Сословная структура постсоветской России

Проблемы социологической классификации

Существует традиция исследования социальной структуры, в рамках которой любое общественное устройство может быть описано в терминах какой-либо подходящей классифицирующей теории [Радаев, Шкаратан. 1996]. Одни теории используются для практических целей таких, например, как предсказание потребительского или электорального поведения социальных групп, выделенных с помощью аппарата этих теорий. Другие теории в значительной степени спекулятивны, и их логика иногда напоминает известные классификации Борхеса[9].

Сущности, созданные в рамках таких теорий, иногда становятся политическими фактами и используются, в частности, для обоснования претензий на власть или для передела собственности. Таковыми, с моей точки зрения, в XIX и XX веках были понятия Марксовой стратификации, которые коммунисты силой навязали отечественной реальности. «Классовые» признаки социальной классификации, придуманные К. Марксом и его толкователями, вопреки их внутренней противоречивости на десятилетия стали основой социальной жизни огромного государства. Наверное, именно несуразность социалистических классификационных концепций, их надуманность и чуждость реальности[10] стимулируют уже четвертое поколение социальных ученых к «творческому развитию марксизма».

Социологические классификационные теории, если рассматривать их только как внутринаучные процедуры, можно считать частным случаем общей задачи классификации, возникающей всякий раз, когда нужно ответить на вопрос, что же предметно существует в какой-либо области научного знания. Ведь без операционального и общепринятого описания специфичных для данной науки объектов не может быть и соответствующей науки. В биологии, например, для решения этой задачи уже почти три века применяется алгоритм К. Линнея, позволивший упорядочить многообразие форм жизни с помощью разного рода определителей ключей, построенных на последовательном выделении признаков сходств и различий между особями[11]. Современная аналитическая биология невозможна без точного определения того, на каком виде животных, растений, микроорганизмов ведутся эксперименты. Более того, существенная часть социальной практики подспудно основана на том, что все живое проклассифицировано, поименовано и может быть однозначно определено. Названия видов, родов, семейств вместе с их отличительными признаками вошли в повседневность и во многом ее структурируют.

Благодаря классификационной практике предыдущих поколений систематиков мы видим, например, не «летающих, пушистых и пищащих», а птиц. И не просто птиц, а ворон, галок и воробьев[12].

Многообразие людей не уступает многообразию биологических феноменов. Однако классификация людей (и социальных реальностей в широком смысле) пока находится на уровне долиннеевской биологии. В современных социальных науках отсутствует алгоритм, позволяющий иерархически упорядочить непосредственно наблюдаемые различия и сходства между людьми по признакам, существенным для этих наук. Более того, нынешними методологами социологии проблема научного упорядочения того, что существует в их предметной области, и не ставится, вопреки заветам основателей этой науки. Еще П. Сорокин, цитируя Э. Дюркгейма, указывал на необходимость разработки социологической систематики:

Попытка П. А. Сорокина построить социологическую систематику не увенчалась успехом во многом, как мне кажется, потому, что он следовал уже модной в его время традиции «теоретической биологии» и намеревался выстроить филогенетическую социальную систематику вместо разработки алгоритма классификации, к реализации которого могли бы подключиться другие ученые, как это было в биологии. Кроме того, построить социологическую систематику много сложнее, чем биологическую, вероятнее всего, потому, что она должна включать в себя такую процедуру, как самоидентификация людей, то есть более или менее полное их согласие с отнесением к какому-либо таксону. Продолжая эту традицию, социологи уже много десятилетий смотрят на «мыслящий тростник» паскалевского человека и вводят не верифицируемые классификационной логикой представления о существовании разного рода социальных групп (предметных аналогов видов, родов, семейств биологической систематики) для того, чтобы установить между ними «естественную историческую связь».

В современной социологии функциональное место систематики занимают статистическая обработка результатов исследований и так называемые математические методы. То, что в аналитической социологии признается существующим, возникает либо в результате статистической обработки первичной информации, либо в умах беспредметно философствующих ученых. Доказанное статистически существование служит основой для математического моделирования отношений существующего. Беда в том, что и это существующее, и эти модельные связи пребывают только в особом спекулятивном пространстве математизированной социологии, имеющем мало общего с тем, что видит и описывает полевой социолог. Статистика и матметоды, как правило, создают только иллюзию доказательств существования, и статистические группы (факторы, кластеры и пр.) повисают в предметном пространстве, заполненном спекулятивными сущностями, которые уникальны для каждого исследователя или исследовательской школы[13].

Статистическое, или математизированное, социологическое знание нельзя, ввиду отсутствия определителей, верифицировать, то есть проверить, на каком основании исследователь решил, что полученные им результаты вообще относятся к некоей социальной группе, прежде всего потому, что нет систематики этих групп. Статистика и матметоды создают свой особый мир, привязка которого к социальной эмпирии составляет чаще всего неразрешимую проблему, обычно решаемую искусством ремесленника. Поэтому в предмете социологии почти никогда нельзя с уверенностью сказать, что же существует, кроме «паскалевских людей» и статистических «групп», а тем более нельзя проверить утверждения о существовании, сделанные другими исследователями.

Эти, казалось бы, специальные проблемы социологической классификации имеют далеко не специальное значение. Многие классификации «встроены» в ткань обыденной жизни, являясь основой группового поведения. Так, как я уже подчеркивал, классификационные конструкции К. Маркса и его интерпретаторов до сих пор остаются идеологической основой разных социальных революций, а результаты сталинского определения и классификации наций, ставшие у советских обывателей повседневными различениями, и сейчас проявляются в форме межнациональной розни.

Операциональность понятий сословий и классов

При общей неупорядоченности предметной области социологии в ней есть структурированные части с более или менее верифицируемыми представлениями о существовании. Они возникли там, где в какой-то степени совпадают представления о существовании (имена) социальных групп, вводимые исследователями, и самоидентификации членов этих групп. Таковы понятия высшего, среднего и низшего классов [Уорнер. 1999]. Столь же операционально понятие сословий, где определение «себя» как члена сословия бюджетников, например, вполне совпадает с выделением исследователями бюджетников как социальной группы. В каком-то смысле понятия классов, сословий (и каст) выгодно отличаются от других классифицирующих социологических понятий, так как есть удобные процедуры проверки качества классификации. Можно, например, просто спрашивать людей, к какому классу или сословию они принадлежат и что дает им основания так считать. Или использовать для классификации непосредственно наблюдаемые признаки членов классов и сословий, такие как внешний вид, лексика, материальные символы сословной принадлежности, манеры поведения и пр.

Классы и сословия изначально представляют собой понятия, вводимые при анализе социальной структуры для описания или объяснения несомненных (непосредственно наблюдаемых) различий в потребительском или правовом положении людей. Понятие классов используется для описания социальных иерархий в отношениях потребления[14], в то время как понятие сословий введено для описания иерархий служения, или обслуживания, прав и привилегий.

И классы, и сословия в момент возникновения этих понятий представляли собой не более чем теоретические или аксиологические интуиции. Эти «умственные сущности» превратились в социальные реальности только тогда, когда попали «в точку», то есть совпали с «само собой разумеющимся», но, может быть, ранее не артикулированным разделением на социальные группы. После этого они стали исходными для групповой самоидентификации, то есть для того, чтобы достаточное количество людей признали свою принадлежность к какой-либо группе и вполне рационально повели себя согласно ее нормам и стереотипам[15].

Классы и сословия перестали быть только теоретическими конструктами и превратились в обыденные различения социальной практики, в саму реальность общественного устройства[16]. Они существуют «объективно», но эта объективность воспроизводится только в деятельности классифицируемых людей, самой их жизнью, а не привносится извне. При этом понятия классовой стратификации закрепляются в обычае и обычном праве[17], в то время как понятия сословного устройства фиксируются в особых законах или традиции, имеющей силу закона. В результате такой фиксации каждое новое поколение вступает в уже стратифицированный мир, где ему приходится искать себе место в сложившейся классовой или сословной системе.

Высший, средний и низший классы современного рыночного общества существуют и воспроизводятся потому, что люди, более или менее рационально определившие свою классовую принадлежность, непрерывно ее подтверждают: работают и зарабатывают так же, как представители своего класса, покупают товары, которые покупают члены их класса, селятся там, где живут их соклассники, вступают в браки с членами своего класса, рожают детей столько, сколько полагается семьям данного класса. Они ведут себя «так, как надо», чтобы оставаться в своем классе и, может быть, если повезет, перейти на более высокую ступеньку потребительской иерархии.

Если понятия современных классов относительно ясны концептуально[18], то с сословиями такой ясности нет. Более того, априори считается, что сословное устройство архаично, не специфизирует актуальную социальную реальность и что изучение сословий есть скорее задача историков и правоведов, а не социологов. Я, напротив, считаю, что современное сословное деление применительно прежде всего к России не менее, а может быть, и более актуально, чем классовое, и что нерефлектируемая принадлежность к сословиям определяет социальное поведение в гораздо большей степени, чем принято считать.

Чаще всего подразумевается, что сословные принципы устройства социальной структуры со становлением рыночной экономики и демократии были в основном замещены классовыми, для которых характерны равенство граждан перед законом и преимущественно экономические отношения, поэтому изучение сословий имеет только исторический интерес. Тем не менее сословные формы организации социальной жизни (например, аристократия) процветают и в современных обществах, сосуществуя с классовой структурой, демократиями и рыночными отношениями. Во многом к функциональным останкам сословной стратификации можно отнести современный институт профессии и профессиональной общности.

Сословие социальная группа, которая занимает определенное положение в иерархической структуре общества в соответствии со своими правами, обязанностями и привилегиями, закрепленными в законе и (или) передаваемыми по наследству[19]. Такое определение сословия с различными вариациями переходит из текста в текст уже много лет и может считаться общепринятым. Сословная структура общества предполагает неравенство граждан перед законом, традиционное или введенное внешним образом. Неравенство в первую очередь заключается в том, что сословия имеют различающиеся права и обязанности перед государством и несут разные государственные повинности. Отдельные явно или неявно иерархизированные сословия связаны между собой в социальную структуру сословного общества отношениями служения и откупа (дани, оброка, подати, ренты и пр.). Сословная принадлежность часто наследуется, причем форма наследования иногда архаична (по праву рождения), а иногда вполне современна, когда дети врачей или военных тоже становятся врачами или военными. В современных обществах наследственный принцип формирования сословий соблюдается нежестко, и членом сословия можно стать, заняв соответствующую должность, купив сословный статус, получив его в дар от суверена и т. д.

Сословия воспроизводятся, в частности, потому, что люди с рождения социализируются в системе взаимного служения и обслуживания, традиционной или рационально введенной государством. Они не мыслят себе устройство социального мира по-другому они не только сами нерефлексивно кому-нибудь служат, но и воспринимают служение других себе как естественное поведение. Добросовестное служение вознаграждается жалуется сувереном, а размер жалованья (содержания) должен быть пропорционален общепринятой в данном обществе значимости служения. Иное в сословном обществе несправедливо[20]. Рыночное поведение (не служение или обслуживание, а работа ради потребления) для членов такого общества выходит за границы их картины мира и воспринимается как маргинальное. В сословном обществе, согласно принципам его устройства, не может быть богатых и бедных (в современном смысле этих понятий), ведь ресурсы распределяются «по заслугам» перед сувереном или «так, как положено». Стремление к богатству (к наживе) или демонстрация благосостояния, не соответствующего сословному статусу, обычно считаются аморальными и негативно санкционируются, в отличие от самоограничения в потреблении, которое иногда культивируется как сословный идеал.

Само понятие труда ради заработка чуждо сословному устройству, в котором вместо рыночной оплаты по труду и доходов от бизнеса доминируют институты довольствия, жалованья, сословной ренты, гонорара, пенсии, пайки и другие формы распределения ресурсов сообразно сословной принадлежности и статусу в сословии. Чем выше статус сословия и статус человека в сословии, тем больше ресурсов ему «положено» согласно принципам сословной социальной справедливости. Продажа труда и получение дохода в ходе рыночных операций-спекуляций, в отличие от ренты с сословного статуса, не может считаться в сословном устройстве легитимным ресурсом, принадлежащим тому, кому он принадлежит по стечению обстоятельств или по результатам труда. Этот ресурс «надо делить» между всеми членами сословного общества, причем пропорции деления определяются критериями сословной (социальной) справедливости. Деление ресурсов составляет содержание общественной жизни в сословном обществе, в отличие от классового общества, экономика которого основана на конверсии ресурсов в капиталы и их расширенном воспроизводстве.

Внешними признаками принадлежности к современному сословию часто является наличие у его членов разных символов сословности: удостоверений личности, особых украшений, наград и знаков различия, часов определенной марки, униформы или, напротив, дизайнерской одежды, прически, способа передвижения (марки и номера автомашины, в частности), места компактного обитания. Кроме того, для сословий характерны специфические правила поведения: сословная мораль (моральный кодекс) и институты контроля за соблюдением сословных норм.

Классовое расслоение на богатых и бедных (в промежутке средний класс) в общем случае мало соотносится с делением сословий на высшие / низшие или служивые / обслуживающие. Во внесословных обществах обычны ситуации, когда аристократы бедны, а богатые безродны, в то время как в обществах, где доминирует сословное мироустройство, члены высших сословий более обеспечены ресурсами, чем члены низших, хотя богатых и бедных (в классовом смысле этого слова) в них нет по определению.

В архаичном сословном устройстве (если исходить из некоей его простейшей модели) нельзя рассматривать общество как противопоставленное государству, так как в нем нет ни государства в современном смысле этого понятия, ни общества. Это некое синкретическое единство, в котором современный исследователь только аналитически может выделять протогосударственные и протообщественные институты.

Социальное положение человека в такой системе более или менее однозначно определяется указанием на его сословие по происхождению, профессию или какой-либо другой значимый признак. Члены высших сословий обычно относительно состоятельны, в то время как обделенные происходят из низших сословий или безродны. Синкретичность исчезает при дифференциации социальных отношений и возникновении собственно государства и собственно общества. Тогда для определения статуса человека уже недостаточно указать на его происхождение или профессию. В частности, в разделенном обществе знатные могут быть и бедными, а принадлежащие к низшим стратам богатыми. Классовая структура общества (разделение на богатых и бедных) становится в таком обществе не менее значимым фактором, чем происхождение и родство. Сословия в таком дифференцированном обществе формируются в том числе социальными институтами образования и занятости. Неоднозначность и многомерность социального расслоения стимулируют формирование собственно политических институтов и идеологий, необходимых для согласования интересов сословных и имущественных групп. Власть разделяется на ветви, возникают выборы как институт и различные конфликтующие идеологии[21].

В докапиталистических обществах, как представляется, сословная (иногда кастовая, отличающаяся от сословной нормами наследования статуса) стратификация была доминирующей, если не единственной. С развитием рынков сословная система вытесняется классовой стратификацией (конечно, не полностью). При этом вытеснении система сословной социализации оказывается нефункциональной и по инерции продуцирует членов уже не существующих сословий. Поэтому возникает множество людей, обладающих навыками и знаниями, на которые нет спроса, и амбициями, которые негде удовлетворить. Если люди не могут определить свое положение (классовое или сословное) в социальной структуре, то возникает аномия, социальная патология, впервые описанная Э. Дюркгеймом. Аномия проявляется в первую очередь в том, что люди не могут отождествить себя ни с одной из актуальных социальных групп, у них нет для этого понятий. Понятий для определения своего положения в новой классовой структуре еще нет, и люди, лишенные групповой определенности, маргинализуются. Они сами не знают, чего им надо, и потому пребывают в состоянии социальной и психологической депрессии, чреватой аутоагрессией или просто агрессией. Люди, социализированные в сословном мироустройстве, но не желающие вписаться в классовые различения и не готовые работать ради более высокого уровня потребления, в классовом обществе обречены на маргинальность, если при этом не являются членами сословия, сохраняющего значимое место в социальной системе благодаря монополии на ресурс. Персонажи, сохраняющие вопреки жизненным обстоятельствам сословную определенность, считают, что им как членам сословия (может быть, уже не существующего) что-то «положено», но не предоставлено, и потому они прозябают. Их усилия часто направляются на отстаивание права своего сословия на ресурсы и иногда превращаются в политические действия, в борьбу за социальное равенство и справедливость при распределении ресурсов. Именно такие социальные акторы наиболее восприимчивы к марксистской и аналогичным социальным классификационным конструкциям.

В сословных системах с их мифологизированными представлениями о социальном устройстве сословия возникают и существуют или сами по себе, или от Бога, эпического героя, или по воле суверена. В таких обществах обязательно есть идеологические институты (обычно главная конфессия), мифологически обосновывающие социальное неравенство сословий тем, что оно естественно, соответствует природе вещей, сотворено всевышним или, наоборот, привнесено в результате происков «врагов народа». В имперской России это было сословие православных священнослужителей, а в СССР идеологические работники КПСС и их обслуга советская творческая элита, обосновывавшая средствами социалистического реализма необходимость неравномерного, но справедливого распределения ресурсов между сословиями во имя построения светлого будущего, в котором у всех будет одинаковая пайка. В современной России еще только формируется такой институт сословных идеологов, в функции которого входит конституирование «суверенной демократии» как мифологического обоснования складывающегося социального неравенства.

В классовых обществах социальное неравенство их членов обосновывается более рационально с использованием научной методологии и средств массовой информации и коммуникации. Науки экономика, социология, политология (в их многочисленных специализациях) ориентированы в том числе на исследование социального неравенства и его теоретическое обоснование или опровержение. Результаты исследований беллетризуются и тиражируются средствами массовой информации, воплощаясь в образы массовой культуры, служащие стереотипами поведения для членов классового общества.

Современные сословия, сохраняя в какой-то степени корпоративность и замкнутость, вписаны в классовую структуру национальных государств и демократическое общественное устройство, они обеспечивают себе преференции на чуждом им рынке за счет традиционного или узаконенного права на монопольное использование специфического для сословия источника ресурсов. Эти ресурсы достаются членам сословий «по наследству», по закону, в результате обучения или по стечению обстоятельств. Так, современные медики «по закону» монополизировали право на лечение, а ученые по традиции право на получение нового знания. Капитализируя эти ресурсы, члены сословий выходят на современные рынки, становясь богатыми, бедными или принадлежа к среднему классу.

Чаще всего сословия «заточены» на использование какого-либо фиксированного ресурса, и переход на иной тип ресурсов, нежели привычный, для них сродни социальной катастрофе. Сословное мироустройство в целом также адаптировано к той совокупности ресурсов, которые свойственны образующим его сословиям. Появление нового ресурса ведет к формированию сословия, на нем специализированного, а исчерпание ресурса (в том числе отмена сословной монополии) к деградации сословия. Поэтому сословия жестко отстаивают свои корпоративные интересы и ресурсные возможности, выстраивают системы политического и экономического лоббирования и тем самым участвуют в политической жизни. Исчерпание ресурсов многими сословиями, входящими в какое-либо мироустройство, ведет к деградации этого мироустройства или к его фазовой трансформации в новое сословное социальное образование, как это произошло с Российской империей и СССР.

Сословное устройство и классовая структура не альтернативны ни как теоретические конструкции, ни как их поведенческие реализации. Они сравнительно мирно сосуществуют в современных обществах, различающихся, в частности, тем, какая структура и в каком отношении доминирует. В национальных государствах сословная структура, модернизировавшись, сосуществует с классовой, причем условия их сосуществования специфичны для каждого государства. В таких государствах методом проб и ошибок выработаны оптимальные сочетания сословного устройства и классовой структуры, обеспечивающие рыночную динамику и политическую стабильность при минимально возможной аномии. Так, при несомненном рыночно-демократическом устройстве современных европейских стран они различаются среди прочего тем, как и каким образом демократические институты сочетаются в них с традиционным устройством общественных отношений, в первую очередь с сословной структурой.

Многие сохранившиеся сословия таких обществ сейчас тесно связаны скорее не с государствами, а с транснациональными корпорациями. К примеру, это произошло с врачами, сословные сообщества которых фактически срослись с фармацевтическими гигантами, став элементами мировой монополии на диагностику, лечение и профилактику болезней.

Транснациональные корпорации в отношениях между собой формируют специфическое пространство глобализирующегося рынка, в котором сословия национальных государств вне зависимости от их внутреннего устройства выступают лишь одним из элементов. Сословные принципы социальной стратификации (во внутригосударственной социальной практике в значительной степени замещенные классовыми различениями) лежат сейчас в основе устройства корпораций. Их многочисленные сотрудники, рассеянные по всему миру, связаны внутрикорпоративными отношениями не менее жестко, чем члены сословий феодальных обществ когда-то.

В таких корпорациях есть жесткая иерархия, обосновываемая внутренними мифологиями компаний, формализованные системы распределения ресурсов пропорционально сословному статусу и внутрикорпоративное представление о социальной справедливости, корпоративное право и система правоприменения, в том числе суды, настойчиво культивируемая корпоративная мораль. Отношения между внутрикорпоративными сословиями и между членами разных корпораций внутри одного сословия строятся на принципах административного рынка. Ценностям свободного рынка и демократии внутри корпораций места нет, они находятся как бы вне корпораций, в политических системах национальных государств.

Если рассматривать классы и сословия как понятия идеальных типов общественной организации, то можно сказать, что классовой структуре общества соответствуют капиталистическая организация хозяйства, всеобъемлющий рынок с его товарами и деньгами и демократия. Сословной структуре соответствуют ресурсная организация хозяйственной жизни, локальные рынки-базары и такие формы согласования интересов, как сословные собрания и соборы.

Подводя методологические итоги, можно выделить по меньшей мере два идеальных типа соотношений между классовой и сословной стратификациями идеальных в том смысле, что в чистом виде они не реализуются. Первый тип безусловное доминирование сословного устройства. Такое устройство характеризуется тем, что в нем нет товаров, денег, рынка и производства в экономическом смысле этих понятий. Все материальное и нематериальное есть ресурсы, полностью контролируемые сувереном (каким бы он ни был) и распределяемые разделяемые им между сословиями согласно той форме социальной справедливости, которая формально общепризнана. Ресурсы складываются, отчуждаются вычитаются и делятся, но не преумножаются. Суверен заботится о народе совокупности сословий, распределяя ресурсы так, чтобы привилегированные сословия не борзели, а податные не умирали с голоду. Он прислушивается к мнению сословий, доходящему до него в форме писем трудящихся, жалоб, доносов, челобитных и пр. Почти так было в имперской России, где до конца XIX века сословные институты, такие как дворянские собрания, оставались весьма значимыми факторами социальной стабильности. К идеальному сословному устройству приближался СССР, где роль съездов и пленумов КПСС, партийных, комсомольских и профсоюзных собраний нельзя недооценивать, как и значение таких институтов, как «жалобы и письма трудящихся» в органы власти или в газеты, а также доносы на «проворовавшихся чиновников» и соседей-сослуживцев. Между сословиями при таком устройстве общества нет и не может быть политических отношений и политики как отдельной формы деятельности, как нет права в общепринятом смысле этого слова [Пастухов. 2007]. Вместо политики есть разного рода административные рынки, на которых распределяются ресурсы, а функции права в каком-то смысле выполняют воля суверена (в СССР советского народа), «порядок управления» ресурсами, сословная мораль и разнообразные «кодексы чести».

В таком сословном обществе нет институализированных богатых и бедных есть более или менее обеспеченные ресурсами сословия. Имущие и неимущие, тем не менее, есть, но они не имеют легальных институтов лоббирования своих имущественных интересов, хотя интересы имеют и по-своему их реализуют: неимущие в жалобах, доносах и движениях социального протеста: восстаниях и бунтах; имущие покупают преференции и дают взятки, откупаясь от сословных контролеров за соблюдением социальной справедливости.

Естественно, в этой системе отношений нет необходимости в демократии как институте согласования интересов, как нет и личности вне сословной определенности. При полном доминировании сословного устройства нельзя даже аналитически разделить экономику и политику, государство и общество. Сословное устройство такого рода представляет собой синкретичное целое корпорацию, феод или общенародное государство.

При безусловном доминировании классового устройства полностью разделяются экономика и политика, с одной стороны, и государство и общество с другой. Производство товаров и оборот денег определяют экономическую динамику, общество делится на богатых и бедных (в их многочисленных вариантах), согласование интересов между которыми обеспечивается политическими институтами через правоустановление. Права человека и личность определяются вне зависимости от классовой, сословной и политической принадлежности людей. Функции власти ограничиваются правоустановлением, правоприменением и обеспечением безопасности.

Эти идеальные типы потому и идеальны, что не реализуются в чистом виде. Реальные общности представляют собой некое объединение сословности и классовости при доминировании или той, или другой, проявляющемся прежде всего в устройстве власти. При доминировании классовой структуры политическая роль сословий ограничена лоббированием их ресурсных интересов, а политическую погоду делают в конечном счете отношения между богатыми и бедными, интересы которых представлены разного рода политическими партиями. Так устроено современное западное общество. При преимущественно сословном мироустановлении политика и политические институты находятся на периферии социального устройства, режим считается авторитарным и недемократичным, личность и свобода реализуются в основном в рамках сословных институтов. Так были устроены имперская Россия и СССР.

Российские классы и российские сословия

Если следовать предлагаемой логике, специфика современной России заключается в том, что ни классовая, ни сословная стратификации не интериоризированы российским обществом настолько, чтобы их понятия стали обыденными различениями социальной практики, как это происходит в классовых обществах или было в имперской России и СССР, где сословная идентификация во многом определяла повседневное поведение. Так, О. И. Шкаратан и Г. А. Ястребов считают, что

В российском обществе можно выделить признаки, характерные для классовых обществ, однако граждане России, даже принимая для других сограждан различение богатых и бедных, затрудняются определить свое собственное место в классовой структуре. Понятия богатство и бедность в эмпирическом исследовании нашего общественного устройства, как правило, трудно операционализировать. По всем внешним признакам человек, например, является бедным, однако сам себя таковым не считает[22]; многие граждане, состоятельные по российским меркам, не считают себя богатыми. Если верить респондентам, то большинство людей «живут нормально» и принадлежат к среднему классу. Столь же проблематична сословная идентификация, основанная в основном на советских принципах: человек, например, продолжает считать себя рабочим, хотя занимается мелким бизнесом, или ученым, хотя уже давно профессионально занимается политикой.

Ситуация в какой-то степени парадоксальная: известно, что любое общество стратифицировано, в том числе и наше. И эта стратификация видна не вооруженному научными понятиями обывателю. Однако как оно стратифицировано — непонятно. При бросающихся в глаза различиях в уровнях благосостояния и потребления высший, средний и низший классы выделить не удается. И публично заданное законами о государственных служениях неравенство граждан перед законом не стало общепризнанным фактом. Исследователи, опирающиеся в основном на импортированные теории, тем не менее, пытаются рассматривать Россию как классовое общество, анализируют профессиональную и символическую стратификации, используя теоретические различения, вполне адекватные для других социальных систем. Однако их результаты считываются так, как будто описывается не российское общество, а совсем другое. Понятийное зеркало предстает не то кривым, не то мутным, а иногда нарочито дефектным, как в «комнате смеха». Импортированные теоретические различения оказываются по сути искусственными и адекватными исповедуемой исследователями теории, а не обыденной практике тех, кого в ней пытаются стратифицировать.

В данной работе я, в какой-то мере противопоставляясь традиции, пытаюсь применить для описания имперского, советского и современного российского обществ сословное представление о социальной стратификации и показать, что сословия а не классы в России были, есть и в предвидимом будущем останутся основными элементами актуальной социальной структуры. В имперской России были одни сословия, в СССР другие, в постсоветской России сейчас формируются третьи. Собственно переходы от одних «россий» к другим и есть смены принципов сословного устройства. Времена, когда одни сословия замещаются другими, называются смутами, перестройками или революциями. В эти периоды на исторически короткое время в стране возникает классовое расслоение на богатых и бедных, плохо совместимое с сословным устройством ввиду «несправедливости» последнего. В последующем в ходе формирования пореволюционных сословий классовое расслоение элиминируется. В социальном устройстве России, в отличие от других стран, сословная и классовая структуры сосуществуют не в синхронии, а в диахронии, последовательно сменяя друг друга.

С моей точки зрения, Россия страна, в которой в стабильные времена, вне революций и перестроек доминирует сословное мироустановление, основанное на неравенстве граждан перед законом и различиях в объемах прав и обязанностей перед государством. Россия была и остается ресурсным государством, в котором ресурсы не преумножаются, а распределяются делятся между сословиями. Приращение ресурсов осуществляется за счет «расширения ресурсной базы», а не за счет производящей товары деятельности и оборота капитала. При исчерпании ресурсов и невозможности расширения ресурсной базы происходят фазовые изменения сословной структуры революции разного масштаба, при которых одни сословия исчезают, другие формируются, но уже на иной ресурсной базе. 0. Бессонова для описания отечественного социального устройства ввела понятие раздаточной экономики, принципиально отличающейся от рыночной экономики [Бессонова. 2006]. Она показала, что совокупность «сдач» (натуральные и финансовые сборы с населения, выполнение повинностей, государственная, военная службы и пр.) в сочетании с совокупностью «раздач» жалований, пенсий, пособий, привилегий образует базовую структуру государства-общества, которая непрерывно корректируется жалобами членов сословий на нарушение норм сбора ресурсов-сдач и норм раздач. Цикл «сдача раздача жалоба (донос)», сточки зрения 0. Бессоновой, был основой социальной системы и в Московском государстве, и в Российской империи, и в СССР. Он остается базовой социальной реальностью и в постсоветской России. Сбой цикла (невозможность обеспечить сбор ресурсов либо несправедливое их распределение и соответствующее невыполнение социальных обязательств раздач) приводит к трансформации жалоб-доносов в бунты и в революции перестройки, к распаду сословной системы и последующему ее возрождению, но уже с новыми сословиями, как это происходит сейчас.

Классовая структура в России вследствие этого возникала только перед революциями, которые были направлены на разрушение как остатков старой сословной структуры, так и нарождающейся новой классовой. Классообразование в нашей стране, по-видимому, уже несколько раз прерывалось социальными революциями, в ходе которых старые сословия делегитимировались, а члены ранее привилегированных сословий иногда физически ликвидировались. Классовая структура в России уже больше 100 лет не может сформироваться, ее сметают волны сословной жажды социальной справедливости, после которых на выжженном революциями социальном поле вырастают, как сорняки, новые сословия. Недоразвившиеся рыночные структуры и демократические институты начала XX века, возникшие при распаде ресурсного устройства и сословной структуры имперской России, были полностью элиминированы социалистической революцией, как и становившаяся классовая социальная стратификация. Вместо имперской сословной структуры в СССР было введено социалистическое сословное мироустройство, которое в свою очередь было разрушено при распаде СССР. Равно как в начале XXI века недоделанные классы богатых и бедных целенаправленно элиминируются, замещаясь привилегированными служивыми и неявно ущербными обслуживающими сословиями.

Последствия радикального большевистского подхода к социальному устройству, полностью элиминировавшего классовую структуру в пользу сословной, страна переживала весь XX век. И сейчас невидно, каким образом страна, не возрождая в полной мере в ущерб рынку и демократии ресурсное хозяйство и сословное устройство, сможет выйти из синкретической экономической-социальной-политической депрессии. Или как она, не развивая внутренний полномасштабный рынок, сможет взаимодействовать с транснациональными корпорациями и быть агентом мировых экономических процессов[23]. Ведь развитие внутренних рынков несовместимо с всеохватывающим распределением ресурсов, а демократические процедуры нефункциональны при сословном устройстве общественных отношений. Не может быть рынка без демократии как института согласования интересов в классовом обществе, а сословного устройства без отчуждения ресурсов с рынков, их распределения по критериям сословной справедливости и системы репрессий против расхитителей ресурсов, нарушителей этой справедливости.

Россия сейчас самоорганизуется как огромная корпорация[24], а с агентами глобального рынка стремится взаимодействовать как национальное государство, агент традиционного и неглобализованного рынка, экспортер и импортер. Тем самым она оказывается в противофазе мироустройству, в котором рынки находятся как бы внутри государств, а корпорации как бы вне их. Вследствие этого другие национальные государства воспринимают ее как страну с нерыночной корпоративной экономикой и авторитарной властью, а глобальные корпорации как агента рынка, играющего совсем не по правилам межкорпоративных отношений.

В работе «Ресурсное государство» [Кордонский. 2007] я попытался показать, что в последние годы в России идет восстановление народного (ресурсного) хозяйства, неправомерно интерпретируемое как экономический рост. Параллельно с восстановлением народного хозяйства воссоздается и сословная структура вопреки мнению о становлении демократии. Одновременно минимально сохраняется постперестроечная инерция формирования принципиально не сословных рыночных отношений и тенденция к классовому расслоению на богатых и бедных[25].

Между складывающимися сейчас сословной и классовой стратификациями нет однозначных отношений, и нельзя сказать априори, что принадлежность к служивым постсоветским сословиям автоматически приводит к членству в высшем классе по уровню потребления. Можно, конечно, предположить, что чем больше сословной упорядоченности и административно-рыночного распределения ресурсов, тем меньше рыночности и демократичности, и наоборот. Однако социальное устройство России столь сложно и настолько не вписывается в стандартную обществоведческую логику, что подобные утверждения были бы преждевременными.

Поскольку в настоящее время окончательно не сформировались ни сословная, ни классовая структура, для живущих в России людей характерна всеобщая аномия. В актуальной реальности нет групп, с которыми люди могут себя однозначно идентифицировать. Они не могут определить себя ни как богатых или бедных (не говоря уже о принадлежности к среднему классу), ни как членов сословного общества (служивых и податных-обслуживающих, например). Маргинальность нашего общества всеохватывающая и проявляется в ослаблении институтов семьи и социализации, в наркотизации, алкоголизации, а также в повальном нецелевом использовании и расхищении ресурсов, то есть разворовывании всего, что плохо лежит. Сегодняшняя власть пытается преодолеть аномию, создавая новую сословную структуру. Это значит, что идеология сословного устройства, пережив революции и перестройки, остается основой отечественного социального устройства. Сословное неравенство, воплощаемое в системе законов о разного рода государственных служениях и службах[26], в повседневной жизни постепенно становится более значимым, чем формальное конституционное равенство граждан Российской Федерации.

Сословное устройство имперской России

История сословной структуры Московского царства и имперской России исследована лишь в малой степени, возможно, из-за еще советской политизированности этой темы. Очень мало работ, в которых сословная структура исследовалась бы как целое. H. A. Иванова и В. П. Желтова, авторы одного из немногих исследований такого рода, пишут:

Между современными историками нет согласия ни по поводу принципов сословного устройства, ни по поводу эмпирической реализации этих принципов. Грегори Фриз пишет:

Согласно концепции Б. Н. Миронова,

В то же время H. A. Иванова и В. П. Желтова пишут:

Ресурсная основа сословного устройства не входит в круг интересов историков. Исследования Ольги Бессоновой [Бессонова. 1997] показывают, что экономика страны в историческое время не была рыночной и что она была сформирована отношениями сдач-раздач (распределения ресурсов и их отчуждения), которые доминировали и в Московском царстве, и в имперской России, и в СССР. Эти отношения как раз характерны для сословной структуры, которую 0. Бессонова специально не анализирует.

Я склонен согласиться с H. A. Ивановой и В. П. Желтовой в том, что социальное развитие в Европе и в России шло по-разному. Сословная структура европейских государств с развитием рынков теряла доминирующие позиции и замещалась классовой, в то время как в России в катаклизмах XIX, XX, а теперь и XXI веков происходили делегитимация старых сословий, формирование новых и замещение в социальной структуре «старых» сословий «новыми».

При этом рынки и сопутствующее им изобилие товаров и услуг, возникавшие на исторически короткое время при распаде сословных систем распределения, элиминировались в ходе социальных революций и замещались новыми послереволюционными распределениями ресурсов по сословной социальной справедливости с непременным их рационированием и дефицитом как следствием рационирования. Революции можно, в частности, рассматривать и как массовый протест разночинцев (появлявшихся в результате распада традиционных сословий) против неравенства в уровне потребления и социальной несправедливости неизбежных следствий первоначального накопления капитала. После завершения революций создавалось новое сословное общество с новыми сословиями, устанавливалась социальная однородность (путем ликвидации старых сословий и классов) и вводилась новая социальная справедливость (посословное распределение ресурсов). Так, после Великой Октябрьской социалистической революции были сформированы классы-сословия советских рабочих, крестьян и служащих, участвовавших в распределении общенародных ресурсов, не имеющие ничего общего с классами современных им капиталистических обществ.

Советские сословия

Мне не удалось найти работ, в которых сословная структура СССР исследовалась бы как целое. В каком-то смысле исключение составляет цикл работ немецкого социолога В. Теккенберга, носящих, тем не менее, скорее философский, чем социологический характер [Tekkenberg. 1982]. Существуют исследования, в которых описывается социальное положение отдельных советских сословий, чаще всего ограниченных в правах[27], однако сословия представлены в этих работах как отдельности, вне системы в целом. Существует множество текстов советского времени, посвященных исследованию рабочих, крестьян и служащих. Однако степень идеологизированности этих работ и в большинстве случаев практическое отсутствие в них эмпирического материала позволяют относиться к ним не как к научным исследованиям, а как к продукции советских сословных мифотворцев-идеологов[28].

Можно только констатировать, что имперская система межсословных отношений, независимо от того, какой она была, исчезла в ходе Февральской революции 1917 года. В ходе социалистического строительства представители имперских сословий, которые оказались в пределах досягаемости советской власти, были уничтожены «как класс». Почти до конца XX века в анкетах советских граждан оставалась графа «происхождение», и запись в ней «из дворян» автоматически означала ограничение в правах, то есть невозможность перейти в какое-либо другое, полноправное сословие советского общества. Существовали институт «лишения прав» (как практика применения социалистической законности), «лишенцы» как особое бесправное советское сословие[29] и институт ограничения в правах тех, кто, например, «находился на оккупированной территории» либо был замечен в привычках или связях, «порочащих советского человека».

Классы сословия рабочих, крестьян и служащих, предтеч которых так усердно конструировали марксистские историки в имперском прошлом, усилиями ВКП(б) КПСС стали основой советской социальной структуры. Анкетная запись «из рабочих», «из крестьян» и «из служащих» определяла сословный статус советского человека, опять же по происхождению. Процесс становления советской сословной структуры в какой-то степени описан А. Блюмом и М. Меспузе следующим образом:

Согласно С. А. Красильникову,

Классификация С. Красильникова фиксирует базовые по его мнению принципы сословного устройства СССР, однако не покрывает всего многообразия форм советской сословности, до сих пор, как я считаю, не описанных. Не претендуя на исчерпывающий анализ, тем не менее, попробую определить логику и частично описать практику советской сословности.

Если в Российской империи сословия определялись, как правило, сочетанием традиции и закона, то в СССР основные сословные различения сначала были введены идеологически (в рамках мифа о коммунистической утопии), а потом в 1936 году и конституционно. Основой социальной структуры стали идеологические сконструированные сословия классы рабочих, крестьян и служащих, равно необходимые в деле социалистического строительства, конечной целью которого было создание социально однородного советского народа единого сверхсословия, в котором все советские люди обладали бы одним объемом прав и обязанностей.

Классы социалистического общества были идеологическими конструктами, выделенными относительно функции строительства коммунистического общества будущего: рабочие создавали ресурсы для крестьян, крестьяне для рабочих, а служащие (в сталинском определении социальной структуры трудовая интеллигенция[30]) координировали потоки ресурсов между рабочими и крестьянами. Эти идеальные сословия с 1936 года (с принятия сталинской Конституции) стали конституционными фундаментальными сущностями, и уже к ним сводились и из них выстраивались все другие актуальные социальные различения: функциональные, отраслевые, территориальные. Советский человек обязан был иметь происхождение из рабочих, крестьян или служащих, и это создавало ему возможность для вертикальной сословной мобильности при сохранении исходной сословной принадлежности. Члены Политбюро ЦК КПСС и его более ранних эквивалентов до смерти считались в основном рабочими, а члены семей врагов народа так и умирали ЧСИРами.

Если использовать ранее упоминавшиеся критерии Б. Н. Миронова для определения советских сословий, то можно сказать, что права советских сословий были закреплены социалистической законностью и были безусловными. Отстаивание своих прав мотивировалось, например, так: «мы шахтеры, и имеем право…». Юридически принадлежность к сословию не наследовалась, однако подразумевалась по логике советского анекдота, который так нравится президенту РФ: сын генерала может стать генералом, однако не может стать маршалом, так как у маршала есть собственный сын.

Сословия имели свои организации, такие как партячейки по месту работы, профсоюзные и комсомольские организации, собрания которых в необходимых случаях выполняли функции «судов чести». Обсуждение на партийном или профсоюзном собрании поведения членов сословий, нарушивших какие-то нормы, было обычным делом.

Члены советских сословий обладали сословным самосознанием и менталитетом («мы военные», «мы чекисты», «мы крестьяне», «мы рабочие» и т. д.). Права на сословное самоуправление не было, однако частичная самостоятельность решений сословных (партийных, профсоюзных, комсомольских) собраний все-таки была. Существенной части сословий была предписана униформа, и значит, их члены имели внешние признаки сословной принадлежности. Предельно идеализированные внешние признаки сословной принадлежности «внедрялись в массы» в виде соответствующих культурных архетипов, таких как скульптура В. Мухиной «Рабочий и колхозница», например. Парадные портреты героев войны и труда, их кинематографические и театральные образы образовывали галерею приемлемого внешнего вида и форм публичного поведения. Строители социализма в обыденной жизни следовали этим стереотипам, навязанным все пронизывающей «пропагандой и агитацией», а на парады и демонстрации, знаменовавшие всеобщее ликование по поводу «единства партии и народа», обряжались в как можно более точном (насколько позволяли категория снабжения и возможности «достать дефицит») соответствии с архетипами «настоящих строителей социализма». Попытки выйти за пределы дозволенного во внешнем виде и публичном поведении строго пресекались в особого рода мероприятиях, таких как «борьба со стилягами» и иными формами «низкопоклонства перед Западом».

Отношения между советскими сословиями регулировались нормами социалистической законности, в которой были кодифицированы санкции за нарушение порядка обращения с ресурсами. Кроме социалистической законности, были и другие, канонические для сословного общества регуляторы отношений, такие как социалистическая мораль, кодифицированная в конечном счете в Моральном кодексе строителя коммунизма. Институты партийных, профсоюзных и комсомольских собраний прежде всего служили регуляторами сословной морали, на них обсуждались и осуждались нарушения моральных норм социалистического строительства.

Советские сословия, кроме того, что были идеологическими институтами, были еще и социально-учетными группами, формируемыми социалистическим государством для решения конкретных проблем концентрации и распределения трудовых ресурсов на основании признаков национальности, образования, происхождения, места жительства, занятости в отраслях социалистического ресурсного хозяйства. Фактически каждый параметр паспортного учета (пункты советского паспорта) конституировал определенное учетное сословие, которому нечто полагалось, но и нечто обязывалось. Мужчины и женщины, дети и старики, русские, татары, евреи (и все другие «сталинские нации») образовывали учетные сословия. Состав их определялся порядком управления, то есть совокупностью непубличных подзаконных актов и ведомственных инструкций, фиксирующих порядок доступа к ресурсам членов сословий. Институт профессии в таком социалистическом мироустройстве был в какой-то степени эквивалентен сословной принадлежности. Профессионализация была прежде всего сословной социализацией, и смена профессии в ходе жизни рассматривалась властью как изменение учетно-сословной принадлежности[31].

Социально-учетные сословия[32] создавались по государственной необходимости. Советская власть, решая задачи социалистического строительства, постепенно превратилась в фабрику по производству сословий, необходимых для решения задач этого строительства. Для реализации социалистических планов развития создавались министерства и ведомства, которым полагался трудовой ресурс в виде рабочих, крестьян и служащих с определенными учетными признаками. Органы управления трудовыми ресурсами удовлетворяли отраслевые потребности социалистического строительства, в результате чего возникали, например, учетные сословия целинников и космонавтов, шахтеров и железнодорожников, работников совхозов и водного транспорта. Граждане социалистического государства после оформления на работу в соответствующие министерства и ведомства получали полагающиеся строителю социализма продовольственные и иные ресурсы, становились членами сословий.

Некоторые сословия оказывались нефункциональными или не соответствующими целям конкретного этапа социалистического строительства. В этом случае сословия репрессировались, а их члены ограничивались в правах. Такими были, например, «репрессированные нации»: чеченцы, калмыки, крымские татары и многие другие. При этом сословия, созданные для определенных задач, после решения этих задач не расформировывались, а продолжали свое существование, как правило, с понижением статуса объема ресурсов, выделяемых на осуществление предписанной сословию деятельности.

Постепенно существенная часть населения страны была переодета в униформу с погонами и без, а в официальном «отрывном календаре» почти на каждой его странице был обозначен главный праздник какого-либо сословия: от 7 ноября как главного праздника членов КПСС до Дня чекиста или Дня рыбака. В ходе такой фабричной генерации сословий их общее количество к концу XX века оказалось столь большим, что само понятие социалистического сословия и принадлежности к нему стало в значительной степени номинальным, лишенным иного смысла, нежели доступ к «кормушкам», которые к тому же к восьмидесятым годам прошлого века изрядно захирели[33].

Другие социально-учетные сословия возникали для выполнения социальных обязательств перед участниками социалистического строительства, возникших вследствие государственной важности решенных ими задач. Так появились сословия участников ликвидации чернобыльской катастрофы и ветеранов войн.

Внутри сословий существовала очень жесткая дифференциация сообразно важности задач, выполнявшихся сословием. Сословие рабочих, например, делилось на группы-подсословия в зависимости от места прописки, отрасли народного хозяйства, пола, возраста, уровня образования, происхождения. Рабочие «средмашевских» предприятий Москвы совсем не то сословие, что рабочие совхоза в селе под Кызылом. Рабочим высших категорий в оборонной промышленности полагались совершенно иные уровни свободы передвижения и снабжения, нежели колхозникам, которые как сословие были лишены до 60-х годов XX века права на оплату труда деньгами и права на изменение места работы и жительства просто потому, что у его членов не было (и не могло быть согласно порядку управления) необходимых для участия в вольном социалистическом строительстве документов: паспортов и трудовых книжек. Стать членом привилегированного сословия «рабочие оборонных отраслей народного хозяйства» мог далеко не каждый. Препятствием могла быть национальность бабушки или дедушки, пребывание родственников на оккупированной территории во время войны, судимость членов семьи или их дворянские корни.

Люди, причисленные к «ущербным сословиям», такие как судимые, сосланные, высланные, члены семей врагов народа и имевшие в документах запись о принадлежности к «репрессированным нациям», какое-то время не имели права на свободу передвижения и должны были до середины XX века периодически отмечаться в спецкомендатурах. Заключенные были одеты в униформу, различающуюся в зависимости от тяжести якобы совершенных преступлений. Среди них также были особые сословия, из которых известны «социально близкие» (то есть обычные уголовники) и «враги народа».

Часть сословий, важных для дела социалистического строительства, получали право на особые, строго нормируемые блага, такие как доступ к зарубежной информации или поездки за границу. Особое положение отдельных членов сословий, их заслуги отмечались, кроме униформы, нагрудными знаками, шевронами и погонами, системой званий (почетный и заслуженный), а также разного рода премиями и грамотами. Лауреаты Ленинских и Государственных премий, Герои Советского Союза и Социалистического Труда составляли суперэлиту советского сословного общества.

Документы, обязательные для гражданина Страны Советов, обозначали его положение во многомерном сословном пространстве. Паспорт, трудовая книжка, диплом или иной документ об образовании, военный билет или удостоверение военнослужащего, партийный, комсомольский, профсоюзный билеты, пенсионное удостоверение, рукописная автобиография и наградные документы в своей совокупности фиксировали социальное происхождение человека, его профессиональное сословное положение и ступень карьеры, уровень образования, отношение к военной службе и ограниченное количество других характеристик, создающих возможности или, наоборот, ограничивающих социальную мобильность. Индивидуальный советский гражданин определялся уникальным сочетанием своих документированных (учетно-сословных) характеристик и в зависимости от ситуации мог быть причислен к разным учетным сословиям. Некоторые сочетания характеристик были запрещенными, то есть до работы в отдельных отраслях народного хозяйства не могли быть допущены, например, представители «репрессированных наций» (с соответствующим «пятым пунктом» в паспорте), имеющие родственников за границей или находившиеся на оккупированной территории во время Великой Отечественной войны.

Причисленность к сословию означала по крайней мере в начале процесса сословного строительства прежде всего возможность доступа к ресурсам, которыми часто были элементарная еда да нары в бараке. Лишенный советской сословной определенности человек не имел легального права на доступ к ресурсам, и именно поэтому государственная машина в первую очередь распределяла членов социалистического общества по сословиям, пусть даже таким, как заключенные. В этом распределении состояла основная «забота ВКП(б) КПСС о благе народа». Другая же забота заключалась в обеспечении ресурсами людей, распределенных по сословиям сообразно нормам социальной справедливости: сословия, наиболее важные для социалистического строительства, получали несравнимо больше ресурсов, чем относительно менее важные. Кому-то полагались мандарины, говяжья вырезка и импортный растворимый кофе, кому-то хлебная пайка, а кто-то должен был благодарить партию и правительство за возможность выживать, ведя личное подсобное хозяйство. Большая часть населения, принадлежащая к низшим сословиям, покупала необходимые для жизни товары в магазинах. Однако через «свободную торговлю» реализовывалась относительно небольшая часть ресурсов, и сеть торговых организаций использовалась, как правило, для «торговли» нормируемыми ресурсами, которые «отпускались» по карточкам, талонам, по очереди и т. д. тем гражданам социалистического общества, которым иное было «не положено» [Осокина. 1993; Осокина. 1995].

Привилегированные сословия обслуживались отделами рабочего снабжения (ОРСами) с их распределителями «кормушками», в которых происходила «отоварка», то есть получение товаров народного потребления и продуктов питания как ресурсов, полагающихся этому сословию. Пользование чужими (другого сословия) кормушками запрещалось, хотя советские люди считали делом чести «найти ход» и отовариться в распределителе для геологов, атомщиков или, если сильно повезло, в распределителе райкома, обкома или ЦК КПСС[34]. В ходе распределения населения по сословиям социально-учетным группам возникала стратификация по гарантированному государством уровню потребления, внешне схожая с классовым разделением на богатых и бедных. Члены высших сословий имели высокий, хотя и нормированный уровень гарантированного потребления, в то время как члены низших сословий не имели никаких гарантий потребления и зачастую просто бедствовали, перебиваясь с картошки и лука на квас, как это было с колхозниками со времен коллективизации и до середины 50-х годов XX века.

Сословная структура СССР в результате стремления к социальной справедливости в распределении ресурсов оказалась чрезвычайно сложно устроенной. В ней, кроме очевидных, были и специфические группы. Несомненными сословными признаками обладала сама КПСС, равно как ВЛКСМ. Члены КПСС образовывали своего рода над или сверхсословие. Членами партии становились наиболее достойные с социально-учетной точки зрения представители всех прочих сословий. Тем самым в структуре компартии моделировалось все сословное устройство, за исключением депривированных групп. КПСС представляла собой действующую модель отношений между сословиями[35]. Быть принятыми в нее могли далеко не все граждане социалистического государства. Запреты и ограничения на прием в члены КПСС определялись внутрипартийными инструкциями согласно требованиям политического момента.

Члены КПСС образовывали доминирующее сословие, в какой-то степени противопоставленное остальному «непартийному» населению (как передовой отряд строителей коммунизма), однако сформированное по принципу выборки из других сословий: квоты на вступление в КПСС распределялись примерно так же[36], как и другие блага, а требования к кандидатам в члены партии формировались сочетанием признаков правильности происхождения и учетных характеристик: пола, возраста, образования, национальности, места жительства и работы. Необходимым промежуточным этапом перед вступлением в КПСС было членство в ВЛКСМ. Так что сословие комсомольцев также было весьма значимым элементом сословной структуры, формировавшимся, в свою очередь, из пионеров. Процедуры сословной инициации, такие как прием в октябрята, пионеры, комсомольцы и члены КПСС, были весьма значимыми событиями личной жизни членов советского сословного мироустройства и символизировали их последовательное, по мере взросления, приближение к статусу полноценного строителя коммунистического общества.

Членство в КПСС, манифестируемое партийным билетом, обеспечивало преимущественный доступ к разного рода социальным благам, в том числе и такому, как стать начальником: без членства в партии практически невозможен был переход из нижележащих социально-учетных групп в вышележащие ни в отраслевом, ни в территориальном ракурсе. Партийный билет для члена КПСС значил больше, чем паспорт, и его утеря при отягощающих обстоятельствах приводила к потере сословного статуса и переводу бывшего члена партии в самые низшие сословия. Исключение из КПСС было высшей мерой наказания для ее членов и символизировало их социальную смерть.

В рамках сословия членов КПСС отдельную группу сверхсословие второго порядка составляла партийная номенклатура, которая была квотной выборкой уже из членов партии. Номенклатура формировалась по признакам пола, возраста, образования, профессии, национальности, происхождения, а также по территориальным и отраслевым признакам: все сословия имели свой кадровый резерв, то есть списки членов КПСС, которые могли бы по своим учетным характеристикам претендовать на членство в номенклатуре.

Квотное представительство членов КПСС в номенклатуре обеспечивало по мнению идеологов государства согласование тактических и стратегических интересов советских сословий в ходе строительства социализма, то есть в преодолении различий (сословных) между городом и деревней, между рабочими, крестьянами и служащими, между сталинскими нациями, между физическим и умственным трудом и т. п. Решения, обкатанные на партсобраниях, пленумах, конференциях и съездах КПСС, должны были, в соответствии с идеей «руководящей роли партии», удовлетворять и направлять все сословия общества, так как в КПСС и ее номенклатуре были статистически представлены их основные интересы.

Еще одной формой интеграции членов советских сословий в сословное целое советского народа были профсоюзы. ВЦСПС (Всесоюзный центральный совет профессиональных союзов) и входящие в него отраслевые профсоюзы обеспечивали своих членов разного рода ресурсами (от продуктов питания и путевок в санатории и дома отдыха до оплаты лечения и организации профсоюзных касс взаимопомощи) согласно принятым на данный момент критериям социальной справедливости. Профсоюзные собрания были важным элементом сословной интеграции, и обсуждение на них нарушений моральных норм строителей коммунизма были важнейшими событиями в жизни трудовых коллективов.

Профсоюзы (наряду с отраслевыми ОРСами) контролировали распределение огромного количества потребительских ресурсов (жилья, путевок в лечебные и оздоровительные учреждения, мест в детских учреждениях и пр.), и нечленство в профсоюзе фактически означало лишение доступа к остродефицитным социальным благам. Отечественными юмористами 30-х годов XX века зафиксирован лозунг сословного общества того времени: «Пиво только членам профсоюза».

Трудовые и нетрудовые доходы, административная торговля и теневая экономика

Коммунистическое сословное строительство имело целью формирование социально однородного советского народа как единого сословия, члены которого имели бы равные права и обязанности перед государством. Однако в ходе этого строительства постоянно возникало не контролируемое КПСС неравенство в ресурсном обеспечении, связанное с нецелевым использованием ресурсов, их расхищением и обогащением отдельных сословий, то есть с существованием теневой экономики. Неявное и идеологически не мотивированное расслоение на богатых и бедных было предметом постоянной заботы КПСС, которая предпринимала шаги по его ликвидации. Проявлением этой заботы был жесткий контроль за составом сословий и межсословной мобильностью, то есть репрессивный и административный режимы.

Согласно логике административного рынка вышестоящие отраслевые и территориальные организации должны были отчуждать у нижестоящих ресурсы и потом распределять их, основываясь на принципах социальной справедливости и на приоритетах развития народного хозяйства в целом. Чтобы на каждом функциональном месте и во всех иерархиях управления были созданы хотя бы самые необходимые условия для деятельности, комитеты КПСС и исполкомы Советов должны были координировать и контролировать как систему присвоения ресурсов, так и систему их распределения. Добросовестные социалистические труженики должны были перевыполнять планы социалистического строительства, участвуя в социалистическом соревновании, то есть максимизируя результат своей работы при освоении выделенных им ресурсов[37]. Справедливое по необходимому минимуму распределение ранее отчужденных ресурсов составляло основное содержание деятельности высших органов управления СССР.

Прекращение массовых репрессий и ослабление административного режима, начавшееся в 50-е годы и продолжавшееся в 70-е и 80-е годы XX века, привело к постепенной деградации советской сословности и переходу ее в постперестроечную форму. Эта деградация была связана с тем, что отдельные сословия, отрасли народного хозяйства и подразделения административно-территориального устройства повели себя так, как будто они имели собственные цели социально-экономического развития и обладали средствами для их достижения. Они занялись сбором нелегитимной (при официальном устройстве) сословной ренты, используя ее для коррекции официальных представлений о социальной справедливости. Эти фрагменты социалистического мироустройства возымели собственное представление о социальной справедливости, не совпадающее с тем, как ее понимали «партия и правительство». Отрасли народного хозяйства, единицы административно-территориального деления, отдельные предприятия и граждане государства начали изыскивать способы перераспределения отчуждаемого государством продукта в свою пользу и превращения его в необходимые им ресурсы.

В социальной практике «брежневского застоя» нормативная логика социалистического строительства инвертировалась республиканские, областные и районные комитеты КПСС в значительной степени начали сами влиять на определение приоритетности отраслей так, чтобы развитие предприятий конкретной отрасли на подведомственной территории приносило последней наибольшую пользу в виде жилого фонда, инфраструктуры, учреждений соцкультбыта и прочих ресурсов. Само переопределение приоритетов заключалось в обменных отношениях парткомитетов с руководством отраслей народного хозяйства, при которых за возможность строительства предприятия на территории области, например, руководство отрасли давало этой области (или краю, союзной республике) дополнительные фонды и тем самым давало возможность ее руководству уменьшить известные дефициты. Вне обменных отношений нельзя было получить фонды на автомашины, повысить закупочные цены, увеличить нормативы снабжения продуктами питания, товарами народного потребления и другими ресурсами. Совокупность способов обхода государственных механизмов отчуждения и распределения и получила в государственной рефлексии название «теневая экономика».

Необходимым условием теневой экономики было существование отряда рабочей силы, не связанной с фиксированным местом работы. Речь идет о ставших обычными после 60-х годов внесословных бригадах строителей, бичах, бомжах и других категориях работников, выполнявших ситуативные работы по аккордной или договорной форме оплаты труда и не связанных с теми социальными гарантиями, благами и льготами, которые давала принадлежность к сословиям. Для освоения полученных в обменных отношениях ресурсов территориальные органы власти должны были иметь соответствующие исполнительские структуры. Ими, как правило, становились аппараты парткомитетов и исполкомов Совета соответствующего уровня, которые могли привлекать для выполнения «левых» работ кадровых работников предприятий и организаций или использовать отряды мобильной рабочей силы, нанимаемой через теневых прорабов для производства отдельных операций или для постоянной работы в теневом экономическом звене. Тем самым теневая экономика исподволь подтачивала основы сословного мироустройства.

Теневая экономика являлась необходимым структурным (но неформализованным) компонентом существовавшей организации ресурсной деятельности. Она могла быть криминальной в том случае, если госаппарат непосредственно был связан с теневыми прорабами, которые перераспределяли материалы и результаты труда между непосредственными их производителями и работниками партийных и советских органов, и некриминальной в том случае, если такие связи отсутствовали и деятельность теневых прорабов координировалась только руководителями предприятий и организаций или линейными руководителями в ходе обычных процессов выполнения и перевыполнения планов социалистического строительства.

Специфической особенностью теневой экономики являлось то, что для перераспределения отчуждаемого государством продукта в свою пользу предприятия, организации, отрасли и территориальные структуры использовали сложившиеся институты административного рынка, так как создание новых организационных форм было или невозможно, или затруднено. Субъектами теневой экономики стали все без исключения элементы административного рынка, но естественно, что на разных уровнях его организации институты теневой экономики имели различающиеся формы. Тканью, на которой разворачивалось теневое перераспределение ресурсов, выступали обменные отношения «ты мне, я тебе», а видимым результатом становилось распределение потребительских ресурсов, противоречившее принципам социалистической социальной справедливости.

Население бывшего СССР можно аналитически разделить на две группы (сознавая при этом всю условность такого жесткого деления). В первую группу имеет смысл включить тех членов сословного мироустройства, которые жили только «на зарплату», то есть на трудовые доходы в социалистическом смысле этого слова, включая и «положенные» им как членам сословий ресурсы сословную ренту. В официальную сословную ренту, даже на самых нижних уровнях сословной иерархии, входили полученное «в порядке общей очереди» жилье, путевки в санатории и дома отдыха, пионерские лагеря и многое другое. Членов привилегированных сословий, кроме минимума, обеспечивали качественными продуктами питания, импортным барахлом и бытовой техникой, они имели возможность, например, купить автомашину или провести отпуск за границей, но только в странах социалистического лагеря. Эту часть населения можно рассматривать как жившую при реальном социализме (от каждого по статусным способностям каждому по труду, то есть по выполнению статусных повинностей), при этом созданием и поддержанием системы статусов и определением статусных способностей и эффективности «труда» занималось государство.

«Оплачиваемое» государством рабочее время было основным источником ресурсов для подавляющей части граждан, однако общий объем ресурсов, способы трат и количество потребительских благ, которые мог оплатить советский гражданин, зависели от его положения в различных социально-экономических иерархиях, во многом, но не полностью выстраивающихся по партийно-номенклатурным уложениям.

Обладание властью было вторым основным источником ресурсов. Мерой власти являлось количество особого ресурса административной валюты, находящейся в распоряжении конкретного властного лица. Сам факт возможности властного отчуждения ресурсов с последующим их распределением (неважно, легитимным или нелегитимным, легальным или нелегальным с официальной точки зрения) означал, что гражданин государства обладает административной валютой. Административная валюта была наличной или безналичной (валюта прямого приказа или опосредованного в системе согласования интересов распоряжения), разной номинальной стоимости (бумаги на партийных бланках ценились выше, чем на бланках советских органов) и т. д. Все ресурсы и административные валюты частично могли конвертироваться друг в друга. За рубли можно было «купить» членство в минимально привилегированных сословиях, например прописаться в Москве стать членом сословия москвичей. В то же время определенные статусы и сопряженные с ними административные валюты позволяли «делать деньги», то есть извлекать рубли из обладания статусной властью и связями. От характеристик статуса зависело, какой административной валютой и в каком объеме распоряжался обладающий этим статусом человек. Административная валюта была особой и лишь частично легитимной сословной рентой, позволявшей отчуждать ресурсы у низших сословий. Она непосредственно вытекала из существования самой иерархии сословий и была побочным и плохо контролируемым партийной властью следствием созданного КПСС сословного устройства.

Общий объем ресурсов, складывающийся из собственно трудовых доходов и доходов от возможности пользоваться административной валютой, ранжировал граждан в сословных отношениях. Источники и объем ресурсов, получаемых гражданами низших статусов, по определению должны были быть полностью прозрачны для обладателей высших статусов. Низшие сословия не имели права на сбор сословной ренты вне тех отношений, которые контролировались властью. Если объем ресурсов, которыми распоряжались граждане с относительно низкими статусами, превышал некий нормативный уровень, то они объявлялись «нетрудовыми доходами», то есть не соответствовавшими априорно определенному месту человека в системе сословного мироустройства.

Размеры доходов членов привилегированных сословий для членов низших сословий были непрозрачны. В общественном мнении низших страт все доходы высших страт представлялись «нетрудовыми», так как в доступных низшим стратам положениях об иерархиях сословной власти ничего не говорилось об источниках доходов, то есть о конвертации административной валюты в другие ресурсы и о сословной ренте. Непрозрачность доходов высших сословий создавала «общественное мнение» о социальной несправедливости в распределении ресурсов.

Еще раз вернемся к исходным различениям. Трудовые доходы (в социалистическом смысле этого понятия) фиксировались государством и определялись нормативным положением человека в государственных иерархиях управления и распределения. Трудовые доходы включали и сословную ренту в той степени, в которой она связана с зафиксированным государством статусом человека в системе распределения и власти. Сословная рента была номинально включена в определение статуса сословий и проявлялась в официальных привилегиях, в том числе в объеме и качестве потребительских ресурсов, полагающихся этому сословию.

Нетрудовые доходы связаны не с самим обладанием административной валютой, а с ее ненормативной конвертацией в другие ресурсы, то есть с использованием статусной власти при перераспределении ресурсов и сборе дополнительной сословной ренты. Под нетрудовыми доходами понимались в первую очередь доходы, получаемые при конвертации административной валюты в другие ресурсы, в том числе в деньги. Поскольку нетрудовые доходы извлекались людьми из своего положения в иерархиях власти и при сборе сословной ренты, то их наличие у низших слоев населения можно было при желании рассматривать как признак существования нелегальной формы административной валюты и как наглядное свидетельство того, что в государстве есть скрытые иерархии власти, ряд положений в которых позволяют распоряжаться ресурсами, не обладая для этого фиксированными государством правами. Само получение нетрудовых доходов низшими слоями для высших слоев было свидетельством нарушений в системе государственной власти, и потому государство перманентно боролось с ними.

Часть населения, обладавшая административной валютой, не удовлетворялась трудовыми доходами, включающими в себя нормативную сословную ренту. Они, будучи причастны к распределению ресурсов, имели дополнительную ренту со своего сословного статуса, которая и была основным источником ресурсов, нарушающих принципы сословной справедливости. Распределение ресурсов происходило в жесткой процедуре административного торга, в который были включены все без исключения граждане государства, занимавшие какую бы то ни было должность [Кордонский. 2006]. Свою включенность в административный торг и возможность брать нелегитимную ренту со своего статуса люди воспринимали как естественное свойство социальной реальности, необходимое для жизни. Как говорили, невозможно быть у воды и не напиться, то есть получить возможность распоряжаться ресурсами и не воспользоваться ею.

Административная торговля при распределении ресурсов на последних этапах существования социалистического государства была первой и единственной реальностью, а государственные институты, иерархии управления и отношения в них воспринимались как служебные и несамостоятельные элементы поддержания позиций в торге. Перестройка на первых этапах своего осуществления, собственно, и была попыткой ликвидировать или ограничить обменные отношения и связанную с ними теневую экономику. Ненормативная сословная рента была объявлена незаконной. Перестройка выступала как усилия подразделений государства, в частности репрессивных органов, по ликвидации обменных связей и перераспределения ресурсов. Одним из первых действий перестройки была борьба с теневыми отношениями на самых низших уровнях иерархии административного рынка «борьба с нетрудовыми доходами», ограничение деятельности всякого рода «бригад» и других формирований мобильной рабочей силы. В дальнейшем перестройка приняла форму борьбы с «цеховиками». Третьим этапом перестройки стало расследование тех форм теневой деятельности, в которые были включены функционеры партийного и советского аппарата управления, «прикрывавшие» теневые отношения. Эта борьба заключалась в элиминации конкретных людей, занимающих определенные функциональные места в иерархии отношений административного рынка сначала рабочих «бригад» и людей, занятых в личном подсобном хозяйстве, потом организованных полулегальных и нелегальных производителей материальных благ (цеховиков), и в конце партийных и советских чиновников, контролировавших эти производства. Идеология борьбы основывалась на предположении, что суть проблемы заключается в аномальном поведении отдельных людей, а не в свойствах всей системы отношений ресурсно-сословного устройства. Тем самым руководство СССР изменило основному принципу регулирования ресурсных отношений массовым репрессиям членов «проворовавшихся сословий». Стремление локализовать и нейтрализовать отдельные напряжения в системе привело к обратному результату к генерализации теневой экономики и к тому, что стали возможными массовые протестные движения низших сословий, принявшие в конце 80-х годов форму трудовых конфликтов стачек и забастовок. Жалобы и доносы на несправедливость распределения ресурсов, которыми были завалены партийные и репрессивные органы, а также редакции партийных газет в это время, трансформировались в бунты против порядка управления.

Репрессии как форма регулирования межсословных отношений в СССР

Ресурсное обеспечение сословий по критериям социальной справедливости чревато феноменом, который с незапамятных времен называется мздоимством, или по-современному коррупцией[38]. Сословное устройство стремится к справедливости, распределяя ресурсы согласно априорно заданной значимости сословий. Однако на пути к справедливому распределению ресурсы претерпевают описанные в предыдущей главе трансформации, в ходе которых их существенная часть не доходит до тех, кому они предназначаются.

Ресурсы используются нецелевым образом потому, в частности, что с них берется сословная рента, ведь каждый член сословного общества имеет то, что охраняет и распределяет. Или ресурсы расхищаются людьми, которым они «не полагаются», но им все равно хочется кушать, как тем миллионам наших сограждан, которые пошли в лагеря согласно директивам 1932 и 1947 годов, известным в народе как указ «семь / восемь» (вышел седьмого августа) или «указы о колосках»[39].

Борьба за правильное, целевое использование ресурсов составляет содержание внутренней жизни сословного устройства. Нецелевое использование ресурсов и, тем более, их расхищение осуждается сословной моралью и преследуется согласно порядку управления специфической для сословного устройства формы регулирования отношений по сбору, хранению и распределению ресурсов. За сотни лет сословной истории накоплен огромный опыт борьбы с нарушениями порядка использования ресурсов, в том числе и репрессивный. Этот опыт показывает, что даже сажание на кол в индивидуальном порядке не очень умеряет аппетиты расхитителей. Гораздо эффективнее оказался институт массовых репрессий, в полной мере примененный во времена строительства социализма в отдельно взятой стране и, естественно в меньших масштабах, используемый всеми правителями страны в периоды «наведения порядка». При массовых репрессиях сажают на кол не отдельных представителей сословий, а все сословие целиком. Именно репрессии всего сословия, приспособившегося использовать ресурсы нецелевым образом или оказавшегося неадекватным смене целей на конкретном этапе строительства нового общества, позволили осуществить коллективизацию и индустриализацию СССР. Такой способ регулирования межсословных отношений, сопряженный с использованием принудительного труда членов репрессированных групп, обеспечил очень высокие темпы модернизации народного хозяйства СССР. Членов сословий, неумеренно активных в сборе сословной ренты, «ставили к стенке» в полном составе, как это произошло с несколькими поколениями командного состава чекистов, или переводили в сословие заключенных, работавших на стройках народного хозяйства. Эту самую мобильную часть «трудовых ресурсов» обеспечивало народному хозяйству ГПУ — ОГПУ — НКВД — МВД, выполнявшее волю ВКП(б) — КПСС. Обилие советских сословий позволяло локализовать репрессии на одном или нескольких из них для того, чтобы обеспечивать трудовыми ресурсами социалистическое строительство и в то же время разрушать систему нецелевого использования ресурсов, которую вырабатывали эти сословия. Без массовых репрессий расхищение ресурсов и их нецелевое использование превращаются в бедствие сословного общества и подрывают его основу систему справедливого распределения.

Репрессивный способ регулирования межсословных отношений был специфичен для СССР 20-50-х годов XX века. После смерти Сталина была утеряна политическая воля, необходимая для масштабного репрессивного регулирования межсословных отношений, и сословная система закоснела. Послесталинские сословия так «приспособились» к нецелевому использованию ресурсов, к их расхищению и сбору нелегитимной сословной ренты, что вся система сословного распределения оказалась нефункциональной, что проявилось в феномене тотального и официально ничем не компенсируемого дефицита. Выборочные репрессии 60-80-х годов XX века против отдельных работников торговли, общественного питания, милиции и т. д., по-видимому, только способствовали выработке более изощренных способов нецелевого использования ресурсов, усугубляя проблему их несправедливого распределения. Сколько ни сажали нарушителей социалистической законности, дефицит не уменьшался. Нецелевое использование ресурсов, их расхищение и нелегитимный сбор сословной ренты в 60-80-е годы «брежневского застоя» превратились в обыденную практику. «Посадки» скорее, наоборот, стимулировали развитие теневой экономики и трансформацию ресурсов в товары, которые поступали на «черный рынок», где можно было купить все, что было «дефицитом» в системе государственного распределения.

Распад системы советских межсословных отношений

Система советских межсословных отношений основывалась на базовом статусе члена КПСС, руководящей роли партии и ее номенклатуре — как каркасе социального устройства и репрессиях как механизме социального регулирования. Прекращение массовых репрессий, а потом и ликвидация конституционной «руководящей роли КПСС» привели, в частности, к крушению основ сословной системы и к всеобщей неопределенности статусов прежде всего за счет деструкции сословного распределения ресурсов. Распад СССР был в первую очередь распадом системы межсословных отношений общества, так как, еще раз подчеркну, в сословном государстве общество от государства неотделимо. Членство в КПСС потеряло свою социальную значимость, а номенклатура исчезла вместе с партийными институтами подбора и расстановки кадров.

Дефицит материальных ресурсов[40] для распределения в сочетании с идеологической беспомощностью советской власти привел к расхищению СССР бывшими союзными республиками, сопровождавшемуся крушением системы советской сословности. Советская идеология к тому времени была амортизирована настолько, что уже не могла использоваться для оправдания всеобщего дефицита, необходимого как утверждала КПСС для достижения когда-то великих, но потерявших свою привлекательность целей. В поисках новой идеологии советские интеллигенты читали и перечитывали труды классиков марксизма-ленинизма и впитывали обрывки импортных концепций социального устройства, доходившие до них в основном в самиздате в виде переводов трудов экономистов, политологов, социологов и философов. Непереваренные импортные обществоведческие различения, принципиально не применимые к отечественному сословному устройству, стали в конечном счете теоретической и аксиологической основой перестройки.

Ослабление сословной организации (которое происходит, когда исчезают ресурсы для «распила») сопровождалось автоматическим формированием рынков и расслоением населения по уровню потребления, то есть формированием классовой структуры. А классовая структура по отношению к сословной организации общества-государства выступает в роли раковой опухоли: она разрушает сословные институты и расслаивает членов сословия, разводит их по классам. В такие периоды проявляется до того скрытое сословным распределением социальное неравенство, выраженное прежде всего в разных возможностях доступа к ресурсам. Появление «черного рынка», на котором ресурсы конвертируются в свободно обращающиеся товары и деньги, стало вызовом сословной системе, так как нарушило предустановленную социальную гармонию и единство принципов действий членов сословий в «распиле» ресурсов и в сборе сословной ренты.

После распада СССР и создания Российской Федерации, после всеобщего уже кризиса дефицита рынок, рыночные отношения и демократия были восприняты российскими сословиями (в точном соответствии с принципами сословного мировоззрения) как новый источник ресурсов для «распила» (такой же, каким в последние десятилетия советской власти была нефть), который можно использовать для дальнейшего развития сословного государства-общества. Постперестроечные политики и реформаторы «строили» рынок в первую очередь как новую систему согласования интересов сословий[41]. Более того, наиболее активные из них сами себя определили как сословие «молодых реформаторов» с закрытым членством и привилегиями при приватизации «общенародной собственности». Но при этом, наверное, вопреки их воле, происходило отделение общества от государства и отделение экономики от государства.

Новорожденное общество повело себя совсем не так, как предполагали либеральные реформаторы, а новоявленные предприниматели, приватизировав государственные ресурсы, начали вести себя согласно уже рыночной, а не ресурсной логике. Распределители, как и системы ведомственного и профсоюзного распределения ресурсов, исчезли, и все граждане страны вне зависимости от советской сословной принадлежности начали покупать товары народного потребления на тут же возникших рынках. Профессиональные союзы, ранее представлявшие сословные интересы, потеряли статус распределителей дефицита и соответственно роль консолидаторов сословности. Теневая экономика сначала полностью вытеснила сословное распределение ресурсов по социальной справедливости, потом начала трансформироваться в собственно экономику. В стране появились настоящие товары и почти настоящие деньги, условно конвертируемая валюта.

При распаде СССР была разрушена именно система отношений между сословиями, возникшая в ходе социалистического строительства (также как Февральская революция 1917 года разрушила систему отношений между имперскими сословиями), хотя сами сословия в каком-то смысле существуют и сейчас. Рабочих, крестьян и служащих в современной России уже нет, поэтому потеряли смысл их многочисленные идеологизированные производные. Но остались социально-учетные производные от рабочих, крестьян и служащих: военные, чекисты, шахтеры, моряки, менты (используем это определение, поскольку оно не только внешнее, но и самоопределение), пенсионеры, бюджетники и др. Эти группы во многом сохранили советскую сословную идентификацию и остатки советской сословной морали, но их члены уже не связаны членством в КПСС, ее руководящей ролью, а также членством в профсоюзах. Выжившие сословия сохранили ресурсные притязания и несмотря ни на что требуют возобновления потоков ресурсов, то есть восстановления системы отношений между ними: сословного общества и ресурсного государства.

В 90-е годы прошлого века стало совершенно непонятно, «где мы находимся, куда идти, кто есть кто», к какой социальной группе принадлежит и что от него можно ждать. Разрушение системы межсословных отношений лишило граждан страны социальных ориентиров, и практически каждый гражданин, хотел он этого или не хотел, вынужден был опираться на свое прошлое (искать корни) чтобы определиться в настоящем. Именно на это время пришелся пик ретроспективной сословной идентификации: ряженые в никогда не существовавшую униформу и увешанные орденами и медалями всех времен и народов «потомки» казаков, дворян, священнослужителей и прочих «имперских аристократов», как и «продолжатели социалистической революции» новые революционные солдаты, матросы, пропагандисты, агитаторы и другие пламенные революционеры, превратились в элемент повседневного политического пейзажа, наряду с «истинными потомками» так называемых коренных жителей и «титульных наций» провинций СССР[42].

Составление личных родословных и «историй» ушедших в небытие провинций и этносов на время превратилось во вполне развитый отечественный бизнес, а гравюры «под старину» с изображениями развесистых генеалогических деревьев родословных заняли почетное место на стенах «комнат отдыха» служивых и новых богатых коммерсантов. Теперь эта мода себя практически исчерпала, и на начало XXI века более или менее определенными точками отсчета остаются еще живое советское сословное устройство, которое мало кто воспринимает как сословное, и предельно идеализированное представление об имперской системе общественных отношений с ее служивыми и податными сословиями.

Революция 1991 года, в отличие от Октябрьской революции 1917 года, была относительно мягкой, в ее ходе была разрушена только система согласования интересов советских сословий и сословного распределения ресурсов. До физической ликвидации членов советских сословий дело в России не дошло, хотя некоторые демократы и борцы за справедливость точно следовали сталинской логике строительства социальной структуры и отстаивали идеи не только декоммунизации по образцу денацификации, но и ликвидации «чекистов и коммунистов как класса».

При распаде советской системы возникло огромное количество ранее «общенародных» и по сути бесхозных ресурсов. Освоение этих ресурсов, их расхищение и превращение в товары и деньги, сопряженное с превращением расхитителей в рыночных агентов, составляли содержание социальных процессов до конца XX века. Возникший на социальной пустоши рынок, основанный на приватизации ранее всесословной общенародной собственности, начал развиваться очень высокими темпами. Сопутствующее становлению рынков классовое расслоение быстро по меркам исторического времени вызвало противодействие со стороны остатков сословного советского устройства. Пенсионеры и бюджетники, государственные служащие и военные, чекисты и милиционеры своими совокупными требованиями по «наведению порядка», «установлению социальной справедливости» и борьбе с расхитителями «общенародной собственности» олигархами сформировали предпосылки для ревитализации системы согласования их интересов, сословной системы по частично имперскому, а частично советскому образцам.

Классовому расслоению прежде всего препятствовало и препятствует тщательно культивируемое сословным устройством стремление к социальной справедливости, то есть распределению ресурсов сообразно статусу сословий. Межпоколенческую трансляцию этого стремления и его идеологию обеспечивает особая и весьма жизнеспособная социальная группа, специфичная для сословного общества, но сама не являющаяся сословием, интеллигенция.

Интеллигенция всегда противостоит породившему ее сословному общественному устройству, обсуждая и осуждая в стабильные времена методы построения институтов справедливого сословного распределения, его принципы, результаты и пропорции, массовые репрессии при борьбе с расхитителями ресурсов и обделенность низших сословий. При перестройках (либерализациях и революциях), когда рыночные начала теснят сословные институты, интеллигенты, которые собственно и составляют осознающее себя сословное общество, сначала становятся влиятельными властными фигурами, а в дальнейшем, обнаружив сопротивление своим властным амбициям, пытаются вернуть жизнь в предопределенное их интерпретацией истории русло и построить общество, в котором ресурсы распределяются справедливо. Для них это прежде всего означает, что ресурсами должны быть обеспечены образование, наука, культура, здравоохранение и пр., то есть главные интеллигентские занятия, связанные в основном с институтами сословной социализации. Интеллигенция конструирует образы внешних и внутренних врагов (которые неправильно распоряжаются, владеют или претендуют на владение ресурсами), противодействующих установлению справедливости, и предпринимает мифологические усилия по борьбе с ними.

Интеллигенция при либерализациях становится социальной стратой, обеспечивающей преемственность идеологии сословного мироустройства и создающей условия для появления авторитарных лидеров, стремящихся к созданию сильного, жесткого и «справедливого» (но «прогрессивного») государства, где и у интеллигенции есть свое место. Можно сказать, что существует закон сохранения интеллигенции. В начальные условия этого закона входит существование сословного устройства, которому противостоит интеллигенция, но которое ее воспроизводит как необходимый элемент.

Современные служивые (титульные) сословия и государственная служба

Как уже говорилось, за последние годы Федеральным собранием Российской Федерации приняты несколько законов о разного рода государственных служениях, которые фактически вводят новое сословное устройство государства по имперскому образцу и определяют модус существования служивых сословий. Такими законами можно считать закон «О системе государственной службы» и связанные с ним законы о государственной гражданской и военной службах, а также законы о статусе судей, депутатов и о муниципальной и казачьей службах[43].

Современные постсоветские сословия, введенные законами (как, впрочем, и остатки советских), пока еще нельзя считать полноценными, так как, если использовать критерии Б. Н. Миронова, их сословные права хотя и законны, но не безусловны, отсутствуют сословные организации-общества и суды, у них нет права самоуправления, а члены сословий не обладают сословными самосознанием и менталитетом. Более того, у членов сословий чаще всего отсутствует рефлексия своей принадлежности к сословию. Вместо нее есть профессиональная самоидентификация. Тем не менее юридическая база нового сословного мироустройства практически сформирована.

В отличие от советских сословий, которые создавались для строительства светлого будущего, новые российские сословия вводятся в отношениях служения так же, как, если верить исследователям, вводились привилегированные сословия в имперской России.

Кроме служения, подзаконными актами вводятся отношения обеспечения служения и обслуживания. Одни служивые сословия служат, другие служивые сословия обеспечивают служения, третьи не служивые сословия обслуживают служения.

Рассмотрим современные формы служения. Федеральная государственная служба профессиональная служебная деятельность граждан по обеспечению исполнения полномочий Российской Федерации, а также полномочий федеральных государственных органов и лиц, замещающих государственные должности Российской Федерации.

В соответствии с федеральным законом № 58-ФЗ «О системе государственной службы Российской Федерации» система федеральной государственной службы включает:

• военную службу,

• правоохранительную службу,

• государственную гражданскую службу.

Военная служба вид федеральной государственной службы, представляющей профессиональную служебную деятельность граждан на воинских должностях в Вооруженных силах Российской Федерации, других войсках, воинских (специальных) формированиях и органах, осуществляющих функции по обеспечению обороны и безопасности. Военная служба заключается в защите государства от внутренних и внешних угроз и врагов силовыми методами. Поскольку враги и угрозы разные, то военная служба специализируется и осуществляется в:

• Министерстве обороны Российской Федерации (Минобороны России),

• Федеральной службе специального строительства (Спецстрой России),

• Федеральной службе безопасности (ФСБ России),

• Федеральной службе охраны (ФСО России),

• Службе внешней разведки (СВР России),

• Министерстве Российской Федерации по делам гражданской обороны, чрезвычайным ситуациям и ликвидации последствий стихийных бедствий (МЧС России), в том числе в воинских подразделениях Государственной противопожарной службы (ГПС России),

• Министерстве внутренних дел (внутренние войска),

• Главном управлении специальных программ президента Российской Федерации (ГУСП).

Итого законом выделяется девять подвидов военной службы и соответственно девять подсословий военнослужащих. В соответствии с федеральным законом «О воинской обязанности и военной службе» и Положением о порядке прохождения военной службы (утверждено указом президента РФ от 16.09.1999 г. № 1237) военнослужащим присваиваются воинские звания.

Правоохранительная служба вид федеральной государственной службы, представляющей собой профессиональную служебную деятельность граждан на должностях правоохранительной службы в государственных органах, службах и учреждениях, осуществляющих функции по обеспечению безопасности, законности и правопорядка, по борьбе с преступностью, защите прав и свобод человека и гражданина. Гражданам, проходящим службу в правоохранительных органах, присваиваются специальные звания и классные чины. Точно так же, как в системе военной службы, правоохрана и правоприменение специализируются в зависимости от типов и форм возможных нарушений законов. Граждане, которые проходят службу в правоохранительных органах и которым присвоены в соответствии с законодательством РФ специальные звания, являются сотрудниками следующих органов:

• Министерства внутренних дел Российской Федерации (МВД России),

• Федеральной миграционной службы (ФМС России),

• Государственной фельдъегерской службы Российской Федерации (ГФС России),

• Федеральной службы исполнения наказаний Российской Федерации (ФСИН России),

• Федеральной таможенной службы Российской Федерации (ФТС России),

• Федеральной службы Российской Федерации по контролю за оборотом наркотиков (ФСЗ КН России),

• Федеральной службы судебных приставов (ФССП России),

• Государственной противопожарной службы МЧС (ГПС МЧС России).

Итого выделяется восемь подсословий государственной правоохранительной службы. Обращает на себя внимание, что закона о правоохранительной службе, аналогичного по статусу законам о военной и государственной гражданской службах, еще нет, он находится в стадии согласования.

Сотрудникам ФСИН и ГПС МЧС России присваиваются специальные звания внутренней службы. Сотрудники ГФС России состоят в кадрах МВД России, им присваиваются специальные звания начальствующего состава внутренней службы. Сотрудники ФМС России тоже состоят в кадрах МВД России. Им присваиваются специальные звания начальствующего состава милиции и внутренней службы.

В Федеральной службе Российской Федерации по контролю за оборотом наркотиков гражданам, принятым на службу, и сотрудникам присваиваются специальные полицейские звания, очевидно потому, что ФКЗН образована на базе ликвидированной Налоговой полиции.

В органах Прокуратуры Российской Федерации прокурорским работникам (прокурорам, следователям и некоторым другим категориям федеральных государственных служащих) присваиваются классные чины. Государственным гражданским служащим органов прокуратуры, не относящимся к прокурорским работникам, присваиваются квалификационные разряды (классные чины государственной гражданской службы). Прокуроры и следователи органов военной прокуратуры проходят службу в Вооруженных силах Российской Федерации, пограничных войсках ФСБ России, других войсках, воинских формированиях и органах в соответствии с федеральным законом «О воинской обязанности и военной службе» и обладают правами и социальными гарантиями, установленными федеральными законами «О статусе военнослужащих» и «О прокуратуре Российской Федерации». Им присваиваются воинские звания (офицерского состава). В соответствии со ст. 48 закона «О прокуратуре Российской Федерации» воинские звания офицеров органов военной прокуратуры соответствуют классным чинам прокурорских работников территориальных органов прокуратуры.

Таким образом, работа в прокуратуре не является отдельной службой, а представляет собой совокупность всех государственных служений: государственно-гражданского, военного и правоохранительного.

Аналогичные прокурорскому регламенты и нормативная база распространяются на оперативных работников аппарата органов юстиции.

Государственная гражданская служба вид государственной службы, представляющей собой профессиональную служебную деятельность граждан на должностях государственной гражданской службы по обеспечению исполнения полномочий федеральных государственных органов, государственных органов субъектов России.

В соответствии с федеральным законом «О государственной гражданской службе Российской Федерации» и указом президента Российской Федерации «О порядке присвоения и сохранения классных чинов государственной гражданской службы Российской Федерации» федеральным государственным гражданским служащим, замещающим должности федеральной гражданской службы, присваиваются классные чины гражданской службы и дипломатические ранги.

В рамках закона о государственной гражданской службе выделяются три подсословия:

• государственные федеральные гражданские служащие,

• государственные региональные гражданские служащие,

• дипломатические служащие.

Определения специфики служб в указанных выше законах и нормативных актах полностью совпадают со словарным определением сословий. Например, в законе «О прокуратуре Российской Федерации» прямо определены сословные преференции прокуроров, которые как подсословие пользуются привилегиями всех трех видов государственного служения[44].

Итого: государство законом о государственной службе выделяет три вида служения и соответственно три сословия (государственные гражданские служащие, военнослужащие и правоохранители) и двадцать подсословий в них: федеральные государственные гражданские служащие, региональные государственные гражданские служащие, служащие на дипломатической службе, служащие в Российской армии, служащие в Федеральной службе безопасности, служащие в Службе внешней разведки, служащие в Федеральной службе охраны, служащие в милиции и так далее.

Некоторые подсословия, кроме общего закона о государственной службе, определяются еще и специальными законами: о ФСБ, МВД, ФСО, СВР, Прокуратуре.

Далее, закон о статусе депутата вводит депутатство как законотворческую службу. В законе оговариваются обязанности депутатов по отношению к государству и их привилегии, в том числе и такая, как иммунитет к уголовному преследованию. Поэтому есть все основания считать депутатов отдельным сословием, в котором есть подсословия:

• депутаты Государственной думы,

• члены Совета Федерации,

• депутаты региональных законодательных собраний.

«7 февраля 2007 г. Государственная дума приняла федеральный закон „О муниципальной службе в Российской Федерации“. Предметом его регулирования являются отношения, связанные с поступлением граждан Российской Федерации на муниципальную службу, ее прохождением и прекращением, а также с определением правового положения (статуса) муниципальных служащих.

…Принципиальным положением федерального закона, отличающим статус муниципальных служащих от статуса государственных гражданских служащих Российской Федерации, является то, что замещение должностей муниципальной службы осуществляется на основе трудового договора, а не служебного контракта, как это предусмотрено для государственных гражданских служащих Российской Федерации. Федеральным законом конкретизированы основные права, обязанности, гарантии муниципальных служащих, а также ограничения и запреты, связанные с муниципальной службой»[45].

Так в комментариях официального сайта президента Российской Федерации к указу президента РФ определяются муниципальная служба и сословие муниципальных служащих. Причем в это сословие законом зачисляются и депутаты местных законодательных собраний: лица, занимающие муниципальные должности, но не являющиеся муниципальными служащими.

Законом о казачестве вводится понятие казачьей службы, определяется сословный статус казаков и их отношение к государственной гражданской, военной, правоохранительной службам. В рамках казачьего сословия есть еще не до конца оформившееся деление на подсословия казачьи войска, имеющие региональную привязку[46].

Согласно закону «О статусе судей», судейские представляют собой отдельное сословие, а федеральные судьи вплоть до районного уровня назначаются на должности персональными указами президента РФ. Тем не менее существует фундаментальная неясность в их статусе. Судейство представляет собой служение закону, а не государству, и в этом смысле не вписывается в систему государственного служения. Судьи находятся в системе государственного служения, но имеют в какой-то мере уникальный статус, который в рамках сословного мироустройства трудно определить, так как никакого иного служения, нежели государственного, в таком мироустройстве не предусмотрено[47]. В каком-то смысле судейские имеют отношение к правоохранительной службе, однако в законе об их статусе это не оговорено. Государство выплачивает судьям жалованье, однако финансирование деятельности судей (судопроизводство) осуществляется из средств Верховного суда РФ через его судебный департамент. Существуют по меньшей мере четыре подсословия судейских, различающихся объемом прав и привилегий:

• федеральные судьи,

• конституционные судьи,

• арбитражные судьи,

• мировые судьи.

Есть также фундаментальная неясность в определении такой формы правоохранительного служения, как исправление наказаний в части статуса наказанных. Люди, занимающиеся исполнением наказаний, несут военную (внутренние войска) или правоохранительную (Минюст и МВД) службу. Исполнение наказаний неотделимо от наказанных заключенных, подследственных, поднадзорных. Исполнение наказаний является титульным служением, и значит, правонарушение и последующее наказание также имеют некий оттенок титульности. То есть заключенные, подследственные и поднадзорные могут рассматриваться как титульное сословие со своими правами, обязанностями и привилегиями, существующее постольку, поскольку есть те, кто наказание исполняет и несет тем самым титульную службу. Такая же по природе неясность существует в определении статуса внесословных-мигрантов, сословной социализацией которых занимаются сотрудники Федеральной миграционной службы. Тем не менее в последующих разделах я рассматриваю правонарушение и незаконную миграцию как нетитульные деятельности.

Таким образом, в настоящее время федеральными законами введены семь основных видов служения и, соответственно им, семь основных сословий. Государственных гражданских служащих, военнослужащих, правоохранителей, судей, депутатов, казаков и муниципальных служащих я считаю титульными сословиями, так как их права и обязанности, а также привилегии прямо определены федеральными законами. В приложении 3 даны выкопировки из некоторых законов, в которых зафиксированы сословные обязанности и привилегии.

Военнослужащие, правоохранители и казаки имеют специфическую (для каждой отдельной службы) форму одежды, различающуюся в зависимости от воинского или специального звания, системы государственных и ведомственных наград и знаков отличия[48]. Отдельные категории государственных гражданских служащих также имеют специальную форму одежды, особые знаки отличия и систему рангов званий. Высшие должностные лица государственной гражданской службы не имеют униформы и особых сословных знаков отличия, в противоположность служащим многочисленных государственных гражданских отраслевых служб, обеспечиваемым в составе вещевого довольствия мундирами самого экзотического покроя и цвета, такими, например, как малиновые кители чиновников Роспотребнадзора или ослепительно белые парадные мундиры старших прокурорских чинов.

Члены титульных сословий имеют оговоренные законами преференции и ограничения, связанные со служением. К деятельности членов титульных сословий неприменимы понятие труда и соответственно оплаты по труду или по результату труда. Служивые служат, а не работают. Оплата служения членов служивых сословий осуществляется через институт жалованья, размер (оклад) которого зависит от звания (ранга) служащего, его должности, стажа и режима служения.

Отношения между титульными сословиями

Жизнь членов титульных сословий реализуется во взаимном служении, которое называется обеспечением. Структуру такого служения можно представить в виде таблицы-матрицы (табл. 1), в левый столбец которой вынесены имена сословий соответственно федеральным законам, а в верхнюю строку названия соответствующих сословиям видов деятельности. Так, государственные гражданские служащие несут государственную гражданскую службу, а правоохранители несут правоохранительную службу. Несение службы означает одноименную деятельность. Пересечению одноименных видов деятельности (служений) и имен сословий соответствуют закон (диагональный элемент табл. 1), которым сословия вводятся, и система рангов (званий), которая иерархизирует представителей данного сословия. Далее представлена структура отношений между титульными сословиями, их взаимное служение.

Строки табл. 1 представляют собой упорядоченное перечисление состава сословия. Так, сословие государственных гражданских служащих должно состоять из государственных гражданских служащих, обеспечивающих военную службу; государственных гражданских служащих, обеспечивающих правоохранительную службу; государственных гражданских служащих, обеспечивающих муниципальную службу; государственных гражданских служащих, обслуживающих законотворческую службу; государственных гражданских служащих, обеспечивающих казачью службу; государственных гражданских служащих, обеспечивающих судейство.

Учитывая, что сословие государственных гражданских служащих состоит из подсословий «федеральные государственные гражданские служащие» и «региональные государственные гражданские служащие», а также что в состав государственных служащих входит определенное подзаконными актами подсословие дипломатических служащих, то многообразие форм государственной гражданской службы весьма велико: должны быть государственные гражданские служащие, которые обеспечивают военную службу (при этом они делятся на госслужащих, обслуживающих обеспечение внутренней и внешней безопасности, охранную службу, защиту от чрезвычайный ситуаций и пр.). Должны быть также государственные гражданские служащие, обеспечивающие правоохранительную деятельность во всех ее частных проявлениях от охраны правопорядка до исполнения наказаний.

То есть федеральные государственные гражданские служащие только по отношению к титульным сословиям разбиваются по меньшей мере на несколько десятков групп, соответствующих обеспечению всех других титульных деятельностей. Общее возможное число групп, в которых объективируется взаимное служение (обеспечение) титульных сословий, определяется количеством подсословий, возведенным в квадрат, то есть их несколько сотен. Это совсем не значит, что такая внутренняя структура служения уже сформирована. Скорее, это пространство логических возможностей, образованное отношениями между титульными сословиями. Исходя из этого пространства можно, наверное, эмпирически исследовать наши межсословные отношения на предмет того, какие логически возможные варианты уже существуют.

Существует государственный учет членов титульных сословий, так называемые реестры государственной гражданской, военной и правоохранительной служб, которые по закону являются секретными. Поэтому количественные характеристики численности титульных сословий дать затруднительно. По данным Госкомстата, в системе государственного и муниципального управления (государственных гражданских и муниципальных служащих) заняты более восьмисот тысяч человек, в военной организации государства около пяти миллионов (включая военных судей и прокуроров), казаков около семи миллионов[49] гражданских судей и прокуроров около ста двадцати тысяч человек[50]. Количество депутатов федерального уровня около тысячи человек. Не удалось найти сведений об общем количестве депутатов региональных и муниципальных законодательных собраний.

Иерархия титульных сословий и корпоративные отношения

Таблица 1.

Столбцы табл. 1 можно считать особого рода корпорациями, то есть совокупностями представителей титульных сословий, объединенных обеспечением отдельных видов титульной деятельности. Обеспечение деятельности представляет собой главным образом освоение средств, выделенных на эту деятельность государством. Федеральный бюджет предполагает, прежде всего, финансирование именно деятельностей служений и служб (государственной гражданской, военной, правоохранительной служб в их многочисленных спецификациях), а не прямое финансирование сословий[51]. Выделенные из федерального бюджета ресурсы осваиваются («пилятся») представителями всех сословий, обеспечивающих данную деятельность.

Исходя из табл. 1, в современном российском государстве можно выделить следующие (титульные) корпорации:

• по обеспечению освоению ресурсов, выделенных на государственную гражданскую службу,

• по обеспечению освоению ресурсов, выделенных на военную службу,

• по обеспечению освоению ресурсов, выделенных на правоохранительную службу,

• по обеспечению освоению средств, выделенных на служение закону,

• по обеспечению освоению ресурсов, выделенных на муниципальную службу,

• по обеспечению освоению ресурсов, выделенных на правотворческую деятельность,

• по обеспечению освоению ресурсов, выделенных на казачью службу.

Финансирование государственной гражданской службы вовсе не означает, что из строк бюджета, выделенных на это титульное служение, финансируются государственные служащие. Скорее наоборот по этим статьям бюджета государственные гражданские служащие (если следовать логике табл. 1) получают только разве что жалованье, надбавки за звания, ранги и особые условия службы. Из разделов бюджета, предназначенных на ресурсообеспечение государственной гражданской службы, финансируются прежде всего члены других титульных сословий, обеспечивающих несение государственной гражданской службы.

Точно так же выстраиваются корпорации по освоению средств на другие титульные деятельности: правоохранительную, судейскую, правотворческую, военную, казачью.

Объем ресурсов, выделяемых на служения, ограничен и подлежит распределению между всеми членами сословий, обслуживающих эти служения. Это значит, что при распределении этих ресурсов возникает административная конкуренция между членами обеспечивающих данную деятельность сословий.

Если исходить из логики табл. 1, то можно выделить два вида конкурентных отношений в сословной структуре: один из них образован конкуренцией между представителями всех сословий за объем ресурсов, выделенных на отдельные титульные служения, то есть за распределение ресурсов по столбцам табл. 1. Это конкуренция за распределение средств по статьям федерального бюджета, которая оформлена как подготовка, обсуждение, принятие и корректировка федерального бюджета. Учитывая, что общий объем бюджетных ресурсов ограничен, а доли ресурсообеспечения каждого служения могут меняться, представители всех сословий в относительно публичном торге определяют долю, причитающуюся на обеспечение каждого служения в федеральном бюджете. Эти доли каждый год фиксируются Законом о Федеральном бюджете, принимаемым Федеральным собранием и подписываемым президентом РФ.

Вторая форма конкуренции связана с тем, что после определения доли в общем объеме ресурсов ее эту долю необходимо разделить между членами корпорации по обеспечению данной титульной деятельности, то есть определить, какая доля пойдет одному сословию на обеспечение титульного служения другого сословия. И торг за обеспечение служения не менее жесток, чем за определение доли ресурсов, причитающихся на отдельное титульное служение, хотя и принципиально не публичен, в отличие от торга за распределение ресурсов по строкам федерального бюджета.

Таким образом, можно сказать, что в торге за долю ресурсов, причитающихся на отдельную титульную деятельность (по столбцам табл. 2), определяются государственные приоритеты: государственная гражданская служба, например, оказывается более значимой, если исходить из доли ресурсов, ей выделяемых, чем военная служба. А в корпоративном торге за долю ресурсов, причитающихся членам сословия, определяется статус отдельных сословий, выстраивается их актуальная ресурсная иерархия, в которой, например, доля ресурсов, причитающихся военнослужащим (сумма по соответствующей строке табл. 1) за обеспечение всех других видов служений, существенно больше, чем доля ресурсов, причитающихся государственным гражданским служащим за обеспечение тех же служений.

Конечный итог распределения ресурсов по сословиям может не совпадать (и, как правило, не совпадает) с государственными приоритетами, фиксированными федеральным бюджетом, так как доля ресурсов, которые осваивает данное конкретное сословие (то есть сумма ресурсов, полученных членами сословия при обеспечении других титульных деятельностей, по строке), существенно выше или ниже, чем доля ресурсов, причитающихся на соответствующее сословию служение (по столбцу). Так, по разного рода оценкам, совокупность ресурсов, осваиваемых военнослужащими, существенно больше, чем количество ресурсов, выделяемых на военную службу в федеральном бюджете[52]. То есть распределение ресурсов по видам служений см. столбцы табл. 1 в федеральном бюджете является номинальным, а реальное количество ресурсов, достающихся сословиям, определяется тем, сколько и что получают члены одних сословий за обеспечение других.

Последовательность сословий, то, в каком порядке они представлены в табл. 1, в значительной степени произвольна, так как не определена законами. Тем не менее интуитивно ясно, что военнослужащие старше (ранг их сословия выше), чем правоохранители, а последние старше, чем, например, муниципальные служащие или казаки. Кроме того, в системе военной службы военнослужащие ФСБ и СВР, например, имеют более высокий статус, чем военнослужащие Российской армии. Неопределенность взаимного иерархического положения подсословий, сравнимых по государственной значимости служения, проявляется, в частности, в борьбе за повышение статусов сословий, во взаимных «наездах» и попытках передела разнаряженных ресурсов: чекисты наезжают на ментов, менты на прокурорских, прокурорские — на военных, военные на чекистов, чекисты на судейских, обвиняя друг друга, среди прочего, в коррупции и служебном несоответствии. И все вместе «наезжают» на государственных гражданских служащих, мотивируя наезды тем, что те не обеспечивают необходимого для служения и обеспечения служения потока ресурсов из федерального бюджета. В ходе «наездов» складываются ситуативные иерархии сословий, различающиеся по регионам страны.

Освоение ресурсов, которые выделены на какого-либо рода титульную деятельность, оплачиваемое государственным жалованьем, не является единственным источником ресурсов членов титульных сословий. Кроме жалованья полагается вещевое и другие формы довольствия, хотя гораздо более значимым источником ресурсов является сословная рента, которую в повседневной жизни члены высокоранговых сословий «стригут» с членов низкоранговых сословий в форме взяток, откатов, подношений, подарков и, что не менее значимо, в форме возможности избегать дополнительных поборов со стороны членов других титульных сословий. Потеря именно этих дополнительных источников ресурсов наиболее ощутима для членов титульных сословий, а приобретение такой возможности автоматически повышает статус сословия. Именно поэтому, например, служивые сословия конкурируют в приобретении прав на оперативно-разыскную деятельность, так как она является, в частности, способом сбора сословной ренты.

Межсословные отношения манифестируются неформализованной процедурой определения старшинства «крыши» (известно, например, что прокурорская «крыша» весомее, чем «ментовская») и в сборе сословной ренты. Представители титульных сословий облагаются «гаишной рентой», например, гораздо реже, чем представители нетитульных; видимые знаки отличия сословий такие как погоны, орденские планки, нагрудные знаки, серии и цвет номеров автомобилей и многое другое демонстрируют представителям других сословий статус их обладателей и создают возможность для отказа в выплате сословной ренты. В случае государственных гражданских служащих такую же защитную роль играют служебные удостоверения, дорогие костюмы и часы как заменитель униформы, а также марки автомобилей и государственные номера их регистрации.

Сословную ренту «стригут» правоохранители, военнослужащие, государственные гражданские служащие, судьи, депутаты и казаки, однако их деятельность этого рода не столь публична, как у служащих ГИБДД-ГАИ, хотя распространена в не меньшей степени.

Можно сказать, что реальная значимость сословия определяется общим объемом осваиваемых им ресурсов, который складывается из:

• ресурсообеспечения титульной деятельности,

• ресурсов, получаемых при их корпоративном распределении, на обеспечение других видов служений,

• сословной ренты.

Сословная рента возникает, если ранги сословий, их старшинство однозначно не определены. Иерархия сословий динамически доопределяется в самой процедуре сбора сословной ренты. Закрепление однозначной иерархии сословий неизбежно приведет к закоснению всей системы отношений между сословиями и замыканию ее внутри себя, и именно поэтому фиксировать ранги старшинства по меньшей мере неразумно.

Интерпретация сословной ренты как коррупции, к которой часто прибегают борцы за рынок и демократию, представляется совершенно неадекватной, так как коррупция феномен рыночный и характерный для классового общества, в котором общество отделено от государства, в то время как сословная рента интегрирует сословия в целостность сословного общественно-государственного устройства и функционально необходима. В сословном обществе такая рента неизбежна, тем более в таком обществе, какое сейчас формируется в России.

Проблема сословной ренты не в том, что она есть, а в том, что она нелегитимна, то есть признаются существующими «отдельные факты коррупции», но не общеизвестное и общераспространенное системное проявление межсословных отношений. Борьба с коррупцией, протекающая в форме выявления, разоблачения и уголовного наказания «оборотней в погонах» и без погон, не может быть эффективной, так как представляет собой применение института права к поведению, имеющему внеправовую природу. «Борьба с коррупцией» воспринимается теми сословиями, в которых по политической необходимости или воле случая найдены «оборотни», как межсословная борьба за ресурсы, в ходе которой конкурирующие сословия применили неконвенциональные «вредительские» методы. «Борьба с коррупцией» в той форме, которая сейчас принята, по меньшей мере не способствует конструктивным отношениям между сословиями.

Единственным доказавшим свою эффективность способом силовой борьбы с сословной рентой являются массовые репрессии или их современные аналоги, то есть ликвидация сословия, чрезмерно активного в сборе сословной ренты как класса, как это произошло с налоговыми полицейскими, которым ресурс сбора ренты с предпринимателей заменили ресурсом сбора ренты с наркоторговли, сопряженным с их переименованием в наркоконтролеров.

Нерепрессивное регулирование правил сбора сословной ренты в сословных обществах, хоть в какой-то степени осознающих свою природу (таких как дореформенная имперская Россия), осуществлялось институтом сословной морали, где нарушение кодекса поведения дворянина, например, было чревато остракизмом. В современной России пока нет осознания собственной сословной структуры, и соответственно нет деятельности по формированию внутренних регуляторов внутрисословных и межсословных отношений. Формирование сословной морали невозможно без публичного признания сословной природы нашего общественного устройства и без институализации внутрисословных отношений: разного рода сословных организаций, собраний и судов.

Служение титульных сословий???

Служение титульных сословий заключается в первую очередь в нейтрализации разного рода внутренних и внешних угроз, которые определены многочисленными государственными концепциями безопасности. В мирное время служение титульных сословий состоит в выявлении угроз и подготовке к их нейтрализации, а в военное время и при чрезвычайном положении в силовом противоборстве с внутренними и внешними врагами.

Другим аспектом служения является деятельность по отчуждению ресурсов у обслуживающих сословий в виде налогов и сборов и контролю за исполнением разного рода повинностей[53]. Эта деятельность также обосновывается подготовкой к нейтрализации угроз, поскольку для этого необходимо ресурсное обеспечение, запасы ресурсов. В ходе этой деятельности отчуждаются ресурсы, которыми располагают другие сословия, и у последних изымается все сверх того, что им полагается по критериям социальной справедливости.

Отчуждение ресурсов осуществляется согласно соответствующему плану, который есть у каждого служивого. Отчужденное консолидируется в бюджете и в запасах материальных или финансовых; оно должно быть сохранено и потом распределено по мере необходимости. Поэтому хранение и распределение ресурсов (консолидированных в бюджете и материальных запасах госрезерве) между всеми сословиями является одним из компонентов служения. В функции служивых входит как соблюдение принципов социальной справедливости при отчуждении и распределении, так и контроль за хранением, освоением и списанием ресурсов.

Необходимым компонентом служения являются систематические проверки и ревизии, которые проводят государственные гражданские служащие федерального и регионального уровней, депутаты и контрольные службы Федерального собрания, муниципальные служащие, правоохранители и военнослужащие по вопросам расходования ресурсов бюджетов всех уровней. При выявлении нарушений они составляют предписания или возбуждают «дела» против нарушителей порядка управления ресурсами, которые расследуются правоохранителями, представляющими результаты расследований судейским. Судьи квалифицируют нарушение порядка использования ресурсов как нарушения законов и назначают наказания согласно Уголовному кодексу. Так как порядок управления ресурсами кодифицирован[54] но не систематизирован, то судьи имеют возможность найти повод для уголовных санкций против осуществляющих любую деятельность, особенно если в этом заинтересованы функционеры рейдеры.

В том случае, если проверяющие действуют строго по закону, практически любая производящая (ориентированная на рынок) деятельность может интерпретироваться как нарушение порядка управления ресурсами, так как в ее результате возникают дополнительные (и не учтенные государством) ресурсы, которые могут быть распределены рыночным актором не лучшим образом, если исходить из принципов сословной социальной справедливости. Именно в таких случаях возникает тема социально безответственного поведения отдельных предпринимателей и социальной ответственности бизнеса в целом.

Борьба с нарушением социальной (сословной) справедливости приводит к тому, что проверяющие-служивые, хотят они этого или не хотят, буквально выжигают любые проявления рыночности. Но обычно проверяемые просто откупаются от служивых, выплачивая в той или иной форме сословную ренту и обеспечивая себе возможность продолжения работы на рынке «под крышей». Уход «под крышу» чаще всего означает, что предприниматель, ранее работавший на рынке, превращается в коммерсанта, обслуживающего какой-либо бюджет. Уход «под крышу» часто является единственным способом сохранения бизнеса. Поиск надежной сословной «крыши» стал одним из основных элементов рыночной стратегии отечественного бизнеса и, вполне возможно, приведет к ликвидации бизнеса как рыночной деятельности и превращению предпринимателей в сословие коммерсантов, обслуживающих разного рода бюджеты и государственные фонды, в какой-то степени аналогичное имперскому купеческому сословию. В конце концов, гильдийная организация имперской коммерции может стать образцом для современных практиков сословности.

Со слов одного руководителя частного сельхозпредприятия, для проверяющих типична такая логика: в хозяйстве, где нет и следа рыбоводства, появляется представитель рыбоохранной службы Росприроднадзора и требует выплаты штрафа по предписанию о нарушении норм природоохранной деятельности. Мотивирует он это так: «У тебя навоз на фермах есть, значит, ты его вывозишь. А если ты его вывозишь, то неизбежно он по пути теряется, попадает на землю. А с земли он попадает в водоемы. Поэтому плати, а то хуже будет». И платят, а то действительно бывает хуже, иногда и совсем плохо вплоть до уголовного преследования.

Эффективность служения определяется по «палкам» и «галкам», то есть фиксированным в служебной отчетности фактам профилактики, раскрытия или расследования нарушений порядка сбора, хранения, распределения, освоения и списания ресурсов. В каждой государственной службе в той или иной форме существует план по осуществлению служения. Невыполнение плана расценивается как неэффективное служение, что наказывается служебными взысканиями или предъявлениями «служебного несоответствия», понижением в звании или должности. Выполнение плана «по палкам» расценивается как эффективное служение, за что служивых награждают премиями в «размерах окладов жалованья», ведомственными или государственными наградами, повышают в звании и должности.

Система служения многоуровневая. На федеральном уровне есть более 40 государственных служб в рамках гражданского, военного и правоохранительного государственных служений, в функции которых входит «учет и контроль». Это помимо разных форм депутатского контроля. Все эти службы представлены на окружных и региональных уровнях в виде соответствующих инспекций и контролей, причем количество их на этих уровнях административно-территориальной организации сословного государства умножается (относительно федерального уровня) за счет того, что отдельные виды служения (контроля) представлены разными организациями одного федерального органа.

На муниципальном уровне представлены и окружные, и федеральные, и региональные службы. Так как учет и контроль всеобщи, то федеральные службы непрерывно проверяют и региональные службы, и муниципалитеты, а региональные своих служак на муниципальном уровне, причем по результатам уже проведенных проверок. В целом количество подразделений проверяющих служб, с которыми вынужден иметь дело рыночный актор на уровне муниципального района, больше 80, но меньше 100.

Учет и контроль, осуществляемый многочисленными служивыми, составляет содержание обеспечения ими других деятельностей. Для демонстрации эффективности обеспечения каждому служивому сословию жизненно необходимо продемонстрировать другим сословиям актуальность своего служения, свою необходимость. Поэтому представители сословия ментов, например, убеждают представителей других сословий в том, что растет преступность, представители сословия чекистов убеждают людей в том, что растет активность иностранных спецслужб и террористов, природоохранные инспекторы говорят о загрязнении среды, а санитарные врачи рассказывают о страшных эпидемиях, которые угрожают стране, если не увеличить долю ресурсов, причитающихся им для обеспечения других служений.

И действительно, усилиями разного рода служивых страну охватывают социальные эпидемии и возникает огромное количество преступников, угроз и «врагов народа» в человеческом (или не человеческом) облике: уголовников и насильников, террористов и грантополучателей агентов влияния, мигрантов, особо опасных вирусов, которые можно нейтрализовать, только если обеспечить дополнительными ресурсами соответствующие служения, в результате чего статус сословий, допущенных к их освоению, конечно, повысится.

Нетитульные сословия

Кроме титульных сословий существуют иные, нетитульные, то есть такие, в которых сословные отличия определены не прямым через служение образом, а непрямыми законами или советской традицией. Нетитульные сословия не служат, а обслуживают. Они образованы по социальной (государственной) функции, иногда формально не вполне определенной. Часть нетитульных сословий например коммерсанты и лица свободных профессий сформировались уже в постсоветское время, другие служители культа, пенсионеры, бюджетники, работающие по найму, заключенные наследованы от советской власти и воспроизводят советское сословное мировоззрение. Так, работа по найму, обслуживание государственных конституционных обязательств (развитие образования, здравоохранения, культуры, науки), выражение интересов и информирование других сословий, коммерческая деятельность не есть, сточки зрения государства, формы служения, а представляют собой некие деятельности обслуживания, которые частично регулируются законами и обеспечиваются из федерального бюджета, однако не предполагают наделение работающих по найму, лиц свободных профессий (деятелей культуры и науки, журналистов, писателей, художников, спортсменов, священнослужителей), бюджетников (обслуживающих государственные социальные обязательства), пенсионеров особыми привилегиями, знаками отличия, форменной одеждой и пр.

Тем не менее пенсионеры, бюджетники и работающие по найму в какой-то мере имеют определенные законами обязанности перед государством и соответствующие их статусу объемы привилегий. Социальную значимость этих привилегий продемонстрировала реакция пенсионеров и бюджетников на недавнюю попытку «монетизации льгот», которая была способом лишения членов этих сословий еще советских атрибутов членства в них. Можно сказать, что реакция на монетизацию льгот была проявлением конфликтных отношений между современными служивыми сословиями и живыми реликтами советской сословной структуры.

Сословная природа разнородных групп, объединенных мной в неинституализированное сословие лиц свободных профессий (частнопрактикующих врачей и целителей, адвокатов, артистов и частных сыщиков, политтехнологов, журналистов и священнослужителей и т. д.), сказывается и в том, что их деятельность по обслуживанию других сословий оплачивается гонорарами, а не жалованьем, зарплатой или пенсией. Социальные функции этого сословия заключаются прежде всего в публичном выражении тех интересов-потребностей других сословий, которые не могут быть эксплицированы и удовлетворены в рамках этих сословий. А также в удовлетворении этих потребностей и интересов.

Границы между нетитульными сословиями не всегда четкие. Существует некоторое количество групп в нетитульных сословиях, которые могут быть отнесены к нескольким сословиям одновременно. Таковы, например, работающие пенсионеры или лица свободных профессий, числящиеся работающими по найму, так как их трудовые книжки лежат в отделах кадров разных «шарашкиных контор». Ученые могут быть приписаны к «лицам свободных профессий» в том случае, если активно занимаются исследованиями. Но могут быть одновременно и бюджетниками в том случае, если лишь участвуют в освоении бюджетных средств, отпущенных на исследования и разработки.

Существует множество маргинальных групп, по своему положению относящихся к лицам свободных профессий, например проститутки, которые формируют особую страту со всеми специфическими сословными признаками и выраженной внутрисословной иерархией: от нетарифных проституток, обслуживающих на договорной основе высокоранговых членов титульных сословий, до «панельных» и «плечевых», обслуживающих работающих по найму, внесословных и осужденных.

Неопределенность положений членов нетитульных сословий порождает внутрисословные и межсословные конфликты, например, между учеными из сословия «лица свободных профессий», ориентированными на производство нового знания, и учеными-бюджетниками, основной задачей которых является освоение бюджетных средств на проведение исследований. По идее, ученые лица свободных профессий должны обеспечиваться ресурсами по грантам для научной работы, оформляемыми через государственные научные фонды, в то время как ученые-бюджетники должны получать ресурсы из соответствующих статей федерального бюджета. Однако в практике управления наукой ресурсы государственных научных фондов превратились в одну из статей бюджетного финансирования, что вызывает недовольство лиц свободных профессий, «настоящих ученых». Неопределенность сословного статуса лиц свободных профессий очень ярко проявляется в сословии ученых еще и потому, что сами ученые считают себя титульным сословием, служащим Науке, примерно так же, как священнослужители служат Богу. Но государство рассматривает занятия наукой все-таки как форму обслуживания и не предусматривает особых сословных льгот для тех ученых, которые не являются членами государственных академий наук.

Интересна ситуация со священнослужителями как членами сословия лиц свободных профессий. В имперской России священнослужители составляли титульное сословие, отношение которого к государству, где православие было государственной религией, определялось как служение Богу. В современной России религия, согласно Конституции РФ, отделена от государства, и поэтому конфессиональные нужды (служение Богу) не могут обеспечиваться ресурсами из федерального бюджета, а священнослужители не могут образовывать титульное сословие в прямом смысле этого понятия, они не служат, а обслуживают. Сейчас священнослужители образуют особое подсословие в рамках сословия лиц свободных профессий, что подчеркивается специфическими сословными языками общения, форменной одеждой, знаками отличия и претензиями на особое положение в системе государственного устройства. Они обслуживают военную, правоохранительную и гражданскую службу, не становясь отдельным титульным сословием, хотя и стремятся к этому. Их служение частично финансируется гонорарами из бюджетов титульных государственных служб, как в Российской армии, где деятельность православных священников оформлена как штатное (в рамках существующих армейских иерархий и уставов) богослужение в частях и гарнизонах.

Священнослужители, артисты, ученые, журналисты, проститутки и другие представители сословия лиц свободных профессий общаются на своих специфических языках, имеют особую манеру одеваться, позволяющую их идентифицировать, то есть как отличить их от членов других сословий, так и зафиксировать различия внутри своего сословия.

Бюджетники, то есть люди, занятые выполнением государственных социальных обязательств в области медицины, образования, культуры и науки, в гораздо меньшей степени, чем лица свободных профессий, склонны внешним образом обозначать свою сословную принадлежность. Существовавшие когда-то такие отличительные признаки, как «очки и шляпа», во многом потеряли свою диагностическую силу. Бюджетники сейчас поведенчески почти неотличимы от работающих по найму и пенсионеров, не имеющих явных традиций самообозначения своего сословного положения. Их отличие от других сословий возникает «по жизни»: бюджетники, работающие по найму, и пенсионеры, например, ездят в общественном транспорте, а не на личных машинах, отовариваются в малобюджетных магазинах, а не в дорогих универсамах и продовольственных бутиках, покупают одежду на вещевых рынках. Бюджетники ранжированы специфичными только для них иерархиями почетных званий и других табелей о рангах (почетные и народные работники культуры, образования, науки, академики и члены-корреспонденты, «выдающиеся» и просто «известные» деятели науки и культуры, кандидаты и доктора наук, врачи высшей, первой и второй категорий и пр.). Оплата деятельности бюджетников осуществляется через институт заработной платы и регулируется Трудовым кодексом.

Работающие по найму оплачиваются «по труду» согласно нормам выработки, критериям производительности труда с учетом квалификации и стажа работы. Сословное положение работающих по найму определяется Трудовым кодексом, и степень ранжирования внутри сословия определяется многообразием тарифных сеток и квалификационными разрядами. Это сословие нагружено идеологически во многом благодаря инерции советского сословного мироустройства, в котором «трудящиеся» были положительным «пролетарским» полюсом, противопоставленным «нетрудящимся», которые ассоциировались с эксплуататорами.

Сословие пенсионеров, если верить статистике, составляет существенную часть населения страны. Пенсионеры получают пенсии, их сословное положение определяется многочисленными пенсионными законами и огромным объемом льгот и привилегий, частично наследованных с советских времен, частично возникших уже в постперестроечное время. Это сословие неоднородно: в него входят пенсионеры по возрасту, по труду, по инвалидности, пенсионеры военной, государственной и правоохранительной служб, различающиеся как размерами пенсий, так и объемами прав и привилегий.

Сословия коммерсантов в советские времена не было. Его имперским прототипом можно считать купцов, а в советские времена «толкачей», снабженцев, колесивших по всей стране в поисках дефицита. Социальная функция коммерсантов в какой-то мере определена, в частности, федеральным законом о госзакупках, согласно которому обслуживание государственных служб и функций осуществляется только через институт публичного контракта. Одним из следствий этого закона и стало начало формирования сословия, члены которого, пройдя разного рода проверки, участвуют в конкурсах и торгах на закупки всего, что необходимо для государственного служения. Коммерсанты, в отличие от ортогональных сословной структуре предпринимателей, занимаются специфическим административным бизнесом с его взятками, «откатами» и «распилами» бюджетных ресурсов, выделенных на обеспечение служений. Коммерсанты работают на административном рынке, в отличие от предпринимателей, работающих на рынке обычном. Они участвуют во всех видах торга: в определении доли ресурсов на конкретное служение, в «распиле» ресурсов в рамках корпоративных отношений и в сборе сословной ренты. Формальной иерархии внутри сословия коммерсантов еще нет, и вполне возможно, что она будет создана, как уже ранее говорилось, по имперскому образцу, когда купцы делились на гильдии. Прототипом гильдийной организации может служить деление коммерсантов по членству в Российском совете промышленников и предпринимателей (первая гильдия), «Деловой России» (вторая гильдия) и «Опоре» (третья гильдия). Введение государством Дня предпринимателя как государственного праздника можно рассматривать как шаг в оформлении сословной структуры коммерции.

Особую сословную категорию представляют собой осужденные за правонарушения, подследственные и другие ограниченные законами в правах, такие как психически больные люди. Для них определение статуса осуществляется по закону, так же как и для титульных сословий, но негативным образом через лишение или ограничение прав и наложение дополнительных обязанностей сообразно тяжести правонарушения. Членство в этом сословии принудительное и является кумулятивным результатом деятельности членов титульных сословий, в частности, их служения в области контроля за ресурсными потоками. В какой-то степени к ограниченным в правах приходится причислять служащих в военной организации государства по призыву, «забритых в армию».

Члены разных сословий могут лишаться сословного статуса и пополнять сословие ограниченных в правах в том случае, если служивые люди сочтут, что они нарушают порядок использования ресурсов. Однако вероятность стать зеком не одинакова у членов разных сословий. Она выше у членов нетитульных сословий, чем титульных, так как последние либо имеют иммунитет против уголовного преследования, либо обвинения против них нейтрализуются согласованными действиями сослуживцев, в чем проявляются публично не эксплицированная пока сословная круговая порука и специфическая мораль.

Сословная идентификация осужденных, судимых и других ограниченных в правах достаточно ясна. Если они находятся в местах лишения свободы, то имеют четкие отличительные признаки форму одежды, в частности. В ходе сословной социализации в зонах они приобретают и иные отличия, такие как специфический диалект, нательная графика, особая походка. Заключенные и другие ограниченные в правах получают пайку. На воле члены этого сословия демонстрируют приобретенные навыки, а также одеваются специфичным образом.

Также негативно определяются люди, которые не интегрированы в сословную сетку, через лишение общегражданских прав. Инородцы-мигранты в силу российской специфики формируют отдельное сословие, вернее, отношение членов титульных и нетитульных российских сословий к чужим, к мигрантам таково, что эти люди при неопределенности сословного положения и специфической внешности почти автоматически зачисляются в разряд мигрантов-внесословных и потому подлежащих сословной социализации, которая иногда осуществляется через процедуры инициализации лагерного типа, через «опущение» в той или иной форме и причисление к самой низшей из возможных в сословной сетке страт. Именно для защиты внесословных и обеспечения их правомерной социализации-сословизации создана специальная Федеральная миграционная служба.

Состав нетитульных сословий задается по строке в табл. 2.

Состав сословия «лица свободных профессий» (ЛСП) задается списком: «ЛСП, обслуживающие выполнение государственных социальных обязательств», «ЛСП, обслуживающие работу по найму», «ЛСП, обслуживающие социальную защиту», «ЛСП, обслуживающие коммерцию», «ЛСП, обслуживающие исполнение наказаний» «ЛСП, обслуживающие государственную сословизацию». В приложении 2 представлен список законов, в которых в разной форме определены нетитульные сословия, условия членства в них, а также сословные права, обязанности и ограничения.

Отношения между нетитульными сословиями не столь четко определены, как в случае с титульными сословиями, где государством задано взаимное служение обеспечение. Здесь можно говорить только об обслуживании. Вполне вероятно, что некоторые нетитульные сословия существуют если не виртуально, то только в периоды, когда государство начинает ресурсообеспечение соответствующей деятельности. Так, сословие бюджетников возникает тогда, когда государство озабочивается выполнением конституционных обязательств в области образования, здравоохранения, науки и культуры.

Если государство не обеспечивает ресурсами науку, образование, здравоохранение и культуру, сословие бюджетников распадается на тех, кто более или менее успешно зарабатывает себе на жизнь на свободном рынке, и тех, кто не способен это сделать и требует от государства возобновления ресурсообеспечения своей сословной жизни. Как только появляются распределяемые ресурсы, выстраивается процедура их «распила» и, казалось бы, из ничего возникает деятельность по освоению бюджетных ресурсов. И чем больше ресурсов государство выделяет на разные благие дела вроде развития науки, образования, культуры и здравоохранения, тем крепче ряды соответствующих бюджетников и тем меньше людей, готовых рисковать ради получения прибыли на рынке услуг обучения, лечения, получения новых знаний и производства культурных ценностей.

Ситуация с пенсионерами и работающими по найму, в общем-то, схожа с вышеописанной. Если государство не выплачивает пенсий, то сословие пенсионеров распадается на тех, кто впадает в социальную кому и сосредотачивается на личном подсобном хозяйстве или ремесле, тех, кто выходит на локальные рынки, торгуя чем придется, и тех, кто требует от государства выплаты пенсий, которые им «полагаются».

Сословие работающих по найму при исчезновении системы гарантированного права на труд и распределения трудовых ресурсов распадается на тех, кто выходит на рынок труда и находит на нем место, и тех, кто продолжает имитировать участие в распределении ресурсов, не имея их притока и требуя его возобновления. Они просто «ходят на работу». Если есть рынок труда, в который государство не вмешивается и не пытается его регулировать, то не формируется и сословие работающих по найму.

Если государство не принимает мер по контролю за миграцией, то не появляются и внесословные, нуждающиеся в особом служебном контроле. Приехавшие из ближнего и дальнего зарубежья, в том случае, если государство не контролирует сам факт их существования, в той или иной степени растворяются в основном населении и со временем социализируются или формируют локальные сообщества, такие как чайнатауны. И если государство смягчает репрессивную политику, то уменьшается и количество ограниченных в правах и заключенных.

В федеральном бюджете и внебюджетных фондах выделяются ресурсы на обслуживание соответствующих деятельностей: на согласование интересов сословий и их информирование (СМИ, пропаганду и агитацию, культуру и искусство), на госзакупку, обслуживание государственных социальных обязательств, выплату пенсий и пособий, на оплату наемного труда, сословизацию мигрантов и внесословных, на содержание мест лишения свободы. Бюджетные ресурсы, выделенные, например, на выполнение государственных конституционных обязательств в области образования, культуры и науки (по столбцу табл. 2), «пилятся» представителями всех сословий, обслуживающих эти виды деятельности. Ресурсы, выделенные на науку и научное обслуживание, например, распределяются в ходе административного торга между представителями свободных профессий учеными, коммерсантами, связанными с научными бюджетами, пенсионерами от науки, бюджетниками учеными, обслуживающим персоналом, то есть работающими по найму в сфере науки и научного обслуживания.

В результате точно так же, как в случае с титульными сословиями и их служениями, итоговая доля средств, полученных представителями данного сословия, не соответствует доле средств, выделенных из бюджетов государства и фондов на соответствующие деятельности. Она может быть больше или меньше, но реальное распределение ресурсов между сословиями (а значит, и их значимость, ранг) определяется в ходе административного торга между всеми нетитульными сословиями.

И здесь, точно так же, как в отношениях между титульными сословиями, действует институт сословной ренты, то есть взаимной иерархизации и «взимания» с низших по рангу сословий. Это и так называемая платная медицина, когда бюджетник-врач на рабочем месте и в рабочее время берет гонорар за лечение, и требования преподавателей оплачивать стандартные учебные процедуры, и «помощь» родителей учеников школе, в которой учатся их дети. К сословной ренте нетитульных сословий можно отнести отчисления от индивидуальных грантов в фонды исследовательских организаций, институт подношений научным руководителям и врачам (цветочки, вино, шоколадки или молоко-яйца, которые нищая сельская пенсионерка считает необходимым преподнести фельдшеру ФАПа в знак благодарности за консультации по ее здоровью)[55].

Реальное обеспечение ресурсами каждой сословной группы определяется долей бюджетного финансирования деятельности, долей, полученной в ходе административного торга в рамках корпоративных отношений при распиле «ресурсов», выделенных на данную деятельность, и долей сословной ренты, определяемой в отношениях с обслуживаемыми сословными группами.

В целом можно сказать, что пространство взаимодействий между нетитульными сословиями возникает только в случае бюджетного финансирования соответствующих деятельностей. Если в бюджете не выделены ресурсы на госзакупки, развитие науки, образования, культуры и искусства, выплату пенсий и заработную плату работающим по найму, то не возникает и корпораций по «распилу» этих ресурсов.

При отсутствии распределяемых ресурсов система отношений между сословиями распадается и члены сословий, сохранившие сословную идентификацию, выходят в публичное пространство, требуя возобновления финансирования соответствующих деятельностей, то есть восстановления системы отношений между сословиями и социальной справедливости в распределении ресурсов.

Другие члены сословий научаются решать проблемы с образованием, здоровьем и прочим на рынке соответствующих услуг, что совершенно не устраивает людей, сохранивших сословную идентификацию, и только стимулирует их предъявлять претензии как к государству, не выполняющему своих социальных и иных обязательств, так и к бывшим своим сосословникам, ставшим, с их точки зрения, мироедами, капиталистами и олигархами.

Общее количество граждан, принадлежащих к отдельным нетитульным сословиям, можно оценивать только весьма приблизительно. Так, количество пенсионеров, по данным Пенсионного фонда, около 40 миллионов человек, бюджетников около 15 миллионов человек, количество работающих по найму определить весьма трудно, так как непонятна методика их учета. Количество внесословных мигрантов, по неофициальным данным ФМС РФ, составляет от 10 до 15 миллионов человек, количество осужденных, подследственных и других ограниченных в правах более одного миллиона человек (без служащих в военных организациях по призыву). Общее количество коммерсантов трудно поддается подсчету. Число лиц свободных профессий также определить практически невозможно. Социальный учет людей, принадлежащих к нетитульным сословиям, весьма затруднен. Государственной регистрации членов нетитульных сословий (регистра или реестра) не ведется.

Отношения между титульными и нетитульными сословиями

Пространство сословности непрерывно и неразрывно, оно не терпит пустоты и внешних, особенно рыночных вкраплений. То, что одни сословия определены законами, а положение других не столь жестко кодифицировано, ничуть не мешает межсословным корпоративным взаимодействиям и взиманию сословной ренты в том случае, если государство выделяет соответствующие ресурсы. Я попытался представить общее пространство взаимодействий между сословиями как титульными, так и нетитульными в табл. 3. Она разбита на квадранты:

• левый верхний, соответствующий табл. 1 титульных сословий,

• правый нижний, соответствующий табл. 2 нетитульных сословий,

• левый нижний, где отображается, каким образом нетитульные сословия участвуют в обслуживании титульных деятельностей, то есть в «распиле» ресурсов, выделяемых государством на государственное служение,

• правый верхний, где отображается, каким образом служивые сословия обеспечивают контроль за ресурсами, выделенными государством на госзакупки в сферах согласования и выражения интересов сословий, выполнение социальных обязательств, социальное обеспечение, исполнение наказаний и другие нетитульные деятельности.

Ранее были рассмотрены левый верхний и правый нижний квадранты. Рассмотрим теперь левый нижний квадрант.

Государственная гражданская служба, как и все остальные, нуждается в творческом обслуживании. Именно поэтому лица свободных профессий участвуют в освоении ресурсов, выделенных на государственную гражданскую службу, обслуживают ее, работая в государственных СМИ, участвуют (за гонорары) в написании законов, «повышают статус государственных служб», играя соответствующие роли в сериалах, культурно, научно и образовательно ее обеспечивая. Гонорары политтехнологам, артистам, юристам и пр., обслуживающим государственное служение, выплачиваются из финансовых ресурсов, выделяемых на соответствующие служения. Точно так же члены сословия лиц свободных профессий обслуживают военную, правоохранительную, судейскую, законотворческую и казачью службы, участвуя в «распиле» ресурсов, выделенных на соответствующее титульное служение.

Существует большая группа бюджетников, обслуживающих государственную гражданскую службу: врачи и квалифицированный персонал специализированных лечебных и санаторных учреждений, преподаватели учебных заведений, готовящих кадры для государственной гражданской, военной и правоохранительной служб, и пр. Обслуживание идет из ресурсов, выделенных на соответствующее служение. Такое же выполнение социальных обязательств есть в военной, правоохранительной, законотворческой и казачьей службах. Расходы на ведомственные здравоохранение, образование, науку и культуру предусмотрены в бюджетах государственной гражданской, военной и правоохранительной служб, а уровень ресурсного обеспечения врачей, ученых, преподавателей и работников культуры, обеспечивающих титульные деятельности, существенно отличается от уровня обеспечения обычных бюджетников.

Наемные работники, обслуживающие государственную гражданскую службу, составляют слой-сословие занятых на работе в разного рода государственных учреждениях и организациях. Это обслуживающий и технический персонал многочисленных зданий и сооружений, системы питания государственных служащих и их транспортного, бытового и прочего жизнеобеспечения. Расходы на наем обслуживающего персонала предусмотрены также в бюджетах военной и правоохранительной служб.

Коммерсанты, обслуживающие государственные закупки для обеспечения государственной гражданской, военной и правоохранительной служб, находятся в особом положении по сравнению с другими коммерсантами. Как правило, они проходят разного рода проверки, получают допуск к специальной информации и находятся в доверительных отношениях с теми, кого обслуживают. Процедуры «распила» бюджетов соответствующих титульных служений достаточно четко кодифицированы, хотя и не публичны.

Пенсионеры государственной гражданской службы составляют особую категорию, которая обслуживается специальными инспекциями Пенсионного фонда, точно так же как пенсионеры военной и правоохранительной служб, у которых пенсии существенно выше, чем обычные трудовые пенсии.

Заключенные, судимые и другие ограниченные в правах, имевшие до приговора суда статус государственных гражданских служащих, военных, правоохранителей, судей, депутатов, составляют особую категорию, имеющую отдельный режим исправления. Они отбывают наказание в специальных заведениях, таких как Тагильские лагеря. Служащих по призыву на военную службу можно рассматривать как своего рода ограниченных в правах, сходных с осужденными.

Внесословные, привлекаемые для обслуживания титульных государственных служений, судя по отрывочным сведениям об этой категории населения, также ранжируются, в частности, по происхождению (соотечественники, из стран ближнего зарубежья и пр.).

Рассмотрим теперь верхний правый квадрант табл. 3, в котором представлены отношения титульных сословий к ресурсам, выделяемым государством на нетитульные деятельности. Именно здесь проявляется специфика служений, когда основной функцией является контроль за распределением, хранением, освоением и списанием ресурсов. Государственные гражданские служащие, точно так же как военнослужащие, правоохранители и депутаты, участвуют в определении долей бюджета, полагающихся на выполнение социальных обязательств: науку, образование, культуру и здравоохранение, на пенсионное обеспечение, выплаты работающим по найму и др. Они же подолгу службы контролируют расходование выделенных ресурсов, фиксируют нарушения в их получении, освоении, хранении и списании. Государственные гражданские служащие, военные и правоохранители обязаны контролировать использование ресурсов и применять санкции к нарушителям порядка ресурсопользования членам нетитульных сословий, возбуждая административные и уголовные дела, проводя следствие, обеспечивая судопроизводство и выполнение приговоров судов, в том числе и исполнение наказания в системе соответствующих заведений.

Результатом деятельности армии госслужащих контролеров в конечном счете должно быть «правильное» освоение ресурсов, выделенных государством на нетитульные деятельности, и преследование тех, кто расходует ресурсы нецелевым образом или расхищает их, то есть пополнение рядов заключенных, осужденных и ограниченных в правах. В то же время реальным результатом становится вытеснение рынка и рыночных отношений из ткани жизни и замещение их деятельностью по освоению бюджетных ресурсов и административным торгом с взиманием сословной ренты с любых форм экономической самодеятельности в том случае, если член инспектируемого сословия не только осваивает бюджетные ресурсы, но и занимается производительным трудом.

Если рассмотреть структуру сословной системы в целом, то можно сказать, что официальное распределение бюджетных ресурсов на обеспечение титульных деятельностей ни в коей мере не соответствует реальной доле ресурсов, получаемых членами сословия, осуществляющего эту деятельность. Так, доля расходов на выплату пенсий из бюджета Пенсионного фонда характеризует лишь один аспект социальной защиты, за которой следят разного рода служивые. Реальное обеспечение пенсионеров ресурсами можно оценить, просуммировав доли по строке «пенсионеры» Табл. 3: выплаты пенсионерам государственным гражданским служащим, пенсионерам-военнослужащим, пенсионерам-правоохранителям, пенсионерам-судьям, пенсионерам-депутатам, пенсионерам-казакам и пр., осуществляемые в рамках бюджетов соответствующих служений. Или: доля расходов бюджета на обеспечение согласований интересов сословий и их информирование ничтожна, однако количество ресурсов, получаемых лицами свободных профессий из бюджетов всех других служений, весьма велико. Каждая служба считает необходимым защищать свои интересы в публичном пространстве, которое у нас создает ТВ, а гонорары соответствующих лиц свободных профессий и расценки на телевизионное время во всяком случае не маленькие, и они выплачиваются из бюджетов соответствующих служений. Так что общая сумма расходов на современный эквивалент «пропаганды и агитации» существенно больше выделяемых на эту деятельность бюджетных ресурсов.

Сословная стратификация в отношениях служения, обеспечения и обслуживания

В столь логичной структуре отношений сословное положение человека обусловлено тем, на какой службе он находится и какую службу обеспечивает или обслуживает. Его место определяется в двухкоординатной системе: одна ось принадлежность к сословию, вторая ось участие в деятельности по освоению ресурсов, выделенных на какое-либо служение или обслуживание. Но статусы определяются в значительной степени формально только в отношениях служения. Они заданы рангами государственных гражданских служащих, воинскими и специальными званиями. В отношениях же обеспечения и обслуживания статусы участников определяются динамически, в ходе особых процедур, сопровождающих распределение ресурсов на служения.

Социальный статус членов сословий в такой системе отношений определяется суперпозицией строки и столбца табл. 3. Причем хоть в какой-то степени однозначно сословную позицию можно определить только для служивых людей в том случае, если они не занимаются научной работой или преподаванием. Если служивые, согласно разрешающему закону, еще и преподают или нечто исследуют, тогда они дополнительно относятся к лицам свободных профессий, обслуживающих одно из направлений государственной службы. Для обслуживающих сословий ситуация может быть еще сложнее: например, некто является пенсионером по возрасту, но в то же время он бюджетник, занимающийся обслуживанием государственной гражданской службы, так как преподает в вузе, готовящем для нее «специалистов». Одновременно этот же человек занимается научной работой, финансируемой из федерального бюджета, то есть является лицом свободной профессии, обслуживающим государственную гражданскую службу. При формальной однозначности сословной принадлежности по жизни всегда возникают неоднозначности и многомерности, связанные в основном с тем, что возникающая сейчас система является гибридом советской и постсоветской сословности.

Рассмотрим отношения обеспечения, в которых гражданские служащие (к примеру) делятся на неформально иерархизированные группы. Например, в ходе конфликтов из-за распределения ресурсов происходит иерархизация разного рода военных служб, и какие-то из них на конкретный момент оказываются главнее-старше (получают относительно больше ресурсов), какие-то младше. При этом иерархизируются и связанные с военными службами гражданские чиновники: те из них, кто обеспечивает «старшие» службы, получают неформализованные статусные преимущества перед теми, кто обеспечивает «младшие» службы. Государственные гражданские служащие, обеспечивающие военную службу, упорядочиваются согласно иерархии военных служб. В результате торга оказывается, например, что военнослужащие СВР «старше», чем военнослужащие в армии или внутренних войсках.

Точно так же иерархизируются все другие обеспечивающие и обслуживающие группы: в зависимости от ситуативной, на данный момент сложившейся значимости служений. Например, политтехнологи (лица свободной профессии), обслуживающие государственную гражданскую службу, существенно «важнее», чем политтехнологи, обслуживающие, к примеру, выполнение социальных обязательств в области образования, науки, культуры и здравоохранения. Или казак, обеспечивающий военную службу, принципиально отличается от казака, обслуживающего работающих по найму.

Знание о таких ситуативных иерархиях не формализуется, оно само собой разумеющееся и существует в виде слухов, сплетен, домыслов и догадок, рождающихся, в частности, из аппаратной рефлексии внутренней документации, списков рассылки документов на согласование и графиков личных встреч руководителей.

Внутренняя структура неформальных иерархий, однако, устроена еще сложнее и еще больше закрыта для какой-либо объективации или исследования. Для формирования хотя бы приблизительного представления о сложности устройства сословных иерархий необходимо учитывать, что их члены иерархизированы либо табелем о рангах (см. приложение 5), либо другими менее строгими актами, такими как положения о почетных, научных, ученых званиях, наградах и пр. Каждый член сословия имеет звание, степень, классность, присвоенную ему по стажу служения, за особые заслуги или по другим обстоятельствам. Он занимает некую должность в аппарате власти, причем продвижение в системе рангов и званий составляет обычно не менее значимую личную карьерную задачу, нежели должностной рост. Тем более что в нормативных документах, как правило, четко сопоставлены ранг и должность. Генерал-майор не может быть назначен командующим военным округом или родом войск, как и советник третьего класса не может быть начальником департамента в администрации президента.

Реальный статус в отношениях обеспечения и обслуживания определяется тем, с чиновником какого ранга, звания и должности имеет дело обеспечивающий и обслуживающий. Политтехнолог, обслуживающий федерального государственного гражданского служащего, действительного государственного советника первого класса, имеет статус существенно более высокий, чем политтехнолог, занятый обслуживанием региональных государственных гражданских служащих. Муниципальный служащий, обеспечивающий деятельность военнослужащих ранга генерала армии (служебные загородные дома-дачи которых, к примеру, находятся на его муниципальной территории), имеет существенно больший вес, чем формально такой же муниципальный служащий, обеспечивающий деятельность дачников-полковников. Он может, по общему мнению людей своего круга, «решать проблемы» в ходе штатного обеспечения военной службы и необходимых для этого контактов с высшими должностными лицами.

Административный торг как общественная жизнь

Доля ресурсов, выделенных на какое-либо служение, пропорциональна статусу сословия, одноименного службе, то есть его позиции по отношению к другим сословиям. Есть сословия с высокими статусами, такие как военнослужащие, которым в ходе административного торга и сбора сословной ренты достается больше ресурсов на обеспечение собственного служения. Есть сословия с низкими статусами, получающие на свое служение неизмеримо меньше ресурсов. И наоборот, чем больше ресурсов выбило сословие в административном торге с другими сословиями, тем выше статус его членов. Поэтому в сословном мироустройстве идет непрерывная борьба между сословиями за ресурсы, которая и представляет собой общественную жизнь, противопоставленную государству в той мере, в которой конкретное сословие считает себя обделенным. Иной общественной жизни в сословном государстве нет и быть не может. Конечный результат распределения ресурсов всегда не совпадает с тем, что должно было бы быть в ходе «правильного» распределения, с точки зрения членов сословий. Ведь ресурсов всегда не хватает, и члены сословий всегда этим недовольны. Поэтому общественная жизнь проявляется во всеобщем негативизме по отношению к механизмам распределения ресурсов и их результатам, то есть к государству в целом. Неудовлетворенность механизмами распределения ресурсов связывает членов сословного общества в целостность общественно-государственного устройства прочнее, наверное, чем избыток товаров при рыночной организации экономики и демократии. Необходимость «выбивать ресурсы», простраивать стратегии их освоения и списания, образовывать альянсы для этих же целей порождает очень плотную структуру персонифицированных социальных связей, которую в советские времена называли «блатом» и «нужным знакомством». Эта система отношений и есть сословное общество, которое неотделимо от государства и образует с ним весьма конфликтное целое. Такая система стабильна до тех пор, пока есть поток распределяемых ресурсов, и становится катастрофически конфликтной после того, как ресурсы почему-то исчерпываются или их количество уменьшается. Когда оказывается, что казна пуста и делить нечего, обычные конфликты между сословиями обостряются — вплоть до гражданской войны. Тогда сословно-государственное единство может распасться, как это произошло в России в 1917 и 1991 годах. Генерализованные кризисы дефицита возникают при распаде системы согласования интересов сословий или при исчерпании ресурсов, на использовании которых она базируется.

Система связей блата коррупции, порожденная принципиально непреодолимым дефицитом ресурсов, функционально эквивалентна «буржуазному обществу», то есть обществу, отделенному от государства. Однако она, в отличие от буржуазного общества, которое дополняет государство, всегда противопоставлена ему и в то же время полностью в него интегрирована. Впрочем, можно сказать, что и государство полностью интегрировано в сословное общество. Для того чтобы распределять ресурсы, их сначала надо консолидировать[56]. Консолидация предполагает отчуждение ресурсов у тех, кто в настоящий момент ими распоряжается. Отчуждение ресурсов у врагов и их распределение между многочисленными советскими сословиями составляло содержание синкретичной общественной-политической-государственной жизни СССР. Консолидация ресурсов является отнюдь не мирной процедурой, так как представляет собой их передел, ведь сословное общество может только делить, но не преумножать. Всякий передел представляет собой насилие над «врагами», узурпировавшими контроль за ресурсами. Поэтому установление того, кто такие враги, их персонификация и объективация составляют необходимые элементы ресурсно-сословного мироустройства, его «идеологию». Враги всегда «назначаются», то есть определяются в административном торге между претендентами на ресурсы, так как если враг установлен, то для борьбы с ним какому-то сословию должны быть выделены соответствующие ресурсы. Если враг внешний, то такие ресурсы получают военнослужащие и дипломаты, если внутренний правоохранители, если природный работники Министерства по чрезвычайным ситуациям. Процедура идентификации врага есть публичный результат межсословного конфликта при распределении ресурсов.

Мифология силового отъема ресурсов, борьбы и побед над врагами составляет «идеологический» компонент сословной общественной жизни, объясняющий дефициты тем, что какие-то враги зажимают и зажимали ресурсы, раскрадывают их, не допускают настоящих хозяев к дележу или выводят ресурсы из оборота в результате вредительской позиции по отношению к природе. Поэтому описания войн с врагами и побед в них составляет основное содержание сословной мифологии. Мирные жизнь и сословное строительство лишь краткие периоды между войнами и переделами ресурсов, а государственные праздники по случаю победы над врагами составляют основную часть публичности сословного общества.

Так, основным содержанием общественной жизни в конце прошлого начале нынешнего века была война с олигархами, то есть отчуждение ресурсов у тех, кто овладел ими в ходе распада советской сословности. В результате процессы разгосударствления и приватизации в течение нескольких последних лет были приведены в соответствие с сословными принципами распределения ресурсов, то есть доступ к ресурсам стали получать сословия, служение которых было определено как наиболее значимое для государства: государственные гражданские служащие, военные и правоохранители. Часть ранее приватизированных ресурсов была вновь национализирована, однако уже скорее не в пользу государства в целом, но в пользу отдельных высокоранговых сословий, членов которых стали называть «силовиками». В результате рынки самоограничились, накопленные капиталы эмигрировали или ушли в тень, и вновь стал возникать дефицит ресурсов (прежде всего финансовых, властных и в меньшей степени материальных) признак восстановления межсословных отношений. Дефицит постепенно становится стимулом к дальнейшей консолидации ресурсов, то есть к их изъятию с рынков путем «пересмотра результатов приватизации» финансов, власти и сырья, причем в основном силовыми методами. Однако создание вертикали власти, монополизация денежного обращения и национализация сырьевых компаний порождают гораздо больше проблем, чем решают.

Рынок «несправедлив» по отношению к сословным ценностям, поэтому современное сословное государство-общество устанавливает социальную справедливость и по возможности делает все для того, чтобы изъять ресурсы с рынка и закачать их в государственный бюджет и в резервы, относительно правил «пиления» которых между разного рода служениями уже сложился конфликтный, но интуитивно понятный членам сословий консенсус.

Повторю еще раз: сословные общества принципиально отличаются от рыночно-демократических тем, в частности, что в них невозможно провести точную границу между государством и обществом. Сословное общество в его предельно идеализированном представлении совпадает с государством. Социальная структура сословного общества есть в то же время государственная структура распределения ресурсов. Это распределение ресурсов осуществляется в ходе торгов между сословиями на административном рынке. Предметом торга является доля ресурсов, причитающихся на обеспечение соответствующего служения: на государственную службу, на военную службу, на правоохранительную службу, на выполнение социальных обязательств и т. д.

После определения этих долей начинается административный торг за долю, причитающуюся конкретному сословию в общем объеме ресурсов, выделенных на обеспечение других служений. И уже после определения этих долей идет сбор сословной ренты членами высокоранговых сословий с членов низкоранговых сословий, в ходе которого подтверждается (или ревизуется) сложившаяся сословная иерархия. Эти торги в целом и составляют общественную жизнь в нашем государстве.

В доминирующем сейчас в публичном поле (хотя само понятие публичного поля для сословной системы нонсенс, оно существует только потому, что сословная система еще не окончательно вытеснила классовую) либеральном представлении об отношениях между государством, обществом и рынком государство должно быть «маленьким», не более чем регулятором отношений между обществом и рынком. В его аппарате должно быть занято как можно меньше людей, а его функции должны ограничиваться монополией на применение насилия. Рынок (согласно либеральным умозрениям) по своей природе эффективен, то есть минимизирует использование ресурсов и максимизирует извлечение прибыли. Общество, согласно либеральным представлениям, должно быть отделено от государства и жить по своим политическим законам.

Но сословное общество-государство устроено принципиально по-иному. Общество в нем не отделено от государства, а вместо экономики есть система сбора, распределения и освоения ресурсов. Критериями эффективности являются как можно большие привлечение, освоение и складирование ресурсов. Чем больше ресурсов государство контролирует, осваивает и распределяет, тем более оно «эффективно». Это относится в первую очередь к трудовым ресурсам, которые, по идее сословного государства, должны быть полностью вовлечены в его ресурсооборот. Без этого невозможно обеспечить ресурсами отдельных граждан. Именно поэтому советское государство не признавало такой категории своих граждан, как безработные, и применяло самые жесткие санкции к «тунеядцам» то есть людям, утратившим сословную определенность и не занятым в «отраслях народного хозяйства».

Государство должно всех доступных ему людей распределить по сословиям, а потом обеспечить сословия потребными им ресурсами согласно критериям социальной справедливости. Поэтому чем больше людей занято в сословном государстве, тем это государство социальнее и справедливее. Люди должны служить, обеспечивать служения и обслуживать, ничем больше они заниматься не могут; в частности, не могут просто работать для заработка и повышения своего благосостояния, спекулировать на рынке и извлекать прибыль из удовлетворения потребностей других людей.

Однако бесконечно деление ресурсов между сословиями продолжаться не может, ресурсы со временем исчерпываются, и переход на другие их типы почти всегда катастрофа, так как предполагает изменение сословной структуры за счет появления сословий, специализирующихся на новом ресурсе.

Отношения сословного мироустройства с внешним миром: «формирование ресурсной базы», импорт и заимствование

Ресурсная система, по точному выражению В. М. Широнина, может складывать, вычитать и делить ресурсы. Но не умножать их. Ресурсная система складывает «расширяет ресурсную базу» за счет географической (в том числе и в недра) и геополитической экспансии, рассматривая заграничные территории, рынки, капиталы как источники ресурсов, которые хорошо бы присвоить и распределить согласно принципам социальной справедливости. Принято называть такую активность «работой по формированию ресурсной базы». Социальная динамика в ресурсном государстве заключается прежде всего в расширении ресурсной базы, в приобретении ресурсов. Сам факт обладания ресурсами означает мощь государства, его процветание. Даже относительное уменьшение количества ресурсов, которыми располагает государство, воспринимается сословным обществом как депрессия. Поэтому для формирования ресурсной базы всегда необходима агрессивная внутренняя и внешняя политика. Любое ограничение на экспансию, внутреннее или внешнее, в ресурсной системе вызывает напряженность, увеличивает и без того развитые дефициты и соответственно множит конфликты между сословиями за распределяемые ресурсы. Идеология экспансии составляла содержание советской концепции мироустройства, ведь только после установления во всей ойкумене сословной структуры советского образца и ликвидации свободного рынка с заменой его распределением ресурсов «по справедливости» мир сможет обрести черты светлого будущего.

Отличие сегодняшней России от СССР в формировании ресурсной базы прежде всего в том, что страна сталкивается с конкуренцией за ресурсы с транснациональными корпорациями в не меньшей степени, чем с другими государствами. Для участия в такого рода конкуренции Россия вынужденно создает аналоги транснациональных корпораций в самой себе такие как «Роснефть», «Газпром» и «Росатом». Представлению потенциальных капиталов как ресурсов естественно сопротивляются другие государства и корпорации, что интерпретируется сословным устройством как враждебная по отношению к ресурсному устройству деятельность, как угроза. К борьбе с врагами ресурсное государство всегда готово, его служивые только и ищут, с кем бы побороться, и непрерывно к этому готовятся: служат и обеспечивают служение «по нейтрализации внутренних и внешних угроз», тем более что идентификация врага означает и выделение ресурсов на борьбу с ним. Собственно, такого рода борьба основная задача государственного служения, которое направлено прежде всего на отчуждение и освоение ресурсов, пусть даже эти ресурсы уже есть капиталы «олигархов», других социально-экономических систем, транснациональных корпораций или залежи полезных ископаемых.

Причем внутреннее напряжение (возникающее из-за несправедливости в распределении ресурсов между сословиями) традиционно считается гораздо более опасным, чем внешнее. Для того чтобы избежать генерализации внутренних конфликтов или смягчить их («накормить народ»), ресурсное государство вынужденно экспансирует вовне, осваивает все новые и новые ресурсы. Оно в принципе ненасытно. Однако приходит время, и такое государство сталкивается с невозможностью дальнейшего расширения ресурсной базы, с жесткими ограничениями, которые приводят к тому, что потоки жалоб на дефицит ресурсов перерастают в социальные революции, заканчивающиеся ликвидацией старых сословий и заменой их новыми.

Идеальным для ресурсного государства было бы состояние перманентной экспансии во всех направлениях и аспектах при отсутствии ограничений на эту экспансию. Суша, водное, воздушное, космическое пространства все должно быть поставлено на «службу народу» как совокупности сословий. Природа и общество должны были бы, по основной идее этого мироустройства, «служить людям», но не всем, а тем, кто исповедует правильные идеи переустройства мира. Идеал был достигнут после Второй мировой войны, когда мощь СССР казалась такой, что его экспансию во все среды ничто не могло остановить. В государствах, за счет которых была расширена ресурсная база, проводилась политика, апробированная при строительстве социализма: массовые репрессии, в ходе которых по мере возможности ликвидировалась старая социальная структура, после чего по советскому образцу создавались новые сословия, причем этот процесс организовывали и направляли созданные на местах коммунистические партии местного розлива со своими критериями подбора и расстановки кадров и номенклатурой, контролируемой КПСС и КГБ.

Однако при реализации этой стратегии советский сословный мир столкнулся с жесткими внутренними и внешними ограничениями на экспансию, при которых никакое увеличение количества ресурсов не приводило к уменьшению всеобщего дефицита. Скорее наоборот, дефициты увеличивались пропорционально усилиям КПСС по справедливому распределению ресурсов. В конечном счете жалобы по поводу несправедливого распределения, начавшись с ускорения, переросли в перестройку с ее печальными для советской системы последствиями. Крах сословной системы привел, как я уже говорил, к появлению рынков, на время компенсировавших дефициты. Но сегодняшнее восстановление сословной системы и ресурсного хозяйства, сопряженное с уменьшением рыночной свободы, показывает, что в логике социального устройства нашей страны мало что изменилось.

Конечно, далеко не все отношения с внешним миром этот мир позволяет строить как экспансионистские. Во многом такие отношения строятся как заимствование. Внешний мир воспринимается сословным обществом как источник ресурсов, причем уникальных, которых нет в сословной системе и, наверное, быть не может. Но они должны быть, так как без них невозможно эффективное служение, в особенности борьба с внутренними и внешними врагами. Речь прежде всего идет о научно-технических разработках и технологиях, основанных на научных знаниях о внешнем не социальном мире.

В условиях, когда необходимые ресурсы нельзя ни украсть, ни заимствовать, их приходится покупать. Но для того чтобы покупать, нужны настоящие деньги. Для получения этих денег (валюты) надо ее получить. Советская власть в первое десятилетие своего существования просто изымала валюту у населения или продавала за нее же «буржуям» художественные ценности, накопленные в имперские времена. В последующем поиск того, что купят ненавистные империалисты, представлял собой весьма важную в ресурсном государстве деятельность. Сначала экспортировалось реквизированное у «кулаков» зерно, потом начался экспорт угля и металлов, добытых принудительных трудом тех же кулаков, трудармейцев, спецпереселенцев и заключенных. На смену зерну, углю и металлам в качестве экспортного товара пришли нефть и газ.

Поиск ресурсов, которые можно продать за границу, чтобы купить необходимое для сословного строительства, не прекращался все время существования советской власти. Причем, как показывает опыт индустриализации, то, что страна остается без хлеба и ее население вымирает от голода, не так важно, как получение в обмен за реквизированные ресурсы импортных заводов, технологий, изделий, технических специалистов и товаров народного потребления для распределения среди членов привилегированных сословий. Схожей логикой руководствуются сегодняшние служивые, заключая долгосрочные контракты на экспорт энергетического сырья, при том что энергетические потребности населения удовлетворяются далеко не полностью. Они считают, что люди перебьются, как это было всегда, ну, может быть, кто-то в морозы и помрет во славу идеологии энергетической сверхдержавы.

Импорт техники, технологий и научных знаний был и остается специфической характеристикой сословного мироустройства. Достижения техники, особенно в форме оружия и бытовых приборов, импортировались и в империи, и в СССР, и в современной России. Импорт и распределение такого рода ресурсов привычен и повседневен, а изделия отечественной «легкой» промышленности чаще всего неоригинальны и представляют собой относительно удачные копии того, что делается на Западе или теперь уже на Востоке. В сословном обществе процветает ремесло, до технологий дело не доходит не та «социально-экономическая формация». Ремесло позволяет выполнять уникальные изделия, подковывать блох, но не обеспечивает технологического развития. Даже организация массового производства «товаров народного потребления» всегда представляла собой государственную проблему, чаще всего решавшуюся после постановлений ЦК КПСС и Совета министров СССР формированием специального сословия и выдачей ему соответствующего ресурса. Кроме того, далеко не все технологии можно было импортировать, на импорт вооружений, оборонной техники и смежных технологий были и есть серьезные ограничения; такие изделия приходится изготавливать самим. Но для этого сначала необходимо «получить» идеи, прототипы, чертежи и макеты. Получение необходимого есть особая деятельность, заключающаяся в мониторинге зарубежной науки и технологических разработок, их оценке и при необходимости изъятии знаний, технологий и отдельных изделий с последующим освоением изъятого отечественной наукой и промышленностью[57]. После того как служивые люди, исполняя свой долг перед Родиной, «получат» необходимое, следует наладить «современное производство» в условиях, когда это по самой своей природе невозможно, так как несовместимо с ресурсной организацией государства и сословной структурой. Для решения этой непростой задачи приходится локально нарушать принципы сословного мироустройства, создавая «особые условия для преодоления технологического и научного отставания от потенциальных противников». На необъятных просторах страны при преодолении отставания возникают «почтовые ящики», «закрытые города», «технопарки», «наукограды», «свободные экономические зоны», в которых создаются подобия научных и технологических центров капиталистической экономики и даже элементы капиталистического образа жизни. Эти оазисы частично выводятся из-под общей сословной юрисдикции порядка управления ресурсами, там действуют свои законы, в том числе и законы распределения ресурсов вне административного торга, целевым образом. Именно целевое распределение ресурсов (на создание «изделия», а не на деятельность по освоению разнаряженных ресурсов) позволяло создавать отечественные ракеты, бомбы или радиолокаторы. Социальным результатом этой активности становится формирование сословия ученых и конструкторов, не полностью вписывающихся в сословное мироустройство. Это не обычные бюджетники, скорее в современных терминах это лица свободных профессий, обслуживающие государственные службы.

В пределах таких «зон» формируется специальная социальная структура, в которой главным служением становится создание «изделий», а все остальные служения переходят в статус обеспечивающих и обслуживающих. Так, в «академгородках» практически вся полнота распределяющей власти была сосредоточена в администрациях АН СССР и государственных НИИ. Однако после снятия режима и перехода к обычному освоению бюджетных ресурсов исчезает и то, ради чего оазисы создавались. И они со временем превращаются в сохраняющие оттенок привилегированности сословные миры (иногда отграниченные от остальной России «запреткой» и контрольно-следовой полосой, демонстрирующей отделенность от обычного сословного мироустройства), как это произошло с советскими ЗАТО и академгородками.

Несмотря на такие жертвы принципами сословного мироустройства, «внедрение» изобретений, любые технологические новации были и остаются для сословной системы головной болью, прежде всего потому, что новации меняют структуру распределения ресурсов, а это гораздо больше проблем в отношениях между сословиями порождает, чем решает. Поэтому «техническое перевооружение» и «внедрение результатов научно-технического прогресса» представляет для сословного мироустройства прежде всего социальную проблему.

Демократия и сословность

Сословное мироустройство и связанное с ним внерыночное распределение ресурсов совместимы со свободными рынками и классовой структурой при определенных и специфичных для каждого государства условиях. В нашей государственной практике они тоже сосуществуют, но не в синхронии, как в других государствах, а только в диахронии, когда десятилетия торжества сословности сменяются годами перестроек и революций. При этом возникает феномен цикличности отечественной истории, этакий «век сурка».

Демократия и партийная система возникают (когда сословность вытесняется на властную периферию) как необходимые атрибуты рынка при отделении общества от государства и разделении его на классы, в простейшем случае на богатых и бедных. Демократия, как я уже говорил, является формой интеграции разделенного на классы общества в политическое целое и формой интеграции общества и государства в национальное государство. Политика как институт и как деятельность необходимы в демократическом обществе для согласования классовых интересов и для представления национального государства в межгосударственных отношениях.

В сословно-государственном внерыночном единстве, не разделенном на классы, нет необходимости ни в демократии, ни в политике, так как согласование ресурсных интересов сословий осуществляется на административном рынке при административном торге по поводу «распила» ресурсов, консолидированных сувереном в общенародном общесословном бюджете. Интересы такого государства в межгосударственных отношениях представляет суверен президент или монарх. Сословно-государственное целое не является по определению национальным государством. Это может быть империя или такое «общенародное государство», как СССР, но никак не национальное государство.

Для общества, разделенного на сословия (и государства, не отделенного от общества), характерна принципиально не демократическая форма представительности, такая как традиционные для Руси земские соборы. Необходимым условием соборности является институт разного рода внутрисословных собраний, члены которых могут выдвигать кандидатов на земские соборы. Для формирования внутрисословной общности необходимо признанное самим народом его разделение на сословия, причем такое, чтобы не возникало неопределенности в определении сословной принадлежности человека. Члены сословия должны отличаться от членов других сословий бесспорными атрибутами и обладать сословным сознанием.

Сословное единство СССР обеспечивалось системой идеологического воспитания, пропаганды и агитации и институтами разного рода собраний: партийных, комсомольских, профсоюзных, в которые было вовлечено практически все дееспособное население. Тотальность этой системы обеспечивала нерефлексивное принятие сословной идентификации гражданами СССР и необходимый для существования общенародного государства минимум соборности.

Распад сословной системы и занятие освободившегося социального пространства примитивным рынком и его институтами привел в 90-е годы XX века к возникновению феномена политики и политической жизни как формы согласования интересов социальных групп, оставшихся в бесструктурном социальном пространстве после крушения сословной системы, с одной стороны, и новых групп рыночных деятелей, возникших при расхищении оставшихся бесхозными государственных ресурсов и превращении их в товары и деньги с другой.

Вместо института советских сословных выборов, когда в составе представительских органов советской власти в результате сложнейших процедур вычислений и согласований были представлены все советские сословия, возник институт свободных выборов, в ходе которых в представительские органы власти оказались выбраны в основном те, кто смог проплатить место в партийном списке или «купить» мажоритарный округ. Политические партии, возникшие в момент распада советской сословности, поначалу по форме и названиям представляли интересы советских сословий (компартия, аграрная партия и прочие), но постепенно превратились в квазиполитические структуры, не имеющие четкого места ни в развивающейся сословной структуре, ни в стагнирующем классовом обществе. Они не представляют ни сословий, ни классов богатых или бедных.

После принятия федерального закона «О статусе депутатов» члены законодательных собраний всех уровней превратились в новое постсоветское сословие с законно определенными привилегиями и обязанностями. Согласно этому закону, введена особая форма государственного служения законотворчество, и депутаты стали людьми, исполняющими законотворческую службу. Это была неудачная попытка интегрировать демократию и сословность, включив демократические институты выборов в общую сословную структуру распределения ресурсов. В результате выборы в целом (и представительная власть в частности) потеряли изначальный рыночно-демократический смысл, а депутаты превратились в сословие, отстаивающее собственные интересы при распределении ресурсов. Причем сословие особое, так как депутатство можно «купить» относительно легко по сравнению с членством в других титульных сословиях. Естественно, сословная структура в целом не может оставаться нейтральной к такому способу формирования членства, и во многом поэтому в последние годы был осуществлен переход от так называемых свободных выборов к выборам по партийным спискам, в ходе которых затруднен доступ к членству в сословии депутатов тем, у кого по мнению членов других титульных сословий нелады с происхождением, гражданством, биографией или какими-то другими значимыми сословными признаками.

При этом исчезли почти все формы советской сословной представительности и согласования сословных интересов, а освободившееся место советской пропаганды и агитации заняла реклама стилей потребления атрибута классового общества. Государственное служение в 90-е годы еще не имело смысла, а накопленные государством социальные обязательства перестали обеспечиваться соответствующими распределяемыми ресурсами. Довольствие сохранившихся служивых людей, зарплата бюджетников и работающих по найму, пенсии пенсионеров и все другие сословные формы распределения на какое-то время превратились в источники ресурсов, расхищаемых нарождающимся слоем предпринимателей. Политическая организация общества не могла в принципе удовлетворить запросы остатков советских сословий просто потому, что институт свободных выборов не создавал условий, для того чтобы запросы институализировать.

В течение 15 лет шел процесс разделения общества на классы богатых и бедных, сопровождающийся распадом советской сословности. Однако в последние годы, параллельно естественному формированию классовой структуры, государство начало институализировать служивые сословия и поддерживать еще не до конца распавшиеся советские (нетитульные) сословия бюджетников, пенсионеров, работающих по найму. Так что сейчас на начало XXI века имеются трехсторонние конфликты:

• между новыми сословиями, создаваемыми в ходе реализации законов о государственном служении, и остатками советских сословий;

• между рыночными социальными группами богатых и бедных и остатками советских сословий;

• между новыми сословиями и рыночными группами богатых и бедных.

Эти конфликты пока не эксплицированы и не могут решаться ни демократическими методами, ни специфическими сословными регулирующими механизмами. Но если в этот раз России повезет и сословное устройство не станет уничтожать богатых для того, чтобы не было бедных, то когда-нибудь в этих конфликтах, может быть, и вызреет новая структура общества, уравновешивающая сословные амбиции и интересы классов.

Конфликт между сословной и политической организациями общества пока идет так, что «классовость» подавляется «сословностью». Свободные выборы исчезают как институт в связи с нефункциональностью, вместо них возникают «выборы сверху», в чем-то схожие с советскими, однако не столь проработанные технологически и методологически и совсем не обоснованные идеологически.

Постепенно формируется сословие коммерсантов, функцией которого является обслуживание бюджета, а не бизнес. Бизнес вытесняется коммерцией, которой совершенно не нужны демократия и ее институты, ведь коммерсанты работают на административном рынке. Необходимым условием коммерции становится «социальная ответственность бизнеса». В связи с появлением такой ответственности реальный бизнес уходит из страны или трансформируется в интернациональный, защищенный от сословных «распила» и ренты существенно лучше, чем внутристрановой.

Политическая организация рыночного общества ни в коей мере не соответствует сословным группам и тем формам согласования интересов, которые им присущи. Нефункциональность Федерального собрания относительно задачи координации деятельности сословий очевидна, так как сословия в нем не могут быть представлены по существующему избирательному законодательству и потому, что они не могут существовать как элементы демократической системы. Попытки интегрировать в деятельность Федерального собрания элементы сословной представительности, получившие известность под именем суверенной демократии (об этом ниже), вряд ли могут быть успешными до тех пор, пока выборы в Федеральное собрание осуществляются по партийным спискам. Или до тех пор, пока партии не начнут формироваться по сословным признакам и тем самым перестанут быть политическими партиями даже номинально.

Очевидно, что страна вряд ли сможет полностью вернуться в исходное советское состояние, целиком монополизировав ресурсы и распределяя их по сословиям. С другой стороны, столь же маловероятно в предвидимой перспективе формирование действительно свободного рынка и демократических институтов. Поэтому неизбежно сосуществование фрагментов демократического устройства для обеспечения рыночной деятельности с элементами сословной структуры, включающими массированное изъятие ресурсов с рынка и распределение их согласно критериям сословной социальной справедливости. Безусловное доминирование сословности приведет в конечном счете к очередному всеобщему кризису дефицита и распаду государства, как это случилось с СССР. Доминирование же рыночности и демократии приведет к катастрофическому расслоению общества на богатых и бедных, социальным конфликтам, также чреватым распадом государства.

Очевидно, что рыночность и сословность должны сосуществовать в одном социальном пространстве, в синхронии и быть взаимодополняемыми, а не альтернативными. Для этого, с моей точки зрения, необходимо достроить и идеологически легализовать сословную систему и отделить структурно и функционально-политически рыночные компоненты нашей государственности от сословно-ресурсных. Только легализация сословности сможет ограничить и цивилизовать ресурсные аппетиты многочисленных членов служивых сословий и ввести в рамки сословных правил поведения (морали) нормы изъятия сословной ренты.

Основная проблема отношений между классами и сословиями в нашей стране, по-моему, заключается в том, что рынок для своего развития и расширения нуждается в минимизации изъятий с него государством. В то же время сословная система в целом нуждается в максимизации изъятий, в беспредельном расширении государственного бюджета как ресурсной копилки. Объем изъятий, очевидно, имеет определенный предел, после которого рынок ужимается и возникают дефициты ресурсов, необходимых для распределения между сословиями. Появление дефицитов интерпретируется сословиями как сигнал к еще большему изъятию ресурсов с рынка, что чревато в конечном счете генерализацией дефицитов и очередной волной социальной нестабильности, в ходе которой может разрушиться вся система межсословных отношений. Применение массовых репрессий для консолидации ресурсов и для «борьбы с коррупцией», конечно, вполне возможно, однако вряд ли оправдает неизбежные политические издержки.

Сейчас в России в значительной степени нерефлексивно опробуется специфический российский способ интеграции сословной и классовой структур суверенная демократия. Если я правильно понимаю логику ее идеологов, она должна интегрировать классовые и сословные интересы за счет ограничения амбиций и классов, и сословий. Однако способ реализации суверенной демократии то есть предельные формализация и дедемократизация избирательного процесса и квотный (по партийным спискам) подход к формированию состава Федерального собрания и региональных органов представительной власти не учитывает ни разделение общества на богатых и бедных, ни сословных амбиций.

Логика суверенной демократии могла бы быть адекватной складывающемуся миропорядку, если бы можно было четко отделить в представительских институтах классы от сословий. Но превращение Федерального собрания в орган сословного представительства выводит из сферы политики классовые институты. Агенты выживающего сейчас рынка окажутся вне закона в прямом и переносном смысле этого слова в том случае, если эта логика будет реализована в полной мере. В то же время исключение из Федерального собрания сословной представительности, существующей сейчас в виде лоббирования интересов военных, правоохранителей, государственных гражданских служащих, создает поле для сословного произвола, не регулируемого ни законами, ни сословной моралью.

Как я уже говорил, граница между сословиями и классами проходит по личности, а не между индивидуумами и их группами. Суверенная демократия консервирует эту внутреннюю раздвоенность членов нашего общества, она двулична в прямом смысле этого слова. К идеологам суверенной демократии весьма подходит известный советский анекдот о крещеном еврее в бане: «Или крестик сними, или срам прикрой». Строительство суверенной демократии чревато повторением истории и очередным распадом государства из-за дефицитов и вызванных им межсословных конфликтов.

Недоформировавшиеся российские классы и недоделанные сословия…

Минимальная социальная стабильность в современной России и социальная справедливость (социальное государство) сейчас невозможны без хоть какой-то определенности в отношении того, кто есть кто в этом государстве: каким чином обладает, какое звание имеет, кому, в конечном счете, служит и что ему за это причитается. Это вряд ли возможно вне сословной структуры, но сословная определенность не задается априори, а формируется в ходе торгов на административном рынке и сборов сословной ренты, альтернативных рынку товаров и услуг.

В то же время классовая определенность (отнесение себя к богатым или бедным) невозможна без свободного рынка и его институтов, которые сейчас вытесняются административным рынком в «теневую экономику», порождающую столь же теневое, непубличное и не выявляемое исследованием разделение на хорошо обеспеченных ресурсами (условно богатых) и плохо обеспеченных (условно бедных). Богатство и бедность воспринимаются сословным государством обществом не как естественные состояния своих членов, но скорее как нарушение порядка вещей, в котором уровень жизни производен от принадлежности к сословиям, а не есть результат труда или рыночного случая. Однако за последние годы в стране возникли рынок и некоторые его атрибуты, в том числе и классовое расслоение. Практически все граждане номинально принадлежат к какому-нибудь сословию, но в то же время ориентированы на потребление, и соответственно им необходима классовая определенность.

Сосуществование в одном социальном пространстве сословной и классовой структур (без внятных объяснений того, как они сосуществуют) ведет к формированию весьма своеобразной формы отечественной аномии: когда человек принимает на себя (не интегрируя) заведомо противоречивые и конфликтные определения своего сословного и рыночного статусов: он одновременно может быть и государственным служащим, и торговым посредником, и предпринимателем, и защитником прав трудового народа работающих по найму, бюджетников и пенсионеров, например.

Одновременное и неявное конфликтное (а не мирное, как в демократиях) сосуществование двух базовых систем стратификации создает социальную напряженность, при которой члены одного любого сословия считают, что государство недодает им ресурсов, и потому они бедны, в то время как другие сословия нарушают принципы социальной справедливости и незаконно обогащаются. Себя и членов своего сословия люди описывают в сословных терминах, а членов других сословий в классовых.

Амбивалентность социального статуса приводит к тому, что государственное служение трансформируется в посредничество или крышевание, которые самими действующими лицами часто считаются добросовестным служением. Внутренний конфликт между ролями члена сословия и рыночного актора проявляется в не объяснимой другими причинами безудержной алкоголизации или безмерном и демонстративном потреблении, в глубоком цинизме и негативизме, сочетающихся с инстинктивной готовностью лизать задницу начальству члену высшего сословия и пинать зависимых членов низших сословий.

Эти феномены демонстрируют амбивалентность социального устройства, его онтологическую двойственность, в которой совершенно невозможно разобраться «без бутылки». Однако бесконечные пьяные разговоры «за душу» ничуть не помогают понять хитросплетение взаимоисключающих социальных связей и отношений. Людям хочется ясности в определении своего положения, но она возможна только при достаточно однозначной социальной отнесенности себя-любимого к классам рыночного общества и к сословиям. Однако для этого нет условий: ведь для формирования классовой определенности необходимы настоящие политическая организация общества, партийная система и институт права и правоприменения. Вместо них есть некие одноименные им деградирующие «демократические» институты, возникшие при формировании рынков, использующиеся сейчас сословной системой в основном для легализации отчуждения ресурсов и обозначения намерений по их справедливому сословному распределению. Сословные институты доминируют над классовыми, причем не публично и в значительной степени не легитимно.

Но для формирования сословной определенности необходимы легитимизация сословий, самоидентификация их членов, формирование сословных организаций-собраний и сословных судов. Практически никаких действий в этом направлении государство не совершает и прежде всего не признает самого факта создания им сословной структуры. Скорее наоборот, все сословные «политики» публично интерпретируют свои действия как шаги по развитию рынков, созданию демократии и соблюдению прав человека то есть форм социальной организации, совместимых с сословным общественным устройством только при их субординации институтам классового общества.

Прекраснодушные мечтания. Вместо заключения

Социальная стратификация, в том числе и сословная, адекватна и действенна только в том случае, если внешнее определение места человека в социальной системе в той или иной мере совпадает с его собственными представлениями о том, кем он является. Когда внутренние (самоидентификационые, интроспективные) и внешние (по закону или традиции) определения социального статуса людей не совпадают, возникает аномия. В сегодняшней российской реальности внешние определения положения людей в социальной системе совсем не прозрачны. Публицистические категории описания социальной структуры такие как олигархи, бандиты, чиновники, силовики, простые люди и пр. малооперациональны и служат скорее целям в значительной степени бессмысленной в нашем обществе «публичной политики», чем объяснению основы социального мироустройства.

Внутренние определения (самоидентификация) наших сограждан пока еще размыты, нечетки (только экстремисты определяют себя как олигархов или бандитов) или таковы, что человек скорее определяет себя не в современности, заданной наличными постсоветскими реалиями, а в имперской или советской архаике либо в предельно идеализированных (до содержательной пустоты) прогрессистских координатах «рыночной экономики» и «демократического общества». Сами представители современных сословий лишь в малой мере осознают свое сословное положение. Скорее сословная идентификация пока еще скрыта профессиональной. Более или менее четкое совпадение внешнего (правового) сословного определения и самоидентификации можно, наверное, наблюдать у военнослужащих, правоохранителей и казаков. Однако прямых исследований сословной самоидентификации, насколько мне известно, не проводилось.

Государство в последние годы целенаправленно и последовательно принимает законы, которые фактически вводят новые постсоциалистические сословия. Постепенно возникает основа для формирования самоидентификации членов новых сословий, выработки сословных мировоззрений и превращения сословий из номинальных (определенных только законом) в реальные, то есть в агентов нового постсоветского сословного мироустройства. Будучи законодательно введенными, сословия начинают жить по собственным законам. Между ними возникают не прописанные в базовых законах отношения, которые и формируют современную сословную структуру, пока в значительной степени формальную, не эксплицированную и не ясную членам сословного общества.

Становящаяся сословность не имеет своего языка описания. Даже идеологи сословности консерваторы используют в своей аргументации импортированные или архаичные (также импортированные когда-то) методологии и теории, оставляя вроде бы публичные факты становления новой сословности за пределами своих рассуждений и конструкций. Вся структура описания и понимания нашей реальности сформирована в заимствованных и переводных понятиях рыночного в основном мира, который в утерявшем старую и не обретшем новую сословность обществе имеет весьма своеобразный спекулятивный статус: рынок есть то, что мы строим, а совсем не то, что есть сейчас. Или: сословность это то, что было, а не то, что есть сейчас. Социальная реальность оценивается по степени соответствия рыночным или консервативным идеалам, то есть негативно, что стимулирует еще большие реформаторские либо консервативные усилия по формированию рынка и развитию рыночных отношений или по созданию сословной структуры. Реформаторам мешают «пережитки старого» термин, который был в ходу и у революционеров-разночинцев, и у строителей социализма. Консерваторам мешает «новое», не вписывающееся в архаичные идеализированные представления о сословности.

Некоторую парадоксальность придает этой ситуации то, что никакой работы по объяснению своих действий по формированию сословий государство пока не ведет. Становление сословной структуры, видимо, идет нерефлексивно, то есть власть имущие и законодатели, разрабатывая и принимая сословные законы, преследуют какие-то другие цели такие как «наведение порядка» и «становление вертикали власти». Похоже, формирование сословий представляет собой побочный результат обуявшего сограждан стремления к мифическим утерянным имперскому и советскому порядкам, социальной стабильности и социальной справедливости в ее принципиально внерыночном сословном варианте.

Члены современных сословий погружены в ту реальность, которая в России считается рынком. На рынке сословная принадлежность мало что значит, если это настоящий рынок. Отношения между продавцом и покупателем строятся не на осознании взаимного служения, а на «купить продать». В рыночных отношениях одни люди обогащаются, другие беднеют. Одни начинают бизнесы и их развивают, другие не столь активны, но так же, как и у первых, в их системе ценностей получение прибыли является главным. Именно в рыночном мире необходимы демократия, политика и другие функциональные по отношению к рыночной инфраструктуре реальности. Именно в рыночном мире формируется социальная стратификация, основанная на уровне потребления: высший, средний и низший классы. Именно в рыночном мире выработаны языки бизнес-общения, средств массовой коммуникации, межперсонального информационного обмена и научного описания.

Этот рыночный мир, который уже много лет строят и никак не построят реформаторы, несомненно, есть. И возник он скорее вопреки усилиям реформаторов, чем благодаря им. Границы его гораздо уже, чем хотелось бы разного рода прогрессорам. Но наряду с рынком есть вводимая государством сословная структура. Государство отчуждает ресурсы, выводит их с рынка и распределяет между сословиями внерыночным образом, согласно своим критериям социальной значимости каждого сословия. Сословное государство не может не считать рыночные реальности подчиненными системе взаимного сословного служения, так как рыночное распределение товаров и денег не просто несовместимо с сословным распределением ресурсов, а скорее противопоставлено ему. В то же время отсутствует рефлексия становящейся сословности, и деятельность по формированию сословной структуры не имеет публичных и общедоступных обоснования и интерпретации.

Рыночный и сословный миры сосуществуют в одном социальном пространстве, в одних и тех же людях. Служивый человек в таком двойственном мире имеет возможность продавать на рынке то, что дано ему государством в определении его сословной принадлежности, он имеет возможность торговать статусом, привилегиями. Он может использовать свои статусные преимущества для получения рыночных преференций. Он может брать с рынка то, за что надо бы платить, однако он не платит, так как «генералам не положено» это делать. Гусары, как известно, денег у дам не берут и за услуги не платят.

Члены сословного общества склонны интерпретировать любые проявления рыночного расслоения как коррупцию и борются с рыночным произволом. Ведь рынок, с точки зрения разного рода служивых людей, конвертирует ресурсы в товары и деньги независимо от значимости сословий, а значит, несправедливо. Ресурсы в ходе рыночных трансформаций распределяются совсем не в тех отношениях, которые нужны для достижения сословной социальной справедливости: от каждого сообразно его сословному положению, каждому по результатам служения. Рынок создает социальную несправедливость, в сословном понимании, обделяя ресурсами сословия, служение которых для рынка не значимо и потому не оплачивается. Борьба с несправедливостью рынком и доставание дефицита посредством институтов административного рынка составляют теорию и практику сословного мироустройства. Конфликт между рыночной реальностью и реальностью служения, обеспечения служения и обслуживания экзистенциальный и неразрешимый. Ни в нашей стране, ни где-либо еще классовость полностью и окончательно не победила сословность; справедливо и обратное. Но в других странах научились с этим жить, в отличие от России.

Государство борется с коррупцией, которая есть проникновение рыночных отношений в сословно-упорядоченные. Рынок «покупает» сословную систему, его деятели присваивают отдельные привилегии, получают сословные статусы или услуги служивых людей, в том числе силовые. Служение в таком случае теряет внутренний смысл оно превращается в одну из теневых рыночных деятельностей, в продажу услуг, которые не могут продаваться и покупаться по определению. В результате ни сословной упорядоченности и социальной справедливости, как бы их ни понимать, ни рынка и демократии. Одно перманентное строительство светлого будущего.

Мне кажется, что прежде всего необходимо легализовать сословное устройство и четко обозначить сословия, их интересы и отношения между ними. Это надо сделать для того, чтобы граждане могли определиться, кем они являются: деятелями рынка, участвующими в политическом процессе, ратующими за демократию и ее институты, или членами сословий, которые служат государству, закону и Богу или обслуживают эти служения.

Может быть, имело бы смысл жестко развести классовую и сословную структуры, ограничив или запретив совмещение служения и рыночной деятельности в любом смысле этого слова так, чтобы даже ситуативное использование сословного положения для извлечения прибыли было основанием для исключения из состава сословия и соответственно лишало бы права на государственное служение. Кроме того, может быть, имело бы смысл запретить рыночным акторам быть членами титульных сословий, как и лишить членов титульных сословий права участвовать в демократических выборах и права быть выбранными в представительные органы власти. Участники этих процессов должны, с моей точки зрения, лишиться любых сословных прав: служение и обеспечение служения должны быть прямым противопоказанием к занятию политикой и бизнесом в любой форме. Именно эти ограничения в правах избирать и быть избранными должны компенсироваться сословными привилегиями.

Возможны, как мне кажется, два варианта сопряжения рыночной и сословной представительности. Можно было бы пойти по пути формирования земского собора как органа сословной представительности, параллельного Федеральному собранию. Или можно было бы закрепить функции земского собора за одной из палат Федерального собрания, например за Советом Федерации, оставив за Государственной думой функции классовой представительности. В функции Государственной думы при таком жестком разделении классовости и сословности могло бы входить наполнение бюджета и инвестирование в развитие экономики, в то время как в функции земского собора (или Совета Федерации) входило бы расходование бюджета в той его части, которая направлена на ресурсное обеспечение государственных служений и выполнение социальных обязательств.

Но в любом случае необходимо легализовать современные сословия и сформировать внутрисословные представительные органы, которые могли бы делегировать своих представителей на земский собор (или в Совет Федерации). Такие сословные собрания могли бы быть юридическими лицами, несущими ответственность за деятельность членов своих сословий. Именно сословные собрания могли бы быть носителями и интерпретаторами норм сословной морали, нарушение которых было бы чревато, в частности, исключением из состава сословий. Тогда, например, сословие коммерсантов могло бы вчинять иски сословию правоохранителей за действия, нарушающие по мнению коммерсантов сословную мораль правоохранителей, а сословие работающих по найму могло бы требовать у сословия врачей наказания для его членов за непомерные гонорары, неадекватность лечения или пренебрежение клятвой Гиппократа. А Государственная дума могла бы оценивать эффективность расходования ресурсов бюджета отдельными титульными сословиями и увеличивать или уменьшать долю, получаемую членами этих сословий при обеспечении всех других форм сословной деятельности.

Совет Федерации (или земский собор), состоящий из представителей всех сословий, мог бы выступать координатором их действий в отношениях с рынком, агентов которого представляла бы Государственная дума. Государственная дума, если ее вернуть в состояние, в котором она пребывала до попыток установить суверенную демократию, вполне могла бы выступать представительным органом классовой структуры (рыночной стратификации), представляя интересы богатых и бедных. В специфическом пространстве, сформированном отношениями между Государственной думой (как институтом рынка и демократии) и земским собором (или Советом Федерации) как институтом сословного представительства, могли бы, наверное, выражаться интересы всех групп населения, при явной их противоречивости и несовместимости. Комплектование Государственной думы в таком случае могло бы быть осуществлено институтом свободных выборов, в то время как членство в Совете Федерации формировалось бы, например, в процедуре кооптации представителей титульных сословий в него и утверждения президентом государства представленных сословными собраниями кандидатур. В таком пространстве функция президента государства была бы вполне понятной и определенной: он мог бы выступать гарантом сохранности привилегий титульных сословий и гарантом демократии одновременно. Роль главы государства в такой структуре власти могла бы также заключаться в регулировании отношений между Государственной думой и земским собором (Советом Федерации).

В принципе, в некоторых сословиях есть институты, которые могут при определенных условиях выступать в роли сословных собраний. Прежде всего это институт офицерских собраний военнослужащих. Общественная палата может с некоторыми натяжками считаться сословным собранием лиц свободных профессий, а Российский союз промышленников и предпринимателей, равно как и объединения среднего и малого бизнеса могут стать органами сословного представительства коммерсантов. Союзы ученых, врачей, Медиасоюз и некоторые другие организации, такие как сохранившиеся профсоюзы, номинально могут выступать в роли сословных собраний и носителей норм сословной морали. Но для этого необходимо реинституализировать эти формы организации сословности, придав им функции носителей морали и создав внутри них «суды чести», которые имели бы в том числе полномочия предъявлять претензии другим сословиям и лишать членства в сословиях тех, кто нарушил его моральные нормы.

Немирное сосуществование институтов права и демократии, с одной стороны, и институтов сословной морали с другой, позволило бы, с моей точки зрения, когда-нибудь излечиться от всепроникающей аномии, доминирующей сейчас в нашем государстве обществе.

Боковая ветка. Искусство подражания: наука и образование в сословном обществе

Я уже говорил о том, что сама возможность выделения понятий социальной стратификации и создания соответствующих теорий возникает только в классовом обществе в попытках научного описания и формирования корпуса знаний об этом обществе. Сословное общество, в отличие от классового, закрыто для научной рефлексии своего устройства, если исследователь сам является членом этого общества. Описание и объяснение того, как организовано сословное общество, содержится в мифах и легендах, художественных произведениях, ценностных конструкциях, иногда принимающих формы телеологий, таких как марксистско-ленинская и аналогичные ей философии. Находясь внутри сословного общества, его член не может рационально объяснить ни его структуры, ни своего положения в нем. Он объясняет его иррационально в мифе, сказании, саге, легенде, художественном произведении. Созданием мифов занимаются интеллигенты, которых другие члены сословного общества считают деятелями культуры и общественных наук.

В интеллигентском мифотворчестве исторические пространство и время, реальная социальная структура и экономические отношения существуют только потому, что они нашли свое художественное (книжно-зрительное) воплощение. Интеллигентские мифы о «правде жизни» и о том, что было «на самом деле», в сочетании с продукцией интеллигентных экспертов составляют содержание объяснительных конструкций, доминирующих в пространстве сословного мироустройства. Эти объяснения в этом общественном устройстве считаются научными, таковыми не являясь. Повторюсь: рефлексия общественного устройства в таком обществе закрыта, потому что институты позитивного (верифицируемого и фальсифицируемого) знания возникают только после (или параллельно) отделения политики от экономики и государства от общества, то есть при распаде сословной структуры и формировании классовой[58].

Таким образом, в сословном обществе место наук об обществе занимает интеллигентское мифотворчество. В нем нет и, наверное, не может быть науки как деятельности, направленной на разделение сущего на части-понятия с последующей теоретической реконструкцией мира в целом (или его фрагментов) и основанной на экспериментальной проверке адекватности выделения исходных понятий. В этом околонаучном мифотворчестве особое место занимают импортированные конструкции, то есть научное знание, полученное зарубежными исследователями и адаптированное интеллигентными обществоведами к отечественным мифологизированным реалиям. Корпус заимствованных знаний составляет основное содержание так называемых общественных наук. Но, с моей точки зрения, гуманитарное научное знание, в отличие от естественнонаучного, не может быть заимствовано, отчуждено от материнской рыночной основы и перенесено в сословное мироустройство без фундаментальных искажений, прежде всего потому, что его объекты люди и отношения между ними принципиально различаются в сословном мироустройстве и в классовых обществах. В ходе импорта экономических идей и теорий формируются группы «прогрессивных ученых реформаторов и патриотов», изъясняющихся соответственно на «экономическом реформаторском» или «патриотическом» языках, мало пригодных для описания феноменов отечественной ресурсной жизни, однако весьма подходящих для описания того светлого будущего, которое возникнет после того, как импортная теория станет самой жизнью. Реформаторов и патриотов не смущает то, что ни одна из импортных теорий идеального общественного устройства не подходит для описания такого уникального гибрида явной сословности и латентной классовости, которым была, есть и, вероятно, будет наша страна.

Невозможность научного описания отечественных реальностей связана с различиями статусов научного знания в ресурсном-сословном и собственно экономическом государствах. Если в современном государстве с классовой структурой знание о ней прямо или косвенно (через СМИ и политические институты) включено в само общественное устройство, то в сословной системе социальное знание не может быть консолидировано и оформлено в традиционном для науки виде. Знание о сословном обществе-государстве рассеяно, как я уже говорил, среди его членов. Оно существует в виде сплетен, слухов, мифов и мифологем, выражаемых в форме произведений искусства[59] но никак не в форме фактов и построенных на них теорий. Это прежде всего знание о том, кто к какому сословию принадлежит, откуда родом, какие ресурсы у кого есть и кто из приближенных допущен к их распределению, как консолидировались эти ресурсы, кто и когда был пойман на их расхищении и как за это был наказан. Такого рода знание не верифицируемо и не фальсифицируемо, оно в принципе не то чтобы ненаучно оно донаучно. Это знание неоперационально, самоценно и мало что значит само по себе, вне контекста конкретных внутри- и межсословных отношений. Оно производится, тиражируется и навязывается членам современных сословий в системе средств сословной массовой информации (разного рода институты пропаганды и агитации): через школьные учебники, художественные произведения, телевизионные сериалы, аналитические и новостные программы и пр. Это мифологическое знание в значительной степени определяет модусы поведения членов сословий и потому является ресурсом, за возможность распределять который идет очень жесткая межсословная конкуренция. Ведь если знание становится ресурсом, то им согласно принципам социальной справедливости должны распоряжаться соответствующие сословия: ученые как часть сословия бюджетников и лица свободных профессий. Члены этих сословий, руководствуясь логикой, вполне адекватной ресурсной социальной системе, стремятся монополизировать источники знания и распределять само знание. Так как собственных источников знания у этих общественных ученых не может быть (эмпирические исследования не ведутся, а оригинальные мифологические конструкции отвергаются (их авторы, как правило, не члены сословия ученых), то они заимствуют знания «из-за границы», выступая в публичной сфере как «прогрессивные» или «патриотические» идеологи, политологи, социологи или экономисты[60].

В многовековых попытках импорта теорий и идей реализуется описанная ранее логика, согласно которой знание о собственной социальной системе можно импортировать, распределить и освоить для того, чтобы с течением времени вставить в систему отечественных представлений об устройстве социального мира и тем самым этот мир уподобить «загранице». Такого рода импортированное знание лежит в основе всех без исключения попыток реформирования сословного мироустройства и ресурсного хозяйства.

Отечественные общественные науки есть мифотворческий субститут науки. Он позволяет интеллигентным обществоведам воспроизводить иллюзию знания, оставаясь вне описаний сословной реальности. Это проявляется в первую очередь в том, что сословные общественные науки имеют задачей не описание реальности, а «исправление недостатков», «интенсификацию», «модернизацию», «реформирование» и т. д. тех аспектов сословного бытия, на которые указала власть как на несовершенные. «Помощь власти», а не изучение реальности является главной задачей интеллигентных российских экономистов, политологов и социологов в том случае, если они занимают провластные позиции. И наоборот, они заняты мифологической борьбой с властью, если считают себя оппозиционерами. Интеллигентные обществоведы, в точном соответствии с принципами сословного мироустройства, могут либо обеспечивать служения и выполнять поручения «партии и правительства», если находятся на службе, либо их обслуживать, пусть даже диссидентствуя. И не более того.

В частности, обычным инструментом описания устройства современных обществ является наука политология с ее понятиями демократии и права, то есть формального равенства граждан перед законом. Но к нашей реальности политологические различения применимы только в относительно краткие периоды перестроек и революций. Ведь, в отличие от демократии, сословная организация жизни представляет собой упорядоченную форму неравенства членов разных сословий перед законом. Причем форма упорядочивания сословные принципы согласования интересов несовместима с политикой и политическим устройством. Может быть, поэтому попытки построения отечественной демократии всегда заканчивались созданием ее нефункциональных и недолго живущих имитаций.

С позиций импортных представлений оценивается политологами и роль публичного пространства, СМИ и гражданского общества в нашем общественно-государственном устройстве. Разговоры о необходимости свободных СМИ, гражданского общества и открытости власти не сходят с уст интеллигентных журналистов, политиков и ученых, целью своей жизни сделавших перенос социальных институтов из государств, которые этим деятелям «нравятся», в нашу жизнь. Но в сословном обществе в периоды относительной стабильности нет и не может быть такого же публичного пространства, как в демократических обществах, оно просто по-другому устроено, в них нет публики, нет и не может быть гражданского общества. Институт публичности несовместим с сословным распределением ресурсов, с административными рынками и сословной рентой. Публичность для них противоестественна.

Функциональным эквивалентом публичности в нашем общественном устройстве вне перестроек являются разного рода ресторанные или соседские посиделки, сословные собрания, клубы-бани и другие подобные институты. В телепрограммах, газетах, журналах и других формах подачи информации, внешне похожих на СМИ демократических обществ, нет и не может быть информации о важных для членов сословия фактах, отношениях, событиях просто потому, что такой информации в принципе нет. Вместо них есть слухи, сплетни, анекдоты, слушая, запоминая и передавая которые, члены сословий получают представление о том, что происходит и к какому дефициту им надо готовиться. В спокойные времена эти слухи и сплетни распространяются из уст в уста или в «самиздате», или как теперь — в Интернете, в перестройки начинается «гласность», при которой нюансы межсословных отношений становятся предметом публичного обсуждения и осуждения «прогрессивными журналистами».

Поэтому технические средства, которые служат в демократических обществах для наполнения публичного пространства значимой для всех граждан информацией, в нашем сословном обществе выступают поставщиком слухов и сплетен, источником анекдотов и не в последнюю очередь предназначены для развлечений, адаптированных интеллигентными лицами свободных профессий работниками ТВ и газет-журналов к своим представлениям о культурных потребностях бюджетников, пенсионеров, коммерсантов, работающих по найму, офицеров и чиновников разного рода служб. А сословные обществоведы и лица свободных профессий четко делятся потому, какую службу они обеспечивают или обслуживают: государственную гражданскую, военную или правоохранительную.

Особую роль в научном обслуживании сословного общества играет социология наука, которая в стабильные времена не может иметь своего предмета в нашем мироустройстве, поскольку она сформирована как наука о классовом обществе и не располагает понятийными возможностями для описания сословных мироустройств. Социологии не было в СССР в период его расцвета. Концепции и методы социологии были импортированы приближенными к власти интеллигентными обществоведами только во времена, когда даже членам Политбюро ЦК КПСС стало ясно, что в стране далеко не все ладно. «Разрешение социологии» было симптомом внутренней слабости системы, признанию чего противились настоящие марксисты-ленинцы, которые «давили» социологов. В основном благодаря этому давлению социология стала модой, в нее стекались диссиденты из всех советских сословий, что не добавляло содержания в результаты их исследований.

Советские социологи исследовали население как статистическую совокупность людей, вводя базовые сословные признаки (которые было разрешено вводить компетентными органами) в «паспортички» анкет, и совершенно, на мой взгляд, не рефлектируя того, что они делают. Они исследовали таким образом культуру и науку, текучесть кадров и благосостояние населения, миграцию и круг чтения, театральные интересы и аудитории партийных средств массовой информации. На основе результатов своих исследований они писали аналитические записки в партийные органы, которые иногда принимали соответствующие решения. Наиболее показательным применением результатов социологических исследований стало решение об оптимизации сети сельских поселений в 60-е годы XX века, которое привело к началу социального опустынивания страны за счет стимулирования миграции из сел на центральные усадьбы, из центральных усадеб в райцентры и так далее.

От этой социологии к настоящему времени остались организации, занимающиеся статистическим исследованием общественного мнения «в целом» (которого в сословном обществе вне сословий нет и не может быть), и множество кафедр и институтов, занимающихся в основном тем, что их сотрудники ездят за границу в «мировые социологические центры», читают и воспроизводят устно и письменно труды зарубежных классиков социологии (применительно к своему представлению о том, кто есть классики и как устроена Россия) ввиду практически полного отсутствия собственных материалов и данных полевых исследований. Социологи, воспроизводя методы своих зарубежных коллег, уже много лет пытаются найти в стране свой предмет исследования классовую структуру, в особенности средний класс, однако их попытки пока не увенчались успехом.

Исследование общественного мнения заключается в основном в том, что соответствующие государственные и ассоциированные с государством исследовательские организации создают перманентную имитацию выборов и сопряженных с ними процессов. Опрашиваемых ставят в ситуации, имитирующие выборы в разные органы власти, и по результатам их ответов делают выводы о том, «кто победит», если выборы состоятся завтра. Базовая сословная структура, возможный пока еще объект исследований (до момента полного торжества сословного устройства, когда то, что в нашем обществе называется наукой, превратится в деталь идеологического механизма), остается вне пределов интересов социологов просто потому, что в трудах зарубежных социологов, которыми они руководствуются при проведении опросов, есть только неясные намеки на ее существование.

Другим не менее важным атрибутом импортированного описания являются понятия науки экономики, специализирующейся на исследовании свободных рынков и рассматривающей дефицитарные социальные системы как аномалии [Корнай. 1992]. Понятия экономики явно не применимы для описания и анализа общественной системы, в которой порядок управления ресурсами, их концентрации, хранения, распределения, освоения и списания составляет содержание государственной жизни. Они оказываются в какой-то степени адекватными только во времена развала ресурсного хозяйства, в относительно краткие периоды смут. Опыт показывает, что попытки «построить рынок» или «ввести рыночные принципы», основываясь на теориях интеллигентных экономистов, заканчивались возвратом к ресурсному хозяйству. Однако неприменимость традиционных импортных понятийных аппаратов к описанию отечественных реальностей только стимулирует экономистов к повторению попыток под заклинания о том, что для страны жизненно важны рынок и демократия.

Известно, что наука экономика основана на эмпирической информации, на экономической статистике в первую очередь. У отечественных экономистов, тем не менее, она отсутствует. Советская система статистики, построенная для учета процессов и результатов посословного распределения и освоения ресурсов, практически развалилась, а российская статистика не создана, прежде всего потому, что нет научной рефлексии ресурсного характера российской экономики. К процессам, которые идут в отечественном ресурсном хозяйстве, экономисты пытаются применить методики и технологии учета и моделирования, разработанные для рыночных экономик. С известным результатом: есть тома цифр, которые правоверные либералы-экономисты интерпретируют как начало экономической катастрофы [Илларионов. 2007], а чиновники, обеспечивающие «управление экономикой», склонны считать, что грядет процветание: количество ресурсов, находящихся в распоряжении государства, увеличивается пропорционально «укреплению вертикали власти». Служивые люди считают, что то, что они понимают под экономическим ростом, ограничивается только недостаточностью ресурсной базы, и всемерно озабочены ее расширением.

Эта видимая социальная безместность отечественных ученых лишь внешнее проявление их межеумочного статуса. Ведь социальные ученые либо интеллигентные лица свободных профессий, обслуживающие разного рода государственные служения, либо замшелые бюджетники, озабоченные «распилом» средств, выделенных государством на развитие образования, науки, культуры и СМИ. Сами идеология, культура и наука в сословно-государственном единстве представляют собой в основном лишь формы сословности, а не продуктивные деятельности.

Члены сословий ученых и деятелей культуры за редкими исключениями являются бюджетниками, отстаивающими свои претензии на получение ресурсов для осуществления научной и другой деятельности. На саму профильную деятельность получение нового знания, создание культурных ценностей у них, как правило, не хватает ресурсов, о чем они только и говорят. Реальные достижения и результаты в науке и культуре возникают, как правило, не благодаря сословно-государственной системе, а вопреки ней. Свидетельством этого могут служить многочисленные воспоминания «выдающихся советских ученых и деятелей культуры», в которых описывается, как их начальники, по привычкам и манере поведения смахивающие на самодуров-феодалов, мешали им работать.

Основной формой деятельности в гуманитарной сфере в сословном мироустройстве является цитирование признанных и тривиальных результатов. Именно поэтому обязательными для обществоведов в СССР были ссылки на труды классиков марксизма-ленинизма, а основным критерием качества научной работы было соответствие базовым мифам. Точно так же для современных российских обществоведов обязательными стали знание английского языка, цитирование «классиков мировой науки», ссылки на свежие иностранные публикации и вершина творческих достижений публикации за рубежом и участие в международных научных мероприятиях[61]. Причиной неприятия производящей деятельности в идеологической, культурной и научной сферах, с моей точки зрения, является то, что в результате продуктивной деятельности возникают новые не поделенные знания — ресурсы. Процесс их раздела «распила» настолько жесток и конфликтен, что гораздо проще и безопаснее осваивать уже имеющиеся «классические» концептуальные ресурсы или привлекать импортированные знания, чем исследовать собственную реальность. Новые, полученные в результате эмпирических исследований, знания чаще всего отторгаются, если не удается вписать их в уже существующие схемы «распила» обществоведческих ресурсов: в систему институтов, кафедр, учебных курсов и специальностей. Если в результате творчества возникают новые ресурсы и они ценны сточки зрения сословного строительства, для их распределения, как правило, приходится формировать новый сословный слой, институализировать новую для системы деятельность научно-исследовательский институт, вуз, кафедру, вводить новые специальности как форму сословного учета. Но в этом случае общий эффект от создания нового ресурса оказывается минимальным, так как расход других ресурсов на институализацию нового ресурса обычно превышает возможное расширение ресурсной базы. Именно поэтому, с моей точки зрения, СССР был невосприимчив к инновациям, и «внедрение достижений науки и техники», как и научное, идеологическое и художественное творчество, представляло собой нетривиальную задачу, решавшуюся чаще всего путем импорта идей, технологий и изделий, а в области культуры и искусства импортом результатов творчества людей, в той или иной форме эмигрировавших из страны, но сохранивших отечественную культурную идентификацию. Такой путь не предполагает изменения привычной схемы «распила» ресурсов. И сегодня сословные политики, формируя идеологическую «повестку дня», ссылаются в основном на эмигрантов и диссидентов-отсидентов Ивана Ильина, Солоневича, Солженицына или на другие, менее известные публичные фигуры с такой же фактурой, как на источник идей, концепций, интерпретаций и самое главное социальных фактов.

В области эмпирических знаний о стране уже много лет существует парадоксальная ситуация: с одной стороны, вся жизнь определялась и определяется постановлениями партии и правительства, указами президентов и другими нормативными актами. С другой стороны, мало какие из властных директив исполняются, и страна живет по-своему, часто вопреки официальной политике. Страна известна, причем настолько, что кажется, что нечего изучать, кроме нормативных актов и хода их исполнения. Но она и неизвестна, причем настолько, что даже сформулировать задачи исследований невозможно нет необходимых понятий.

Научная, технологическая и идеологическая зависимость от разного рода импорта стала уже общим местом, и о ее преодолении рассуждают по меньшей мере четыре поколения руководителей страны. Эти рассуждения сопровождают, как правило, изложение планов строительства очередного светлого будущего. Однако пока еще никто не пытался выяснить причины неудач предыдущих практиков сословного строительства и сословных мифотворцев, если причинами не считать обвинения уже отставленных власть имущих в предательстве, пьянстве, болезни и пр. Прежде чем что-то снова строить, надо бы понять причины неудач предыдущих поколений строителей светлого будущего, понять, что же мешает нашим «плохим танцорам» реформаторам. Кроме того, надо бы определиться с тем, что такое «ресурсы», о необходимости наращивания которых не говорит сегодня только ленивый, а также с тем, что представляет собой «государственное служение», о котором практически не говорят ни исследователи, ни сами служивые.

Насколько мне известно, политологи, социологи и экономисты не обращают свое обремененное импортными стереотипами исследовательское внимание на эти столь значимые в нашей стране феномены, предпочитая персонифицировать причины неудач или объяснять их тем, что очередные строители светлого будущего использовали неадекватную импортную теорию.

Теории «прогрессивного» общественного устройства с их стратификациями заимствовались и двести, и сто, и двадцать лет назад. Сегодня в терминах этих теорий вопрос о социальной структуре нашего общества социологами решается просто: постулируется, что она у нас классовая (или сословно-классовая), и ищутся индикаторы классового расслоения или профессиональной дифференциации. При этом предполагается, вопреки очевидности, что социальные группы нашего общества формируются сами по себе, без участия государства. Даже профессиональная дифференциация исследуется этими учеными так, как будто бы она возникает естественным рыночным путем в отношениях между спросом на квалифицированный труд и предложением, а не в результате внешнего управления институтами образования, ориентированными в первую очередь на сословную социализацию. Заимствованные методы и техники исследования не предполагают существования таких очевидно «рукотворных» групп, поэтому в результате исследований в лучшем случае возникает знание о некотором подобии отечественных и зарубежных социальных структур, но отнюдь не научное знание об отечественном социальном расслоении. Непрекращающиеся попытки понять (с негодными средствами), как устроено наше общество, мотивируются тем, что при видимой вопреки множеству попыток реконструкции бесструктурности социального устройства социальная структура в стране формируется, однако ее тип не ясен ни политикам, ни ее исследователям, мировоззрение которых определяется импортными стереотипами. Строители демократии и капитализма, как и строители «новой империи», сходны в том, что на дух не принимают того, что в стране уже есть. Они ориентированы на будущее и надеются, что в результате их усилий возникнет общество потребления: высший, средний и низший классы, интересы которых интегрируются в политических институтах представительной власти. Или сформируется жесткая сословная структура, в которой единый российский народ будет противостоять своим врагам сионистам, радикальным мусульманам, агентам влияния геополитических противников и пр.

Сейчас прогрессисты разного рода, ориентированные на создание классовой структуры, занимают практически все усыхающее со становлением сословной системы «публичное пространство». Гораздо менее известны другие строители светлого будущего традиционалисты, которые обосновывают необходимость возврата к сословной структуре, характерной, по их мнению, для имперской России. Так, Александр Елисеев пишет: «Партийная система возникла в свое время как альтернатива системе сословий. Партия стала некоторой лабораторией, в которой представители разных сословий создавали усредненный и смешанный человеческий тип. Этот тип можно назвать буржуазным, хотя он весьма далеко ушел от „третьего сословия“, существующего в традиционном обществе. Средневековые предприниматели все-таки представляли собой самобытный культурный тип. Однако буржуа устремились к социальной гегемонии и попытались перестроить все другие сословия, сделав их похожими на себя. В результате получился некий коктейль, в котором основным компонентом была буржуазность, но при этом она оказалась разбавленной другими социальными компонентами. Партия как раз и является тем сосудом, в котором образовывался коктейль новой и новейшей буржуазности.

Возникнув в предреволюционной России, партии стали укладом, альтернативным традиционному. Заметим, что подрывные, прогрессистские силы принялись закладывать основы своего строя задолго до победы революции. Они вовсе не делали ставку на работу в традиционных структурах российского общества, хотя такая работа ими полностью не отрицалась (например, либералы почти полностью оккупировали земское самоуправление). Но основной упор делался именно на создание своего общественного порядка. А вот если бы либералы и социалисты ограничились деятельностью в земствах, то это было бы только выгодно царскому правительству. Оппозиция выпускала бы пар, укрепляя старый порядок.

Традиционалисты, делающие упор на общегражданские политические структуры, обречены действовать строго в рамках либерального порядка, ничего ему не противопоставляя» [Елисеев].

Традиционалисты опираются в своем анализе и предвидениях на работы весьма специфичных импортных теоретиков, таких как Отмар Шпанн [Шпанн], известный, в частности, обоснованием фашизма как идеала корпоративного государства. Наверное, поэтому публичное обсуждение проблем, возможностей и ограничений современного сословного устройства табуировано и не выходит за пределы маргинальных групп.

В публичной сфере, в политике и риторике сейчас явно доминируют приверженцы демократии и рынка, опирающиеся на либеральные импортированные теории, в то время как традиционалисты, опирающиеся на консервативные импортированные теории, по всей видимости, маргинальны. Однако в практике государственного строительства доминирует неотрефлектированная традиционалистская парадигма, в рамках которой принимаются сословные законы и формируется система отношений между постсоветскими сословиями.

Идеология сословной системы по ее природе является принципиально фундаменталистской, патриотической, направленной на экспликацию идей из прошлого (идей, конечно же, когда-то импортированных, но так давно, что об их происхождении не знает никто, кроме узких специалистов) и утверждение их в настоящем. Идеология же нашей отечественной демократии, связанной со становящимся рынком, принципиально прогрессистская, то есть ориентированная на будущее вопреки настоящему и прошлому.

Современные поиски национальной идеи отечественными учеными, политиками и идеологами тем более комичны, что государство уже давно такую идею сформулировало и реализует ее в сословной реконструкции нашей социальной реальности. Правда, видимо, само пока еще не знает зачем: то ли для «православия, самодержавия, народности», то ли для «социальной справедливости».

Особую роль в сословном обществе играет институт образования, в функции которого входит обеспечение социальной мобильности, то есть возможности перехода из сословия в сословие. Именно в системе образования наиболее остро сейчас проявляется конфликт между становящейся сословной системой, с одной стороны, и стагнирующими рынком и политической системой с другой. Если считать образование институтом, готовящим специалистов для работы на рынке, то, судя по критике, которой его подвергают, его состояние не устраивает по разным причинам ни власть, ни общественность, ни преподавателей, ни студентов, ни работодателей. Власти, ориентируясь на эту неудовлетворенность, перманентно ведут реформирование высшего образования, результаты которого в свою очередь не приводят к искомому результату.

При этом административно-реформаторские новации не мешают сложившемуся механизму функционирования системы высшего образования, спрос на услуги которой все время растет. Ректоры вузов утверждают, что ничего менять и не надо, система образования в их вузах вполне соответствует социальным потребностям. Необходимо по их мнению увеличить ресурсообеспечение: больше платить преподавателям, увеличить стипендии студентам, модернизировать материальную базу, обеспечить квартирами молодых преподавателей.

По общему мнению, система высшего образования практически не готовит специалистов, за редким исключением вузов, большая часть выпускников которых после получения дипломов эмигрируют. Вернее, она готовит специалистов для уже отмершей в основном советской сословной структуры. Работодатели рыночные акторы в них не нуждаются, им нужно нечто иное. По мнению работодателей, выпускника вуза все равно надо даже не доучивать, а заново обучать тому, чему в вузах не учат. Причем чему учить они сформулировать не могут. Работодателям в целом безразлично, каким багажом знаний и умений обладает выпускник вуза, их интересует в основном, какой вуз молодой человек окончил, его личные качества, способность к обучению и установлению деловых отношений. Работодателям нужна именно «социальная подготовка». Членом сословия выпускник вуза становится (если он подходит по своим социальным качествам) после длительной социализации на рабочем месте.

Система образования на самом деле выполняет функцию сословной социализации. И именно выполнение этой функции является главной, но не отрефлексированной задачей. В ходе обучения студенты социализируются в подобии «сословного социума», моделируемом в вузе или ином заведении, в минимальной, как правило, степени осваивают его язык (терминологию) и поведенческие стереотипы — но не сословное мировоззрение и идеологию.

Вузы готовят молодых людей к государственной гражданской и правоохранительной службам, работе в министерствах, ведомствах и контрольных органах[62]. Некоторые региональные вузы готовят работников государственной региональной службы. Учебные заведения силовых структур готовят к военной, правоохранительной службам, а многочисленные отраслевые учебные заведения готовят будущих членов своих профессиональных сословий медиков, агрономов, строителей. Ведущие университеты готовят лиц свободных профессий: журналистов, артистов, собираются готовить и священнослужителей.

Вузы ранжируются в зависимости от того, на какой социальный статус может рассчитывать его выпускник. Статус выпускника столичного университета означает, что его обладатель получил столичное воспитание и может претендовать на получение значимого положения в столичной сословной иерархии. Статус выпускника провинциального вуза фиксирует провинциальность и годность в лучшем случае для государственной гражданской региональной службы.

Существует, тем не менее, дополнительный канал вертикальной сословной мобильности. Это система послевузовского образования в таких заведениях, как Академия народного хозяйства при правительстве РФ, Академия государственной службы при президенте РФ, Финансовая академия при правительстве РФ и некоторые другие. Поступив в эти заведения, представители всех сословий, кроме разве что пенсионеров, осужденных и лиц с неопределенной сословной принадлежностью, получают возможность для перехода в другие, более высокостатусные сословия государственной службы. Эти вузы имеют многочисленные филиалы в провинции, поставившие подготовку служащих и обеспечивающих служения разного рода на поток.

Однако система образования, номинально выполняя функции сословной социализации, в то же время не обеспечивает выпускникам «политической грамотности». Люди, получившие образование, не могут считаться полноценными членами сословий, так как у них не формируются в явном виде сословные определенность и мировоззрение. Более того, те обществоведческие и мировоззренческие знания, которые транслируются в системе образования, «рыночны и демократичны», так как импортированы в основном с Запада и противоречат становящемуся сословному мироустройству. Для формирования полноценных членов современных сословий необходимо вербализовать соответствующее мировоззрение и обеспечить его трансляцию молодежи, что пока невозможно в системе образования. Возможно, именно поэтому современные властные идеологи озаботились формированием разнообразных движений («Мы», «Наши», «Местные», «Идущие вместе» и т. п.), ориентированных на маргинальную молодежь, которой обещают, в частности, льготы и преференции при получении образования и при занятии должностей в разного рода государственных службах и организациях. Так вскоре может сложиться ситуация, когда для обретения сословного статуса диплом о высшем образовании будет менее значим, чем членский билет одной из таких молодежных организаций.