В дополнительных материалах вы можете найти аудиоверсию данного рассказа.
1.
Короткие мгновения спокойствия нельзя недооценивать. Порой, они – ваш главный ресурс.
Дверь захлопнулась, и на пару секунд в КПП воцарилась блаженная тишина, век которой, к сожалению, будет недолог. Гнилые языки, конечно же, скажут, что тишина могильная. Однако, дальше злословия дело, всё же, не пойдёт. Режим оказался спасительным во времена Великой Депрессии. Это понимают даже самые отбитые сторонники Старых Времён. Режим спасителен. Да, если бы не Режим, не было бы КПП, изматывающей работы, невероятного количества правил и документов. Но это только половина правды.
Если бы не Режим, не было бы ничего.
А раз так, нет смысла жаловаться на неудобства. Надо просто работать. Много работать.
Для наслаждающейся мгновениями тишины невысокой круглолицей женщины в форменном бушлате, едва-едва спасающим от уже опостылевшего холода, подобная мысль не была нова. Неприятна – да, но не нова. В конце концов, именно эта женщина и облекла сию мысль в форму лозунга, ныне отпечатанного, пожалуй, на всём: от мотивирующих плакатов до пищевых брикетов.
“Если есть время на слёзы, значит, есть время на труд”.
Пара мгновений тишины. Пара строчек записей. И всё по новому кругу.
Палец, сокрытый толстой, практически не гнущейся, грубой тканью перчатки, вдавил крупную квадратную красную кнопку.
– Следующий! – строго сказала женщина и услышала там, снаружи, свой собственный, но почти неузнаваемый голос, искажённый дешёвыми динамиками.
Дверь тут же открылась, и в помещение КПП вошёл слегка сутулый мужчина неопределённого возраста. В равной мере ему могло быть как тридцать, так и пятьдесят лет. Одежда посетителя видала всякое. Возможно даже, лет ей больше, чем самому Режиму. А Режим, надо сказать, в этом году свою пятую годовщину справляет.
– Эм-м-м… – мужчина сощурился, читая строгие серебристые буквы с прилепленной к бронестеклу таблички. – Совесть Денисовна, красавица вы наша! Мне бы к Сердцу!
– Имя?! Цель визита?! Последняя дата визита?! – привычно отчеканила чиновница, не поддаваясь на дешёвую лесть.
– Дык… эта… Бездомный Милостыня Антонович я. Мне бы денюжки для моего хозяина. Он голодает, – слегка опешил гость.
– Последняя дата визита?! – женщина не думала и на секунду отклоняться от протокола.
– Да, не помню я… всех разве упомнишь? Вы ведь каждый день мимо хозяина моейного ходите. Ваши-то хозяева все, вон, чистенькие. Обутые. Одетые. И двери к Сердцу почти у всех на засов.
– Видать, не почти у всех, раз ваш хозяин ещё жив, – пробурчала Совесть Денисовна, открывая тяжёлый журнал посещений. – Я, что ли, всех вас помнить должна? Бездомный Милостыня Антонович… – шероховатая ткань перчатки слишком хорошо цеплялась за бумагу, а потому приходилось удерживать палец на весу, вместо того, чтобы удобно скользить по строкам. – Бездомный Милостыня Антонович… так, вот же вы были! В пятницу! Недели не прошло, а вы снова тут! У меня в журнале написано, что вам в посещении Сердца отказано. И вот, вы снова тут. Разве что-то изменилось?
– Ну, может, зарплату ваш хозяин получил?
– Получил. Но зарплатой у нас распоряжается Мозг Денисович. Таковы правила Режима. Вам к нему.
– Ох, я бы и рад, но он откажет. Опыт у меня богатый. В таких делах только Сердце помочь может. А ну как, поможете чем-то, барышня? Вижу же я, вы не такая, как другие. Никто же не подаёт. Мой хозяин, он же не виноватый, – Милостыня Антонович проникновенно похлопал себя по груди и склонился к маленькому окошку для документов. Бронестекло тут же покрылось характерной мутной испариной. – На его месте мог быть каждый. Ваш хозяин, например.
– Напьётся – будет, – буркнула женщина. Не желая дальше вести этот бесполезный разговор, она вдавила до упора жёлтую кнопку вызова охраны.
В помещение тут же вошли долговязый неприятный мужчина с худым лицом и красивая дама, внешность которой изрядно портило выражение вечного недовольства.
– Раздражение Денисович, Брезгливость Денисовна, проводите гражданина на выход.
– Вот же сука! – тут же взорвался посетитель, давая лишний повод охране продемонстрировать свою выучку.
Чиновница не моргнула и глазом. Во-первых, это была весьма типичная реакция на отказ в просьбе. Во-вторых, для того и нужны бронированное стекло и охрана. Ей-Хозяину, как же было тяжко в те времена, когда КПП только-только строился. Совесть Денисовна тогда была совершенно одна, а сам КПП больше походил на одинокий столик, не огороженный ничем. Тогда Совести часто приходилось по ночам, готовясь к новому рабочему дню, обрабатывать побои.
Те, кто стоят на страже Сердца, должны быть целиком и полностью защищены от внешнего воздействия. Сердце Денисовна слишком мягка. Она абсолютно никому не может отказать и исполняет каждую просьбу, легкомысленно делясь теплом. Но сколько тех, с кем Сердце поделилась теплом, дали ей что-то взамен?
Этот Милостыня Антонович крайне ушлый тип. Отлично всё понимает. У многих людей так. Мужчина в семье, конечно же, всему голова, но женщина – шея, которая этой головой и крутит. Стоит пустить кого-нибудь, вроде Милостыни Антоновича к Сердцу, так конец будет предсказуем: Мозг поворчит, вспомнит про падение экономики в стране, про нестабильность работы, приведёт целую кучу аргументов, но, в конечном итоге, выделит денег, а Сердце – тепла. И всё это пойдёт на прокорм здорового безответственного неблагодарного лба. Совесть Денисовна подобное проходила. Не раз.
Потому здесь так чертовски холодно.
Нет уж, нет уж! Пусть уводят! Сколь не были бы неприятными в общении Раздражение и Брезгливость, они свои пищевые брикеты не зря едят.
Что же… пара мгновений тишины. Пара строчек записей. И всё по новому кругу.
– Следующий!
2.
Новый посетитель оказался “из своих”. Высокий, широкоплечий, с квадратной челюстью. Каждый раз, когда он самодовольно или хищно улыбался, свет каждой лампы, каждой свечи отражался в металлических зубах. Гнев Денисович, серьёзный товарищ и большой начальник, собственно, предоставивший Совести в охрану Раздражение и Брезгливость, когда в очередной раз увидел стражницу Сердца побитой. Чиновница не любила вспоминать о том случае: в КПП ворвалась целая куча делегатов. Самое настоящее столпотворение. И каждый хотел лично высказать Совести, какое она чудовищное решение приняла. Каждый хотел плюнуть в лицо.
Она пыталась объяснить им, что ресурсы ограничены. Что не может хозяин выделить денег на похороны человека, которого и не знал никогда. Что семье самого хозяина эти деньги позарез нужны. Что недавно сломанный холодильник пришлось менять. Что у жены хозяина нашли какое-то уплотнение в груди. Что дочку в школу надо бы как-то собрать.
Но им всем, всем делегатам, было наплевать. Никого из них не волновали проблемы хозяина Совести. По крайней мере, до тех пор, пока не вмешался Гнев Денисович. Он, конечно, очень хороший товарищ. Искренне радеет за Режим и за благо хозяина. Но редко думает о последствиях. А разгребать кому? Мозгу Денисовичу и, конечно же, Совести Денисовне.
– Рада вас видеть, – искренне улыбнулась чиновница. – Какими судьбами?
– Уф… холодно тут у вас, – вояка поёжился.
– Холодно, – согласилась страж Сердца. – Вечером ещё холодней будет. Жена Хозяина ведь телевизор смотрит. А там, вы знаете… Соловьёв, новости, мрак полнейший. Будто бы нам самой ситуации с коронавирусом мало. А с женой хозяина не делиться теплом нельзя. Своё же. Родное. Они ведь с нами тоже теплом делятся. Особенно дочурочка. У неё Сердце молодая ещё. Горячая-горячая.
– Так, я тут с каким вопросом… подогреть, может? – заговорщески предложил Гнев.
– Это вы о чём? – чиновница напряглась. Инициативы посетителя редко когда кончались чем-то хорошим.
– Там на улице сейчас народу толпа огромная. Никто не соблюдает самоизоляцию. Ходят все, толкаются. Два метра соблюсти не получается никак. Нет, ну ладно мы-то! Наш хозяин, ему по работе надо. А эти все! Явно гуляют же, а не по делу! – Гнев Денисович уже сам начал распаляться.
– Вы это что, предлагаете афедроновы горнила возжечь? – женщина недовольно поджала губы.
– Ну, конечно же! Как горнила афедроновы воспылают, так ведь и Сердце жарче станет! И дело же полезное сделаем!
– Какое дело мы сделаем? О чём вы? Головой на секундочку подумайте, Гнев Денисович, – постучала пальцем по виску чиновница. – И что вы предлагаете делать хозяину? Бегать по округе? Кричать, что все дураки и самоизоляцию нарушают? Да ко мне тут же набежит целая толпа просителей с ультиматумами на русском-матерном. Сатисфакции не будет. Не будет результата. Вся беготня – она впустую. А горнила, они же в кредит работают. Из запасов Сердца отдавать и придётся. Да ещё и с процентами. А если нет сатисфакции на горизонте, то и смысла афедроновы горнила возжигать нет. Чай не малолетки уже.
– А делать-то что? – понуро опустил голову военный. – Оставлять-то это так нельзя. Они же ходят. Вирусы распространяют. Хозяин в опасности.
– Сейчас решим.
Совесть Денисовна подняла серенькую телефонную трубку со старомодным витым проводом. Та тут же отозвалась лёгким атмосферным “дзыньк”.
– Мозг Денисович?
– Да, Совесть Денисовна?
– У меня тут Гнев в гостях. Говорит, угрожают хозяину. Там есть возможность проложить маршрут подальше от толпы?
– Тут достаточно широкие газоны, – ответил главный. – По ним вообще никто не ходит.
– О! А можно тогда хозяин в мобилку на ходу уткнётся? Рабочий день был очень сложным. Мы потеряли много тепла. Один только этот разговор о грядущем экономическом кризисе… перекурили, называется.
– Да, я думаю, вполне можно устроить. Я сейчас тоже отдохнуть хочу. Вечером же уроки с малой делать.
– Благодарю вас… Слава Хозяину Денису и Режиму!
– Слава Хозяину Денису и Режиму! – ответил Мозг и повесил трубку.
Чиновница удовлетворённо покивала.
– Опасность устранена. Возвращайтесь на пост, товарищ.
– Вы просто чудо, Совесть Денисовна! Приходите после работы! У меня ещё осталась бутылочка дофамина, – с улыбкой отсалютовал Гнев Денисович, хитро подмигнул, да и толкнул дверь на выход.
Что будет дальше, уже известно. Пара мгновений тишины. Пара строчек записей. И всё по новому кругу. Рутина.
– Следующий!
3.
Светловолосая посетительница зябко потёрла обнажённые плечики. Не по погоде она была одета. Не по погоде. Моднявые шортики, топик, едва отличимый от лифчика, да стильные очки сердечками. Выглядело это всё, конечно же, красиво, но с учётом обстоятельств, нелепо, аж жуть. Впрочем, гостья никогда не отличалась интеллектом.
– Лента Вконтактовна! – попыталась ободрить улыбкой посетительницу Совесть Денисовна. – Рада вас видеть! Рада вас видеть! С чем вы к нам сегодня?
– Ой, а можно сегодня без проверок, а? – мило пропищала она. – Мне бы погреться. Холодно у вас. Пустите к Сердечку.
– Правила есть правила, – вздохнула чиновница. – Не могу. Никак. Что у нас там?
– Скандальные высказывания главного фармацевта! "Пенсионеры – отработанный материал, пусть мрут, их не жалко"! Просто шок! Бомба!
– С ума сошли?! – Совесть Денисовна нервно икнула. – К Сердцу с таким нельзя! Она от этого только ещё больше околеет! Это к Мозгу Денисовичу! Ему подобная информация полезней будет. Как там, кстати? Я в рабочее время к главному же не захожу.
– Ну, за последние полгода потеплей стало. Думаю, это из-за Научпопа Ютьюбыча. Но, вообще, ваш главный меня не сильно любит, – надула губки блондинка.
– Ничего страшного. Вы Сердцу Денисовне дороги. Что у вас ещё?
– Анимешные девушки с во-о-от такими дойками! – посетительница показала, с какими. Выходило раза в три больше, чем у самой блондинки. И, наверное, раз в двадцать больше, чем у плоскогрудой Совести Денисовны.
– Вот такими? – чиновница повторила жест. – А не слишком ли?
– Да нет, не слишком. Сердцу такое нравится, – Лента подмигнула. – И, я слышала, Фаллосу Денисовичу то-оже.
– Да, я слышала от Эрудиции Денисовной о том случае с Виагрой Медициновной. Кажется, она изначально обучалась на сердечные дела, но потом выяснилось, что у Сердец и Фаллосов вкусы парадоксально схожи. Ладно. Не важно, – махнула рукой чиновница. – Одобряю. Кладите в ящичек, вместе со скандальными высказываниями главфармацевта. Я штампики пока поставлю. Ещё что-то?
– Три смешных видео, – Лента Вконтактовна полезла к себе в топик и извлекла оттуда целую кучу документов. – Давайте я всё сгружу вам, чтобы побыстрей.
– Да-да-да, сейчас… – чиновница потянула ящичек на себя и принялась быстрым взглядом изучать материалы. – Так-с… что тут у нас? Ага, вот они, анимешные девочки! – характерный хлопок возвестил о появлении на папки зелёной надписи “одобрено”. – Смешные видосики...
Среди видео оказался высокий процент брака. Треть. Глупые видео должны доходить до Сердца только если они веселят. Несмешные глупые видео лучше забраковать заранее, не давая хозяину их досмотреть до конца. А то Сердцу времени станет жаль. А это минус ещё пара делений на градуснике. Мелочь, конечно, но в режиме повышенной экономии даже мелочь важна.
Наконец, Совесть Денисовна добралась до скандальной цитаты.
– Так, погодите… что же вы сразу не сказали, что цитатку-то принесли не нашего главного фармацевта, а украинского?
– А это важно? – не поняла Лента.
– Важно, – кивнула чиновница и ударила одобрительным штампом по папке с высказыванием. – Сердце, в последнее время, злорадная стала. Соседям плохо, а она довольна.
– А вы, как Совесть, это разве одобряете? – недоверчиво нахмурилась светловолосая посетительница.
– А куда деваться? – вздохнула та, сгружая одобренные документы обратно в ящик. – Раньше, конечно, против была. Но нынче времена тяжёлые. Нельзя пренебрегать ничем. Ни успокоительными таблетками, ни злорадством.
– Ясно… – Лента Вконтактовна подтянула ящичек к себе и принялась запихивать его содержимое обратно в декольте. – Ладно. Предложу Сердцу статус по этому поводу написать.
– Только с согласования с главным! – крикнула ей вслед Совесть, но поняла, что её вряд ли кто-то услышал.
Вздохнув, чиновница пододвинула к себе урну и выбросила забракованное глупое видео. То с лёгким шелестом присоединилось к остальным отказным документам. И вновь пара мгновений тишины. Пара строчек записей. И всё по новому кругу.
– Следующий!
4.
Дверь чуть-чуть приоткрылась, да так и застыла в нерешительности.
– Проходите, не задерживайтесь! – недовольно выкрикнула Совесть Денисовна и поплотней закуталась в бушлат. – Тепло не выпускайте!
– Ой, прости, доченька. Я, наверное, зря сюда…
Незримая посетительница попятилась-было назад, но чиновница, нервно привстав со стула, остановила её.
– А ну, стоять! Всё по протоколу! Вошли, так вошли!
– Да… прости, доченька, прости… – дверь снова открылась и пропустила сухонькую сгробленную старушенцию, едва-едва открывающую ноги от пола, а потому мерзко… нет, грустно шаркающую. – Прости, доченька… не знала, что тут всё строго.
– Строго у нас, бабушка, строго… – присаживаясь на место, упавшим голосом произнесла Совесть Денисовна. – Зовут-то вас как?
– Пенсионеркина Милостыня Людмиловна я, доченька… – пробормотала та и замолчала.
– Цель визита? – последовал следующий вопрос.
– Да, денюжки хотелось бы… да холодно у вас тут… – старушка подслеповато скользнула взглядом по КПП. – Да, не беспокойтесь, доченька… можно я уже пойду? Когда я долго пороги обиваю, Надежда Людмиловна начинает кассу открывать. А она у нас слабенькая очень. Каждый раз, как кассу подготовит впустую, так ведь тяжко ей становится. Сердце Людмиловна её теплом отогревает… а тепла-то очень мало. Но у вас тут ещё холодней.
– Обождите… – подняла ладонь чиновница и подтянула к себе папку с правилами, выданными Мозгом. Точнее, с аргументами. Ни одно правило не должно существовать, если не подкреплено аргументами. Так написано в конституции Режима.
Совесть Денисовна всегда работала по правилам. Без исключений. Делать исключения нельзя. Так, что тут у нас? Правила по милостыни. Список аргументов.
“Самим мало”. Веско. Не поспоришь. Что ещё?
“Всё равно пропьют”. Женщина бросила короткий взгляд на посетительницу. Нет. Не наш случай. А тут что?
“Пусть работают лучше”. Тоже не наш случай. Какая тут работа? Нет. Бабулька не будет пить. Ей, действительно, нужны деньги на еду. Она не способна работать. Может, всё-таки, получится найти лазейку?
“У неё должны быть внуки, чтобы заботиться.”
Совесть резко захлопнула папку и зажмурила глаза. Это было слишком жестоко. Слишком. Если Сердце Денисовна узнает, что Совесть отказала в просьбе человеку, находящемуся в состоянии истинной, неподдельной нужды, она же от расстройства инеем покроется!
Нужно будет в рамках очередного Рефлексирующего Собрания вынести правила по милостыне на перерассмотрение. Они получились слишком жёсткими. Правила нельзя нарушать. Исключений быть не должно. Но если потребность в исключении очевидна, значит, правила несовершенны. Их следует улучшать.
С лёгким “дзыньк” трубка покинула свою выжидающую позицию и коснулась уха чиновницы.
– Мозг Денисович, у нас мелочь в бумажнике есть?
– Ожидайте… в бумажнике нет. В кармане завалялось несколько монеток. Кажется, есть пара десятирублёвых. А что?
– Пусть касса подготовит их к выдаче.
Повесив трубку, Совесть Денисовна требовательно постучала пальцем по ящичку для документов.
– Сюда ваше прошение, пожалуйста. Одобрено. Возмущения не принимаются. Чем богаты, тем и рады.
– Ой, какие возмущения, доченька?! – обрадовалась бабуля и полезла в свой полиэтиленовый пакет. – Какие возмущения?! Всем сейчас сложно! Чем богаты, тем и рады! Правильно сказано, доченька. Ой, доченька! Не знала я, что в таком холодном месте для нас может найтись что-то.
– Побыстрей, пожалуйста, – чиновница отвернулась. Ей было тяжело на это смотреть. – За вами очередь. Проходите, не задерживайтесь.
Скрип ручки, фиксирующей на документе резолюцию. Удар штампа. Срежет ящика. Шарканье старушечьих ног. Лёгкий хлопок двери. Пара мгновений тишины. Пара строчек записей. И всё по новому кругу.
– Следующий!
5.
Совесть бросила взгляд на градусник. Путь с работы домой удалось выдержать в плюсе. Даже с учётом старушки. Смешные видео, немного злорадства и грудастые анимешные девушки. Итоговый баланс – плюс двадцать два пункта. Неплохо, очень даже неплохо. Сравнивать с утренними показателями не хотелось. Тогда выходило бы “минус пятьдесят четыре пункта”. Кто бы сказал Совести Денисовне десять лет назад, что она будет считать такую мелочь, она бы в лицо ему рассмеялась.
– Здравствуйте, доченька!
– Снова вы? – чиновница напряглась. Бабуля? Опять?
– Нет-нет, доченька. Это не я только что была. Мы с вами впервые видимся. Я – Пенсионеркина Благодарность Людмиловна. Ой, как мы вам благодарны. Мы всё понимаем. Всем тяжело. Нам бы глазки подлечить. Лекарство стоит дорого очень. Спасибо вам большое.
В ящичек тут же посыпались документы. Очень много документов. Часть из них – мимо.
– Вот, рецептик на лекарство. Детишки сейчас сами болеют. Внучеки им помогают. А из-за корововируса работы у них сейчас нет. Они кухонки людям делают. Я стараюсь не трогать их…
Совесть Денисовна попросту опешила. Она… давно такого не видела. Благодарность! Искренняя! Душевная! Да ещё с такой кучей документов! Когда в последний раз что-то подобное было? Чаще все воспринимают помощь хозяина, даже очень серьёзную, как само собой разумеющееся. Если кто и приходит, так с какой-нибудь одной несчастной бумажкой. Два месяца назад, вон, Соседова Благодарность приходила с бутылкой водки. Так от этой бутылки тепла больше было, чем от официальной цели визита.
А тут-то! И диплом “за щедрость” в рамочке. И молитва за здравие хозяина да его семьи. И диплом родителям хозяина “за то, как сына воспитали”. Совесть Денисовна только и успевала, что зелёным штампом работать, даже не разбирая, что именно она одобряет. К чёрту! К чёрту! Как в старые добрые времена! Как когда не было никакого КПП! Как до Великой Депрессии! Всё одобрить! Всё!
Но, как и всё хорошее, поток документов закончился, и чиновница, наконец, смогла продохнуть.
– Так как же так получилось, что у вас так холодно-то, внученька? Вы ведь такая добрая…
Зашелестел ящик стола.
– Так потому и холодно бабушка, что добрая я слишком. Есть такая песня у "Машины времени". То-от был умней, кто свой огонь сберёг. О-он обогреть… других уже не мог. Но без потерь… дожил до тёплых дней.
На белом листе бумаги, под скрип ручки начали проявляться неровные синие буковки. Из-за холода и перчаток почерк изрядно страдал, но, если приглядеться, можно было разобрать текст.
“Выдать предоставительнице сего 1000 (одну тысячу) рублей 00 копеек наличными”
Хлопок возвестил о появлении очередной зелёной надписи “одобрено”.
Чиновница аккуратно, чтобы посетительнице было удобней забирать проштампованные корочки, собрала их в стопочку и вновь поместила в специализированный жестяной ящик.
– Вот… забирайте… проходите дальше… не забудьте предъявить бумаги охране. Вас проведут.
– Спасибо тебе, доченька. Спасибо.
Походка у Благодарности Людмиловной была такая же шаркающая, как и у её товарки, Милостыни Людмиловны, с которой те были похожи, как две капли воды. Только цвет головного платочка отличался. Точно также, как и предыдущая просительница, эта старушенция покинула КПП, и вновь оставила чиновницу в одиночестве.
И вновь пара мгновений тишины, но… Совесть решила отступить от протокола. Она нажала жёлтую кнопку. Эффект не заставил себя долго ждать: тут же в помещение вошли двое из ларца, абсолютно разные с лица.
– Проблемы с посетительницей? М-м-м… а где бабуля? – с ходу полюбопытствовала Брезгливость Денисовна, но оглядевшись, никакой бабули не увидела. Зато смогла разглядеть что-то другое. – Совесть? Совесть Денисовна? Вы плачете?
– Это… хорошие слёзы. Я вас отпускаю. Сегодня вы мне не понадобитесь.
– Уверены, Совесть Денисовна? – с подозрением спросил Раздражение Денисович. – Мы же тут не просто так стоим.
– Совершенно не уверена, товарищи. Совершенно, но… – чиновница утёрла глаза рукавом бушлата и скосила взгляд в сторону термометра. Шкала стабильно, прямо на глазах, ползла вверх. Совсем, как при растопке горнил афедроновых, только не в кредит. Это особое тепло. Тепло, рождающееся, когда Сердце Денисовна получает уникальное душевное топливо. Такое, каким был тот ворох несчастных старушечьих бумажек. – Совершенно не уверена. Я хочу сегодня снова поработать, как тогда. В Старые Времена. До Великой Депрессии. Отдыхайте.
– Пойдём, Раздражение Денисович, – взяла за локоть своего товарища Брезгливость. – Всем нам иногда хочется вернуться в те времена. Это ведь всего на один вечер. Пойдём. Совесть Денисовна это заслужила.
Долговязый молча кивнул. И вот, спустя всего пару секунд, на КПП снова стало тихо.
Пара мгновений тишины. Пара строчек записей. И всё по новому кругу.
Но слегка иначе. Тугую квадратную красную кнопку с видимым усилием вдавил тоненький бледный пальчик. Без перчатки.
– Следующий!