Сон в зимнюю ночь

В глухую морозную Крещенскую ночь российскому обывателю приснился странный сон. Почему-то «летний сон».

А сон такой: плывут, значит, по Волге-матушке не то челны, не то струги, а на них — «народные избранники». А на обоих берегах — многочисленный народ радуется и кланяется. Одним словом, Расея.

Странный сон, не правда ли?

И кто-то орет во всю глотку старинную песню на свой лад:

Из-за острова на стрежень,

На простор речной волны

Выплывают лица те же —

Милой родины сыны.

На переднем — Стенька пьяный,

С гнутой рельсою вдвоем:

— Пей — гуляйте, россияны!

Однова пока живем!

Я принес, народ, вам волю —

Хошь, работай, хошь, торгуй,

Хошь, цветочки рви по полю,

Хошь, пляши, а хошь, воруй.

А вокруг Стеньки вьется, помахивая платочком и работая бедрами, тетка Фроська Войтиха:

Хоша режьте, не смолчу —

Бобку Клинтона хочу!

Потому что как у нас

Дымократия чичас.

Ух-ха! У-ха!

Рази я старуха?

А сбочь Стеньки-атамана сидит на чурбаке, наяривая на саратовской гармошке с колокольчиками, Филька Хомяк:

Г-ганите кур со двора!

Поросят кормить пора.

Потому как на хрена

Тратить столечко зерна?

На самом же краю сидит, вцепившись пальцами в борт (не спихнули бы!), Мишка Плешивый и подвывает:

Не толкайте, братцы, в воду,

Не мочитесь мне на плешь.

Не хочу я плыть к народу,

Не хочу на дно, хоть режь!..

Но на Плешивого никто не обращает внимания: всем надоел. Стоп-кадр: с берега народ кланяется, кланяется и кричит:

Буде здрав, народный царь!

Комбояр по морде вдарь!

Рядом же с Плешивым, раскачивая челн, в позе Ивана Сусанина стоит Вольфик Жирик и, слегка подкартавливая, исполняет патриотическое (на мотив «Интернационала»):

Сапог в Индийском мы обмоем,

Пройдем насквозь чеченский лес.

И, как положено героям,

Ведет нас Пашка Мерседес.

А будет хлеб копеек в двадцать,

А водка будет три рубли.

И будут жулики бояться,

А пиво — прямо из земли.

А на самом носу возникает дядя с огромной генеральской фуражкой, черной повязкой пирата Билли Бонса на левом глазу и трубно рыкает:

Над Россией нет рассвету,

Где-то Муромец Илья.

Не рыдайте, личность эту

Заменю свободно я!

На Руси порядка нету,

Много красного хамья.

Если надо Пиночета,

Пиночетом стану я.

В царской Думе — дармоеды,

А в казне — мышей возня.

Обречен я на победу, —

Голосуйте за меня!

Ты, народ, с жульем не лайся,

Я бандитов враз — к нулю,

А Гайдара и Чубайса

БАМ доделывать пошлю.

А Филька не унимается и наигрывает, приклонив голову к гармони и наяривая колокольчиками:

Г-ганите кур со двора!

Там в курятнике дыра.

Лебедь — птенчик еще тот:

В белых перьях черный кот.

Неожиданно меж кафтанов и зипунов высовывается пухленькая особа, коей назначено было ведать сирыми и каликами (народным прозвищем — Эллочка Людоедка), и частит скороговоркой:

Говорю я, Людоедка,

Это точно, как часы —

Если меньше станет предков,

Больше будет колбасы.

Но тут же Эллочку отпихивает центнерообразная Дульцинерия Дворская, трясет телесами и жабьим голосом квакает, заглядывая Стеньке в рот:

Атаман! Атаман!

Загляни себе в карман.

Выкидай-ка, мать твою,

Хамакадную змею.

Атаман Стенька смотрит мутными глазами, соображает и достает из объемных шаровар извивающуюся не то персицку княжну, не то змею Хамакаду, сжимает в кулаке и взревывает:

Волга, Волга, мать-сударка,

Волга, русская река!

Не видала ты подарка

От уральска мужика.

Вот, прими себе в награду! —

И швыряет в ширь хмельну,

Вместе с рельсой, Хамакаду

В набежавшую волну.

— Что ж вы, черти, приуныли?

Ну-а, Филька, черт, пляши!

Прикажи-ка, чтоб налили

За помин ее души.

Филька же в припляс наяривает на гармошке:

Г-ганите кур со двора!

Хамакада ох, хитра!

Глянь, змеюка та плывет,

Скоро вылезет на плот.


В середину выбегает служка Костик и дергает Стеньку за штаны:

Это что же за порядок?

Оглянися, царь земной:

Это та же Хамакада

Снова пляшет за спиной!

Атаман Стенька грозно взрыкивает и повертывается, чтоб схватить змеюку-княжну, но без рельсы-опоры чуть не падает; кто-то подсовывает ему увесистую дубину с каменным топором в набалдашнике. И хочет он размахнуться, но вдруг узревает: в воде вроде бы колышется отображение абрека Шамиля Басая; тот скалит зубы и показывает кинжал. Атаман оцепенело смотрит и вдруг серчает:

Это что там за херня?

Махаметская Чечня?

Посылаю, будь здоров,

Тридцать восемь снайперов!

А не то, так враз дубину

В воду кину, черт зубаст! —

Только скалится скотина:

«Кто ж топор со дна подаст?»

А Филька все наяривает на гармошке:

Г-ганите кур со двора!

От абрек не жди добра;

От тайги и до морей

Перережут всех курей.

Стоп-кадр: на берегу народ волнуется и кричит:

Будь же грозен, белый царь!

По Чечне ты крепко вдарь!

Но тут куда-то исчезают и змея и абрек, появляется лунообразный Егорушка, делает «па» копытцами и становится в позу школьника-отличника, декламирующего стишки:

Пьяшкина Лариса

есть лиса Алиса,

Я ж — ученый кот.

Станет сказка былью —

сразу к изобилью,

А не наоборот!

Вот така картина:

глупый Буратино

Сунет в ямку рублик,

ждет на миллион!

Будет дырка в бублик

и монетный звон!

Мы ж с лисой-шалуньей

ночкой, в новолунье,

К ямке поскорей!

Денежку хапаем,

ямку закопаем,

Мигом за деревню

ножками в харчевню

Кушать пескарей!

А Филька не унимается и наигрывает на гармошке:

Г-ганите кур со двора

От Егорки Гайдара.

Сам и сытен и мордаст.

Не кормите, Бог подаст!

Но ученого кота отпихивает очередной служка, прозвищем Толик Рыжий, кой мельтешит перед «народным царем» Стенькой:

Когда кругом златыя горы

И реки, полныя вина!

Сдавай бумажки, мухоморы,

И ешь от пуза, пей до дна!

Такую ваучер — бумажку

Смогла придумать жидовня.

Продай штаны, пропей рубашку —

И х… получишь от меня.

А Филька хмурит брови, надувает щеки и играет:

Г-ганите кур со двора,

Стерьва рыжая хитра!

А там еще толпятся экс-полководец Пашка Мерседес, Танька Кухарка, Гриша Кудрявый и еще, и еще — и все норовят подать голос.

Но на этом кадре сон почему-то обрывается. А кто-то шепчет: «Жди до следующей ночи…»

Январь, 1997

Загрузка...