Современный Крез. Дом Ротшильдов и его обитатели

От железнодорожных концессий к промышленной империи

Государственный переворот Луи-Наполеона Бонапарта во Франции 2 декабря 1851 года, превративший вскоре принца-президента в императора Наполеона III, а Вторую республику — во Вторую империю, был встречен французской ветвью Ротшильдов без особого энтузиазма. Они опасались, что Наполеон III может вспомнить о весьма сомнительных услугах, оказанных его дяде — Наполеону I основателем банкирской династии. Финансовым операциям Ротшильдов, устойчивости кредита угрожали внешнеполитические авантюры Наполеона III, который мечтал затмить славу своего воинственного предка.

Эпоха Второй империи совпала с периодом промышленной революции в континентальной Западной Европе, бурным ростом машинной индустрии, железнодорожного строительства. Под сенью сначала республики, а затем империи к власти рвалась новая, ранее ущемленная фракция господствующего класса — промышленная буржуазия. Она все бесцеремоннее и успешнее теснила традиционную финансовую аристократию, устои господства которой были чувствительно поколеблены кризисом их прежних покровительниц — полуфеодальных монархий Европы. Глубокий сдвиг соотношения сил различных групп в правящей верхушке западноевропейских стран заставил представителей дома Ротшильдов срочно перестраивать свое старомодное жилище. Эта перестройка заняла около ста лет и заканчивается только на наших глазах, во второй половине XX века.

Уже в 30-х годах XIX столетия представитель австрийской ветви Ротшильдов Соломон обратил внимание на исключительную прибыльность новых способов обогащения, выходивших далеко за рамки обычной эмиссии государственных займов или кредитования торговых сделок: вложений капитала в горнодобывающие предприятия и обслуживающий их транспорт — не только морской, но и железнодорожный, представлявший собой в те времена еще малоизвестную новинку. По совету своего лондонского брата — Натана, имевшего возможность в индустриальной Англии своими глазами убедиться в доходности железных дорог, Соломон основал первое в Австрии акционерное общество железных дорог «имени императора Фердинанда». Оно должно было связать Вену с промышленным бассейном Моравы. Однако в отсталой Австрии дело подвигалось туго — соперничество других капиталистов, отсутствие опыта затянули строительство на 20 лет (до 1858 года) и сильно удорожили его.

По-иному сложились аналогичные опыты французского Ротшильда — Джеймса. Сначала недоверчивый старый барон лишь разнюхивал, насколько верным будет новое дело, поддерживая довольно ограниченными средствами строительство коротких железнодорожных веток Париж — Версаль, Авиньон — Марсель, предпринятое братьями Талабо. Наконец в 1845 году он решил, что время разведки прошло: Францию захлестнула железнодорожная лихорадка. Стремясь нажить на ней как можно более жирный куш, Джеймс Ротшильд воспользовался покровительством короля Луи-Филиппа, досиживавшего на троне последние годы, чтобы отхватить себе самую выгодную концессию — на строительство линии Париж— Лилль — бельгийская граница с ответвлением к крупному порту Дюнкерк. Эта линия должна была связать столицу Франции с крупнейшим быстро растущим промышленным районом.

10 сентября 1845 года королевский ордонанс утвердил создание «Компани дю шмен де фер дю Нор» («Общество северных железных дорог») с акционерным капиталом 200 миллионов золотых франков — одной из основных баз финансового могущества французских Ротшильдов. В административный совет компании вошли помимо председателя Джеймса Лайонел и Натаниэл — сын и внук главы лондонской ветви Натана, английские и французские банкиры, являвшиеся как союзниками, так и соперниками Ротшильдов (д’Эйиггаль, Перейр, Лаффит, Оттенге, Малле, Миллз, Баринг и другие). Подобный хитроумный шахматный ход не раз применялся Ротшильдами, стремившимися заранее обезвредить опасного конкурента предложением известной доли в своих делах. За постройкой Северной железной дороги последовало приобретение Джеймсом Ротшильдом каменноугольных предприятий в Бельгии, снабжавших топливом паровозы, и участие его в создании механических мастерских в Батиньоле.

Следует отметить, что сам по себе факт участия австрийских или французских Ротшильдов в железнодорожном строительстве еще отнюдь не означал их разрыва с традициями и практикой «высоких банков» (типичными представителями которых являлись, кстати, компаньоны Джеймса — протестантские банкиры Оттенге и Малле). «Подобно тому как господствующий класс эксплуатировал государственные расходы вообще и государственные займы, он эксплуатировал и постройку железных дорог,— писал К. Маркс.— Палаты сваливали главное бремя издержек на государство, а спекулировавшей финансовой аристократии они обеспечивали золотые плоды. Всем памятны скандалы в палате депутатов, когда случайно обнаружилось, что все депутаты большинства, включая и часть министров, были заинтересованы в качестве акционеров в тех самых железнодорожных строительствах, которые они потом в качестве законодателей заставляли производить на государственный счет... Малейшая финансовая реформа разбивалась о противодействие банкиров... Разве смело государство сокращать те свои источники дохода, из которых должны были уплачиваться проценты по его все растущему долгу?»

Железнодорожное строительство производилось за государственный счет, но государству доставались при этом одни убытки, а частным компаниям — прибыли. Предприниматели производили земляные работы, казна поставляла им рельсы, шпалы, подвижной состав в кредит, после чего владельцы расплачивались с государством из прибылей от эксплуатации соответствующей дороги в течение определенного срока. При этом работы, произведенные компаниями, оценивались ими втридорога, долг их казне — наоборот, с явным занижением, кредит они получали, по сути дела, даровой, а погашение его оказывалось полуфиктивным, так как на первых порах введенные в эксплуатацию дороги приносили минимальную прибыль, а то и вообще функционировали в убыток.

Однако вступление на почву машинной индустрии рано или поздно не могло не повлиять и на чисто банковские операции дома Ротшильдов. Произошло это не сразу — понадобилось полтора десятилетия ожесточенной борьбы против сильных и опасных соперников, из которой Ротшильды в конце концов вышли победителями.

Вызов самым могущественным торговцам капиталами Европы бросили их прежние младшие компаньоны по железнодорожному строительству — братья Перейр. В 1852 году они создали в Париже банк «Креди мобилье», призванный осуществлять операции с государственными ценными бумагами и финансировать промышленные предприятия (железные дороги, металлургию и т. д.) как во Франции, так и в других европейских странах.

Деятельность братьев Перейр встретила благосклонную поддержку со стороны Наполеона III, ярыми приверженцами которого они издавна являлись: тщеславный император любил показать себя покровителем промышленности, торговли, инициатором «социальных реформ». Организаторы «Креди мобилье» выступали на сцену под лозунгами решительного разрыва с традиционной политикой и методами Ротшильдов — высоким процентом при финансировании промышленности, ориентацией в первую очередь на солидных вкладчиков — крупных землевладельцев, торговцев, предпринимателей, способных приобрести ограниченное число весьма дорогих акций, ревнивым сохранением в руках семейной династии банкиров полной собственности на львиную долю основного капитала. Братья Перейр сделали ставку, напротив, на низкий банковский процент для вложений в промышленность. Средства для этого они надеялись изыскать путем массового выпуска на денежный рынок сравнительно недорогих акций для представителей средней и даже мелкой буржуазии, зажиточного крестьянства, а контроль над банком сохранить в своих руках с помощью довольно небольшого портфеля акций, рассчитывая на то, что масса остальных мелких акционеров останется бессильной и безгласной ввиду ее распыленности, неорганизованности. Впоследствии подобные методы приобрели чрезвычайно широкое распространение, ибо огромные масштабы капиталовложений, требуемые современной индустрией, делают необходимой мобилизацию средств не только узкого круга финансовой аристократии, но и самых широких слоев населения (будь то через бюджет посредством государственной налоговой системы или через денежный рынок путем выпуска различных видов ценных бумаг, доступных мелким вкладчикам). Однако в середине прошлого столетия затея братьев Перейр еще казалась опасной авантюрой.

Семья Ротшильдов серьезно встревожилась. Джеймс Ротшильд направил императору Наполеону III длинный меморандум, предостерегая от опасностей, которыми, по его мнению, было чревато создание «Креди мобилье». Но отношения между императорским двором и домом № 21 по улице Лаффита, где обосновался банк «Ротшильд фрер» («Братья Ротшильды»), были гораздо прохладнее, нежели во времена короля Луи-Филиппа. В борьбе против соперников Ротшильдам приходилось рассчитывать прежде всего на собственные силы. Им удалось привлечь на свою сторону большинство заправил «высоких банков», встревоженных появлением неожиданных и непривычных конкурентов, против которых были пущены в ход все хитроумные средства биржевой тайной войны. В конце концов братья Перейр, запутавшиеся в собственных спекуляциях на земельных участках, прогорели и обанкротились. Такая же судьба постигла другой банк, бросивший несколькими десятилетиями спустя вызов наследникам Мейера-Амшеля Ротшильда, — «Юнион женераль»: оперируя деньгами от сотен и тысяч вкладчиков, эти банки чересчур зависели от колебаний конъюнктуры, тогда как «высокие банкиры» опирались в первую очередь на гигантские собственные капиталы.

Тем не менее борьба с соперниками не прошла для Ротшильдов даром. Прежде всего, они волей-неволей должны были потесниться и сдать определенные позиции своим союзникам — другим «высоким банкирам», без помощи которых им вряд ли удалось бы устоять. В конце XIX и начале XX века партнеры Ротшильдов не раз сколачивали против них мощные блоки (консорциумы), заставляя их идти на уступки и делить барыши от наиболее прибыльных операций с государственными займами и железными дорогами, в которых раньше Ротшильды чувствовали себя полными хозяевами. Так было, в частности, с займами, выпущенными французским казначейством для погашения контрибуции размером в 5 миллиардов золотых франков, которую Франция, потерпевшая поражение во франко-прусской войне 1870—1871 годов, должна была выплатить Германии. Там, где Ротшильды пытались обойти всех остальных «высоких банкиров» и действовать в одиночку, их ждали отныне крупные неприятности.

Так постепенно старинная фамильная фирма, долгое время тщательно оберегавшая свои дела от вторжения посторонних, оказалась перед необходимостью сращивания с другими, образования современной банковской группы, участники которой были тесно связаны не только личными, семейными, родственными узами, но и чисто деловыми отношениями. При этом нередко случалось, что те или иные компании, сотрудничавшие с Ротшильдами в одних операциях, соперничали с ними в других.

Другим, еще более важным следствием жестоких боев с «Креди мобилье», «Юнион женераль» и другими банками новой формации явилось существенное изменение самого характера деятельности Ротшильдов. Продолжая оставаться типичными «высокими банкирами» старого пошиба, полностью сохраняя традиции дома, выросшего из средневековой меняльной конторы благодаря ростовщическим операциям с государственными ценными бумагами, они все чаще принимали на вооружение новые, не испытанные прежде способы выколачивания прибыли, которые применялись их предприимчивыми конкурентами. Без активного применения этих новых способов победа в беспощадной борьбе с соперниками была немыслима даже с грандиозным личным состоянием Ротшильдов, их вековым опытом, изворотливостью и политическими связями.

Наиболее заметным новшеством в развитии банковского дела в Западной Европе на пороге XX столетия было появление так называемых «деловых банков», которые, в отличие от старых, депозитных, занимались не столько денежными делами богатых людей и целых государств, сколько кредитованием промышленности. Начав с железных дорог, Ротшильды рано или поздно должны были пойти по этому пути и заняться непосредственно различными отраслями индустрии. Выше уже упоминалось об угольных шахтах в Бельгии, снабжавших топливом ротшильдовскую компанию Северных железных дорог. Однако продолжать проникновение в угледобычу, черную металлургию, машиностроение оказалось делом трудным и хлопотным: там уже давно и прочно окопались могущественные угольно-стальные магнаты. По-иному обстояло дело в области добычи цветных металлов, производство которых в прошлом столетии было довольно ограниченно и раздробленно. Чувствуй, что этой отрасли принадлежит блестящее будущее, Ротшильды решили обратить на нее самое пристальное внимание.

Как и в железнодорожных делах, зачинателем здесь оказался представитель австрийской ветви — Соломон, который скупил ртутные рудники на Балканах. Его примеру последовала французская ветвь в лице сына Джеймса — Альфонса, который приобрел в 1870 году у задолжавшего ему испанского правительства исключительное право на скупку ртути из рудников в Альмадене сроком на 30 лет. В 1896 году контракт был продлен. Между тем добыча только на этих рудниках составляла в момент заключения контракта 41 % мирового производства жидкого металла. Вместе с добычей на балканских рудниках Ротшильды установили фактическую абсолютную монополию на рынке ртути. Проникновение Ротшильдов в испанскую экономику значительно облегчалось тем, что они осуществляли, по сути дела, безраздельный контроль над железнодорожной линией Мадрид — Сарагосса — Аликанте.

Аппетит, как известно, приходит во время еды. Поскольку в одних и тех же рудах, как правило, содержатся различные цветные металлы, Ротшильды решили не ограничиваться только ртутью. В 1881 году было объявлено о создании акционерного общества «Пеньяройя» со скромным основным капиталом в 5 миллионов франков (в 1917 году он увеличился до 73 миллионов, в 1935 году — до 309 миллионов). Начав с добычи свинца и серебра в Испании, трест «Пеньяройя», контролируемый семейством Ротшильдов в союзе с представителями «высоких банков» Мирабо, металлургических концернов Эмбером де Ванделем и другими, раскинул свои щупальца по всей Европе: во Франции, Италии, Греции, Австро-Венгрии, забрался в Северную Африку (Тунис) и даже в далекую Латинскую Америку (Аргентина). В сфере его деятельности — цинк, сера, серная кислота, суперфосфаты, уголь, электроэнергия.

Третья промышленная опора Ротшильдов в горнодобывающей индустрии, созданная в 1873 году, также на испанской земле, называлась «Рио Тинто». Это были шахты пиритов — богатейшего сырья для выплавки меди, скупленные за бесценок у испанской короны лондонской ветвью дома Ротшильдов (на паях с другой британской компанией, «Мэтисон»).

Наконец, четвертым главным оплотом могущества дома в области добычи и выплавки цветных металлов явилось акционерное общество «Ле Никель», об интересах которого достаточно красноречиво говорило само его название. Компания «Ле Никель», созданная в Париже в мае 1880 года, увеличивала свой основной капитал не менее стремительно, чем «Пеньяройя»: с 6,25 миллиона франков до 15 миллионов в 1908 году и до 224,4 миллиона в 1939 году. Наиболее крупные ее рудники были расположены на другом конце света — на острове Новая Каледония, являвшемся колониальным владением Франции. Хотя в числе основателей «Ле Никель» ни один из членов семьи Ротшильдов формально не значился, фактически она полностью контролировала никелевый трест через подставных людей, служивших в компании «Пеньяройя» или на других ротшильдовских предприятиях.

Поскольку значительная часть рудных богатств, эксплуатировавшихся Ротшильдами, находилась в далеких тропических странах, «высокие банкиры» не могли не обратить пристального внимания на проблему доступа к ним — как физического, так и политического. Этим объясняется вторжение Ротшильдов в область речного и морского судоходства. Так родились судоходные ротшильдовские компании (обслуживавшие океанские порты Дюнкерк, Кале, Касабланка, судоходство по Рейну), а впоследствии также судостроительные верфи (Касабланка), крупнейшая компания по производству оборудования для судостроительной промышленности и т. д.

С другой стороны, дом Ротшильдов живо заинтересовался проблемами колониальной политики. Выше уже упоминалось о роли, которую сыграл Джеймс в захвате Алжира войсками французского короля Карла X. Впоследствии один из близких к Джеймсу промышленников давал своему агенту, отправлявшемуся в завоеванный Алжир, следующую красноречивую инструкцию: «Ваша задача — указать, каковы наиболее выгодные дела, точно определить место, размеры, транспортные возможности и общие шансы эксплуатации, характер и качество полезных ископаемых, их прошлое, но главным образом их будущее». Центральным пунктом соприкосновения судоходно-транспортных и колониальных интересов Ротшильдов явилась пресловутая Всеобщая компания Суэцкого канала. После окончания строительства канала акции компании находились в основном в руках французских капиталистов и египетского хедива. Когда хедив в 1875 году попал в затруднительное финансовое положение и решил продать свою долю, лондонский Ротшильд — Лайонел ссудил огромную по тем временам сумму британскому правительству во главе с Дизраэли (лордом Биконсфильдом), что позволило англичанам захватить контроль над каналом и использовать его в 1882 году для оккупации всего Египта. В обмен на свои услуги Ротшильды получили не только часть акций, но и, что еще важнее, ряд ключевых постов в административном совете компании, а сын Лайонела Натаниэл — давно вожделенный титул лорда. Некоторое время спустя английские Ротшильды финансировали зловещую деятельность известного авантюриста Сесиля Родса, силой и обманом распространившего британское колониальное владычество на Южную и Восточную Африку с ее богатейшими залежами меди, кобальта, золота, алмазов.

Немалые интересы обитатели дома Ротшильдов приобрели также в акционерных обществах по добыче южноафриканских алмазов, бакинской нефти (в содружестве с небезызвестным шведским промышленником — изобретателем динамита Нобелем), в угольных шахтах и цементной промышленности юга царской России и т. д.

Так постепенно вырисовывались контуры грандиозной финансово-промышленной империи Ротшильдов. На первый взгляд кажется, что ее причудливые очертания, подобно империям древних завоевателей, определялись не какими-либо объективными факторами, а попросту случайными превратностями битв с соперниками. Спекуляция государственными ценными бумагами, размещение международных займов, поставившие казначейства ряда европейских государств в зависимость от Ротшильдов, открыли перед ними возможность наживы на финансируемом из казны железнодорожном строительстве. Это, в свою очередь, толкнуло к прибыльным промышленным капиталовложениям в новые отрасли, где еще не успели закрепиться старые предпринимательские династии,— в добычу руд и производство цветных металлов, в морской транспорт. Все более широкое применение железными дорогами и судами жидкого топлива заставило Ротшильдов заняться нефтью (тем более, что их позиции в экономике богатых нефтью колоний и стран, зависевших от французского империализма, были весьма прочны).

И все же в эволюции дома Ротшильдов на протяжении полутора столетий есть вполне определенная внутренняя логика. Силой вещей чудовищно разбухший банковский капитал сливался и сращивался с промышленным, перерастал национальные границы, устремлялся в другие страны, прежде всего слаборазвитые. Промышленный капитал проделывал тот же путь. «Концентрация производства; монополии, вырастающие из нее; слияние или сращивание банков с промышленностью — вот история возникновения финансового капитала и содержание этого понятия», — писал В. И. Ленин в своей работе «Империализм, как высшая стадия капитализма». История дома Ротшильдов явилась одним из ярких подтверждений этих слов.

Вступление капитализма в период империализма означало резкое усиление милитаризма, военной опасности, развязывание империалистических войн: закончив территориальный раздел мира, монополии готовились к вооруженным схваткам за его передел. В этих условиях характер как банковских, так и промышленных интересов Ротшильдов приобретал особый смысл. Постепенное ослабление австро-германской ветви дома выдвинуло на первый план его парижский и лондонский филиалы, чье родство послужило одной из финансовых основ англо-французского «Сердечного согласия» (Антанта). Задолженность царской России французским банкирам-ростовщикам облегчила военное соглашение Парижа с Петербургом. А цветные металлы, нефть оказались в числе важнейших видов военно-стратегического сырья, цены на которые становились тем выше, чем больше обострялась международная обстановка, чем сильнее пахло военной грозой в воздухе Европы. Недаром в компании «Ле Никель» вместе с Ротшильдами принимала участие известная английская фирма по производству вооружений «Виккерс санз энд Максим К⁰ лимитед», а в других предприятиях ротшильдовской группы — французский торговец пушками Шнейдер!

Миф о Ротшильдах-«миротворцах» разлетелся вдребезги на залитых кровью, изрытых осколками, опутанных колючей проволокой полях сражений двух мировых войн. Не лишне отметить, что во время мировой войны 1914—1918 годов французские Ротшильды (демонстративно отказавшиеся от титула австрийских баронов, чтобы подчеркнуть свой «патриотизм») продолжали активно торговать свинцом через компанию «Пеньяройя». Этот свинец доставлялся из Испании в Швейцарию, где его скупал немецкий партнер «Пеньяройя» — компания «Металге-зеллыиафт». Аналогичные операции проводила рот-шильдовская компания «Ле Никель», снабжавшая «Металгезеллыиафт» стратегически ценным металлом через посредничество американских компаний «Интернейшнл никел К⁰» и «Америкэн метал лимитед». Ротшильды — придворные банкиры XVIII века, биржевые спекулянты и международные ростовщики начала XIX века бесповоротно отошли в прошлое. Их старомодный семейный дом окончательно превратился в ультрасовременную цитадель военно-колониального империализма XX века.