– Сегодня понедельник, сэр.
Оскар всегда умел произносить очевидные вещи таким тоном, будто они были известны только ему.
– Именно поэтому ты везёшь меня на работу в такую рань, – устало ответил Квентин.
– Нужно ли мне заправить автомобиль для сегодняшнего вечера? – Короткий любопытный взгляд на хозяина в зеркало заднего вида. – Ожидается ли поездка? Может быть, на Койн-стрит или за город?
– Не ожидается. Сегодняшний вечер я собираюсь провести дома.
И все последующие тоже. Две ночи Квентин страдал от бессонницы, так что теперь его главными условиями для приятного вечера стали тишина и покой.
Старшего советника Грея уже ждал первый посетитель. Тролль из Лусс-Хиллз доставил себя – так он выразился – ещё до рассвета и прятался от первых солнечных лучей под козырьком над главным входом. Он рискнул ввезти в страну на две унции лепреконьего золота больше, чем было дозволено. Не переживал из-за этого – намекал, что излишек удачно делится на два. Но Квентин почему-то отказался. Официально заверив печатью конфискованное золото, он отправил его на минус третий этаж. Троллю же Квентин выделил комнату без окон, в которой тот мог дождаться захода солнца.
Потом были и другие посетители, но всё не то. Никакого колдуна. Отважится ли колдун увильнуть от регистрации? Вряд ли: такое всегда заканчивалось быстрой поимкой, штрафом и выдворением из Британии с запретом на въезд (срок запрета варьировался).
А после обеда начальник отдела магических артефактов представил своего нового секретаря, и Квентин всерьёз задумался о карме, несправедливости вселенной глобально и заговоре против него лично.
Иногда, чтобы вспомнить давнего знакомого, нужно много минут и наводящих вопросов. Квентин каким-то чудом узнал за две секунды до встречи. Послышались шаги за дверью, затем раздался стук, провернулась ручка, и его сердце подпрыгнуло до самого кадыка.
Миссис Джейн Флетчер, в девичестве Олдридж. Похожая на футляр для скрипки: ровная, в строгом чёрном жакете с бархатной подкладкой и закрытая – не только на все пуговицы. Синие глаза, вьющиеся каштановые волосы. Ей нравились рисовый пудинг, серость неба и фиалки…
– Грей занимается всеми прибывающими, отбывающими и проезжающими мимо, – описывал Финли. – Если бы вы, миссис Флетчер, были прекрасной нимфой родом из горных озёр Шотландии, то первым делом наведались бы именно в этот кабинет. Не то чтобы вы были менее прекрасны от того, что человек…
…Ей нравилась поэзия. Когда в предрассветные часы Квентин, облачённый только в кальсоны, наполовину высовывался из маленького окошка мансарды и громко читал на всю улицу «Мой идол, прости меня! Хочешь – покинь!», она слушала, восхищённо открыв рот.
Миссис Флетчер улыбнулась в ответ на неуклюжий комплимент. Она посмотрела сквозь хозяина кабинета и больше заинтересовалась репродукцией картины Камиля Коро на стене за его спиной.
– Надеюсь, вам у нас понравится, – без особого энтузиазма сказал Квентин. Потом зачем-то добавил: – У меня мало времени.
Важных дел на сегодня не осталось, и Квентин до вечера сражался с призраками прошлого. Они были везде, куда ни глянь: танцевали в чернильнице, притворялись любовными записками в стопке бумаг, а когда за окном стемнело, прятались в тенях от светильника.
Под конец рабочего дня курьер доставил Квентину записку совсем не любовного содержания: «Отошлите водителя и ступайте домой пешком». Этого ему ещё не хватало!
***
Оскар, конечно, поворчал немного, но ослушаться не посмел. Так что Квентин запахнул пальто и бодрым шагом направился домой. Свернул один раз, другой, пока в узком переулке, зажатом безоконными стенами, перед ним не выросли три тёмные фигуры.
В другом конце переулка, сверкнув жёлтыми глазами, пробежала чёрная кошка. Мяукнула – возможно, злорадно. Наверняка она уже раньше успела незаметно перебежать Квентину дорогу.
– Мистер Блэкмор, – Квентин почтительно приподнял шляпу.
Две фигуры протиснулись мимо него и встали за спиной. Третий силуэт, самый низкий, но тучный, остался стоять напротив. Он также дотронулся пальцами до края шляпы.
– У тебя что-нибудь есть для меня? – голос низкий, хриплый. Собеседнику был нужен положительный ответ, но отрицательный обещал дополнительное веселье и тоже годился.
– Пока, к сожалению, нет, мистер Блэкмор…
На плечо Квентина легла тяжелая рука.
– У меня было два алмаза, – торопливо продолжил он.
– Мне нравятся алмазы!
– Их было бы недостаточно, поэтому я принял приглашение поучаствовать в одной игре, – Квентин чувствовал или же воображал себе, как рука одного из охранников Артура Блэкмора на его плече всё тяжелела. – Хотел приумножить свой капитал, чтобы расплатиться с вами.
За этот льстивый тон он завтра утром не сможет взглянуть на себя в зеркало. Больше всего Квентину хотелось выхватить из рук своего давнего кредитора дорогую трость и шарахнуть его по лысеющему черепу. Его физическая форма позволяла это сделать. Был даже шанс, воспользовавшись эффектом неожиданности, временно скрыться от возмездия в соседнем переулке. Ну а наутро газеты напишут, что изувеченное тело виконта Хэлброка выловили из Темзы.
– Неужели ты снова проиграл, Квентин? – ворвался Блэкмор в его мысли.
– Это оказалась ловушка, – Квентин хорошо умел врать, но сейчас было проще и выгоднее говорить правду. – Место было ненастоящее – чистый отвод глаз. Игроки подозрительные, я едва их помню. Сначала мне везло, а потом… Вы знаете меня, сэр, я умею вовремя покинуть стол, но в тот раз меня лихорадило от азарта. Когда закончились деньги, я поставил на кон один из алмазов.
Несколько лет назад Квентин чуть не умер от воспаления лёгких. Много дней он сражался с агонией и искал путь к свету и воздуху. Воспоминания о пятничном вечере ощущались похоже: духота, жар, бессилие и невозможность отличить реальное от вызванного горячкой бреда.
– В ту ночь я лишился всего, – закончил Квентин. – Зато нашёл нового врага. Человек, который заманил меня на игру, знает достаточно, чтобы я встретил старость в тюрьме.
– Теперь у тебя новые долги, и ты желаешь одолжить у меня очередную кругленькую сумму? Квентин, мой мальчик, я выделил для тебя отдельную учётную тетрадь, но в ней уже заканчиваются страницы! – Артур Блэкмор постучал тростью по каменной брусчатке. Его интонация подошла бы для нравоучительного «ай-ай-ай», но Квентин расслышал: «мне надоело за тобой бегать, так что отныне ходи по улицам осторожно, и оглядывайся – как бы череп не проломили».
– Благодарю, – ответил он, – но я должен Коллекционеру всего лишь услугу.
– Ты играл с самим Коллекционером? Какой он? Как выглядит? – Больше денег одному из богатейших людей Лондона нравились сплетни и тайны. Он наживался на азарте других, но и сам не мог устоять перед игрой.
– Не знаю, – Квентин продолжал говорить исключительно правду. – Там все были в масках.
Блэкмор махнул своим людям, и те отступили.
– Что же он попросил в оплату долга?
Кое-что из той сумбурной ночи Квентин помнил отчётливо. Его ударили по спине, прижали лицом к столу – на щеке будто до сих пор сохранился отпечаток шершавого зелёного сукна – и шепотом продиктовали инструкции в самое ухо.
– В ближайшие дни в Лондон прибудет колдун. Багаж у него скромный, но среди вещей имеется какая-то лампа. Вот её мне нужно раздобыть.
– Что за лампа?
Блэкмор любил открывать новые грани своего могущества. Если рискнуть… грамотно разыграть карту… то проигрышная двойка может стать козырной.
– Понятия не имею, – Квентин пожал плечами. – Может, антикварная, раз из-за неё сколько хлопот.
Блэкмор почесал подбородок и вдруг улыбнулся.
– Я тоже хочу эту лампу.
– Но, сэр…
– Если она нужна Коллекционеру, то она определённо нужна мне!
– Меня уничтожат! – воскликнул Квентин в отчаянии.
– Никто тебя не тронет, я разберусь, – улыбка стала шире. – К тому же, если ты достанешь мне эту лампу, Квентин, я прощу тебе все долги.
***
В шесть тридцать утра на вокзале Паддингтон с поезда сошла девушка. Она огляделась, поправила причёску под оранжевой шляпкой-клош и мелкими шагами, обусловленными узкой юбкой и, возможно, хорошим воспитанием, заторопилась к выходу с платформы. Девушка была очаровательной – настолько, что встречные мужчины были бы рады помочь ей с багажом. Но багаж у девушки выглядел весьма скромным и нетяжёлым: небольшой кожаный саквояж. Она несла его перед собой, крепко сжимая медную ручку обеими руками.
Время было раннее. Редкие пассажиры и встречающие, зевая, вспоминали тёплые постели и почти не обращали друг на друга внимания. Никто не заметил, как хорошенькая девушка в оранжевой шляпке проследовала в уборную для джентльменов. А через пять минут оттуда вышел мужчина в дорогом пальто и оранжевом галстуке. В руке он по-прежнему держал небольшой кожаный саквояж.
***
Оскар всячески демонстрировал, что недоволен хозяином. Нет, автомобиль он вёл ровно, двери открывал широко, но даже не напомнил, что сегодня вторник. Всю дорогу он ворчал себе под нос жалобы на неблагодарную работу и любителей прохаживаться пешком. Когда реплика нечаянно звучала слишком громко, Оскар добавлял в конце почтительное «сэр».
К зданию БДУРМС Квентин прибыл в мрачном расположении духа. Его тревожили не претензии водителя, а сомнения из-за вчерашнего вечера. Не зря ли он решил стравить друг с другом Артура Блэкмора и загадочного Коллекционера? В спонтанно затеянной игре он мог стать лишней картой, которую сбрасывают за ненадобностью.
Квентин показал охраннику пропуск, пересёк холл и вошёл в пустой лифт. Когда двери уже начали закрываться, внутрь проскочила ещё одна пассажирка. Заметив Квентина, она рефлекторно метнулась к выходу, но было поздно – лифт тронулся.
– Миссис Флетчер, – поздоровался Квентин, сняв шляпу. Зубы свело – более отвратительного словосочетания он в жизни не произносил.
– Ваша милость, – ответила Джейн, – как поживаете?
Оба отошли к стене, встали друг к другу боком и принялись изучать рисунок кованой решётки лифта.
– Меня так больше не называют, – скривился Квентин.
Джейн высокомерно хмыкнула.
– А что случилось? Виконт Хэлброк где-то потерял свой титул?
– В карты проиграл.
– Надо же, какая неприятность! Ваш отец, наверное, был ярости.
– Не знаю, давно с ним не разговаривал.
Они косо глянули друг на друга и быстро отвернулись, будто боялись обжечься.
Вчера Квентин решил, что она очень изменилась. Осанка, строгий костюм, укладка соответствует требованиям моды. Мечтательность во взгляде развеялась – её вытеснил опыт и осознание, как мало из загаданного сбывается. Но сегодня ему казалось, что рядом с ним всё та же Джейн Олдридж, дочь хозяина «Лавки чудес» с Мун-стрит. Хоть за последние пятнадцать лет она зачем-то успела стать миссис Флетчер.
Лифт медленно ехал наверх. Скорее бы выйти из душной кабины! Или пусть застрянет на несколько часов.
– Помнишь нашу игру: две правды и одна ложь? – вдруг спросил Квентин. Он скосил взгляд, но Джейн продолжала смотреть строго вперёд.
– На память не жалуюсь, – ответила она.
Квентин развеселился и ненадолго забыл о мире вокруг шахты лифта.
– Тогда угадай, что из этого ложь. Сейчас сентябрь. Ты прекрасно выглядишь. На протяжении этих лет я практически о тебе не вспоминал.
У Джейн дёрнулся уголок губ.
– Лучше вы проверьте смекалку, сэр, – она сделала шаг в сторону. – Этот серый шейный платок придаёт вашему лицу болезненный оттенок. Вчера я начала проводить инвентаризацию в архиве и не заметила ни одного расхождения в делах, за которые вы отвечали. Я ничего не буду предпринимать по этому поводу.
Наконец лифт остановился, и решётчатые двери разъехались в стороны.
– Вы всё-таки забыли правила, миссис Флетчер, – Квентин поправил платок и обязал себя отныне всегда его носить. – Солгать нужно один раз, а не три.
Уже выйдя в коридор, Джейн обернулась и впервые внимательно посмотрела на него.
– Почему ты не пришла? – быстро спросил Квентин.
Прозвенел звоночек, и двери закрылись. Вопрос длиной в пятнадцать лет вновь остался без ответа.
***
«Почему ты не пришла?»…
Дверь была массивной, тяжёлой. Неужто кованых ворот, ограждающих особняк Хэлброков от всего мира, было недостаточно, чтобы отвадить гостей? Высоченные, чёрные, они отворились с неохотой и громко лязгнули за спиной, словно Лахесис одолжила у сестры ножницы и перерезала нить судьбы.
А теперь ещё и дверь эта.
– Волнуешься?
Квентин взял её за плечи и развернул к себе.
– Н-нет, – выдавила из себя Джейн.
Воротник её лучшего платья для визитов уже оставил красный след на её шее. Если она сейчас упадёт в обморок, прибудет доктор, констатирует смерть от удушья, и её похоронят, что самое обидное, прямо в этом платье.
– Эй, колокольчик, всё будет хорошо.
– Только не называй меня так, когда мы переступим порог этого дома, ладно?
Квентин рассмеялся – задорно, как мальчишка. Это он напоминал Джейн один из колокольчиков в лавке её отца. Дорогой, бронзовый, отражающий в своей начищенной поверхности всю роскошь этого мира.
– Я буду называть тебя своей невестой, – заявил Квентин, расцеловав её в обе щеки. Он потянулся к губам – но тут за дверью послышались шаги.
В доме было много окон, но Джейн будто попала в тёмную комнату. Изредка в ней вспыхивал свет, и на сетчатке глаз отпечатывались образы: дворецкий в фиолетовой ливрее – чинный и прямой, как и полагается дворецкому; светлая узорчатая плитка, маркая – как будто специально положенная сюда для того, чтобы слуги могли несколько раз в день до блеска её начищать. Джейн представила, каково было Гулливеру в стране великанов: ей всё казалось огромным. Арочные проходы в галереи, лестница на второй этаж (наверняка придётся подтягиваться на руках, чтобы взобраться на неё). С потолка, рассматривать который можно было только лёжа, свисала люстра-убийца.
Кто-то громко объявил: «Его милость виконт Хэлброк и мисс Джейн Олдридж».
Джейн почему-то думала, что все отцы примерно одинаковые: чуть сгорбленные, улыбчивые, носят в одном кармане старого пиджака леденцы, а в другом – волшебные истории. Но у графа Хэлброка в кармане его расшитого золотыми нитями жилета были лишь часы на цепочке. Тоже золотые. Внешне он соответствовал дому: ростом не меньше шести футов и двух дюймов, стройный настолько, что кухарке, вероятно, приходилось искать на рождество самую тощую индейку. Граф сохранил ясность взгляда и черноту волос, только виски чуть окрасились сединой. Его брови имитировали ястреба на охоте, но Джейн не имела привычки отождествлять себя с кроликами.