз залегла сеточка морщинок.

— Я доктор Левски, — сказала она, осматриваясь по сторонам.

— Здравствуй, Марина! — сказала Элизабет. — Не боишься подхватить от нас вирус, раз сняла шлем?

— Если вирус есть, то я все равно останусь вместе с вами, — пожала плечами доктор Левски. — Давайте возьму у вас кровь.

Она по очереди брала у людей кровь и капала в углубление на планшете, который принесла с собой.

— Какой у вас срок? — спросила Левски у Наоми Пирсон, мельком глянув на ее живот.

— Пять с половиной месяцев, — тихо ответила женщина.

— Я потом могу осмотреть вас, если не возражаете, — предложила доктор Левски.

Спустя несколько минут она сказала:

— Кровь у всех чистая.

Она включила браслет и заговорила:

— Луис, все нормально. Эти люди здоровы.

— Пусть все выходят по одному, — раздался голос из браслета.

Я вопросительно посмотрела на Хогана, и он кивнул головой:

— Придется поверить на слово Домингесу.

Мы стали подниматься по ступенькам из бункера, прошли по холлу больницы на первом этаже. Первым шел Хоган, я сразу за ним. Каждую секунду мне казалось, что сейчас что-то произойдет.

Хоган распахнул дверь главного хода, и мы друг за другом стали выходить на улицу. Возле больницы толпились люди. Я увидела Чарльза Брайтона, рядом с ним стояли Марк и Рита.

Рита бросилась обниматься с Эваном, Марк выразительно хмыкнул, покосившись на них.

— Как ты, мама? — спросил он.

— Со мной все хорошо. Что с Робом?

— С ним близнецы, они не дают ему скучать, — ответил Марк. — Давайте скорее поедем домой.

Неподалеку я увидела, как Адам Пирсон бережно поддерживал за локоть всхлипывающую Наоми.

Элизабет Сноу пожала плечами и подошла к Чарльзу. Тот осторожно обнял ее и поцеловал в висок. Кажется, между ними действительно было что-то.

— Что случилось с Максом, доктором Стюартом и Патриком? — Это Элизабет спросила у Чарльза.

Тот ответил:

— Их посадили в бус и куда-то увезли.

Нас отвез домой Эван. Близнецы радостно завопили, обнимая меня. Энни подвезла ко мне Роба, важно сидевшего на небольшом креслице с колесами.

Я бросилась к нему.

Роб, коверкая слова, спросил:

— Мама, твой калантин закончился?

— Да, милый, карантин закончился, — осторожно ответила я, прижимая к себе младшего сына.

Я вернулась домой.

Два дня спустя

Мне постоянно хотелось спать, не знаю, было ли это реакцией на сильный стресс, либо это было последействие сильного снотворного, которым меня накачали в больнице.

Я была счастлива просто тем, что я просто нахожусь рядом со своими детьми и могу обнять и дотронуться до них в любой момент. Рита приносила новости о том, что происходит в Кварте. Оказывается, прилетали главы всех поселений. После гибели Йенсена его обязанности стал исполнять Коннор Хоган. В Кварту вернулась дочь Йенсена Ида Сеттон, мать Джима, который учился в одном классе с Марком. Миссис Йенсен ходила в школе как в воду опущенная, от ее обычной спеси не осталось и следа, со слова Марка.

Через день к нам в гости пришли Элизабет Сноу и Чарльз Брайтон с детьми. От них я узнала, что Патрик, доктор Дуглас Стюарт и Макс Портман, вышедшие из больницы, были почти сразу же уничтожены по приказу Йенсена после того, как их посадили в бус и вывезли за пределы Кварты.

Она также сказала, что в больницу Кварты решили пригласить Гора Кларка, чтобы изучить тело Росси.

На следующий день утром перед нашим домом опустилась капсула, из которой вышли Гор Кларк и Майя. Женщина растерянно озиралась по сторонам.

— Кэтрин, можно я попрошу вас побыть с Майей, — попросил Кларк. — Она волнуется, но с вами ей будет спокойнее, потому что вы ей знакомы.

— Конечно, — я улыбнулась, — проходите, Майя.

Женщина неуверенно вошла в дом.

— Я приеду за ней вечером, — сказал Кларк, — меня пригласили изучить тело Росси.

Я показывала Майе дом, близнецы во все глаза смотрели на женщину, прожившую почти двадцать лет в лесу Сантьерры.

Вечером Эван привез Кларка.

Гор поужинал с нами и похвалил пасту. Мне очень хотелось с ним поговорить. Близнецы и Роб играли на улице, а мы сидели на кухне с Ритой, Марком и Гором Кларком.

— Егор, вы видели тело Росси? — спросила я.

— Видел и снаружи, и изнутри, если это можно так сказать. Надеюсь, у вас всех крепкие нервы, молодые люди, — он улыбнулся, а затем нахмурился.

— Дело в том, что у Александра Росси были изъяты кусочки практически всех внутренних органов: почек, печени, легких, сердечной мышцы, других. Такое впечатление, что тщательно изучали, как устроено его тело. Изымали по кусочку и зашивали обратно.

— Также его кровь…Я никогда не видел ничего подобного у человека. В его крови я обнаружил неизвестные мне и науке частицы. Выделив их, я до сих пор не могу определить, что же это такое. От них исходит, если так можно сказать, слабая биоэлектрическая активность. Она схожа немного по своей частоте с амплитудами дельта — и тетаритмов, которые излучает человеческий мозг. Вернее, мозг ребенка. Больше я пока ничего не могу сказать, мне требуется время

— Но что это может быть? — спросил Марк.

Гор, казалось, говорил сам с собой Глаза его лихорадочно блестели. Он бурно жестикулировал, и мне легко было представить его на кафедре какого-нибудь крупного университета.

— Мы думаем, что покорили природу и подчинили себе материю, раз научились совершать гиперпрыжки в пространстве и заселять новые миры. Наши технологии существенно преобразились по сравнению с тысячами лет назад, когда люди изобрели первый громоздкий компьютер величиной с дом. С тех пор человечество развивало свои технологии. Но наш мозг не изменился за десятки тысяч лет, и наше мышление осталось прежним. Мы мыслим категориями, доступными нам, и не представляем, что в природе есть нечто, не поддающееся нашему пониманию. Мы не увидим разумную жизнь в другом мире, если она будет слишком разительно отличаться от тех форм жизни, к которым мы привычны.

— Что вы хотите сказать? — спросила я.

— Я уверен, что на Сантьерре присутствует разумная форма жизни, которая пытается вступить в контакт с человеком. Либо уничтожить нас. Я думаю, что лихорадка, которой заболевают дети, — это одна из попыток вступить с нами в контакт. Неизвестно, почему выбираются в основном дети или подростки. Возможно, их мозг более пластичен. Трудно судить и объяснять человеческими категориями мотивы и действия иной формы разумной жизни.

В это время в кухню заглянула Майя, она что-то жестами показывала Кларку.

Он поднялся и сказал:

— Нам пора. Еще увидимся завтра.