Сотвори свое будущее. Как силой мысли изменить судьбу

Глава VII

На следующий день утром Лупе убиралась, а Джонатан раскладывал продукты. Они двигались так слаженно, словно давно были вместе, как супруги, которые притерлись и привыкли к обществу друг друга.

– Вместо сырных крекеров я купила пшеничные, – сказала Лупе. – Во‑первых, они были в продаже, и потом, они для вас полезнее. В них больше пищевых волокон.

– Спасибо, мамочка.

– И спагетти тоже, я купила из муки грубого помола, а не из рафинированной.

– Когда ты успела стать записным диетологом?

– У нас в школе есть занятия по диетологии! – гордо сообщила Лупе.

– Жаль, что к этому не добавили чуток географии.

Лупе продолжала вытирать пыль и закончила столом Джонатана.

– Я вам тут оставила приглашение.

– Куда?

– Сами увидите…

– Я‑то как раз и не увижу. Как мне это прочесть, по-твоему?

– Вот так, – сказала Лупе. – Просто попробуйте.

Джонатан нащупал лист толстой бумаги. Это был строительный картон, на котором Лупе аккуратно вырезала текст, чтобы каждая буква имела выпуклые, различимые контуры.

– Это ты для меня сделала?

– Да, к моему выступлению в хоре.

На мгновение выражение лица Джонатана смягчилось, но затем он снова посуровел:

– Первое: я не люблю выходить. Второе: ненавижу хоровое пение.

– Почему?

– Когда хористы поют, они похожи на рыб.

– Я думала, вам это не видно.

– Зато я это помню , ясно?! И мне не нравится, когда в конце выступления дирижеры делают такое демонстративное движение, будто молнию застегивают, вот так…

Он сложил указательный и большой пальцы и провел рукой в горизонтальном направлении.

Лупе рассмеялась:

– Ну, этого вы тоже не увидите!

– Я помню.

– Можно просто послушать, как я пою. Вам понравится.

– Я всегда могу услышать твое пение, стоит лишь выругаться. К чему платить за это и сидеть в зрительном зале?

– Вы уже давно не ругались, мистер Джонатан.

– Нечего мне об этом напоминать, ты, маленькая ду…

Лупе снова замурлыкала одну из своих песенок.

А потом достала из кладовки пылесос и включила его.

Джонатан заткнул уши.

– Иди куда-нибудь в другое место с этой штуковиной. У меня от нее голова раскалывается!

Лупе перешла в спальню. Когда она пылесосила около завешанной картины, что висела над кроватью на стене, то клочок ткани засосало в сопло пылесоса, и картина приоткрылась с одного угла настолько, что Лупе увидела – на портрете «жены» Джонатана был изображен мужчина.

Лупе остановилась. А потом ее осенило. Когда она впервые приехала в Сан-Франциско, бабушка объясняла ей, кто такие эти мужчины, похожие на Джонатана. Она сделала это после их поездки в метро, где неподалеку от них сидела пара мужчин, и тот, что помоложе, поцеловал в шею того, который был постарше.

«Любовь есть любовь, – сказала она внучке. – У некоторых людей она такая. Не нам их осуждать. Они никому не причиняют вреда».

«Но бабушка, – продолжила разговор Лупе некоторое время спустя. – Они же самые красивые!»

«Так может показаться на первый взгляд, – ответила та. – Но ты увидишь вокруг много привлекательных мужчин, самых разных. И когда-нибудь ты встретишь одного из них».

Теперь Лупе была в этом не слишком уверена.

Она рассматривала картину еще мгновение, затем вернулась в гостиную, где Джонатан сидел за столом и подписывал репродукции.

– Мистер Джонатан?

– Что?

– Только не сердитесь. Но эта картина, портрет вашей жены на стене…

Джонатан отложил репринты в сторону:

– Что насчет нее?

– В пылесос случайно засосало клочок ткани.

Некоторое время Джонатан сидел, затем поднялся и направился в спальню. Следом за ним шла Лупе. Он откинул остальную часть ткани с полотна и сел на кровать.

На картине был изображен молодой человек лет двадцати, в элегантном парчовом жилете; светлые волосы были зачесаны назад, обнажив благородный лоб. В одной руке у него была изысканная флейта, и рука была вскинута в жесте, как у танцующего бродяги. А на заднем фоне в тени был нарисован человек более зрелого возраста, который, слегка отвернувшись, смотрел в окно. Впечатление от картины было загадочным и побуждало к размышлениям.

Лупе села рядом с Джонатаном.

– Как его звали?

– Джордж. Я называл его Джорджи. Он был моим лучшим другом, – тихо произнес он.

Лупе кивнула:

– У него приятное лицо. Мне нравится его поза, такая изысканная и величественная.

– Скажем, у него был особый стиль.

– А у вас есть особый стиль?

Джонатан улыбнулся:

– Да, у меня когда-то был свой стиль.

Лупе кивнула:

– Думаю, у моего дяди тоже есть.

– Правда? И чем он занимается? – поинтересовался Джонатан.

– Работает в одном из магазинов «Уильямс-Сонома».

Повисла длинная пауза. Затем Лупе спросила:

– А что случилось с Джорджи?

– Он очень серьезно заболел. А потом умер.

– О, как прискорбно! – Она помолчала немного. – А какой он был?

Джонатан потер глаза руками.

– Очень живой и жизнерадостный. Каждый день был для него приключением. Он бы очень удивился, если бы узнал, что уже умер.

– А он разве не знает?

Джонатан пожал плечами:

– Когда он заболел, вся его жизнерадостность и живость пропали. Это был стремительный и ужасный конец.

Лупе слушала его с серьезным видом.

– Если в доме много любви и песен, то в нем нет места болезням. Так говорит бабушка. Поэтому дедушка всегда включает музыку.

– Если бы я знал ваш семейный секрет, то нанял бы оркестр марьячи[14], – насмешливо произнес Джонатан. – Ручаюсь, что в реанимации это бы сильно помогло. Если честно, то я готов был испробовать что угодно.

– Вы плакали, когда он умер?

– Лупе, хватит! Ты что, последовательница Барбары Уолтерс или еще что?

– А кто такая Барбара Уолтерс?

– Да, я плакал. Но больше не плачу. Я любил его, а он любил меня. Его последним в жизни словом было «спасибо».

– А вы что сказали?

– Не помню.

– Может, вы сказали: «Не за что».

Из другой квартиры позвали:

– Лупе, Лупе!

Явно расстроенный Джонатан отвернулся, когда на пороге появилась бабушка Лупе.

– Лупе, – сказала бабушка, – пора отправляться в больницу.

– Уже пора? Ненавижу туда ходить, – сказала девочка.

Джонатан обратился к Лупе:

– Почему твоему деду нужно в больницу?

Лупе отвернулась:

– До завтра!

Когда Лупе вернулась к себе, дедушка с бабушкой уже стояли в прихожей и собирались выходить.

– Надень жакет, Лупе, – сказала бабушка. – Я знаю, это тяжело. Никому из нас не нравится ходить туда.

Лупе зашла к себе в комнату и набросила легкий жакет. Затем они все вместе молча вышли и направились к ближайшей автобусной остановке. Дедушка опирался на ходунки.

– А почему ты не в инвалидном кресле? – спросила Лупе, поправляя ему воротник.

– Слишком громоздко для автобуса, – ответил он.

Приехав в больницу, они встали в длинную очередь изможденных пациентов, которые ждали талончика на прием к врачу. Кондиционер не работал, фонтанчиков с питьевой водой тоже не было. Все были недовольны.

Получив необходимые бумаги, они снова сидели и ждали в другом, большом, похожем на загон холле. Там было еще жарче, чем в первом. Лупе и дедушка с бабушкой сидели на стульях с прямыми спинками, рядами стоявших вплотную к стене. Там были десятки семей, многие говорили по-испански. Другие разговаривали на незнакомых Лупе языках.

Один из мужчин сидел, обхватив голову руками. Несколько детей плакали на руках у родителей, словно внутри у них что-то сломалось.

– Когда мы сможем войти? – спросила у матери маленькая девочка. В ответ мать обреченно покачала головой и устало произнесла:

– Не знаю, милая. Пожалуйста, не вертись.

Лупе начала рассматривать торговый автомат и старалась представить себе, что купила бы, если бы была самой богатой в мире. Но здесь даже торговые автоматы выглядели непривлекательно. В них были лишь легкие напитки непонятных марок, затхлые на вид орешки и растаявшие на жаре шоколадки.

Бабушка с дедушкой уснули, оба склонили головы на плечи Лупе. Она тоже прикрыла глаза и тихо нараспев повторяла:

– Я себе нравлюсь. Я живу целиком настоящим, нахожу хорошее в каждом моменте. Я знаю, что у меня светлое, радостное и обеспеченное будущее.

Когда медсестра выкликнула их фамилию, дедушка с бабушкой вздрогнули и проснулись. Они все встали и направились в офис, где обычно заносили в компьютер персональную информацию.

Лупе казалось, что они застряли на каком-то этапе процесса, который повторялся уже сотни раз. Какой смысл в компьютерах, если каждый раз нужно снова сообщать те же данные? Но дедушка с бабушкой не выказывали ни малейшего неудовольствия. Бабушка достала небольшой блокнот из черной сумочки и приятным спокойным тоном сообщила все сведения, которые от нее требовались. Лупе восхищалась ее стойкостью и оптимизмом. Если та когда-то и грустила или испытывала страх, то не показывала вида.

Дедушка Поппи был эмоциональнее. Однажды ей довелось увидеть, как он настолько рассердился, что ударил огромным кулаком по столу с такой силой, что одна из досок раскололась. Но на людях он никогда себя так не вел. За последнее время он значительно поседел, и в какой-то момент, когда именно, она не заметила, у него частично выпали волосы.

– Вам что, всем троим обязательно здесь находиться? – сухо спросила медсестра, когда подошла их очередь на прием к врачу.

– Да, – ответила бабушка. – Всем нужно.

«Думаю, у нее есть и хорошие качества… прелестная сумочка, да и туфли тоже…»