Часть первая.

Игнач Крест. Начало.


Глава 1. Битва на Калке.

Майский ветерок развивал многочисленные стяги русских князей и половецких ханов, что величаво сидели на «красном помосте» в дубовых резных креслах, специально по такому случаю доставленных в порубежный городок Заруб.

По бокам помоста стояли Лучшие мужи в блестящих и сверкающих на солнце доспехах. Ещё дальше и вокруг расположилась старшая княжья гридь и ханская стража. Всё должно было показывать силу и величие союза Руси и половецкой степи. Страшен, должен быть такой союз. Больше шестидесяти тысяч копий собрал он у Зарубского брода на Днепре.

Трепещи враг!

Но перед помостом стояло всего три степных воина в простых стеганых халатах, подвязанных поясами, а на их медных и обветренных лицах не отражалось вообще никаких эмоций, кроме чувства собственного достоинства и спокойствия.

«Монголы, монголы» – шелестел шёпот по дальнему кругу, занятому дружинами русских князей и половецких ханов. Каждому было любопытно взглянуть на тех воинов из дальних степей, что разбили столько ратей и прошли грозой по многим странам, сыскав себе славу непобедимых.

И вот они тут, стоят перед ними в качестве послов.

Старший из послов неторопливо оглядел двор, пробежав взглядом по лицам дружины. Затем, не спеша, оглядел сам помост с сидящими на нём и, выделив из всех Киевского князя Мстислава, произнёс хриплым голосом, коверкая слова:

– Конязь Урусский! Здравья тебе и твои дети! И всем хоканам Урусским, что видит мой глаз, – и уже дальше на половецком языке, тут же переводимом толмачами, – Я пришёл от великого Чингиз хана послом к вам, с миром!

«–Слыхали мы, что вы идёте против нас, послушавши половцев, а мы вашей земли не трогали, ни городов ваших, ни сёл ваших; не на вас мы пришли, но пришли по воле Божией на холопов и конюхов своих половцев. Вы возьмите с нами мир; коли побегут к вам, гоните от себя и забирайте их имение; мы слышали, что и вам они наделали много зла; мы их и за это бьём.»

При этих словах вскинулись со своих кресел три присутствующих половецких хана и схватились за сабли, шипя что-то по-своему. Посол же, как ни в чём не бывало, продолжил.

– Половцы как собаки грызли вас, когда вы были слабы, сейчас же ползают у ног ваших, и на нас призывают, когда сами свою слабость чуют. Нет, таким доверия, отдайте их нам! И да не прольётся тогда кровь между нами.

Не привыкли князья, когда к ним так без лести обращаются, вскружило голову осознание своей силы великой и посекли монгольских послов тут же, прямо перед княжьим «красным» помостом.

Стоял Андрей, сотник Дозорной сотни Князя Мстислава Удатного, и не радовалось сердце его такой скорой расправе. Нет в том чести и доблести как рубить безоружных послов. Ну да на то воля княжья, а он в ней всё равно не участник.

И уже через час со своей дозорной сотней «о три конь» с заводными, уходил он по степи в сторону Олешья, порубежного городка, что стоял у самого устья Днепра.

Красиво и раздольно в степи весной. Радует глаз множество цветов, да захватывает дух от разнотравья. Но некогда воинам любоваться на красоты степные. Дело дозорных – первым обнаружить чужую угрозу, упредить врага, завязать его боем, задержать и сообщить своему князю. Поэтому зорко вглядываются в безбрежную степь дружинные. Никакой балки или оврага не пропустят они без внимания. По всем древним курганам и холмам, частым гребнем пройдут.


И уже через пять дней доложили Сотнику, что обнаружены головными ещё два монгольских посла, что сидят себе спокойно на кошме пологого кургана у пересохшей речки да кумыс пьют.

–Что хотят послы? – спросил Андрей монголов.

Вы послушали половцев и перебили послов наших; теперь идёте на нас, ну так идите; мы вас не трогали: над всеми нами Бог.

–Если и нас погубить хотите, Воля ваша. Мы же всё передали, что нам велено было, – и послы застыли с каменными и невозмутимыми лицами.

Да, отменно разведка монгольская работает, вести до них быстрее наших дозорных доходят!

–Я с безоружными не воюю, весть вашу князьям своим передам, ступайте себе с миром, – и сотник отчертил стальным стилом по бересте послание князьям.

–Всем разобраться по пятёркам, идём на Калку!


Двенадцать дней шло войско к этой степной реке. Два раза дозорные выводили на передовые монгольские отряды союзную рать. И не один степной воин перед ней не дрогнул, все они как один полегли под копытами коней.

Хмурился Сотник, плохой враг пришёл из степи, сильные духом, спаянные железной дисциплиной да с отменной выучкой были эти воины. Трудно с теми воевать, кто совсем смерти не боится.

А вдвойне трудней, когда в твоём войске единства нет, и каждый князь или предводитель по-своему войну строить пытается, да только о своей личной славе и добыче в итоге печётся.

Не за себя волновался Андрей, пожил уже поди, повоевал сполна.

В походе этом два сына у него шли – Василь, десятником стражи был у князя Мстислава Удатного, да Ильюшка, 15 лет, в старших «детских», в охране Галичских ладей состоит. В тех, что идут по реке вместе с главным войском.

И вот за рекой Калкой, наконец, показалась основная монгольская рать.

В очередной раз устроили совет как бой строить. И опять не было единства среди князей. Дружина Мстислава Черниговского встала по обе стороны от переправы, а Мстислав Киевский и вовсе повелел строить укреплённый лагерь на своей стороне, да там всем быть и на месте врага ждать.

Но не согласились с ним остальные князья, и пошли рысью, переправляясь бродом Галичане Мстислава Удатного, Волынцы Даниила Романовича, Олег Курский со своими, да половецкие рати под командой приставного воеводы Мстислава, Яруна.

Андрей со своей сотней шёл намётом рядом с личной охраной Мстислава Удатного. Князь, как и всегда, летел на врага словно ястреб, грозный и бесстрашный, а в вытянутой правой руке виднелось его любимое оружие – огромный боевой топор.

Вот защёлкали тетивы грозного степного оружия – сложносоставных луков. И покатились в выбитый копытами ковыль первые сбитые стрелами воины.

Голову ниже к холке! И вот около самого виска свистнула очередная оперённая смерть! Сам, тоже на полном скаку, успел послать во врага одну за другой три стрелы. И вот уже сошлись в поединке две конные лавы.

Сшибка конницы – это как удар молнии!

Со всех сторон слышно ржание коней, посмертный хрип сотен глоток, звон и свист клинков.

Вот высокий и скуластый монгол хлещет «боковым» в шею. Отбить клинок, и с обратного хвата ответный удар степняку в плечо! Вокруг ударил алой кровью фонтан из обрубка руки.

Жеребец отпрянул резко в сторону, и по шлему Андрея вскользь ударила кривая сабля, всё же распоров в своём нижнем ходе плечевую сталь защиты. Он как никто понимал, что второй удар врага будет уже точен! И не успевая развернуться навстречу напавшему сзади, Андрей вдруг увидел, как из груди его соперника вырвалось острое жало копья.

–Держись, Сотник! – и к нему подскочил дружок Филат.

–Спасибо, Брат, вовремя ты! Выручил!

И снова в бой.

Удар! Отбой! Снова удар! Прямым хлёстом в грудь! Булат на глазах вскрывает кольчугу и прячущиеся за ним кости с хрящами и плотью, только что бывшего живым человека, а степной воин уже валится замертво под ноги его коня.

Их лава как по маслу прошла сквозь ряды противника!

Ура! Враг дрогнул!

Где-то впереди, в монгольской ставке, ревели трубы и гремели барабаны. И вот один, второй, сотня, другая монгольских воинов развернули коней, и, настёгивая их, бросилась из сечи прочь, а половцы с русскими дружинами уходили за ними в погоню.

И вдруг, когда, казалось бы, победа была уже в руках, неожиданно по левую руку, там, где шли половецкие тысячи, раздался дикий многоголосый рёв и шум ожесточённой битвы. И по правую, чуть позже – такой же.

И неожиданно половецкие рати вдруг сделали резкий разворот, повернули к реке вспять, сминая и расстраивая на своём пути русские черниговские полки, да кинулись прочь.


Мстислав Удатный сделал единственное, что было можно в это момент!

Он резко развернул центр своего удара навстречу прорвавшимся с левой руки основным монгольским силам их ударного, «правого крыла атаки».

–Сотня, за мной! – бросил коня вслед за князем Андрей. И снова конные рати противников сошлись в жестокой рубке.

Первый удар отбит, за ним второй, третий!

Сотник подловил на замахе коренастого, с медными волосами всадника, и резким хлёстом клинка рассёк ему бок. И тут же резкий удар стрелы в правое бедро заставил его стиснуть зубы. Снова удар, только теперь уже копья, распорол броню слева.

Хруст… затрещали рёбра под напором стали. В глазах потемнело, и Андрея повело в бок.

Дальше сознание частями возвращалось, бросая в окутанную болью и шумом реальность, а затем снова гасло. Сотник же только и видел, как между сном и явью его вывозит галопом на своём гнедом жеребце старший сын Василько. А с боков, отчаянно отбиваясь от наседающих монголов, прикрывают их, отступая, ребята его элитной дозорной сотни. И падают, падают, падают под ударами кривых сабель и оперенных стрел!


От берега Калки уже спешно отчаливали челны Галичан и буквально в последнюю, отчаянно удерживаемую средним сыном Ильюхой, его то и успели внести на щите.

А на берегу всё кипела жестокая сеча! И было видно, что монголы повсюду одолевают русскую рать.

Ну а половцев, тех уже и след простыл.

И снова в ушах этот рёв труб и шум барабанов «бум-бум-бум, бум-бум-бум, бум-бум-бум!»


Три недели гребли непрестанно на челнах сменяя друг друга!

Лишь бы подальше уйти от преследователей, что скакали по берегам реки и пускали в них стрелы.

Всё это время Андрей находился между жизнью и смертью и выжил, наверное, только благодаря непрестанной заботе своих сыновей и верных боевых товарищей. Да и не всё ещё видать он сделал в этой жизни, коли не ушёл навечно вслед многим своим товарищам !

Ну а русская рать, полегла почти вся в той жестокой битве. Из десяти воинов только один смог домой возвратиться. Погибло двенадцать и выжило только девять князей участвовавших в походе!

Отступающих, монголы преследовали на многие дни пути и избивали их всех нещадно.

Страшная участь ждала тех князей и воинов, что укрылись вместе с войском Киевского князя Мстислава в лагере, не поддержавшего своих товарищей в недавней битве, и поверившего обещаниям степняков.

Сами монголы же пообещали не проливать кровь русских князей, сдавшихся на их милость. Слово своё они формально сдержали и удавили всех их насмерть пируя сверху, разместившись на настилах из досок и ковров. Простых же воинов по большей части, посекли насмерть сразу, ничуть при этом не церемонясь. Мало кого из них взяли в рабство, что, возможно то, и похуже даже самой смерти будет.

Но всего этого Сотник тогда не ещё знал. Ему предстоял путь домой и долгое восстановление от полученных в той злосчастной битве ран.


Глава 2.Крест.

Где-то тут, совсем рядом, если верить навигатору, он и должен находиться.

Проехать почти 200 километров в сторону Торжка да пройти со спиннингом не один десяток по весьма порожистой речке Поломяти и её притокам и не побывать у легендарного Игнач Креста? Нет! Такого Андрей позволить себе точно не мог. Детская, или даже скорее юношеская, мечта быть археологом, ну или на худой конец – школьным учителем истории/ географии, хоть и не реализованная в реальности, а внимания ко всякой старине требовала стабильно. Ну а уж тут, на Новгородщине, хватало её этой самой старины, с избытком!

Вот и тащился Андрей по оврагам да по коряжнику навстречу к этой вот истории.

Именно тут, в этих самых лесах и болотах почти восемь веков назад прекратила бег всё сокрушающая монгольская конница. «Бич Божий!»– как называли её современники. Залившая кровью и выжегшая перед этим весь восток Древней Руси. Порушившая многие десятки городов, сотни селищ и деревень. Порубившая под корень многие русские рати да разорившая не одно княжество.

Впереди ещё одна земля «урусов» – Новгород! С его златоглавыми куполами Святой Софии, погостами, набитыми дорогими мехами. Златом и серебром богатых купеческих подворий. Да белоликими стройными северянками, с их удивительными, небесной сини глазами, что так ценятся всеми, кто хоть немного понимает толк в женской красоте. Ну и, разумеется, с нетерпением ждёт их на невольничьих рынках далёкой Кафы.

Неделя! Хорошо, десять дней, учитывая всю хлябь местных путей, которые и дорогами-то не назвать. И Новгород падёт под свист стрел и сабель непобедимых степных воинов. Нет силы, способной остановить эту стремительную и всё сокрушающую армию, что построил сам великий Чингиз хан!

И вдруг! Когда цель так близка, тумены Батыя делают резкий разворот и уходят на юг. Прочь от вожделенных новгородских земель!

Что это? Страх перед сильной новгородской ратью, усталость от длительных переходов по дремучим северным лесам да болотам? Или ещё какое-то необъяснимое чудо?

В любом случае, первые две причины – это явно не про монголов! Их трудностями да опасностями не запугать. В себе они, скованные железной дисциплиной и привыкшие к победам, были тогда более, чем уверены. Тут явно чувствовалась какая-то загадка. А, как известно, всё загадочное манит. И Андрей, поправив на плечах рюкзак, зашагал туда, куда указывала стрелка походного компаса. По его прикидкам, осталось пройти вот этот поросший сосняком холмик, да видневшийся внизу, меж деревьев, небольшой овражек. А метров через 300 или 500 он и будет, как показывает это сам навигатор.

Выйдя на край оврага, и не успев затормозить, Андрей почувствовал, как почва из-под его ног резко уходит. Его же самого, с кустом орешника, бросило на дно оврага со всей этой массой глинистой породы, сорванной обвалом с места.

А ведь, похоже, что этот самый куст его сейчас и спас…

Не будь его, накрыло бы оползнем – и нет человека! А так, лещина выступила в качестве того самого островка стабильности, связав между собой части породы. Да и спружинила она изрядно под весом незадачливого путешественника.

Тем не менее, сам удар был очень сильным. Болела и слегка кружилась голова. Саднило руки, спину и всё, что было ниже этой вот самой спины.

Но как говорится,…могло было быть и хуже!

–Главное жив. И, похоже, что даже обошлось без переломов и вывихов, – подумал Андрей и стал, кряхтя да постанывая, медленно подниматься на ноги со свежей осыпи. Попутно при этом стряхивая с себя глину.

Так, а с навигатором я, похоже, распрощался…

Тот лежал у большого, с две головы, валуна и красовался разбитым «вдрызг» корпусом да дисплеем. Сам же рюкзак был на месте. А вот спиннинга, что был с ним весь этот поход, не наблюдалось вовсе. Похоже, что он был погребён под многотонной массой оползня, и достать его уже от туда не было никакой возможности.

Осматривая низ оврага и само место падения, Андрей вдруг почувствовал, что его «зацепило» что-то боковым зрением. Он развернулся, кряхтя, и…остолбенел!

На обрушившемся склоне белел необычной формы камень. Да нет, не камень! Это был – Каменище!

И, похоже, что открылся он именно этой самой осыпью, только что им тут вот и устроенной.

Всматриваясь, Андрей вдруг начал понимать, что непростой это природный валун. Ну не может у простого камня быть такая сложная и необычная форма. Из земли явно выступала рукотворная геометрическая фигура в виде горизонтальной и вертикальной плоскостей и, похоже всё это было на верх…креста! Да, именно креста!

Поднявшись по склону и вглядевшись, Андрей различил на светлом камне следы от обработки. Было заметно, что в своё время камень обтёсывали, равняли и шлифовали. Вверх от горизонтальной поперечины выходила и вертикальная, а высотой она была где-то около полутора метров, ну или чуть больше того. Длина же самой горизонтальной была где-то всего около трёх. Труда не составило прикинуть, что внизу, под толщей глины, скрывается примерно такая же часть конструкции. Ну а у самого основания может быть и ещё было что-то. На что-то же опирается, и на всём этом держится вот это вот колоссальное рукотворное сооружение?

–Будем копать!

Охваченный любопытством, Андрей ни на минуту не усомнился в своих действиях. Найти старинный артефакт и не постараться раскрыть всю тему?! Нет, это было явно не про него!

Поэтому, рюкзак с плечь! С бокового крепления вниз походную «мсл», то бишь в переводе с армейского, малую сапёрную лопату. И за работу! Ибо солнце ещё высоко, а до ночных сумерек часов так эдак пять, или шесть у него точно есть.

Охваченный жаждой деятельности, Андрей и не заметил, как пролетели вот эти самые часы. Зато теперь, в свете заката, можно было смело сказать, что трудился он не зря!

Крест, а это был именно он, высился над монолитной плитой из базальта или светлого гранита на высоту не менее как четырёх метров. Никаких изображений, письмен или каких-нибудь других линий на нём самом пока ещё видно не было. Но и без всего этого было ясно, что это свидетель глубокой и седой старины. От него так и веяло силой и каким-то особым могучим духом, таким торжественным и суровым! Суровым, и в тоже время справедливым! И сила та была, словно, осязаемой. Она как будто струилась в окружающем воздухе и пронизывала всё вокруг, в том числе и самого Андрея.

Несмотря на долгую и тяжёлую работу, никакой усталости не чувствовалось, словно сила эта подпитывала и помогала ему в своём труде. Оставалось уже совсем немного: подкопать и подчистить само основание креста. Ту самую плиту, которая теперь осязаемо, виднелась на поверхности.

И нет-нет, а кое-где из-под грунта вдруг начали выступать линии. Они словно складывались в пока что еще непонятное и не осмысленное сознанием изображение.

Осталось всё начисто вымести да протереть, и Андрей подтянул к себе рюкзак. В нём как раз лежало подходящее для такого случая походное полотенце.

«Щёточкой, оно бы конечно удобнее. Ну, да и так ладно – обойдёмся». Кто ж знал, что его ждёт такая находка!

Линии на плите образовывали что-то в виде круга, вернее растянутого овала. А в центре этого овала явно находилось какое-то изображение. А вот понять какое, было пока еще очень сложно, вокруг находилось слишком много глины. И тут уже не обойдёшься без скрепка, заменить который в этих условиях может разве что охотничий нож. Он как раз и висел на правом боку, в красивых кожаных ножнах. Нож этот – Кизлярский «Скорпион» из доброй стали, был подарком ребят по выходу на заслуженную военную пенсию хозяина. Этим самым ножом Андрей и подчистил те самые остатки глины с линий, да и смёл затем всё с плиты.




Личное фото, личного ножа автора.


Наконец, взору открылась общая картина. Вот овал из пересекающихся линий, а в центре его явно угадываются очертания рыбы.

«Однаако! Что же это выходит? На плите изображение сети с рыбой, в самом её центре, а над всем этим осеняя высится крест! О чём же тут вообще речь? Крест посвящен каким-то рыбакам или рыбному промыслу, так сильно развитому в краю озёр и рек Валдая?

А, может быть, тут что-то другое?» – Андрей глубоко задумался. Древний Крест, сеть, рыба. Как же всё это связать? А, не в этом ли буквально смысл всего? Ведь, как известно, рыба и крест – это что ни на есть самые древние символы христианства! Ещё с тех самых библейских, ветхо заветных времён!

Взволновавшись, Андрей резко поднялся с колен, пальцы его, лежавшие на лезвии ножа, непроизвольно дёрнулись и вздрогнули от резкой боли. С указательного пальца, из глубокого пореза, показалась кровь, и несколько её капель упали точно на только что очищенное изображение рыбы.

Вокруг что-то явно изменилось. Обступавшие вокруг сумерки стали, словно гуще и плотнее. От самого же Креста и основания плиты начало исходить какое-то необычное, переливающееся голубоватое свечение. В центре плиты, там, где стоял Андрей, образовалось вдруг матовое, полупрозрачное облако.

Все предметы в нём – рюкзак, сапёрная лопата, топорик, да и он сам-всё это сейчас выглядело нереально. Формы как бы расплывались и дрожали. И из этого самого облака, напротив, вдруг постепенно начала проступать, и материализовываться человеческая фигура. Вот стали видны её руки и ноги, одетые в странные, то ли сапоги, то ли мокасины или чуни. На самой же фигуре было что-то типа суконной, кожаной куртки. А вот и голова, в шапке густых, светло-русых волос да с узким шнурком на лбу. И лицо, выступающее из этого густого облака…

Оно пытливо и насторожённо всматривалось в Андрея.

И было что-то в этом лице отчаянно знакомое…

Ну конечно! Мистика!

На него в упор смотрело лицо самого Андрея! Нет, конечно, различия были. Глаза голубые, а не карие, как у него. Нос чуть шире, как у нас говорят –картошкой. Скулы острее… и шрамы.…На лице отчётливо виднелись многочисленные шрамы. Вот, над правой бровью косой, а вот, над левой скулой, что возле самого уха и над верхней губой, ещё виднеется пара.

Эка, как же побило тебя, да посекло-то, однако!

И всё равно лицо это было очень похоже на его.

Поза у двойника из облака была явно насторожённая и даже, скажем так, угрожающая. Правая напряжённая рука лежала на рукояти короткого меча, который пока ещё находился в ножнах, на широком поясе. В левой, тоже угадывалось что-то такое, что пряталось пока что в рукаве куртки.

«Похоже, дела плохи, вот сейчас меня прямо тут и нашинкуют», – подумал Андрей и сделал единственно правильную вещь, выпустив из рук своё единственное оружие – охотничий нож, который с громким звуком ударился о камень.

У голубоглазого напротив, в глазах мелькнуло удивление и вопрос. Само же лицо явно разгладилось и уже не выглядело столь суровым и угрожающим как прежде.

–Кто ты, человече али дух лесной? – раздался спокойный и уверенный голос.

–Хм… ну уж не дух лесной-то это точно! А вот человек, это да…можно и так сказать!

–Раб Божий Андрей, из Новгорода, – улыбнулся, представившись, он –Рыбачил я на Поломети, да вот сюда и забрёл ненароком. А ты кто такой будешь, и откуда у тебя такой «прикид»?

–Андрей из Новгорода, раб Божий, рыбачил на Поломети, – словно взвешивая и пробуя на вкус только что произнесённые фразы, медленно повторил незнакомец.

–Мудрёно говоришь ты, не всё я разумею. Али сам ты не местный, а молвишь что из Новогорода, али вообще,… – и он замотал головой и истово перекрестился двумя пальцами.

–Я, Андрей из Торопца, сын Хвата из гридней княжьих. Сам-сотник дозорной сотни Князя Мстислава Удатного! – и добавил, нахмурившись, – Был!

–Вот и познакомились, – вздохнул поражённый происходящим Андрей и протянул руку, при этом глядя тёзке прямо в глаза.

Чуть помедлив, тот снял свою с меча и тоже протянул навстречу. И вот, когда обе руки коснулись друг друга, произошло нечто, что потом и объяснить-то было просто невозможно! Сильно закружилась голова, в глазах словно вспыхнул яркий свет, а вокруг заметались какие-то световые волны. Сознание замутилось, и Андрей рухнул на плиту!

Сколько он так там пролежал–было совершенно непонятно.

Вокруг стояла темнота, где-то далеко ухал филин, доносился лёгкий шум деревьев, что стояли над оврагом, вот тонко пискнула и прошуршала мышь у соседнего куста. Ухо смогло вычленить и определить множество звуков близких и далёких, ране попросту не замечаемых. И запахи! Он чувствовал множество новых для себя и таких странных запахов.

Так характерно пахнут травы и деревья, даже глина и песок имели свои особые, ранее им не замечаемые запахи. А уж вот этот вот запах ни с чем не спутаешь. Так может пахнуть только грязное, давно не мытое в русской бане тело. И ещё этот кислый запах от прелой кожи сапог.

«Словно козёл с суздальского торжища!» – промелькнуло в мозгу. «Интересно, а почему же с Суздальского?» – опять съехидничало сознание.

Стоять! Что за коляды!? С ума тут сходим?! Андрей напрягся и сел.

Головокружение понемногу прошло и он смог различить отменным ночным зрением, что одет он точно так же как и его недавний знакомец и, несмотря на такую вот экзотическую, по меркам 21 века одежду и обувь, она его ничуть даже не смущала, даже напротив была удобной. И вообще… Она была его!

Так же, как и лежащее напротив грудой изделие фирмы Seafox «маде ин Финлянд», прекрасная, кстати, куртка, для походов и рыбалки. В ней ему любая непогода была не страшна! И на удар-разрыв, она словно бронежилет, нуу, как минимум, 1 класса (умеют же делать финны для своих спасателей, да хоть и для тех же рыбаков, или туристов).

пока Обувь – хорошие крекинговые ботинки от Hanwag Makra, ей тоже под стать – не скупился, когда по случаю покупал в командировке, и ни разу о том в последствии не жалел. И вот откуда у него, сейчас все эти знания с той открывшейся глубиной сведений и информации из века тринадцатого, что сами собой выплывали из глубины мироощущения? Вот этого пока он никак не понимал.

В общем, на лицо – слияние сознания двух личностей, века 13 – Андрея сотника, отставного воина и командира, и человека из века 21- Андрея Сотникова, отставного майора МЧС заработавшего с детства и заслужившего свою кличку «Сотник».

Слияние было очень гармоничным, никакого диссонанса, как в физической, так и духовной его сущности не было. Все навыки и рефлексы сейчас только улучшились. Сознание крепкое и уверенное, а знания человека древней Руси и России будущего приобрели огромную базу и взаимно дополняли друг друга, как в теории, так и на практике.

В общем, обоим Андреям было вместе абсолютно комфортно. Да и не было деления на того и другого, был он один и было ему хорошо!

Осталось вот только отдохнуть после такого непростого во всех отношениях дня, да и всё хорошенько обдумать.

В качестве места для ночлега лучше всего подходила небольшая полянка шагах эдак пятьсот, нуу, или в метрах трёхсот от оврага. Был там небольшой родник, чтобы воду набрать в котелок, да и за дровами ходить не нужно, всё совсем рядом. Ещё загодя, проходя мимо, приметил он стоявшую там сухую сосну. Так что, накинув на плечи рюкзак да походный мешок и прихватив лопатку с вещами, лежащими у Креста, Андрей повернулся к нему лицом, затем глубоко поклонился, перекрестясь и, шепча про себя вечную молитву, а после зашагал, не спеша в нужное ему место.

Дорога много времени не заняла. Опять порадовало, что видит и слышит он вокруг прекрасно.

Уж как дозорному следопыту – Сотнику это очень даже было в помощь!

Затем несколько минут хлопот по разбивке ночлега, и вот уже в плоском армейском котелке закипает родниковая водичка. Осталось только сварить картошечку, да с лучком и салом её потом и умять. Андрей расстегнул клапаны и замок рюкзака, достал из него большой пакет и крепко задумался:

–Раннее средневековье. Помимо многочисленных нашествий врагов и эпидемий, перед человеком этого времени всегда остро стоял вопрос голода. Очень частыми были тут неурожаи и засухи, отчего то и вымирали здесь нередко целыми семьями, а бывало, что и селениями да городами. Виной тому, в основном, были неблагоприятные климатические условия. Холодновато было на Новгородщине!

Нередко случалось, что и в июне-то выпадал снег, ну а уж про возвратные заморозки в мае или июне, да про затяжные дожди, вообще уж говорить не приходилось.


Вот какое подробное описание страшного голода 1230 года от Рождества Христова даёт русский писатель, историк Николай Михайлович Карамзин в своей «Истории государства Российского»:

«Жестокий мороз 14 сентября побил все озими; Между тем голод и мор свирепствовали, цена на хлеб сделалась неслыханная: За четверть ржи платили уже гривну серебра, или семь гривен кунами. Бедные ели мох, жёлуди, сосну, ильмовый лист, кору липовую, собак, кошек и самые трупы человеческие; Некоторые даже убивали людей, чтобы питаться их мясом: но сии злодеи были наказаны смертию. Другие в отчаянии зажигали домы граждан избыточных, имевших хлеб в своих житницах, и грабили оные; а беспорядок и мятеж только увеличивали бедствие. Скоро две новые скудельницы наполнились мёртвыми, которых было сочтено до 42 000; На улицах, на площадях, на мосту гладные псы терзали множество не погребённых тел людских и самых живых оставленных младенцев; Родители, чтобы не слыхать вопля детей своих, отдавали их в рабы чужеземцам. „Не было уже жалости в людях, – говорит Летописец: – казалось, что ни отец сына, ни мать дочери своих не любит. Сосед соседу не хотел уломить хлеба!“ Кто мог, бежал в иные области; но зло было общее для всей России, кроме Киева. В одном Смоленске, тогда весьма многолюдном, умерло более тридцати тысяч людей.»


Жуткое описание реально произошедшего бедствия!

И всё вот это рядом и грядет всего-то через какие-то шесть или семь лет.


Опять же подсечная и двупольная культура земледелия тут, в этом времени оставляла собой желать лучшего. Да и с орудиями земледелия, а так же набором сельхоз культур, всё было очень и даже очень «блёкло».

В итоге, что мы всё – таки тут имеем? Озимая рожь да овёс с ячменём и просом на полях. Репа, редька с серой капустой и горохом да лук со светло-жёлтой морковью в огородах. Вот, в основном, и всё нынешнее разнообразие. Огурцы со свёклой сюда пока что ещё практически не дошли, а многие культуры так и вообще к девятнадцатому веку только подтянуться. Взять вот тот же картофель да томаты с кукурузой, что пришли к нам из далёкого «Нового света», и что десятками лет отвергались упрямо народом! «Репу мы тут едим и не надо нам ничего более, а не то бунт устроим!». И ведь реально устраивали «картофельные бунты», когда правительство и Царь батюшка пытались настойчиво вразумить да заставить его выращивать.

А тут у него в руках воистину сокровище этого мира и времени!

В большом пакете оставалось ещё более чем половина ведра картофеля, несколько луковиц и головок чеснока. И это ещё не всё! Вот, в полиэтиленовом герметичном коробе лежит приманка для рыбы. А состоит она из россыпи ржи да пшеницы, кукурузы, гороха и семян подсолнечника. Запарить её, добавить туда всяких ароматных штучек и корми себе рыбку. Однако сейчас, в свете случившегося, рыбка эта явно может и должна подождать. Кормить теперь будем себя и других!

Всё это, если вдумчиво рассмотреть содержимое рюкзака, может очень даже пригодиться в этом мире.

Так что завариваем чай и… с горбушкой ароматного хлеба из века 13, да вприкуску с беконом уже далёкого века будущего, бодро всё это уминаем. А потом уже можно просто вытянуться на походной пенке и просто полежать у костра. Полежать и подумать, как же теперь жить в этом старом и одновременно новом для него мире.

В принципе, ведь ничего плохого с ним не произошло. Он живой и здоровый, малые дети с женой, в 21 веке его не ждут. А его изменившаяся сущность вобрала в себя весь жизненный опыт человека из века 13 и такого далёкого уже века будущего.

У него самого прекрасная реакция и физическая форма. Мышление чёткое, с хорошей памятью и логикой. Боевые навыки элитного отставного воина древности только усилились навыками и умениями офицера из будущего. Чего вот только стоит его КМС по самбо и рукопашному бою! Ну не зря же он столько лет занимался в детстве и юности, да в родном Московском институте МЧС. Согласен, конечно, это не подготовка войскового спецназа… Но ничего, всё это, что и так уже есть, пригодится теперь в этом, ставшим уже теперь для него родном мире. Мире вечных схваток и битв. А цель? Ну, какая у него ещё может быть цель, как не служение своей Родине и своей стране?

Очевидно, что для местного обывателя всё это сложно и непонятно. Каждый тут живёт в своём отдельном княжестве, строго и склочно готов эту самую свободу и независимость отстаивать от любого, будь тот хоть варяг из-за моря, или хотя бы тот же соседский Ваня, из недалёкой лесной росчищи.

Понятия «единая и неделимая» сейчас тут не просто не примут, а, пожалуй, что даже признают очень вредным, чуждым и опасным!

Так что с этим надо бы пока быть поаккуратнее, а то не ровен час на копья и вилы поднимут. Хоть в той же Новгородчине, Галичине или Черниговщине, да хоть во Владимире или дальнем Киеве. А то и просто могут взять и притопить по-простецки в ближайшем болоте или омуте, чтобы, значит, народ, мыслями вредными баломут не смущал!

– Ибо веками мы тут так жили и живём! И нечего нам тут воду мутить, ишь выискался!

И всё же есть что-то объединяющее, всеохватывающее и общее для всей вот этой земли. Вера эта Христианская Православная! Земля эта родная, русская. Да беда грядущая, злая и великая – нашествие Батыево и иго тяжкое, монгольское!

Всего-то вот год прошёл, как чудом он возвернулся посеченный и пробитый из горькой для русичей битве при степной Калке. Ещё четырнадцать лет осталось. И вернутся опять монголы, той бедой лютой! Разорят землю Русскую. И обезлюдеет она под пятой ига жестокого, басурманского. И как не ему знать об этом.

Вот что же теперь со всем вот этим ему делать, как дальше жить?!

И сам себе же тихо ответил:

«Крепить Русь бронно и оружно перед приходом орды! Крепиться самому и помогать укрепляться другим, в Вере святой Православной да с навыками отточенными воинскими!»

«Вот и смысл тут всей жизни моей! Сколько бы мне не осталось её прожить», – подумал Андрей. Вдохнул глубоко пряный аромат разнотравья, да укрывшись курткой, и уснул у потрескивающего тихонько костерка.


Глава 3. В усадьбу.

Когда утренний рассвет разогнал тьму на полянке, Сотник уже был на ногах. Пора в путь!

До его вотчины, пожалованной князем Мстиславом Удатным и Новгородским Господнем советом за службу верную, да кровь обильно политую, было не близко. Полтора, а то и два дня идти, да и то если поспешать. Хотя шибко спешить-то в лесу не получится. Это, конечно, если сам живым хочешь остаться. Тут тебе и зверя лютого, да и человека лихого хватает даже вполне себе с избытком. Так что, поостеречься бы следовало.

Поэтому, наскоро перекусив сваренным кулешом из вяленой лосятины и проса, да запив всё душистым «кипрейским Иван чаем», Андрей тщательно упаковал всё своё имущество в один походный рюкзак. Затоптал кострище и, проверив, быстро ли сможет выхватить притороченный к спине лук со стрелами, направился в сторону захода солнца. Именно там, между двумя лесными речками Дубенкой да Ямницей, впадающими затем в Полометь, и находилось жалованное ему поместье.

За время перехода ничего примечательного, окромя добычи–парочки зайцев, не произошло. И уже на Успение Богородицы (28 августа по новому стилю) он был рядом с домом.

Переправившись бродом неширокой, но кое-где глубиной, что и по грудь Дубенки, поднявшись на покатую у реки возвышенность, Андрей притаился за зарослями крушины и, контролируя окрестности, начал внимательно всматриваться в недалёкое подворье. Оно же состояло из крепкой избы пятистенка, крытой тёсом, да пары сараюшек и низенькой баньки, притулившийся поодаль у небольшого озерца.

Рядом с домом стоял невысокий худенький паренёк с копной светлых волос и споро так тюкал топориком.

–Не бездельничает Митюня! Вон как поленница за время его отсутствия выросла, – тепло подумал о своём младшеньком Андрей и вышел из-за куста.

–Тятя, тятя!–закричал мальчишка и, бросив топор, стремглав кинулся к нему.

Следом, от небольшой сараюшки, около которой жевала ветки пара коз, выкатился тёмный шарик из лап, хвоста и ушей, и залился весёлым лаем. Андрей поймал сына на лету, закружил и подбросил пару раз вверх.

–Лёгонький-то какой, что щеня, не намного тяжелее Волчка будет, – что крутился радостный у его ног, тут же.

–Ну, будя, будя, – и, погладив по голове, поставил сына на землю. А вот топор нечего на землю бросать. Топор–это первое наше оружие из древле, и всегда он должен быть готов к бою! – слегка нахмурил брови тятя.

Митя вздохнул и опустил глаза.

–Виноват. Соскучился я, тять. Больно долго тебя не было. Думал, уж не случилось ли чего ненароком, – и перекрестился.

–Да пять дней всего-то прошло. Не журись, Митюш, больше тебя не оставлю!

И улыбнувшись, он снова погладил светлую головушку.

Сын был у него младшеньким, почти год уж как не стало матушки, жены Андрея–Доброславы. Забрала её с собой за кромку лихоманка злая. Вот и жалел да ластил он как мог малого, пытаясь хоть как-то заменить не хватающего материнского тепла.

–Тять, а что это у тебя такое на спине чудное?– кивнул Митя на рюкзак, – Да горшки вон какие-то привязал, и рогожа али кошма поди какая на самом верху приторочена?

–Всё, сынок, объясню да покажу, пошли-ка мы пока в дом. Хочу я с себя всё скинуть да разложить. А тебя же попрошу нашу баньку затопить. С дороги-то и с устатку сам понимаешь: баня–она самое то будет!

Пока топилась баня, было время оглядеть всё своё хозяйство новым взглядом. Было оно по меркам 13 века весьма неплохим и крепким, хотя с боярским поместьем то, конечно, не сравнить. Нет тут крытого подворья за высоким забором, нет больших хором и кучи снующих холопов. А всё же очень даже достойно по нынешним меркам, хотя и не без причуд конечно.


Вот возьмём ту же избу. С виду обычный пятистенок, правда, крытый тесом, а не дранкой или соломой как у многих. Внутри неё пол из толстенных досок настелен, а не какой-то там земляной, да утоптанный и крытый соломой. Не очень-то и позволительная роскошь по нынешним меркам! Пилорам иль лесопилок ведь ещё нет, а попробуй, вот, ты бревно, да к тому же вручную, вдоль распилить, а хотя бы и расколоть иль расщепить даже! Семь потов у тебя прежде сойдёт, а времени –то сколько клиньями раскалывать, да ещё и ровнять потом!

На стенах сверкали два небольших окошка из слюды, а не просто мутного бычьего пузыря или той же вощёной холстины. Опять же редкая и дорогущая нынче вещь! Зато и в избе от этого, было светло да опрятно.

А вот и печь. Не печь – а просто чудо печь! Эдакой-то печью, редко какой боярин или князь может похвастать. Печь же была такая, как мы её и представляем в самом 21 веке. То есть стоящую, огромную, посреди избы, с топкой, лежанкой и с трубой наверху. Но вся «фишка» здесь в том, что в веке 13 ВСЁ печное отопление изб состояло из очага на полу! А это, считай, что всё тот же костёр в камнях, ну пусть и обмазанных глиной.

Топились избы по-чёрному, то есть дым находил себе выход в отверстиях – продухах сверху, ну или ещё через какие-то там боковые щели. Тут же о щелях вообще можно было забыть. Всё законопачено, промазано глиной и побелено извёсткой! Чисто, бело, уютно – аж глаз радуется!

Ну а печь, с её хитрыми продушинами, затворками и внутренними печными ходами-камерами, всё для увеличения КПД обогрева – это особый «отдарок» одного иноземного мастера Аристарха, что был обязан ещё княжьему сотнику Андрею жизнью за своё спасение. И, похоже, что своего спасителя он очень уважал. Оттого то и сложено всё было на совесть, да красиво. А уж грела и готовила она просто изумительно!

Внутри избы, по меркам века грядущего, было всё – таки темновато, это вам средневековье, с освещением из берёзовых лучин да сало – жировых светильников как никак. Восковые – то свечи тут были очень и очень дороги и позволить их себе могли только весьма и весьма состоятельные люди.

–Но со всем этим мы что-то будем делать позже…

А пока, скинул всю поклажу в сенях да разложил оружие в местной «оружейке», то есть небольшой подклети за печью. Оружие – оно требовало первого внимания. Всё же остальное подождёт!

Посмотреть тут было на что, хозяин то явно знаток и умелец. Да видать и воин, он по всему, не бедный. Отдельно стояли обернутые вощёным сукном луки. Два охотничьих однодеревка и один степной сложносоставной, состоявший из композита рогов, смолы, сухожилий, металла и ещё много чего там. Всех секретов производства Андрей попросту не знал и даже знать не мог, потому что они хранились мастерами в самом строгом секрете. В нескольких саадаках – колчанах находились стрелы. Каких же их тут только не было, одних только охотничьих – восемь видов. С прямым, косым, широким, узким срезом, долотом и вилкой. Боевые, черешковые и с гранёным наконечником для пробоя брони. Обычные, и с полой сердцевиной, дающие леденящий звук при полёте. И были тут даже с тупым наконечником – для оглушения и взятия ворога живьём.

Стояли у стены два арбалета, или, как их ещё называли на Руси, самострелы. Рядом с ними лежали болты россыпью и в специальных кожаных сумочках – мешочках, всё для удобства ношения.

Отдельно от стрелкового, стоит холодное оружие. Пара мечей разной длины, сабля, лично снятая после поединка с половецким подханком. Топоры, метательные ножи, булавы, копья, секиры и сулицы.

Арсенал был богатый!

Брони и защиты тоже хватало. Одних только кольчуг здесь было три. Из них, самая маленькая была уже почти, что впору Мите. Она висела тут на кресовине и ждала своего часа.

Сзади, за спиной, раздалось учащённое сопение. Конечно, что может быть интереснее мальчишке, чем оружие?

–Тять, я, пока тебя не было, всё всё воском навощил и маслом смазал, каждый день ведь тут проверял.

–Да я и не сомневаюсь, – улыбнулся Андрей, – Всё в полном порядке. Небось, опять броньку свою вдоль и поперёк перемерил?

–Великовата пока, но тяжести в ней не чувствую, хоть весь день в ней беги!

–Рановато, сынок, успеется, два года тебе ещё до княжьих «детских». Вот пойдёшь в воинское обучение, так набегаешься ещё! – и усмехнулся, видно вспоминая своё.

–Баню затопил, воды в шайки и кадушку наносил. Тять, а можно я всё твоё походное обихожу? Ты это, не сумлевайся даже, всё всё как ты учил, сделаю.

–Да я и не сомневаюсь. Держи! – и Андрей протянул снятые с похода лук с колчаном да короткий меч.

–Ты на лук только сверху побольше гусиного жира наложи, я пока вон в брод шел, водица на него попала.

Воин всегда воин, хоть в бою, хоть на пиру, а хоть и в переходе с охоты, бродом. И следовал этому правилу Андрей всегда неукоснительно. Поэтому и в этот раз, переправляясь, шёл он с оружием «на изготовку». Всякое в пути может быть, а брод, он – самое удобное место для засады. Но засады не было, а вот вода была. Она то и плеснула немного на самой стремнине. Так что обиходить оружие, конечно, следовало, и оно было передано мальцу, который и принялся за работу со всей надлежащей прилежностью.

Пока топилась банька, следовало побеспокоиться и об обеде.

Достав из походной сумы потрошенного да обложенного для сохранности крапивой зайца, Андрей порезал его крупными кусками, добавил немного сливочного козьего масла, соли, лука, да и, сложив всё на «гусятницу» (глиняную широкую, зачастую с крышкой сковороду), задвинул блюдо в горнило печи. Пусть пока там потомиться.

Позже туда же можно добавить и репы с черемшой (диким луком) да пряными травками для лучшего вкуса. А часика через два-три, как раз после помывки всё и дойдёт. Вот там то вместе и поснедаем. В саму же баню лучше было идти натощак.

Андрей обошёл двор усадьбы. Скотины у него было немного: парочка коз во главе с кривым козлом Васькой, три овцы с бараном, жеребец Орлик да несколько курей с горластым Петькой. Причём по всему выходило, что козёл тут был «за главного». Уж больно задиристая, пардон, скотина, это была. Не зря вон глаз то ему вышибли!

Самая же большая забота у хозяина была – борти!

В общем-то это сейчас и был их основной источник дохода. Русь исправно и многие века вывозила за рубеж так востребованные там продукты пчеловодства: воск, пергу, прополис, ну и, разумеется, сам мёд. Хорошие бортевые угодья ценились всегда очень высоко. Удачными в этом плане были они и у Сотника. И всё это благодаря редкому в данной местности обилию липы да цветочных полян междуречья. Удалось ему с десяток бортей для себя, и окультурить, создав при этом мини пасеку из рубленных и тесаных сосновых колод возле дома.

Большого богатства на этом, конечно, не заработаешь, но вот на то, чтобы прожить без бедно, вполне даже себе хватало.

Хотя сейчас, в свете новых, так сказать, открывшихся обстоятельств, средств для подготовки к грядущим боям с монголами требовалось просто «море». А вот где же их брать, пока что вообще было не понятно. И надо бы вот это все, как-то ему решать. Ведь только одна задуманная им воинская школа по подготовке воинских отроков столько же всего потребует – «мама не горюй»!

Очевидно, что помощи тут, конечно, ни от кого не дождёшься. У князей и бояр, что те средства имеют, есть ведь и свои заботы. И даже правильнее сказать – они то у них и есть, что только что свои, личные, кровные.

Ну, вот какое им дело до тревог и забот по обороне общей державы?! Мошну бы свою набить да чужую если где отобрать. Зачастую и пристукнув при этом самого хозяина вот этой вот самой мошны.

Феодальную раздробленность и княжьи усобицы опять же никто пока не отменял.

Ну ладно, поживем – увидим, хотя была надежда на помощь одного верного человека, с кем подружился он в далёком боевом отрочестве и в походы с ним, потом ходил не единожды. Теперь же тот вышел в богатейшие люди-купцы Батюшки Великого Новгорода, оставив военную службу. А кроме богатства и людей нужных знал друг, особенно высоких господних людей состоящих при власти. Ну, об этом можно будет подумать и позже, а сейчас можно бы и в баню, готова, уже, поди.

Баня была простая, «по-чёрному». Был это небольшой сруб с открытым очагом внутри и камнями голышами, кадушка с холодной водой, полок с парой шаек и берёзовым веником да медный котёл, ведра эдак на два для кипятка.

–Десятский! – его давным – давно в свой первый поход на половцев взял в качестве законной добычи ещё молодой тогда, боевой княжий отрок Андрейка. Вот так, лет тридцать тот ему теперь так и служит. Варит он пиво в нём осенью да греет воду для бани.

И всё же это лучше, чем в дальних походах кормить с десяток «копчёных» степняков кониной. И усмехнувшись, Андрей поддал из него крутым кипятком на раскалённые голыши. Пошла жара!


После бани потрапезничали запеченной духмяной зайчатиной с репой в прикуску, пресными ржаными лепёшками и козьим сыром. Запили с Митей из местных глиняных «канопок» (небольших кружек ) ржаным тёмным квасом, бьющим своей резкостью в нос, да легли «на боковую».

На дворе уже смеркалось. Андрей пристроился опочивать на длинном сундуке с матрасом сенником у самой печи, ведь кроватей-то в это время не было. Вот и спали люди кто на полатях и скамьях, а кто и вовсе где и на чём придётся.

Вытянувшись да расслабив уставшее тело, пересказал Митеньке, как прошло его путешествие. Ну, разумеется, без всяких там чудесных подробностей. Затем, по его настойчивой просьбе поведал немного о службе ратной вообще, и как она у него самого и с чего начиналась.

–Отдавали для обучения и служения в княжьи отроки в моём детстве сынок, пораньше. Уже в 12, батя, твой дедушка, Хват Иванович, а во крещении Иван будучи сам десятником в гриди князя Рюрика Ростиславовича, привёл меня, сопливого тогда мальчишку, в служение к будущему великому князю Мстиславу Удатному. Тот уже тогда отличался воинским задором да сметливостью, но и о дружине своей заботился как о семье или себе самом. Хороший командир был князюшка, что и сказать… Поэтому-то, попасть к нему было совсем не просто. И вот, стоим мы, значит, у княжьего терема, да и спускается тут Мстислав Мстиславович с «ближниками» (приближённые лучшие воины – бояре) своими по ступеням. Отца-то он хорошо знал, как-никак отменный воин в дружине его дяди Рюрика тот был, да и вместе в походы они не раз хаживали, вот и вопрошает он его: «Здоров будь, десятский, с чем пришёл ко мне, да никак привёл кого с собой – такого малого?»

Ну, а батя то голову склонил, поприветствовал, как полагается с вежеством, князя и отвечает.

–То мой малец, Княже, третьяк (нас трое братьев было) Андрейка, хочет он сам, и я его в том добром намерении поддерживаю, у тебя службу ратную служить. А перед тем просит у тебя пройти обучение воинскому делу при дружине в детских отроках. А то, что мал пока, так характер у него есть, кость на месте, ну а мясо, глядишь, и нарастёт с годами.

Взглянул на меня Мстислав, усмехнулся, да и говорит: «А давай-ка испытаем младшего твоего? Пусть простоит против детского отрока из моих. Из тех, кто готовится уже в дружину переходить, да полных 100 ударов сердца выдюжит в поединке».

–Есть характер, как ты говоришь, не сплошает, поди, ну а коли худо себя он покажет, так не взыщи десятник, придётся ему другого князя себе искать! – и засмеялся на весь двор.

Ну, тут все, кто был в окружении, да кто подошёл поглядеть на представление, тоже засмеялись, с ним значит. Как же, мальчонка 12 лет, вот такой же точно, что и ты, сейчас, да с почти готовым воином схватится. Видано ли такое?

Делать нечего, встал я в круг, что образовали все присутствующие, и выходит против меня детина, сам на полторы головы выше. Руки в боки, и усмехается такой в прищуре. Ну а как же, ему-то уже почти 16 лет стукнуло. Он-то уже всё обучение воинское прошёл. В походах пару раз был, да кровь в бою, небось, не раз пролил, а тут какой- то сопливый мальчишка против него в круг вышел. И надо ему того нахала перед князем своим отменно проучить.

Нам правила боя княжий воевода Ярило высказывает: куда можно, а куда нельзя бить, какие, значит, болевые приёмы разрешаются, а какие нет. А я стою «ни жив, ни мёртв», и все-то те слова мимо моих ушей пролетают. Что и говорить, испугался шибко, но виду всё равно, как батя сказал, не подал. Так, просто, лицо бледнее стало, и злое такое, говорят, как у волчка. От того, значит, у меня и кличка стала в детских, как у собачки нашей – «Волчок».

Ну вот, значит, стою я в круге, а батя мне так говорит спокойно: «Сынок, страха нет… боль, кровь, всё пустое, пройдёт и забудется, а вот как ты в жизнь воинскую вступишь изначально, так к тебе и будут всегда и все относится после. Вспомни всё, чему я тебя все эти годы учил и не опозорь же род воинский свой». Вот после этих самых слов и отпустило меня.

Бились мы с тем парнем не сто ударов сердца, а пять раз по сто. Он, конечно, и более сильный был, да и более умелый, чем я. Один только удар его, словно кувалда пудовая. Но и я же вёрткий и жилистый был, словно свирепая ласка крутился. Всё лицо в крови, грудь и спина отбиты при падениях. А зажать он меня всё не может никак. Уже в самом конце подмял всё-таки под себя, как медведь, да давай душить. Забылся, похоже, что по правилам поединок вести надо, и обозлился видать очень. Ломает да душит сам, а я молчу. Уже и в глазах потемнело, а нет, всё ему сдачи. Вот тут-то князь и закричал: «Стоять! Всё! Конец схватки!» И подошёл к отцу:

– «Прости, – говорит, – Хват Иванович, что дольше испытывал твоего сына, чем мы уговаривались. Но уж больно узнать хотелось, насколько малец удачный. Такой-то он мне в детских самому за радость будет!»

Батя же, поддерживая еле стоящего на ногах меня, сказал весомо:

–Тому я, княже, и сам рад, зато уверен теперь, что сын мой в воинское сословие к тебе с честью входит!

«Вот такое было моё вхождение в мир воинский, сынок. Потом было долгое и изнурительное обучение. Битвы, слава и кровь. Бывали и поражения, не без того. Но вот видишь, до сих пор я жив и не покалечен даже. И всё это, во многом, благодаря тому, что гоняли меня в обучении до седьмого пота. Гоняли все, начиная с бати, Хвата, раба Божьего Ивана Ивановича, Царствие ему Небесное, и заканчивая всеми моими наставниками, командирами да старшинами.

Поэтому и тебе предстоит пройти такое же обучение, как и мне, а и не ничуть даже не хуже того. И сделать ты должен всё, чтобы не посрамить по жизни честь свою и честь всего нашего рода воинского!

А пока давай, набирайся сил да поспи от души, ибо «утро вечера мудренее». После того даю – тебе день на отдых. А вот уже следующее утро мы с тобой начнём с зарядки и бега долгого, да с упражнениями и премудростями разными.» – на том они и уснули вместе.


Глава 4.Инвентаризация.

Утро встретило хмурым небом с мелким дождём.

–Повезло, однако, что до непогоды возвернуться успел – не то вымок бы до нитки да озяб!

Затем был лёгкий завтрак и хлопоты по хозяйству. Нужно и скотине корма задать. Да того же жеребца Орлика обиходить, выгулять и почистить. Кое-где требовалось, что нибудь починить и поправить, ведь в своём хозяйстве за всем уход да пригляд нужен. Благо, во всём ему помощником был Митя. Детишки в этом времени ими рано становятся, тому их сама жизнь здесь заставляет. Поэтому и справились они со всеми своими срочными делами очень быстро.

–Тять, а тять, а когда покажешь, что ты чудного из-за Игнач Креста принёс? Сам же ещё вчера обещал.

–Притомился я, Митяй, с дороги. Да после баньки-то и уснул рано. Ну что же, коли обещал, так пошли в избу, оприходуем всё да составим опись имущества. И подмигнув на недоумённый взгляд мальца, поправился: «Всё поглядим, посчитаем да на бересте о том весь отчёт дадим.»

В избе, не скупясь, были расставлены и зажжены все имеющиеся в наличии светильники. Плюс к ним ещё несколько восковых свечей добавили. От того в ней стало необычно светло. Но оно того стоило, просмотреть нужно было всё очень тщательно и до самой мелочи. В этом мире всё может пригодиться и стать важным да незаменимым. Поэтому, крепкий стол с лавками на середину – и поехали!

–Рюкзак трекинговый, спальник и небольшая палатка фирм Yukon и Isis. Была у Андрея из 21 века такая «фишка» – путешествовать с комфортом, поэтому не скупился он на хорошее и, самое главное, лёгкое походное снаряжение. Ну а военная пенсия да нынешняя работа ему это позволяли.

–МСЛ-малая сапёрная лопата армейского образца, в походном её исполнении и в брезентовом чехле.

–Нож охотничий, «Кизлярский Скорпион» прекрасной стали клинок, лезвие широкое и длинное. На кожаном ремне и в чехле.

–Фляжка армейская, стандартная, в х/б чехле защитного цвета.

–Котелок походный, плоский, с крышкой под чашку – сам объёмом 1,5 литра.

–Большая кружка из нержавеющей стали, объёмом что-то около 0,5 литра.

–Чайник походный, металлический трёхлитровый, кое где местами побитый и погнутый.

–Коврик походный, «пенка» 1,8 х 0,6 метра.

–Топор походный.

А вот сним что-то совсем непонятное. При «слиянии» на плите Игнач Креста осталась от него одна углепластиковая ручка, да и то была она так ровно срезана у самого своего навершия, как будто бы скальпелем отсекли. А вот само железное топорище на месте отсутствовало.

–Как-то непонятно это всё.

Ну да продолжим с тем, что внутри самого рюкзака.

–Прозрачный полиэтиленовый пакет из сетевого маркета. А в нем около половины ведра картофеля, даже чуть больше. Сам, будучи садовод – любитель, причём и выращивающий всё на своём огороде, Андрей внимательно перебрал и рассмотрел каждый клубень.

–Прекрасно! Мы имеем картофель шести сортов: Розару, Снегирь, Удачу, Вятку, Жуковский и Импалу. На любой вкус, от белых: (Удача и Вятка) и розовых: (Жуковский) по цвету кожуры, до красного, что у сортов Розары и Снигиря. С мякотью все то же: от белого, жёлтого и даже до практически кремового, цветов.

Все эти сорта были районированные, а, значит, будут они при правильной технологии произрастать и тут в нынешних условиях. Главное же сейчас – это сберечь, сохранить их до весны.

Митя внимательно и молча, один лишь только сап раздавался, да с заметным удивлением, гладил пальцами один из клубеньков.

–Тяяять! Что это?! Вроде же, как и редька с репой, а что-то и не похоже немного.

Нужно что-то с этим делать, необходима понятная и правдоподобная для всех легенда появления здесь этих необычных вещей.

–Митяй, у Игнач Креста я купцов из-за моря Хвалынского встретил, что проходя, сбились с волоков, с большого пути, да по Поломети-то по незнанию своему и попробовали они пройти дальше. Ну, так я их и вразумил, что вода то нынче низкая, и ещё месяц будет такая, до дождей. И уж лучше бы идти им верхним волоком, это через озеро Ямное, самым старым Селигеровым путём. Вот они то и отдарились мне плодом земляным заморским, что картофелем – называется. Это вот его семена. Весной мы их и посадим в грядку, а ты мне ещё и поможешь в том.

–Ого! Семена то, у него, картофли этой какие огромные! А на вкус оно как?

–Да как репка, только та чуть слаще будет,–усмехнулся Андрей, –Подожди, побольше разведем, и отведаешь сполна, а пока – хранить всё как зеницу ока! Дорогие они очень! А теперь посиди да помолчи сынок. Дело важное, всё нужно учесть да не забыть при этом. Потом же, попозжа, и поспрошаешь меня.

И Митя, согласно кивнув, засопел.


Отдельными кучками на столе лежали лук с чесноком, овощ тут довольно известный, и вопросов у Митяя не вызывавший. Единственно, что-то уж больно он крупный был по нынешним то меркам! Ну да всякое ж на свете бывает, особенно после гигантских тех семян картофли.

–Большая походная аптечка со всеми необходимыми в экстренных случаях лекарствами и даже кое-каким медицинским инструментом типа скальпеля, длинногубых щипчиков и зажимов, да пинцета и прочих там приспособ. Этому богатству составляем здесь отдельную опись.

Толк в этом Андрей знал, в МЧС, где он служил более четверти века, значению как спасти и сохранить жизнь придавали огромное, так что уровню мед. брата, а то и фельдшера средней руки, он соответствовал однозначно.

Дальше:

– Полиэтиленовый герметичный короб с приманкой для рыбы размером 30 х 20 х 20 сантиметров. В нём находилась россыпь ржи, пшеницы, кукурузы, гороха и семян подсолнечника. Всё местное, сам собственной персоной брал недавно на городском рынке у птичьих рядов. Поэтому можно не сомневаться, что всё тут районированное и так же как все северные сорта будет всё произрастать и в этом времени. Семечки подсолнечника-то, конечно, в основном уже были без кожуры. Но если всё перебрать, а перебрать до зернышка нужно конечно будет обязательно, то всё же пара-другая хороших десятков семян, а в кожуре, глядишь, найдётся обязательно. Да вон и так видно, что они там имеются в этой общей кучке.


–Туго сложенный, плотный кусок полиэтилена для укрытия от дождя, 2х2 метра. Опять же наше бесценное сокровище. Хоть окна из него делай, а это всё лучше, чем мутный бычий пузырь. Хоть небольшую тепличку для будущей рассады овощей ладь.

Для этих же целей подойдёт несколько полиэтиленовых пакетов и мешков, что лежали внизу рюкзака про запас, и эти грязные, что он в своё время не отмыл и сунул в карман, на потом.

Рука, убирающая их в сторону на помывку, замерла, среагировав на сигнал глаз. В одном из пакетов, из-под закончившихся уже овощей, что-то такое было, что привлекло подсознательно его внимание. Вывернув пакет наизнанку, глазам открылось, что на стенках пакета, скорее всего от давления, остались бурые подтёки томатного сока с жёлтыми вкраплениями семян помидор и белыми от огурцов! Да это просто подарок какой-то! Если всё правильно и разумно сделать, то можно будет разнообразить будущий стол этими овощами. Пока что совершенно неведомыми в это время! И семена, что остались на стенках, как раз то будут в тему для будущего огорода. Так что, нужно быть и далее внимательным и осторожным при осмотре.

–Пакет со снаряжением для еды: две металлические чашки и кружка, ложка, вилка и перочинный нож. Тут же был рулончик из плотных мусорных мешков.

–Две шпульки с нитками. Одна с обычными, чёрными, другая с плотной капроновой хомутной нитью. На каждой из них, было по две иглы соответствующих размеров. 50 метровая в скатке бельевая верёвка. Пара булавок и широкий да узкий скотч.

–Пакет со сменной одеждой, от носок и трусов с футболками до спортивного костюма и кроссовок. Термобельё, свитер плотной вязки, х/б брюки и флисовая плотная кофта со штанами.

–Пакет со средствами гигиены: зубная паста и щётка, пузырёк одеколона «Тройной», бритва со сменными лезвиями, пена, туалетная бумага, мыло, шампунь и джутовая мочалка.

–Пластиковый чемоданчик с рыболовными приспособлениями, в котором чего только не было. Бывалые же рыбаки поймут, что на выходе пригодиться может всё. От клея «момент», пилочки для заточки крючков и ножниц, до всевозможных блёсен-колебалок и воблеров, лески, шнурка, катушек, грузиков, крючков ну и десяток всевозможных штучек и приспособлений для рыбной ловли.

–Продуктовый пакет с мешочками: сахара песком, соли, баночки с чаем и специями, ручная мельница с кайенским перцем для остроты (в стекляшке видны семена и это берём на заметку), парочка разных рыбных консервов и тушенки, кирпичик хлеба, две банки сгущенного молока, два брикета с кашей пшеничной и мешочек с карамельками, шоколадными конфетами и парой батончиков «марс», да плиткой шоколада «Бабаевский». Тут же в пакете оставалась пара горстей свойского изюма с косточками. Чёрный виноград рос у Андрея на даче и был амурским сортом «Таёжный», практически не убиваемый в наших климатических условиях. Так что эту полезную и неприхотливую культуру следовало, конечно, взять себе на заметку на будущее!

–Металлическая фляжка из нержавеющей стали 0,33 л. с коньяком.

–Две двухлитровые сдутые полиэтиленовые бутыли под воду.

В наружных же карманах рюкзака обнаружился:

–Сотовый телефон, аккумулятор-powerbank и «зарядник» на солнечной батарее – всё это, как раз для зарядки в походных условиях того самого «сотика» и диодного фонаря-лампы, ну и плюс сам светодиодный фонарь, так же со встроенной солнечной батареей для подзарядки.

–Солнцезащитные очки-хамелеон.

–Бюджетный двадцатикратный бинокль LEVENHUK Atom 20×50, в первую очередь устраивающий его в походах сочетанием чёткости изображения и компактности, да к тому же выполненный во влаго и ударо защитном корпусе.

–Походный компас.

–Наборный инструментальный нож с небольшими плоскогубцами, отвёртками, пилочками, шильцами и всякими там лезвиями, входящими в комплект.

–Пара коробок со спичками и бензиновая зажигалка.

–Пачка гигиенических влажных салфеток.

–Мешочек с яблоками местных сортов. Опять же, к вопросу о выполнении продовольственной программы–из семечек хоть и гораздо дольше по времени, но вырастают-таки прекрасные яблони. Так что эти семечки так же берём себе на учёт!

–Два клапанных, твёрдых из пластика файла – для хранения документов. И, собственно, сами документы: паспорт, водительское удостоверение, подробная, крупномасштабная топографическая карта, блокнот, карандаш и авторучка.

–Кожаный портмоне с набором всевозможных и ненужных сейчас пластиковых карт. Бумажные, и опять же, малопригодные в это время купюры и мелочь, которую так-то можно бы и повнимательнее рассмотреть: две монеты по 10 копеек, три по 50, три рублёвые, двух, пяти и аж десять монет десятирублёвых жёлтых червонцев.

Понятно, что в это время денежная система Руси находилась в совершенно зачаточном состоянии. Ведь как таковые свои деньги-монеты в современном представлении на Новгородчине пока не чеканились. Арабский дирхем уже отходил, а западно-европейских серебрянных монет в обращении, пока что было мало. И в ход мена населением шли на связках ракушки каури да шкурки зверей. Вот отсюда и взялось название:

Куна, то есть шкурка куницы. Резана – отрез от этой шкуры. Ногата-её лапка. Всё было на меховом сравнении.

Гривна кун заключала в себе 20 ногат, 25 кун, или 50 резаний. Параллельно, имела хождение и серебряная денежная мера: гривна серебра и рубль ( отруб от неё). Гривна же весившая 200 с лишним грамм, и соответственно делилась по нисходящей на: полтину, ногату, куну, резан ну и векшу. А векша была самая маленькая серебреная монетка, которая равнялась соответственно, самому дешёвому меховому аналогу мена – а именно беличьей шкурке. А белок, как мы знаем, на Руси, было всегда придостаточно.

И вот, как вот эти свои имеющиеся монеты пристроить в тот старинный «меховой ряд», было, пока что совсем непонятно.

Ну и под конец всей вот этой вот инвентаризации…

Те вещи, что были на теле Стрелкова «в момент слияния» и были отдельно сложены в гермо мешок из-под спальника:

–Супер прочная скандинавская куртка спасателей с брюками, трекинговые ботинки, комплект тонкого влаго отводящего термобелья, нижнее бельё и шляпа-панама с низкими полями. В кармане куртки был компактный водонепроницаемый монокуляр Veber Ultra Sport 10×25, прекрасно уже зарекомендовавший себя во многих походах.

Командирские же часы с прочным металлическим браслетом давно уже, еще там у Креста, перекочевали ему на привычное место, левую руку.


Ну вот, пожалуй, и всё. Теперь можно было выдохнуть и переписать аккуратно всё это вот бесценное богатство в блокнот.

Митя, всё это время сидящий с краю с горящими глазами, тоже выдохнул и промолвил:

–Тятя, это всё тоже тебе купцы подарили?! Чудо чудесное ведь! И стоит-то гривен не считано, небось! – и отвёл глаза от прямого, пристального взгляда отца!

–Крови невинной, злобы и навета через вещи эти нет, сын! В том ложу я Крест честной! – он перекрестился на образа, в чистом углу, –Веришь мне?

Митя вздохнул, улыбнулся и прижался к Андрею, засопев на груди:

–Верю, тятенька, как не верить, ты у меня самый хороший… и добрый. Никогда бы ничего худого никому не сделал.

Как мало ребёнку нужно, главное, чтобы родители были всегда рядом, а уж они уже для него всегда самые хорошие, правильные и наделённые наивысшим детским доверием.

–Ну, вот и ладно, сынок. О вещах этих чудных говорить всё же никому не нужно. Ценности они и, правда, великой, да и нам послужить могут премного. А вот завистники и лихоимцы нам с тобой не нужны, – усмехнулся, – Обрубай им потом языки да руки! На вот тебе гостинец пока, – и протянул, разворачивая, батончик «Марс», – Покушай. В нём и мёд на густом молоке, и орешки есть. Не спеши только, спокойно кушай. А потом я тебе и яблочек дам, только вот семечки с них всех уберу. Ты ведь, Митя, ни разу не кушал такого!

И он с удовольствием стал наблюдать, с каким искреннем наслаждением, да по крупице малой, откусывает сие невиданное кондитерское чудо его сынок. Эх, и не избалована ещё ребятня в этом веке!


Глава 5.Волчок.

Волчок был самой счастливой собакой на свете. У него были прекрасные хозяева, которые его искренне любили. Старший хозяин, конечно, был порою строг и мог его поругать, если он слишком сильно резвился или плохо выполнял команды, которые они каждый день с ним отрабатывали. Все эти: «Лёг! Встал! Голос! Искать! Фас! Паси скотину!». Да мало ли какие! Но это ведь был Хозяин! И только за одно это, ему следовало быть беззаветно преданным. А в его роду только такие вот псы и были.

А ещё у него был младший хозяин. Товарищ по всем весёлым играм и шалостям Митяй.

Был у него свой большой дом. Сарайка. Где под его охраной и опёкой жила хозяйская скотина: козы, овцы, жеребец Орлик и куры-хохлатки.

Еще, будучи маленьким щенком, как он себя помнил, всегда вокруг было вот так же.

В Лычково, где Сотник по случаю его и приобрёл, испокон веков такие вот собаки охраняли и пасли скотину. Готовы они были жизнь свою положить за хозяйское добро, но не уступить его волчьему клыку или когтистой рысьей лапе. И порой ложили, как его отец, когда сдерживал он, сколько мог, волчью стаю у хозяйского овина и там же был разодран в клочья, но не струсил и не сбежал, позорно бросив доверенное.

Вот и Волчку пришлось вступить в свою первую схватку ещё молодым псом – подростком со взрослым и матёрым лисом из ближайшего с усадьбой соснового бора. Ветреной сентябрьской ночью, когда вокруг скрипели и шумели, пригибаясь сосны, услышал он как в углу, у начального венца сарая, кто – то настырно скребётся. Как не лаял и не подавал он тревогу, видно совсем не слышали его хозяева из избы, и когда в подкопанную щель между венцами пролез лесной рыжий разбойник, он смело вступил с ним в бой даже не задумываясь.

Вора погубила его наглость и самонадеянность. Он был уверен, что сможет легко одолеть это глупое длиннолапое недоразумение, которое тут порою носилось по всему двору, но ничего не стоило без своих опасных хозяев, в особенности того старшего, что уже чуть было один раз не подстрелил его совсем недавно из своего лука. Спасла тогда лиса только его великолепная чуйка и хорошая реакция, что смогла таки увести вовремя от стрелы. И вот сейчас он думал по быстрому разделаться с этим глупым щенком, а уже затем заняться курями.

Просчитался!

Молодой пёс принял бой на своей территории. И когда в гаснущем сознании «рыжего» промелькнуло понимание злой ошибки, то было уже поздно. После яростного поединка мощные челюсти молодого пса сомкнулись на его горле, свет померк, и вскоре всё было кончено.

Когда утром Митяй открыл сарай, удивляясь, почему друг не встречает его весёлым лаем, как это у них обычно бывает, его взору предстала картина. Два зверя, один чёрно белый, а другой огненно рыжий, лежали, сцепившись рядом, разодранные и все в крови. А лис уже был холодный.

– «Тятя, тятя! Наш Волчок лиса загрыз и сам еле живой лежит», – закричал Митяй и припустился обратно вместе с Сотником в сарай.

Раны пса обрабатывали и зашили вместе. Митяй сам их промыл, выстриг вокруг шерсть и зашил той иглой, что дал ему тятя. – Друга нужно любить и уметь лечить любого, пусть даже и четырех лапого. То умение всегда может тебе в жизни пригодиться! – наставлял сына отец.

Несколько дней ничего не ел Волчок, только изредка лакая воду из глиняной миски.

–Тятя, он совсем уже исхудал, никаких сил нет уже у него, издохнет ведь,– тужил Митяй.

–Выживет, сынок, ты не переживай. Он же боец у нас, как воин дружинный после битвы. Нужно ему сейчас только время и покой, ну и конечно твоё внимание и участие.

И, правда. Прошла буквально седмица и сначала съел пёс немного утиных потрошков. Потом заячью лапку в пасти «помусолил». Вот так к нему и вернулся аппетит. А уже, через какое – то время, всё стало у них по-старому. Игры, весёлая беготня и долгие тренировки. Только во взгляде у Волчка, когда он не играл и не носился с лаем за Митяем, всё больше проступал собачий ум, хватка и серьёзность. За скотину и птицу Сотнику можно было однозначно не волноваться. Не раз уже свирепо гнал он с хозяйского подворья любопытных куниц да горностаев, что с большим интересом и пристальным вниманием относились к хохлаткам и их выводкам. А через три седмицы так и вообще притащил он из ближайшего леса задушенную лису. «Мстит теперь пёс всему окрестному лисьему поголовью,– смеялся Сотник. – Не позавидуешь им теперь, скоро вообще тут всех поди повыведет».

Но и себе уроком будет. Нужно как можно серьёзнее укрепить все сараи, да и сам дом. Чтобы ни один зверь, каким бы сильным он не был, не смог пробраться не к скотине, не к нам в избу. Ведь зимы тут долгие и суровые. А волков, рысей, росомах и медведей в окрестностях хватает с избытком. Попробуй только зевни!


Глава 6.Лесная борть.

Побежали дни ранней осени. Днём грело солнышко, и порой было даже жарко, а вот ночи уже стали прохладными. На двор без зипуна или куртки выходить то зябко.

Повседневной работы было много. Нужно было, как следует подготовиться к долгой и суровой в этих краях зиме. Поэтому и трудились вдвоём – отец с сыном на славу.

Ухаживали за бортями. Как дикими, разбросанными по всему поместью, так и приручёнными у самого жилья. Мёд да воск из них уже не брали, так как пчёлам он и самим был нужен для нормальной и долгой зимовки. Для себя-то они всё забирали ранее, ещё до той самой отлучки Андрея к Игнач Кресту. Сейчас же шла работа по перегонке мёда в липовые бочки да плавке в огромные, пудовые круги воска.

Оставался ещё, правда, недоработанным один небольшой дальний участок к северо-востоку от усадьбы. Было там всего три дерева-борти, но зато одно из них маточное, то есть на нём жило сразу три пчелосемьи. И, не откладывая дело в долгий ящик, Андрей решил спозаранку следующего дня отправиться туда вместе с сыном.

На усадьбе за хозяина, к его великому неудовольствию, оставался Волчок, бортники же, нагруженные всеми необходимыми «приспособами», выступили навстречу встающему из-за дальней кромки леса солнцу.

Работа бортника вовсе не была простой и требовала много знаний, сил и особых навыков. Матушка Андрея Феврония, была из семьи потомственных пчельников, и многое из нужного, Сотник почерпнул, живя на пасеке деда Кузьмы под Торопцом.

В качестве бортного дерева чаще всего использовалась сосна. И обязательно, чтобы с желтой сердцевиной. Считалось, что если сердцевина у неё красная или черная, то пчелы в борти не поселятся или и того хуже – неперменно погибнут.

Сама борть устраивалась высоко над землей с южной стороны дерева. Неподалёку, обязательно должен был быть источник воды, например тот же родник или лесной ручей. С помощью веревок человек поднимался наверх и специальным бортницким топориком выдалбливал дупло. Через узкую выемку ( где то около 70 см в длину, 15−20 в ширину) изнутри дерева длинным долотом и скобелем выбиралась древесина. Бортник следил, чтобы стенки борти оставались толстыми (не меньше 10−15 см), это позволяло бортевому дереву и дальше жить, а пчелы в нём не замерзали в самые суровые зимы. Низ сосны до пяти метров вверх, начистую обрубался от всех веток, всё это для затруднения влезания медведей. Сами бортники наверх забирались с помощью длинных верёвок и специальных накладных лап на ноги с металлическими вставками.

Верхушка сосны так же обрубалась, что заставляло дерево затем расти не вверх, а вширь. Иногда они достигали трёх, а порою даже пяти метров, и жили по 150-200 лет, переходя в семье бортника от отца к сыну по наследству.

Борть изнутри натирали душистыми травами или их отваром. Затем отверстие закрывалось плотно плашкой, а для выхода пчел делалось другое, более мелкое. Особая хитрость состояла в том, чтобы приманить по весне, в мае или начале июня во время роения, пчелиную семью. Дед Кузьма тщательно натирал борть отваром из мелиссы и Иван чая, а затем ещё обильно смачивал всё сиропом 1 к 5 мёда и цветочной воды. В самой борте крепилась сушь (пустая сотовая рамка без мёда) и две-три узких полоски вощины. Всё это и было приманкой для пчёл разведчиц, которые активно облетали окрестности, всё изучали, и приводили в облюбованную борть молодую семью.

Много было всяких секретов этого древнего промысла, но Андрею это было по душе, и занимался он им с удовольствием.

Люди борти не разоряли. За это издревле полагались строжайшие наказания, от смертной казни до разорительнейшего штрафа в десяток гривен. А чаще всего, вдали от правосудия, уличённому в разорении бортей просто «вежливо» но настойчиво предлагалось прыгнуть в низ. Десять-двадцать метров полёта служили хорошей отстрасткой для любого лихоимца.

У каждой борти ставился личный знак её владельца (знамёна, тамга), которые передавались из поколения в поколение и практически не менялись столетиями. Знамя обычно вырубали или вырезали на высоте роста человека, и оно сразу давало понять – что борть чья-то собственность – Не трогай! Не греши!


Дорога проходила по девственному лесу. Часто приходилось идти через маленькие ручьи и речушки. Зверья было много, но он в основном сам скрывался из вида, издалека заслышав людей. Скрываться смысла не было, чай не на охоте, главным было быстрее дойти до нужного места.

И всё же поволноваться пришлось, когда они нос к носу столкнулись с кабаньем семейством.

Набитая звериная тропа, по которой и передвигались путники, делала резкий поворот у овражка, и Андрей вдруг резко остановился, подняв правую руку с сжатым кулаком. Перед ним из-за поворота выходил здоровенный, матёрый секач, а за ним выступали самки с поросятами. Из пасти кабана торчали огромные, похожие на изогнутые кинжалы, клыки. Маленькие глазки злобно смотрели прямо на Сотника.

Такая встреча не сулила ничего хорошего! Кабан мгновенно разгонялся с места до огромной скорости и «пёр вперёд, как танк». Остановить его можно было только хорошим копьём, уперев в землю, ну или пулей – жеканом из двенадцатого калибра.

Всего этого у бортников не было, поэтому тихонько, буквально по сантиметру, Андрей начал смещаться с тропы в лево. За его спиной тоже, шаг в шаг, еле дыша, повторял всё это и Митя.

Секач был уверен в себе, за его спиной замерли самки с детёнышами, за которых, он не задумываясь, был готов отдать свою жизнь. Но если можно было избежать боя со столь опасным врагом – человеком, то он был не против. И, подождав, когда эти люди скрылись в подлеске, стадо проследовало по тропе дальше.

Сотник с Митяем, переведя дух, тоже направились к своей цели.

–Повезло сын, кабан – страшный зверь, сколько охотников своими клыками рассёк! Навидался того я на княжьих охотах! Щетина у него как броня, не всегда той же сулицей или стрелой то возьмёшь враз! Бывалочи, утыкаешь его, а он ревёт только, да всё прёт как оглашенный, и рогатину-то иной раз ломали на охоте. Ну да, и мясо у него жёсткое да вонючее, особенно если ближе к гону. Лучше уж пожалуй, на мясо подсвинка брать. Вот где вкуснотища будет!


С первой бортью сработали быстро. На сосну были закинуты верёвки. Вытащен вкладыш–должея, закрывающий вход в борть, а дымарём с гнилушками укрощены хозяева – насекомые. И вот уже человек, в волосяной защитной маске, длинным бортевым ножом начал вырезать изнутри дерева янтарные да ароматные, так и сочащиеся вкуснейшим мёдом, соты. Все они были на высоте аккуратно перегружены в кожаные мешки и отправлены Митяю вниз.

Взяли немного, менее пуда. Борть была молодой, и следовало оставить пчелиной семье побольше, для её доброго роста.

И вот, управившись тут, бортевики взяли направление на маточную сосну.

–Тять, а что это за колода сверху висела, как раз над самим входом в борть?

–Да, это мишек отпугивать, сынок, – ответил Андрей, поправляя ремни своего рюкзака, – Пошли ка быстрее, похоже, что заночевать нам там придётся, вечереет вон уже – и они ускорили шаг.

До маточной сосны оставалось уже совсем ничего, когда Андрей вдруг резко остановился и присел, оглядываясь, а в руке у него оказался меч.

–Что такое, тять? – тихо спросил Митяй, приседая рядом и накладывая стрелу на свой небольшой охотничий лук.

–Посмотри сам! – и Сотник отклонился чуть в сторону. На земле виднелся чёткий и совсем свежий след крупного медведя.

–Только что тут прошёл, и идёт он туда же, куда и нам надо, так что, сынок, идём и мы вперёд со всей осторожностью, да вниманием!

И вот они уже увидели свою сосну, огромное, в два-три обхвата дерево, а под ним стоял, видать, тот самый огромный Потапыч, по следам которого они только что сейчас шли.

Митяй натянул лук и посмотрел на отца, тот усмехнулся, покачал головой и вымолвил шёпотом: «Погоди ка, сейчас представление увидишь.»

Медведь у сосны словно замер, и прямо как человек приложился своим мохнатым ухом к стволу, что-то там выслушивая. Затем довольно заворчал, и начал кругами ходить вокруг дерева, присматриваясь, где бы ему было удобнее на него залезть.

–Тятя, стреляй! Он же весь наш мёд сожрёт,– азартно зашептал мальчишка.

Сотник опять приложил палец к губам: «Тихо!»

Мишка, видно, определив оптимальный путь и тяжко вздохнув, (а как же, метров десять сосны были специально гладко обтёсаны от веток), начал с усилием и стонами карабкаться наверх. С огромным трудом он преодолел сложный участок, и уже дальше забирался гораздо увереннее, опираясь на большие ветки. И вот он уже у первой борти, на десяти метрах, осталось только вскрыть дупло да откинуть зачем-то свисающую тут на верёвке тяжёлую колоду.

Лапой отодвигаем её в сторону, и можно уже лакомиться мёдом. Но странная колода, качнувшись, снова зачем то оказалась у борти. Опять отодвигаем её в сторону. И вновь она возвращается на своё же место. Те же манипуляции в третий и в четвёртый раз. Мишка уже начал терять терпение. Да чтоб тебя! И он дал от души по колоде лапой. Та резко отлетела, и всё по тому же закону маятника, врезала на возврате Потапычу в ухо. Мишка бешено взревел, и со всей своей дури влепил с размаху по деревяшке. Колода унеслась к зениту. А её возвратный удар был такой, что ошалевший медведь бурой громадой рухнул на землю.

Уже через минуту, ещё даже не до конца придя в себя, он улепётывал со всех ног прочь, а в след ему нёсся громкий хохот и улюлюканье восторженных зрителей.

–Теперь то понятно, для чего там колода привязана?

–Теперь понятно, тять! – ответил Митяй, вытирая слезы со светившегося смехом лица.

–Ну, спасибо Топтыгину за представление. А нам с тобой ещё тяжёлый труд предстоит, сынок. Борти тут зрелые, не враз и управимся, так что и заночуем тут рядом на полянке.


Глава 7.Половецкий поход.

На лесной полянке весело потрескивал костёр. Рядом в углях запекалась утка, подстреленная на недалёкой бобровой запруде, да закипал уже в походном чайнике душистый кипрейский Иван чай.

Можно было вытянуть усталое тело и просто о чём-нибудь поговорить.

–Тять, а расскажи что-нибудь из своей воинской службы? Ты помнишь свой первый поход?

Андрей снял закипающий чайник с огня. Разлил тёмно-бурый напиток по кружкам и добавил в него мёду.

–Пей, Митяй, расскажу я тебе про свой «детский» поход, и как я в нём наш медный котёл, боевой добычей получил,– и усмехнулся, задумавшись.

«Было это в декабре 1193 года. Я к тому времени состоял в детских дружины Князя Мстислава Мстиславича Удатного, что княжил тогда в Триполье. Полтора года прошло, как определил меня в дружину батюшка Хват Иванович, Царствие ему Небесное. Я уже пообтёрся понемногу да привык к службе воинской. Поначалу же, конечно, было очень трудно, ну да не зря же тогда прозвище Волчок заработал, продержался уж как-то,» – и снова усмехнулся, вспоминая.

Так вот, как только замёрзли все реки, к своему любимцу, князю Ростиславу Рюриковичу, в Чернобыль прибыли послы от Чёрных клобуков, наших верных союзников, чтобы звать его в поход на половецкие вежи. Был князь лёгок на подъём, и это предложение пришлось ему явно по душе.

Забросив зимнюю охоту в устье Припяти, он со своей дружиной поспешил в Торческ, на реку Рось.

Отослал он так же гонцов в Триполье к своему брату, князю моему Мстиславу Мстиславовичу, с кем в то время был очень и очень дружен. Оба-то они были схожи характером, лёгкие на подъём, храбрые да боевитые. И дружины их были самим своим князьям под стать. Отменно выученные и вооружённые, да закалённые в многочисленных сшибках и сражениях, как с лёгкими степняками, так и с тяжёлой конницей князей соперников.

Не теряя времени даром, как только собрались мы все вместе в кулак, двинулись наши рати намётом на юго-восток. Меня, как самого молодого и лёгкого, определили вестовым в дозорную сотню.

Сотня шла в отрыве от главных сил совместно с дозорными от союзных чёрных клобуков. Те же были в родной степи как у себя дома, да и погода нам тогда явно способствовала.

В общем, на реке Ивле выследили мы по следам перехода малый половецкий заслон. Половецкая полусотня дозором прошлась по высокому берегу и расположилась затем на ночёвку, в одном из многочисленных степных оврагов. Как раз уже к тому времени начинало пуржить и, видно, «копчёные» захотели укрыться в нём от непогоды.

Плохими воинами они, конечно, не были, и дозорных выставили, всё как полагается. Да только и наши «были волками битыми», и уже к ночи весь тот дозор был вчистую вырезан.

Ну а потом, по команде сотника Добрыни, с двух сторон оврага ударили мы стрелами по половецкому стану, да в мечи, и давай рубить оставшихся.

Я сам стрел пять или шесть успел выпустить, может, и нашли они кого-нибудь тогда среди степных.

Но самое главное, смогли мы тогда взять в живых трёх половцев и уже через полчаса жёсткого дознания у костра, один, чтобы вымолить себе лёгкую смерть, выдал, что половецкие вежи со стадами лежат в одном переходе на правобережье Днепра, а основное их войско ушло ниже за речку Ингул. Грех было не воспользоваться таким подарком, и уже через десять минут неслись мы вместе со своими союзниками в указанное половчанином место.

Шли ходко, у каждого было по три запасных коня, и мы только и успевали лишь чуть снизить ход, чтобы перепрыгнуть с одного на другого.

Я шёл в головном десятке дозора.

Когда к рассвету мы вышли на вежи, уже прилично пуржило, и мы с трудом смогли рассмотреть пред собой огромный табор из повозок, юрт да ивовых плетёнок. Рядом с вежами паслись огромные табуны лошадей.

Сотник Добрыня всё оглядел и мне: «Ну, Волчонок, скачи, что было мочи и передай всё, что видел сам, и что я тебе сейчас скажу для князей. Мы с дозорными союзниками зайдём с противоположной стороны стана и ударим, как только все наши основные силы двинут на вежи. Нам главное–не дать табун увести, да вестников от этих вон перехватить, всех сколько сможем!

–Ну, давай двигай, а то вон, берендеич уже как ястреб вылетел к своим с такой же вестью, не отставай!»

И правда, в снежную даль уходил вестовой от чёрных клобуков.

Ну как мне можно было ему уступить, вот я и рванул с места, вдогонку.

Кони у нас были по силе и мере усталости, были видать, равные. Ну да я был помоложе чуток, да и, небось, полегче степного. Так что догнать его сумел, и мы влетели к своим ратям уже одновременно. Я к своему князю, а тот к хану берендеевскому бегом, ну и давай тут вместе хором докладывать. А князья только смотрят на нас да ухмыляются:

–Не уступил, Волчонок?!

Ладно, план нападения всё начальство быстро наметило, разрисовали что-то там сулицами на снегу. Мы с берендеечем им показали, где что было и как кто стоял у копчёных.

И вот пошла команда, всем воинам выстроится полукругом.

Не знаю уж как, а мы опять с тем молодым берендеичем рядом оказались. Он на меня косит так зло. Я на него тоже, а он ещё такой шипит что-то по-своему, только я и разобрал тогда: «Рус Ивашка».

Ну, я ему тоже выдал: «А ты шакал худозадый!» Небось, если бы не атака, так бы мы и сцепились с ним там прямо на поле.

И тут вылетают вперёд князья да начальство союзников с мечами и саблями «наголо», ну и мы за ними в галоп ударились.

Вылетали наши сотни на кочевье половцев с самым рассветом.

Для меня это первая битва была, и всё смешалось тогда, как в какой-то путанице. Только помню, что вынесло меня к кибиткам. Стоят щиты, сплетенные из ивняка, а за ними копчёные суетятся. Кто орёт что-то, кто свой лук ладит, а у кого уже и сабелька или копьё в руке наготове.

Перед защитными щитами здоровенный половец стоит, огромную оглоблю в ручищах держит и уже ей замахивается, вот как даст сейчас, костей потом не соберёшь.

У меня в руке сулица была, я её метнул с ходу, а сам дальше несусь. А куда? Входа-то нет впереди, коня останавливать даже на миг нельзя–сразу ты для стрелка лёгкой мишенью станешь. Только вперёд!

Ну и полетели мы с моим Сивкой прямо. Как прыгнул мой жеребец, только вихри снежные в стороны, словно птицей мы с ним взлетели! Лёгкий я был тогда, от того то и перелететь ограду смогли с ним.

А за мною смотрю, берендееч летит, тоже значить перескочить сумел и скалится так на меня глядича. Словно кричит: «Не только ты так умеешь, и я тебя ничуть даже не хуже.»

Ну и давай мы крутиться да сечь всех, кто только под руку попадётся.

Наши-то сотни только влетали во внутрь становища и пришлось нам там несладко. Помню только, как конь берендеича начал заваливаться, сразили его, а он с седла сам слетел в снег, видать, оглушённый был, и пара копчёных его уже, чтобы насадить на копья подскочили. Где только у меня, сил тогда столько взялось, подлетел к ним–одного мы Сивкой втоптали, а другому я саблей шею рассёк, и фонтан крови выше коня взлетел, видно самую жилу вскрыл! Ещё от двоих, что подскочили, отбиваюсь еле-еле, всё думаю, не сдюжу здесь, вот и конец мой пришёл. Ну а тут уж и наши внутрь ворвались, и с гиканьем да со свистом пошли по всему становищу рубить!

В общем-то, вся война на сегодня у меня и закончилась вот на этом.

Кругом ор стоит, бабы половецкие визжат, детишки. Кони ржут. Шум стоит непереносимый. А на меня как отупение, какое-то нашло, «морок», видать, от большого выброса адреналина.»

И Андрей, увидев непонимающий взгляд Митьки, поправился:

«После боя как будто силы отнялись резко. Сел я тогда на кошму, у разворошённого и остывающего костра под десятским медным котлом. Да зачем-то, и сам не сейчас пойму, взял деревянный черпак, ну и помешиваю, значит в нём навар с кониной.

А тут, мимо сотник Добрыня проезжал, да давай смеяться во всё горло: «Кому война да бабы, а Волчку всё бы пожрать где чего!»

Рядом ребята из Дозорной сотни были, и тоже давай все хохотать. Ну, тут, я встрепенулся, задразнят теперь, поди, в дружине, покраснел весь. А Добрыня так уважительно, в первый раз он со мной так:

–Смех смехом, а ты, Андрейка, молодец, не журись. На подлёте сумел и сулицей здоровяка с оглоблей завалить, и щиты перемахнул лихо высоченные, да и тут, внутри не оплошал, гляжу, двух-трёх воинов вражьих посёк, и вон берендейку нашего сумел отстоять. В старшие детские перейдёшь, о четырнадцати лет, возьму к себе в дозорную сотню, просись. Хотя и риск, есть, конечно, а ну как объешь мою гридь, вон ведь жор то у тебя какой отменный, – и вновь засмеявшись, сотник со своими рубаками поскакал куда-то к центру табора.

Я же на месте остался. Сивку своего осматриваю, кровь ему с боков обтираю. Не чаял ведь уже сам уцелеть, да и за коня страшно. Как родной он мне, из такой сечи вынес, вот и высматриваю, нет ли где раны у него. Ну да обошлось как то, кровь чужая на нём, и не одной раны своей не было.

И тут слышу за спиной голос с коверканьем таким, не русский:

–Здоров будь, вестовой!

Оборачиваюсь резко, а ну как половец, какой недобитый сздади подобрался. А это стоит серьёзный берендеевский начальник. Позади–пяток его воинов, и о правую руку стоит мой давешний берендейка, тот, с кем мы так драться только недавно хотели. А старший берендеич мне и молвит:

–Как зовут тебя, удалец, из каких же сам будешь?

Ну, я ему отвечаю с достоинством:

–Зовут меня Андрейка, сын я десятника Хват Ивановича, что при князе Рюрике состоит. Сам же вестовой, из детских, князя Мстислава Мстиславовича Удатного.

–Хорошего воина твой отец воспитал. Да продляться славой годы его, знакомы мы с ним. Ты же мне, Андрейка, сегодня сына в бою спас, за то великая благодарность тебе самому, и батюшке твоему от меня, Шарифулы из рода Хайдара, сотника личной ханской стражи. Прими мой скромный дар Андрей!

И снимает с себя великолепный кинжал.

Я о таком даже и мечтать то, никогда не смел. Ножны в серебре, с золотым червлением, все в узорах и записях обережных. Я его в руки взял и замер, не знаю, что и сказать в ответ нужно. Всё смешалось в голове как то.




Личный кинжал и фото автора.


Берендей на меня посмотрел, усмехнулся:

–Вижу, понравился дар. Этот кинжал великими мастерами из Дамаска сделан, владей им на славу, молодой воин, пусть и он тебя когда нибудь выручит. А это сын мой младший, Азат из рода Хайдара, он тебе сам свою благодарность выразит. Ну а мы пойдём дальше, и не будем мешать разговору мужчин. Легко так поклонился и ушёл со своей свитой.

Стоим мы напротив друг друга с берендеичем и друг на друга набычившись смотрим. Тут он улыбается так широко и весело, шагнул ко мне да руку протягивает:

–Спасибо тебе, рус Андрей. Спас ты меня от смерти позорной, чуть было во взятой уже веже грязные шакалы не утыкали копьями, если б не ты…Должник я теперь твой, а коли позволишь, так и братом по духу буду, ты мне своей отвагой да дерзостью близок и люб.

Ну, вот что-то примерно такое и сказал, правда, сильно слова коверкая при этом, но всё же понял я всё, что он мне ведал.

Пожал я его руку, ну и тут мы крепко обнялись. Так у меня стало ещё на одного брата больше. Тот обет братства мы с ним позже закрепили, и до сих пор столько лет прошло, а за великую честь его держим.»

–Ну, ты дядьку Азата хорошо помнить должен, не раз он в гостях у нас раньше бывал.

«Потом были у нас быстрые сборы. Нужно было уходить от неминуемой погони разозлённой орды. Часть войска след путали, большая же часть гнала к себе вьюки с захваченным добром и вязанных пленных на конях да сами половецкие табуны. Добыча у нас была огромная! Одних только коней больше десяти тысяч взяли. И что самое главное, от рабства копчёных больше четырёх сотен рабов из русских людей высвободили.

Помогла нам тогда и непогода и доблесть заслона, погоню придержавшего, а только через два дня мы уже за Рось смогли выйти. Ну а там уже наша земля, с засеками и сторожевыми заставами дальше пошла. Так что не смогли половцы нас взять. Со славой и добычей великой мы вернулись к себе домой.

Детским большой добычи не полагается. Ну да за свой труд ратный, я был, однако, отмечен князем изрядно. Получил коня воинского с полной сбруей да амуницией, саблю, лук отменный степной, с саадаками и вот этот наш медный десятский котёл.

Вся сотня тогда смеялась. Волчку на прокорм! Ну да смех тот был уже не обидным, уважительно так посмеивались, как старшие братья над младшим. Так вот я стал настоящим воином и для себя, и для всех в княжьей дружине.»

Где-то на болоте кричала выпь, в гуще соснового бора ухал филин. А Митя сидел у костра и всё переживал да прокручивал в голове только что услышанный тятин рассказ. Вот бы и ему, какой подвиг бы совершить! Да непременно, чтобы тятя бы им гордиться смог, ну вот прям как он сейчас им!

Андрей же подбросил дровишек в костёр, погладил мальчика по голове и по-доброму, легонько толкнул к подстилке:

–Ну, всё, давай спать, Митяй, завтра у нас с тобой трудная лесная дорога с грузом предстоит, и силы нам с тобой ох как нужны будут.


Глава 8.Ратный труд и ученье.

После обработки мёда и отделения от него воска путём нагрева в больших горшках на тёплой печи, опосля, взялись и за другую работу.

Подкашивали небольшими косами -«горбушами» траву на опушках да ломали большие веники для прокорма зимою коз.

Приплод от этой весны Андрей решил не забивать, а оставить себе весь. В планах его было поменять только рогачей на племя, чтобы не допустить дальнейшего кровосмешения. Поэтому и корма того требовалось поболее, чем рассчитывалось раньше. Вот и трудились весь день, не покладая рук.

А ещё, помимо всего прочего, на первое место вышел труд ратный!


Спозаранку, когда солнышко только выходило из-за горизонта, Сотник резкой командой «Подъём!» вырывал из мира сладких снов Митино сознание. И если подъём этот, не дай Бог, был недостаточно резким и бодрым, опять затем следовала команда «Отбой», и так по несколько раз по кругу. Пока окончательно проснувшийся мальчишка уже на ходу не влетал в свои расстёгнутые портки и онучи из крепкой воловьей кожи, да не успевал выскочить стрелою за дверь.

Быстрей, пока не положили обратно!

Затем следовал бег по пересечённой местности, то бишь по лесной тропе, оврагу, полянам, а иной раз, что и болотцу или буреломному коряжнику. И везде нужно было уметь держать дыхание и быть готовым ускориться, вслед за, казалось бы, сто жильным отцом. Было тяжко…

Но ещё тяжелее стало, когда на плечи его легла кольчуга. Она и так-то была тяжёлой, да великоватой к тому же, а тут ещё, между бегом, зачастую приходилось делать всякие упражнения, как то, же и отжимание на кулаках. Причём не важно где, хоть на земле, или в луже, а хоть даже и на каменной осыпи, там, где, только застала команда Сотника. Всё это чередовалось подтягиванием на горизонтальной лесине, или ползаньем по пластунски – «ужом». А то и вовсе какие-то замысловатые комплексы, как их мудрёно называл отец, приходилось выполнять. И включали они в себя и растяжки рук или ног, и разработку всевозможных мышц, и суставов да сухожилий всего тела.

Так что выматывался Митя изрядно. И уже прибежав обратно к дому да умывшись ледяной и обжигающей студёной водицей по пояс, а опосля, обтеревшись грубым сукном до горячего, приступали они к разному роду воинским упражнениям.

Упражнения, опять же, были как с оружием, так и без него. Без оружия – тятя называл всё это, то пластунским боем, а то боем рукопашным или же борьбой. При этом ставил он сыну не просто умение к броскам: через голову, плечо, бедро, колено, мельницу и прочие, а самое главное – учил чувствовать своё тело и тело противника. Учил понимать, когда оно и как именно напряжено, и куда оно, это вот самое тело, было готово дальше двигаться. Что последует вот за этим вот круговым движением, и как в этом самом движении он может что-то поменять или сделать, что-нибудь для своей же пользы. Учил гибкости и силе одновременно. Учил как эту самую силу противника, какая бы она ни была яростная и великая, обратить в свою же сторону, чуть изменив её направление и поменяв сам узор броска или всей схватки.

Много времени уделялось умению–всегда и всюду держать равновесие:

–Какой же ты воин, если даже с жердины, при первом же толчке, кубарем как заяц слетаешь? Эдак, тебе и на ушкуе не устоять, когда на абордаж идёшь. Да и на кольях стены, когда крепостицу приступом берёшь. А там ведь приходится самим ужом яростно крутиться между мечей да копий защитников.

От того-то танец, а по-другому это никак и не назовёшь, на наклонных, разложенных между сарайками шестах, да ещё и на приличной высоте, становился всё сложнее и разнообразнее.

Тут тятя уже не довольствовался просто тычком слеги. Нет, теперь в ход шли копья-сулицы, конечно же, без наконечника, с кусками обмотанной плотной глины или камня вместо них, да и много чего было разного. А уж про то, чтобы шевелить и раскачивать эту самую жердину для сложности, тут уж и вовсе говорить нечего.

Падал поначалу Митя часто и очень обидно, но со временем всё реже и уже совсем без былой, как в начале, боли. Тело с тренировками само научилось группироваться и выбирать для себя наиболее рациональные движения и лучшую защиту. Тем более, что под жердинами давно уже не было никакой подстилки из смягчяющей соломы.

«Это как дополнительный стимул тебе, не хряпаться как лягухе» – так вот доподлинно и заявил парнишке отец.

А была ещё работа с мечом и копьём, швырковым ножом, сулицей да топориком. Конная подготовка на отцовском жеребце Орлике. Рубка лозы с него и начальная джигитовка.

Стрельба из лука так же требовала постоянного нарабатывания навыка. Да и лук сам Митяю пока что подходил только самый простой и слабый, самый что ни на есть обычный охотничий однодревик. Попробуй-ка ты в 12 лет натяни тетиву из сложно-составного, композитного! Да не в жизнь не получится! Но результат, тем не менее был, и уже с 60 шагов (50 метров) положить стрелу в круг, размером с голову, Митя уверенно мог.

А вот техника ухода от стрел и копий, конечно же, была пока у него слабая. И любой мало-мальски готовый воин лучник, да даже и обычный охотник лесовик, при желании за минуту мог бы нашпиговать мальца стрелами. И поделать с этим что-либо пока было сложно. Нужно было время для того, чтобы нарастить силу и резкость, да и чтобы реакция была бы взрывной и отточенной.

В общем, работать было над чем, и работа та шла ускоренными темпами. За всем этим и сам Андрей смог подтянуть свою физическую форму, восстановить свои боевые рефлексы и навыки. Ведь они у него здорово притупились после долгого лечения от ран, полученных от монголов в битве при реке Калке.

В общем, трудились над боевым совершенствованием все. Даже Волчку доставалось бедняге. Был он из породы больших северных остроухих лаек, что так ценились у знающих людей. Собаки эти, испокон веков использовались для охоты на «опасных» зверей, таких как медведь, лось и кабан.

Натаскивали их особенно на загонную охоту лося. Так что с кровными боевыми качествами у него было всё нормально. Оставалось только выдрессировать пса как на борьбу со зверем, так и с лихим человеком, вот и будет у них ещё один помощник да защитник в усадьбе.


В качестве развлечения и прикорма, в немногие часы отдыха и досуга, была в поместье рыбная ловля.

Андрей сделал из четырёхметровых хлыстов орешника пару удилищ и оснастил их всем имеющимся у него современным снаряжением: леской с крючками, грузилами да поплавками.

И пошла у них рыбалка…

А рыбы, надо сказать, было много! От плотвы и уклейки, которую и за рыбу-то тут не больно считают, до крупного, с лопату, леща, с сазаном и язя с налимом. Попадался на снасть также сиг, хариус и проходной угорь. Бил мелочь на стремнине жерех и разбойничал в камышах пёстрый окунь. Да какой только рыбы тут не было! Самое же главное, что была она вся тут непуганая и вовсе даже не искушенная рыбаками. Ты вот дай ей червячка или кобылку в качестве приманки, так она тебя и порадует в ответ отменным клёвом!

Особенно хорошая рыбалка была на ближайшем к усадьбе озерце. Вот и сегодня, в воскресенье, в день свободный от учения ратного да основных работ, непривычно отоспавшись, пошлёпали рыбаки к своей излюбленной заводи. Озеро тут делало живописный изгиб. Берега стояли поросшие камышом, а на самом берегу с выходом на воду лежала здоровенная такая лесина. С неё то и было удобнее всего удить.

Вот поплавок повело чуть в сторону, резкий кивок, и Митя ловко подсёк неизвестную ему ещё пока рыбу. Леска натянулась как струна, прочное ореховое удилище аж затрещало от большого напряжения, но паренёк не сдавался и потихоньку вываживал свою добычу к берегу.

«Нужно бы вообще соскочить на него с лесины, ибо с дерева-то такую рыбу явно не взять!» – подумал он и спрыгнул в воду. И вот, наконец, из воды, показалась голова с тёмной спиной.

–Тятя! Да это ж сазан какой, смотри! Да не просто сазан, а сазанище!

–Тяни-тяни, не давай ему слабину! – усмехнулся отец и тоже подсёк хорошего подлещика.

–Да, тять, с такой-то снастью, можно хоть какую рыбу ловить, и всегда с ней при добыче будешь. Тут никакие обрывы да сходы тебе не страшны! Не то, что с волосяной или конопляной снастью. Опять же и крючки вон, какие острые, не то что наши старые, костяные!

–Да не всё дело в снасти, сынок, главное, чтобы самой рыбы хватало, да и умения и старания у рыбаков, чтобы были.

А поплавок снова нырнул, и теперь уже Сотнику требовалось всё умение, чтобы вытащить из озера приличных размеров язя.

Скоро у обоих рыбаков на шнурах, пропущенных через жабры, шевелила хвостами в воде изрядная стайка.

–Вот и на уху да жарёху наудили мы с тобой, Митяй! Давай-ка я её теперь всю выпотрошу да почищу, а ты пока в избе печь затопи и жаровню-утятницу приготовь. Под уху же, тот средний горшок, что без ручки, думаю в самый раз будет. Как раз нам на два раза с тобой и Волчком её хватит.

Еда тут летом долго не хранилась, ибо холодильников и морозильных камер не было, а ледники – специальные погребки, набитые речным льдом, уже к июлю вытаивали полностью. Так что готовили пищу всегда на раз, ну, максимум на два раза. Зато и ели, конечно, в основном, всё свежее.

Митя, какой уж раз попробовал уговорить отца не отправлять его на зиму к старшей сестре в Новгород. Дескать, тут по хозяйству отцу он в помощь. А ну, как тот на охоту уйдёт, да на неделю на ней и задержится? А скотина-то без присмотра вся тогда ведь останется! Ну и опять же, воинское обучение прерывать тоже никак нельзя. Не то все навыки таким-то потом и шишками наработанные–утратятся! Да и вообще, там, у Аннушки, он не больно-то уж и кому нужен.

У неё же и своих то вон двое: Алёшке шесть лет да Дарьюшке уже скоро годик, а тут вон и ещё один рот нарисовался, корми потом его да обстирывай.

Но Андрей на все эти детские хитрости не вёлся и был неумолим.

–У нас с тобой был уговор сын, что под зиму с плотницкой артелью убудешь ты к сестре Анне. Там же не дармоедом тебе надлежит быть, а помощником! Забыл?! И вообще, сам должен понимать, у её мужа Артёма, десятника из личной воинской сотни Владыки – служба всегда на первом месте. Он дома может и месяцами даже не бывать, всё за погаными язычниками по дебрям гоняясь. А как не мужчине, родичу со стороны жены, быть защитою в доме в его отсутствие? Время-то вон, какое лихое то ноне! Новгород постоянно бурлит, то князя погонят, то архимандрита самого в Киев отправят, а то и просто «побузотёрить» народу надо. На вече глотки да бороды дерут, а опосля, вон по посадам рыщут с дубьём. Где и чего разорить можно, всё выглядывают.

И видя, как поник Митенька, искренне его жалея и понимая, добавил:

–Есть у меня к тебе важное дело, сын.

И Митя почувствовал, что отец уже не хитрит как прежде, отсылая его к сестре под юбку, стал внимательно слушать.

–Расскажу я тебе подробно про все свои планы, сынок. Как-никак, а ты моя главная опора и надёжа, родная кровинушка, и должен всё это знать. Ну, так слушай:

«С плотницкой артелью Луки Тесло, что у нас ставила о позапрошлом годе всю усадьбу, был такой уговор. Как только они закончат свой ряд в Торжке да будут возвращаться Селигеровым путём назад в Новгород, сделают они небольшой крюк к нашей усадьбе. И от Рождества Пресвятой Богородицы (21 сентября нового стиля), примерно три седмицы до Покрова, то есть до первых хороших заморозков, у нас тут и поработают. Правда, вот запаздывают они что-то к урочному сроку. Ну да задаток-то уже получили, поди ж теперь не обманут нас. Артельный Лука сам муж серьёзный, да и артель ему подобралась вся под стать. Так что думаю, что со дня на день можно бы их уже у нас ждать. Ну а как первые заморозки пройдут, надлежит тебе идти с ними в Новгород. Артельные те, тебе же в том защитой будут, и не удивляйся так. На хороших плотников не больно кто и «рыпнется» из лихоимцев! Они же всю свою жизнь с топором за пазухой живут и любому лихоимцу укорот дать смело смогут. Да и ты, если что, им уже воинская подмога будешь» – и подмигнул при этом Мите.

«А вот по прибытии в Новгород надлежит тебе найти моего доброго приятеля из купцов–Путяту Селяновича. Где и как, я тебе потом отдельно и подробно про то расскажу. Купцу тому, Митрий, передашь от меня суму с вещами да грамотку берестяную. Сума та будет совсем небольшая, но зато очень и очень ценная! Поэтому и держать ты её будешь при себе постоянно, впрочем, так же как и грамотку. И никому ничего не показывать и не рассказывать, окромя только того самого купца!

Затем, так и быть, если у Анны с Артёмом всё будет ладно и спокойно, а сам он будет на месте, то можешь тогда уже и возвернуться в усадьбу.

В конце ноября, начале декабря, нижним путём по первому зимнику реки Полометь от купца Путяты на Торжок пойдёт большой санный обоз. Пара тройка саней от него и заберёт тот весь приготовленный нами к торгу воск да мёд. И вот с этим-то вот самым обозом ты и сам приедешь, а и может какую грамотку мне привезёшь от того же Путяты, да мало ли ещё от кого, – и при этом прищурился остро.

Да и в санях этих кое-что уже по моему заказу ехать будет, так что, считай, что ты и как приказчик, и как охрана нашего добра одновременно выступаешь!

Цени сын, доверие! – и улыбнулся поощрительно.»


Глава 9.Плотницкая артель.

Осень всё сильнее вступала в свои права. Уже сбивались в стаю перелётные птицы. Ставили на крыло молодых и совершали перелёты с одного болота или озера на другое.

Вот-вот они закурлыкают в небе и потянуться длинными клиньями в южные страны.

От недалёкого леса за рекой слышался рёв лося. Там шли турниры сохатых по отбору самых здоровых и сильных. Тех, что смогут дать жизнь будущему потомству, и защитят его от острых волчьих клыков лютой зимой.

В избе уже постоянно подтапливалась печь и заводил за ней песню на своей скрипочке чёрный сверчок.

За слюдяными окнами с вечера стояла холодная темень. В доме же самом было тепло и уютно.

Бездельничать вечерами тятя тоже не давал. Коли восковые свечи светят, значит, это кому-нибудь нужно!

Похоже, что нужно это было больше всего самому тяте. Иначе, как и объяснить, с каким рвением и усердием он передавал Митяю всевозможные премудрости, науки да знания? Откуда и ведать-то столько он мог!

Науки те касались всего. От мироустройства и богословия, до счёта с письмом, глаголицей или сложением.

Скрип от начертания на бересте доносился, наверное, аж до Волчка, что жил себе в сарайке на сеновале и отвечал за охрану хозяйской птицы со скотиною.

Были, конечно, и хорошие науки. Назывались они история, география и чудное такое название – ботаника или зоология. Как интересно было слушать про завоевания воителей древности: того же Александра Македонского, Гая Юлия Цезаря или русского князя Святослава! И представлять потом, уже лёжа в постели, одного из этих героев древности.

Слушать про далёкие жаркие страны, где люди ездят на элифантах, огромных таких животных с большими ушами и хоботом. А в огромных лесах-джунглях скачут стаи смешных обезьян, поедающих невиданные фрукты бананы, и где за ними охотятся огромные змеи удавы, да могучие коты – пантеры!

Такие-то вот уроки хоть и всю ночь учить можно! Но тятя хитро чередовал их друг с другом. И опять приходилось Мите аккуратно выводить стилом на бересте – аз, буки, веди. Да постигать непростое лекарское искусство…

Вот, в один из этих самых вечеров, когда время после ужина только было, и они сели к столу для урока, вдруг по-особому зло взлаял в сарайке Волчок.

Митя и глазом-то не успел моргнуть, как переменившийся на глазах отец грозной молнией метнулся к оружейной, и уже оттуда буквально выкатился каким-то размазанным и стремительным движением в сени. Он только и расслышал его рык «Тревога»! Да разглядел в отцовских руках меч с топориком и пару метательных сулиц в придачу.

Наконец и его тело на автомате, уже сто раз отработанным движением, буквально выдернуло Митю из-за стола. Подхватило охотничий лук с колчаном стрел, небольшой меч на поясе, да замерло напротив входа, уже готовое к бою. А сознание всё тукало в голове: «Враг, рядом враг!»

Отца в сенях уже не было. Снаружи не разносилось никаких посторонних звуков, кроме заливающегося злым лаем пса. Что там? Может, тятя бой с врагом ведёт неравный на дальнем подходе?

–Может, он ранен уже и ему нужна там помощь?! А я тут дом, как обозный какой неумеха, сторожу! – горячился Митя.

Но отцовский указ на такой случай был твёрдый – держать оборону и никуда на ружу без приказа не выходить!

Вот и приходится только крепко сжимать лук с наложенной гранёной стрелой, да вслушиваться напряжённо в ночь.

–Отбой, Митя, Отбой! –донёсся до него отдалённый и весёлый голос отца.

Уф…Ложная тревога, и тут у него отлегло от сердца.

Совсем уже рядом раздалось топанье ног и еще чей-то негромкий да покашливающий смешок.

Вот так да! Отец явно возвращался не один. За ним, с дорожными мешками за плечами да всяким хитрым инструментом в руках, выступала долгожданная плотницкая артель.

–К тебе, Андрей Иванович, уж и не подойдёшь гостем незваным! Ребята хотели было пошутить, да я вот отговорил. Знаю же, чем шутки такие с тобою заканчиваются. Своих дырок мало что ли в башке, так ещё мигом прибудет, и даже не заметишь как,– и снова, тихо кхекая, засмеялся.

–Да ты уж наговоришь, Лука, – улыбнулся отец. Я если по той части только чтобы укоротить что лишнее, если у кого там слишком длинное отросло, да при этом мешается! – и вся артель дружно загоготала над отцовской шуткой.

–А по части наделать дырок, так это уже можно к Митяю вон. Опусти лук, сынок, да подойди к нам поближе, поздоровайся с мужами честными и с работниками отменными.

Загрузка...