Сомерсет Моэм СОСУД ГНЕВА

На свете не так много книг, содержащих больше фактических данных, чем «Руководства по навигации», изданные Гидрографическим департаментом по указанию специальной комиссии Адмиралтейства. Они представляют собой красивые тома, переплетенные (весьма непрочно) в разного цвета обложки, и самый дорогой из них — дешев. За четыре шиллинга вы можете купить «Лоцию Янцзыцзян», «содержащую описание Янцзыцзян и руководство по навигации от Усуна до самой верхней судоходной точки, включая реки Ханьцзян, Ялунцзян и Миньцзян», а за три шиллинга вы можете получить часть третью «Лоции восточного архипелага», «которая включает описание северо-восточной части Целебеса, проливов Молуккского и Джайлоло, а также морей Банда и Арафурского и северного, западного и юго-западного побережья Новой Гвинеи». Но не очень осмотрительно делать это, если вы человек с установившимися привычками, с которыми вам не хотелось бы расстаться, или у вас есть занятие, прочно удерживающее вас на одном месте. Эти книги, казалось бы столь сухие, уносят вас в увлекательные путешествия духа, их деловой стиль, четкая последовательность, лаконичность изложения материала, строгий практицизм каждой строчки не могут скрыть ту поэтичность, которая, подобно бризу, насыщенному терпкими запахами и вызывающему странное томление всех чувств, стоит вам приблизиться к какому-либо из волшебных островов Восточных морей, наполняет тонким ароматом страницы путеводителей.

Они сообщают о якорных стоянках и пристанях, о том, какие припасы можно достать в том или ином месте, где запастись пресной водой, они рассказывают о маяках и буях, о приливах и отливах, о ветрах и погоде, которая вас ожидает. Они дают вам краткую информацию о населении и торговле. И поразительно, что за всеми этими сведениями, изложенными бесстрастно, без лишних слов, вы обнаруживаете так много другого. Чего же именно? Ну, хотя бы таинственность и красоту, романтику и волшебство неведомого. Можно ли, перелистывая страницы обычной книги, наткнуться на такой абзац: «Припасы. Сохранилось много тропической дичи; остров также служит пристанищем для большого числа морских птиц. В лагуне обитают черепахи и водится в изобилии различная рыба, в том числе кефаль, акулы, налимы. Рыболовную сеть нельзя использовать с достаточным эффектом, но имеется рыба, которую можно ловить удочкой. Небольшой запас консервов и спирта хранится в хижине для потерпевших кораблекрушение. Питьевую воду можно брать из родника вблизи пристани». Может ли воображение желать лучшего материала, чем этот, чтобы отправиться в путешествие через пространство и время?

В том самом томе, из которого я взял этот абзац, составители с такой же сдержанностью описывают Аласские острова. Они образуют группу или цепь островов, «большей частью низменных и покрытых лесом, простирающихся примерно на 75 миль с запада на восток и на 40 миль с севера на юг». Сведения о них, указывают составители, весьма скудны. Между различными группами островов есть проливы, и некоторые суда проходили через них, но проливы эти недостаточно исследованы, местонахождение подводных рифов еще не установлено, так что рекомендуется ими не пользоваться.

Население архипелага составляет примерно 8000 человек, из них 200 — китайцев и 400 — мусульмане. Остальные — язычники. На окруженном рифами главном острове Бару живет голландский резидент[1]. Его белый дом с красной крышей, стоящий на вершине невысокого холма, — наиболее заметный ориентир для судов Голландской королевской почтовой пароходной компании, когда раз в два месяца они заходят сюда по пути в Макасар и раз в месяц — по пути в Мерауке (Голландская Новая Гвинея).

В определенный момент мировой истории резидентом на Аласских островах был минхер Эверт Грюйтер. Твердость, с какой он управлял местным населением, смягчалась присущим ему завидным чувством юмора. Он полагал, что занять столь высокий пост в двадцать семь лет было отличной шуткой, и теперь, в возрасте тридцати, она все еще забавляла его. Телеграфной связи между его островами и Батавией не было, и почта доставлялась с такой длительной задержкой, что даже если бы он обратился за советом, то ко времени его получения совет этот стал бы бесполезным, так что Грюйтер со спокойной душой поступал, как считал нужным, и уповал на то, что фортуна поможет избежать неприятностей с властями. Был он очень мал ростом, не более пяти футов четырех дюймов, и чрезвычайно толст, с цветущим цветом лица. Из-за жары он брился наголо, и при безволосом лице голова его казалась круглой и красной, а брови столь белесыми, что их едва можно было различить; маленькие голубые глазки непрестанно бегали. Он знал, что вид его не внушает почтения, но, памятуя о своем высоком положении, одевался с иголочки. Отправлялся ли он к себе в канцелярию, заседал ли в суде, или просто выходил на прогулку, он всегда облачался в белоснежный костюм. Его китель с блестящими медными пуговицами, плотно облегавший фигуру, выдавал то неприятное обстоятельство, что, несмотря на молодость, он уже отрастил круглое, выпирающее брюшко. Его добродушное лицо лоснилось от пота, и он постоянно обмахивался веером из пальмового листа.

Но у себя дома мистер Грюйтер предпочитал носить лишь саронг, и в этом одеянии, не совсем прикрывавшем его короткое пухлое белокожее тело, он походил на толстого забавного шестнадцатилетнего подростка. Вставал он рано, к шести часам его уже ждал завтрак. Всегда неизменный. Он состоял из ломтика папайи, холодной глазуньи из трех яиц, тонко нарезанного эдамского сыра и чашки черного кофе. Уписав все это, он закуривал толстую голландскую сигару, читал газеты, если уже не просмотрел их много раз, и затем одевался, чтобы отправиться в канцелярию.

Однажды утром, именно в это время к нему в спальную вошел старший бой и доложил, что туан Джонс спрашивает, может ли он его принять. Мистер Грюйтер стоял перед зеркалом. Он уже надел брюки и любовался своей гладкой грудью. Выгнув спину и стараясь подобрать живот, он с большим удовольствием звучно пошлепал себя по груди. Это была грудь настоящего мужчины. Когда бой доложил о посетителе, он заглянул в свои глаза, отраженные в зеркале, и обменялся с ними легкой иронической улыбкой. Он спросил себя, какого черта нужно посетителю. Эверт Грюйтер говорил на английском, голландском и малайском языках с одинаковой легкостью, но думал он на голландском. Ему это нравилось. Он считал голландский язык приятно грубоватым.

— Попроси туана подождать и скажи, что я сейчас выйду.

Он натянул китель на голое тело, застегнулся на все пуговицы и с важным видом вышел в гостиную. Его преподобие Оуэн Джонс поднялся.

— Доброе утро, мистер Джонс, — сказал резидент. — Полагаю, вы заглянули, чтобы пропустить со мной стаканчик джина с содовой прежде, чем я примусь за работу.

Мистер Джонс не улыбнулся.

— Я пришел к вам в связи с одним печальным обстоятельством, мистер Грюйтер, — ответил он.

Резидента не смутила ни серьезность посетителя, ни трагизм, звучавший в его словах. Его маленькие голубые глазки лучились благодушием.

— Садитесь, дорогой друг, и возьмите сигару.

Мистер Грюйтер прекрасно знал, что преподобный Оуэн Джонс не пьет и не курит, но ему нравилось, может быть, из своеобразного озорства, предлагать тому выпить и закурить при каждой встрече. Мистер Джонс покачал головой.

Мистер Джонс возглавлял баптистскую миссию на Аласских островах. Его штаб-квартира была расположена на Бару, самом большом и густонаселенном острове, но в его ведении находились и молитвенные дома на нескольких других островах, где подвизались его туземные помощники. Это был человек лет сорока, высокий, худощавый и меланхоличный, с удлиненным желтоватым лицом, словно сведенным гримасой. Его каштановые волосы уже поседели на висках, а над лбом образовалась залысина. До некоторой степени это придавало ему вид рассеянного интеллектуала. Мистер Грюйтер не любил его, но уважал. Он не любил его за узость взглядов и догматизм. Сам неунывающий язычник[2], он ценил плотские радости и стремился урвать их как можно больше — насколько позволяли обстоятельства; естественно, его выводил из терпения человек, осуждавший все удовольствия. Он считал, что обычаи страны вполне отвечали потребностям туземного населения, и его раздражали энергичные усилия миссионера разрушить образ жизни, который так хорошо оправдывал себя на протяжении столетий. Уважал же он его честность, усердие и доброту. Мистер Джонс, австралиец валлийского происхождения, был единственным квалифицированным врачом на островах, и отрадно было сознавать, что в случае болезни нет нужды обращаться к китайскому врачу, и никто лучше резидента не знал, сколь полезным может оказаться искусство мистера Джонса в сочетании с присущим ему щедрым милосердием. В случае эпидемии гриппа миссионер работал за десятерых, и разве что тайфун мог помешать ему переезжать с острова на остров, где нуждались в его помощи.

Он жил со своей сестрой в маленьком белом домике примерно в полумиле от деревни, и когда резидент прибыл на остров, Джонс поднялся на борт судна и пригласил его остановиться у них, пока дом Грюйтера не приведут в порядок. Резидент принял приглашение, но вскоре увидел, как скромно жила эта пара. Выдержать такое было сверх его сил. Чай и скудная еда три раза в день, а стоило ему закурить сигару, как мистер Джонс вежливо, но твердо попросил, пожалуйста, не курите, поскольку они с сестрой решительно не Одобряли курения. Через двадцать четыре часа мистер Грюйтер переехал в свой дом. Он бежал, охваченный паникой, как из зачумленного города. Резидент любил пошутить и посмеяться, и общаться с человеком, который любую болтовню воспринимал с величайшей серьезностью и не считал возможным улыбнуться даже самому удачному анекдоту, было свыше его сил. Преподобный Оуэн Джонс был человек достойный, но как собеседник просто немыслим. Сестра была еще хуже. Чувство юмора отсутствовало у обоих. Но если миссионер был человеком меланхоличным, выполнявшим свой долг добросовестно, с твердым сознанием безнадежности всего сущего на земле, то мисс Джонс отличалась неистребимой жизнерадостностью. Она смотрела на вещи решительно оптимистически. Со свирепостью ангела мщения она выискивала в своих собратьях доброе начало. Мисс Джонс преподавала в миссионерской школе и помогала брату в его врачебной практике. Когда он делал операции, она вводила обезболивающие средства, и вообще исполняла функции медицинской сестры, сестры-хозяйки и сиделки в крошечной больнице, которую мистер Джонс по собственной инициативе организовал при миссии. Но резидент, этот упрямый коротышка, никогда не упускал возможности потешиться над упорной борьбой преподобного Оуэна со слабостями человеческой натуры и над безжалостным оптимизмом мисс Джонс. Он развлекался как мог. Голландские суда заходили три раза в два месяца на несколько часов, и тогда резидент мог побалагурить с капитаном и старшим механиком. Но настоящим праздником было редкое появление люгера[3] с ловцами жемчуга с острова Четверга или из порта Дарвин. Он стоял у острова два-три дня. Большей частью ловцы жемчуга — грубоватые парни, но зато отчаянные; на борту у них было полно спиртных напитков, и каждый мог порассказать кучу интересных историй. Резидент всех их приглашал к себе домой и угощал превосходным обедом. Прием считался успешным только, если все так напивались, что не могли вернуться ночевать на люгер. Кроме миссионера, на острове Бару жил еще один белый, по прозвищу Рыжий Тед, но он, уж точно, был позором цивилизованного мира. Ничего хорошего о нем не скажешь. Он попросту компрометировал белую расу. И все же резиденту порой приходило в голову, что не будь Рыжего Теда, жизнь на острове была бы совсем невыносимой.

Как ни странно, но именно из-за этого негодника мистер Джонс, вместо того чтобы посвящать юных язычников в таинства баптистской веры, явился в столь ранний час с визитом к мистеру Грюйтеру.

— Садитесь, мистер Джонс, — сказал резидент. — Чем могу быть полезен?

— Видите ли, я пришел поговорить с вами о человеке, которого все зовут Рыжим Тедом. Что вы собираетесь предпринять?

— Предпринять? А что случилось?

— Разве вы ничего не слышали? Я думал, сержант уже доложил вам.

— Мне не нравится, когда мои служащие являются ко мне домой без крайней надобности, — с подчеркнутой важностью сказал резидент. — В отличие от вас, мистер Джонс, я работаю для того, чтобы иметь досуг, и люблю наслаждаться своим досугом без помех.

Но мистер Джонс не терпел пустой болтовни, и его не интересовали абстрактные рассуждения.

— Вчера вечером произошел отвратительный скандал в одной из китайских лавок. Рыжий Тед разгромил лавку и чуть не убил китайца.

— Наверное, опять напился, — спокойно заметил резидент.

— Конечно. Разве он бывает в другом состоянии? Послали за полицией, и он набросился на сержанта. Потребовалось шесть человек, чтобы доставить его в тюрьму.

— Он здоровенный парень, — заметил резидент.

— Я полагаю, вы отправите его в Макасар.

Эверт Грюйтер, подобно миссионеру, принял оскорбленный вид, но в глазах его мелькали веселые огоньки. Он был не так глуп и уже догадался, куда клонит мистер Джонс.

— К счастью, я облечен достаточными полномочиями, чтобы лично справиться с создавшимся положением, — ответил он.

— Вы обладаете властью выслать кого угодно, мистер Грюйтер, и я уверен, что многих неприятностей можно избежать, если бы вам удалось навсегда избавиться от этого человека.

— Конечно, я обладаю властью, но убежден, что вы, во всяком случае, не захотите, чтобы я злоупотребил ею.

— Мистер Грюйтер, присутствие здесь этого человека — позор. С утра до ночи он пьян, притом доподлинно известно, что он находится в связи то с одной, то с другой туземкой.

— Это любопытный факт, мистер Джонс. Я неоднократно слышал, что, хотя злоупотребление алкоголем способствует возникновению плотского желания, оно препятствует его удовлетворению. То, что вы мне рассказываете о Рыжем Теде, видимо, не подтверждает эту теорию.

Лицо миссионера вспыхнуло.

— В данный момент у меня нет желания обсуждать вопросы физиологии, — холодно произнес он. — Поведение этого человека наносит неисчислимый урон престижу белой расы, и его пример серьезно подрывает наши постоянные усилия приучить жителей этих островов к менее порочному образу жизни. Он совсем пропащий человек.

— Прошу прощения за вопрос, но предпринимали ли вы попытки перевоспитать его?

— Как только он появился здесь, я сделал все возможное, чтобы установить с ним контакт. Он отвергал все мои поползновения. Когда вспыхнул первый скандал, я пришел к нему и поговорил с ним начистоту. Он только бранился.

— Вряд ли кто-нибудь больше, чем я, ценит ту замечательную работу, которую вы и другие миссионеры проводите на этих островах, но уверены ли вы, что всегда следуете своему призванию с должным тактом?

Резидент остался доволен этой формулировкой. Чрезвычайно вежливая, она тем не менее содержала упрек, как он полагал, заслуженный. Миссионер Джонс с грустью посмотрел на него. Его печальные карие глаза светились искренностью.

— Был ли Иисус тактичен, когда взял бич и выгнал менял из храма? Нет, мистер Грюйтер. Такт — это отговорка, которой нерадивые пользуются, чтобы уклониться от выполнения своего долга.

Слова преподобного Джонса вызвали у резидента внезапную потребность осушить бутылочку пива. Миссионер с серьезным видом наклонился к нему.

— Мистер Грюйтер, прегрешения этого человека известны вам так же хорошо, как и мне. Нет надобности напоминать вам о них. Для него нет оправданий. Теперь он перешел все границы. Более удобного момента, чем этот, у вас не будет. Я прошу вас использовать свою власть и раз и навсегда изгнать его отсюда.

Глаза резидента заблестели ярче, чем обычно. Надо же, как интересно получается! Про себя он отметил, что человеческие существа значительно забавнее, когда нет необходимости воздавать им хвалу или осуждать их.

— Но, мистер Джонс, правильно ли я вас понял? Вы просите, чтобы я дал вам обещание выслать этого человека до того, как выслушаю обвинения против него и узнаю, что он может сказать в свою защиту?

— Не знаю, как он может оправдаться.

Резидент поднялся со стула и ухитрился придать своим пяти футам и четырем дюймам известное достоинство.

— Я нахожусь здесь для того, чтобы отправлять правосудие в соответствии с законами голландского правительства. Позвольте заметить вам, что я весьма удивлен вашей попыткой повлиять на выполнение мною судейских функций.

Миссионер был слегка сбит с толку. Ему никогда и в голову не приходило, что этот коротышка, самонадеянный юнец, на десять лет моложе его, помыслит занять такую позицию. Он было раскрыл рот, чтобы объясниться и принести извинения, но резидент остановил его, подняв свою маленькую пухлую руку.

— Мне пора идти на службу, мистер Джонс. Будьте здоровы.

Ошеломленный миссионер поклонился и, не произнеся ни слова, покинул комнату. Он бы крайне удивился, если бы увидел, что стоило ему выйти, как резидент широко ухмыльнулся и показал нос его преподобию Оуэну Джонсу.

Несколькими минутами позже резидент спустился к себе в канцелярию. Старший клерк, голландец-полукровка, изложил ему свою версию вчерашнего скандала. Она в общем совпадала с рассказом мистера Джонса. Суд заседал сегодня.

— Вы будете разбирать дело Рыжего Теда первым, сэр? — спросил клерк.

— Не вижу для этого оснований. Есть два или три дела, слушание которых было перенесено с прошлого заседания. Я рассмотрю дело Теда в надлежащем порядке.

— Я подумал, поскольку он белый, может, вы хотели бы поговорить с ним наедине, сэр?

— Величие закона в том, что он не знает различий между белыми и цветными, мой друг, — произнес мистер Грюйтер несколько напыщенно.

Суд помещался в большой квадратной комнате с деревянными скамьями, на которых вперемежку сидели местные жители различного происхождения — полинезийцы, буги[4], китайцы, малайцы; все они встали, когда открылась дверь и сержант объявил о прибытии резидента. Он вошел вместе с клерком и занял место за полированным сосновым столом, стоявшим на небольшом возвышении. За его спиной висела большая гравюра с изображением королевы Вильгельмины[5]. Он быстро разделался с полдюжиной дел, и затем ввели Рыжего Теда. Арестованный стоял у скамьи подсудимых, в наручниках, между двумя стражниками. Резидент посмотрел на него с суровым видом, но в глазах его сверкали веселые искорки.

Рыжий Тед мучился с похмелья. Он стоял, слегка покачиваясь и тупо уставившись перед собой. Он был еще молод, лет тридцати, чуть выше среднего роста, довольно полный, с обрюзгшим красным лицом и копной курчавых рыжих волос. Он не вышел из потасовки невредимым. Под глазом темнел огромный синяк, разбитые губы распухли. На нем были шорты цвета хаки, очень грязные и рваные, а разодранная фуфайка держалась на плечах просто чудом. Сквозь огромную дыру виднелась густая поросль рыжих волос, покрывавших его грудь, а также кожа поразительной белизны. Резидент пробежал глазами список проступков арестованного и перешел к свидетельским показаниям. После того, как он выслушал их и увидел китайца, которому Рыжий Тед разбил голову бутылкой, после того, как услышал возбужденный рассказ сержанта, который был сбит с ног, когда пытался арестовать Теда, после того, как были описаны опустошения, произведенные Рыжим Тедом, который в пьяной ярости крушил все, что попадало под руку, резидент повернулся к подсудимому и обратился к нему по-английски:

— Ну, Рыжий, что ты можешь сказать в свое оправдание?

— Я был пьян. Ничего не помню. Раз говорят, что я чуть его не убил, наверное, так и было. А убытки я возмещу, пусть только дадут мне срок.

— Ты возместишь, — сказал резидент, — но срок тебе дам я.

Он с минуту молча смотрел на Рыжего Теда. Преотвратительный субъект. Совсем пропащий человек. Он был ужасен. Нельзя было не содрогнуться от отвращения, глядя на него, и если бы мистер Джонс не был таким назойливым, то сейчас резидент непременно отдал бы приказ о его высылке.

— С тех пор как ты появился на островах. Рыжий, от тебя одни неприятности. Ты — позор для общества. Ты — неисправимый бездельник. Тебя не раз подбирали на улице мертвецки пьяным. Ты устраиваешь дебош за дебошем. Ты безнадежен. В последний раз, когда тебя доставили сюда, я предупредил: снова арестуют, поступлю с тобой по всей строгости. Теперь ты перешел все границы и получишь за это сполна. Я осуждаю тебя на шесть месяцев принудительных работ.

— Меня?

— Тебя.

— Ей-богу, я убью вас, когда выйду.

Он разразился потоком непристойных и богохульных ругательств. Мистер Грюйтер слушал с презрительной миной. Ведь по-голландски можно ругаться похлеще, чем по-английски, и среди бранных выражений не было ни одного, которое резидент не мог бы перекрыть.

— Умолкни, — приказал он. — Я от тебя устал.

Резидент повторил свой приговор по-малайски, и отбивавшегося осужденного увели.

За второй завтрак мистер Грюйтер сел в превосходном настроении. Просто удивительно, какой занимательной может стать жизнь, если проявить немного изобретательности. Есть люди в Амстердаме и даже в Батавии и Сурабайе, которые считают его острова местом ссылки. Им невдомек, как здесь приятно и сколько забавного он в состоянии извлечь из такого, казалось бы, безнадежного материала. Его спрашивали, неужели ему не скучно без клуба, скачек и кино, без танцев, что устраиваются раз в неделю в казино, и без общества голландских женщин. Нисколько. Он любил комфорт. Прочная мебель в той комнате, где он сейчас сидел, вполне удовлетворяла его своей солидностью. Он любил читать французские романы фривольного содержания и с наслаждением поглощал их один за другим, не смущаясь мыслью, что это пустая трата времени. Ему представлялось величайшей роскошью попусту тратить время. А когда его молодое воображение обращалось к любовным помыслам, старший бой приводил в дом миниатюрное темнокожее, с блестящими глазами создание в саронге. Он старательно избегал постоянной связи, полагая, что перемены сохраняют молодость души. Он наслаждался свободой и не был обременен чувством ответственности. Жара его не удручала, и обливание по нескольку раз в день холодной водой доставляло ему почти эстетическое удовольствие. Он играл на фортепьяно. Он писал письма друзьям в Голландию. И у него не возникало потребности в беседах с интеллектуалами. Он любил посмеяться, а для этого достаточно было поговорить с дураком и вовсе не обязательно с профессором философии. Себя же он считал очень мудрым человеком.

Как все добрые голландцы на Дальнем Востоке, он начинал ленч со стаканчика голландского джина, отличавшегося едким застарелым запахом, который не всякому был по вкусу, но мистер Грюйтер предпочитал его любому коктейлю. Потягивая джин, он, кроме прочего, чувствовал, что поддерживает традиции своей нации. Затем следовало неизменное голландское блюдо из риса. Оно подавалось ежедневно. Грюйтер наполнял глубокую тарелку рисом, и три боя, прислуживавших ему, по очереди подавали ему кэрри, другие приправы, яичницу. Вслед за тем каждый из них приносил еще по одному блюду: бекон, бананы, рыбу под маринадом, так что вскоре на его тарелке вырастала высокая пирамида. Он все это перемешивал и приступал к трапезе. Ел он неторопливо, с удовольствием. За едой выпивал бутылку пива.

Пока он ел, он ни о чем не думал. Все его внимание было обращено на гору еды, стоявшей перед ним, и он уничтожал ее с радостной сосредоточенностью. Это блюдо никогда ему не надоедало. Опустошив глубокую тарелку, он утешался мыслью, что завтра его опять ждет то же самое. Для него это блюдо было столь же непременным, как хлеб для остальных людей.

Прикончив пиво, он закурил сигару. Бой подал ему чашку кофе. Он откинулся в кресле и позволил себе насладиться размышлениями.

Он был доволен тем, что приговорил Рыжего Теда к шести месяцам принудительных работ — наказание, которого тот вполне заслужил. Грюйтер с улыбкой представил себе, как Рыжий работает на строительстве дорог вместе с другими заключенными. Было бы глупо выслать с острова единственного человека, с которым можно было иногда поговорить по душам. Кроме того, торжество, которое испытал бы миссионер от его высылки, повредило бы характеру этого джентльмена. Рыжий Тед был плут и прохвост, но резидент симпатизировал ему. Они распили вдвоем множество бутылок пива, и когда к нему являлись искатели жемчуга из порта Дарвин и устраивалась попойка на всю ночь, то они славно надирались вместе. Резиденту нравилась беспечность, с какой Рыжий Тед проматывал бесценное сокровище жизни.

Некогда Рыжий Тед забрался на судно, следовавшее из Мерауке в Макасар. Капитан даже не представлял себе, как тому удалось пробраться на борт, но так или иначе Рыжий Тед прокатился третьим классом вместе с туземцами и сошел на берег на Алласких островах, потому что ему понравился их вид. Мистер Грюйтер подозревал, что их привлекательность заключалась в принадлежности к голландским владениям и, следовательно, в том, что они находились вне британской юрисдикции. Однако документы у него были в полном порядке, так что не было никаких причин запретить ему остаться. Он сказал, что закупает перламутр для одной австралийской фирмы, но вскоре выяснилось, сколь несерьезны его торговые дела. Пьянство отнимало у него так много времени, что для других занятий его не хватало. Ежемесячно ему выплачивалась сумма из расчета два фунта стерлингов в неделю, регулярно поступавшая из Англии. Резидент предполагал, что эта сумма будет переводиться ему лишь до тех пор, пока он находится вдали от тех, кто ее посылал. Во всяком случае этих денег было недостаточно, чтобы обеспечить ему свободу передвижения. Рыжий Тед о себе не распространялся. Резидент выяснил, что он англичанин — это он прочитал в его паспорте, где значилось его имя — Эдвард Уилсон, — и что он проживал в Австралии, но почему покинул Англию и что делал в Австралии, он не имел понятия. Не мог он также точно определить, к какому классу принадлежал Рыжий Тед. Когда вы видели его в грязной фуфайке, потрепанных штанах и старом тропическом шлеме на голове в кругу искателей жемчуга и слышали его речь, грубую, непристойную и безграмотную, вам приходило в голову, что он, наверное, простой матрос, сбежавший со своего судна, или чернорабочий, но стоило увидеть его почерк, и вы с удивлением обнаруживали, что это человек не без образования, а если вам доводилось побывать с ним наедине, когда он пропустит несколько рюмок, но еще не пьян, он мог заговорить о таких материях, о которых ни матрос, ни чернорабочий, вероятно, и слыхом не слыхивали. Резидент, человек довольно чуткий, замечал, что Рыжий Тед разговаривает с ним не как подчиненный с начальником, а как равный с равным. Под большую часть ежемесячного денежного перевода он брал взаймы, и когда получал деньги, китайцы, которым он задолжал, были уже тут как тут, а остаток денег он продолжал пропивать. И вот тогда-то с ним приключались всякие неприятности, ибо во хмелю он становился буйным и совершал проступки, из-за которых попадал в руки полиции. До сих пор мистер Грюйтер довольствовался тем, что держал его в тюрьме, пока тот не протрезвится, и делал ему внушение. Когда Рыжий Тед оставался без денег, он выклянчивал выпивку у кого придется. Ром, бренди, арак[6] — ему все годилось. Два-три раза мистер Грюйтер устраивал его на работу на плантации, принадлежащие китайцам, на том или другом из островов, но он там долго не задерживался и через несколько недель возвращался на Бару. Казалось просто чудом, что он как-то умудрялся поддерживать существование. Само собой разумеется, у него был свой способ. Он быстро усвоил различные диалекты, на которых говорили на островах, и знал, как рассмешить туземцев. Они его ни во что не ставили, но уважали его физическую силу, и им нравилось его общество. В результате он никогда не оставался без еды или ночлега. Странным было то (и это больше всего оскорбляло чувства преподобного Оуэна Джонса), что он мог вертеть женщиной, как хотел. Резидент никак не мог понять, что они в нем находили. Он обращался с женщинами пренебрежительно и довольно грубо, брал то, что они могли ему дать, и, видимо, не испытывал ни малейшей благодарности. Он использовал женщин для удовольствия, а потом бросал их с полным безразличием. Два раза из-за этого он нарывался на неприятности, и мистеру Грюйтеру пришлось осудить одного разгневанного отца за то, что тот ночью воткнул нож в спину Рыжему Теду, а брошенная им китаянка пыталась отравиться опиумом. Однажды мистер Джонс явился к резиденту в великом смятении из-за того, что этот бродяга совратил одну из его новообращенных. Резидент согласился, что это весьма прискорбно, но мог лишь посоветовать мистеру Джонсу получше присматривать за юными особами. Однако резиденту стало не по себе, когда он обнаружил, что девушка, которая ему нравилась и с которой он встречался в течение нескольких недель, все это время была весьма благосклонна к Рыжему Теду. Вспомнив об этом случае, резидент снова улыбнулся: неплохо, что Рыжий Тед проведет шесть месяцев на принудительных работах. Ведь не так уж часто удается, выполняя свой прямой долг, отплатить тому, кто сыграл с вами злую шутку.

Несколько дней спустя мистер Грюйтер отправился на прогулку, чтобы размяться и заодно проверить, продвинулась ли работа, которую он велел сделать, и тут он увидел группу заключенных, работавших под присмотром тюремного надзирателя. Среди них он заметил Рыжего Теда. Он был в тюремном саронге, выцветшей малайской куртке и в старом тропическом шлеме. Они ремонтировали дорогу, и Рыжий Тед держал в руках тяжелую кирку. Проход был узким, и резидент увидел, что ему предстоит пройти буквально на расстоянии фута от Рыжего Теда. Грюйтер вспомнил его угрозу. Он знал, что Рыжий Тед — человек необузданного нрава, а его реплика в суде ясно показала, что он отнюдь не считал вынесенный резидентом приговор, обрекший его на шесть месяцев принудительных работ, милой шуткой. И если бы Рыжий Тед вдруг набросился на него с киркой, ничто на этом свете не могло бы его спасти. Конечно, надзиратель тут же пристрелил бы Рыжего, но голова резидента уже была бы проломлена. У него неприятно заныло под ложечкой, едва он поравнялся с заключенными. Они работали парами в нескольких футах один от другого. Он собрал всю свою волю, чтобы не ускорить и не замедлить шаг. Когда он проходил мимо Рыжего Теда, тот воткнул свою кирку в землю и поднял на него глаза. Поймав его взгляд, он подмигнул. Резидент едва сдержал улыбку и с важностью официального лица проследовал дальше. Но это подмигивание, столь ехидное и озорное, доставило ему удовольствие. Будь он багдадским халифом, а не мелким чиновником на службе голландской короны, он тотчас бы освободил Рыжего Теда, велел рабам омыть и надушить его, а затем, облаченного в златотканые одежды, пригласил бы на пиршество.

Рыжий Тед вел себя примерно, и когда месяца через два резиденту надо было послать группу заключенных на один из отдаленных островов для выполнения какой-то работы, он включил в эту группу Рыжего Теда. Тюрьмы там не было, так что десяток арестантов, отправленных под наблюдением надзирателя, разместились у туземцев и по окончании дневных трудов жили как свободные люди. Работы там хватало, и Рыжий Тед мог пробыть на острове до конца срока. Резидент повидал его перед отправкой.

— Послушай, Рыжий, — сказал он, — вот тебе десять гульденов, сможешь там купить себе табаку.

— А не могли бы вы добавить еще немного? Ведь мне приходит ежемесячно по восемь фунтов.

— Я полагаю, этого достаточно. Я буду сохранять поступающие для тебя переводы, и когда вернешься, получишь кругленькую сумму. Тогда сможешь поехать, куда захочешь.

— Мне по душе здесь, — ответил Рыжий Тед.

— Ну и ладно. Как только вернешься, приведи себя в порядок и приходи ко мне домой. Разопьем бутылочку пива.

— Отлично. Поболтаем всласть!

Тут на сцену выступает его величество случай. Остров, на который отправили Рыжего Теда, назывался Мапутити, и, подобно остальным, был скалистым, густо порос лесом и окружен рифами. На нем имелось две деревни: одна среди кокосовых пальм на берегу моря, как раз напротив прохода среди рифов, другая — в центре острова возле озера с солоноватой водой. Некоторая часть жителей второй деревни была обращена в христианство. Связь с Бару осуществлялась катером, который время от времени заходил на различные острова и перевозил пассажиров и продукты. Но местные жители были мореходами, и если возникала срочная необходимость связаться с Бару, они снаряжали прау[7] и проплывали на ней примерно пятьдесят миль, разделявших эти острова. Случилось так, что за две недели до истечения срока, на который был осужден Рыжий Тед, обращенный в христианство старейшина деревни, что находилась на берегу озера, внезапно заболел. Туземные средства ему не помогали, и он корчился в муках. Гонцы были отправлены на Бару просить помощи у миссионера. Но, к несчастью, в это время мистера Джонса свалил приступ малярии, посему он лежал в постели и не мог передвигаться. Он обсудил ситуацию с сестрой.

— Похоже на острый приступ аппендицита, — сказал он.

— Ты не можешь ехать, Оуэн, — заявила сестра.

— Но не могу же я допустить, чтобы человек умер.

У мистера Джонса была высокая температура — 104 градуса[8]. Страшно болела голова. Всю ночь он бредил. Глаза его лихорадочно блестели, и сестра чувствовала, что он сохраняет сознание лишь огромным усилием воли.

— В таком состоянии ты не можешь оперировать.

— Конечно, нет. Тогда должен ехать Хассан.

Хассан был аптекарем.

— Ты не можешь это доверить Хассану. Он никогда не решится оперировать на свою ответственность. И туземцы не позволят ему. Поеду я. Хассан останется здесь и присмотрит за тобой.

— А ты сумеешь удалить аппендикс?

— Почему бы нет? Я видела, как ты это делаешь. Да и сама делала множество мелких операций.

Мистер Джонс чувствовал, что до него уже не совсем доходит то, что говорит сестра.

— Катер здесь?

— Нет, он ушел на один из островов. Но я могу поехать в прау, на которой прибыли гонцы.

— Ты? Я имел в виду не тебя. Ты не можешь никуда ехать.

— Я поеду, Оуэн.

— Куда поедешь? — спросил он.

Она поняла, что у него мутится сознание, заботливо положила руку на его горячий лоб, дала ему лекарство. Он что-то пробормотал, и ей стало ясно, что он даже не сознает, где находится. Конечно, она очень тревожилась за него, но знала, что его болезнь не опасна и она может оставить брата на попечение боя, который помогал ей ухаживать за больным, и туземца-аптекаря. Она выскользнула из комнаты, уложила в дорожную сумку туалетные принадлежности, ночную рубашку и одежду на смену. Небольшой ящичек с хирургическими инструментами, бинтами и антисептическими средствами был всегда наготове. Она передала вещи туземцам, прибывшим с Мапутити, и велела аптекарю сообщить брату об ее отъезде, когда он придет в себя. Главное, чтобы он о ней не беспокоился. Она надела тропический шлем и отправилась в путь. Миссия находилась в полумиле от деревни. Мисс Джонс шла быстро. В конце причала ожидала прау с шестью гребцами. Она заняла место на корме, и туземцы, отчалив, быстро заработали веслами. Между рифами море было спокойным, но когда они миновали мелководье, их встретили волны. Но мисс Джонс не впервые совершала путешествие такого рода, притом она верила в хорошие мореходные качества прау. Был полдень, и солнце нещадно палило с раскаленного неба. Ее тревожила лишь одна мысль: если они не сумеют приехать до наступления темноты, а потребуется срочная операция, ей придется делать ее при свете фонарей «молния».

Мисс Джонс оставалось совсем немного до сорока. Ничто в ее облике не предвещало той решимости, какую она только что проявила. Ее фигуре была свойственна какая-то странная вялая грация, и казалось, она может покачнуться даже от легкого ветерка; это смахивало на притворство, поэтому сильный характер, который вы вскоре обнаруживали в мисс Джонс, производил чудовищное впечатление. Она была высокой, плоскогрудой и чрезвычайно худой. Ее удлиненное лицо приобретало желтоватый цвет, и она мучилась от тропического лишая. Прямые каштановые волосы были гладко зачесаны назад. Маленькие серые глазки, слишком близко посаженные, придавали ее лицу недовольное выражение. Нос ее, длинный и тонкий, имел красноватый оттенок. Она часто страдала несварением желудка. Но эта немощь не могла умалить ее непоколебимой решимости во всем находить светлую сторону. Твердо убежденная в том, что в мире царит зло и люди невыразимо порочны, она извлекала каждую кроху благопристойности, какую могла в них обнаружить, со скромной гордостью фокусника, вытаскивающего кролика из шляпы. Она отличалась быстротой, находчивостью, компетентностью. Прибыв на остров, она сразу поняла, что не может терять ни минуты, если хочет спасти жизнь старейшины. С большими трудностями, показав одному из туземцев, как ввести анестезирующее средство, она сделала операцию и потом в течение трех дней ухаживала за больным с усердием, скрывавшим тревогу. Все шло очень хорошо, и она подумала, что вряд ли брат лучше справился бы с задачей. Она пробыла на острове до тех пор, пока не сняла швы, и стала готовиться к отъезду. У нее были все основания гордиться тем, что она не впустую потратила время. Она успела оказать медицинскую помощь тем, кто в ней нуждался, укрепила в вере маленькую христианскую общину, усовестила слабых духом и посеяла добрые семена в тех местах, где при содействии божественного провидения они могли пустить корни.

Катер, прибывший с одного из соседних островов, пристал к берегу ближе к вечеру, но поскольку был период полнолуния, они надеялись достичь Бару до полуночи. Ее вещи принесли на пристань, и все провожавшие вновь и вновь благодарили ее. Собралась небольшая толпа. Катер загрузили мешками с копрой, но мисс Джонс была привычна к ее резкому запаху, и он ее совсем не беспокоил. Она нашла себе местечко поудобнее и ожидала отплытия, переговариваясь с благодарными жителями. Мисс Джонс была единственным пассажиром. Внезапно из-за деревьев, окружавших прибрежную деревушку, появилась группа туземцев, и она заметила среди них одного белого, одетого в тюремный саронг и малайскую куртку. У него были длинные рыжие волосы. Она сразу узнала Рыжего Теда. Его сопровождал полицейский. Они обменялись рукопожатием, потом Рыжий Тед пожал руки провожавшим его деревенским жителям. Они принесли связки фруктов и кувшин, содержавший, как полагала мисс Джонс, арак, и все это погрузили на катер. Она обнаружила, к своему удивлению, что Рыжий Тед едет вместе с ней. Его срок истек, и пришло предписание отправить его на Бару этим катером. Он метнул на нее быстрый взгляд, но не кивнул — впрочем, в этот момент мисс Джонс отвернулась — и ступил на палубу. Машинист запустил двигатель, и вот они уже шли извилистым фарватером через лагуну. Рыжий Тед взобрался на груду мешков с копрой и закурил сигарету.

Мисс Джонс игнорировала его. Конечно, она его хорошо знала. У нее екнуло сердце, когда она подумала, что он возвращается на Бару и вновь будет учинять скандалы и пьянствовать, вновь станет угрозой для женщин, бельмом на глазу всех порядочных людей. Ей было известно о шагах, предпринятых ее братом, чтобы выдворить этого типа, и ее выводил из себя резидент, который не желал выполнить свой прямой долг. Когда они миновали мелководье и вышли в открытое море. Рыжий Тед вытащил пробку из кувшина с араком и, приложившись к горлышку, сделал порядочный глоток. Потом он передал кувшин двум машинистам, составлявшим весь экипаж катера. Один из них был средних лет, другой — юноша.

— Я не хочу, чтобы вы пили, пока мы находимся в пути, — строго сказала мисс Джонс старшему из них.

Тот улыбнулся и отхлебнул из горлышка.

— Немного арака еще никому не повредило, — ответил он и передал кувшин своему подручному, который тоже выпил.

— Если вы будете продолжать пить, я пожалуюсь резиденту, — сказала мисс Джонс.

Старший что-то буркнул — она не разобрала что, но подозревала, что нечто грубое, — и вернул кувшин Рыжему Теду. Прошло немногим более часа. Море было гладким как зеркало, и солнце садилось в ослепительном блеске. Оно зашло за один из островов и на несколько минут превратило его в фантастический небесный город. Мисс Джонс обернулась, чтобы полюбоваться этим зрелищем, и ее сердце преисполнилось благодарности за красоту мира.

— И только человек порочен, — процитировала она про себя.

Они плыли на восток. Вдали виднелся небольшой остров, мимо которого они должны были пройти совсем близко. Он был необитаем. Скалистый островок, покрытый густыми зарослями девственного леса. Машинист зажег фонари. Опустилась ночь, и мгновенно на небе вспыхнули мириады звезд. Луна еще не взошла. Вдруг раздалось легкое дребезжание, и катер странно завибрировал. Мотор грохотал. Старший машинист передал руль своему подручному и полез в люк. Катер замедлил ход. Мотор заглох. Мисс Джонс спросила юношу, что случилось, но тот сам не знал. Рыжий Тед слез с груды мешков с копрой и скользнул в люк. Когда он вновь появился, ей хотелось спросить его, что же все-таки произошло, но гордость не позволила ей это сделать. Она сидела неподвижно, погруженная в мысли. Набежала длинная волна, и катер слегка качнуло. Наконец появился машинист и запустил двигатель. Хотя он издавал невообразимый грохот, катер пришел в движение. Он вибрировал от носа до кормы. Они шли очень медленно. Очевидно, что-то было неисправно, но мисс Джонс была скорее раздражена, чем встревожена. Катер мог идти со скоростью шести узлов, но сейчас они еле ползли. Такими темпами они не скоро доберутся до Бару, не раньше, чем далеко за полночь. Машинист, все еще возившийся с двигателем, что-то крикнул парню у руля. Они говорили на языке буги, который мисс Джонс плохо понимала. Через некоторое время она заметила, что они изменили курс и, видимо, направляются к необитаемому островку, который они должны были миновать с подветренной стороны.

— Куда мы направляемся? — с внезапным испугом спросила мисс Джонс у рулевого.

Он указал на островок.

Она поднялась, пошла к люку и позвала машиниста.

— Вы не идете к Бару? Почему? В чем дело?

— Мы не сможем добраться до Бару, — ответил тот.

— Но вы должны. Я требую. Я приказываю вам идти к Бару.

Машинист пожал плечами. Он повернулся к ней спиной и опять скользнул в люк. Тогда с ней заговорил Рыжий Тед.

— Сломалась одна из лопастей винта. Он считает, что мы сможем дотянуть лишь до этого островка. Нам придется там заночевать, а утром, когда начнется отлив, он поставит новый винт.

— Я не могу провести ночь на необитаемом острове с тремя мужчинами, — воскликнула она.

— Многие женщины были бы в восторге от этого.

— Я требую, чтобы мы шли к Бару. Во что бы то ни стало мы должны прийти туда сегодня ночью.

— Не волнуйтесь, подруга. Нам необходимо пристать к берегу, чтобы установить новый винт, и на острове нам будет неплохо.

— Как вы смеете так говорить со мной! Вы слишком развязны.

— Все будет о'кей. У нас много еды, и мы перекусим, когда пристанем. Вы глотнете арака и почувствуете себя бодрой и веселой.

— Какая наглость! Если вы не пойдете к Бару, я добьюсь, чтобы вас снова упрятали в тюрьму.

— Мы не пойдем к Бару. Не можем. Причалим к этому островку, и если вам это не нравится, можете прыгнуть в воду и добираться вплавь.

— Ох, как же вы поплатитесь за это.

— Заткнись, старая корова, — рявкнул Рыжий Тед.

Мисс Джонс задохнулась от гнева, но сдержала себя. Даже здесь, посреди океана, она должна сохранять достоинство и не опускаться до перебранки с этим гнусным негодяем. Катер с отчаянно тарахтевшим мотором продолжал ползти. Наступила непроглядная тьма, и мисс Джонс уже не различала очертаний острова, к которому они плыли. Охваченная негодованием, она сидела с плотно сжатыми губами, нахмурив брови; она не привыкла, чтобы ей противоречили. Вскоре взошла луна, и мисс Джонс увидела фигуру Рыжего Теда, развалившегося на мешках с копрой. Мерцающий огонек его сигареты казался странно зловещим. Теперь остров смутно вырисовывался на фоне неба. Они приблизились к нему, и машинист направил катер к берегу. Внезапно мисс Джонс судорожно вздохнула. Ей открылась истина, и гнев сменился страхом. Сердце бешено колотилось. Ее охватила дрожь, она почувствовала дурноту. Ей все стало ясно. Был ли сломанный винт специально подстроенной уловкой, или это действительно несчастный случай? Она не могла ответить с уверенностью, но, так или иначе, она была уверена, что Рыжий Тед воспользовался удобным моментом. Он изнасилует ее. Она знала его натуру. Он помешан на женщинах. Именно так он поступил с девушкой из миссии, таким милым маленьким существом, замечательной швеей; они бы подали на него в суд и добились его осуждения на долгие годы тюрьмы, если бы, к несчастью, невинная крошка сама не возвращалась к нему много раз и не пожаловалась на дурное обращение лишь после того, как он бросил ее ради другой. Они с братом все же говорили об этом резиденту, но тот отказался что-либо предпринять и при этом заявил в своей обычной грубой манере, что даже если все рассказанное девушкой правда, ему кажется, что то, что с ней произошло, не было для нее так уж неприятно. А она — белая женщина. Но есть ли хоть какой-нибудь шанс, что он пощадит ее? Никакого. Она знает, что такое мужчины. Все же надо держать себя в руках, сохранять присутствие духа. Она должна быть смелой. Мисс Джонс решила дорого продать свою добродетель, а если он убьет ее — ну, что ж, лучше умереть, чем уступить. И если она умрет, она найдет покой в объятиях Иисуса. На мгновение сияющий свет ослепил ее, и она узрела чертоги Небесного Отца. Они представлялись ей грандиозным и роскошным строением — некой помесью кинотеатра и железнодорожного вокзала. Машинисты и Рыжий Тед спрыгнули с катера и, стоя по пояс в воде, столпились вокруг сломанного винта. Воспользовавшись тем, что они заняты, мисс Джонс достала из дорожной сумки ящичек с хирургическими инструментами, вынула из него четыре скальпеля и рассовала их по карманам. Пусть только Рыжий Тед коснется ее, она без колебаний вонзит скальпель ему в сердце.

— Ну-ка, мисс, вылезайте, — сказал Рыжий Тед. — На берегу вам будет лучше, чем на борту.

Она тоже так думала. По крайней мере там у нее будет свобода действий. Не говоря ни слова, она перелезла через мешки с копрой. Он протянул ей руку.

— Я не нуждаюсь в вашей помощи, — сказала она холодно.

— Ну и убирайтесь к черту, — ответил он.

Нелегко было выбраться из катера, не приоткрыв ноги, но, проявив редкую изобретательность, она все же справилась с этой задачей.

— Чертовски повезло, что у нас есть еда. Мы разведем костер, и вам лучше перекусить и глотнуть арака.

— Я ничего не хочу. Только оставьте меня в покое.

— Да мне-то что, хотите голодать — сделайте милость.

Она промолчала и с высоко поднятой головой пошла вдоль берега, сжимая самый большой скальпель в кулаке. Луна освещала ей путь. Мисс Джонс искала место, где можно было спрятаться. Густой лес подступал к самому берегу, но из боязни темноты (в конце концов, она всего лишь женщина) она не рискнула углубиться в чащобу. Мало ли какие дикие звери или ядовитые змеи прячутся там! Кроме того, инстинкт ей подсказывал, что лучше не выпускать этих трех прохвостов из вида, тогда, если они пойдут в ее сторону, она будет наготове. Вскоре она нашла небольшое углубление в почве. Огляделась. Мужчины, казалось, были заняты своим делом и не видели ее. Она скользнула в ямку. Ее закрывал от них большой камень, она же могла следить за ними. Она видела, что они пошли к катеру и вернулись с вещами. Затем разожгли костер. В его отблеске она четко различала, как, сидя вокруг костра, они ели и передавали друг другу кувшин с араком. Теперь они перепьются. Что же тогда будет с ней? Она могла бы еще справиться с Рыжим Тедом, хотя его сила и ужасала ее, но против трех мужчин она была бы бессильна. Ей пришла в голову безумная мысль подойти к Рыжему Теду, упасть перед ним на колени и умолять пощадить ее. В нем должна пробудиться искорка порядочности; она всегда верила, что даже в самом плохом человеке есть доброе начало. Ведь была же у него мать, может быть, и сестра. А, да что толку взывать к ослепленному похотью пьяному человеку? Она почувствовала страшную слабость и боялась расплакаться. Нет, это никуда не годится. Надо взять себя в руки. Она прикусила губу и следила за ними, как тигр за добычей, нет, скорее как овечка, застывшая перед тремя голодными волками. Они подбросили дров в костер, и она видела Рыжего Теда в его саронге на фоне разгоревшегося пламени. Возможно, натешившись ею, он передаст ее двум остальным. Как сможет она вернуться к брату, если с ней приключится такое? Разумеется, он посочувствовал бы ей, но сможет ли он относиться к ней, как прежде? Это разобьет его сердце. А может быть, он подумает, что она не оказала должного сопротивления. Для его же спокойствия, наверное, было бы лучше ничего ему не говорить. Естественно, мужчины будут молчать, ведь за это им грозит двадцать лет тюрьмы. А что если у нее будет ребенок? Мисс Джонс инстинктивно в ужасе стиснула пальцы и чуть не порезалась скальпелем. Но ее сопротивление только приведет их в ярость.

— Что же делать? — воскликнула она. — Чем я провинилась?

Она пала на колени и стала молить бога о спасении. Молилась долго и истово. Напомнила богу, что она девственница, и упомянула на тот случай, если это ускользнуло из божественной памяти, сколь высоко ценил такое состояние святой Павел[9]. Потом украдкой снова выглянула из-за камня. Трое мужчин курили, костер затухал. Наступило время, когда следовало ожидать, что бесстыдные помыслы Рыжего Теда обратятся к женщине, которая находилась в его власти. У нее чуть не вырвался крик, ибо Рыжий Тед вдруг поднялся и направился в ее сторону. Все ее мышцы напряглись, и хотя сердце неистово колотилось, она продолжала сжимать скальпель в руке. Но Рыжий Тед отправился по другой надобности. Мисс Джонс покраснела и отвернулась. Он медленно вернулся назад, опустился рядом с другими и снова приложился к кувшину с араком. Присев за камнем, мисс Джонс напряженно следила за ними. Разговор у костра постепенно смолк, и вскоре она скорее угадала, чем увидела, что оба туземца, завернувшись в одеяла, улеглись спать. Она поняла: Рыжий Тед дожидался именно этого. Когда они крепко уснут, он осторожно, не производя шума, чтобы не разбудить их, подкрадется к ней. То ли он не хочет делить ее с другими, то ли, сознавая подлость своего поступка, предпочитает скрыть его от них. В конце концов, он белый мужчина, а она белая женщина. Не может же он пасть столь низко, чтобы позволить туземцам изнасиловать ее. Его замысел, ставший теперь столь очевидным, подсказал ей одну идею: как только она увидит, что он крадется к ней, она закричит, закричит так громко, что разбудит обоих машинистов. Она вспомнила, что у старшего, хотя он одноглазый, доброе лицо. Однако Рыжий Тед не двигался. Она чувствовала бесконечную усталость и испугалась, что теперь у нее не хватит сил оказать ему сопротивление. Она пережила слишком много. На минуту она закрыла глаза.

Когда она их открыла, сиял яркий день. Она, должно быть, крепко заснула, измученная переживаниями, и не знала даже, что давно уже рассвело. Испугавшись, она хотела подняться, но что-то удерживало ее ноги. Она взглянула и обнаружила, что укрыта двумя пустыми мешками из-под копры. Кто-то приходил ночью и набросил их на нее. Рыжий Тед! Она слегка вскрикнула. Ужасная мысль пронзила ее мозг: он изнасиловал ее во сне. Нет, это невозможно. А ведь она была полностью в его власти. Беззащитная. И он пощадил ее. Краска залила ее лицо. Она поднялась на ноги, потянулась и привела в порядок одежду. Скальпель выпал из ее руки, и она подняла его, захватила мешки из-под копры, вышла из своего укрытия и направилась к катеру. Он покачивался на мелководье.

— Живее, мисс Джонс, — сказал Рыжий Тед. — Мы уже закончили работу. Я как раз собирался вас разбудить.

Она не смела поднять на него глаза и чувствовала, что покраснела, как рак.

— Хотите банан? — предложил он.

Молча она взяла плод. Мисс Джонс была очень голодна и съела банан с удовольствием.

— Станьте на этот камень, и вы сможете подняться на катер, не замочив ноги.

Мисс Джонс от стыда готова была провалиться сквозь землю, но послушно последовала его совету. Он подал ей руку — о боже, не рука, а железные тиски, никогда бы ей не сладить с ним — и помог ей перейти на катер. Машинист запустил мотор, и вскоре они вышли из лагуны. Через три часа они были на Бару.

В тот же вечер, уже официально освобожденный, Рыжий Тед явился к резиденту домой. Сняв тюремную одежду, он снова облачился в потрепанную фуфайку и шорты цвета хаки, которые были на нем в момент ареста. Он постригся, и теперь его кудрявые волосы облегали голову как маленькая яркая шапочка. За это время он похудел — прежней дряблости как не бывало — и выглядел моложе и лучше. Мистер Грюйтер с дружелюбной улыбкой на круглом лице поздоровался с ним за руку и предложил сесть. Бой принес две бутылки пива.

— Рад, что ты не забыл о моем приглашении, Рыжий, — сказал резидент.

— Как я мог забыть! Целых полгода мечтал об этом.

— Твое здоровье. Рыжий Тед.

— Ваше здоровье, резидент.

Они опорожнили стаканы, и резидент хлопнул в ладоши. Бой принес еще две бутылки.

— Надеюсь, ты не держишь на меня зла за срок, который я тебе присудил.

— Не бойтесь! Я тогда психанул, но потом отошел. Знаете, я неплохо провел там время. Столько славных девочек на том острове, резидент. Съездили бы как-нибудь поглядеть. Может, какая подойдет.

— Ты, Рыжий, неисправим.

— Не говорите.

— Хорошее пиво, а?

— Отличное.

— Давай еще выпьем.

Денежные переводы Рыжему Теду приходили каждый месяц, и у резидента накопилось для него пятьдесят фунтов стерлингов. После возвращения убытков, причиненных им в китайской лавке, оставалось еще больше тридцати фунтов.

— У тебя. Рыжий, целая куча монет. Ты должен найти им полезное применение.

— Собираюсь, — ответил Рыжий. — Надо их истратить.

Резидент вздохнул.

— Ну что ж, деньги для того и существуют, я полагаю.

Резидент поделился с гостем новостями. За последние полгода мало что произошло. Время на Аласских островах не имело большого значения, остальной мир вообще никакого.

— Где-нибудь воюют? — спросил Рыжий Тед.

— Нет. Я во всяком случае не заметил. Харри Джервис нашел чудесную крупную жемчужину. Говорит, что запросит за нее тысячу фунтов.

— Надеюсь, он их получит.

— А Чарли Маккормак женится.

— Всегда был слегка мешком ушибленный.

Внезапно появился бой и сказал, что мистер Джонс спрашивает, может ли он зайти. Еще до того, как резидент ответил, мистер Джонс вошел.

— Долго вас не задержу, — сказал он. — Я весь день разыскивал этого доброго человека, и когда узнал, что он у вас, я подумал, что вы не будете возражать, если я зайду.

— Как чувствует себя мисс Джонс? — вежливо поинтересовался резидент. — Надеюсь, ночь под открытым небом ей не повредила.

— Она, естественно, немного прихворнула. Повысилась температура, и я заставил ее лечь в постель, но думаю, ничего серьезного.

Двое мужчин встали, когда вошел миссионер, и теперь он, подойдя к Рыжему Теду, протянул ему руку.

— Хочу поблагодарить вас. Вы поступили благородно. Моя сестра права, всегда следует искать добро в своих собратьях; боюсь, что раньше я был к вам несправедлив. Прошу прощения.

Он говорил весьма торжественно. Рыжий Тед смотрел на него с изумлением. Он не мог помешать миссионеру пожать его руку, и тот все еще не отпускал ее.

— О чем, черт возьми, вы толкуете?

— Моя сестра была в ваших руках, и вы ее пощадили. Я считал вас воплощением зла, и теперь мне стыдно. Она была беззащитна, целиком в вашей власти. Вы сжалились над ней. От всего сердца благодарю вас. Ни моя сестра, ни я никогда этого не забудем. Да благословит и хранит вас господь.

Голос мистера Джонса слегка дрогнул, и он отвернулся. Потом отпустил руку Рыжего Теда и быстро пошел к двери. Рыжий Тед ошеломленно глядел ему вслед.

— О чем это он толкует?

Резидент расхохотался. Он пытался сдержать себя, но чем больше старался, тем больше его разбирал смех. Он весь трясся, и видно было, как под саронгом вздрагивают складки его жирного живота. Он откинулся на спинку кресла и раскачивался из стороны в сторону. Смеялось не только его лицо, он хохотал всем телом, и даже его толстые ляжки весело тряслись. От смеха у него закололо в груди. Рыжий Тед хмуро смотрел на него и, поскольку не понимал причины смеха, начал сердиться и схватил за горлышко пустую пивную бутылку.

— Если вы не прекратите смеяться, я проломлю вашу дурацкую башку, — закричал он.

Резидент отер лицо. Глотнул пива. Он вздыхал и постанывал, потирая заболевшие бока.

— Он тебя благодарил за то, что ты пощадил добродетель мисс Джонс, — наконец с трудом проговорил он.

— Я? — вскричал Рыжий Тед.

Мысль проделала достаточно долгое путешествие в его голове, но когда, наконец, он уловил ее, то пришел в неописуемую ярость. Из его глотки хлынул мощный поток таких богохульных и грязных ругательств, какие поразили бы даже бывалого матроса.

— Эта старая корова, — наконец проговорил он. — Да за кого он меня принимает?

— У тебя такая репутация: все знают, что ты гроза для девиц. Рыжий, — хихикнул резидент.

— Да я бы к ней не притронулся ни за какие коврижки. Мне бы в голову не пришло. Какое нахальство! Я сверну его чертову шею. Послушайте, дайте мне мои деньги, я собираюсь напиться.

— Не могу тебя осуждать, — сказал резидент.

— Старая корова! — повторял Рыжий Тед. — Экая старая корова!

Он был потрясен и возмущен. Слова миссионера действительно задели его чувство порядочности.

Резидент вручил ему деньги и дал подписать необходимые документы.

— Можешь пойти и напиться, — сказал он, — но предупреждаю, если что-нибудь натворишь, на этот раз получишь двенадцать месяцев.

— Ничего не натворю, — угрюмо бросил Рыжий Тед. Он страдал из-за несправедливой обиды. — Это оскорбление! — кричал он. — Подлое оскорбление — вот что это такое!

Он ушел от резидента, бормоча про себя: «Грязная свинья, грязная свинья». Рыжий Тед пропьянствовал целую неделю. Мистер Джонс снова явился к резиденту.

— Мне очень больно слышать, что бедняга снова на дурном пути, — сказал он. — Мы с сестрой ужасно расстроены. Боюсь, что было не очень мудро дать ему сразу так много денег.

— Это его деньги. Я не имел права их задерживать.

— Юридического права, может быть, у вас и не было, но ведь существует и моральное.

Он поведал резиденту историю той страшной ночи на острове. Женский инстинкт подсказал мисс Джонс, что Рыжий Тед, распаленный похотью, хотел овладеть ею, и тогда, чтобы защитить себя, она вооружилась скальпелем. Джонс рассказал резиденту, как она молилась, плакала, пряталась. Ее страдания были безмерны, и она сознавала, что не переживет позора. Она сидела и нервно раскачивалась, и каждую минуту ждала, что он подойдет. На помощь нечего было надеяться. В конце концов она заснула. Бедняжка была измотана вконец, ей пришлось пережить больше, чем человек способен вынести, а когда она проснулась, то обнаружила, что накрыта мешками из-под копры. Он увидел ее спящей, и, несомненно, ее невинность, самая ее беспомощность растрогали его, и у него не хватило духу тронуть ее. Он тихонько прикрыл ее двумя мешками и молча, бесшумно ушел.

— Из этого видно, что где-то в глубине души у него осталось что-то чистое. Моя сестра считает, что наш долг — спасти его. Мы обязаны что-нибудь для него сделать.

— На вашем месте я отложил бы это до тех пор, пока он не промотает все деньги, — сказал резидент, — а тогда, если он не попадет в тюрьму, можете делать что угодно.

Но Рыжий Тед не хотел, чтобы его спасали. Недели две спустя после того, как срок его заключения истек, он сидел на табуретке перед входом в китайскую лавку и тупо смотрел на улицу, как вдруг увидел мисс Джонс. Он уставился на нее, и вновь его охватило изумление. Он стал тихо бормотать, надо полагать, нечто весьма непочтительное. Но увидев, что мисс Джонс заметила его, тут же отвернулся; тем не менее он чувствовал на себе ее взгляд. Она шла быстро, но по мере приближения благоразумно замедлила шаг. Подумав, что она собирается остановиться и заговорить с ним, он поспешно встал и вошел в лавку. Минут пять, по крайней мере, он не решался выйти. Полчаса спустя появился мистер Джонс собственной персоной. Он направился прямо к Рыжему Теду и, подойдя, протянул руку.

— Как поживаете, мистер Эдвард? Моя сестра сказала, что я найду вас здесь.

Рыжий Тед бросил на миссионера угрюмый взгляд и не взял протянутой руки. На приветствие мистера Джонса он не ответил.

— Мы были бы очень рады, если бы вы пожаловали к нам на обед в ближайшее воскресенье. Моя сестра отменная стряпуха и приготовит для вас настоящий австралийский обед.

— Идите к черту, — буркнул Рыжий Тед.

— Не очень-то вы любезны, — сказал миссионер, но при этом усмехнулся, давая понять, что он не обижен. — Вы ведь бываете у резидента время от времени, почему бы вам не зайти к нам? Приятно иногда поговорить с белыми людьми. Кто старое помянет, тому и глаз вон. Уверяю вас, мы окажем вам самый радушный прием.

— У меня нет приличной одежды, не в чем выйти, — мрачно изрек Рыжий Тед.

— Какое это имеет значение? Приходите, в чем есть.

— Не приду.

— Но почему? Должна же у вас быть какая-то причина?

Рыжий Тед всегда говорил то, что думал. Он не стеснялся сказать то, что хотелось бы любому из нас, когда мы получаем приглашение, которое нам не по душе.

— Просто не хочу.

— Жаль. Сестра будет весьма разочарована.

Желая показать, что он ни в малейшей степени не обижен, мистер Джонс дружелюбно помахал рукой и пошел прочь. Сорок восемь часов спустя в дом, где квартировал Рыжий Тед, таинственным образом прибыл пакет, в котором оказался парусиновый костюм, тенниска, пара носков и кое-какая обувь. Он не привык получать подарки и при первой же встрече с резидентом спросил, не он ли послал ему эти вещи.

— Никоим образом, — ответил резидент, — мне дела нет до твоего гардероба.

— Кто же тогда?

— Убей, не знаю.

Время от времени у мисс Джонс возникала необходимость зайти по делу к мистеру Грюйтеру, и вскоре после этого она утром пришла к нему в кабинет. Женщина она была деловая, и хотя обычно ее цель состояла в том, чтобы заставить его сделать то, от чего он уклонялся, она не отнимала у него времени зря. Поэтому он был несколько удивлен, когда выяснилось, что она пришла по пустяку. Он сказал, что не намерен заниматься этим вопросом, и мисс Джонс не стала, как обычно, уговаривать его, а почла отказ за окончательный. Она встала и, как бы вспомнив в последнюю минуту, сказала:

— Да, мистер Грюйтер, мой брат очень хочет, чтобы к нам пришел поужинать один человек — его все называют Рыжим Тедом, — и я послала ему записочку с приглашением на послезавтра. Но мне кажется, что он немного стесняется, и я подумала, не придете ли вы вместе с ним.

— Очень мило с вашей стороны.

— Брат считает, что мы обязаны что-нибудь сделать для бедняги.

— Женское влияние и все такое, — притворно серьезно проговорил резидент.

— Может быть, вы его уговорите прийти? Я уверена, что он согласится, если вы убедите его, а потом и сам будет приходить. Нельзя допустить, чтобы такой молодой человек окончательно погиб.

Резидент посмотрел на нее. Она была выше его на несколько дюймов. Он находил ее совсем непривлекательной. По странной ассоциации, она напоминала ему мокрое белье, повешенное на веревку для просушки. Глаза его поблескивали, но он сохранял невозмутимый вид.

— Сделаю все от меня зависящее, — пообещал он.

— Сколько ему лет? — спросила мисс Джонс.

— По паспорту тридцать один год.

— А как его настоящая фамилия?

— Уилсон.

— Эдвард Уилсон, — тихо повторила она.

— Удивительно, что, несмотря на его образ жизни, он еще такой сильный, — пробормотал резидент. — Силен как бык.

— Рыжие иногда бывают очень сильными, — сказала мисс Джонс с придыханием.

— Вы совершенно правы, — согласился резидент.

И тут без всякой видимой причины мисс Джонс покраснела. Она поспешно распрощалась и покинула кабинет.

— Ну и ну! — воскликнул резидент.

Теперь ему стало ясно, кто послал Рыжему Теду новую одежду.

Он встретил его в тот же день и спросил, не получал ли он послания от мисс Джонс. Рыжий Тед достал из кармана скомканную бумажку и протянул ему. Это было приглашение. Оно гласило:

«Дорогой мистер Уилсон!

Мы с братом были бы очень рады, если бы вы пришли к нам поужинать в ближайший четверг в 7:30. Резидент любезно обещал прийти. У нас есть несколько новых пластинок из Австралии, которые, уверена, вам понравятся. Боюсь, что я была не очень приветлива, когда мы в последний раз виделись с вами, но тогда я мало вас знала, и я достаточно разумный человек, чтобы признать свою ошибку. Надеюсь, вы меня простите и позволите мне стать вашим другом.

Искренне ваша — Марта Джонс».

Резидент отметил, что она называет Рыжего Теда мистер Уилсон и упоминает о его, резидента, обещании прийти, так что, когда она сказала ему, что уже пригласила Рыжего Теда, она несколько предвосхитила события.

— И что ты собираешься делать?

— Никуда я не пойду, если вы об этом. Надо же, такое нахальство!

— Но надо ответить на письмо.

— И не подумаю.

— Послушай, Рыжий, надень новую одежду, которую ты получил, и сделай одолжение мне лично — пожалуйста, приди. Мне тоже надо пойти, но, черт побери, не покинешь же ты меня в беде. Ну, один раз, что, от тебя кусок отвалится?

Рыжий Тед подозрительно посмотрел на резидента, но у того был серьезный вид и говорил он искренне; откуда было ему знать, что голландец чуть не лопался от смеха.

— Какого лешего я им сдался?

— Не знаю. Наверное, мечтают пообщаться с тобой.

— А выпить дадут?

— Нет, но ты приходи ко мне к семи часам, и мы перед уходом выпьем по маленькой.

— Ну, ладно, — угрюмо согласился Рыжий Тед.

Резидент с довольным видом потирал пухлые руки. Он ждал много забавного от предстоящего вечера. Но когда наступил четверг и настало семь часов, Рыжий Тед был мертвецки пьян, и резиденту пришлось идти одному. Он сказал миссионеру и его сестре чистую правду. Мистер Джонс покачал головой.

— Боюсь, Марта, все без толку. Парень безнадежен.

Мисс Джонс промолчала, и резидент заметил, как две слезинки скатились по ее длинному, тонкому носу. Она закусила губу.

— Нет безнадежных людей. В каждом человеке есть что-то доброе. Я буду молиться за него по вечерам. Не пристало сомневаться в могуществе божьем.

Быть может, мисс Джонс права, но божественное провидение избрало весьма странный способ достигнуть своих целей. Рыжий Тед запил горькую. Он доставлял столько неприятностей, что даже резидент потерял терпение и пришел к выводу, что не может больше допустить пребывания Рыжего Теда на острове. Он решил выслать его со следующим судном, которое зайдет в Бару. Но в это время какой-то житель умер при таинственных обстоятельствах после того, как побывал на одном из островов, и резиденту стало известно, что на том же острове умерли еще несколько человек. Он послал китайца, занимавшего официальный пост врача этой группы островов, разобраться в причинах и вскоре получил сведения, что смертные случаи вызваны холерой. Еще два человека умерли на Бару, и ему стало ясно, что начинается эпидемия.

Резидент отчаянно бранился. Он бранился по-голландски, по-английски и по-малайски. Потом опорожнил бутылку пива и выкурил сигару. После этого у него возникла одна мысль. Он знал, что врач-китаец бесполезен. Это был маленький нервный человек с Явы, и туземцы откажутся подчиняться его приказам. Резидент, будучи человеком действия, хорошо представлял себе, что следует предпринять, но он не в состоянии был сделать все сам. Он не любил мистера Джонса, но в данный момент благодарил судьбу за то, что тот находится на острове, и немедленно послал за ним. Миссионер явился вместе с сестрой.

— Вы знаете, по какому поводу я вызвал вас, мистер Джонс? — спросил резидент без обиняков.

— Да, я ждал, что вы за мной пошлете. Вот почему моя сестра пришла вместе со мной. Мы готовы предоставить в ваше распоряжение все, чем располагаем. Нет надобности говорить, что моя сестра не менее компетентна, чем мужчина.

— Я знаю. С радостью приму ее помощь.

Они принялись без дальнейших отлагательств обсуждать меры, которые следовало принять. Надо было соорудить больничные хижины и карантинные станции, заставить жителей деревень на островах соблюдать надлежащие предосторожности. Во многих случаях жители зараженных деревень брали воду из тех же колодцев, что и не пораженные инфекцией, и в каждом случае трудности надо было преодолевать в зависимости от обстоятельств. Необходимо было послать на острова людей, которые отдавали бы приказы и могли бы обеспечить их выполнение. Хуже всего было то, что туземцы не станут подчиняться другим туземцам и приказы туземных полицейских, которые сами не уверены в своей компетентности, несомненно, будут игнорироваться. Мистеру Джонсу лучше было оставаться на Бару, где население наиболее многочисленно и особенно нужна его медицинская помощь. Что касается мистера Грюйтера, то, поскольку его официальные обязанности требовали постоянного контакта со штаб-квартирой, он не мог лично посещать все остальные острова. Придется ехать мисс Джонс, но туземцы на некоторых отдаленных островах были дикими и коварными. У резидента уже возникало с ними много неприятностей, и ему не хотелось подвергать ее опасности.

— Я не боюсь, — заявила она.

— Не сомневаюсь. Но если вам перережут горло, мне придется туго, притом нас так мало, что я не хочу рисковать потерей вашей помощи.

— Тогда пусть со мной поедет мистер Уилсон. Он знает туземцев лучше, чем кто-либо, и может говорить на всех диалектах.

— Рыжий Тед? — резидент с недоумением смотрел на нее. — У него только что был очередной приступ белой горячки.

— Я знаю, — ответила она.

— Вы очень много знаете, мисс Джонс.

Несмотря на серьезность момента, мистер Грюйтер не мог не улыбнуться. Он пристально посмотрел на нее, но она невозмутимо встретила его взгляд.

— Ничто так не выявляет скрытых качеств человека, как чувство ответственности, и я полагаю, нечто подобное может сделать человека и из него.

— Ты считаешь разумным на много дней вверить себя субъекту с такой дурной репутацией? — спросил миссионер.

— Я вверяю себя богу, — сказала она серьезно.

— По вашему мнению, он принесет пользу? — спросил резидент. — Вы ведь знаете, что он собой представляет.

— Я уверена в этом. — Вспыхнув, она добавила: — В конце концов никто не знает лучше меня, что он умеет владеть собой.

Резидент прикусил губу.

— Я пошлю за ним.

Он отправил с запиской сержанта, и через несколько минут Рыжий Тед стоял перед ним. Он казался больным. Очевидно, недавний приступ был тяжелой встряской, и нервы его были вконец расшатаны. Его одежда превратилась в лохмотья, и он неделю не брился. Вид он имел самый непотребный.

— Послушай, Рыжий, — сказал резидент, — речь идет об эпидемии холеры. Мы должны заставить туземцев принять меры предосторожности и хотим, чтобы ты нам помог.

— Какого лешего я должен помогать?

— Никаких причин для этого нет. Кроме филантропии.

— Не выйдет, резидент. Я не филантроп.

— Тогда вопрос исчерпан. Все. Можешь идти.

Но когда Рыжий Тед повернулся к двери, его остановила мисс Джонс.

— Это было мое предложение, мистер Уилсон. Видите ли, меня хотят послать на Лабобо и Сакунчи, а туземцы там такие дикие, что я боюсь ехать одна. Я подумала, если вы тоже поедете, мне будет спокойнее.

Он взглянул на нее с крайней неприязнью.

— А мне-то что, если вам перережут глотку?

Мисс Джонс посмотрела на него, и ее глаза наполнились слезами. Она расплакалась. Он стоял, тупо уставившись на нее.

— Конечно, вы не обязаны ехать, — она взяла себя в руки и вытерла глаза. — Глупо с моей стороны. Ничего со мной не случится. Я поеду одна.

— Дурацкая идея — женщине ехать на Лабобо!

Она слабо улыбнулась ему:

— Это, конечно, так, но, понимаете, это моя работа, и я ничего не могу поделать. Простите, если я обидела вас, попросив поехать со мной. Забудьте об этом. Полагаю, с моей стороны было неправильно просить вас подвергать себя такому риску.

Наверное, целую минуту Рыжий Тед смотрел на нее, переминаясь с ноги на ногу. Казалось, лицо его почернело.

— А, проклятье! Пусть будет по-вашему, — проговорил он, наконец. — Поеду с вами. Когда вы хотите выехать?

Они отправились на следующий день с лекарствами и дезинфицирующими средствами на правительственном катере. Мистер Грюйтер должен был выехать в прау в другом направлении, как только уладит все дела на Бару. Эпидемия свирепствовала в течение четырех месяцев. Хотя делалось все возможное, чтобы локализовать ее, она вспыхивала на одном острове за другим. Резидент был занят с утра до ночи. Не успевал он вернуться на Бару с того или иного острова, где надо было срочно что-то предпринимать, как ему приходилось снова выезжать в другое место. Он распределял продовольствие и медикаменты, подбадривал смертельно напуганных крестьян. Он все держал под контролем, работал как вол. Рыжего Теда он ни разу не видел, но знал от мистера Джонса, что эксперимент удался сверх ожиданий. Бездельник ведет себя примерно. Умеет ладить с туземцами. С помощью лести, иногда непреклонности, другой раз пуская в ход кулаки, он сумел заставить их принять меры, необходимые для их собственной безопасности. Мисс Джонс могла поздравить себя с успехом своей затеи. Но резидент слишком устал, чтобы воспринимать это как нечто забавное. Когда эпидемия сошла на нет, он ликовал, потому что из населения в восемь тысяч человек умерло всего шестьсот.

Наконец наступил момент, когда он смог объявить, что во всем районе нет ни одного случая холеры.

Однажды вечером он сидел в своем саронге на веранде и читал французский роман со счастливым сознанием, что снова можно наслаждаться жизнью. Вошел старший бой и доложил, что пришел Рыжий Тед. Резидент встал и крикнул, чтобы тот вошел. Он уже стосковался по обществу и как раз подумывал, что неплохо бы напиться вечером, но одному пить скучно, и он с сожалением отказался от своего намерения. А тут бог послал Рыжего Теда. Ей-же-ей, веселый предстоит вечерок. После этих четырех месяцев они заслужили такое скромное развлечение. Рыжий Тед вошел в комнату. На нем был чистый белый парусиновый костюм, он был гладко выбрит и казался совсем другим человеком.

— Привет, Рыжий, да ты выглядишь так, будто провел месяц на курорте, а не ухаживал за туземцами, умирающими от холеры. А костюм! Одет прямо с иголочки!

Рыжий Тед улыбнулся смущенно. Старший бой принес две бутылки пива и наполнил стаканы.

— Угощайся, Рыжий, — сказал резидент, беря свой стакан.

— Я лучше не буду пить. Спасибо.

Резидент поставил свой стакан и с изумлением уставился на Рыжего Теда.

— Почему? Что случилось? Разве тебя не мучит жажда?

— Не откажусь от чашки чая.

— От чашки чего?

— Я бросил пить. Мы с Мартой женимся.

— Рыжий!

У резидента глаза полезли на лоб. Он почесал бритый затылок.

— Ты не можешь жениться на мисс Джонс, — сказал он. — Никто не может жениться на мисс Джонс.

— Нет, я женюсь. За этим я и пришел к вам. Оуэн обвенчает нас, но мы хотим зарегистрироваться и по голландскому закону.

— Ничего себе шуточки, Рыжий. В чем великая идея?

— Она так захотела. Влюбилась в меня в ту ночь, что мы провели на острове, когда сломался винт. Она неплохая бабенка, когда поближе ее узнаешь. Это ее последний шанс, понимаете, и мне хочется сделать ей приятное. Ей нужно, чтобы кто-то о ней заботился, это уж точно.

— Рыжий, Рыжий, не успеешь ты моргнуть глазом, как она сделает из тебя миссионера.

— Не вижу в этом ничего плохого, если у нас будет своя маленькая миссия. Она говорит, что я чудо как умею ладить с туземцами. Могу, говорит, за пять минут добиться больше толка от туземца, чем Оуэн за целый год. Никогда, говорит, не встречала человека с таким обаянием, как у меня. Вроде жалко похоронить такой дар.

Резидент молча смотрел на него и несколько раз медленно покачал головой. Да, обвела его вокруг пальца, ничего не скажешь.

— Я уже семнадцать человек обратил в веру, — сказал Рыжий Тед.

— Ты? Вот уж не знал, что ты такой ревностный христианин.

— Я сам точно не знал, но когда я побеседовал с ними и они побрели в лоно, как стадо овец, я просто обалдел. Провалиться мне на этом месте, сказал я, все-таки в этом что-то есть.

— Тебе надо было тогда изнасиловать ее. Рыжий. Я бы не обошелся с тобой слишком сурово. Дал бы тебе не больше трех лет, а три года пролетят — и не заметишь.

— Послушайте, резидент, вы часом не проговоритесь, что я об этом и не помышлял. Женщины такие обидчивые, и если она узнает, жуть как расстроится!

— Я знал, что она положила на тебя глаз, но чтобы все так кончилось… — Резидент стал возбужденно ходить взад и вперед по веранде. — Послушай меня, старик, — заговорил он после раздумья, — мы с тобой не раз отлично проводили время, и друг есть друг. Я вот что придумал: одолжу тебе катер, а ты сможешь уехать и спрятаться на одном из островов, отсидишься там, пока не придет следующее судно, а я тогда скажу, чтобы оно замедлило ход и взяло тебя на борт. У тебя сейчас есть один-единственный шанс — бежать без оглядки.

Рыжий Тед покачал головой:

— Не пойдет, резидент. Я знаю, что вы говорите это из лучших побуждений, но я собираюсь жениться на окаянной бабе, и точка. Вам не понять, какая это радость — заставить этих паскудных грешников покаяться, прийти ко Христу. И, черт побери, она так делает пудинг с патокой — ничего подобного не едал с самого детства.

Резидент расстроился. Этот пьяный бездельник составлял всю его компанию на островах, и он не хотел его терять. Он обнаружил, что даже питает к нему определенную симпатию. На следующий день он отправился к миссионеру.

— Действительно ваша сестра собирается замуж за Рыжего Теда? — спросил он. — Никогда в жизни не слышал ничего более невероятного.

— Тем не менее это так.

— Вы должны что-нибудь предпринять. Это безумие!

— Моя сестра — совершеннолетняя и имеет право поступать, как ей заблагорассудится.

— Не хотите ли вы сказать, что одобряете этот поступок? Вы же знаете Рыжего Теда. Он — бродяга, двух мнений быть не может. Вы ей объяснили, как она рискует? Я хочу сказать, что убеждать грешников покаяться и все такое прочее — это прекрасно, но есть же границы. Помните, леопард никогда не меняет своих пятен.

И тут впервые в жизни резидент заметил веселую усмешку в глазах миссионера.

— Моя сестра очень решительная особа, мистер Грюйтер, — сказал он. — С той ночи, что они провели на острове, он уже был обречен.

Резидент раскрыл рот. Он был удивлен не менее пророка Валаама[10], когда господь разверз уста его ослицы и она спросила Валаама, что такого она сделала, что он трижды ее ударил. Значит, мистер Джонс иногда все-таки спускается на землю.

— О, боже! — пробормотал резидент.

Они не успели продолжить разговор, как в комнату стремительно вошла мисс Джонс. Она сияла и помолодела на десять лет. Щеки ее рдели, а нос почти совсем утратил красный оттенок.

— Вы пришли поздравить меня, мистер Грюйтер? — спросила она, двигаясь оживленно, как молодая девушка. — Вот видите, я все-таки была права. В каждом человеке скрыто что-то хорошее. Вы и представить себе не можете, как великолепен был Эдвард в течение всего этого ужасного периода. Он просто герой. Он святой. Даже я была поражена.

— Надеюсь, вы будете очень счастливы, мисс Джонс.

— Уверена, что буду. Мне не пристало сомневаться в этом. Ибо нас свел господь бог.

— Вы так думаете?

— Я знаю. Разве вы не понимаете? Если бы не холера, Эдвард никогда не нашел бы себя. Если бы не холера, мы никогда не узнали бы друг друга. Никогда я не видела, чтобы рука божья проявилась столь явственно.

Резидент подумал, что прием, с помощью которого эту парочку свели вместе, не такой уж безобидный, если при этом умерло шестьсот человек, однако, не будучи особо сведущ в деяниях всемогущего, он воздержался от замечаний.

— Вы ни за что не угадаете, где мы собираемся провести медовый месяц, — сказала мисс Джонс лукаво.

— На Яве.

— А вот и нет. Если вы одолжите нам катер, мы поедем на тот остров, куда нам пришлось высадиться. Он будит в нас обоих самые нежные воспоминания. Именно там я впервые поняла, какой прекрасный и добрый человек Эдвард. Именно там я хочу вознаградить его.

У резидента перехватило дыхание. Он поспешно вышел, так как боялся, что, если немедленно не выпьет бутылку пива, с ним случится припадок. Никогда в жизни не был он так потрясен.

Загрузка...