Сорвать банк в Аризоне

Глава 10. Чирикахуа

Заповедник Чирикахуа расположен в ста двадцати милях на восток от Тусона, близ города под названием Вилкокс. Это небольшой городок — в нем живет чуть больше трех тысяч человек, — но его можно найти на любой настенной карте Соединенных Штатов. Дело в том, что между Тусоном и Вилкоксом на карте ничего нет — эти два населенных пункта разделяет пустыня Сонора. А соединяет их хайвей номер десять, который сначала незаметно спускается с горного плато, где стоит Тусон, а затем, столь же плавно, поднимается вверх на уровень Вилкокса. Как и все федеральные дороги в Америке, хайвей номер десять состоит из четырех полос — двух в одном направлении и двух в другом, — причем оба направления разнесены на приличное расстояние друг от друга. Хайвей в прекрасном состоянии, потому что ни настоящего снега, ни сопутствующей ему соли он никогда не знал, а мелкий текущий ремонт проводится вовремя. Одним словом, автопробег из Тусона в Вилкокс должен занимать часа два и не доставлять водителю никаких хлопот.

Однако, всякий автопробег зависит, кроме автострады и водителя, еще и от автомобиля. А как поведет себя мой старичок «Шевроле-Камаро» на хайвее на большой скорости, я понятия не имел. Поэтому я решил отправиться в свою экспедицию пораньше, прямо с восходом солнца в шесть утра, на случай, если придется ехать медленно. Была и еще одна причина для раннего выезда, очевидная для всякого аризонца, у кого кондиционер в машине не работает — рано утром не так жарко.

Так я и сделал. В половине седьмого я уже катил на восток, в сторону слепящего солнца, по гладкому асфальту. Перед выездом я заправил «Камаро» и даже начисто протер ветровое стекло. Попутных машин было немного. Утренний поток шел в основном в другую сторону — люди ехали в Тусон на работу. Через миль десять выяснилось, что восьмицилиндровый мотор моего автомобиля без труда мог бы развить скорость до ста миль в час — но тогда машина попросту развалится. Разумный компромисс между мотором и остальными частями «Камаро» достигался на скорости чуть меньше шестидесяти миль в час, которой я и стал придерживаться. Эта скорость давала еще и дополнительный плюс — она была существенно ниже официального предела скорости в семьдесят пять миль в час, установленного штатом Аризона. Таким образом, дорожной полиции я мог не опасаться.

Вообще-то, область между Тусоном и Вилкоксом — это только маленький северо-восточный участок огромной пустыни Сонора, которая покрывает собой всю юго-западную Аризону, задевает юго-восток Калифорнии и тянется далеко на юг в Мексику, до берегов Калифорнийского залива. Хотя самая высокая в мире температура наблюдалась в Долине смерти в соседней пустыне Мохаве в Калифорнии, Сонора считается, в среднем, самой жаркой пустыней в Северной Америке. Эти сведения я почерпнул в местном зоопарке под названием «пустыня Сонора-Аризона», где очень большое впечатление на меня произвели хамелеоны — я как-то раньше не думал, что не только цвет, но и рисунок их кожи меняется в зависимости от окружения.

Но тусонский зоопарк невелик, от силы два-три гектара, а сейчас, когда горные хребты, окружающие Тусон, расступились, пустыня легла по обе стороны дороги до самого горизонта. В этой пустыне не было песка, только серая земля, камни, глина, редкие кустарники и всевозможные кактусы — от маленьких приплюснутых лепешек до трехметровых ветвящихся столбов кактуса сагуаро, который не растет нигде в мире, кроме пустыни Сонора. Высоко над дорогой иногда кружился орел, высматривая добычу — суслика, змею или, на худой конец, мышь. На десятки миль кругом природа здесь не знала вмешательства человека, и странным казалось, что это необъятное безлюдное пространство — часть той же самой страны, где есть такие супергорода как Нью-Йорк или Чикаго.

В том же зоопарке я видел огромные глянцевые фотографии кактусов, усеянных цветами самых различных оттенков — от красного и желтого до нежно-сиреневого и лилового. Мой молодой друг Билл тоже рассказывал, как красива пустыня вокруг Тусона весной, когда кактусы расцветают. Но мне не довелось сегодня взглянуть на эту красоту — за весь апрель еще не выпало ни капли дождя, а без воды кактусы могут терпеть долго, но цвести не будут. В самом Тусоне были энтузиасты, которые весной поливали кактусы неподалеку от своих домов, и иногда такой кактус и вправду выбрасывал цветы даже в марте. Однако здесь, в пустыне, пока что все было уныло — пыльно-зеленые и коричневатые цвета преобладали.

На полдороге до Вилкокса я проехал еще один маленький городок, Бенсон, который своей главной улицей упирался в хайвей. После Бенсона дорога постепенно пошла вверх, и горы снова начали заслонять пустыню. Теперь орлы парили в небе уже постоянно — видно, живности в горах стало побольше. Солнце тоже поднялось повыше, и я это сразу заметил — в машине сделалось жарче, несмотря на открытые окна. К тому времени, как я увидел указатель на Вилкокс, жара меня порядочно измучила. Может быть, поэтому я не мог сосредоточиться и подумать, что же я скажу Джиму — больше всего я хотел приехать и вылезти, наконец, из этой раскаленной консервной банки. Я решил искать его сначала в мотеле, а потом, если не найду, в заповеднике.

В Вилкоксе, действительно, был лишь один мотель «Супер 8», стоящий прямо на дороге, которая ответвлялась от хайвея. Я никак не мог заблудиться и проехать мимо этого двухэтажного здания с высоко поднятым треугольным фронтоном и колоннами у входа, а главное, с большой яркой вывеской на столбе неподалеку. Точно такие же гостиничные постройки я видел и в Тусоне, и в родном Чикаго. Я запарковал машину у чахлого кустика напротив входа, с наслаждением вылез, размял ноги и пошел вовнутрь отыскивать Джима.

Долго искать мне не пришлось. Джим сидел в кресле сбоку от входной двери, положив ноги в фирменных кроссовках на столик перед ним и держал в руках газету. Еще несколько газет лежали возле него на полу аккуратной стопочкой — видимо, он провел здесь уже некоторое время. Джим посмотрел на меня поверх газеты, сложил ее и положил в стопку, а потом встал и сказал:

— Что-то ты опаздываешь, Лио. Ты когда выехал?

— В полседьмого, — растерянно ответил я, — но на моей машине быстрей не получилось. А ты что — ждешь меня? И давно?

— С утра, — сказал Джим. — Я думал, ты к девяти поспеешь, а сейчас, смотри — и он указал мне на часы над гостиничной стойкой, — уже скоро десять.

— Обожди, — все еще в недоумении спросил я, — а ты откуда знал, что я приеду?

— Жена звонила, — пояснил Джим. — Ты ведь мою жену знаешь? Ну, ладно, поехали, — и он прошел мимо меня и вышел на паркинг перед мотелем.

Я последовал за ним. На паркинге Джим подошел к своей машине — у него был роскошный черный джип, — обернулся и сказал:

— Значит, я сейчас поеду, а ты давай за мной. Только не отставай, а если что — встречаемся у ворот. Тут недалеко, еще миль сорок.

— А куда мы едем-то? — спросил я.

— Как куда — в заповедник, — ответил Джим. — Ты ведь погулять хотел? Вот мы с тобой и погуляем. — Он влез в джип и захлопнул дверцу.

Несколько ошеломленный такой неожиданной встречей, я покорно побрел к своему «Камаро». Когда я забрался в него, мне показалось, что он нагрелся еще больше. Я чертыхнулся по этому поводу, но этим и ограничился — Джим уже выезжал со своего места, и мне надо было торопиться. Вслед за ним я объехал здание мотеля, переехал через полотно железной дороги, проходившей сразу за мотелем, и выехал на отходящее в сторону шоссе, где первым делом увидел указатель: «Заповедник Чирикахуа — 36 миль».

Эта дорога была довольно узкой — только по одной полосе в каждую сторону, причем без разделения, — но такой же гладкой и ухоженной, как и хайвей. Она шла все в гору и в гору, и слегка петляла, но слишком крутых поворотов не попадалось. Склоны гор поднимались слева, а справа от дороги иногда виднелись обрывы. Кое-где на откосах появлялась металлическая заградительная сетка с предупредительной надписью — в этих местах бывали камнепады.

Джима я потерял из виду очень быстро. Его джип без труда набрал разрешенную скорость в семьдесят пять миль в час — на боковых дорогах в Аризоне ограничение скорости такое же, как и на хайвеях, — а, может быть, и превысил ее. Я же по-прежнему был вынужден тащиться на шестидесяти милях, все время посматривая в зеркальце заднего вида — не едет ли кто у меня на хвосте, негодуя, что я еду так медленно. Обгон на этом шоссе был почти везде запрещен, и мне бы не избежать недовольства тех, кому я загораживал дорогу, но, по счастью, в пятницу, в рабочий день, желающих попасть в заповедник было немного — никто за мной так и не пристроился.

При въезде в заповедник дорога действительно проходила сквозь железные крашеные ворота, но они были широко распахнуты. Маленькая мазанка, где, скорей всего, размещался туалет, возвышалась на пригорке справа. Я проехал дальше и остановил машину на небольшой площадке перед скромным зданием, где находилась касса. На пустой площадке стояло всего три-четыре автомобиля, и среди них, самым крайним, джип Джима. Джим сидел за рулем и, не выходя из машины, показал мне пальцем на кассу. Я подошел и купил входной билет у широкоскулой мексиканской девушки в серо-коричневой форме рейнджера. Билет стоил пять долларов, но зато план и прочая информация прилагались бесплатно.

С билетом в руках я повернулся к площадке, и увидел, что Джим уже вышел из джипа и стоит за углом здания, лицом в сторону неширокой и не слишком крутой долины между двумя грядами скал — такая долина в Аризоне называется каньоном. Он приглашающе помахал мне рукой и углубился в каньон.

Тут только я сообразил, что наше с ним объяснение — каким оно ни будет — состоится на свежем воздухе, на туристской тропе. И первая моя мысль, как ни странно, была об обуви — хорошо, что я в кроссовках, а не в туфлях, подумал я. В моих обычных туфлях с кожаной подметкой я не прошел бы по скользким камням и ста метров. С другой стороны, если бы я заранее знал о предстоящем мне горном походе, я бы надел шорты и футболку, как Джим, а не джинсы и рубашку.

Я смело двинулся вслед за Джимом по еле заметной на камне тропинке, уходившей в каньон. Как и дорога в заповедник, эта тропинка была проложена по склону — справа была скала, а слева обрыв, довольно покатый и не очень глубокий, метров пять. Действительно, без кроссовок я бы совсем пропал — но и в них я то и дело оскальзывался. Тропа шла по каньону вверх, и я не стал догонять легко шагавшего впереди Джима. Я посмотрел на план заповедника и понял, что мы идем по каньону Риолито и через милю с небольшим поднимемся на развилку тропинок, огибающих нагромождение камней под названием «Сердцевина скал». Наверное, там Джим и подождет меня.

Я всегда полагал, что я нахожусь в неплохой физической форме — для моего возраста, конечно. В самом деле, я не пил, не курил, никаких хронических болезней у меня не было, и если мой вес и превышал оптимальный, то ненамного — впрочем, последний раз я взвешивался года два назад. Но все-таки идти вверх по камням было нелегко. А вокруг, чем выше я поднимался, тем фантастичнее становился пейзаж. За невысокими скалами, обрамляющими каньон, вырастали новые, повыше, а за теми еще более высокие. Склоны скал отливали темно-красным, и по ним шли горизонтальные уступы — казалось, сетка черных линий прочерчена по склонам параллельно основанию. А между скалами торчали отдельные утесы самых причудливых очертаний. Нечто подобное я видел раньше только в голливудских вестернах, там, где всадники на горячих скакунах проносятся мимо именно таких скал и утесов. Оказывается, это были не декорации, как я часто думал, а вполне настоящие горы.

Насчет Джима я не ошибся — к тому времени, когда я дошел до развилки, он уже стоял там. Вот он действительно был в отличной форме — тридцать пять лет, выше меня на голову и ни капли лишнего жира. На месте Инки я бы никогда и не посмотрел на другого мужчину, пусть даже и с проблемами по части бесплодия. Но сердце красавицы — или это не сердце? — понять все равно невозможно.

— Ну, что ж, — сказал Джим, — немножко мы уже погуляли, а теперь расскажи мне, зачем ты приехал. Сделай так, чтобы мне это было интересно — ведь я уже потратил почти час, ожидая тебя в мотеле. Хотя, по правде говоря, я не представляю, чем может мне быть интересна такая вонючка, как ты.

Услышав такое, я по-настоящему испугался. Американцы, по нашим понятиям, чудовищно вежливы и очень осторожно выбирают слова для разговора. Даже ФБР-овцы, как бы они ни хотели меня припугнуть, никогда не стали бы называть меня «вонючкой» — это оскорбление на всю жизнь, и в тех самых голливудских вестернах сразу за ним должна следовать пуля в лоб. Если Джим готов оскорбить меня, значит он настолько разъярен, что не поколеблется и прихлопнуть меня, если удастся. И, кстати, это вполне возможно — мы здесь одни среди скал, а до дна обрыва, хоть склон и не крутой, в этом месте было метров восемь. А Джим, как уже говорилось, в прекрасной форме, и совладать мне с ним не под силу.

Когда я все это осознал, моим первым порывом было немедленно повернуться и побежать вниз, к машине, чтобы погнать назад в Тусон и как можно скорее улететь домой в Чикаго. Но я смог подавить это естественное желание с помощью трусости и жадности. Трусость подсказала, что Джим, если захочет, легко меня догонит. А жадность напомнила о пятидесяти тысячах, которые я потеряю, даже если окажусь быстрее Джима.

Так что я не убежал, а, пересиливая страх, сказал Джиму:

— Не знаю, что бы ты хотел от меня услышать, но я сознаю свою вину перед тобой. Я не должен был, — я помялся, подыскивая как можно более нейтральное слово, — контактировать с твоей женой. Мне очень жаль, если это причинило тебе боль. Я был неправ. Я искренне приношу свои извинения.

Джим стиснул зубы, и я подумал, что вот сейчас он хорошенько врежет мне по морде за мои извинения. Но он только процедил сквозь зубы:

— Давай дальше.

— Я уверяю тебя, — продолжил я, ободренный его бездействием, — что никогда больше и близко не подойду к твоей жене. Более того, в ближайшие дни я вообще покину Тусон. — Джим наклонил голову. — Но я не могу это сделать, пока не решу свои проблемы.

— Проблемы? — издевательски протянул Джим. — Какие проблемы могут быть у подонков?

Он снова меня оскорблял, но удобный момент для мордобоя был, по-моему, уже упущен. Мой страх начал постепенно сменяться гневом. Я сказал:

— Проблема моя в том, что на меня хотят повесить кражу полутора миллионов долларов из «Твенти ферст бэнк оф Аризона». Якобы я взломал компьютеры банка через свой компьютер на работе, два дня назад ночью.

— Сомневаюсь, что ты на это способен, — отреагировал Джим, — но кто, вас, русских, знает? Ничего, у нас в Америке хорошие тюрьмы. Сколько лет тебе обещают?

— Но я не крал этих денег, — не дал я себя сбить. — Их украл другой человек и я знаю, кто. Поэтому я и приехал к тебе.

— Ко мне? — удивился Джим. — Какое все это может иметь отношение ко мне? Два дня назад ночью я был здесь, в мотеле в Вилкоксе. Это многие могут подтвердить, потому что мы с друзьями допоздна играли в карты. А ты, что, не помнишь, где ты был в ту ночь? Выпил слишком много водки?

Джим явно издевался, и моя злость пересилила мое благоразумие. Я сказал:

— Я очень хорошо знаю, где и с кем я был в ту ночь. И ты это знаешь не хуже меня. Я, конечно, несчастный русский пьянчужка, и ничего, кроме водки, не вижу. Но я не прячусь за спину женщины, когда хочу навредить мужчине. Так поступают, видно, только американские джентльмены.

Джим сжал кулаки и шагнул ко мне. Моя душа провалилась куда-то вниз, и я живо представил, как сейчас сам покачусь вслед за ней на дно оврага. Но вдруг на тропинке снизу послышались голоса и показались сначала рюкзаки, а за ними и головы двух навьюченных рюкзаками туристов. Немолодая супружеская пара прошла мимо нас не останавливаясь, сказав только что-то вроде: «Какой прекрасный день!», на что ни я, ни Джим не ответили, вопреки правилам приличия. Туристы повернули по тропинке дальше влево и вскоре скрылись за скалами. Джим овладел собой и медленно произнес:

— Не твое собачье дело, как мы с Инес, — так он называл Инку, — улаживаем наши семейные дела. Во всяком случае, к твоему воровству они не имеют никакого касательства. Что бы ты там ни плел насчет позавчерашней ночи, факты против тебя, и я с удовольствием приду на суд посмотреть, как тебя посадят. А Инес — попробуй только вытащить ее на суд, и тебе же будет хуже. Она ни одного слова твоего не подтвердит, вот увидишь.

С моей точки зрения, это был прогресс — Джим уже не отрицал, что Инка была как-то замешана в события тогдашней ночи. И убивать меня он, похоже, передумал. Поэтому я пошел дальше:

— Факты, говоришь? — переспросил я. — Да ведь ты и половины фактов не знаешь. Ты знаешь только, что твоя жена, — теперь уже я не мог назвать по имени Инку, — действуя по твоей шпаргалке, украла деньги так, чтобы подставить меня. И еще ты знаешь, что кража вскрылась сразу же, и твоя жена не захотела подтверждать мое алиби.

Джим не сказал ничего, но лицо его прояснилось — именно так события должны были разыграться по его замыслу. Ну хорошо, подумал я, теперь моя очередь тебе врезать.

— Но это не все факты, — снова вступил я. — Ты еще не знаешь, что твою жену видел мой сосед, когда она вечером входила ко мне. А этот сосед работает в университетской полиции. Ты не знаешь, что ее свежие отпечатки найдены на посуде в моей квартире. Так что алиби у меня уже есть, и твоя жена вовсе не такая дура, чтобы этого не понимать. У меня даже есть адвокат, и он заставит ее говорить правду.

— Правду, — фыркнул Джим, — что за чепуха! Моя жена скажет все так, как я ей велю. А ты со своим адвокатом и со своим соседом можешь отправляться к дьяволу! Мало ли, что ты там скажешь — почему тебе будут верить больше, чем ей?

— Ты плохо меня слушал, — сказал я. — Я ведь сказал, что знаю, кто украл деньги. И знаешь, откуда? Этот человек оставил свои отпечатки на кнопке «sleep» моего компьютера. Утром, когда я пришел на работу, компьютер был в «спящем» состоянии. А я никогда не выключаю компьютера — ты этого не знал? И мне удалось эти отпечатки сканировать и запомнить. Ты догадался, чьи это отпечатки? Правильно, твоей жены. Я еще не сказал об этом ни полиции, ни ФБР, но я сказал об этом твоей жене. А она рассказала мне всю историю — и про тебя, и про твою шпаргалку. Ей ничего другого не оставалось — иначе я пошел бы в полицию. И ей ничего другого и не останется — она будет моим свидетелем, а не твоим, и тогда не меня, а тебя начнут сажать. Ведь, по сути, это ты украл деньги, а не она.

Это был серьезный удар, и Джим задумался. Он опустил голову, подошел совсем близко к склону и начал, один за другим, сшибать туда мелкие камешки носком кроссовки. Я молчал и настороженно наблюдал за ним. Джим попробовал поддеть ногой камень побольше, тот соскользнул с ноги и остался лежать на тропинке. Тогда Джим повернулся ко мне.

— Значит, это я украл деньги, — медленно произнес он. — И ты, выходит, собираешься заложить меня ФБР, да еще и с помощью моей жены. Ну что ж, давай позвоним в ФБР.

Джим достал из маленькой сумочки на поясе мобильный телефон и набрал какой-то номер. Он включил динамик, и я услышал телефонные гудки. Потом трубку подняли, и мужской голос произнес:

— ФБР, тусонское отделение. Агент Фаррел слушает.

— Джейми, — сказал Джим, — Боб там есть где-нибудь поблизости? Ты не можешь подключить его на линию?

— Погоди, — ответил Фаррел, — сейчас он подойдет. Как ты там в заповеднике?

— Да неплохо, — ответил Джим, — только вот всякие мелкие грызуны одолели.

— А вот и я, — раздался голос Чена, — привет, Джим! Что-нибудь новенькое?

— Сейчас, — сказал Джим и выключил динамик. — Иди, пройдись, — сказал он мне, — только вниз не свались от удивления. А я тут с ребятами поговорю.

Насчет удивления — это Джим сказал слишком мягко. Как говорится, если бы земля разверзлась у меня под ногами — не так, как в этом овраге, а по-настоящему, с языками пламени и запахом серы, — я бы не был так поражен, как сейчас, услыхав голоса Чена и Фаррела. Я поплелся по тропинке вправо, пытаясь сообразить, что же происходит. Джим работает на ФБР? А зачем он тогда украл деньги? Или он ведет какую-то непонятную мне игру и со мной и с агентами одновременно? А знает ли об этом Инка? Если да, то почему она мне даже не намекнула на это? Нет, наверное она не знает. А может быть, и Сэм в этом заговоре? Постой, в каком заговоре, подумал я, против кого они могли бы составить заговор? А потом вдруг понял — против меня! Они все, американцы, собрались и решили затравить меня, бедного иммигранта. Как те орлы, которые вот и сейчас парят в вышине как будто они не при чем, а потом возьмут и спикируют на серенькую мышку — на меня. А ведь это они еще не все обо мне знают!

Я не припомню, чтобы когда-нибудь прежде я испытывал такую же панику. Но тропинка была совершенно безлюдной, орлы не обращали на меня никакого внимания, фантастический пейзаж по-прежнему расстилался вокруг, равномерная ходьба успокаивала — тропа больше не лезла в гору — и паника постепенно улеглась. Вслед за дорожкой я повернул резко налево, и вскоре увидел одно из чудес, особо отмеченных на плане заповедника — «Большой камень на весу», как я перевел его название. Скала, похожая на цилиндр, метра три в диаметре и метров десять в высоту, торчком стояла на своем основании, которое, однако, резко сужалось книзу до диаметра никак не больше полуметра и, в свою очередь, располагалось на верхушке невысокого круглого камня. Все сооружение напоминало ствол какого-то гигантского дерева, уже подрубленный со всех сторон почти полностью, но непонятно как еще удерживающийся в вертикальном положении. Впечатление, что скала вот-вот упадет, создавалось полное — но камень занимал эту позицию сотни лет, и явно не собирался сдаваться.

Большой камень на весу придал мне бодрости — если он устоял, подумал я, то мне сам Бог велел. Я присел возле него на обочине тропинки и стал ждать Джима. Я почему-то был уверен, что он придет за мной — хотя бы, чтобы раздавить меня окончательно.

В самом деле, через минут двадцать Джим появился на тропинке и подошел ко мне. Теперь он выглядел гораздо более спокойным, чем раньше, и даже слегка улыбался. Он присел со мной рядом, вытянул ноги, перегораживая тропу, и сказал:

— Пора заканчивать, не так ли? Ну как, ты все еще хочешь доложить обо мне в ФБР? Давай, действуй. Они таким козлам не верят, но, может, тебе повезет. А вообще-то, мой тебе совет — сматывайся поскорее и забудь про всю эту историю. И про «Твенти ферст бэнк», и про меня, и про Инес. Ничего этого не было, понимаешь?

— Постой, — сказал я, — а деньги? А полтора миллиона, которые ты украл? Ты что — поделился с ФБР? А лейтенант Санчес тоже в доле? Нет, я, может быть, и козел, но не такой болван, как ты думаешь. Я никуда не уеду. Я расскажу все, что знаю про тебя и твоих друзей, своему адвокату, а он это дело так не оставит. Пусть суд разбирается, кто виноват — я или ты. Я-то знаю, что я невиновен.

— Да ты не только козел, ты еще и зануда, — ответил Джим. — В чем, по-твоему, суд будет разбираться? Во взломе банковских компьютеров? В краже денег? — Я кивнул. — Но ничего этого не было, понял? Я уже второй раз тебе это говорю, а ты все никак не сообразишь.

— Как это не было, — сказал я, — что за чушь ты несешь? Полиция и ФБР из меня душу вытрясали, они снова землю роют прямо сейчас — и этого всего не было, что ли?

— Нет, это было, — согласился Джим. — А вот кражи денег из банка не было. Если ты и вправду не болван, подумай, откуда ты знаешь про эту кражу. От Чена и Фаррела, верно? А теперь прикинь, что бы с тобой было, если бы они на самом деле тебя подозревали. Во-первых, ты бы уже сидел в предварительном заключении, и даже если бы судья выпустил тебя под залог, они бы тебя сначала арестовали по всей форме. И обыск твоей квартиры проходил бы совсем не так, потому что для него тоже нужен ордер, подписанный судьей. Таков закон, понимаешь, козлик? Ну ты, ладно — ты русский, у вас там законов нет. Но куда тот самый твой адвокат смотрел — не понимаю.

Я припомнил, что Стьюарт действительно бубнил мне что-то про необычное поведение ФБР-овцев, когда мы ехали из Федерального дома на Десятую улицу. Неужели Джим на этот раз говорит правду?

— А что же было на самом деле? — жалобно спросил я. — Кто украл деньги?

— Ох, какой ты непонятливый, — вздохнул Джим. — Не стоило бы мне с тобой вообще разговаривать, но так и быть, объясню по буквам. Деньги как были в банке, так и остались. Ты их не крал, Инес их не крала, и я их не крал. Но твой компьютер в ту ночь действительно попытался взломать защиту компьютера в банке. Но не взломал, а только след оставил. Банк первым делом сообщил об этом ФБР, а Чен и Фаррел попросили банк связаться с лейтенантом Санчесом и упомянуть о полутора миллионах. Маленькая услуга, только и всего. А если через два дня выяснится, что банк ошибся, и на самом деле ничего не пропало, так что с банка взять? Попытка взлома ведь была, так что лучше преувеличить опасность, чем недоглядеть, правильно?

Голова у меня пошла кругом от таких открытий и мне показалось, что даже Большой камень на весу чуть-чуть покачнулся. Я снова спросил:

— Значит, все это было согласовано с ФБР? А как же Инес? — Я был настолько сбит с толка, что назвал Инку ее семейным именем. — Ведь она была на моем компьютере. Выходит, это она пыталась взломать банковскую защиту?

— Неужели ты думаешь, — сказал Джим, — что я позволил бы своей жене вступить в конфликт с законом? Инес ничего не сделала. Она думает, что эти мифические деньги украдены с ее помощью, но на самом деле она даже не пыталась ничего взломать. Она просто заставила твой компьютер выполнить несколько безобидных команд, вот и все. Кстати, на всякий случай они записались в памяти твоего компьютера, а теперь переписаны в моем компьютере. Она просто прогулялась ночью по улице и натерпелась страху, — голос Джима снова стал жестким, — и, даст Бог, навсегда это запомнит.

— А кто же тогда пытался взломать банковский компьютер? — уже совсем ничего не понимая, спросил я.

— Ты, Лио, — Джим в первый раз назвал меня по имени. — вернее, твой компьютер. Ты, конечно, программист дрянной, но даже ты, наверное, знаешь, что один компьютер может притвориться другим. — Еще бы мне не знать, подумал я, как раз этого я и хотел от Зиновия. — Чего ты, может быть, не знаешь, так это то, что при этом необязательно самому сидеть за компьютером. Достаточно написать такую программу, которая включится в определенное время, по таймеру, и сделает все, что нужно и когда нужно — хоть в два тридцать в ночь со вторника на среду. Теперь дошло?

Теперь-таки до меня, наконец, дошло, да так, что я вскочил на ноги. Итак, это Джим имитировал взлом банковского компьютера от моего имени с помощи программы, которая сама включилась в намеченное время. Время и обстоятельства Джим выбрал так, чтобы хорошенько припугнуть свою непутевую жену. Сделано это было с ведома ФБР, а лейтенант Санчес ни о чем не знал. Банк подыграл ФБР, хотя на самом деле полтора миллиона никто и пальцем не тронул. Последовательность событий стала мне понятна. Но, ради всего святого, почему эти события вообще происходили? Причем здесь я?!

Видимо, последний вопрос я задал вслух, потому что Джим тоже встал и, глядя на меня сверху вниз, сказал:

— По-хорошему, мне бы надо сейчас с тобой распрощаться и уйти, а ты тут мучайся и недоумевай, причем здесь ты, пока не сойдешь с ума. Я вижу, тебе уже недолго осталось. Но я не хочу брать греха на душу — ты-то не знаешь, что такое грех, — и еще не хочу, чтобы ты болтался по Тусону и расспрашивал кого не надо. Я хочу, чтобы духу твоего здесь не было, и как можно скорее. Поэтому я тебе расскажу — причем здесь ты.

И Джим начал рассказывать — ему явно хотелось показать, какой он умный и какой я дурак. Все началось около года тому назад, еще до моего приезда в Тусон, и не в Тусоне, а в штате Нью-Джерси. Владельцу компании, предоставлявшей доступ к Интернету и различные услуги на Интернете, позвонил некто, и на ломаном английском языке представился Александром Иванцовым. Он сказал, что звонит из русского города Днепропетровска и его хобби — хакерство, то есть взлом защиты компьютеров. Он сам, в основном, специализируется на кражах номеров кредитных карточек и другой информации о тех, кто пользуется Интернетом. По его словам, он перекачал с сайта нью-джерсийской компании уже около двадцати тысяч номеров и теперь предлагает сделку — компания платит ему отступные, а он за это обещает не проводить с этими номерами никаких махинаций. В противном случае он немедленно выкладывает в Интернете все номера карточек и фамилии их владельцев, объяснив, откуда он их похитил. Утрата клиентов обойдется компании куда дороже, чем скромная шестизначная сумма, которую он просит.

— Погоди, Джим, — автоматически перебил его я, — Днепропетровск — не русский город, это на Украине.

— Да? — удивился Джим. — Ну, это вам, русским, лучше знать. Но все разговоры велись по-русски, это я точно знаю. А если тебе неинтересно, я могу и помолчать…

— Нет-нет, — быстро сказал я, — давай дальше.

— А ты не перебивай, — огрызнулся Джим, — тоже мне — специалист.

Джим успокоился и продолжал говорить. Бизнесмен из Нью-Джерси предложил Иванцову представить ему доказательства его слов — они были представлены — и обещал подумать. Затем он связался с ФБР. ФБР попросило его продолжать переговоры и узнать об Иванцове как можно больше. Бизнесмен так и сделал, благо Иванцов звонил ему опять-таки через Интернет и притом бесплатно. Через несколько недель они стали почти друзьями, и Иванцов, в подтверждение своей высокой квалификации хакера, рассказал, как он обобрал еще несколько компаний в Сан-Диего в Калифорнии, причем не один, а со своим напарником Виталием Горошковым. Иванцов сказал, что оба они молоды — около двадцати, — и не стали бы заниматься хакерством, если бы не полное отсутствие перспектив в Днепропетровске, да и вообще в России. «На Украине» — чуть снова не поправил я Джима, но вовремя прикусил язык. Какая разница — в России перспектив тоже не было.

Здесь ФБР почувствовало свой шанс. До сих пор борьбу с русскими хакерами оно, большей частью, проигрывало. Правда, в 1995 году по наводке ФБР в Лондоне был арестован Виктор Ливанов из Санкт-Петербурга, который увел около десяти миллионов долларов из «Сити-Бэнк» летом 1994 года. Но, если бы Ливанов не поехал в Лондон, он бы вряд ли оказался на скамье подсудимых в США — в самом крайнем случае, Россия бы арестовала и судила его сама. Дело в том, что по закону ФБР не имеет права ничего делать на чужой территории — только на американской земле. Поэтому достать Иванцова и Горошкова в Днепропетровске ФБР не могло. Вот если бы они приехали в Америку…

Для того, чтобы заманить этих двоих малолетних преступников в Америку, ФБР разработало уникальную операцию. Бизнесмен в Нью-Джерси сказал днепропетровским хакерам, что он знает людей, кто мог бы заинтересоваться их талантами и предложить легальную работу в Штатах — консультантами по защите компьютеров. А ФБР тем временем стало искать в разных городах США на Западе — подальше от Нью-Джерси, — кто бы мог выступить в качестве подставных работодателей. В январе ФБР-овцы предложили Джиму поучаствовать в этой игре. Джим согласился.

— А почему именно тебе? — поинтересовался я.

— Потому, что я — хороший программист, — с оттенком гордости ответил Джим. — К тому же, я был в России, и жена у меня русская. — Тут он опять помрачнел. — А еще вот почему…

Джим закатал короткий рукав футболки и под ним обнаружилась татуировка — фамилия Робертсон и под ней какие-то цифры.

— Я воевал в морской пехоте в Заливе, — пояснил Джим. — Это мой личный номер и группа крови — если убьют или ранят, чтобы опознать.

Но где-то в начале марта Джим заметил, что между мной и Инкой что-то происходит. Сначала он собирался защитить свое семейное счастье домашними средствами, но затем решил поступить по-другому. Он посоветовал ФБР подключить к операции меня — дескать, русскому американцу ребята из Днепропетровска будут больше доверять. А для того, чтобы ФБР было уверено в моей лояльности, он предложил устроить небольшую провокацию — Джим имитирует компьютерную кражу, а ФБР прижимает меня и заставляет сотрудничать в обмен на обещание закрыть глаза на мое преступление. Чен и Фаррел согласились — они обсудили этот вопрос с юристами из ФБР, и те сказали, что эта затея вроде бы не нарушает американские законы, поскольку преступление, как таковое, не состоится.

Тогда Джим — уже ничего не говоря ФБР — ввел в дело Инку и, как и хотел с самого начала, хорошенько ее напугал и, тем самым, проучил. К тому же она теперь полностью зависела от Джима — впредь он всегда мог шантажировать ее участием в мнимой краже. Но из-за скандала в ФБР, из-за отпечатков пальцев Инки у меня дома, и, главное, из-за того, что мое алиби обеспечивалось женой Джима — а ведь в операции по поимке хакеров из Днепропетровска нам с ним предстояло тесно сотрудничать, — Чен и Фаррел дали отбой. Еще вчера они позвонили Джиму с сообщением о необычном поведении его жены — ведь агенты так и не знали об Инкином ночном походе на компьютер, — и с решением отказаться от всяких контактов со мной. Восстанавливать мое честное имя они, однако, не собирались. По уточненным данным, как они собираются сказать лейтенанту Санчесу, Сэму и, возможно, Стьюарту, я пытался — но не сумел — взломать компьютеры «Твенти ферст бэнк оф Аризона». А насчет полутора миллионов банк просто ошибся с перепугу, когда узнал о попытке взлома — у страха глаза велики, — а на самом деле деньги на месте. Разумеется, банк будет очень признателен и Сэму, и Санчесу, если они сохранят всю эту неприятную историю в секрете. А мое увольнение будет выглядеть совершенно естественно. И если я собираюсь помешать ему, спекулируя отпечатком, который я якобы разглядел на своем компьютере в то утро, то этот номер, по словам Джима, не пройдет — он вместе с ФБР примет все меры, чтобы мне никто не поверил.

— Вот, пожалуй, и все, — сказал Джим. — Я рассказал тебе больше, чем хотел, но это не беда — ты ведь немедленно покинешь Тусон, верно? В сущности, тебя уже нет. А если попробуешь задержаться — что ж, тогда я не буду замешивать в дело ФБР, справлюсь сам. Ты, когда ехал сюда в Чирикахуа, видел — пустыня большая и в ней запросто можно заплутать и погибнуть. А в горах тем более. Понимаешь? Вот и молодец. Прощай, Лио. Надеюсь, мы больше не увидимся.

Джим повернулся и медленно пошел назад по тропинке. Но я не мог отпустить его просто так. Фраза о том, что меня уже нет, особенно меня возмутила. Я стал лихорадочно думать, как достойно ему ответить, и вдруг вспомнил о той идее, которая пришла мне в голову вчера поздно вечером, когда я прощался с Инкой. Рано ты меня хоронишь, морпех хреновый, злобно подумал я. Я тебе еще всю малину испорчу. Опасно, правда, этого медведя дразнить, ну да как-нибудь обойдется. По крайней мере, хоть свои деньги унесу.

— Погоди, Джим! — закричал я и встал на ноги. — Я еще одну вещь хотел спросить!

Джим остановился у поворота тропы и, вполоборота, недовольно спросил:

— Ну, что тебе еще?

— Я хотел спросить, — замирая от собственной наглости сказал я, — как у тебя идет лечение от бесплодия? Таблетки помогают? Или тебе специальные тренировки прописаны?

Джим моментально оказался рядом. Две ящерки, которые мирно отдыхали на солнце у подножия Большого камня на весу, бросились наутек, подавая мне пример, но я устоял и даже принял оборонительную позу.

— Ты что это, сукин сын, и вправду смерти захотел? — прошипел Джим. — Если ты хоть близко к Инес подойдешь, я тебе ноги выдерну. И еще что-нибудь заодно. — Все-таки Джим воздержался от немедленного применения силы.

— Дурак ты, Джим, — продолжал я хамить, превозмогая страх. — Ты думаешь, я уеду, и у тебя с женой все будет о'кей. Нет, дорогой, ты крупно ошибаешься. Дело ведь не во мне, а в ней. Это она не может спокойно мимо мужика пройти. Меня не будет — другой найдется, не сомневайся. Ты ее не удержишь.

— Заткнись, скотина, — ощерился Джим. — Никуда она теперь не денется, на шаг от мужа не отойдет. На всю жизнь урок получила.

— Наивный ты, Джим, — ухмыльнулся я как можно более развязно. — Чем же ты ее держать собираешься — сказочкой о том, как она ночью компьютеры взламывала и деньги у банков воровала?

— Хотя бы и так, — раздраженно сказал Джим. — Это сработает, не беспокойся. В наш отдел ходила? Ходила. На компьютере клавиши нажимала? Нажимала. Ее отпечатки на твоем компьютере есть? Есть, ты сам говорил — и полиция их тоже зафиксировала. И, к тому же, — тут Джим замешкался, как будто наскочил на препятствие, но все же преодолел его, — она той ночью была с тобой. Это тоже не в ее пользу.

— Вот именно, — сказал я, — она была со мной. И я ничего такого не заметил. Никуда она не ходила, ни на какие клавиши не нажимала. Я это хорошо помню и в любом суде так и скажу. Не спал, скажу, я той ночью, ни одной минутки. И она скажет, что не спала. Ты пойми, Джим, алиби — штука двойная. Ее слова — это мое алиби, но и мои слова — ее алиби. А что ты там на нее вешаешь, это все одно твое воображение. Не спорю, Инес этого сейчас не понимает, и ей это, может, и в голову никогда не придет. Но ведь она может все понять, особенно если я позвоню и намекну. Вот ты же, я вижу, мой намек понял?

По-моему, это был самый опасный момент за весь день. Джим прямо-таки позеленел и мои шансы загреметь вниз по камням резко повысились. Если бы Джим столкнул меня туда, я бы, скорей всего, просто скатился по склону и уцелел, но покалечился бы сильно. Но Джим все-таки взял себя в руки. Он сказал:

— Допустим, я тебя понял. Ты мне хочешь что-нибудь предложить?

— Да, — с облегчением сказал я, — хочу. Давай заключим контракт как деловые люди. Я обязуюсь ни словом не обмолвиться ни твоей жене, ни кому-нибудь другому о том, что я тебе только что изложил. Я спал как сурок и не могу знать, где была твоя жена. Я обязуюсь покинуть Тусон — самое большее, через неделю. Я обязуюсь навсегда уйти из твоей жизни и из жизни твоей жены. Тебя это устраивает?

— Устраивает, — ответил Джим. — Но ты не сказал мне, чем я буду за это платить.

— Ничем, — сказал я. — Во всяком случае, ничем таким, что имело бы для тебя хоть какую-то ценность. Я хочу получить одну-единственную вещь — ключ, который ты давал своей жене в ту ночь. Он ведь больше тебе не нужен?

Наступило молчание — Джим задумался. Не знаю, что я говорил бы дальше, если бы Джим сказал «нет» — все мои аргументы уже были исчерпаны. Но, после некоторого перерыва, Джим сказал:

— Хорошо. Но мне нужны гарантии. Прямо сейчас ты напишешь, что в ту ночь ты спал как младенец и ничего не видел и не слышал. В конце концов, — усмехнулся он, — так ведь и было. А если дело дойдет до суда — такого свидетельства мне хватит.

Все из той же сумочки на поясе Джим достал записную книжку, раскрыл ее и протянул мне вместе с шариковой ручкой.

— Пиши здесь, — показал он на чистый лист.

Я взял книжку, встал на колени у подходящего камня и, положив книжку на камень, написал под диктовку Джима:

«Всем, кого это может касаться. Я, Лио Голубев, настоящим подтверждаю, что всю ночь с одиннадцатого на двенадцатое апреля двухтысячного года я проспал в своей постели по адресу: город Тусон, Десятая улица, дом 587, квартира 9, ни разу не просыпаясь.»

— Что-нибудь еще? — спросил я Джима, который, стоя надо мной, наблюдал, как я пишу. Текст показался мне странным и каким-то несерьезным, но это было уже дело Джима — американцы придают написанным словам куда большее значение, чем мы.

— Нет, — ответил он. — Распишись и поставь дату.

— Давай ключ, — сказал я и встал с колен.

Джим вынул из сумочки плоский ключ, на вид очень похожий на тот, который отобрал у меня лейтенант Санчес, и показал его мне. Как и говорила Инка, на ключе висел большой ярко-красный кожаный брелок с нарисованным на нем голубым Микки-Маусом. Я кивнул, расписался, поставил дату и собрался отдавать записную книжку Джиму. Я держал ее в правой руке, а левой рукой потянулся за ключом. И вдруг Джим выхватил книжку из моих рук, а свободной рукой, почти без замаха, выбросил ключ в овраг под нами. Желтый кусочек металла блеснул на солнце и исчез — даже звука падения до нас не донеслось.

— Ты был прав, Лио, — сказал Джим. — Этот ключ мне действительно больше не нужен.

Он расхохотался и, продолжая смеяться, повернулся и ушел — уже через пару минут он скрылся за поворотом. Я матерно выругался во весь голос и стал прикидывать, как бы мне спуститься на дно каньона.