Сон в красном тереме. Том 1

Глава девятая, из которой можно узнать о том, как Ли Гуй получил наказ наставлять дурного мальчишку и как Мин-янь, рассердившись на сорванцов, учинил скандал в школе

Цинь Бан-е и его сын ожидали письма от семьи Цзя с сообщением о начале занятий в школе. Бао-юй был так нетерпелив в своем желании поскорее встретиться с Цинь Чжуном, что решил непременно идти в школу через три дня, о чем и не замедлил известить своего друга письмом.

В тот день, когда Бао-юй проснулся, Си-жэнь, которая уже успела собрать и привести в порядок книги, кисти для письма и другие школьные принадлежности, грустная и задумчивая сидела на краю его кровати. Как только Бао-юй поднялся с постели, она стала помогать ему причесываться и умываться.

– Дорогая сестра, почему ты так невесела? – спросил Бао-юй, заметив печальное выражение на лице Си-жэнь. – Неужели ты боишься, что если я буду посещать школу, я охладею к вам?

– Зачем ты говоришь ерунду! – упрекнула его Си-жэнь. – Ученье – дело хорошее! Не учиться, значит напрасно жить на свете. Только об одном тебя прошу: когда читаешь – пусть все твои мысли будут заняты книгой; когда не занимаешься – думай о доме. И смотри, не балуйся с мальчишками, не то узнает твой отец, а с ним шутки плохи! Хоть ты и говоришь, что преисполнился решимостью учиться, но, по-моему, время занятий следует ограничить – захватишь слишком большой кусок, не сможешь его проглотить, да и здоровье нужно беречь. Это лишь мое собственное мнение, но все же подумай над моими словами.

На каждую фразу Си-жэнь юноша отвечал кивком головы.

– Твой халат на меху я уложила в узел и отдала слугам, – продолжала между тем Си-жэнь. – Если в школе будет холодно, наденешь его сам, потому что там некому будет о тебе заботиться, как дома. Грелки для рук и для ног я тоже туда отослала, требуй, чтобы слуги подавали тебе их, когда понадобится. Ведь все они лентяи, и если им не напомнишь, они только рады будут. Чего доброго, еще заморозят тебя!

– Не беспокойся, я сам справлюсь, – пообещал ей Бао-юй. – Только вы здесь не скучайте, почаще ходите гулять с сестрицей Линь Дай-юй.

Пока они разговаривали, Бао-юй оделся и собрался, и Си-жэнь стала торопить его пойти навестить матушку Цзя, Цзя Чжэна и госпожу Ван.

Поговорив немного с Цин-вэнь и Шэ-юэ, Бао-юй наконец отправился к матушке Цзя, которая тоже не упустила случая, чтобы сделать ему кое-какие наставления. Потом Бао-юй повидался с госпожой Ван и, выйдя от нее, направился в кабинет Цзя Чжэна.

В это утро Цзя Чжэн сидел у себя в кабинете и вел праздную беседу с молодыми людьми из числа приживальщиков дома, как вдруг к нему вошел Бао-юй, справился о здоровье и сообщил, что отправляется в школу.

Язвительная, холодная усмешка промелькнула на губах Цзя Чжэна:

– Этими словами «иду в школу» ты прямо-таки заставляешь меня сгорать от стыда! Я бы сказал, что ты идешь играть в бирюльки – это было бы вернее! Погляжу я на тебя, и кажется, что ты только пачкаешь пол, на котором стоишь, и оскверняешь дверь, к которой прислоняешься!

– Зачем вы так строги с ним? – засмеялись гости, вставая. – Если ваш сын начнет старательно заниматься, то, гляди, годика через два-три и прославится. Ведь не будет же он вести себя так, как в прежние годы. – А тебе, братец, нечего медлить, – добавили они, обращаясь к Бао-юю, – время уже к завтраку.

И тотчас два старика под руки вывели Бао-юя.

– Эй, кто там из слуг сопровождает Бао-юя? – крикнул Цзя Чжэн в дверь.

Снаружи отозвалось несколько голосов, и на пороге появились три или четыре рослых детины: они опустились на колени перед Цзя Чжэном и справились о здоровье. В одном из них Цзя Чжэн узнал Ли Гуя, сына кормилицы Бао-юя, мамки Ли.

Обращаясь к нему, Цзя Чжэн спросил:

– Вы с Бао-юем целыми днями пропадаете в школе, скажи мне наконец, какие книги он прочел? Наверное, запомнил наизусть несколько легкомысленных рассказиков да научился всяким проделкам! Вот погоди, освобожусь, так с тебя с первого шкуру спущу, а потом и с этим тупицей рассчитаюсь!

Перепуганный Ли Гуй сдернул с головы шапку. Отвесив земной поклон, он произнес: «Слушаюсь!» – и добавил:

– Старший брат Бао-юй выучил три раздела «Шицзина» до какой-то там песни: «Оленей, оленей вдали слышен зов, там лотосов листья и ряска прудов»[41]. Ей-ей, не смею вам лгать!

Все так и покатились со смеху. Цзя Чжэн, который тоже не мог сдержать улыбку, сказал:

– Боюсь, что если он выучит еще тридцать разделов «Шицзина», толку будет не больше, чем, «заткнув уши, красть колокол» – просто обман людей! Так что пойди, справься о здоровье господина учителя и передай ему от меня: «Не нужно приводить всякие легкомысленные пустые истории для объяснения «Шицзина» и древних текстов; первым долгом заставьте Бао-юя выучить «Четверокнижие». Это сейчас самое важное».

Ли Гуй еще раз произнес: «Слушаюсь» и, заметив, что Цзя Чжэн замолчал, поднялся с колен и вышел.

В это время Бао-юй, затаив дыхание, в одиночестве стоял за дворовыми воротами и поджидал, пока слуги выйдут, чтобы вместе отправиться в школу.

Между тем Ли Гуй, отряхивая на себе одежду, говорил Бао-юю:

– Слышал, брат? Сначала собираются с нас шкуру спустить! У других людей слуги, сопровождающие хозяина, пользуются почетом и уважением, а мы вот за тебя только терпим понапрасну ругань и побои. Хоть бы пожалел нас!

– Не обижайся, дорогой братец, – улыбнулся Бао-юй, – я как-нибудь на славу угощу тебя.

– Эх, молодой господин, кто же смеет на это надеяться? – со вздохом произнес Ли Гуй. – Слушай хоть, что тебе говорят, и то ладно.

Подошли к дому матушки Цзя. Цинь Чжун был уже там, и матушка Цзя с ним беседовала. Бао-юй поздоровался с Цинь Чжуном, затем они оба простились с матушкой Цзя.

Бао-юй неожиданно вспомнил, что еще не попрощался с Дай-юй, и побежал в ее комнату. Дай-юй сидела возле окна перед зеркалом и наряжалась. Узнав, что Бао-юй идет в школу, Дай-юй обернулась и с улыбкой сказала:

– Вот и прекрасно! Думаю, что на сей раз ты «сломаешь коричную ветку во дворце луны»[42]. Проводить тебя я не могу.

– Подожди, милая сестрица, пока я вернусь с занятий, – проговорил Бао-юй, – тогда мы поужинаем и сделаем для тебя румяна.

Поболтав еще некоторое время, Бао-юй повернулся и направился к выходу. Дай-юй поспешила окликнуть его:

– Что же ты не идешь прощаться с сестрой Бао-чай?

Бао-юй засмеялся, но ничего не ответил и вместе с Цинь Чжуном отправился в школу.

Собственно говоря, эта бесплатная школа находилась неподалеку от дома и была создана основателем рода, прадедом Бао-юя, с тем чтобы в ней могли учиться дети родителей, принадлежащих к семье Цзя, которые сами были не в состоянии нанять учителей. Все члены рода, занимавшие чиновничьи должности, обязаны были вносить деньги на расходы по содержанию школы. Учителем обычно избирался самый пожилой и добродетельный человек в семье.

Придя в школу, Бао-юй и Цинь Чжун познакомились с учениками и без промедления приступили к занятиям. Они были неразлучны, всюду ходили вместе, вместе садились, вместе вставали, дружба их становилась все крепче и теснее. Матушка Цзя тоже полюбила Цинь Чжуна, часто на несколько дней оставляла его у себя и относилась к нему как к своему правнуку. Зная, что семья Цинь Чжуна не из богатых, матушка Цзя иногда помогала мальчику одеждой либо другими вещами. Таким образом, не прошло и двух месяцев, как Цинь Чжун полностью освоился с жизнью во дворце Жунго.

Бао-юй, в противоположность Цинь Чжуну, не умел сдерживать свои желания и быть благоразумным и требовал, чтобы все его прихоти исполнялись немедленно. Поэтому, когда однажды на него напала блажь, он потихоньку сказал Цинь Чжуну:

– Мы с тобой одного возраста, вместе учимся – давай не называть друг друга дядей и племянником, будем братьями.

Цинь Чжун сначала не мог на это решиться, но Бао-юй и слышать ничего не хотел, упорно звал его братом, дал прозвище Цзин-цин, и Цинь Чжуну в конце концов пришлось последовать его примеру.

Надо сказать, что хотя в школе учились лишь сыновья и племянники, принадлежавшие к одному роду, но, как гласит пословица, «у дракона девять сыновей, и у каждого из них свои отличия»; поскольку учеников в школе было много, это неизбежно приводило к тому, что в число «драконов» попадали «змеи» – мелкие и низкие людишки.

С появлением в школе Цинь Чжуна и Бао-юя все сразу обратили внимание на то, что Цинь Чжун робок и стыдлив, краснеет и смущается еще до того, как ему что-нибудь скажут, и манерами напоминает девушку; а Бао-юй тоже такой же мягкий и покорный, обладает чутким, отзывчивым характером, и только всегда ведет чересчур витиеватые и заумные речи. К тому же мальчики были очень дружны, что не могло не вызвать подозрений со стороны соучеников, и те за глаза стали шептаться о них, злословить, распускать всякие нелепые слухи как в школе, так и вне ее.

Сюэ Пань, поселившись в доме госпожи Ван, быстро разузнал о существовании домашней школы. У него внезапно вспыхнула «страсть Лун Яна», и он заявил, что якобы хочет учиться, однако на самом деле он «три дня ловил рыбу, два дня сушил сети», посылал подарки учителю Цзя Дай-жу, в учебе никаких успехов не делал и только помышлял о том, как бы поближе завязать дружбу с мальчиками.

Разумеется, в школе нашлись ученики, которые, соблазнившись деньгами и угощениями Сюэ Паня, поддались на обман и попались в его сети. О двух из них ничего не было известно: никто не знал, чьи они родственники, каково их настоящее имя; поскольку они были красивы и близки с Сюэ Панем, им дали прозвища: одному – Сян-лянь – Сладостная нежность, другому – Юй-ай – Яшмовая любовь. Хотя у мальчиков при виде их, как говорится, слюнки текли и появлялось «преступное» желание, никто не осмеливался их затрагивать из страха перед Сюэ Панем.

Когда Бао-юй и Цинь Чжун появились в школе, они тоже почувствовали симпатию к Сян-ляню и Юй-аю, но, зная об их связи с Сюэ Панем, не осмеливались допускать по отношению к ним легкомысленных поступков. Сян-лянь и Юй-ай в свою очередь дружески относились к Бао-юю и Цинь Чжуну. Таким образом, хотя все четверо в душе симпатизировали друг другу, эта симпатия пока еще не проявлялась открыто.

Ежедневно, приходя в школу, мальчики неотрывно следили за каждым движением друг друга, либо начинали перебрасываться загадками, говорить намеками, но старались все это делать так, чтобы понятно было только им самим и не привлекало внимания остальных. Однако несколько хитрецов и пройдох подметили их взаимоотношения, стали у них за спиной корчить гримасы, покашливать. Так продолжалось изо дня в день.

Однажды у Цзя Дай-жу было какое-то дело. Дав ученикам задание сочинить к следующему дню парное выражение из семи слов в строке, он ушел домой, оставив присматривать за порядком в школе своего старшего внука Цзя Жуя.

В этот день Сюэ Пань не явился на утреннюю перекличку в школу, и Цинь Чжун, воспользовавшись этим, перемигнулся с Сян-лянем, они встали и под предлогом естественной надобности вышли во внутренний дворик. Цинь Чжун первый спросил:

– Твои домашние интересуются, с кем ты дружишь?

Не успел он произнести эти слова, как за спиной его кто-то нарочито громко кашлянул. Мальчики испуганно обернулись и увидели перед собой своего соученика Цзинь Жуна.

Сян-лянь обладал вспыльчивым характером, но тут неожиданно смутился и недовольным тоном спросил:

– Чего кашляешь? Что, нам поговорить нельзя?

– Если вам можно говорить, почему мне нельзя кашлять? – вызывающе сказал Цзинь Жун. – Я только хотел вас спросить, какими штучками вы здесь занимаетесь? Ведь я вас поймал! Как вы отопретесь? Принимайте в компанию, не то всем расскажу!

– На чем ты нас поймал? – покраснев от волнения, спросили Цинь Чжун и Сян-лянь.

– На том, что вы в самом деле делали! – засмеялся Цзинь Жун и, захлопав в ладоши, закричал: – Давайте выкуп!

Взволнованные и рассерженные, Сян-лянь и Цинь Чжун бросились жаловаться Цзя Жую, что Цзинь Жун безо всякой причины обижает их.

Цзя Жуй оказался бессовестным человеком, который заботился лишь о своих интересах и из всего старался извлечь выгоду; и всякий раз, когда ему приходилось бывать в школе, он требовал, чтобы ученики его угощали. Он во всем потворствовал Сюэ Паню в надежде на его подачки, и поэтому, когда Сюэ Пань безобразничал, Цзя Жуй не только не останавливал его, но еще помогал ему, стремясь тем самым снискать его расположение. Как назло, Сюэ Пань отличался крайним непостоянством: сегодня ему нравилось одно, завтра – другое, а в последнее время у него завелись новые друзья, и он сразу бросил и Сян-ляня, и Юй-ая, точно так же, как бросил Цзинь Жуна, когда у него появились Сян-лянь и Юй-ай. Цзя Жуй, конечно, вовсе не выражал недовольства тем, что Сюэ Пань, встречая нечто новое, мгновенно забывал о старом; его возмущало то, что Сян-лянь и Юй-ай в свое время не помогли ему снискать благосклонность Сюэ Паня. Вот почему Цзя Жуй, Цзинь Жун и некоторые другие ненавидели Сян-ляня и Юй-ая. И сейчас, когда Цинь Чжун и Сян-лянь пришли жаловаться на Цзинь Жуна, Цзя Жуй был крайне недоволен, но, не осмеливаясь грубо прикрикнуть на Цинь Чжуна, отыгрался на Сян-ляне, заявив, что тот всегда лезет не в свои дела, и вдобавок ни с того ни с сего на него накричал, что возмутило даже Цинь Чжуна. В конце концов оба мальчика отошли от Цзя Жуя и молча вернулись на свои места. Цзинь Жун, который был доволен таким оборотом дела, только качал головой, прищелкивая языком, да болтал всякую чепуху. Сидевший неподалеку от него Юй-ай прекрасно слышал все, что говорил тот, и, не утерпев, начал возражать ему.

– Я только что своими глазами видел, как они целовались и гладили друг друга по заднице! – нагло заявил Цзинь Жун. – К согласию они уже давно пришли и сейчас только договаривались о подробностях.

Он так увлекся, что начал болтать совершенно неприличные вещи, не обращая внимания на присутствие других учеников. И вот один из них рассердился! И представляете кто? Цзя Цян!

Цзя Цян был правнуком Нинго-гуна по прямой линии. Родители его давно умерли, и с самого детства он жил у Цзя Чжэня. Недавно ему исполнилось шестнадцать лет, он обладал более утонченными манерами, чем Цзя Жун, родной сын Цзя Чжэня. С Цзя Жуном его связывала тесная дружба, и жили они вместе.

Во дворце Нинго обитали самые разнообразные по характеру и склонностям люди, насчет которых обиженные чем-нибудь слуги и служанки не упускали случая позлословить; они не стеснялись отпускать по адресу господ самые неприличные и бранные слова, какие только встречаются в обиходе простолюдинов. Понимая, что о Цзя Цяне тоже может пойти дурная слава, Цзя Чжэнь, чтобы отвести от себя подозрения, недавно выделил для него отдельный дом, приказал ему переселиться туда из дворца Нинго и обзавестись своей семьей.

Цзя Цян был умный, понятливый юноша и обладал приятной наружностью. Он ходил в школу только для отвода глаз, на самом деле он увлекался лишь петушиными боями да собачьими бегами, наслаждался цветами да любовался ивами. И кто мог осмелиться перечить ему, если он пользовался любовью Цзя Чжэня и дружил с Цзя Жуном! Чувствуя несправедливость, он тут же захотел вмешаться, но потом подумал:

«Цзинь Жун и Цзя Жуй – друзья моего дяди Сюэ Паня, да и я с Сюэ Панем в хороших отношениях. Если я вмешаюсь и они пожалуются Сюэ Паню, это может повредить нашей дружбе! Промолчать тоже нельзя – пойдут сплетни. Почему бы мне не схитрить? Тогда прекратятся всякие разговоры, да и моя репутация не пострадает».

Он сделал вид, что направляется во двор по естественным надобностям, а сам незаметно подозвал к себе Мин-яня, слугу Бао-юя, носившего его книги, и сказал ему несколько слов с целью подстрекнуть его.

Мин-янь, любимец Бао-юя, молодой и неопытный в житейских делах, едва услышал, что Цзинь Жун только что обидел Цинь Чжуна и его господин Бао-юй замешан в это дело, решил проучить обидчика.

Мин-янь, и без того никому не дававший спуску, чувствовал сейчас за собой поддержку Цзя Цяна и сразу бросился искать Цзинь Жуна. Увидев его, он даже не назвал обидчика «господином», а прямо набросился:

– Эй, Цзинь Жун! Сволочь ты этакая!

Услышав это, Цзя Цян притопнул ногой, отряхнул на себе платье и сказал:

– Пожалуй, мне пора!

Он заявил Цзя Жую, что у него дела и ему нужно уйти пораньше. Цзя Жуй не осмелился задерживать его.

Между тем Мин-янь поймал Цзинь Жуна за руку и угрожающе спросил:

– Какое тебе дело, что мы со своими задницами делаем? Ведь мы твоего папашу не трогаем, и молчи! А если ты такой храбрец, выходи, давай померяемся силой!

Все дети, находившиеся в классе, оторопели и испуганно таращили на них глаза.

– Мин-янь! – закричал Цзя Жуй. – Не устраивай безобразия!

– Ты бунтовать! – позеленев от злости, выкрикнул Цзинь Жун. – Все эти рабы – подлецы! Вот погоди, поговорю я с твоим хозяином!

С этими словами он вырвал у Мин-яня свою руку и бросился к Бао-юю. В это время Цинь Чжун, стоявший рядом, услышал возле своего уха шум, напоминающий свист ветра, и заметил, как мимо пролетела неизвестно кем брошенная тушечница, которая упала на скамью, где сидели Цзя Лань и Цзя Цзюнь.

Цзя Лань и Цзя Цзюнь тоже принадлежали к внукам Жунго-гуна. Цзя Цзюнь был связан тесной дружбой с Цзя Ланем, и поэтому они сидели вместе. Но, несмотря на то что Цзя Цзюнь был еще совсем малыш, он отличался твердостью духа и был настолько избалован, что не боялся никого на свете. Случайно Цзя Цзюнь заметил, как друг Цзинь Жуна, желая ему помочь, запустил в Мин-яня тушечницей, но промахнулся, и тушечница, пролетев мимо, шлепнулась на его собственный стол, разбив вдребезги его собственную фарфоровую тушечницу и забрызгав тушью книгу. Как Цзя Цзюнь мог стерпеть такое?

– Арестантское отродье! – выругался он. – Распустили руки!

С этими словами он схватил тушечницу и хотел запустить в своего врага, однако Цзя Лань, более спокойный и рассудительный, удержал его за руку:

– Дорогой брат, ведь это нас не касается!

Но разве можно было унять Цзя Цзюня? Он подхватил короб для книг и с яростью швырнул в обидчика. Но он был мал ростом, сил у него не хватило, и короб, не долетев до места назначения, шлепнулся на стол Бао-юя и Цинь Чжуна. Раздался звон – на пол посыпались осколки от чайной чашки Бао-юя, разлился чай, разлетелись в стороны книги, бумага, кисти, тушечница.

Цзя Цзюнь вскочил и хотел вцепиться в мальчишку, бросившего тушечницу. В этот же момент Цзинь Жун схватил попавшуюся ему бамбуковую палку. Хотя размахнуться в таком узком месте не было возможности, Мин-яню все же несколько раз попало, и он диким голосом закричал:

– Эй, вы, чего не помогаете?!

Следует заметить, что у Бао-юя было еще несколько мальчиков-слуг, одного из них звали Сао-хун, другого – Чу-яо, третьего – Мо-юй. Разумеется, эти трое тоже были не прочь побаловаться.

– Эй, ублюдок! – закричали они. – Так ты вздумал пустить в ход оружие!

Мо-юй выдернул дверной засов, у Сао-хуна и Чу-яо в руках оказались конские хлысты, и они дружно ринулись вперед.

Цзя Жуй бросался то к одному, то к другому, упрашивал, угрожал, но никто его не слушал. Началась свалка. Озорные мальчишки, не смевшие прямо вступить в драку, старались увеличить сумятицу, хлопали в ладоши, кричали и смеялись, подзадоривая дерущихся. Школа походила на кипящий котел. Ли Гуй и несколько других слуг, находившихся во дворе, услышали шум и крики, бросились в дом и, громко прикрикнув на шалунов, кое-как утихомирили их. Затем спросили, что случилось. В ответ заговорили все сразу, причем каждый доказывал свое. Ли Гуй обругал Мин-яня и остальных слуг Бао-юя и выгнал их.

На макушке у Цинь Чжуна, которого Цзинь Жун ударил палкой, синела большая ссадина. Бао-юй полой куртки растирал ему голову. Когда шум понемногу затих, он повернулся к Ли Гую и приказал:

– Собери книги! И подай мне коня, я поеду доложу обо всем господину Цзя Дай-жу! Нас обидели! Соблюдая правила приличия, мы пожаловались господину Цзя Жую, но вместо того, чтобы за нас заступиться, он всю вину взвалил на нас! Да еще других науськивал! Разве Мин-янь не должен был заступиться, если видел, что нас обижают? Они всей шайкой набросились, побили Мин-яня, а Цинь Чжуну чуть не проломили голову. Как учиться в этой школе?

– Я бы все же не советовал вам слишком торопиться, старший брат, – принялся уговаривать его Ли Гуй. – У господина Цзя Дай-жу дела, и он ушел домой. Если мы начнем досаждать ему всякими пустяками, это будет свидетельствовать о нашей непочтительности к пожилому человеку. По-моему, лучше решить дело на месте, а не тревожить учителя. Ведь это ваше упущение, господин, – продолжал он, обращаясь к Цзя Жую. – В отсутствие вашего дедушки – вы глава в школе, и все взирают на вас. Если мальчики провинились, выпорите кого следует, кого нужно – накажите. Зачем доводить дело до скандала?

– Я на них кричал, но меня никто не слушал, – оправдывался Цзя Жуй.

– Можете сердиться, но я все равно скажу, – спокойно продолжал Ли Гуй, – дети не слушаются вас потому, что вы относитесь к ним несправедливо. Ведь если этот скандал дойдет до господина Цзя Дай-жу, вам не миновать неприятностей. А вы даже не спешите уладить дело миром!

– Что тут улаживать? – перебил его Бао-юй. – Я все равно уйду!

– Если Цзинь Жун останется в школе, я тоже уйду! – заявил Цинь Чжун.

– Это почему же? – спросил его Бао-юй. – Неужели другим можно ходить в школу, а тебе нельзя? Я непременно попрошу старую госпожу, чтобы Цзинь Жуна выгнали! Чей родственник этот Цзинь Жун? – обратился он к Ли Гую.

– Не стоит об этом спрашивать, – немного подумав, произнес Ли Гуй. – Если затронуть его родственников, можно испортить добрые отношения между братьями.

– Он – племянник жены Цзя Хуана из дворца Нинго, – поспешил вмешаться Мин-янь, стоявший снаружи под окном. – Подумаешь, важная особа – тоже вздумал нас пугать! Жена Цзя Хуана приходится ему теткой по отцовской линии. Твоя тетка только и умеет лебезить перед другими! Перед второй госпожой Фын-цзе она недавно на коленях ползала и умоляла одолжить ей денег под залог! На такую госпожу-тетушку мне и смотреть противно!

– Вот щенок! – прикрикнул на него Ли Гуй. – И это ему известно! Уже успел наквакать!

– А я-то думал, чей он родственник! – холодно усмехнулся Бао-юй. – Оказывается, племянник жены Цзя Хуана! Сейчас поеду и расспрошу ее!

Он велел Мин-яню сложить книги, а сам собрался идти.

– Вам вовсе незачем ходить к ней, господин, – произнес сияющий от удовольствия Мин-янь, собирая книги. – Я сам разыщу ее и скажу, что старая госпожа хочет кое-что у нее спросить, найму коляску и привезу ее. Разве не проще будет, если вы с ней поговорите в присутствии старой госпожи?

– Ах, чтоб ты пропал! – цыкнул на него Ли Гуй. – Берегись, как бы я не вышвырнул тебя отсюда, а потом не доложил старой госпоже, что это ты подстрекал старшего брата Бао-юя! Насилу удалось прекратить драку, а ты снова пришел затевать! Всю школу перевернул вверх дном, и не только не хочешь загладить свою вину, а сам еще лезешь на рожон!

Мин-янь прикусил язык и не осмеливался больше произнести ни слова.

Цзя Жуй больше всего опасался, как бы скандал не получил огласки, ибо его совесть тоже была не совсем чиста. Поэтому, скрыв обиду, он принялся уговаривать Цинь Чжуна и Бао-юя не уходить. Те сначала не соглашались, но потом Бао-юй уступил.

– Хорошо, мы останемся, – промолвил он. – Но пусть прежде Цзинь Жун попросит прощения.

Цзинь Жун сперва не хотел, тогда Цзя Жуй вышел из себя и стал принуждать его силой. Ли Гую тоже пришлось вмешаться.

– Ведь ты же первый все затеял, – говорил он Цзинь Жуну. – Ты понимаешь, что может получиться, если ты не попросишь прощения?

Наконец Цзинь Жун сдался, почтительно сложил руки и слегка поклонился Цинь Чжуну. Однако Бао-юй не принимал такого извинения и требовал непременно земного поклона.

Цзя Жуй, который во что бы то ни стало хотел замять скандал, тоже потихоньку уговаривал Цзинь Жуна:

– Вспомни пословицу: «Сдержишь минутный гнев – век проживешь без хлопот»!

Послушался ли его Цзинь Жун, вы узнаете из следующей главы.