Солнечное дерево

Сказка про Матренку

В давние времена в славном Городце-Радилове на самой окраине жил искусный мастер Федор Беда, родом из Суздаля. Прибыл он в Городец не один, а с женой своей Бедихой и дочкой Матренкой. Сначала по чужим углам жил, потом соседи помогли ему избушку на горушке построить. Вышла изба чуть косовата, между бревен местами солнышко просвечивало. Зато печку сделали с трубой, чтобы дым по избе не гулял; окошко бычьим пузырем затянули, а внизу подзоринку оставили — на улицу выглядывать.

— Надо бы щели законопатить, зимой холодно будет! — молвила как-то Бедиха.

Но до зимы было далеко, а Федор торопился к ремеслу приступить. Умел он отличные прялки делать, веретена вытачивать, игрушки всякие для детей вырезать. И все очень искусно раскрашивал. Наладил он свой станок-верстачок и первым делом смастерил всем городецким ребятишкам по забавной игрушке. Гладких шаров да белых грибов из липы навытачивал, толстоногих коней навырезал, Бабу-Ягу в ступе, Ивана-дурака на коне. Всем ребятам по игрушке досталось, и все они были довольны и рады. Только сама Бедиха не радовалась:

— Проконопатил бы избу, непутевый! Всех на свете игрушками не оделишь, а придет зима — замерзать будем!

Послушался Федор, походил вокруг избы, постучал топором, большие щели мохом позатыкал и опять за любимое дело взялся.

Тут зима со снегом да холодом нагрянула, а следом за ней пришла в Заволжье злая хворь Кориха. И стало ей завидно, что все городецкие ребятишки живы и здоровы, днем на улице бегают, а вечером по домам сидят и веселыми игрушками забавляются. Пошла Кориха по улицам, стала по окнам клюкой стучать:

— Тук-тук-тук! Ребятишки есть ли тут? Завтра приду!

И начала Кориха ребятишек одного за другим хватать, в жар бросать, личико красной сыпью осыпать. Добралась она и до Бединой избушки, постучала клюшкой:

— Тук-тук-тук! Ребятишки есть ли тут? Завтра приду!

Выбежала Бедиха на улицу узнать, кто стучал да кричал, а от Корихи и следа не осталось. А на другой день Матренку хворь свалила. И расхворалась девочка надолго.

Совсем невесело стало в избе Федора Беды. А матери больных детишек идут и идут к нему каждый день:

— Федор-свет, сделай игрушечку позабавнее, мой Ликанька на поправку пошел, порадовать сынка охота!

— Свет Федор, распиши липовую чашечку понаряднее! Не ест, не пьет моя Аленка, авось из твоей посудины похлебает, у тебя рука легкая!

В ответ Федор Беда без слов вставал за верстачок и мастерил для детей самые веселые игрушки. А дочка Матренка не вставала с постели, и Бедиха все больше ворчала на мужа. Как назло, к избушке повадились летать разные пичужки. Почуяли они, что из щелей тепло идет, и догадались мох да тряпицы вытаскивать, чтобы лапки отогреть. Синички, снегири и дятлы — все полюбили Бедину избушку. Больше других донимал один черный дятел. Прилетит и начнет носом в стену стучать: «Тук-тук-тук! Тук-тук-тук!» От того стука у матери сердце замирало:

— Дятел на стене — недобрая примета. Это он гробик для дочки долбит. Иди, Федор, пристукни дятла!

Но Беде некогда было за дятлами гоняться, он для здоровых и больных детишек игрушки делал. Вот одним утром застучали в стену, словно долотом задолбили. Даже Матренка на постели встрепенулась и прислушалась:

— Тятька, слышишь? Другой, новый прилетел!

Вышел Федор Беда на улицу и видит: большущий черный дятел наполовину в бревно вдолбился, только хвост торчит. Подкрался он к дятлу, поймал и в избу принес.

— Подержи-ка его, дочка, а я краски погуще припасу!

Дятел был совсем черный, как ворон, только носик светлый, а глаза желтые. И нарисовал Федор Беда на голове у дятла красную шапку. А когда краска подсохла, открыл в окне подзоринку и выпустил дятла в окно на волю с веселой прибауткой:

Тут Матренка в первый раз после болезни рассмеялась:

— Ох и выдумщик ты, тятька-свет!

Повеселела девочка и выздоравливать начала. А черные дятлы с той поры полюбили в красные шапки рядиться и больше к избушке не прилетали и не тревожили Бедиху своим стуком.

Всю долгую зиму не уставал Федор Беда для городецких ребятишек разные игрушки делать, чтобы радость помогала им от хвори обороняться. Пока его дочка Матренка больная лежала, мать Бедиха перед лучинкой за прялкой сидела и пряжу на холсты пряла. В начале весны, когда девочка от хвори оклемываться начала, Бедиха ее порадовать придумала:

— За то, что хворь поборола, доченька, натку холста самого тонкого да мягкого и сарафанчик тебе сошью. Одно плохо — пряжу покрасить нечем!

Задумалась девчоночка, как бы матери в ее работе и заботе помочь. Да и заснула. И увидела во сне разные цветы на прозрачных стеблях. Цветы, как живые, кивали ей и обещали: «Выздоравливай, девочка, мы дадим тебе красок для холста на сарафанчик!» Проснулась Матренка радостная и с того часа стала еще быстрее поправляться, но про сон с цветами не забывала. В начале лета пошла она как-то в лес за земляникой. Ягодок не нашла, зато набрела на полянку с цветами. Наклонилась девочка над одним и запела негромко:

— Травка-муравка, зеленые листочки, какой краски Матренке дашь?

И подставила руку горсточкой. А зверобой-трава ей на ладошку цветок уронила и с ним розовую капельку. Обрадовалась девочка, целый букет зверобоя набрала, домой принесла и отцу с матерью все рассказала. Запарила Бедиха цветы зверобоя в кадушке и моток пряжи туда погрузила и выкрасились нитки в розовый цвет.

А Матренка опять в лес убежала. Понравились ей низенькие кусточки среди сосновой молоди, присела над ними и запела:

— Зелен кустик, жесткие листочки, лиловые цветочки, какой краски Матренке дашь?

И ладошку горсточкой подставила. А кустик вереска кивнул головкой-веточкой и желтую капельку в ручонку уронил. Набрала Матренка вереска целый пучок и домой принесла. И выкрасила Бедиха моток пряжи в желтый цвет. На другой день нашла Матренка густой куст с желтыми цветами-зонтиками и запела тихонько:

— Зубчатые листочки, желтые цветочки, какой краски Матренке дадите? — И руку горсточкой подставила. Но молчат листья и цветы, а корни сами из земли лезут: «Тащи вместе с нами — дадим зеленую!»

Надергала Матренка дикой травы пижмы с корнями и домой принесла. А Бедиха выкрасила моток пряжи в зеленый цвет. На следующий день ольха девочке спелых шишек для черной краски нароняла, а дуб коры не пожалел для коричневой. Так и пошло: любую краску Матренка в лесу находила и домой приносила. Накрасила Бедиха пряжу в разные цвета и за ткацкий станок села. И выткала такое льняное полотно, что только радуга на небе могла по красоте с ним поспорить. А когда Матренка в новый сарафанчик нарядилась и на солнечную улицу вышла, все цветы полевые и лесные красоте ее удивились.

А Бедиха с дочкой свое умение и краски от других людей не таили, а помогали и советом и показом. И разошлось далеко по народу искусство в разные цвета пряжу окрашивать и нарядные холсты ткать — и в полоску, и в клеточку, и в елочку.

Когда у Федора Беды дочка Матренка выросла, научилась она самую тонкую пряжу прясть, в разные цвета красить и узорные полотна ткать.

А в мастерской у Беды в ту пору учился ремеслу сирота Демка Подожок. Скоро перенял он от Федора ремесло и художество: копылья у прялок цветами да соловьями расписывал, а на донцах хороводы из парней и девок рисовал.

Всех городецких баб и молодух Демьян такими прялками наградил и дорисовался до того, что краски кончились, а купить не на что и негде.

Тут, как нарочно, весна подкатила с разными праздниками, молодежь на лужок гулять поманило. Матренка Бедина по праздникам в новый сарафан рядилась, и Подожок подолгу на нее заглядывался.

Вот один раз девчонка ему и скажи:

— Чем на мой сарафан заглядываться, нарисовал бы свой такой, мне на поглядок!

— Нарисовать нехитро, да где красок взять! — невесело ответил Демка.

Усмехнулась Матренка:

— Чай, краски раздобыть — не Жар-птицу за хвост ухватить. Добрые молодцы и не то достают!

Посмеялась так да и забыла. А Демьян Подожок надолго задумался, да так с думой в избушку зашел, котомку собрал и к Волге вышел. Лежали там в старину у самой воды четыре серых камня-валуна. Возле них бурлаки да рыбаки любили отдохнуть, уху сварить. Тут и Демка подумать присел. В тот день над рекой весенний ветер гулял, волны на берег легонько накатывались и плескались, чокали: чок, чок, чок! Подожок и задремал, солнышком пригретый. Вдруг с одной волной на берег носатый да всклокоченный старичонка выплеснулся и давай боком да прискоком вокруг камней плясать, припевая: «Чок-чок, старичок Макарычек припасет пареньку подарочек!»

Тут голос басовитый да скрипучий Подожка разбудил, не дал сон доглядеть, старичонку дослушать:

— За дорого ли камни пузом греть подрядился?

Отлетела от парня дремота, как увидал перед собою Федула, мужика бородатого и, как медведь, коренастого, хозяина баржи. И рассказал ему о своей нужде-заботе. Задумался Федул и сказал:

— Ну какой из тебя бурлак-батрак? Прут зеленый! Но ладно, пойдем в бурлаки на мою посудину, свезу тебя на такой базар, где товары разные, — может, и найдешь, что тебе надо.

Хозяин на носу баржи сидел, бороду курчавую пальцами расчесывал, голосом скрипучим на бурлаков покрикивал. Плыла баржа вниз по Волге легко, как лебедь, и пристала к берегу, где всяких судов и суденышек была тьма тьмущая! На берегу крепость-стена, а вокруг кипел базар-ярмарка.

Когда бурлаки баржу товарами нагрузили, Федул их деньгами оделил и на ярмарку гулять отпустил. Вот идет Подожок по торжищу, кругом шумно и пестро, со всего света торгаши съехались, а балаганчиков с красками не видно.

Подался Демка к крепостной стене и слышит — кричат в одном ряду:

— Ай-вай, краски! Краски золотые, серебряные, голубые! Краски чудесные, синие, небесные! Ай-вай, краски, краски!

Подбежал Демьян к балаганчику, видит, купец сидит, лицо смуглое, носище в три вершка и глаза как черносливины. Поклонился парень продавцу и сказал, что ему надо.

— Кажи деньги! — приказал носатый.

Высыпал Демка все деньги, что от Федула получил. Носатый на деньги глянул, удивился и на парня глазищи уставил, разглядывая. Потом из окованного сундука краски достал и Демке помог в мешок сложить. Другой ларец открыл, вынул платок шелковый красоты невиданной и парню на плечо накинул:

— Матаньке за твою простоту!

Подхватил Подожок котомку с покупками, купцу поклонился и на баржу поспешил. В тот же день потянули бурлаки Федулову баржу вверх по Волге и в Городец привели. Простившись с хозяином и товарищами, Демка, как домой ни спешил, сел передохнуть у четырех камней да и свалился от усталости. По Волге опять ветер гулял, воду к берегу гнал, волны плескались и чокали: чок, чок, чок! И опять пригрезилось Подожку, что с одной волной выплеснулся на берег старичонка. Сколь ни старался парень, никак того старика разглядеть не мог, такой он был неясный да всклокоченный. А старичонка боком да с прискоком вокруг камней заплясал, припевая: «Чок, чок, простачок Де-мья-ны-чек! Разрисуй, Подожок, белых семь Матрен добрым людям всем на поглядочек!»

Очнулся Подожок от дремоты и головой потряс:

— Экой сон чудной приснился! «Белых семь Матрен… добрым людям на поглядочек!»

И потопал скорей в Городец, а семь Матрен из головы не выходили. Первым делом к Бединым забежал и заморский узорный платок Матренке подал. Как нарядилась девчонка в свой рукодельный сарафан да платочком дареным головку накрыла, все бабы руками всплеснули:

— Ай Матренка свет Федоровна, куколка писаная!

А Демьян Подожок так глядел, словно запомнить надолго хотел, и в тот же день за работу засел. Из белой чистой липы выточил он семь белых кукол, одна другой меньше, и разрисовал красками, что с ярмарки привез: и золотыми, и серебряными, и голубыми, и всякими.

Вышли куклы задорные, румяные да чернобровые, глаза — что цветы васильки, губы — что лепестки шиповника. И месяц, и все звездочки на голубом платке получились яркими, как на небе, а сарафан светился всеми цветами лесными. И поставил Подожок все семь кукол на окно избушки лицом к улице. Немало перебывало людей под Демкиным окошком, чтобы взглянуть на диковинные куклы из дерева.

С того дня дела у Подожка хорошо пошли. На месте старой избы новую поставил, а под углы к ней перевез и положил четыре камня, у которых старичонка приснился.

Много-много лет прошло с той поры. Искусство и мастерство Демки Подожка не угасло в народе. Но никто из умельцев не сумел повторить семь матренок, сделанных руками первого мастера.