Сотвори себе удачу

Глава 1 СТИВ

Она вдруг проснулась в половине пятого. Но не сразу поняла, сколько времени. Сначала не могла понять не только где она, а вообще, кто она есть. Сделав над собой усилие, наконец узнала свою комнату. Она лежала на маминой кровати совершенно голая, видимо, и проснулась оттого, что замерзла. На спину что-то давило. Осторожно повернула голову и в десяти сантиметрах от своего лица увидела рыжую бороду. Внутри все похолодело. Ей стало страшно.

Вчерашний день. Надо вспомнить вчерашний день…

Он начался с того, что Люда совершенно не собиралась вылезать из-под одеяла, хотелось лежать в полудремоте и ни о чем не думать. Хотя воскресенье – банный день. А баню она любила. Но сегодня даже в баню идти настроения не было. С Галиной они уговорились еще накануне…

Галя – ее одноклассница. Но подружились они не в школе, а в бане, встретившись случайно лет через семь после окончания школы. И это новое знакомство скоро переросло в самую что ни на есть дружбу. Они виделись регулярно раз в неделю – чаще не получалось, обе много работали – и были друг для друга главными исповедницами, советчицами и утешительницами.

И пока она решалась передоговариваться и отменять на сегодня баню, время ушло: Галя уже вышла из дома. Пришлось срочно выволакивать себя из постели. Кое-как собралась, даже умываться не стала – все равно же в баню идти – и выскочила в обрез. Хорошо еще, баня в десяти минутах от ее дома.

У дверей бани продавали веники. Уже издали было видно, что дубовых нет. Дубовые она любила больше всего. И за запах, и за какую-то особую мягкость, да и держались они дольше других. Когда она подошла, дядька ханыжного вида суетливо поднялся.

– Сколько стоит? – Она разглядывала веники. Он начал с самого дорогого. Люда старалась не смотреть на его сизый фонарь под глазом. Вдруг откуда-то появилась разбитная бабенка.

– Иди отсюда! – накинулась она на дядьку. – Поди умойся сначала, прежде чем с покупателями разговаривать! – И, как заправская продавщица, заулыбалась Люде: – Эти – пятнадцать… – дипломатично начала она с самого дешевого.

Люда выбрала плоский веник с прямыми зелеными листиками, березовый, заплатила тридцатку. «Ладно, уж раз пришла, куплю шикарный для утешения».

Баня была старая, может быть, еще довоенная. Три ряда железных облупившихся шкафчиков с сиденьями… Казалось, они сохранились со дня основания бани. Галя уже, видимо, разделась: место, привычное, вдоль окон, было для Люды занято. Народу вроде немного. Она торопливо разделась, облачившись в банные принадлежности. Вьетнамки еще ее детские (когда только она купит нормальные), шерстяная шапочка, полотенце для сидения и лежания, веник в руки – и вперед. Шаек навалом чистых, сухих. Веник замочен – и в сауну. Еще в предбаннике увидела Галины тапки со световой блямбой на пятке. В сауне было жарко.

– Привет!

– Здрасте, здрасте!

Галя на самом верху, подвинулась, освобождая место для Люды.

– Сколько там, на градуснике? По-моему, жарит сильно.

– Нормально! Сто два! – Люда вгляделась в термометр на деревянной стене. – Слушай, на улице-то четырнадцать! Благодать какая! – растянулась она во весь рост. – Хоть погреюсь!

Тепло окутывало по поверхности, не спеша проникать внутрь. Люда расслабилась, закрыла глаза. Здесь даже лучше, чем под одеялом.

Тетка на нижней ступеньке держала у своего носа какой-то стеклянный пузырек.

– Хотите попробовать? Вдохните! Замечательная ингаляция! Так очищает! – Она протянула пузырек Люде. Та приподнялась на локтях, закрыла пальцем одну ноздрю, вдохнула.

– Ой! Что это? Какой дух волшебный!

– Здесь смесь разных масел: полынь, чабрец, мята… Я сама составляю, – пояснила она гордо. – Чувствуете горчинку? Это березовые почки. Я долго искала эту нотку. Пробуйте теперь вы! – скомандовала она Гале.

– Этим можно пользоваться как духами, – восхитилась Галя, отдавая тетке склянку после дегустации.

– Да, дочка говорит: «фирма Люси Чири». Меня Люся Чирикова зовут. – Тетка тяжело поднялась. – Пойду…

– Ну как ты? – начала Галя шепотом, когда они перевернулись на спину.

– Знаешь, Галка, чего-то никак мне не прийти в себя, – наконец смогла пожаловаться Люда.

– Бедная ты моя, бедная… – сказала Галя, погладив ее по шапке.

Слезы, с утра копившиеся в Людиных глазах, свободно потекли по щекам, и Люде стало легче.

Потом они сидели в предбаннике на скамейке, куда еле помещались вдвоем, поджав ноги и закутавшись в полотенца, допотевали. Именно здесь обсуждались последние события и возникшие за неделю проблемы. Люда продолжала:

– Понимаешь, я совсем не знаю, как мне жить. Пока мама лежала, было, конечно, тяжело. Но и легко. Надо деньги зарабатывать, надо маму вытаскивать. Никакой моей, отдельной жизни. И все понятно… И в каком-то смысле легче, чем сейчас. Я отвыкла жить для себя. Я не знаю, куда себя деть… И работать совсем не хочется и, знаешь, как-то незачем.

– Русик, ну надо, чтобы время прошло. После похорон сколько? Недели две прошло?

– Шестнадцать дней.

– Надо тебя, я думаю, теперь замуж выдать.

– За кого замуж-то?

– Ну искать надо.

– Я думаю, мне просто не судьба…

– Что ты имеешь в виду?

– Понимаешь, вот Никола, он же постоянно… Ну время от времени делает мне предложение, по всей форме, кстати, с цветами и конфетами. Но он это делает только тогда, когда у меня все хорошо.

– Так у него же есть жена?!

– Да, в здравом уме и твердой памяти я же никогда не соглашусь. А вот сейчас, когда мне совсем тошно, я бы, наверное, даже за него согласилась. Где он?.. Его нет!

– Брось, Люд, это не «не судьба»! Ты слишком много хочешь от мужиков. Никола тебе не нужен, вот он и попадает невпопад. Если бы нужен был, ты бы давно сама первая к нему побежала. Знаешь, вот Сидоров мой… Да! – вдруг вспомнила она о своих горестях. – Это ж какой-то бред! Он же из журнала ушел!

– Да ты что?!

– Да! Мы теперь диссертацию пишем.

– Ну ведь его же еще год назад уговаривали, – возмутилась Люда, вспомнив, как они Сидорова умоляли, как она сама предлагала ему набрать текст на компьютере.

– Самостоятельные мы, – начала было язвительно Галя, да вдруг спохватилась, что надо подругу утешать, а не самой плакаться. – Но я не об этом. – И она аккуратно перевела разговор на нее. – Я его ругаю, я злюсь на него, иногда просто убить готова! Но не приведи господи, с ним что случится, я просто пропаду без него.

– Вот я и говорю: судьба! Тебе судьба быть женой, а мне – одной. Слушай, я замерзать стала, пошли в парилку!

…В парилке только что кончили поддавать. И даже у двери внизу пахло мятой. Тетеньки прижались к полу, уткнув головы в колени, так что сверху виднелись только вязаные шапочки, обрезанные фетровые колпачки, платочки и голые спины. Галя с Людой с трудом втиснулись между ними. Густой горячий мятный пар стоял над голыми телами.

– Пар – чудо!.. Дай Бог здоровья!.. Господи, спасибо!.. – раздавались разомлевшие голоса со всех сторон, когда по лестнице плавно поднялась кустодиевская красавица, поддававшая у камней.

– Знаешь, мне хорошо жить только в бане, – восторженно выдохнула Галя.

– Дышите, дышите! – наставляла красавица, устраиваясь в уголке.

Минуты три все сидели молча, изредка постанывая от восторга. Красавица помахала веником над головами, и волна благоухающего жара опустилась вниз. Люда вздрогнула, сзади кто-то легонько провел веником по ее спине. Дрожь пронизала все тело. Полное блаженство! Люда оглянулась: из-под грузинской фетровой шапки блеснул озорной черный глаз:

– Нравится?

Где-то в углу зашелестел веник – и вот уже все замахали, зашлепали вениками по голым спинам. Сущая преисподняя! Это продолжалось несколько минут, и вот уже стали выскакивать из парилки – кто под душ, кто в ледяной бассейн. Наши подружки тоже окунулись – и назад. Еще немного постигав друг друга веничками, поползли в раздевалку отдыхать.

Сели в кресла друг против друга, ноги на сиденье, и разомлели. С некоторых пор они отказались от пива: от него только дуреешь и после парилки голова начинает болеть. Они пили только минералку. Галя вытащила какую-то баночку.

– Я глину развела, попробуй, мне нравится.

– Да ну, я уж скрабом привыкла.

Обе намазали физиономии. Вокруг маячили женские фигуры различных форм, комплекций и фактур. Закутанные во всевозможные простыни и полотенца, и просто голые, и намазанные кофейной гущей с ног до головы, и частями какой-то не то глины, не то грязи, они со стороны представляли жутковатое зрелище, но сами давно привыкли и не замечали экстравагантности происходящего.

– Я знаю, что тебе сейчас надо! – начала Галя, откинув голову на спинку. – Пойдем в какое-нибудь увеселительное заведение, Сидорова для равновесия возьмем.

– Думаешь, Сидоров нас двоих уравновесит?

– А то! Если у Сидорова и есть предназначение, так это сопровождение дам на светский раут, здесь он незаменим. Да сама же знаешь…

– Ну и куда мы пойдем? – Люда тоже откинулась на спинку.

– Можно в ресторан! Нет! Лучше – в ночной клуб! – Галя мечтательно подняла голову.

– Какой ночной клуб?! Там одни малолетки!

– Не важно. Мы тоже не старухи еще.

– Придумай что-нибудь посолиднее. – Люда уже стояла перед зеркалом, расчесывая волосы. – А если посолиднее, то мне надеть нечего. У меня же ничего нет! Надо же наряд на это тело! – Она внимательно рассматривала себя в зеркале.

– Тело-то – прям Венера Милосская, – подключилась Галя. – Чего ж оно у тебя зазря пропадает?

– Ты предлагаешь кинуть его на панель?

– Ну зачем же так сразу – на панель, – в тон ей подхватила Галя. – Надо искать – и найдется достойное какое-нибудь применение!

– Ну что ж… Будем думать, – задумчиво произнесла Люда. А думы были невеселые. Ей уже скоро тридцать пять. У всех семьи, дети, любовники, наконец. А у нее… Раньше была мама. И это все оправдывало. А теперь что? Теперь она просто старая дева. «Женщина интересна своим прошлым…» – вспомнила она избитую фразу. Но ведь у нее даже прошлого толкового не было. А что дальше? Вообще, что делать? Снова слезы навернулись на глаза. И пришлось опять брать себя в руки. – Галь, поехали после бани посмотрим мою квартиру, а? Ну, пожалуйста!

– Русик, милая, я не могу сегодня.

– Но это же наша с тобой работа, первая… Неужели тебе не интересно? Я ведь еще и сама не видела, как все получилось. Я в этой квартире была последний раз, когда малярные работы закончились. – Всю силу своего отчаяния Люда вложила в уговоры, но подружка не сдавалась.

– Я тебя подвезу, нечего по морозу после бани болтаться, – сказала она, и это был единственный итог всех Людиных усилий. И она смирилась. После бани поехали к Татьяне.

Татьяна была первым Людиным клиентом. А вышло это так. Когда мама слегла, положение требовало решительных действий: или сидеть дома с мамой и бросать работу в «Ленпроекте», или платить сиделке. Но чем? Ее зарплаты архитектора едва хватало, чтобы сводить концы с концами, даже при наличии халтур. Выход тогда придумала Галина. Она одолжила денег на первое время, подарила свой старый компьютер и придумала, как искать заказчиков. Они подавали бесплатные объявления в рубрику «Ищу работу»: «Архитектор, член Союза архитекторов, высочайшей квалификации ищет работу…» «Умные люди поймут», – сказала тогда Галя. И первым «умным человеком» оказалась Татьяна. Она позвонила и сказала: «Я хочу, чтобы вы сделали мне красиво». Татьяна купила квартиру и хотела, чтобы в этой квартире воплотились все ее мечты, представления о Доме. Деньги, которые Люда запросила за свою работу, были смехотворны, а старалась она изо всех сил и сделала то, что хотела заказчица. Это получилось не сразу. Люда рисовала вариант за вариантом. Они обсуждали каждую мелочь, Люда меняла и переделывала, пока хозяева не восхитились своей будущей квартирой.

Татьяна начинала челноком, теперь у нее были два магазина в разных торговых центрах. Она каждую неделю ездила за товаром в Италию. А уж для себя отбирала все лучшее. Из привозимых они вместе выбирали обои, всякие замочки, ручки, светильники, мебель. И на прошлой неделе, почти через два года после их первой встречи, состоялось новоселье. Татьяна тогда сказала: «Что же я теперь буду делать для души? Людмила, давай заряжайся на дачу!» Казалось, что Люда стала чуть ли не членом семьи. Татьяна не раз предлагала ей выбрать что-нибудь из тряпок в ее магазинах по номиналу, без накрутки. Наконец представился случай воспользоваться этим предложением…

И вот Галя подкатила свой старенький «жигуленок» к самому парадному стандартного нового дома. Но поскольку она очень торопилась, подниматься в отремонтированную квартиру Людмиле пришлось все-таки одной.

Почему-то дверь долго не открывали. Люда даже позвонила во второй раз. Наконец дверь распахнулась. На пороге стояла миниатюрная брюнетка с нежным лицом и чуть раскосыми глазами в облегающем черном свитере и таких же брюках.

– Явилась, дорогуша! – Она отошла в сторону, пропуская Люду.

Люда с порога стала ревниво сверять свое впечатление от квартиры в законченном виде с тем, что она рисовала на картинке, тщательно придумывая два года назад. Прихожую от кухни и гостиной отделяла полупрозрачная раздвижная стена. Но это и все, что она успела разглядеть.

Как только дверь за ней захлопнулась, хозяйка разразилась вдруг такой дикой площадной бранью, что Люда вытаращила глаза и уже ничего, кроме нее, не видела. Было так странно, что это хрупкое существо обладает таким сильным голосом и знает такие многоэтажные ругательства. Сначала Люда просто завороженно смотрела на нее, пытаясь вникнуть в смысл ее воплей. Но та вдруг схватила ее за руку и поволокла по квартире. Тут Люда как будто очнулась и стала понимать смысл происходящего. Эта маленькая изящная женщина крыла ее отборными ругательствами, обвиняя в халтуре, требовала вернуть гонорар. Оказывается, Люда не предусмотрела звукоизоляцию, и теперь в этой шикарной квартире нельзя жить из-за того, что слышно все, что происходит во всем сопредельном с ней пространстве. Когда они, спотыкаясь, двигались по коридору, в щелке приоткрывшейся двери под самой притолокой возникла мальчишеская голова.

– Мать! Не ори! Соседи сейчас прибегут! У нас же слышимость! Забыла?

Хозяйка злобно захлопнула дверь, рявкнув:

– Исчезни!

Это, казалось, лишь подлило масла в огонь. Она обернулась к Люде, безмолвие которой тоже только усиливало ее злобу. Она подскочила к ней и, крохотная, схватила ее за грудки, задрав ручки. И тут Люда наконец разрыдалась.

– Но… ведь… ты же… ты же хотела только интерьер… О стенах не было и речи… – пыталась она защититься сквозь слезы.

И хозяйка немедленно успокоилась, как будто только этого и ждала. Разжала свои кулачки, не спеша полезла в карман, вытащила пачку «Мальборо», закурила.

– Да ладно тебе… – сказала она, как будто обидевшись на Людины слезы. – Пошли на кухню, выпьем.

Люда, всхлипывая, послушно поплелась за ней. Кухня была настоящая, резного дерева, а пол выложен мраморной галькой. Хозяйка достала тяжелые коньячные стаканы и плеснула в них водки.

– Выпей, успокойся! – протянула она один стакан Люде. Сама выпила большой глоток, закусила огурчиком, выловив его из трехлитровой банки.

Два других, тоже выловленных, положила на тарелку. – Вкусные! Правда! Свекровь здорово солит! Ладно! Все! Не обращай внимания! – похлопала она Люду по плечу, для чего ей тоже пришлось высоко задрать руку.

– Что значит «не обращай внимания»? – У Люды вдруг высохли все ее слезы. – Ты обвиняешь меня в халтуре, требуешь деньги назад, а я – «не обращай внимания»?

– Слушай, выпей, а? – Она легонько подтолкнула Людин стакан.

Та машинально выпила и тут же закашлялась:

– Господи, я же не пью водку!

– Ничего-ничего! – говорила хозяйка совершенно спокойно. – Да, я понимаю все, – вдруг начала она почти оправдываться. – Но и ты пойми: столько вложено! Наконец въехали. И началось! Я так разозлилась! Ты хоть бы сказала, что…

– Когда я сказала бы? Мы остановились на последнем варианте, и ты вообще исчезла. Помнишь, я зашла совершенно случайно через три месяца, а здесь уже полным ходом работа. А потом, ты меня извини, ни о каких конструкциях и речи не было. Ты сказала: «Сделай мне красиво!» – Ей хотелось еще сказать, что деньги, которые та заплатила, вообще смехотворны, но, как, впрочем, и всегда, было неловко говорить о деньгах.

– Да! Ты права! Я просто взбесилась. Но послушай сама!

Они замолчали. В квартире наверху пробежала с лаем собака.

– Это сейчас! А ночью… представляешь? – Она уже откровенно заискивала. – Ну ты умная… Придумай что-нибудь! Не ломать же все!.. Сколько денег вбухано!

Они задрали головы. И обе залюбовались потолком с декоративными деревянными перекрытиями.

– Ну что тут придумаешь! Надо, во-первых, проект дома посмотреть… Я не знаю… – Люда соображала вслух. – Можно со стороны других квартир, соседских, изоляцию сделать… – наконец неуверенно предположила Люда.

– Гениально! – Татьяна вскочила. – Ты просто меня воскресила из мертвых. Пошли!

– Куда? – удивилась Люда.

– Как – куда? – удивилась, в свою очередь, Татьяна. – К верхним соседям, договоримся.

– О чем договоримся?

– Как – о чем? Они съезжают на время, а мы уплотняем их пол – наш потолок…

– Им же надо где-то жить в это время…

– Заплатим! Купим путевки в санаторий!

– Ну ты даешь! Кто ж согласится?

– Заплатим столько, чтобы согласились. Они, по-моему, не очень крутые. Во всяком случае, я не слышала, чтобы они там что-то строили.

Через минуту они уже звонили в квартиру этажом выше. Открыла им интеллигентного вида старушка с забранными в пучок на затылке седенькими волосиками. За ней стояла рыжая колли.

– Здравствуйте… Сидеть! – тихо и неожиданно властно скомандовала старушка.

– Здравствуйте! Мы из квартиры под вами. Вы очень шумите! – Таня сделала многозначительную паузу. И как только старушка созрела для оправданий, продолжила: – Мы бы хотели сделать звукоизоляцию между нашими квартирами. Вы ведь не будете возражать?

Старушка испугалась:

– Это не моя квартира. Это квартира моих внуков. Они приедут только через неделю… – залепетала она.

Татьяна мягко отстранила ее и вошла в квартиру.

– Замечательно! Вы еще ничего не делали! – Она прошлась по коридору, заглянула в ванну и толкнула дверь на кухню.

– Там… Туда нельзя! – Старушка хотела ее остановить.

Но Татьяна уже распахнула дверь. Прямо перед дверью за столом сидел рыжий верзила и улыбался во весь рот.

– О! Хозяин! – обрадовалась Татьяна.

– Нет-нет! – подбежала старушка и прикрыла дверь. – Это гость… Американец, – шепотом добавила она.

– Американец?! – Татьяна на мгновение задумалась. – Ладно! А кто еще здесь есть?

– Пока никого.

– Гениально! На полу – линолеум, а мы вам паркет! Идет? В общем, договорились! Вас как зовут?

– Марина Львовна…

– Марина Львовна поживет пока на старой квартире, ведь у вас найдется где жить?! – заключила она, нежно обняв старушку.

– Я… Я не знаю… Дети просили меня пока пожить у них…

– Да вы не беспокойтесь! Мы покараулим вашу квартиру! Дети вам только спасибо скажут. Они приезжают, а у них вместо линолеума – паркет!

Она говорила так безапелляционно, что старушка совсем смешалась.

– А ты, Людочка, к моему приезду все устроишь. С рабочими я договорюсь.

– Таня, я не знаю, сколько это займет времени, давай не будем так железно договариваться. Лучше я сначала все узнаю и тогда позвоню тебе.

– Ой! Я приеду, а тут все по-старому! – захныкала Татьяна. – Неужели нельзя наконец устроиться по-человечески? Ладно, на твоей совести.

И они вернулись в Татьянину квартиру.

Вернулся Танин муж Гена, и они вместе с сыном Виталиком, который оказался действительно двухметрового роста, выше папы-богатыря, ели на кухне.

– Геночка, здравствуй, милый! – Татьяна нежно поцеловала его в щеку. – Ты уже совсем вернулся?

– Ты что, не помнишь? У меня же сегодня премьера в СТД. Я же тебе утром говорил! – Он даже есть перестал. – Ты вообще собираешься идти?

– Геня, милый, у меня завтра самолет в двенадцать. А с утра еще по «нужникам» надо подарки развезти… Пожалей!

– Ну вот, всегда так!

– Геночка, милый! – В ее голосе слышалась угроза. – Может, ты за меня поедешь в налоговую, в районную администрацию?.. А? Не хочешь? А то давай! Виолетта Юрьевна! Как вы сегодня прекрасно выглядите… С наступающим вас… Вы говорили о бежевом костюмчике… Вот совершенно случайно мне попался в Генуе… Ну что вы, что вы, какие мелочи… Носите на здоровье! – кривлялась она, изображая визит к чиновнице. – Не хочешь?

На кухне повисла мертвая тишина. Гена уткнулся в тарелку. По потолку прошлепали собачьи лапы. Все посмотрели наверх.

– А ты? – вдруг обернулся отец к сыну.

– Пап, как договорились! Все железно! Я и кассету купил.

Виталик взял свою тарелку, подошел к мойке, аккуратно вымыл ее и поставил в шкаф.

– Ну я пока пошел заниматься, – бросил он, выходя из кухни.

Снова нависла тишина, и снова наверху пробежала собака.

– Меня здесь не понимают! – Гена развел руками, обращаясь к Люде. – Есть будете? У меня сегодня поэлла, или как там ее по-итальянски…

– Обожаю твою поэллу! – обрадовалась Таня. – Геня такой талантливый! – скромно начала она расхваливать мужа. – Он так готовит! Усаживайся!

Она унесла Людину куртку в прихожую. Гена молниеносно накрыл на стол и разложил еду по тарелкам.

– Знаешь, Крокодил, вот разбогатею, куплю тебе ресторан, будешь там шеф-поваром!

– Ты опять?! – Гена был готов взорваться, но подавил раздражение и перешел на шутливый тон. – Ты лучше театрик мне купи, – подмигнул он Люде.

– Зачем театрик! Ты будешь прямо в белом колпаке к клиентам выходить и жонглировать поварешками… Арткафе, так сказать…

Между тем застучали вилки, и все трое погрузились в еду. Люда никак не могла прийти в себя, машинально ела, не разбирая вкуса, и думала, как бы скорее уйти отсюда. Таня поглядывала на нее, что-то, видимо, соображая, поглядывала и вдруг поднялась.

– Я сейчас…

Стукнула входная дверь. Они с Геной остались вдвоем.

– Знаешь, я ее не понимаю… – Эта неожиданная откровенность мужа хозяйки почему-то неприятно кольнула ее. Но он продолжал как ни в чем не бывало: – Ведь она актриса. И была на курсе из подающих надежды…

– Таня училась с тобой? – Для Люды это было открытием.

– Мы ж в институте и поженились. А потом родился Виталик, то-се… Она стала челноком, а потом втянулась – теперь от этого бизнеса за уши не оттащишь…

– Но она же вас всех кормит, – попробовала Люда вступиться за свою заказчицу.

– Да, конечно. Но, кажется, должна же и меня понимать…

Тут снова хлопнула входная дверь. Это вернулась Таня. И не одна.

– А я вам гостя привела. Знакомьтесь – Стив.

В комнату вошел тот рыжий, что сидел в квартире наверху и улыбался. Он по-прежнему улыбался. Татьяна затарахтела по-английски, усаживая его рядом с Людой.

– Людочка, наш гость – архитектор. Он приехал на какие-то переговоры. Может, между прочим, – она многозначительно помолчала, – тебе помочь…

– Да, я могу помочь, – вдруг подал голос рыжий.

Все посмотрели на него, как будто услышали голос неодушевленного предмета.

– Я немного говорю… по-русски… – Он говорил со слегка заметным акцентом. – Я брал русский в университете. – Он говорил с большими паузами, то ли подбирая слова, то ли стараясь произвести эффект. – Четырнадцать лет назад я был в Санкт-Петербурге, тогда Ленинград. Стажировка.

– Ну-у! Ваще! – выразила Татьяна всеобщее удивление. – Кофе? Чай? – спросила она Стива. – Геня! Обслужи!

Гена вскочил выполнять распоряжение. Люда со Стивом чинно сидели рядком. Пока Гена варил кофе и расставлял чашки, Таня распланировала дальнейшие события:

– Так, ребята, пейте и поедете с СТД на Генькину премьеру. А мы с муженьком пока пойдем собираться. – И они поднялись. – У Нинон пропал тромбон! Ах, Нинон, где твой тромбон… – вдруг замурлыкала Таня. – Откуда это, Крокодил?

– Ануй, кажется, «Дикарка»… – И их голоса растворились в глубине квартиры.

Прихлебывая кофе, Люда наконец сообразила, что, приведя этого американца ей в качестве кавалера, Таня как бы замаливала перед ней свою истерику. Ну и что теперь делать? Она поглядывала на соседа, улыбалась, но не могла придумать, что бы такое сказать, никак не могла решить, надо ей ехать на этот спектакль или нет. Потом ей показалось, что время для ухода упущено. В конце концов, почему бы ей и не поехать….

– Костюмы – отпад! – говорил Гена, когда они одевались в прихожей. – Спонсора Вероника…

– Вероника – это их режиссер, – вставила Таня.

– Спонсора Вероника откопала! – продолжал Гена набивать цену спектаклю.

– Деньги отмывает, – снова прокомментировала Таня.

– Вероника?

– Да какая Вероника… Спонсор!

– Если ты не прекратишь, я… я… – Гена никак не мог придумать достойной угрозы. – Больше никогда не буду тебе готовить, – вдруг выпалил он.

– Все! Молчу! – замахала руками Таня, сделав испуганные глаза и выставляя его на лестницу последним.

Гена отвез их и Виталика во Дворец искусств. Потом было долгое ожидание в фойе. Их посадили в первом ряду. Глупая французская пьеска с переодеваниями и раздеваниями подошла к антракту, и они поплелись в ресторан. Здесь было людно, шумно, играла музыка. Они выпили, языки развязались, и как-то сам собой забылся повод, по которому они здесь оказались. Они пропустили начало второго действия. Потом они куда-то ехали, где-то еще пили, ели, танцевали… И вот оказались здесь, на маминой кровати.

Люде стало ужасно стыдно. Что же это такое случилось с ней вчера? Захотелось скорее от этого откреститься. Она осторожно заскользила по простыне, незаметно выбираясь из-под обнимавшей ее руки, пока рука не оказалась на пустой простыне. Потом соскользнула на пол. Вот тут она и увидела часы, показывавшие половину пятого. Почему-то она подумала, что еще есть время.

Вытащив из шкафа халат и полотенце, она на цыпочках вышла из комнаты и по темному коридору уверенно дошла до ванной. Раздвинула висевшее над ванной соседское белье и открыла душ. Она яростно намылила тело и долго стояла под сильными струями, делая их то ледяными, то горячими настолько, насколько смогла терпеть.

Потом вернулась в свою комнату с намотанным на голове полотенцем и в стареньком махровом халате, из которого отовсюду свисали вытянувшиеся петли, зажгла большой свет. Мужчина не проснулся. Она вдруг испугалась: не умер ли он. Подошла: нет, дышит. Как же его разбудить? Завела будильник и поднесла к его уху. Услышав звонок, он поморщился, попытался отвернуться и наконец открыл глаза, щурясь на яркий свет.

– Вам пора домой! – чуть помедлив, объявила она.

Он что-то побормотал, наверное, по-английски. Потом, видимо очухавшись и сообразив, где находится, стал подыскивать русские слова. Наконец нашел:

– Ванна…

– Нет! Ванна будет в гостинице, – отчеканила она, глядя ему в глаза. – Понимаете? – Она пыталась найти в его лице отклик. – Здесь коммуналка. Сейчас встанут соседи. Вам пора домой! – внушала она ему.

Нет, всех этих подробностей он, конечно, не понял, но суть ухватил, потому что завертел головой в поисках своей одежды. Она бросила ему брюки и ушла за шкаф стелить себе свою постель.

Их огромная комната была поделена на две неравные части трехстворчатым ждановским шкафом, за которым была Людина половина с тахтой и компьютером. Хотя после маминой смерти необходимости в перегородках не стало, Люде и в голову не пришло что-нибудь менять. Она по-прежнему спала и работала в своем углу.

Когда Людмила вышла из-за шкафа, Стив стоял перед трельяжем, приглаживая волосы.

– Пошли! Только тихо! – скомандовала она, вывела его в прихожую и на попытку поцеловать ее на пороге быстро захлопнула дверь перед его носом.

Люда вернулась, прибрала мамину кровать, погасила свет. Последней ее мыслью было: «Он, конечно, принял меня за валютную проститутку», – и она спряталась от этой мысли в сон.