Совершенный геном: Архичервь [Том 3]

Глава 80: Книга бытия

Пока друзья детства общались за зеркальным стеклом, на подиуме троих новичков инициировали с помощью стеклянного шара. Наблюдения Влада подтвердились, все они оказались кровавыми духами, на что Салават удовлетворенно кивнул и, ответив на несколько незначительных вопросов, начал зачитывать первую главу искусственно состаренной книги:

— Вначале были абсолюты: Река вечности, Одномерность, Твердь нерушимости, и Судьба. Первобытные, неприкаянные, всегда и никогда, везде и негде, существовали и нет. Волей Судьбы, они столкнулись в бесконечном небытие. Река начала менять направление, подчиняясь границам Одномерности, и разбивалась на ручьи, ударяясь об Нерушимость. Твердь стачивалась бурными потоками, с тех пор все сущее — бренно. Одномерность начала расширяться от разливающейся во все стороны Реки и крошащейся Тверди, она разрослась до четырехмерности, вместившей остальные абсолюты. Лишь Судьба удерживала их вместе, не давая распасться. — В каждое в слово Салават вкладывал величие заклинаний крови, статуя Тысячеглавого монстра за спиной распространяла все более угнетающую ауру, внося в обычную речь мистическую торжественность. — Четыре неприкаянных абсолюта ограничили друг друга, превратившись в четыре относительности: вечность обратилась временем, нерушимая твердь — материей, одномерность — пространством, а судьба — вероятностью.

Словно в трансе, паства глотала слова из уст бойца, три недели назад не знавшего ничего, кроме прелестей борьбы и боя, да что там, даже сейчас мысли верховного апостола крутились возле тренировок.

— Кто бы мог подумать, что твой жопоподтирательный список врагов однажды превратится в такой же околоанальный священный текст. — Вася усмехнулся, глядя кивающего друга, пытающегося уловить ошибки в повествовании Салавата.

— Не разделяю твоего скептицизма по поводу объективизации врагов на основе физического познания реальности, и упорядочивании их внутри элегантного списка. — Сохраняя невозмутимость, Влад делал заметки в сознании относительно одухотворенности выражений паствы и связи мимики с подсознательным доверием.

Салават понятия не имел, что в глазах одного друга, он — идиот с идиотской книжкой в руках, а у другого — объект экспериментального наблюдения, он продолжал:

— От раскалывающейся тверди, содержащей все сущее, по вселенной разносились газы и пыль. Под бесконечным желанием пространства вернуться к одномерности, материя сжималась, формировались миры, загорались первые звезды. Река времени пыталась найти путь за пределы тесных границ четырехмерности, и снова обратиться вечностью, она толкала пространство вперед, заставляя его разрастаться. Материя старалась восстановить целостность, ее частицы начали сливаться, становясь все более сложными элементами. — Салават ненадолго притих, давая пастве прочувствовать масштаб описываемых в книге бытия событий. — Желание относительностей разойтись, и вновь стать абсолютами оказалось настолько сильно, что породило три черных противоестественности: антиматерию, антивремя, и антимерность, объединяясь, они начали поглощать все, что связано оковами Судьбы, дабы вернуть абсолюты к истокам. Миры, звезды, целые галактики, бесконечно голодные Черные пасти засасывали и разделяли единую реальность.

Благодаря заклинаниям крови, другие апостолы в алых рясах, создали реалистичную картину космического пространства и черных дыр из кровавого эфира. Не говоря уже о троице новичков, даже те, кто присоединились к культу практически три недели назад, и не раз видевшие представление, смотрели с придыханием.

— Ослабленная давлением трех абсолютов Вероятность не могла удержать все одна. Отделив от себя часть, и снова уменьшив собственные силы, она создала первое существо — зверя чистой энергии, не подчиняющегося ни материи, ни времени, ни пространству. — Указав на тысячеглавого монстра, сплетенного из крови, и распространяющего давление ларца алой бездны, Салават сжал кулак и продолжил яростно: — Великий прародитель, зверь спаситель, хранитель всего сущего, рожденный из жертвы и боли бытия. Он закрывал голодные пасти одну за другой, так длилось тысячелетия, вселенная разрасталась, одинокий зверь, в котором зародилась искра разума, возжелал подарить смысл бренному существованию. Населить холодную пустошь космоса чем-то более страстным, чем даже горящие звезды. Из желания возникло стремление, а оно проложило путь к обретению тела, способного породить не чуждую материи, времени, и пространству жизнь. Зверь чистой энергии добровольно повесил на себя оковы плоти и крови, чтобы свет увидел первых его детей. Прародитель заселял миры, защищал их, каждая голова порождала разнообразные формы жизни, меняющиеся в условиях различных планет. Одиночество космоса постепенно утрачивало свой абсолют, и даже ослабленная Судьба улыбалась потомкам собственного творения. Однако Вероятность еще не знала, что ее воля удержать все вместе, противясь другим абсолютам, породила противоестественность Отторжения. Слившись с черными глотками, она начала уничтожать все, что исконно несвойственно абсолютам, в первую очередь — жизнь. Тысячеглавый зверь, чьих детей пожирали противоестественности, отчаянно сражался, но оковы плоти стали его роковой слабостью.

Красный эфир сформировал отчаянную картину, где сотни черных дыр разрывали могучего зверя, за спиной которого, безвестно о великой жертве, миры расцветали в свете жизни.

— Прародитель проиграл, без его защиты все живое было обречено, но умирая, он заткнул своим телом черные глотки, заняв их на долгое время. — Глаза Салавата покраснели, даже Косой похлопал в ладоши, наблюдая за игрой друга за зеркальным стеклом. — Прошли миллиарды лет, во вселенной появлялись все новые и новые Черные пасти, без тысячеглавого зверя, их количество продолжало расти. Бесчисленные цивилизации исчезли, и мы — всего лишь одна из таких, однако прародитель не оставил потомков без защиты. Нам явилось послание, прошедшее сквозь бурные реки времени, оно содержало знание о прошлом, способ защитить мир, а так же другие миры, над которыми разинулись черные пасти…