Едва шасси самолета коснулись земли, Вероника Захарова с облегчением выдохнула и включила мобильный:
– Владилена Николаевна, я уже в Москве! Долетела, все классно! Что мне дальше делать? Хорошо, еду в отель на такси... Денег? Да есть немного, думаю, хватит.
Перелет был очень длинным, и если бы не наушники с плеером, которые перед отлетом подарил щедрый Харламор, протухла бы со скуки. Закачал Леди Гагу с Бейонсе и до кучи разную шансонную пошлятину, но дареному коню, как говорится... Слава богу, что есть такой друг – и за бабакой присмотрит, и деньгами поможет, если что.
Провожал Харламор Веронику не один, братков с собою приволок. Они несли два чемодана: один с ее вещами, другой с подарками для мамы. Бабушке ничего не стала говорить, зачем ее волновать? Пусть думает, что ее любимая внучка полетела мстить. А внучка везет маме норковую шапку, варежки с пумпонами и угги из овчины. В Хабаровске на местном рынке пушнины, как картошки в Москве. Недешево, конечно, но тут Харламор постарался. Проехался по рынку, с кем-то перетер, кого-то «наказал» – вот так и наскреб чемодан подарков.
А самые важные слова вложил в ухо, чтобы никто не услышал:
– Будут обижать – звони, я тут же прилечу и убью. Только имя обидчика назовешь, считай – уже мертвец. Ты меня знаешь, я шутить не умею, поэтому никогда не шучу. Вероника, запомни, узнаю, что с кем-то мутишь – ноги повыдергиваю. Бабаке звонить не забывай, с матерью аккуратнее, приглядись сперва, кто ее окружает, что за люди. И присылай мне сообщения на мобильный. Если не будешь писать – прилечу в Москву и ноги повыдергиваю...
– Ты уже говорил, – напомнила Вероника, отстраняясь от навязчивого шепота. Но тут же одумалась и приобняла парня – все-таки он единственный, кто сможет ее защитить, если что...
Бабушка в аэропорт не поехала из принципа. Принцип был понятен ей одной. В подкорке мозга въедливо засели ее советы – думать своей головой и не искать неприятности. Дала напутствие, закрыла за внучкой дверь и осталась одна со своими мыслями. Дочери даже записочки не написала, сибирская гордячка. Что же между ними произошло все-таки? Может, мама расскажет?
Мама... При мыслях о маме у Вероники сердце точно спотыкалось. Почти двадцать лет прошло. Вся ее жизнь! Как они встретятся? Почему мама решила вызвать ее к себе? Кто такая Владилена, может, это мама и есть? Стоп! Ну, конечно! Как же она сразу не догадалась! Это мать назвалась чужим именем, потому что тоже боится их встречи!
Гостиница «Варшава» оказалась в самом центре душной Москвы, на углу Садового кольца и Ленинского проспекта. Вероника с первого вздоха диоксинов поняла, что Москва не ее город. Пусть Хабаровск и большая деревня, но он хотя бы не убивает своих жителей медленно и верно.
В лобби Веронику встречала женщина, видимо, та самая Владилена Николаевна.
Профессиональный взгляд на фигуру – и девушка сразу определила: эта тетя не балерина и балериной никогда не была. А значит, она не ее мать.
От разочарования Вероника чуть не расплакалась. Но тут же совладала с собой и, улыбнувшись, поблагодарила:
– Спасибо, что заботитесь обо мне, если честно, у меня, кроме вас, здесь никого.
Владилена обняла девушку за плечи:
– Зовут меня Лада Николаевна Корш. Для тебя просто Лада, можно без отчества. Я бывшая актриса, сейчас ушла из театра в бизнес. Ты можешь рассчитывать на меня, я помогу тебе всем, чем сумею. Пойдем в номер, примешь душ, отдохнешь с дороги. Ты голодная?
Обедали в японском ресторане напротив. Веронике нравилась японская еда – и недорого, и несытно. Вес точно не прибавится, а это главное перед конкурсом.
– А вы тоже в «Гранд-театре» работаете? – сразу же проговорилась девушка.
– Почему «тоже»? У тебя там есть знакомые? – тут же ухватилась за оговорку женщина. – И кто это?
– Нет... Да... Вернее, не совсем знакомая...
Вероника не хотела выглядеть проблемной. А чтобы ее жалели, тем более.
Лада осторожно молчала. Любая неточная фраза станет прочным барьером к доверительному общению. А значит, все затраченные усилия будут напрасными. Нет искренности – нет правды. И значит, ничего нет. Пустая коробка из-под «Клятвы Гиппократа».
– Скажите, Лада, а если я покажу вам фото одной моей... знакомой, вдруг вы ее знаете? Мне очень нужно ее найти.
Лада вгляделась в старую газетную вырезку с черно-белой балериной и облегченно вывалила правду:
– На фото твоя мать – Роза Витальевна Симбирцева.
– Мою мать зовут Роза Симбирцева? Вы ее знаете?! Кто вы?! – сыпала вопросами потрясенная Вероника.
Лада рассказала всю историю их жизни в пансионате, все, что знала о достижениях Розы в искусстве и в повседневной жизни. Рассказывала красочно, эмоционально и образно – Веронике даже показалось, что она напрасно прилетела, и никакая мама ее не ждет. Настолько жизнь знаменитой прима-балерины выглядела полноценной без дочери.
– Это вы меня пригласили на конкурс? Мама ничего не знает? – догадалась Вероника.
Лада вздохнула. Разнервничалась так, что разламывала уже третью пару японских палочек варибаси.
– Да, детка... Пока наши с тобой дела не очень. Судя по разговорам с твоей мамой... с Розой Витальевной, можно понять, что она всегда была занята лишь карьерой и дети – не ее стихия. Ты должна это понять и принять. Хотя это непросто... У меня никогда не было детей, но я отчего-то понимаю, что должна чувствовать девочка, которая при живой матери – сирота. Поэтому я сама отыскала тебя, вызвала сюда и сделаю все, чтобы вы встретились.
– Когда я увижу маму?! – Вероника в порыве эмоций выхватила у Лады четвертую пару варибаси и с треском разъединила палочки сама.
– Видишь ли, деточка, здесь нужно действовать осторожно, – слегка растерялась от такого темперамента Лада. – Я хорошо знаю твою мать – она сама должна проявить к тебе интерес. Если она не искала тебя все эти годы и даже не интересовалась, на что вы живете, значит, ей это было не нужно. Поэтому основная моя задача – подготовить ситуацию, при которой Роза заинтересуется тобой как балериной. Это единственное, что может вызвать ее интерес. Я навела справки – все в один голос хвалят твой талант. Главная наша задача – выиграть этот конкурс!
– Но зачем это вам? – резко спросила Вероника.
Лада забрала у девушки разрозненные палочки и засунула обратно в папиросную обертку.
– Вас нужно соединить во что бы ты ни стало! Твоя мама попала в беду. Она еще этого не понимает, хотя уже были знаки, которые только слепой не заметит. Но твоя мама влюблена, и она слепа.
– Моя мама влюблена? Но она же старая?! – искренне изумилась девушка.
Лада двусмысленно ухмыльнулась и покровительственно прикрыла ладонью тонкие пальцы Вероники.
– «Любви все возрасты покорны», дет-точка... А предклимаксная любовь вообще крышу рвет напрочь. Не надо осуждать маму, ей нужно помочь. И только ты можешь это сделать. Когда Роза увидит твою красоту, копию своей в молодости, когда поймет, что ее талант передался тебе по наследству и в ее руках будущее дочери, тогда произойдет переоценка ценностей. Я знаю ее амбициозность – если не дрогнет сердце при виде тебя в толпе, оно дрогнет, когда она увидит тебя на сцене. Борись! У тебя нет шансов на проигрыш!
– Скажите, Лада, а где сейчас моя мама? Она в театре? Она будет присутствовать на отборочных турах?
Лада удрученно развела руками:
– Нет. К сожалению, она на гастролях с театром. Поэтому бороться на конкурсе ты будешь одна. Но что еще хуже – она сейчас вместе с этим массажистом, и одному богу известно, чем это турне может закончиться.
– Неужели этот мужчина так опасен? – удивилась девушка.
– Увы, да. За ним тянется шлейф смертей.
– А почему его не арестуют? – закономерно спросила Вероника.
– По кочану. Оснований нет. Вроде как получается, что он невиновен. Просто дьявол какой-то. Одна его подружка утонула, в театре тоже неприличная история приключилась, потом своего напарника глухим оставил. Честно говоря, я боюсь за твою мать. Недавно бросила карты на нее, и выпало, что их любовный союз закончится трагично.
– А может, ваши карты врут! – смело предположила девушка.
– А ты девственница? – неожиданно спросила Лада.
– Да... А почему вы спрашиваете? – растерялась Вероника.
– Говорят, если девственница перед гаданием на карты сядет – карты правду скажут.
– Какие же вы взрослые все извращенцы! – покраснела девушка. – То бабушка мне про презервативы говорит, то вы... Я о карьере думаю, а не о мальчиках.
– Эх, дорогая, это богема. Может, и правильно, что ты жила вдали от этого вертепа, от модных клубов и дорогих соблазнов. У нас, в Москве, днем с огнем не встретишь девственницу в восемнадцать лет. Так что береги себя, а я со своей стороны буду тоже оберегать тебя. Вместе мы справимся. Вот, возьми денег на первое время, чтобы ты ни в чем не нуждалась. Гостиница оплачена, мой водитель будет возить тебя в театр и обратно. Положи деньги на телефон и никуда не ходи без меня.
Вероника пролистала пачку тысячных купюр и хихикнула:
– Вы деньги печатаете, что ли? У нас с бабушкой никогда столько за раз не было.
Лада довольно улыбнулась:
– Деточка, слава богу, у меня есть бизнес и муж. Мы занимаемся изготовлением круассанов, и наши дела, тьфу-тьфу, идут великолепно! За несколько месяцев мы так раскрутились, что, кроме пекарни, открыли магазин-киоск, а недавно соорудили и жилое помещение для ночной смены.
– Лада Николаевна, а если я не займу первого места и меня не возьмут в театр, что мне дальше делать? – спросила Вероника.
– Об этом я уже подумала. Не возьмут в «Гранд-театр» – возьмут в другой. Как запасной вариант у тебя всегда есть наша пекарня и дела, связанные с нашим бизнесом. Мой муж, Максим Михайлович, давно предлагает взять нам в помощь девушку или парня. В любом случае на хлеб ты всегда себе заработаешь. Или будешь звездой сцены, или звездой бизнеса. Я тебя не брошу.
«Гранд-театр» с блеском выступал в «Метрополитен опера». «Спартак» и «Дон-Кихот» собирали переаншлаги не только выходцами из СССР, но и англоязычной публикой. Спонсоры гастролей «Гранд-театра» в Америке с удовлетворением подсчитывали доходы и в качестве бонуса предложили артистам отдохнуть несколько дней возле океана на Лонг-Айленде. Труппа закончила выступления в Нью-Йорке и переезжала в Филадельфию. На отдых отвели три дня.
Отель, в который поселили Розу и Ивана, располагался прямо возле океана. Потрясающий воздух, насыщенный кислородом и свободой, безмятежная панорама без конца и края погрузили двоих влюбленных в состояние полнейшего релакса. Нежданный бонус отдыха был как нельзя кстати – работать приходилось каждый день с раннего утра до ночи. А если учесть восемь часов разницы во времени, то организм Розы просто не успел акклиматизироваться. Она чувствовала себя ужасно, ей все время хотелось спать, а время на сон было только ночью, когда в Москве день. Роза ходила разбитая и уставшая. Иван лучше переносил временную разницу, хотя работал не меньше, массаж артистам и группе сопровождения он делал в режиме нонстоп.
– Пойдем, посидим на лавочке? – предложил Иван, глядя в окошко на океан, вдоль которого тянулась широкая дощатая мостовая с удобными изогнутыми скамейками.
– Когда мы состаримся, обязательно купим здесь квартиру и будем целыми днями смотреть на воду и кормить наглых чаек...
Роза смотрела на океан из-за спины Ивана, как собака, положив ему подбородок на плечо. Иван приобнял Розу и поцеловал в висок.
– Выходи за меня замуж.
Роза боялась шевелиться, чтобы не сломать трогательность момента. Предложение руки пробежалось мурашками по телу, рукам и ушло в ноги, сделав их ватными.
– Это прилив чувств, или ты действительно хочешь прожить со мной всю жизнь? – спросила Роза, продолжая смотреть вдаль и не видя ничего.
– Да. Я хочу быть с тобой всегда. Хочу тебя, хочу с тобой, хочу наше будущее... Я знаю, что люблю тебя и доверяю. Ты самое нежное и трогательное существо из всех, кого я знал в жизни. Я нуждаюсь в тебе, потому что у тебя большое сердце. И его хватит на двоих.
Роза пальцем сняла с губ помаду и написала на стекле «д». На вторую букву помады не хватило. Но Иван и так все понял, повернулся к любимой и начал благодарно целовать.
После бурной плотской любви истощенный бессонницей организм Розы запросил пощады. И она уснула.
Сначала ей ничего не снилось – просто провалилась в нирвану. А потом в сознании стали нарождаться страшные сюжеты: одна за другой ее ученицы ломали ноги и не могли выйти на сцену. Молодая прима театра вышла на фуэте и, прокрутив тридцать раз, упала ниц. Роза бежит к ней, трогает за ноги, они отваливаются и превращаются в ржавые протезы.
Роза заставила себя проснуться, чтобы прекратить жуткие сновидения. Она посидела на кровати, приходя в себя. По темноте за окном определила, что проспала весь день.
Ивана в номере не было. Видимо, он пошел прогуляться. Не хотел мешать ей отдыхать. Ведь если он ляжет рядом, она опять не выспится из-за грохота его сердца.
Роза вышла в лобби и наткнулась на пожилую семейную пару.
– Добрый вечер! Вы не видели здесь темноволосого мужчину лет тридцати? – по-английски спросила Роза Витальевна. И руками показала, что не сумела перевести, – широкие плечи, крепкие мускулы и то, что она его любит.
Милая пара оказалась из Ленинграда. Точнее, когда они уезжали, город назывался Ленинградом. Они практически забыли русский язык, в их чистом английском русские слова служили как цимес. «Доброжелательные и пропитанные ностальгическими воспоминаниями, как прошлогодняя газета пылью и устаревшей информацией», – так про себя охарактеризовала эмигрантов Роза. Ей было не очень интересно поддерживать беседу о «прекрасной, но далекой родине», поскольку большое видится на расстоянии эмиграции, а Роза – типичная местечковая россиянка. У нее все делятся на «своих» и «чужих». Старички были чужие. Они не вызвали у нее сочувствия.
Бабка с дедом уже расчувствовались, вытирая друг у друга трогательные слезы о прошлом, как тут к ним подошла еще одна пожилая пара и сообщила, что вчера на пляже был обнаружен шестой труп лонгайлендского маньяка. Пятеро предыдущих трупов при жизни были молодыми проститутками.
– О! Ви газве don't knows about it? – изумилась новая старуха.
Роза обеспокоилась и стремительно направилась к океану. Конечно, Иван сильный мужчина, а не молодая проститутка, но на фиг такой отдых! В Москве криминал процветает и здесь не лучше.
Роза вглядывалась в даль деревянной эспланады, но горизонт был безлюден. Она сошла на песок и пошла вдоль океана. И тут, в свете лунной дорожки, Роза увидела пловца. Он неспешно плыл, делая мощные спокойные гребки, и его блестящая спина отливала серебром ночного света.
Роза стояла и любовалась. Вот каким должно быть счастье – тишина, воля и уединенность двух любящих сердец.
Иван вышел на берег, подхватил лежащее на песке полотенце и, на ходу вытираясь, медленно направился в сторону отеля.
– Милый! Я тебя потеряла! – Роза помахала Ивану рукой и заторопилась к нему.
– Ты что здесь делаешь?! – почему-то смутился Иван и ускорил темп.
– Не простудись, ветер сильный! Иди, прими теплый душ – я догоню! – крикнула Роза и похолодела.
Она вдруг отчетливо вспомнила, что Иван не умеет плавать. Но она только что наблюдала великолепного, уверенного в себе пловца.
Зачем он ее обманул? Почему он не спас девушку в Сочи, если так хорошо умеет плавать? Значит, не зря Лада Корш предупреждала ее об опасности – Иван явно расстроился, что Роза увидела его заплыв.
Побродив минут двадцать возле отеля, Роза привела чувства в порядок и здраво рассудила – женщина она уже не молодая, бенефис любви ей вряд ли удастся повторить, поэтому пусть его секреты остаются на его совести. Главное, что он рядом и любит. А кто там и когда утонул – мало ли какие у кого скелеты в гардеробе...
Всероссийский конкурс артистов балета в Москве ярко продемонстрировал, что технический прогресс, в прямом смысле слова, затронул и такую тонкую область, как искусство. Танцоры показывали блистательную технику, выкруживая из любого, до боли знакомого па-де-де виртуозные трюки. Слабых исполнителей практически не было, каждый участник уверенно шел к победе, и если б не досадные травмы, выбивавшие конкурентов, то, наверное, Веронике не досталось бы никакого места.
Жюри отдавало должное современному прочтению классики и благосклонно относилось к спортивно-балетному состязанию участников. Веронике, с ее консервативной трактовкой номера, победа не светила – с техникой у девочки всегда были проблемы, и на фоне вышколенных отточенных «гимнастов», как назвала их Лада Корш, молодая балерина смотрелась провинциальной Золушкой, которая попала на светский бал, организованный модным клубом «Рай».
На втором туре Вероника Захарова исполнила вариацию Жизели из одноименного балета Адана. Жюри оценило изящество и художественный артистизм танцовщицы, возвышенный трагизм и детскую трогательность в передаче материала. Искренность и нежность подкупали безотчетно. Ее выступление было обособленным и воспринималось как сама первозданность – девственная и чистая. Она не старалась станцевать Жизель, она и была той самой Жизелью, о которой Генрих Гейне написал историю трагической любви. Девушкой, не дожившей до своей свадьбы, но сохранившей страсть к танцам и веселью.
Председатель жюри обратил на нее внимание в полуфинале, и это дорогого стоило.
– Она танцует в лучших старых традициях! Такое впечатление, что ее педагогами были Галина Уланова или Стручкова. Какое врожденное чувство сцены и публики. Ничего не комкает, нигде не «застревает». На мой взгляд, она заслуживает второго места. Эмоциональное воздействие безгранично! Откуда она приехала?
Остальные члены жюри присоединились к мнению председателя – безусловно, очень аккуратно, чистенько исполнено и на второе место девушка вполне может претендовать. Но не выше.
Через два дня должен быть состояться финал.
Вероника целыми днями репетировала, вечером возвращалась в отель и валилась от усталости.
– Переживаешь? – сочувствовала Лада, которая каждый вечер приезжала поддержать свою подопечную.
– Я не имею права волноваться, сердце должно стучать в ритме моих движений, иначе я собьюсь.
– А-а, – не поняла Лада, – у вас в балете так, да?
– Нет, это я сама для себя придумала, чтобы контролировать эмоции, – рассмеялась Вероника. – Мама еще не вернулась?
Лада довольно кивнула:
– Завтра театр возвращается... Ты будешь репетировать?
– Обязательно! – уверенно ответила девушка. – Я приготовила сюрприз для жюри. Хочу им показать совсем другую Захарову. Пока я для них всего лишь лирическая героиня, а я хочу, чтобы они увидели мой характер. Я хочу первое место!
Утром Лада отправила эсэмэску: «Как добралась? Жива-здорова? Срочно набери, есть дело. Целую))».
Роза Витальевна позвонила днем, как только приземлилась.
– Устала дико, такой перелет тяжелый, не смогла уснуть в самолете, сейчас до постели доберусь и спать. Как у вас дела? Что нового? Только давай быстрее, уже трап подгоняют...
Лада избрала верный тон разговора с интонацией, полной личной заинтересованности, быстро проговорила:
– Ты знаешь, в вашем театре сейчас проходит конкурс. Оказывается, у меня на Дальнем Востоке есть племянница!
Так вот, девочку прислали участвовать в этом конкурсе и все ее очень хвалят. Мне бы хотелось, чтобы ты завтра посмотрела ее во время репетиции. Она уже в финале, ваш главный сказал, что она может претендовать на второе место. Но в ваш театр возьмут только первое. Помоги, а? Это ОЧЕНЬ важно для меня!
– Хорошо! Для тебя – все что захочешь. Ты у меня одна, с годами это ценишь все больше. Завтра посмотрю твою девчонку.
Роза Витальевна вошла в театр через четвертый служебный подъезд и сразу попала в руки вахтера.
– Вам просили передать, – лукаво улыбнулся пожилой мужчина и протянул балерине белые розы.
– Иван? – растроганно спросила женщина.
– Он, он. И еще открытка тут...
Роза Витальевна раскрыла плотную, с декоративной росписью картонку. Внутри была надпись «Лучшей женщине в мире!».
– Что там? – попытался заглянуть вахтер Розе в душу.
– Это мне, – улыбнулась счастливая женщина.
– Да, да, конечно... Еще Иван сказал, что накопилось много клиентов и сегодня он работает безвылазно... ведь скоро майские. А мне нужно куда-нибудь вывести жену, мать, трех дочек, и вот каждый год такая канитель, – без перехода вываливал на Розу свои проблемы дежурный вахтер.
– Дочек – в пионерский лагерь, мать – в пансионат для престарелых, а жена пусть домом занимается, – безапелляционно разрулила Роза и, обнимая букет свежих роз, легко побежала по лестнице к верхней сцене.
В огромном репетиционном зале шел прогон завтрашнего финала. Роза Витальевна зашла в тот момент, когда принц Дезире из «Спящей красавицы» выполнял каскад прыжков. Танцор из Перми летал по сцене уверенно-четко и экспрессивно.
«Первое место», – сразу определила Роза и, кивнув залу, скромно села в углу на лавочку, чтобы не привлекать к себе внимание.
Концертмейстер балета увидел, кто пришел, и тут же принялся еще старательнее делать акцент в прыжке, играть «под ноги» в заданном темпе, – помнит, чему Роза его учила, когда он только появился в театре. «Представь, что играешь “Чижика – пыжика”, и все получится. Я тебе клавир дала, пальцем ткнула в ноты, а дальше ты уже сам». Неопытный выпускник консерватории ловил каждое слово педагога-хореографа, а потом научился «ловить» танцующих, сумел преодолеть свои амбиции, полюбить эту неблагодарную профессию и внушить уважение артистам.
«Сейчас ему и клавир не нужен – вон наизусть шпарит, каждое последующее движение угадывает, задай только размер. И эмоциональным настроем помогает исполнителю. Браво, маэстро! Сама воспитала балетного концертмейстера, сейчас их никто не воспитывает. Играют, как в нотах написано, а не как артисту удобно», – размышляла Роза Витальевна, пока педагог делал замечания танцору-Принцу.
– Вероника Захарова! Пожалуйста! – объявила педагог следующую участницу конкурса, и на середину вышла тонкокостная, с узкой щиколоткой, высоким подъемом, невысокая хрупкая статуэточка. Нежное личико, большие бархатные глаза из семейства газелей, и в гордой посадке головы стремление к победе.
Роза внимательно разглядывала племянницу Лады Корш. Что-то неуловимо знакомое было в этой девочке. Вот этот королевский поворот головы, теплая улыбка, а в движениях сильный, независимый характер.
С первыми тактами музыки Роза вздрогнула и задохнулась – она увидела себя в молодости. Те же движения, та же полетность, заоблачный «шаг», музыкальность, внутренний огонь. Какие странные бывают совпадения...
Молодая балерина выбрала для финала вариацию Китри из гран па балета «Дон-Кихот». Это и был ее сюрприз для жюри. Партия Китри считается сложнейшей в репертуаре балерин, но Вероника с детства выступала соло и была уверена в себе. Веер в ее руке манил и дразнил, движения были уверенными, с апломбом, ноги впечатывали каждое па с каллиграфической точностью, а молодость и зажигательная энергия довершали картину блистательного танца.
Закончив, она выгнулась в победоносной позе, и все присутствовавшие в зале зааплодировали.
К Веронике подошел педагог и начал объяснять ей огрехи. Когда замечания были выслушаны, девушка снова встала на исходную позицию и, кивнув концертмейстеру, приготовилась пройти трудное па.
Роза Витальевна величественным жестом остановила аккомпаниатора и не спеша подошла к Веронике:
– Здравствуйте! Мы с вами не знакомы. Меня зовут Роза Витальевна Симбирцева.
И протянула руку.
Лицо у девушки передернулось ужасом, от потрясения она едва не закричала, но зажала рукой рот, совладала с собой и начала... истерично смеяться.
– Детка, что с вами? – Роза Витальевна участливо взяла девушку за плечи.
Вероника тут же обмякла в руках женщины и выскользнула, потеряв сознание.
– Слишком впечатлительная для балерины, – посетовала Роза Витальевна, пытаясь привести девушку в чувство при помощи педагога, концертмейстера и дежурного нашатыря. – В балете крепкие нервы нужны, нельзя быть такой впечатлительной. Ну что, детка, уже лучше?
Вероника, белая как смерть, поднялась с пола и, пошатываясь, пошла к скамейке.
– Ничего! Такое случается перед финалом – перенервничала просто. Хорошо, что это сегодня случилось, а не завтра, – прокомментировала вторая педагог. – Как она вам, Роза Витальевна? Возьмет первое место?
– Посмотрим! – Роза не привыкла посвящать коллег в свои планы. Она доверяла лишь единственной подруге, Ладе, да и ей не безгранично.
Театр настраивался на представление какофонией звуков – из оркестровой ямы доносились обрывки музыкальных фраз, поправляли аскетичную декорацию работники сцены, настраивали приборы осветители, туда-сюда сновали билетерши, в партере тихо переговаривались чьи-то гости, допущенные в зал до начала концерта.
На полу за кулисами стайками сидели и лежали конкурсанты. Пока они были мало похожи на принцев и принцесс – девушки сосредоточенно перевязывали пуанты, парни, как заведенные, прыгали на одном месте, кто-то на ком-то сидел или закладывал ноги партнеру на плечи для растяжки, большинство повторяли сложные элементы. Все они напоминали беженцев после наводнения – кто успел нацепить носки, кто войлочные валенки и в обязательном порядке ноги каждого обтягивали длинные шерстяные гетры. Разогретые мышцы должны быть в тепле, и это традиционный наряд, каким бы смешным он ни выглядел.
Роза Витальевна издали посмотрела на Веронику и не стала к ней подходить, чтобы лишний раз не волновать. Мало ли как девушка отреагирует – вдруг опять в обморок хлопнется? Смешная... Но талантливая и трудолюбивая. Про себя она уже решила, что будет ей помогать в любом случае. Даже если сегодняшее выступление будет хуже, чем на репетиции.
В ложе ее дожидались Иван и Лада Корш. Максим Михайлович посетить дивертисмент отказался, назвав балет «искусством извращенцев». На самом деле бывший главврач просто органически не переносил Ивана и не желал находиться в его обществе даже при поддержке любимой жены Лады.
Жюри заняло свои места, пафосный голос диктора объявил начало финального дня конкурса, и началось.
Головокружительные вихри молодости и жажды славы носились по сцене и захватывали зал. «Браво!» и овации в поддержку конкурсантов разрывали «Гранд-театр» – большинство зрителей были родственниками или близкими друзьями выступавших.
– Вероника Захарова, выпускница хореографического училища, город Хабаровск. Вариация Китри из гран па балета «Дон-Кихот». Младшая возрастная группа.
В полнейшей тишине зазвучало соло арфы, повеяло свежим ветром, и на сцену спокойным горделивым шагом вышла Китри. Поиграла веером, встала в позу и понеслась. Арабеск, аттитюд, испанский темперамент, дьявольский огонь, танец-кокетство, красивые позы, четкие движения, вытянутые линии ног, как стрелочки ать-два, раз-два! Настоящая испанка!
Лада Корш сгрызла кожу на костяшках пальцев, так страшно переживала, молилась – лишь бы девочка не споткнулась, лишь бы не сбилась! Сама за себя так никогда не нервничала, выходя на сцену. А тут готова была сама броситься через оркестровую яму, чтобы поддержать ее. Сердце колотилось втрое быстрее ритма музыки. У Вероники игривый испанский танец, а внутри Лады грохочет «Танец с саблями».
– Она – лучшая! – вцепилась в рукав Розиного пиджака Лада.
Роза спокойно обмахивалась программкой.
– Для начала неплохо. Но не отлично. Техника отстает, в конце не зафиксировалась... Есть над чем работать. Но я тебя поздравляю – девочка яркая. Похожа на меня в начале карьеры, тот же почерк танца. Ты мне про нее никогда не говорила, откуда она вдруг взялась?
Пока гремели аплодисменты, Лада заметила, что никто не крикнул «браво». Конечно, здесь нет ее родных и друзей и некому болеть за нее.
– Браво-о-о-о!!! – что есть мочи заорала Лада и чуть не вывалилась с балкона. – Что ты спросила? А... да я случайно узнала о Веронике... от родственников...
Иван, сидевший справа от Розы, заинтересованно подключился к разговору:
– А сколько ей лет?
– Восемнадцать! Браво-о-о! – кричала и отбивала ладоши Лада.
Иван тоже крикнул «браво» и обратился к Розе:
– А что, если нам пойти сейчас за кулисы и поддержать девчонку? Представьте, что сейчас с ней творится! Наверное, вся трясется как осиновый лист.
Роза поднялась с кресла и решительно скомандовала:
– Вы вместе отправляйтесь к ней – Иван покажет дорогу за кулисы. Как Сусанин, ха-ха. А я сейчас вниз, сяду рядом с жюри. Скоро начнется обсуждение, нужно помочь им принять правильное решение.
– Но ведь еще не все выступили? – поднимаясь с кресла, полувозразила Лада.
– Наша уже выступила. Там из претендентов остался парень из Перми, он, конечно, техникой посильнее будет и танцует стабильнее. Скорее всего, он первое место и возьмет.
– Значит, все пропало?! – тут же расстроилась Лада и сделала несчастное лицо.
– Подожди... У меня есть идея. Идите к девочке, я вам позвоню и сообщу о результатах.
Лада заспешила, в темноте натыкаясь на кресла. Иван помог ей выбраться из ложи, и они вместе пошли на служебный выход.
Вероника сидела на полу за кулисами и перевязывала ленточки на балетных тапочках. Была скромна и задумчива, как и подобает будущей звезде.
– Вероника, как ты?! – кинулась Лада к девушке. Иван встал поодаль и наблюдал.
– Спасибо, Владилена Николаевна! Я нормально. Как я танцевала? – отложив пуанты, поднялась с пола Вероника.
«Какая красивая!» – залюбовалась Лада.
Блестящие залаченные волосы цвета воронова крыла, разведенные росписью театрального грима огромные глазищи и намазанные пунцовой помадой, припухшие от покусывания губки. Шея, утекающая гибкой лианой в тонкие руки и плавным переходом в ноги-иголки. Молоденькая испанка, нежная и горячая, как кофе-капучино.
«Красотка!» – засмотрелся на девушку Иван и опередил Ладу с ответом:
– Вы были лучшей! Роза Витальевна сказала, что вы молодец. А ее похвала дорогого стоит. Только не зазвездитесь раньше времени, – усмехнулся он проверенной улыбочкой самца-соблазнителя.
– Познакомьтесь – это Иван, протеже Розы Витальевны! Тоже работает в театре. Слушай, а где тут у вас туалет? – обратилась к Ивану Лада. – Я так нервничала – чуть не описалась!
Вероника смущенно опустила глазки, а Иван прокомментировал:
– Это нормально! В театральной среде все называют вещи своими именами, у них так принято. Никакой дипломатии!
Лада удалилась в недра закулисья, а Иван тут же приблизился к балерине вплотную:
– Ника, ты здесь лучшая и ты – красавица. Я уверен, что у тебя все получится. Если за тебя взялась Роза Витальевна – значит, ты будешь в порядке. Понимаешь?
– А вы в порядке? – уверенно глядя ему в глаза, дерзко спросила Вероника.
– Да, детка, я в полном порядке и именно благодаря Розе. Она – волшебная женщина! Талантливая, знаменитая, но это не главное. Она потрясающий человек – добрая, отзывчивая, надежная. Я ей верю, как никому и никогда. Ты понимаешь меня?
– Допустим. А к чему вы мне это говорите? – прямо спросила девушка.
– Тебе нужен покровитель. Я предлагаю тебе свою опеку. Такой красотке нельзя быть одной. Педагоги – это здорово, но ты же не всегда в театре, у тебя должна быть своя личная жизнь.
– То есть вы предлагаете стать вашей любовницей? – обиделась Вероника.
– Ну да, а почему нет? – искренне ответил Иван. – Театр – это змеиное царство. Если тебя примут сюда, то сразу же начнут рвать на части. Начальство, партнеры, хорье, солисты оперы – ты даже представить не можешь, что такое «свежее мясо».
– Вы любите ма... Розу Витальевну, скажите честно? – неожиданно спросила девушка.
– Я? Очень! Она – мой ангел, мой бог. Эта женщина – единственное существо, которое на этом свете любит меня. Она – мой талисман и благодетельница, – одухотворенно декларировал Иван.
– Так зачем же вы тогда ее предаете? Зачем предлагаете мне быть вашей любовницей?! – перешла на возмущенный писк Вероника.
– Ника, – устало произнес Иван, – это совершенно разные вещи. Ты молоденькая, свежая...
– Как кусок телятины, да? – зло уточнила Вероника.
– Прекращай... Ты приехала в Москву, но не просто в Москву – ты попала в самый вертеп, в «Гранд-театр». Без надежного и заинтересованного друга тебе крышка. Давай обо всем поговорим наедине. Ты где остановилась?
Вероника не успела отреагировать на провокационный вопрос – издалека, размахивая мобильником, к ним неслась Лада Корш.
– Роза звонила! Сказала – быстрее идти в зал!
– И Нике тоже? – спросил Иван, заговорщицки подмигнув девушке.
– Нет, Вероника останется с другими конкурсантами ждать на сцене объявления итогов. Пошли скорее!
– Ну я же говорил, детка, что все будет супер! Ведь это Роза Витальевна!
Вероника снова села на пол, надела пуанты и стала завязывать ленточки. Ей хотелось заплакать от отвращения к этому старому пошляку. Но как обычно, проглотила эмоции, рассмеялась, и все конкурсанты удивленно обернулись на нее.
– Чему быть – того не миновать! Пошли, ребята, на сцену приговор слушать!
Танцор из Перми дружески подтянул ее за талию и прошептал на ухо:
– Поздравляю, Захарова – у тебя второе место! Мне сейчас педагог звонила. А у меня – первое!
Вероника остановилась как вкопанная.
«Значит, не танцевать мне в “ Гранд -театре”. Значит, я бездарная!» – Она так расстроилась, что хотела остаться за кулисами, но все же нашла в себе силы и вышла на сцену вместе с дрожащим подбородком.
После объявления специальных призов и третьего места она внутренне сжалась в готовности достойно встретить поражение.
– Второе место, денежный приз две тысячи долларов и звание лауреата получает... Светлана Петрова из Санкт-Петербурга!
Вероника не поверила своим ушам – как, и второе место ей не досталось?! Как же это?
– Первое место, денежный приз три тысячи долларов и контракт на работу в «Гранд-театре» получает Вероника Захарова, город Хабаровск!
Вероника, как во сне, шла по сцене к председателю жюри и не верила, что это она. Может, ошибка? Этого не может быть! Мамочки, этого не может быть!
– «Гран-при» конкурса, приз пять тысяч...
И тут Вероника догадалась: мама специально для нее устроила так, что главную премию разделили на первое место и «Гран-при». Высшую награду заслуженно получил парень из Перми, он действительно был великолепен, а первое место присудили ей.
Боже мой! Если бы не оркестровая яма, разделявшая ее с матерью, – Вероника перемахнула бы большим жете через эту пропасть и упала в объятия той, которую ждала столько лет!
– Бабушка! Я победила! – заорала в трубку Вероника, как только забежала в гримерную. – У меня первое место!
Бабака удивленно и покровительственно поздравила, но тут же спросила:
– Интересно, это твоя мать устроила?
Вероника раздосадованно крикнула:
– Ты когда-нибудь можешь порадоваться моим успехам?! Я же у тебя одна!
Бабака помолчала, да и повесила трубку.
Странная она все-таки... Может, разучилась радоваться за годы преодолений?
Вероника сразу набрала Харламора. Чтобы им, как чистящим средством, смыть осадок от разговора с бабушкой.
– Харламорчик, дорогой, я победила! У меня первое место! – повторила она ту же новость с той же интонацией. Обновила эмоции и заново настроилась на восхищение.
– Небось переспала с кем-то? Лучше сама расскажи, потому что, если я узнаю – ноги...
– Да вы что – сговорились все?! – завопила Вероника уже подсевшим голосом. – Я всю жизнь трудилась, чтобы победить сегодня! А вы... вы просто живете в своей больной фантазии и видите мир не дальше балкона!
Харламор, как энергетический вампир, сразу успокаивался, когда доводил женщину до истерики.
– Да ладно тебе, я пошутил! Конечно, поздравляю! Ведь ты у меня самая красивая, самая талантливая! Как твоя маман? Вы уже познакомились? Поговори со мной, не волнуйся – я кину тебе бабки на телефон.
– Харламорчик, у меня все здорово! Я теперь в «Гранд-театре» работаю! С мамой познакомилась, но пока она не в курсе, что я ее дочь. Надо подождать. Мы с Владиленой Николаевной решили пока ей не говорить – пусть привыкнет ко мне. Люди ее окружают хорошие, сплошные артисты. Правда, один меня бесит... Ее любовник Иван Атоян ко мне подкатывает, представляешь? Фу, старый, ему тридцать три уже, маму мою обманывает. Она его в люди вывела, а он молоденьких клеит... Ну, ладно, я попрошу у Лады комп, напишу тебе в скайпе, хорошо? А то реально дорого звонить. Пока!
Решив не выслушивать ответные эмоции Харламора, Вероника с радостью набрала номер Лады Корш.
– Спасибо-о-о! – заверещала девушка. – Огромное спасибо! Если бы не вы, ничего бы этого не было! А давайте сейчас все маме расскажем? Где она? Мне вас здесь ждать или возле театра встретимся?!
Счастье лилось рекой, и Вероника не могла себя остановить в этом потоке. Эмоции предвосхищали события, и фантазии девушки уже казались ей реальностью.
Лада откашлялась и деревянным голосом произнесла:
– Все очень довольны тобой, девочка. Ты молодец, настоящий боец. Сегодня твой день, и я приглашаю тебя в любой ресторан, какой пожелаешь. Ты еще в «Пушкине» не была? А хочешь итальянскую еду в «Палаццо Дукале»? Там шикарно!
Растерянность Лады не ускользнула от внимательной Вероники. Ей показалось, что актриса разговаривает с ней как с больной.
– А мама будет? – спросила Вероника в лоб.
– Мама не сможет, – мягко пощадила девушку Лада. – У Розы Витальевны важные дела. Она просила передать поздравления и пообещала, что возьмет тебя в свой класс.
– Спасибо...
«Корона» Вероники упала. Она вдруг явственно почувствовала абсолютную свою ненужность. Никто, кроме Лады, не обрадовался ее победе, каждый думал только о себе. Даже родная бабушка, даже влюбленный Харламор и мама, которая просто уехала, скорее всего, с этим придурком... У всех свои амбиции. А у нее первый в жизни праздник, первая победа, которая, оказывается, никому, кроме нее, не нужна.
Если бы Вероника знала, что спонсором ее денежного приза тоже выступила Лада Корш, то, наверное, совсем потеряла бы веру в себя и свой талант. Но девушка об этом никогда не узнает. Роза Витальевна пообещала Ладе, что не расскажет об этом маленьком компромиссе. Оргкомитет отказался выделить дополнительные средства за первое место, вот Ладе и пришлось раскошелиться...
– Не обижайся на маму, – ласково произнесла Лада, погладив девушку по щеке, – она не может так сразу взять и поменять свою жизнь. Тем более она не знает, что ты ее дочь. Пока ей дороже Иван. Но это – пока. Мы все изменим, обещаю тебе!
Лада отпустила водителя и сама вела машину. Рискуя врезаться, все время оборачивалась в сторону Вероники – следила за ее настроением. Хотя девушка пыталась скрыть огорчение, Лада почти физически чувствовала, что творится у нее в душе.
– Вы думаете, что-то изменится, когда она узнает правду обо мне?
В голосе Вероники прозвучало сомнение.
– Конечно! – успокоила Лада, паркуясь возле итальянского ресторанчика. – Какая мама откажется от родной дочери, тем более такой красивой и талантливой! Будет гордиться тобой! Да уже гордится...
За столом Вероника расслабилась – шампанское ударило в голову. Действительно, зачем огорчаться? Бабушка всегда была сложной, Харламор – ревнивец еще какой, и это не новость. Мама... Да, именно мама помогла ей победить и устроила в театр! А Вероника, глупая, расстраивается по пустякам. Все отлично!
– Ой, забыла вам рассказать! – весело хлопнула себя по лбу Вероника. – Этот мамин хахаль приставал ко мне. Серьезно! Когда вы пошли в туалет, он предложил мне стать его любовницей! Представляете?!
Лада медленно поставила бокал на стол и серьезно спросила:
– Ты, детка, ничего не путаешь? Может, он шутил?
– Да куда там «шутил»! Он так и сказал: «Без надежного и заинтересованного друга тебе крышка».
Лада схватилась за телефон, но потом передумала. Звонить Розе, тем более когда они сейчас наверняка вместе, глупо. К тому же если Роза простила ему сексуальный скандал с хористкой, то скорее откажется работать с Вероникой, чем расстанется с Иваном. Тут надо действовать хитро.
И Лада наметила план.
Иван взял выходной и отключил все телефоны.
Врач сам себе поставил диагноз «синдром обновления» и, осмысливая новое состояние, отгородился от внешнего мира. Когда жизнь движется словно по дорожке боулинга, любое изменение траектории есть проигрыш. Последний год, благодаря крепкой руке Розы, его шар выбивал только десятки. Она не давала ему скатываться ни вправо, ни влево. Но со вчерашнего дня его движение остановилось, будто наткнулось на невидимую преграду.
Иван случайно назвал молоденькую балерину Никой – слетело с губ подсознание. А когда они с Розой уехали после конкурса к нему домой, он не радовался, как обычно. Исполнил свою отлаженную миссию любовника и ушел на кухню пить кофе, оставив счастливую Розу спать в тишине. Она и внимания не обратила на его внутреннюю тремоляцию. Это же прекрасно, после качественного секса выспаться без грохота сердца и вскриков.
– Эгоистка! И на этой женщине я хотел жениться! – полушутя сказал Иван, прикрывая за собой дверь спальни.
– Ага! Я тоже тебя люблю! – сладко зевнула Роза и зарылась в подушки.
Днем он едва дождался ее ухода и поспешил на строительный рынок. Еле приволок домой тяжелые банки с краской и за вечер перекрасил стены комнаты в черный цвет.
Включил музыку с единственным любимым треком. Роб Дуган. Clubbed to death.
В прихожей снял с гвоздя зеркало, поставил в комнате перед телевизором, загородив экран, и сел перед ним, как перед иконой:
– Здравствуй, мой друг! Узнал? Хочу поделиться с тобой радостью – Ника вернулась. Мы с тобой думали, что она погибла. А она реинкорнировалась в балерину по имени Вероника Захарова. Ника. Тот же возраст, та же тонкость линий, изящество, отважность. Я услыхал ее имя и сразу испытал мощнейший прилив сил, жизнь утроила темп и в ней появился наивысший смысл. Я понял, что смогу любить. По-настоящему. Ты не веришь, что я могу любить по-настоящему... А вот мы и увидим. На спор! Ха-ха. Конечно, я выиграю, потому что ты – это я, и мы всегда выигрываем. Небо послало мне Нику, этот нежный, свежий цветок, который я сорву и буду хранить возле своего... сердца. Она – мой аленький цветочек, а я – чудовище, которое она полюбит. А потом я превращусь в Принца. Безгрешного, любящего, великодушного. Ах, если бы ты знал, как я хочу лишить ее девственности! Я буду первым, я женюсь на ней. У нас будут дети, а Роза Витальевна меня простит. Она ведь смотрит на меня как на своего ребенка, жалеет, все прощает, заботится. Значит, будет счастлива, что ее детище Иван нашел свою половину...
Музыка суицида гремела на всю квартиру, и Иван не слышал за ней надсадных звонков мобильного телефона.
– ...Ника послана мне вторично, чтобы я исправил ошибки молодости. Ошибки молодости бывают разными, звучит как набор пошлых слов, но мало кто знает, какой за этими словами может таиться смысл... Мой грех за давностью забылся – истекли все сроки. Новый смысл бытия для меня в гармонии плоти и души. Ты думаешь, так не бывает? Я докажу это. Мне дан шанс исправить ошибку, почему бы не воспользоваться им? Девушка одинокая, в Москве, кроме сдвинутой тетки Лады, у нее никого...
Телефон продолжал надрываться столько, сколько длился трек. И замолчал, как только музыка стихла.
Иван вышел на кухню, насыпал в турку кофе, поставил на огонь и сел за стол, устремив задумчивый взгляд в клочок неба между домами.
Телефон пикнул, напомнив о пропущенном вызове.
«Не трогай девочку, мразь! Плохо кончишь», – прочел он сообщение.
– Ха, – удивился вслух Иван, – испугали ежа голой жопой. Мне и так плохо. Но скоро будет хорошо. И даже очень!
Он быстро собрался, намереваясь найти Веронику в театре и поговорить с ней. После победы в конкурсе нужно было решать много организационных вопросов, и девочка могла быть только там.
Не успел Иван выйти из подъезда, снова зазвонил телефон.
– Иван. Здравствуй. Это Максим Тузов. Нужно срочно встретиться.
– А... Приветствую вас! Это не от вас я сейчас забавную эсэмэску с угрозами получил? – с усмешкой спросил Иван, садясь в машину.
– Нет. Я не люблю эсэмэски. Предпочитаю личный мужской разговор. Ты можешь сейчас приехать ко мне на фирму?
– В круассанную, что ли? Хотите меня разделать, как тесто? – с легкой издевкой спросил Иван. – Често говоря, у меня сегодня были другие планы.
– Хорошо, давай я подъеду к тебе, – не отставал Максим Михайлович.
– Ладно. Я приеду сам. Записываю адрес.
Максим Михайлович провел Ивана через служебный вход магазина, и они уединились в помещении для отдыха. В комнате были небольшая кровать, деревянный стол с офисными креслами, сейф и полка с надписанными папками.
Двое мужчин сели за стол, как соперники-шахматисты, и недобро уставились друг на друга.
– Я знаю, что ты скрываешь. Но ты... не знаешь... что... скрываю... я, – намеренно отчеканил каждое слово Тузов. И тяжелым взглядом, как гвоздями к полу, приколотил.
– Интересненько. О чем речь? – равнодушно поинтересовался Иван, пытаясь прочесть надписи на вертикальных папках.
– О Веронике. Я знаю, что у тебя на уме. Оставь эти мысли, ты же не хочешь себе навредить?
– Так, значит, это все-таки вы угрожали? – Он протянул Тузову свой мобильный.
– Согласен с автором сообщения. Но оно не от меня. Может, Лада написала – не знаю. Я вообще сроду ничего никому не писал. Тузов себя уважает и не будет мараться писульками. Сразу убью – и точка. А сочинения писать – не мужское дело.
– Хорошо, предположим, это не вы. А что Владилене Николаевне не нравится? – надменно проговорил Иван, покачиваясь в офисном кресле.
– Ты положил глаз на Веронику. Забудь.
Иван криво ухмыльнулся и почесал нос.
– И почему же это я должен вас слушаться? Вроде вы уже мне не начальник. Да и откуда вы взяли эту чушь про балеринку? Я вообще с трудом въехал, о ком вы тут речь ведете.
– Вероника – дочь Розы. Вот документальное подтверждение, – и Тузов взял с полки плоскую папочку с документами.
Иван холодно глядел на бывшего начальника.
– Думаете, я сейчас ужаснусь? Рассержусь? Заохаю и упаду в обморок? Ха-ха-ха! Мне смешны ваши происки. И все попытки остановить меня, развернуть и поставить раком у вас не выйдут! Не верю ни одному вашему слову.
– Посмотри документы, – Тузов короткими узловатыми пальцами побарабанил по папке.
– Не интересно. Желаешь правду? Да, я хочу Веронику! Но не как грязный похотливый кобель, а как серьезный умный мужчина, способный верно любить и заботиться.
– О ком ты можешь заботиться?! – вскочив с места, заорал Тузов. – Ты, исчадие ада, кругом сеешь только разврат и смерть! Забыл Сочи? Покойницу забыл? Так я тебе напомню!
Иван растерянно поднялся, потом снова сел, потер задергавшийся глаз и еле внятно пробормотал:
– Какие еще Сочи... При чем тут Сочи... Орать-то зачем?..
– Ты девушку утопил! И сбежал, как паскудник. Думал, никто тебя искать не станет. В чем-то ты оказался прав – сочинская милиция париться не любит. Труп не нашли, висяк никому не нужен – обозначили как пропавшую без вести. Менты у нас ленивые. Может, труп потом к берегу и прибило, да его запросто могли обратно в море отбуксовать, да еще и камень привязать для верности. Преступника же не нашли по горячим следам, так ведь? Я хорошо знаю наших ментов – им проще щипачей ловить да картежников разгонять.
– Ну, видишь, ты в теме... Только я-то тут с какого боку? – искривил Иван в усмешке нервные губы.
– Думал, никто тебя искать не будет... Ошибся ты, парень. Наказание тебя ищет. По пятам идет. Оглянись!
Иван судорожно обернулся и уперся взглядом в стену.
– Что это? О чем ты? – сглотнул страх Иван и поднялся, чтобы уйти.
– Испугался? – с издевкой подмигнул Тузов и пожал сам себе руки. – Испугался! Потому что грязно живешь. Иди. Уходи с моих глаз долой. И подумай, что бы хотел изменить в своей жизни, представив на миг, что у твоей кровати уже стоит священник.
Иван взялся было за дверную ручку, но передумал и подошел вплотную к Тузову.
– Может, я живу не совсем праведной жизнью, но у каждого из вас, лицемеров-праведников, свои скелеты в шкафу.
Я встретил святое создание и хочу быть счастливым. Любой грешник имеет право на раскаяние.
– Твоим словам можно верить, если искуплением прошлых грехов станет отказ от совершения новых.
– Тузов, вы случайно не Господом Богом себя возомнили? Вы, знаменитый катала и аферист?
Иван снова чувствовал себя уверенно. Он был «в материале».
– Может быть! Но душегубом никогда не был. Все бывшие кидалы – шулеры стали отличными бизнесменами, и только проплаченных журналистишек интересует, откуда взялся их первый «грязный» миллион. Так что не кивай на меня – Тузов чист перед законом и обществом.
– Чист... Как же! Даже такое непорочное создание, как Роза Витальевна, в ваших шулерских руках превратилась в кукушку! Ее-то вы зачем приплели? – театрально огорчился Иван и сокрушенно покачал головой.
Тузов сунул документы под мышку Ивану и похлопал по плечу:
– Почитай на досуге, паренек. Это копия, можешь не возвращать. Но думаю, вы не случайно с Розой нашли друг друга. Вы – хорошая пара... сапог.
Едва Иван вышел из кабинета, Тузов сразу же набрал Ладу.
– Когда-нибудь этого жука закроют... Ты бы видела, как он раскипешился, когда я кинул ему предъяву.
– Максим, говори по-человечески, я не понимаю твоих выражений! Что он сказал про Розу и Веронику? Он поверил тебе?
– Поверил – не поверил... Откуда я знаю? Я отдал ему документы, он их прочтет даже просто ради любопытства. Скорее всего, я думаю, он захочет встретиться с Розой и все перепроверить. Шрам от кесарева – вот наше доказательство! Так просто не соскочишь...
– Иван должен отказаться от своих планов, иначе я не знаю, что с ним за Веронику сделаю! Она мне как дочь, я не дам ее в обиду! – нервничала Лада, заводясь все сильнее.
– Не паникуй, Тундра, я чую, он сделает правильные выводы. В конце концов, он не отморозок, чтобы ничего не бояться. Конечно, высокомерен и презирает всех, но его слабое место – Роза. Он ей верит и дико уважает, потому что считает святой. Теперь он узнает, какая она святая...
– Ты не боишься того, что мы заварили с тобой? – вдруг призадумалась Лада. – Твой метод весьма опасный, мы не знаем, что может произойти...
– Тузов никого и никогда не боится! Иван – злодей и должен быть наказан за свои злодеяния. Вероника ему достанется только через мой труп.
– Не дай бог! Тьфу-тьфу... – испугалась суеверная Лада. – Только давай без крови. Да! Харламор звонил, забыла тебе сказать. Вылетает в Москву разбираться с Иваном.
– Только его здесь не хватает! На хрен нам этот фраерок?!
– Максим, мальчик волнуется за Веронику, они с детства дружат. Вероника сболтнула ему про Ивана, и Харламор бросился спасать ее.
– Только чертей нам не хватает. Скажи ему, что Вероника пошутила. Этот ушлепок сгоряча только навредит твоей подопечной. Все, что нужно, я уже сделал – припугнул Ивана, сунул ему доказательства, что Вероника дочь Розы. Остальное – дело времени. Думаю, он откажется от своих планов портить девочку. Тузов редко ошибается. Иван, конечно, гнилой экземпляр, но, повторяю, не отморозок.
Жестокая пробка на Брестской поймала в капкан машину Ивана. Он тоскливо обернулся назад, посмотрел по сторонам и понял, что отсюда ему никуда не деться. Иван вдруг представил, что если какой-нибудь психопат или киллер начнет стрелять, то никто не уйдет от расправы. Достаточно просто под видом уличного торговца прикрывать ствол васильками и, используя глушитель, последовательно отстреливать водителей, как мышей в мышеловках.
– Вроде я не страдаю клаустрофобией, да и бояться мне нечего. Так, всякий бред лезет в голову, – пояснил себе он, разговаривая с зеркалом заднего вида.
Слева из «мазды» красотка строила глазки и губки. Иван привычно скривил гримасу самца-соблазнителя и показал ей мобильную трубку. Девушка кивнула, опустила правое стекло и на пальцах сообщила свой номер. Потом показала жестом «ты супер!» и плотоядно уставилась в ожидании ответной реакции.
«Опять то же самое... Сколько раз это все уже было: и шлюхи, и ощущение свежести на один день, и пустота, и поиски новых развлечений. Ника никогда не стала бы знакомиться на улице, потому что она королева, а не плебейка. Так зачем же мне снова жевать пережеванную жвачку?»
Полоса двинулась, оставив приключение позади на внушительной дистанции.
Иван доехал до площади Тверской заставы, но неожиданно для самого себя развернулся в обратную сторону через центр в пансионат.
– Я должен увидеть Розу. Пусть она мне скажет правду, или я набью рожу этому наглецу Тузову.
Он гнал машину, не обращая внимания на камеры слежения. Его внутренняя тремоляция окончательно загнала его, и он хотел только, чтобы его успокоили. Иван вдруг почувствовал себя ребенком, от которого что-то скрывают. Дискомфорт неизвестности, из которого можно вывести только правдой.
Роза вышла к нему из корпуса немного уставшая. Не успела подготовить лицо к встрече с любимым, поэтому выглядела отчужденной.
– Прости, что появился внезапно. Ты, наверное, после процедур? Поговорить надо, – кратко объяснил свое появление Иван.
Они пошли к беседке. Иван захватил с собой шерстяной плед, чтобы подложить под спину Розе Витальевне. Она не любила жесткие спинки, и он помнил об этом.
– Что-то случилось? – мягко спросила женщина, спокойными движениями заворачиваясь в плед.
– Розочка, любимая моя, – начал Иван. – Я никогда не задавал тебе вопросов о твоем прошлом, но сейчас хотел бы знать наше будущее. У нас будут дети?
Роза от удивления приподняла брови, но промолчала, и ее лицо снова сделалось бесстрастным.
– Я спрашиваю потому, что ты нездорова, а мне всегда хотелось иметь двоих ребятишек, мальчика и девочку. Что ты скажешь?
– Дорогой, ты завел эту тему, чтобы не жениться на мне? Испугался, что ли?
Голос у Розы стал увереннее, чем в первые минуты встречи. Эта женщина получала заряд сил при возникновении препятствий. Ивану и в голову не пришло, что ее мысли пойдут в этом направлении.
– Нет, что ты! Я понимаю, что рожать тебе уже поздновато. Но мы можем усыновить или удочерить ребенка? Ты не думала об этом?
Роза чуть слышно вздохнула и ровным голосом ответила:
– Я никогда не хотела иметь детей. Есть чадолюбивые женщины, но я к ним не отношусь. Для меня важнее всего в жизни был балет. Все остальное отметалось как лишнее. А ребенок это и есть то самое лишнее, без чего я спокойно могла обойтись. Многие ведь рожают от безделья или потому, что общество навязывает плодиться. Я прожила почти полвека, и ни разу у меня не возникло желания какого-то нянчить или навязывать свою любовь. Это моя философия: женщина рожает ребенка, внушает ему, что он должен любить ее, воспитывает на свой вкус, а потом требует, чтобы он вернул ей ее любовь и потерянные годы. Эгоизм в высшей степени. Видимо, я не такая эгоистка, чтобы растить себе подобных и требовать в старости проценты за любовь.
Иван сидел холодный от бесчувствия Розы. Он ощутил, что все его эмоции и силы натолкнулись на айсберг и разбились об него. Он не верил тому, что слышал, потому что в его извращенном сознании, наполненном бредовыми фантазиями, еще оставалось место хорошему. И этом «хорошим» до сей минуты была Роза с ее добрым сердцем.
Общество, в котором рос Иван, прививало свои незыблемые ценности. И любовь к детям была у него в подкорке. Он еще надеялся, что неправильно истолковал слова Розы. И снова сделал попытку.
– Я никогда тебя не спрашивал, но раз зашел разговор... Во время оральных ласк, скажем так... я заметил у тебя шрам от кесарева. Ты рожала, и ребенок умер? Скажи правду, какой бы тяжелой она ни была. Мне нужно знать.
Роза раздумывала, подбирая слова... Но ответила с той же ровной интонацией:
– Но я же не спрашиваю, почему у тебя шрам на груди в области сердца... Хотя, ладно, я отвечу на твой вопрос. Да, у меня были роды. Родилась девочка. Но моя сумасшедшая мать забрала ребенка, решив, что я не смогу им заниматься. Тогда карьера как раз пошла в гору, меня взяли в театр, я разучивала новые сольные партии, и ребенок действительно был некстати.
– Ты так говоришь о своем ребенке?! Где он сейчас? Где девочка, ты знаешь?
Роза развела руками, как царевна Лебедь:
– Не интересовалась. Знаешь, мне моя мать всю жизнь покалечила, поэтому общаться с ней у меня нет никакого желания.
– Но ребенок-то при чем? – добивался справедливости Иван.
– Ты прав. Ни при чем. Мать решила вырастить девочку сама, даже моего мнения не спрашивала. Сделала как хотела, значит, это уже ее проблемы. Я для себя закрыла эту тему – нет у меня детей. Нет и не было никогда.
Удивительно, но Роза ничуть не выглядела расстроенной. Может, лишь слегка раздраженной. Видимо, ей неприятно было говорить о матери.
Иван чувствовал себя несчастным. Что-то святое было попрано. И навсегда. Оказывается, и ему, бесчувственному чудовищу, могло быть больно.
– А если ты узнаешь, что твоя дочь рядом? Ждет встречи, хочет назвать «мамой» и забыть годы сиротливого одиночества. Что тогда?
Роза прибила комара и щелчком отправила сдыхать.
– Это невозможно. Мне не нужны эти сантименты, сопли, воспоминания, вопросы... Нет во мне материнских инстинктов. Ты мой ребенок, и я забочусь о тебе – мне забот хватает. И если даже предположить такую встречу, я постараюсь, чтобы второй встречи уже не было. Мне ей дать нечего, а тянуть из нее любовь на старости лет... Я адекватный человек. Этой девочке не за что меня любить.
Иван хотел еще что-то сказать, но передумал. Прерывисто вздохнул, встал и пошел прочь.
По спине уходящего человека можно догадаться, уходит он навсегда или еще может оглянуться... Роза смотрела ему вслед и понимала, что этот человек уходит, чтобы не возвращаться.
Спокойным взглядом провожая его отчужденный силуэт, первый раз в жизни она решилась рассказать вслух про свою сокровенную жизнь..
– Уходишь... Даже не захотел меня понять. А должен был, если любишь... Тогда в Питере, во времена моей молодости, я влюбилась в своего сокурсника. Красивый парень он был! Такие моделями работают, их на обложки снимают, а на сцене от них глаз невозможно отвести. Я забеременела, мы поженились. Однажды, когда я была на репетиции, в нашу квартиру приехала моя мать и застала моего мужа в постели с любовником. Сейчас таким поворотом мало кого удивишь, тем более в балетной среде, а в то время для всех это был шок. Я очень любила своего принца Дезире... Конечно, плакала, когда мне мать в деталях рассказала о его кошмарной измене, но в глубине души готова была простить... Ты не представляешь, какая это любовь, когда готова все простить. Но моя мать категорически заявила, что не оставит малыша в семье извращенцев. И спустя три месяца после родов забрала девочку и уехала с моим отцом даже не знаю куда... Я хотела сохранить брак и своего порочного принца, но когда он ушел к любовнику, дала себе слово, что стану знаменитой балериной, докажу всем, что любовь публики важнее любви твоих, порою недостойных, родственников. Нужны ли публике мои добродетели? Едва ли. Им нужен мой гений, мой танец, мой талант. Теперь я народная артистка России, заслуженный авторитетный педагог и знаменитая личность, с которой все считаются. Меня будут помнить и любить поклонники балета. И поверь, им совсем не важно, какие скелеты в моем гардеробе.
Роза Витальевна закончила монолог. Сомкнула губы намертво – будто ничего и не говорила. Высокое и святое она показала на сцене, а низменное и греховное скроет как преступление.
– Иван умчался прочь... Глупый мальчишка. Завтра же прибежит прощения просить. Без меня ему нет жизни. А если не прибежит, что ж, как писал Гоголь: «Я тебя породил, я тебя и убью...» – иронично усмехнулась про себя Роза, сворачивая кусачий плед.
И медленной царской походкой пошла к корпусу.
Иван сел в машину и набрал номер телефона Тузова.
– Вы оказались правы. Роза Витальевна... великая балерина и звезда. Дети ей не нужны. Но это не все, что я хотел сказать. Дайте мне возможность увидеться с Ник... Вероникой и объясниться с ней. Клянусь, если вы мне хоть немного верите, я буду безупречен по отношению к девочке.
Тузов довольно усмехался, пока слушал Ивана, и, добившись признания своей правоты, расслабился:
– А что от меня-то нужно?
– Позвольте встретиться с Вероникой на вашей фирме, в круассанной. К себе домой приглашать ее неприлично, идти к ней в гостиницу неудобно. Да она и не позовет. Остается одно место, где гарантированно с нею ничего не случится.
Тузов крякнул, возмутился:
– Ну еще бы! Если ты хоть пальцем ее коснешься, мои работники мигом прибегут и разделают тебя, как тесто.
– Конечно, я не сомневаюсь, что для Вероники это самое безопасное место, – смягчил запал бывшего начальника Иван.
Уговорить Веронику оказалось несложно. Заветные слова «разговор будет о твоей матери», и девочка тут же побежала к метро, чтоб поскорее узнать свое будущее.
В помещение магазина вели два входа: центральный для посетителей и служебный для персонала. Пекарня имела три зала. Непосредственно окошко выдачи с великолепно освещенным прилавком ассортимента, позади него располагался цех с машинами для изготовления круассанов и небольшая комната для отдыха персонала.
Иван ждал Веронику возле метро. Магазин был очень удобно расположен недалеко от станции «Сокол», поэтому от покупателей не было отбоя. Очередь из трех-четырех человек стояла на улице, пара продавцов на выдаче работала в запарке. В цехе работал один человек, и, как правило, комната для отдыха была свободной и достаточно изолированной от посторонних глаз и ушей.
Вероника совсем неорганично смотрелась на фоне взмыленной толпы пользователей метро. Такая тоненькая, испуганная газель... Вышла из клоаки подземелья, озирается по сторонам, не знает, куда идти...
Иван понаблюдал за ней несколько минут. Он наслаждался своей властью – ведь теперь только ему решать, каким будет ее будущее.
– Вероника! – окликнул ее Иван.
Девушка обернулась, и искренняя улыбка вырвалась навстречу раскрытым объятиям Ивана. Но это была лишь секунда.
– Что вы хотели мне рассказать? – сразу накинулась с вопросом Вероника.
– Пойдем. Не здесь.
Иван взял ее за руку и повел к магазину с вывеской «Пальчики оближешь».
Они не заметили, что за ними наблюдают.
Едва они зашли в помещение для отдыха, Вероника, не присаживаясь и даже толком не рассмотрев, куда ее привели, забросала Ивана вопросами.
– Вы хотите мне сказать, что моя мама – Роза Витальевна Симбирцева? Так? Но я это знаю! Я специально прилетела в Москву, чтобы встретиться с ней. Она уже знает обо мне? Что она сказала?
Иван спокойно выслушал все вопросы и кратко ответил:
– Остынь. Чай будешь? С круассанами?
Вероника вытаращила на него глазищи, от чего еще больше стала похожа на перепуганную лань.
– Я не хочу чая, и мне нельзя калорийное! Раз позвали – говорите! Что вы знаете, о чем хотели рассказать?
За стеной громко работали машины для изготовления круассанов, приходилось говорить на повышенных тонах, чтобы перекричать шум. Но Вероника так волновалась, что говорила громко на нервной почве.
Иван присел за стол, дотянулся, не вставая, рукой до папки с надписью «Вероника» и отдал девушке.
– Вот здесь документы, подтверждающие, что твоя мать – великая балерина Роза Симбирцева. А остальное на словах... Детка, у тебя с ней нет будущего.
Девушка бегло пролистала бумаги и кинула их на стол.
– Я и без вас знаю, кто моя мама. А она уже знает про меня? Знает, что я, ее дочь, Вероника Захарова, принята в труппу «Гранд-театра» и буду заниматься в ее классе? Она знает все это?
Вероника так нервничала, что ходила по пятачку небольшой комнаты взад-вперед и вокруг себя. Еще чуть-чуть, и пируэты начнет крутить.
– Нет. Не знает, – честно ответил Иван.
– Тогда я немедленно еду к ней и все расскажу! – решительно объявила девушка.
При этих словах Иван встал, приблизился к мятущейся Веронике и попытался взять ее за руки.
– Я хотел тебя предостеречь – не делай этого.
Иван успел погладить ее по голове, прежде чем она негодующе стряхнула его руку.
– Это еще почему?
Иван снова сел на стул и, слегка откинув голову, задумчиво смотрел на молоденькую балерину. Он был очень красив в эту минуту. Одухотворенное лицо, проникнутое высокой мыслью, известной ему одному. Его мужское обаяние в сочетании с физической привлекательностью манило, порождало влечение. Но сила эта была понятна опытным женщинам, познавшим разных сексуальных партнеров. Для молоденькой девочки важнее всего в этот момент было узнать правду о своей маме. А на Ивана и всех других самцов ей было наплевать.
– Твоя мать не хочет общаться с тобой. Она не любит тебя. А я люблю...
Вероника услышала лишь первые фразы. Она закрыла уши руками.
Иван продолжил уже громче:
– Послушай, мы с тобой уедем отсюда за границу, где нас никто не найдет. Хочешь в Америку? Я там был, и мне очень понравилось. В Нью-Йорке есть потрясающий театр Американского балета, и это одна из сильнейших трупп мира. Хочешь в ней танцевать? Я для тебя все сделаю!
Вероника в отчаянии мотала головой, по-прежнему закрывая уши руками.
– Детка, послушай! Она никогда не будет тебе той матерью, о которой ты мечтала! Прости ее и забудь.
Иван снова подошел к Веронике и попытался обнять.
Вероника оттолкнула его и рванулась к дверям, чтобы уйти. Но Иван был ловок. Перехватил ее тонкий стан и поцеловал в губы.
Она больше не сопротивлялась, но осталась холодна. Снесла как повинность. Скорее всего, девушке, ошарашенной плохой новостью, было наплевать на Ивана и его смешные попытки ее обаять.
Опытный Иван сразу это понял и прекратил домогательства.
– Иди, если хочешь, я не стану тебя удерживать. Подумай о моем предложении и прими разумное решение. Рано или поздно Роза Витальевна узнает, кто ты, и откажется заниматься с тобой. При всей легкости натуры в принятии решений она человек категоричный и несгибаемый. Поэтому не станет играть в кошки-мышки, но и в дочки-матери не будет тоже. Другие педагоги не ввяжутся из солидарности – Роза Витальевна для всех авторитет. Нужно тебе начинать карьеру со скандала? Вряд ли. Ты слишком молода и не успела еще показать себя в работе. Поэтому единственный выход – это принять мое предложение. Денег у тебя нет, связей тоже, жить негде. Я же предлагаю тебе руку и... Короче, все, что есть у меня, – твое.
Вероника нервно хохотнула и врезала наотмашь:
– Да кому вы нужны, старый облезлый кот?! Это для моей мамы вы принц, а для меня – извращенец. А будете лезть ко мне с вашими липкими поцелуями, я попрошу моего друга из Хабаровска поучить вас уму-разуму. Понятно, дядя Ваня?!
Иван шутливо поднял руки «сдаюсь».
На выкрики Вероники в дверь заглянул рабочий из цеха. Посмотрел на обоих, оценил обстановку и молча закрыл за собой дверь. На какое-то время в цехе воцарилась тишина, видимо, парень ушел на перерыв или подслушивал.
– Ты так не кричи, детка. Уймись, а то людей перепугаешь. Злишься ты не из-за меня – я-то тебе действительно никто... Злишься ты, что никому не нужна здесь, в Москве. Танцуешь ты неплохо, но твоя карьера целиком зависит от Розы Витальевны. Откажется она с тобою заниматься, и все! Поедешь обратно домой. У тебя гонор, но за него гонорары не дают. На что жить будешь? Где? Будь проще и дальновидней. Тебе повезло, что я хочу тобою заниматься. – Он снова сел за стол и взял папку. – Почитай, здесь вся твоя жизнь. Информацию собирали по крупицам, чтобы разбить МОЮ жизнь. Я – заноза для Лады и ее мужа Максима. Они думали, что найдешься ты и Роза переключит на тебя все внимание, а меня выкинет из своей жизни. Но они ошиблись в Розе. И меня недооценили!
– Они хорошие люди! – возмутилась Вероника и ударила его кулачком в грудь.
– Ну да, конечно! – серьезно подтвердил Иван, и неопытная Вероника решила, что он согласен с нею. Не тут-то было.
– Им кажется, что они безгрешные вершители чужих судеб, – продолжил Иван с иронией. – Лада – старая блядь и мошенник Тузов. Лиса Алиса и кот Базилио. И эти люди учат меня, как надо жить!
– Лада хорошая и добрая! Это вы наговариваете! – заверещала Вероника и топнула ножкой. – Зачем им надо избавляться от вас? У них своя семья, вы им не нужны.
Иван расхохотался, сложил кренделем руки на груди и, покачиваясь в кресле, изложил свой взгляд на вещи:
– А вот, детка, и нужен. Если с Розой что случится... не дай бог, конечно... Но как врач могу утверждать, что человек она сильно нездоровый, организм чрезвычайно изношен. Повторяю, если с ней что-то случится – все творческое наследие плюс квартира остается мне. Завещание уже написано. Не потому, что я такой хороший, просто у нее никого больше нет.
– Значит, Владилена Николаевна искала меня, чтобы вы не получили наследство в случае смерти моей мамы? – озвучила то, что поняла Вероника.
– Тузов бизнесмен и аферист, что в принципе одно и то же. Он ничего не будет делать просто так. Через тебя они получат все наследство Розы.
– Но ведь Лада сама купила мне билет в Москву, платит за гостиницу, дала своего шофера, подарила красивый костюм – зачем ей тратиться на меня? Какой смысл?
Иван доверительно наклонился к Веронике и полушепотом сказал:
– Это элементарно. Закон бизнеса – помочь на пять копеек, чтобы потом содрать три шкуры. Получается, что ты у них в долгу, сечешь? Вступишь ты в права наследницы, и тут как тут у Лады вдруг возникнут проблемы со здоровьем или бизнес начнет разваливаться... Ну неужели ты своим благодетелям не поможешь?! Конечно, поможешь! Все отдашь, лишь бы своих друзей отблагодарить. Ну а уж в хитрости Тузову равных нет. Еще и бабушкину квартиру в Хабаровске им отдашь. Вместе с бабушкой.
– Какой вы негодяй! – с негодованием воскликнула девушка.
– Теперь второй закон – закон жизни. Каждый устраивается, как может. Твоя мама, к примеру, ведь небедный человек, а сдала прекрасную квартиру в аренду, сама живет в пансионате. И правильно! За ней ухаживают, лечат ее болячки и за все это платит профсоюз театра. Она заслужила такую жизнь, я заслужил тебя, потому что много страдал, а ты заслужила уехать отсюда и забыть о своей юности, исковерканной родителями.
– Вы – любовник моей матери! Она любит вас, а я вам в дочки гожусь! Неужели у вас нет сердца?
На кухне зашумела машина для раскатывания теста, загремели противни, издали живодерный лязг стальные ножи для резки.
– У меня нет сердца.
– У меня нет сердца, – повторил Иван. – Вместо него искусственный клапан. Хочешь послушать?
Он встал и с распахнутыми объятиями пошел на Веронику.
– Боже мой, кто вы?! – Девушка в ужасе попятилась к дверям.
– Не бойся, детка. Дай руку!
Он схватил ее за руку и насильно приложил к груди.
Дыж... дыж... дыж. Как сваи забивают.
– Не хочу-у-у! Боже, какой ужас... – закричала Вероника и в страхе выбежала из комнаты.
«Чеки-чеки-чеки», – в комнату ворвалась метрическая пульсация конвейера. И слилась с биением сердечного клапана Ивана.
Дыж – дыж – чеки – чеки, дыж – дыж – че -ки-чеки...
– Я буду ждать тебя здесь! – крикнул он вслед Веронике и расхохотался. Знаком показал удивленному рабочему, что все «ОК», закрыл дверь и довольный повалился на кровать. Притих и вдруг в приступе эйфории начал боксировать воздух, смеяться и дрыгать ногами, резвился как ребенок, который получил заветную игрушку. – Я обыграл всех! Она моя! Все сходится. Я получил назад свою Нику и в который раз вышел сухим из воды. Мой ангел-хранитель, спасибо тебе, что ведешь меня. Крылышками клац-клац над моим плечом...
Он уткнулся лицом в подушку и затих. Ему было хорошо, как в детстве, когда мама и папа укладывали его спать и каждый по очереди целовал в лоб...
Он хотел уснуть, чтобы быть разбуженным Вероникой. Он был уверен, что она вернется. У нее просто не было другого выхода.
Но прежде чем уснуть, он напишет письмо Розе.
Ты осталась для меня загадкой. И в этом твоя сила. Ты была Событием в моей путаной жизни. Для меня, порождения порока и тьмы, ты была и останешься несгибаемым гордым стеблем с шипами и причудливыми глазами-лепестками. Но не розового, а черного цвета. Почему ты ассоциируешься у меня с черной розой? Я отвечу историей. Это не займет много времени. Ты не любишь задавать вопросы. А мне так хотелось тебе на них отвечать! Любимым нужно задавать вопросы, чтобы был диалог. У нас с тобой не было диалога – только твое соло. Я не противился, потому что ты была ведущей в нашем дуэте. Я правильно выражаюсь вашим балетным языком? Сначала я думал, что ты стесняешься спросить меня, потом решил – боишься. Но сейчас точно знаю – тебе все равно. Безразлично. Главное, чтобы тебя не беспокоили.
Но даже через твою крепкую броню просматривались простые человеческие чувства, и я начал мечтать о семье, о детях. Я представлял, как мы возьмем двух или трех детишек из сиротского дома, и не сомневался, что ты поддержишь мою идею. Но ты рассказала мне о самом главном, как будто речь шла о незначительной ерунде. А ведь в тот момент ты говорила о своем ребенке! И тут я понял, что... это не у меня, это у тебя нет сердца.
Ты красивая, изящная на сцене, воплощение мужской мечты – трогательная, беззащитная роза. Возможно, я бы и дальше продолжал греться в лучах твоей славы и находиться под твоей защитой. Но в нашем дуэте хоть у кого-то должна быть добрая душа...
А теперь история... Когда много лет назад погибла моя Ника, я так страдал, что тяжело заболел. Сердце не выдержало. И тогда один врач-экспериментатор из Израиля предложил мне имплантировать искусственное сердце. Благодаря этой пересадке я выжил. Но с того момента потерял способность любить.
Когда я познакомился с тобой в пансионате и ты призналась мне в своих чувствах, я услышал, как механизм сердца начал отбивать удары громче, веселее, и принял это за любовь . Хотя скорее всего это стучалось тщеславие.
Но потом я увидел эту девочку, Веронику, и забыл, что я давно уже не человек, а робот. Ощущение, что мне послан еще один шанс пережить жизнь набело, не оставляет меня. И я должен им воспользоваться, другого шанса уже не будет. Мой имплант стал требовать подзарядки. Отсутствие батареек и аппарата, который нужно постоянно носить с собой, – это и было новаторским изобретением израильского ученого. Много лет я жил с искусственным имплантом на автономном питании. И никто не знал о моей тайне. У меня нет пульса. Ты заметила это и... промолчала.
Моей подзарядкой сможет стать Вероника. Она никому не нужна, кроме меня. А мне она жизненно необходима.
Вот об этом я и хотел тебе рассказать в тот первый день нашей близости. На койке в бумажных трусиках лежала такая близкая и такая далекая звезда. И такая одинокая...
Буду помнить тебя всегда.
Твой Иван.
Он закончил письмо и оставил его на столе.
Снова лег на узкую кровать, вытащил из-под головы слишком пухлую подушку, кинул ее в ноги, чтобы не мешалась, и, скрестив руки на груди, уснул сном праведника.
Механический стук в цехе не мешал, а напротив, делал сон еще более глубоким. Иван привык к звукам, оттикивающим его жизненные часы. Он спал глубоко и ровно.
Дверь открылась, и в комнату вошел человек в спортивном костюме, в перчатках и в бейсболке, надвинутой на самые глаза. В руках у него была деревянная скалка для раскатывания теста.
Человек приблизился к спящему Ивану и несколько секунд внимательно смотрел ему в лицо. Потом осторожно, чтобы не разбудить, взял из-под ног подушку, сгруппировался, но передумал, оценив спортивную фигуру массажиста. Раскатка для теста была понадежней и, примерив на глаз траекторию удара, он со всей силы обрушил скалку на голову спящего. Иван вскрикнул и схватился за голову, его безумный от боли взгляд остановился на убийце.
– Ты?
Человек схватил подушку, всем телом бросился на массажиста и стал душить. Он оседлал теряющего сознание Ивана и что есть силы навалился на подушку, под которой бился слабеющий Иван. Он пытался ухватить убийцу за шею, рвал на нем одежду, колотил ногами, стараясь сбросить с себя, но в том, с какой ненавистью действовал убийца, прослеживалась личная мотивация. Он убивал не на жизнь, а на смерть.
Иван затих. Человек не сразу отпустил свою жертву. Еще несколько минут он лежал на жертве, изо всех сил прижимая подушку к его лицу. Наконец он слез с Ивана и какое-то мгновение стоял в нерешительности, боясь убрать оружие убийства с лица массажиста.
На лице Ивана застыло удивление... Словно он не мог поверить в то, что случилось. Рот оскален в последнем неистовом желании глотка воздуха. Белые ровные зубы блестели здоровьем. Легкая рыжая небритость слегка оцарапала руку убийцы, когда он провел по лицу Ивана, чтобы прикрыть ему рот. Шея судорожно стянута, крылья носа раздулись. Глаза были раскрыты в отчаянном удивлении, а нижние веки напряжены и наполнены слезами.
Еще некоторое время человек продолжал смотреть в стеклянные глаза Ивана, мысленно прощаясь с ним. Провел ладонью по глазам сверху вниз, но выражение мертвого лица все равно сохранило удивление – брови зафиксировали состояние души в момент кончины. Они были чуть приподняты, поэтому лицо осталось одухотворенным, именно таким, когда его мужское обаяние в сочетании с физической привлекательностью манило и порождало влечение у женщин. Даже мертвый он был красив.
Убийца подошел к столу, взял письмо, адресованное Розе, прочел и, аккуратно свернув, положил в карман.
И неожиданно, кинув быстрый взгляд на лицо Ивана, метнулся в пустой молчащий цех, схватил со стола делитель для теста, подбежал к Ивану и дважды крест-накрест резанул им по лицу трупа.
Окинул взглядом разоренную кровать со следами борьбы, окровавленную скалку, резак и измазанную кровью подушку, перекрестился и вылез в окно.
Рабочий цеха обнаружил труп и сообщил подъехавшей полиции приметы девушки. От страха он живописно рассказал и даже продемонстрировал, как она в панике убегала из комнаты для отдыха и кричала: «Боже, какой ужас!»
На место преступления немедленно выехали районный прокурор, эксперт, начальник местного ОВД, оперативники...
Толпу возле магазина быстро разогнали, оставив для показаний только работников магазина.
– Скажите, а вы не обратили внимание – может, кто-то еще заходил в комнату? – делал пометки в протоколе следователь.
Рабочий трясся и угодливо твердил:
– Точно никто не заходил! Никто, никто! Я бы увидел! Нет, никуда не отлучался, все время был на рабочем месте. Только эта девушка, на танцовщицу похожа, худая такая, одни кости!
От него сильно пахло пивом, но никто на это внимание не обратил – сами стресс снимают алкоголем, что уж от гражданских лиц ожидать...
Внезапно в цех прорвался какой-то мужчина, который порывался пожаловаться прокурору на некачественное общественное питание.
– Я только что сломал зуб об этот чертов круассан! Если вы не компенсируете мне травму, я подам на вас в суд!
Мужчина в одной руке держал сломанный кусок зуба, а в другой надкусанный круассан и крышку от бутылки пива.
Но никто не обратил на него внимание, и в достаточно грубой форме он был выпихнут оперативниками на улицу.
У входа поставили охрану, чтобы больше никакие городские сумасшедшие не мешали следствию.
Оперативно-следственная группа выдвинула первые версии. Скорее всего убитый стал жертвой ревности молодой любовницы.
– Обрати внимание на глубокие порезы лица – убийца явно хотел изуродовать жертву. Тут прослеживается месть за измену, – говорил один следак другому, указывая на изрезанное лицо трупа.
– Вряд ли у бабы, тем более молодой, хватит сил задушить здорового мужика, – сомневался следователь, рассматривая измазанную в крови подушку.
По пятнам на скалке быстро восстановили картину преступления.
– Она его сначала шарахнула этой дубиной по башке, а потом, когда он потерял сознание, задушила подушкой. Здесь большой силы не надо – мужик потерял сознание и поэтому не сопротивлялся, – высказал свое предположение оперативник.
– Ну, картина более чем ясная, – подтвердил другой.
– Раскрыто по горячим?.. – недоверчиво ухмыльнулся следователь. – Тут не все просто. Я вижу скорее мужской почерк. У женщины, даже обиженной, рука не поднимется так зверски изуродовать красивого парня... Хотя в практике всякие случаи были, но чтобы разбить голову, задушить, а потом еще и изрезать лицо – вендетта прямо...
В спортивной сумке, лежащей на столе, были обнаружены документы на имя Ивана Атояна, права, заграничный паспорт и перевязанная резинкой пачка денег. Еще был телефон с выключенным звуком.
Труп увезли на судебно-медицинскую экспертизу, эксперты продолжили осмотр места преступления.
По последним звонкам определить, кто последним видел Ивана, оказалось плевым делом.
Веронику Захарову по горячим следам взяли прямо возле входа в гостиницу «Варшава». Она не сопротивлялась, только твердила, что «ничего не понимает». Когда оперативники сообщили ей, что она арестована по подозрению в убийстве, девушка потеряла сознание.
На первом же допросе она не сумела толком ничего объяснить. Путалась в показаниях, говорила, что надо позвонить бабушке в Хабаровск, чтобы та рассказала их семейную историю. Хорошо еще, что Вероника догадалась не говорить про Харламора, тогда уж точно следователи решили бы, что в Москве действует организованная группировка.
– У меня есть тайна, которую я не могу раскрыть, иначе вы испортите мне всю жизнь, – твердила девушка.
Следователь терпеливо объяснял, что если она получит срок за убийство, тогда ее жизнь действительно будет испорчена. И пока она не расскажет, при каких обстоятельствах оказалась в магазине «Пальчики оближешь» и что связывало ее с Иваном Атояном, – ей сидеть в камере с воровками, проститутками и прочими недостойными членами общества.
Вероника представила, как следователь тычет маме, знаменитой балерине Розе Витальевне Симбирцевой, в лицо удостоверение со словами: «Вероника Захарова утверждает, что она ваша дочь. В данный момент она задержана по подозрению в убийстве вашего сожителя Ивана Атояна и находится в следственном изоляторе».
После встречи с Иваном у нее еще теплилась надежда, теперь же она явно осознала, что мать никогда не признает дочь, которая, не успев появиться, принесла ей сразу столько проблем.
– Лада! Только она сейчас может мне помочь! – вспомнила о благодетельнице девушка.
Даже наветы Ивана о непорядочности семьи Тузовых не смогли изменить решения Вероники обратиться к ним за помощью. У нее не было других вариантов, и в этом Иван был прав.
Владилена Николаевна подъехала к театру, где шла репетиция нового спектакля, и попросила вызвать на проходную Розу Витальевну.
Спустя полчаса Роза спустилась, и по ее спокойному и уверенному взгляду Лада поняла, что ее подруга еще ничего не знает.
– Что, опять дефолт? – пошутила балерина. Она открыла тяжелую массивную дверь, и женщины вышли на воздух. – У тебя такой взъерошенный вид.
Всю дорогу до театра Лада представляла, как будет произносить самые страшные слова. Но так и не придумала. Сочинить сценарий трех разбитых жизней актриса не сумела – цинизма не хватило.
– Вероника Захарова – твоя дочь. Она мне не племянница, я нашла ее, чтобы сделать вас счастливыми.
Роза Витальевна медленно шла вдоль театра и ничего не отвечала.
– Но это еще не все... Сегодня днем убили Ивана...
Роза остановилась и ясными глазами удивленно посмотрела на Ладу.
– Убили? Ивана? Какого Ивана?
– Да, Роза. Кто-то убил твоего Ивана в нашем магазине. Там была Вероника, это Максим разрешил им там встретиться. В общем, я потом тебе все объясню... Короче говоря, следствие предполагает, что это Вероника убила Ивана! А это не она! Она же ребенок!
Роза невидящими глазами смотрела на Ладу, потом ее взгляд стал совсем расплывчатым, словно растворился в словах, как в серной кислоте.
– Ивана больше нет? – спросила она машинально.
– Его задушили... и... ну, в общем, кошмар какой-то произошел. Мне толком ничего не рассказали, сейчас на месте работают эксперты, а самого... само тело уже в морг отвезли. Ну, там вскрытие будут делать и...
Роза вдруг широко улыбнулась (Лада испугалась за психическое здоровье подруги), потом красивым тягучим движением провела по ее руке, словно утешая, и кратко произнесла:
– Ну вот и все.
И медленно пошла через сквер мимо скамеек, фонтана, потом перешла к драматическому театру и дальше наверх, к Лубянской площади...
Лада шла за ней, не зная, как себя вести. Боялась и приблизиться, и окликнуть.
Так и плелась за ней вдоль Красной площади как преданная собака. Лада боялась, что Роза может попасть под машину или упасть. Но женщина медленно шла вперед и остановилась только возле церкви на Варварке. Перекрестилась и так застыла.
Лада осмелилась подойти, встала рядом и тоже перекрестилась.
– А ты знаешь, что в тринадцатом веке недалеко от Рима жила некая Роза, которую католики причислили к лику святых, потому что она могла воскрешать мертвых... Девушка умерла, когда ей было всего восемнадцать лет. Она скончалась от редкого сердечного заболевания – пентады Кантрелла. Как работало ее сердце, можно было увидеть даже через кожу, оно было смещено и увеличено в размерах. Сердцу святой Розы из Витербо поклоняются все католики. Оно лежит для всеобщего обозрения как святые мощи... И вот я подумала: наверное, в то последнее мгновение Иван ждал от меня помощи? Ждал, что я смогу его воскресить? Я хочу забрать его сердце, чтобы молиться на него. Как ты думаешь – мне его отдадут?
Лада растерялась, не знала, что ответить. Она лишь согласно кивала, думая, как начать разговор о Веронике:
– Прости, что не вовремя, но Веронике сейчас нужна помощь! Она летела в Москву, чтобы встретиться с тобой и воссоединиться. Пусть не сразу, пусть это похоже на бред, но ведь ваше родство никто не отменял и ей больше не на кого рассчитывать. Я прошу тебя – найди среди своих крутых знакомых хорошего адвоката. Я оплачу все расходы, только это должен быть очень сильный адвокат, иначе девочку посадят за убийство.
– А ты знаешь, я всегда чувствовала, что он покинет этот мир первым, – задумчиво произнесла Роза и снова перекрестилась на церковь. – Он был слаб духом, и в нем всегда торжествовало искушение. Просто я любила его и люблю. К тому же это был мой бенефис. А что еще нужно женщине на закате своей женской карьеры?..
За день до похорон Ивана Роза Витальевна подчинилась уговорам Лады и позвонила генеральному директору театра с просьбой дать ей телефон того самого олигарха-мецената, который выручил их в некрасивой истории с хористкой-вокалисткой.
– Я не люблю никого ни о чем просить. Но в этот раз я сделаю исключение.
Только пообещай мне, что найдешь убийцу Ивана, – с трудом выговорила страшные слова Роза.
– Я тебе обещаю, – ответила Лада.
Недовольный олигарх дал контакты своего лучшего адвоката, но оплатить вопрос отказался.
– Видите ли, Роза Витальевна, я мог бы бесплатно предоставить вам адвоката, но наши с вами представления о морали сильно расходятся. Поэтому все, чем я могу помочь, – это рекомендацией.
Лада Корш подписала договор с юристом, и тот принялся за работу.
Роза Витальевна ни разу не позвонила, чтобы узнать, как продвигается следствие, и на похороны Ивана не пришла.
Она вообще больше нигде не появлялась. Изношенный организм и сильный стресс дали о себе знать – Роза слегла и попросила никого к ней не пускать.
Отрицательная энергетика душной камеры сжирала кислород, и Вероника уже которую ночь не могла уснуть. Ее не пугали озлобленные девки, несвежее казенное белье, пыльное шерстяное одеяло. В хабаровских пионерских лагерях, куда каждое лето ее отправляла бабушка, было немногим лучше – и жестокость подружек, и «темные», которые устраивали «белым воронам», и серое казенное белье.
Главное сейчас было вспомнить хоть что-то, за что сможет ухватиться адвокат. Она понимала, что любая мелочь поможет раскрыть убийство. Вероника вспоминала советы бабушки («никого не слушай, никому не верь») и Харламора («с матерью аккуратнее, приглядись сперва, кто ее окружает, что за люди»). Снова и снова анализировала этих малознакомых людей и задавала себе вопрос: кто из них мог убить Ивана?
Лада – прекрасный человек, и ей Вероника обязана всем. Но может, это как раз и есть подстава? Как говорил Иван: «Помочь на пять копеек, чтобы потом содрать три шкуры». Может, Лада специально подставила ее под удар? И этот странный муж ее... как его зовут... Максим Михайлович... Ведь они даже ни разу не виделись с ним, всегда только Лада... И встретились Вероника с Иваном именно в их магазине, где проще простого убить кого угодно...
Мама... А может, это она убила Ивана? Из ревности. Узнала, что он хочет улететь с Вероникой в Америку, и убила.
Да еще и лицо ему в гневе изрезала – следователь фото показывал. Веронику чуть не вырвало, когда увидела...
Харламор! Как она сразу не догадалась! Конечно, это мог быть Харламор! Он не раз ее предупреждал: если кто будет приставать – найдет и ноги повыдергивает. А Вероника жаловалась ему на Ивана по телефону после конкурса... Надо адвокату сказать – пусть разыщет Харламора...
Лада тоже не спала. У нее была комфортная кровать, дорогое белье из египетского хлопка, мягкое итальянское одеяло. Но мысль, что ее хрупкая девочка сидит по чужой вине в следственном изоляторе, не давала ей уснуть даже на пару часов. Лада постоянно прокручивала в голове всевозможные комбинации. Кто был заинтересован в смерти Ивана? Бизнеса у него нет, но врагов достаточно. Жаждать мести могли родственники хористки из «Гранд-театра» и коллега-массажист Тарас, которого он сделал глухим. Можно подозревать их? Несомненно. Своими мыслями она уже поделилась с адвокатом, и тот проработал оба варианта. Родители похотливой девушки уже два месяца находились на гастролях с симфоническим оркестром, а у гея Тараса слух восстановился, и в силу патологической доброты (а может, и глупости) он не держал на Ивана зла, посчитав инцидент случайностью.
На допросах у следователя Вероника вновь и вновь восстанавливала картину событий того дня и сама ловила себя на мысли, что, кроме нее, подозревать некого.
– Был момент, когда я громко вскрикнула, и к нам заглянул рабочий из цеха. Потом некоторое время машины не работали, я даже подумала, что он подслушивает или ушел.
– И когда выбежали из комнаты в цехе, тоже никого не было? – провоцировал следователь.
– Нет, – уничтожала себя показаниями девушка, – там был рабочий, и он видел, как я выбежала... Но взгляните на мои руки! Меня можно сдуть легким ветерком, я не удержала бы эту палку в руках!
– Скажите, пожалуйста, какие мы нежные! – ерничал следователь. – А тридцать два фуэте хватает сил крутить?
– Это другое, это техника, для нее руки не должны быть сильными, – чуть слышно оправдывалась девушка. Уже второй час она сидела прямо, не касаясь спинки деревянного стула, и давала показания.
– Только не надо опять падать в обморок и доказывать, какая вы хрупкая, – глядя на ее белое лицо, упреждал следак. – Вы зачем с собой в сумке шелковые перчатки носили? Вы ведь знали, что они вам понадобятся! Ну? Врите дальше, скажите, что они были приготовлены для балетного номера? Да?
– Да... Это на самом деле так. Великая балерина Галина Сергеевна Уланова всегда носила кружевные перчатки, и никому бы в голову не пришло находить этому какое-то криминальное объяснение. Во время репетиций партии Китри я надеваю перчатки, мне это помогает вживаться в образ, – тихо ответила Вероника, глядя в пол.
– Следите за моей мыслью, – азартно предложил следователь. – Вот орудия убийства: скалка, подушка, резак... Вот показания свидетеля – был конфликт, вы кричали на потерпевшего, а он вел себя вполне пристойно. Затем вы выбегаете в панике из комнаты и кричите «ужас, ужас!»... Честное слово, даже смешно, как в анекдоте про публичный дом...
Следователь действительно улыбнулся, видно, анекдот ему нравился. Он сел за стол и постучал ручкой по листу допроса.
– Вам осталось лишь признаться. За умышленное убийство вам дадут лет шесть-семь. Но если вы подпишите признание, то, учитывая ваш возраст и характеристики с места учебы, за убийство в состоянии аффекта вам дадут вдвое меньше. Правда, немного портят картину перчатки, но обещаю – если вы признаетесь, я постараюсь, чтобы убийство не было классифицировано как преднамеренное. Ваш адвокат попросит суд переквалифицировать статью со сто пятой на сто седьмую – убийство в состоянии аффекта в результате аморального поведения потерпевшего – и все. Года три получите, да и то, может, условно. Справедливости ради надо отметить, что вы мне глубоко симпатичны и ваше место на сцене, но уж никак не на нарах...
Вероника не спала уже несколько ночей и хотела только, чтобы наконец все от нее отстали... Но еще больше ее терзало, что она не занимается. Каждый день ее маленькой жизни начинался с балетного станка, мышцы привыкли к ежедневным упражнениям, и она чувствовала, что из нее плавно уходит все, чему она научилась. Если следователь говорит правду, значит, ее скоро выпустят, и она уедет в свой Хабаровск к бабушке и больше никогда...
– Хорошо. Если я подпишу признание, меня скоро отпустят? – с надеждой спросила Вероника.
Следователь аж подпрыгнул в кресле.
– Скоро! Правда, сначала будет суд, на нем примут решение, но мы с вашим адвокатом постараемся, чтобы вам дали минимальный срок... ну, если вдруг не получится дать «условный»...
Дикая головная боль подталкивала Веронику к быстрым решениям, но вдруг она вспомнила, как Харламор учил ее: «Никогда ничего не подписывай, пока сто раз не перепроверишь».
– А можно, я подумаю до завтра? – виновато попросила она. – Мне надо посоветоваться с адвокатом.
Следователь досадливо скривился и кивнул:
– Сама продлеваешь себе срок содержания под стражей. Ну, смотри, главное не опоздать...
Максим Михайлович пришел домой раздраженный и голодный.
– Идиотский день сегодня, Тундра! Мало того что менты магазин трясут целыми днями, еще и придурок какой-то утверждает, что зуб сломал о наш круассан. Я его послал, конечно, а он говорит, что в суд подаст. Мало нам проблем, еще этот на голову свалился.
Лада с половником наготове уже наливала горячую солянку.
– Что за чушь! Тесто несколько раз раскатывается машиной, потом режется на куски. Никакая пробка не проскочит, если только специально ее в круассан не засу... стоп! Когда, говоришь, это произошло?
– Мужик с зубом ворвался, как раз когда полиция приехала, – не поднимая головы от тарелки, ответил Тузов.
Не дожидаясь утра, Лада позвонила адвокату.
– Найдите того мужика, который в день убийства кричал, что сломал зуб о круассан! Он может нам помочь своими показаниями. Я чувствую, что этой пивной крышкой нам кто-то подал знак.
На следующий день помощник адвоката нашел в магазине «Книги» охранника, который в тот злополучный день решил полакомиться знаменитой на весь район выпечкой.
– Это надо же! Меня еще и послали! Я написал заявление в суд на этих сраных кондитеров. Раз не захотели меня выслушать – пусть теперь суд разбирает их деятельность!
Пострадавший пообещал, что непременно подтвердит свои показания у следователя и в суде.
Следующим звеном цепочки снова оказался рабочий из цеха.
На этот раз он был уже более расслаблен.
– Ну не помню я, может, и выходил на минуту. Я ж, поди, не арестованный, могу себе позволить подышать свежим воздухом!
Адвокат сам проводил беседу и действовал, как всегда, хитро.
– По секрету вам скажу, что весь ваш коллектив, который в тот день находился на работе, хотят уволить.
– За что? – испугался рабочий.
– А ни за что, просто при вас было совершено убийство, а это бросает тень на репутацию предприятия. Хотя... Если вы поможете следствию, то в благодарность именно вас оставят.
– А что я должен сделать? – засуетился рабочий.
– Вы должны подробно рассказать все, что происходило с того момента, как в помещение вошли мужчина и девушка.
– Так я уже рассказывал! Ну, вошли в комнату, болтали там долго, я ничего не слышал, ведь машины работали. Потом я услышал, что она закричала. Я машины остановил, заглянул к ним, как мне Михалыч велел, послушал некоторое время и снова работать стал...
– Это все? – внимательно посмотрел на мужчину адвокат. – А дальше что было?
– Потом девушка выбежала в слезах из комнаты, а мужчина остался там. Я не решился зайти, потому что мне велели проследить за девушкой, а не за мужиком. Ну, а раз она ушла, значит, все в порядке, и я расслабился...
– Как именно вы расслабились? – уточнил адвокат.
– Ну, я пошел себе пиво купить, ларек недалеко, в нескольких шагах от магазина. Правда, задержался немного... Мужик за мной в очереди стоял, вдруг за сердце стал хвататься и хрипеть. Ну, я ему предложил «скорую» вызвать, а он и говорит: «Лучше сбегай в аптеку – возьми нитроглицерин, а сдачу оставь себе. И дал пять тысяч. Я сначала хотел отказаться, мне ведь категорически запрещено отлучаться и выпивать на рабочем месте, но хотелось человеку помочь, да и сдачу надо было отдать.
– Отдали? – удовлетворенно потирая руки, спросил адвокат.
– Да в том-то и дело, что нет! Аптека недалеко – за углом. Я лекарство взял, минут семь прошло, а потом, когда вернулся, мужика того уже не было. Я подождал его еще минут десять и пошел в магазин. А киоскершу предупредил, что сдачу, дескать, тот может забрать в магазине «Пальчики оближешь».
– Так что ж вы раньше молчали, господин хороший, что отсутствовали около двадцати минут? – с укором спросил адвокат и поднялся для прощания.
– Так работу не хочу потерять, ваша честь, мне хорошо платят, ну а что выпить люблю – так жарко же, трубы горят! – оправдывался работник, вытирая потный лоб.
– «Ваша честь» скажете судье, когда показания будете давать. Надеюсь, наша с вами договоренность по поводу показаний останется в силе.
Лада встречалась с адвокатом в кафе. Говорить по телефону он категорически отказывался, отключал телефон и даже вынимал «симку», чтоб не прослушали.
– А что, можно прослушать даже выключенный телефон? – удивилась Лада, подозрительно оглядывая посетителей заведения.
– Запросто. Если есть цель прослушать абонента, лучше телефоном вообще не пользоваться, – уверенно ответил адвокат.
– Итак? – вопросительно подняла брови Лада.
– Итак, мы имеем дело с убийцей, который помогает следствию доказать, что Вероника не виновна.
– Новый Робин Гуд? – сыронизировала Лада. – И где нам его искать?
– А мы его скорее всего не найдем. Мне думается, у этого убийцы была одна конкретная цель – уничтожить Ивана Атояна. И для общества этот мститель не представляет опасности. Хотя, конечно, я могу ошибаться, но мотив личной мести прослеживается во всех его действиях. Он навел нас на улики, которые рассыпят всю доказательную базу. Рабочий цеха отсутствовал двадцать минут, и за это время кто угодно мог пройти в магазин со служебного входа, убить, а еще отведать круассанов и попить чайку. Поэтому Веронику, скорее всего, освободят прямо в зале суда.
– Спасибо! – Лада признательно накрыла руками руки адвоката. Они всегда лежали ровно и ладонями вниз по примеру президента.
– Это не мне спасибо, просто преступник порядочный оказался, – усмехнулся антитезе адвокат. – А охраннику тому советую компенсировать ущерб – если бы не его зуб, нам еще долго пришлось париться над этим делом.
Как и предполагал адвокат, Веронику освободили из-под стражи за недоказанностью вины прямо в здании суда.
За это время девушка похудела на шесть килограммов и теперь была похожа на безмолвную тень. Потрясения, которые выпали на ее долю, могли сравниться с аттракционом «американские горки», но без кнопки управления.
Лада забрала девочку к себе домой и ухаживала за ней с нежностью женщины, никогда не имевшей собственных детей. Максим Михайлович целыми днями пропадал на работе, вел какие-то телефонные переговоры, но Лада не обижалась на него. Главное сейчас для Вероники – восстановить пошатнувшееся здоровье и доверие к людям.
Через неделю Вероника первый раз вышла погулять. Лада привезла ее в Серебряный бор, и там, глядя на милых уточек с утятами, Вероника призналась:
– А знаете, Лада, я ведь подлая. Когда Иван сказал, что вы возитесь со мной из-за наследства мамы, я ведь почти поверила. Вы для меня столько сделали, но гадкие сплетни такие едкие, что начинаешь во всем сомневаться. Простите меня!
Лада обняла девочку и засмущалась:
– Не думай об этом, я тоже не святая. Это ведь я все подстроила.
– Что подстроили? – не поняла Вероника.
– Я угрожала Ивану, писала ему SMS-сообщения. Это я попросила мужа встретиться с Иваном и показать документы, подтверждающие, что ты дочь Розы. Я точно рассчитала, что Иван станет выяснять правду у Розы, а узнав, расстанется с ней. Мне было страшно за твою маму, ведь все, с кем общался Иван, умирали или долго лечились. Поверь, я очень люблю твою Розу, потому что она талантливейший человек. У нас, у артистов, это всегда ставится на первое место. Ею восхищаются миллионы людей. Да, она оказалась плохой матерью, точнее, никакой. Но едва ли в этом только ее вина. Ни ты, ни я – мы не знаем, что случилось в вашей семье на самом деле, поэтому давай не будем ее казнить за это. Тем более что она уже казнена.
– Как это? – испугалась Вероника. – Я не хочу, чтобы она из-за меня страдала!
Лада грустно улыбнулась и скорбно покачала головой:
– К сожалению, она страдает не из-за тебя, а из-за того, что погиб Иван. Они плохо расстались, он даже не попрощался.
– Откровенно говоря, там, в камере (девушка передернула плечами от воспоминаний) мне казалось, что это мама или вы убили Ивана. Да, я допускала такие мысли, представляете?
– Нет, детка. Я не убивала Ивана. Моей ненависти к нему хватало лишь на SMS-сообщения и интриги, которые я плела, чтобы разлучить их с Розой. Но кто его убил, и для меня большая загадка.
– А что ваш муж говорит? Он такой умный, – высказала свое мнение Вероника и кинула камушек в грязный пруд.
– Максим не посвящает меня в свои дела. Но я знаю, что он ведет свое расследование и уже есть кое-какие результаты.
– А мне можно рассказать? – загорелась Вероника.
– Можно – это уже не секрет. Харламор сейчас в Сочи.
– Харламор?? Что он там делает?! Загорает? – рассмеялась Вероника.
– Когда Иван начал домогаться тебя, я хотела позвонить Харламору и искала его телефон. Но он позвонил мне сам, сказал, что приедет и выдернет ноги Ивану. Я стала его успокаивать и заверила, что мы справимся без скандалов. А потом случилось то, что случилось... И Харламор, чтобы спасти тебя от тюрьмы, срочно вылетел в Сочи.
– Но при чем здесь этот город и Харламор? – недоумевала Вероника.
– Мой муж оттуда родом, из Хосты, а это недалеко от Сочи, где много лет назад отдыхал Иван. С его девушкой произошла трагическая история – она утонула и ее не нашли. История эта покрыта мраком тайны. Никто ничего не знает. Свидетелей не было, и милиция не нашла ни тела, ни виновных. Максим Михайлович предполагает, что следы убийства Ивана ведут в Сочи. Там у мужа осталось много друзей, и, на удачу, оказалось, что Харламор тоже достаточно известная фигура в криминальном мире Сочи... Других зацепок у нас нет.
– А зачем вам это? Меня освободили, Иван больше никому не причинит зла, мама спасена.
– Я обещала Розе найти убийцу Ивана. Она хочет знать, почему погиб ее любимый человек. У любой загадки должна быть разгадка, деточка, – многозначительно ответила Лада.
Харламор прилетел во Внуково и сразу же набрал Максима Михайловича. Они договорились о встрече в центре, в восточном ресторане «У Ферхада».
– Это наш близкий держит, там нормально сможем побазарить.
С Харламором было еще два человека, таких же напряженно-колючих. Все молча сели за круглый накрытый стол и молча стали жевать, лишь бросая друг на друга изучающие взгляды.
– Короче, если бы кто-то не замочил этого Ивашку, мы бы сами это сделали. «Писарь не местный», отморозок... Мы перетерли с сочинскими и узнали, что совсем недавно рыбаки наткнулись на труп, к спине которого был привязан кирпич. Эксперты установили, что это труп Ники Антоновой, пропавшей несколько лет назад в районе Сочи во время купания. Она не утопла. Ее просто утопили, как котенка.
– Ты думаешь, это Иван? – спросил Максим Михайлович, глубоко затягиваясь сигаретой.
– Харламор, ты про того фраера ему расскажи, который терся возле ментов всю дорогу, – подал голос скуластый парень с серым лицом.
– Да. Когда нашли труп, один мужик очень интересовался, говорил, что это его пропавшая дочь. Вроде ему поверили, у него и фамилия Антонов, и анализы подошли. Дело ведь подвисло на несколько лет, а когда трупак нашли – следствие возобновили. Назначили генетическую экспертизу. Короче, это реально оказался отец утопшей.
– Он в Сочи сейчас? – уточнил Максим Михайлович и потянулся за телефоном.
– Не знаю. Дочь похоронил и исчез куда-то. Я думаю, это он Ивана завалил, похоже, что он.
– Единственное место, куда он рано или поздно вернется, – это могила дочки. Как, говоришь, его фамилия была – Антонов? – переспросил Максим Михайлович. – Но ведь у Ивана тоже фамилия была Антонов!
– Атоян была его фамилия, когда Вероника мне звонила, жаловалась, что к ней пристает мамин хахаль Иван Атоян! Я еще точно запомнил, думал, «зверьку» ноги выдерну.
– Вот это и странно, – сказал Тузов. – Мой приятель из Хосты точно помнит историю с исчезновением девушки. Фамилия парня была Антонов, а не Атоян. Но когда он приехал в Москву и устроился в мою клинику, то уже был Атоян. Зарплата у нас скромная, поэтому я и не докапывался, что он без рекомендации. А потом друг мой приехал, жизнью побитый, ментовскими пулями израненный, ха-ха, на массаж попросился – тут он Ивана и признал.
—И чё? – не понял скуластый с серым лицом. – В чем понт-то?
– А в том, что Иван, скорее всего, виновен в смерти девушки, раз сбежал, да еще и фамилию сменил. Ясно?
– Теперь ясно, – отстал серый.
Официант поменял приборы под натянутую паузу компании.
– Но с Ивана теперь спрос невелик, а Вероника в опасности. Кто знает, что у этого мстителя на уме. Если он такой крутой, что решился на «мокрое» средь бела дня и в людном месте, то от него можно ждать «многоходовки». Я хочу увести Веронику обратно в Хабаровск. Здесь ей нечего делать, от вашей Москвы одни проблемы, – уверенно резюмировал Харламор, проводив подозрительным взглядом официанта.
– Пусть она сама решит, остаться ей или вернуться. После того что она пережила, бояться ей уже нечего. Лада заботится о ней, как о родной: выслушивает, объясняет, сопереживает. Девочка находится в дружественной атмосфере и не чувствует себя одинокой. Ей нужно все осмыслить, чтобы понять, почему в борьбе со злом чаще всего побеждает зло. Кровь смывается кровью, равнодушие является нормой жизни, а сердечная недостаточность уже не диагноз, а стиль отношений между людьми.
– Прям Ушинский какой-то, – заржал серый и хлопнул чекушку водки.
– Ты, паренек, жало прикуси. Я плаваю в мутной воде с тех пор, когда тебя еще на свете не было. Вы свое дело сделали – большое вам за это человеческое спасибо. Можете погулять по Москве, посмотреть Кремль, гостиница к вашим услугам, за все заплачено.
– Я Веронику хочу увидеть, – решительно заявил Харламор.
– Она тебе позвонит, – ответил Максим Михайлович и знаком попросил у официанта счет.